КНИГА ВТОРАЯ КАРТЫ В РУКАВЕ
Игроки играют, как любовники любят, а пьяницы пьют слепо и по необходимости, под действием непреодолимой силы.
Глава восьмая
Конец лета
1
Темная вода у носа, вода повсюду, вода в воздухе; капли, как свинцовые пули, бьют в промасленный плащ Локки. Дождь хлещет как будто с одной стороны, потом с другой, никогда не падая прямо; «Красный вестник» покачивается взад и вперед в серых руках бури.
— Мастер Валора! — Локки держался за страховочный канат у грот-мачты (такие же канаты натянуты по всей палубе) и кричал вниз, в главный трюм. — Сколько воды?
Несколько мгновений спустя послышался голос Жеана:
— Два фута!
— Хорошо, мастер Валора!
Локки поймал на себе взгляд Лысого Мазукки и почувствовал тревогу. Он знал, что неожиданную смерть Калдриса экипаж воспринял как чрезвычайно дурное предзнаменование; теперь все открыто роптали на отсутствие женщин и кошек, а центром всеобщего недовольства был некий Оррин Ревелл, чей статус капитана и недавнего спасителя оказался под угрозой. Локки глянул на рулевого и увидел, что тот опять смотрит в стену дождя, как будто поглощенный своими обязанностями.
За Мазуккой у второго рулевого колеса стояли моряки в плащах: в такую погоду в открытом море штурвал легко может вырваться из рук одного рулевого. Лица матросов под капюшонами казались темными тенями; они также не сказали Локки ничего приветливого.
Ветер свистел в тросах и снастях над головой; большинство парусов были убраны. Корабль продолжал идти на юго-запад только под почти спущенными топселями. Корабль так сильно кренился вправо, что Мазукке и его помощникам то и дело приходилось выравнивать его. Это требовало непрерывной сосредоточенности, а волнение на море все усиливалось.
Босые ноги Локки оказались в серо-зеленой воде, и у него перехватило дыхание; чтобы увереннее держаться на палубе, пришлось отказаться от сапог. Локки смотрел, как вода — незваная, но постоянная гостья — прокатывается по палубе, прежде чем уйти в шпигаты или в щели парусиновых покрытий люков. На самом деле вода теплая, но в центре бури, под ударами ветра, Локки она представлялась ледяной.
— Капитан Ревелл!
Вдоль левого борта к нему направлялся Джабрил, держа в черной руке штормовой фонарь.
— Следовало бы уже несколько часов назад убрать мачты с брам-стеньгой!
С самого утра Локки выслушал от Джабрила десяток таких напоминаний или выговоров. Он посмотрел наверх, туда, где верхушки грот- и фок-мачты терялись в сером сумраке.
— Я подумывал об этом, Джабрил, но не счел это необходимым.
Согласно тому, что он читал, даже без парусов на реях мачты давали нежелательную опору ветру, отчего корабль даже мог перевернуться. Локки было некогда думать об этом.
— Будет чертовски необходимо, когда они рухнут вместе со всеми реями!
— Я прикажу их убрать позже, Джабрил, когда сочту нужным.
— Когда сочтете нужным? — Джабрил уставился на него. — Вы совсем спятили, Ревелл? Убирать эту хрень нужно было много часов назад; сейчас люди нужны в другом месте, а буря все усиливается! Это следует сделать немедленно, если корабль в смертельной опасности… а ждать осталось недолго, черт бы меня побрал! Вы когда-нибудь заходили так далеко в Медное море, капитан?
— Да, конечно. — Под своим промасленным плащом Локки вспотел. Знай он раньше, насколько знаком с морем Джабрил, он мог бы обсудить с ним, что делать, но поздно, теперь свою бестолковость не скроешь. — Прости, Джабрил. Калдрис был моим добрым другом. Его смерть огорчила меня.
— Да уж. А если корабль потонет, огорчимся мы все, сэр. — Джабрил повернулся и пошел вдоль левого борта, но через несколько секунд снова обернулся к Локки. — Мы с вами оба хорошо знаем, что на борту нет ни одной распроклятой кошки, Ревелл!
Локки понурил голову и вцепился в грот-мачту. Не стоит надеяться, что Мазукка и остальные стоявшие поблизости не слышали этого. Но, конечно, когда он взглянул на них, все промолчали и никак себя не выдали, глядя прямо вперед, в бурю, словно пытаясь вообразить, что его вообще нет.
2
На нижней палубе творился сущий кошмар. На верхней палубе мачты и ревущее море давали возможность видеть по крайней мере хоть какую-то перспективу. Здесь, внизу, в тумане, среди испарений пота, мочи и рвоты, казалось, сами стены по собственной воле наклоняются и подпрыгивают. Несмотря на все принятые экипажем предосторожности, потоки воды устремлялись сверху через крышки люков и щели. На главной палубе вой ветра смешивался с чмоканьем помп, которые непрерывно работали внизу.
Помпы отличной веррарской работы позволяли быстро откачивать и выливать за борт воду, но в такую погоду требовали смены в восемь человек, и действовать у помп было невероятно трудно. Даже экипаж в хорошей форме считает эту работу тяжелой; а здесь, среди моряков только что из тюрьмы, сил на это мало кому хватало.
— Вода прибывает, капитан, — сказал в полутьме матрос, чей голос Локки не узнал. Матрос высунул голову из люка с нижней палубы. — Три фута. Аспель говорит, где-то щель; говорит, нужны люди для ремонта.
Аспель был корабельным плотником.
— Нужны — будут, — ответил Локки, хотя сам не знал, откуда их возьмет. Десять заняты важной работой на палубе, восемь у помпы… их тоже пора сменить. Шестеро или семеро все еще так слабы, что годятся только на балласт. В трюме группа во главе с Жеаном заново крепит бочки с водой и продуктами — три уже сорвались и разбились. Восемь человек на главной палубе спят тревожным сном в нескольких футах от него: они провели на ногах всю ночь. У двоих сломаны кости, и они без разрешения пытаются притупить боль вином. Расписание вахт буря поломала… Локки постарался сдержать приступ паники.
— Найди мастера Валору на нижней палубе, — сказал он наконец. — Передай ему и его людям: пусть снова займутся грузом, когда помогут Аспелю.
— Есть, сэр!
— Капитан Ревелл!
Как только первый матрос исчез, послышался этот новый крик, и Локки в ответ крикнул в люк:
— В чем дело?
— Кончилось наше время у помп, сэр! Мы не можем работать бесконечно. И нам нужна еда!
— Будет и то, и другое, — ответил Локки. — Через десять минут.
Хотя он не знал, откуда возьмет людей; в его распоряжении только больные, раненые, выбившиеся из сил и занятые на другой работе. Можно поменять палубную вахту и людей у помп, но это отодвинет катастрофу всего на несколько часов.
3
— Что значит не перевернули часы?
— Капитан Ревелл, сэр, простите, но у нас не было времени ни переворачивать часы, ни бросать лот… с тех пор как… даже не знаю, с каких пор. Давно уже.
Лысый Мазукка и его помощник скорее просто цеплялись за руль что было сил, чем управляли с его помощью кораблем. У руля стояли две пары моряков. Воздух был наполнен воющим ветром и секущим дождем. Море непрерывно обрушивало на нос корабля волны в двадцать футов и выше, обдавая палубу белой пеной; вода доходила Локки до лодыжек. Они давно уже бросили попытки держаться курса на юг, и теперь ветер тащил корабль на запад. И вновь, и вновь поднимал его на валы высотой в дом.
Краешком глаза Локки заметил промельк желтого света — это сорвался и упал в море штормовой фонарь; вскоре с ним будут знакомиться любопытные рыбы.
Придерживаясь за край нактоуза, Локки лихорадочно листал мокрые страницы судового журнала. Последняя торопливая запись в нем гласила: «3 часа пополудни 7 дня месяца фестала 78 года Моргайте, скорость 8 узлов, да спасет Ионо наши души».
Локки не мог припомнить, когда был третий час пополудни. Буря превратила полдень в тьму, как в глотке акулы, а бесконечные молнии превратили эту тьму в некое подобие сумерек.
— По крайней мере мы знаем, что мы где-то в Медном море, — попробовал он перекричать гул. — Скоро буря утихнет, и тогда мы проведем замеры и определим свою широту.
Легко сказать… От страха и усталости у Локки кружилась голова; серый мир клубился и вращался во всех направлениях, а последняя холодная еда вылетела из Локки за борт… боги знают как давно. Если бы на палубе в этот миг появились контрмаги и предложили отвести корабль в безопасность, Локки целовал бы им сапоги.
Над головой неожиданно послышался громкий звук: сначала взрыв, затем свист бьющихся на ветру снастей. Мгновение спустя звук, еще более громкий, повторился, за ним послышались хлопки, словно удары кнута о плот.
— Берегись, наверху! — закричал где-то впереди Джабрил; Локки и весь корабль подбросило на гигантской волне. Локки упал, и это спасло ему жизнь. Когда он, отплевываясь, шлепнулся на мокрую палубу, какая-то тень пролетела за его левым плечом. Треск, крики, внезапная тьма: что-то с головой окутало Локки.
Парус! Локки пополз, чтобы выбраться из-под него. Сильные руки подхватили его и поставили на ноги. Руки принадлежали Жеану, который упирался в правый поручень юта. Падая, Локки проскользил несколько футов. Бормоча слова благодарности, он повернулся — и увидел то, чего опасался.
Брам-стеньгу сорвало. Ветер или качка порвали ее крепления. Парус упал вниз и вперед, повис на снастях над палубой и теперь раскачивался, как гигантский маятник. Полотнище накрыло руль, четверых рулевых нигде не видно. Локки и Жеан одновременно бросились вперед, пробиваясь через мокрую парусину и рваные веревки, а на них тем временем продолжали сыпаться сверху мелкие обломки. Локки уже чувствовал, как неуправляемо движется корабль. Надо схватить руль и держать его.
— Все наверх! — крикнул Локки со всей убедительностью, на какую был способен. — Все на палубу спасать корабль!
Жеан кряхтел под тяжестью рангоута упавшей брам-стеньги; он упирался в мачту и хрипел от напряжения. Дерево и парусина сдвинулись, потом рухнули на палубу. Несколько ручек обоих рулевых колес раздробило в щепки, но сами колеса, в общем, не пострадали. Локки увидел, как Лысый Мазукка медленно ползет по палубе к рулю; второй человек лежал поблизости с разбитой головой.
— Хватай руль! — кричал Локки, оглядываясь в поисках помощи. — Хватай проклятый руль!
Он обнаружил, что вцепился в Джабрила.
— Капитан, — кричал ему в лицо Джабрил, — мы сейчас выйдем из ветра!
«Повезло, — подумал Локки, — я хотя бы знаю, что это значит». Он толкнул Джабрила в сторону штурвалов и вместе с Жеаном сам схватился за один из них.
— Лево руля!
Локки закашлялся: по крайней мере в этой команде он уверен. Рыча от напряжения, они с Жеаном пытались поставить руль в нужное положение. «Красный вестник» чуть повернул и устремился в пропасть между валами; через мгновение он станет к волнам бортом, и тогда пиши пропало. Темная волна, невероятно тяжелая, захлестнула правый борт и залила всех. Легкое предупреждение.
Но вот Джабрил добрался до штурвала и налег на него; сопротивление руля уменьшилось; через секунду к Джабрилу присоединился Мазукка, и Локки почувствовал, что корабль дюйм за дюймом поворачивает. Наконец его нос снова стал резать волны. Они выиграли время, чтобы подумать о катастрофе, вызванной упавшей мачтой.
Из трюмов через люки выскакивали матросы — фигуры, казавшиеся в свете штормовых фонарей нечеткими. Над ними вспарывали тьму молнии. Локки, Жеан, Джабрил отдавали команды, и никто не думал, кто сейчас старше. Минуты превратились в часы, часы казались днями. В полном хаосе моряки продолжали бороться; замерзшие, усталые, испуганные, они боролись с ревущим ветром и бездной под ними.
4
— Три фута воды в трюме, и она не поднимается, капитан.
У Аспеля, доложившего об этом, рука кое-как перевязана рукавом, оторванным от чьей-то куртки.
— Хорошо, — сказал Локки, держась за грот-мачту, как раньше Калдрис. Все суставы и мышцы в его теле кричали о своем недовольстве; Локки чувствовал себя тряпичной куклой, набитой стеклом и вдобавок промокшей. Но в этом он ничуть не отличался от остальных уцелевших на борту «Красного вестника». Как сказал однажды Цепп: если отчаянно хочешь умереть, это бесспорное свидетельство того, что ты жив.
Предосенний шторм превратился в уходящую темную полосу на северо-западном краю неба; он выплюнул корабль несколько часов назад. Волны теперь были пять-шесть футов высотой, свинцовые тучи никуда не делись, но по сравнению с настоящей бурей это был сущий рай. До Локки доходило достаточно траурного света, чтобы он догадался, что сейчас день. Некоторым образом.
Он осмотрел палубу; повсюду рваные тросы и обломки рей. Обрывки паруса бьются на ветру, матросы бранятся, спотыкаясь об упавшие части оснастки. Жеан трудился на баке, сооружая первую за боги знают сколько времени горячую еду.
— Будь оно все неладно! — выбранился Локки.
Спасение обошлось им дорого: троих унесло за борт, четверо серьезно ранены, двое мертвых (один из них — Калдрис). Мирлон, кок, стоял у руля; мачта, падая, проткнула его, словно копье божества, и раздробила голову.
— Нет, капитан, — сказал у него за спиной Джабрил. — Нет, если обойтись с ними по чести.
— Что? — Локки, не понимая, повернулся… но вдруг вспомнил. — О да, конечно.
— Мертвецы, капитан, — сказал Джабрил, объясняя, словно маленькому. — Мертвецы лежат на палубе и не могут покоиться с миром, пока мы не отошлем их, как полагается.
— Да, — сказал Локки. — Давай займемся этим.
Калдрис и Мирлон лежали у трапа левого борта, завернутые в парусину. Светлые тюки, перевязанные рваными веревками, ждали последних проводов. Локки и Джабрил склонились к ним.
— Скажите нужные слова, Ревелл, — произнес Джабрил. — По крайней мере это вы можете для них сделать. Отправьте их души к Отцу Бурь, дайте им покой.
Локки смотрел на тела у своих ног и чувствовал новую боль в сердце. Почти побежденный усталостью и стыдом, он обхватил голову руками и напряженно думал.
По традиции капитаны кораблей считаются жрецами Ионо, получая минимум обучения в храмах этого божества. В море они вправе совершать богослужения, заключать браки и даже давать отпущение грехов умирающим. Некоторые внутренние ритуалы храма Ионо Локки знал, но не был знаком со службой. Он ведь служитель Покровителя Воров, и здесь, в море, на тысячу миль углубившись во владения самого Ионо, на борту корабля, уже проклятого из-за нарушений воли бога… Локки не знает, как испросить у Ионо покой для погибших. Ради их душ он должен воспользоваться той единственной силой, что у него есть.
— Покровитель Воров, Безымянный Тринадцатый, к тебе взывает твой слуга. Обрати свой взгляд на уход этого человека, Калдриса бал Комбара, слуги Ионо. Этот человек поклялся красть под красным флагом и потому заслужил место в твоем царстве…
— Что вы делаете? — зашипел Джабрил, хватая Локки за руку. Локки оттолкнул его.
— Единственное, что могу, — ответил он. — Единственное честное благословение, какое я могу дать этим людям, понятно? — Он коснулся свертка с телом Калдриса. — Мы отдаем этого человека, его тело и душу, в царство твоего брата Ионо, могучего повелителя моря. — Локки считал, что легкая лесть в таких делах никогда не помешает. — Помоги ему. Отнеси его душу к Той, что взвешивает нас всех. Уповаем на это от всего сердца.
Локки жестом попросил Джабрила помочь. Мускулистый матрос молчал, когда они вместе подняли тело Калдриса и просунули в прорезь для трапа. Еще не прозвучал всплеск, а Локки уже обратился ко второму телу.
— Покровитель Воров, наблюдающий за нами, тебя призывает твой слуга. Обрати свой взгляд на уход этого человека, Мирлона, слуги Ионо. Этот человек поклялся красть под красным флагом и потому заслужил место в твоем царстве…
5
Мятеж начался на следующее утро, когда Локки крепко спал в своем гамаке, по-прежнему в мокрой одежде, в которой проходил всю бурю.
Проснулся он от того, что кто-то захлопнул дверь каюты и закрыл ее на засов. Смущенный, не проснувшийся, он едва не выпал из гамака и должен был схватиться за свой матросский сундук, чтобы устоять на ногах.
— Вооружись, — сказал Жеан, пятясь от двери с двумя своими топориками в руках. — У нас проблема.
Это быстро привело Локки в чувство. Он торопливо нацепил пояс с оружием, с удовлетворением отметив, что крепкие ставни на окнах закрыты. Из-за их краев пробивался свет; неужели уже день? Боги, он проспал всю ночь, ни разу не проснувшись.
— Кое-кто… гм… не очень мной доволен, верно?
— Нами.
— Думаю, мной они недовольны больше. Ты все еще можешь притвориться одним из них; им нужна моя кровь, а ты знай тверди, что я обманул и тебя. Отведи меня к ним. Ты еще сможешь закончить дело и получить у Страгоса противоядие.
— Ты спятил?
Жеан оглянулся на него, но от двери не отошел.
— Странный ты человек, братец. — Локки с сомнением смотрел на веррарскую морскую саблю: в его руках она будет производить меньшее впечатление, чем сейчас в ножнах. — Вначале ты хотел наказать себя за чужую ошибку, а теперь надумал отвечать за ошибку, допущенную только мной.
— Какого дьявола ты читаешь мне мораль, Локки? Вначале уперся — останься да останься, хотя я представляю для тебя угрозу, теперь просишь предать тебя ради выгоды. Да пошел ты. Ты десять пинт безумия в однопинтовой бутылке.
— Удачное описание нас обоих, Жеан. — Несмотря на серьезность положения, Локки улыбнулся; есть что-то освежающее в том, что тебе грозит опасность от людей, а не от безликой бури. — Хотя ты скорее графин, а не бутылка. Я знал, что ты не купишься.
— И не ошибся.
— Хотел бы я посмотреть на лицо Страгоса, когда мы сделаем с ним то, что сделаем, — сказал Локки. — И еще хотел бы знать, когда наступит этот прекрасный миг.
— Что ж, — подхватил Жеан, — раз уж речь зашла о желаниях, я бы хотел иметь миллион солари и попугая, который умеет говорить на тронном теринском. Да видно, не судьба.
— Может, тебя утешит, что небольшой план Страгоса терпит крушение?
— Ну что ж, Локки. — Жеан вздохнул, и его голос смягчился. — Может, они хотят сначала поговорить. А если они хотят поговорить с тобой, то — с твоим-то умом — у нас еще есть шанс.
— Несомненно, ты единственный человек на корабле, который хоть как-то во мне уверен, — вздохнул Локки.
— РЕВЕЛЛ! — послышался крик с трапа.
— Ты никого из них не убил, Жеан?
— Пока нет.
Локки подошел к двери каюты и крикнул через нее:
— Очень умно, Джабрил! Ты безошибочно отыскал меня в каюте, где я проспал всю ночь. Кто тебе подсказал?
— Весь корабль наш, Ревелл!
— Черт возьми, — ответил Локки. — Вы, должно быть, вскрыли оружейные ящики. А я-то надеялся, что у нас будет приятный танцевальный или карточный мятеж, понимаешь?
— Нас тридцать два человека, Ревелл, тех, что еще могут двигаться. Вас двое, у вас нет ни воды, ни еды… корабль наш. Сколько вы собираетесь там сидеть?
— Тут очень уютно, — ответил Локки. — Гамак, стол, отличный вид в кормовое окно… прочная дверь между нами и вами…
— Которую вы можете сломать в любой момент, вы отлично это знаете. — Джабрил понизил голос; скрип на трапе подсказал Локки, что Джабрил подошел к самой двери каюты. — Вы очень говорливы, Ревелл, но говорливость не поможет вам против десяти луков и двадцати ножей.
— Я здесь не один, Джабрил.
— Да. И поверьте, среди нас никто не хотел бы встретиться с мастером Валорой: только четверо против одного. Но у нас шансов еще больше. Я ведь сказал, у нас есть луки. Хотите по-плохому: посмотрим, чего нам это будет стоить.
Локки задумчиво прикусил губу.
— Ты давал мне клятву, Джабрил. Клятву как своему капитану. Когда я вас освободил.
— Мы все поклялись, и поклялись всерьез, но вы не тот, за кого себя выдали. Вы не морской офицер. Калдрис был настоящим моряком, да упокоят боги его душу, а вот кто вы, я не знаю. Вы нас обманули, стало быть, наша клятва не имеет силы.
— Понятно. — Локки подумал, щелкнул пальцами и продолжил: — Значит, вы остались бы верны клятве, будь я… тем, за кого себя выдавал?
— Да, Ревелл. Это уж точно.
— Верю, — сказал Локки. — Я верю, что ты не клятвопреступник, Джабрил. Поэтому у меня есть предложение. Мы с Джеромом мирно выйдем из каюты. Выйдем на палубу и поговорим. Мы с удовольствием выслушаем ваши жалобы — жалобы каждого. И руки у нас будут пусты, если вы поклянетесь, что и у вас не будет оружия. Безопасный выход на палубу и разговор со всеми.
— Никакого «выслушивания жалоб», Ревелл. Мы вам просто скажем, что будет дальше.
— Как хочешь, — ответил Локки. — Говори как хочешь. Дай клятву, что мы можем спокойно выйти, и мы выйдем. Выйдем прямо сейчас.
Несколько секунд Локки напрягал слух, стараясь услышать что-нибудь с трапа.
Наконец Джабрил заговорил:
— Выходите с разжатыми руками и не делайте резких движений, особенно Валора. Тогда — клянусь перед всеми богами — вы невредимыми выйдете на палубу. И мы поговорим.
— Что ж, — прошептал Жеан, — по крайней мере этого ты добился.
— Да. Хотя, может, это просто возможность умереть на солнце, а не в тени. — Локки подумал, не переодеться ли в сухую одежду перед выходом, но покачал головой. — К дьяволу. Джабрил!
— Да?
— Мы открываем дверь.
6
Вокруг палубы — снова голубое небо и яркое солнце; мир, о существовании которого Локки почти забыл за прошедшие дни. Он думал об этом, пока Джабрил вел их на середину палубы под взглядами тридцати человек с обнаженными саблями и натянутыми луками. На горизонте белеют гряды пены, но вокруг «Красного вестника» море спокойно, и ветерок легко касается щеки Локки.
— Будь я проклят, — прошептал он. — Мы снова вплыли прямо в лето.
— Похоже, даже в бурю нас несло на юг, — отозвался Жеан. — Должно быть, мы миновали Первый Делитель. Широта ноль.
Корабль все еще был в жалком виде; Локки всюду видел следы торопливого и поверхностного ремонта. Мазукка спокойно стоял у руля, на палубе он был единственным безоружным. Корабль шел самым малым, только под топселем; с оснасткой грот-мачты придется повозиться, прежде чем она снова сможет нести паруса; упавшей бизань-мачты нигде не видно.
Локки и Жеан в ожидании остановились у грот-мачты. Сверху, с мостика, на них смотрели моряки с луками. К счастью, никто не натягивал тетивы — но они нервничали, и Локки не доверял ни их здравому смыслу, ни нервам, управляющим мышцами. Джабрил прислонился к корабельной шлюпке и указал на Локки.
— Ты лгал нам, Ревелл!
Экипаж встретил это обвинение криками и свистом, матросы потрясали оружием и выкрикивали оскорбления.
— Ты сам это сказал внизу. Я хочу, чтобы ты повторил это во всеуслышание. Ты не морской офицер.
— Это правда, — ответил Локки. — Я не морской офицер. Теперь это всем должно быть ясно.
— Так кто ты тогда? — Джабрил и матросы явно смутились. — На тебе был веррарский мундир. Ты вошел в Скалу Ветров и вышел из нее. Архонт захватил этот корабль, а ты его отнял. Что за проклятая игра?
Локки понимал, что неудовлетворительный ответ на этот вопрос дорого ему обойдется; все это добавляется к загадке, от которой нельзя отмахнуться. Он почесал подбородок и поднял руки.
— Хорошо, слушайте. Только часть того, что я вам говорил, ложь. Я… я действительно был офицером на службе у архонта, но не моряком. Я служил в разведке.
— В разведке? — воскликнул Аспель, который с луком стоял среди других на мостике. — То есть ты шпионил и все такое прочее?
— Вот именно, — подтвердил Локки. — Шпионил. И все такое прочее. Я ненавижу архонта. Я устал служить ему. И я подумал… подумал, что, если уведу у него корабль с экипажем, смогу и сам выбраться, и ему напакощу. Всю работу выполнял Калдрис, а я только учился.
— Да, — согласился Джабрил. — Но это еще не все. Ты не просто лгал нам насчет того, кто ты. — Он отвернулся от Локки и Жеана и обратился к экипажу: — Он вывел нас в море без единой женщины на борту!
Крики, свист, вопли, грубые жесты и жесты, ограждающие от злых сил. Это напоминание экипажу совсем не понравилось.
— Подождите! — крикнул Локки. — Я должен был увести с собой и женщин; у меня в списке были четыре женщины. Но разве вы видели их на Скале Ветров? Среди заключенных? Они все заболели лихорадкой. Их пришлось списать на берег, понимаете?
— Может, и так, — крикнул Джабрил, — но как ты постарался, чтобы исправить это, когда они заболели?
— Архонт захватывал пленных, не я, — ответил Локки. — Мне пришлось работать с тем, что есть. С вами.
— А ты и не почесался, — сказал Джабрил. — И привел нас сюда без единой кошки!
— Калдрис говорил мне, чтобы я взял кошек. Простите меня. Я просто… я ведь сказал, что я не моряк, верно? Я был занят, уходя из Тал-Веррара, и забыл их. Я не понимал!
— Вот именно! — сказал Джабрил. — Тебе нечего было здесь делать, и ты не знаешь правил. Из-за тебя этот корабль проклят! Нам повезло, что мы еще живы, — тем, кто жив. Пять человек заплатили за твой грех! За твое незнание того, чего требует Ионо, Отец Бурь, от тех, кто плавает по его водам!
— Да защитит нас Повелитель Жадных Вод! — произнес другой матрос.
— Все наши несчастья из-за тебя, — продолжал Джабрил. — Ты сам признал свои ложь и невежество. Я говорю: этот корабль не очистится, пока не избавится от тебя! Что скажете, ребята?
Послышались громкие одобрительные возгласы; моряки, глядя на Локки и Жеана, потрясали оружием.
— Решено, — сказал Джабрил. — Оружие на палубу.
— Подождите, — сказал Локки. — Ты пообещал, что мы поговорим, а я еще не закончил.
— Я целыми и невредимыми привел вас на палубу, и мы поговорили. Разговоры окончены, клятва выполнена, — ответил Джабрил. — Бросайте оружие!
— Но…
— Лучники! — крикнул Джабрил. Моряки на мостике прицелились.
— А какой у нас выбор? — гневно спросил Локки. — Разоружиться, чтобы вы могли что?
— Оставите оружие при себе и умрете на палубе, — ответил Джабрил. — Или разоружитесь и плывите куда хотите. Пусть вас судит Ионо.
— Минутку… — сказал Жеан, уважительно кладя Злобных Сестричек к ногам.
— А ты что скажешь, Валора? — Джабрил в поисках возражений взглянул на моряков, но те молчали. — Ревелл — лжец. Ревелл признал свое преступление; уйдет он — уйдет и проклятие. Ты можешь остаться.
— Он поплывет — я с ним, — ответил Жеан.
— Он для тебя так важен?
— Я не обязан объясняться.
— Пусть будет так. Это я уважаю, — сказал Джабрил. — Вам пора.
— Нет, — крикнул Локки, когда несколько моряков осторожно двинулись к нему, выставив сабли. — Нет! Я должен вначале кое-что сказать!
— Ты сказал достаточно. Остальное рассудит Отец Бурь.
— Когда я нашел вас, — сказал Локки, — вы сидели в камере. Под проклятой скалой. Вы были похоронены под камнем и железом! Вам предстояло умереть или надрываться на галерах на радость архонту. Вы все умирали и гнили, все до последнего!
— Это мы уже слышали, — сказал Джабрил.
— Может, я и не морской офицер, — продолжал Локки. — Может, я заслужил это; может, вы правы, наказывая человека, который навлек на вас несчастья. Но я и тот, кто освободил вас. Я тот, кто дал вам вашу теперешнюю жизнь. Вы плюете на этот дар перед лицом богов!
— Значит, предпочитаешь стрелы? — спросил Аспель, и вокруг рассмеялись.
— Нет, — сказал Джабрил, поднимая руку. — Нет. В этом есть смысл. Этот корабль несчастлив в глазах богов, это уж точно. Даже когда мы избавимся от него, наша удача будет висеть на волоске. Ревелл заслуживает смерти за свои преступления: ложь, невежество, за то, что умершие никогда больше не увидят землю. Но он освободил нас. — Джабрил осмотрел окружающих, прикусил губу и продолжил: — Мы перед ним в долгу. Вот мое слово.
— Шлюпка нам самим нужна, — крикнул Мазукка.
— В Порту Расточительности много шлюпок, — сказал Стрева. — А может, по пути сумеем захватить шлюпку как добычу.
— Да, и еще кошек, — крикнул другой моряк.
— Открытую шлюпку, — сказал Джабрил. — Ни воды, ни пищи — вот мое слово. Пусть Ионо забирает их и поступает с ними как захочет. Что скажут все?
Снова послышались одобрительные возгласы. Даже Мазукка сдался и кивнул.
— Просто подольше поплаваем перед смертью, — сказал Локки.
— Что ж, — прошептал Жеан, — по крайней мере на это ты их уговорил.
7
Корабельную шлюпку открепили, подняли и опустили за борт в темно-синие воды Медного моря.
— Весла дать? — спросил моряк, которому поручили убрать из шлюпки запас воды и продовольствия. Он заодно убрал и весла.
— Думаю, нет, — ответил Джабрил. — Ионо передвинет их, если захочет. Мы дадим им возможность оставаться на плаву: таково было решение.
Группы вооруженных моряков выстроились и подталкивали Локки и Жеана к трапу правого борта. Сразу за ними шел Джабрил. Когда подошли к борту, Локки увидел, что шлюпка привязана тросом с узлами, по которому можно спуститься.
— Ревелл, — негромко окликнул Джабрил. — Ты действительно принадлежишь Тринадцатому? Ты его служитель?
— Да, — ответил Локки. — Это было единственное честное благословение, какое я мог им дать.
— Наверно, в этом есть смысл. Шпионы, все такое прочее. — Джабрил сунул что-то холодное под рубашку Локки, оно скользнуло вниз, остановившись у пояса. Локки узнал по весу один из своих стилетов.
— Отец бурь может быстро забрать вас, — прошептал Джабрил, — а может позволить вам плыть. Долго плыть. Пока вы не решите, что с вас хватит… понимаешь?
— Джабрил… — сказал Локки. — Спасибо. Я… ну, я мог бы быть капитаном получше.
— Я бы хотел, чтобы ты был хоть каким-нибудь капитаном. Теперь перебирайтесь через борт и проваливайте.
Так и получилось, что Локки и Жеан смотрели из мягко покачивающейся лодки, как «Красный вестник» уходит на юго-запад под рваным парусом, а они остаются посреди пустоты под полуденным солнцем; день или два назад Локки отдал бы десять тысяч солари, чтобы увидеть это солнце.
Сто ярдов, двести, триста… их бывший корабль медленно шел по слегка волнующемуся морю; поначалу половина экипажа собралась на корме, глядя на лодку. Но вскоре моряки потеряли интерес к мертвецам у себя в кильватере. И вернулись к задаче сохранить свой маленький драгоценный деревянный мир, не дать волнам проникнуть в его раны.
Локки подумал: кто унаследует кормовую каюту, топорики Жеана, их обычные орудия и пятьсот солари, запрятанные на дне его сундука, — отчасти остатки их личных денег плюс финансирование Страгоса? Воры процветают, подумал он.
— Что ж, великолепно, — сказал Локки, по возможности вытягивая ноги. Они с Жеаном смотрели друг на друга с противоположных концов шлюпки, рассчитанной на шестерых. — Нам снова удалось удачно уйти от непосредственной опасности и прихватить с собой нечто ценное. Эта шлюпка может стоить два солари.
— Надеюсь, тот, кому достанутся Злобные Сестрички, подавится, — ответил Жеан.
— Топориками?
— Да чем угодно. Что подвернется под руку. Лучше было выбросить их из окна каюты, чем позволить кому-нибудь их забрать. Боги.
— Знаешь, когда мы уходили, Джабрил сунул мне стилет.
Жеан немного подумал, к чему бы это, и пожал плечами.
— Если поблизости окажется небольшой корабль, у нас будет оружие, чтобы его захватить.
— Тебе… гм… удобно в кормовой каюте?
— Удобно, — ответил Жеан. Он встал с банки и лег на дно, прижавшись спиной к правому борту. — Тесновато, зато отделка роскошная.
— Это хорошо, — сказал Локки, показывая на середину шлюпки. — Думаю, когда я установлю здесь висячие сады и размещу библиотеку, особенно тесно не будет.
— Я это уже принял во внимание. — Жеан откинул голову и закрыл глаза. — Висячий сад будет над моей ванной.
— По совместительству там может быть храм.
— Думаешь, это необходимо?
— Да, — сказал Локки. — Думаю, нам с тобой предстоит очень много молиться.
Несколько минут они плыли в молчании. Локки, тоже закрыв глаза, глубоко вдыхал острый морской воздух и слушал негромкий шепот волн. Солнце пекло голову, и, сидя, он задремывал. Он поискал какой-нибудь источник боли и обнаружил только пустоту и оцепенение; казалось, полное крушение планов принесло ему облегчение. Больше никого не нужно дурачить, не от кого беречь тайны, никаких обязанностей ни у него, ни у Жеана; они дрейфуют, просто дрейфуют в ожидании следующего каприза богов.
По прошествии некоего времени — Локки не мог бы сказать, когда именно, — его вывел из оцепенения голос Жеана; Локки открыл глаза, увидел яркий блеск солнца на воде и замигал.
— Локки, — сказал Жеан, очевидно, не в первый раз, — парус в трех румбах от носа к правому борту.
— Ха-ха, Жеан. Должно быть, «Красный вестник», навсегда уходящий от нас. Помнишь такой корабль?
— Нет, — настойчивее сказал Жеан. — Новый парус в трех румбах от носа к правому борту!
Локки оглянулся через правое плечо, щурясь. «Красный вестник» еще хорошо виден, теперь он отошел примерно на три четверти мили. А слева от их прежнего корабля — трудно разглядеть против яркого света солнца и неба — да, туманный белый квадрат на горизонте.
— Будь я проклят! — сказал Локки. — Похоже, у наших парней появился первый шанс взять добычу.
— Ну что ему стоило показаться вчера!
— Бьюсь об заклад, я бы все равно все испортил. Но вообрази только, как эти бедные выродки цепляют крючьями добычу, прыгают через борт с саблями в руках и орут: «Ваши кошки! Отдайте всех ваших кошек!»
Жеан рассмеялся.
— Что за переполох мы устроили, будь он проклят! Ну, хоть какое-то развлечение. Не очень удобно: «Вестник» в таком состоянии. Может, вернутся к нам и попросят помочь.
— Тебя — возможно, — ответил Локки.
На глазах у Локки на «Вестнике» началась суматоха. Развернулся белый квадрат паруса. Напрягая зрение, Локки видел крошечные фигурки, мечущиеся по палубе и по реям. Его прежний корабль повернул так, чтобы поймать ветер слева.
— Точно хромая лошадь, — сказал Жеан. — Смотри, они боятся поднимать паруса на грот-мачте. Нельзя сказать, что я их осуждаю. — Жеан какое-то время разглядывал сцену. — Думаю, наш новый приятель идет с северо-северо-запада. Если парни пойдут на запад и постараются выглядеть невинно… возможно… в противном случае ему хватит места, чтобы уйти на запад или на юг. Если этот корабль в неплохой форме, «Вестнику» его никогда не догнать.
— Жеан… — начал Локки очень медленно, не совсем уверенный в своем знании мореходного дела. — Не думаю… не думаю, что они хотят убежать. Смотри, они идут прямо на «Вестник».
Следующие несколько минут подтвердили это. Действительно, вскоре парус нового корабля удвоился в размерах, и Локки увидел под ним очертания корпуса. Чем бы ни был этот корабль, он шел наперерез «Красному вестнику».
— Быстрый, — заметил Жеан, явно заинтересованный. — Смотри, как идет. Готов заложить собственную печень, «Вестник», делает не больше четырех узлов. А этот вдвое больше.
— Может, «Вестник» их нисколько не интересует, — сказал Локки. — Увидят, что корабль поврежден, и просто пройдут мимо.
— Поцелуй меня в зад и будь здоров, — отозвался Жеан. — Жаль.
Новый корабль рос на глазах: неясные очертания превратились в стройный темный корпус, раздутые паруса, тонкие линии мачт.
— Две мачты, — сказал Жеан. — Бриг, идет под всеми парусами.
Локки почувствовал неожиданное возбуждение; стараясь сдержать его, он глядел, как «Вестник» медленно движется на юго-запад, а новый корабль быстро его догоняет. Теперь показался его правый борт. Как и сказал Жеан, две мачты, узкий стремительный профиль и корпус, такой темный, что блестит на солнце.
В воздухе над кормой корабля появилось темное пятно. Оно двинулось вверх, развернулось и превратилось в флаг — ярко-алый, цвета только что пролитой крови.
— О боги, — воскликнул Локки, — вы, должно быть, шутите!
Корабль продолжал лететь, разрезая носом пенные волны; с каждой секундой расстояние между ним и «Вестником» сокращалось. Из-за него вынырнули низкие белые силуэты — шлюпки, полные темных точек-моряков. Новый корабль развернулся с наветренной стороны от «Вестника», как хищник, отрезающий добыче путь к бегству. Тем временем лодки двинулись к кораблю с подветренной стороны. Что бы ни делали Джабрил и команда, силясь облегчить свое положение, этого было недостаточно; по воде еле слышно доносились гневные вопли, и вскоре черные точки облепили борта «Вестника».
— Нет! — Локки, не отдавая себе отчета, вскочил на ноги, и Жеан торопливо стащил его обратно. — Ублюдки! Проклятые, жалкие, трусливые сволочи! Как вы смеете захватывать мой корабль…
— Который уже захвачен, — заметил Жеан.
— Тупые пираты!
— Воры процветают, — сказал Жеан, поперхнувшись смехом и кусая костяшки пальцев.
Бой, если его можно так назвать, продолжался не более пяти минут. Кто-то на юте развернул «Вестник», приведя к ветру и тем самым погасив его скорость, все паруса были убраны, и вскоре «Вестник» мягко покачивался на волнах с привязанной шлюпкой морских разбойников. Вторая шлюпка вернулась на выславший ее корабль. На этом корабле убрали часть парусов, развернулись, и он неторопливо двинулся в сторону Локки и Жеана — страшное чудовище, играющее с очередной крошечной жертвой.
— Думаю, это одна из ситуаций «хорошие новости, плохие новости», — сказал Жеан, похрустывая пальцами. — Готовься отражать абордаж.
— Чем? Одним стилетом и обидными предположениями относительно их матерей? — Локки сжал кулаки; его гнев сменился возбуждением. — Жеан, если мы поднимемся на этот корабль и уговорим принять нас в команду, мы снова в игре, клянусь богами!
— Они могут просто убить нас и отнять шлюпку.
— Посмотрим, — сказал Локки. — Посмотрим. Вначале обменяемся любезностями. Проведем дипломатические переговоры.
Пиратский корабль подошел, когда солнце медленно садилось на западе и небо и вода заметно потемнели. Корпус действительно черный — из ведьмина дерева, и корабль даже на беглый взгляд крупнее «Вестника». Моряки теснились на реях и вдоль бортов; Локки почувствовал зависть при виде такого большого и работоспособного экипажа. Корабль величественно резал воду, потом по приказу с мостика развернулся по ветру. Быстро и точно были убраны паруса; теперь пиратский корабль почти полз, он закрыл своим корпусом «Вестник» и оказался в двадцати ярдах от шлюпки.
— Эй, на лодке! — крикнула женщина у борта. Локки хорошо ее видел: невысокая, темноволосая, частично в доспехах, а за ней не меньше дюжины вооруженных и заинтересованных моряков. Локки почувствовал, как от их взглядов мурашки ползут по коже, но постарался принять беззаботный вид.
— Эй, на бриге! — ответил он. — Прекрасная погода, не правда ли?
— Что вы двое можете о себе сказать?
Локки спешно обдумывал возможные преимущества мольбы, осторожного и нахального подходов и решил, что нахальство заставит запомнить их лучше всего.
— Стоять! — крикнул он, вставая и размахивая стилетом. — Вы видите: мы с наветренной стороны, и у вас нет надежды на спасение! Ваш корабль принадлежит нам, и вы все наши пленники! Мы готовы проявить милосердие, но не искушайте нас!
На палубе загоготали, и Локки почувствовал прилив надежды: опыт подсказывал ему, что смех редко предшествует кровавому убийству.
— Вы капитан Ревелл, — крикнула женщина, — верно?
— Вижу, слава бежит впереди меня.
— О вас рассказал экипаж вашего бывшего корабля.
— Дерьмо! — прошептал Жеан.
— Хотите, чтобы мы вас спасли?
— Да, пожалуй, — ответил Локки. — С вашей стороны это было бы очень любезно.
— Хорошо. Пусть ваш друг встанет. Теперь оба разденьтесь.
— Что?
В нескольких дюймах от его головы просвистела стрела, и Локки поморщился.
— Снять одежду! Хотите милосердия — сначала позабавьте нас! Пусть ваш большой друг встанет, и раздевайтесь оба!
— Невероятно, — сказал Жеан, поднимаясь.
— Послушайте, — крикнул Локки, начиная снимать рубашку, — можно мы бросим одежду на дно лодки? Нам ведь не обязательно бросать ее за борт?
— Конечно, — ответила женщина. — Одежду и шлюпку мы заберем, даже если не заберем вас. Штаны долой, джентльмены! Вот так!
Мгновение спустя Локки и Жеан, совершенно нагие, стояли в покачивающейся лодке, и ветерок обдувал им бока.
— Джентльмены, — крикнула женщина, — что это? Я ожидала увидеть большие сабли, а вы показываете маленькие стилеты!
Экипаж катался со смеху. Покровитель Воров! Локки видел, что у борта собирается все больше народа. Теперь на Локки и Жеана показывало и смеялось больше матросов, чем во всем экипаже «Красного вестника».
— В чем дело, парни? Мысль о спасении вас не возбуждает? Что нужно, чтобы у вас там внизу встало?
Локки в ответ обеими руками изобразил жест, которому научился еще мальчишкой: такого жеста в любом городе Теринского мира достаточно, чтобы развязать драку. Толпа ответила ему тем же, со многими творческими вариациями.
— Ну хорошо, — воскликнула женщина. — Станьте на одну ногу. Оба! Ногу поднимите!
— Которую? — спросил Локки, подбоченясь.
— Сам реши — бери пример с приятеля, — ответила она.
Локки поднял ногу над банкой для гребцов и расставил руки, чтобы сохранить равновесие: это давалось все труднее. Рядом с ним то же самое сделал Жеан, и Локки уверился, что с любого расстояния они выглядят парой придурков.
— Выше, — сказала женщина. — Это жалкое зрелище. Вы способны на большее.
С вызовом глядя на женщину, Локки поднял ногу еще на полфута. Он чувствовал, как от усталости и качки начинает дрожать правая нога; несколько секунд отделяло их с Жеаном от нового унижения.
— Отлично! — крикнула женщина. — А теперь пусть потанцуют!
Локки увидел темные стрелы перед глазами раньше, чем услышал звон распрямляющейся тетивы. И прыгнул за борт, с секундным опозданием сообразив, что стрелы вовсе не нацелены в его тело. Море мгновенно проглотило его: он прыгнул как пришлось, боком, и когда, задыхаясь, поднялся на поверхность, выплюнул воду, чувствуя жжение соли в носу.
Локки скорее услышал, чем увидел, как по другую сторону шлюпки выплевывает воду Жеан. Пираты умирали со смеху, падали, держались за бока. Невысокая женщина что-то пнула, и в прорезь борта упала веревка с узлами.
