Красивая пара

9

Пляж был тих и безлюден, хотя в Корнуолле уже наступило лето. Джилли сидела на камнях и смотрела, как ее трехлетняя дочь упорно строит из расползающегося песка самый лучший в мире замок. Если Анна-Лу собиралась что-то делать, ничто не могло заставить ее свернуть с намеченного пути, хотя красный беретик, несомненно, плохо подходил на роль ковша экскаватора. Анна-Лу взяла от своего отца темные, как итальянская ночь, глаза и несгибаемый, как итальянские кипарисы, характер. Отвлечь ее внимание, чтобы спасти беретик, было трудно, смутить невозможно.

Как жаль, что ее мать не может похвастаться тем же, мрачно усмехнулась Джилли. Три года назад, в такой же июньский, только куда более жаркий денек она сбежала из Каза дель Пьетро.

Она выбрала самый простой путь, вот в чем дело. Память услужливо возвращала ее в тот страшный день, и Джилли снова чувствовала боль.

Она немедленно рассказала Джанкарло о том, чем занималась в детской Росария, а он с сомнением заметил, что она слишком бурно реагирует на такую мелочь. Они поспорили, но на этот раз Джилли стояла на своем и не отступала.

Накануне вечером Джанкарло зашел к ней в спальню. Джилли собиралась поехать утром к врачу, они оба этого ждали. Муж был неотразимо хорош. Его темные глаза горели от сдерживаемой из последних сил страсти, а под махровым халатом — единственной его одеждой в тот вечер — угадывались контуры сильного мускулистого тела, которое снилось Джилли по ночам в ее одинокой постели.

Джанкарло сел на край постели, и они начали целоваться. Ничего больше они позволить себе не могли, поэтому вся нежность, вся страсть, тоска, все желание воплотились в этих долгих, нежных и безгрешных ласках. Он ласкал ее грудь, проводил чуть вздрагивающими пальцами по нежным губам, а затем прошептал:

— Поспеши завтра домой после врача. Я умираю без тебя, Джилли.

Дурочка, дурочка, доверчивая дурочка! Несколько поцелуев — и она уже готова поверить в любовь, которой нет, и не было. Будущее представало в розовом свете абсолютной идиллии, единственное, что ее неприятно покоробило — так это последние слова Джанкарло:

— Не забудь попросить доктора выписать тебе таблетки. Все-таки ничего лучше такого предохранения не придумано.

Неприятная мелочь, но она не шла ни в какое сравнение с тем шоком, который предстояло испытать Джилли на следующий день. Она возвращалась от врача, и радость бурлила в ней, превращая кровь в шампанское. Джилли оставила машину у подъезда и взлетела по лестнице. Джанкарло должен был немедленно узнать, хорошие новости.

Дверь в кабинет была чуть приоткрыта, и Джилли увидела их. Росарию в объятиях Джанкарло. Однако уехать она решила не поэтому.

Страшнее всего оказалось то, что она услышала.

— Уверяю тебя, Росария, у нас с Джилли детей больше не будет.

— Тогда чего ждать? Избавься от нее, Джанкарло, а я смогу позаботиться об Анне Луизе. Я полюбила малышку Джилли отошла от двери на цыпочках, вернулась к себе в комнату и стиснула виски холодными как лед пальцами. Час спустя она с грустным лицом — это выражение ей далось совершенно без усилий — сообщила Джанкарло, что доктор велел показаться еще через неделю, а пока подождать. Опечаленный Джанкарло мужественно перенес удар и довольно быстро согласился, чтобы Джилли вместе с малышкой навестила Черри Кавалли, тем более что сам собирался в Нью-Йорк по делам.

В тот же день Джилли хладнокровно обыскала кабинет мужа. Удача улыбнулась ей, и паспорт нашелся почти мгновенно, кроме того, малышка Анна была уже вписана в него.

Джанкарло нежно простился с ней, пообещав, что выходные они проведут вместе и куда-нибудь съездят. Джилли мстительно улыбнулась ему вслед. Выходные он проведет без нее, а ехать он может хоть к чертовой матери!

Она заказала билет на самолет, а вечером сняла все со своего счета — это были деньги вырученные от продажи ее английского дома, с процентами. Несколько раз она звонила мужу, чтобы не вызвать подозрений. Последний звонок был сделан уже в Риме, из аэропорта. Сама удивляясь своему спокойствию, Джилли сообщила, что оставляет его навсегда, улетает домой, а он может хоть сегодня жениться на Росарии, но Анну Луизу она не получит. Крики Джанкарло еще доносились из трубки, когда Джилли спокойно опускала ее на рычаг аппарата. Затем она села в самолет, и прошлая жизнь закончилась.

В Англии у нее не осталось никого, кроме дяди Тома, старинного друга их семьи. Так Джилли с дочерью и оказались в Корнуолле. Старик принял их с распростертыми объятиями и, выслушав всю ее историю, категорически заявил, что они с девочкой останутся здесь, в доме на высоком утесе, в Корнуолльской бухте.

Соседям дядя Том представил ее как Джилли Хоуп, свою овдовевшую племянницу, а самой Джилли строго-настрого запретил становиться на какой-либо государственный учет, чтобы не попасть в компьютерный реестр Великобритании. Так она спряталась от всего мира.

