Красная беседка

Глава 16

Вернувшись в Красную беседку, Ма Жун застал судью Ди на террасе. Стоя у ограды, он наблюдал, как стражники в саду зажигают разноцветные фонарики среди деревьев.

Ма доложил господину обо всем происшедшем.

– Единственный прок от моего похода – в том, что я точно знаю, где живет Линь. Но ее там нет, так что идти туда нам ни к чему – по крайней мере, сейчас. Вероятно, тот, кто приходил к старухе, куда-то ее увел.

– Но Линь тяжело больна! – воскликнул судья. – Что-то не нравится мне все это. Я думал, никто, кроме двух твоих приятелей и Серебряной Феи, не знает, где ее жилище. —Ди озабоченно дернул себя за ус. – Ты уверен, что нападавшие хотели разделаться с Крабом и Креветкой, а не с тобой?

– Конечно, уверен, мой господин! Откуда этим мерзавцам было знать, что с Крабом и Креветкой окажусь я? Они устроили засаду, желая отомстить Крабу за смерть троих разбойников из своей шайки, убитых в стычке две недели назад. А про Креветку они и вовсе ничего не знали!

– Будь это так, разбойники выяснили бы, что твои приятели имеют обыкновение возвращаться домой на рассвете. Выходит, если бы ты не попросил Краба и Креветку показать тебе хижину Линь, мстителям пришлось бы сидеть в засаде весь вечер в ночь!

Ма Жун пожал плечами:

– Может, они так и собирались сделать?

Судья Ди немного подумал, глядя на домик в глубине сада, где, судя по всему, опять шел пир горой, потом повернулся к своему помощнику и со вздохом проговорил:

– Боюсь, я погорячился вчера, сказан, что согласен посвятить делам судьи Ло всего один день. Ладно, сегодня ты мне больше не нужен, Ма Жун. Иди поешь, а потом развлекись немного. Встретимся завтра после утренней трапезы.

После того, как Ма Жун ушел, судья Ди, заложив руки за спину, принялся мерить шагами террасу. Он испытывал какое-то смутное беспокойство, и это отбивало желание обедать в одиночестве у себя в покоях. Ди перешел в зал и накинул простой халат из синей хлопчатобумажной ткани, затем водрузил на голову плотно облегающую волосы черную шапочку и проследовал к парадному входу «Вечного блаженства».

У ворот постоялого двора, где остановился Киа Юпо, Ди замедлил шаг и остановился, подумав, что неплохо пригласить молодого поэта разделить с ним вечернюю трапезу и расспросить поподробнее о кознях Вэнь Юаня и Ли

Линя против Фан Дая. Например, о том, с какой стати ученый столь внезапно отрекся от этих замыслов. Возможно, решил, что более удобный способ завладеть богатством Фэна – это жениться на его дочери? Ведь в этом случае ему бы не пришлось делиться с торговцем древностям в…

И судья заглянул на постоялый двор. Однако хозяин сообщил ему, что поэт ушел после полуденной трапезы и до сих пор не вернулся.

– А я на днях дал ему взаймы слиток серебра! – с горечью добавил он.

Оставив хозяина постоялого двора наедине с невеселыми раздумьями, судья зашел в первую попавшуюся харчевню, утолил голод весьма незатейливой стряпней и сел пить чай на террасе. Устроился Ди у самой ограды, рассеянно наблюдая сверху за уличной толпой. На углу несколько молодых людей уставляли новыми блюдами жертвенник духам усопших. Судья прикинул на пальцах – назавтра выпадал тридцатый день седьмой луны, то есть окончание Праздника мертвых. После этого бумажные фигурки и другие подношения обычно сжигали. Однако считалось, что всю ночь врата Иного мира еще открыты.

Ди, откинувшись на спинку стула, с раздражением покусывал губы. Ему и раньше доводилось сталкиваться с запутанными делами, но во всех прежних случаях, по крайней мере, было достаточно фактов, чтобы выстроить версию и определить круг подозреваемых. Однако в этом, нынешнем деле судья никак не

мог свести концы с концами. Он не сомневался, что убийство Тао Куаня, совершенное тридцать лет назад, и смерть Осенней Луны – на совести одного и того же человека. И теперь Ди мучил вопрос, не расправился ли этот злодей еще и со старой Линь.