— Плывите, — крикнула она, — и тащите с собой шлюпку.
Держась за борта шлюпки и неловко отталкиваясь, Локки и Жеан сумели подвести ее к кораблю, оказавшись в тени его корпуса. Здесь плавал конец веревки с узлами, и Жеан сильно подтолкнул к ней Локки, будто опасался, что в любую секунду веревку могут поднять.
Локки — голый, мокрый, разъяренный — поднимался по гладкому борту корабля. Грубые руки подхватили его и перетащили на палубу. Он увидел перед собой пару потрепанных кожаных сапог и сел.
— Надеюсь, это было забавно, — начал он, — потому что сейчас я…
Сапог ударил его в грудь и опрокинул на палубу. Морщась, Локки передумал вставать и принялся разглядывать владелицу сапога. Не только невысокая — хорошенькая, даже если лежать буквально у нее под каблуком. Голубая рубашка поверх кожаного нагрудника вся в разрезах — это не дань моде, а скорее удары мимо цели. Темные вьющиеся волосы плотно завязаны сзади на затылке, а на поясе целый арсенал ножей и сабель. Плечи и руки мускулистые; от женщины исходит ощущение такой силы, что Локки решил обуздать свой гнев.
— Что ты сейчас?
— Полежу на палубе, — ответил Локки, — наслаждаясь теплым послеполуденным солнцем.
Женщина рассмеялась; секунду спустя из-за борта показался Жеан и лег рядом с Локки. Его черные волосы прилипли к черепу, с бороды потоком стекала вода.
— Боги, — сказала женщина, — большой и маленький. Большой, похоже, может постоять за себя. Ты, должно быть, мастер Валора.
— Если вы так говорите, мадам, — должно.
— Мадам? Мадам — слово береговое. Здесь я старпом.
— Значит, вы не капитан корабля?
Женщина сняла сапог с груди Локки и позволила ему сесть.
— Вовсе нет, — сказала она.
— Эзри мой первый помощник, — послышался голос сзади. Локки медленно и осторожно повернулся, разглядывая говорящего.
Снова женщина — выше той, которую она назвала Эзри, и шире в плечах. Смуглая, с кожей, которая лишь чуть светлее корпуса корабля; эффектная, но не молодая. Морщины вокруг глаз и рта свидетельствовали, что ей около сорока. Глаза холодные, рисунок рта твердый — она явно не разделяет юмористического отношения Эзри к двум голым пленникам, с которых капает вода.
Ее волосы цвета ночи, грива, перевитая красными и серебряными лентами, ниспадает из-под четырехугольной шапки, и, несмотря на жару, на женщине черный кожаный плащ, подбитый ярко-алым шелком. А что самое поразительное, под этим плащом нагрудник с мозаикой из Древнего стекла. Такой вид доспехов редко можно увидеть не на короле: соединять каждую плитку Древнего стекла с другой необходимо металлической решеточкой — люди не умеют соединять само Древнее стекло. Нагрудник сверкает отражениями солнца более сложными, чем от витражного окна: тысячи сверкающих кусочков размером с ноготь в серебряной оправе.
— Оррин Ревелл, — сказала она. — Никогда о тебе не слышала.
— А я — о вас, — ответил Локки. — Могу я иметь удовольствие познакомиться?
— Дел, — сказала она, отворачиваясь от Локки и Жеана и глядя на Эзри, — подними шлюпку. Осмотри их одежду, забери все интересное и верни одежду им; пусть оденутся.
— Как прикажете, капитан.
Эзри повернулась и начала отдавать команды морякам.
— Что касается вас двоих, — сказала капитан, снова поглядев на промокших воров. — Меня зовут Замира Дракаста. Мой корабль — «Ядовитая орхидея». Как только вы оденетесь, кто-нибудь посадит вас в трюм.
1
Темная вода у носа, вода повсюду, вода в воздухе; капли, как свинцовые пули, бьют в промасленный плащ Локки. Дождь хлещет как будто с одной стороны, потом с другой, никогда не падая прямо; «Красный вестник» покачивается взад и вперед в серых руках бури.
— Мастер Валора! — Локки держался за страховочный канат у грот-мачты (такие же канаты натянуты по всей палубе) и кричал вниз, в главный трюм. — Сколько воды?
Несколько мгновений спустя послышался голос Жеана:
— Два фута!
— Хорошо, мастер Валора!
Локки поймал на себе взгляд Лысого Мазукки и почувствовал тревогу. Он знал, что неожиданную смерть Калдриса экипаж воспринял как чрезвычайно дурное предзнаменование; теперь все открыто роптали на отсутствие женщин и кошек, а центром всеобщего недовольства был некий Оррин Ревелл, чей статус капитана и недавнего спасителя оказался под угрозой. Локки глянул на рулевого и увидел, что тот опять смотрит в стену дождя, как будто поглощенный своими обязанностями.
За Мазуккой у второго рулевого колеса стояли моряки в плащах: в такую погоду в открытом море штурвал легко может вырваться из рук одного рулевого. Лица матросов под капюшонами казались темными тенями; они также не сказали Локки ничего приветливого.
Ветер свистел в тросах и снастях над головой; большинство парусов были убраны. Корабль продолжал идти на юго-запад только под почти спущенными топселями. Корабль так сильно кренился вправо, что Мазукке и его помощникам то и дело приходилось выравнивать его. Это требовало непрерывной сосредоточенности, а волнение на море все усиливалось.
Босые ноги Локки оказались в серо-зеленой воде, и у него перехватило дыхание; чтобы увереннее держаться на палубе, пришлось отказаться от сапог. Локки смотрел, как вода — незваная, но постоянная гостья — прокатывается по палубе, прежде чем уйти в шпигаты или в щели парусиновых покрытий люков. На самом деле вода теплая, но в центре бури, под ударами ветра, Локки она представлялась ледяной.
— Капитан Ревелл!
Вдоль левого борта к нему направлялся Джабрил, держа в черной руке штормовой фонарь.
— Следовало бы уже несколько часов назад убрать мачты с брам-стеньгой!
С самого утра Локки выслушал от Джабрила десяток таких напоминаний или выговоров. Он посмотрел наверх, туда, где верхушки грот- и фок-мачты терялись в сером сумраке.
— Я подумывал об этом, Джабрил, но не счел это необходимым.
Согласно тому, что он читал, даже без парусов на реях мачты давали нежелательную опору ветру, отчего корабль даже мог перевернуться. Локки было некогда думать об этом.
— Будет чертовски необходимо, когда они рухнут вместе со всеми реями!
— Я прикажу их убрать позже, Джабрил, когда сочту нужным.
— Когда сочтете нужным? — Джабрил уставился на него. — Вы совсем спятили, Ревелл? Убирать эту хрень нужно было много часов назад; сейчас люди нужны в другом месте, а буря все усиливается! Это следует сделать немедленно, если корабль в смертельной опасности… а ждать осталось недолго, черт бы меня побрал! Вы когда-нибудь заходили так далеко в Медное море, капитан?
— Да, конечно. — Под своим промасленным плащом Локки вспотел. Знай он раньше, насколько знаком с морем Джабрил, он мог бы обсудить с ним, что делать, но поздно, теперь свою бестолковость не скроешь. — Прости, Джабрил. Калдрис был моим добрым другом. Его смерть огорчила меня.
— Да уж. А если корабль потонет, огорчимся мы все, сэр. — Джабрил повернулся и пошел вдоль левого борта, но через несколько секунд снова обернулся к Локки. — Мы с вами оба хорошо знаем, что на борту нет ни одной распроклятой кошки, Ревелл!
Локки понурил голову и вцепился в грот-мачту. Не стоит надеяться, что Мазукка и остальные стоявшие поблизости не слышали этого. Но, конечно, когда он взглянул на них, все промолчали и никак себя не выдали, глядя прямо вперед, в бурю, словно пытаясь вообразить, что его вообще нет.
2
На нижней палубе творился сущий кошмар. На верхней палубе мачты и ревущее море давали возможность видеть по крайней мере хоть какую-то перспективу. Здесь, внизу, в тумане, среди испарений пота, мочи и рвоты, казалось, сами стены по собственной воле наклоняются и подпрыгивают. Несмотря на все принятые экипажем предосторожности, потоки воды устремлялись сверху через крышки люков и щели. На главной палубе вой ветра смешивался с чмоканьем помп, которые непрерывно работали внизу.
Помпы отличной веррарской работы позволяли быстро откачивать и выливать за борт воду, но в такую погоду требовали смены в восемь человек, и действовать у помп было невероятно трудно. Даже экипаж в хорошей форме считает эту работу тяжелой; а здесь, среди моряков только что из тюрьмы, сил на это мало кому хватало.
— Вода прибывает, капитан, — сказал в полутьме матрос, чей голос Локки не узнал. Матрос высунул голову из люка с нижней палубы. — Три фута. Аспель говорит, где-то щель; говорит, нужны люди для ремонта.
Аспель был корабельным плотником.
— Нужны — будут, — ответил Локки, хотя сам не знал, откуда их возьмет. Десять заняты важной работой на палубе, восемь у помпы… их тоже пора сменить. Шестеро или семеро все еще так слабы, что годятся только на балласт. В трюме группа во главе с Жеаном заново крепит бочки с водой и продуктами — три уже сорвались и разбились. Восемь человек на главной палубе спят тревожным сном в нескольких футах от него: они провели на ногах всю ночь. У двоих сломаны кости, и они без разрешения пытаются притупить боль вином. Расписание вахт буря поломала… Локки постарался сдержать приступ паники.
— Найди мастера Валору на нижней палубе, — сказал он наконец. — Передай ему и его людям: пусть снова займутся грузом, когда помогут Аспелю.
— Есть, сэр!
— Капитан Ревелл!
Как только первый матрос исчез, послышался этот новый крик, и Локки в ответ крикнул в люк:
— В чем дело?
— Кончилось наше время у помп, сэр! Мы не можем работать бесконечно. И нам нужна еда!
— Будет и то, и другое, — ответил Локки. — Через десять минут.
Хотя он не знал, откуда возьмет людей; в его распоряжении только больные, раненые, выбившиеся из сил и занятые на другой работе. Можно поменять палубную вахту и людей у помп, но это отодвинет катастрофу всего на несколько часов.
3
— Что значит не перевернули часы?
— Капитан Ревелл, сэр, простите, но у нас не было времени ни переворачивать часы, ни бросать лот… с тех пор как… даже не знаю, с каких пор. Давно уже.
Лысый Мазукка и его помощник скорее просто цеплялись за руль что было сил, чем управляли с его помощью кораблем. У руля стояли две пары моряков. Воздух был наполнен воющим ветром и секущим дождем. Море непрерывно обрушивало на нос корабля волны в двадцать футов и выше, обдавая палубу белой пеной; вода доходила Локки до лодыжек. Они давно уже бросили попытки держаться курса на юг, и теперь ветер тащил корабль на запад. И вновь, и вновь поднимал его на валы высотой в дом.
Краешком глаза Локки заметил промельк желтого света — это сорвался и упал в море штормовой фонарь; вскоре с ним будут знакомиться любопытные рыбы.
Придерживаясь за край нактоуза, Локки лихорадочно листал мокрые страницы судового журнала. Последняя торопливая запись в нем гласила: «3 часа пополудни 7 дня месяца фестала 78 года Моргайте, скорость 8 узлов, да спасет Ионо наши души».
Локки не мог припомнить, когда был третий час пополудни. Буря превратила полдень в тьму, как в глотке акулы, а бесконечные молнии превратили эту тьму в некое подобие сумерек.
— По крайней мере мы знаем, что мы где-то в Медном море, — попробовал он перекричать гул. — Скоро буря утихнет, и тогда мы проведем замеры и определим свою широту.
Легко сказать… От страха и усталости у Локки кружилась голова; серый мир клубился и вращался во всех направлениях, а последняя холодная еда вылетела из Локки за борт… боги знают как давно. Если бы на палубе в этот миг появились контрмаги и предложили отвести корабль в безопасность, Локки целовал бы им сапоги.
Над головой неожиданно послышался громкий звук: сначала взрыв, затем свист бьющихся на ветру снастей. Мгновение спустя звук, еще более громкий, повторился, за ним послышались хлопки, словно удары кнута о плот.
— Берегись, наверху! — закричал где-то впереди Джабрил; Локки и весь корабль подбросило на гигантской волне. Локки упал, и это спасло ему жизнь. Когда он, отплевываясь, шлепнулся на мокрую палубу, какая-то тень пролетела за его левым плечом. Треск, крики, внезапная тьма: что-то с головой окутало Локки.
Парус! Локки пополз, чтобы выбраться из-под него. Сильные руки подхватили его и поставили на ноги. Руки принадлежали Жеану, который упирался в правый поручень юта. Падая, Локки проскользил несколько футов. Бормоча слова благодарности, он повернулся — и увидел то, чего опасался.
Брам-стеньгу сорвало. Ветер или качка порвали ее крепления. Парус упал вниз и вперед, повис на снастях над палубой и теперь раскачивался, как гигантский маятник. Полотнище накрыло руль, четверых рулевых нигде не видно. Локки и Жеан одновременно бросились вперед, пробиваясь через мокрую парусину и рваные веревки, а на них тем временем продолжали сыпаться сверху мелкие обломки. Локки уже чувствовал, как неуправляемо движется корабль. Надо схватить руль и держать его.
— Все наверх! — крикнул Локки со всей убедительностью, на какую был способен. — Все на палубу спасать корабль!
Жеан кряхтел под тяжестью рангоута упавшей брам-стеньги; он упирался в мачту и хрипел от напряжения. Дерево и парусина сдвинулись, потом рухнули на палубу. Несколько ручек обоих рулевых колес раздробило в щепки, но сами колеса, в общем, не пострадали. Локки увидел, как Лысый Мазукка медленно ползет по палубе к рулю; второй человек лежал поблизости с разбитой головой.
— Хватай руль! — кричал Локки, оглядываясь в поисках помощи. — Хватай проклятый руль!
Он обнаружил, что вцепился в Джабрила.
— Капитан, — кричал ему в лицо Джабрил, — мы сейчас выйдем из ветра!
«Повезло, — подумал Локки, — я хотя бы знаю, что это значит». Он толкнул Джабрила в сторону штурвалов и вместе с Жеаном сам схватился за один из них.
— Лево руля!
Локки закашлялся: по крайней мере в этой команде он уверен. Рыча от напряжения, они с Жеаном пытались поставить руль в нужное положение. «Красный вестник» чуть повернул и устремился в пропасть между валами; через мгновение он станет к волнам бортом, и тогда пиши пропало. Темная волна, невероятно тяжелая, захлестнула правый борт и залила всех. Легкое предупреждение.
Но вот Джабрил добрался до штурвала и налег на него; сопротивление руля уменьшилось; через секунду к Джабрилу присоединился Мазукка, и Локки почувствовал, что корабль дюйм за дюймом поворачивает. Наконец его нос снова стал резать волны. Они выиграли время, чтобы подумать о катастрофе, вызванной упавшей мачтой.
Из трюмов через люки выскакивали матросы — фигуры, казавшиеся в свете штормовых фонарей нечеткими. Над ними вспарывали тьму молнии. Локки, Жеан, Джабрил отдавали команды, и никто не думал, кто сейчас старше. Минуты превратились в часы, часы казались днями. В полном хаосе моряки продолжали бороться; замерзшие, усталые, испуганные, они боролись с ревущим ветром и бездной под ними.
4
— Три фута воды в трюме, и она не поднимается, капитан.
У Аспеля, доложившего об этом, рука кое-как перевязана рукавом, оторванным от чьей-то куртки.
— Хорошо, — сказал Локки, держась за грот-мачту, как раньше Калдрис. Все суставы и мышцы в его теле кричали о своем недовольстве; Локки чувствовал себя тряпичной куклой, набитой стеклом и вдобавок промокшей. Но в этом он ничуть не отличался от остальных уцелевших на борту «Красного вестника». Как сказал однажды Цепп: если отчаянно хочешь умереть, это бесспорное свидетельство того, что ты жив.
Предосенний шторм превратился в уходящую темную полосу на северо-западном краю неба; он выплюнул корабль несколько часов назад. Волны теперь были пять-шесть футов высотой, свинцовые тучи никуда не делись, но по сравнению с настоящей бурей это был сущий рай. До Локки доходило достаточно траурного света, чтобы он догадался, что сейчас день. Некоторым образом.
Он осмотрел палубу; повсюду рваные тросы и обломки рей. Обрывки паруса бьются на ветру, матросы бранятся, спотыкаясь об упавшие части оснастки. Жеан трудился на баке, сооружая первую за боги знают сколько времени горячую еду.
— Будь оно все неладно! — выбранился Локки.
Спасение обошлось им дорого: троих унесло за борт, четверо серьезно ранены, двое мертвых (один из них — Калдрис). Мирлон, кок, стоял у руля; мачта, падая, проткнула его, словно копье божества, и раздробила голову.
— Нет, капитан, — сказал у него за спиной Джабрил. — Нет, если обойтись с ними по чести.
— Что? — Локки, не понимая, повернулся… но вдруг вспомнил. — О да, конечно.
— Мертвецы, капитан, — сказал Джабрил, объясняя, словно маленькому. — Мертвецы лежат на палубе и не могут покоиться с миром, пока мы не отошлем их, как полагается.
— Да, — сказал Локки. — Давай займемся этим.
Калдрис и Мирлон лежали у трапа левого борта, завернутые в парусину. Светлые тюки, перевязанные рваными веревками, ждали последних проводов. Локки и Джабрил склонились к ним.
— Скажите нужные слова, Ревелл, — произнес Джабрил. — По крайней мере это вы можете для них сделать. Отправьте их души к Отцу Бурь, дайте им покой.
Локки смотрел на тела у своих ног и чувствовал новую боль в сердце. Почти побежденный усталостью и стыдом, он обхватил голову руками и напряженно думал.
По традиции капитаны кораблей считаются жрецами Ионо, получая минимум обучения в храмах этого божества. В море они вправе совершать богослужения, заключать браки и даже давать отпущение грехов умирающим. Некоторые внутренние ритуалы храма Ионо Локки знал, но не был знаком со службой. Он ведь служитель Покровителя Воров, и здесь, в море, на тысячу миль углубившись во владения самого Ионо, на борту корабля, уже проклятого из-за нарушений воли бога… Локки не знает, как испросить у Ионо покой для погибших. Ради их душ он должен воспользоваться той единственной силой, что у него есть.
— Покровитель Воров, Безымянный Тринадцатый, к тебе взывает твой слуга. Обрати свой взгляд на уход этого человека, Калдриса бал Комбара, слуги Ионо. Этот человек поклялся красть под красным флагом и потому заслужил место в твоем царстве…
— Что вы делаете? — зашипел Джабрил, хватая Локки за руку. Локки оттолкнул его.
— Единственное, что могу, — ответил он. — Единственное честное благословение, какое я могу дать этим людям, понятно? — Он коснулся свертка с телом Калдриса. — Мы отдаем этого человека, его тело и душу, в царство твоего брата Ионо, могучего повелителя моря. — Локки считал, что легкая лесть в таких делах никогда не помешает. — Помоги ему. Отнеси его душу к Той, что взвешивает нас всех. Уповаем на это от всего сердца.
Локки жестом попросил Джабрила помочь. Мускулистый матрос молчал, когда они вместе подняли тело Калдриса и просунули в прорезь для трапа. Еще не прозвучал всплеск, а Локки уже обратился ко второму телу.
— Покровитель Воров, наблюдающий за нами, тебя призывает твой слуга. Обрати свой взгляд на уход этого человека, Мирлона, слуги Ионо. Этот человек поклялся красть под красным флагом и потому заслужил место в твоем царстве…
5
Мятеж начался на следующее утро, когда Локки крепко спал в своем гамаке, по-прежнему в мокрой одежде, в которой проходил всю бурю.
Проснулся он от того, что кто-то захлопнул дверь каюты и закрыл ее на засов. Смущенный, не проснувшийся, он едва не выпал из гамака и должен был схватиться за свой матросский сундук, чтобы устоять на ногах.
— Вооружись, — сказал Жеан, пятясь от двери с двумя своими топориками в руках. — У нас проблема.
Это быстро привело Локки в чувство. Он торопливо нацепил пояс с оружием, с удовлетворением отметив, что крепкие ставни на окнах закрыты. Из-за их краев пробивался свет; неужели уже день? Боги, он проспал всю ночь, ни разу не проснувшись.
— Кое-кто… гм… не очень мной доволен, верно?
— Нами.
— Думаю, мной они недовольны больше. Ты все еще можешь притвориться одним из них; им нужна моя кровь, а ты знай тверди, что я обманул и тебя. Отведи меня к ним. Ты еще сможешь закончить дело и получить у Страгоса противоядие.
— Ты спятил?
Жеан оглянулся на него, но от двери не отошел.
— Странный ты человек, братец. — Локки с сомнением смотрел на веррарскую морскую саблю: в его руках она будет производить меньшее впечатление, чем сейчас в ножнах. — Вначале ты хотел наказать себя за чужую ошибку, а теперь надумал отвечать за ошибку, допущенную только мной.
— Какого дьявола ты читаешь мне мораль, Локки? Вначале уперся — останься да останься, хотя я представляю для тебя угрозу, теперь просишь предать тебя ради выгоды. Да пошел ты. Ты десять пинт безумия в однопинтовой бутылке.
— Удачное описание нас обоих, Жеан. — Несмотря на серьезность положения, Локки улыбнулся; есть что-то освежающее в том, что тебе грозит опасность от людей, а не от безликой бури. — Хотя ты скорее графин, а не бутылка. Я знал, что ты не купишься.
— И не ошибся.
— Хотел бы я посмотреть на лицо Страгоса, когда мы сделаем с ним то, что сделаем, — сказал Локки. — И еще хотел бы знать, когда наступит этот прекрасный миг.
— Что ж, — подхватил Жеан, — раз уж речь зашла о желаниях, я бы хотел иметь миллион солари и попугая, который умеет говорить на тронном теринском. Да видно, не судьба.
— Может, тебя утешит, что небольшой план Страгоса терпит крушение?
— Ну что ж, Локки. — Жеан вздохнул, и его голос смягчился. — Может, они хотят сначала поговорить. А если они хотят поговорить с тобой, то — с твоим-то умом — у нас еще есть шанс.
— Несомненно, ты единственный человек на корабле, который хоть как-то во мне уверен, — вздохнул Локки.
— РЕВЕЛЛ! — послышался крик с трапа.
— Ты никого из них не убил, Жеан?
— Пока нет.
Локки подошел к двери каюты и крикнул через нее:
— Очень умно, Джабрил! Ты безошибочно отыскал меня в каюте, где я проспал всю ночь. Кто тебе подсказал?
— Весь корабль наш, Ревелл!
— Черт возьми, — ответил Локки. — Вы, должно быть, вскрыли оружейные ящики. А я-то надеялся, что у нас будет приятный танцевальный или карточный мятеж, понимаешь?
— Нас тридцать два человека, Ревелл, тех, что еще могут двигаться. Вас двое, у вас нет ни воды, ни еды… корабль наш. Сколько вы собираетесь там сидеть?
— Тут очень уютно, — ответил Локки. — Гамак, стол, отличный вид в кормовое окно… прочная дверь между нами и вами…
— Которую вы можете сломать в любой момент, вы отлично это знаете. — Джабрил понизил голос; скрип на трапе подсказал Локки, что Джабрил подошел к самой двери каюты. — Вы очень говорливы, Ревелл, но говорливость не поможет вам против десяти луков и двадцати ножей.
— Я здесь не один, Джабрил.
— Да. И поверьте, среди нас никто не хотел бы встретиться с мастером Валорой: только четверо против одного. Но у нас шансов еще больше. Я ведь сказал, у нас есть луки. Хотите по-плохому: посмотрим, чего нам это будет стоить.
Локки задумчиво прикусил губу.
— Ты давал мне клятву, Джабрил. Клятву как своему капитану. Когда я вас освободил.
— Мы все поклялись, и поклялись всерьез, но вы не тот, за кого себя выдали. Вы не морской офицер. Калдрис был настоящим моряком, да упокоят боги его душу, а вот кто вы, я не знаю. Вы нас обманули, стало быть, наша клятва не имеет силы.
— Понятно. — Локки подумал, щелкнул пальцами и продолжил: — Значит, вы остались бы верны клятве, будь я… тем, за кого себя выдавал?
— Да, Ревелл. Это уж точно.
— Верю, — сказал Локки. — Я верю, что ты не клятвопреступник, Джабрил. Поэтому у меня есть предложение. Мы с Джеромом мирно выйдем из каюты. Выйдем на палубу и поговорим. Мы с удовольствием выслушаем ваши жалобы — жалобы каждого. И руки у нас будут пусты, если вы поклянетесь, что и у вас не будет оружия. Безопасный выход на палубу и разговор со всеми.
— Никакого «выслушивания жалоб», Ревелл. Мы вам просто скажем, что будет дальше.
— Как хочешь, — ответил Локки. — Говори как хочешь. Дай клятву, что мы можем спокойно выйти, и мы выйдем. Выйдем прямо сейчас.
Несколько секунд Локки напрягал слух, стараясь услышать что-нибудь с трапа.
Наконец Джабрил заговорил:
— Выходите с разжатыми руками и не делайте резких движений, особенно Валора. Тогда — клянусь перед всеми богами — вы невредимыми выйдете на палубу. И мы поговорим.
— Что ж, — прошептал Жеан, — по крайней мере этого ты добился.
— Да. Хотя, может, это просто возможность умереть на солнце, а не в тени. — Локки подумал, не переодеться ли в сухую одежду перед выходом, но покачал головой. — К дьяволу. Джабрил!
— Да?
— Мы открываем дверь.
6
Вокруг палубы — снова голубое небо и яркое солнце; мир, о существовании которого Локки почти забыл за прошедшие дни. Он думал об этом, пока Джабрил вел их на середину палубы под взглядами тридцати человек с обнаженными саблями и натянутыми луками. На горизонте белеют гряды пены, но вокруг «Красного вестника» море спокойно, и ветерок легко касается щеки Локки.
— Будь я проклят, — прошептал он. — Мы снова вплыли прямо в лето.
— Похоже, даже в бурю нас несло на юг, — отозвался Жеан. — Должно быть, мы миновали Первый Делитель. Широта ноль.
Корабль все еще был в жалком виде; Локки всюду видел следы торопливого и поверхностного ремонта. Мазукка спокойно стоял у руля, на палубе он был единственным безоружным. Корабль шел самым малым, только под топселем; с оснасткой грот-мачты придется повозиться, прежде чем она снова сможет нести паруса; упавшей бизань-мачты нигде не видно.
Локки и Жеан в ожидании остановились у грот-мачты. Сверху, с мостика, на них смотрели моряки с луками. К счастью, никто не натягивал тетивы — но они нервничали, и Локки не доверял ни их здравому смыслу, ни нервам, управляющим мышцами. Джабрил прислонился к корабельной шлюпке и указал на Локки.
— Ты лгал нам, Ревелл!
Экипаж встретил это обвинение криками и свистом, матросы потрясали оружием и выкрикивали оскорбления.
— Ты сам это сказал внизу. Я хочу, чтобы ты повторил это во всеуслышание. Ты не морской офицер.
— Это правда, — ответил Локки. — Я не морской офицер. Теперь это всем должно быть ясно.
— Так кто ты тогда? — Джабрил и матросы явно смутились. — На тебе был веррарский мундир. Ты вошел в Скалу Ветров и вышел из нее. Архонт захватил этот корабль, а ты его отнял. Что за проклятая игра?
Локки понимал, что неудовлетворительный ответ на этот вопрос дорого ему обойдется; все это добавляется к загадке, от которой нельзя отмахнуться. Он почесал подбородок и поднял руки.
— Хорошо, слушайте. Только часть того, что я вам говорил, ложь. Я… я действительно был офицером на службе у архонта, но не моряком. Я служил в разведке.
— В разведке? — воскликнул Аспель, который с луком стоял среди других на мостике. — То есть ты шпионил и все такое прочее?
— Вот именно, — подтвердил Локки. — Шпионил. И все такое прочее. Я ненавижу архонта. Я устал служить ему. И я подумал… подумал, что, если уведу у него корабль с экипажем, смогу и сам выбраться, и ему напакощу. Всю работу выполнял Калдрис, а я только учился.
— Да, — согласился Джабрил. — Но это еще не все. Ты не просто лгал нам насчет того, кто ты. — Он отвернулся от Локки и Жеана и обратился к экипажу: — Он вывел нас в море без единой женщины на борту!
Крики, свист, вопли, грубые жесты и жесты, ограждающие от злых сил. Это напоминание экипажу совсем не понравилось.
— Подождите! — крикнул Локки. — Я должен был увести с собой и женщин; у меня в списке были четыре женщины. Но разве вы видели их на Скале Ветров? Среди заключенных? Они все заболели лихорадкой. Их пришлось списать на берег, понимаете?
— Может, и так, — крикнул Джабрил, — но как ты постарался, чтобы исправить это, когда они заболели?
— Архонт захватывал пленных, не я, — ответил Локки. — Мне пришлось работать с тем, что есть. С вами.
— А ты и не почесался, — сказал Джабрил. — И привел нас сюда без единой кошки!
— Калдрис говорил мне, чтобы я взял кошек. Простите меня. Я просто… я ведь сказал, что я не моряк, верно? Я был занят, уходя из Тал-Веррара, и забыл их. Я не понимал!
— Вот именно! — сказал Джабрил. — Тебе нечего было здесь делать, и ты не знаешь правил. Из-за тебя этот корабль проклят! Нам повезло, что мы еще живы, — тем, кто жив. Пять человек заплатили за твой грех! За твое незнание того, чего требует Ионо, Отец Бурь, от тех, кто плавает по его водам!
— Да защитит нас Повелитель Жадных Вод! — произнес другой матрос.
— Все наши несчастья из-за тебя, — продолжал Джабрил. — Ты сам признал свои ложь и невежество. Я говорю: этот корабль не очистится, пока не избавится от тебя! Что скажете, ребята?
Послышались громкие одобрительные возгласы; моряки, глядя на Локки и Жеана, потрясали оружием.
— Решено, — сказал Джабрил. — Оружие на палубу.
— Подождите, — сказал Локки. — Ты пообещал, что мы поговорим, а я еще не закончил.
— Я целыми и невредимыми привел вас на палубу, и мы поговорили. Разговоры окончены, клятва выполнена, — ответил Джабрил. — Бросайте оружие!
— Но…
— Лучники! — крикнул Джабрил. Моряки на мостике прицелились.
— А какой у нас выбор? — гневно спросил Локки. — Разоружиться, чтобы вы могли что?
— Оставите оружие при себе и умрете на палубе, — ответил Джабрил. — Или разоружитесь и плывите куда хотите. Пусть вас судит Ионо.
— Минутку… — сказал Жеан, уважительно кладя Злобных Сестричек к ногам.
— А ты что скажешь, Валора? — Джабрил в поисках возражений взглянул на моряков, но те молчали. — Ревелл — лжец. Ревелл признал свое преступление; уйдет он — уйдет и проклятие. Ты можешь остаться.
— Он поплывет — я с ним, — ответил Жеан.
— Он для тебя так важен?
— Я не обязан объясняться.
— Пусть будет так. Это я уважаю, — сказал Джабрил. — Вам пора.
— Нет, — крикнул Локки, когда несколько моряков осторожно двинулись к нему, выставив сабли. — Нет! Я должен вначале кое-что сказать!
— Ты сказал достаточно. Остальное рассудит Отец Бурь.
— Когда я нашел вас, — сказал Локки, — вы сидели в камере. Под проклятой скалой. Вы были похоронены под камнем и железом! Вам предстояло умереть или надрываться на галерах на радость архонту. Вы все умирали и гнили, все до последнего!
— Это мы уже слышали, — сказал Джабрил.
— Может, я и не морской офицер, — продолжал Локки. — Может, я заслужил это; может, вы правы, наказывая человека, который навлек на вас несчастья. Но я и тот, кто освободил вас. Я тот, кто дал вам вашу теперешнюю жизнь. Вы плюете на этот дар перед лицом богов!
— Значит, предпочитаешь стрелы? — спросил Аспель, и вокруг рассмеялись.
— Нет, — сказал Джабрил, поднимая руку. — Нет. В этом есть смысл. Этот корабль несчастлив в глазах богов, это уж точно. Даже когда мы избавимся от него, наша удача будет висеть на волоске. Ревелл заслуживает смерти за свои преступления: ложь, невежество, за то, что умершие никогда больше не увидят землю. Но он освободил нас. — Джабрил осмотрел окружающих, прикусил губу и продолжил: — Мы перед ним в долгу. Вот мое слово.
— Шлюпка нам самим нужна, — крикнул Мазукка.
— В Порту Расточительности много шлюпок, — сказал Стрева. — А может, по пути сумеем захватить шлюпку как добычу.
— Да, и еще кошек, — крикнул другой моряк.
— Открытую шлюпку, — сказал Джабрил. — Ни воды, ни пищи — вот мое слово. Пусть Ионо забирает их и поступает с ними как захочет. Что скажут все?
Снова послышались одобрительные возгласы. Даже Мазукка сдался и кивнул.
— Просто подольше поплаваем перед смертью, — сказал Локки.
— Что ж, — прошептал Жеан, — по крайней мере на это ты их уговорил.
7
Корабельную шлюпку открепили, подняли и опустили за борт в темно-синие воды Медного моря.
— Весла дать? — спросил моряк, которому поручили убрать из шлюпки запас воды и продовольствия. Он заодно убрал и весла.
— Думаю, нет, — ответил Джабрил. — Ионо передвинет их, если захочет. Мы дадим им возможность оставаться на плаву: таково было решение.
Группы вооруженных моряков выстроились и подталкивали Локки и Жеана к трапу правого борта. Сразу за ними шел Джабрил. Когда подошли к борту, Локки увидел, что шлюпка привязана тросом с узлами, по которому можно спуститься.
— Ревелл, — негромко окликнул Джабрил. — Ты действительно принадлежишь Тринадцатому? Ты его служитель?
— Да, — ответил Локки. — Это было единственное честное благословение, какое я мог им дать.
— Наверно, в этом есть смысл. Шпионы, все такое прочее. — Джабрил сунул что-то холодное под рубашку Локки, оно скользнуло вниз, остановившись у пояса. Локки узнал по весу один из своих стилетов.
— Отец бурь может быстро забрать вас, — прошептал Джабрил, — а может позволить вам плыть. Долго плыть. Пока вы не решите, что с вас хватит… понимаешь?
— Джабрил… — сказал Локки. — Спасибо. Я… ну, я мог бы быть капитаном получше.
— Я бы хотел, чтобы ты был хоть каким-нибудь капитаном. Теперь перебирайтесь через борт и проваливайте.
Так и получилось, что Локки и Жеан смотрели из мягко покачивающейся лодки, как «Красный вестник» уходит на юго-запад под рваным парусом, а они остаются посреди пустоты под полуденным солнцем; день или два назад Локки отдал бы десять тысяч солари, чтобы увидеть это солнце.
Сто ярдов, двести, триста… их бывший корабль медленно шел по слегка волнующемуся морю; поначалу половина экипажа собралась на корме, глядя на лодку. Но вскоре моряки потеряли интерес к мертвецам у себя в кильватере. И вернулись к задаче сохранить свой маленький драгоценный деревянный мир, не дать волнам проникнуть в его раны.
Локки подумал: кто унаследует кормовую каюту, топорики Жеана, их обычные орудия и пятьсот солари, запрятанные на дне его сундука, — отчасти остатки их личных денег плюс финансирование Страгоса? Воры процветают, подумал он.
— Что ж, великолепно, — сказал Локки, по возможности вытягивая ноги. Они с Жеаном смотрели друг на друга с противоположных концов шлюпки, рассчитанной на шестерых. — Нам снова удалось удачно уйти от непосредственной опасности и прихватить с собой нечто ценное. Эта шлюпка может стоить два солари.
— Надеюсь, тот, кому достанутся Злобные Сестрички, подавится, — ответил Жеан.
— Топориками?
— Да чем угодно. Что подвернется под руку. Лучше было выбросить их из окна каюты, чем позволить кому-нибудь их забрать. Боги.
— Знаешь, когда мы уходили, Джабрил сунул мне стилет.
Жеан немного подумал, к чему бы это, и пожал плечами.
— Если поблизости окажется небольшой корабль, у нас будет оружие, чтобы его захватить.
— Тебе… гм… удобно в кормовой каюте?
— Удобно, — ответил Жеан. Он встал с банки и лег на дно, прижавшись спиной к правому борту. — Тесновато, зато отделка роскошная.
— Это хорошо, — сказал Локки, показывая на середину шлюпки. — Думаю, когда я установлю здесь висячие сады и размещу библиотеку, особенно тесно не будет.
— Я это уже принял во внимание. — Жеан откинул голову и закрыл глаза. — Висячий сад будет над моей ванной.
— По совместительству там может быть храм.
— Думаешь, это необходимо?
— Да, — сказал Локки. — Думаю, нам с тобой предстоит очень много молиться.
Несколько минут они плыли в молчании. Локки, тоже закрыв глаза, глубоко вдыхал острый морской воздух и слушал негромкий шепот волн. Солнце пекло голову, и, сидя, он задремывал. Он поискал какой-нибудь источник боли и обнаружил только пустоту и оцепенение; казалось, полное крушение планов принесло ему облегчение. Больше никого не нужно дурачить, не от кого беречь тайны, никаких обязанностей ни у него, ни у Жеана; они дрейфуют, просто дрейфуют в ожидании следующего каприза богов.
По прошествии некоего времени — Локки не мог бы сказать, когда именно, — его вывел из оцепенения голос Жеана; Локки открыл глаза, увидел яркий блеск солнца на воде и замигал.
— Локки, — сказал Жеан, очевидно, не в первый раз, — парус в трех румбах от носа к правому борту.
— Ха-ха, Жеан. Должно быть, «Красный вестник», навсегда уходящий от нас. Помнишь такой корабль?
— Нет, — настойчивее сказал Жеан. — Новый парус в трех румбах от носа к правому борту!
Локки оглянулся через правое плечо, щурясь. «Красный вестник» еще хорошо виден, теперь он отошел примерно на три четверти мили. А слева от их прежнего корабля — трудно разглядеть против яркого света солнца и неба — да, туманный белый квадрат на горизонте.
— Будь я проклят! — сказал Локки. — Похоже, у наших парней появился первый шанс взять добычу.
— Ну что ему стоило показаться вчера!
— Бьюсь об заклад, я бы все равно все испортил. Но вообрази только, как эти бедные выродки цепляют крючьями добычу, прыгают через борт с саблями в руках и орут: «Ваши кошки! Отдайте всех ваших кошек!»
Жеан рассмеялся.
— Что за переполох мы устроили, будь он проклят! Ну, хоть какое-то развлечение. Не очень удобно: «Вестник» в таком состоянии. Может, вернутся к нам и попросят помочь.
— Тебя — возможно, — ответил Локки.
На глазах у Локки на «Вестнике» началась суматоха. Развернулся белый квадрат паруса. Напрягая зрение, Локки видел крошечные фигурки, мечущиеся по палубе и по реям. Его прежний корабль повернул так, чтобы поймать ветер слева.
— Точно хромая лошадь, — сказал Жеан. — Смотри, они боятся поднимать паруса на грот-мачте. Нельзя сказать, что я их осуждаю. — Жеан какое-то время разглядывал сцену. — Думаю, наш новый приятель идет с северо-северо-запада. Если парни пойдут на запад и постараются выглядеть невинно… возможно… в противном случае ему хватит места, чтобы уйти на запад или на юг. Если этот корабль в неплохой форме, «Вестнику» его никогда не догнать.
— Жеан… — начал Локки очень медленно, не совсем уверенный в своем знании мореходного дела. — Не думаю… не думаю, что они хотят убежать. Смотри, они идут прямо на «Вестник».
Следующие несколько минут подтвердили это. Действительно, вскоре парус нового корабля удвоился в размерах, и Локки увидел под ним очертания корпуса. Чем бы ни был этот корабль, он шел наперерез «Красному вестнику».
— Быстрый, — заметил Жеан, явно заинтересованный. — Смотри, как идет. Готов заложить собственную печень, «Вестник», делает не больше четырех узлов. А этот вдвое больше.
— Может, «Вестник» их нисколько не интересует, — сказал Локки. — Увидят, что корабль поврежден, и просто пройдут мимо.
— Поцелуй меня в зад и будь здоров, — отозвался Жеан. — Жаль.
Новый корабль рос на глазах: неясные очертания превратились в стройный темный корпус, раздутые паруса, тонкие линии мачт.
— Две мачты, — сказал Жеан. — Бриг, идет под всеми парусами.
Локки почувствовал неожиданное возбуждение; стараясь сдержать его, он глядел, как «Вестник» медленно движется на юго-запад, а новый корабль быстро его догоняет. Теперь показался его правый борт. Как и сказал Жеан, две мачты, узкий стремительный профиль и корпус, такой темный, что блестит на солнце.
В воздухе над кормой корабля появилось темное пятно. Оно двинулось вверх, развернулось и превратилось в флаг — ярко-алый, цвета только что пролитой крови.
— О боги, — воскликнул Локки, — вы, должно быть, шутите!
Корабль продолжал лететь, разрезая носом пенные волны; с каждой секундой расстояние между ним и «Вестником» сокращалось. Из-за него вынырнули низкие белые силуэты — шлюпки, полные темных точек-моряков. Новый корабль развернулся с наветренной стороны от «Вестника», как хищник, отрезающий добыче путь к бегству. Тем временем лодки двинулись к кораблю с подветренной стороны. Что бы ни делали Джабрил и команда, силясь облегчить свое положение, этого было недостаточно; по воде еле слышно доносились гневные вопли, и вскоре черные точки облепили борта «Вестника».
— Нет! — Локки, не отдавая себе отчета, вскочил на ноги, и Жеан торопливо стащил его обратно. — Ублюдки! Проклятые, жалкие, трусливые сволочи! Как вы смеете захватывать мой корабль…
— Который уже захвачен, — заметил Жеан.
— Тупые пираты!
— Воры процветают, — сказал Жеан, поперхнувшись смехом и кусая костяшки пальцев.
Бой, если его можно так назвать, продолжался не более пяти минут. Кто-то на юте развернул «Вестник», приведя к ветру и тем самым погасив его скорость, все паруса были убраны, и вскоре «Вестник» мягко покачивался на волнах с привязанной шлюпкой морских разбойников. Вторая шлюпка вернулась на выславший ее корабль. На этом корабле убрали часть парусов, развернулись, и он неторопливо двинулся в сторону Локки и Жеана — страшное чудовище, играющее с очередной крошечной жертвой.
— Думаю, это одна из ситуаций «хорошие новости, плохие новости», — сказал Жеан, похрустывая пальцами. — Готовься отражать абордаж.
— Чем? Одним стилетом и обидными предположениями относительно их матерей? — Локки сжал кулаки; его гнев сменился возбуждением. — Жеан, если мы поднимемся на этот корабль и уговорим принять нас в команду, мы снова в игре, клянусь богами!
— Они могут просто убить нас и отнять шлюпку.
— Посмотрим, — сказал Локки. — Посмотрим. Вначале обменяемся любезностями. Проведем дипломатические переговоры.
Пиратский корабль подошел, когда солнце медленно садилось на западе и небо и вода заметно потемнели. Корпус действительно черный — из ведьмина дерева, и корабль даже на беглый взгляд крупнее «Вестника». Моряки теснились на реях и вдоль бортов; Локки почувствовал зависть при виде такого большого и работоспособного экипажа. Корабль величественно резал воду, потом по приказу с мостика развернулся по ветру. Быстро и точно были убраны паруса; теперь пиратский корабль почти полз, он закрыл своим корпусом «Вестник» и оказался в двадцати ярдах от шлюпки.
— Эй, на лодке! — крикнула женщина у борта. Локки хорошо ее видел: невысокая, темноволосая, частично в доспехах, а за ней не меньше дюжины вооруженных и заинтересованных моряков. Локки почувствовал, как от их взглядов мурашки ползут по коже, но постарался принять беззаботный вид.
— Эй, на бриге! — ответил он. — Прекрасная погода, не правда ли?
— Что вы двое можете о себе сказать?
Локки спешно обдумывал возможные преимущества мольбы, осторожного и нахального подходов и решил, что нахальство заставит запомнить их лучше всего.
— Стоять! — крикнул он, вставая и размахивая стилетом. — Вы видите: мы с наветренной стороны, и у вас нет надежды на спасение! Ваш корабль принадлежит нам, и вы все наши пленники! Мы готовы проявить милосердие, но не искушайте нас!
