Красивая соседка

IV.

Война, слава Богу, окончена. Но жизнь еще не вошла в свою колею.

Везде какое-то нервное, болезненное напряжение.

Надвигалась новая гроза, сильная, нежданная.

Впрочем, ждать пришлось недолго.

5 сентября 1905 года в Токио вспыхнул бунт — народное восстание.

Безопасность министров, основанная на доверии к ним народа, уже пошатнулась. Теперь уж совершенно потеряли свое значение зловещие слова: „внешний враг“. В тумане испарений от пролитой крови носятся грозные слова.

За что? Где же награда? Да, Портсмутская политика не останется незамеченной народом!

Но Кацура беспечен, он все еще верит в свои силы. Он старается отвлечь глаза нации своей заботливостью о деревне.

Но остановить ярость народа такими слабыми приемами стало уже очень трудно. Целый ряд обманов привел к 5 сентября.

Часов в 5 вечера я, возвращаясь домой и проходя парк Хибия, услышал: „пожар, пожар!!“ Черное облако дыма, поднимаясь над домом министра внутр. дел, уже лизало небо. Я сел на трамвай, отправляясь на место пожара. Трамвай шел тихо; беспрерывно был слышен звонок трамвая, беспрерывно кондуктор тормозил и останавливал вагон.

Мы уже миновали здание главного военного штаба и теперь поднимались по скату на возвышенность „Кодзи Мачи“.

Вблизи нас горело здание министерства юстиции.

В 8 часов вечера Токио стал неузнаваем. Казалось, наступала грозная революция.

Исчезли в одно мгновение полицейские, а их будки были наскоро опрокинуты и разбиты.

Везде появились солдаты, держа наперевес ружья. Везде появились войска, готовые к бою.

Но в парке Хибия приближение солдат не было замечено.

Здесь попрежнему народ кричал, ругая правительство и негодуя на него.

Когда войска подошли к парку, народ восторженно их приветствовал. Громко и могущественно пронеслось по парку: — Банзай, банзай!!

Догорало здание министра внутренних дел. Кирпичного забора, окружающего это здание, и больших железных ворот уж не было видно. Их разобрали, уничтожили дотла...

Дом окружали теперь солдаты.

Одна часть их держала наперевес ружья, другая сидела на корточках и смотрела по сторонам.

Солдаты молчали — очевидно, они о чем-то думали.

А толпа перед домом по прежнему бушевала, кричала.

Солдаты не обращали на это никакого внимания. Они равнодушно смотрели на смельчаков, бросающих в дом камни............

Вдруг трамвай, на котором я продолжал ехать, остановился. Дорогу испортила толпа. Я сошел с трамвая и направился к парку Шиба. Миную улицу, объятую пламенем; горит много домов. Огонь перебрасывается на другие постройки, и они мгновенно загораются. Кругом — море огня.

Недалеко от места, охваченного огнем, возвышается буддийская кумирня и дом Юкици Ито, сына князя Ито. Ворота дома заперты, окна наскоро заколочены досками.

Я прошел парк и вышел на улицу Ичеозака.

И здесь пожар.

Горит полицейский участок.

Как язык дракона, огонь лизал высокие сосны, которые узким кольцом окружали участок.

Я следую дальше, прохожу улицу Иигура, мост и снова вижу объятый пламенем полицейский участок.

Пожарных нигде не видно.

Кругом стоят толпы народа, и крик ненависти, крик презрения вырывается по временам из их уст. — Там далеко, — кричала толпа, — в Манчжурии умирали наши сыновья и братья, а здесь правительство, в лице Кацуры и Ито, выбрасывает тысячи на содержание своих любовниц......

Чуткая, бурная, кровавая ночь минула.

Утро осветило объятый огнем Токио, объявленный на военном положении.