Крапленая обойма

Глава 9

«Ремингтон» с громким стуком упал на пол.

Лаврентьев подхватился и едва не вывалился из кресла. Сон его-таки сморил. Хотя он и вознамерился было всю ночь бодрствовать возле своего пациента.

Психоаналитик тут же уставился на Фомина. Тот спал на диване. Шум на него никак не подействовал. Вполне здоровый сон не вполне здорового человека.

Лаврентьев почувствовал, как у него в груди мелко застучало сердце, словно он только что пробежал стометровку. Врач поднял оружие и вновь уставился на Фомина. Надо же, пронеслось у него в мозгу, оказывается, это у доктора не в порядке нервы, а не у его пациента. Вывод несколько смутил Лаврентьева. Он поднялся и потянулся, отгоняя остатки неспокойного сна.

Занимался рассвет. И лучи солнца уже проникали в комнату через окно. Лаврентьев потер лоб. В голове было как-то туманно, и психоаналитик решил, что лучше было либо спать нормально, либо не спать вообще. Седуксенчика бы сейчас шарахнуть, тут же возмечтал он. Но спасительного лекарства рядом не было. А то, которое имелось у Фомина, бог знает где хранится.

Лаврентьев еще раз взглянул на хозяина особняка, поморщился и зашагал по комнате, держа в одной руке «Ремингтон». Будить пациента он не решился. Что-то сдерживало его, хотя и было желание; нечто иное, более сильное, заставляло Лаврентьева воздержаться от исполнения этого желания. Никуда пациент не денется.

Дверь на веранду была приоткрыта – Фомин, когда вернулся, не закрыл ее плотно. Лаврентьев взялся за ручку и, прежде чем плотно закрыть дверь, выглянул на веранду, как бы проверяя, что там все в порядке. Дверь он не захлопнул, не успел это сделать. На веранде никого не было. Однако кое-что привлекло его внимание. Возле самого порога, по правую сторону от двери, у стены стояла сумка. Кожаная спортивная сумка.

Лаврентьев нахмурился. Он мог поклясться, что, когда входил в дом, сумки у двери не было. Он обязательно обратил бы на нее внимание. Она ведь стояла едва не на проходе. Значит, вчера вечером ее здесь не было. Когда же она появилась?

Долго размышлять психоаналитику не пришлось. Ответ напрашивался сам собой: только Фомин мог принести эту сумку. Он оставил ее на веранде, не желая вносить внутрь. Почему? Потому что в комнате кто-то был. Психоаналитик. Фомин не желал показывать сумку Лаврентьеву. Почему?

Врачу эти выводы показались сущим бредом. Фомин был болен. А здесь, получается, он размышлял здраво... Лаврентьев вдруг разозлился на себя. За то, что не может разобраться ни в чем. Ни в своей жене, ни в пациенте. Он стоял, как столб, возле раскрытых дверей и смотрел на сумку. Ей было здесь не место. Она посеяла тревогу. И родила еще одну загадку. Которых и так было предостаточно.

Лаврентьев дернул головой. В эту минуту ему вообще ни о чем не хотелось думать. Это было в принципе легко сделать, если бы не сумка. Она не могла исчезнуть. Не могла испариться. Это был вполне материальный предмет.

Диван заскрипел. Лаврентьев оглянулся и машинально приподнял ствол оружия. Фомин слегка пошевелился и вновь затих, сладко посапывая. Вот псих! Спит, словно ничего и не случилось, словно все хорошо. Хотя, может, для него и хорошо. Только для Лаврентьева хорошего ничего не было. Наоборот. Все было прескверно. Того, что он хотел заполучить, у Фомина не было. Во всяком случае, тот так сказал.

Лаврентьев перевел взгляд на сумку и поднял ее, после чего закрыл дверь и прошел к столу. Положил на стол «Ремингтон». «Молния» раскрылась легко. Лаврентьев удивленно заморгал глазами. А затем с еще большим удивлением стал вытаскивать содержимое сумки.

Приклад, ствол, оптический прицел... Лаврентьев сразу сообразил, что это за детали. Дальше, завернутые в тряпку, лежали более мелкие предметы, предназначения которых Лаврентьев не знал. Но в том, что все это – детали оружия, он не сомневался.

Врач повел носом. От деталей исходил некий специфический запах. А вернее, от одной. От ствола. Он приподнял его и поднес поближе к носу. Так и есть – запах пороха.

Лаврентьев вернул ствол на стол. Из разобранного на данный момент оружия недавно стреляли. Лаврентьев поежился, словно целили именно в него.

– Вы последовали моему совету, доктор?

Лаврентьев едва не подпрыгнул на месте. Все тело будто пронзило током. Он присел, словно намереваясь юркнуть под стол, а затем резко приподнялся.

Фомин лежал на спине на диване, скрестив на животе руки, и смотрел на психоаналитика, слегка повернув голову. На его губах блуждала загадочная улыбка.

Лаврентьев плюнул себе под ноги.

– Вы побледнели, доктор, – вполне спокойно произнес Фомин, не отводя взгляда от Лаврентьева.

– Еще бы! – наконец выдавил из себя психоаналитик и почувствовал, как голос у него задрожал.

Несколько раз глубоко вздохнув, он взял себя в руки и уставился на продолжавшего спокойно лежать пациента.

– Хорошо, что вы проснулись.

Фомин сел, свесив ноги с дивана, поправил на себе рубашку и после этого поднялся. Неторопливо пройдя к столу, глянул на предметы, лежавшие на нем, и произнес:

– У вас хороший вкус, доктор.

– Какой еще вкус? – не понял Лаврентьев.

– Вы выбрали себе хорошее оружие. Получше, чем я вам предлагал.

– О чем вы говорите? – Лаврентьев совсем ошалел от таких слов пациента. – Это же ваше оружие!

Фомин покачал головой:

– Нет, доктор. Эта винтовка не моя.

– Как это не ваша, когда именно вы принесли ее вчера вечером? – Лаврентьев произнес это несколько зло, забыв даже о том, что человек перед ним не совсем здоров.

– Я принес? – Теперь настала очередь удивиться Фомину. – Я никуда вчера не выходил. Вы что, доктор?

Лаврентьев так и уперся в Фомина взглядом:

– Послушайте, Андрей Викторович. Мы вчера с вами договорились встретиться. Я приехал, как и обещал. Вас не было. Я стал ждать. И когда вы пришли домой, то принесли с собой сумку, которую оставили на веранде.

Фомин сощурился, затем посмотрел на сумку, потрогал ее, будто некую диковинку, и покачал головой:

– Нет, доктор. Я не понимаю, о чем вы говорите. Я впервые вижу эту сумку. И эту винтовку. И вчера я никуда не уходил. Я был дома, здесь, в комнате. Я ждал вас. И ждал Их. Как я мог покинуть дом, когда вы обещали мне показать Врагов? Я никуда не уходил, доктор. Я просто устал и заснул. Мне ведь приходилось не одну ночь дежурить. Я устал. Но вы меня подстраховали, доктор. Правильно? Вы пришли с оружием. – Фомин кивнул на разобранную винтовку.

– Да ни с чем я не пришел, – выдохнул Лаврентьев. – Я запрещал вам прикасаться к оружию, и уж точно не сделал бы это сам.

– Правда? – Фомин тупо уставился на стол, затем на психоаналитика. – В принципе вы говорили мне об этом.

– Конечно, говорил, – психоаналитик внимательно посмотрел на Фомина. – Смотрите мне в глаза. Прямо.

Фомин четко исполнил указание Лаврентьева. Ничего в глазах у пациента тот не приметил. Ровным счетом ничего. Пустой, бессмысленный взгляд, как у котенка, только что раскрывшего глаза.

– Вы правда ничего не помните? – Лаврентьев внимательно наблюдал за зрачками собеседника.

Ничего не изменилось. В глазах у Фомина трудно было что-то прочитать.

– Что я должен помнить, доктор? Говорю же: я вчера был дома. Куда я мог пойти? Они меня не пустили бы.

Лаврентьев расстроился. Такое, в общем, бывало при соматогенном психозе, шизофрении или комбинации этих заболеваний. Временная амнезия. Хотя... Лаврентьев неожиданно вспомнил вчерашние глаза пациента, когда тот появился в комнате с пистолетом в руке. Глаза. В них было осмысленное выражение. О боже! И говорил Фомин вчера вечером вполне здраво. Даже про «врагов».

Лаврентьев отказывался верить самому себе. Получается, что в отдельные моменты здравый рассудок возвращался к Фомину, и происходившее в эти моменты затем начисто исчезало из вновь становившейся больной памяти. Впрочем... Впрочем, такое в практике психотерапии случалось. Временное возвращение рассудка, а затем опять помутнение сознания.

– Я уже могу не смотреть на вас, доктор? – подал голос Фомин.

– Да, конечно, – спохватился Лаврентьев.

Фомин тут же перевел взгляд на стол.

– Это в самом деле не ваше оружие? – Казалось, сейчас его больше ничего не интересовало.

– Разве я вас когда-нибудь обманывал?

– Я знаю, доктор. Вы со мной. Тогда... Тогда – это Они, доктор. Они хотят уничтожить меня из этой винтовки. Они подготавливались, но вы вовремя нашли оружие.

Фомин опять начал нести свой бред.

– Я не нашел оружия, – вздохнул Лаврентьев. – Оно просто находилось у вас на веранде.

– Нет, нет, доктор, – Фомин протестующе поднял руки. – Вы не понимаете. Они хитры. Очень хитры. И теперь решили бить наверняка.

– Почему наверняка?

– А разве вы не понимаете? Ах да, вы ведь не разбираетесь в оружии... Это снайперская винтовка. Понимаете? С оптическим прицелом. Они не хотят промазать.

Интересно, что сказал бы Фомин, если бы узнал, что из винтовки уже стреляли. Но усугублять положение психоаналитик не стал.

– Послушайте, – произнес он, направляя разговор в нужное русло, – давайте вернемся во вчерашний вечер.

– Во вчерашний? А чего туда возвращаться, доктор?

– Вы помните, что вчера делали?

– Конечно, доктор. Не такой уж я больной.

Лаврентьев сдержался, чтобы не хмыкнуть.

– И что вы помните?

– Я ждал вас. Потом заснул.

– И все?

– Все. А что еще может быть? Кроме того, что я ожидал Их?

Вчера ты, псих несчастный, был уверен в том, что знаешь, кто «они». Очень был уверен. До наглости.

Лаврентьев молчал, силясь угадать, как вести себя в создавшейся ситуации. Не было никаких сомнений, что слова у Фомина исходят из глубины души. Больной души. Как же вернуть назад то вчерашнее состояние пациента и узнать, что произошло?

– Я ждал вас, доктор, – продолжал Фомин. – Вы ведь обещали указать мне Врагов.

Вчера этого тебе уже не нужно было. И... Лаврентьев вздрогнул. Он чуть не упустил самого главного. Того, ради чего все и заварил.

– Вы мне обещали кое-что, – тут же напомнил он.

– Да? А-а, – вспомнил Фомин. – Вы о бумагах?

– Так что?

– Я все сделал, как и обещал. Я достал их из тайника так, чтобы Они не углядели.

– И где же они? – Лаврентьев не верил своим ушам.

Фомин идиотски подмигнул и ступил к дивану.

– Я спрятал их под подушку. Чтобы Они не могли добраться до них, пока я спал.

Фомин приподнял подушку и подпрыгнул на месте, словно узрел нечто ужасное.

– Нет! – он оглянулся на психоаналитика. – Их нет, доктор! – Его глаза безумно завращались.

– А ну-ка, успокойтесь, – остудил его пыл Лаврентьев.

Чего доброго, тот сейчас окончательно лишится рассудка, и что тогда? Тогда вообще ничего не узнать.

Врач подошел вплотную к Фомину, вырвал у него из рук подушку и положил ее на место. Значит, вчера вечером, когда тот был в другом состоянии, он сказал правду. У него не было того, что нужно Лаврентьеву. И куда он мог это деть? Теперешний Фомин на данный вопрос ответить не мог; он был убежден, что спрятал ценные бумаги под подушку.

– Доктор, Они сумели забрать... – тяжело дышал в лицо психоаналитику Фомин. – Они обхитрили меня...

Лаврентьеву неожиданно показалось, что пациент сейчас заплачет.

– Успокойтесь, – вновь повторил доктор. – Никто вас не перехитрил.

– Как же так? – хлопал ресницами Фомин. – Ведь бумаги пропали.

– Вы уверены, что положили их сюда?

– Конечно, доктор.

Лаврентьев на секунду задумался, а затем предложил:

– А что, если нам заглянуть в ваш тайник?

– Но, доктор... Если Они подглядят?

– А какая уже разница? Если бумаги исчезли, то в тайнике ничего и нет. Разве не так?

У Фомина отвисла челюсть:

– Вы правы. Вы, как всегда, правы, доктор. В тайнике ничего нет. Я вынул бумаги оттуда вчера, как и обещал вам. Там ничего нет.

– Значит, и бояться нечего, – улыбнулся психоаналитик.

Заложив руки за спину, Фомин нервно заходил по комнате, остановился возле стола, поднял «Беретту» и посмотрел на психоаналитика:

– Хорошо, доктор. Идемте.

Они прошли на кухню, на том же первом этаже. Фомин закрыл за Лаврентьевым дверь, подошел к окну и занавесил его. После чего приблизился к Лаврентьеву и шепотом, боясь, что его кто-то услышит, произнес:

– Не включайте только свет.

– А как же мы увидим? – выразил сомнение Лаврентьев.

– У меня есть фонарик. Когда будет нужно, я его включу.

– Хорошо, хорошо, – поспешил успокоить пациента Лаврентьев; в конце концов, нужно было окончательно убедиться, что вчерашний Фомин не врал.

Хозяин особняка подошел к высокому кухонному шкафу, стоявшему у обитой вагонкой стены, и стал его двигать. За шкафом он аккуратно вынул из стены три доски-вагонки. В образовавшемся пространстве была видна дверца сейфа. Фомин достал с верха шкафа фонарь, включил его на секунду, направив свет на дверцу, как бы показывая Лаврентьеву, где он хранил свое сокровище, после чего положил фонарик на прежнее место и принялся возиться с кодовым замком сейфа. Что-то тихонько щелкнуло, и дверца плавно двинулась в сторону.

Сердце у психоаналитика екнуло.

Фомин опять нашарил фонарик и высветил глубокое нутро сейфа. Ценные бумаги отсутствовали.

– Вот видите, – в темноте Лаврентьеву показалось, что зашипела змея. – Нет ничего. Я забрал, доктор. Говорю вам, я забрал. Они сумели меня обхитрить. Стоило мне только немного расслабиться и уснуть... Они поставили на мою усталость. И не ошиблись. Я сплоховал, доктор.

– Ничего еще не потеряно, – не терял надежды Лаврентьев.

– Правда? – Глаза у пациента блеснули в темноте, словно у волка.

– Правда, – психоаналитик желал поскорее покинуть эту комнату. – Закрывайте. И давайте пойдем назад.

Фомин закрыл дверцу сейфа, поставил на место кухонный шкаф; шторы оставил так, как они были.

Психоаналитик первым вышел в гостиную и свободно вздохнул. Следом выскочил Фомин.

– Доктор, я не виноват. Вы ведь знаете, правда? Вы сказали, что не все потеряно. Вы мне скажете, кто Враги, да? Вы откроете Их мне? Скажите доктор, прошу вас?

Вид у Фомина был жалкий, что у ягненка перед закланием.

Под пристальным взглядом пациента Лаврентьев надолго задумался. Узнавать у Фомина, что случилось с ценными бумагами, было бесполезно – в том состоянии, в каком он находился сейчас. Нужно было вернуть прежнего Фомина, тот бы все рассказал. Но как?

Ответ пришел неожиданно быстро, и как-то сам собой. Когда-то, еще в самом начале своей карьеры, психоаналитик Лаврентьев практиковал гипноз. От гипноза пришлось вскоре отказаться, поскольку доверительные беседы были более действенными. Но сейчас... Сейчас можно было попробовать погрузить пациента в состояние гипнотического сна и заставить вернуться в прошлый вечер.

– Собирайтесь, – бросил Лаврентьев Фомину.

Он решил провести сеанс гипноза у себя в кабинете. Там было привычнее и спокойнее.

Глаза у Фомина радостно засияли. Он бросился к столу, схватил пальто и остановился. Некоторое время смотрел на свою верхнюю одежду непонимающим взглядом, затем осторожно положил пальто назад, вытащил из шкафа пиджак, накинул его и вновь вернулся к столу.

Лаврентьев, глядя на действия Фомина, задумался. Он вспомнил, что вчера тот вернулся в кашемировом пальто. Но на улице было тепло. Зачем ему понадобилось пальто?.. Нужно было любыми способами узнать, где был вчера вечером Фомин. Лаврентьеву даже показалось, что, узнай он это, сразу найдет ключ и ко всем остальным загадкам.

Фомин поднял «Беретту», подержал ее в руке и довольно ловко сунул себе за пояс брюк, прикрыл рукоятку полой пиджака, будто он проделывал это всю свою жизнь.

– Зачем вам оружие? – Лаврентьев не без грусти наблюдал за манипуляциями Фомина.

– Как же, доктор? Вы же сами теперь видите, насколько Они опасны.

– Оставьте пистолет дома, – Лаврентьев не двигался с места.

– Нет, нет, доктор. Этого нельзя делать. И я не могу допустить, чтобы Они сотворили что-то не только со мной, но и с вами. Вы ведь не можете себя защитить. А уж я это сделаю. Не сомневайтесь.

И Фомин с какой-то гордостью выпятил грудь.

Лаврентьев не стал спорить. Только время убивать. К тому же он хотел еще заехать по дороге домой. Проблема Риты продолжала существовать.

Мир раскололся на кусочки. На мелкие стеклянные осколочки, которые закружились, всасывая в свой водоворот. А затем все полетело кувырком. Осколки исчезли, появились земля и небо. Она закричала, потому что земля и небо не остались на месте, а замелькали перед глазами, поочередно находясь то вверху, то внизу. Она летела в тартарары. Пока еще были видны земля и небо, кувыркающиеся перед глазами. Но там, впереди, она уже чувствовала... ее встретит пустота. Страшная, темная пустота. И тут все остановилось. Карусель прекратилась. Тишина. Ее стоны. И вдруг шаги. Отчетливые, надвигающиеся на нее. Она заорала, словно к ней спускался сам дьявол, чтобы забрать ее душу и обречь на вечные муки...

И в ужасе подскочила на кровати, тупым бессмысленным взглядом уставившись перед собой. По лицу стекали капли холодного пота, руки дрожали, сердце стучало молотом. Сон был настолько реальным, что долгое время она не могла прийти в себя. Разве все это приснилось? Это уже с нею было. Не так давно.

Рита откинула одеяло и поднялась с кровати. Понемногу реальность успокаивала ее. И хотя ноги слегка подрагивали, она уже чувствовала себя довольно уверенно. А вскоре и эта дрожь прошла. Кошмарный сон был просто сном, который она постаралась побыстрее забыть.

Рита была в легкой сорочке, через тонкую ткань просвечивали упругая грудь и стройные бедра. Босиком она прошлепала до ванной и сунула голову под струю холодной воды. После чего ощутила себя совершенно спокойной и полной сил. Вышла из ванной комнаты, обернула голову полотенцем. То, что мужа не было, ее нисколько не удивило. В конце концов, до него ей нет никакого дела. По большому счету, он ее и не интересовал.

Рита достала фен, косметичку и стала приводить себя в порядок, когда услышала звук вставляемого в замочную скважину ключа. Муж, наверное, вернулся.

Ее догадка подтвердилась. Дверь распахнулась, и Лаврентьев, войдя в квартиру, так и застыл у порога.

Рита вмиг преобразилась. На лице у нее заиграла виновато-похотливая улыбка. Она томно потянулась к мужу, очаровывая его запахом свежевымытых волос. Лаврентьев, которого секундой раньше раздражало даже воспоминание о жене, неожиданно почувствовал, как начал теряться перед соблазнительно улыбающейся супругой.

Рита обняла его за шею и, заглядывая в глаза, елейно спросила:

– Ты где пропадал, милый?

Это Лаврентьев хотел у нее спросить, где она была вчера? Да, впрочем, и не только об этом. А получалось, что он должен был сейчас оправдываться.

– Я был у пациента.

– Всю ночь? – недоверчиво осведомилась Рита.

– Всю ночь. Я был у Фомина. Ты должна знать.

– Но почему всю ночь? – не понимала Рита.

Лаврентьеву стало жарко. Отвечать дальше он не желал и решил сам задавать вопросы.

– Ты-то где вчера была?

– Дома. Где же еще! – Глаза ее излучали неподдельную доверчивость.

Лаврентьев вдруг поймал себя на мысли, что, находясь рядом с женой, он не может ее ни в чем обвинить.

– Тебя не было, когда я приехал. Ты должна была меня ждать. Мы ведь договаривались вместе поехать к Фомину.

– Я опоздала, милый, – нисколько не смущаясь, сказала она. – Задержалась в городе, ходила по магазинам. Затем взяла такси, мы попали в пробку. Без своей машины очень плохо.

– В пробку ты могла попасть и на своей машине.

– Зато от магазина к магазину я не ходила бы своими ножками, а подъезжала бы. И, – она прижалась к психоаналитику, отчего тот почувствовал дрожь во всем теле, – я опоздала всего на часик. Ты мог бы и подождать.

– Нет. Не мог, – нахмурился Лаврентьев. – Фомин меня ждал. Я должен был быть у него. К тому же я не знал, когда ты появишься. Могла бы хоть оставить записку или позвонить.

– Позвонить? – Рита хмыкнула. – Ну извини... Я просто рассчитывала вовремя вернуться.

– Кстати, а что с телефоном? – вспомнил Лаврентьев.

– А что с телефоном? – непонимающе переспросила Рита.

– Все записи стерты, – Лаврентьев посмотрел Рите в глаза, но если он и хотел увидеть в них какую-то перемену, то надеялся на это зря: ничего в глазах у Риты не отразилось.

– А-а, автоответчик, – вроде бы припомнила она. – Он, кажется, сломался.

– С чего бы это?

– Откуда мне знать, милый?

На самом деле, откуда? Ответы были настолько просты, что даже не требовали дополнительных объяснений. Не знаю, и все.

– Да и, думается, ничего не изменилось от того, что я не поехала с тобой. Или нет? Фомин ведь обещал тебе все отдать. Я не права?

Права, да не совсем. Это готово было сорваться у него с языка. Во-первых, Фомин, чтоб его кондрашка хватила, ничего не отдал. Во-вторых, ты, милая женушка, – «враг». А он обещал сдать «врага» своему пациенту. И вчера он сделал бы это. Хотя... Лаврентьев нахмурился. Ничего бы он не сделал. Потому что не получил того, чего столько времени добивался от Фомина. А значит, и никакие просьбы пациента выполнены быть не могли. И следовательно, Рита права, ее поездка с ним ничего бы не меняла. Но это ясно сейчас. А вчера...

– Что ты молчишь? – Она потрепала мужа по щеке.

Лаврентьев через силу улыбнулся.

– Ты получил то, что хотел? – полюбопытствовала Рита.

Ему так и хотелось выкрикнуть – нет! Однако он сдержался:

– Не совсем... Нужно еще подождать.

Он думал, что Рита сейчас засыплет его вопросами: почему? да как такое могло произойти? Но ничего подобного не случилось. Казалось, жена восприняла все как должное.

– Подождем, – успокоила она его.

И, маняще улыбнувшись, взяла за руку и потащила в спальню. Подтолкнула мужа к кровати, и тот не удержался, рухнул спиной на постель.

– Меня в машине ждет Фомин, – попытался остановить он жену; хотя сказал это не очень уверенно.

– Подождет. Куда он денется?

Рита все проделала сама; она хотела сегодня побыть наездницей. И побыла. Она скакала далеко-далеко и долго. Она вся покрылась потом, и тело ее великолепно блестело. Она была сегодня прекрасная амазонка, она ненавидела всех мужчин и готова была мучить их, мучить... Наконец она с силой выкрикнула что-то нечленораздельное, запрокинув голову кверху и закатив глаза. А потом рухнула на него всем телом и тяжело, обессиленно задышала.

Несколько минут они неподвижно лежали, затем Рита медленно скатилась с мужа и застыла рядом на кровати.

Он смотрел в потолок. Неподвижным задумчивым взглядом. Дыхание выравнивалось. А разрядка, которая произошла с помощью Риты, настраивала на деловой лад. Лежащая рядом женщина уже не возбуждала его. Он получил то, что требовала его плоть, и какое-то время мог не думать о сексе. Он мог думать о другом. О том, что его больше всего волновало. Ценные бумаги, которые куда-то дел Фомин. И происходящие странности с женой.

Он достал рукой ладонь жены и крепко сжал ее в своей. Рита уткнулась головой ему в плечо, как бы благодаря за этот жест.

– Ты не будешь против, если я тебя о чем-то спрошу? – начал издалека Лаврентьев.

– Конечно, нет, милый, – голос Риты не выражал обеспокоенности.

– Я никогда тебя не спрашивал о произошедшей аварии. Мне казалось, что не нужно тебя тревожить. Ты и так перенесла немало. Нужно продолжать жить и не думать о случившемся. Напоминания порой очень тяжело отражаются на психике.

– Кому, как не тебе, об этом знать, – мурлыкнула в ответ Рита.

Лаврентьев даже не сразу понял, иронизирует она или говорит серьезно.

– Я знаю, Рита. И все же...

– И все же ты сейчас хочешь меня о чем-то спросить.

– Да, хочу.

– Не бойся. На моей психике это уже не отразится. Времени прошло достаточно, чтобы я успокоилась.

– Ты права. Наверное, достаточно. Ты хорошо помнишь ту ночь?

– Ту ночь, когда я разбилась на машине?

– Именно.

– Очень хорошо помню. Иногда мне даже снится это кувыркание, словно наваждение.

– Да? – неприятно удивился психоаналитик. – Ты мне не говорила об этом.

– А зачем? Еще начал бы проводить со мной свои сеансы терапии, – Рита хихикнула. – Нет, нет. Я решила, что сама справлюсь.

– Я бы просто помог тебе...

– Ты и так мне помог. Тем, что рядом со мной. Так что ты хочешь узнать?

Лаврентьев задумался, как бы подбирая слова, а затем промолвил:

– В ту ночь ты ведь не одна ехала, не правда ли?

– Ты имеешь в виду машину, которая двигалась мне навстречу?

– Нет. Не это. Я про Бабушкина, своего старого шофера. Он должен был быть с тобой, разве нет?

Лаврентьев ждал ответа.

– И что же? – неопределенно спросила Рита; она словно хотела сначала узнать, какой же ответ ждет от нее муж, и в зависимости от этого вести линию дальнейшей беседы.

– Так он был или нет? – настойчиво переспросил Лаврентьев; он не собирался открывать раньше времени свои карты.

Рита замялась. И Лаврентьев не понял почему. Вопрос был довольно простой. Следовало сказать только «да» или «нет». Всего-то. Однако этот ответ отчего-то давался Рите с большим трудом.

– Ну, был, – в голосе Риты чувствовалась неуверенность.

– Без «ну», – настаивал Лаврентьев.

– Был, – вздохнула жена.

– Значит, вы ехали вместе, правильно?

– Правильно.

– Я пригласил Бабушкина, чтобы он управлял машиной в дождливую погоду. Он профессионал. А тебе было тяжело. Хоть ты и восемь лет уже за рулем, все равно водишь не совсем уверенно, – Лаврентьев говорил, в отличие от жены, довольно твердо. – Именно поэтому я попросил Бабушкина тебя сопровождать. Для твоей безопасности.

– Я не понимаю, – Рита, кажется, взяла себя в руки.

– А чего тут непонятного? В машине тебя обнаружили одну. И ты была за рулем. Ты вела машину в дождь. Разве нет?

– Ну, вела.

– А как же мой шофер?

– Он спал на заднем сиденье, – прищурила один глаз Рита.

– Спал? На заднем сиденье? Но он должен был вести машину.

– Я решила, что сама справлюсь. Он вел машину туда, а на обратном пути я сама села за руль. Мне нужно было разрядиться после Фомина, а езда как раз этому способствует. Тем более что дождик еще только-только начинался. Я думала, что успею добраться до города, пока он перерастет в ливень.

Лаврентьев, насупившись, все еще смотрел в потолок. Словно на нем были начертаны вопросы, которые он сейчас оттуда считывал.

– Ладно. Пусть так. Что было дальше?