На палубе загоготали, и Локки почувствовал прилив надежды: опыт подсказывал ему, что смех редко предшествует кровавому убийству.
— Вы капитан Ревелл, — крикнула женщина, — верно?
— Вижу, слава бежит впереди меня.
— О вас рассказал экипаж вашего бывшего корабля.
— Дерьмо! — прошептал Жеан.
— Хотите, чтобы мы вас спасли?
— Да, пожалуй, — ответил Локки. — С вашей стороны это было бы очень любезно.
— Хорошо. Пусть ваш друг встанет. Теперь оба разденьтесь.
— Что?
В нескольких дюймах от его головы просвистела стрела, и Локки поморщился.
— Снять одежду! Хотите милосердия — сначала позабавьте нас! Пусть ваш большой друг встанет, и раздевайтесь оба!
— Невероятно, — сказал Жеан, поднимаясь.
— Послушайте, — крикнул Локки, начиная снимать рубашку, — можно мы бросим одежду на дно лодки? Нам ведь не обязательно бросать ее за борт?
— Конечно, — ответила женщина. — Одежду и шлюпку мы заберем, даже если не заберем вас. Штаны долой, джентльмены! Вот так!
Мгновение спустя Локки и Жеан, совершенно нагие, стояли в покачивающейся лодке, и ветерок обдувал им бока.
— Джентльмены, — крикнула женщина, — что это? Я ожидала увидеть большие сабли, а вы показываете маленькие стилеты!
Экипаж катался со смеху. Покровитель Воров! Локки видел, что у борта собирается все больше народа. Теперь на Локки и Жеана показывало и смеялось больше матросов, чем во всем экипаже «Красного вестника».
— В чем дело, парни? Мысль о спасении вас не возбуждает? Что нужно, чтобы у вас там внизу встало?
Локки в ответ обеими руками изобразил жест, которому научился еще мальчишкой: такого жеста в любом городе Теринского мира достаточно, чтобы развязать драку. Толпа ответила ему тем же, со многими творческими вариациями.
— Ну хорошо, — воскликнула женщина. — Станьте на одну ногу. Оба! Ногу поднимите!
— Которую? — спросил Локки, подбоченясь.
— Сам реши — бери пример с приятеля, — ответила она.
Локки поднял ногу над банкой для гребцов и расставил руки, чтобы сохранить равновесие: это давалось все труднее. Рядом с ним то же самое сделал Жеан, и Локки уверился, что с любого расстояния они выглядят парой придурков.
— Выше, — сказала женщина. — Это жалкое зрелище. Вы способны на большее.
С вызовом глядя на женщину, Локки поднял ногу еще на полфута. Он чувствовал, как от усталости и качки начинает дрожать правая нога; несколько секунд отделяло их с Жеаном от нового унижения.
— Отлично! — крикнула женщина. — А теперь пусть потанцуют!
Локки увидел темные стрелы перед глазами раньше, чем услышал звон распрямляющейся тетивы. И прыгнул за борт, с секундным опозданием сообразив, что стрелы вовсе не нацелены в его тело. Море мгновенно проглотило его: он прыгнул как пришлось, боком, и когда, задыхаясь, поднялся на поверхность, выплюнул воду, чувствуя жжение соли в носу.
Локки скорее услышал, чем увидел, как по другую сторону шлюпки выплевывает воду Жеан. Пираты умирали со смеху, падали, держались за бока. Невысокая женщина что-то пнула, и в прорезь борта упала веревка с узлами.
— Плывите, — крикнула она, — и тащите с собой шлюпку.
Держась за борта шлюпки и неловко отталкиваясь, Локки и Жеан сумели подвести ее к кораблю, оказавшись в тени его корпуса. Здесь плавал конец веревки с узлами, и Жеан сильно подтолкнул к ней Локки, будто опасался, что в любую секунду веревку могут поднять.
Локки — голый, мокрый, разъяренный — поднимался по гладкому борту корабля. Грубые руки подхватили его и перетащили на палубу. Он увидел перед собой пару потрепанных кожаных сапог и сел.
— Надеюсь, это было забавно, — начал он, — потому что сейчас я…
Сапог ударил его в грудь и опрокинул на палубу. Морщась, Локки передумал вставать и принялся разглядывать владелицу сапога. Не только невысокая — хорошенькая, даже если лежать буквально у нее под каблуком. Голубая рубашка поверх кожаного нагрудника вся в разрезах — это не дань моде, а скорее удары мимо цели. Темные вьющиеся волосы плотно завязаны сзади на затылке, а на поясе целый арсенал ножей и сабель. Плечи и руки мускулистые; от женщины исходит ощущение такой силы, что Локки решил обуздать свой гнев.
— Что ты сейчас?
— Полежу на палубе, — ответил Локки, — наслаждаясь теплым послеполуденным солнцем.
Женщина рассмеялась; секунду спустя из-за борта показался Жеан и лег рядом с Локки. Его черные волосы прилипли к черепу, с бороды потоком стекала вода.
— Боги, — сказала женщина, — большой и маленький. Большой, похоже, может постоять за себя. Ты, должно быть, мастер Валора.
— Если вы так говорите, мадам, — должно.
— Мадам? Мадам — слово береговое. Здесь я старпом.
— Значит, вы не капитан корабля?
Женщина сняла сапог с груди Локки и позволила ему сесть.
— Вовсе нет, — сказала она.
— Эзри мой первый помощник, — послышался голос сзади. Локки медленно и осторожно повернулся, разглядывая говорящего.
Снова женщина — выше той, которую она назвала Эзри, и шире в плечах. Смуглая, с кожей, которая лишь чуть светлее корпуса корабля; эффектная, но не молодая. Морщины вокруг глаз и рта свидетельствовали, что ей около сорока. Глаза холодные, рисунок рта твердый — она явно не разделяет юмористического отношения Эзри к двум голым пленникам, с которых капает вода.
Ее волосы цвета ночи, грива, перевитая красными и серебряными лентами, ниспадает из-под четырехугольной шапки, и, несмотря на жару, на женщине черный кожаный плащ, подбитый ярко-алым шелком. А что самое поразительное, под этим плащом нагрудник с мозаикой из Древнего стекла. Такой вид доспехов редко можно увидеть не на короле: соединять каждую плитку Древнего стекла с другой необходимо металлической решеточкой — люди не умеют соединять само Древнее стекло. Нагрудник сверкает отражениями солнца более сложными, чем от витражного окна: тысячи сверкающих кусочков размером с ноготь в серебряной оправе.
— Оррин Ревелл, — сказала она. — Никогда о тебе не слышала.
— А я — о вас, — ответил Локки. — Могу я иметь удовольствие познакомиться?
— Дел, — сказала она, отворачиваясь от Локки и Жеана и глядя на Эзри, — подними шлюпку. Осмотри их одежду, забери все интересное и верни одежду им; пусть оденутся.
— Как прикажете, капитан.
Эзри повернулась и начала отдавать команды морякам.
— Что касается вас двоих, — сказала капитан, снова поглядев на промокших воров. — Меня зовут Замира Дракаста. Мой корабль — «Ядовитая орхидея». Как только вы оденетесь, кто-нибудь посадит вас в трюм.
Глава девятая
«Ядовитая орхидея»
1
Их тюрьма помещалась в самом низу «Ядовитой орхидеи» и оказалась самой высокой палубой корабля — добрых десять футов до потолка. Однако плотно набитые в трюм бочки и мешки из промасленной ткани оставляли над собой только тесное неровное пространство. Локки и Жеан сидели на этом добре, упираясь головой в потолок. В темном помещении пахло просмоленными тросами, заплесневевшей парусиной, прокисшими продуктами и неэффективными алхимическими консервантами.
Технически это был передний грузовой трюм, отделенный от основного переборкой примерно в десяти футах слева от них. А в двадцати футах в противоположной стороне выпуклый бок корабля встречался с ветром и волной. Они слышали, как волны плещут о корпус в трех-четырех футах над их головами.
— Самые дружелюбные люди и самое комфортабельное помещение во всем Медном море, — сказал Локки.
— Ну, темнота меня не очень смущает, — ответил Жеан. — Прыгая в воду, я потерял очки.
— Итак, сегодня мы потеряли корабль, небольшое состояние, твои топорики и теперь еще очки.
— Потери становятся все меньшими. — Жеан захрустел пальцами, и этот звук странно прозвучал в темноте. — Как по-твоему, давно мы здесь?
— С час? — Локки вздохнул, оттолкнулся от переборки и принялся искать место поудобнее между бочками и мешками с какими-то твердыми комковатыми предметами. Если предстоит скучать, то хоть лежа. — Но я бы удивился, если бы нас здесь держали долго. Думаю, нас просто… маринуют. Для того, что последует дальше.
— Устраиваешься поудобнее?
— Веду жестокую борьбу. — Локки отодвинул мешок и наконец сумел устроиться. Так-то лучше.
Через несколько секунд прямо над головой послышался топот множества ног и громкий скрежет. Парусину, которой был накрыт люк (из-за нее-то в трюме и было темно), приподняли. Внутрь пробился слабый свет, и Локки прищурился.
— Что-то не похоже, — пробормотал он.
— Осмотр груза, — послышался сверху знакомый голос. — Ищем все, что не на месте. Вы входите в эту категорию.
Жеан прополз на освещенное место и поднял голову.
— Старпом Эзри?
— Дельмастро, — ответила женщина. — Эзри Дельмастро, поэтому старпом Дельмастро.
— Прошу прощения, старпом Дельмастро…
— Вот это сила духа. Как вам нравится ваша каюта?
— Могло бы пахнуть хуже, — сказал Локки, — но если бы я несколько дней мочился на все окружающее, вышло бы то же самое.
— Доживешь до того времени, когда у нас кончатся припасы, и будешь пить такое, что этот запах покажется приятным воспоминанием. Обычно я спускаю лестницу, но тут всего три фута. Думаю, вы справитесь. Выходите неторопливо. Капитан Дракаста желает с вами поговорить.
— Приглашение включает обед?
— Тебе повезло, что оно включает одежду, Ревелл. Поднимайтесь. Первым маленький.
Локки прополз мимо Жеана, приподнялся, протиснулся в люк и оказался в относительно менее спертом воздухе нижней палубы. Старпом Дельмастро ждала с восемью матросами; все они были вооружены. Как только Локки встал, его схватила сзади коренастая сильная женщина. Мгновение спустя трое моряков помогли подняться Жеану.
— Хорошо. — Дельмастро защелкнула на запястьях Жеана черные стальные наручники. Затем настала очередь Локки; женщина, не деликатничая, проделала с ним то же самое. Локки быстро и профессионально осмотрел наручники. Смазаны, ни пятнышка ржавчины; даже если бы он успел придать рукам нужное положение, стащить их было бы все равно невозможно.
— У капитана наконец нашлось время поговорить кое с кем из вашего старого экипажа, — сказала Дельмастро. — Она очень заинтересована, если мне позволено так сказать.
— Замечательно, — ответил Локки. — Еще одна возможность объясниться с кем-нибудь. Как мне нравится объясняться!
Настороженные матросы повели их, и вскоре они оказались на палубе в самых последних лучах заката. Солнце на западе только что ушло за горизонт, его кроваво-красный глаз лениво закрылся под розовыми облаками. Локки с благодарностью глотнул свежего воздуха и опять подивился населенности «Ядовитой орхидеи». Корабль был набит людьми, мужчинами и женщинами, чем-то занятыми внизу или работающими здесь, в свете большого количества алхимических фонарей.
Они вышли на середину палубы. У самой грот-мачты в темном ящике что-то шевелилось и щелкало. Клетка для кур — по крайней мере одна птица возбужденно клевала изнутри сетку.
— Сочувствую, — прошептал Локки.
Матросы «Орхидеи» повели его к корме в нескольких шагах перед Жеаном. На юте, сразу над трапом, ведущим вниз, к кормовым каютам, моряки по какому-то сигналу Дельмастро остановили Жеана.
— Приглашен только Ревелл, — сказала старпом. — Мастер Валора может подождать здесь, пока не станет ясно, как обстоят дела.
— Ага, — сказал Локки. — Тебе здесь будет удобно, Джером?
— «Не холодные стены образуют тюрьму, — с улыбкой процитировал Жеан, — и не железные оковы на запястьях».
Старпом Дельмастро как-то странно взглянула на него и несколько секунд спустя ответила:
— «Смелые слова закованного в цепи полетят — как искры от кремня, горячие, пока длится жизнь».
— Вы читали «Десять честных предателей», — сказал Жеан.
— Как и вы. Очень интересно. И… совершенно не важно. — Она несильно подтолкнула Локки к трапу. — Оставайтесь здесь, Валора. Двинете хоть пальцем с намерением причинить вред — и умрете на месте.
— Мои пальцы будут паиньками.
Локки спустился по трапу и оказался в темном помещении, по величине почти таком же, какое было у него на «Вестнике», или чуть больше. По приблизительной оценке Локки «Ядовитая орхидея» была в полтора раза длиннее его прежнего корабля. По обе стороны две крошечные парусиновые каюты и прочная дверь в каюту на самой корме, в настоящее время закрытая. Эзри решительно отстранила Локки и трижды постучала в эту дверь.
— Эзри и вопросительный знак, — крикнула она.
Мгновение спустя внутри отодвинули засов, и Дельмастро знаком велела Локки войти.
Каюта капитана Дракасты, в отличие от каюты «капитана Ревелла», свидетельствовала о длительном и удобном пребывании в ней. Ярко освещенная алхимическими лампами в золотых сетках, она была устлана коврами и завалена грудами шелковых подушек. На нескольких матросских сундуках лежала лакированная столешница с пустыми тарелками, сложенными картами и явно дорогими навигационными инструментами. Рядом со стулом Дракасты Локки увидел свой сундук — открытый.
Ставни с выходящих на корму окон убраны. Дракаста, без плаща и оружия, сидела перед ними, держа на коленях девочку лет трех-четырех. В окна Локки видел «Красный вестник», теряющийся в сгущающейся темноте; на нем передвигалось множество фонарей: должно быть, ремонтные группы.
Локки покосился влево, желая увидеть, кто же открыл дверь, потом опустил глаза и встретился со взглядом кудрявого мальчугана, чуть старше девочки на коленях у Замиры. У обоих ее детей черные волосы и лица похожи, но кожа более светлая, как песок пустыни в сумерках. Подталкивая Локки в каюту, Эзри ласково потрепала мальчика по голове, и тот застенчиво отступил.
— Вон там, — сказала Замира, не обращая внимания на вошедших и показывая на что-то в окно. — Видишь, Козетта? Знаешь, что это такое?
— Корабль, — ответила девочка.
— Верно… — Замира улыбнулась… нет, поправился Локки, просто расплылась в улыбке. — Новый мамин корабль. На котором мама взяла целую груду золота.
— Золото, — повторила девочка и захлопала в ладоши.
— Да. Но посмотри на корабль, милая. Посмотри на корабль. Можешь сказать маме, что это за высокие штуки? Те, что уходят к небу?
— Они… ха! Не скажу!
— Не знаешь или не хочешь говорить?
— Не хочу!
— Не на мамином корабле, Козетта. Посмотри еще раз. Мама ведь говорила тебе, что это такое, правда? Они уходят к небу. Они несут паруса, и они называются…
— Мачта, — сказала девочка.
— Мачты. Но почти верно. И сколько их. Сколько мачт на новом мамином корабле? Сосчитай для мамы.
— Две.
— Умница! Да, на мамином новом корабле две мачты. — Замира приблизила лицо к лицу девочки, они соприкоснулись носами, и Козетта засмеялась. — А теперь, — сказала Замира, — найди еще что-нибудь, чего было бы два.
— Хм…
— Здесь в каюте, Козетта. Найди маме два чего-нибудь.
— Хм…
Девочка осмотрелась, сунув при этом в рот пальцы левой руки, и увидела две сабли, висевшие в ножнах на стене под кормовым окном.
— Сабля, — сказала она.
— Правильно! — Замира поцеловала ее в щеку. — У мамы две сабли. Ну, те, что ты можешь видеть. А теперь будь хорошей девочкой и поднимись наверх с Эзри. Маме нужно поговорить с этим дядей. Паоло тоже пойдет.
Эзри приблизилась к девочке, и та с радостью пошла к ней на руки. Паоло, как тень, шел за Эзри, стараясь, чтобы старпом все время была между ним и Локки, и выглядывал из-за нее, когда вообще решался посмотреть.
— Вы уверены, что хотите остаться одна, капитан?
— Все в порядке, Дел. Меня больше тревожит Валора.
— Он в наручниках, и его стерегут восемь матросов.
— Пожалуй, оно и ладно. А люди с «Красного вестника»?
— Все под баком. Треганн их осматривает.
— Отлично. Я скоро выйду. Отведи Паоло и Козетту к Гвилемму, пусть посидят на юте. Но пусть не подходят к борту.
— Есть.
— И передай Гвилемму, что, если он опять даст им неразбавленного пива, я вырежу ему сердце и помочусь в отверстие.
— Передам слово в слово, капитан.
— Уходите. Если не будете слушаться Эзри и Гвилемма, мама будет недовольна.
Старпом Дельмастро вывела детей из каюты и закрыла за собой дверь. Локки размышлял, как вести себя во время предстоящего разговора. Обнаружить все многочисленные слои маскировки, под которыми он работает, вероятно, было бы ошибкой. Лучше пока выступать в качестве Ревелла.
Капитан Дракаста взяла сабли в ножнах и впервые посмотрела на Локки. Он решил начать первый — дружелюбным тоном.
— Это ваши дети?
— Мало что ускользнет от взгляда опытного офицера разведки. — Замира с мягким металлическим шорохом извлекла саблю из ножен и указала ею: — Садитесь.
Локки послушался. Единственный стул стоял у стола, поэтому он сел на него и положил руки в наручниках на колени. Замира села в свое кресло лицом к Локки и положила на колени саблю.
— Там, откуда я родом, — сказала она, — есть обычай расспрашивать с обнаженным клинком. — У нее был отчетливый, очень гармоничный, напевный выговор, который Локки не узнал. — Вы с ним знакомы?
— Нет, — ответил Локки, — но смысл его ясен.
— Хорошо. Что-то в вашей истории не вяжется.
— В моей истории не вяжется почти ничего, капитан Дракаста. У меня был корабль, экипаж и много денег. Теперь я, как мешок картошки, валяюсь в трюме, где пахнет словно в немытой кружке из-под эля.
— Не надейтесь на длительное знакомство с картошкой. Я просто хотела убрать вас на время, пока разговариваю с экипажем «Вестника».
— Ага. И как мой экипаж?
— Мы оба знаем, что это не ваш экипаж, Ревелл.
— Ну, как тогда просто экипаж?
— Сносно, но вашей заслуги тут нет. Как только они увидели, сколько нас, им расхотелось сражаться. Большинство готовы были сдаться, поэтому мы взяли «Вестник» ценой нескольких ушибов и расстроенных чувств.
— Благодарю вас за это.
— Доброта ни при чем, Ревелл. На самом деле вам ужасно повезло, что мы оказались поблизости. Я люблю плавания в конце лета. В это время бури выплевывают лакомые кусочки, которым мы не можем отказать в гостеприимстве.
Дракаста порылась в сундуке Локки и достала небольшой пакет с документами.
— А теперь, — сказала она, — я хочу знать, кто такие Леоканто Коста и Джером де Ферра.
— Вымышленные личности, — ответил Локки. — Мы пользовались ими, работая в Тал-Верраре.
— На службе у архонта?
— Да.
— Почти все здесь подписано «Коста». Просьбы о кредите, рекомендации… какой-то заказ на стулья… отчет за хранение вещей и одежды. Единственный документ с именем Ревелла — лицензия морского офицера. Как мне вас называть: Оррин или Леоканто? Какое из этих имен ложное?
— Можете называть меня Ревелл, — ответил Локки. — Под этим именем я несколько лет числился в офицерских списках. Так я зарабатывал на жизнь.
— И вы веррарец по рождению?
— Родился на материке, в деревне Во-Сармара.
— Чем вы занимались до службы у архонта?
— Был тем, что можно назвать терпеливым человеком.
— Есть такая профессия?
— Я имею в виду мастера весов и гирь в торговом синдикате. Мне приходилось быть терпеливым, потому что я производил все взвешивание, понимаете?
— Шутник. Синдикат в Тал-Верраре?
— Да.
— Значит, вы работали на приоров.
— Отчасти. Потому-то люди Страгоса и привлекли меня на службу. А когда я перестал быть полезен как агент в синдикате, мне поручили новые обязанности.
— Хм-м… Я говорила с Джабрилом. Достаточно долго, чтобы поверить в то, что ваша морская лицензия — фальшивка. У вас есть опыт обращения с оружием?
— Регулярного военного образования нет, если вы об этом.
— Любопытно, — заметила Дракаста, — что у вас хватило власти завладеть морским судном, пусть и небольшим.
— Если офицеры разведки действуют незаметно, не тревожа окружающих, они получают большие права на реквизиции. По крайней мере у меня они были. Думаю, мои начальники пожалеют, что ослабили контроль, — из-за того, что я сделал.
— Трагично… И все же очень странно, что, лежа у моих ног, вы спросили, как меня зовут. Мне казалось, мое имя известно всем людям Страгоса. Давно вы у него на службе?
— Пять лет.
— Значит, вы пришли после поражения Вольной Армады. И все же как веррарец…
— У меня было ваше неопределенное описание, — сказал Локки. — Только имя и название корабля. Уверяю вас, если бы архонт приказал ради нас написать ваш портрет, каждый мужчина на его службе знал бы, как вы выглядите.
— Неплохо сказано. Но вы поступите благоразумно, если будете считать, что я совершенно равнодушна к лести.
— Жаль. Лесть мне особенно удается.
— Мне приходит в голову третье любопытное обстоятельство: вы искренне удивились, увидев на борту моих детей.
— Ну, просто мне показалось странным, что они с вами. В море. Опасное общество… и все такое.
— А где еще я могу за ними присмотреть? — Замира потрогала рукоять сабли. — Паоло четыре года, Козетте три. Неужели ваша разведка настолько отстает от действительности, что вы не знали об их существовании?
— Я действовал в городе против приоров и других недовольных. И не обращал внимания на морские дела, кроме своего офицерского жалованья.
— За мою голову объявлена награда в пять тысяч солари. И за голову любого капитана, пережившего Войну за Признание. Я знаю, что весь последний год в Тал-Верраре распространялись точные описания мои и моей семьи — у меня самой их несколько. И вы хотите, чтобы я поверила, будто человек в вашем положении настолько невежествен?
— Не хочу вас расстраивать, капитан Дракаста, но я ведь сказал: я занимался только сухопутными делами…
— Занимаетесь.
— …занимался и занимаюсь, и мои глаза были устремлены только на город. А когда я начал готовиться к похищению «Вестника», у меня почти не осталось времени изучать материалы.
— Но зачем это вам? Зачем похищать корабль и уходить в море? Заниматься тем, что решительно выходит за рамки вашего опыта? Если вы занимались сушей и городом, почему было не взяться за то, что связано с сушей и городом?
Локки облизнул неприятно пересохшие губы. Он хорошо запомнил все связанное с Оррином Ревеллом, но не думал, что его будут допрашивать с такой точки зрения.
— Это может показаться странным, — ответил Локки, — но ничего лучшего я сделать не мог. Как оказалось, моя поддельная морская лицензия давала наибольшие возможности причинить ущерб архонту. Кража корабля гораздо заметней, скажем, кражи кареты.
— Чем провинился Страгос, чтобы заслужить такой грандиозный жест?
— Я дал клятву никогда не говорить об этом.
— Очень удобно.
— Напротив, — сказал Локки. — Я бы очень хотел успокоить вас.
— Успокоить? Как ваши слова могут меня успокоить? Вы лжете, разукрашиваете новой ложью каждую прежнюю и отказываетесь даже обсуждать причины, по которым пустились в свое безумное предприятие. Если вы откажетесь отвечать, я решу, что вы представляете опасность для моего корабля и что, захватив вас, я наношу обиду Страгосу. Я не могу этого допустить. Думаю, пора вернуть вас туда, откуда я вас взяла.
— В трюм?
— В открытое море.
— Ага. — Локки нахмурился и прикусил губу, чтобы не рассмеяться. — Ах, капитан Дракаста, отлично сыграно! По-любительски, но творчески. Человек без моего опыта мог бы и поверить.
— Черт побери! — Дракаста улыбнулась уголками губ. — Следовало бы задернуть занавеси на кормовом окне.
— Да. Мы разговариваем, а я тем временем вижу, как ваши люди работают на «Вестнике». Экипаж ремонтирует корабль, чтобы он мог идти быстрей, верно? Если бы вы хоть на крошку крысиного дерьма опасались оскорбить архонта, вы бы потопили корабль, а не готовили к продаже.
— Верно, — сказала Дракаста.
— А это значит…
— А это значит, что я по-прежнему задаю вопросы, Ревелл. Расскажите мне о вашем сообщнике мастере Валоре. Ваш близкий друг?
— Просто старый сотрудник. Помогал мне в Тал-Верраре… в не самых чистых делах.
— Только сотрудник?
— Я ему хорошо плачу и доверяю свои дела, да.
— Он необычно образован. — Замира показала на потолок каюты, на открытые узкие полоски-окна, пропускающие воздух. — Несколько минут назад я слышала, как они с Эзри цитировали друг другу Лукарно.
— Трагедия «Десять честных предателей», — сказал Локки. — Она… нравится Джерому.
— Он умеет читать. По словам Джабрила, он не моряк, но хорошо делает расчеты. Говорит по-вердански. Использует торговые термины и знает, как обращаться с грузом. Так что я могу предположить, что он из процветающей купеческой семьи.
Локки ничего не ответил.
— Он был с вами еще до того, как вы начали работать на архонта?
— Да, состоял на службе у приоров. — По-видимому, поместить Жеана в систему предположений Дракасты будет не так трудно, как опасался Локки. — Поступив на службу к архонту, я взял его с собой.
— Но не как друга.
— Нет, только как очень хорошего агента.
— Удивительно бесстыжий шпион, — сказала Дракаста. Она встала. Прошла под верхние окна и крикнула: — Эй, на палубе!
— Да, капитан? — послышался голос Эзри.
— Дел, приведи сюда Валору.
Несколько мгновений спустя дверь каюты распахнулась, и в сопровождении старпома Дельмастро вошел Жеан. Капитан Дракаста неожиданно обнажила вторую саблю. Пустые ножны со стуком упали, а она наставила лезвие на Локки.
— Попробуйте встать со стула, — сказала она, — и умрете.
— Что происходит…
— Молчите! Эзри, я хочу разобраться с Валорой.
— Есть, капитан.
Прежде чем Жеан успел что-нибудь сделать, Эзри сзади резко ударила его под колено — так быстро и точно, что Локки поморщился. За этим последовал сильный толчок, и Жеан упал на четвереньки.
— Вас я еще могу использовать, Ревелл. Но не могу позволить вам сохранить агента.
Дракаста подошла к Жеану и занесла правую руку с саблей. Локки, не успев ни о чем подумать, вскочил со стула и бросился к ней, пытаясь удержать ее скованными руками.
— НЕТ! — закричал он.
Каюта дико завертелась, и он оказался на полу, чувствуя тупую боль в подбородке. Рассудок, на секунду-другую отставая от событий, подсказал Локки, что Дракаста ударила его в подбородок рукоятью одной из сабель. Он лежал на спине, а сабля нависла над ним. Казалось, что в Дракасте десять футов росту.
— Пожалуйста, — взмолился Локки. — Не трогайте Джерома. В этом нет необходимости.
— Знаю, — спокойно ответила Дракаста. — Эзри?
— Я вам должна десять солари, капитан.
— Надо было лучше соображать, — с улыбкой ответила Дракаста. — Ты ведь слышала, что Джабрил говорил об этих двоих?
— Слышала, слышала. — Эзри с выражением искренней озабоченности склонилась к Жеану. — Я просто не думала, что в Ревелле это есть.
— Но такое редко бывает односторонним.
— Мне и это следовало знать.
Локки поднял руки и отвел в сторону саблю Дракасты. Капитан не противилась. Он перевернулся, встал на колени и, не обращая внимания на боль в челюсти, схватил Жеана за руку. Он знал, что челюсть цела.
— Как ты, Джером?
— Ничего, — ответил Жеан. — Немного поцарапал руку.
— Прости, — сказала Эзри.
— Ничего страшного, — ответил Жеан. — Хороший был удар. Мало что могло бы сбить с ног человека моего веса. — С помощью Локки и Эзри он встал. — Пожалуй, еще удар по почкам…
Эзри показала кастет на правой руке.
— План на случай непредвиденных обстоятельств.
— Черт возьми, я рад, что до этого не дошло. Но можно было… Я упал бы навзничь, если бы вы толкнули вперед недостаточно сильно. Дернуть меня за ногу сзади…
— И об этом я думала. Или сильный удар в чувствительное место под мышкой…
— И рывок за руку, да. Тогда пришлось бы…
— Но я не доверяю этому приему против такого крупного противника; равновесие недостаточное, если только…
Дракаста громко кашлянула, Эзри с Жеаном тут же смущенно замолчали.
— Вы солгали мне насчет Джерома, Ревелл. — Она взяла свой оружейный пояс и с громким щелчком вложила обе сабли в ножны. — Он не наемный агент. Он друг. Он отказался остаться на корабле, когда вас выбрасывали в море. Друг, которого вы защищали, хотя я предупредила, что для вас это означает смерть.
— Умно, — сказал Локки, чувствуя, что слегка краснеет. — Так вот из-за чего все это?
— Более или менее. Мне нужно знать, что вы за человек, прежде чем решать, что с вами делать.
— И что вы решили?
— Вы отчаянны, тщеславны и очень умны, — ответила она. — Жертва иллюзии, что ваши уклонения от истины убедительны. И готовы глупейшим образом умереть ради друга.
— Да, — сказал Локки, — пожалуй… за годы я привык к этому уродливому куску плоти. Означает ли это, что мы отправляемся назад в трюм или в открытое море?
— Ни то, ни другое, — сказала Дракаста. — Вы отправляетесь на бак, где будете есть и спать с остальным экипажем «Красного вестника». Позже в свободное время я сорву с вас одну ложь за другой. А пока с меня достаточно сознания, что, получив возможность присматривать за Джеромом, вы будете вести себя разумно.
— И кто же мы? Рабы?
— На этом корабле нет рабов, — с опасной ноткой в голосе ответила Дракаста. — Однако ослов мы используем.
— А я-то считал, что лгу убедительно.
— Запомните, — сказала Дракаста. — Ваш мир состоит из нескольких дюймов палубы, на которых я позволяю вам жить, и вам еще очень повезло, что у вас есть эти дюймы. Мы с Эзри объясним ситуацию всем вам на палубе.
— А наши вещи? Документы, я имею в виду? Личные бумаги? Золото можете взять себе…
— Взять себе? Вы серьезно? Какой удивительно щедрый человек, а, Эзри? — Дракаста носком сапога захлопнула крышку сундука Локки. — Будем считать документы залогом вашего хорошего поведения. Мне не хватает чистого пергамента, и у меня двое детей, которые недавно открыли для себя возможности чернил.
— Сказано очень понятно.
— Эзри, тащи их на палубу и сними наручники. Действуем так, словно нам очень важно вовремя оказаться где-то.
2
На баке их встретила усталая женщина средних лет, невысокая, широкоплечая, с ореолом белых, в палец длиной волос, обрамлявших — лицо, которое, видимо, много лет непрерывно хмурилось. Ее широкопосаженные хищные глаза постоянно двигались, как у совы, не способной решить, то ли ей скучно, то ли она голодна.
— Стоило поискать где угодно, и нашли бы что-нибудь получше этого жалкого сброда, — заявила эта женщина без предисловий.
— Ты могла бы заметить, что в последнее время призы не идут косяком.
Замира переносила манеру держаться женщины очень спокойно; очевидно, они были знакомы очень давно.
— Что ж, коли просишь изготовить веревку из потертой пеньки, не вини веревочного мастера, если она порвется.
— Я ни в чем тебя не виню, ученая. Обычно после этого все неделями не находят себе места. Сколько?
— Двадцать восемь на баке, — ответила женщина. — Восьмерых пришлось оставить на борту приза. У всех сломаны кости. Перемещать их опасно.
— До Порта Расточительности доживут?
— Если доживет их корабль. И если будут делать, что я велела, то есть…
— Больше мы им сейчас ничем не поможем. Каково состояние двадцати восьми?
— Я уверена, ты слышала, как я назвала их жалким сбродом; не потому, что их жалко, а потому что они жалкие негодяи. Я могла бы использовать множество других чисто технических терминов, но для этого требуется воображение…
— Треганн, мое терпение сравнимо с твоей красотой.
— Большинство все еще страдают от последствий долгого заключения. Скудная еда, недостаток движения и нервное истощение. После выхода из Тал-Веррара их кормили лучше, но они утомлены и побиты. Несколько, на мой взгляд, в приличной форме. Столько же не пригодны ни к какой работе, пока я не разрешу. Не стала бы рассчитывать на них… капитан.
— Я и не собираюсь. Болезни?
— Как ни удивительно, нет, если ты о лихорадке и заразных болезнях. У них много месяцев не было женщин, и большинство родом из Восточного Терина. Как ты знаешь, эти редко обнаруживают склонность ложиться друг с другом.
— Тем хуже для них. Если ты мне еще понадобишься…
— Я буду у себя в каюте, конечно. И пригляди за своими детьми. Кажется, они ведут корабль.
Локки посмотрел вслед уходящей женщине. Одна ее нога издавала громкий деревянный стук, и ходила женщина, опираясь на необычную палку, сделанную из нескольких белых цилиндров. Слоновая кость? Нет… позвоночник какого-то невезучего существа; отдельные позвонки соединены сверкающими металлическими швами.
Дракаста и Дельмастро повернулись к корабельному рулю, двойному, как на «Вестнике». У него сейчас стоял необыкновенно высокий молодой человек, состоящий словно из одних углов. По бокам от него Паоло и Козетта вовсе не трогали штурвал, зато повторяли каждое движение молодого человека и смеялись.
— Мамчанс, — сказала Дракаста, подходя и уводя Козетту от рулевого колеса, — где Гвиллем?
— На сетке.
— Я ему велела присматривать за мальцами, — сказала Эзри.
— Я ему глаза вырву, — сказала Дракаста.
Мамчанс невозмутимо заметил:
— Иногда нужно поссать.
— Нужно поссать, — повторила Козетта.
— Помолчи. — Дракаста оттащила от колеса и Паоло. — Мамчанс, ты отлично знаешь, что их нельзя подпускать к колесу или к бортам.
— Они не трогали колесо, капитан.
— И плясать рядом с тобой, цепляться за ноги или иным путем помогать тебе вести корабль они не должны. Ясно?
— Ясно.
— Паоло, — сказала Дракаста, — отведи сестру в каюту, и ждите меня там.
— Да, — ответил мальчик голосом тихим как шелест бумаги. Он взял Козетту за руку и повел на корму.
Дракаста устремилась вперед, минуя группы моряков, которые работали или ели и все приветствовали капитана уважительными кивками или взмахом руки. Эзри подтолкнула Локки и Жеана ей вслед.
Возле куриной клетки Дракаста столкнулась с полным, но проворным вадранцем на несколько лет старше ее. Этот человек был одет в щегольской черный камзол с многочисленными медными пряжками, а его светло-серые волосы, убранные в конский хвост, свисали до пояса. Дракаста левой рукой ухватила его за воротник.
— Гвиллем, какую часть команды «несколько минут присмотреть за детьми» Эзри передала непонятно?
— Я оставил их с Мамом, капитан…
— Их поручили тебе, не ему.
— Вы же доверяете ему вести корабль, почему бы не доверить и…
— Я могу ему доверить все, Гвиллем. Я просто люблю, чтобы мои приказы исполняли.
— Капитан, — негромко сказал Гвиллем, — мне нужно было выбросить коричневое в синее, верно? Я мог бы взять их с собой к сетке, но вы бы, наверно, не одобрили такой урок…
— Помолчи, ради Ионо. Я отсутствовала несколько минут. Иди собирай вещи.
— Мои вещи?
— Уйдешь на последней шлюпке и присоединишься к призовой команде на «Вестнике».
— К призовой команде? Капитан, вы знаете, я не очень…
— Осмотри корабль от бушприта до гакаборта. Все перепиши. Составь отчет. Когда я буду торговаться со Скупщиком, я хочу точно знать, на сколько этот ублюдок меня обманывает.
— Но…
— Письменный отчет представишь, когда встретимся в Порту Расточительности. Мы знаем, что на корабле нет ничего ценного, что стоило бы переправлять сюда. Марш отрабатывать свою долю.
— Как прикажете, капитан.
— Мой интендант, — сказала Дракаста, когда Гвиллем с проклятиями ушел. — В сущности, неплохой. Просто любит увильнуть от работы, когда есть возможность.
На носу корабля, на четыре фута выше основной палубы, располагался бак с широкими ступенями с обеих сторон. Незанавешенное отверстие между ступенями позволяло попасть под бак — в темную каморку, где можно только лежать. По оценке Локки, семи-восьми ярдов в длину.
Весь бак и ведущие к нему ступени были забиты матросами с «Красного вестника» под небрежной охраной полудюжины вооруженных моряков с «Орхидеи». Джабрил, сидевший впереди рядом с Аспелом, казалось, даже обрадовался, снова увидев Локки и Жеана. Матросы за ним начали перешептываться.
— Заткнитесь, — сказала Эзри, становясь между Замирой и новичками. Локки, не зная, как поступить, остановился вместе с Жеаном в стороне и ждал указаний. Дракаста откашлялась.
— Кое с кем мы еще не знакомы. Я Замира Дракаста, капитан «Ядовитой орхидеи». Слушайте внимательно. Джабрил рассказал, что в Тал-Верраре вы захватили корабль, чтобы стать пиратами. Кто-нибудь передумал?
Большинство матросов с «Вестника» замотали головами, отнекиваясь.
— Хорошо. Я та, за кого выдавал себя ваш друг Ревелл, — сказала Дракаста, одной рукой обнимая Локки за плечи. Она театрально улыбнулась, и некоторые моряки с «Вестника», наименее пострадавшие, засмеялись. — У меня нет ни повелителей, ни хозяев. Я иду под красным флагом, когда голодна, и под ложным — когда сыта. Мой единственный порт приписки — Порт Расточительности на Призрачных островах. Больше нигде меня не примут. Больше нигде я не буду в безопасности. Останетесь жить на этой палубе — разделите со мной все опасности. Я знаю, не все это понимают. Подумайте об остальном мире. Думайте обо всем на свете, что не есть этот корабль, как о сплошном черном несчастье в самой черной дыре пустоты. Вот что вас ожидает. Всех. Каждого. Везде.
Она отпустила Локки и одобрительно кивнула, видя серьезное выражение на лицах матросов с «Вестника». Показала на Эзри.
— Мой первый помощник Эзри Дельмастро. Мы называем ее «старпом», и вы тоже будете. Она отдает приказ, я ее поддерживаю. По-другому не будет никогда. С корабельным врачом вы знакомы. Ученая Треганн сообщила, что кое-кому может стать хуже, другим — лучше. Те, кто нуждается в отдыхе, будут отдыхать. Я не могу вас использовать, если вы не в состоянии работать.
— Вы приглашаете нас присоединиться к вашему экипажу, капитан Дракаста? — спросил Джабрил.
— Вам предлагают шанс, — ответила Эзри. — И все. Вы не пленники, но и не свободные люди. Мы будем называть вас «вахтой поденщиков». Спать будете здесь, под баком. В общем-то самое плохое место на корабле. Если найдется хоть какая-то грязная неприятная работа, ее будете делать вы. Если не хватит одеял или одежды, без них обходитесь вы. Вы последними едите и последними пьете.
— Каждый из моего экипажа может отдать вам приказ, — продолжила Дракаста, как только Эзри умолкла. У Локки сложилось впечатление, что они не раз репетировали эту процедуру. — И каждому вы будете повиноваться. Формальных наказаний у нас нет: не подчинитесь или заленитесь — кто-нибудь изобьет вас до полусмерти. Если замечу, что вы поднимаете шум, выброшу за борт. Думаете, я шучу? Спросите тех, кто здесь давно.
— И долго мы будем в вахте поденщиков? — спросил молодой человек в глубине толпы.
— Пока не проявите себя, — ответила Дракаста. — Через несколько минут мы снимаемся с якоря и идем в Порт Расточительности. Там всякий, кто захочет уйти, уйдет. Вас не продадут: это не корабль работорговцев. Но никакой платы, кроме еды и питья, не ждите. Вы уйдете с пустыми карманами, а в Порту Расточительности рабская участь может вам понравиться больше. По крайней мере кого-нибудь будет интересовать, живы вы или мертвы. Если по пути в порт мы встретимся с другим кораблем, — продолжала она, — я могу решить захватить его. И если мы поднимем красный флаг, это ваш шанс. Огонь, или сети-лезвия, или боги знают что еще, вы испробуете первыми. Выживете — отлично. Вы с экипажем. Откажетесь — мы выбросим вас в Порту Расточительности. Вахту поденщиков я держу не дольше, чем необходимо.
Она кивнула Эзри.
— В вашем распоряжении закуток под баком и часть общей палубы до грот-мачты, — сказала Дельмастро. — Вниз не спускаться, никакие инструменты без разрешения не трогать. Дотронетесь до оружия или попробуете отобрать его у кого-нибудь из экипажа, и даю вам слово: умрете в ту же минуту. В этом отношении мы очень щепетильны. Вздумаете позабавиться с членом экипажа или кто-нибудь из экипажа захочет позабавиться с вами — занимайтесь, чем хотите, но не во время вахты, и держитесь подальше от главной палубы. Попробуете взять кого-нибудь силой, молитесь, чтобы вас наказали только смертью, потому что и в этом отношении мы очень щепетильны.
Снова заговорила Замира, показывая на Локки и Жеана.
— Ревелл и Валора присоединятся к вам. — Кое-кто из матросов заворчал, и Замира положила руки на рукояти сабель. — Повежливей! Вы выбросили их за борт, на милость Ионо. Час спустя появилась я. Это решает дело. Тот, кто сомневается в решении Повелителя Жадных Вод, может прыгнуть за борт и поговорить с ним лично.
— Как и все вы, они входят в вахту поденщиков, — сказала Эзри.
Матросы по-прежнему смотрели недовольно, Замира снова откашлялась.
— Это корабль равных долей, — сказала она.
Ее слова привлекли всеобщее внимание.
— Интенданта зовут Гвиллем. Он подсчитывает добычу. Тридцать процентов идет кораблю, чтобы мы не затонули с гнилыми парусами и тросами. Остальное делится поровну, по одной доле на каждое бьющееся сердце. Вам не полагается ни сентиры за ваш старый корабль. Объяснений не ждите. Но если на пути к Порту Расточительности кому-то из вас выпадет шанс стать членом экипажа, то, когда мы продадим «Вестника» Скупщику, он получит свою долю.
Локки восхитился таким решением: очень разумная политика, вдобавок Дракаста пустила ее в ход, когда грозили возникнуть недовольство и беспокойство. Теперь «Красный вестник» будет не просто дурным воспоминанием, исчезающим за горизонтом в руках захватившей его команды; возможно, он превратится в груду серебра.
Дракаста повернулась и пошла на корму, оставив Дельмастро заканчивать представление. Моряки загомонили, и маленькая женщина крикнула:
— Тихо! Займемся делом. Вас ждет достаточно еды и половина пивного пайка. Завтра я начну выяснять, что умеет каждый из вас, и назначать на работу. Есть еще одно, о чем не упомянула капитан. — Эзри замолчала и осмотрела матросов, желая убедиться, что все внимательно слушают. — Младшие Дракасты. У капитана мальчик и девочка. По большей части они в ее каюте, но иногда им разрешают побегать по кораблю. Для вас они священны. Это самое серьезное из всего, что вам сказали сегодня. Скажете им неласковое слово, и я сама прибью ваш член к мачте и оставлю вас умирать от жажды. Экипаж считает их своей семьей. Если, чтобы обеспечить их безопасность, вам понадобится сломать шею, в ваших интересах сломать шею.
Дельмастро восприняла всеобщее молчание как знак того, что ее слова произвели должное впечатление, и кивнула. Мгновение спустя с мостика послышался усиленный рупором голос Дракасты:
— Поднять якорь!
Дельмастро взяла свисток, висевший у нее на шее на кожаном ремешке, и три раза свистнула.
