Краски любви

Глава 8 Только родственников из Польши здесь не хватало!

Самсон сам впустил машину в ворота и, поздоровавшись с Журовым за руку, пригласил на кухню. Там уже парила картошка, и в длинном перламутровом фарфоре для рыбы дожидалась своей очереди селедка, порезанная крупными ломтями. Селедку на прошлой неделе не доели родственники Самсона, и теперь он намеревался скормить ее спортсмену. В графин с серебряной крышечкой Гнусняк слил остатки спиртного из разных бутылок и коктейль, который при этом получился, сам пить не предполагал. Разлив по рюмкам сложную смесь, Самсон чокнулся с гостем и с любопытством проследил за реакцией Журова.

Стас особым гурманством никогда не отличался, а потому, спокойно проглотив напиток, чинно и степенно подцепил на вилку кусок селедки. Отправив бесхитростную закуску по прямому назначению, он набил рот картошкой и заговорил:

– Я, Самсон, на мели. Знаешь, что такое сидеть без бабок? Ты не знаешь. Ты давно забыл, как жить, не имея на бак бензина. А я должен держать себя в форме, да и стая денег стоит.

– А твой Козел? Что, не доится? – поинтересовался Гнусняк, ковырнув селедку и оставив ее на прежнем месте. Хозяин успел поесть до приезда гостя и чувства голода не испытывал.

– Козел аренду платит, форму новую ребятам купил, но живых бабок от него не обломится. Мне жить надо, – пожаловался Журов.

– А зарплата? – продолжал допрос Гуревич.

– Триста баксов в месяц!? Попробуй, поживи… – уныло предложил Журов, отправляя в рот новую порцию закуски.

Гнусняк наполнил его рюмку и, сочувственно помычав, сказал:

– Если твои волчата готовы потрудиться – деньжата будут.

– Что за дело? – живо откликнулся Журов.

– Работа не пыльная. Надо одного мазилу запихнуть в мой дом, охранять и заставить поработать. Ну и… там, разные мелочи. Картинку ему привезти, потом отвезти обратно. И все с закрытым ротиком. Дело простое, но требует тишины. Справятся пацаны? – Гнусняк чуть напрягся в ожидании ответа.

Журов перестал жевать, немного подумал и спросил:

– Сколько?

– Пятьдесят баксов в день, – ответил Гнусняк и сам испугался своей щедрости.

– Мало, – сказал Журов.

– Ничего себе запросики! – возмутился Гнусняк.

– Но ты сам подумай, Самсуня, ребятишек кормить надо. Транспорт, бензин, немного бабулек на карман – что мне останется? Прокормить десяток волчат – это не шутка!

– Зачем десяток?! – вскрикнул Гнусняк. – Троих с лихвой хватит. Он же художник, а не каратист.

– Отлупить его и один сможет, – согласился Журов. – Но караулить надо постоянно, а значит, сидеть с ним по сменам. Не может же один парень сутками возле твоего живописца торчать.

Самсон на минуту задумался, забывшись, выпил рюмку своего «коктейля», после чего поморщился и, сплюнув, сказал:

– Отберешь троих. Тех, кто базарить не любит. Пацаны разговоры вести с мазилой не должны. Эти трое будут при нем неотступно. Других в дело не посвящать. Родителям скажешь, что отправил пацанов на соревнования, или еще чего наплетешь. Пятерик добавлю. Пятьдесят пять баксиков на каждого и ни копейки больше.

– А на сколько дней рассчитывать? – смирившись с суммой оплаты, поинтересовался Журов.

– Пока не знаю… Может, неделю, может, месяц, – ответил Гнусняк и, скривившись, полез в бумажник: – Вот тебе стольник вперед. Захват и перевозка, считай, оплачены. Теперь о мазиле…

Мужчины проговорили еще с полчаса, затем Журов попрощался и укатил. Самсон после отъезда тренера заметно повеселел, вызвав горбуна, он велел приготовить баню. Не успел Тарзан покинуть кухню, как зазвонил мобильный телефон, и Самсон взял трубку.