Денег хватало, кроме того, Кимберли, рыжая и смешливая дочь одного из друзей дяди Тома, взяла Джилли на работу в свой гимнастический зал. Три года пролетели в мире и спокойствии. Джилли заботилась об Анне-Лу — так стал называть ее Том. Первые зубки, первые слова, первые косички, самые высокие в мире песчаные замки, чайки над серыми волнами и острый запах моря…

Сегодня утром дядю Тома похоронили в ограде старой церкви. Больше они никогда не увидятся, и Анна-Лу никогда не проедется на его широких плечах и не заснет у него на руках, в этой лучшей из колыбелей, ибо качает ее любовь. Никогда больше Джилли не коснется его жестких, загрубевших ладоней и не встретит ободряющего взгляда голубых глаз из-под кустистых седых бровей. Дяди Тома больше нет.

Джанкарло был вынужден сосчитать до двадцати пяти, а не до десяти, чтобы успокоиться. Кровь била в виски, туман застилал глаза. Джилли, его Джилли шла по песку пустынного пляжа. Она стала еще прекраснее, безупречное тело налилось новой, зрелой красотой, и даже простое черное платье не могло этого скрыть. Золотые волосы отросли и достигали талии, тонкой, словно тростинка. Он любил ее, он дал ей все, а она предала его…

— Так вот где ты скрывалась все эти годы?

Она узнала этот голос мгновенно, несмотря на трехлетнюю разлуку. Глаза распахнулись широко-широко, ужас сковал все тело. Ее мужчина стоял в двух шагах от нее. Его смуглое лицо стало взрослее, несколько глубоких морщин прочертили свой путь по высокому лбу, да в темных глазах горел иной, более мрачный огонь, но это был Джанкарло.

Ангел мщения. Демон тьмы. Джилли отступила, испугавшись жестокого выражения, появившегося на его лице. Она в панике огляделась, и тут ее взгляд упал на Анну-Лу, которая перестала терзать бывший красный беретик и с любопытством смотрела на незнакомца.

— Большой дядя… Хочешь строить замок?

Лицо демона изменилось, словно с него разом стерли злобу и презрение. Теперь оно светилось нежностью и любовью.

— Ты Анна, да? Я, знаешь ли, очень люблю строить песчаные замки.

Джанкарло осторожно коснулся рыжих кудряшек. Темные глаза девочки строго и спокойно взглянули на него, и сердце Джилли рухнуло вниз. Они были так похожи!

— Меня зовут Анна Луиза Хоуп, но все зовут меня Анна-Лу.

— Хорошо, тогда и я буду звать тебя Анна-Лу. А ты зови меня папой.

Джилли окаменела. Сила и напор у Джанкарло как у голодного ягуара, но ведь малышка никогда не слышала этого слова. В ее маленькой жизни не было «папы».

— Ты мой папа? Мамочка, этот дядя правду говорит?

Голос Джанкарло был тих и отчаян:

— Скажи ей, Джилли!

Какое там! Джилли едва соображала от неожиданности, от шока, от пережитого удара. Она в ужасе смотрела на маленькое, бесконечно любимое личико и видела радость, постепенно осветившую его. Они никогда не говорили о папе, только раз Джилли объяснила, что он далеко-далеко и с ними не живет, но сейчас стало ясно, как много этот человек значит для ребенка. Джилли понимала только одно: по-прежнему уже ничего не будет. Она попала в ловушку.

— Да, маленькая. Этот… дядя… он твой папа.

— Как здорово! Дядя Том ушел на небо и прислал мне тебя, чтобы я не скучала!

Джанкарло легко подхватил девочку на руки и прижал к груди.

— Что-то вроде этого, маленькая. Только я останусь с вами навсегда, в отличие от дяди Тома.

Они обменялись поцелуями и рассмеялись. После этого Джанкарло торжествующе взглянул на белое лицо Джилли.

— Ну что, мамочка?

Джилли повернулась и побрела прочь. Слабость охватила ее, в висках билась боль. Однажды она убежала от Джанкарло, но теперь этого сделать нельзя. Теперь Анна-Лу не позволит этого. А ты сама, Джилли? Что же будет с тобой? Внезапно она поняла, что изменить ничего нельзя. Ждет ли ее позор и презрение, долгие годы одиночества, унижения и упреки — изменить ничего невозможно.

Часом позже, когда все замки были построены, берет погиб безвозвратно, а строители стали друзьями, чумазыми, усталыми и счастливыми, все трое отправились домой. Джилли не хотела этого всей душой, но что можно было поделать? Ее останавливала не скромная обстановка их дома и не простое меню. Взгляды, которые кидал на нее Джанкарло, красноречиво говорили, что он постарается наверстать упущенное за три года в разлуке.

После ужина и купания Анна-Лу решительно увела Джанкарло в спальню.

— Почитай мне, папочка.

Джилли невольно почувствовала укол ревности, так быстро ее дочь приняла своего новообретенного отца. Глядя на его черные кудри, большие руки, бережно обнимавшие девочку, темные глаза, в которых светилась любовь, она подумала, что на земле наверняка не найдется ни единого существа женского пола в возрасте от трех до девяноста трех лет, которое могло бы устоять перед этим дьявольским обаянием. Самое печальное, что и Джилли не покинула этих рядов. Горло перехватило, и в животе стало жарко и пусто.

Джилли сжала кулаки в карманах. Набраться сил. Не смотреть на него, не вспоминать, не думать. Поцеловать дочку на ночь.

Она почти бегом покинула спальню и бросилась в кухню. Надо помыть посуду — лучшее средство от сердечного расстройства.