— На палубе! — оглушительно крикнула она. — Вставить стержни кабестана! Приготовиться к подъему якоря. Вахта поденщиков — все, кто способен работать, на палубу!
Следуя ее указаниям, большинство матросов с «Вестника» встали и направились на середину палубы. Там между куриной клеткой и грот-мачтой уже собравшаяся большая рабочая команда при свете фонарей вставляла на место длинные стержни кабестана. Какая-то женщина посыпала палубу песком из ведра. Локки и Жеан пошли рядом с Джабрилом. Тот сухо улыбнулся.
— Добрый вечер, Ревелл. Похоже, тебя… понизили в должности.
— Я доволен, — ответил Локки. — Но честно говоря, Джабрил, я оставил «Вестник» в твоих руках… на сколько? Всего на час? И смотри, что вышло.
— Большое улучшение, — сказал кто-то сзади.
— О, согласен, — ответил Локки, решив, что следующие несколько дней станут для всех гораздо более приятными, если Ревелл проглотит свою капитанскую гордость. — Согласен всем сердцем.
В толпе показалась Эзри, она вскочила на бочонок кабестана, достаточно широкий, чтобы можно было сесть, скрестив ноги, что она и сделала. Она снова дважды свистнула в свисток и крикнула:
— Внизу готовы?
— Внизу готовы, — послышался ответ из люка.
— Займите свои места, — велела Эзри. Локки встал рядом с Жеаном и взялся за один из длинных стержней; этот кабестан больше того, что был на «Вестнике», и у него могут работать сразу двадцать матросов. В несколько секунд все места были заняты.
— Хорошо, — сказала Эзри. — Надавили. Сначала медленно. Надавили! Ноги и плечи! Быстрей — пусть эта сука вертится волком! Вы знаете, что нам нужно!
Локки навалился на стержень. Под ногами скрипел песок, болезненно впиваясь в чувствительные места между пальцами ног и стопой. Но никто не жаловался, поэтому Локки прикусил губу и молчал. Эзри действительно закружилась, а якорная цепь звено за звеном пошла из воды. Команда на левом борту принимала ее. Через несколько минут коротким свистком Эзри остановила работу кабестана.
— Стоп давить! — крикнула она. — Закрепить якорь по левому борту!
— Отдать швартовы с левого борта! — послышался усиленный рупором голос Дракасты. — Поднять передний и главный топсели!
Новая беготня, новые свистки, суматоха. Эзри на кабестане вскочила на ноги и отдала несколько быстрых команд:
— Все наверх, поднять передний и главный топсели! Закрепить грот-рей! Закрепить фока-рей!
Были и другие команды, но Локки перестал их слушать, пытаясь вникнуть в смысл происходящего. «Ядовитая орхидея» на одном якоре дрейфовала по спокойному морю под легким ветром с северо-востока; она поворачивалась так, чтобы ветер дул спереди. Насколько мог понять Локки, приказы Эзри обещали, что корабль слегка сдаст назад и повернет на восток, подставив левый борт под ветер.
— Носовая и кормовая вахты, к поручням! Наверху — смотри в оба! — Эзри соскочила на палубу. Темные фигуры поднимались и спускались по линям, в сгущающейся темноте скрипели блоки и снасти, из трюмов появлялись и присоединялись к общей сумятице все новые матросы. — Вахта поденщиков! Вахта поденщиков! Марш под бак и не путайтесь под ногами!
Когда Локки и Жеан вместе с остальными моряками с «Вестника» двинулись в сторону бака, Эзри схватила их за руки и показала на корму.
— Ящик с инструментами, под лестницей с правого борта за грот-мачтой. Возьмите метлы и соберите песок в ведро. Потом вытащите стержни из кабестана!
Они занялись скучной и тяжелой работой при дрожащем алхимическом свете; им постоянно мешали занятые и не очень вежливые моряки. Локки мрачно хмурился, пока Эври не встала между ним и Жеаном и прошептала:
— Выше нос! Я стараюсь хотя бы отчасти примирить вас с вашим старым экипажем.
Она права, подумал Локки: немного добавочных унижений — именно то, что нужно, чтобы прежний экипаж перестал относиться к ним с ненавистью.
— Я восхищен, — шепотом ответил он.
— Я свое дело знаю, — резко ответила она. — Поставьте все обратно, туда, откуда взяли, потом идите под бак и оставайтесь там.
И она исчезла, растворилась среди рабочих команд, выполнявших десятки различных операций. Локки вернул метлы в ящик и вместе с Жеаном пошел под бак. Над ними хлопали паруса, скрипели от добавочного напряжения тросы; в десятках ярдов над палубой за работой негромко переговаривались матросы.
«Ядовитая орхидея» медленно поворачивала влево. Позади остались последние отсветы ушедшего за Горизонт солнца; оно словно уплыло в какой-то призрачный проход; зажглись первые вечерние звезды, они все ярче разгорались на чернильно-черном восточном краю неба.
Локки приятно удивился, обнаружив, что Джабрил приберег для них с Жеаном место — не самое лучшее, у выхода, но все же позволяющее улечься в относительной темноте у борта. Остальные, занявшие места получше, как будто не проявили недовольства, когда Локки и Жеан протиснулись на свое место. Один или два человека пробормотали приветствия; другие, как Мазукка или Аспель, хранили враждебное молчание.
— Похоже, вы двое теперь среди галерных рабов, — сказал Джабрил.
— Мы были бы галерными рабами, если бы Ревелл не вывел нас со Скалы Ветров, — произнес кто-то, чей голос Локки не узнал. — Хоть остальное и глупо, за это мы должны относиться к нему по-товарищески.
«Что ж вы молчали, когда нас выбрасывали с корабля», — подумал Локки.
— Насчет остального полностью согласен, — сказал Мазукка.
— А нам нравится товарищеское отношение. — Жеан говорил медленно и осторожно, как всегда с людьми, которых не хотел бить. — Не забудьте, Оррин не один.
— Здесь темно, — ответил Мазукка. — Нас много, и мы тесно прижаты друг к другу. Думаешь, тебе хватит проворства, Валора? Думаешь, у тебя получится все время не спать? Двадцать восемь против…
— Если бы дело решалось только между мной и тобой, — ответил Жеан, — ты напустил бы в штаны, стоило бы мне хрустнуть пальцами.
— Джером, — сказал Локки, — спокойней. Почему бы нам всем…
Из темноты послышался шум, потом тяжелый удар. Мазукка сдавленно вскрикнул.
— Лысый придурок! — произнес незнакомый голос. — Поднимешь на них руку, и Дракаста тебя убьет, понял?
— Ты подставишь нас всех, — сказал Джабрил. — Никогда не слышал о Замире Дракасте? Скажи против нее слово, и никому из нас не стать членами ее экипажа. Только попробуй, Мазукка, и мы, все двадцать восемь, будем чувствовать одно и то же. Это я тебе обещаю.
Послышались одобрительные возгласы и резкий вдох: тот, кто держал Мазукку, отпустил его.
— Мир, — задыхаясь, сказал Мазукка. — Я не буду… не стану пакостить.
Ночь была теплой, и тепло тридцати тел быстро сделало воздух спертым, несмотря на вентиляционное отверстие посреди палубы. Глаза Локки привыкли, и он мог яснее разглядеть силуэты окружающих. Моряки лежали впритирку, словно скотина. Корабль вокруг дрожал. Наверху по палубе шлепали ноги, внизу смеялись и переговаривались моряки. Нос корабля с шумом рассекал волны; с мостика без перерыва неслись команды.
Позже принесли теплую соленую свинину и кожаную куртку с завязанными рукавами, наполовину заполненную вонючей водой, слегка разбавленной элем. Еду и питье неловко передавали друг другу; пока не раздали всем, слышались постоянные удары колена о колено или коленом в чей-нибудь живот. Потом с таким же трудом жестяные миски передали обратно; люди перебирались друг через друга, чтобы сходить на сетку для испражнений. Наконец Локки устроился на своем месте рядом с Жеаном, и ему в голову пришла неожиданная мысль.
— Джабрил, кто-нибудь знает, какой сегодня день?
— Двенадцатый день фестала, — ответил Джабрил. — Я спросил старпома Дельмастро, когда нас выводили на палубу.
— Двенадцать дней, — пробормотал Жеан. — Долго же тянулся этот проклятый шторм.
— Да. — Локки вздохнул. Двенадцать дней. Не прошло еще и двух недель с тех пор, как они отплыли и все обходились с ним и Жеаном как с героями. Еще двенадцать дней без противоядия. Боги, архонт… как объяснить ему, что произошло с кораблем? Какими-нибудь навигационными трудностями?
— Какого хрена был скручен кливер левого борта, — прошептал он себе, — когда нужно было выкручивать правый.
— Что? — одновременно спросили Жеан и Джабрил.
— Ничего.
Вскоре проснулись давние привычки сироты с Сумеречного холма. Локки лег на свою левую руку, как на подушку, и закрыл глаза. И шум, жара, вздохи окружающих, тысячи звуков незнакомого корабля превратились в легкий фон, который не мешал ему крепко спать.
1
Их тюрьма помещалась в самом низу «Ядовитой орхидеи» и оказалась самой высокой палубой корабля — добрых десять футов до потолка. Однако плотно набитые в трюм бочки и мешки из промасленной ткани оставляли над собой только тесное неровное пространство. Локки и Жеан сидели на этом добре, упираясь головой в потолок. В темном помещении пахло просмоленными тросами, заплесневевшей парусиной, прокисшими продуктами и неэффективными алхимическими консервантами.
Технически это был передний грузовой трюм, отделенный от основного переборкой примерно в десяти футах слева от них. А в двадцати футах в противоположной стороне выпуклый бок корабля встречался с ветром и волной. Они слышали, как волны плещут о корпус в трех-четырех футах над их головами.
— Самые дружелюбные люди и самое комфортабельное помещение во всем Медном море, — сказал Локки.
— Ну, темнота меня не очень смущает, — ответил Жеан. — Прыгая в воду, я потерял очки.
— Итак, сегодня мы потеряли корабль, небольшое состояние, твои топорики и теперь еще очки.
— Потери становятся все меньшими. — Жеан захрустел пальцами, и этот звук странно прозвучал в темноте. — Как по-твоему, давно мы здесь?
— С час? — Локки вздохнул, оттолкнулся от переборки и принялся искать место поудобнее между бочками и мешками с какими-то твердыми комковатыми предметами. Если предстоит скучать, то хоть лежа. — Но я бы удивился, если бы нас здесь держали долго. Думаю, нас просто… маринуют. Для того, что последует дальше.
— Устраиваешься поудобнее?
— Веду жестокую борьбу. — Локки отодвинул мешок и наконец сумел устроиться. Так-то лучше.
Через несколько секунд прямо над головой послышался топот множества ног и громкий скрежет. Парусину, которой был накрыт люк (из-за нее-то в трюме и было темно), приподняли. Внутрь пробился слабый свет, и Локки прищурился.
— Что-то не похоже, — пробормотал он.
— Осмотр груза, — послышался сверху знакомый голос. — Ищем все, что не на месте. Вы входите в эту категорию.
Жеан прополз на освещенное место и поднял голову.
— Старпом Эзри?
— Дельмастро, — ответила женщина. — Эзри Дельмастро, поэтому старпом Дельмастро.
— Прошу прощения, старпом Дельмастро…
— Вот это сила духа. Как вам нравится ваша каюта?
— Могло бы пахнуть хуже, — сказал Локки, — но если бы я несколько дней мочился на все окружающее, вышло бы то же самое.
— Доживешь до того времени, когда у нас кончатся припасы, и будешь пить такое, что этот запах покажется приятным воспоминанием. Обычно я спускаю лестницу, но тут всего три фута. Думаю, вы справитесь. Выходите неторопливо. Капитан Дракаста желает с вами поговорить.
— Приглашение включает обед?
— Тебе повезло, что оно включает одежду, Ревелл. Поднимайтесь. Первым маленький.
Локки прополз мимо Жеана, приподнялся, протиснулся в люк и оказался в относительно менее спертом воздухе нижней палубы. Старпом Дельмастро ждала с восемью матросами; все они были вооружены. Как только Локки встал, его схватила сзади коренастая сильная женщина. Мгновение спустя трое моряков помогли подняться Жеану.
— Хорошо. — Дельмастро защелкнула на запястьях Жеана черные стальные наручники. Затем настала очередь Локки; женщина, не деликатничая, проделала с ним то же самое. Локки быстро и профессионально осмотрел наручники. Смазаны, ни пятнышка ржавчины; даже если бы он успел придать рукам нужное положение, стащить их было бы все равно невозможно.
— У капитана наконец нашлось время поговорить кое с кем из вашего старого экипажа, — сказала Дельмастро. — Она очень заинтересована, если мне позволено так сказать.
— Замечательно, — ответил Локки. — Еще одна возможность объясниться с кем-нибудь. Как мне нравится объясняться!
Настороженные матросы повели их, и вскоре они оказались на палубе в самых последних лучах заката. Солнце на западе только что ушло за горизонт, его кроваво-красный глаз лениво закрылся под розовыми облаками. Локки с благодарностью глотнул свежего воздуха и опять подивился населенности «Ядовитой орхидеи». Корабль был набит людьми, мужчинами и женщинами, чем-то занятыми внизу или работающими здесь, в свете большого количества алхимических фонарей.
Они вышли на середину палубы. У самой грот-мачты в темном ящике что-то шевелилось и щелкало. Клетка для кур — по крайней мере одна птица возбужденно клевала изнутри сетку.
— Сочувствую, — прошептал Локки.
Матросы «Орхидеи» повели его к корме в нескольких шагах перед Жеаном. На юте, сразу над трапом, ведущим вниз, к кормовым каютам, моряки по какому-то сигналу Дельмастро остановили Жеана.
— Приглашен только Ревелл, — сказала старпом. — Мастер Валора может подождать здесь, пока не станет ясно, как обстоят дела.
— Ага, — сказал Локки. — Тебе здесь будет удобно, Джером?
— «Не холодные стены образуют тюрьму, — с улыбкой процитировал Жеан, — и не железные оковы на запястьях».
Старпом Дельмастро как-то странно взглянула на него и несколько секунд спустя ответила:
— «Смелые слова закованного в цепи полетят — как искры от кремня, горячие, пока длится жизнь».
— Вы читали «Десять честных предателей», — сказал Жеан.
— Как и вы. Очень интересно. И… совершенно не важно. — Она несильно подтолкнула Локки к трапу. — Оставайтесь здесь, Валора. Двинете хоть пальцем с намерением причинить вред — и умрете на месте.
— Мои пальцы будут паиньками.
Локки спустился по трапу и оказался в темном помещении, по величине почти таком же, какое было у него на «Вестнике», или чуть больше. По приблизительной оценке Локки «Ядовитая орхидея» была в полтора раза длиннее его прежнего корабля. По обе стороны две крошечные парусиновые каюты и прочная дверь в каюту на самой корме, в настоящее время закрытая. Эзри решительно отстранила Локки и трижды постучала в эту дверь.
— Эзри и вопросительный знак, — крикнула она.
Мгновение спустя внутри отодвинули засов, и Дельмастро знаком велела Локки войти.
Каюта капитана Дракасты, в отличие от каюты «капитана Ревелла», свидетельствовала о длительном и удобном пребывании в ней. Ярко освещенная алхимическими лампами в золотых сетках, она была устлана коврами и завалена грудами шелковых подушек. На нескольких матросских сундуках лежала лакированная столешница с пустыми тарелками, сложенными картами и явно дорогими навигационными инструментами. Рядом со стулом Дракасты Локки увидел свой сундук — открытый.
Ставни с выходящих на корму окон убраны. Дракаста, без плаща и оружия, сидела перед ними, держа на коленях девочку лет трех-четырех. В окна Локки видел «Красный вестник», теряющийся в сгущающейся темноте; на нем передвигалось множество фонарей: должно быть, ремонтные группы.
Локки покосился влево, желая увидеть, кто же открыл дверь, потом опустил глаза и встретился со взглядом кудрявого мальчугана, чуть старше девочки на коленях у Замиры. У обоих ее детей черные волосы и лица похожи, но кожа более светлая, как песок пустыни в сумерках. Подталкивая Локки в каюту, Эзри ласково потрепала мальчика по голове, и тот застенчиво отступил.
— Вон там, — сказала Замира, не обращая внимания на вошедших и показывая на что-то в окно. — Видишь, Козетта? Знаешь, что это такое?
— Корабль, — ответила девочка.
— Верно… — Замира улыбнулась… нет, поправился Локки, просто расплылась в улыбке. — Новый мамин корабль. На котором мама взяла целую груду золота.
— Золото, — повторила девочка и захлопала в ладоши.
— Да. Но посмотри на корабль, милая. Посмотри на корабль. Можешь сказать маме, что это за высокие штуки? Те, что уходят к небу?
— Они… ха! Не скажу!
— Не знаешь или не хочешь говорить?
— Не хочу!
— Не на мамином корабле, Козетта. Посмотри еще раз. Мама ведь говорила тебе, что это такое, правда? Они уходят к небу. Они несут паруса, и они называются…
— Мачта, — сказала девочка.
— Мачты. Но почти верно. И сколько их. Сколько мачт на новом мамином корабле? Сосчитай для мамы.
— Две.
— Умница! Да, на мамином новом корабле две мачты. — Замира приблизила лицо к лицу девочки, они соприкоснулись носами, и Козетта засмеялась. — А теперь, — сказала Замира, — найди еще что-нибудь, чего было бы два.
— Хм…
— Здесь в каюте, Козетта. Найди маме два чего-нибудь.
— Хм…
Девочка осмотрелась, сунув при этом в рот пальцы левой руки, и увидела две сабли, висевшие в ножнах на стене под кормовым окном.
— Сабля, — сказала она.
— Правильно! — Замира поцеловала ее в щеку. — У мамы две сабли. Ну, те, что ты можешь видеть. А теперь будь хорошей девочкой и поднимись наверх с Эзри. Маме нужно поговорить с этим дядей. Паоло тоже пойдет.
Эзри приблизилась к девочке, и та с радостью пошла к ней на руки. Паоло, как тень, шел за Эзри, стараясь, чтобы старпом все время была между ним и Локки, и выглядывал из-за нее, когда вообще решался посмотреть.
— Вы уверены, что хотите остаться одна, капитан?
— Все в порядке, Дел. Меня больше тревожит Валора.
— Он в наручниках, и его стерегут восемь матросов.
— Пожалуй, оно и ладно. А люди с «Красного вестника»?
— Все под баком. Треганн их осматривает.
— Отлично. Я скоро выйду. Отведи Паоло и Козетту к Гвилемму, пусть посидят на юте. Но пусть не подходят к борту.
— Есть.
— И передай Гвилемму, что, если он опять даст им неразбавленного пива, я вырежу ему сердце и помочусь в отверстие.
— Передам слово в слово, капитан.
— Уходите. Если не будете слушаться Эзри и Гвилемма, мама будет недовольна.
Старпом Дельмастро вывела детей из каюты и закрыла за собой дверь. Локки размышлял, как вести себя во время предстоящего разговора. Обнаружить все многочисленные слои маскировки, под которыми он работает, вероятно, было бы ошибкой. Лучше пока выступать в качестве Ревелла.
Капитан Дракаста взяла сабли в ножнах и впервые посмотрела на Локки. Он решил начать первый — дружелюбным тоном.
— Это ваши дети?
— Мало что ускользнет от взгляда опытного офицера разведки. — Замира с мягким металлическим шорохом извлекла саблю из ножен и указала ею: — Садитесь.
Локки послушался. Единственный стул стоял у стола, поэтому он сел на него и положил руки в наручниках на колени. Замира села в свое кресло лицом к Локки и положила на колени саблю.
— Там, откуда я родом, — сказала она, — есть обычай расспрашивать с обнаженным клинком. — У нее был отчетливый, очень гармоничный, напевный выговор, который Локки не узнал. — Вы с ним знакомы?
— Нет, — ответил Локки, — но смысл его ясен.
— Хорошо. Что-то в вашей истории не вяжется.
— В моей истории не вяжется почти ничего, капитан Дракаста. У меня был корабль, экипаж и много денег. Теперь я, как мешок картошки, валяюсь в трюме, где пахнет словно в немытой кружке из-под эля.
— Не надейтесь на длительное знакомство с картошкой. Я просто хотела убрать вас на время, пока разговариваю с экипажем «Вестника».
— Ага. И как мой экипаж?
— Мы оба знаем, что это не ваш экипаж, Ревелл.
— Ну, как тогда просто экипаж?
— Сносно, но вашей заслуги тут нет. Как только они увидели, сколько нас, им расхотелось сражаться. Большинство готовы были сдаться, поэтому мы взяли «Вестник» ценой нескольких ушибов и расстроенных чувств.
— Благодарю вас за это.
— Доброта ни при чем, Ревелл. На самом деле вам ужасно повезло, что мы оказались поблизости. Я люблю плавания в конце лета. В это время бури выплевывают лакомые кусочки, которым мы не можем отказать в гостеприимстве.
Дракаста порылась в сундуке Локки и достала небольшой пакет с документами.
— А теперь, — сказала она, — я хочу знать, кто такие Леоканто Коста и Джером де Ферра.
— Вымышленные личности, — ответил Локки. — Мы пользовались ими, работая в Тал-Верраре.
— На службе у архонта?
— Да.
— Почти все здесь подписано «Коста». Просьбы о кредите, рекомендации… какой-то заказ на стулья… отчет за хранение вещей и одежды. Единственный документ с именем Ревелла — лицензия морского офицера. Как мне вас называть: Оррин или Леоканто? Какое из этих имен ложное?
— Можете называть меня Ревелл, — ответил Локки. — Под этим именем я несколько лет числился в офицерских списках. Так я зарабатывал на жизнь.
— И вы веррарец по рождению?
— Родился на материке, в деревне Во-Сармара.
— Чем вы занимались до службы у архонта?
— Был тем, что можно назвать терпеливым человеком.
— Есть такая профессия?
— Я имею в виду мастера весов и гирь в торговом синдикате. Мне приходилось быть терпеливым, потому что я производил все взвешивание, понимаете?
— Шутник. Синдикат в Тал-Верраре?
— Да.
— Значит, вы работали на приоров.
— Отчасти. Потому-то люди Страгоса и привлекли меня на службу. А когда я перестал быть полезен как агент в синдикате, мне поручили новые обязанности.
— Хм-м… Я говорила с Джабрилом. Достаточно долго, чтобы поверить в то, что ваша морская лицензия — фальшивка. У вас есть опыт обращения с оружием?
— Регулярного военного образования нет, если вы об этом.
— Любопытно, — заметила Дракаста, — что у вас хватило власти завладеть морским судном, пусть и небольшим.
— Если офицеры разведки действуют незаметно, не тревожа окружающих, они получают большие права на реквизиции. По крайней мере у меня они были. Думаю, мои начальники пожалеют, что ослабили контроль, — из-за того, что я сделал.
— Трагично… И все же очень странно, что, лежа у моих ног, вы спросили, как меня зовут. Мне казалось, мое имя известно всем людям Страгоса. Давно вы у него на службе?
— Пять лет.
— Значит, вы пришли после поражения Вольной Армады. И все же как веррарец…
— У меня было ваше неопределенное описание, — сказал Локки. — Только имя и название корабля. Уверяю вас, если бы архонт приказал ради нас написать ваш портрет, каждый мужчина на его службе знал бы, как вы выглядите.
— Неплохо сказано. Но вы поступите благоразумно, если будете считать, что я совершенно равнодушна к лести.
— Жаль. Лесть мне особенно удается.
— Мне приходит в голову третье любопытное обстоятельство: вы искренне удивились, увидев на борту моих детей.
— Ну, просто мне показалось странным, что они с вами. В море. Опасное общество… и все такое.
— А где еще я могу за ними присмотреть? — Замира потрогала рукоять сабли. — Паоло четыре года, Козетте три. Неужели ваша разведка настолько отстает от действительности, что вы не знали об их существовании?
— Я действовал в городе против приоров и других недовольных. И не обращал внимания на морские дела, кроме своего офицерского жалованья.
— За мою голову объявлена награда в пять тысяч солари. И за голову любого капитана, пережившего Войну за Признание. Я знаю, что весь последний год в Тал-Верраре распространялись точные описания мои и моей семьи — у меня самой их несколько. И вы хотите, чтобы я поверила, будто человек в вашем положении настолько невежествен?
— Не хочу вас расстраивать, капитан Дракаста, но я ведь сказал: я занимался только сухопутными делами…
— Занимаетесь.
— …занимался и занимаюсь, и мои глаза были устремлены только на город. А когда я начал готовиться к похищению «Вестника», у меня почти не осталось времени изучать материалы.
— Но зачем это вам? Зачем похищать корабль и уходить в море? Заниматься тем, что решительно выходит за рамки вашего опыта? Если вы занимались сушей и городом, почему было не взяться за то, что связано с сушей и городом?
Локки облизнул неприятно пересохшие губы. Он хорошо запомнил все связанное с Оррином Ревеллом, но не думал, что его будут допрашивать с такой точки зрения.
— Это может показаться странным, — ответил Локки, — но ничего лучшего я сделать не мог. Как оказалось, моя поддельная морская лицензия давала наибольшие возможности причинить ущерб архонту. Кража корабля гораздо заметней, скажем, кражи кареты.
— Чем провинился Страгос, чтобы заслужить такой грандиозный жест?
— Я дал клятву никогда не говорить об этом.
— Очень удобно.
— Напротив, — сказал Локки. — Я бы очень хотел успокоить вас.
— Успокоить? Как ваши слова могут меня успокоить? Вы лжете, разукрашиваете новой ложью каждую прежнюю и отказываетесь даже обсуждать причины, по которым пустились в свое безумное предприятие. Если вы откажетесь отвечать, я решу, что вы представляете опасность для моего корабля и что, захватив вас, я наношу обиду Страгосу. Я не могу этого допустить. Думаю, пора вернуть вас туда, откуда я вас взяла.
— В трюм?
— В открытое море.
— Ага. — Локки нахмурился и прикусил губу, чтобы не рассмеяться. — Ах, капитан Дракаста, отлично сыграно! По-любительски, но творчески. Человек без моего опыта мог бы и поверить.
— Черт побери! — Дракаста улыбнулась уголками губ. — Следовало бы задернуть занавеси на кормовом окне.
— Да. Мы разговариваем, а я тем временем вижу, как ваши люди работают на «Вестнике». Экипаж ремонтирует корабль, чтобы он мог идти быстрей, верно? Если бы вы хоть на крошку крысиного дерьма опасались оскорбить архонта, вы бы потопили корабль, а не готовили к продаже.
— Верно, — сказала Дракаста.
— А это значит…
— А это значит, что я по-прежнему задаю вопросы, Ревелл. Расскажите мне о вашем сообщнике мастере Валоре. Ваш близкий друг?
— Просто старый сотрудник. Помогал мне в Тал-Верраре… в не самых чистых делах.
— Только сотрудник?
— Я ему хорошо плачу и доверяю свои дела, да.
— Он необычно образован. — Замира показала на потолок каюты, на открытые узкие полоски-окна, пропускающие воздух. — Несколько минут назад я слышала, как они с Эзри цитировали друг другу Лукарно.
— Трагедия «Десять честных предателей», — сказал Локки. — Она… нравится Джерому.
— Он умеет читать. По словам Джабрила, он не моряк, но хорошо делает расчеты. Говорит по-вердански. Использует торговые термины и знает, как обращаться с грузом. Так что я могу предположить, что он из процветающей купеческой семьи.
Локки ничего не ответил.
— Он был с вами еще до того, как вы начали работать на архонта?
— Да, состоял на службе у приоров. — По-видимому, поместить Жеана в систему предположений Дракасты будет не так трудно, как опасался Локки. — Поступив на службу к архонту, я взял его с собой.
— Но не как друга.
— Нет, только как очень хорошего агента.
— Удивительно бесстыжий шпион, — сказала Дракаста. Она встала. Прошла под верхние окна и крикнула: — Эй, на палубе!
— Да, капитан? — послышался голос Эзри.
— Дел, приведи сюда Валору.
Несколько мгновений спустя дверь каюты распахнулась, и в сопровождении старпома Дельмастро вошел Жеан. Капитан Дракаста неожиданно обнажила вторую саблю. Пустые ножны со стуком упали, а она наставила лезвие на Локки.
— Попробуйте встать со стула, — сказала она, — и умрете.
— Что происходит…
— Молчите! Эзри, я хочу разобраться с Валорой.
— Есть, капитан.
Прежде чем Жеан успел что-нибудь сделать, Эзри сзади резко ударила его под колено — так быстро и точно, что Локки поморщился. За этим последовал сильный толчок, и Жеан упал на четвереньки.
— Вас я еще могу использовать, Ревелл. Но не могу позволить вам сохранить агента.
Дракаста подошла к Жеану и занесла правую руку с саблей. Локки, не успев ни о чем подумать, вскочил со стула и бросился к ней, пытаясь удержать ее скованными руками.
— НЕТ! — закричал он.
Каюта дико завертелась, и он оказался на полу, чувствуя тупую боль в подбородке. Рассудок, на секунду-другую отставая от событий, подсказал Локки, что Дракаста ударила его в подбородок рукоятью одной из сабель. Он лежал на спине, а сабля нависла над ним. Казалось, что в Дракасте десять футов росту.
— Пожалуйста, — взмолился Локки. — Не трогайте Джерома. В этом нет необходимости.
— Знаю, — спокойно ответила Дракаста. — Эзри?
— Я вам должна десять солари, капитан.
— Надо было лучше соображать, — с улыбкой ответила Дракаста. — Ты ведь слышала, что Джабрил говорил об этих двоих?
— Слышала, слышала. — Эзри с выражением искренней озабоченности склонилась к Жеану. — Я просто не думала, что в Ревелле это есть.
— Но такое редко бывает односторонним.
— Мне и это следовало знать.
Локки поднял руки и отвел в сторону саблю Дракасты. Капитан не противилась. Он перевернулся, встал на колени и, не обращая внимания на боль в челюсти, схватил Жеана за руку. Он знал, что челюсть цела.
— Как ты, Джером?
— Ничего, — ответил Жеан. — Немного поцарапал руку.
— Прости, — сказала Эзри.
— Ничего страшного, — ответил Жеан. — Хороший был удар. Мало что могло бы сбить с ног человека моего веса. — С помощью Локки и Эзри он встал. — Пожалуй, еще удар по почкам…
Эзри показала кастет на правой руке.
— План на случай непредвиденных обстоятельств.
— Черт возьми, я рад, что до этого не дошло. Но можно было… Я упал бы навзничь, если бы вы толкнули вперед недостаточно сильно. Дернуть меня за ногу сзади…
— И об этом я думала. Или сильный удар в чувствительное место под мышкой…
— И рывок за руку, да. Тогда пришлось бы…
— Но я не доверяю этому приему против такого крупного противника; равновесие недостаточное, если только…
Дракаста громко кашлянула, Эзри с Жеаном тут же смущенно замолчали.
— Вы солгали мне насчет Джерома, Ревелл. — Она взяла свой оружейный пояс и с громким щелчком вложила обе сабли в ножны. — Он не наемный агент. Он друг. Он отказался остаться на корабле, когда вас выбрасывали в море. Друг, которого вы защищали, хотя я предупредила, что для вас это означает смерть.
— Умно, — сказал Локки, чувствуя, что слегка краснеет. — Так вот из-за чего все это?
— Более или менее. Мне нужно знать, что вы за человек, прежде чем решать, что с вами делать.
— И что вы решили?
— Вы отчаянны, тщеславны и очень умны, — ответила она. — Жертва иллюзии, что ваши уклонения от истины убедительны. И готовы глупейшим образом умереть ради друга.
— Да, — сказал Локки, — пожалуй… за годы я привык к этому уродливому куску плоти. Означает ли это, что мы отправляемся назад в трюм или в открытое море?
— Ни то, ни другое, — сказала Дракаста. — Вы отправляетесь на бак, где будете есть и спать с остальным экипажем «Красного вестника». Позже в свободное время я сорву с вас одну ложь за другой. А пока с меня достаточно сознания, что, получив возможность присматривать за Джеромом, вы будете вести себя разумно.
— И кто же мы? Рабы?
— На этом корабле нет рабов, — с опасной ноткой в голосе ответила Дракаста. — Однако ослов мы используем.
— А я-то считал, что лгу убедительно.
— Запомните, — сказала Дракаста. — Ваш мир состоит из нескольких дюймов палубы, на которых я позволяю вам жить, и вам еще очень повезло, что у вас есть эти дюймы. Мы с Эзри объясним ситуацию всем вам на палубе.
— А наши вещи? Документы, я имею в виду? Личные бумаги? Золото можете взять себе…
— Взять себе? Вы серьезно? Какой удивительно щедрый человек, а, Эзри? — Дракаста носком сапога захлопнула крышку сундука Локки. — Будем считать документы залогом вашего хорошего поведения. Мне не хватает чистого пергамента, и у меня двое детей, которые недавно открыли для себя возможности чернил.
— Сказано очень понятно.
— Эзри, тащи их на палубу и сними наручники. Действуем так, словно нам очень важно вовремя оказаться где-то.
2
На баке их встретила усталая женщина средних лет, невысокая, широкоплечая, с ореолом белых, в палец длиной волос, обрамлявших — лицо, которое, видимо, много лет непрерывно хмурилось. Ее широкопосаженные хищные глаза постоянно двигались, как у совы, не способной решить, то ли ей скучно, то ли она голодна.
— Стоило поискать где угодно, и нашли бы что-нибудь получше этого жалкого сброда, — заявила эта женщина без предисловий.
— Ты могла бы заметить, что в последнее время призы не идут косяком.
Замира переносила манеру держаться женщины очень спокойно; очевидно, они были знакомы очень давно.
— Что ж, коли просишь изготовить веревку из потертой пеньки, не вини веревочного мастера, если она порвется.
— Я ни в чем тебя не виню, ученая. Обычно после этого все неделями не находят себе места. Сколько?
— Двадцать восемь на баке, — ответила женщина. — Восьмерых пришлось оставить на борту приза. У всех сломаны кости. Перемещать их опасно.
— До Порта Расточительности доживут?
— Если доживет их корабль. И если будут делать, что я велела, то есть…
— Больше мы им сейчас ничем не поможем. Каково состояние двадцати восьми?
— Я уверена, ты слышала, как я назвала их жалким сбродом; не потому, что их жалко, а потому что они жалкие негодяи. Я могла бы использовать множество других чисто технических терминов, но для этого требуется воображение…
— Треганн, мое терпение сравнимо с твоей красотой.
— Большинство все еще страдают от последствий долгого заключения. Скудная еда, недостаток движения и нервное истощение. После выхода из Тал-Веррара их кормили лучше, но они утомлены и побиты. Несколько, на мой взгляд, в приличной форме. Столько же не пригодны ни к какой работе, пока я не разрешу. Не стала бы рассчитывать на них… капитан.
— Я и не собираюсь. Болезни?
— Как ни удивительно, нет, если ты о лихорадке и заразных болезнях. У них много месяцев не было женщин, и большинство родом из Восточного Терина. Как ты знаешь, эти редко обнаруживают склонность ложиться друг с другом.
— Тем хуже для них. Если ты мне еще понадобишься…
— Я буду у себя в каюте, конечно. И пригляди за своими детьми. Кажется, они ведут корабль.
Локки посмотрел вслед уходящей женщине. Одна ее нога издавала громкий деревянный стук, и ходила женщина, опираясь на необычную палку, сделанную из нескольких белых цилиндров. Слоновая кость? Нет… позвоночник какого-то невезучего существа; отдельные позвонки соединены сверкающими металлическими швами.
Дракаста и Дельмастро повернулись к корабельному рулю, двойному, как на «Вестнике». У него сейчас стоял необыкновенно высокий молодой человек, состоящий словно из одних углов. По бокам от него Паоло и Козетта вовсе не трогали штурвал, зато повторяли каждое движение молодого человека и смеялись.
— Мамчанс, — сказала Дракаста, подходя и уводя Козетту от рулевого колеса, — где Гвиллем?
— На сетке.
— Я ему велела присматривать за мальцами, — сказала Эзри.
— Я ему глаза вырву, — сказала Дракаста.
Мамчанс невозмутимо заметил:
— Иногда нужно поссать.
— Нужно поссать, — повторила Козетта.
— Помолчи. — Дракаста оттащила от колеса и Паоло. — Мамчанс, ты отлично знаешь, что их нельзя подпускать к колесу или к бортам.
— Они не трогали колесо, капитан.
— И плясать рядом с тобой, цепляться за ноги или иным путем помогать тебе вести корабль они не должны. Ясно?
— Ясно.
— Паоло, — сказала Дракаста, — отведи сестру в каюту, и ждите меня там.
— Да, — ответил мальчик голосом тихим как шелест бумаги. Он взял Козетту за руку и повел на корму.
Дракаста устремилась вперед, минуя группы моряков, которые работали или ели и все приветствовали капитана уважительными кивками или взмахом руки. Эзри подтолкнула Локки и Жеана ей вслед.
Возле куриной клетки Дракаста столкнулась с полным, но проворным вадранцем на несколько лет старше ее. Этот человек был одет в щегольской черный камзол с многочисленными медными пряжками, а его светло-серые волосы, убранные в конский хвост, свисали до пояса. Дракаста левой рукой ухватила его за воротник.
— Гвиллем, какую часть команды «несколько минут присмотреть за детьми» Эзри передала непонятно?
— Я оставил их с Мамом, капитан…
— Их поручили тебе, не ему.
— Вы же доверяете ему вести корабль, почему бы не доверить и…
— Я могу ему доверить все, Гвиллем. Я просто люблю, чтобы мои приказы исполняли.
— Капитан, — негромко сказал Гвиллем, — мне нужно было выбросить коричневое в синее, верно? Я мог бы взять их с собой к сетке, но вы бы, наверно, не одобрили такой урок…
— Помолчи, ради Ионо. Я отсутствовала несколько минут. Иди собирай вещи.
— Мои вещи?
— Уйдешь на последней шлюпке и присоединишься к призовой команде на «Вестнике».
— К призовой команде? Капитан, вы знаете, я не очень…
— Осмотри корабль от бушприта до гакаборта. Все перепиши. Составь отчет. Когда я буду торговаться со Скупщиком, я хочу точно знать, на сколько этот ублюдок меня обманывает.
— Но…
— Письменный отчет представишь, когда встретимся в Порту Расточительности. Мы знаем, что на корабле нет ничего ценного, что стоило бы переправлять сюда. Марш отрабатывать свою долю.
— Как прикажете, капитан.
— Мой интендант, — сказала Дракаста, когда Гвиллем с проклятиями ушел. — В сущности, неплохой. Просто любит увильнуть от работы, когда есть возможность.
На носу корабля, на четыре фута выше основной палубы, располагался бак с широкими ступенями с обеих сторон. Незанавешенное отверстие между ступенями позволяло попасть под бак — в темную каморку, где можно только лежать. По оценке Локки, семи-восьми ярдов в длину.
Весь бак и ведущие к нему ступени были забиты матросами с «Красного вестника» под небрежной охраной полудюжины вооруженных моряков с «Орхидеи». Джабрил, сидевший впереди рядом с Аспелом, казалось, даже обрадовался, снова увидев Локки и Жеана. Матросы за ним начали перешептываться.
— Заткнитесь, — сказала Эзри, становясь между Замирой и новичками. Локки, не зная, как поступить, остановился вместе с Жеаном в стороне и ждал указаний. Дракаста откашлялась.
— Кое с кем мы еще не знакомы. Я Замира Дракаста, капитан «Ядовитой орхидеи». Слушайте внимательно. Джабрил рассказал, что в Тал-Верраре вы захватили корабль, чтобы стать пиратами. Кто-нибудь передумал?
Большинство матросов с «Вестника» замотали головами, отнекиваясь.
— Хорошо. Я та, за кого выдавал себя ваш друг Ревелл, — сказала Дракаста, одной рукой обнимая Локки за плечи. Она театрально улыбнулась, и некоторые моряки с «Вестника», наименее пострадавшие, засмеялись. — У меня нет ни повелителей, ни хозяев. Я иду под красным флагом, когда голодна, и под ложным — когда сыта. Мой единственный порт приписки — Порт Расточительности на Призрачных островах. Больше нигде меня не примут. Больше нигде я не буду в безопасности. Останетесь жить на этой палубе — разделите со мной все опасности. Я знаю, не все это понимают. Подумайте об остальном мире. Думайте обо всем на свете, что не есть этот корабль, как о сплошном черном несчастье в самой черной дыре пустоты. Вот что вас ожидает. Всех. Каждого. Везде.
Она отпустила Локки и одобрительно кивнула, видя серьезное выражение на лицах матросов с «Вестника». Показала на Эзри.
— Мой первый помощник Эзри Дельмастро. Мы называем ее «старпом», и вы тоже будете. Она отдает приказ, я ее поддерживаю. По-другому не будет никогда. С корабельным врачом вы знакомы. Ученая Треганн сообщила, что кое-кому может стать хуже, другим — лучше. Те, кто нуждается в отдыхе, будут отдыхать. Я не могу вас использовать, если вы не в состоянии работать.
— Вы приглашаете нас присоединиться к вашему экипажу, капитан Дракаста? — спросил Джабрил.
— Вам предлагают шанс, — ответила Эзри. — И все. Вы не пленники, но и не свободные люди. Мы будем называть вас «вахтой поденщиков». Спать будете здесь, под баком. В общем-то самое плохое место на корабле. Если найдется хоть какая-то грязная неприятная работа, ее будете делать вы. Если не хватит одеял или одежды, без них обходитесь вы. Вы последними едите и последними пьете.
— Каждый из моего экипажа может отдать вам приказ, — продолжила Дракаста, как только Эзри умолкла. У Локки сложилось впечатление, что они не раз репетировали эту процедуру. — И каждому вы будете повиноваться. Формальных наказаний у нас нет: не подчинитесь или заленитесь — кто-нибудь изобьет вас до полусмерти. Если замечу, что вы поднимаете шум, выброшу за борт. Думаете, я шучу? Спросите тех, кто здесь давно.
— И долго мы будем в вахте поденщиков? — спросил молодой человек в глубине толпы.
— Пока не проявите себя, — ответила Дракаста. — Через несколько минут мы снимаемся с якоря и идем в Порт Расточительности. Там всякий, кто захочет уйти, уйдет. Вас не продадут: это не корабль работорговцев. Но никакой платы, кроме еды и питья, не ждите. Вы уйдете с пустыми карманами, а в Порту Расточительности рабская участь может вам понравиться больше. По крайней мере кого-нибудь будет интересовать, живы вы или мертвы. Если по пути в порт мы встретимся с другим кораблем, — продолжала она, — я могу решить захватить его. И если мы поднимем красный флаг, это ваш шанс. Огонь, или сети-лезвия, или боги знают что еще, вы испробуете первыми. Выживете — отлично. Вы с экипажем. Откажетесь — мы выбросим вас в Порту Расточительности. Вахту поденщиков я держу не дольше, чем необходимо.
Она кивнула Эзри.
— В вашем распоряжении закуток под баком и часть общей палубы до грот-мачты, — сказала Дельмастро. — Вниз не спускаться, никакие инструменты без разрешения не трогать. Дотронетесь до оружия или попробуете отобрать его у кого-нибудь из экипажа, и даю вам слово: умрете в ту же минуту. В этом отношении мы очень щепетильны. Вздумаете позабавиться с членом экипажа или кто-нибудь из экипажа захочет позабавиться с вами — занимайтесь, чем хотите, но не во время вахты, и держитесь подальше от главной палубы. Попробуете взять кого-нибудь силой, молитесь, чтобы вас наказали только смертью, потому что и в этом отношении мы очень щепетильны.
Снова заговорила Замира, показывая на Локки и Жеана.
— Ревелл и Валора присоединятся к вам. — Кое-кто из матросов заворчал, и Замира положила руки на рукояти сабель. — Повежливей! Вы выбросили их за борт, на милость Ионо. Час спустя появилась я. Это решает дело. Тот, кто сомневается в решении Повелителя Жадных Вод, может прыгнуть за борт и поговорить с ним лично.
— Как и все вы, они входят в вахту поденщиков, — сказала Эзри.
Матросы по-прежнему смотрели недовольно, Замира снова откашлялась.
— Это корабль равных долей, — сказала она.
Ее слова привлекли всеобщее внимание.
— Интенданта зовут Гвиллем. Он подсчитывает добычу. Тридцать процентов идет кораблю, чтобы мы не затонули с гнилыми парусами и тросами. Остальное делится поровну, по одной доле на каждое бьющееся сердце. Вам не полагается ни сентиры за ваш старый корабль. Объяснений не ждите. Но если на пути к Порту Расточительности кому-то из вас выпадет шанс стать членом экипажа, то, когда мы продадим «Вестника» Скупщику, он получит свою долю.