– А что дальше? Из-за поворота вынырнула встречная машина и ослепила меня фарами, я не справилась с управлением, обо что-то ударилась – наверное, об эту встречную машину, и... Дальше не особенно помню. Покатилась вместе с машиной по склону. И все.

– И все, – с грустью повторил Лаврентьев. – А как же Бабушкин?

– А что Бабушкин?

– Он так и остался спать на заднем сиденье?

– Он должен был находиться там. А что?

– А то, что его обугленные останки нашли в той машине, которая ехала тебе навстречу, – ровно произнес Лаврентьев и теперь с нетерпением ждал ответа жены. Какое она найдет этому объяснение?

Но Рита довольно быстро нашла ответ. Тот, против которого ничего не скажешь.

– Ты уверен в этом, милый?

– Мне сказали так в автоинспекции.

– Они что-то напутали.

– Они уверяют, что совершенно в этом убеждены.

– В таком случае, не знаю. Мне кажется, что это просто бред. Такого не может быть. А как ты себе это представляешь?

– Я не знаю. Именно поэтому и пытаюсь выяснить у тебя.

– Я была на грани смерти, милый. Неужели ты думаешь, что я собираюсь от тебя что-то скрыть? Я не понимаю, как такое могло произойти. Я рассказала все, как было, поверь мне.

Отчего-то верить Лаврентьеву не очень хотелось. Смолячков не стал бы врать. Зачем это ему? Но если Бабушкин был в машине с Ритой, то как он мог сгореть в другой?

Лаврентьев хотел было спросить об испорченных тормозах, но в последнюю секунду решил этого не делать. Скорее всего он получит от Риты прежний ответ – «не знаю». Нет, если что-то и выяснять, то нужно самому. И не у жены.

– Послушай, милый, – тут же встрепенулась Рита. – Наверное, ты был прав и нам не стоило заводить разговор о той аварии. Давай забудем все.

– Забудем, – мрачно согласился Лаврентьев. – Конечно, забудем. Но ведь Бабушкин погиб. А ты ни разу даже не вспомнила о том, кто с тобой ехал в ту ночь в машине.

– Но ты тоже ни разу о нем не спросил, – Рита не собиралась перекладывать на свои плечи всю вину. – Я считала, все в порядке.

В порядке... Лаврентьев больше не стал говорить. Да, он не вспомнил о Бабушкине. О нем никто не говорил. Была жена, лежащая при смерти, и больше никого. Мог ли он вспоминать о Бабушкине тогда? Да и чего о нем было вспоминать, раз в машине жены не нашли, кроме нее самой, больше никого? Может, Бабушкин в последнюю минуту и не поехал по каким-либо причинам. Чего о нем было вспоминать, раз никто не зафиксировал его смерть? Вот когда Смолячков сообщил, что труп Бабушкина все же нашли, вот тогда он и задумался. Хотя ему было наплевать на этого Бабушкина. И если бы не куча загадок, на смерть своего бывшего шофера он просто махнул бы рукой. Но Бабушкин внес новые загадки. А это уже совсем другое.

Лаврентьев поднялся с кровати и посмотрел на Риту. Беседу можно считать законченной. Она о чем-то умалчивала, он это чувствовал. И чувствовал, что ничего от нее не добьется. А в машине ждал Фомин. И уже долго ждал. Следовало переключить внимание на него.

– Мне нужно идти, – бросил он жене.

– Мне с тобой? – Рита лениво приподнялась на локтях.

– Нет. В этом нет необходимости.

– Тогда я буду тебя ждать, – обещала Рита.

– Да уж, пожалуйста, дождись.

Она спрыгнула с кровати, подбежала к нему и чмокнула в щеку:

– Куда я от тебя денусь.

Он хмыкнул. Интересно, как бы она себя повела, если бы он сейчас поведал ей, что видел ее с тем мужчиной. Хотя чего уж тут интересного! Ответ ее он уже знал наперед. С каким это мужчиной, милый? Ты что-то путаешь.

Да, он стал много путать. И что совсем хреново – он окончательно запутался.

Фомин сидел с закрытыми глазами на переднем сиденье. Лаврентьев, забравшись в «Мазду», перевел дух. Мысль, что его пациент ни с того ни с сего может броситься в бега, подспудно существовала, как ни старался психоаналитик от нее избавиться. Тем более что он отсутствовал довольно приличное время. Но на этот раз Фомин выполнил данное психоаналитику обещание и никуда не ушел.

– Вас долго не было, доктор.

Лаврентьев внимательно посмотрел на своего пациента. Что-то в его голосе насторожило психоаналитика. Эти нотки. Нотки человека, который о чем-то напряженно думает. Он уже слышал их вчера вечером, когда Фомин заявился домой и загадочно сообщил, что уже все знает о Врагах – и о бумагах, которых у него не стало.

– Вы вспомнили о своем вчерашнем уходе из дому? – осторожно спросил Лаврентьев.

– Поехали, доктор, – как бы обреченно махнул рукой Фомин и уставился в лобовое стекло.

– Вы не хотите со мной говорить?

– Вы не понимаете, доктор, с кем боретесь. Совсем не понимаете.

Глаза у Фомина закрылись. На лице было полнейшее равнодушие.

– С вами все в порядке? – Лаврентьев чувствовал себя не в своей тарелке.

Фомин молчал. Долго. Дыхание у него было ровное, и казалось, что он заснул. Но он не спал. Фомин открыл глаза, повернулся к психоаналитику и безумно улыбнулся.

– Кругом Враги, доктор. Они везде. Но так просто Они нас не возьмут.

В глазах у Фомина заплясали дьявольские огоньки. Его рука стукнула по пистолету, спрятанному за поясом.

Лаврентьева передернуло, словно его ударили. Фомин менялся, как хамелеон. Такого психоаналитик ранее за ним не замечал.

Он завел машину и тронулся с места. Фомин откинулся на спинку сиденья и отрешенно уставился в боковое окно.

Если все выгорит, Риту нужно будет сегодня же «сдать» Фомину. А пока пусть она сидит дома и дожидается.

Лаврентьев глубоко ошибался в своих расчетах. Как только он вышел из квартиры, Рита тоже начала собираться. Она и не думала дожидаться мужа.

– Она ввела мне что-то очень сильнодействующее. Хотя могла этого и не делать. Но она ведь не знала, что я могу быть и не таким. Ну и пусть. Она об этом и не узнает. Глаза у нее какие-то магические. В них смесь доброго, настороженного и колючего. Странная смесь. Я бы сказал, взрывоопасная. В ту или иную секунду какой-то элемент этой смеси преобладает, подавляя остальные. Вот и сейчас: настороженность и колючесть уходят, как только она видит, что я смотрю на нее осмысленным взглядом. Остается доброта. Она словно хочет, чтобы я тоже проникся к ней этим чувством. Пусть хочет. Я многое знаю такого, чего она не знает. А вернее, не догадывается, что я об этом знаю. А это значит, что я нахожусь в более выгодном положении... Она начинает говорить. Так проникновенно... Я впервые с нею разговариваю. Она считает, до этого я ее и не видел. Она ошибается. Я ее видел. И знаю, кто она. Она – мой Враг... Она говорит об опасности, в какой я нахожусь. Очень убежденно. И я даже начинаю сомневаться в своем прежнем отношении к ней. Она, не скрываясь, говорит о своей роли, о том, что ее просто заставляли. Но она хочет поставить на этом крест, не желает больше стоять на моем пути. И готова сделать так, чтобы и мне не грозила опасность. Она сама готова убить моих настоящих Врагов. Это уже интересно. Это рушит все мои понятия, которые были до этого. Я знал, что Враг – Она. И мне казалось, что я от нее избавился. А значит, и от Врага. Но нет. Она стояла предо мной. Следовательно, мне не удалось. Но, может, это и к лучшему. Потому как она говорит, что не виновата. И я ей начинаю верить. Сейчас ей невозможно не верить. Она так разгорячена, так убеждена в своей правоте... Как чародей. Она говорит, что я буду смотреть на ее расправу над моими Врагами. Твердо, решительно. И говорит, чтобы я одевался. И обязательно накинул что-то длинное из одежды, чтобы можно было спрятать оружие. Я готов следовать за ней. Если бы она сейчас хотела меня убить, она бы убила. Но нет. Значит, нечего бояться. Она кажется сейчас добродушным ангелочком. Я роюсь в шкафу. Плащ. Он очень подошел бы. Но плащ грязен. Не помню, где я его запачкал. Пальто. Оно теплое, но зато длинное. Да и ночью какая разница: пальто, плащ... Она тоже так считает. Я готов. Она смотрит на меня и заявляет: я должен отдать ей то, что обещал своему доктору. Это меня останавливает. Но она настойчиво и вместе с тем так, словно это в моих же интересах, добавляет: для моего же блага я должен расстаться с этими бумагами, иначе найдутся новые Враги. Я молчу. И она убеждает дальше. Я отдам бумаги после того, как она у меня на глазах уничтожит моих Врагов. Что ж, это вполне логично. Я киваю. Она выходит, у двери задерживается и говорит, что будет ждать меня в машине... Я беру с собой «Беретту», засовываю ее под пальто за пояс брюк. И беру бумаги. Их я прячу под рубашку ближе к телу. Она не знает, что я беру их с собой. Пусть так и не знает. Подумав, я прихватываю и «Ремингтон», скрыв его от посторонних глаз полами пальто.

Она ждет меня в машине. Спокойная. Улыбается, как только я подхожу ближе.

Куда мы едем, я не знаю. Но мне все равно. Пусть везет. Она говорит: если я почувствую себя плохо, чтобы немедленно ей об этом сообщил. Я соглашаюсь. И нащупываю рукой рукоятку пистолета. Если что, я смогу и выстрелить...

Ночь просто восхитительная. Я смотрю в бинокль. Классный бинокль. Через него видно даже в темноте. Это она мне его дала. Смотри, говорит. Ты должен все видеть. Я смотрю. Человек. Очень далеко вижу человека. Он идет. Приближается к нам. И... Его неожиданно поднимает невидимая волна и отбрасывает назад. Он валится на землю. А я слышу лишь негромкий хлопок.

Я отнимаю бинокль от глаз. У нее в руке в свете полной луны поблескивает винтовка. Я угадываю оптический прицел. Наверное, такой же мощный, как бинокль; через него можно видеть и в темноте. Можно, потому что она попала в человека. Профессионально. В этом нет сомнений. Она говорит, что с одним Врагом покончено... Я продолжаю смотреть на винтовку. Снайперская. Мне становится плохо. Сознание затуманивается... Чернота.

Она снова ввела мне что-то в вену, и я пришел в себя. Нужно спешить, говорит она. Я не понимаю куда. Но она подталкивает меня и кладет себе на плечо винтовку, как солдат после удачного боя. Она ничего не боится. И действует уверенно. Может, это на нее влияет луна. Холодная, полная, висящая едва ли не на верхушках деревьев.

Я, как собачка, плетусь за ней. Она все время говорит, что я должен это видеть, раз не верю ей. Но мне уже хочется сказать, что достаточно доказательств. Только вряд ли она согласится остановиться...

Еще хлопок. Человек распластался на деревянном полу. Теперь все, произносит она, опуская винтовку. У меня больше нет Врагов.

Голова идет кругом. У меня перед глазами расплывается лужа. Поблескивает в лунном свете, что проникает через узкое окошко. Ноги подкашиваются. И я просто валюсь на месте...

Прихожу в себя уже в машине. Она за рулем. Когда видит, что я пришел в себя, улыбается мне. Словно до этого ничего и не произошло. Мы подъезжаем к моему дому. Уже, наверное, за полночь. Возле калитки свет фар высвечивает «Мазду». Автомобиль доктора. Она тормозит, не доезжая до моего дома. И говорит, что оставшиеся метры я должен пройти сам. Только вначале следует отдать то, что обещал. Странно. Она почему-то уверена, что Это со мной. Неужели подсмотрела? А может, поняла. Бестия. Она говорит, что с ее стороны все выполнено. Я согласен. И отдаю ей бумаги. Она доказала, что не Враг мне. Значит, так и должно быть. Я чувствую, что мне опять становится плохо.

Она сует мне винтовку и произносит: оставь ее у себя. Я не понимаю. Она не объясняет, только снимает перчатки и бросает их в бардачок. Сзади сумка, добавляет она. Ты сможешь разобрать это оружие? Это она у меня спрашивает. Я честно говорю, что с таким никогда еще не приходилось иметь дело. Хотя за последнее время я много чего купил. Она сказала, что ничего страшного, и стала объяснять, как и что делать. Только словами. Руками даже не притрагивалась к оружию. Но и этого достаточно, ее объяснения вполне понятны. И я вскоре разбираю винтовку, а части укладываю в сумку... Выхожу из машины. «Ремингтон» мне мешает. Он все время мне мешал. Не нужно было его брать... Она наклоняется и бросает через сиденье, что мой доктор в опасности, что лучше ему ничего не говорить, чтобы не тревожить. Я опять автоматически соглашаюсь. А я могу больше не волноваться. Теперь я знаю – кто Враги. И что Их уже нет. Она опять мне улыбается при этих словах. Да, конечно. Хотя... Кто Они?

Я устал. Я очень устал. Укол странно действует. Его хочется еще и еще. Я иду домой. Но нужно быть осторожным. Все равно нужно быть осторожным. Все равно...

– Марк Георгиевич, – раздалось очень тихо от дверей в кабинет.

Лаврентьев вздрогнул. Его руки застыли возле лица пациента, который лежал на кушетке. Психотерапевт метнул в Алену бешеный взгляд, заставляя ее немедленно замолчать, и властно спросил:

– Кто Она?

– Она красива. Она дьявольски красива. И ей невозможно не верить. Когда она говорит, все произнесенные ею слова кажутся правдой. И хочется делать то, что она велит.

– Кто Она? – настойчиво переспросил Лаврентьев. – Имя?

– Странно. Но, мне кажется, я ее не знаю. Уже не знаю. Хотя... Хотя я ее знаю.

Фомин начал нести какую-то ахинею.

– Мне кажется, Она соврала. А может, и нет. Все странно. Очень странно. Как и мир, который летит в тартарары. Все летит в тартарары.

– Расслабьтесь, – Лаврентьев решил больше не мучить пациента; имени от него он вряд ли добьется. – На счет «десять» вы вернетесь в прежнее состояние.

На «десять» Фомин открыл глаза и тревожно заморгал, глядя куда-то мимо психотерапевта.

– Что произошло, доктор? – пошевелил он сухими губами.

– Все отлично, – Лаврентьев похлопал пациента по руке и поднялся. – Лежите, отдыхайте. – И повернулся к секретарше: – Я же вас просил, Алена, когда я работаю с пациентом, меня не беспокоить.

– Извините, Марк Георгиевич. Тут Смолячков. Он говорит: очень срочно.

– Где он? – сразу изменил тон психоаналитик.

– Здесь, в приемной.

– Я иду, – Лаврентьев поднялся.

Алена исчезла из кабинета. Лаврентьев снял халат, бросил его на спинку стула и двинулся к выходу.

– Я скоро вернусь, – предупредил он Фомина, остановившись у порога. – Отдыхайте.

Тот ничего не ответил, тупо глядя в потолок. Взгляд пациента Лаврентьеву не понравился, однако задерживаться он не стал. Смолячков, скорее всего, уже что-то раскопал, и психоаналитику не терпелось узнать – что.

Когда доктор вышел, Фомин сел на кушетке, свесив ноги к полу, и с таинственным видом посмотрел в сторону закрытой двери.

Смолячков стоял возле стола, за которым обычно сидела Алена. Из-под мышки у него выглядывала кожаная папка. Он переминался с ноги на ногу, глядя в широкое окно приемной. Услышав шаги, капитан обернулся и не мог не обратить внимания на задумчивый вид Лаврентьева.

Доктору было о чем подумать. В самом начале, когда, находясь в гипнотическом сне, Фомин начал рассказывать о прошлой ночи, ему показалось, он знает, кто эта таинственная Она. Все так и указывало на Риту. И то, что ее заставляли быть «врагом». И то, что она желала получить ценные бумаги. Но затем... Эта незнакомка стреляла. Фомин говорил об этом ясно. На Риту никак не похоже. Лаврентьев даже представить себе не мог, чтобы его жена могла выстрелить, притом из снайперской винтовки. Это чушь какая-то. Он знал Риту очень давно. Они вместе учились в институте: он на последнем, она на первом курсе. Вместе работали. Представить себе жену с винтовкой в руках Лаврентьев не мог, как ни силился. В изложении Фомина Она была просто профессионалом. И кого Она там убивала? Нет, это не Рита. Тогда кто эта таинственная женщина дьявольской красоты?

Она ему что-то колола. Это он уже и сам знал, когда перед сеансом увидел следы инъекций у пациента. Значит, человек немного понимал в медицине.

– У вас плохой вид, – прервал мысли психоаналитика голос капитана.

Смолячков выдавил из себя улыбку и протянул руку для пожатия.

– Что-то вы очень быстро, – грустно отозвался Лаврентьев.

– Это разве плохо? – спросил капитан.

– Как знать, как знать, – неопределенно покачал головой Лаврентьев.

– Есть новости, – капитан перешел на шепот, посмотрел подозрительно на Алену, которая застыла у кресла, и еще тише добавил: – Пойдемте на улицу.

– А почему не здесь? – удивился Лаврентьев.

Смолячков загадочно сверкнул глазами:

– Здесь душновато.

– Ну хорошо, – после небольшой заминки согласился доктор.

Солнце потихоньку набирало силу, обещая жаркий денек. Смолячков оглянулся, будто пытаясь обнаружить на улице потенциальных шпионов, но, кроме двух старушек, медленно шлепавших по тротуару, больше никого не было видно.

– Давайте посидим у вас в машине, – предложил капитан.

Лаврентьев пожал плечами. Можно и в машине.

Они забрались на заднее сиденье «Мазды». Смолячков вытащил пачку сигарет и по привычке протянул психоаналитику. Тот от сигареты отказался.

– Не надумали еще записаться ко мне на прием?

– Нет, увольте, – капитан засмеялся. – Если не курить, то вообще никакой радости в жизни не останется.

– Есть еще много других.

– Возможно, но не у меня.

– Ну, как хотите, не буду вас убеждать. Так что там у вас?

– Спешите?

– У меня очень важный пациент.

– Денег много платит? – раскурил сигарету Смолячков.

– И денег тоже. Поэтому перейдем к делу.

Смолячков глубоко затянулся, выпустил струю табачного дыма через раскрытое боковое окно и только после этого начал:

– Вы вчера видели свою жену?

Лаврентьев насторожился. Как отвечать на этот вопрос? Раскрываться, как и раньше, он не очень стремился.

– Меня интересует – ближе к вечеру, – уточнил Смолячков.

– Нет, не видел, – спрятал глаза психоаналитик.

– Я вчера немного... понаблюдал за вашей женой. Когда мы расстались. Надеюсь, вы не забыли о нашей договоренности?

– Я ничего не забываю, – опустил голову Лаврентьев. – Главное, чтобы вы не забыли о моих требованиях... Ну, ладно. И что?

– Ваша жена купила машину, – пыхнул дымком Смолячков.

– Что?! – Доктор аж подпрыгнул на месте.

– Не нервничайте, прошу вас. В этом есть что-то удивительное?

– Есть.

Еще бы не было! Откуда она могла взять столько денег? И почему ему ничего не сказала? Да и... Она ведь уверяла, что ездила вчера на такси. Значит, все ложь. Ложь продолжалась.

– У нее не должно было быть на это средств, я вас правильно понял? – словно читал мысли собеседника капитан.

– В общем – да.

– Тем не менее она выложила десять тысяч евро и приобрела «Тойоту» – не новую, но и не старую.

Десять тысяч. С ума можно сойти. Откуда у нее такие деньги?

– Вы уверены? – на всякий случай переспросил Лаврентьев.

– Можете подъехать в этот салон, торгующий подержанными автомобилями.

– Нет, не нужно. Что еще она учудила?

– Она ездила на место аварии.

– Опять? – невольно вырвалось у психоаналитика, и он тут же мысленно обругал себя.

– А что? Она уже туда ездила при вас? – настороженно осведомился капитан.

Отрицать это не было смысла. Раз он согласился сотрудничать со Смолячковым. Да и чего отрицать? Ведь капитан сейчас работал на него.

– Да. Она один раз попросила отвезти ее туда.

– Вот как, – с интересом проговорил капитан. – И что же она там делала?

– Ровным счетом ничего.

– Так уж? – позволил себе усомниться Смолячков.

– Просто прошлась по месту, где ее машина врезалась в дерево. Потом посмотрела, где взорвалась другая.

– И все? – Капитан ожидал большего.

– Все. Постояла, о чем-то думая. А затем мы уехали.

– Странно... – мял сигарету капитан.

– Что странно? – не понял психоаналитик.

– На этот раз она ничего не смотрела и не задумывалась. Она действовала решительно. Я, конечно, рисковал, но все же попытался за ней проследить. Она съехала на обочину и двинулась куда-то по склону. Я пошел за ней. Там, в стороне от трассы, находятся развалины торфобрикетного завода. Вы знали о них?

– Ни о каких развалинах я не знаю. Ни торфобрикетного, ни еще какого завода, – округлил глаза Лаврентьев.

– А вот ваша жена, по-видимому, знает. Этот завод был разрушен давно. Кроме того, немного дальше, за развалины, в свое время некий химзавод вывозил отходы и закапывал там. Пока борцы за экологию не пронюхали об этом и не прекратили безобразие. Хотя одним безобразием меньше, одним больше...

– Не тяните, – не выдержал Лаврентьев. – Что дальше?

– Она скрылась в этих развалинах. И туда я уже побоялся идти. Знаете, вдруг бы мы натолкнулись друг на друга...

– Значит, вы не видели, что она там делала?

– Нет, не видел. Но там, где находится свалка химотходов, остался небольшой полуразрушенный кирпичный домишко. Она, побыв несколько минут среди развалин торфобрикетного завода, вошла туда. Это единственное, что я могу сказать точно. А через некоторое время она вышла и двинулась назад.

– А вы?

– Я укрылся, пропустил ее, а потом поспешил следом. Она села в машину и рванула с места. Я побежал к своей машине, которую оставил позади, чтобы ваша жена ее не приметила.

– Вы нагнали ее? – насторожился Лаврентьев.

– Увы. Как я ни пытался выжать из своей «шестерки» все возможное... К сожалению, моим «Жигулям» не сравниться с «Тойотой».

– Значит, что она делала после посещения места аварии, вы не знаете?

– Не знаю. Но уехала она оттуда не в город, а совсем в обратном направлении.

– Не в город? – Психоаналитик почувствовал, как по телу пробежали мурашки.

– Да. Она направилась в ту сторону, откуда ехала в день аварии.

Лаврентьев вытер пот со лба. Значит, так. Получается... А что получается?

Смолячков несколько секунд внимательно смотрел на Лаврентьева, надеясь, что тот сейчас что-то скажет. Но ждал он напрасно, психоаналитик словно воды в рот набрал. Поняв, что бессмысленно чего-то ждать от него, капитан вновь заговорил:

– Вы по-прежнему не хотите мне сказать, где была в ту трагическую ночь ваша жена?

Лаврентьев надулся:

– Это не имеет значения.

– Как знать, как знать, – многозначительно промычал капитан.

– Не понимаю...

– Видите ли, когда ваша жена двинулась к развалинам, я позволил себе посмотреть, что у нее в машине. Прежде чем отправиться следом за ней.

– Вы везде успеваете, – хмыкнул Лаврентьев. – И проследить за женой, и в машину заглянуть...

– Жизнь заставляет быть расторопным.

– Она что же, не закрыла свою машину?

– Почему же, закрыла.

– Как же вы забрались внутрь машины?

– Просто, – хмыкнул самодовольно Смолячков. – Бандиты научили.

«Наверное, сам бандит», – пронеслось в голове у Лаврентьева.

– В салон я не полез, – продолжал гаец. – Через стекла ничего интересного не увидел. А вот в багажнике...

– Что в багажнике? – Лаврентьев понял, что сейчас будет самое интересное.

– Там была сумка. А в ней... – Капитан выбросил окурок в окно.

Психоаналитик уже догадывался, что было в этой сумке. На ум сразу же пришел рассказ Фомина.

– В ней находилась разобранная снайперская винтовка, – закончил капитан и даже причмокнул от удовольствия.

И внимательно уставился на психоаналитика. Он думал, что произвел на того ошеломляющее впечатление. Однако, к удивлению Смолячкова, лицо у Лаврентьева никак не изменилось.

– Вы трогали эту винтовку? – неожиданно спросил доктор.

– Нет. Я все оставил так, как есть. Закрыл багажник и отправился следом за вашей женой.

Психоаналитик устало вздохнул. Значит, он был прав, когда делал выводы из рассказа Фомина. Той ночью у этого проклятого психа была Рита. И она забрала ценные бумаги. Она уничтожила каких-то «врагов» для Фомина. Это было невероятно. Но получается, что так. Смолячков видел у Риты снайперскую винтовку. Это был бред. Это было невозможно. До сей поры. Но теперь...

– Вам это о чем-то говорит? – спросил осторожно Смолячков.

– А о чем мне это должно говорить? – Лаврентьев нервничал все сильнее.

– Видите ли, снайперская винтовка – это вам не газовый пистолет. И даже не боевой. Притом винтовка, как я успел заметить, очень мощная... Вы вообще разбираетесь в оружии?

– Нет.

– А ваша жена?

– Насколько я знаю, тоже нет.

– Прекрасно. Насколько вы знаете. А как же то, что в багажнике ее машины – оружие?

– Мне это совершенно непонятно, – и это была чистая правда.

– Ваша жена когда-нибудь увлекалась стрелковым спортом? В школе, в институте?

– Нет. Она была обычной студенткой. И у нее было не совсем хорошо со зрением. Так что никаким спортом она не увлекалась. И в школе, насколько я знаю, тоже.

– Н-да, – потер глаза Смолячков. – О вашей жене я не много знаю. Только общее. Где училась, работала... О спорте нигде не упоминалось.

– А это так важно?

– Да, важно. В армии ведь ваша жена, понятное дело, не служила?

– Нет, конечно. Ерунда какая!

– Ну почему же, сейчас женщины в армии не редкость... Но оставим это.

– Не обязательно быть спортсменом...

– Обязательно, – отрезал капитан. – Нужно быть профессионалом, чтобы пользоваться такой штукой, как та винтовка. Военным, спортсменом, но профессионалом. Винтовку нужно собрать и... И умело нажать на спусковой крючок, чтобы даже мысль не проскочила, что ты убиваешь себе подобного.

Лаврентьев поежился. По словам Фомина, Рита весьма умело нажимала на спуск. Это был очередной бред, в который его заставляли поверить.

– Моя жена никогда не прикасалась к оружию, – твердо сказал Лаврентьев.

– Это-то и странно. А должна бы прикасаться. Если бы у нее был обнаружен пистолет, то можно было бы допустить мысль, что она держит его для самообороны. Но здесь...

– А что здесь?

– Снайперская винтовка не годится для самообороны, – уверенно проговорил Смолячков. – Совсем наоборот.

– А с чего вы взяли, что это ее винтовка? Только из того, что она находилась у нее в машине? – неожиданно зацепился за новую мысль Лаврентьев.

Но капитан, по-видимому, ожидал такого поворота, потому как нисколько не стушевался:

– Вполне допускаю, что она везла оружие для кого-то. Так или иначе, но она имеет к нему отношение.

– И что?

– Видите ли, снайперская винтовка – это очень серьезно. Если она где-то всплывет и узнают, что я утаил о ней сведения...

– Ваше молчание будет вознаграждено, – пообещал Лаврентьев. – Об этом у нас был уговор. Тем более что к этой винтовке вы и не прикасались.

Капитан подергал себя за мочку уха, вытащил новую сигарету, прикурил и пожал плечами:

– Пусть будет по-вашему.

«Бандит. Настоящий бандит».

– Я бы на вашем месте был более откровенен, – неожиданно сказал Смолячков. – Мне кажется, вы даже не представляете, насколько плохо все может обернуться. Здесь полно загадок. И... В общем, если что случится, может быть поздно.

– Что случится?

Смолячков опять пожал плечами.

– Если бы вы обо всем мне рассказали, я бы сказал – что.

Это уже психоаналитик слышал. Старая песня. И он не собирался ей подпевать.

Смолячков затянулся пару раз и решил продолжить свое повествование:

– Когда я понял, что не смогу на своей «шестерке» настигнуть вашу жену, я вернулся назад. И прошел к развалинам торфобрикетного завода.