Судья сердито наморщил лоб. Невольно приходило на ум, что между исчезновением Линь и нападением на Ма Жуна и двух его приятелей есть какая-то связь. Но Ди располагал всего одним ключиком к разгадке: убийце не меньше пятидесяти лет и живет он на Райском острове или, во всяком случае, как-то связан с этим своеобразным местом.

Впрочем, даже в раскрытом деле о смерти ученого оставались некоторые неясности. История Нефритового Перстня о том, как она убила Ли Линя, не вызывала сомнений, но судья по-прежнему не мог понять, какого рода отношения связывали ученого с Осенней Луной. Казалось странным, что никто не знал, где именно они встречались. Вероятно, эти двое были не только любовниками. Ли Линь действительно предполагал выкупить Осеннюю Луну. Однако его стремление обладать Нефритовым Перстнем, судя по всему, свидетельствовало, что решение о выкупе танцовщицы диктовалось не столько нежными чувствами, сколько иной, пока неясной причиной. Не вымогала ли Осенняя Луна у Ли Линя деньги? Судья грустно покачал головой: поскольку и ученый, и Владычица Цветов мертвы, эта загадка вряд ли когда-нибудь прояснится.

Ди вдруг гневно вскрикнул, выражая крайнее недовольство собой. Он сделал серьезную ошибку! Посетители за соседним столиком с любопытством поглядывали на высокого бородатого мужчину, который, как им казалось, нарочно себя распалял и в конце концов пришел в полное неистовство. Однако судья ничего не замечал. Встав из-за столика, он расплатился и покинул террасу.

Миновав постоялый двор Киа Юпо, Ди зашагал вдоль бамбуковой ограды, высившейся по левую руку от него. Вскоре он увидел узкую дверцу, она была приоткрыта, но прикрепленная к косяку табличка предупреждала: «Без приглашения не входить».

Распахнув дверь пошире, Ди двинулся по ухоженной тропинке, проложенной между стволами деревьев. Густая листва приглушала шум соседней улицы. Вскоре судья оказался на берегу большого пруда, удивительно тихого и спокойного. Через него был перекинут изящный вогнутый мостик из дерева, покрытого красным лаком. Ди шагнул на скрипучие доски, и тотчас вокруг послышался плеск – это прыгали в темную воду перепуганные лягушки.

На том берегу крутая лестница высотой около пяти чи вела к уютной беседке, покоившейся на толстых балках. Ее заостренная кровля была выложена позеленевшими от времени медными пластинами.

Судья поднялся на террасу, быстро осмотрел массивную дверь и обошел беседку кругом. Она имела форму восьмиугольника. Стоя у ограды на задворках домика, Ди окинул взором сад за покоями Киа и видневшуюся поодаль часть сада постоялого двора «Вечное блаженство», едва различимую в слабом свете фонариков. Но судья все-таки отыскал глазами тропинку к террасе Красной беседке.

Наконец Ди отвернулся от сада и стал изучать дверь черного хода, К висячему медному замку был приклеен листок белой бумаги с печатью Фэн Дая, зато сама дверь выглядела не столь массивной, как парадная. Стоило слегка налечь плечом – и она тут же распахнулась.

Шагнув в темные ведра беседки, Ди ощупью отыскал на столике сбоку от входа свечу и зажег ее, чиркнув лежащей рядом трутницей. Судья поднял горящую свечу повыше и огляделся. Прихожая сияла великолепием, как и небольшой зал справа. Слева оказалась еще одна комната, где стояли только скамья и хрупкий бамбуковый столик, а за вей умывальная и закуток с жаровней. Очевидно, здесь жила прислуга.

Затем судья вошел в просторную спальню. У дальней стены стояла огромная резвая кровать из черного дерева с балдахином в пологом из расшитого шелка. Рядом – круглый палисандровый стол, инкрустированный жемчугом, пригодный как для чаепитий, так и для трапез в самом узком кругу. Воздух пропитывал густой аромат благовоний.

Ди направился к столику сань-ти-чжо, стоявшему в углу, обвел взглядом круглое зеркало из полированного серебра и впечатляющий набор горшочков и шкатулок из цветного фарфора, в которых Осенняя Лун а держала всяческие притирания, а потом обследовал медные замочки трех выдвижных ящиков. Именно там танцовщица должна была хранить письма и другие бумаги.

