– «Гражданин Степанов утверждает, что некий товарищ Добров чудным образом вернул его ногам возможность уверенно ходить. По его же словам, более десяти лет он передвигался на инвалидной коляске, что подтверждается не только справками лечащего врача, но и выписками из больницы, к которой данный гражданин приписан» – прочитал вслух из рапорта выездного сотрудника Волков.
– Что за бред здесь творится… За идиота меня держишь, Друзь?!
– Записал всё так, как было, товарищ майор, – нервно ответил подчинённый.
– А это что?! «По словам Степанова выяснилось, что перед тем, как он почувствовал силу в ногах, тот самый Добров снял с шеи золотою цепь с каким-то камнем, приложил к нему свои руки, а затем и руки допрашиваемого Степанова». Очередной целитель?! Таких сажать надо лет на пятнадцать, чтобы народ наш не дурачили!
– Товарищ Волков, но ведь до этого он проходил интенсивное лечение и ничего не помогало, а тут сразу же на следующий день после визита…
– «В кабинет безвозмездной помощи»! – с долей недовольства процитировал майор.
– Так точно! Я опросил соседей, они так же подтверждают, что Степанов постоянно был в коляске, даже не мог выйти на улицу. Они его всем этажом периодически вывозили на прогулки.
– И что, как к нам это дело попало?
– Так гражданин Степанов – рецидивист! Как только смог бегать, сразу же ограбил некую гражданку Петракову, она продавала лисьи воротники у соседнего дома.
– Десять лет прошло, а ничего не изменилось… Как только на ноги встал, так сразу за старое. И что теперь с ним?
– Сидит в отделении милиции, ожидает следствия.
– Всё было бы весьма очевидно, если бы не тот факт, что такой больной резко стал ходить и бегать. Видимо, тот Добров, первоклассный шарлатан. Ещё что-нибудь узнал?
– Нет, товарищ майор. Дело передал вам. Вы просили докладывать о странных и интересных делах.
– Хорошо, Друзь. И это, извиняй за крики, самочувствие сегодня скверное…
– Рад служить, товарищ майор! – сказал подчинённый и отдал честь.
– Вольно. Свободен. И еще, Друзь, про это дело ни-ко-му. Знаю я, щас побегут в этот чёртов кабинет, бессмертие да баб выпрашивать!
– Есть никому не говорить, товарищ майор!
– Вот так-то, молодец, генералом будешь.
Волков сел за свой стол и заново начал пролистывать дело. Он частенько ухмылялся, не веря в то, что написано на листах. Следователь тщательно изучил описание целителя Доброва, походившего на обычного преподавателя, а может и заведующего кафедры, какой-нибудь философско-пустотрёпской науки. Открыв свой новенький дипломат, он бросил в него расследуемое дело, свою толстую записную книжку, купленную на днях в канцелярском, пачку сигарет и стопку сторублёвых купюр, стянутых резинкой. Таких стопок в его железном сейфе было немало. Будучи в Германии, Волков зря время не терял. Он открыл на небольшой улочке свой магазин по продаже алкоголя и табака, что было весьма прибыльно и удобно для отвода глаз.
Как назло, рядом со зданием следственного не было ни единого таксиста. Прождав пятнадцать минут и выкурив одну сигарету, Волков перешёл дорогу и спустился в метро. Добравшись по эскалатору до платформы, майор сразу же забежал в вагон и сел на свободное место. Благо, людей было мало, в обеденное время многие работали, что значительно сокращало загруженность метрополитена.
– «Станция Павелецкая. Переход на станции кольцевой линии» – сказал диспетчер вагона пассажирам. Многие вышли из поезда, в том числе и майор. Последний сразу направился на кольцевую и быстро доехал до Добрынинской, а после вышел в город. Кругом стояли однотипные дома с достаточно красивыми фасадами, гуляли родители с детьми, пока октябрь радовал погодой, а улицы патрулировали милиционеры. Подойдя к ним, Волков обратился к старшему по званию:
– Товарищ, подскажите, где тут находится главное отделение милиции, ну где у вас подозреваемые сидят? Не бывал здесь, плохо ориентируюсь.
– С какой целью интересуетесь?
– Мне нужно найти одного человека, на днях он женщину ограбил.
– А, этот старик, как там его…
– Степанов.
– Да, он самый. Ну, вам нужно перейти через вон ту дорогу, свернуть налево, потом прямо до конца сквера и сразу же упрётесь в отделение. А вы кем приходитесь этому Степанову, я могу узнать?
– Слишком ты много вопросов задаёшь, товарищ милиционер, – с ноткой недовольства сказал майор.
– Предъявите свой паспорт, вы кажитесь мне подозрительным! – в повелительной форме сказал старший патрульный.