– Нашли что-то? – без всякого энтузиазма спросил Лаврентьев.

– Ничего. Зашел и в полуразрушенный кирпичный домик на месте захоронения химотходов. Внутри стояла такая вонь, что невозможно было долго там находиться. Но тем не менее я побродил там. Всякая дрянь. Бочки... В общем, я не знаю, что могло там привлечь вашу жену.

– Н-да, – обессиленно выдохнул Лаврентьев; разговор с капитаном забирал у него невероятное количество сил.

Смолячков нахмурился, глянул в боковое окно, затем с некоторым неудовольствием заметил:

– Ну что же, раз вы не хотите откровенничать...

Он посмотрел на Лаврентьева, надеясь, что после этих слов тот изменит свою позицию. Но нет, позиция у психоаналитика осталась неизменной. Он молчал, уставясь в лобовое стекло.

– Мне нужны деньги, – проронил в следующий миг Смолячков. – Если вы хотите, чтобы я продолжал наблюдать за вашей женой.

Лаврентьев поморщился и тут же согласился:

– Да, конечно.

Он перегнулся через спинку сиденья, открыл бардачок и вытащил оттуда пачку купюр. В ней были и доллары, и рубли. Всего около трех тысяч, если перевести в доллары. Не пересчитывая, он протянул пачку Смолячкову.

– Держите. На расходы вам должно хватить. Если нет – скажете.

Смолячков тоже не стал считать и сунул пачку в карман пиджака. После этого аванса не было надобности в вопросе о продолжении частного расследования.

Послышался слабый писк. Смолячков достал из внутреннего кармана пиджака небольшую пластмассовую коробочку с мигающей красной лампочкой.

– Ага, – воодушевился он.

– Что такое? – весь подобрался Лаврентьев.

– Ваша жена выехала куда-то на своей машине. Я поставил ей в машину радиомаячок. Так что...

Жена выехала. Лаврентьев тяжело вздохнул. А она ведь обещала ждать его звонка. Ложь. Сплошная ложь.

– Ну что, – Смолячков посмотрел на Лаврентьева. – Пожалуй, мне стоит отправиться за вашей женой, а?

– Отправляйтесь, – неожиданно жестко сказал Лаврентьев.

И капитан даже поразился такой перемене в голосе психоаналитика.

– Номер вашего сотового у меня есть, – подытожил Смолячков. – Если будет что-то интересное, я вам позвоню и вы подъедете. И мы на месте уже будем решать, как поступить. Чтобы потом вы не говорили, будто я действовал вразрез с вашими интересами.

Лаврентьев даже не стал перечить. Слова Смолячкова были правильными.

– Звоните.

– Я думаю, что свяжусь с вами очень скоро.

Не дожидаясь ответа, Смолячков выпрыгнул из машины и поспешил к «шестерке», которая стояла неподалеку.

Лаврентьев еще некоторое время неподвижно сидел в машине, пытаясь собрать воедино все сведения, которые у него имелись, а затем, так и не придя к какому-то решению, выбрался из «Мазды».

Алена сидела в приемной за столом, уткнувшись в экран компьютера. Когда Лаврентьев проходил мимо нее в кабинет, она подала голос.

– Пациент ушел.

Лаврентьев остановился как вкопанный.

– Фомин ушел?! – Он никак не мог поверить, что пациент его ослушался.

– Да, ушел, – растерянно подтвердила Алена. – Он вышел следом за вами. Где-то через минуту. Я спросила – куда. Он ответил, что здесь ему больше делать нечего. Он здоров и все прекрасно понимает.

Он здоров. Лаврентьев почувствовал, как ноги у него начинают подгибаться. Как же он не смог понять этот взгляд Фомина, когда покидал кабинет? Почему не насторожился? В крайнем случае, можно было предупредить Алену.

– Я что-то не так сделала? – пролепетала девушка.

– Уже без разницы, – упавшим голосом сказал Лаврентьев.

Как же он не заметил выходящего из здания Фомина? Пациент всегда говорил, что он хитер. Да, теперь это видно. Ну, Фомин!.. Он оказался на самом деле хитрым психом.

На непослушных, прямо-таки ватных ногах Лаврентьев зашел в свой кабинет, добрался до кушетки и рухнул на нее без сил. Ни о чем не хотелось думать. Он не добился ничего. Ни ценных бумаг, ни расправы над своей женой. Он только еще больше запутался. Если позвонит президент компании, в которой работал Фомин, он пошлет этого президента к чертовой матери вместе с его чокнутым работником. Хотя нет...

Взгляд у Лаврентьева стал более осмысленным. Может быть, что-то удастся Смолячкову. Еще не все потеряно. Рано паниковать. Если бумаги у его жены... То что?

Рита. Рита. Рита... Лаврентьев поднялся, сел, свесив ноги к полу, и... И ему неожиданно стало страшно. Что-то блеснуло у него в мозгу. Лучик правды. Но от этого лучика у него по коже пробежали полчища мурашек. А ужас так и застыл в глазах.

Глава 10

Утро только занималось. В гостиничном люксе было темно. Но свет ему был не нужен. Не нужен для того, чтобы отыскать эту волшебную точку, которая возвращала его на восемь лет назад.

Он лежал с открытыми глазами, стараясь не шевелиться, словно это могло кого-то или что-то вспугнуть. И хотя, кроме него, лежащего на широкой мягкой кровати, больше никого в номере не было, ему казалось, что души погибших неожиданно пришли его навестить. Эта магическая точка, которую он отыскал где-то там, под потолком, распахнула дверь в иной мир...

* * *

Крышка люка сдвинулась с места, в следующее мгновение глухо ударилась о поверхность и замерла, открыв выход из здания на крышу.

Голова, показавшаяся из проема... Это был Великан. Он тяжело дышал.

Ему еще не верилось, что так все обернулось. Казалось, задачка имеет только одно решение: неминуемая смерть на крыше казино. Но условие задачки неожиданно пополнилось новой величиной: Великаном. И это изменило конечный результат. Он совсем забыл об этой величине. Он считал, что с ним все кончено.

– Ты что?! – Великан очумело смотрел на него.

Он скривил губы в идиотской улыбке. Ему хотелось истерически засмеяться. А затем обнять эту голову огромного человека, который неожиданно дал надежду. Надежду на спасение.

– Я думал, что ты... Как и остальные, – голос предательски дрожал.

– Я видел, – мрачно кивнул Великан. – Я тоже не остался в долгу. Они, суки, не ожидали, что кто-то задержался внизу. И я их...

Великан замолчал и зловеще оскалился, словно волк после того, как задушил ягненка.

– Давай выбирайся, – неожиданно опомнился он, видя, что Великан не спешит подняться.

– Сейчас, – Великан в первую очередь выбросил на крышу сумку, положил пистолет-пулемет и только после этого стал подниматься сам. – Ну, вот и я...

Он не удержался от радости, что остался не один, что можно на кого-то опереться; сжал легонько двумя ладонями голову Великану. Тот, только начав движение, остановился и, смутившись, пробурчал:

– Ладно, ладно...

И тут лицо гиганта исказилось. А вместе с этим дернулось его тело и грохнули выстрелы.

– Ну, блин, – гигант из последних сил разжал губы и, сплюнув кровь, закончил: – Не получилось...

Его тело обмякло.

– Нет! – выкрикнул он; мысль, что он останется в одиночестве, испугала его больше, чем смерть товарища.

Он все еще продолжал держать Великана за голову. Но такую массу нелегко было удерживать долго. И, едва не плача, он разжал руки. Тело покатилось по лестнице вниз.

Ярость охватила каждую клеточку его тела. Он схватил «Скорпион», сунул ствол в проем люка, направив вниз, на предполагаемых врагов, и, сжимая зубы, нажал на курок. Он не знал, попал в кого-нибудь или нет. Он просто стрелял, зло водя стволом пистолета-пулемета в проеме люка. Стрелял, пока не закончились патроны. Тогда он отбросил ненужный ствол, подхватил сумку, мешки с деньгами и бросился к краю крыши. Он все делал механически. Смерть Великана, казалось, выжгла последние чувства.

У края он остановился, расстегнул «молнию» на сумке – и понял, как выпутается. Внутри сумки лежала веревка.

Он сделал петлю и накинул ее на какой-то выступ, а веревку бросил вниз.

Конец веревки оказался в метре от земли. Это была торцовая сторона здания казино. И с этой стороны ничего заслуживающего внимания не наблюдалось. Ни дверей в здание, ни машин, ни людей – лишь тянулась небольшая аллея с редко посаженными молодыми деревьями. Путь для отступления был готов. Он наклонился к инкассаторским мешкам. И тут же понял, что не успеет забросить их все в сумку, а затем спуститься. На крышу из открытого люка уже выбирался человек с оружием в руках.

Он ухмыльнулся и переместил свое внимание с инкассаторских мешков на то, что лежало на самом дне сумки. Он знал, что это. И знал, что это оружие как раз подходит ему. Потому что он был первоклассным стрелком. Мастером спорта.

Снайперская винтовка была извлечена на свет божий. Она уже была собрана. Заранее. Это проделал Великан, который ее и взял. Хотя лично он был против, считал, что винтовка не пригодится.

Он присел, одним коленом упершись в поверхность крыши. На другое колено оперся локтем, сжал приклад винтовки у самого перехода его к стволу. Указательный палец плавно лег на курок. У винтовки был мощный оптический прицел, который позволял видеть цель и в темноте.

Показавшийся на крыше человек уже стоял во весь рост и озирался в поисках противника.

Он поймал темную фигуру в перекрестье и легко нажал курок. Не раздумывая. До сегодняшнего дня он стрелял лишь по бумажным мишеням. Теперь мишенью стали люди. И ничего не дрогнуло внутри.

Голова человека разлетелась на куски. Туловище простояло с секунду и завалилось назад.

Он приопустил винтовку и тут же увидел нового человека, высовывающегося из раскрытого люка. Он не успел даже перевести дух.

Винтовка вновь приподнялась на уровень глаз. Из открытого люка струился свет.

Он взял в перекрестье показавшуюся голову и невольно задержал палец на курке. В отличие от первого человека, который уже был на крыше и свет на которого не падал, этот еще не успел выбраться наверх, и лицо освещалось проникающим снизу светом.

Он отчетливо увидел в оптическом прицеле глаза противника, которые смотрели в его сторону. И этот взгляд неожиданно лишил его уверенности. Он почувствовал, как застучала кровь в висках. И как невидимая сила сдавила его палец, не позволяя пустить пулю в эти смотрящие прямо на него глаза.

Маловероятно, что противник тут же приметил его в темноте. Тот просто настороженно смотрел, пытаясь обнаружить врага.

И понимание того, что сейчас этот человек встанет в полный рост и вряд ли задумается над тем, убивать его или нет, вернуло его к прежнему состоянию.

В голову выстрелить он не смог. Дождался, когда покажется туловище, и послал порцию свинца точно в область сердца. Человека отшвырнуло назад. Он ударился о край люка позвоночником, а затем исчез в зияющем проеме.

Винтовка опустилась. Он почувствовал, что руки у него стали влажными и по лбу потекли капельки пота. Ладони слегка подрагивали.

Он несколько секунд бездумно смотрел в сторону люка и ждал, не покажется ли кто-нибудь еще. Потом бросил винтовку в сумку, туда же отправил пять инкассаторских мешков. Оглянулся в сторону люка – никого. Набросил сумку на плечо и рванул к краю крыши. Схватившись руками за веревку, стал быстро спускаться, отталкиваясь ногами от стены.

Оказавшись на земле, перевел дыхание. Первой мыслью было броситься через аллею подальше отсюда. Но потом подумал, что без машины далеко не убежишь. А так как возле казино была стоянка, то с автомобилем не должно быть проблем. Бери любой.

Он опять порылся в спасительной сумке. Где-то здесь должны были быть пакеты взрывчатки с дистанционным управлением. Две взрывчатки и пульт. Великан обязан был их положить сюда. Но на дне их не было. Он тихо выругался и полез в боковое отделение сумки. Так и есть, взрывчатка здесь. Он вытащил одну и пульт управления – маленькую пластмассовую коробочку с тумблером переключения. Поставил взрывчатку в рабочее положение, пульт сунул в карман комбинезона, после чего, держа в одной руке взрывчатку, а в другой – сумку, быстрым шагом, переходящим в бег, выскочил из-за угла здания и, не останавливаясь, бросился прямиком к стоянке.

Возле входа в казино было многолюдно. Секьюрити держали в руках оружие и затравленно оглядывались по сторонам. Мимо них из казино выскакивали люди с испуганными лицами и спешили убраться подальше от здания. Видимо, выстрелы наделали переполох в игровых залах. Среди толпы охранникам, конечно же, было тяжело приметить врага. И они старались просто по возможности управлять потоком, не давая людям сбивать друг друга...

У первой же машины на стоянке он остановился. Это была «Тойота». Недолго думая, он высадил боковое окно в машине. Сигнализация не сработала: либо ее не было вообще, либо хозяин не посчитал необходимым ее включать. Он забросил на заднее сиденье машины взрывчатку, а следом – один из инкассаторских мешков. Придется пожертвовать частью. После взрыва, когда обнаружат остатки мешка и, может быть, даже обрывки банкнот, то решат, что и остальные деньги сгорели. Вполне могут так решить. Он посчитал, что так ему удастся сберечь остальное.

Он быстро двинулся дальше. В десяти метрах впереди пожилая пара садилась в «Фольксваген Пассат». Не останавливаясь, он вытащил из сумки винтовку и решительно подскочил к мужчине, наставляя ствол ему в голову.

Холодный срез оружия коснулся упитанной шеи владельца иномарки, когда тот пытался сесть за руль.

– Ключи в машину, и пошел вон! – рявкнул он, с чувством надавливая стволом в мясистую шею.

Мужчина обмяк, и через секунду он ощутил запах мочи. Уписался, паскуда, без злобы пронеслось в его голове.

– Шевелись, сука, или пристрелю!

Он почувствовал, что у него разыгрываются нервы и палец вот-вот нажмет на спуск.

Мужчина, как ужаленный, быстро разжал ладонь, и брелок с ключами упал на сиденье.

Он оттолкнул хозяина «Фольксвагена» и забрался в машину. Дамочка, которая уже сидела на сиденье, словно опомнившись, дико завизжала. Он тут же сунул в ее раскрытый рот ствол оружия.

– Заткнись, корова старая, – ядовито прошипел он. То ли от страха, то ли от обиды дама мгновенно смолкла, и только расширившиеся зрачки глаз говорили о ее ужасе.

– Выметайся, – сказал он, держа одной рукой оружие, а другой засовывая ключи в замок зажигания.

Дамочка вывалилась из машины и, оказавшись на улице, заверещала пуще прежнего.

Он рванул с места и, ударив в бок стоявшую рядом машину, устремился прочь со стоянки. На выезде достал пульт и, приподняв руку, переключил тумблер.

«Тойота» вмиг превратилась в горящий факел, в огненном столбе закружились искореженные останки металлических конструкций. Поднятые в воздух мощным взрывом, они разлетались по сторонам, падая на проезжую часть, на людей, на машины... Огненный вихрь, искромсав «Тойоту», собирался перекинуться на рядом стоящие автомобили. Но этого он уже не видел. Он жал на педаль газа до упора, и покрышки прямо дымились на крутых виражах.

В какой-то момент, глянув в зеркало заднего вида и не заметив погони, он решил убавить скорость. Он уже немного успокоился. Сумку бросил на заднее сиденье, туда же – винтовку. То, что хозяин казино обратится за помощью к полиции, он почти не допускал. Разве что полиция сама заявится, привлеченная выстрелами и взрывом.

Впереди был пост ГИБДД. Слишком полагаться на судьбу он не стал и свернул на выезде из города на гравийную дорогу, которая вела к какому-то небольшому поселку.

У него появилась возможность хорошенько подумать о том, что предпринять в сложившейся ситуации. Можно было наплевать на все и ехать дальше. Остановиться в каком-нибудь глухом месте, переждать, купить новую машину. Деньги у него на это были. Много денег. Купить поддельные документы, может, даже немного изменить внешность. И смотаться куда-нибудь за границу. В благополучную европейскую страну. Приобрести маленький домик...

Неожиданно перед глазами всплыло лицо Великана. И он с болью в сердце вспомнил о тех, кто уже не поднимется и не сможет воспользоваться деньгами, за которые положил свою жизнь. Он подумал затем о человеке, который подставил его и из-за которого он едва не стал трупом. И в душе у него заклокотала ненависть.

После набега на игорное заведение он должен был встретиться с хозяином казино... Он посмотрел на часы. До означенного времени было полтора часа.

Хорошо же! Перед тем как убраться далеко-далеко, он поговорит с ним. Один на один. И он будет с оружием. А этот ублюдок будет стоять под прицелом и пытаться объяснить, почему все так вышло. И пусть он потрясется от страха за всех тех, кто погиб.

Дурацкое желание свести счеты пересилило разумное желание тут же смотаться.

Он пересек небольшой населенный пункт и поехал дальше. Минут через двадцать дорога вывела его на трассу, с которой он ранее свернул. Пост ГИБДД остался позади. До места встречи с хозяином казино было еще километров десять.

Уговор был встретиться в лесу, на заранее облюбованной поляне. После того, как все завершится, они должны были поделить добычу и разойтись каждый в свою сторону. Что ж! Трое уже пошли. Одной дорогой, прямо в ад. Другие места на том свете им были заказаны. Да и ему самому не светило хорошее местечко на небесах. После того, что он совершил... Он не был святым.

Петляя между деревьями по выбитой колесами машин колее, он въехал на поляну. В запасе у него оставался час. Нужно было подготовиться.

Он выбрался из машины, вытащил винтовку, проверил ее магазин, передернул затвор. Оружие было готово к стрельбе, нужно только нажать на спуск. Он положил винтовку рядом на землю и вытащил из машины сумку, где было еще одно взрывное устройство. Пульт он поставил в нейтральное положение и сунул его в карман комбинезона. Взрывчатку положил на пол у заднего сиденья, рядом поставил сумку, закрыл дверцы машины.

Все. Деньги теперь были под очень надежной защитой. Под защитой взрывного устройства, которое он мог привести в действие в любую минуту.

Он поднял винтовку, отошел от машины и укрылся за кустами малинника. У него был неплохой обзор как поляны, так и машины. Теперь – только ждать. Хотя обзор – это, конечно, громко сказано. В темноте не особо много углядишь. Однако если глядеть в прицел винтовки, то можно прекрасно видеть весь участок. Жаль, что у него не было отдельного прибора ночного видения...

Он посмотрел на светящиеся стрелки часов и отметил время, после чего стал просто прислушиваться к тому, что доносилось до его ушей, – какофонии лесных звуков.

Хозяин казино не опоздал. И даже приехал на пять минут раньше, словно боялся, что может остаться без денег.

Сначала он услышал шум мотора, затем темноту разрезал луч света. Хозяин казино въехал на поляну и не стал выключать фары, а лишь переключил свет с дальнего на ближний. И даже двигатель оставил работать, будто желал поскорее убраться назад. Затем вышел наружу. Дверца осталась открытой.

Он приподнялся и прильнул к оптическому прицелу. В машине через распахнутую дверцу никого не было видно. Никого. Лишь стоящий возле автомобиля человек. Значит, тот приехал один. Делиться добычей и светиться этот человек не желал.

Осторожно ступая, он зашел за спину хозяину казино. Шаги не были слышны, они тонули в лесном шуме и в шуме двигателя. Он вышел из-за деревьев и зло сказал в спину приехавшему:

– Привет, Хан.

Тот вздрогнул и резко обернулся:

– Это ты?

– А кто же еще? – неприязненно фыркнул он.

– Фу ты! Ну и наворотили вы, – Хан как-то успокоенно вздохнул, словно к бойне в казино вовсе не был причастен.

– Мы? – он приподнял винтовку; палец так и норовил нажать на курок, но Хан в темноте не замечал этого напряжения, иначе повел бы себя совсем иначе. – Ты предал нас, поганая тварь.

– Подожди, подожди, – Хан поднял руки, вглядываясь в темную, стоящую напротив фигуру; кажется, только сейчас он приметил в руках у собеседника оружие. – О каком предательстве ты говоришь?

– Ты один приехал? – зло спросил он, пропуская вопрос Хана мимо ушей.

– Конечно, один. Как договаривались.

– Никакого договора не существует. Ты его перечеркнул.

– Постой... – начал было Хан.

Но он его тут же перебил:

– Закрой свой вонючий рот! Открой заднюю дверцу машины и включи свет в салоне. Только без резких движений. Всажу пулю, как свинье на убое.

Хан не стал спорить, выполнил приказание. И отошел.

– Двигай на середину поляны. Так, чтобы я видел тебя в свете фар. И стой там.

– Давай поговорим спокойно... – вновь начал Хан.

– В гробу я видал твое спокойствие. Двигай, куда я тебе сказал.

Хан замолчал и прошел на середину поляны.

Он убедился, что салон машины пуст. Выходило, что Хан приехал один. Неужели такой самонадеянный? Неужели думает, что после произошедшего в казино он отдаст ему деньги и еще скажет спасибо? Или считает себя гением, а его – совсем тупоголовым?

Выставив винтовку вперед, он двинулся на Хана. Тому было трудно смотреть на него. Свет фар падал прямо в глаза. И хозяин казино щурился и подставлял к глазам ладонь, чтобы защититься от света и увидеть, что он делает.

Хан рассмотрел, что он идет с винтовкой прямо на него, и невольно попятился. Он не останавливал Хана, пока хозяин казино не достиг границы поляны.

– Стой на месте!

Хан замер и выдохнул:

– Успокойся, прошу тебя...

– И как ты себе это представляешь? Успокойся... Я потерял своих ребят, их было трое.

– Ты потерял двоих, – поправил его Хан. – Инкассатор был моим человеком.

– От этого мало что меняется.

– Я не хотел этого, – замотал головой Хан.

– Не хотел? – он едва совладал с собой. – Это ведь твои люди ворвались в казино, когда мы брали деньги из хранилища. Твои, Хан. Разве нет?

Тот молчал. Бессмысленно было отрицать очевидное.

– Твои люди устроили бойню. И мои ребята погибли. Ты ведь обещал, что ничего такого не будет. Что мы заберем «бабки», уложим всех на пол, без крови, и спокойно уберемся тем путем, каким пришли. Но произошло все хуже не придумаешь. Как только мы вошли, ты подослал своих «горилл». Хотел всех нас положить, забрать деньги и свалить все на мертвецов, разве нет? Разве ты не этого хотел?

– Нет, – просипел Хан. – Я думал придерживаться первоначального плана. Я как чувствовал, что добром это изменение не закончится. Ни для кого. Но не смог возразить.

– Зачем пудрить мозги? Кто, кроме тебя, мог еще хотеть такого поворота?

Хан неожиданно убрал руку, которой заслонялся от бьющего в глаза света:

– А ты не догадываешься – кто?

Он вздрогнул. Хан задал этот вопрос, словно уже назвал виновного в произошедшей в казино трагедии человека.

– Ты хочешь сказать...

– Ты догадлив, – кивнул Хан. – Так что опусти «пушку» и давай поговорим спокойно. Нам есть о чем поговорить.

Он молчал, осмысливая услышанное. Ему не хотелось верить в то, что сказал Хан. Он считал хозяина казино единственным виновным в смерти своих товарищей. Но теперь получалось, что это не так. Что виноват другой. Который был ему очень дорог. И это было пострашнее всех смертей.

– Вернуть уже ничего нельзя, – вновь заговорил Хан. – Поздно. Что сделано, то сделано. Нам остается только одно.

– И что же?

– Разойтись, поделив «бабки». Тридцать на семьдесят, как и договаривались. И я помогу тебе убраться. Сейчас, когда возле казино творится невообразимое...

– Ты считаешь, что мне стоит с тобой делиться? – неожиданно он обрел прежнюю уверенность. – Зачем? Когда вместо тридцати я могу взять все сто.

Ему почудилось, что Хан вздрогнул. Видимо, потеря денег для того была очень ощутимым ударом.

– Без меня тебе не скрыться, – голос у Хана задрожал. – Не думай, что все будет так просто.

– Почему же? – язвительно произнес он и достал из кармана комбинезона пульт управления. – Что мне стоит пустить тебе сейчас пулю в голову и уехать?

– Далеко ты не уедешь, – убежденно сказал Хан.

Так, значит. Подстраховался...

Он наполнился злобой. Теперь ему казалось, что он уже ничего не боится. А угрозы лишь подталкивали его к решительным действиям.

– Посему лучше разойдемся с миром, – закончил Хан, словно и не замечал нацеленного на него ствола винтовки.

– Твои условия мне не подходят, – отрезал он.

И понял, что оплошал. Он ведь так и не догадался, отчего был самоуверен Хан.

– Лучше тебе было согласиться, – раздался за спиной ровный голос, и в затылок ткнулось холодное дуло оружия. – А теперь брось винтовку на землю. И без глупостей.

Голос был очень знакомый. Голос был родной. Только теперь он принадлежал не близкому человеку, а очень далекому. Может даже, с того света.

Он проиграл. Это не Хан был самонадеян. Это он оказался слишком самоуверен.

Раздался шум мотора, и на поляну выехала еще одна машина. Хан стоял без какого-либо напряжения. И он понял, что тот ждал этой развязки.

Его с силой ткнули стволом в затылок. И он разжал руки, выпуская винтовку...

* * *

«Точка» рассеялась. Как огоньки далекого салюта. Тишина, царившая в гостиничном номере, обволокла его. Он закрыл глаза и через несколько секунд погрузился в дрему.

Глава 11

Проснулся я, как и в прошлое утро, на кухне. В комнате спал Армен. И первым делом потянулся к телефону.

Я ожидал, что майор Довлатов начнет меня крыть на чем свет стоит после очередного звонка. Но нет. Как только он услышал, кто побеспокоил его с самого утра, то вздохнул, словно смирился с тем, что ему уже от меня никак не отделаться.

– Я чувствовал, что ты позвонишь, – признался он в трубку.

И тут же я услышал, как он что-то крикнул своей жене насчет завтрака. Что ж, Довлатов, можно сказать, совмещал приятное с полезным. Так как я, по-видимому, личность малоприятная, то скромно отнес себя ко второй части. Полезным я все же могу быть.

– Значит, предчувствия тебя не обманули.

– Это уж точно. Хочешь теперь выведать у меня что-нибудь насчет последнего из этой троицы из Чечни?

– Не угадал, – хмыкнул я.

– Что ты говоришь! – не поверил Довлатов.

– Да. Я хочу знать о четвертом.

В трубке установилось молчание. Майор переваривал услышанное.

– Не понимаю, – наконец донеслось до меня.

– Должен быть четвертый, – с убеждением произнес я.

– С чего ты взял?

Я изложил ему свои выводы, как и Хану ночью. О том, что кто-то должен был фотографировать этих троих бойцов.

– Умозаключения довольно интересные, – подвел итог Довлатов. – Но помочь ничем не могу. Если четвертый и был, я о нем ничего не знаю. Эти ребята всегда держались втроем.

Я тяжело вздохнул. Мои мысли о том, что четвертый – очень хитрая бестия, не желавшая нигде и ни с кем светиться, подтверждались.

– А нельзя ли посмотреть их дела? – закинул я удочку в другое место информационной реки. – С кем они демобилизовались из Чечни?

– Я не смогу этого сделать, – не задумываясь, произнес Довлатов. – У меня нет доступа в отдел кадров. Извини.

Ничего не попишешь. Следовало подойти к этому делу как-то иначе. Несколько секунд я подумал, а затем сказал:

– У меня есть еще одна просьба.

Я начал издалека, подготавливая своего собеседника к главному. И Довлатов встревожился:

– И что это?

– Ты не мог бы посмотреть по сводкам?.. Месяц назад. Плюс-минус несколько дней.

Я замолчал. Именно об этом периоде говорил Хан. Тогда эти трое ребят что-то сделали для хозяина клуба. И не рассчитались с Ханом, что вывело его из себя.

– Что именно? – не понял Довлатов.

– Все, что произошло тогда интересного. Большое ограбление. Большая разборка. Еще что-нибудь.

– Сейчас, можно сказать, каждый день происходят ограбления или разборки, – заметил майор.

– Знаю. Но мне нужно не нечто обычное. Это должно как-то выделяться из сводок.

– Ну, ты и загадочный стал... Ладно. Это я смогу сделать. Тебе очень срочно?

– Очень срочно. И очень нужно, – заверил я честно.