Локки восхитился таким решением: очень разумная политика, вдобавок Дракаста пустила ее в ход, когда грозили возникнуть недовольство и беспокойство. Теперь «Красный вестник» будет не просто дурным воспоминанием, исчезающим за горизонтом в руках захватившей его команды; возможно, он превратится в груду серебра.
Дракаста повернулась и пошла на корму, оставив Дельмастро заканчивать представление. Моряки загомонили, и маленькая женщина крикнула:
— Тихо! Займемся делом. Вас ждет достаточно еды и половина пивного пайка. Завтра я начну выяснять, что умеет каждый из вас, и назначать на работу. Есть еще одно, о чем не упомянула капитан. — Эзри замолчала и осмотрела матросов, желая убедиться, что все внимательно слушают. — Младшие Дракасты. У капитана мальчик и девочка. По большей части они в ее каюте, но иногда им разрешают побегать по кораблю. Для вас они священны. Это самое серьезное из всего, что вам сказали сегодня. Скажете им неласковое слово, и я сама прибью ваш член к мачте и оставлю вас умирать от жажды. Экипаж считает их своей семьей. Если, чтобы обеспечить их безопасность, вам понадобится сломать шею, в ваших интересах сломать шею.
Дельмастро восприняла всеобщее молчание как знак того, что ее слова произвели должное впечатление, и кивнула. Мгновение спустя с мостика послышался усиленный рупором голос Дракасты:
— Поднять якорь!
Дельмастро взяла свисток, висевший у нее на шее на кожаном ремешке, и три раза свистнула.
— На палубе! — оглушительно крикнула она. — Вставить стержни кабестана! Приготовиться к подъему якоря. Вахта поденщиков — все, кто способен работать, на палубу!
Следуя ее указаниям, большинство матросов с «Вестника» встали и направились на середину палубы. Там между куриной клеткой и грот-мачтой уже собравшаяся большая рабочая команда при свете фонарей вставляла на место длинные стержни кабестана. Какая-то женщина посыпала палубу песком из ведра. Локки и Жеан пошли рядом с Джабрилом. Тот сухо улыбнулся.
— Добрый вечер, Ревелл. Похоже, тебя… понизили в должности.
— Я доволен, — ответил Локки. — Но честно говоря, Джабрил, я оставил «Вестник» в твоих руках… на сколько? Всего на час? И смотри, что вышло.
— Большое улучшение, — сказал кто-то сзади.
— О, согласен, — ответил Локки, решив, что следующие несколько дней станут для всех гораздо более приятными, если Ревелл проглотит свою капитанскую гордость. — Согласен всем сердцем.
В толпе показалась Эзри, она вскочила на бочонок кабестана, достаточно широкий, чтобы можно было сесть, скрестив ноги, что она и сделала. Она снова дважды свистнула в свисток и крикнула:
— Внизу готовы?
— Внизу готовы, — послышался ответ из люка.
— Займите свои места, — велела Эзри. Локки встал рядом с Жеаном и взялся за один из длинных стержней; этот кабестан больше того, что был на «Вестнике», и у него могут работать сразу двадцать матросов. В несколько секунд все места были заняты.
— Хорошо, — сказала Эзри. — Надавили. Сначала медленно. Надавили! Ноги и плечи! Быстрей — пусть эта сука вертится волком! Вы знаете, что нам нужно!
Локки навалился на стержень. Под ногами скрипел песок, болезненно впиваясь в чувствительные места между пальцами ног и стопой. Но никто не жаловался, поэтому Локки прикусил губу и молчал. Эзри действительно закружилась, а якорная цепь звено за звеном пошла из воды. Команда на левом борту принимала ее. Через несколько минут коротким свистком Эзри остановила работу кабестана.
— Стоп давить! — крикнула она. — Закрепить якорь по левому борту!
— Отдать швартовы с левого борта! — послышался усиленный рупором голос Дракасты. — Поднять передний и главный топсели!
Новая беготня, новые свистки, суматоха. Эзри на кабестане вскочила на ноги и отдала несколько быстрых команд:
— Все наверх, поднять передний и главный топсели! Закрепить грот-рей! Закрепить фока-рей!
Были и другие команды, но Локки перестал их слушать, пытаясь вникнуть в смысл происходящего. «Ядовитая орхидея» на одном якоре дрейфовала по спокойному морю под легким ветром с северо-востока; она поворачивалась так, чтобы ветер дул спереди. Насколько мог понять Локки, приказы Эзри обещали, что корабль слегка сдаст назад и повернет на восток, подставив левый борт под ветер.
— Носовая и кормовая вахты, к поручням! Наверху — смотри в оба! — Эзри соскочила на палубу. Темные фигуры поднимались и спускались по линям, в сгущающейся темноте скрипели блоки и снасти, из трюмов появлялись и присоединялись к общей сумятице все новые матросы. — Вахта поденщиков! Вахта поденщиков! Марш под бак и не путайтесь под ногами!
Когда Локки и Жеан вместе с остальными моряками с «Вестника» двинулись в сторону бака, Эзри схватила их за руки и показала на корму.
— Ящик с инструментами, под лестницей с правого борта за грот-мачтой. Возьмите метлы и соберите песок в ведро. Потом вытащите стержни из кабестана!
Они занялись скучной и тяжелой работой при дрожащем алхимическом свете; им постоянно мешали занятые и не очень вежливые моряки. Локки мрачно хмурился, пока Эври не встала между ним и Жеаном и прошептала:
— Выше нос! Я стараюсь хотя бы отчасти примирить вас с вашим старым экипажем.
Она права, подумал Локки: немного добавочных унижений — именно то, что нужно, чтобы прежний экипаж перестал относиться к ним с ненавистью.
— Я восхищен, — шепотом ответил он.
— Я свое дело знаю, — резко ответила она. — Поставьте все обратно, туда, откуда взяли, потом идите под бак и оставайтесь там.
И она исчезла, растворилась среди рабочих команд, выполнявших десятки различных операций. Локки вернул метлы в ящик и вместе с Жеаном пошел под бак. Над ними хлопали паруса, скрипели от добавочного напряжения тросы; в десятках ярдов над палубой за работой негромко переговаривались матросы.
«Ядовитая орхидея» медленно поворачивала влево. Позади остались последние отсветы ушедшего за Горизонт солнца; оно словно уплыло в какой-то призрачный проход; зажглись первые вечерние звезды, они все ярче разгорались на чернильно-черном восточном краю неба.
Локки приятно удивился, обнаружив, что Джабрил приберег для них с Жеаном место — не самое лучшее, у выхода, но все же позволяющее улечься в относительной темноте у борта. Остальные, занявшие места получше, как будто не проявили недовольства, когда Локки и Жеан протиснулись на свое место. Один или два человека пробормотали приветствия; другие, как Мазукка или Аспель, хранили враждебное молчание.
— Похоже, вы двое теперь среди галерных рабов, — сказал Джабрил.
— Мы были бы галерными рабами, если бы Ревелл не вывел нас со Скалы Ветров, — произнес кто-то, чей голос Локки не узнал. — Хоть остальное и глупо, за это мы должны относиться к нему по-товарищески.
«Что ж вы молчали, когда нас выбрасывали с корабля», — подумал Локки.
— Насчет остального полностью согласен, — сказал Мазукка.
— А нам нравится товарищеское отношение. — Жеан говорил медленно и осторожно, как всегда с людьми, которых не хотел бить. — Не забудьте, Оррин не один.
— Здесь темно, — ответил Мазукка. — Нас много, и мы тесно прижаты друг к другу. Думаешь, тебе хватит проворства, Валора? Думаешь, у тебя получится все время не спать? Двадцать восемь против…
— Если бы дело решалось только между мной и тобой, — ответил Жеан, — ты напустил бы в штаны, стоило бы мне хрустнуть пальцами.
— Джером, — сказал Локки, — спокойней. Почему бы нам всем…
Из темноты послышался шум, потом тяжелый удар. Мазукка сдавленно вскрикнул.
— Лысый придурок! — произнес незнакомый голос. — Поднимешь на них руку, и Дракаста тебя убьет, понял?
— Ты подставишь нас всех, — сказал Джабрил. — Никогда не слышал о Замире Дракасте? Скажи против нее слово, и никому из нас не стать членами ее экипажа. Только попробуй, Мазукка, и мы, все двадцать восемь, будем чувствовать одно и то же. Это я тебе обещаю.
Послышались одобрительные возгласы и резкий вдох: тот, кто держал Мазукку, отпустил его.
— Мир, — задыхаясь, сказал Мазукка. — Я не буду… не стану пакостить.
Ночь была теплой, и тепло тридцати тел быстро сделало воздух спертым, несмотря на вентиляционное отверстие посреди палубы. Глаза Локки привыкли, и он мог яснее разглядеть силуэты окружающих. Моряки лежали впритирку, словно скотина. Корабль вокруг дрожал. Наверху по палубе шлепали ноги, внизу смеялись и переговаривались моряки. Нос корабля с шумом рассекал волны; с мостика без перерыва неслись команды.
Позже принесли теплую соленую свинину и кожаную куртку с завязанными рукавами, наполовину заполненную вонючей водой, слегка разбавленной элем. Еду и питье неловко передавали друг другу; пока не раздали всем, слышались постоянные удары колена о колено или коленом в чей-нибудь живот. Потом с таким же трудом жестяные миски передали обратно; люди перебирались друг через друга, чтобы сходить на сетку для испражнений. Наконец Локки устроился на своем месте рядом с Жеаном, и ему в голову пришла неожиданная мысль.
— Джабрил, кто-нибудь знает, какой сегодня день?
— Двенадцатый день фестала, — ответил Джабрил. — Я спросил старпома Дельмастро, когда нас выводили на палубу.
— Двенадцать дней, — пробормотал Жеан. — Долго же тянулся этот проклятый шторм.
— Да. — Локки вздохнул. Двенадцать дней. Не прошло еще и двух недель с тех пор, как они отплыли и все обходились с ним и Жеаном как с героями. Еще двенадцать дней без противоядия. Боги, архонт… как объяснить ему, что произошло с кораблем? Какими-нибудь навигационными трудностями?
— Какого хрена был скручен кливер левого борта, — прошептал он себе, — когда нужно было выкручивать правый.
— Что? — одновременно спросили Жеан и Джабрил.
— Ничего.
Вскоре проснулись давние привычки сироты с Сумеречного холма. Локки лег на свою левую руку, как на подушку, и закрыл глаза. И шум, жара, вздохи окружающих, тысячи звуков незнакомого корабля превратились в легкий фон, который не мешал ему крепко спать.
Глава десятая
Все души в опасности
1
К семнадцатому фестала Жеан возненавидел запах и вкус корабельного уксуса с такой же силой, с какой наслаждался редкими возможностями взглянуть на старпома этого корабля.
Обычно его утро начиналось одинаково: одно ведро заполнить отвратительной красной жидкостью, второе — морской водой и драить главную палубу и переборки по всей длине — по крайней мере в тех местах, куда он мог дотянуться. На носу и корме отводились места экипажу, и обычно там спали в гамаках четыре-пять десятков матросов; их дружный храп напоминал рычание запертых в клетках зверей. Эти места Жеан старательно обходил, предпочитая убирать на складе корабельных припасов (экипаж называл его «комнатой ресторации» из-за стойки со стеклянными бутылками, накрытой сетью), в главном трюме, арсенале и пустых помещениях экипажа, в этих помещениях, даже без людей, всегда было множество тяжелых бочек, ящиков, корзин, которые ему приходилось передвигать.
Когда острый запах разведенного водой уксуса замешивался в обычное для нижних палуб зловоние — испорченной еды, плохой выпивки, немытых тел, — Жеан обычно обходил обе нижние палубы, размахивая большим желтым алхимическим фонарем, чтобы уничтожить вредные болезнетворные испарения. Дракаста очень заботилась о здоровье экипажа; моряки протыкали уши медной проволокой, чтобы предотвратить катаракту, и добавляли в эль щепотки белого песка — это помогало от расстройства желудка. Не менее двух раз в сутки нижние палубы освещались, что забавляло корабельных кошек. К несчастью, это означало необходимость идти, ползти, пробираться среди множества самых разнообразных препятствий, включая занятых матросов. Жеан старался сохранять вежливость и здоровался со всеми встречными.
Экипаж всегда был при деле; на корабле кипела работа. Чем больше Жеан присматривался к жизни экипажа, чем больше узнавал о «Ядовитой орхидее», тем больше понимал, что его план обеспечения жизнеспособности корабля, составленный на «Вестнике» в роли старшего помощника, был до смешного наивным. Несомненно, доживи Калдрис до того, чтобы это заметить, он бы вмешался.
Похоже, по мнению капитана Дракасты, полностью отремонтированного в море корабля просто не существовало. То, что проверила и осмотрела одна вахта, проверяла и осматривала другая, потом еще одна, и так день за днем. Закрепленное закрепляли заново, отремонтированное проверяли и чинили дополнительно. Кабестан и помпы ежедневно смазывали жиром, который соскребали со дна котлов для приготовления пищи; тем же противным липким веществом смазывали мачты с верхушки до основания, чтобы защитить их от непогоды. Небольшие внимательные группы моряков постоянно передвигались, проверяя, не образовались ли щели между досками, обматывая парусиной участки, где тросы терлись друг о друга.
Экипаж делился на две вахты, «красную» и «синюю». Они работали по шесть часов: одна вахта занималась кораблем, другая отдыхала. Например, красная вахта действовала с полудня до шести часов вечера и с полуночи до шести утра. Свободные от вахты матросы могли заниматься, чем хотят, если только в опасные или напряженные моменты их не призывал на палубу сигнал «все наверх».
Вахта поденщиков не входила в эту смену; бывший экипаж «Красного вестника» работал с рассвета до темноты и ел после окончания работы, а не в полдень, как остальные.
Несмотря на все ворчание, Жеан не думал, что «Орхидея» и впрямь не рада новым матросам. Он подозревал, что морякам с «Вестника» поручают самую нудную работу, тем самым предоставляя экипажу «Орхидеи» больше возможностей спать, заниматься личными делами, играть или спариваться в своих гамаках под одеялами, без намека на стыдливость. Тем не менее Жеана удивляло отсутствие на корабле возможности остаться в одиночестве и вести интимную жизнь не на виду у всех; он не был ни ханжой, ни девственником, но в его представлении об интимной жизни всегда входили каменные стены и прочно запертая дверь.
На корабле все это лишалось смысла: любые звуки слышали все. В синей вахте была пара мужчин, которых слышно было с гакаборта, когда они занимались этим на носу, а одна женщина из красной вахты начинала выкрикивать необычные вадранские слова именно в тот момент, когда Жеан засыпал на палубе над ней. Они с Локки поразмыслили над ее грамматикой и решили, что на самом деле она по-вадрански не говорит. Иногда ее выкрики сопровождались аплодисментами слушателей.
В остальном экипаж как будто гордился своей дисциплинированностью. Жеан не видел ни драк, ни серьезных споров и очень редко замечал неурочную выпивку. Вино и пиво потребляли за каждой трапезой, но в меру, а по какой-то сложной схеме, которую Жеан еще не сумел расшифровать, каждому члену экипажа раз в неделю разрешалось то, что моряки называли «веселой вахтой». «Веселой вахте» дозволялось сидеть на главной палубе и предоставлялась относительная свобода, особенно свобода блевать за борт. Этим матросам разрешали пить сколько влезет и освобождали их даже от команды «все наверх», пока не протрезвеют.
— Не совсем то… чего я ожидал, — сознался Жеан однажды утром, когда Эзри оказалась рядом с ним у левого борта; она делала вид, что не замечает, как он касается пятнышка на дне корабельной шлюпки. Но постоянно смотрела на него. Игра его воображения? Или причина в том, что он цитировал Лукарно? Теперь он избегал цитировать что-нибудь при ней, даже если выпадала возможность. Лучше оставаться для нее загадкой, чем постоянно повторять то, что однажды привлекло ее внимание.
«Тринадцать богов, — подумал он, — неужели я собираюсь ухаживать за ней? И она…»
— Прошу прощения? — сказала она.
Жеан улыбнулся. Почему-то он догадывался, что она не против того, чтобы он заговорил без приглашения.
— Ваш корабль. Не совсем то, чего я ожидал. Я читал другое.
— Читали другое! — Она рассмеялась, скрестила руки и посмотрела на него почти застенчиво. — А что вы читали?
— Дайте подумать. — Он сунул кисть в алхимическое месиво и напустил на себя озадаченный вид. — «Семь слез между бурей и слезами».
— Бенедиктус Монткальм, — сказала она. — Читала. В основном вздор. Думаю, он покупал выпивку морякам и слушал их рассказы, когда собирал материал.
— А как «Истинная и точная история жестокого красного флага»?
— Сюзетта вела Дукаси! Я знавала ее.
— Знавали ее?
— Точнее, о ней. Безумная старуха бродит по Порту Расточительности. Пишет письма за медяки, за выпивку, за все что угодно. Сейчас она почти забыла приличный теринский. Спит в канавах и проклинает своих былых издателей.
— Это все книги, какие я могу вспомнить, — сказал Жеан. — Боюсь, мне они не очень нравились. А как вам удалось все это прочесть?
— Ах-х-х, — ответила она, движением головы отбрасывая волосы за спину.
Не худышка, подумал Жеан, прекрасные изгибы и округлости.
— Здесь прошлое — валюта, Джером. Иногда единственная.
— Загадочно.
— Разумно.
— Вы уже немало знаете обо мне.
— И будет справедливо, если вы узнаете обо мне, так? Я корабельный офицер, а вы опасная неизвестность.
— Звучит многообещающе.
— Я тоже так считаю. — Она улыбнулась. — Но вернемся к действительности. Я корабельный офицер, а вы — вахта поденщиков. Еще даже не настоящий моряк. — Она посмотрела на Жеана через сложенную из пальцев рамку. — Вы просто какая-то туманная дымка на горизонте.
— Ну… — сказал он, понимая, что выглядит тупицей. И все равно повторил: — Ну…
— Но вам любопытно.
— Что?
— Корабль.
— О. Да, действительно. Я просто думал… теперь, когда присмотрелся…
— Бочки с вином на корме и на носу. Можно пить и портить воздух с утра до вечера…
— Примерно так. Не очень похоже на военный корабль.
— Дракаста раньше служила во флоте. Сиринском. Она не часто об этом говорит, но с некоторых пор не пытается скрывать свой акцент. Раньше пыталась.
Сирин, подумал Жеан, восточная островная империя, еще более далекая, чем Джерем и Джереш; гордые, сдержанные темнокожие люди, которые очень серьезно относятся к своим кораблям. Если Дракаста из их числа, она унаследовала морскую традицию, которая, по слухам, старше самого Теринского трона.
— Сирин, — вслух сказал он. — Это кое-что объясняет. А мне казалось, прошлое — это валюта.
— Эту часть прошлого она отдает бесплатно, — сказала Эзри. — Но поверьте, если историю измерять в монетах, она сидит на целой их груде.
— Значит, она… подстраивает корабль под свои старые привычки?
— Скорее мы все это делаем. — Эзри жестом приказала ему продолжить работу, и Жеан взялся за кисть. — Капитаны Медного моря — особый народ. Они люди определенного положения — и на воде, и на суше. В Расточительности у них есть свой совет. Но каждый корабль… своего рода отдельное братство. Одних капитанов выбирают. Другие берут бразды власти только когда нужно браться за оружие. А что касается Дракасты… она наш капитан, потому что все мы знаем: она лучше всех. Во всем. В Сирине с этим не шутят.
— Поэтому вы сохраняете флотские вахты, и пьете, как нервничающие мужья, и следите за своим поведением?
— Вы не одобряете?
— Божья кровь, еще как одобряю! Просто порядка гораздо больше, чем я себе представлял.
— Вы бы ничего у нас не назвали флотским, доведись вам служить на настоящем военном корабле. Большинство наших матросов прошли через это, и для них нынешняя жизнь — рай. Мы сохраняем наши обычаи и потому, что большинство нас бывало на борту других пиратских кораблей. Мы видели, как с каждым днем могут увеличиваться течи. Как ржавеют механизмы. Как могут истрепаться снасти. Какой смысл бездельничать, если корабль в это время рассыпается под тобой на куски?
— Значит, вы благоразумная шайка.
— Да. Море делает человека благоразумным или убивает. Офицеры Дракасты дают клятву. Мы клянемся, что наш корабль погибнет в битве или по воле богов. А не из-за лени матросов, нехватки парусов или тросов. Это священная клятва. — Она потянулась. — И не из-за отсутствия краски. Покройте шлюпку еще одним слоем и будьте внимательнее.
Офицеры. Чтобы не думать за работой об Эзри, Жеан стал вспоминать офицеров «Орхидеи». Очевидно, это в первую очередь сама Дракаста. У нее никаких вахт нет, но она появляется везде и всегда, когда считает нужным. Похоже, она проводит на палубе половину дня и материализуется мгновенно, когда происходит что-нибудь интересное. Вторая по старшинству Эзри… но нет, об Эзри не думать.
Мамчанс, начальник парусной группы, и его небольшая команда доверенных рулевых. В хорошую погоду Дракаста может доверить руль другим морякам, но там, где требуется мастерство, работают только Мам и его люди. Примерно равны Маму по статусу интендант, он сейчас на борту «Красного вестника», и врач Треганн — эта вряд ли признает равным себе того, чье имя не носит какой-нибудь храм. Дракаста, естественно, занимает большую каюту, а четверым офицерам выделены каморки с парусиновыми стенами, вроде старой каюты самого Жеана.
Есть еще плотник, мастер по парусам, кок и боцман. Единственная привилегия младших офицеров — время от времени командовать рядовыми матросами. Есть еще два… младших помощника, как решил их назвать Жеан. Эзри называла их старшими по вахте, и когда самой Эзри поблизости не оказывалось, они ее заменяли. Синей вахтой командовал Утгар, а красной — женщина по имени Нарсин, но ее Жеан еще не видел: она тоже отбыла на борт «Вестника».
Казалось, всю черную и грязную работу поручали Жеану и остальным матросам из вахты поденщиков, и это давало возможность изучить не только устройство корабля, но и иерархию его экипажа. Жеан считал, что это делается сознательно.
Со времени захвата «Вестника» погода установилась. Постоянный легкий северо-восточный ветер, облака, пролетающие по небу, словно в танце, бесконечные низкие волны, от которых море сверкало, словно сапфир с миллионами граней. Днем жарко светило солнце, и ночью в помещении для сна было душно, но Жеан быстро привык. Он загорел и цветом кожи походил на Паоло и Козетту. Локки тоже как будто чувствовал себя хорошо — загорелый, бородатый и не просто худой, а мускулистый. Рост и неразумная похвальба своей гибкостью привели к тому, что ему поручили смазывать мачты, фок- и грот-, и он должен был это проделывать каждое утро.
Пищу по-прежнему давали в конце долгого дня, и хоть она была не очень разнообразна, ее хватало. Теперь они получали и полный рацион выпивки. И хотя Жеан не хотел себе в этом признаваться, такой поворот событий его почти радовал. Он мог работать и спокойно спать: люди, управляющие кораблем, знают свое дело. Ему и Локки больше не нужно импровизировать. И если бы не проклятый судовой журнал, в котором отмечались день за днем (а срок, когда кончится действие противоядия, все приближался), Жеан назвал бы эти дни хорошими. Хорошим и спокойным периодом, когда можно подумать о Дельмастро.
Но ни он, ни Локки не могли перестать считать дни.
2
Восемнадцатого фестала Лысый Мазукка сорвался.
Ничто этого не предвещало, хотя несколько вечеров накануне Мазукка был мрачен; как и многие, он уставал, но никому не грозил — ни из экипажа, ни из вахты поденщиков.
Стояли сумерки, синяя вахта работала уже два или три часа, и по всему кораблю зажгли фонари. Жеан сидел рядом с Локки у клетки с курами, расплетая старый трос. Локки брал у него пряди и расплетал их еще сильней, превращая в грубые коричневые нити. Потом эти нити окунали в смолу и превращали в паклю, которую можно было использовать как угодно: от затыкания щелей до набивки подушек. Работа скучная и неприятная, но солнце почти село, и совсем скоро вахта должна была закончиться.
Поблизости послышался стук, за ним проклятия и смех. Появился Лысый Мазукка со шваброй и ведром в руках, а за ним матрос, которого Жеан не узнал. Матрос сказал что-то, чего Жеан не расслышал, и тут вдруг Мазукка развернулся и швырнул в него тяжелым ведром, попав прямо в лицо. Оглушенный матрос упал на бок.
— Будь ты проклят! — крикнул Мазукка. — Я тебе что, дитя малое?
Матрос ощупью поискал оружие — короткую дубинку, увидел Жеан, — но Мазукка уже вышел из себя. Он пнул моряка в грудь, вырвал у него дубинку, поднял ее над головой… но больше ничего не успел. Три или четыре моряка одновременно ударили его, свалили на палубу и вырвали дубинку.
С мостика послышались торопливые тяжелые шаги. Капитан Дракаста явилась без вызова.
Когда она пронеслась мимо, Жеан — веревка была забыта — почувствовал, как внутри все съеживается. Это в ней было. Дракаста носила, как плащ, ту самую ауру, которую он некогда видел у капы Барсави: нечто такое, что спит внутри, пока не вырвется в минуту гнева или необходимости, неожиданное и ужасное. Сама смерть шла по палубе «Орхидеи».
Матросы держали Мазукку за ноги и за руки. Тот, кого он ударил ведром, забрал свою дубинку и потирал голову. Замира остановилась и показала на него.
— Объясни, Томас.
— Я… я… Простите, капитан. Я просто забавлялся.
— Он преследует меня весь проклятый день, — сказал Мазукка, покорный и почти успокоившийся. — Ничего не делал, не работал. Только ходил за мной, опрокидывал ведро, разбрасывал мои инструменты, пачкал то, что я сделал, и заставлял переделывать.
— Это правда, Томас?
— Я только… капитан, это только для забавы. Дразнить вахту поденщиков. Я ничего плохого не хотел. Я больше не буду.
Дракаста проявила такое проворство, что Томас не успел и глазом моргнуть, а уже лежал на палубе с разбитым носом. Жеан отметил изящное движение руки и точное использование ребра ладони. Он сам дважды в жизни получал такие удары. И как ни глуп Томас, Жеан ему сочувствовал.
— Аг-г-гх, — сказал Томас, плюясь кровью.
— Вахта поденщиков все равно что инструменты, — сказала Дракаста. — Я хочу, чтобы она содержалась в порядке и чтобы ею можно было пользоваться. Хотите позабавиться — убедитесь сначала, что эта забава никому не причинит вреда. Сокращаю вдвое твою долю взятого на «Красном вестнике» и вырученного от его продажи. Вы. — Она показала на двух женщин, стоявших за моряком. — Утащите его на корму и найдите ученую Треганн.
Когда Томаса утащили на ют, к врачу, Дракаста повернулась к Мазукке.
— Ты слышал мое правило в первый же вечер на корабле.
— Знаю. Простите, капитан Дракаста. Он просто…
— Ты слышал. Слышал, что я сказала, и понял.
— Да. Но я был в бешенстве…
— Коснешься оружия — смерть. Я объяснила это ясно, яснее некуда, но ты все равно не послушался.
— Погодите…
— Ты мне не нужен, — сказала Дракаста и правой рукой схватила Мазукку за горло. Матросы отпустили его, и он попытался обеими руками оторвать руку Дракасты, но тщетно. Капитан потащила его к правому борту. — Слушайте все! Потеряете голову, допустите ошибку — и можете потопить весь корабль. Если не в силах делать то, что вам было сказано ясно и четко, вы только балласт.
Брыкаясь и задыхаясь, Мазукка пытался сопротивляться, но Дракаста неумолимо тащила его к борту. В двух ярдах от планшира она стиснула зубы, отвела правую руку и швырнула Мазукку вперед, вложив в этот толчок всю силу. Мазукка сильно ударился, потерял равновесие и перевалился через борт. Секунду спустя послышался всплеск.
— Балласта на моем корабле хватает.
Все матросы, включая вахту поденщиков, кинулись к правому борту. Бросив быстрый взгляд на Локки, Жеан присоединился к ним. Дракаста осталась на месте. Она развела руками, весь ее внезапный гнев испарился. И в этом она напоминала Барсави. Жеан подумал, как она проведет остаток ночи: в мрачной задумчивости или даже за выпивкой?
Корабль шел ровно, со скоростью четыре-пять узлов, а Мазукка не был хорошим пловцом. Его уже отнесло от курса корабля на пять или шесть ярдов, и отставал он ярдов на пятнадцать. Голова его торчала над поверхностью воды, он звал на помощь.
Сумерки. Жеан содрогнулся. Голодное время в открытом море. Яркий дневной свет прогоняет многих тварей в глубину, и плавать в воде почти безопасно. Но в сумерках все меняется.
— Выловить его, капитан? — спросил один из стоявших рядом с Дракастой моряков. Говорил он так тихо, что слышали всего несколько человек.
— Нет, — ответила Дракаста. Она повернулась и медленно пошла на корму. — Вперед. А при нем скоро кто-нибудь объявится.
3
В семь часов вечера Дракаста крикнула, чтобы Локки пришел в ее каюту. В сознании Локки запечатлелась яркая картина — Томас и Мазукка, — поэтому он бегом кинулся на корму.
— Ревелл, что это за разврат и дьявольщина?
Локки остановился, осматриваясь. Дракаста установила свой стол в центре каюты. Паоло и Козетта сидели друг против друга, глядя на Локки, а перед ними в беспорядке была разложена колода игральных карт. Посреди стола лежал опрокинутый серебряный кубок, слишком большой для маленьких рук. Локки в глубине души почувствовал беспокойство, однако присмотрелся внимательнее.
Как он и подозревал, немного светло-коричневой жидкости из кубка пролилось на стол и попало на карту. И та растворилась, превратилась в лужицу мягкого серого вещества.
— Вы взяли карты из моего сундука, — сказал он. — Из двойного пакета, обернутого промасленной тканью.
— Да.
— И пили за едой что-то крепкое. Ваши дети пролили его.
— Карамельный коньяк, и я пролила его сама. — Дракаста достала кинжал и коснулась серого вещества. Хотя выглядело оно жидким, но на деле оказалось прочным и твердым, и кончик кинжала соскользнул с него, как с гранита. — Что это такое? Похоже на… алхимический цемент.
— Это и есть алхимический цемент. Вы не заметили своеобразного запаха карт?
— Зачем мне нюхать игральные карты? — Дракаста нахмурилась. — Дети, ничего здесь не трогайте. Идите на свою кровать и подождите, пока мама не вымоет вам руки.
— Это не опасно, — сказал Локки.
— Мне все равно, — ответила Дракаста. — Паоло, Козетта, положите руки на колени и ждите маму.
— На самом деле это не совсем карты. Это алхимические резиновые облатки. Тонкие, как бумага, и гибкие. А рисунки карт нанесены на них. Вы не поверите, сколько они стоят.
— Да мне все равно. Для чего они?
— Разве не ясно? Окуните карту в крепкий напиток, и она в несколько секунд растворится. Неожиданно у вас всего лишь капля алхимического цемента. Можно убрать столько карт, сколько нужно. Вещество застывает в минуту и становится прочным, как сталь.
— Прочным, как сталь? — Она посмотрела на серое пятно на красивой лакированной столешнице. — Как его убрать?
— М-м-м… никак. Оно не растворяется. Во всяком случае, не в алхимической лаборатории.
— Что? Будьте вы прокляты, Ревелл…
— Капитан, вы несправедливы. Я не просил вас доставать эти карты и играть ими. И не я пролил на них выпивку.
— Вы правы, — со вздохом ответила Дракаста. У нее усталый вид, подумал Локки. Легкие морщины вокруг рта говорили о длительном напряжении. — Соберите карты и выбросьте за борт.
— Капитан, прошу вас. — Локки протянул к ней руки. — Они не просто дорогие, они… их чрезвычайно трудно будет повторить. На это уйдут месяцы. Позвольте снова завернуть их в ткань и убрать в сундук. Считайте их… моими бумагами.
— Зачем они вам?
— Это часть моего небольшого запаса фокусов, — ответил Локки. — Все, что от него осталось. Последний, но важный маленький трюк. Клянусь вам, они не представляют угрозы для вашего корабля… а если пролить на них выпивку, то это всего лишь досадная мелочь. Послушайте, если вы разрешите мне сохранить их и дадите нож с острым лезвием, я все время посвящу тому, чтобы убрать это вещество с вашего стола. Буду подбираться с разных сторон. Даже если на это уйдет неделя. Пожалуйста.
На самом деле потребовалось десять часов. Локки действовал с бесконечной осторожностью, словно проводил хирургическую операцию. Работал без отдыха, вначале при дневном свете, потом при свете нескольких алхимических фонарей. Наконец от дьявольски твердого вещества ничего не осталось.
Но дело того стоило. Стоило не щадить сил, чтобы сберечь эту колоду.
4
На двенадцатый день Дракаста повернула корабль с восточного курса на северо-запад, так что ветер дул с правого борта. Погода держалась хорошая, днем моряки жарились, ночью потели; над кораблем мелькали летучие призраки, которые выскакивали из воды, образуя светящиеся зеленые дуги.
На двадцать первый день, когда на востоке забрезжил рассвет, у экипажа появилась возможность проявить себя.
Локки вырвал из недолгого сна толчок локтем в бок. Локки проснулся в замешательстве: вокруг него шевелились и кашляли матросы из вахты поденщиков. Подъем.
— Парус на горизонте, — сказал Жеан.
— Минуту назад крикнули с мачты, — подхватил кто-то у выхода. — По правому борту.
— Это хорошо, — сказал зевая Джабрил. — Отблеск рассвета.
— Рассвет? — Было еще темно, и Локки сонно потер глаза. — Мне незачем притворяться, будто я все понимаю. Что такое отблеск рассвета?
— Солнце еще за горизонтом, видишь? — Джабрил как будто обрадовался возможности поучить Локки уму-разуму. — На востоке. А мы пока в тени, потому что мы к западу от них. Нас увидеть трудно, а нам их легко, потому что их паруса освещены сзади.
— Понятно, — сказал Локки. — Кажется, это хорошо.
— Мы нападем, — сказал Аспель. — Подойдем и захватим их. На нашем корабле очень много людей, а Дракаста — кровожадная сука.
— Это наш бой, — сказал Стрева. — Мы пойдем первыми.
— Да, и проявим себя, — подхватил Аспель. — Проявим и распрощаемся с этой вахтой поденщиков.
— Не торопись повязывать на член серебряные ленточки, — вмешался Джабрил. — Мы не знаем, куда идет тот корабль, какова его скорость и сколько у него парусов. Возможно, это военный корабль. Может, даже часть эскадры.
— Иди ты, Джабби, — сказал кто-то беззлобно. — Ты что, не хочешь расстаться с вахтой поденщиков?
— Эй, когда придет время абордажа, я пойду голый, от моего вида эти ублюдки разбегутся. Надо только посмотреть, добыча ли это.
На палубе начался шум; выкрикивались приказы. Те матросы, что у выхода, старались побольше расслышать и увидеть.
— Дельмастро посылает людей наверх, на мачты, — сказал один из них. — Похоже, мы подойдем с севера. Работают споро.
— Нет ничего подозрительнее быстрой смены парусов, если они нас видят, — объяснил Джабрил. — Она хочет, чтобы мы были ближе к их курсу и чтобы это выглядело естественно.
Проходили минуты; Локки поморгал и снова лег на привычное место у переборки. Если действовать пока не нужно, хорошо бы еще несколько минут поспать. Судя по движениям и бормотанию вокруг, он не один был такого мнения.
Проснулся он через несколько минут — небо, видное в вентиляционные отверстия, оставалось серым; разбудил его голос старпома Дельмастро с палубы.
— …где вы сейчас находитесь. Сидите спокойно и не показывайтесь. Через пять минут синяя вахта должна сменить красную, но на время боевых действий мы меняем расписание. Часть красной спустится вниз, ее заменит половина синей. Мы хотим выглядеть торговым кораблем, а не хищником с острым клювом.
Локки повернул голову, чтобы посмотреть на палубу. За Дельмастро в предрассветном полумраке моряки тащили вдоль левого борта несколько больших бочек.
— Дымовые бочки на палубе, — крикнула женщина.
— Никакого открытого огня на палубе, — приказала Эзри. — Не курить. Только алхимические огни. Передайте всем.
Прошло еще несколько минут, становилось заметно светлее. Тем не менее Локки обнаружил, что глаза у него слипаются. Он вздохнул…
— На палубе! — послышался голос с верхушки грот-мачты. — Передайте капитану: три мачты, идет на северо-западо-запад. Под топселями.
— Есть три мачты, северо-западо-запад, топсели, — крикнула в ответ Эзри. — Как он выглядит?
— Широкий правый бимс, на румб ближе к корме.
— Смотреть внимательно. Корпус еще не виден?
— Нет.
— Как только он покажется над горизонтом, посмотри и скажи, что там ниже. — Эзри подошла к баку и громко сказала от входа: — Вахта поденщиков, подъем. Разомнитесь, воспользуйтесь сеткой, потом снова соберитесь здесь. Побыстрей. Бой начнется скоро. Лучше, чтобы ваши кишки были в порядке.
Локки вынесло на палубу, и он потянулся и размял плечи. Жеан проделал то же самое, потом остановился рядом с Дельмастро. Локки приподнял бровь: миниатюрный старпом терпела разговоры с Жеаном в такой же степени, как не терпела — с ним. Но по крайней мере Жеан что-нибудь разузнает.
— Мы убегаем? — спросил Жеан.
— Я бы этого не хотела.
Дельмастро, прищурившись, посмотрела за борт, но даже Локки еще не видел с палубы новый корабль.
— Знаете, — сказал Жеан, — снизу вы ничего не увидите. Позвольте предложить мои плечи.
— Неплохая шутка, — ответила Дельмастро. — И какая оригинальная! За всю жизнь ничего лучше не слышала. Должна вам сказать, что я самая высокая из своих сестер.
— Сестер, — повторил Жеан. — Интересно. Немного бесплатного прошлого?
— Тьфу, пропасть, — нахмурилась она. — Не цепляйтесь ко мне, Валора. Утро будет хлопотное.
Моряки возвращались с сетки. Теперь, когда давление уменьшилось, Локки тоже поднялся по ступенькам, чтобы сделать свое дело. Он пробивался к сетке с подветренной стороны, испытывая неприятные ощущения: когда пользуешься сеткой при ветре, на маленькой деревянной планке, которая пересекает бушприт в одном-двух ярдах от форпика, может произойти что угодно. Под ней натянуты тросы, похожие на миниатюрную нок-рею; в них Локки упирался ногами, расстегивая брюки. Белые волны под ним били в нос, и пена поднималась до его ног.
— Боги, — сказал Локки, — только подумать: помочиться — такое отчаянное приключение.
— Эй, на палубе! — мгновение спустя послышался крик с мачты. — Корабль-флейта. Округлый и толстый. Курс и паруса прежние.
— Какие цвета?
— Пока не видно, старпом.
Флейта. Теперь Локки понимал этот термин. Торговый корабль с круглой кормой и красиво изогнутым носом. Такой корабль берет много груза, но бриг вроде «Орхидеи» может танцевать вокруг него. Пираты и военные такие корабли не используют. Как только корабли сблизятся, начнется бой.
— Ха, — сказал Локки, — а я тут сижу со спущенными штанами.
5
Позади их цели поднялось расплавленное солнце, окружив низкий черный силуэт корабля алым полукругом. Локки пригнулся у борта, стараясь оставаться незамеченным. Он сощурился и прикрыл глаза рукой от солнечного блеска. Восточный край неба горел розово-красным костром; от солнца по морю тянулась рубиновая полоска.
С палубы «Ядовитой орхидеи» с подветренного борта поднялся грязно-черный столб дыма шириной в несколько ярдов — зловещее вторжение в чистый рассветный воздух. Старпом Дельмастро сама работала у дымовых бочек. «Орхидея» шла под топселями, убрав остальные паруса: логичное решение при таком ветре и дополнительная предосторожность на случай, если на корабле вспыхнет пожар.
— Давайте, жалкие идиоты, — сказал Жеан, сидевший рядом с Локки. — Поглядите налево, во имя Переландро!
— Может, они нас видят, — заметил Локки. — Может, просто не придают значения.
— Они не поменяли ни одного паруса, — сказал Жеан, — иначе мы бы узнали об этом от впередсмотрящего. Должно быть, более нелюбопытные, близорукие, тупые придурки еще никогда не ходили под парусом.
— На палубе! — В голосе наблюдателя звучало возбуждение. — Передайте капитану: он поворачивает к левому борту.
— Насколько? — Дельмастро отошла от дымовой бочки. — Собирается идти на нас?
— Нет, поворот всего на три румба.
— Хотят получше взглянуть на нас, — сказал Жеан, — но пока еще не собираются прыгать с нами в гамак.
С мостика послышалась команда, и мгновение спустя Дельмастро трижды дунула в свой свисток.
— Вахта поденщиков! Вахта поденщиков, на ют!
Они поспешили на корму, минуя моряков, которые доставали из промасленных парусиновых чехлов и натягивали длинные луки. Как и обещала Дельмастро, на палубе находилась примерно половина обычной вахты; те, что готовили оружие, прятались за мачтами или за клеткой с курами. У поручня на юте ждала Дракаста; она заговорила сразу, как только они подошли.
— У них все еще есть время и место, чтобы повернуть. Это, конечно, напрасные усилия — едва ли они сумеют уйти от нас в такую погоду, — однако они могут заставить нас попотеть. Полагаю, шесть или семь часов, но кому хочется скучать так долго? Притворимся чартерным бригом в огне и посмотрим, удастся ли убедить их прийти нам на помощь.
Я предлагаю вам шанс проявить себя, так что вы будете зубами ловушки. Пойдете в бой первыми. Вернетесь — не пожалеете. Кто не хочет сражаться, отправляйтесь под ют и оставайтесь вахтой поденщиков, пока мы не сможем от вас избавиться.
Что касается меня, то я сегодня проснулась голодной. Хочу получить жирный кусочек — приз. Кто из вас готов сражаться за место на моем корабле?
Локки и Жеан вместе со всеми, кто стоял поблизости, подняли руки. Локки быстро осмотрелся и увидел, что не отказался никто.
— Хорошо, — сказала Дракаста. — У нас три шлюпки, на тридцать человек. Пойдете на них. Ваша задача вначале — выглядеть как можно более невинно. Держитесь возле «Орхидеи». По сигналу нападаете с юга.
— Капитан, — сказал Джабрил, — а что, если самостоятельно мы не сможем его захватить?
— Если численность или обстоятельства будут против вас, держитесь за клочок палубы, который захватите. Я подведу «Орхидею», и мы бросим крючья. Никакой корабль не устоит против сотни бросившихся на абордаж.
«Отличное утешение для тех из нас, кто уже умер или умирает», — подумал Локки. Он только сейчас понял, что им предстоит, и почувствовал тяжесть в желудке.
— Капитан! — крикнул наблюдатель с грот-мачты. — Он поднял талишемский флаг.
— Они могут лгать, — прошептал Джабрил. — Блеф. У Талишема очень сильный флот. И с ним сейчас никто не воюет. Если хочешь поднять ложный флаг, поднимай талишемский.
— Не очень умно, — отозвался Жеан. — Если у них есть эскорт, почему не держать флаг постоянно? Только тот, у кого есть основания для тревоги, прячет свои цвета.
— Да. И еще пираты, — улыбнулся Джабрил.
Капитан Дракаста крикнула в толпу:
— Дел, пусть перетащат одну из бочек вперед, к трапу на ют!
— Хотите дым с наветренной стороны, капитан?
— Хороший столб прямо посреди юта, — ответила Дракаста. — Если они захотят разглядеть наши флаги, у нас должна быть причина не показывать их.
Худая женщина, державшая руль в нескольких футах за Дракастой, громко откашлялась. Дракаста улыбнулась, потом ей кое-что пришло в голову. Повернувшись к матросу слева от нее, она сказала:
— Достань три сигнальных вымпела из сундука для флагов и вывесь на корме. Желтый над желтым и над желтым.
— Спасите наши души? — сказал Жеан. — Очень соблазнительное зрелище, и никакого обмана.
— Мне казалось, это просто сигнал бедствия, — сказал Локки.