На этот раз не помогло, и Джилли машинально мыла тарелки и вилки, а мысли крутились вокруг одного и того же. К тому же посуды было немного, и вскоре пришлось вернуться в гостиную. Джилли встала у окна и мрачно уставилась на море и небо, почти одинаково серые в наступивших сумерках.

Она была счастлива здесь эти три года, ну пусть не счастлива, но спокойна. Небогатый, на совесть выстроенный дом стал для нее убежищем и крепостью, и она полюбила его. Дядя Том построил его много лет назад на отшибе от рыбацкой деревушки, хотя друзей у него всегда хватало.

Дядя Том! Если бы он сейчас был с ней. Уж он бы знал, что делать. Он справился бы с Джанкарло.

Джилли вздохнула и выпрямилась. Как бы то ни было, она больше не та наивная беременная девчонка, ошалело выскочившая замуж за аристократа, а потом сбежавшая от него, да так ловко, что ему понадобились услуги частного детектива, чтобы найти ее.

— Неплохое убежище.

Она вздрогнула от неожиданности, так как Джанкарло подошел очень тихо.

— Как ты меня нашел?

— Твой дружок Том написал мне и все рассказал.

Все, что угодно, только не эта глупость! Том не мог…

— Том не мог этого сделать. Я тебе не верю. Он никогда бы меня не предал!

— Можешь тешить себя иллюзиями до потери сознания. Сейчас это уже не имеет значения. Кстати, можешь еще и поздравить себя с победой. У тебя здорово получилось. Сначала я думал, что у тебя случилась послеродовая депрессия, и поехал к доктору Крезо. Он сообщил, что ты уехала от него, счастливая и абсолютно здоровая, сжимая в руках целую коробку контрацептивов. Ты великая актриса, и я снимаю перед тобой шляпу. Толпа детективов и куча денег не могли помочь мне все эти годы. Мы не нашли ни единого следа. Из лондонской гостиницы ты, видимо, улетела на метле. Семьи у тебя нет, так что, полагаю, встреча с Томом стала для тебя настоящей удачей. Без него у тебя ничего не вышло бы.

Джилли хмурилась, но молчала. Странно, он все рассказывает правильно, тогда зачем врет насчет Тома? Или не врет? Том ее предал…

— Когда он тебе написал?

— Десять дней назад, уже из госпиталя. Я получил письмо только вчера. Твой Том знал, что умирает, поэтому написал мне, что любит тебя как родную, но больше не сможет заботиться о вас с девочкой…

Слава Богу! Том не мог предать, а вот заботиться о них — для него это естественно. Пусть он совершил ошибку, но виной тому была его любовь, тревога за нее и Анну-Лу.

— … Поэтому предлагает делать это мне. Как это он выразился: «у вас тоже будет шанс».

Он ехидно улыбнулся, а Джилли совершенно некстати почувствовала легкое возбуждение. Ее бывший муж, растянувшийся на стареньком диване и глядевший на нее прищуренными мрачными глазами, был слишком хорош для женщины, не видевшей его три года.

— Что ж, ты свой шанс использовал на полную катушку. Здрасте, я ваш папочка! Ты хоть подумал, что можешь ее испугать?

Словно неведомая сила взметнула его большое тело в воздух, и через миг Джилли беспомощно билась в стальных захватах его рук.

— Ты говоришь мне это, ты! Ты, лишившая девочку отца на целых три года! Ты, отнявшая у меня моего ребенка! Трахавшаяся со своим любовником, с Томом!

— Нет! Что ты говоришь, это неправда!

— Правда, правда, моя прекрасная предательница! И не надо держать меня за идиота. В доме всего две спальни.

— Да, и в одной из них две кровати. Я сплю с Анной-Лу.

— Иногда бывало и такое, не сомневаюсь. Сегодня, например, там буду спать я. Господи всемогущий, ты даже имени ее лишила! Я, ее отец, должен слушать слова моего ребенка о том, что все зовут ее Анна-Лу!

Он неожиданно замолчал и мрачно взглянул на съежившуюся в его руках Джилли.

— Знаешь, я увидел тебя сегодня на пляже и хотел убить. За годы, проведенные в аду по твоей вине. Однако теперь я думаю иначе. Я заставлю тебя страдать, Джилли, я проведу тебя через тот же ад.

И вот тут ее прорвало!

— Заставишь меня страдать?! Ты делал это с первого дня нашего брака! Я была не нужна тебе, ты хотел только ребенка. Пока ты не знал, что я беременна, ты и палец о палец не ударял, чтобы связаться со мной! Ты даже…

— Я никогда не бегал за женщинами!

— Не сомневаюсь, потому и говорю: тебе был нужен ребенок! Ради этого ты женился, ради этого бросил свою чокнутую Росарию! Ты держал меня в доме, похожем на мавзолей, а относились ко мне, как к сиротке, живущей из милости и до смерти всем надоевшей. Ты не верил ни единому моему слову, зато Росария и твоя мать были всегда правы.

— И у тебя хватает совести говорить такое?! Я дал тебе все, о чем может мечтать женщина, а ты отплатила мне бегством!

— Ты дал мне все, что угодно, кроме сочувствия, кроме понимания, кроме любви!