– Ты меня слышишь? – спросил мужской голос с заметным южным акцентом.

– Никак Павло?! – вскрикнул Гнусняк, узнав по голосу брата. Павло жил в своем доме под Кишиневом и проявлялся крайне редко. Брат Самсона торговал винами и был весьма состоятельным предпринимателем.

– Ты собираешься в Москву? – поинтересовался Гнусняк у брата и с облегчением вздохнул, узнав, что тот и не думает его тревожить. Но он, бедняга, позабыл в тот момент, что у него имеются еще некоторые родственники.

– Дело вовсе не во мне, – сообщил Павло. – Наша племянница из Закопан надумала поступать в Кишиневский университет. Приехала, покрутилась и передумала. Ей молдавский учить неохота. Теперь желает поступать в Московский, так что встречай, братец, племянницу. Злата – девочка бойкая, скучать не даст.

– Ну, как же я? Она? – залепетал Самсон в ужасе. Перспектива возиться с польской племянницей его вовсе не радовала. Лишние заботы, а главное, непредусмотренные траты. Гнусняк очень не любил непредвиденных расходов. Но придумать достойный предлог для отказа он не сумел. Звонок брата застал его врасплох. Повесив трубку, Самсон снова помрачнел. Хорошее настроение, пришедшее после затеи с художником Крюковым, улетучилось. Он крикнул горбуна и, отменив баню, уединился в кабинете.

Злату Самсон видел пятнадцать лет назад полуторагодовалым ребенком. Тогда, делая девочке «козу», он и не предполагал, что ему придется много лет спустя исполнять по отношению к ней сомнительный родственный долг. Збигнев Гуревич – отец Златы – приходился Самсону сводным братом. В отличие от Гнусняка брат вел почтенный образ жизни профессора филологии. Точнее сказать, почтенный образ жизни являлся внешней оболочкой существования профессора, а на самом деле ученый муж был виртуозом мелкооптовой коммерции. Только один раз он из Закопан приезжал в Москву, но и то полдня сидел на конференции, а полдня бегал по магазинам. Умение Збигнева совмещать высокие интересы классической литературы с закупкой шмоток для спекулятивной продажи поражали даже видавшего виды Гнусняка. Збигнев мог воодушевленно говорить о Шекспире, но, увидев дефицитный в Польше смеситель для душа, моментально в уме просчитывал выгоду от его перепродажи и, не прерывая мысль о значении Шекспира для польской культуры, тут же скупал на все деньги интересующий его товар. И, что самое интересное, он потом умудрялся все им приобретенное добро провозить, продавать и при этом замечательно себя чувствовать. Шекспир никоим образом не мешал побочному бизнесу, а наоборот, скорее облагораживал его.

Что собой представляет повзрослевшая Злата, вообразить себе Гнусняк не мог. Одно он знал точно: девушка потребует расходов. Вряд ли расчетливый Збигнев выдал ей много денег. По словам кишиневского брата, в Польше никто понятия не имел, что девицу понесет в Москву. Она ведь направлялась в Молдавию. «Боже мой, надо было ей там и сидеть. Подумаешь, молдавский… Какого черта она так рано окончила школу, – думал Самсон, – ей ведь и семнадцати нет…» – прикинул он возраст племянницы.

В огромном доме Гнусняка имелась всего лишь одна комната для гостей. Знакомых Гуревич на ночь не оставлял, чтобы не кормить утром завтраком. Комната покрылась пылью и душила спертым воздухом. Гнусняк вызвал горбуна и приказал ему вымыть там пол и постелить для девчонки постель. Самсон начал вспоминать и подсчитывать своих польских родственников. Их оказалось немало. «Слава Богу, что девчонка тащится одна», – подумал он и, тяжело вздохнув, отправился к компьютеру.