Верхний ящик был не заперт. Выдвинув его, судья не увидел внутри ничего, кроме смятых платочков и сальных заколок для волос. От всего этого исходил неприятный запах, и Ди, торопливо захлопнув ящик, стал изучать следующий. Замок также свободно болтался на петле, но внутри лежали предметы, вовсе не предназначенные для мужских глаз. С грохотом задвинув и этот ящик, судья попытался открыть последний, однако тот был закрыт. Впрочем, стоило посильнее дернуть замок – и хрупкое дерево треснуло.

Судья с удовлетворением кивнул – ящик ломился от писем, визитных листков, чистых и использованных конвертов и писчей бумаги. Некоторые были смяты, на других виднелись пятна от жирных пальцев и румян. Судя но всему, танцовщица не отличалась аккуратностью. Вывалив содержимое ящика на столик, Ди подтащил поближе стул и принялся разбирать бумаги.

Конечно, интуиция вполне могла его обмануть, но в любом случае догадку следовало проверить. Во время трапезы в Журавлиной беседке Владычица Цветов невзначай обмолвилась, что Ли Линь подарил ей в виде прощального подношения сосуд благовоний в футляре, и на вопрос, что там за аромат, ответил: «Позаботься, чтобы он дошел по назначению». Думая лишь о благовониях, Осенняя Луна могла не обратить внимания на какие-то другие слова, сказанные Ли до этого, и запомнила лишь последнюю фразу, решив, что она относится к подарку. Меж тем это больше походило на некое распоряжение, чем на ответ, и запросто могло относиться к чему-то, упакованному в футляр вместе с благовониями. Допустим, к записке или письму, каковое танцовщице следовало кому-то передать.

Вскрытые письма судья отбрасывал – он искал нераспечатанный свиток. И наконец таковой нашелся. Ди нагнулся и подвес его поближе к пламени свечи. Футляр был тяжелым, а вместо адреса на нем каллиграфическим почерком Ли Линь написал четверостишие:

«В дар оставляю тебе аромат благовонный,

Сладок, летуч, бесполезен он, словно мечты о тебе.

Грежу теперь об одном: в минуты томленья и неги

Пусть он окажется там, где губам моим – не суждено.»

Судья сдвинул шапочку на затылок, вытащил из стянутых в узел волос заколку и с ее помощью аккуратно вскрыл футляр. Внутри лежал плоский резной флакон из зеленого нефрита с крышечкой из слоновой кости. Но Ди волновал не он, а крохотный футлярчик, выпавший из вскрытого. На нем – также рукой ученого – было выведено: «Достопочтенному господину Ли Вэйчжи, наставнику, бывшему императорскому цензору, в надежде на его благосклонное внимание».

Распечатав этот футляр, Ди извлек свернутый лист бумаги. Послание было очень кратким, но отличалось безупречным литературным стилем.

«Достопочтенному Отцу:

Неразумный и недостойный сын ваш, будучи лишен свойственного вам несравненного мужества и неукротимой воли, не осмеливается бестрепетно смотреть в лицо грядущему. Достигнув ныне высшей точки своих возможностей, он вынужден остановиться. Вэнь Юань, однако, извещен о неспособности Линя продолжать начатое дело и наделен полномочиями принять надлежащие меры. Не осмеливаясь предстать перед вашим проницательным взором, ничтожный пишет это письмо с тем, чтобы оно было доставлено танцовщицей во имени Осенняя Луна. Созерцание ее безупречной красоты согрело мои последние дни.

На двадцать пятый день седьмой луны, в Праздник мертвых, ваш недостойный сын Линь преклоняет колена и трижды бьет челом».

Судья Ди, озадаченно хмурясь, откинулся на спинку стула. Нелегко уловить точный смысл столь немногословного письма! Из первых строк вроде был следовало, что ушедший на покой императорский цензор Ли, его сын и торговец древностями Вэнь Юань вместе замышляли какое-то неблаговидное дело. При этом молодому Ли в последний момент, похоже, не хватило смелости и силы воли довести его до конца. Будучи не в состоянии следовать распоряжениям отца, он счел единственным достойным выходом самоубийство. Но тогда упомянутое дело должно быть чем-то куда более серьезным, нежели заговор ради лишения Фэна должности смотрителя и подделка улик! Одному Небу известно, что имел в виду ученый. Вполне возможно, речь шла о вопросе жизни и смерти, а тои о делах государственной важности! Ди решил, что необходимо еще раз допросить торговца Вэня, причем со всей суровостью, а затем наведаться к отцу покойного Ли. Следовало также…