— Все это у тебя было, не ври, но убежала ты не поэтому. Знаешь почему? Потому что у тебя есть дурацкая, детская привычка делать абсолютно неправильные выводы из очевидных вещей! Я ведь рассказывал тебе, почему мы так относимся к Росарии, почему она живет в доме, я говорил тебе, что у нас никогда ничего с ней не было, но ты мне не верила! Посмотри на меня, посмотри мне в глаза, Джилли! Возможно, я совершал ошибки и не всегда был хорошим мужем, но неужели за это нужно было наказывать так страшно?

Он врал ей в глаза. Ведь Джилли видела Росарию в его объятиях.

Неожиданно что-то изменилось. Теперь Джанкарло был смертельно спокоен, только по лицу блуждала жестокая улыбка.

— А знаешь, что меня действительно допекло? Три года пытки, единственная фотография моей дочки на столе, бесплодные поиски по всей Англии — и тут я узнаю, что у тебя есть любовник. Дядя Том. Дядя!

— Нет! Нет, Джанкарло!

Она в ужасе попыталась сказать еще что-то, но его губы уже властно закрыли ей рот, он целовал ее грубо и жадно.

Она пыталась сражаться с Джанкарло, но тело отказывалось сопротивляться, оно стремилось в его объятия, и через секунду Джилли, сгорая от стыда, уже отвечала на его поцелуи.

— Ты обманывала меня три года!

— Нет, нет… Джанкарло!

Его руки срывали с нее одежду, резко, зло пальцы почти жестоко стискивали упругие груди, уже налитые желанием, и каждое его прикосновение рождало новую волну ужаса и блаженства. Джилли умирала в его руках, ощущала его запах, вкус его кожи, и это сводило с ума.

Она еще могла его остановить… но вместо этого обвила руками его шею и прижалась к нему.

Джанкарло смотрел на Джилли, тяжело дыша. Сорванное платье валялось на полу, единственной преградой оставалось тонкое кружевное белье. Он безжалостно разорвал его и впился губами в сосок.

Джилли со стоном откинулась назад, выгнулась дугой, уже не в силах сопротивляться этим рукам, бесстыдно раздвигавшим ее бедра, жадно ласкавшим ее плоть. Она только и могла, что простонать его имя, когда он с рычанием овладел ею, не сдерживая больше слепой, яростной, животной страсти.

Не было ни любви, ни нежности. Только грубое и яростное совокупление двух тел, ногти и зубы, спутанная буря золотых волос и зарывшееся в них, искаженное смуглое лицо мужчины, стоны и хрипы… Вершины они достигли почти одновременно и рухнули на пол.

Джанкарло со сдавленным итальянским проклятием сполз с нее и начал одеваться. Джилли не могла прийти в себя. Она поняла, что он сказал. Теперь ей было просто холодно и стыдно. Она медленно и с трудом поднялась, видя, как он тщательно отводит глаза, стараясь не смотреть на ее наготу.

На самом деле Джанкарло был вне себя от горечи и ревности. Она была так прекрасна и желанна, он любил ее и хотел, как и прежде, но одна мысль не давала ему покоя. Сколько было их, других мужчин, обладавших этим прекрасным телом? Сколько раз за эти годы срывался стон блаженства с нежных губ? Это сводило с ума.

— Ты запросто могла бы сделать карьеру порнозвезды. Прикройся чем-нибудь.

Джилли торопливо натянула платье прямо на голое тело и ушла на кухню. Она двигалась как зомби, не очень понимая, что делает и где находится. Чайник… плита… кипяток… банка с растворимым кофе… кружка. Что она сделала с собой! Почему она отдалась ему, снова отдалась, не думая, не сомневаясь, не пытаясь сдерживаться. Три года забылись мгновенно, едва только его тело оказалось так близко от нее, уставшей за это время от вынужденного целомудрия. Ничего не изменилось. Изменилось. Раньше ей никогда бы не пришло в голову полоскать рот горячим кофе, чтобы отбить вкус Джанкарло. Как бы еще отполоскать от него всю свою жизнь?

— Хорошая идея! Налей мне тоже.

Она хотела огрызнуться, но в последнюю минуту прикусила язык. Надо быть умнее. Она должна если и не выиграть, то хотя бы проиграть с меньшим счетом.

— Черный с одним куском сахара?

— Ты запомнила, ну надо же!

— Некоторые вещи нелегко забыть.

Они молча пили кофе, и Джилли исподтишка наблюдала за Джанкарло. Теперь она была совершенно спокойна и холодна, даже удивительно, что полчаса назад они занимались любовью. Нет, не любовью. Просто сексом.

— Честно говоря, приятно было узнать, что я все еще возбуждаю тебя. Ты выкрикивала мое имя. Что ж, это к лучшему. Так будет проще. Целомудренный брак никогда меня не привлекал.

Это был точно рассчитанный удар, достигший цели. У Джилли пересохло в горле. Ни за какие богатства в мире она не согласится повторить эту пытку — быть замужем за Джанкарло дель Пьетро.

Смуглолицый мучитель продолжал издеваться.

— Анна-Лу мне понравилась. Вполне здоровенькая и умная девочка.

— Да… Она счастлива здесь. У нее много друзей.

О, если бы он согласился на развод! Это могло бы стать наилучшим выходом.

— Этот дом… Я так понимаю, теперь ты его владелица. Что ж, Анна-Лу сможет приезжать сюда ненадолго, на каникулы, играть с друзьями и все такое.

— Ненадолго? Приезжать? Но мы здесь живем!

— Уже нет. Утром мы улетаем в Италию.