– Как мне с тобой связаться? Меня ты можешь не найти.

– Подожди.

Вспомнив, что мой сотовый отключили за неуплату, я положил трубку на стол и поспешил в комнату.

Армен вовсю храпел. Я решительно подошел к дивану и с силой дернул джигита за его носяру. Это действие возымело поразительный эффект – Армен подскочил на диване словно ужаленный.

– Номер твоего сотового телефона, – потребовал я. – Быстро.

Армен напрягся и тут же продиктовал мне номер. Я повторил его про себя и устремился на кухню.

– Эй, – заверещал вслед опомнившийся Армен. – Что случилось, а?

Я оставил вопрос без ответа.

Записав номер телефона, майор произнес многообещающе:

– Лады. Жди.

На кухню влетел Армен, на ходу застегивая брюки.

– Чэго там? – спросил он. – Случилось, да?

– Случилось. Мы уезжаем, срочно.

Армен ретировался. Я открутил краник на кухне, умылся, вытерся и еще влажными ладонями пригладил волосы на голове. Оставался еще один шанс, который я хотел использовать...

По дороге Армен предложил заехать перекусить, но я его осадил, заявив, что есть нам теперь придется не скоро, потому как дел жутко много. Джигит скис. Данная перспектива его нисколько не прельщала.

Когда мы выехали за город, а затем через несколько километров свернули на колею в лесу, Армен лишь крякнул, но не стал больше сетовать на российскую дорогу, для которой его тачка не была предназначена.

Мы не стали подъезжать близко к мостику. Я заставил Армена остановиться, как только мы выехали из леса и вырулили на грунтовую полосу возле пшеничного поля.

– Жди меня здесь, – приказал я и, не слушая вопросов, выбрался из машины на свежий воздух.

На небе появились тучки. Рваные, напоминающие каких-то замысловатых зверей, они медленно плыли с востока, захватывая небосвод; уже закрыли солнце и теперь заслоняли чистую голубизну. Легкий ветерок то усиливался, то стихал. Будет дождь, пронеслось у меня в голове.

Быстрым шагом я двинулся к знакомой речке, к знакомому мостику. Очень уж они стали знакомыми. Казалось, что теперь я буду наведываться сюда ежедневно. Подъезжать совсем близко не решился, потому что в избушке оставался труп, в пшенице – еще один. Поэтому следовало действовать очень осторожно.

Дойдя до мостика, я остановился. Нигде не было видно ни одной живой души, насколько позволяли разглядеть глаза. Поколебавшись немного, я все же ступил на мостик, дошел до середины и вновь остановился.

Речка монотонно журчала, неся в своих потоках островки ила. Рыбака на его вчерашнем месте видно не было. Жаль. Потому как мне нужен был он. И я надеялся застать его именно здесь. Но раз нет... Придется искать в деревне.

Я направился назад – к «БМВ». Армен встретил меня с некоторым напряжением.

– Все нормально, да?

Я забрался на переднее сиденье:

– Не совсем. Разворачивайся и выезжаем на трассу.

– Едэм назад? – воспрянул духом Армен.

– Никак нет, – остудил его я. – Едем искать дорогу в деревню.

Армен тут же остановился.

– Зачэм искать? – откровенно не понял он. – Дорога жэ здэсь.

Мне не хотелось заниматься поисками переправы тут, затем ехать мимо поля, мимо того места, где, возможно, еще лежит с дыркой в груди Лор. А может, и не лежит. Тьфу! Лучше перестраховаться.

– Крути баранку, – приказал я джигиту. – Раз говорю – другой, значит, другой.

Армен больше не стал спорить. Со мной это вообще бесполезно. Я как баран – если упрусь, то не сдвинешь.

Мы проехали лес, выскочили на трассу и понеслись вперед. Я внимательно наблюдал за дорогой, чтобы не пропустить нужный поворот. Я был абсолютно уверен, что въезд в деревню должен существовать. И не ошибся. Поворот был. Но в нужную ли нам деревню – это еще необходимо было выяснить. Я сказал Армену свернуть, внутренне надеясь на удачу. Дорога была узкой, но асфальтированной, и джигиту это понравилось. Он даже стал что-то напевать себе под нос.

Через десять минут показался мост. Широкий, бетонный. И сразу через речку – избушки. Мне не нужно было долго всматриваться, чтобы понять: мы именно в том месте, куда я и стремился. Мы въехали в деревню – в ту, в которой жил знакомый рыбак. Только с другого конца.

– И што далшэ? – осведомился Армен, которого я так и не удосужился посвятить в свои планы.

Дальше нужно было найти этого пожилого рыбака. Вопрос стоял ребром – как? Ходить по домам, выспрашивать и тем самым обращать на себя внимание? Что-то мне это не очень улыбалось.

– Едэм далшэ? – не унимался Армен.

– Стой, где стоишь, – огрызнулся я.

Впереди показалось стадо коров. Стадо – громко сказано: голов десять, не больше. За ним следовал паренек лет четырнадцати в спортивных штанах, грязной майке и с хлыстом, которым он непрерывно рассекал воздух и который не очень пугал буренок, привыкших и к выкрикам пастухов, и к щелканью хлыста.

Я вышел из машины. Коровы прошли мимо меня. Когда паренек поравнялся с машиной, я его дружески окликнул:

– Эй, парнишка!

Тот приостановился и прошлепал губами:

– Че?

– Спросить у тебя можно?

– Ну.

Односложные ответы меня бесили. Либо парень был идиотом с рождения, либо стал им уже по мере взросления в этой глуши.

– Я тут человека одного ищу. – Видя, что парень собирается двинуться за своими коровами, я сам подошел к нему. – Он рыбу у моста с башенками все время ловит, – я махнул рукой в тот конец деревни. – Пожилой такой...

И дальше я описал, как мог, своего знакомого рыбака.

– Ну, – паренек нетерпеливо посмотрел вслед удаляющимся буренкам.

– Не знаешь такого?

– Может, и знаю, – хмыкнул парнишка, обнажив полубеззубый рот. – А на че он вам?

– Да договаривались сегодня порыбачить. Я приехал, а его нет на месте... – Я вновь махнул рукой в конец деревушки.

Парень заржал, потом заявил:

– Так и не мудрено.

– Чего не мудрено?

– Так он сейчас со своей женой волтузится. Рожи друг другу бьют.

– Так уж? – не поверил я, вспомнив, как испуганно смотрел рыбак на троих подвыпивших мужиков.

– Слово.

– И где они?

Парнишка махнул рукой назад.

– Пятая хата отсюда будет, – уверенно заявил он и побежал за ушедшими вперед коровами.

Я забрался в машину:

– Пятая изба.

– Слышал, да, – кивнул джигит. – А зачэм нам этот рыбак?

Хороший вопрос. Рыбак был нужен. Я просто вспомнил кое-что из нашего прошлого разговора. Кое-что, на что не обратил тогда внимания.

– Поехали, – не стал я вдаваться в объяснения.

У нужной избы Армен затормозил. Я выбрался из машины.

Домик был одноэтажный, кирпичный, огороженный деревянным заборчиком с железной калиткой. От калитки к двери дома вела грунтовая дорожка, по краям усаженная цветами. По правую и левую сторону от дорожки простирался сад.

Отыскиваемый мною рыбак возле дверей чинил удочку. Пожилая женщина стояла чуть дальше, за верандой. На ней были длинная изношенная юбка и кофта, не новее юбки. Летами она соответствовала хозяину дома. Морщинистое лицо было темно-коричневым от ветра и солнца. Под правым глазом красовался здоровенный фингал. Если брать слова пастуха на веру, то получается, наш рыбачок подправил ей малость физиономию. Надо же, дома орел, а так...

Я подошел к калитке и приветливо прокричал:

– Здорово, отец!

Мой рыбак вздрогнул и глянул на меня, а затем вымученно улыбнулся. Вспомнил, значит.

– Будь здрав, мил человек, – он отложил удочку в сторону и двинулся ко мне.

Женщина, увидев, что путь освободился, направилась к двери дома, не преминув прокричать в спину своему суженому:

– Мерзавец! – И тут же юркнула внутрь.

Мужчина оглянулся и помахал ей вслед кулаком. На его физиономии, раскрасневшейся от негодования, читалось откровенное желание поправить супруге еще и второй глаз.

Затем подошел ко мне и как-то виновато улыбнулся. Дескать, прости, люди добрые, за такие разборки в доме.

– Старуха моя, едрить ее, сегодня не с той ноги встала, – доложил он мне, оправдываясь.

– Бывает, – не стал заострять я на этом внимание.

– Опять кого ищете? – лукаво подмигнул мне мужичок.

Вот те на! А ведь это свидетель. Найдут труп Лора, начнут жителей выспрашивать, кто чего видел, слышал, тут-то рыбак и вспомнит обо мне. Влез я, что называется, по самые уши... Но куда уж теперь отступать? Или шею ему свернуть?

– Спросить хотел, отец, – перешел я к делу.

«Отец» понимающе кивнул.

– Сколько человек жили в избушке, которую продал лесник?

Я хорошо помнил, что мне сказал рыбак давеча. На мой вопрос: «И все время они живут тут втроем?», он ответил: «Почему втроем? Я разве такое говорил?» Я тогда подумал, что, может, двое, может, один. Когда как. Но теперь, мне казалось, выглядело все совсем иначе. Ответ ведь мог быть и – четверо. Вдруг этот четвертый все же совершил хотя бы одну ошибку?

– Так кто его знает, сколько там жило людей. Я туда не заглядывал.

– А с тем человеком, которого я показывал вам на фотографии, сколько друзей было?

– Я видел лишь двоих с ним.

Я разочарованно вздохнул. Кажется, ничего не наклевывалось. Четвертый по-прежнему оставался призрачной фигурой.

Но после непродолжительной паузы, прищурившись, рыбак, как бы смакуя, добавил:

– И один раз женщину.

– Женщину? – я смотрел на него, как на умалишенного. Чего-чего, а этого я ну никак не ожидал.

– Так и есть. Женщину.

– Глашу? – вспомнил я об увлечении Лора.

– Не, – замотал головой рыбак. – Не из наших она. Не местная.

Сердце у меня затрепетало. Женщина. А почему бы и нет?

– Когда вы ее видели?

– Чего не помню, того не помню. С месяц, может. Не скажу точно. Может, и больше.

– Где вы их всех вместе видели?

– Так рыбачил я на своем месте, где вы вчера меня и застали. Утром, очень раненько. А они вчетвером, значит, шли к мостику вдоль леса. Значит-то, из избушки своей шли. Трое здоровых парней и женщина. На голову ниже их. Но...

– Но? – подогнал его я.

– Но, видимо, бойкая очень. Я еще издали приметил, говорила она так громко, словно доказывала что-то им. И руками все водила. А эти трое, хоть и мужики, а молчали, как в рот воды набрали. И, ровно учительницу, слушали ее. А когда эта четверка подошла к мостику, то женщина тут и подметила меня. И как-то спряталась за своих спутников, словно не желала, чтобы я ее рассмотрел. А я и не стал смотреть. Че мне они? Ну, увидел, что они вчетвером идут, и ладно.

– Куда они дальше направились? – тем не менее спросил я.

– Не знаю. Мостик перешли – и по дороге, наверное. У меня клевать как раз начало, так что извини, мил человек, не до того мне было в ту минуту.

– И больше никогда эту женщину не видели?

– Ни разу. Двоих дружков этого, кого ты искал, видел, а женщину – нет.

– Как она выглядела?

– Лет тридцать, беленькая. Вот и все. Больше ничего не могу приметного сказать. Лицо издали я плохо приметил. А на мостике, я говорю, она спряталась за мужиками.

– Узнать смог бы ее, отец?

Рыбак задумался, а затем покачал головой:

– Не берусь. Говорю, лицо очень плохо видел. Но что молодая, то точно.

Итак, четвертый – это женщина. Женщина ли? Когда я представил снайпером женщину, которая метко сносит головы своим друзьям, мне стало не по себе.

Из машины выскочил Армен.

– Слышь! – крикнул он, помахивая сотовиком. – Тэбя к тэлэфону.

Наверняка Довлатов, больше некому. Хотя мог и Хан уже связаться и потребовать сведений, какие есть на этот час.

– Ладно, – кивнул я рыбаку. – Спасибо за помощь.

Дойдя до машины и устроившись на переднем сиденье «БМВ», я взял телефон:

– Да.

– Это Довлатов. Кажется, у меня для тебя кое-что есть.

– Я твой должник, командир, – воодушевился я.

– Не сомневайся в этом, – буркнул майор. – Давай встретимся на том месте, где вчера.

Значит, Новопесчаная, возле гриля и хот-догов.

– Через сколько ты будешь там? – спросил Довлатов.

Я прикинул в уме:

– Минут через сорок-пятьдесят.

– Тогда через час, – накинул еще десять минут Довлатов.

– Договорились. – Я отключил связь и посмотрел на джигита, который внимательно следил за мной. – Ну, что смотришь? Поехали, и как можно быстрее. На Новопесчаную. Помнишь, где мы вчера были?

– Хот-дог, да? – приободрился Армен.

– Точно. Мы через час там должны быть.

– Будэм, нэ волнуйся, – заверил меня Армен, разворачиваясь и нажимая на педаль газа так, что послышался визг протекторов.

Я уезжал с надеждой, что больше меня в эту деревню никто не затянет.

Мы приехали на место за пятнадцать минут до встречи, посему я успел купить три хот-дога для Армена и один для себя. Мой водитель был на седьмом небе от счастья.

После этого я занял позицию у одного свободного столика возле гриля. У второго стояли два мужика и пили из пластмассовых стаканчиков водку, закусывая при этом добрым проверенным плавленым сырком.

Довлатов приехал на пять минут позже назначенного им самим срока. Выбравшись из видавшей виды «тройки», оглядевшись, двинулся ко мне. Прежде чем встать возле столика, за которым поджидал я, испепеляюще глянул на двоих раскрасневшихся мужиков за соседним столиком. От этого взгляда один, мне показалось, даже подавился своей немудрящей закуской.

Довлатов положил на столик пачку «Беломора» и спички.

– Может, взять что? – предложил я и кивнул в сторону гриля.

Довлатов скривился.

– Я сыт, – бросил он, закуривая.

Я быстренько вытер губы носовым платком, успев перед приездом майора проглотить хот-дог.

– Как служба? – я пытался смягчить настроение Довлатова.

Однако ничего не получилось. Подозреваю, я задал совсем не тот вопрос.

– Дерьмово, – с чувством ответил Довлатов. – У тебя интересней.

– С чего ты взял?

– По твоим просьбам сужу.

Бляха-муха! Неужели он уже знает о гибели бывших спецназовцев?

– Насчет случаев месячной давности, – уточнил Довлатов.

– И что же?

– Была одна кровавая разборка именно в тот период. Хотя разборка ли, остается под вопросом и по сей день.

– Не нашли виновных?

– Боюсь, их и не найдут, – Довлатов откашлялся, с наслаждением затянулся табачным дымом и продолжил: – Ничего не слышал о такой фирме – «Агата»?

Я задумался.

– Нет, не слышал. Что-то связано с сыском?

Довлатов сдвинул брови:

– Почему так думаешь?

– «Агата»... Вполне логично продолжить – Кристи. А тетушка Агата Кристи писала детективы.

– Хм, – буркнул Довлатов. – Верно. Только читал ли твою писательницу сам хозяин этой фирмы? – У майора были сомнения на этот счет.

– Что за хозяин? – насторожился я.

– Слыхал о таком – Лорд?

Я кивнул.

– Слыхать слыхал, но не видал.

– И не нужно, – посоветовал Довлатов. – Авторитет криминального мира. По имеющимся данным, именно он держит в руках нити всей столичной братвы.

– И у меня есть такие сведения, – подтвердил я.

– Так вот эта фирма принадлежит именно Лорду. Как понимаешь, она – просто фикция, хотя по бумагам является охранной службой. С помощью ее Лорд прикрывает кое-какие свои делишки. Фирма расположена в двухэтажном здании на окраине города. Месяц назад кто-то ночью учинил в этом здании настоящую бойню.

– Просто так?

– Ничего просто так не происходит, – поучительным тоном сказал Довлатов. – А теперь факты... По приезде омоновцы и ребята из РУОПа обнаружили в здании шесть трупов.

– Многовато, – нахмурился я.

– Да. Многовато. Но ты ведь просил нечто из ряда вон. Двое лежали у входа в здание, столько же – на лестнице первого этажа. Один в коридоре второго этажа, и один в комнате на том же верхнем этаже.

– Ты был там? – спросил я.

– Нет. Но я успел связаться со знакомыми руоповцами. Так что получай сведения, можно сказать, из первых рук.

– Премного благодарен, – кивнул я.

– В той комнате, где нашли последний труп, был открыт сейф. Пустой...

– Как там появились омоновцы? – несколько насторожился я.

– Кто-то позвонил в полицию по телефону и сообщил, что слышит выстрелы. Может, прохожий, может, кто-то из жильцов близстоящих домов.

– Анонимный доброжелатель?

– Спасибо, хоть такие есть. Но самое интересное... Все шестеро, как заключила медэкспертиза, убиты из оружия, снабженного приборами бесшумной и беспламенной стрельбы. Как кто-то мог услышать стрельбу?

– И то правда, – поддакнул я.

– Интересного очень много. В десяти-двадцати метрах от центрального входа в здание обнаружены следы крови. Очень много крови. А у пятерых убитых оружие не было задействовано. Только тот, кто находился в коридоре второго этажа, успел применить свой пистолет. Но только один раз.

– И что это значит?

– Это значит, что некто перестрелял шестерых человек в здании и забрал что-то из сейфа. А затем, в десяти метрах от входа в здание, затеял перестрелку еще с кем-то. И у этих «кого-то» как раз было оружие без глушаков. Звуки этих выстрелов и услышал аноним.

– А может, твой некто затеял стрельбу на улице, перед тем как застрелил шестерых в здании?

– Исключено. Эта шестерка не вела бы себя так беспечно, если бы услышала выстрелы. Нет. Сначала было «зачищено» здание, а затем уже началась стрельба снаружи.

– Ты говорил, что было много крови. А тела? Кроме шестерых, ты больше никого и не упоминал.

– А больше никого и не было. По-видимому, раненых или убитых снаружи увезли. Их оставлять не желали. В отличие от шестерых человек, которые охраняли здание.

– Что-нибудь о нападавших известно?

– Ничего. Даже непонятно, сколько их было. Один, два или больше. Но, скорее, не один человек. Тут уж надо быть отъявленным суперменом, чтобы уложить всех шестерых.

– А с кем они могли затем затеять перестрелку?

– Тоже неизвестно.

– А сейф?

– Сейф, – хмыкнул Довлатов. – Лорд приехал в свою контору через тридцать минут после того, как ее оцепили омоновцы. И когда узнал, что хранилище пусто, так и затрясся от злобы. Но никому ничего не сказал. Ни о том, что находилось в сейфе, ни о своих предположениях. Да на это и рассчитывать нечего было. Лишь заявил, что менты пусть копаются, если хотят, но крысятников, которые напакостили в стаде, он найдет сам.

– Может, в сейфе общаковые «бабки» были?

– Что-то вроде того. Слушок такой прошел.

Я задумался. Двое мужиков, цедившие водку за соседним столиком, снялись с места и потопали неровными шажками в сторону метро.

Я вспомнил беседу с Ханом. По его словам, он нанял троих бывших спецназовцев, чтобы те для него что-то добыли. Если предположить, что в нападении на здание, принадлежавшее Лорду, участвовали эти спецназовцы, то получается... Получается, Хан замахнулся на «бабки» братвы. Вот это да! Охренеть можно. Но сходилось в этой версии все довольно хорошо. Во-первых, по времени. Во-вторых... Я вновь вспомнил слова Хана о том, что Корш его в чем-то винил. Скорее всего в том, что по выходе из здания бывших спецназовцев кто-то поджидал и им пришлось обороняться. Но куда делось содержимое сейфа? Он ведь был пуст. Значит, спецназовцы его очистили. А дальше? Куда все подевалось? Корш сообщил Хану, что у них ничего нет и они сами пытаются разобраться. В чем они собирались разобраться?

Я сдавил виски ладонями. Спокойно, спокойно... Нужно продвигаться медленно, иначе тут впору окончательно запутаться. Начнем сначала. Ребята отправили на небеса шесть человек в здании, забрали содержимое сейфа, вышли и неожиданно поняли, что им кто-то мешает убраться с добычей. Что они предпринимают? Судя по всему, они приняли бой. Им это не впервой, Чечня научила. И скорее всего, они вышли из него победителями, раз спокойно после этого существовали. Ну спокойно – это, конечно, относительно. Но где, в таком случае, содержимое сейфа? А если...

Бог мой! Ведь вывод напрашивается сам собой. Раз у них ничего не было, как они сказали Хану, значит... Значит, это «что-то» у них отобрали. Или... Ну, предположим, отобрать у них не могли. Следовательно, они просто передали Это кому-то. Бесспорно. Они отдали то, что захватили в здании, и прикрыли отход этого инкогнито. Точно. И этим инкогнито был Четвертый. Тот, кто участвовал с ними в налете на здание, принадлежавшее Лорду. Тот, о ком, кроме тройки бывших спецназовцев, никто не знал. Тот, кто старался остаться в тени. И, скорее всего, тот, кто заранее знал, что произойдет. Вполне возможно, Четвертый знал и о том, что отход будет не простым, и догадывался, что деньги будут переданы ему. А тройка останется прикрывать его...

– Ты чего молчишь? – насторожился Довлатов, внимательно глядя на меня.

Я улыбнулся, чувствуя, что нахожусь на верном пути. Только что мне это дает? Я становлюсь слишком знающим человеком. А значит... Меня передернуло.

Четвертым была женщина. Ей по праву было дано вывезти деньги, а мужчины остались обеспечить ей отход. Трое бывших спецназовцев надеялись, что она довезет деньги до намеченного заранее места – до избушки лесника. Но этого не произошло. Как сказал Корш по телефону Хану, они сами ничего не понимают. Значит, она до избушки не доехала. Здесь существуют также два ответа: либо с нею что-то произошло, либо... Либо она и не собиралась ехать туда. Получив в свои руки что хотела, она решила оставить с носом и своих друзей, и Хана. И то, как она старалась не высовываться и не раскрываться, говорило в пользу второй версии. Хотя можно было отработать и первую.

– Ты не смог бы для меня еще кое-что сделать? – спросил я осторожно.

Довлатов бросил уже переставший дымить окурок в урну и вздохнул:

– Да уж куда я теперь денусь.

– Постарайся узнать... в ту ночь, приблизительно в то же время, когда произошла перестрелка возле дома Лорда и поступил в отделение анонимный звонок, на трассе... – я назвал ту, по которой располагалась избушка лесника, – ничего не произошло?

– А что должно было произойти? – нахмурился Довлатов.

– Я и спрашиваю: все ли было нормально?

Майор задумался, взял сотовик, быстро набрал номер и приложил телефон к уху.

– Семенов? – через пару секунд сказал он. – Привет, это Довлатов. Как поживаешь? В порядке? Рад за тебя. У меня... Да нет, прав ни у кого не забрали, в пьяном виде не задерживали. Ага... Другой вопрос. Ты не мог бы посмотреть по своим сводкам...

Майор назвал день и примерное время, которые меня интересовали, а также место.

– Через пятнадцать минут? Лады. – Он отключил связь. – Друг гаишник у меня.

Я кивнул и предложил еще раз:

– Может, все же перекусишь?

Майор вновь поморщился. Общепит в любой форме он не признавал.

– А по стопарику? – пытался искусить его я.

– Не сейчас, – Довлатов махнул рукой, словно убирая со стола хлебные крошки и намекая, что позже он у меня выпьет не менее ящика высококачественного крепкого напитка. Я был не против. Особенно если дело выгорит.

Довлатов вновь закурил. А через оговоренный гаишником промежуток времени потянулся к телефону. Он слушал довольно долго, затем прикрыл ладонью нижнюю часть трубки и посмотрел на меня:

– В тот день на том участке трассы, о котором ты говорил, ночью ничего не произошло.

Не успел я еще хоть как-то осмыслить эту новость, как Довлатов продолжил:

– Зато на другой трассе... Произошло.

Я вздрогнул, словно неожиданно услышал ответ на все неразрешенные загадки.

На другой. А почему бы нет? Четвертый получил нечто ценное и решил смотаться. И ни к какой избушке, заранее запланированному месту, он не поехал. А поехал в другом направлении. И подальше. Из города, из области...

– Произошла авария. Выяснять? – Довлатов вопросительно уставился на меня.

– Если можно.

Майор опять прильнул к трубке.

Авария. Корш две недели говорил Хану, что они пытаются разобраться. Значит, они искали пропажу. Конечно, искали. Ведь они рисковали жизнью, чтобы получить Это. И звонили Хану в первую очередь потому, что подозревали его. А затем... Затем они нашли нечто, что поставило их в тупик. А может, даже заставило понять, что все бесполезно. Авария...

– Значит, так, – Довлатов вновь прикрыл нижнюю часть трубки ладонью и уставился на меня. – Той ночью шел ливень, дорога была мокрая. На трассе столкнулись на скорости две машины. Одна взорвалась вместе с водителем. Вторая машина скатилась со склона, водитель остался жив. Женщину доставили в больницу в бессознательном состоянии.

– Женщину? – Я аж подпрыгнул. – Водителем второй машины была женщина?

– Да.

– Можно мне о ней узнать?

– Что узнать?

– Все. Кто она такая и так далее. Все, что есть в деле. И... Если можно, фотографию. Снять с карточки водителя на ксероксе или...

– Ну у тебя и аппетиты! – надулся Довлатов, однако стал выяснять все меня интересующее.

Одна машина взорвалась. Самое простое было предположить, что именно в этой машине ехал Четвертый. И слова Корша, сказанные Хану, объясняли бы это. Корш ведь пытался разобраться. Может, он как раз и наткнулся на след машины и узнал об аварии. О том, что автомобиль сгорел, а значит, вместе с ним и Она, и все, что они захватили из сейфа Лорда. Тогда понятны его слова, что ничего нельзя сделать. Но... Кто тогда убил троих бывших спецназовцев? Если и Она, и груз погибли, то кто и зачем? Нет, не все здесь так просто.

А если Четвертый был во второй машине? В принципе груз мог погибнуть и в этом автомобиле, а Она – выжить. Вполне. Только... Только если эта авария вообще имела отношение к тому, в чем замешан Хан. Может, я просто сбился с пути? Но совпадение... Очень уж соблазнительное совпадение, которое хочется проверить.

Довлатов нажал на кнопку отключения связи.

– Езжай в управление ГИБДД, Семенов будет ждать тебя в дежурке.

– Что так?

– А то так. Он этим делом не занимался. Его вел некий инспектор Смолячков. Но того сейчас нет, поэтому Семенову потребуется время, чтобы отыскать это дело в архиве.

– Оно закрыто?

– Окончательно. – Довлатов бросил окурок под ноги.

– Я твой должник, – произнес я.

– Это я уже слышал, – майор похлопал меня по плечу. – Ну, давай. Успехов. Смотри не вляпайся во что-либо.

– Я постараюсь, – бросил ему я.

Довлатов махнул рукой и направился к своей «тройке». А я двинулся к «БМВ». Армен сидел с закрытыми глазами, откинув голову на спинку сиденья. Забравшись в машину, я не преминул толкнуть джигита в бок. Тот вздрогнул, открыл глаза и дернулся рукой к поясу, но вовремя уразумел, кто перед ним.

– Тфу, блят! – в сердцах воскликнул он и с чувством плюнул в открытое боковое окно. – Напугал, да.

– Поехали.

Капитан полиции Семенов был среднего роста тучным мужиком лет под сорок. Под глазами огромные мешки, скорее всего от недосыпания, лицо с красными прожилками – чисто деревенское. Он сразу направился ко мне, как только я вошел в управление ГИБДД.

– Ты от Довлатова?

Я был несколько удивлен. Майор успел-таки меня описать.

– Ну, пошли, – пригласил меня капитан и направился к выходу из управления.

На улице мы присели на лавочке возле самого входа в здание. Тучки уже полностью затянули небо, однако дождик еще не накрапывал. Но в том, что он будет, сомневаться не приходилось.

– Держи, – капитан достал из кармана кителя ксерокопию фотографии женщины; это была блондинка лет тридцати, симпатичная. – Что ты хочешь еще знать?

– Как произошла авария?

– Мокрая дорога, ливень. Ничего необычного, когда нарушают скоростной режим.