— Надо было внимательней читать книгу. Три желтых вымпела поднимают, когда положение столь трудное, что все спасенное, кроме того, что у нас на себе, становится призом спасителей. Все, что они спасут, принадлежит им.
Дельмастро с несколькими матросами перетащила бочку к правому борту и подожгла ее куском горящего троса. Ют мало-помалу заволокло серым дымом. На корме двое матросов вывешивали желтый сигнал бедствия.
— Дополнительные наблюдатели наверх и к бортам, на подмогу Мамчансу, — приказала Дракаста. — Лучники, стрелять по команде. Держите оружие внизу и до моего сигнала старайтесь выглядеть как можно невинней.
— Капитан! — снова крикнул впередсмотрящий с грот-мачты. — Он поворачивает нам наперерез и поднимает дополнительные паруса.
— Экими мягкосердечными они становятся, стоит увидеть этот сигнал, — сказала Дракаста. — Утгар!
Красивый молодой вадранец с красной от загара кожей обритой головы и заплетенной черной бородой появился возле старпома Дельмастро.
— Уведи Паоло и Козетту на нижнюю палубу, — сказала Замира. — Вот-вот начнется спор.
— Есть! — ответил он и заторопился к трапу.
— Что касается вас, — снова обратилась Дракаста к вахте поденщиков, — у грот-мачты приготовлены топоры и сабли. Воспользуйтесь своим шансом и ждите, пока спустят шлюпки.
— Капитан Дракаста!
— В чем дело, Ревелл?
Локки откашлялся и вознес молчаливую молитву Безымянному Тринадцатому. Не время для красивых жестов. Если он сейчас не попробует восстановить свой авторитет, то станет рядовым матросом, и все будут помнить его прежние неудачи. А он нуждается в уважении, если надеется выполнить хоть часть своей миссии. Что означает необходимость совершить грандиозную глупость.
— Эти люди по моей вине едва не погибли на борту «Вестника». Они были моим экипажем, и мне следовало лучше заботиться о них. Мне бы хотелось исправить это. Позвольте мне… сидеть на носу в первой шлюпке.
— Вы хотите, чтобы я отдала вам командование?
— Не командование, — ответил Локки, — просто место на носу. Если прольется кровь, пусть первой прольется моя. Может, я спасу того, кто будет за мной.
— Присоединяюсь, — Жеан покровительственно положил руку на плечо Локки. — Куда он, туда и я.
«Да благословят тебя боги, Жеан», — подумал Локки.
— Если честолюбие предлагает тебе первым встретить выстрел из самострела, — ответила Дракаста, — не стану отказывать.
Тем не менее она слегка удивилась и, когда матросы устремились к мачте за оружием, еле заметно кивнула Локки в знак одобрения.
— Капитан! — Вперед выступила Дельмастро, ее руки были выпачканы сажей. Она бросила взгляд на Жеана и Локки. — А кто возглавит экспедицию на шлюпках?
— Каждый за себя, Дел. Я посылаю на каждой шлюпке по одному моряку с «Орхидеи», чтобы сдерживать их; что будет делать вахта поденщиков, поднявшись на борт, их дело.
— Я хочу идти на шлюпках.
Дракаста несколько секунд молча смотрела на нее. От талии до пят Эзри закрывал серый дым.
— Я ничего не делала, когда мы взяли «Вестник», — торопливо объяснила Дельмастро. — Я уже много недель не развлекалась по-настоящему.
Дракаста взглянула на Жеана и нахмурилась.
— Ты просишь удовлетворить твой каприз?
— Да, но полезный каприз.
Дракаста вздохнула.
— Шлюпки твои, Дел. Имей в виду: Ревелл хочет осуществить свое желание.
Перевод: если он примет на себя чью-то стрелу, пусть она будет твоей, подумал Локки.
— Вы не пожалеете, капитан. Вахта поденщиков! Вооружитесь, встречаемся на середине палубы.
Дельмастро бросилась вверх по трапу, мимо Утгара, который держал детей за руки.
— Вы смелый глупец, Ревелл, — сказал Джабрил. — Кажется, вы опять мне нравитесь.
— …по крайней мере сражаться он умеет, это мы знаем, — услышал Локки слова другого матроса. — Видел бы ты, как он справился со стражником, когда мы захватывали «Вестник». Ух! Тот от одного удара сложился вдвое. Сегодня он нам покажет. Вот погодите.
Локки вдруг обрадовался, что уже отлил все до капли.
Посреди палубы женщина-матрос сторожила бочку с обещанными топорами и саблями. Жеан выбрал себе пару топориков, взвесил их в руке и нахмурился: Локки неуверенно остановился перед бочкой.
— Ты понимаешь, что делаешь? — шепотом спросил он.
— Выбираю саблю и стараюсь выглядеть уверенно.
— Все, кто подпоясан, — крикнул Жеан, — хватайте вторую саблю и затыкайте за пояс: нельзя знать заранее, когда она понадобится.
С полдюжины матросов воспользовались его советом, а он тем временем отвел Локки в сторону и прошептал:
— Оставайся за мной. Просто… держись рядом и не теряйся. Может, у них нет луков.
К ним вернулась старпом Дельмастро в черном кожаном нагруднике с нарукавниками и со своим оружейным поясом. Локки заметил, что вогнутые гарды ее сабель усыпаны чем-то похожим на осколки Древнего стекла.
— Держите, Валора. — Она бросила Жеану кожаный защитный воротник и отвела назад волосы, обнажив горло. — Помогите девушке.
Жеан надел на нее воротник и застегнул сзади. Она потянула за концы, одобрительно кивнула и подняла руки.
— Слушайте! Пока мы не сделаем первый недружелюбный шаг, вы все богатые пассажиры и сухопутные снобы; вас посадили в шлюпки, спасая ваши драгоценные шкуры.
Двое моряков обходили вахту поденщиков, раздавая красивые шляпы, вышитые нагрудники и другую поношенную одежду. Дельмастро схватила шелковый зонтик и сунула в руки Локки.
— Это вам, Ревелл. Вдруг да убережет вас от беды.
Локки с преувеличенной воинственностью развернул зонтик над головой, в ответ послышался нервный смех.
— По приказу капитана, на каждой шлюпке пойдет один моряк с «Орхидеи» — чтобы вернуть шлюпку, если вы не вернетесь, — сказала Дельмастро. — Ревелла и Валору я возьму с собой в маленькую шлюпку, ваш подарок с «Вестника». Еще тебя и тебя. — Она показала на Стреву и Джабрила. — Что бы ни случилось, мы подходим первыми и первыми поднимаемся.
Появился боцман Оскарл с небольшой группой помощников и приготовился спускать шлюпки.
— Еще одно, — сказала Дельмастро. — Если они запросят пощады, пойдите им навстречу. Если бросят оружие, уважайте это. Если продолжат сопротивление, убейте всех. А если вам станет их жаль, вспомните, какой сигнал нам пришлось поднять, чтобы они надумали помочь горящему кораблю.
6
С воды иллюзия пожара, на взгляд Локки, была полной. Теперь дымили все бочки, и весь корабль был окутан черно-серым облаком. Время от времени показывалась Замира, блестела ее подзорная труба, затем дым снова поглощал ее.
Группа моряков работала у помпы и таскала парусиновые шланги (у борта, так, чтобы лучше было видно); они направляли потоки воды на облака дыма, хотя на самом деле всего-навсего мыли палубу.
Локки сидел на носу маленькой шлюпки, понимая, как нелепо выглядит с зонтиком в руке и в накинутом на плечи вышитым серебром пиджаке. Жеан и Джабрил занимали переднюю гребную банку, Стрева и старпом Дельмастро сидели за ними, а маленький матрос по имени Витторе, почти мальчик, жался на корме; ему предписывалось оставаться в шлюпке, когда остальные поднимутся на борт «флейты».
Этот корабль с необычно закругленным корпусом и плавными обводами бортов теперь был отчетливо виден и шел к северу под небольшим углом к ним. Локки прикинул, что курсы кораблей пересекутся минут через десять.
— Начинаем грести к нему, — сказала Дельмастро. — Они ждут этого.
Их шлюпка и две шлюпки побольше держались в ста ярдах юго-восточнее «Орхидеи». Когда четверо гребцов повели маленькую шлюпку на север, Локки увидел, что в двух остальных шлюпках последовали их примеру.
Они покачивались на волнах высотой в фут. Солнце взошло, его свет ослеплял; свой корабль они покинули в половине восьмого утра. Под ритмичный скрип весел в уключинах они миновали «Орхидею», другой корабль находился в полумиле от них на северо-восток. Если на «флейте» что-нибудь заподозрят и корабль попытается уйти на север, «Орхидее» придется поднимать паруса и пускаться в погоню. Но если «флейта» попробует уйти на юг, на ее пути окажутся шлюпки.
— Ревелл, — сказала Дельмастро, — у ваших ног абордажные ножницы. Видите?
Локки взглянул вниз. Под его сиденье был заткнут уродливый инструмент с деревянными ручками. Ручки приводили в движение металлические челюсти.
— Вижу.
— Наша главная проблема не луки. Хуже всего будет, если они бросят на борт сети-лезвия — тогда, пытаясь попасть на палубу, мы разрежем себя на куски. Если эти сети вывешены, вы должны ножницами проделать для нас разрезы.
— Или умереть за этим занятием, — сказал Локки. — Я вас понял.
— А вот вам хорошая новость: эти сети очень сложны в обращении. И не готовы, если на корабле ожидают шлюпку с пассажирами. Если мы успеем подойти к кораблю, у них не будет времени их разворачивать.
— А каков сигнал, что мы подошли достаточно близко?
— Вы его не пропустите. Поверьте.
7
Замира Дракаста стояла на корме у борта, там, где было меньше дыма, и в подзорную трубу рассматривала приближающуюся «флейту»: на приземистой передней части корабля сложные украшения, а на высоких бортах блестят причудливые узоры, нанесенные золотой и черной красками. Это хорошо: если корабль в порядке, он скорее всего везет ценный груз и деньги.
На корме стояли два офицера, разглядывая ее корабль в свои подзорные трубы. Она помахала им, надеясь, что жест получился дружеским, но ответа не получила.
— Что ж, ладно, — пробормотала Дракаста. — Вскоре вам придется вспомнить о вежливости.
По палубе «флейты», которая теперь была в четверти мили, перебегали маленькие темные фигуры членов экипажа. Паруса корабля задрожали, корпус чуть повернулся на линии взгляда Замиры. Поворачивают? Нет, просто гасят инерцию, забирая на один-два румба вправо, чтобы подойти близко, но не слишком. Она видела, как на «флейте» работают помпы, поливая водой нижние паруса. Очень разумно, когда в море подходишь к огню.
— Сигнальщики, подготовиться, — сказала Дракаста.
— Есть, капитан, — послышался нестройный хор голосов с задымленной части юта.
Ее собственные шлюпки резали волны между кораблями. На передней сидит Ревелл с зонтиком, похожим на серебристый гриб с мягкой белой шляпкой. Вот Валора, а вот Эзри… черт побери! Просьба Эзри не оставила Замире выбора: либо дать добро, либо выглядеть глупо в глазах вахты поденщиков. Придется поговорить с этой невеличкой… если боги благословят Замиру и позволят снова увидеть старпома живой.
Она посмотрела на офицеров «флейты», которые перешли с кормы к левому борту. Крепкие парни, похоже, чуть тепло одетые для такой жары. Зрение у нее не то, что двадцать пять лет назад… Они разговаривают, все пристальнее вглядываясь в них через подзорные трубы.
— Капитан? — спросил один из сигнальщиков.
— Подождите, — ответила она, — подождите…
С каждой секундой зазор между «Орхидеей» и ее жертвой сокращался. «Флейта» замедлила ход и поворачивала, но дрейф подведет их еще ближе… Один из офицеров на что-то показал, схватил другого за плечо и опять показал. Они одновременно подняли подзорные трубы.
— Ха! — крикнула Замира. Теперь у жертвы нет ни единого шанса уйти. Дракаста чувствовала новую энергию в каждом движении, в каждом шаге; годы словно спадали с ее плеч. Боги, как будет сладок миг, когда они наконец поймут, что их обманули! Она живо сложила подзорную трубу, схватила с палубы рупор, и ее голос громом раскатился по всем палубам.
— Приготовиться лучникам наверху! Все наверх! Все наверх и к правому борту! Погасить дымовые бочки!
«Ядовитая орхидея» содрогнулась: почти сто человек, вооруженные и в доспехах, взбегали по трапам и выпрыгивали из люков; крича на бегу. Лучники вышли из-за мачт, опустились на колено на особые платформы для стрельбы и натянули блестящие луки.
Замире не понадобилась подзорная труба, чтобы увидеть, как лихорадочно забегали по палубе «флейты» офицеры и матросы.
— Покажем им такое, чтобы они напустили в штаны, — крикнула она уже без рупора. — ПОДНЯТЬ КРАСНЫЙ ФЛАГ!
Три желтых вымпела на корме вздрогнули и устремились вниз, в серую дымку. Из последнего черного кипящего облака дыма взвился широкий красный флаг, яркий, как утреннее солнце перед бурей.
8
— Резче! — крикнула старпом Дельмастро.
Когда на корме «Орхидеи» во всей своей красе поднялся кроваво-красный флаг и первые вооруженные моряки показались у правого борта, шлюпки на полной скорости устремились вперед.
Локки бросил за борт зонтик и пиджак, запоздало подумав, что они стоят немалых денег. Он возбужденно дышал, оглядываясь через плечо на быстро приближающийся корпус «флейты» — крутую деревянную стену. Корабль похож на плывущий замок. Боги, я иду в бой… Да что со мной такое?
Локки прикусил щеку, чтобы сосредоточиться, и вцепился в борт шлюпки. Черт побери, это не красивый жест, не игра. Это не для него! Он задышал глубже, чтобы успокоиться.
Локки Ламора мал, зато Бич Каморра огромен. Бич не подвластен ни клинку, ни заклятию, ни насмешке. Локки вспомнил Сокольничего, истекавшего кровью у его ног. Вспомнил Серого Короля, которого убил его нож. Подумал о состояниях, протекших у него, Локки, сквозь пальцы, и улыбнулся.
Спокойно, неторопливо он извлек саблю и взмахнул ею. Три шлюпки теперь шли в ряд, оставляя за собой белые треугольные следы; от цели их отделяла минута. Локки намеревался подняться на борт в одеждах из величайшей в своей жизни лжи, которая окутает его, как облачение. Через несколько минут он может быть мертв, но до тех пор, боги свидетели, он будет Бичом Каморра. Он капитан Оррин Ревелл, чтоб его!..
— «Орхидея»! «Орхидея»! — Он встал на носу, как статуя, и рубил саблей воздух, словно вознамерился прорубить отверстие в корпусе корабля. — Вперед за призом! А ну навались! За мной, «Орхидея»! Мы всех умней и богаче!
«Ядовитая орхидея» вышла из дымного облака, оставляя за собой серый след, словно корабль выходил из призрачной руки какого-то божества. Моряки у борта снова закричали, потом смолкли. Задрожали паруса. Дракаста торопливо лавировала, чтобы резко развернуть корабль правым бортом. Так она окажется рядом с «флейтой» на удобном расстоянии.
Наступившее на «Орхидее» молчание позволило Локки впервые услышать голоса с «флейты» — приказы, панические выкрики, споры, возгласы ужаса. Затем, перекрывая весь этот шум, тонкий отчаянный голос в рупор:
— Спасите нас! Ради любви всех богов умоляем… спасите нас!
— Дерьмо. Не совсем то, к чему мы привыкли, — сказала Дельмастро.
Но Локки некогда было раздумывать. Шлюпка со стуком ткнулась во влажные доски борта с подветренной стороны. Корабль чуть накренился, создавая иллюзию, что вот-вот перевернется и раздавит их. Как ни удивительно, поблизости обнаружилась абордажная сеть и тросы. Локки вцепился в сеть, держа саблю высоко над головой.
— «Орхидея»! — кричал он, объятый страхом, карабкаясь по влажным веревочным петлям. — «Орхидея»! За мной!
Момент истины; его левая рука нащупала край палубы над абордажной сеткой. Стиснув зубы, Локки неловко замахал перед собой саблей на случай, если на палубе кто-нибудь поджидает. Потом перевалился через планшир, откатился — и с безумным криком вскочил.
На палубе царил хаос, и никто не обратил на Локки внимания. Ни сетей-лезвий, ни лучников, ни рядов пик и сабель, ожидающих тех, кто пойдет на абордаж. Панически метались матросы, мужчины и женщины. На палубе у ног Локки валялся брошенный парусиновый шланг, похожий на коричневую змею; вода из него растекалась лужей.
Матрос поскользнулся в луже и налетел на Локки, размахивая руками. Локки замахнулся саблей, матрос съежился и поднял руки, показывая, что безоружен.
— Мы хотели сдаться, — сказал этот матрос. — Хотели. Они не позволяют. Боги, помогите нам!
— Кто? Кто не позволяет вам сдаться?
Матрос показал на приподнятый ют корабля, и Локки повернулся посмотреть, что там.
— О дьявольщина! — прошептал он.
Не меньше двадцати человек, все мужчины и все как на подбор. Загорелые, коренастые, мускулистые. Бороды аккуратно подстрижены, волосы до плеч, в них вплетены ленты. Головы повязаны ярко-зелеными платками, а то, что кажется тонкими темными рукавами, знал Локки по прошлому опыту, на самом деле священные стихи, вытатуированные на их руках черным и зеленым так густо, что прокрывают любой самый крошечный участок кожи.
Джеремиты-Избавители. Религиозные фанатики, которые считают себя единственным возможным спасением своего острова зла. Они превращают себя в живые жертвы джеремитским богам, бродят изгнанниками по миру и, пока никто им не угрожает, вежливы, как монахи.
Их священная клятва — убить или быть убитыми, противостоя насилию; с честью умереть за Джерем или безжалостно уничтожить всякого, кто поднимет на них руку. И все они очень внимательно смотрели на Локки.
— Язычники предлагают нам красное очищение! — Избавитель во главе группы показал на Локки и поднял обитую медью деревянную дубину. — Омоем души языческой кровью! УБИВАЙТЕ ЗА СВЯТОЙ ДЖЕРЕМ!
Подняв оружие, они устремились с юта вниз по трапу, нацелившись на Локки и при этом демонстрируя, как способны кричать безумцы. Какой-то матрос, желая убраться с их пути, упал, и его череп разлетелся, как арбуз, под дубинкой предводителя. Остальные затоптали тело на бегу.
Локки ничего не мог с собой поделать. Вид этой надвигающейся на него решительной, совершенно безумной смерти был так далек от его предыдущего опыта, что он расхохотался. У него поджилки тряслись от страха, и в этом была неожиданная, поразительная свобода. Он воздел свою бесполезную саблю и занял оборонительную позицию, чувствуя себя легким, как пылинка на ветру. И отчаянно закричал:
— Сюда! Предстаньте перед Ревеллом! Боги послали вам вашу судьбу, осквернители собственных матерей!
Несколько секунд спустя он непременно был бы мертв, если бы не Жеан, который, как всегда, следовал собственным планам.
На Локки обрушился предводитель джеремитов, вдвое более массивный фанатик-убийца. Кровь и солнечный свет блестели на шипах его поднятой дубины. И вдруг на месте его лица оказался топорик, его ручка торчала из одного глаза. Столкновение — не с дубиной, а с бесчувственным телом — отбросило Локки на палубу, выбив из него дух. На его лицо и шею лилась горячая кровь, он лихорадочно старался высвободиться из-под дергающегося Тела. Вся палуба вокруг неожиданно покрылась дерущимися, пинающимся, кричащими и падающими фигурами.
Мир растворился в сумятице бессвязных образов и ощущений. Локки не успевал распознавать их…
Топоры и копья, нацеленные в него, попадали в тело предводителя джеремитов. Отчаянный взмах саблей — и потрясение, когда лезвие погрузилось в незащищенное бедро джеремита. Жеан поставил Локки на ноги. Джабрил и Стрева помогали подниматься на палубу другим морякам. Старпом Дельмастро, сражаясь рядом с Жеаном, усаженной стеклом рукоятью одной из своих сабель превратила лицо джеремита в красную кашу. Тени, движения, бессвязные крики.
Невозможно было держаться рядом с Жеаном: слишком силен был напор наступающих Избавителей, слишком много ударов приходилось отражать. Падающее тело снова сбило Локки на палубу, и он откатился влево, продолжая вслепую отбиваться саблей. Палуба и небо завертелись, и он вдруг начал падать.
Перед ним оказался открытый главный люк трюма.
Локки отчаянным усилием остановился и отполз вправо, избежав падения в люк. Взгляд вниз позволил ему увидеть там еще трех Избавителей. Локки встал, и на него немедленно напал очередной джеремит; отчаянно отбиваясь, Локки отступал, стараясь уйти подальше от открытого люка. Но ничего не получалось: потрясая окровавленным копьем, появился второй противник.
Локки понимал, что не сможет сопротивляться двоим, да еще рядом с открытым люком. Он повернулся и прыгнул, ударился о висящую бочку и вцепился в ее сетку; ноги его болтались, словно он бил ими в воде. Бочка раскачивалась, как маятник; Локки забрался на нее сверху.
Отсюда ему на мгновение открылась вся картина битвы. С левого борта кидались в схватку все новые моряки с «Орхидеи», а Дельмастро и Жеан теснили группу Избавителей назад, по трапу на ют. Палуба со стороны Локки представляла собой мешанину сцепившихся противников: зеленые косынки и непокрытые головы над всеми видами оружия.
Неожиданно джеремит ударил его копьем, и зачерненное стальное острие вонзилось в бочку в дюйме от его ноги. Локки отбивался саблей, поняв, что его подвешенное состояние вовсе не так безопасно, как ему казалось. Снизу неслись крики: Избавители в трюме заметили его и собирались что-то предпринять.
Локки подпрыгнул, цепко держась за один из тросов, крепивших бочку к подъемнику, и увернулся от очередного удара. Не стоит браться рубить все тросы, ведущие к подъемнику: на это уйдут минуты. Он попытался вспомнить, чему их учил Калдрис касательно подъема грузов на корабле. Взгляд Локки устремился к туго натянутому прочному тросу, который вел от подъемника к захвату в углу люка. Да, этот трос шел на палубу, исчезая под ногами сражающихся. Он вел к кабестану, и если его перерубить…
Стиснув зубы, Локки с силой ударил по натянутому тросу острием сабли, чувствуя, как оно впивается в пеньку. Мимо его головы, разойдясь с целью на ширину мизинца, пролетел метательный топор. Локки снова ударил по тросу и снова; он рубил, не жалея сил. На четвертом ударе трос с треском расплелся, и тяжесть висящей бочки разорвала его надвое. Плотно зажмурившись, Локки верхом на бочке полетел в трюм. Кто-то закричал, избавляя его от необходимости делать это самому.
Бочка грохнулась. Инерция сильно прижала Локки к ее верху. Он ударился подбородком, и его отбросило в сторону; он неловко приземлился. По телу полилась теплая вонючая жидкость — пиво. Из бочки.
Локки со стоном встал. Одному Избавителю недостало проворства, и он угодил под бочку. Он был явно мертв. Двух других удар ошеломил, швырнул в сторону, и теперь они слепо пытались нащупать оружие.
Локки наклонился и перерезал им горло: они даже не успели понять, что он на ногах. Не схватка, обычная воровская работа, проделанная механически. Он осмотрелся в поисках чего-нибудь, обо что можно вытереть клинок: старая воровская привычка, и она едва не стоила ему жизни.
Тяжелая темная фигура расплескала разлитое пиво. Один из джеремитов, тот самый, что с копьем нападал на него наверху, прыгнул в люк с высоты шести или семи футов. Но льющееся пиво оказалось коварным: Избавитель поскользнулся и упал на спину. Локки спокойно и решительно вогнал саблю ему в грудь и вырвал из рук умирающего копье.
— Погиб из-за выпивки, — прошептал он.
Схватка наверху продолжалась. На несколько мгновений он остался здесь наедине со своей подленькой победой.
Четверо мертвы, он их всех провел — благодаря удаче, внезапности и чистому надувательству сделал то, что не сумел бы сделать в бою лицом к лицу. Он знал, что джеремиты никогда не сдались бы и не дали бы пощады; казалось бы, это должно облегчить его совесть, но дикое возбуждение, охватившее его несколько минут назад, уже схлынуло. В конце концов, Оррин Ревелл — маска; он снова старый добрый Локки Ламора.
За грудой парусов и канатов его вырвало. Пока его рвало, он опирался на копье.
— Боги на небесах!
Локки вытер рот. Сверху, не прыгая, а придерживаясь за край люка, спустились Джабрил и еще два матроса с «Орхидеи». Похоже, они не заметили, как его выворачивало.
— Четверо, — продолжал Джабрил. Рубашка его была порвана, грудь обнажена. — Черт побери, Ревелл. А я-то думал, что Валора напугал меня до смерти!
Локки перевел дух, чтобы прийти в себя.
— Джером. Он в порядке?
— Был минуту назад. Видел, как он и старпом Дельмастро сражались на палубе.
Локки кивнул и указал копьем:
— Кормовая каюта. Идите за мной. Надо покончить с этим.
Он бегом повел их по палубе «флейты», расталкивая невооруженных, не сопротивляющихся моряков. Бронированная дверь в кормовую каюту была закрыта, за ней Локки услышал звуки лихорадочной деятельности. Он застучал в дверь.
— Мы знаем, что вы там, — крикнул он, потом с усталой улыбкой повернулся к Джабрилу. — Кажется ужасно знакомым, верно?
— Вы не пройдете за эту дверь, — послышался приглушенный голос изнутри.
— Попробуем надавить, — сказал Джабрил.
— Дай-ка я сперва кое-что попробую, — возразил Локки и громко добавил: — Первое. Эта дверь, возможно, бронированная, но кормовые окна у вас стеклянные. Второе. Откройте проклятую дверь на счет «десять», или я убью на палубе всех выживших моряков. Можете слушать их крики, пока занимаетесь здесь тем, чем занимаетесь.
Пауза. Локки открыл рот, собираясь начать отсчет. Неожиданно под грохот тяжелых механизмов дверь приоткрылась, и появился невысокий мужчина средних лет в длинной черной куртке.
— Пожалуйста, не нужно, — сказал он. — Я сдаюсь. Я сделал бы это раньше, да Избавители не позволяли. Я закрылся здесь, потому что они погнались за мной. Убейте меня, если хотите, но пощадите мой экипаж.
— Не глупите, — ответил Локки. — Мы не убиваем тех, кто не сопротивляется. Хотя приятно сознавать, что вы не круглый идиот. Капитан, вероятно?
— Анторо Нера, к вашим услугам.
Локки схватил его за лацканы и потащил к трапу.
— Идемте на палубу, мастер Нера. Думаю, с вашими Избавителями мы покончили. Какого дьявола они вообще делают на борту? Пассажиры?
— Охрана, — пробормотал Нера.
Локки остановился.
— Вы что, спятили? Вы разве не знаете, что при первых признаках боя они с ума сходят?
— Я их не хотел брать. Владельцы настояли. Избавители работали только за еду и проезд. И хозяева посчитали… может, они отпугнут тех, кто ищет неприятностей.
— Отличная теория. Но работает, только если вы заранее сообщите об их присутствии. Мы не знали, что они на борту, пока они на нас не напали.
Локки в сопровождении Джабрила и остальных поднялся на ют, таща за собой Неру. Ют заливал яркий солнечный свет. Один из моряков спускал флаг «флейты», стоя по колено в телах.
Трупов не меньше дюжины. В основном Избавители с их зелеными косынками и странно довольным выражением на лицах. Но тут и там виднелись и мертвые моряки, а у трапа лежал Аспел с кровавой раной в груди.
Локки в тревоге огляделся и с облегчением вздохнул, заметив Жеана; тот, по-видимому, невредимый, сидел у борта. Рядом с ним была старпом Дельмастро, волосы ее растрепались, по правой руке текла кровь. На глазах у Локки Жеан оторвал полоску от своей рубахи и начал перевязывать раненую руку женщины.
Локки испытывал одновременно облегчение и грусть; обычно это о нем Жеан заботился после боя. Да и в бою Локки удалялся от Жеана лишь на миг — и то лишь по крайней необходимости. Он понял: его тревожит то, что Жеан не пошел присмотреть за ним, как всегда. Не будь ослом, подумал он. У Жеана свои проблемы.
— Джером, — позвал он.
Жеан повернул голову, и его губы сами собой сложились, чтобы произнести «Л», но он мигом взял себя в руки.
— Оррин! Ты выглядишь ужасно! Ты не ранен?
Ужасно? Локки посмотрел на себя и понял, что вся его одежда вымокла в крови. Он провел рукой по лицу. То, что он считал потом и пивом, оставило на его руке красный след.
— Это не моя, — сказал он. — Кажется.
— Я собирался искать тебя, — сказал Жеан. — Эзри… Старпом Дельмастро…
— Со мной все будет в порядке. — Она охнула. — Ублюдок пытался ударить меня мачтой. Но только сбил дыхание.
На палубе возле нее Локки увидел большую окованную медью дубину, а рядом мертвого Избавителя с одной из сабель Дельмастро в горле.
— Старпом Дельмастро, — сказал Локки. — Я привел капитана корабля. Позвольте представить вам Анторо Неру.
Дельмастро оттолкнула руку Жеана и отстранила его, чтобы лучше видеть. Из порезов на ее лбу и губах текла кровь.
— Мастер Нера. Приятно познакомиться. Я представляю ту сторону, что все еще на ногах. Вопреки видимости. — Она улыбнулась и вытерла кровь с глаз. — Я буду отвечать за предотвращение краж на вашем корабле, так что держитесь меня. Кстати, что это за корабль?
— «Зимородок», — сказал Нера.
— Груз и назначение?
— Тал-Веррар, пряности, вино, скипидар и ценная древесина.
— И еще орава Избавителей-джеремитов. Нет, молчите. Объясните позже. Боги, Ревелл, вы даром времени не теряли.
— Вот уж верно, — сказал Джабрил, хлопая Локки по спине. — Он один убил четверых в трюме. Спустился в трюм на бочке и всех там перебил. — Джабрил щелкнул пальцами. — Вот так!
Локки вздохнул и почувствовал, что краснеет. Протянул руку и вернул немного крови туда, откуда ее стер.
— Что ж, — заметила Дельмастро, — скажу, что я удивлена, но довольна. Вы не сможете вести даже рыбацкую лодку, но вести абордажную группу — милости просим, когда угодно. Кажется, мы избавили Джерема от половины поклонников.
— Вы очень добры, — сказал Локки.
— Можете привести корабль в порядок. Всех матросов поместите под охрану, у юта.
— Хорошо. Она в порядке, Джером?
— Сильно побита и порезана, но…
— Бывало и хуже, — сказала Дельмастро. — Бывало хуже, и я давала сдачи, не сомневайтесь. Можете пойти с Ревеллом, если хотите.
— Я…
— Вас что, гнать пинками? Со мной все будет хорошо.
Жеан встал и подошел к Локки. Тот подтолкнул Неру к Джабрилу.
— Джабрил, отведи нашего нового друга на ют, а мы с Джеромом соберем остальной экипаж.
— С удовольствием.
Локки с Джеромом спустились по трапу на палубу. Еще Избавители, еще матросы… и пятеро или шестеро из тех, кого он несколько недель назад вытащил со Скалы Ветров. Локки чувствовал, что все поглядывают на него. И ловил обрывки разговоров:
— …смеялся…
— Видел, как он поднялся на борт. Один бросился на всех…
— Никогда такого не видел. — Это Стрева, со сломанной левой рукой. — Смеялся и смеялся. Никакого страха не знает.
— «Боги послали вам вашу судьбу, осквернители собственных матерей!» Вот что он им крикнул. Я сам слышал…
— Знаешь, они правы, — прошептал Жеан. — Я и раньше видел, как ты совершал храбрые и безумные поступки, но такое… это было…
— Сплошное сумасшествие и ни капли храбрости. Я был не в себе, ясно? С перепугу не понимал, что делаю.
— Но в трюме внизу…
— Одного задавила бочка, — сказал Локки. — Двоим я перерезал горло, пока они еще не пришли в себя. А последний был так любезен, что поскользнулся в пиве и облегчил мне задачу. Все как всегда, Джером. Я не воин.
— Но теперь они считают тебя воином. Ты это доказал.
Они нашли у мачты неподвижного Мея. Тот сжимал руками торчащую из живота саблю, словно пытался ее вытащить. Локки вздохнул.
— Сегодня я испытываю то, что можно назвать смешанными чувствами, — сказал он.
Жеан наклонился и закрыл Мею глаза.
— Я понимаю, о чем ты. — Он помолчал, видимо, подбирая слова, потом заговорил снова: — У нас серьезная проблема.
— Правда? У нас — и проблема? Это какая же?
— Эти люди — свои для нас. Они воры. Ты ведь тоже это понимаешь. Мы не можем предать их Страгосу.
— Тогда мы умрем.
— Мы оба знаем, что Страгос все равно намерен нас убить…
— Чем дольше он будет нам доверять, — ответил Локки, — чем ближе мы подойдем к выполнению хотя бы части своей миссии, тем ближе мы к настоящему противоядию. Чем больше у нас времени, тем выше вероятность того, что он в чем-нибудь ошибется… и мы сумеем что-нибудь сделать.
— Мы можем что-нибудь сделать, приняв сторону своих. Ради богов, разуй глаза! Эти люди живут воровством. Как мы. Законы, по которым мы живем…
— Не читай мне лекций о моих обязанностях!
— А почему? Тебе, кажется, необходимо…
— Я выполнил свой долг по отношению к тем, кого мы привели из Тал-Веррара, но и они, и все эти люди нам чужие. Я намерен заставить Страгоса расплатиться за его подлость, и если при этом я смогу пощадить наших новых знакомцев, клянусь богами, я их пощажу. Но если для того, чтобы уничтожить его, мне придется затопить их и еще дюжину, я пойду и на это.
— Боги, — прошептал Жеан. — Только послушай себя. Я считал себя каморрцем. Ты — суть Каморра. Минуту назад ты печалился об этих людях. А теперь готов всех их утопить ради своей мести.
— Нашей мести, — поправил Локки. — Это наши жизни.
— Но должен быть и другой путь.
— Так что ты предлагаешь? Остаться с ними? Несколько недель веселиться на Призрачных островах и потом вежливо умереть?
— Если понадобится, — сказал Жеан.
«Ядовитая орхидея», убрав часть парусов, прошла у кормы «Зимородка» и встала между ним и ветром. Мужчины и женщины, выстроившиеся у борта «Орхидеи», оглушительно кричали.
— Слышишь? Они приветствуют не вахту поденщиков, — сказал Жеан. — Они приветствуют своих. Вот кто мы теперь. Часть всего этого.
— Они чу…
— Они больше не чужие, — прервал его Жеан.
— Что ж, — сказал Локки, оглянувшись на старпома Дельмастро, вставшую за штурвал «Зимородка». — Может, кое-кто из них для тебя не такой чужой, как для меня.
— Эй, послушай…
— Делай что хочешь, чтобы скоротать здесь время, — нахмурился Локки, — но не забывай, откуда мы пришли. Наше дело — Страгос. Наше дело — обойти его.
— Скоротать время? Скоротать проклятое время? — Жеан задохнулся от гнева. Он стиснул кулаки, и мгновение казалось, что сейчас он схватит Локки и начнет его трясти. — Боги, я вижу, что жжет тебя изнутри. Может, ты и смирился с тем, что единственная женщина, о которой ты думал, уже много лет мертва. Но тебе до сих пор так больно, что, кажется, ты считаешь: весь мир разделяет твои привычки.
Локки почувствовал, что его словно ударили.
— Жеан, никогда…
— И перестань называть меня Жеаном!
— Конечно, — холодно сказал Локки. — Конечно. А то как бы не засыпаться. Я могу дальше копаться в себе. Ты вернешься к Дельмастро. Она держится за руль, чтобы устоять на ногах.
— Но…
— Иди, — сказал Локки.
— Хорошо. — Жеан повернулся, чтобы уйти, но остановился в последний раз. — Пойми — я не могу. Я пойду за тобой на все, и ты это знаешь, но я не могу обмануть этих людей, даже ради нас. Даже если ты сочтешь, что это ради нас… И не могу позволить тебе обмануть их.
— А это что значит?
— Это значит, что тебе есть о чем подумать, — сказал Жеан и в гневе ушел.
С «Орхидеи» начали перебираться небольшие группы моряков. К Локки подбежал красный от возбуждения Утгар; он и еще несколько моряков несли тросы и крюки, чтобы прикрепить один корабль к другому.
— Святые Сущности, Ревелл, мы только что узнали об Избавителях, — сказал Утгар. — Старпом рассказала нам, что ты сделал. Поразительно. Молодчина!
Локки посмотрел на тело Мея у мачты, на Жеана, который торопливо шел к Дельмастро, протягивая руки, чтобы поддержать ее. Не думая о тех, кто это увидит, он бросил саблю на палубу; она воткнулась в доску и застряла, дрожа.
— О да, — сказал он. — Кажется, я победил. Ура победителям!
1
К семнадцатому фестала Жеан возненавидел запах и вкус корабельного уксуса с такой же силой, с какой наслаждался редкими возможностями взглянуть на старпома этого корабля.
Обычно его утро начиналось одинаково: одно ведро заполнить отвратительной красной жидкостью, второе — морской водой и драить главную палубу и переборки по всей длине — по крайней мере в тех местах, куда он мог дотянуться. На носу и корме отводились места экипажу, и обычно там спали в гамаках четыре-пять десятков матросов; их дружный храп напоминал рычание запертых в клетках зверей. Эти места Жеан старательно обходил, предпочитая убирать на складе корабельных припасов (экипаж называл его «комнатой ресторации» из-за стойки со стеклянными бутылками, накрытой сетью), в главном трюме, арсенале и пустых помещениях экипажа, в этих помещениях, даже без людей, всегда было множество тяжелых бочек, ящиков, корзин, которые ему приходилось передвигать.
Когда острый запах разведенного водой уксуса замешивался в обычное для нижних палуб зловоние — испорченной еды, плохой выпивки, немытых тел, — Жеан обычно обходил обе нижние палубы, размахивая большим желтым алхимическим фонарем, чтобы уничтожить вредные болезнетворные испарения. Дракаста очень заботилась о здоровье экипажа; моряки протыкали уши медной проволокой, чтобы предотвратить катаракту, и добавляли в эль щепотки белого песка — это помогало от расстройства желудка. Не менее двух раз в сутки нижние палубы освещались, что забавляло корабельных кошек. К несчастью, это означало необходимость идти, ползти, пробираться среди множества самых разнообразных препятствий, включая занятых матросов. Жеан старался сохранять вежливость и здоровался со всеми встречными.
Экипаж всегда был при деле; на корабле кипела работа. Чем больше Жеан присматривался к жизни экипажа, чем больше узнавал о «Ядовитой орхидее», тем больше понимал, что его план обеспечения жизнеспособности корабля, составленный на «Вестнике» в роли старшего помощника, был до смешного наивным. Несомненно, доживи Калдрис до того, чтобы это заметить, он бы вмешался.
Похоже, по мнению капитана Дракасты, полностью отремонтированного в море корабля просто не существовало. То, что проверила и осмотрела одна вахта, проверяла и осматривала другая, потом еще одна, и так день за днем. Закрепленное закрепляли заново, отремонтированное проверяли и чинили дополнительно. Кабестан и помпы ежедневно смазывали жиром, который соскребали со дна котлов для приготовления пищи; тем же противным липким веществом смазывали мачты с верхушки до основания, чтобы защитить их от непогоды. Небольшие внимательные группы моряков постоянно передвигались, проверяя, не образовались ли щели между досками, обматывая парусиной участки, где тросы терлись друг о друга.
Экипаж делился на две вахты, «красную» и «синюю». Они работали по шесть часов: одна вахта занималась кораблем, другая отдыхала. Например, красная вахта действовала с полудня до шести часов вечера и с полуночи до шести утра. Свободные от вахты матросы могли заниматься, чем хотят, если только в опасные или напряженные моменты их не призывал на палубу сигнал «все наверх».
Вахта поденщиков не входила в эту смену; бывший экипаж «Красного вестника» работал с рассвета до темноты и ел после окончания работы, а не в полдень, как остальные.
Несмотря на все ворчание, Жеан не думал, что «Орхидея» и впрямь не рада новым матросам. Он подозревал, что морякам с «Вестника» поручают самую нудную работу, тем самым предоставляя экипажу «Орхидеи» больше возможностей спать, заниматься личными делами, играть или спариваться в своих гамаках под одеялами, без намека на стыдливость. Тем не менее Жеана удивляло отсутствие на корабле возможности остаться в одиночестве и вести интимную жизнь не на виду у всех; он не был ни ханжой, ни девственником, но в его представлении об интимной жизни всегда входили каменные стены и прочно запертая дверь.
На корабле все это лишалось смысла: любые звуки слышали все. В синей вахте была пара мужчин, которых слышно было с гакаборта, когда они занимались этим на носу, а одна женщина из красной вахты начинала выкрикивать необычные вадранские слова именно в тот момент, когда Жеан засыпал на палубе над ней. Они с Локки поразмыслили над ее грамматикой и решили, что на самом деле она по-вадрански не говорит. Иногда ее выкрики сопровождались аплодисментами слушателей.
В остальном экипаж как будто гордился своей дисциплинированностью. Жеан не видел ни драк, ни серьезных споров и очень редко замечал неурочную выпивку. Вино и пиво потребляли за каждой трапезой, но в меру, а по какой-то сложной схеме, которую Жеан еще не сумел расшифровать, каждому члену экипажа раз в неделю разрешалось то, что моряки называли «веселой вахтой». «Веселой вахте» дозволялось сидеть на главной палубе и предоставлялась относительная свобода, особенно свобода блевать за борт. Этим матросам разрешали пить сколько влезет и освобождали их даже от команды «все наверх», пока не протрезвеют.
— Не совсем то… чего я ожидал, — сознался Жеан однажды утром, когда Эзри оказалась рядом с ним у левого борта; она делала вид, что не замечает, как он касается пятнышка на дне корабельной шлюпки. Но постоянно смотрела на него. Игра его воображения? Или причина в том, что он цитировал Лукарно? Теперь он избегал цитировать что-нибудь при ней, даже если выпадала возможность. Лучше оставаться для нее загадкой, чем постоянно повторять то, что однажды привлекло ее внимание.
«Тринадцать богов, — подумал он, — неужели я собираюсь ухаживать за ней? И она…»
— Прошу прощения? — сказала она.
Жеан улыбнулся. Почему-то он догадывался, что она не против того, чтобы он заговорил без приглашения.
— Ваш корабль. Не совсем то, чего я ожидал. Я читал другое.
— Читали другое! — Она рассмеялась, скрестила руки и посмотрела на него почти застенчиво. — А что вы читали?
— Дайте подумать. — Он сунул кисть в алхимическое месиво и напустил на себя озадаченный вид. — «Семь слез между бурей и слезами».
— Бенедиктус Монткальм, — сказала она. — Читала. В основном вздор. Думаю, он покупал выпивку морякам и слушал их рассказы, когда собирал материал.
— А как «Истинная и точная история жестокого красного флага»?
— Сюзетта вела Дукаси! Я знавала ее.
— Знавали ее?
— Точнее, о ней. Безумная старуха бродит по Порту Расточительности. Пишет письма за медяки, за выпивку, за все что угодно. Сейчас она почти забыла приличный теринский. Спит в канавах и проклинает своих былых издателей.
— Это все книги, какие я могу вспомнить, — сказал Жеан. — Боюсь, мне они не очень нравились. А как вам удалось все это прочесть?
— Ах-х-х, — ответила она, движением головы отбрасывая волосы за спину.
Не худышка, подумал Жеан, прекрасные изгибы и округлости.
— Здесь прошлое — валюта, Джером. Иногда единственная.
— Загадочно.
— Разумно.
— Вы уже немало знаете обо мне.
— И будет справедливо, если вы узнаете обо мне, так? Я корабельный офицер, а вы опасная неизвестность.
— Звучит многообещающе.
— Я тоже так считаю. — Она улыбнулась. — Но вернемся к действительности. Я корабельный офицер, а вы — вахта поденщиков. Еще даже не настоящий моряк. — Она посмотрела на Жеана через сложенную из пальцев рамку. — Вы просто какая-то туманная дымка на горизонте.
— Ну… — сказал он, понимая, что выглядит тупицей. И все равно повторил: — Ну…
— Но вам любопытно.
— Что?