Удар нанесен. Не зря встреча на пляже показалась ей фатальной.

— Мы никуда не полетим, мы останемся. Однако мы с тобой сможем найти решение. Разведемся поскорее и установим порядок ваших встреч по суду… Кроме того, ты сможешь приезжать, когда захочешь.

— Ты закончила? Очень хорошо. Теперь послушай меня. Я приехал, чтобы забрать мою дочь в Италию, так что все остальное меня не волнует.

— Ты не можешь этого сделать… Я тебе не позволю! Ничто на свете не заставит меня… Она не будет жить рядом с Росарией и без меня!

— Отлично, ты тоже едешь.

— Нет! А Анна-Лу не поедет без моего согласия.

Вот это спорный вопрос. Зная, как упрям и богат ее муж, Джилли была очень не уверена в своих силах.

— Твое согласие может и не понадобиться. Например, если ты будешь в тюрьме…

— В тюрьме? Ты о чем?!

На красивом лице вновь расцвела жестокая ухмылка. Он подсел ближе и развязно обнял ее напряженные плечи.

— Я проверил, кто такая Джилли Хоуп. Уважаемая вдова с маленьким ребенком, последние три года работает на некую Кимберли Смит, владелицу небольшого гимнастического зала. Правильно?

— Это моя частная жизнь. Я работаю, верно, но тебя это не касается.

— Меня, возможно, нет, но налоговые службы будут крайне удивлены, узнав, что все эти три года Джилли Хоуп не числится ни в одном реестре. Черный нал, кажется, это так называется? Наказание бывает довольно строгим, вплоть до заключения.

Она смотрела на него, оцепенев от ужаса.

— Впрочем, я не очень волнуюсь. Это ведь первое твое правонарушение, так что много тебе не дадут. Жаль только эту Кимберли. Вот у нее будут большие неприятности. Да, там еще, кажется, был какой-то доктор, друг дяди Тома? Он ведь наблюдал тебя, хотя ни у тебя, ни у девочки не было медицинского полиса. Жаль старика. Лицензии у него не будет.

Джилли подняла помертвевшее лицо и с ненавистью взглянула на графа дель Пьетро:

— Ты редкий мерзавец. Неужели ты способен причинить несчастье незнакомым и невинным людям, которые помогали, между прочим, твоей дочери, только для того, чтобы настоять на своем?

— Не я. Это твое решение. Вернее, от твоего решения это зависит. Поедем с нами в Италию, или оставайся здесь и жди всего, описанного выше. В любом случае, я забираю мою дочь!

Выхода нет. Джилли смотрела на спящую Анну-Лу и понимала вполне отчетливо — выхода нет и быть не может.

Даже если налоговая инспекция и простила бы ее на первый раз, она все равно закончит в тюрьме. У нее никогда не хватит денег, чтобы оплатить штрафы и пени, а потом еще и выплачивать налоги. Самое же главное, что она подвела бы Кимберли и старого доктора. Значит, надо ехать в Италию. Жить в старом доме, рядом с Росарией, исходящей ядом и ненавистью. Рядом с Джанкарло…

— Она красивая девочка…

Его голос раздался неожиданно, и Джилли нервно вздрогнула. Джанкарло склонился над малышкой и нежно поцеловал румяную щечку. Сила, мужественная красота, природная стать, сексуальная неотразимость — и непробиваемая, доходящая до жестокости, самоуверенность. Джилли сглотнула горький комок в горле.

— Да, она красавица. Я не хочу, чтобы на нее оказывал влияние кто-нибудь, вроде твоей невестки. Полагаю, мы увидим дорогую Росарию за обедом?

Они приехали в Каза дель Пьетро в четыре часа. Самое большое удивление у Джилли вызвала Анжела, которая встретила ее с распростертыми объятиями и долго и искренне извинялась за то, что была так невнимательна к ней, когда они жили вместе. Больше всех обрадовалась Анна, все такая же веселая и открытая. Она готовилась к свадьбе, но продолжала работать в доме.

Анне-Лу дом страшно понравился, и Анна тоже понравилась, и бабушка, а кроме того, девочка успела везде побегать и получила клятвенные заверения, что именно она станет подружкой невесты на предстоящей свадьбе Анны. Единственный, кто так и не показался, так это Росария.

Джанкарло перекатился на край кровати и задумчиво взглянул на Джилли, затем протянул:

— Мы не увидим дорогую Росарию за обедом, а также за ужином и за завтраком, потому что она больше с нами не живет.

— Да, но ты вчера сказал…

Джилли только сейчас сообразила, что он ничего как раз и не сказал, а просто кивнул, когда она говорила, что не хочет видеть Росарию рядом со своей дочерью, и предложил ехать с ними. Темная бровь иронически выгнулась.

— Ты услышала то, что хотела услышать, cara mia. Мне нужно было вернуть вас обеих домой, а для этого все средства хороши. Я слишком серьезно отношусь к браку. Запомни это, и у нас все наладится.

— Но когда она уехала? Куда?

— Пару недель спустя после тебя. Теперь она замужем за одним банкиром, живет в Швейцарии.

Интересно, а ему жаль было с ней расставаться? На вид не скажешь. Зато сразу можно определить, что он чувствует, глядя на то, как Джилли переодевается. Она как раз приняла душ и надевала лиловое обтягивающее платье, а муж следил за ней блестящими и шальными глазами. Он хотел ее, но это не означало, что он ее любит. Прошлой ночью Джанкарло взял ее грубо, без предварительных ласк, даже, не раздевшись, но теперь она могла думать только о том, что перед ней, постившейся три долгих года женщиной, лежит самый желанный и совершенный образец мужчины, и ей все труднее справляться с собственным темпераментом.