– Нарушали?

– По протоколу именно так и было. И та и другая двигались со значительным превышением допустимой скорости, плюс неблагоприятные погодные условия.

– А ливень тогда сильный был?

Я сам попытался припомнить что-нибудь, но ничего на ум не пришло. Либо я той ночью крепко спал, не зная, что творится за окном, либо просто позабыл.

– Сильный. Такой ливень вообще рекомендуется пережидать. Видимость, можно сказать, нулевая. А тут еще ночь...

Ночь. И несмотря на дождь, две машины мчатся на больших скоростях. И тот и другой водители куда-то спешили, не иначе. Зачем, в противном случае, подвергать свои жизни опасности? Как хорошо все увязывается... Ведь Четвертому нужно было спешить. Спешить убраться подальше.

– На месте аварии ничего не нашли интересного?

– Чего? – не понял капитан.

– В машинах. Может, в них что обнаружили?

– Я не вел это дело. Если хочешь, можешь дождаться Смолячкова, он тебе больше расскажет. Правда, когда он будет, я не знаю.

– А без него?

– Насколько мне известно – ничего. Да и что? Одна машина взорвалась, сгорела к чертовой матери вместе с водителем. Ничего не осталось, кроме груды металла. Вторая помялась основательно. Ее, конечно, вытащили, осмотрели... Да что говорить? Дело закрыли. Все.

– Кто эта женщина? – Я кивнул на ксерокопию фотографии.

– Лаврентьева Маргарита Михайловна. Коренная москвичка, по образованию медик, двадцать девять лет, замужем. В настоящее время работает вместе с мужем. Психоаналитиком. Вот все, что есть в деле.

– Она в Чечне не была? – поинтересовался я.

– Чего? – вновь округлил глаза Семенов.

– В Чечне она не была? – повторил я. – Может, в составе группы врачей или еще каким образом?

Капитан хмыкнул:

– Нет у меня таких данных. Спроси лучше у нее самой. Или у ее мужа. Адрес ее я тебе написал с обратной стороны листа.

Я всмотрелся в фотографию еще раз. И только тут сообразил, что меня все время в ней настораживало. Женщина была в очках. Таких узеньких, которые называли «лисичками».

– У нее плохое зрение? – вскинул брови я.

– По водительской карточке – да.

Вот те на! Снайпер с дерьмовыми глазами. Это что-то... Нет. Ерунда получается. Замужняя женщина, медик, с плохим зрением, работает вместе с мужем...

– Она давно окончила институт?

– Четыре года назад.

Четыре года. Вряд ли она успела побывать в Чечне. Да и кто молодого медика туда возьмет? А если снайпером? Нет.

– Давно она замужем?

– Десять лет, – ответил капитан без запинки.

Все. Кажется, я свернул не на ту тропку. Не похоже, чтобы эта женщина была там, откуда вернулись Корш, Лор и Третий. Спрашивать у Семенова, есть ли в личном деле сведения о том, что женщина была спортсменкой-стрелком, было бессмысленным. Он бы сказал об этом. И все же я поинтересовался:

– Она не увлекалась спортом?

– Это в документах не отражено, – хмыкнул Семенов.

Откуда она могла знать спецназовцев? А она должна была знать. И не только знать, но и находиться с ними в очень дружеских отношениях. Таких, что они ей доверили самое ценное. Ради чего рисковали жизнью... Нет, эта Лаврентьева не подходила на роль Четвертого. Неужели я увлекся и пошел по ложному пути?

– А больше в ту ночь на других трассах не было происшествий? – решил я развеять свои сомнения.

– В то время, которое тебя интересует, – нет. Нужно быть сумасшедшим, чтобы ехать в такую погоду. Лучше переждать.

И что дальше? Куда это я заплутал?

И тут едва не хлопнул себя по лбу:

– А водитель второй машины? Той, что взорвалась. Известно, кто он?

– Сгоревшая машина числилась в угоне. Труп водителя идентифицировать не удалось... – Капитан задумался и поправился: – По тем данным, которые у меня есть.

Числилась в угоне. Вот это было ближе к истине. Насколько я знаю, на «дела» бандиты любят ездить именно на угнанных тачках.

Я опять вернулся к тому, о чем подумал вначале, когда узнал об аварии. Четвертый и добыча сгорели. Но... Существовало это нехорошее «но». Кто убил в таком случае бывших спецназовцев? Я окончательно запутался.

Проще простого было решить, что я ошибся. Что авария, по воле случая произошедшая именно в то время, когда было совершено нападение на здание Лорда и обчистили его сейф, и эта кража, – не имеют между собой никакой связи. Проще всего прекратить ломать голову и запутывать вполне, может быть, обыденную ситуацию. Но тогда, значит, нужно было признать свое поражение. Иных зацепок и направлений поисков у меня не существовало. Хотя я ведь предупреждал Хана, что особо рассчитывать на положительный результат не стоит. Очень все зыбко.

Я, в который уже раз, глянул на ксерокопию снимка женщины. Белокурая. Тридцати лет. И все же... Между словами рыбака о женщине, заказом Хана, нападением на здание Лорда, бывшими спецназовцами и ночной аварией в дождь на трассе существует какая-то связь. Меня как будто кто-то ударил по голове, чтобы я лучше соображал. «Связь есть, – шептал не моим голосом некто. – Ты просто плохо кочегаришь мозгами. Нужно найти стержень. Стержень, связывающий все это воедино. Стержень, на который насажены все эти загадочные события. И тогда...» Но этого стержня я нащупать не мог. Я был просто в растерянности. Казалось, что все лежит на поверхности, только собери целостную картинку. И не получалось. Как только я начинал это делать, тут же возникали противоречия. И сомнения. Так ли это?

– Я больше не нужен? – Голос Семенова вывел меня из состояния задумчивости.

– Нет, спасибо.

– Это «спасибо» адресуешь Довлатову, – капитан поднялся и поспешил, не прощаясь, в здание управления.

Я еще несколько минут посидел на скамейке, собираясь с мыслями, затем двинулся на стоянку, на которой припарковал машину Армен.

Джигит не спал. И по его виду я понял, что он меня с нетерпением ждет.

– Чего такой насупленный? – спросил я, садясь в машину.

– Хан звонил. Хочэт тэбя видэть.

– Хочет, так увидит, – пожал плечами я. – Поехали.

Я больше не стал обращать внимания на Армена и погрузился в свои невеселые мысли. Поглощенный желанием во всем разобраться, я совсем забыл о своей безопасности...

Глава 12

Он вышел из лифта и прошел в просторный вестибюль гостиницы. Людей было немного. Лениво прохаживались два охранника; швейцар, услужливо раскрыв дверь, впускал двоих подтянутых мужчин с чемоданами. На диване сидел мужчина с газетой, закрывавшей ему лицо. Женщина у специального окошка оформлялась в номер.

Он подошел к портье – высокому худому парню, который стоял за перегородкой и перелистывал толстый журнал. Услышав шаги, парень оторвался от своего занятия и с готовностью улыбнулся.

– Добрый день.

– Пусть будет добрый, – согласился он и протянул ему ключи.

– У вас остался один день, – посмотрел в карточку портье.

– Я помню.

Один день. Лишь Бог знает, сколько у него осталось дней. Один, два. А может, и ни одного.

Он подошел к киоску в углу. На металлических полочках лежали всевозможные газеты и журналы вперемешку с литературой детективного и эротического содержания. Заведовала всей этой бумажной кухней пузатая женщина среднего возраста.

– Почитать что-нибудь? – приветливо спросила она, едва он остановился рядом; она ловила потенциальных покупателей, завидев лишь малейший интерес с их стороны к своему товару.

Он купил «Комсомолку» и отошел в сторону. Вначале постоял, что-то решая, а затем подошел к дивану и сел рядом с мужчиной, который просматривал прессу. Развернул газету. Пробежался по колонкам, затем свернул газету и откинулся на спинку дивана. Читать не хотелось. Да и зачем это ему? Зачем ему знать, что происходит в стране? Что в Думе кого-то выбирают, что на улицах постоянно убивают, а звезды заводят амуры с кем ни попадя. Что изменится, если он об этом узнает? Ничего. Ему уже плевать, что происходит и в стране, и где-то там далеко, за рубежом. Плевать. Он не житель. Не только страны, но и всей планеты Земля. Мертвому уже ничего не нужно, кроме хорошего гроба да отпевания.

Охранники подошли к швейцару и стали с тем о чем-то беседовать.

Он прикрыл глаза. Ему не хотелось наблюдать за людьми. Они были живыми. Очень живыми. Они строили планы, спешили жить. В отличие от него. Он уже ничего не планировал. Все должно было вот-вот завершиться. И спешить ему уже было некуда, потому как жизнь его практически закончилась. Страшно знать об этом. И о том, что каждая минута может быть последней.

– Привет, Везунчик.

Голос прозвучал тихо и язвительно.

Он открыл глаза и повернул голову на голос. Сидящий рядом человек, как и он только что, сложил свою газету и теперь с насмешкой сверлил его взглядом.

Он не показал никакого удивления. Он ждал этого. Он был готов к этому. Он был готов ко всему, кроме одного – смерти. Единственное, что должно было неотвратимо случиться. И к чему он так и не смог подготовиться.

Теперь, когда газета не закрывала лица мужчины, он узнал его. Того, кто отводил его к кассе и выдавал выигрыш в казино.

– Привет, «шестерка», – он улыбнулся не без презрения.

От услышанных слов и от улыбки Бурый посерел. Через таксиста, который подвозил этого надменного знакомца Хана, он вышел на гостиницу. От портье узнал, кто он, и с самого утра, зная, что нужный ему человек в номере, сидел в вестибюле.

Теперь Бурый был в некотором смятении. «Боксер» считал, что, увидев его, человек сразу же попытается смотаться. Но нет. Он насмехался над ним, словно считал себя неуязвимым. Бурый сунул руку под фуфайку и нащупал рукоятку оружия. Пустить бы ему пулю, тогда бы прекратил ухмыляться. Тогда точно бы прекратил. Но Бурый тут же расслабился, поймав на себе внимательный, оценивающий взгляд вмиг нахмурившихся и прекративших болтать со швейцаром охранников.

– Смотри не лопни от злости. – Он отвел взгляд от Бурого и с сарказмом спросил: – Думал, что я в штаны наложу?

– Все еще впереди, не сомневайся, – прошипел Бурый, складывая руки на коленях и этим как бы показывая охранникам, что не собирается делать глупостей и нечего на него таращиться.

– Ты дурак, Бурый.

Тот едва не подскочил на месте. Откуда этот человек знает его прозвище?

– У тебя в башке «шестеренки» заржавели, – продолжил он. – Ты думаешь, Хан оставит тебя в живых?

– Ты... Ты что несешь? – Спесь моментально слетела с Бурого.

– Это ты несешь. Потому что ты ишак, тупой и безмозглый. А я тебе говорю.

– Ну, сука... – едва не подавился от таких «комплиментов» Бурый.

– Хан не любит оставлять свидетелей. Особенно в таких делах, в которых замешаны лица вроде Лорда.

Бурый икнул. Его мозг отказывался что-либо понимать. Этот человек, получается, знал все. И о том, что произошло в доме, принадлежавшем Лорду, – тоже. Это было непостижимо, невероятно и не укладывалось в голове. Но понять просто необходимо. Потому что слова рядом сидящего человека были недвусмысленными.

– Ты труп, Бурый, – подвел он итог. – Если, конечно, не будешь как следует поглядывать вокруг.

Он замолчал. И даже не сделал попытки убежать.

Бурый наконец взял себя в руки. Плетет этот хмырь какую-то херню, черт бы его побрал. А он тоже хорош: распустил сопли, сидит и слушает...

– Это мы еще посмотрим, кто труп, – произнес Бурый в ответ, но как-то неуверенно; слова рядом находившегося человека все-таки попали в цель и зародили некое сомнение. – Поднимайся и пошли.

– Куда? – вяло поинтересовался он, хотя уже знал ответ.

– Сам знаешь – куда.

– Хан никак не уймется? – Он хмыкнул. – Ладно, пошли.

– Только смотри, падла, дернешься – «пушку» я быстро вынимаю.

– Понимаю, – он поднялся с дивана. – «Пушку» ты быстро вынимаешь. Вот так быстро ты бы еще работал мозгами...

Швейцар, помня о щедротах постояльца, подобострастно выгнулся, когда тот проходил мимо.

Два охранника проводили Бурого недобрым взглядом.

Около клуба было пустынно. У входа, прислонившись спиной к стене, стоял охранник и лениво дымил сигаретой. Никто не входил в здание и не выходил оттуда. В это время суток увеселительное заведение отдыхало.

На стоянке находилось с десяток автомобилей; часть принадлежала персоналу клуба, часть – хозяину сего заведения. «Мерседес» подрулил к центральному входу. Охранник приосанился, однако, увидев, что из машины выпрыгнул Бурый, вновь расслабился. Следом вышел водитель иномарки и, положив руки на верх раскрытой дверцы, уставился в сторону клуба.

– Пошли, – бросил Бурый в салон автомобиля.

Он неторопливо выбрался наружу, потянулся и посмотрел вверх. Затянутое тучами небо вряд ли могло улучшить его настроение.

Он поежился, хотя и не было холодно.

Охранник отступил в сторону, пропуская его и Бурого. Они вошли в здание, поднялись на второй этаж, прошли через пустой игорный зал к комнате хозяина клуба. Хан дремал в кресле, положив ноги на стол и держа в руке широкий бокал виски. Ни один из мониторов не светился. Смотреть было не на что. Заведение дремало, как и его хозяин.

Однако сон у Хана был очень чутким. Едва только за дверью послышались шаги, как он моментально встрепенулся, бокал слегка дрогнул в руке, однако ни одна капля не пролилась. И когда в комнату вошли два человека, Хан уже вопросительно смотрел в их сторону. Он не изменил своего положения, лишь поставил бокал на стол. И широко улыбнулся. Улыбка эта предназначалась одному человеку – вчерашнему удачливому игроку.

– Ну вот, – добродушно молвил Хан, – мы и опять встретились. Не долго у нас с тобой длилась разлука. – Немного подумал и добавил: – На этот раз недолго.

Он ничего не сказал, сел в свободное кресло напротив Хана.

Хозяин клуба посмотрел на Бурого:

– Выйди.

Хан не желал при свидетеле разговаривать с человеком, который, казалось, ушел в царство мертвых и который неожиданно материализовался через восемь лет. Однако Бурый был другого мнения. Ему очень хотелось узнать, что это за «фрукт», который так хорошо осведомлен о всех его делах с Ханом и который предрек ему скорую кончину. И поэтому он, насупившись, не торопился выйти из комнаты.

Хан посерел:

– Я сказал – убирайся!..

Бурый сдался. В открытую выступать против Хана смелости у него не было. Недовольный, он покинул помещение.

Хан перевел дух, отпил огромный глоток виски и вновь поставил стакан на стол.

– Ты думал, что вот так просто заявишься ко мне, пустишь дым в глаза – и спокойненько уйдешь?

– Я ушел, – невозмутимо ответил он.

– Далеко ли? – хмыкнул Хан и как-то настороженно посмотрел на собеседника. – Или ты опять что-то успел выкинуть, прежде чем тебя сцапал мой человек?

– А если успел? – с вызовом поинтересовался он.

Хан подскочил с кресла и навис над ним.

– Послушай, ты! Прошло восемь лет! Черт знает сколько! Твоих ребят не вернешь! – Хан сбавил пыл и устало вздохнул, переводя дыхание и опускаясь назад в кресло. – Давай договоримся, как нормальные люди, позабыв о старых дрязгах.

– Я просидел восемь лет в тюрьме, – грустно напомнил он.

– Ты же знаешь, вина за это лежит лишь на одном человеке.

– На тебе тоже, Хан.

– Хрен тебе в жопу! Ты, сука! Что тебе от меня надо? Деньги? Деньги тебе не нужны. Ты сам говорил. Хотя и взял свой выигрыш.

– Хочешь, чтобы я тебе его вернул? – усмехнулся он.

– Дурачком прикидываешься, да? – Хан выдохнул с шумом. – Я готов выслушать твои предложения. Чего тебе надо?

– Ничего, Хан. Я уже говорил. Зачем что-то мертвецу?

– Ты ваньку не валяй. Какой ты мертвец? Ты выжил, хотя и должен бы гнить в земле. Так что давай начистоту.

Он пожал плечами:

– Мне ничего не надо. Что бы ты ни предлагал.

– Что ж. Не хочешь по-хорошему, хрен с тобой. Будет по-другому. На этот раз я тебя не выпущу. Паяльник в задницу вставлю, мошонку утюгом приглажу, но ты мне все скажешь.

Он вдруг не удержался от смеха.

– Смешно, да? – побагровев и скрипя зубами, осведомился хозяин казино.

– Очень, Хан. Ты все такой же дурак. И неудивительно, что комбинацию восьмилетней давности по большому счету придумал не ты. И тебя провели, напоследок проделав дырку в груди.

– Ты тоже не таким уж умным оказался, – язвительно усмехнулся Хан.

– Тогда – да, – согласился он.

– А теперь что, поумнел? – Краешки губ у Хана нервно дрогнули.

– На чуть-чуть.

– Ладно, закончим этот бессмысленный базар, – Хан несколькими глотками осушил бокал, крякнул, вытер тыльной стороной ладони губы и вновь переключил все внимание на рядом сидящего человека. – Что ты знаешь?

– Не понимаю? – откровенно удивился он.

– Все ты отлично понимаешь. Меня интересует, какой информацией ты владеешь о деньгах Лорда.

– Хан, я вышел из тюрьмы чуть больше месяца назад.

– И тем не менее ты знаешь. Не понимаю, где ты раздобыл информацию. Но ты знаешь. И я хочу понять – что.

– Неужели я мало тебе сказал?

– Хватит твоих намеков! – вспыхнул Хан.

И тут же осекся. За дверью раздались шаги. Хан резко повернул голову на шум. Дверь распахнулась, и в образовавшемся проеме появилась голова Бурого:

– Тут Виртуоз с Арменом.

– Ага, – Хан с секунду подумал, что-то решая, затем усмехнулся своим мыслям. – А ну-ка, давай Виртуоза сюда! Армен пусть с тобой находится.

Бурый опять нахмурился. Остаться и послушать разговор хозяин по-прежнему не позволил.

Глава 13

Армен хотел было проникнуть в комнату к Хану вместе со мной, однако Бурый его тут же остудил, схватив за шиворот.

Я вошел в комнату. И удивленно округлил глаза. Это же надо! Тот человек, который так непочтительно говорил с самим хозяином клуба в его же заведении... Неужели Хан не услышал моих слов насчет того, что он не мог быть стрелком? Или у Хана появилась уже своя, отличная от моей, версия? Тогда зачем я ему сдался?

– С хорошими новостями, Виртуоз? – Хан повернулся ко мне в кресле.

Воспитания никакого. Хотя бы поздоровался... Ишь как нетерпеливо отбивал пальцами по столу чечетку. От нетерпения чего доброго и пальцы сломает.

Я вытащил из кармана куртки ксерокопию снимка и протянул ее Хану. Тот прямо выхватил у меня из рук листок, словно на нем были координаты нахождения сокровищ старого пирата Флинта. И моментально остыл. Не того ожидал.

– Это кто? – изумленно осведомился он.

Я скосил глаза на постороннего человека, как бы показывая Хану, что информация конфиденциальная и не стоит ее раскрывать перед кем бы то ни было. Но у Хана было свое мнение:

– Можешь говорить.

Ну, раз так...

– Вначале хочу спросить тебя, – я откашлялся, как оратор, стоящий на трибуне перед скоплением народа, – как ты вышел на этих спецназовцев?

– То есть? – нахмурился Хан.

– Тебя кто-то с ними свел? Или они сами искали знакомства с тобой?

Хан потер переносицу, как бы пытаясь этим жестом вытянуть со своих мозгов воспоминания.

– Корш появился в клубе с год назад. Он играл в рулетку.

– Много ставил?

– По мелочам. Наверное, играть очень нравилось. Потом как-то заявился со своими дружками. И кто-то затеял драку, кто – уже и не разберешь. Но эти трое лихо разбросали человек восемь. Я наблюдал потасовку на экране, – Хан кивнул в сторону мониторов. – Ребята мне понравились, и я сказал Бурому, чтобы он пригляделся к ним. После этой потасовки сюда стал приходить только Корш, остальных его дружков я не видел. Тогда, в драке, фотография у него и выпала.

– Бурый завел с Коршем знакомство?

– Да.

– И Корш, как бы невзначай, стал говорить Бурому, что он и его друзья тертые калачи, что прошли Чечню, и не только... Что сейчас на мели, что готовы ради хорошего куша разорвать всех на куски...

– Ну-у, – протянул несколько опешивший Хан. – Не сразу он так сказал. Но в общем...

– Ты немножко еще к нему присмотрелся и решил взять в дело, – закончил удовлетворенно я.

– И что с того? – повысил голос Хан.

– А то. Что кто-то хорошо знал тебя. Кто-то знал, как привлечь твое внимание, и знал, что ты предложишь. Именно поэтому в твоем казино Корш появился. В подпольном казино, куда кого попало не пускают. Ты не пускаешь. Значит, у него был входной билет. Ты не задумывался, откуда? Вижу, нет... Именно поэтому была затеяна драка, чтобы ты нанял и Корша, и двоих других бывших спецназовцев. Кто-то очень хорошо все предусмотрел. И не ошибся.

– Кто-то, кто-то... Заладил. Кто? – у Хана прямо руки задрожали от нетерпения.

– Тот, Четвертый, которого мы ищем, – напомнил я.

– Ты узнал о нем? – На лбу Хана выступили капельки пота.

– Только одно. Стопроцентной гарантии не даю, но по всему выходит – это женщина.

При последних словах Хан вскочил как ужаленный, его лицо перекосилось. А сидящий напротив Хана человек неожиданно захохотал во весь голос.

– Ты чего ржешь?! Что тут смешного?! – взорвался хозяин казино.

Человек прекратил смеяться. Лишь улыбка еще блуждала у него по устам.

– Кто этот малый, Хан? – Он кивнул в мою сторону.

– Тебе-то что? – огрызнулся хозяин казино.

– А то, что с такой башкой, как у этого парня... Короче, ты должен работать на него, а не он на тебя.

– Заткнись, – рыкнул Хан и повернулся ко мне. – Ты знаешь, кто эта женщина?

Я невольно почесал себе затылок.

– Понимаешь, раз человек, подославший в твое казино Корша, хорошо знал тебя, то... То получается, что и ты его должен бы хорошо знать. Но...

– Что «но»? – не вытерпел Хан.

– Я дал тебе фотографию. Мне казалось, что на ней именно та женщина.

Хан поднес фотографию Лаврентьевой поближе к свету. Нет. Он не знал ее. И мне не нужно было его ответа. Я видел: ему эта женщина незнакома.

– Я ее не знаю, – выдохнул Хан.

Значит, я оплошал. Значит, где-то пошел не по той дорожке. Где-то свернул с верного пути. Может, меня что-то отвлекло...

– Можно? – неожиданно раздался голос не знакомого мне человека.

Хан подумал немного, а затем протянул снимок Лаврентьевой своему гостю.

Тот неторопливо взглянул на ксерокопию, и я увидел, как глаза у него загорелись. Он посмотрел на меня с каким-то интересом и даже уважением. И я понял, что никуда не свернул. Что нахожусь там, где нужно. Просто... Просто чего-то не понимаю. До чего-то еще не дошел своим умом. Это «что-то» может быть очень маленьким, но, не зная его, я не могу собрать отдельные элементы картины в целое.

– Я теперь понимаю, на кого ты мне намекал, – просипел Хан в сторону незнакомца. – Но ведь это не Она. Разве нет?

Человек отвел от меня глаза и перевел их на Хана.

– Согласен, – он протянул ксерокопию Хану.

– Как понимать это твое «согласен»?

– Эту загадку тебе не разгадать, – грустно проговорил мужчина и кивнул на меня: – Да и твоему человеку, пусть и головастому, она тоже не по зубам.

Хан взъерепенился:

– Начихать мне на загадки. Мне нужны деньги! Понятно?..

Он тут же осекся и косо взглянул на меня, явно укоряя себя за то, что сболтнул лишнего. Да, кажется, я прав. Хан таки попытался отнять деньги у Лорда, не иначе. И мне стало не по себе. Обладая этими сведениями, я становился опасен для Хана. А с собой я даже не взял оружия. Вот болван!

– Ну, ладно, – Хан напыжился, словно Наполеон перед взятием Москвы. – Я терпелив. Очень терпелив. Но всякому терпению есть границы. – Он ткнул пальцем в сторону сидящего человека: – Я тебя подвешу и буду потихоньку раздирать на части, пока ты мне все не расскажешь. Ты пришел из царства мертвых – и уйдешь туда, сука.

На лице у человека ничего не дрогнуло. Он лишь презрительно усмехнулся. Как красногвардеец, попавший в плен к белым. В отличие от этого героя, мне захотелось поскорее отсюда ретироваться.

Хан подошел к дверям, открыл их и обернулся к незнакомому мне человеку:

– Даю тебе пятнадцать минут. После пеняй на себя.

Он хотел было выйти, но увидев, что и я двинулся к двери, остановился:

– Виртуоз, ты останешься здесь.

Я притормозил. Так и есть. Уйти мне будет не просто. Прощайте, мои сто тысяч.

Моя нога вполне могла достать хищную рожу хозяина клуба. Но за дверью стоял Бурый, под мышкой у которого был пистолет, и вполне реальная возможность нарваться на пулю враз остудила мой пыл.

– У нас договоренность, – попытался я урезонить его. С тем же успехом я мог обратиться и к стенке.

– Ты останешься здесь, Виртуоз, – жестко повторил Хан. – Там разберемся.

И вышел из комнаты. Я услышал, как он отдал распоряжение стоявшим по ту сторону дверей людям о бдительности в отношении нас – узников комнаты.

Я почувствовал себя зверем, угодившим в капкан. Надо же, какая беспечность с моей стороны.

Мы несколько минут смотрели друг на друга. Незнакомец – на меня, я – на него. Мы словно изучали один другого, как бы решая, чего каждый стоит и что у него за душой.

– Ты выбрал себе плохого хозяина, – наконец изволил заговорить он.

– У меня нет хозяев, – огрызнулся я. – Я – вольный стрелок.

– Вот так? – усмехнулся он, однако без какой-либо злобы. – А чего же ты делаешь у Хана?

– Он мне платит. Я работаю.

– Ты кто – детектив?

– Вроде того, – не стал я особо распространяться о своей профессии.

– Ты хорошо знаешь Хана? – Это был явный интерес к моей персоне.

– А в чем дело?

– Насколько его знаю я, он платить не любит.

Я бы мог поспорить. Кое-что от Хана мне уже перепало. Но если мне в итоге отвинтят голову... Так что я счел за лучшее промолчать.

– Тебя как зовут? – спросил человек, видя, что я никак не реагирую на его последнюю реплику.

– Ты уже слышал. Виртуоз.

– А твое настоящее имя? – не отступал он.

– А зачем оно тебе? Достаточно и этого.

– Наверное, ты прав, – с грустью согласился он. – Достаточно и этого. Какую работу ты делаешь для Хана?

Это уже было слишком.

– Я тебя не знаю, – выдохнул я. – С чего ты взял, что мне стоит тебе все выложить?

– Согласен. Ты меня не знаешь, – он посмотрел куда-то поверх моей головы, в одну точку. – Восемь лет назад я тоже был вольным стрелком. В полном смысле этого слова. Стрелком по призванию. Я был мастером спорта. Чемпионаты, олимпиады... Но потом спорту я оказался не нужен.

Он внимательно посмотрел на меня, как бы пытаясь определить, слушаю ли я его и понимаю ли вообще, о чем идет речь.

– Восемь лет назад голодному бывшему спортсмену Хан предложил обчистить его же собственное казино.

Я удивленно заморгал. Вот это да! Такого, честно говоря, я не ожидал услышать.

– У Хана было дерьмовое положение. Он прогорел, в казино не было ни шиша, но об этом никто не знал. Правда, бесконечно такое продолжаться не могло. И тут... В казино Хана вложили миллион долларов. Деньги были уже перевезены в игорное заведение. И Хан... Хотя нет. Не он. Все придумал совершенно другой человек.

– Женщина? – Слово вырвалось само собой.

Человек довольно засмеялся..