— Корабль.
— О. Да, действительно. Я просто думал… теперь, когда присмотрелся…
— Бочки с вином на корме и на носу. Можно пить и портить воздух с утра до вечера…
— Примерно так. Не очень похоже на военный корабль.
— Дракаста раньше служила во флоте. Сиринском. Она не часто об этом говорит, но с некоторых пор не пытается скрывать свой акцент. Раньше пыталась.
Сирин, подумал Жеан, восточная островная империя, еще более далекая, чем Джерем и Джереш; гордые, сдержанные темнокожие люди, которые очень серьезно относятся к своим кораблям. Если Дракаста из их числа, она унаследовала морскую традицию, которая, по слухам, старше самого Теринского трона.
— Сирин, — вслух сказал он. — Это кое-что объясняет. А мне казалось, прошлое — это валюта.
— Эту часть прошлого она отдает бесплатно, — сказала Эзри. — Но поверьте, если историю измерять в монетах, она сидит на целой их груде.
— Значит, она… подстраивает корабль под свои старые привычки?
— Скорее мы все это делаем. — Эзри жестом приказала ему продолжить работу, и Жеан взялся за кисть. — Капитаны Медного моря — особый народ. Они люди определенного положения — и на воде, и на суше. В Расточительности у них есть свой совет. Но каждый корабль… своего рода отдельное братство. Одних капитанов выбирают. Другие берут бразды власти только когда нужно браться за оружие. А что касается Дракасты… она наш капитан, потому что все мы знаем: она лучше всех. Во всем. В Сирине с этим не шутят.
— Поэтому вы сохраняете флотские вахты, и пьете, как нервничающие мужья, и следите за своим поведением?
— Вы не одобряете?
— Божья кровь, еще как одобряю! Просто порядка гораздо больше, чем я себе представлял.
— Вы бы ничего у нас не назвали флотским, доведись вам служить на настоящем военном корабле. Большинство наших матросов прошли через это, и для них нынешняя жизнь — рай. Мы сохраняем наши обычаи и потому, что большинство нас бывало на борту других пиратских кораблей. Мы видели, как с каждым днем могут увеличиваться течи. Как ржавеют механизмы. Как могут истрепаться снасти. Какой смысл бездельничать, если корабль в это время рассыпается под тобой на куски?
— Значит, вы благоразумная шайка.
— Да. Море делает человека благоразумным или убивает. Офицеры Дракасты дают клятву. Мы клянемся, что наш корабль погибнет в битве или по воле богов. А не из-за лени матросов, нехватки парусов или тросов. Это священная клятва. — Она потянулась. — И не из-за отсутствия краски. Покройте шлюпку еще одним слоем и будьте внимательнее.
Офицеры. Чтобы не думать за работой об Эзри, Жеан стал вспоминать офицеров «Орхидеи». Очевидно, это в первую очередь сама Дракаста. У нее никаких вахт нет, но она появляется везде и всегда, когда считает нужным. Похоже, она проводит на палубе половину дня и материализуется мгновенно, когда происходит что-нибудь интересное. Вторая по старшинству Эзри… но нет, об Эзри не думать.
Мамчанс, начальник парусной группы, и его небольшая команда доверенных рулевых. В хорошую погоду Дракаста может доверить руль другим морякам, но там, где требуется мастерство, работают только Мам и его люди. Примерно равны Маму по статусу интендант, он сейчас на борту «Красного вестника», и врач Треганн — эта вряд ли признает равным себе того, чье имя не носит какой-нибудь храм. Дракаста, естественно, занимает большую каюту, а четверым офицерам выделены каморки с парусиновыми стенами, вроде старой каюты самого Жеана.
Есть еще плотник, мастер по парусам, кок и боцман. Единственная привилегия младших офицеров — время от времени командовать рядовыми матросами. Есть еще два… младших помощника, как решил их назвать Жеан. Эзри называла их старшими по вахте, и когда самой Эзри поблизости не оказывалось, они ее заменяли. Синей вахтой командовал Утгар, а красной — женщина по имени Нарсин, но ее Жеан еще не видел: она тоже отбыла на борт «Вестника».
Казалось, всю черную и грязную работу поручали Жеану и остальным матросам из вахты поденщиков, и это давало возможность изучить не только устройство корабля, но и иерархию его экипажа. Жеан считал, что это делается сознательно.
Со времени захвата «Вестника» погода установилась. Постоянный легкий северо-восточный ветер, облака, пролетающие по небу, словно в танце, бесконечные низкие волны, от которых море сверкало, словно сапфир с миллионами граней. Днем жарко светило солнце, и ночью в помещении для сна было душно, но Жеан быстро привык. Он загорел и цветом кожи походил на Паоло и Козетту. Локки тоже как будто чувствовал себя хорошо — загорелый, бородатый и не просто худой, а мускулистый. Рост и неразумная похвальба своей гибкостью привели к тому, что ему поручили смазывать мачты, фок- и грот-, и он должен был это проделывать каждое утро.
Пищу по-прежнему давали в конце долгого дня, и хоть она была не очень разнообразна, ее хватало. Теперь они получали и полный рацион выпивки. И хотя Жеан не хотел себе в этом признаваться, такой поворот событий его почти радовал. Он мог работать и спокойно спать: люди, управляющие кораблем, знают свое дело. Ему и Локки больше не нужно импровизировать. И если бы не проклятый судовой журнал, в котором отмечались день за днем (а срок, когда кончится действие противоядия, все приближался), Жеан назвал бы эти дни хорошими. Хорошим и спокойным периодом, когда можно подумать о Дельмастро.
Но ни он, ни Локки не могли перестать считать дни.
2
Восемнадцатого фестала Лысый Мазукка сорвался.
Ничто этого не предвещало, хотя несколько вечеров накануне Мазукка был мрачен; как и многие, он уставал, но никому не грозил — ни из экипажа, ни из вахты поденщиков.
Стояли сумерки, синяя вахта работала уже два или три часа, и по всему кораблю зажгли фонари. Жеан сидел рядом с Локки у клетки с курами, расплетая старый трос. Локки брал у него пряди и расплетал их еще сильней, превращая в грубые коричневые нити. Потом эти нити окунали в смолу и превращали в паклю, которую можно было использовать как угодно: от затыкания щелей до набивки подушек. Работа скучная и неприятная, но солнце почти село, и совсем скоро вахта должна была закончиться.
Поблизости послышался стук, за ним проклятия и смех. Появился Лысый Мазукка со шваброй и ведром в руках, а за ним матрос, которого Жеан не узнал. Матрос сказал что-то, чего Жеан не расслышал, и тут вдруг Мазукка развернулся и швырнул в него тяжелым ведром, попав прямо в лицо. Оглушенный матрос упал на бок.
— Будь ты проклят! — крикнул Мазукка. — Я тебе что, дитя малое?
Матрос ощупью поискал оружие — короткую дубинку, увидел Жеан, — но Мазукка уже вышел из себя. Он пнул моряка в грудь, вырвал у него дубинку, поднял ее над головой… но больше ничего не успел. Три или четыре моряка одновременно ударили его, свалили на палубу и вырвали дубинку.
С мостика послышались торопливые тяжелые шаги. Капитан Дракаста явилась без вызова.
Когда она пронеслась мимо, Жеан — веревка была забыта — почувствовал, как внутри все съеживается. Это в ней было. Дракаста носила, как плащ, ту самую ауру, которую он некогда видел у капы Барсави: нечто такое, что спит внутри, пока не вырвется в минуту гнева или необходимости, неожиданное и ужасное. Сама смерть шла по палубе «Орхидеи».
Матросы держали Мазукку за ноги и за руки. Тот, кого он ударил ведром, забрал свою дубинку и потирал голову. Замира остановилась и показала на него.
— Объясни, Томас.
— Я… я… Простите, капитан. Я просто забавлялся.
— Он преследует меня весь проклятый день, — сказал Мазукка, покорный и почти успокоившийся. — Ничего не делал, не работал. Только ходил за мной, опрокидывал ведро, разбрасывал мои инструменты, пачкал то, что я сделал, и заставлял переделывать.
— Это правда, Томас?
— Я только… капитан, это только для забавы. Дразнить вахту поденщиков. Я ничего плохого не хотел. Я больше не буду.
Дракаста проявила такое проворство, что Томас не успел и глазом моргнуть, а уже лежал на палубе с разбитым носом. Жеан отметил изящное движение руки и точное использование ребра ладони. Он сам дважды в жизни получал такие удары. И как ни глуп Томас, Жеан ему сочувствовал.
— Аг-г-гх, — сказал Томас, плюясь кровью.
— Вахта поденщиков все равно что инструменты, — сказала Дракаста. — Я хочу, чтобы она содержалась в порядке и чтобы ею можно было пользоваться. Хотите позабавиться — убедитесь сначала, что эта забава никому не причинит вреда. Сокращаю вдвое твою долю взятого на «Красном вестнике» и вырученного от его продажи. Вы. — Она показала на двух женщин, стоявших за моряком. — Утащите его на корму и найдите ученую Треганн.
Когда Томаса утащили на ют, к врачу, Дракаста повернулась к Мазукке.
— Ты слышал мое правило в первый же вечер на корабле.
— Знаю. Простите, капитан Дракаста. Он просто…
— Ты слышал. Слышал, что я сказала, и понял.
— Да. Но я был в бешенстве…
— Коснешься оружия — смерть. Я объяснила это ясно, яснее некуда, но ты все равно не послушался.
— Погодите…
— Ты мне не нужен, — сказала Дракаста и правой рукой схватила Мазукку за горло. Матросы отпустили его, и он попытался обеими руками оторвать руку Дракасты, но тщетно. Капитан потащила его к правому борту. — Слушайте все! Потеряете голову, допустите ошибку — и можете потопить весь корабль. Если не в силах делать то, что вам было сказано ясно и четко, вы только балласт.
Брыкаясь и задыхаясь, Мазукка пытался сопротивляться, но Дракаста неумолимо тащила его к борту. В двух ярдах от планшира она стиснула зубы, отвела правую руку и швырнула Мазукку вперед, вложив в этот толчок всю силу. Мазукка сильно ударился, потерял равновесие и перевалился через борт. Секунду спустя послышался всплеск.
— Балласта на моем корабле хватает.
Все матросы, включая вахту поденщиков, кинулись к правому борту. Бросив быстрый взгляд на Локки, Жеан присоединился к ним. Дракаста осталась на месте. Она развела руками, весь ее внезапный гнев испарился. И в этом она напоминала Барсави. Жеан подумал, как она проведет остаток ночи: в мрачной задумчивости или даже за выпивкой?
Корабль шел ровно, со скоростью четыре-пять узлов, а Мазукка не был хорошим пловцом. Его уже отнесло от курса корабля на пять или шесть ярдов, и отставал он ярдов на пятнадцать. Голова его торчала над поверхностью воды, он звал на помощь.
Сумерки. Жеан содрогнулся. Голодное время в открытом море. Яркий дневной свет прогоняет многих тварей в глубину, и плавать в воде почти безопасно. Но в сумерках все меняется.
— Выловить его, капитан? — спросил один из стоявших рядом с Дракастой моряков. Говорил он так тихо, что слышали всего несколько человек.
— Нет, — ответила Дракаста. Она повернулась и медленно пошла на корму. — Вперед. А при нем скоро кто-нибудь объявится.
3
В семь часов вечера Дракаста крикнула, чтобы Локки пришел в ее каюту. В сознании Локки запечатлелась яркая картина — Томас и Мазукка, — поэтому он бегом кинулся на корму.
— Ревелл, что это за разврат и дьявольщина?
Локки остановился, осматриваясь. Дракаста установила свой стол в центре каюты. Паоло и Козетта сидели друг против друга, глядя на Локки, а перед ними в беспорядке была разложена колода игральных карт. Посреди стола лежал опрокинутый серебряный кубок, слишком большой для маленьких рук. Локки в глубине души почувствовал беспокойство, однако присмотрелся внимательнее.
Как он и подозревал, немного светло-коричневой жидкости из кубка пролилось на стол и попало на карту. И та растворилась, превратилась в лужицу мягкого серого вещества.
— Вы взяли карты из моего сундука, — сказал он. — Из двойного пакета, обернутого промасленной тканью.
— Да.
— И пили за едой что-то крепкое. Ваши дети пролили его.
— Карамельный коньяк, и я пролила его сама. — Дракаста достала кинжал и коснулась серого вещества. Хотя выглядело оно жидким, но на деле оказалось прочным и твердым, и кончик кинжала соскользнул с него, как с гранита. — Что это такое? Похоже на… алхимический цемент.
— Это и есть алхимический цемент. Вы не заметили своеобразного запаха карт?
— Зачем мне нюхать игральные карты? — Дракаста нахмурилась. — Дети, ничего здесь не трогайте. Идите на свою кровать и подождите, пока мама не вымоет вам руки.
— Это не опасно, — сказал Локки.
— Мне все равно, — ответила Дракаста. — Паоло, Козетта, положите руки на колени и ждите маму.
— На самом деле это не совсем карты. Это алхимические резиновые облатки. Тонкие, как бумага, и гибкие. А рисунки карт нанесены на них. Вы не поверите, сколько они стоят.
— Да мне все равно. Для чего они?
— Разве не ясно? Окуните карту в крепкий напиток, и она в несколько секунд растворится. Неожиданно у вас всего лишь капля алхимического цемента. Можно убрать столько карт, сколько нужно. Вещество застывает в минуту и становится прочным, как сталь.
— Прочным, как сталь? — Она посмотрела на серое пятно на красивой лакированной столешнице. — Как его убрать?
— М-м-м… никак. Оно не растворяется. Во всяком случае, не в алхимической лаборатории.
— Что? Будьте вы прокляты, Ревелл…
— Капитан, вы несправедливы. Я не просил вас доставать эти карты и играть ими. И не я пролил на них выпивку.
— Вы правы, — со вздохом ответила Дракаста. У нее усталый вид, подумал Локки. Легкие морщины вокруг рта говорили о длительном напряжении. — Соберите карты и выбросьте за борт.
— Капитан, прошу вас. — Локки протянул к ней руки. — Они не просто дорогие, они… их чрезвычайно трудно будет повторить. На это уйдут месяцы. Позвольте снова завернуть их в ткань и убрать в сундук. Считайте их… моими бумагами.
— Зачем они вам?
— Это часть моего небольшого запаса фокусов, — ответил Локки. — Все, что от него осталось. Последний, но важный маленький трюк. Клянусь вам, они не представляют угрозы для вашего корабля… а если пролить на них выпивку, то это всего лишь досадная мелочь. Послушайте, если вы разрешите мне сохранить их и дадите нож с острым лезвием, я все время посвящу тому, чтобы убрать это вещество с вашего стола. Буду подбираться с разных сторон. Даже если на это уйдет неделя. Пожалуйста.
На самом деле потребовалось десять часов. Локки действовал с бесконечной осторожностью, словно проводил хирургическую операцию. Работал без отдыха, вначале при дневном свете, потом при свете нескольких алхимических фонарей. Наконец от дьявольски твердого вещества ничего не осталось.
Но дело того стоило. Стоило не щадить сил, чтобы сберечь эту колоду.
4
На двенадцатый день Дракаста повернула корабль с восточного курса на северо-запад, так что ветер дул с правого борта. Погода держалась хорошая, днем моряки жарились, ночью потели; над кораблем мелькали летучие призраки, которые выскакивали из воды, образуя светящиеся зеленые дуги.
На двадцать первый день, когда на востоке забрезжил рассвет, у экипажа появилась возможность проявить себя.
Локки вырвал из недолгого сна толчок локтем в бок. Локки проснулся в замешательстве: вокруг него шевелились и кашляли матросы из вахты поденщиков. Подъем.
— Парус на горизонте, — сказал Жеан.
— Минуту назад крикнули с мачты, — подхватил кто-то у выхода. — По правому борту.
— Это хорошо, — сказал зевая Джабрил. — Отблеск рассвета.
— Рассвет? — Было еще темно, и Локки сонно потер глаза. — Мне незачем притворяться, будто я все понимаю. Что такое отблеск рассвета?
— Солнце еще за горизонтом, видишь? — Джабрил как будто обрадовался возможности поучить Локки уму-разуму. — На востоке. А мы пока в тени, потому что мы к западу от них. Нас увидеть трудно, а нам их легко, потому что их паруса освещены сзади.
— Понятно, — сказал Локки. — Кажется, это хорошо.
— Мы нападем, — сказал Аспель. — Подойдем и захватим их. На нашем корабле очень много людей, а Дракаста — кровожадная сука.
— Это наш бой, — сказал Стрева. — Мы пойдем первыми.
— Да, и проявим себя, — подхватил Аспель. — Проявим и распрощаемся с этой вахтой поденщиков.
— Не торопись повязывать на член серебряные ленточки, — вмешался Джабрил. — Мы не знаем, куда идет тот корабль, какова его скорость и сколько у него парусов. Возможно, это военный корабль. Может, даже часть эскадры.
— Иди ты, Джабби, — сказал кто-то беззлобно. — Ты что, не хочешь расстаться с вахтой поденщиков?
— Эй, когда придет время абордажа, я пойду голый, от моего вида эти ублюдки разбегутся. Надо только посмотреть, добыча ли это.
На палубе начался шум; выкрикивались приказы. Те матросы, что у выхода, старались побольше расслышать и увидеть.
— Дельмастро посылает людей наверх, на мачты, — сказал один из них. — Похоже, мы подойдем с севера. Работают споро.
— Нет ничего подозрительнее быстрой смены парусов, если они нас видят, — объяснил Джабрил. — Она хочет, чтобы мы были ближе к их курсу и чтобы это выглядело естественно.
Проходили минуты; Локки поморгал и снова лег на привычное место у переборки. Если действовать пока не нужно, хорошо бы еще несколько минут поспать. Судя по движениям и бормотанию вокруг, он не один был такого мнения.
Проснулся он через несколько минут — небо, видное в вентиляционные отверстия, оставалось серым; разбудил его голос старпома Дельмастро с палубы.
— …где вы сейчас находитесь. Сидите спокойно и не показывайтесь. Через пять минут синяя вахта должна сменить красную, но на время боевых действий мы меняем расписание. Часть красной спустится вниз, ее заменит половина синей. Мы хотим выглядеть торговым кораблем, а не хищником с острым клювом.
Локки повернул голову, чтобы посмотреть на палубу. За Дельмастро в предрассветном полумраке моряки тащили вдоль левого борта несколько больших бочек.
— Дымовые бочки на палубе, — крикнула женщина.
— Никакого открытого огня на палубе, — приказала Эзри. — Не курить. Только алхимические огни. Передайте всем.
Прошло еще несколько минут, становилось заметно светлее. Тем не менее Локки обнаружил, что глаза у него слипаются. Он вздохнул…
— На палубе! — послышался голос с верхушки грот-мачты. — Передайте капитану: три мачты, идет на северо-западо-запад. Под топселями.
— Есть три мачты, северо-западо-запад, топсели, — крикнула в ответ Эзри. — Как он выглядит?
— Широкий правый бимс, на румб ближе к корме.
— Смотреть внимательно. Корпус еще не виден?
— Нет.
— Как только он покажется над горизонтом, посмотри и скажи, что там ниже. — Эзри подошла к баку и громко сказала от входа: — Вахта поденщиков, подъем. Разомнитесь, воспользуйтесь сеткой, потом снова соберитесь здесь. Побыстрей. Бой начнется скоро. Лучше, чтобы ваши кишки были в порядке.
Локки вынесло на палубу, и он потянулся и размял плечи. Жеан проделал то же самое, потом остановился рядом с Дельмастро. Локки приподнял бровь: миниатюрный старпом терпела разговоры с Жеаном в такой же степени, как не терпела — с ним. Но по крайней мере Жеан что-нибудь разузнает.
— Мы убегаем? — спросил Жеан.
— Я бы этого не хотела.
Дельмастро, прищурившись, посмотрела за борт, но даже Локки еще не видел с палубы новый корабль.
— Знаете, — сказал Жеан, — снизу вы ничего не увидите. Позвольте предложить мои плечи.
— Неплохая шутка, — ответила Дельмастро. — И какая оригинальная! За всю жизнь ничего лучше не слышала. Должна вам сказать, что я самая высокая из своих сестер.
— Сестер, — повторил Жеан. — Интересно. Немного бесплатного прошлого?
— Тьфу, пропасть, — нахмурилась она. — Не цепляйтесь ко мне, Валора. Утро будет хлопотное.
Моряки возвращались с сетки. Теперь, когда давление уменьшилось, Локки тоже поднялся по ступенькам, чтобы сделать свое дело. Он пробивался к сетке с подветренной стороны, испытывая неприятные ощущения: когда пользуешься сеткой при ветре, на маленькой деревянной планке, которая пересекает бушприт в одном-двух ярдах от форпика, может произойти что угодно. Под ней натянуты тросы, похожие на миниатюрную нок-рею; в них Локки упирался ногами, расстегивая брюки. Белые волны под ним били в нос, и пена поднималась до его ног.
— Боги, — сказал Локки, — только подумать: помочиться — такое отчаянное приключение.
— Эй, на палубе! — мгновение спустя послышался крик с мачты. — Корабль-флейта. Округлый и толстый. Курс и паруса прежние.
— Какие цвета?
— Пока не видно, старпом.
Флейта. Теперь Локки понимал этот термин. Торговый корабль с круглой кормой и красиво изогнутым носом. Такой корабль берет много груза, но бриг вроде «Орхидеи» может танцевать вокруг него. Пираты и военные такие корабли не используют. Как только корабли сблизятся, начнется бой.
— Ха, — сказал Локки, — а я тут сижу со спущенными штанами.
5
Позади их цели поднялось расплавленное солнце, окружив низкий черный силуэт корабля алым полукругом. Локки пригнулся у борта, стараясь оставаться незамеченным. Он сощурился и прикрыл глаза рукой от солнечного блеска. Восточный край неба горел розово-красным костром; от солнца по морю тянулась рубиновая полоска.
С палубы «Ядовитой орхидеи» с подветренного борта поднялся грязно-черный столб дыма шириной в несколько ярдов — зловещее вторжение в чистый рассветный воздух. Старпом Дельмастро сама работала у дымовых бочек. «Орхидея» шла под топселями, убрав остальные паруса: логичное решение при таком ветре и дополнительная предосторожность на случай, если на корабле вспыхнет пожар.
— Давайте, жалкие идиоты, — сказал Жеан, сидевший рядом с Локки. — Поглядите налево, во имя Переландро!
— Может, они нас видят, — заметил Локки. — Может, просто не придают значения.
— Они не поменяли ни одного паруса, — сказал Жеан, — иначе мы бы узнали об этом от впередсмотрящего. Должно быть, более нелюбопытные, близорукие, тупые придурки еще никогда не ходили под парусом.
— На палубе! — В голосе наблюдателя звучало возбуждение. — Передайте капитану: он поворачивает к левому борту.
— Насколько? — Дельмастро отошла от дымовой бочки. — Собирается идти на нас?
— Нет, поворот всего на три румба.
— Хотят получше взглянуть на нас, — сказал Жеан, — но пока еще не собираются прыгать с нами в гамак.
С мостика послышалась команда, и мгновение спустя Дельмастро трижды дунула в свой свисток.
— Вахта поденщиков! Вахта поденщиков, на ют!
Они поспешили на корму, минуя моряков, которые доставали из промасленных парусиновых чехлов и натягивали длинные луки. Как и обещала Дельмастро, на палубе находилась примерно половина обычной вахты; те, что готовили оружие, прятались за мачтами или за клеткой с курами. У поручня на юте ждала Дракаста; она заговорила сразу, как только они подошли.
— У них все еще есть время и место, чтобы повернуть. Это, конечно, напрасные усилия — едва ли они сумеют уйти от нас в такую погоду, — однако они могут заставить нас попотеть. Полагаю, шесть или семь часов, но кому хочется скучать так долго? Притворимся чартерным бригом в огне и посмотрим, удастся ли убедить их прийти нам на помощь.
Я предлагаю вам шанс проявить себя, так что вы будете зубами ловушки. Пойдете в бой первыми. Вернетесь — не пожалеете. Кто не хочет сражаться, отправляйтесь под ют и оставайтесь вахтой поденщиков, пока мы не сможем от вас избавиться.
Что касается меня, то я сегодня проснулась голодной. Хочу получить жирный кусочек — приз. Кто из вас готов сражаться за место на моем корабле?
Локки и Жеан вместе со всеми, кто стоял поблизости, подняли руки. Локки быстро осмотрелся и увидел, что не отказался никто.
— Хорошо, — сказала Дракаста. — У нас три шлюпки, на тридцать человек. Пойдете на них. Ваша задача вначале — выглядеть как можно более невинно. Держитесь возле «Орхидеи». По сигналу нападаете с юга.
— Капитан, — сказал Джабрил, — а что, если самостоятельно мы не сможем его захватить?
— Если численность или обстоятельства будут против вас, держитесь за клочок палубы, который захватите. Я подведу «Орхидею», и мы бросим крючья. Никакой корабль не устоит против сотни бросившихся на абордаж.
«Отличное утешение для тех из нас, кто уже умер или умирает», — подумал Локки. Он только сейчас понял, что им предстоит, и почувствовал тяжесть в желудке.
— Капитан! — крикнул наблюдатель с грот-мачты. — Он поднял талишемский флаг.
— Они могут лгать, — прошептал Джабрил. — Блеф. У Талишема очень сильный флот. И с ним сейчас никто не воюет. Если хочешь поднять ложный флаг, поднимай талишемский.
— Не очень умно, — отозвался Жеан. — Если у них есть эскорт, почему не держать флаг постоянно? Только тот, у кого есть основания для тревоги, прячет свои цвета.
— Да. И еще пираты, — улыбнулся Джабрил.
Капитан Дракаста крикнула в толпу:
— Дел, пусть перетащат одну из бочек вперед, к трапу на ют!
— Хотите дым с наветренной стороны, капитан?
— Хороший столб прямо посреди юта, — ответила Дракаста. — Если они захотят разглядеть наши флаги, у нас должна быть причина не показывать их.
Худая женщина, державшая руль в нескольких футах за Дракастой, громко откашлялась. Дракаста улыбнулась, потом ей кое-что пришло в голову. Повернувшись к матросу слева от нее, она сказала:
— Достань три сигнальных вымпела из сундука для флагов и вывесь на корме. Желтый над желтым и над желтым.
— Спасите наши души? — сказал Жеан. — Очень соблазнительное зрелище, и никакого обмана.
— Мне казалось, это просто сигнал бедствия, — сказал Локки.
— Надо было внимательней читать книгу. Три желтых вымпела поднимают, когда положение столь трудное, что все спасенное, кроме того, что у нас на себе, становится призом спасителей. Все, что они спасут, принадлежит им.
Дельмастро с несколькими матросами перетащила бочку к правому борту и подожгла ее куском горящего троса. Ют мало-помалу заволокло серым дымом. На корме двое матросов вывешивали желтый сигнал бедствия.
— Дополнительные наблюдатели наверх и к бортам, на подмогу Мамчансу, — приказала Дракаста. — Лучники, стрелять по команде. Держите оружие внизу и до моего сигнала старайтесь выглядеть как можно невинней.
— Капитан! — снова крикнул впередсмотрящий с грот-мачты. — Он поворачивает нам наперерез и поднимает дополнительные паруса.
— Экими мягкосердечными они становятся, стоит увидеть этот сигнал, — сказала Дракаста. — Утгар!
Красивый молодой вадранец с красной от загара кожей обритой головы и заплетенной черной бородой появился возле старпома Дельмастро.
— Уведи Паоло и Козетту на нижнюю палубу, — сказала Замира. — Вот-вот начнется спор.
— Есть! — ответил он и заторопился к трапу.
— Что касается вас, — снова обратилась Дракаста к вахте поденщиков, — у грот-мачты приготовлены топоры и сабли. Воспользуйтесь своим шансом и ждите, пока спустят шлюпки.
— Капитан Дракаста!
— В чем дело, Ревелл?
Локки откашлялся и вознес молчаливую молитву Безымянному Тринадцатому. Не время для красивых жестов. Если он сейчас не попробует восстановить свой авторитет, то станет рядовым матросом, и все будут помнить его прежние неудачи. А он нуждается в уважении, если надеется выполнить хоть часть своей миссии. Что означает необходимость совершить грандиозную глупость.
— Эти люди по моей вине едва не погибли на борту «Вестника». Они были моим экипажем, и мне следовало лучше заботиться о них. Мне бы хотелось исправить это. Позвольте мне… сидеть на носу в первой шлюпке.
— Вы хотите, чтобы я отдала вам командование?
— Не командование, — ответил Локки, — просто место на носу. Если прольется кровь, пусть первой прольется моя. Может, я спасу того, кто будет за мной.
— Присоединяюсь, — Жеан покровительственно положил руку на плечо Локки. — Куда он, туда и я.
«Да благословят тебя боги, Жеан», — подумал Локки.
— Если честолюбие предлагает тебе первым встретить выстрел из самострела, — ответила Дракаста, — не стану отказывать.
Тем не менее она слегка удивилась и, когда матросы устремились к мачте за оружием, еле заметно кивнула Локки в знак одобрения.
— Капитан! — Вперед выступила Дельмастро, ее руки были выпачканы сажей. Она бросила взгляд на Жеана и Локки. — А кто возглавит экспедицию на шлюпках?
— Каждый за себя, Дел. Я посылаю на каждой шлюпке по одному моряку с «Орхидеи», чтобы сдерживать их; что будет делать вахта поденщиков, поднявшись на борт, их дело.
— Я хочу идти на шлюпках.
Дракаста несколько секунд молча смотрела на нее. От талии до пят Эзри закрывал серый дым.
— Я ничего не делала, когда мы взяли «Вестник», — торопливо объяснила Дельмастро. — Я уже много недель не развлекалась по-настоящему.
Дракаста взглянула на Жеана и нахмурилась.
— Ты просишь удовлетворить твой каприз?
— Да, но полезный каприз.
Дракаста вздохнула.
— Шлюпки твои, Дел. Имей в виду: Ревелл хочет осуществить свое желание.
Перевод: если он примет на себя чью-то стрелу, пусть она будет твоей, подумал Локки.
— Вы не пожалеете, капитан. Вахта поденщиков! Вооружитесь, встречаемся на середине палубы.
Дельмастро бросилась вверх по трапу, мимо Утгара, который держал детей за руки.
— Вы смелый глупец, Ревелл, — сказал Джабрил. — Кажется, вы опять мне нравитесь.
— …по крайней мере сражаться он умеет, это мы знаем, — услышал Локки слова другого матроса. — Видел бы ты, как он справился со стражником, когда мы захватывали «Вестник». Ух! Тот от одного удара сложился вдвое. Сегодня он нам покажет. Вот погодите.
Локки вдруг обрадовался, что уже отлил все до капли.
Посреди палубы женщина-матрос сторожила бочку с обещанными топорами и саблями. Жеан выбрал себе пару топориков, взвесил их в руке и нахмурился: Локки неуверенно остановился перед бочкой.
— Ты понимаешь, что делаешь? — шепотом спросил он.
— Выбираю саблю и стараюсь выглядеть уверенно.
— Все, кто подпоясан, — крикнул Жеан, — хватайте вторую саблю и затыкайте за пояс: нельзя знать заранее, когда она понадобится.
С полдюжины матросов воспользовались его советом, а он тем временем отвел Локки в сторону и прошептал:
— Оставайся за мной. Просто… держись рядом и не теряйся. Может, у них нет луков.
К ним вернулась старпом Дельмастро в черном кожаном нагруднике с нарукавниками и со своим оружейным поясом. Локки заметил, что вогнутые гарды ее сабель усыпаны чем-то похожим на осколки Древнего стекла.
— Держите, Валора. — Она бросила Жеану кожаный защитный воротник и отвела назад волосы, обнажив горло. — Помогите девушке.
Жеан надел на нее воротник и застегнул сзади. Она потянула за концы, одобрительно кивнула и подняла руки.
— Слушайте! Пока мы не сделаем первый недружелюбный шаг, вы все богатые пассажиры и сухопутные снобы; вас посадили в шлюпки, спасая ваши драгоценные шкуры.
Двое моряков обходили вахту поденщиков, раздавая красивые шляпы, вышитые нагрудники и другую поношенную одежду. Дельмастро схватила шелковый зонтик и сунула в руки Локки.
— Это вам, Ревелл. Вдруг да убережет вас от беды.
Локки с преувеличенной воинственностью развернул зонтик над головой, в ответ послышался нервный смех.
— По приказу капитана, на каждой шлюпке пойдет один моряк с «Орхидеи» — чтобы вернуть шлюпку, если вы не вернетесь, — сказала Дельмастро. — Ревелла и Валору я возьму с собой в маленькую шлюпку, ваш подарок с «Вестника». Еще тебя и тебя. — Она показала на Стреву и Джабрила. — Что бы ни случилось, мы подходим первыми и первыми поднимаемся.
Появился боцман Оскарл с небольшой группой помощников и приготовился спускать шлюпки.
— Еще одно, — сказала Дельмастро. — Если они запросят пощады, пойдите им навстречу. Если бросят оружие, уважайте это. Если продолжат сопротивление, убейте всех. А если вам станет их жаль, вспомните, какой сигнал нам пришлось поднять, чтобы они надумали помочь горящему кораблю.
6
С воды иллюзия пожара, на взгляд Локки, была полной. Теперь дымили все бочки, и весь корабль был окутан черно-серым облаком. Время от времени показывалась Замира, блестела ее подзорная труба, затем дым снова поглощал ее.
Группа моряков работала у помпы и таскала парусиновые шланги (у борта, так, чтобы лучше было видно); они направляли потоки воды на облака дыма, хотя на самом деле всего-навсего мыли палубу.
Локки сидел на носу маленькой шлюпки, понимая, как нелепо выглядит с зонтиком в руке и в накинутом на плечи вышитым серебром пиджаке. Жеан и Джабрил занимали переднюю гребную банку, Стрева и старпом Дельмастро сидели за ними, а маленький матрос по имени Витторе, почти мальчик, жался на корме; ему предписывалось оставаться в шлюпке, когда остальные поднимутся на борт «флейты».
Этот корабль с необычно закругленным корпусом и плавными обводами бортов теперь был отчетливо виден и шел к северу под небольшим углом к ним. Локки прикинул, что курсы кораблей пересекутся минут через десять.
— Начинаем грести к нему, — сказала Дельмастро. — Они ждут этого.
Их шлюпка и две шлюпки побольше держались в ста ярдах юго-восточнее «Орхидеи». Когда четверо гребцов повели маленькую шлюпку на север, Локки увидел, что в двух остальных шлюпках последовали их примеру.
Они покачивались на волнах высотой в фут. Солнце взошло, его свет ослеплял; свой корабль они покинули в половине восьмого утра. Под ритмичный скрип весел в уключинах они миновали «Орхидею», другой корабль находился в полумиле от них на северо-восток. Если на «флейте» что-нибудь заподозрят и корабль попытается уйти на север, «Орхидее» придется поднимать паруса и пускаться в погоню. Но если «флейта» попробует уйти на юг, на ее пути окажутся шлюпки.
— Ревелл, — сказала Дельмастро, — у ваших ног абордажные ножницы. Видите?
Локки взглянул вниз. Под его сиденье был заткнут уродливый инструмент с деревянными ручками. Ручки приводили в движение металлические челюсти.
— Вижу.
— Наша главная проблема не луки. Хуже всего будет, если они бросят на борт сети-лезвия — тогда, пытаясь попасть на палубу, мы разрежем себя на куски. Если эти сети вывешены, вы должны ножницами проделать для нас разрезы.
— Или умереть за этим занятием, — сказал Локки. — Я вас понял.
— А вот вам хорошая новость: эти сети очень сложны в обращении. И не готовы, если на корабле ожидают шлюпку с пассажирами. Если мы успеем подойти к кораблю, у них не будет времени их разворачивать.
— А каков сигнал, что мы подошли достаточно близко?
— Вы его не пропустите. Поверьте.
7
Замира Дракаста стояла на корме у борта, там, где было меньше дыма, и в подзорную трубу рассматривала приближающуюся «флейту»: на приземистой передней части корабля сложные украшения, а на высоких бортах блестят причудливые узоры, нанесенные золотой и черной красками. Это хорошо: если корабль в порядке, он скорее всего везет ценный груз и деньги.
На корме стояли два офицера, разглядывая ее корабль в свои подзорные трубы. Она помахала им, надеясь, что жест получился дружеским, но ответа не получила.
— Что ж, ладно, — пробормотала Дракаста. — Вскоре вам придется вспомнить о вежливости.
По палубе «флейты», которая теперь была в четверти мили, перебегали маленькие темные фигуры членов экипажа. Паруса корабля задрожали, корпус чуть повернулся на линии взгляда Замиры. Поворачивают? Нет, просто гасят инерцию, забирая на один-два румба вправо, чтобы подойти близко, но не слишком. Она видела, как на «флейте» работают помпы, поливая водой нижние паруса. Очень разумно, когда в море подходишь к огню.
— Сигнальщики, подготовиться, — сказала Дракаста.
— Есть, капитан, — послышался нестройный хор голосов с задымленной части юта.
Ее собственные шлюпки резали волны между кораблями. На передней сидит Ревелл с зонтиком, похожим на серебристый гриб с мягкой белой шляпкой. Вот Валора, а вот Эзри… черт побери! Просьба Эзри не оставила Замире выбора: либо дать добро, либо выглядеть глупо в глазах вахты поденщиков. Придется поговорить с этой невеличкой… если боги благословят Замиру и позволят снова увидеть старпома живой.
Она посмотрела на офицеров «флейты», которые перешли с кормы к левому борту. Крепкие парни, похоже, чуть тепло одетые для такой жары. Зрение у нее не то, что двадцать пять лет назад… Они разговаривают, все пристальнее вглядываясь в них через подзорные трубы.
— Капитан? — спросил один из сигнальщиков.
— Подождите, — ответила она, — подождите…
С каждой секундой зазор между «Орхидеей» и ее жертвой сокращался. «Флейта» замедлила ход и поворачивала, но дрейф подведет их еще ближе… Один из офицеров на что-то показал, схватил другого за плечо и опять показал. Они одновременно подняли подзорные трубы.
— Ха! — крикнула Замира. Теперь у жертвы нет ни единого шанса уйти. Дракаста чувствовала новую энергию в каждом движении, в каждом шаге; годы словно спадали с ее плеч. Боги, как будет сладок миг, когда они наконец поймут, что их обманули! Она живо сложила подзорную трубу, схватила с палубы рупор, и ее голос громом раскатился по всем палубам.
— Приготовиться лучникам наверху! Все наверх! Все наверх и к правому борту! Погасить дымовые бочки!
«Ядовитая орхидея» содрогнулась: почти сто человек, вооруженные и в доспехах, взбегали по трапам и выпрыгивали из люков; крича на бегу. Лучники вышли из-за мачт, опустились на колено на особые платформы для стрельбы и натянули блестящие луки.
Замире не понадобилась подзорная труба, чтобы увидеть, как лихорадочно забегали по палубе «флейты» офицеры и матросы.
— Покажем им такое, чтобы они напустили в штаны, — крикнула она уже без рупора. — ПОДНЯТЬ КРАСНЫЙ ФЛАГ!
Три желтых вымпела на корме вздрогнули и устремились вниз, в серую дымку. Из последнего черного кипящего облака дыма взвился широкий красный флаг, яркий, как утреннее солнце перед бурей.
8
— Резче! — крикнула старпом Дельмастро.
Когда на корме «Орхидеи» во всей своей красе поднялся кроваво-красный флаг и первые вооруженные моряки показались у правого борта, шлюпки на полной скорости устремились вперед.
Локки бросил за борт зонтик и пиджак, запоздало подумав, что они стоят немалых денег. Он возбужденно дышал, оглядываясь через плечо на быстро приближающийся корпус «флейты» — крутую деревянную стену. Корабль похож на плывущий замок. Боги, я иду в бой… Да что со мной такое?
Локки прикусил щеку, чтобы сосредоточиться, и вцепился в борт шлюпки. Черт побери, это не красивый жест, не игра. Это не для него! Он задышал глубже, чтобы успокоиться.
Локки Ламора мал, зато Бич Каморра огромен. Бич не подвластен ни клинку, ни заклятию, ни насмешке. Локки вспомнил Сокольничего, истекавшего кровью у его ног. Вспомнил Серого Короля, которого убил его нож. Подумал о состояниях, протекших у него, Локки, сквозь пальцы, и улыбнулся.
Спокойно, неторопливо он извлек саблю и взмахнул ею. Три шлюпки теперь шли в ряд, оставляя за собой белые треугольные следы; от цели их отделяла минута. Локки намеревался подняться на борт в одеждах из величайшей в своей жизни лжи, которая окутает его, как облачение. Через несколько минут он может быть мертв, но до тех пор, боги свидетели, он будет Бичом Каморра. Он капитан Оррин Ревелл, чтоб его!..
— «Орхидея»! «Орхидея»! — Он встал на носу, как статуя, и рубил саблей воздух, словно вознамерился прорубить отверстие в корпусе корабля. — Вперед за призом! А ну навались! За мной, «Орхидея»! Мы всех умней и богаче!
«Ядовитая орхидея» вышла из дымного облака, оставляя за собой серый след, словно корабль выходил из призрачной руки какого-то божества. Моряки у борта снова закричали, потом смолкли. Задрожали паруса. Дракаста торопливо лавировала, чтобы резко развернуть корабль правым бортом. Так она окажется рядом с «флейтой» на удобном расстоянии.
Наступившее на «Орхидее» молчание позволило Локки впервые услышать голоса с «флейты» — приказы, панические выкрики, споры, возгласы ужаса. Затем, перекрывая весь этот шум, тонкий отчаянный голос в рупор:
— Спасите нас! Ради любви всех богов умоляем… спасите нас!
— Дерьмо. Не совсем то, к чему мы привыкли, — сказала Дельмастро.
Но Локки некогда было раздумывать. Шлюпка со стуком ткнулась во влажные доски борта с подветренной стороны. Корабль чуть накренился, создавая иллюзию, что вот-вот перевернется и раздавит их. Как ни удивительно, поблизости обнаружилась абордажная сеть и тросы. Локки вцепился в сеть, держа саблю высоко над головой.
— «Орхидея»! — кричал он, объятый страхом, карабкаясь по влажным веревочным петлям. — «Орхидея»! За мной!
Момент истины; его левая рука нащупала край палубы над абордажной сеткой. Стиснув зубы, Локки неловко замахал перед собой саблей на случай, если на палубе кто-нибудь поджидает. Потом перевалился через планшир, откатился — и с безумным криком вскочил.
На палубе царил хаос, и никто не обратил на Локки внимания. Ни сетей-лезвий, ни лучников, ни рядов пик и сабель, ожидающих тех, кто пойдет на абордаж. Панически метались матросы, мужчины и женщины. На палубе у ног Локки валялся брошенный парусиновый шланг, похожий на коричневую змею; вода из него растекалась лужей.
Матрос поскользнулся в луже и налетел на Локки, размахивая руками. Локки замахнулся саблей, матрос съежился и поднял руки, показывая, что безоружен.
— Мы хотели сдаться, — сказал этот матрос. — Хотели. Они не позволяют. Боги, помогите нам!
— Кто? Кто не позволяет вам сдаться?
Матрос показал на приподнятый ют корабля, и Локки повернулся посмотреть, что там.
— О дьявольщина! — прошептал он.
Не меньше двадцати человек, все мужчины и все как на подбор. Загорелые, коренастые, мускулистые. Бороды аккуратно подстрижены, волосы до плеч, в них вплетены ленты. Головы повязаны ярко-зелеными платками, а то, что кажется тонкими темными рукавами, знал Локки по прошлому опыту, на самом деле священные стихи, вытатуированные на их руках черным и зеленым так густо, что прокрывают любой самый крошечный участок кожи.
Джеремиты-Избавители. Религиозные фанатики, которые считают себя единственным возможным спасением своего острова зла. Они превращают себя в живые жертвы джеремитским богам, бродят изгнанниками по миру и, пока никто им не угрожает, вежливы, как монахи.
Их священная клятва — убить или быть убитыми, противостоя насилию; с честью умереть за Джерем или безжалостно уничтожить всякого, кто поднимет на них руку. И все они очень внимательно смотрели на Локки.
— Язычники предлагают нам красное очищение! — Избавитель во главе группы показал на Локки и поднял обитую медью деревянную дубину. — Омоем души языческой кровью! УБИВАЙТЕ ЗА СВЯТОЙ ДЖЕРЕМ!