— Одевайся. Обед в девять, ты что, забыл?

За обедом она едва притронулась к еде, хотя последний раз они ели еще в Англии.

Перед отъездом Джилли позвонила Кимберли, попросила приглядеть за домом, а уже через час они садились в частный самолет. Приземлились в Вероне, затем долгий переезд на машине, и вот Каза дель Пьетро распахнул свои тяжелые двери, встречая Джилли и Анну-Лу.

Джилли очнулась от мыслей и смущенно улыбнулась Анжеле.

— Простите, я сама не своя. Долгий и трудный день. Вы извините меня, но я пойду, лягу.

— Конечно, Джилли, я понимаю.

Джанкарло мягко добавил:

— Неделя вообще была не из легких. Отдыхай. Спокойной ночи.

Она не ожидала от мужа такой чуткости. Неделя в самом деле выдалась сложная: смерть Тома, похороны пять дней спустя, приезд Джанкарло и наконец их стремительный отъезд. Такое могло утомить кого угодно, но странно, что он об этом подумал.

Знакомая спальня встретила ее разобранной постелью и любимой шелковой ночной рубашкой на подушке. Анна все предусмотрела. Интересно, а где теперь спит Джанкарло? Джилли постаралась прогнать эти неуместные мысли. Если она будет о нем думать, то отдыха не получится.

В ванной она приняла душ, наскоро вытерлась и нырнула в ночную рубашку. Массивное зеркало отразило настоящее привидение: пышные складки ткани, белоснежные кружева, светлая грива волос — и абсолютно бескровное лицо, только глаза красные и усталые.

Перед тем, как лечь спать, Джилли зашла в детскую и несколько минут любовалась спящей Анной-Лу. Пусть она будет счастлива, Господи! Для себя Джилли не просила ничего.

Права ли она? Какая разница. Выбора у нее никогда не было, если уж быть честной до конца. После смерти Тома ничто не держало ее в Англии, и Джанкарло прекрасно понимал это. А что касается того, что произошло три года назад… Росарии больше нет в этом доме, а она, Джилли, здесь. Неужели тогда она и впрямь сделала поспешные и неправильные выводы?

Все три года Джилли старалась не думать о своем муже, это было слишком больно. Вчера он все вернул и расставил по местам. Она не забыла его, она точно так же загоралась в его руках и теряла голову под взглядом темных глаз. Просто теперь Джилли знала, что это не любовь. Они станут жить в браке, они будут приносить друг другу физическое удовлетворение, но это не любовь!

Джанкарло не верит ей, она не верит ему, тут все по-честному. Однако у них растет дочь, которая, кстати, успела полюбить отца всего за один день. Джилли не встанет на пути своего ребенка, она не будет больше сражаться с тенями прошлого. Возможно, у них получится и такая жизнь, кто знает.

Она заснула, едва коснувшись щекой подушки, и снов в эту ночь не видела.

Ее разбудило что-то странное. Теплое тело лежало в кровати рядом с ней, тело было обнаженным и несомненно мужским. Она повернулась и нечаянно задела его. Джанкарло вздрогнул, он был здорово возбужден.

— Какого черта ты здесь делаешь?!

Анна разливала кофе по чашкам и приветствовала ее ослепительной улыбкой, а Джанкарло, откинувшийся на подушки, был так неотразим, что Джилли чуть не свалилась с кровати. Она поспешно перевела глаза на Анну.

— Спасибо за кофе, а где Анна-Лу?

— Гоняет по всему дому. Иди, Анна, я сам все объясню хозяйке.

У него накопился громадный список того, что нужно объяснить Джилли. Например, что он делает в ее постели?

— Успокойся. Наша дочь умыта и одета, завтракает на кухне, а потом пойдет играть. У нее завязалась крепкая дружба с котом кухарки.

Низкий голос обволакивал, лишал дыхания и возможности соображать. Джилли чувствовала, как жаркие волны захлестывают все ее тело. Не может она спокойно лежать рядом с Джанкарло, тем более зная, что он совершенно голый! Ее уже почти трясло, поэтому она поспешно спросила:

— А почему кофе принесла Анна? Обычно это делал Альдо.

— Я вспомнил, что тебя всегда это смущало. Тогда я не понимал, что ты впервые делила постель с мужчиной, и тебя смущало, что кто-то это увидит. Я помню, как ты пряталась под одеяло.

— Ты прав, было такое.

Она была тронута, что он это помнит, но следующие слова Джанкарло перечеркнули все теплые чувства.

— Конечно, сейчас это не имеет значения, ведь теперь ты достаточно опытная женщина, но я отдал распоряжения еще до того, как убедился в этом.

Сарказм в его голосе больше не смущал и даже не злил. Она выросла.

— Так что ты все-таки делаешь в моей постели?

— В нашей, Джилли, в нашей постели.

— Ну, это ты так думаешь. После свадьбы ты довольно быстро удрал из нее.

— Опять, Джилли, опять неправильные выводы! Я заботился о твоем здоровье и о здоровье нашей дочери. А ты — нет.

— Ты прав. Я — нет. Я выпью кофе, пока он не остыл.