– Не спеши... Так вот. Хан воспользовался советом и решил ограбить собственное заведение. Для этого он нанял меня. Человека, так сказать, со стороны. Я подобрал ребят, тоже из бывших спортсменов, с которыми судьба обошлась неласково и которым, в общем-то, терять было нечего. Только жизнь.

– Жизнь – это тоже не мало, – вставил я.

– Согласен... В общем, мы сделали это для Хана.

– Вы грабанули его казино?

– Да. Хан обещал неплохой куш и относительно спокойный ход операции. Но...

– Но?

– Другой человек убедил Хана, что операцию нужно немножко подкорректировать. То есть не дать уйти тем, кто будет грабить казино. Перестрелять их к чертовой матери и таким образом списать все на мертвых. А незначительное количество денег уничтожить взрывом, имитируя их полную гибель.

– Неужели это могло сойти Хану с рук?

– В момент нападения на казино Хан находился в кругу тех людей, которые дали ему эти «бабки». Он уехал от них, когда в казино уже все было закончено. Таким образом, вполне мог обвинить в налете на казино и тех людей, чьи деньги поступили в его заведение. Якобы они хотели вернуть их назад, но так, чтобы во всем был виноват Хан. Ведь нападавших никто не знал. И Хан, и другие люди могли бесконечно доказывать вину друг друга.

– Но деньги остались бы у Хана.

– Однако все вышло несколько не так, как он хотел. Мне удалось уйти из казино. Одному.

– И что же?

– Хан к тому времени освободился, и мы встретились в заранее условленном месте.

Он замолчал, как бы что-то решая.

– И что же? – нетерпеливо спросил я.

– Хан получил пулю в грудь, я – в башку.

– Женщина?

Он вскинул брови:

– И куда ты спешишь?

– Хочу знать, – твердо произнес я. – Раз уж ты начал.

– Знать – это не всегда хорошо, – удрученно произнес он. – Иногда для безопасности лучше быть в полном неведении.

– Я уже слишком глубоко влез.

– Н-да, как и я восемь лет назад... Хан выжил. И после этого, как положено, возложил всю вину на другую сторону.

– А деньги?

– На этом моя история закончилась, – неожиданно прервал разговор человек. – Ты знаешь достаточно.

Я насупился. И вдруг меня словно озарило. Я понял, к чему меня вел человек, сидевший напротив.

Через восемь лет Хан решил повторить свою акцию. Он нанял бывших спецназовцев. Те грабанули Лорда, после чего Хан решил, как и в первом случае, отделаться от своих наемников. Он подослал своих ребят, чтобы те перестреляли спецназовцев, когда последние выполнят свою работу.

– Лорд хотел вложить деньги в казино Хана? – решил убедиться я в правильности своих догадок.

– Верно, – кивнул человек.

– И Хан вновь решил загрести их чужими руками?

– Тоже верно, – улыбнулся собеседник.

– Хан нанял троих бывших спецназовцев. Но был еще один человек.

– Только не спрашивай у меня о нем. В настоящий момент я тебе ничего не скажу.

– Зачем же ты тогда мне все рассказывал? – я выразил искреннее недоумение.

– Хан остался ни с чем. У него нет денег. И из событий восьмилетней давности он уже знает, что за собой нужно тщательно подчищать «хвосты». Чтобы ни малейшая тень не пала на него. Он уже знает, что так лучше всего. Поэтому... Поэтому ты, Виртуоз, был обречен с самого начала – едва Хан предложил тебе работать на него.

Я нахмурился. Не очень-то приятно слышать, что тебе скоро открутят башку.

И вдруг меня что-то кольнуло. Словно током, который прошел по всему телу.

Этот человек был стрелком. Он сам так сказал. Чемпионаты и так далее... И трое бывших спецназовцев погибли от руки снайпера. Может, женщина тут и ни при чем? А этот человек просто пудрит мне мозги?

– Откуда такая осведомленность? – прямо спросил я.

– Что тебя смущает?

– Все. Откуда тебе известно, что Хан затевал в отношении Лорда? Он ведь вряд ли посвятил тебя в это.

– Не посвящал, – согласился он.

– И о спецназовцах ты ведь знаешь, верно?

– Верно. Знаю.

– Откуда? – Тут я поперхнулся от новой догадки. – Ты... Ты и есть этот хренов Четвертый?

Он засмеялся и покачал головой:

– Нет, это не я.

– Так ли? – Я засомневался; человек уж слишком корчил из себя некоего таинственного Монте-Кристо. – Не исключаю, что ты и обо мне знаешь.

– Я знал, к кому обратился за помощью Хан, – как ни в чем не бывало ответил собеседник.

Вот шельма! Откуда этот всезнайка взялся?

– Может, объяснишь? – насупился я.

– Все, что нужно, я тебе сказал. До остального ты дойдешь сам. И у нас нет времени на пустую болтовню.

– У нас предостаточно времени, – не согласился я, не желая прерывать интересный разговор.

– Ошибаешься. Хан дал пятнадцать минут. И он скоро явится.

– Кто ты такой? – резко спросил я.

Он неторопливо достал из кармана брюк флакончик с таблетками, одну отправил в рот, проглотил и только после этого удостоил меня своим вниманием.

– Я твое спасение, – он спрятал флакончик в карман и добавил: – Может быть.

Мне хотелось просто взорваться от негодования. Этот человек возомнил себя Богом? Надо же!

– Ты хочешь жить? – в упор спросил меня собеседник.

Я опешил от такого вопроса:

– Разве кто-то хочет иного?

– Все хотят одного, получается по-разному, – выдал афоризм он.

Я промолчал. Что-то в голосе собеседника заставило меня иначе взглянуть на него.

– У меня к тебе будет предложение, – с расстановкой произнес он.

Я невольно подобрался. В последнее время предложения в адрес моей персоны мне самому что-то уж очень не нравились.

– Я помогу тебе выкарабкаться из этой истории, а ты... Ты выполнишь одну мою просьбу.

– Какую еще просьбу?

– О ней я тебе скажу, когда все закончится.

– Если ты намекаешь на ночь любви или на что-то подобное, – то сразу забудь об этом.

Он в который раз засмеялся:

– Нет. Ничего подобного мне не нужно. Просьба будет вполне выполнима с твоей стороны.

– Это одностороннее мнение, – поспешных решений я не хотел принимать; хотя у меня над башкой и взметнулся меч, но он ведь еще и не опустился.

За дверью послышались шаги. Наверняка Хан возвращался.

– Так как? – человек не мигая смотрел на меня.

– Я ничего не обещаю.

Он хмыкнул, откинулся на спинку кресла и прикрыл глаза. Казалось, иного ответа он от меня и не ожидал.

Дверь раскрылась, и Хан ввалился в комнату. На меня он даже не взглянул. Будто все, что мог, я уже сделал, и теперь не представлял для него никакого интереса. Прямо обидно стало.

– Ты, что, спать здесь собрался? – не скрывая удивления, сказал Хан сидящему с закрытыми глазами человеку. У него задергались желваки. Еще чуть-чуть, и он мог взорваться, как воздушный шарик.

Незнакомец, который так и не представился мне, лениво открыл глаза и уставился на Хана.

– Тебя всегда подводила излишняя поспешность.

– Ты мне херню не заливай, – Хан махнул рукой, словно прогоняя назойливую муху.

– Что ты хочешь от меня?

– Сам знаешь. И я вытяну это из тебя любыми способами.

– Не нужно никаких способов, – он поднялся на ноги и потянулся. – Поехали.

Хан икнул от неожиданности. И даже попятился, будто ему сейчас врезали хорошенько по роже и готовились повторить это.

– Куда? – Более идиотского вопроса я не ожидал услышать.

– Ну ты же хочешь все знать. И денежки получить. Разве нет?

Хан совсем одурел от такой перспективы. Он наверняка считал, что ему придется потрудиться, прежде чем он выудит хоть какие-то сведения. А тут... Человек предлагал все разрешить быстро. Хан оказался не готов к такому развитию событий. Он ткнул указательным пальцем в сторону своего старого знакомого:

– Ты... Если что будет не так, я тебе первому снесу башку.

– Меня не запугать. Тем более что башку у меня уже сносили.

– На этот раз будет наверняка, – заверил его Хан.

– Ты лучше о своей думай, – зловеще предупредил оппонент.

Хан вздрогнул. Честно говоря, и мне стало не по себе. Человек явно на кого-то намекал. И даже если я освобожусь от Хана, то освобожусь ли я вообще? Именно от этого «кого-то»?

– Ладно, – выдохнул хозяин казино. – Я предупредил. Пошли.

За дверью, кроме Бурого и Армена, стояли еще трое. Крупные, в спортивных костюмах. Думаю, и это еще не все. Хан возьмет с собой всю свою армию. Он, конечно, не будет рисковать. Как, например, я.

Глава 14

Апатия сменилась решительностью. Лаврентьев вышел из своего кабинета, на ходу застегивая пиджак. Возле Алены он даже не остановился, лишь бросил на ходу:

– Меня сегодня не будет. Отмени, пожалуйста, все встречи.

И, не дожидаясь ответа, под удивленным взглядом секретарши засеменил к выходу из здания.

Забравшись в «Мазду», он направился к себе домой. Первым делом – проверить верность слов Смолячкова, что жены нет дома. Это в первую очередь. А затем все остальное.

Он даже не стал дожидаться лифта, когда вбежал в подъезд, настолько ожидание было ему в тягость. Пулей взлетел по лестнице на шестой этаж. Зайдя в прихожую, тут же гаркнул:

– Рита!

Ответа не было. Лаврентьев позвал еще раз. Тишина. Он с остервенением хлопнул дверьми, прошел в гостиную. Затем заскочил в спальню, на кухню, не преминул оглядеть и третью комнату, а заодно и ванную, и туалет. И тут поймал себя на мысли, что уже делал так недавно. Что уже искал в доме жену, словно та была иголкой, а его квартира – стогом сена.

Значит, Смолячков не солгал. Жена покинула квартиру. Куда она могла поехать? Терзаемый скверными предчувствиями, Лаврентьев вернулся на кухню и хотел было прослушать автоответчик, но неожиданно обнаружил, что тот просто отключен. На этот раз Рита решила поступить проще. Вот же дрянь!.. Он машинально включил автоответчик и двинулся в прихожую, а затем в гостиную.

Плюхнувшись на диван, он сдавил руками лицо и попытался собраться с мыслями. В очередной раз. Но у него ничего не выходило. Загадки цепляли одна другую. И тут он вспомнил о лучике, который вспыхнул в голове еще там, в кабинете.

Лаврентьев поднялся и направился в спальню. Повел носом. Ему показалось, что он продолжает ощущать запах жены. Это был ее запах. Он стал шарить глазами по комнате, он еще и сам не знал, что искал. Просто оглядывался, фиксируя предметы. Затем подошел к шкафу и стал осматривать его содержимое.

Занятию психоаналитика помешал телефонный звонок. Лаврентьев даже вздрогнул, услышав его. Звонок не смолкал. Он закрыл шкаф и прошел на кухню, поднял трубку:

– Да.

– Марк Георгиевич? Это Смолячков.

– Слушаю, – Лаврентьев всеми клеточками тела предчувствовал нечто недоброе.

– Место аварии жены помните?

– Да, конечно.

– Я буду вас ждать на трассе, не доезжая до этого места километра три. Поторопитесь.

– Что-то стряслось?

– Возможно. Выезжайте немедленно.

Связь оборвалась. Лаврентьев ощутил, как сердце у него бешено заколотилось, словно он только что получил некую ужасную новость.

Врач хотел было отправиться к выходу, как телефон вновь противно затрещал.

– Да, – но очень хотелось сказать «нет».

– Это Марченко.

Ах ты, леший!

– Я звонил к вам на работу, – говорил вежливым голосом президент компании. – Ваша секретарша сказала, что вы там больше не появитесь. Я рискнул позвонить вам домой.

– Мне нужно уходить, – глянул на часы психоаналитик.

– Вы не забыли о моей просьбе?

– Нет, конечно.

– Надеюсь, у нас с вами все будет по-джентльменски?

Лаврентьеву показалось, что он слышит угрозу.

– Я делаю все, что могу. И извините, мне некогда. Нужно уходить.

– Я вас хотел просто предупредить...

Доктор с остервенением бросил трубку. Надо же! Предупредить он еще хотел. Вот пусть бы сам и занимался своим психом.

Телефон вновь затрезвонил, но психоаналитик даже не взглянул в его сторону. Решительным шагом он покинул квартиру.

Фомин выскользнул на улицу и, обогнув здание, бросился к проезжей части. Вице-президент придерживал рукой незастегнутые полы пиджака. Из-за пояса торчала ручка «Беретты», и, сколь большим психом ни считался Фомин, он старался не показывать прохожим, что при оружии.

Увидев невдалеке свободное припаркованное такси, он поспешил к нему. Водитель, узнав, куда нужно везти пассажира, сразу же отказался. Однако Фомин, не скупясь, накинул сверх счетчика, и водитель изменил свое решение.

Добравшись до своего загородного дома, Фомин пошарил по карманам, нашел ключи и открыл дверь. Только после этого он с облегчением вздохнул и сразу же метнулся к столу. Сумка с разобранной снайперской винтовкой стояла так, как ее и оставили. Фомин лихорадочно перебрал части винтовки, задумался и со злостью отшвырнул сумку. Она упала на пол, издав глухой звук.

Фомин торжествующе усмехнулся и потянулся к «Ремингтону». Это оружие ему было привычнее. Он подержал его на руках, словно взвешивая, затем бережно положил на стол. На некоторое время опять задумался, почесал с остервенением лоб и принес сумку обратно на стол, после чего стал выкладывать ее содержимое.

Когда сумка оказалась пуста, он положил внутрь «Ремингтон». Застегнул замок, правда, не до конца – ствол в сумку полностью не вошел и торчал наружу. «И так сойдет!» – махнул рукой Фомин. Поднял пальто и набросил его сверху на сумку. Ну вот... Так ничего не видно.

Он повесил сумку на плечо, затем потрогал засунутую за пояс «Беретту» и довольно усмехнулся, посчитав себя нормально экипированным.

Психоаналитик был прав в своих выводах. Фомин как бы жил двумя жизнями. Одна – совершенно бессмысленная, полная исканий Врагов, которые помешали ему достичь цели, и желания Их наказать. Вторая – уже более-менее осмысленная, хотя сказать, что и во второй жизни Фомин находился в трезвом рассудке, нельзя было. По-прежнему у него существовали Враги, но, в отличие от его первого эго, второе могло рассуждать и делать выводы, сообразуясь с реальной обстановкой. Именно его второе эго заметило как-то Риту, которая пыталась имитировать Их. Вывод для Фомина был прост: женщина хочет что-то с ним сделать, собирается ему навредить. Вот и Враг. И не стоит ломать голову. Именно находясь во второй ипостаси, Фомин покопался в машине Риты в трагическую для той ночь и вывел из строя тормоза, пока та создавала шум в его доме, считая, что он находится там.

Его второе эго все сокращалось – все-таки болезнь прогрессировала. А находясь в первом состоянии, Фомин не помнил, что делало его второе «я». Он вообще ничего не соображал, живя первой жизнью, кроме одного: кругом Враги. Если его второе «я» обнаружило Врага, то первое этого не знало и настойчиво продолжало искать Их.

Второе эго постепенно уничтожалось. Но вчерашней ночью, после уколов, оно несколько окрепло. И теперь первое «я» пыталось всеми силами подавить неожиданно окрепшее второе «я». В голове у Фомина происходила борьба. И чередование возвращений двух эго стало чаще. Теперь он находился как бы на границе между первым и вторым состоянием. Каждая сторона перетягивала его на свою половину. Но пока он балансировал между безумием и некоей осмысленностью. Его мозг пытался разобраться в происходящем, – но с позиции больной психики.

Если бы у психоаналитика Лаврентьева спросили, что такое умопомешательство, он бы ответил, что это понятие, с точки зрения медицины не имеющее конкретного смысла. Нормальная психика – это способность мозга приспосабливаться к окружающей действительности. Если это не удается, человек прячется от реальности или становится над ней, превращаясь в сверхсущество, не подчиняющееся общим законам. Фомин не уходил от реальности. Он старался стать над ней. Два эго у него в мозгу смешались, и теперь он превращался в настоящего монстра.

Фомин вывел из гаража машину, распахнул ворота и выехал на площадку перед особняком. После этого он вернулся, закрыл за собой дом, гараж, ворота и сел в машину. Казалось, его действия вполне осмысленны, и лицо было лицом вполне нормального человека. Однако в глазах уже искрились в полную силу отсветы безумия. Две половинки продолжали борьбу, и уже не могло быть сомнения, какая из них в конце концов победит.

Враги... Его обманули... Прошлой ночью. Она сказала, что все Враги уничтожены. Вранье... Доктор говорит, что бумаги нужно было отдать ему. А кому он их отдал? Ах да... Ей. А кто Она? Она... Она... Она уверяла, что... Да Она и есть Враг. Самый настоящий. Он Ей поверил. Не нужно было этого делать. Как Она могла его убедить? Она Враг... Доктор сказал, что когда бумаги будут у него, он покажет настоящих Врагов. Он Их всех раскроет. Но почему доктор этого не сделал? Ах да... Он не отдал доктору бумаг. А почему? Куда он их дел? Куда? Так ведь Ей... Ей... Она говорила. Она даже при нем уничтожила... Вранье. Просто Она хитрая. Враги хитрые... Они перехитрили его. Они сумели перехитрить его. Он думал, что знает... Но нет. Его обманули. Обманули. Но он все исправит. Он вернет бумаги доктору. И Враги будут уничтожены... Все... Все...

Ведя машину, Фомин расхохотался. На губах выступила слюна. Он нервно вытер ее рукавом пиджака и, вырулив на трассу, помчался в город. На миг его второе эго всколыхнулось. Куда он несется? Ведь все кончилось. Вчера ночью. Он сам все видел. И сам так решил. И тут первое эго моментально отодвинуло в сторону второе... Тебя обманули. Враги хитры. Но ты хитрее Их. Ты умнее Их.

На губах у Фомина заиграла зловещая улыбка.

Он не помнил, сколько ехал. До города оставалось совсем немного, когда его взгляд наткнулся на двигавшуюся навстречу «Тойоту». Машина была той марки, на которой его возила вчера ночью Она. Он резко притормозил, съехал на обочину и, развернувшись, погнался за «Тойотой».

Фомин не знал, находится ли в машине именно та, которая ему была нужна. Просто его больное сознание выделило эту машину из потока других, двигавшихся по трассе. В первую очередь выделило из-за марки. Все остальное больное сознание дорисовало само. В машине Враг.

Если бы в «Тойоте» находились никоим образом не причастные к Фомину люди и она следовала бы в далекое путешествие, Фомин все равно с тупой решительностью ехал бы за этой машиной, куда бы и сколько она ни мчалась.

Но в этой «Тойоте» как раз ехал тот человек, который был ему нужен. Его Величество Случай сделал поправку. И больное сознание Фомина из всех машин выделило именно искомую.

По сложившемуся стечению обстоятельств «Тойотой» управляла Рита. Враг Фомина.

Шоссе было полупустым. Лаврентьев только что обогнал грузовой автомобиль и теперь мчался, зорко поглядывая вперед. Насколько хватало взгляда, впереди транспорта не наблюдалось.

«Шестерку» он приметил еще издали. И стал снижать скорость. «Мазда» съехала на обочину и остановилась в метре от «Жигулей». Из «шестерки» никто не выходил. И, крякнув, Лаврентьев выбрался сам.

Смолячков сидел на месте водителя и терпеливо поджидал, пока психоаналитик займет сиденье рядом.

– Что там у вас? – без всяких предисловий начал Лаврентьев, захлопывая за собой дверцу.

В салоне «шестерки» было накурено, и психоаналитик недовольно поморщил нос. Но капитан, казалось, этого не заметил.

– Ваша жена опять приехала к месту автокатастрофы.

– И что?

– Я ехал за ней на безопасном расстоянии. Когда она остановилась прямо напротив места аварии, я проехал мимо. Когда она не могла видеть меня из машины, я развернулся, пристроился за двумя самосвалами и поехал в обратную сторону.

Смолячков замолчал, как бы давая возможность психоаналитику прочувствовать все то, что он только что сказал.

– Дальше, – нетерпеливо подогнал Лаврентьев.

– Проезжая мимо машины вашей жены, я приметил, что она сидит в «Тойоте», словно кого-то поджидает. Я проехал еще некоторое расстояние, затем вновь развернулся и встал вот тут на обочине. После чего позвонил вам.

– И что вы от меня хотите?

– Хочу, чтобы мы вместе посмотрели, кого она ждет.

– И все?

Капитан достал из-под сиденья мощный фонарик.

– Если удастся, посмотрим, что она искала в полуразрушенном домике.

– Вы ведь уже там были, – недоуменно сказал Лаврентьев.

– Я был без фонаря. А там довольно темно. Чего-то я мог и не заметить.

– Ну, хорошо, – сдался Лаврентьев.

– Выходите, поедем на вашей машине. Свою я оставлю здесь.

Врач не стал спорить, вышел из машины и поспешил к «Мазде».

Смолячков закрыл «шестерку» на ключ и, оглядываясь по сторонам, направился следом за психоаналитиком. Под мышкой он держал фонарик, а на шею повесил полевой бинокль.

«Мазда» плавно тронулась с места, объехала «Жигули» и помчалась по трассе.

– Не спешите, – предупредил психоаналитика Смолячков. – Нам не нужно, чтобы ваша жена увидела нас. Поэтому мы остановимся, не доезжая до места.

Лаврентьев лишь что-то пробурчал в ответ.

Через несколько минут капитан вновь подал голос:

– Ага, вон поворот. За ним и произошла авария. За поворот не заезжайте, остановимся где-нибудь здесь. И пешочком.

Лаврентьев съехал с трассы, когда до поворота оставалось метров сто.

Они вышли из машины. Капитан сжал под мышкой фонарик, закурил и посмотрел на психоаналитика:

– Ну, двинулись. И держитесь меня.

Лаврентьев хмыкнул. Никого он не собирался держаться. Он сам по себе.

Глядя безумными глазами вперед, Фомин злился. Между ним и «Тойотой» плелась какая-та чертова «шестерка». Это нервировало Фомина, потому как ему хотелось ехать точно за преследуемой иномаркой.

Но вот «Тойота» тормознула, а «шестерка» помчалась дальше. Фомин тоже сбавил обороты. Однако в следующий миг его больное сознание выдало новую идею. Он не остановился там, где притормозила «Тойота», а проехал вперед.

Он не видел, как «шестерка» возвращалась обратно. Да ему было на нее наплевать. Враг-то был в «Тойоте», и нигде больше. Фомин ехал на малой скорости и, когда заметил, что начинает терять из виду стоящую на обочине «Тойоту», съехал с трассы.

Враг хитер. Но он теперь его перехитрит. Фомин подхватил сумку, вышел из машины и, сбежав с крутого склона вниз, пошел по направлению к «Тойоте». Два эго срастались в одно.

Они отправлялись на четырех машинах. Его посадили в первую, рядом с водителем. На заднее сиденье сели Хан и Бурый. Виртуоз был во второй, на заднем сиденье между двумя «гориллами» Хана.

– Показывай дорогу, – бросил Хан в спину впереди сидящему человеку. – И не вздумай хитрить.

Он презрительно хмыкнул. Кортеж, который снарядил Хан, его нисколько не смущал.

– А ты, Бурый, хорошенько следи за этой гнидой. Только не так, как в ту ночь...

Напоминание о злосчастной ночи заставило Бурого вздрогнуть. Эта ночь. Эта чертова ночь перед грозой. Он до сих пор вспоминает ее с содроганием...

Бурый делал все так, как велел Хан. Он должен был приехать со своими ребятами к дому Лорда, когда бывшие спецназовцы уже выполнят свою работу, и не позволить им уйти. Он обязан был их всех положить, забрать деньги и убраться восвояси. А затем прикончить и тех ребят, которые были с ним, Бурым. Чтобы никого не осталось в свидетелях. С ним были четверо. Он считал, что вполне справится, уложив одной очередью этих четверых после того, как они выполнят свою часть плана.

Первый досадный промах произошел сразу же. Они опоздали. Бурый хотел снять бывших спецназовцев, когда те выходили бы из здания с кушем, но этого не получилось. Когда они приехали на место, наемники уже вышли из здания и, услышав шум моторов, поджидали «гостей».

Бурый остался сидеть в машине, приказав ребятам двигаться вперед. Он увидел два распростертых возле крыльца тела и понял, что нанятые Ханом люди уже начали действовать. Он только не знал, внутри дома спецназовцы или нет. Так или иначе, но следовало реализовывать план шефа.

Четверка бесшумно двинулась вперед. И тут же до слуха Хана донеслись слабые хлопки. Двое ребят вскрикнули и повалились на землю. Двое других тут же припали к земле и попятились. Послышался еще один хлопок. Из оставшихся на ногах двоих один вскрикнул и начал палить, не разбирая, вперед. Треск автомата всколыхнул тишину.

Бурый поежился. Он понял, что все летит в тартарары. Не они уничтожают наемников, а те – их. И они очень хорошо видят их, в отличие от ребят Бурого.

К машине, где сидел Бурый, подбежал его боец и, задыхаясь, остановился. Бурый был в шоке. Однако нашел в себе силы отдать приказ:

– Подберите трупы, и в машину.

Никто не должен был знать, что люди Хана каким-то образом связаны с перестрелкой около заведения Лорда.

Бурый различил в темноте контуры двоих своих бойцов, которые подхватили неподвижных товарищей и поволокли их к машине. Он понял, что спецназовцы остались целыми, а операция провалилась.

Развернул машину. Увидев, что его бойцы втолкнули безжизненные тела во вторую «тачку», надавил на газ, стремясь поскорее убраться с этого злосчастного места.

Уже мчась по шоссе, Бурый порадовался, что не вышел из автомобиля. Значит, бывшие спецназовцы его не видели, а его бойцов те не знали. Следовательно, Хан перед этими спецназовцами остается чистым.

Первым делом нужно было избавиться от трупов. И они зарулили на пустырь.

– Я ранен! – простонал, как только они остановились, вывалившись из машины, один из подельников Бурого; боец держался рукой за предплечье и по-собачьи скулил, глядя на Бурого.

Бурый скривился. Начавшийся дождь усиливался с каждой минутой.

Он посмотрел на того, кого миловала пуля.

– Выкопай яму.

– Дождь ведь, – изумился тот.

– А ты хочешь, чтобы я жмуриков к тебе домой притащил?

Вопрос завис в воздухе. И боец принялся за работу. Он достал из багажника лопату и начал копать под усиливающимися потоками дождя.

Бурый стоял возле того, кто скулил. Он, казалось, не замечал дождя. Он был в подавленном состоянии. И думал, как обо всем расскажет Хану.

Через десять минут яма была готова. Не глубокая, но в нее вполне могли поместиться два тела. Мокрый от дождя боец с лопатой тяжело дышал и смотрел в сторону Бурого и стонущего товарища.

– Мне бы в больницу, – проглатывая капли дождя, просился раненый парень.

– Погоди маленько...

Бурый словно очнулся, открыл заднюю дверцу своей машины и нащупал на сиденье АКСУ. Крепко сжав автомат, резко повернулся.

Тот, с лопатой, так ничего и не понял. Дождь лил сплошным потоком, заливая глаза. Короткая автоматная очередь распорола парню живот. Протяжно вскрикнув, человек выпустил лопату и рухнул в вырытую им самим яму.

Раненый вмиг замолчал, почувствовав недоброе.

– Сейчас будет тебе больница, – зловеще прохрипел Бурый.

Ствол автомата сместился в сторону. Палец нажал на спуск. Из головы брызнул фонтан кровавой кашицы и, смешавшись с дождевыми струями, пролился на землю. Раненый – уже убитый – хлопнулся лицом в грязь.

Бурый бросил автомат обратно в машину и принялся заканчивать начатое. Первым делом он углубил яму. Затем бросил к лежавшему трупу только что скулившего парня, вытащил из машины еще два трупа и добавил их к остальным, после чего поспешно закопал свежевырытую братскую могилу. Лопату отнес в свою машину. Позже он ее вымоет и вымоется сам.

Вначале Бурый отогнал подальше от пустыря машину своих дружков. Затем вернулся, сел в свою и подъехал к машине, которую только что оставил. Снова выбравшись на дождь, открутил крышку бачка топлива в машине дружков, соорудил из тряпки что-то вроде фитиля, пропитал этот фитиль взрывоопасной смесью и поджег.