Ди вытер со лба пот. В комнате становилось жарко, от горящей свечи исходил неприятный запах. Судья усилием воли взял себя в руки. Спешка тут неуместна – для начала должно установить последовательность событий. Несмотря на то что Ли Линь решил покончить с собой и вручил письмо Владычице Цветов, он не исполнил своего намерения, поскольку был убит девушкой, которую пытался изнасиловать. Ди грохнул кулаком по столешнице. Получалась какая-то чушь: человек, задумавший наложить на себя руки, вдруг бросается чинить насилие! Судья просто не мог поверить, что такое возможно. И тем не менее письмо не могло быть подделкой. То, что молодой ученый решил выйти из игры, подтверждал и рассказ Киа Юпо Ма Жуну. А если Осенняя Луна не выполнила просьбу и не доставила письмо по назначению, так это вполне соответствовало ее характеру.

Как бы танцовщица ни относилась к Ли Линю, после его смерти она тотчас принялась охотиться за новым поклонником, и жертвой ее ухищрений едва не стал жизнелюбивый коллега Ди – судья Ло. Футляр она бросила нераспечатанным в выдвижной ящик столика саньти-чжо и забыла о нем до знаменитой вечерней травезы, куда Ло не явился, заставив красавицу взгрустнуть, что её прежнего воздыхателя больше нет. Что ж, кое-какие факты вписывались в эту версию, но не все. Сложив руки на груди, судья хмуро поглядел на роскошное ложе, где танцовщицы, удостоенные звания Владычицы Цветов, год за годом развлекались со своими избранниками.

Ди вновь перебрал все, что сумел узнать о людях, так или иначе связанных с расследованием дел о трех смертях в Красной беседке. Попытался вспомнить дословно, что говорили Фэн Дай и его дочь, Нефритовый Перстень, восстановил в памяти частичное признание Вэнь Юаня и дополнительные сведения, собранные Ма Жуном. Не считая того, что ученый, по мнению судьи, собираясь покончить с собой, не мог совершить попытку изнасилования, объяснения обстоятельств его смерти выглядели вполне удовлетворительно. После того как дочь Фэн Дая, защищая свою честь, неумышленно убила Ли, ее отец подтасовал улики таким образом, чтобы все решили, будто Ли Линь сам наложил на себя руки. Царапины, обнаруженные на руках и лице ученого, нанесла ему Нефритовый Перстень. Лишь для припухлостей на шее так и не нашлось объяснений. Что же касается Осенней Луны, то ее поцарапала Серебряная Фея, укорачиваясь от ударов наставницы. В этом деле, однако, неясным осталось происхождение синяков на шее покойной. У судьи возникло смутное ощущение, что, сумей он связать между собой эти два факта, тайна Красной комнаты была бы раскрыта.

И вдруг Ди осенила догадка. Вскочив на ноги, он в возбуждении забегал по комнате, а потом надолго застыл у огромной кровати. Да, теперь все стало на место! Разумное объяснение получили все факты, включая попытку изнасилования и нападение вооруженных разбойников на Ма Жуна! Тайна Красной беседки оказалась непередаваемо гнусной, куда отвратительнее кошмара, посетившего Ди, когда он ночевал в этих злосчастных покоях, после того как обнаружил на красном ковре нагое тело мертвой танцовщицы. Судья невольно поежился, почувствовав, как во телу забегали мурашки.

Он покинул беседку, где еще недавно жила Осенняя Луна, в, вернувшись на постоялый двор «Вечное блаженство», передал хозяину один из своих красных визитных листков с приказом немедленно доставить в дом Фэн Дая и передать, что он, судья Ди, хочет как можно скорее видеть господина смотрителя и его дочь.

Сам Ди отправился в Красную беседку и вышел на террасу. Подойдя к ограде, он перегнулся через перила и внимательно осмотрел кусты и траву внизу. Судья перешел в зал и притворил за собой дверь. Кроме того, он задвинул засов в прикрыл ставни. Проделав все это, Ди уселся за чайный столик и только тут понял, что в непроветриваемой комнате скоро станет невыносимо жарко. Однако он не мог рисковать, зная, что имеет дело с дерзким, не ведающим жалости убийцей.