Волков ослабил верхнюю пуговицу плаща, вытащил красное удостоверение с семью заветными золотыми буквами «КГБ СССР» и развернул перед назойливым человеком.
Патрульные мигом выпрямились, отдали честь, а старший сразу же сказал:
– Прошу прощения, товарищ майор, не знал!
– Не знание что…?
– Не освобождает от ответственности!
– Ничего, прощаю. Хвалю за бдительность.
Особист развернулся и пошёл к переходу через оживлённую улицу. Через полчаса медленного размеренного темпа, следователь подошёл к отделению милиции. Пройдя через пост дежурного и несколько коридоров, Волков подошёл к комнате допросов и попросил сотрудника привести к нему Степанова. Пока тот вёл к нему чудным образом вставшего инвалида, майор достал из дипломата свою записную книжку, затем стальную немецкую ручку и маленький пузырёк коньяка. Ожидать пришлось не долго. В комнату завели испуганного мужчину, на вид шестидесяти лет, седовласого и щетинистого. Лицо его было достаточно сухое и исхудалое, а глаза то и дело бегали в разные стороны. На подозреваемом была старая рубашка с несколькими оторванными пуговицами, заправленная выше пупка в старые спортивные синие штаны. На шее красовались подвешенные на нитку очки с толстыми линзами и заушниками с намотанной на них изолентой.
– Гражданин Степанов? – сухо спросил следователь.
– Я! Меня чего, расстреляют?! Ах вы, нелюди, из-за лисьего воротника готовы старика прибить. Я, между прочим, этими вот руками Берлин брал в сорок пятом!
– Надо же, я как раз оттуда приехал, – усмехнулся особист.
– Так меня еще и немец будет расстреливать?! Не бывать такому! Дайте мне пистолет, я прошу честную дуэль!
– Успокойтесь, гражданин Степанов. Безусловно, ваши руки сделали множество великих подвигов, например, кражу воротников у беззащитной женщины. Я пришёл не за этим, тут ваша вина уже доказана. Расстреливать вас никто не станет, посидите в колонии честные лет пять, там ваши руки и не на такое сгодятся.
– Вы для начала представьтесь! – продолжал заведённый старик.
– Вот, это уже правильный вопрос. Меня зовут Волков, Николай Алексеевич. Я начальник следственного отдела КГБ. А вас как зовут?
– Спиридон Михайлович. Степанов. Чем это я так заинтересовал «кгбшников»?
– Меня интересуете не вы, а некий гражданин Добров. Знакомы с ним?
– Да. Замечательный человек! Он меня на ноги мигом поднял, не то что мой терапевт. Ходит как собака сутулая, сделать ничего не может! – с вылетающими слюнями затараторил собеседник.
– Вы, Спиридон, успокойтесь. Лучше расскажите мне о Доброве.
– Не хочу я вам, немцам, что-то говорить!
– Я не немец. Моя фамилия Волков. Ни о чём не говорит?
– Всё равно ничего не скажу. Так и так на зоне пятак сидеть.
Волков пристально вгляделся в места, где через порванные пуговицы торчали фрагменты тощего тела. Внимание привлекла часть татуировки, на которой был изображён Ленин, а под его профилем виднелись буквы «О» и «Р».
– Давайте отвлечёмся, – предложил следователь. – Я так понимаю, вы уже привлекались по похожей статье, верно?
– С чего бы это?
– У вас татуировка с товарищем Лениным, а внизу написано «ВОР». Как там это у вас переводится? «Вождь октябрьской революции»?
– Да, и что?
– В вашем досье не сказано ни о каких ходках с 1945 года. До этого времени о вас почти нет никакой информации. Если бы не татуировка, то я бы и не подумал, что вы уже сидели.
– Было дело, заскочил по малолетке. С ребятами грабанули булочную, жрать нечего было. Мне за это не стыдно, товарищ майор. Я свою жизнь как смог, так отжил.
– Следствие может пойти к вам на встречу, я могу накатать записку, сядешь не на пять лет, а на четыре. Будешь давать показания?
– Классические уловки следаков. Я такие ещё в детстве в книжках читал.
– Неправильные вы книжки читали, Спиридон Михайлович. Вам повезло, я не совсем классический, как вы выразились, «следак».
Волков кивнул подчинённому, указал на бутылочку коньяка, показал два пальца на руке и подмигнул. Молодой сержантик сразу сообразил и через несколько минут на столе стояли два гранённых стакана.
– Ну так что, давай что-ль по-человечески, по-нашему? Но коньяк немецкий. Импортный.
– А вот немецкий коньяк я уважаю, товарищ майор, ой как уважаю! – сказал старик, облизываясь и поглядывая на красивую бутылку с яркой этикеткой.