Он едва успел рухнуть на сиденье своей машины, когда позади раздался мощный взрыв, поднявший в воздух металлические останки автомобиля.

Бурый надавил на газ, стараясь поскорее отсюда убраться. В зеркальце заднего обзора он увидел полыхающее пламя на раскуроченном автомобиле, которое не могли затушить струи дождя.

Даже не переодевшись – мокрый, в грязи, – Бурый прошел к Хану через черный ход. Вид у него был самый удручающий. Однако то, что он рассказал хозяину, было еще ужаснее. Хан был просто взбешен. Он не получил того, что хотел, и теперь следовало идти на контакт с бывшими спецназовцами. Хорошо хоть, Бурый свою харю не засветил...

Бурый вздрогнул. Хан с силой ткнул его в бок, и воспоминания отошли на задний план.

– Заснул, мать твою, что ли?

Бурый обиженно оглянулся на хозяина. Машина мчалась к выезду из города.

Хан настороженно спросил сидящего впереди:

– Куда мы едем?

– Туда, куда ты хочешь, – невозмутимо ответствовал тот.

Он был спокоен. Со стороны могло показаться, что он едет в приятное путешествие, а позади него сидят его дружки, которые просто чем-то недовольны. Но не им. На самом деле это было не так. Он знал, куда едет. И знал, что это не увеселительная прогулка. Это конец. Конец его жизненного пути.

– Стой! – крикнул Смолячков, придержав психоаналитика за рукав.

Проезжавшая мимо по трассе грузовая машина обдала их копотью и осыпала стружками, которые перевозила. Лаврентьев стал зло отплевываться и отряхивать костюм. Смолячков на такие мелочи на обращал внимания.

– Идти открыто опасно. Ваша жена может нас заметить, – капитан старался перекричать гул машин.

– Так что прикажете? – Раздражение еще было сильно.

– Спустимся со склона, – предложил Смолячков. – Там видно будет.

Лаврентьева эта перспектива не очень прельщала. Начал накрапывать дождик, и вымазаться было делом плевым. Он так и сказал капитану, но тот пожал плечами, заявив, что при поиске истины такая мелочь, как одежда, просто не важна. Надо же! Истина. Лаврентьев чуть не поперхнулся. Еще неизвестно, какова эта истина...

Однако Смолячков уже спускался со склона, и Лаврентьеву ничего не оставалось, как последовать примеру своего спутника.

Склон был крутой, и он едва не упал, сбегая вниз. И удержался лишь благодаря Смолячкову, который вовремя поддержал его.

– Пошли, – капитан поправил бинокль на груди.

Внизу был чернозем, и туфли вмиг покрылись противной грязью. Лаврентьев взорвался:

– Ну знаете ли!.. Лучше бы уж мы шли верхом.

– Не зудите. Дальше будет суше.

Капитан был прав. Сразу же за поворотом пошел песок.

– Смотрите туда, – капитан указал рукой прочь от дороги.

Там все пространство занимало редколесье, в одном месте полностью оголенное. Именно на этом пустом участке возвышались руины некогда функционировавшего завода.

– Это бывший торфобрикетный, – сказал Смолячков. – А вон там, чуть-чуть дальше, немного видна верхняя часть разрушенного кирпичного домишки.

Да, за руинами действительно виднелась, словно срезанная бритвой, кладка красного кирпича.

– Туда свозили химотходы, – объяснял Смолячков. – Сходим туда.

На несколько секунд воцарилось молчание. Редкие капли дождя продолжали лениво падать на землю. Наконец Лаврентьев не выдержал:

– Зачем?

– Я же сказал: посмотрим.

– Мы вымажемся, – попытался остудить пыл спутника доктор.

– Зато, может, что узнаем. Пойдемте, пойдемте, – и, взмахнув рукой, Смолячков двинулся в сторону редколесья. – Только старайтесь двигаться скрытно.

Легко сказать. Спрятаться особо было негде. Деревья мало укрывали их, и если бы Рита захотела, она бы наверняка увидела двигающихся к развалинам людей.

Достигнув открытой местности, на которой громоздились развалины торфобрикетного завода, Смолячков едва не уткнулся носом в землю и, точно рыбка, юркнул за ближайшую плиту. Откуда выглянул и нетерпеливо подогнал психоаналитика, который кряхтел, злился, ругался, но пытался повторить все те движения, что и капитан. Он так же, как и Смолячков, постарался приникнуть к земле, но вышло у него лишь присесть.

Услышав, как его зовет капитан, он плюнул на конспирацию и, приподнявшись, забежал за укрытие, за которым уже стоял Смолячков.

– Прячьтесь, – шикнул тот, словно кто-то мог его услышать.

Лаврентьев зло ощерился, отряхнулся, но получилось еще хуже, потому как грязь размазалась по брюкам и пиджаку.

Капитан положил фонарик на землю, высунулся из-за вертикально стоящей плиты и прильнул к биноклю. Доктор отдышался, пристроился рядом со Смолячковым и тоже высунул голову из-за укрытия.

Трасса проходила по возвышенному участку и хорошо просматривалась над верхушками не слишком высоких деревьев. «Тойота» стояла впереди, справа, и казалась безжизненной. Однако Смолячков, опустив бинокль, уверенно сказал:

– В «Тойоте» кто-то есть. Скорее всего, ваша жена по-прежнему кого-то ждет.

– И кого? – вырвалось у Лаврентьева.

– Откуда же мне знать! Будем, как и она, ждать.

– И сколько? – не выдержал Лаврентьев.

– Что сколько? – не понял капитан.

– Сколько ждать? – вздохнул психоаналитик. – Пять минут, десять, час, два? А может, день?

– Вы куда-то спешите? – не без язвительности спросил капитан. – Будем ждать, сколько нужно.

Лаврентьев досадливо вытер попавшую на нос каплю дождя. Его начинало раздражать все. И погода. И грязь. И этот человек. И жена, которая никак не могла успокоиться и подкидывала все новые и новые загадки.

Смолячков неожиданно подергал себя за мочку уха и как-то загадочно проговорил:

– А впрочем...

– Что там еще у вас на уме?

– Пойдемте посмотрим домишко. Думаю, мы ничего не потеряем.

Лаврентьев даже не успел открыть рот, как деятельный инспектор ГИБДД оторвался от плиты и ринулся вперед, что торпеда, выпущенная с субмарины.

Чертыхаясь, Лаврентьев последовал за своим спутником.

– Смотрите себе под ноги, – предупредил Смолячков, не останавливаясь, двигаясь на полусогнутых и стараясь держаться все больше различных выступов, за которыми можно было укрыться. – Здесь очень много ям. Свалитесь, костей не соберете.

Лаврентьева передернуло. И за что он этому человеку деньги платит? Чтобы тот заставлял его шастать по каким-то развалинам? Да еще прятаться от собственной жены...

Он едва не ступил в неожиданно раскрывшуюся перед ним штольню. Сердце усиленно заколотилось.

– Я же говорил, – пожал плечами капитан.

– Лучше идите нормальным путем, – буркнул в ответ психоаналитик.

– Уже скоро. Наберитесь терпения.

Лаврентьев перешагивал через камни, какие-то полусгнившие предметы, определить принадлежность которых вообще было невозможно, обрывки арматуры и всякий иной хлам. Когда развалины остались позади, он был похож на настоящего бомжа. Брюки в отдельных местах порвались, пиджак был тут и там заляпан, а с лица приходилось соскабливать липкую вонючую грязь.

– Если бы я знал, что мне предстоит... – возмущался врач.

– Не переживайте так. Все, что ни делается, к лучшему.

Смолячков выглядел несколько презентабельнее, хотя тоже выпачкался, но одежду свою он умудрился не порвать. Капитан был все же более приспособлен к таким рейдам, чем Лаврентьев.

Развалины заслоняли от них «Тойоту» на трассе. Но Смолячков сместился немного в сторону, откуда открывался вид на нужный объект, и поднес к глазам бинокль, после чего удовлетворенно констатировал:

– Все в порядке.

Лаврентьев не стал спорить. Хотя насчет порядка у него было свое мнение, которое шло вразрез с мнением капитана.

– Идемте. Только теперь держитесь за мной, след в вслед.

После развалин началась чистая твердая почва, которая метров через тридцать неожиданно сменилась чавкающей жижей.

– Тьфу, – в сердцах воскликнул Лаврентьев.

– Тут начинается свалка отходов, – показал Смолячков и поправился: – Старая свалка. Будьте осторожны.

Психоаналитик наморщил нос. Ветер донес до него наипаршивейшие запахи, какие только могут существовать на свете. Пахло тухлым яйцом и еще чем-то более омерзительным. Психоаналитик даже не знал, с чем это можно было сравнить.

– Ну и вонь, – не смог сдержаться он.

– Да уж, ароматом это назвать трудно.

Наконец чавканье прекратилось, и они оказались у входа в домик. Дверей не было, лишь выщербленный проем.

– И мы должны туда войти? – Лаврентьев с ужасом воззрился в проем, из которого повеяло гнилью.

– Ну, ваша жена ведь туда заходила. А чем вы лучше?

Это, конечно, спорный вопрос, кто лучше, а кто нет. Но Лаврентьев не стал капризничать.

Смолячков включил фонарь и нырнул в черноту. Лаврентьев прикрыл нос рукавом пиджака и двинулся следом за капитаном. Внутри было темно, лишь слабые лучи света проникали через щели и отверстия от выбитых кирпичей. Свет фонаря перемещался по периметру помещения. Под ногами было влажно. Валялись полусгнившие доски и отвалившаяся штукатурка. Часть помещения занимали металлические бочки. Они стояли в один ряд, их было с десяток.

Лаврентьев закашлялся. Кроме хлама и этих чертовых бочек, он здесь больше ничего не видел. Запах внутри помещения был еще хуже, чем снаружи. Запросто можно задохнуться, о чем доктор и не преминул поведать Смолячкову:

– Здесь ничего нет. Не могу дышать...

– Успокойтесь, – порекомендовал Смолячков, внимательно обводя фонариком пространство. – Зачем-то ваша жена сюда заходила...

Капитана, казалось, не смущал отвратительный запах гнили. Он старался обследовать каждый уголок помещения. Начал с земли, но ничто не привлекло его внимание. Тогда он стал освещать бочки. Не удержавшись, подошел к первой, посветил внутрь и закашлялся, согнувшись пополам. Луч фонаря при этом уткнулся в землю.

– Я же говорил, – сказал Лаврентьев. – Мы тут задохнемся.

Смолячков неожиданно прекратил кашлять.

– Ну-ка, ну-ка, – прошептал он.

– Что там такое?

– Следы, – опять еле слышно произнес Смолячков.

– А в бочке что было?

– Какая-то жидкая дрянь. Химикат, наверное, – предположил капитан и стал внимательно обследовать то, что привлекло его внимание.

Лаврентьев поморщился. У него не наблюдалось того энтузиазма, какой был у полицейского, зато было желание. Желание поскорее выбраться отсюда, с этой свалки, и хорошенько надышаться свежим воздухом.

Следы, которые отыскал капитан, заканчивались у бочки, стоявшей в середине ряда.

– Может, это ваши следы, которые вы оставили в прошлый раз? – предположил Лаврентьев.

– Нет. Это, скорее, следы вашей жены, – твердо проговорил Смолячков. – Ну-ка, идите сюда.

Лаврентьев не торопился следовать приказу капитана.

– Вы собираетесь заглянуть и в эту бочку?

– Идите сюда, я говорю, – повысил голос Смолячков.

Лаврентьев зло скрипнул зубами, однако двинулся на зов.

Смолячков тем временем крутился возле заинтересовавшей его бочки. Она была накрыта жестью. Он резко откинул жесть в сторону, та с противным звоном ударилась о землю. Смолячков посветил внутрь емкости, но тут же отпрянул и прохрипел с некоторым ужасом:

– Кошмар. Там кто-то есть.

Лаврентьев так и остолбенел. От слов Смолячкова глаза у него округлились.

– Там... кто-то... – язык у психоаналитика заплетался.

– Кажется, человеческое тело, – Смолячков вновь нацелил фонарь внутрь емкости. – Идите немедленно сюда.

Лаврентьев на непослушных ногах подошел к капитану.

– Какое тело? – он почувствовал, как у него задрожали и ноги, и руки.

– Может, водителя второй машины. Сейчас посмотрим, держите фонарь.

– Но... Но он же там весь разложился в этих дерьмовых химикатах, – психоаналитик чуть не упал от страха и от мысли, что можно найти в бочке.

– Держите фонарь, я говорю, – рыкнул в ответ капитан.

Доктор взял фонарик. Луч света так и затанцевал по металлической емкости.

– Светите внутрь, а не в сторону, – пробасил недовольно Смолячков.

Капитан закатал рукава и осторожно дотронулся пальцем до жидкости в бочке. Ничего не произошло.

Хмыкнув, капитан засунул в жидкость обе руки едва не по локоть.

– Не бойтесь, – проговорил он, напрягаясь, и стал вытаскивать то, что скрывала жидкость. – Я, кажется, знаю, что это.

– И что?

– Это формалин, – крякнул Смолячков. – Так что кто-то ошибся. Формалин не уничтожает органику, а наоборот, сохраняет ее.

– Я это знаю – врач все-таки... А вы уверены, что там труп? – несколько воодушевился Лаврентьев; луч фонарика уже перестал дергаться и светил прямо внутрь емкости.

– Уверен, – Смолячков с силой потянул содержимое бочки вверх.

Сначала из жидкости показалось темя. Затем – лицо, шея, плечи. Остальная часть тела осталась в формалине.

Смолячков держал труп под мышки. Пятно света замерло на лице мертвеца... Лаврентьев почувствовал, как у него на голове зашевелились волосы. Руки дрогнули, и фонарик упал на пол.

Мертвыми стеклянными глазами из бочки на него смотрела Рита. Его жена.

Глава 15

– Поднимите фонарь.

Надсадно-хриплый голос Смолячкова дошел до Лаврентьева и неприятно ударил по нервам, словно это не голос был, а кто-то провел чем-то острым по стеклу, вызвав противный скрежет.

Лаврентьев как-то разом пришел в себя. Он наклонился, поднял фонарь и направил его в сторону капитана. Тот по-прежнему держал тело мертвой женщины. В открытых глазах Риты угадывались непонимание, страдание. И упрек. Этот упрек Лаврентьев ощутил каждой клеточкой своего естества. Мертвая словно упрекала психоаналитика в своей кончине. И он... И он чувствовал эту вину перед ней.

– Это ваша жена? – Смолячков наконец решился задать волновавший его вопрос; руки его начали подрагивать; держать тело становилось тяжеловато.

Подозрение, которое мелькнуло в сознании еще раньше, теперь получило подтверждение. Психоаналитик тогда с ужасом отогнал эту мысль. Его Рита это... и не Рита. Но теперь догадка превратилась в яркий огненный шар правды.

– Да, – ровным голосом подтвердил Лаврентьев.

– Тогда кто та? – Смолячков кивнул в сторону автотрассы.

Хороший вопрос. Но Лаврентьеву ответ был неведом. Единственное, что он знал теперь точно – это то, что Рита, его настоящая Рита, мертва. Он вспомнил отдельные элементы, немного странные, которые родили его подозрение. У его жены было плохое зрение, она носила линзы, а водила в очках. После аварии Рита ни разу не надела ни линз, ни очков. И даже газету умудрялась просматривать без их помощи. И... Когда они занимались сексом, нынешняя Рита старалась делать это в темноте. А если днем, то не снимала с себя сорочки, словно боялась, что он заметит в ее теле что-то не то. Что-то, что было нехарактерно для настоящей Риты.

– Кто?! – едва не заорал, задавая прежний вопрос, Смолячков.

Врач молчал. Что он мог сказать. Пластик-хирург из изуродованного тела по фотографии изваял ему новую Риту. Как скульптор лепит скульптуру, так и пластик «слепил» ему новую жену. Риту Лаврентьеву.

– Вы можете говорить? – не отступал капитан.

И в это время со стороны входа в домишко раздался насмешливый голос:

– Проблемы, мальчики?

Смолячков вздрогнул от неожиданности и выпустил мертвое тело. Оно медленно с легким бульканьем опустилось в жидкость.

Лаврентьева словно ударили. Он резко обернулся, но не успел направить фонарик на новое действующее лицо. Что-то холодное уткнулось в шею психоаналитику.

– Не шевелись, муженек, – в голосе послышалась издевка.

Лаврентьев застыл. Рука говорившей выхватила у него фонарик, и холодная сталь прекратила давить на шею. Женщина в два прыжка отскочила назад и посветила на сбитых с толку мужчин. Луч фонаря остановился на Смолячкове.

– А ты пронырлив, мент поганый, – зло процедила она. – Все вынюхивал, вынюхивал... Думаешь, я не заметила, что ты за мной следишь? Вас, двоих придурков, и сейчас увидела. И как только вы сунулись в этот домик, решила посмотреть, что это вы тут такого нашли. Вижу, что ничего хорошего...

Лаврентьеву стало не по себе. Теперь голос у Риты обрел стальные нотки. Да почему у Риты? Никакая она не Рита. Он вспомнил, что его «жена» после аварии старалась мало говорить, все больше слушала, а если и вступала в беседу, то очень мягко.

Проклятье. Эта женщина просто дьявол. Настоящий дьявол.

– Что тебе предложил мой муженек? А, ментяра? Думаю, много он тебе не посулил. А вот если бы ты обратился ко мне, то я не поскупилась бы. Чтобы ты никуда не совал свой вонючий нос. Но что теперь... Теперь все всплыло, – она кивнула на бочку. – Так что и говорить о чем-то бессмысленно.

– Кто вы? – Смолячкова, казалось, волновало только это; капитан находился в некотором ступоре и никак не мог из него выйти.

– Теперь я уже и сама не знаю, кто я. Одна сука сотворила со мной подлянку: поменяла после аварии местами меня с женой этого психодоктора... Я вернулась к жизни Ритой. Не сказать, что я на это так уж в обиде. Может, даже так оно и лучше. Но у меня кое-что отобрали. Я пыталась сама Это обнаружить, но не нашла ничего, кроме трупа своего двойника. Печально. Я не люблю, когда у меня отбирают то, что принадлежит мне.

– И что же у вас отобрали?

– Много вопросов, ментяра. Только и умеешь, что все выпытывать. Ненавижу ментов.

Смолячков не успел даже рта раскрыть, как раздался негромкий хлопок, и кусочек свинца угодил капитану точно между глаз. Тело Смолячкова ударилось о бочку и сползло на пропитанную химикатами землю. Инспектор ГИБДД получил-таки вознаграждение за сыскную деятельность. Правда, не совсем то, какое желал...

Лаврентьев почувствовал, как желудок неожиданно подскочил к горлу, а затем рухнул вниз. Он схватился за шею, словно его душил сейчас некто невидимый.

– Что, плохонько, муженек? – ядовито осведомилась женщина. – Вай, вай... Никогда не видел, как убивают людей?

От этих слов тошнота подступила с новой силой.

– Фу, – фыркнула фурия в облике Риты. – Как же ты собирался убить свою жену? А, психодоктор?.. Ах да! Ты ведь планировал уничтожить ее чужими руками. С помощью чокнутого Фомина. Она, дура, считала, что с тобой в одной упряжке. А на самом-то деле муженек просто хотел ее подставить под пулю психу. И чем она тебе так мешала? Плохо трахалась? Я была, наверное, лучше в постели, правда? Молчишь? Правда, правда. Намного лучше. В этом я толк знаю. Надоела тебе женушка, обрыдла, развод не давала... А тут Фомин, ищущий «врагов». И почему, подумал психодоктор, ему не дать этого «врага»? И от жены избавлюсь, и на психа повешу грешок. Чего с психа взять? Какой ты умненький, муженек, – женщина издевалась изощренно. – Только я не Рита. Я сразу поняла, что ты задумал. И еще поняла, что ты, психодоктор, – настоящий говнюк.

Лаврентьев закашлялся. Ему было тяжело дышать. Мало того, что тошнило, так еще и вонь стояла просто невыносимая.

– Что, кислородика маловато? – злая ирония в голосе у женщины была неистощима. – Понимаю... Но ты уж потерпи. Я ведь думала, когда принялась играть роль твоей жены, что ты на самом деле этакий честный докторишка. Но не тут-то было. Я тебя за язык не тянула. Ты ведь сам все мне рассказал о Фомине. И все убеждал, что нужно закончить с ним... Только я тебя раскусила. В отличие от твоей настоящей женушки. И решила тебя, засранца, поставить на место.

Женщина замолчала и достала два листка, осветила их фонарем.

– Тебе ведь это нужно было?

Лаврентьев задержал дыхание. И даже воздух ему уже казался не так противен. Настолько появившиеся на свету бумаги взволновали его.

– Один документ – это сертификат на тридцать процентов акций компании. Второй – дарственная на владение этими акциями. Этот сумасшедший Фомин имел тридцать процентов. Ни один акционер даже не мечтал о таком количестве. Фомин работал с самого основания компании и умудрился скупить столько акций. Это, конечно, не контрольный пакет, но за ним было большинство голосов. И когда его не избрали президентом, ему просто нужно было воспользоваться этим правом большинства. Но он... Но он, дурак, просто спятил. Нынешний президент имеет чуть больше двадцати процентов. Вот почему ему до зарезу нужны тридцать Фомина. Тогда он становится владельцем контрольного пакета. И этот хитрюга попросил тебя, психодоктор, заставить Фомина отдать акции. Сам он не решился заниматься с психом. Мало ли что? А ты был по части этого контингента. Много тебе пообещал от этого куша президент?

Лаврентьев молчал, заторможенно глядя на бумаги в свете фонаря.

– В общем, это уже не важно. Потому что акциями теперь буду владеть я. У меня тут кое-что отобрали, так что это будет небольшой компенсацией потерянного. Фомин хотел «врагов» – я ему их дала. Тем более что мне самой нужно было кое-кого убрать. Так что все хорошо сошлось. Хотя, может, в устранении и не было необходимости, но я люблю, чтобы все было наверняка. Вот так, психодоктор... Я ввела Фомину хорошего психотропика. В Чечне мы часто его использовали. Знаешь, муженек, там после боя иногда такие глюки приходят, что ужас. Вот и кололи. Тогда вроде нормально; как-то осмысленно смотришь... Фомин оказался парень что надо. Поверил мне, отдал бумаги. У него дарственная, оказывается, уже была готова, а его знакомый нотариус ее заверил. Только оставил место для вписания фамилии того, кому дарят. Вполне возможно, Фомин готовил эти бумаги для тебя, психодоктор. Он тебе почему-то доверял. Псих, одним словом. Но я внесла коррективы в его намерения. И теперь акции мои.

Лаврентьев наконец разжал губы:

– Президент не даст тебе так просто воспользоваться тридцатью процентами компании.

Женщина засмеялась:

– Вот почему тебе и не нужны эти ценные бумаги, психодоктор. Ты трусишка. Ты готов был согласиться на малое. Но не я... Этому президенту придется меня принять, иначе он пожалеет, что родился на свет. Когда его членов семьи или родственников начнут находить с «маслинами» в башке, он даже дышать побоится в мою сторону.

Лаврентьев в ужасе захрипел. Он понял, что сей монстр в женском обличье говорит правду. Она на самом деле ни перед чем не остановится и сметет на своем пути всех, кто попытается ей помешать.

– Ну, ладно, – смилостивилась женщина. – Что с тобой-то делать, муженек? Обо мне знают только два человека. Одна сука, до которой я все же доберусь, и ты, психодоктор. Даже не знаю, как-то жаль тебя... Но, как в той песне, и убить жалко, и оставить нельзя. Может, тебя к твоей жене в бочку запихнуть?

У Лаврентьева прошли спазмы по всему телу. Он дернулся, согнулся и громко блеванул.

– Какая мерзость, – не скрывала презрения женщина. – Ты совсем гнилой, психодоктор. И как ты мог еще какие-то криминальные планы придумывать? Не понимаю. Ладно, выходи. Совсем испоганил здесь воздух. Даже стрелять в тебя тут расхотелось.

Лаврентьев не стал задумываться над последними словами женщины. Одно упоминание о том, что он может выбраться на свежий воздух, подогнало его к выходу.

Он выскочил наружу и сразу же запрокинул голову вверх. Капли дождя превратились в небольшие струйки. И они, освежающие, полились на лицо психоаналитику. Он глотал эту влагу и глубоко дышал. Воздух здесь тоже был наполнен не лесными ароматами, но все же лучше, чем в полуразрушенном домишке.

Немного придя в себя, Лаврентьев почувствовал, что тело его стало наливаться свинцом. Ноги словно приросли к влажной земле. Капли дождя скатывались по лицу. Но это не мешало ему рассмотреть то, что было впереди.

Перед ним стояли люди. Которые, как и психоаналитик, казалось, не замечали дождя. И вони, царившей на старой свалке химотходов.

Женщина выскочила почти следом за психоаналитиком. И с удивлением уставилась на людей. По ее лицу было видно, что их появления она не ожидала.

Люди стояли полукругом и были вооружены. За исключением троих. Ее глаза остановились на них. И она поняла, как основательно влипла.

– Опусти оружие! – велел Хан. – И только дернись!

Хозяин был недоволен тем, что ему пришлось тащиться по грязи к этой свалке. Привезший его сюда ничего не объяснял, только подгонял и приговаривал, что скоро он получит то, к чему стремится. Что-то нехорошее было в голосе человека, который воскрес после восьми лет, однако Хан не мог отступать. Слишком много он поставил на кон, и слишком большой куш маячил впереди.

Наконец они добрели до этого полуразрушенного домишки. Изнутри струился слабый свет. И инициатор поездки предложил просто подождать, когда оттуда выйдут.

Люди Хана стояли в боевой готовности. Сам хозяин не держал оружия. Зачем? Десять его вооруженных «быков» были довольно надежной защитой. Не было оружия и у Виртуоза, и у вернувшегося с того света человека.

Удивление в глазах женщины исчезло. Ее глаза, дикие, будто у затравленного зверя, блуждали от одного вооруженного человека к другому. Женщина словно решала, скольких она может уничтожить, прежде чем ее саму отправят на тот свет. Но такой финал ее не устраивал. Именно поэтому она опустила оружие.

Хан нервно провел ладонью по подбородку:

– Кто эта женщина?

Он усмехнулся:

– Всмотрись в ее глаза, Хан. Разве их блеск тебе не знаком?

Хан нахмурился. И прежде чем уловил во взгляде что-то знакомое, он обратился к женщине:

– Здравствуй, Ольга Киселева.

Хан резко посмотрел на него, а он – на Хана. Теперь они оба нащупали точку. Точку возврата в прошлое.

...Винтовка глухо ударилась о землю.

– Вот так-то лучше, – раздался у него за спиной голос Ольги.

Он не шелохнулся, лишь крепче сжал в руке дистанционный пульт.

У въехавшей на поляну машины погасли фары, но никто из нее не вышел.

– Встань рядом с Ханом, – отдала новый приказ Ольга.

Он сделал несколько шагов, встал, как и велела женщина, возле Хана и развернулся.

В руках у Ольги был пистолет. Она улыбалась, словно дьявол, пришедший за душами.

– Где деньги? – Она повела пистолетом в его сторону.

Хан попытался было подойти к женщине, но та моментально его остановила:

– Место!..

Хан недоуменно замигал. Он считал себя ее компаньоном, и поведение женщины было ему непонятно.

А он все преотлично понял. И заулыбался.

– Прекрати лыбиться, – зашипела она змеей и повторила вопрос: – Где деньги?

– А как же наша дружба? – он не прекращал улыбаться.

– Ты еще о любви вспомни, – съязвила она.

Что ж, он многое мог вспомнить. Ольга Киселева... Они познакомились на одном чемпионате. Она тогда завоевала второе место. Он, в отличие от нее, даже не попал в четверку сильнейших среди мужчин. Праздник победителей проходил в кабаке. Вместе были и мужская, и женская команды. И хотя он не был героем, но в фуршете участвовал. И неимоверно пил. Наверное, чтобы залить горечь поражения. Он не знал, почему она положила на него глаз. Может быть, он на самом деле ей понравился. Но после застолья они оказались в одной постели. Ольга была его первой женщиной. И, скорее всего, поэтому он влюбился в нее, как пацан. Ольга была красива – белокурые волосы, стройная фигура, завораживающее лицо...

Когда он ушел из спорта, она его не бросила и все время поддерживала. Правда, на его предложения начать семейную жизнь все время отвечала: когда разбогатеем, тогда и заживем вместе. Потом и она ушла из спорта. Первоклассный стрелок, будущее светило неплохое. Но ей хотелось большего. И не когда-то, а сейчас.