Она торопливо глотала кофе, а Джанкарло пытливо рассматривал ее смущенное лицо. Собравшись с силами, она передала ему пустую чашку, а он задержал ее руку в своих больших ладонях. Что-то Джилли не понравилось в его взгляде!

— Ты помнишь, мы ведь не вылезали из постели первые недели, а потом доктор сказал: никакого секса! Я перешел в соседнюю спальню, потому что не мог просто спать рядом с тобой, я хотел тебя, я тебя жаждал, я боялся не справиться с собой! Ты улыбалась мне, ты прикасалась ко мне, обнимала меня, а я испытывал дикие муки, потому что должен был обуздывать себя.

— Возможно… то есть хорошо-хорошо! Я все понимаю…

— Ты прекрасно знаешь, что это правда. Помнишь тот вечер? Ты помогла мне, но сама не получила ничего, и это сводило меня с ума, я чувствовал себя виноватым, ибо не мог сделать для тебя того же. Теперь этого не будет. У нас впереди тысячи ночей, и ты никогда не будешь разочарована, Джилли. Я знаю, что и ты хочешь меня так же сильно.

Джилли задержала дыхание и попыталась сосчитать до десяти, чтобы успокоиться. После пяти последовало тридцать три, и она бросила эту сложную операцию на середине. Ладно, что мы еще не выяснили?

— Полагаю, ты собираешься рассказать мне сейчас, что всегда любил одну меня, а не Росарию?

— Нет, не собираюсь. Ты мне не верила тогда, не поверишь и сейчас. Что до любви… Когда мы впервые занимались этим, ты свела меня с ума, ты и сейчас продолжаешь сводить меня с ума, Джилли. Теперь мы будем умнее, мы будем любить иначе. Мы доставим друг другу столько наслаждения, сколько сможем, а сомнения и дурацкие размышления оставим за порогом этой спальни. Не смотри таким невинным взглядом, Джилли. Ты похожа на девочку, но ведь мы оба знаем правду. Сколько их у тебя было, кроме Тома?

— Ты, как ты смеешь…

— Нет, не говори, не надо! Мы не станем ворошить прошлое — Том ведь уже мертв. А вот мы с тобой живы, да еще как.

— Ты шутишь!

— Я никогда не был столь серьезен, Джилли.

Джанкарло резко встал с кровати, и его нагота ослепила Джилли. Ой, как плохо-то, думала она в тоске. Я не могу управлять собой, даже просто находясь рядом с ним. Она сбежала в ванную и сидела там не менее получаса, тщетно пытаясь успокоиться. Когда она вышла, комната была пуста.

По лужайке перед домом Анна-Лу скакала верхом на горячем скакуне, отчаянно дергая его за гриву. Джилли не смогла удержаться от улыбки, когда взмыленный скакун ткнулся головой ей в колени:

— Сними ее с меня, Джилли, пока у меня осталась хоть пара волосинок на голове! На коленях прошу, жена!

Джилли сняла хохочущую девочку и спросила с притворной строгостью:

— Что это все значит, дочь моя?

— Папа сказал, что купит мне поню, а пока я тренивалась, не, тренарувалась. Мы с папой будем скакать верхом!

Похоже было, что девочка окончательно освоилась и с отцом, и со своим новым домом. Тем временем Джанкарло поднялся с земли и подошел к ним. — Я обещал ей купить пони.

— Пони? Скакать верхом? Ты серьезно?

— Да — пони, да — верхом, да — скакать. — Лучше поедем с нами, оценишь наш выбор. Заодно купим вам с Анной что-нибудь летнее.

— Да, да, мамочка, пожалуйста!

Джилли метнула на Джанкарло убийственный взгляд, но спорить при дочке не хотелось, и она согласилась.

Теплые и крепкие пальцы сжали ее локоть, и Джилли вздохнула.

Они купили маленького шотландского пони, и восторгу Анны-Лу не было предела, хотя отец объяснил, что сейчас его нельзя взять с собой. Нагруженная подарками, игрушками и сладостями, девочка сияла от радости. Петом Джанкарло предложил отправиться на озеро Гарда.

Воспоминания оказались слишком свежи и нелегки. Положение спасала Анна-Лу, плескавшаяся в прибрежных волнах и непрерывно верещавшая, но и это не могло отвлечь Джилли.

Тогда тоже был летний день. Они с Джанни лежали именно здесь, на этом берегу. Они любили друг друга. Если бы сейчас она была в этом уверена! Слезы навернулись на глаза, спасли только темные очки. Он представился рабочим парнем, а оказался графом, он предал ее, а она ответила тем же, но суть была в другом. Ничто не изменилось, и, сидя рядом с ним, она чувствовала то же, что и тогда, три с лишним года назад. Любовь, желание, страсть…

Задыхаясь от горьких воспоминаний, Джилли поспешно сказала:

— Поехали, пора. Хватит с девчонки новых впечатлений.

Джанкарло посмотрел на нее с задумчивым и немного удивленным выражением, словно прочитал ее сокровенные мысли.

— Слишком много старых воспоминаний, cara mia, хотела ты сказать? Ничего, теперь у нас будут новые.

Он легко подхватил дочь на руки, а Джилли неожиданно страстно захотелось, чтобы на руках у Джанни оказалась она сама.

День получился прекрасный, но нервы Джилли были на пределе. Она вежливо и спокойно беседовала со свекровью и мужем за столом, но внутри у нее бушевала буря. После кофе она сбежала, с облегчением услышав, что Джанкарло собирается работать с бумагами.

