На Калужской заставе, примерно в том месте, где теперь находится выход из станции метро Октябрьская, стоял несусветный гомон. Городские ворота были надежно заперты, ни в город, ни из города никого не выпускали. Озверевшие стрельцы метались в толпе, раздавали зуботычины и ругались сакраментальными словами тюркского и угорского происхождения Я на коне врезался в толпу, поймал за шкирняк какого-то стрельца и, наклоняясь с лошади, крикнул:
— Где сотник?
Стражнику такое с собой обращение не понравилось, он попытался вырваться, показать, что он не просто так, а начальство. Однако я еще не отошел после недавней безобразной вспышки, без разговоров дал ему в ухо и повторил вопрос.
— Там, — указал он рукой куда-то в строну.
— Веди, пес смердящий! — заорал я. — Зарублю!
Стрелец сразу понял поставленную задачу, в свою очередь начал кричать, размахивать руками, разгоняя толпу, и быстро довел меня до дежурки. Там на лавке, обхватив голову руками, сидел его начальник.
— Кто убил стрельцов? — закричал я с порога.
Сотник вздрогнул, отпустил голову и поднял на меня мокрые от слез глаза.
— Не знаю, какой-то мальчишка, — убитым голосом ответил он.
— Рассказывай толком! — безапелляционным тоном потребовал я. — Кто, как, когда?!
— Евсей Демин остановил какого-то мальчишку, а тот вдруг вырвал у него кинжал, и прямо в сердце. Тут наши бросились его ловить, и вон что получилось…
— Где мальчишка?
— Где, где?.. Спешил всадника и ускакал на его лошади!
— Мальчишке лет десять? — уточнил я.
— Не видел я его, но, говорят, маленький. Ну, если я его поймаю!
— Погоню за ним послали?
— Нет, какая там погоня, когда столько людей погибло. И как я теперь их родне в глаза смотреть буду…
— На какой лошади он ускакал?
— Иван, на чем пацан ускакал? — спросил он помощника.
— На каурой кобыле, — ответил тот.
— В чем был одет?
— Как водится, рубаха, портки, шапка вроде.
— Давно это случилось?
— Да побольше часа прошло.
— Вели открыть ворота, — приказал я сотнику. — Как же вы его упустили?!
— Да кто же знал, что такое будет, — уныло ответил он и приказал тому же Ивану: — Иди, пропусти боярина.
На заставе мы с Кнутом потеряли минут двадцать. Зато как только выехали за ворота, сразу погнали лошадей галопом. Теперь начиналось самое сложное, искать иголку в стоге сена. Куда мог направиться Верста, я не представлял даже теоретически. Русь велика, а мозгов ему было не занимать. Предположить можно было только одно, что какое-то время он предпочтет в город не возвращаться, попытается отсидеться подальше от озверевших стрельцов. То, что он не поменял платье, могло иметь две причины, или он остался без денег, или продолжает прикидываться ребенком. Однако маленький мальчик, один, да еще на оседланной лошади, не мог не обратить на себя внимания.
Я начал присматриваться к встречным, выбирая среди них дальних. Остановил какой-то обоз.
— Мальчишку на каурой кобыле не встречали? — спросил первого возчика.
— Видел, чумазый такой, — ответил он.
— Почему чумазый? — не понял я.
— Весь в пятнах, будто красильщик. Да я его не разглядывал, видел-то мельком.
— Давно?
— Порядком… С час, поди, назад, а может, чуть поменьше.
Я поблагодарил, и мы поскакали дальше. Кажется, наши лошади оказались резвее его кобылы, если мы сумели так быстро сократить расстояние. Пока погоня проходила без осложнений. Минут через двадцать я вновь остановил встречный обоз. И тут возчики обратили внимание на странного, одинокого всадника.
— А что, неужто простой мальчишка справился со стрельцами? — спросил Ваня, не понимая, зачем мы стараемся догнать какого-то пацана.
— Он не мальчик, а взрослый мужчина и вчера убил Алексия, — ввел я его в курс дела.
— Как? Нашего батюшку убили?! — вскрикнул паренек. — Не может быть!
— Может. Он и нас убьет, если не побережемся. Если мы его догоним, и со мной что-нибудь случится, беги от него без оглядки.
— Как можно батюшку убить? — глупо повторил Кнут, обгоняя меня, чтобы заглянуть в глаза — вдруг я пошутил.
— Эй, добрый человек, — окликнул я встречного мужика, — не встречали мальчика на каурой кобыле?
Однако на этот раз нам не повезло, тот Версту не видел.
— Может, свернул куда, — пожал плечами крестьянин.
Сворачивать куда было, но я не запаниковал, что упустил гаденыша. Хотя крестьянин мог его просто не заметить. Мы дождались следующей подводы. Этот возчик оказался внимательным и обстоятельным человеком.
— Видел какого-то мальца, только на гнедом жеребце. А на кобыле не видел. Сам из себя маленький, а кафтан ему не впору. Ты про него, что ли, спрашиваешь?
— А не запомнил, какой он с лица? — начиная терять терпение, поторопил я мужика.
— Да как же запомнишь? — удивился он. — Когда тот несся, как на пожар! Глянул он, правда, в мою сторону.
— Ну! — закричал я.
— Не нукай, не запрягал. Лицо как лицо, только цвет, как будто желтухой болеет. Да ты куда поскакал, оглашенный! Стой, я еще не все сказал! — крикнул он мне вдогонку.