Некоторое время они жили вместе, прожигая имевшиеся у них деньги, пока в один из дней она не сказала, что есть «дельце». И отправила его в казино, чтобы, как она выразилась, он покрутился, осмотрелся и немножко поиграл. Он даже не мог себе представить, что одновременно она была и любовницей Хана, с которым ее познакомила старая подруга. Находясь в постели с Ханом, она сумела выведать у того многие тайны. И о кризисе в казино, и о готовящемся поступлении крупных денег. И именно она предложила Хану ограбить собственное казино. Так, запустила пробный шарик. А тот его поднял – и решился. А она добавила, что есть совсем посторонние люди, которые готовы будут провернуть это дельце... Он даже не подозревал, что как бы случайное знакомство с Ханом – это опять же подстроено ею. И она же затем, уже в постели с ним, смогла убедить его в том, что стоит Хана слушаться. Он верил ей. И верил, что, имея деньги, затем они смогут счастливо зажить вдвоем. И подписал себе смертный приговор. Затем он приступил к поиску подходящих ребят. И к самой подготовке...

И вот – финал. Она сумела всех обвести вокруг пальца. Ему плела, что с ним навечно, Хану – соответственно. А в конечном итоге оказалось, что ей никто не нужен. Только деньги.

Когда она произнесла слова о любви, его лицо исказилось болью. Как бы там ни было, он ее любил. Несмотря ни на что.

– Ты что, Ольга? – Хан наконец пришел в себя, он не хотел верить, что может быть обманут женщиной.

– Ты жестоко ошибся, Хан, – он разжал губы. – С тобой никто не собирается делиться. Зачем?

Хан от таких слов подался вперед.

– Ты... ты... – Он злобно уставился на женщину, отказываясь верить в предательство.

– Он прав, Хан, – женщина смерила хозяина казино презрительным взглядом. – На хрена ты мне, старый синюшный урка. Все, что ты мог сделать для меня, – ты сделал. Поэтому...

Остальное досказала пуля.

Ольга была первоклассным стрелком. Невидимая сила подбросила Хана и уложила на землю в метре от того места, где он стоял секундой ранее. Послышался стон.

– Он еще жив, – заметил он, глядя на Ольгу.

– Ничего, я его добью. Но сначала разберусь с тобой.

Хан лежал с открытыми глазами. Сознание не покидало хозяина казино. Держась руками за простреленную грудь, превозмогая боль, он продолжал следить за событиями, разворачивающимися на поляне.

– Где деньги? – в который раз жестко повторила она.

– Ты ради них готова переступить через все? – Он не мигая смотрел ей в глаза.

– Ради них – через все.

– А ведь мы хотели создать семью. Когда разбогатеем.

– Я передумала.

– Я тоже, – кивнул он.

– Это еще что значит? – Она словно уловила нечто недоброе в его словах и недвусмысленно повела в его сторону пистолетом.

– Мне не нужны деньги.

– Вот и хорошо, – хмыкнула Ольга. – Давай-ка их сюда.

– Что ж, иди собирай.

И прежде чем до нее дошел смысл этих слов, едва уловимым движением он привел пульт в действие.

Взрывная волна разнесла машину на части. В огненном столбе горел не только металл. Горели сиденья, горела сумка, наполненная купюрами. Миллион долларов, поглощенный огненным вихрем, взметнувшимся высоко над верхушками деревьев, в долю секунды превратился в ничто.

Жар от взрыва обдал Ольгу, и она невольно присела. Однако из-под прицела его не выпустила.

Он смотрел на огонь, и сладостная улыбка играла у него на устах. Он похоронил в пожарище то, ради чего положили свои жизни ребята. Ради чего он поставил и свою жизнь под угрозу.

Первые минуты шока прошли. Ольга встала во весь рост и перевела полные ненависти глаза на него.

– Что это значит? – прошипела она.

– Ты хотела денег? Попробуй их взять.

– Ах ты, сука!.. – Ярость охватила ее. – Отправляйся же за ними следом! – Лицо у нее искривилось, и она стала безобразна.

Он лишь успел осуждающе на нее посмотреть. На этот раз выстрел был более прицельным – пуля попала точно в голову и, казалось, должна была выбить ему мозги. Но, по воле случая, этого не произошло. И он сумел выкарабкаться с дыркой в черепе. Правда, не надолго...

Но Ольга об этом не знала. Она считала, что покончила с ним. Поэтому сразу подошла к Хану и с ненавистью уставилась на него, продолжавшего стонать. Скорее от этого взгляда, чем от боли, Хан потерял сознание.

Ольга подняла пистолет, намереваясь добить раненого. Но, подумав немного, решила не делать этого.

И пошла через поляну к машине, которая подъехала последней.

Водитель выскочил из машины и уставился на женщину.

– Что произошло? – спросил он.

Это был новичок среди людей Хана, которого тот препоручил Ольге и приказал выполнять все приказы, что будет отдавать женщина.

Ольга не ответила. На ходу вскинув пистолет, она послала пулю в голову молодому водителю. Убедилась, что тот мертв, и вернулась назад. Вытерла рукоятку пистолета и вложила оружие в его, казалось, безжизненную руку. После чего потащила Хана к машине, на которой приехал хозяин казино. Положила тело на заднее сиденье, сама села за руль и рванула прочь.

Она привезла Хана к казино, где и оставила в его же машине. А сама исчезла. Чтобы через какое-то время объявиться опять...

Точка растаяла. Больше вспоминать было нечего. Хан резко дернул головой, как бы отгоняя невесть откуда взявшееся наваждение, и посмотрел на женщину с опущенным пистолетом.

Да, этот человек прав. Ее хищный взгляд нельзя спутать ни с каким другим, чье бы обличье эта женщина ни принимала. Ее глаза жили как бы сами по себе, излучая ненависть, угрозу.

– Ольга, – выдохнул Хан, облизнув губы.

Женщина скривилась. Не было смысла притворяться далее.

– Веселенькая встреча, правда, Хан? – язвительно спросила она; ни тени страха не мелькнуло у нее на лице.

От этого знакомого голоса повеяло могильным холодом. Хан словно переместился во времени на восемь лет назад, когда она стояла и целилась в него. Теперь все было наоборот. И он невольно хмыкнул.

– Я оставила тебе жизнь, – неожиданно напомнила она.

– Это точно, – подтвердил и он, стоя чуть позади Хана. – Никогда не задумывался, почему?

Хан не задумывался. И сейчас промолчал.

– Она посчитала, что когда-нибудь ты можешь вновь оказаться в тяжелом положении. И зная сценарий, как из этого положения выкарабкаться, опять разыграешь эту пьесу. И она этим воспользуется... Она оказалась права, Хан. Ты ни на йоту не отступил от сценария восьмилетней давности. И даже совершил те же ошибки, которые послужили ей на руку. Она подослала к тебе Корша, и ты проглотил наживку... Правда, дальше ей помешали. Это был словно рок.

– Будь ты проклят, – процедила сквозь зубы Ольга. – Почему ты не умер?

– Я и сам иногда спрашиваю себя об этом, – грустно ответил он.

Дождь усиливался, и стоявшие под струями воды люди Хана стали лениво переминаться с ноги на ногу, недовольные и погодой, и тем, что приходится чего-то ждать, а не действовать.

– Теперь все по-другому, красотка, правда? – заулыбался Хан.

– Тебе от этого вряд ли будет легче, – предупредила она.

Но на того ее угрозы никак не подействовали.

– А ты изменилась, – продолжил кривляться Хан.

– Я тебе нравлюсь? – улыбнулась женщина; но от этой улыбки повеяло таким холодом, что улыбаться Хану расхотелось.

– Нет, не нравишься. И мне плевать на изменение твоей внешности. Где деньги, стерва?

Она издевательски засмеялась:

– Какие деньги, Хан?

– Ведь это ты все организовала? Ты руководила этими спецназовцами?

– Да, я, – не стала запираться Ольга. – Только денег у меня нет.

– На этот раз тебе, сучка, так не уйти, – зловеще предупредил Хан.

– А знаешь, Хан, он прав, – она кивнула в его сторону. – Ты как был тупицей восемь лет назад, так им и остался. Глупость ничто не исправит, разве что могила.

Хан резко вскинул руку и ткнул указательным пальцем в ее сторону:

– Ты, стерва, сейчас там и окажешься.

Она вновь засмеялась, презирая угрозы Хана.

Указательный палец словно хотел выстрелить. И выстрел раздался. Он громыхнул, что гром, и быстро стих в шуме дождя.

Ольга изумленно приоткрыла рот, глаза ее закатились и уставились вверх. Во взгляде застыли удивление и непонимание – как такое могло случиться с ней.

Пуля пробила шею, оставив на входе маленькую дырочку, из которой тут же хлынула кровь. Она выпустила из одной руки пистолет, из второй – документы. Поднятые ветром сертификат и дарственная отлетели и плавно опустились в вязкую жижу; там, прибитые дождем, они стали тонуть, заволакиваясь грязью.

Психоаналитик проводил бумаги, к обладанию которыми столько времени стремился, взглядом, полным сожаления. Он понимал, в каком дерьмовом положении из-за них теперь находился.

Ольга сначала опустилась на колени. Кровь пошла ртом. Захлебываясь ею, она упала лицом в лужу и больше не шевелилась.

Хан с удивлением посмотрел на свой палец, как очумелый, и, наконец, осознав, что палец стрелять не может, затряс головой, словно сбрасывая с себя остатки сна.

– Кто стрелял?! – взвизгнул хозяин казино, обращаясь к своим людям.

И в этот миг раздался восторженный крик:

– Й-е-хо-хо!

Фомин ликовал. Граница стерлась. Первое эго получило власть над сознанием.

Он нашел Их. Нашел всех Врагов. Он правильно поступил, что пошел за этой женщиной и выждал. Теперь Враги все перед ним. Все как один. Он Их перехитрил. Он умный. Он намного умнее Их. Ха-ха-ха!..

Глаза безумно блестели. Сердце готово было выпрыгнуть из груди от радости. От радости победы. Главный Враг – она. Обманщица. Но его не проведешь. Шиш вам! Теперь вы все в его руках.

«Й-е-хо-хо», – врезался в сознание клич старого пирата Флинта.

Он никогда не стрелял в людей. Никогда не убивал. Но больное сознание брало свое. И первым же выстрелом из «Ремингтона» он сразил главного Врага. Обманщицу.

– Й-е-хо-хо! – теперь уже открыто заорал клич победы Фомин, высовываясь из своего укрытия.

Он стоял на возвышении из сваленных друг на друга балок в десяти метрах от этих людей. В одной руке он сжимал «Ремингтон», в другой – «Беретту».

Люди Хана опешили и растерянно смотрели на сумасшедшего. Сам Хан впал в какой-то транс. Такого ему еще видеть не приходилось.

– Я нашел вас! – заорал Фомин и неожиданно запнулся; его взгляд кого-то отыскал, и Фомин ткнул «Ремингтоном» в сторону психоаналитика. – И вы, доктор, здесь? Я подозревал, что вы с Ними. Я верил вам. Но теперь... Вы тоже – Враг.

Фомин дико засмеялся и тут же нажал на курок.

Психоаналитик понял, что повлиять на Фомина в данной обстановке он не сможет. Сейчас, в дождь, когда кругом незнакомые люди. И он каким-то шестым, неожиданно проснувшимся чувством ощутил, что его ждет дальше. И бросился в полуразрушенное здание, туда, где находилось тело жены. Там он мог укрыться.

Но выпущенная твердой рукой сошедшего с ума человека пуля успела настигнуть психоаналитика прямо в дверном проеме. Лаврентьев почувствовал, как что-то ударило ему в спину. Боли не было, лишь странная мысль прорезала сознание: «Как все нелепо». А затем все померкло, погружая психоаналитика в вечную тьму и унося его душу туда, куда ушла и душа жены...

Тело Лаврентьева перевалилось через порог и застыло внутри помещения.

– Й-е-хо-хо! – издал новый клич Фомин и наставил «Беретту» на людей: – А теперь... Умрите все!

«Беретта» изрыгнула свинец. Бурый схватился за живот, завертелся, заорал и, уткнувшись лицом в землю, затих. Еще один боец подлетел над жижей и рухнул, бездыханный, на спину.

– Ха-ха! – громогласно прогремело в очередной раз.

Кривляющаяся в потоках дождя фигура казалась зловещим фантомом, порождением этой сумасшедшей ночи. И лишь когда свалился, как подкошенный, третий человек, Хан наконец пришел в чувство и заорал вне себя:

– Убейте этого придурка!

Люди Хана ожили. Несколько стволов взметнулись, и очередной крик «й-е-хо-хо!» потонул в залпе выстрелов.

С десяток пуль ударили в грудь, в голову Фомину, разрывая на части его тело, и кровь, хлынувшая из многочисленных ран, в щедрой пропорции смешалась с дождевыми потоками. Тело безумца взмыло вверх, отлетело на несколько метров назад... и затихло. Душа Фомина наконец нашла покой.

Глава 16

Этот день мне не забыть до гробовой доски. И то местечко тоже. Волоком меня туда никогда не затянуть. Я был как сторонний наблюдатель. Смотрел, слушал, и всё.

А когда на возвышении показался этот умалишенный, у меня аж мурашки по телу пошли. Я не мог пошевелиться. И даже когда попадали от его пуль люди, я не шелохнулся. С таким же успехом этот чокнутый мог уложить и меня, я бы даже не пикнул. Правда, было бы обидно. Обидно умирать от руки какого-то сумасшедшего.

Но вот люди Хана наконец «сняли» этого человека, возникшего словно ниоткуда и ушедшего в никуда. Какие он имел претензии и к кому, я так и не понял. Какие-то «враги»... Да, в общем, все, что тут сейчас происходило, походило на некий кошмарный бред.

Когда звуки выстрелов затихли, Хан весь затрясся и посмотрел на человека, который стоял возле меня. На того, кто нас сюда притащил.

– Твои выходки? – осведомился он срывающимся голосом.

Я понял, что хозяин клуба собирается повесить все случившееся на незнакомца.

Тот покачал головой и криво усмехнулся.

– Ну, ладно, – махнул рукой Хан. – Мне здесь не нравится. Очень не нравится. Да, впрочем, все, что связано с тобой, мне не нравится. Так что закончим. Где деньги?

– А разве они твои? – как ни в чем не бывало спросил этот человек.

Я даже подивился его спокойствию.

– Ты... – Хан, можно сказать, забился в конвульсиях. – Они у тебя, да?!

– Они принадлежат Лорду, – твердо заявил человек.

– Лорду? – У Хана отвисла челюсть, и он заорал: – Они принадлежали Лорду! А теперь – мне! Только мне! Слышишь?!

И тут произошло неожиданное. Казалось, что сумасшествие закончилось. Но я рано успокоился.

– Мы тебя хорошо слышим. Все слышим, Хан.

Голос раздался словно из преисподней. Все мгновенно повернулись на этот глас сатаны.

Позади нас в пяти метрах стоял человек в широкополой шляпе, в накинутом на плечи белом плаще. Вылитый гангстер из боевиков тридцатых. С полей шляпы, как с зонтика, стекали струйки дождя.

– Лорд, – только и произнес, вмиг потухнув, Хан.

И я понял, что это конец. Конец для Хана.

И Лорд это подтвердил.

Позади него из пелены дождя выступили несколько человек. Я даже не успел посчитать, сколько их было. Грянул очередной шквал огня. Человек, который привел нас сюда, заслонил меня собой.

Как я понял, огонь велся довольно избирательно: полегли все люди Хана, кроме него самого, а также меня и вставшего передо мной незнакомца.

Армен рухнул прямо к моим ногам. И когда выстрелы прекратились, я невольно присел возле него. Рубашка в области сердца набрякла кровью, которую силился смыть дождь.

Джигита мне стало жаль. Он был в общем-то нормальным малым. Мне так кажется.

Все-таки Армен не сразу умер. А открыл глаза, увидел меня и улыбнулся:

– Вишь, друг. «Помочили...»

И попытался мне подмигнуть. Чертов человек гор.

– «Замочили», – тихо и даже с несвойственной мне нежностью поправил его я.

– Знаю, да... – прохрипел он и умиротворенно затих.

Я прикрыл ему глаза. И если бы была возможность, то чем-нибудь укрыл от дождя. Но возможности такой не было.

Лорд приближался к нам. Я поднялся, не собираясь сидеть перед ним на карачках. Что-то после смерти джигита мне стало тоскливо. И на все наплевать. На этих бандитов, которые крушили один одного, на их проблемы, на дурацкие деньги... Я клял себя, что влез в это дерьмо из-за своей жадности.

Лорд остановился и посмотрел в мою сторону.

– Ты кого это прикрывал? – спросил он так и не назвавшего мне своего имени человека.

– Он мне помогал, и я хочу уйти вместе с ним.

Хан стоял, как изваяние, поджав руки и не зная, что сказать в свое оправдание.

– «Бабки»? – Лорд продолжал смотреть на стоящего рядом со мной человека.

– Они в укромном месте.

– Неси, – спокойно велел Лорд.

Человек двинулся в сторону развалин торфобрикетного завода. Кто-то из свиты Лорда устремился за ним.

Хан наконец пришел в движение, и с уст его слетело лишь одно слово:

– Лорд...

– Заткнись, крысятник! – сверкнул глазами человек в широкополой шляпе.

И Хан заткнулся. Я тоже молчал. Мне нечего было сказать. И не хотелось.

Минут через десять те двое вернулись. Они несли сумку, огромную спортивную сумку. Несли вдвоем, держа ее с разных сторон за ручки. Перед Лордом ношу опустили, и мой спаситель тут же расстегнул «молнию».

– Здесь все? Три миллиона?

– Да, – подтвердил он и поправился: – Без пятидесяти тысяч.

Лорд неторопливо достал сигару, сунул ее себе в зубы. Тем же неторопливым движением извлек зажигалку, прикурил. И я увидел, как в каплях дождя его глаза довольно сверкнули. Он вернул деньги. После всех событий к нему отходило казино Хана. А пятьдесят тысяч... Для Лорда они были пылинкой, которую можно было и не заметить.

Лорд взмахнул рукой, стряхивая с нее капли дождя, и как бы уже спросил о настоящей цене:

– Что ты хочешь взамен?

– Чтобы ты отпустил меня. И его. – Человек кивнул на меня.

На лице у Лорда не дрогнул ни один мускул. Интересно, почему тот верил, что Лорд его отпустит? Только из-за того, что тот сдал Хана? Или была какая-то иная причина?

И в следующий миг я понял, что моя догадка верна.

– Так ты говорил, что тебе осталось жить несколько дней?

– Может, и меньше, – кивнул он.

– Я узнавал о тебе. На зоне о тебе ничего плохого не сказали. А значит... Значит, ты имеешь право спокойно умереть.

– Он уйдет со мной, – человек кивнул в мою сторону. – Он должен мне помочь. К тому же он ничего не знает.

Лицо у Лорда по-прежнему оставалось безучастным. Он молчаливо стоял, дымил и решал мою судьбу. Не очень приятно, когда от кивка одного человека зависело, влепят ли тебе сейчас пулю в лоб, или отпустят на все четыре стороны. Но Лорд был воистину гангстером из кинофильма. И жест его был довольно широк.

– Последняя воля умирающего? – В сказанном был некий зловещий смысл. – Ладно, катитесь оба.

Мой спаситель толкнул меня в бок. И я не стал корчить из себя героя. Когда еще мне будет даровано судьбой выйти сухим из воды? Такой мутной... Никогда. Такое дается только один раз.

Мы уходили. Вдвоем. После всей этой бойни. Под дождем, перепрыгивая через обломки бетонных плит и разный хлам. А позади нас остался Хан, судьбу которого решал сейчас Лорд. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы угадать вердикт. Я знал, он будет действовать все по тем же гангстерским меркам. Одно время Лорд заливал провинившимся ноги бетоном и опускал после этого в глубокое озеро или в речку. Хотя до меня доходили слухи, что в последнее время ему стало нравиться заливать неугодных все тем же хорошо схватывающимся бетоном с головой. Так или иначе, участи Хана не позавидуешь.

Мы выбрались на трассу. Здесь стояло много машин. И те, на которых приехали мы со свитой Хана, и другие.

– Ты мне кое-что обещал, – напомнил мой спаситель.

– Разве? – Я был убежден, что твердого ответа он от меня не слышал.

– Мне нужно к матери. Успеть к ней доехать. – Он подумал, а затем тихо добавил: – Я умираю.

Нехорошо мне чего-то стало. Словно это не он, а я сейчас умирал. Может быть, так и было. Что-то во мне умерло после бойни на развалинах. Какая-то часть меня была похоронена. Не знаю, какая, но то, что я уже не тот Виртуоз, которым был прежде, – это точно.

– Далеко? – спросил я.

– Далеко.

– На чужой машине я не поеду.

– А твоя где?

– В столице, в гараже.

– Тогда поехали за ней.

Что ж, как сказал Лорд, воля умирающего – это... Хотя насчет этого он ничего не говорил. Это я уже так, меланхолия на меня накатила.

И вот моя пятилетняя «аудюшка» несет нас по трассе к матери человека, который сидит на заднем сиденье, лопает периодически таблетки и все рассказывает мне, все рассказывает...

Глава 17

– Когда я вышел из тюрьмы, у меня даже не было мысли мстить. Веришь? Мне оставалось жить немного. И я хотел... Я хотел просто добраться до матери. И... И, если удастся, увидеть Ольгу. Я не собирался причинять ей вред. Просто увидеть. Несмотря на прошедшие восемь лет, она... Да ладно, что тебе говорить... Ты веришь в предначертание?

Он неожиданно запнулся. Я не любил забираться в такие дебри.

– Бог его знает.

– А я теперь верю. Понимаешь, после тюрьмы я поехал в столицу, а затем на развалины торфобрикетного завода. Тайник у меня там был. Восемь лет назад Хан перед операцией нас авансировал, чтобы мы экипировочку купили и прочее. Так вот, двадцать тысяч у меня осталось. И одну лишнюю винтовку я запас. Снайперскую. Для себя. Хотя и сам сейчас не пойму, для чего она мне нужна была... Эти двадцать тысяч и винтовку я припрятал перед «походом» в казино. И вот как получилось... Прошли восемь лет, а все так и осталось нетронутым. Я забрал деньги, винтовку и отправился назад. А тут дождь полил, как из ведра. Пока я добрался до трассы, весь промок – хоть выжимай меня. И тут...

Он запнулся, проглотил таблетку и продолжил:

– Две машины. Одна только из-за поворота вывернула, а вторая – ей навстречу. Ливень, дорога скользкая.... Короче, врезались они – и по разные стороны шоссе полетели. В одной машине двое ехали: мужчина и женщина. Женщина за рулем. Не знаю, почему не мужик...

На этот вопрос ему ответил бы Фомин. Потому как в ту роковую ночь он не только покопался в тормозах машины, но перед этим еще и оглушил ломиком мужчину, поджидавшего за рулем Риту. Поэтому, когда Рита вернулась, ей пришлось перетащить находящегося без сознания Бабушкина на заднее сиденье, а самой вести машину.

– В общем... Когда машина покатилась в кювет, женщина каким-то образом вывалилась из салона. Может, дверь была плохо закрыта, не знаю. Но она вывалилась, а машина полетела дальше. Женщина ударилась точно виском о камень. Думаю, умерла мгновенно. Во всяком случае, когда я над ней склонился, она уже не подавала никаких признаков жизни. Лицо от удара почти не пострадало. Миловидное такое... И глаза были открытые. Я добрался до скатившейся машины. Мужчина лежал на заднем сиденье и тоже был мертв. Тогда я выбрался на трассу, перешел ее и спустился ко второй машине. У первой мне делать было нечего. Никому я там не мог помочь. А у второй...

Он запнулся, словно набираясь сил, и после продолжительной паузы продолжил:

– Сразу я увидел руку, вывалившуюся из машины. Это была женская рука, вся в крови. Я пощупал пульс. Он был слабый. Женщина оказалась жива. Я вытащил ее из машины. Лицо изуродовано при падении, ни одного живого места. Но что-то у меня дрогнуло в душе. Понимаешь? На другой руке я заметил кольцо. Такого второго не могло быть. Я не мог поверить в совпадение. И, чтобы окончательно убедиться, – ты уж извини меня, – но я приспустил у нее трусы. На ягодицах были татуировки. На одной – лилия, на второй – роза. Их Ольга сделала когда-то при мне. Лилия, сказала она, знак проститутки, а роза – невинности. Я спросил тогда, что это значит? Она ответила, что от невинности до проститутки один шаг.

Он вновь замолчал, глядя в окно, потом снова заговорил:

– А ты знаешь, она права. Один шаг... Затем я обнаружил на заднем сиденье сумку, полную денег. И понял, что Ольга осталась верна себе и опять обтяпала дельце. А ты говоришь... Есть предначертание. Мне словно кто-то свыше давал возможность вернуться в события восьмилетней давности. И несколько их подкорректировать, только теперь на мое усмотрение. После стольких лет... Я выбрался на трассу. Две машины лежали по обе стороны. Одинаково лежали. У деревьев, вверх колесами. Две женщины. Одинакового роста, телосложения, обе белокурые, только лица несхожие. Хотя видеть можно было только одно лицо. Потому как Ольгино... Оно было разбито до неузнаваемости. Его просто не было. Человек без лица... И тогда мне пришла в голову сумасшедшая идея. Я перенес тело мужика в машину Ольги, а Ольгу положил на сиденье первой машины. Кольцо у нее я перед этим, конечно, снял, и поменял на женщинах платья. Теперь Ольга как бы становилась той, другой женщиной. Как тебе комбинация?

Я молчал.

– После чего машину с мужиком взорвал, чтобы в ней не осталось никаких следов Ольги. Сумку с деньгами спрятал в своем старом тайнике. И винтовку там же. Вновь схоронил, теперь уже навсегда. Не понадобилась она мне... А погибшую женщину... Ее я отнес сначала на развалины торфобрикетного завода, а потом перепрятал – в бочку. Две женщины на месте аварии... Мне казалось, это могло навести на какие-нибудь ненужные мысли, поэтому тело погибшей я постарался спрятать понадежнее. Мертвой что? Мертвой уже все равно. Ну вот в принципе и весь рассказ.

Он замолчал. Но тут уж я не выдержал:

– И что произошло с Ольгой?

– Пластик-хирург придал ее лицу черты Риты. Погибшей женщины. Ольга стала Ритой. Пока Ольга лежала в больнице, я здесь все хорошенько разнюхал и во всем разобрался. Понял, что ничто не меняется в этом бренном мире... Эти восемь лет Ольга провела бурно. Она даже поучаствовала в войне в Чечне, где и познакомилась с троими боевыми парнями. И затем уже в Москве использовала их на полную катушку. Как, впрочем, и Хана. У нее были деньги, но ей их всегда не хватало... После Чечни она стала более жестока. Привезла оттуда и деньги, и проверенное в боевых операциях снайперское оружие, и... И желание заполучить весь мир. Как у Чейза. Когда ты богат – весь мир у тебя в кармане... Потом она выписалась из больницы, я позвонил ей и намекнул о деньгах. Она, глупая, решила, что это кто-то из троих ее дружков, и начала их уничтожать. А эти трое ни до чего не докопались. Только до аварии. И решили, что все погибло... Мой замысел удался. Я как бы «похоронил» Ольгу для всех – и для нее самой. На время. Которое было мне необходимо, чтобы подготовиться... Потом я встретился с Ольгой. Она даже не показала виду, что удивлена. Но все равно я чувствовал: внутри у нее происходила борьба. Мертвец вернулся. Это, конечно, высший класс... Она хотела заполучить деньги, и я пообещал их ей.

Он вновь потянулся к флакончику. Разговор отнимал у него уйму сил.

– И ты вернул сегодня, – закончил я.

– Да. Я позвонил ей и назначил встречу. У развалин завода.

– Лорду ты тоже позвонил?

– Нет, встретился. Вчера, после казино. Позвонил из гостиницы и условился с ним о времени.

– Ты всех свел вместе. Так получается?

– Получается, так... Реванш. Но почему-то испытываю мало радости.

Он проглотил очередную таблетку и откинулся на спинку сиденья. Больше говорить было нечего. Исход был известен – и ему, и человеку за рулем.

Он прикрыл глаза. Только бы увидеть мать... В кармане оставалось немного денег. Ей должно было их хватить. Больше он ничего не мог для нее сделать. Больше ничего...