Шок поджидал ее в собственной спальне, когда, выйдя из ванной в одном полотенце, она увидела мужа, чьи бедра прикрывало точно такое же полотенце. На прикроватном столике стояли шампанское и два хрустальных бокала.

— За наше воссоединение!

Он наполнил и протянул ей один бокал, взял другой. Джилли тряслась, словно в лихорадке. Если она сейчас молча выпьет шампанское, то это будет означать, что она на все и полностью согласна и он победил. Еще одно. В ней крепла уверенность, что Джанкарло не врет. Он действительно хочет их примирения и воссоединения. А она, она хочет этого?

— Спасибо. За это стоит выпить.

В воздухе сгущалось нечто, пугающее и приятное одновременно. Казалось, потрескивают тысячи электрических зарядов, и атмосфера становится неуправляемой и жаркой.

— А теперь я хочу выпить за мою жену, за мать моего ребенка. Сегодня наш брак рождается заново. Иди сюда.

Завороженная этим темным, почти безумным взглядом, Джилли медленно шагнула навстречу Джанкарло. Щеки пылали, ноги подкашивались, казалось, все кости в теле растворились и превратились в желе.

— Ты нервничаешь, Джилли? Не надо, ты уже большая девочка.

Если бы ты знал, граф дель Пьетро, что ты всегда и вовеки был первым и единственным мужчиной, касавшимся тела Джилли О'Лири!

Умелые, чуткие и сильные руки двинулись вниз, скользя по атласной коже, заставляя Джилли загораться и пылать неугасимым пожаром любви и страсти. Ее грудь наливалась желанием, и твердые соски трепетали у мужчины на губах. Джанкарло окинул Джилли восхищенным взглядом и медленно снял полотенце, скрывавшее его наготу. Этого момента Джилли ждала и боялась одновременно. Теперь сапфировые глаза жадно поглощали зрелище мужской красоты и силы.

— Не спеши, cara mia…

В следующие несколько часов не было произнесено ни единого слова. Пир тел, пир любви и эротических фантазий не любит долгих разговоров.

Джилли открывала для себя все новые стороны любви, удивляя и восхищая Джанкарло своей готовностью к экспериментам и полным доверием к нему. Он овладел этим восхитительным телом уже трижды, но страсть только крепла в измученном любовью теле, и горящие темные глаза вновь ловили потемневший и слегка безумный сапфировый взгляд, и потолок спальни вновь отражал счастливый крик боли и счастья и мир вокруг снова исчезал в огне вспышки сверхновой звезды, имя которой любовь и тайна.

Они растворялись друг в друге, сплетались в единый горячий узел — и разлетались в стороны, ночь смущенно пряталась за шторы, втайне завидуя любовникам, для которых больше не было ни времени, ни пространства. Стон, прерывистый вздох — и вот снежно-белое тело женщины сливается со смуглым, мощным телом мужчины…

Наверное, стоило бы хранить молчание, но Джилли больше не могла. Она простонала его имя, имя единственного мужчины всей своей жизни.

Джанкарло скатился с кровати и отправился в очередной раз в ванную. Джилли лежала, отдыхая, по всему телу разливалась блаженная истома и усталость. Из-под полуприкрытых век она с явным удовольствием окинула взглядом литую фигуру вернувшегося мужа. Джанкарло потянулся и сел на край постели. Джилли лениво коснулась его бедра рукой.

— Раньше ты их не использовал. Не могу понять, почему теперь ты на этом так настаиваешь.

Использование презервативов стало для Джилли новым опытом, хотя Джанкарло довольно быстро научил ее, как ими правильно пользоваться. Джанкарло взглянул на нее и довольно холодно заметил:

— Настаиваю, потому что кроме страсти и желания есть еще и здоровье. Твои таблетки защитят от нежелательной для нас обоих беременности, но от венерических заболеваний спасут только эти резинки. Я ведь не знаю, как у вас с Томом обстояло с предохранением…

Джилли уставилась на него, не в силах справиться с шоком. Она медленно убрала руку, и пальцы сами собой сжались в кулаки. Последние два часа ничего не означали для этого человека. Она опять обманулась.

Джилли поспешно отвела глаза, ибо не могла скрыть ни боли, ни ярости, охвативших ее. Никаких таблеток она не принимала — эта самоуверенная свинья ошибалась. Как он может? Как ему удается, едва вернувшись с вершин блаженства, немедленно начать думать об инфекциях и беременности! В сапфировых глазах медленно угасал последний отблеск любви. Сколько еще может вынести женщина?

— Как скажешь.

Она спокойно и вяло натянула на плечи батистовый пеньюар и побрела в ванную. Джанкарло медленно убивает ее, сводит с ума, а она покорно идет у него на поводу. Нет, она его любит и хочет, она сходит с ума от его прикосновений, но какая-то часть ее души уже мертва. Если дело так и пойдет, то очень скоро Джилли превратится в Снежную Королеву.

Утром Джанкарло познакомил ее с почтенной синьорой Мусси, необъятной и очень приятной женщиной лет сорока с лишним. Ее выбрали в качестве няни для Анны-Лу, а также, как подозревала Джилли, для присмотра и за ней самой, чтобы она не вздумала повторить попытку побега вместе с дочерью. Джилли не собиралась этого делать, так как понимала, что это бесполезно, но спорить было неохота.