– Нет-нет, никакого коньяка, если мы не договоримся на разговор. Будем говорить не как оступившийся и следователь, а как мужик с мужиком, ну, ты сам понимаешь, да? – с улыбкой сказал Волков, подмигнув заядлому алкоголику.
– По рукам, товарищ Волков, ну что…
– Для вас я не следователь Волков, а Коля. Просто Коля. Договор?
– Базару нет, Колян. А я, стало быть, Спиря!
– Хорошо, Спиря, начнём…
Волков налил собеседнику в три раза больше коньяка, а свой напиток между делом разбавил водой. На это не обращал внимания счастливый Спиридон, сжигая в своем желудке горячительное, как печка дрова в холодную зиму. Трясущейся рукой Спиря наливал себе очередной стакан, осушив пузырёк больше, чем наполовину.
– Ты смотри не переусердствуй, – сказал майор. – Лучше скажи, как познакомился с Добровым, при каких обстоятельствах?
– Ох, Коленька, Колян… Увидел я как-то в газетке одной, совсем не популярной, интересное объявление. Что-то по типу: «Рядом с вами открылся кабинет безвозмездной помощи! Каждый желающий может поговорить со специалистом и решить разного рода проблемы!».
– Вот так объявление. И что дальше?
– Попросил я своего кореша, Серёгу, привезти меня к этому специалисту. В очереди сидел часа два, не меньше. Это даже с учётом того, что большинство выходило из кабинета, не пробыв в нём и минуты.
– Странно, почему?
– Я это понял только на приёме. Серёжку то моего попросили выйти, чтобы со мной с глазу на глаз поговорить.
– Так и знал, чтобы мозги запудрить… Продолжайте, – сказал майор и запалил сигарету.
– Специалист этот сразу же спросил у меня, какая мне нужна помощь и почему я её достоин. Так он, видимо, отсеивал желающих.
– Что же вы ему ответили?
– Сказал я ему, что десять лет у бедного старика прикованы ноги к инвалидной коляске. Мне себя обслуживать сложно, вплоть до справления своих нужд. Ну, короче, поссать. Сам понимаешь, да, Колян?
– Понимаю, Спиря, ты говори, говори…
– В общем гнал я ему душещипательные речи минут так пятнадцать, а он меня слушал молча и в глаза смотрел. Спрашивал у меня о моём прошлом, естественно, я ему про ходки в тюрягу то не сказал, а то подумает ещё, что я плохой гражданин. Эм…
– Что ещё спрашивал?
– А, да. Про семью, значится, спрашивал. Получаю ли я льготы, что бы я сделал, если бы снова смог ходить, как в молодости.
– И конечно же вы ему сказали, что сразу сопрёте воротнички?
– Ну что ты, начальник, я ж не могу так сказать. Да и мне тогда не хотелось. Я просто мечтал вновь пройтись по вечерней Москве, с красивой барышней под ручку, без той проклятой коляски. Побегать утром. По порожкам походить.
– Расскажите, как он вас вылечил? По щелчку пальца?
– Нет, товарищ особист, он снял с себя какую-то безделушку, похожую на кристалл, положил её мне на руку и что-то прошептал, не отрывая от меня глаз, потом поводил по ногам. Жутковато было, если честно.
– Больше ничего не делал?
– Нет. Сказал, что сеанс окончен. Ещё добавил, что на следующее утро я почувствую изменения. Также настоятельно просил не возвращаться, не присылать ему что-то в знак благодарности, и никому не говорить о существовании кабинета.
– Не понимаю, он сказал никому не говорить, а сам поместил объявление в газету. Что-то не сходится… – прищурившись, сказал следователь.
– Так вот. Я ему этот вопрос и задал, на что он мне сказал, что его сами найдут те, которым на самом деле нужна помощь. Загадочно это всё как-то…
– Хорошо. Что-нибудь странное вы заметили, когда были в его кабинете?
– Ничего. Выглядел он прилично, заумно, доверительно. Ему, наверное, как и мне, лет шестьдесят. Везде висели какие-то грамоты, благодарности, медали. Фотографии были, да. Даже с Брежневым!
– Вот оно как… Дело обретает серьёзный поворот… – задумчиво сказал Волков, затягивая сигару.
Наступило молчание. Спиридон до последней капли налил коньяка, выдохнул, и залпом выдул всё содержимое стакана. Следователь, видя, что допрашиваемый скоро достигнет кондиции, в которой даже с крысой было бы разговаривать куда результативнее, задал несколько последних вопросов:
– Вы у него ничего не пили? Ничего он вам не подсыпал, не давал? Гипноза не было?
– Э-э-э… Нет, гражданин начальник, ничего не было, – ответил Степанов, частенько икая что есть мочи. – Хороший у вас коньяк, мы у немцев тоже его со складов захваченных тырили.