Кажется, мой противник начал запутывать следы. Откуда у него взялся жеребец и кафтан, догадаться было нетрудно. Я очередной раз ударил пятками и так идущего размашистым галопом донца. Тот укоризненно мотнул головой, но ход прибавил. Судя по всему, Версту мы почти достали. И если ему не попалась очень хорошая лошадь, то догоню я его непременно. Донец шел бесподобно, видимо, отъелся на царских овсах и теперь с удовольствием растрясал жирок. Начал отставать Ваня, он все подхлестывал своего скакуна, но тот явно не мог тягаться с донцом.
Дорога впереди была пуста, как результат закрытого с утра выезда из Москвы. Поэтому я издалека увидел пасущуюся на обочине рыжую, с черным хвостом лошадь. Ко всему прочему, она оказалась еще и оседлана.
— Кажется, сегодня не его день, — подумал я о Версте, — хорошо бы, если мой. Я остановился и соскочил с жеребца. Тотчас бросаться разыскивать врага я не собирался. Сначала приготовил оружие. К сожалению, времени на это ушло много: пока раздул огонь и подпалил фитили у пистолетов. Подъехал на запыхавшейся, мокрой о пота лошади, Ваня Кнут.
— Оставайся здесь, — приказал я, — если я не вернусь или увидишь любого мальчишку, сразу же уезжай.
— Может быть, и я на что-нибудь сгожусь, — обиженно сказал он. — Я уже не маленький!
— Все потом, — рассеяно ответил я, прикидывая, куда мог спрятаться Верста. И тут осенило. — Влезь на дерево и посмотри, может быть, его сверху увидишь!
Мальчик легко вскарабкался на растущее возле дороги дерево:
— Вижу, мальчишка идет по полю! — крикнул он, показав направление рукой.
— Далеко?
— Не очень.
— Хорошо, жди, — сказал я и пошел в указанном направлении.
Приближалась звездная минута. Как ни странно, никакого волнения, тем более страха, не было, одна только холодная ярость. Я миновал кусты, за которыми начиналось ячменное поле. Безжалостно ступая по низким еще побегам, чего не позволил бы себе никакой крестьянский мальчишка, прямиком по ячменям шел Верста с прутиком в руке. Он размахивал им, как всякий нормальный ребенок, точно так, как делал это вчера, приближаясь к бане. Я быстро пошел за ним следом. Расстояние между нами сокращалось. Он все так же беззаботно размахивал своим прутом и не оборачивался. Я прибавил шаг и почти его нагнал. Между нами осталось метров двадцать. Я остановился, поднял пистолет, досыпал на полку порох и прицелился в худенькую спину. Никаких патетических слов я говорить не собирался, как и стыдить, проклинать или объявлять смертный приговор, Спокойно прицелился и нажал на спусковой курок. Короткий рычажок прижал фитиль к полке. Вспыхнул порох и прогремел выстрел.
Мальчишка каким-то образом отскочил на два шага в сторону и теперь уже стоял, повернувшись ко мне лицом. В его маленькой руке был зажат готовый к броску кинжал. Однако расстояние между нами было достаточно велико, и он его не кинул, молча смотрел на меня раскосыми, то ли китайскими, то ли японскими глазами. Они действительно чем-то напоминали буравчики. И лицо у него было каким-то желтоватым.
Я переложил в правую руку заряженный пистолет и опять начал целиться. Верста, не двигаясь, наблюдал за мной, видимо, готовый к противодействию.
— Ниндзя! — закричал я и нажал на спуск.
В бесстрастном лице Версты что-то дрогнуло. Он взмахнул рукой, и я увидел, как, переворачиваясь в воздухе, в меня летит кинжал. Летел он совсем медленно, как будто при замедленной съемке. Однако мне было понятно: что-то сделать, отклониться я не успеваю. Я все-таки попытался броситься в сторону, но почувствовал удар и послышался противный треск рвущейся мышечной ткани. И я упал на спину.
«Кажется, все кончено», — еще успел подумать я, проваливаясь в черноту.
— Ну, вот и все, — сказал женский голос, — даст Бог, выживет.
Я открыл глаза. Над головой оказалось не чистое небо, а обыкновенный деревянный потолок. Я хотел повернуть голову, но она не послушалась, лежала на подушке тяжелая, как кусок чугуна. Тогда я просто скосил глаза. Сначала увидел окно. Оно было непривычно большое, застекленное прозрачным стеклом, отчего в комнате было непривычно светло.
— Что это еще за диво дивное? — подумал я. — Неужели это рай?
Потом перевел взгляд и понял, что все еще нахожусь на грешной земле, на меня во все глаза смотрел мой оруженосец Ваня Кнут. Он был точно таким же, как тогда, когда мы расстались на дороге.
— Хозяин, — сказал он одними губами, — ты его все-таки убил.
Я хотел из вежливости поинтересоваться, кого я убил, но раздумал, это меня почему-то совсем не заинтересовало.
Потом я увидел старую женщину. Она неподвижно стояла перед постелью и в упор смотрела на меня. У нее было красивое лицо с тонкими чертами и увядшей кожей. Это был тот случай, когда старость не обезображивает человека, а, напротив, показывает красоту души.
«Какой она, наверное, была красавицей в молодости», — подумал я.
Женщина невесело улыбнулась и ответила:
— Не знаю, была ли я красивой, но тебе, кажется, нравилась.
Меня ударило током.
— Кто вы? — напрягая все силы, спросил я. Вместо голоса послышался неприятный свист.
— А вот расскажешь, чем кончился сериал «Любовь и тайны Сансет-Бич», тогда, может быть, и скажу.
— Аля! — прошептал я и потерял сознание.
Этой красивой старухой была моя потерянная во времени жена.