Подняв оружие, они устремились с юта вниз по трапу, нацелившись на Локки и при этом демонстрируя, как способны кричать безумцы. Какой-то матрос, желая убраться с их пути, упал, и его череп разлетелся, как арбуз, под дубинкой предводителя. Остальные затоптали тело на бегу.
Локки ничего не мог с собой поделать. Вид этой надвигающейся на него решительной, совершенно безумной смерти был так далек от его предыдущего опыта, что он расхохотался. У него поджилки тряслись от страха, и в этом была неожиданная, поразительная свобода. Он воздел свою бесполезную саблю и занял оборонительную позицию, чувствуя себя легким, как пылинка на ветру. И отчаянно закричал:
— Сюда! Предстаньте перед Ревеллом! Боги послали вам вашу судьбу, осквернители собственных матерей!
Несколько секунд спустя он непременно был бы мертв, если бы не Жеан, который, как всегда, следовал собственным планам.
На Локки обрушился предводитель джеремитов, вдвое более массивный фанатик-убийца. Кровь и солнечный свет блестели на шипах его поднятой дубины. И вдруг на месте его лица оказался топорик, его ручка торчала из одного глаза. Столкновение — не с дубиной, а с бесчувственным телом — отбросило Локки на палубу, выбив из него дух. На его лицо и шею лилась горячая кровь, он лихорадочно старался высвободиться из-под дергающегося Тела. Вся палуба вокруг неожиданно покрылась дерущимися, пинающимся, кричащими и падающими фигурами.
Мир растворился в сумятице бессвязных образов и ощущений. Локки не успевал распознавать их…
Топоры и копья, нацеленные в него, попадали в тело предводителя джеремитов. Отчаянный взмах саблей — и потрясение, когда лезвие погрузилось в незащищенное бедро джеремита. Жеан поставил Локки на ноги. Джабрил и Стрева помогали подниматься на палубу другим морякам. Старпом Дельмастро, сражаясь рядом с Жеаном, усаженной стеклом рукоятью одной из своих сабель превратила лицо джеремита в красную кашу. Тени, движения, бессвязные крики.
Невозможно было держаться рядом с Жеаном: слишком силен был напор наступающих Избавителей, слишком много ударов приходилось отражать. Падающее тело снова сбило Локки на палубу, и он откатился влево, продолжая вслепую отбиваться саблей. Палуба и небо завертелись, и он вдруг начал падать.
Перед ним оказался открытый главный люк трюма.
Локки отчаянным усилием остановился и отполз вправо, избежав падения в люк. Взгляд вниз позволил ему увидеть там еще трех Избавителей. Локки встал, и на него немедленно напал очередной джеремит; отчаянно отбиваясь, Локки отступал, стараясь уйти подальше от открытого люка. Но ничего не получалось: потрясая окровавленным копьем, появился второй противник.
Локки понимал, что не сможет сопротивляться двоим, да еще рядом с открытым люком. Он повернулся и прыгнул, ударился о висящую бочку и вцепился в ее сетку; ноги его болтались, словно он бил ими в воде. Бочка раскачивалась, как маятник; Локки забрался на нее сверху.
Отсюда ему на мгновение открылась вся картина битвы. С левого борта кидались в схватку все новые моряки с «Орхидеи», а Дельмастро и Жеан теснили группу Избавителей назад, по трапу на ют. Палуба со стороны Локки представляла собой мешанину сцепившихся противников: зеленые косынки и непокрытые головы над всеми видами оружия.
Неожиданно джеремит ударил его копьем, и зачерненное стальное острие вонзилось в бочку в дюйме от его ноги. Локки отбивался саблей, поняв, что его подвешенное состояние вовсе не так безопасно, как ему казалось. Снизу неслись крики: Избавители в трюме заметили его и собирались что-то предпринять.
Локки подпрыгнул, цепко держась за один из тросов, крепивших бочку к подъемнику, и увернулся от очередного удара. Не стоит браться рубить все тросы, ведущие к подъемнику: на это уйдут минуты. Он попытался вспомнить, чему их учил Калдрис касательно подъема грузов на корабле. Взгляд Локки устремился к туго натянутому прочному тросу, который вел от подъемника к захвату в углу люка. Да, этот трос шел на палубу, исчезая под ногами сражающихся. Он вел к кабестану, и если его перерубить…
Стиснув зубы, Локки с силой ударил по натянутому тросу острием сабли, чувствуя, как оно впивается в пеньку. Мимо его головы, разойдясь с целью на ширину мизинца, пролетел метательный топор. Локки снова ударил по тросу и снова; он рубил, не жалея сил. На четвертом ударе трос с треском расплелся, и тяжесть висящей бочки разорвала его надвое. Плотно зажмурившись, Локки верхом на бочке полетел в трюм. Кто-то закричал, избавляя его от необходимости делать это самому.
Бочка грохнулась. Инерция сильно прижала Локки к ее верху. Он ударился подбородком, и его отбросило в сторону; он неловко приземлился. По телу полилась теплая вонючая жидкость — пиво. Из бочки.
Локки со стоном встал. Одному Избавителю недостало проворства, и он угодил под бочку. Он был явно мертв. Двух других удар ошеломил, швырнул в сторону, и теперь они слепо пытались нащупать оружие.
Локки наклонился и перерезал им горло: они даже не успели понять, что он на ногах. Не схватка, обычная воровская работа, проделанная механически. Он осмотрелся в поисках чего-нибудь, обо что можно вытереть клинок: старая воровская привычка, и она едва не стоила ему жизни.
Тяжелая темная фигура расплескала разлитое пиво. Один из джеремитов, тот самый, что с копьем нападал на него наверху, прыгнул в люк с высоты шести или семи футов. Но льющееся пиво оказалось коварным: Избавитель поскользнулся и упал на спину. Локки спокойно и решительно вогнал саблю ему в грудь и вырвал из рук умирающего копье.
— Погиб из-за выпивки, — прошептал он.
Схватка наверху продолжалась. На несколько мгновений он остался здесь наедине со своей подленькой победой.
Четверо мертвы, он их всех провел — благодаря удаче, внезапности и чистому надувательству сделал то, что не сумел бы сделать в бою лицом к лицу. Он знал, что джеремиты никогда не сдались бы и не дали бы пощады; казалось бы, это должно облегчить его совесть, но дикое возбуждение, охватившее его несколько минут назад, уже схлынуло. В конце концов, Оррин Ревелл — маска; он снова старый добрый Локки Ламора.
За грудой парусов и канатов его вырвало. Пока его рвало, он опирался на копье.
— Боги на небесах!
Локки вытер рот. Сверху, не прыгая, а придерживаясь за край люка, спустились Джабрил и еще два матроса с «Орхидеи». Похоже, они не заметили, как его выворачивало.
— Четверо, — продолжал Джабрил. Рубашка его была порвана, грудь обнажена. — Черт побери, Ревелл. А я-то думал, что Валора напугал меня до смерти!
Локки перевел дух, чтобы прийти в себя.
— Джером. Он в порядке?
— Был минуту назад. Видел, как он и старпом Дельмастро сражались на палубе.
Локки кивнул и указал копьем:
— Кормовая каюта. Идите за мной. Надо покончить с этим.
Он бегом повел их по палубе «флейты», расталкивая невооруженных, не сопротивляющихся моряков. Бронированная дверь в кормовую каюту была закрыта, за ней Локки услышал звуки лихорадочной деятельности. Он застучал в дверь.
— Мы знаем, что вы там, — крикнул он, потом с усталой улыбкой повернулся к Джабрилу. — Кажется ужасно знакомым, верно?
— Вы не пройдете за эту дверь, — послышался приглушенный голос изнутри.
— Попробуем надавить, — сказал Джабрил.
— Дай-ка я сперва кое-что попробую, — возразил Локки и громко добавил: — Первое. Эта дверь, возможно, бронированная, но кормовые окна у вас стеклянные. Второе. Откройте проклятую дверь на счет «десять», или я убью на палубе всех выживших моряков. Можете слушать их крики, пока занимаетесь здесь тем, чем занимаетесь.
Пауза. Локки открыл рот, собираясь начать отсчет. Неожиданно под грохот тяжелых механизмов дверь приоткрылась, и появился невысокий мужчина средних лет в длинной черной куртке.
— Пожалуйста, не нужно, — сказал он. — Я сдаюсь. Я сделал бы это раньше, да Избавители не позволяли. Я закрылся здесь, потому что они погнались за мной. Убейте меня, если хотите, но пощадите мой экипаж.
— Не глупите, — ответил Локки. — Мы не убиваем тех, кто не сопротивляется. Хотя приятно сознавать, что вы не круглый идиот. Капитан, вероятно?
— Анторо Нера, к вашим услугам.
Локки схватил его за лацканы и потащил к трапу.
— Идемте на палубу, мастер Нера. Думаю, с вашими Избавителями мы покончили. Какого дьявола они вообще делают на борту? Пассажиры?
— Охрана, — пробормотал Нера.
Локки остановился.
— Вы что, спятили? Вы разве не знаете, что при первых признаках боя они с ума сходят?
— Я их не хотел брать. Владельцы настояли. Избавители работали только за еду и проезд. И хозяева посчитали… может, они отпугнут тех, кто ищет неприятностей.
— Отличная теория. Но работает, только если вы заранее сообщите об их присутствии. Мы не знали, что они на борту, пока они на нас не напали.
Локки в сопровождении Джабрила и остальных поднялся на ют, таща за собой Неру. Ют заливал яркий солнечный свет. Один из моряков спускал флаг «флейты», стоя по колено в телах.
Трупов не меньше дюжины. В основном Избавители с их зелеными косынками и странно довольным выражением на лицах. Но тут и там виднелись и мертвые моряки, а у трапа лежал Аспел с кровавой раной в груди.
Локки в тревоге огляделся и с облегчением вздохнул, заметив Жеана; тот, по-видимому, невредимый, сидел у борта. Рядом с ним была старпом Дельмастро, волосы ее растрепались, по правой руке текла кровь. На глазах у Локки Жеан оторвал полоску от своей рубахи и начал перевязывать раненую руку женщины.
Локки испытывал одновременно облегчение и грусть; обычно это о нем Жеан заботился после боя. Да и в бою Локки удалялся от Жеана лишь на миг — и то лишь по крайней необходимости. Он понял: его тревожит то, что Жеан не пошел присмотреть за ним, как всегда. Не будь ослом, подумал он. У Жеана свои проблемы.
— Джером, — позвал он.
Жеан повернул голову, и его губы сами собой сложились, чтобы произнести «Л», но он мигом взял себя в руки.
— Оррин! Ты выглядишь ужасно! Ты не ранен?
Ужасно? Локки посмотрел на себя и понял, что вся его одежда вымокла в крови. Он провел рукой по лицу. То, что он считал потом и пивом, оставило на его руке красный след.
— Это не моя, — сказал он. — Кажется.
— Я собирался искать тебя, — сказал Жеан. — Эзри… Старпом Дельмастро…
— Со мной все будет в порядке. — Она охнула. — Ублюдок пытался ударить меня мачтой. Но только сбил дыхание.
На палубе возле нее Локки увидел большую окованную медью дубину, а рядом мертвого Избавителя с одной из сабель Дельмастро в горле.
— Старпом Дельмастро, — сказал Локки. — Я привел капитана корабля. Позвольте представить вам Анторо Неру.
Дельмастро оттолкнула руку Жеана и отстранила его, чтобы лучше видеть. Из порезов на ее лбу и губах текла кровь.
— Мастер Нера. Приятно познакомиться. Я представляю ту сторону, что все еще на ногах. Вопреки видимости. — Она улыбнулась и вытерла кровь с глаз. — Я буду отвечать за предотвращение краж на вашем корабле, так что держитесь меня. Кстати, что это за корабль?
— «Зимородок», — сказал Нера.
— Груз и назначение?
— Тал-Веррар, пряности, вино, скипидар и ценная древесина.
— И еще орава Избавителей-джеремитов. Нет, молчите. Объясните позже. Боги, Ревелл, вы даром времени не теряли.
— Вот уж верно, — сказал Джабрил, хлопая Локки по спине. — Он один убил четверых в трюме. Спустился в трюм на бочке и всех там перебил. — Джабрил щелкнул пальцами. — Вот так!
Локки вздохнул и почувствовал, что краснеет. Протянул руку и вернул немного крови туда, откуда ее стер.
— Что ж, — заметила Дельмастро, — скажу, что я удивлена, но довольна. Вы не сможете вести даже рыбацкую лодку, но вести абордажную группу — милости просим, когда угодно. Кажется, мы избавили Джерема от половины поклонников.
— Вы очень добры, — сказал Локки.
— Можете привести корабль в порядок. Всех матросов поместите под охрану, у юта.
— Хорошо. Она в порядке, Джером?
— Сильно побита и порезана, но…
— Бывало и хуже, — сказала Дельмастро. — Бывало хуже, и я давала сдачи, не сомневайтесь. Можете пойти с Ревеллом, если хотите.
— Я…
— Вас что, гнать пинками? Со мной все будет хорошо.
Жеан встал и подошел к Локки. Тот подтолкнул Неру к Джабрилу.
— Джабрил, отведи нашего нового друга на ют, а мы с Джеромом соберем остальной экипаж.
— С удовольствием.
Локки с Джеромом спустились по трапу на палубу. Еще Избавители, еще матросы… и пятеро или шестеро из тех, кого он несколько недель назад вытащил со Скалы Ветров. Локки чувствовал, что все поглядывают на него. И ловил обрывки разговоров:
— …смеялся…
— Видел, как он поднялся на борт. Один бросился на всех…
— Никогда такого не видел. — Это Стрева, со сломанной левой рукой. — Смеялся и смеялся. Никакого страха не знает.
— «Боги послали вам вашу судьбу, осквернители собственных матерей!» Вот что он им крикнул. Я сам слышал…
— Знаешь, они правы, — прошептал Жеан. — Я и раньше видел, как ты совершал храбрые и безумные поступки, но такое… это было…
— Сплошное сумасшествие и ни капли храбрости. Я был не в себе, ясно? С перепугу не понимал, что делаю.
— Но в трюме внизу…
— Одного задавила бочка, — сказал Локки. — Двоим я перерезал горло, пока они еще не пришли в себя. А последний был так любезен, что поскользнулся в пиве и облегчил мне задачу. Все как всегда, Джером. Я не воин.
— Но теперь они считают тебя воином. Ты это доказал.
Они нашли у мачты неподвижного Мея. Тот сжимал руками торчащую из живота саблю, словно пытался ее вытащить. Локки вздохнул.
— Сегодня я испытываю то, что можно назвать смешанными чувствами, — сказал он.
Жеан наклонился и закрыл Мею глаза.
— Я понимаю, о чем ты. — Он помолчал, видимо, подбирая слова, потом заговорил снова: — У нас серьезная проблема.
— Правда? У нас — и проблема? Это какая же?
— Эти люди — свои для нас. Они воры. Ты ведь тоже это понимаешь. Мы не можем предать их Страгосу.
— Тогда мы умрем.
— Мы оба знаем, что Страгос все равно намерен нас убить…
— Чем дольше он будет нам доверять, — ответил Локки, — чем ближе мы подойдем к выполнению хотя бы части своей миссии, тем ближе мы к настоящему противоядию. Чем больше у нас времени, тем выше вероятность того, что он в чем-нибудь ошибется… и мы сумеем что-нибудь сделать.
— Мы можем что-нибудь сделать, приняв сторону своих. Ради богов, разуй глаза! Эти люди живут воровством. Как мы. Законы, по которым мы живем…
— Не читай мне лекций о моих обязанностях!
— А почему? Тебе, кажется, необходимо…
— Я выполнил свой долг по отношению к тем, кого мы привели из Тал-Веррара, но и они, и все эти люди нам чужие. Я намерен заставить Страгоса расплатиться за его подлость, и если при этом я смогу пощадить наших новых знакомцев, клянусь богами, я их пощажу. Но если для того, чтобы уничтожить его, мне придется затопить их и еще дюжину, я пойду и на это.
— Боги, — прошептал Жеан. — Только послушай себя. Я считал себя каморрцем. Ты — суть Каморра. Минуту назад ты печалился об этих людях. А теперь готов всех их утопить ради своей мести.
— Нашей мести, — поправил Локки. — Это наши жизни.
— Но должен быть и другой путь.
— Так что ты предлагаешь? Остаться с ними? Несколько недель веселиться на Призрачных островах и потом вежливо умереть?
— Если понадобится, — сказал Жеан.
«Ядовитая орхидея», убрав часть парусов, прошла у кормы «Зимородка» и встала между ним и ветром. Мужчины и женщины, выстроившиеся у борта «Орхидеи», оглушительно кричали.
— Слышишь? Они приветствуют не вахту поденщиков, — сказал Жеан. — Они приветствуют своих. Вот кто мы теперь. Часть всего этого.
— Они чу…
— Они больше не чужие, — прервал его Жеан.
— Что ж, — сказал Локки, оглянувшись на старпома Дельмастро, вставшую за штурвал «Зимородка». — Может, кое-кто из них для тебя не такой чужой, как для меня.
— Эй, послушай…
— Делай что хочешь, чтобы скоротать здесь время, — нахмурился Локки, — но не забывай, откуда мы пришли. Наше дело — Страгос. Наше дело — обойти его.
— Скоротать время? Скоротать проклятое время? — Жеан задохнулся от гнева. Он стиснул кулаки, и мгновение казалось, что сейчас он схватит Локки и начнет его трясти. — Боги, я вижу, что жжет тебя изнутри. Может, ты и смирился с тем, что единственная женщина, о которой ты думал, уже много лет мертва. Но тебе до сих пор так больно, что, кажется, ты считаешь: весь мир разделяет твои привычки.
Локки почувствовал, что его словно ударили.
— Жеан, никогда…
— И перестань называть меня Жеаном!
— Конечно, — холодно сказал Локки. — Конечно. А то как бы не засыпаться. Я могу дальше копаться в себе. Ты вернешься к Дельмастро. Она держится за руль, чтобы устоять на ногах.
— Но…
— Иди, — сказал Локки.
— Хорошо. — Жеан повернулся, чтобы уйти, но остановился в последний раз. — Пойми — я не могу. Я пойду за тобой на все, и ты это знаешь, но я не могу обмануть этих людей, даже ради нас. Даже если ты сочтешь, что это ради нас… И не могу позволить тебе обмануть их.
— А это что значит?
— Это значит, что тебе есть о чем подумать, — сказал Жеан и в гневе ушел.
С «Орхидеи» начали перебираться небольшие группы моряков. К Локки подбежал красный от возбуждения Утгар; он и еще несколько моряков несли тросы и крюки, чтобы прикрепить один корабль к другому.
— Святые Сущности, Ревелл, мы только что узнали об Избавителях, — сказал Утгар. — Старпом рассказала нам, что ты сделал. Поразительно. Молодчина!
Локки посмотрел на тело Мея у мачты, на Жеана, который торопливо шел к Дельмастро, протягивая руки, чтобы поддержать ее. Не думая о тех, кто это увидит, он бросил саблю на палубу; она воткнулась в доску и застряла, дрожа.
— О да, — сказал он. — Кажется, я победил. Ура победителям!
Глава одиннадцатая
А все остальное — правда
1
— Подведите пленных, — велела капитан Дракаста.
Была уже ночь, «Ядовитая орхидея» покачивалась на якоре под усеянным звездами небом. Луны еще не взошли. Дракаста в брезентовом плаще стояла у поручня на юте, освещенная сзади алхимическим светом. Ее волосы были спрятаны под нелепым шерстяным париком, отдаленно напоминающим церемониальный головной убор веррарского судьи. На палубе в тени стояли матросы, а на небольшом пятачке посередине — пленники.
Утреннюю битву пережили девятнадцать моряков с «Красного вестника». Теперь все девятнадцать, связанные по рукам и ногам, стояли в центре палубы. Локки был среди них, рядом с Жеаном и Джабрилом.
— Секретарь, — сказала Дракаста, — вы привели на суд жалкий сброд.
— Поистине жалкий сброд, ваша честь.
Рядом с капитаном стояла старпом Дракаста со свитком и тоже в смешном парике.
— Жалкая кучка распутных глупых выродков, хуже которых мне не приходилось видеть. Но все же, думаю, надо их испытать.
— Действительно, мэм.
— В чем их обвиняют?
— От их преступлений стынет кровь. — Дельмастро развернула свиток и, повысив голос, начала читать. — Преступный отказ от радушного гостеприимства архонта Тал-Веррара. Сознательное бегство от роскошных условий, предоставленных вышеуказанным архонтом на Скале Ветров. Кража принадлежащего архонту корабля с целью заняться пиратством.
— Отвратительно.
— Именно так, ваша честь. Другие обвинения несколько запутанны: часть обвиняемых виновна в мятеже, другие — в невежестве и неумелости.
— Одни в одном, другие в другом? Секретарь, мы не потерпим неясности. Просто припишите каждому из них все вины.
— Понятно. Мятежники вдобавок невежды и неумехи, а невежды и неумехи виновны в мятеже.
— Отлично. Очень хорошо и очень толково. Несомненно, мои слова попадут в учебники.
— В самые главные учебники, мэм.
— За что еще должны ответить эти несчастные?
— Нападение и грабеж под красным флагом, ваша честь. Вооруженное пиратство на Медном море в двадцать первый день месяца фестала этого года.
— Грязные презренные преступники! — закричала Дракаста. — Отметьте в протоколе, что от омерзения я готова лишиться чувств. Выступит ли кто-нибудь в защиту обвиняемых?
— Нет, мэм, ведь у пленных нет денег.
— Ага. Тогда по каким законам они требуют защиты и справедливости?
— Ни по каким. Ни одно государства и ни одна земля не хотят защищать их.
— Печально, хотя и неудивительно. Но, возможно, вполне естественно, что эти паразиты, лишенные руководства достойных, сторонились добродетели, точно заразной болезни. Возможно, мы вправе проявить некоторую снисходительность.
— Маловероятно, мэм.
— Для определения их истинного нрава остается решить сущий пустяк. Секретарь суда, можете описать их товарищей и супругов?
— Очень наглядно, ваша честь. Они легко вступали в связь с офицерами и членами экипажа «Ядовитой орхидеи».
— Боги на небесах, — воскликнула Дракаста, — вы сказали, «Ядовитая орхидея»?
— Да, мэм.
— Виновны! Виновны по всем пунктам! Виновны каждый в отдельности и все вместе, виновны до самых пределов человеческой виновности!
Дракаста сорвала с головы парик, бросила на палубу и принялась его топтать.
— Превосходный вердикт, мэм.
— По решению этого суда, — сказала Дракаста, — всей его властью и решимостью, за преступления на море они будут отданы морю. Выбросьте их за борт! И пусть боги не слишком торопятся миловать их души.
С веселыми криками матросы окружили пленников со всех сторон. Локки вместе со всеми потащили к прорези для трапа в левом борту, где на палубе лежала грузовая сеть с парусиной под ней. По краям они были связаны. Моряков с «Вестника» затолкали в сеть, а несколько десятков матросов под командой Дельмастро направились к кабестану.
— Приготовиться к исполнению приговора, — сказала Дракаста.
— Поднимай! — крикнула Дельмастро.
Между нижними реями грот- и фок-мачты была натянута сложная система талей и блоков; матросы начали работать у кабестана, и края сети приподнялись. Моряки, державшие пленников, отступили. Через несколько секунд бывшие матросы с «Вестника» оказались в воздухе, прижатые друг к другу, как звери в ловушке. Локки цеплялся за грубую сеть, чтобы не попасть в гущу перепутавшихся тел и конечностей. Сеть покачивалась в пятнадцати футах над поверхностью воды, а матросы в ней бесполезно толкались и кричали.
— Секретарь суда, приведите приговор в исполнение, — сказала Дракаста. — Сбросить их в воду!
Они не сделают этого, подумал Локки и в то же мгновение понял, что ошибся.
Сеть устремилась вниз, и моряки, которые сражались на «Зимородке» в относительной тишине, заорали во все горло. Натяжение краев сети при падении ослабло, поэтому у моряков оказалось больше места, когда они коснулись поверхности воды — вернее, воды коснулась гибкая преграда из сети и парусины, а вода под ней послужила подушкой.
Еще одно или два мгновения кричащая масса билась, пока края сети погружались в воду; потом хлынула теплая темная вода. Локки на миг испытал подлинную панику — это нетрудно, когда узлы у тебя на руках и ногах совершенно настоящие, но через несколько мгновений края сети вновь пошли вверх, и моряки снова оказались над поверхностью моря. Вода, оставшаяся внутри сети, доходила Локки до пояса, парусина с сетью превратились в закрытый бассейн, в котором можно было стоять.
— Все в порядке?
Жеан; Локки видел, что он держится за сеть прямо над ним. Поблизости толкались и отплевывались еще с полдюжины моряков. Локки нахмурился, заметив, что Жеан вполне доволен происходящим.
— Ужасно смешно, — сказал Стрева, одной рукой удерживаясь в вертикальном положении. Вторая его рука была примотана к груди грубой перевязью. У нескольких бывших моряков с «Вестника» были сломаны кости, и у всех множество царапин и порезов, но никого не избавили от ритуала.
— Ваша честь! — Локки, услышав голос Дельмастро, задрал голову. Старпом смотрела на них с борта, держа в руке фонарь; сеть висела в воздухе в трех или четырех футах от черного корпуса «Орхидеи». — Ваша честь, они не тонут!
— Что? — Рядом с Дельмастро показалась Дракаста, опять в парике, сидящем на голове еще более криво. — Вы, отвратительные ничтожные ублюдки! Как вы смеете тратить время суда, отказываясь тонуть? Секретарь, помогите им утонуть!
— Есть, мэм, немедленно помочь утонуть! Палубные помпы готовь! Начинайте!
Показались два моряка с парусиновым шлангом в руках, и Локки едва успел отвернуться от хлынувшей на них струи теплой соленой воды. Могло быть хуже, подумал за секунду до того, как что-то более плотное, чем вода, с влажным чмоканьем ударило его по голове.
Это новое унижение — Локки быстро понял, что их бомбардируют промазанной паклей — было устроено основательно и с размахом. Моряки выстроились вдоль борта и осыпали висящих в сети тряпками и обрывками веревок, источавшими острый запах, хорошо знакомый Локки: не зря он много дней обмазывал этим веществом мачты. Так продолжалось несколько минут, и Локки потерял представление, где кончается грязь и начинается его одежда, а вода в их бассейне скрылась под толстым слоем грязи.
— Невероятно! — крикнула Дельмастро. — Ваша честь, они еще здесь!
— Не утонули?
Снова показалась Замира и торжественно сняла парик.
— Проклятие! Море отказывается принимать их. Придется вернуть их на борт.
Тросы натянулись, и маленькая тюрьма из сети и парусины начала подниматься. Как раз вовремя: Локки содрогнулся, почувствовав, как что-то мощное и большое коснулось сетки под его ногами. Но они уже были над водой и продолжали подъем.
Однако наказание еще не закончилось: сеть повисла над планширом, и ее не уводили на палубу.
— Освободить поворотный механизм! — крикнула Дельмастро.
Локки увидел маленькую женщину, ловко двигавшуюся на веревках высоко наверху. Она убрала предохранительный винт с большого деревянного крепления, на котором висела сеть. Локки знал хорошо смазанные механизмы блоков: они позволяют легко поворачивать любой груз, даже такой, как они.
Моряки схватили за края сети и потянули; через несколько мгновений пленники вращались с головокружительной скоростью, а мир вокруг них превратился в отдельные вспышки: темная вода… фонари на палубе… темная вода… фонари на палубе…
— О боги! — сказал кто-то за мгновение до того, как его вырвало. Все торопливо отодвигались от бедняги, а Локки мрачно держался за сеть, стараясь не обращать внимания на пинки, дрожь и вертящуюся массу людей.
— Очистить их! — крикнула Дельмастро. — Помпы, за работу!
В середину массы людей снова ударила тугая струя соленой воды; сеть продолжала вращаться. Каждые несколько секунд Локки попадал под струю. Минуты шли, у него все сильнее кружилась голова, и, хотя это вошло в исключительную моду среди окружающих, Локки сосредоточил все силы на том, чтобы его не вырвало.
Головокружение было так сильно, спасение таким быстрым, что Локки не заметил, как они снова оказались на палубе и мокрая сеть облепила их. Он лежал на прочных досках настила. Сеть перестала кружиться, но ее место занял окружающий мир, он вращался одновременно в шести или семи направлениях, и это было чрезвычайно неприятно. Локки закрыл глаза, но это не помогло. Теперь его не просто мутило — он вдобавок ослеп.
Через него с проклятиями и стонами переползали люди. Два моряка наклонились и поставили Локки на ноги; в этот момент его желудок едва не сдался, и Локки сильно закашлялся, чтобы подавить тошноту. К нему подходила капитан Дракаста, ее парик и плащ исчезли, и она шла под каким-то странным углом.
— Море отказалось от вас, — заявила она. — Вода не хочет вас глотать. Хвала Ионо, ваше время утонуть еще не пришло. Слава Улькрису!
Улькрис — имя морского бога на Джереше. В Теринском мире не часто приходится его слышать. Должно быть, тут больше выходцев с восточных островов, чем мне казалось, подумал Локки.
— Повелитель Жадных Вод, защити нас! — подхватил экипаж.
— Итак, вы среди нас и больше нигде, — сказала Дракаста. — Земля вас отринула, море не принимает. Вы, подобно нам, бежали к древесине и парусам. Эта палуба — ваша земля, эти паруса — ваше небо. Это весь ваш мир. Это все, что вам нужно.
Она сделала шаг вперед с обнаженным кинжалом.
— Будете лизать мои сапоги, чтобы вас допустили на эту палубу?
— НЕТ! — в один голос закричали бывшие моряки с «Вестника». Их заранее обучили этому ритуалу.
— Станете на колени и поцелуете мое кольцо, умоляя о милосердии?
— НЕТ!
— Будете кланяться пышным титулам на бумаге?
— НЕТ!
— Будете чахнуть по суше, по законам и королям и цепляться за них, как за материнскую грудь?
— НЕТ!
Дракаста подошла к Локки и протянула ему кинжал.
— Так освободись, брат.
Все еще неуверенно держась на ногах, благодарный соседям за поддержку Локки разрезал веревку, связывавшую его руки, потом наклонился и разрезал веревку на ногах. Проделав это, он повернулся и увидел, что матросы с «Вестника» стоят, хотя большинство — при поддержке моряков с «Орхидеи». Рядом с собой он видел несколько знакомых лиц: Стрева, Джабрил, парень по имени Альваро… а сразу за ними на него с тревогой смотрит Жеан.
Локки поколебался, потом протянул кинжал Джабрилу.
— Освободись, брат.
Джабрил улыбнулся, взял кинжал и быстро перерезал веревки. Жеан поглядел на Локки, но тот закрыл глаза, не желая смотреть на него, и слушал, как идет по кругу кинжал.
— Освободись, брат, — один за другим говорили моряки. Потом все кончилось.
— Освобожденные собственными руками, вы теперь братья пиратов Медного моря, — сказала капитан Дракаста, — и члены экипажа «Ядовитой орхидеи».
2
Даже опытный вор, если проживет достаточно долго, всегда найдет возможность учиться новым трюкам. В этот день Локки учился правильно грабить захваченное судно.
Он в последний раз обошел нижние палубы «Зимородка», уверенный, что там не осталось ни одного спрятавшегося моряка, и поднялся по трапу на ют. Тела Избавителей унесли и сложили у гакаборта; тела погибших моряков с «Орхидеи» перенесли на середину палубы. Локки видел, как несколько человек из экипажа Замиры бережно накрывают их парусиновыми саванами.
Он быстро осмотрел корабль. Тридцать или сорок человек с «Орхидеи» перешли на борт «Зимородка» и взяли его под свою руку. Жеан и Дельмастро работали у руля, моряки поднимались на реи, занимались якорем и караулили экипаж «Зимородка», собранный на юте. Под руководством Утгара раненых — с обоих кораблей — перенесли на главную палубу к входному трапу, где как раз поднимались на борт капитан Дракаста и ученая Треганн. Локки торопливо пошел к ним.
— Моя рука, ученая. Жутко болит. — Стрева здоровой рукой поддерживал раненую, протягивая ее для осмотра. — Небось сломана.
— Конечно, сломана, дубина, — ответила Треганн, обходя его и склоняясь к моряку с «Зимородка», вся рубашка которого была в крови. — Продолжай так ею махать, и она совсем отломится. Садись.
— Но…
— Сначала я осмотрю самых тяжелых, — постановила Треганн. Опираясь на палку, она грузно опустилась на палубу рядом с раненым — на колени. Потом повернула ручку трости. Та отделилась, обнаружилось прикрепленное к ней длинное острое лезвие, которым Треганн разрезала рубашку моряка. — Могу передвинуть тебя в списке, ударив по голове. Хочешь?
— Я… нет.
— Выдержишь. Терпи.
— А вот и вы, Ревелл. — Дракаста миновала Треганн и раненых и схватила Локки за плечо. — Вы держались молодцом.
— Правда?
— Что ж, когда речь идет об управлении кораблем, вы нужны, как задница без дырки, но до меня дошли очень странные рассказы о том, как вы дрались.
— Ваши источники преувеличивают.
— Ну, корабль наш, и вы захватили его капитана. Теперь, сорвав цветок, мы должны выпить его нектар, прежде чем нам помешают непогода или другой случайный корабль.
— Вы возьмете «Зимородок» как приз?
— Нет. Я не люблю держать одновременно два приза. Заберем все ценное и весь груз.
— А потом сожжете корабль?
— Конечно, нет. Оставим экипажу достаточно припасов, чтобы добраться до порта, и посмотрим, как они уходят за горизонт. А что вас смущает?
— Ничего, капитан. Просто… я ожидал больших зверств.
— Вы ведь не думаете, что мы уважаем сдавшихся, потому что мы добрые пираты? — Дракаста улыбнулась. — Мне некогда объяснять, но дело обстоит так. Если бы не проклятые Избавители, эти люди, — она махнула рукой в сторону моряков с «Зимородка», которые ждали осмотра Треганн, — никому не причинили бы вреда и сами не получили бы ни царапины. Если не успевают натянуть сети-лезвия, то четыре из пяти кораблей, которые мы захватываем, просто сдаются. Потому что знают: забрав добычу, мы сохраним им жизнь. А ведь простому моряку не принадлежит из груза ни сантира, так зачем им из-за него получать клинок или стрелу в грудь?
— Думаю, это разумно.
— И не только для нас. Посмотрите на этот хаос. Избавители в роли защитников? Если бы эти безумцы потребовали плату за защиту корабля, корабль остался бы без охраны. Гарантирую. Хозяевам — никакой пользы. Эти длительные плавания с дальнего востока в Тал-Веррар с пряностями, редкими металлами, древесиной… Владелец может потерять два корабля из трех, но тот, что дойдет, все окупит. И принесет прибыль. А если владелец получает назад корабль, даже без груза, тем лучше. Вот почему мы не буйствуем — не топим и не жжем корабли. Пока мы проявляем сдержанность и не слишком приближаемся к цивилизации, толстосумы считают нас природной опасностью вроде бурь.
— Так относительно нектара: когда приступим?
— Самое ценное на корабле — это его казна, — сказала Дракаста. — Капитан держит ее на расходы. Взятки и тому подобное. Найти ее всегда очень трудно. Кое-кто опускает ее за борт, другие прячут в самых неожиданных местах. Вероятно, придется несколько часов уговаривать Нара, прежде чем он скажет правду.
— Проклятие! — Позади них Треганн опустила раненого на палубу и вытерла окровавленные руки о его штаны. — Этот безнадежен, капитан. Я вижу сквозь раны его легкие.
— Он точно мертв? — спросил Локки.
— Небеса, я не знаю, я ведь всего лишь врач! Но я слыхала, что, когда у человека легкие наружу, его можно считать мертвым, — ответила Треганн.
— Гм… да, я тоже слышал. Послушайте, умрет здесь кто-нибудь, если сейчас вы не уделите им все свое внимание?
— Маловероятно.
— Капитан Дракаста, — сказал Локки, — капитан Нера мягкосердечный человек. Нельзя ли предложить план…
Несколько минут спустя Локки вернулся на палубу, ведя за руку Неру. Руки капитана были связаны за спиной. Локки толкнул его к Замире, стоявшей с обнаженной саблей. За ней Треганн лихорадочно трудилась над телом скончавшегося моряка. Рваную окровавленную рубашку сняли, и на грудь мертвеца набросили свежую. Лишь небольшое красное пятнышко обозначало смертельную рану, и Треганн изо всех сил создавала впечатление, что неподвижного матроса еще можно спасти.
Дракаста схватила Неру и поднесла саблю к его груди.
— Прошу познакомиться, — сказала она, касаясь острием незащищенного горла Неры. Нера заскулил. — Ваш корабль перегружен. Золото слишком много весит. Надо как можно быстрей отыскать и удалить корабельную казну.
— Я… м-м-м… я не знаю, где она, — ответил Нера.
— Хорошо. А я умею учить рыбу пускать огненные газы, — сказала Дракаста. — У вас есть последняя возможность. Потом я начну бросать ваших раненых за борт.
— Но… пожалуйста… мне говорили…
— Я вам ничего не говорила.
— Я… Я не…
— Ученая, — спросила Дракаста, — можете помочь человеку, над которым работаете?
— Танцевать он скоро не будет, — ответила Треганн, — но выжить выживет.
Дракаста изменила хватку и теперь свободной рукой держала Неру за ворот. Потом она сделала два шага вправо и, почти не глядя, вонзила саблю в горло мертвого моряка. Треганн попятилась и незаметно толкнула ноги мертвеца, чтобы казалось, будто он дергается. Нера ахнул.
— Медицина иногда бывает бессильна, — сказала Дракаста.
— В моей каюте, — сказал Нера. — Тайное отделение за компасом над моей койкой. Пожалуйста… пожалуйста, не убивайте больше никого из моих…
— Да я никого и не убила, — сказала Дракаста. Она извлекла саблю из горла мертвеца, вытерла ее о брюки Неры и быстро поцеловала его в щеку. — Ваш человек умер несколько минут назад. Мой врач говорит, что остальных раненых она может спасти.
Она развернула Неру, перерезала веревку на его руках и с улыбкой подтолкнула к Локки.
— Верните его к его людям, Ревелл, а потом любезно освободите тайник от бремени.
— Есть, капитан.
После этого они начали раздевать «Зимородок» энергичнее, чем новобрачные раздевают друг друга в первую ночь. Локки чувствовал, как рассеивается усталость: он принимал участие в грандиозном грабеже; столько добычи — по весу — ему не приходилось таскать никогда в жизни. Он переходил от одной группы моряков к другой; матросы с «Орхидеи» охотно смеялись и шутили, но работали споро и аккуратно.
Вначале унесли все движимое и относительно ценное: бутылки вина, костюмы капитана Неры, мешки с кофе и чаем из камбуза, несколько самострелов из небольшого арсенала «Зимородка». Дракаста лично оценила набор навигационных инструментов и корабельных часов, оставив Нере лишь самое необходимое для того, чтобы привести «Зимородок» в порт.
Затем Утгар и боцман обошли «флейту» с носа до кормы, выжившие матросы из вахты поденщиков под их командой перетаскивали запасы и морское оборудование: алхимический мел, запасные паруса, плотницкий инструмент, бочонки со смолой и множество тросов.
— Славно прибарахлились, — сказал Утгар, нагружая Локки пятьюдесятью фунтами тросов и ящиком с металлическими напильниками. — В Порту Расточительности все это стоит дорого. Всегда полезно иметь на борту запас.
Последним по времени (но не по значению) шел груз «Зимородка». Все люки трюмов были раскрыты, и между кораблями натянули почти невообразимую сеть блоков и тросов. К полудню все ящики, бочки и тюки в промасленной ткани перетащили на борт «Орхидеи». Там было все, о чем говорил Нера, и еще многое другое: скипидар, ведьмино дерево, шелка, мехи с отличным желтым вином и бесчисленные громоздкие бочки с пряностями. Воздух наполнил запах гвоздики, мускатного ореха и имбиря; после двух часов работы у лебедки Локки был весь перемазан коричневой смесью пота с молотой корицей.
В пятом часу пополудни Дракаста остановила насильственное перемещение богатств. «Ядовитая орхидея» низко просела в блестящей воде, а «флейта» стала легкой, как пустая оболочка насекомого, побывавшего в лапах паука. Конечно, экипаж Дракасты забрал далеко не все. На «Зимородке» остались бочки с водой, солониной, дешевым элем и слабым розовым вином. Оставили даже несколько корзин и ящиков с ценными грузами — те, что, по мнению Дракасты, лежали слишком глубоко и их трудно было изъять. Тем не менее грабеж был основательным. Любой получатель товаров был бы счастлив, если бы его груз в порту разгружали так стремительно.
На гакаборте «Зимородка» провели короткую церемонию: Замира в качестве служительницы Ионо благословила мертвых с обоих кораблей. Затем трупы, зашитые в саваны, с привязанным вместо груза оружием Избавителей опустили в воду. Самих Избавителей сбросили за борт без единого слова.
— Это не в знак неуважения к ним, — объяснил Утгар, когда Локки шепотом сказал ему об этом. — Согласно их вере, в миг смерти их благословляют их боги. И совсем не важно, если потом язычника просто бросают за борт. Полезно знать на случай, если придется еще раз с ними встретиться, верно?
Весь день Локки почти не видел Жеана, и оба они как будто старательно поддерживали это разъединение. Локки занялся физической работой, а Жеан остался на юте с Дельмастро. И до самого вечера, до той минуты, когда вахту поденщиков погнали на посвящение, у них не было возможности поговорить.
3
Все новопосвященные и половина остальных моряков «Орхидеи» на «веселой вахте» разогревали себя щедрыми порциями отличных восточных вин, взятых на «Зимородке». Некоторые этикетки и сорта Локки узнавал. Вино, которое в Каморре стоило не менее двадцати крон за бутылку, здесь пили, как пиво, поливали им празднующих или просто расплескивали на палубу. Теперь моряки с «Орхидеи», мужчины и женщины, свободно смешивались с моряками с «Вестника». То и дело затевались игры в кости, борьба, песни. Повсюду принимались предложения, высказанные и невысказанные. Джабрил уже с час назад исчез внизу с женщиной из экипажа «Орхидеи».
Локки смотрел на все это из тени под ютом. Трап, ведущий с юта на палубу, с правого борта неплотно примыкал к планширу; здесь оставалось довольно места, чтобы удобно разместиться. Когда Локки-«Ревелл» проходил по палубе, его приветствовали, тепло и доброжелательно. Но теперь, когда он нашел себе укромное местечко, как будто никто его не хватился. В руках он держал кожаный мех, полный голубоокого вина. Вино это стоило в серебре столько же, сколько оно весит, но Локки к нему не притрагивался.
За толпой смеющихся и пьющих моряков Локки видел у противоположного борта Жеана. Рядом появилась миниатюрная женщина и протянула к Жеану руки. Локки отвернулся.
Корабль резал воду, похожую на блестящее желе с шапками белой пены. Всю ночь «Орхидея» шла быстро и устойчиво. Нагруженная, она меньше поддавалась качке и разрезала небольшие волны, как воздух.
— Когда я училась на старпома, — сказала капитан Дракаста, — и впервые пошла в плавание с офицерским кортиком, я солгала капитану. Не созналась, что украла бутылку вина.
Она говорила негромко. Вздрогнув, Локки оглянулся и увидел, что Замира стоит прямо над ним, у поручня трапа.
— Не я одна, — продолжала она. — Нас было восемь в каюте учеников. Мы «позаимствовали» бутылку из личных запасов капитана, и нам следовало бросить ее за борт, когда мы покончили с ней.
— Это было… во флоте Сируна?
— В Великих Морских Силах Сируна Вечного. — Зубы Дракасты сверкали в полутьме белым полумесяцем, как пена за бортом. — Капитан могла приказать выпороть нас, или понизить в звании, или даже предать на суше суду за кражу. Но она просто приказала нам снять с грот-мачты главный рей. Конечно, запасной рей у нас был. Но она заставила нас соскрести лак с этого рея… он дубовый, знаете, десять футов в длину и толщиной с ногу. Капитан отобрала наши кортики и сказала, что вернет, когда мы съедим весь этот рей. Кусочек за кусочком, до последней щепки.
— Съедите?
— По футу с четвертью прочного дуба на каждого из нас, — сказала Дракаста. — Как мы это сделаем, наше дело. Потребовался месяц. Мы испробовали все. Срезали, соскребали, кипятили, разжевывали. Мы использовали сотни уловок, чтобы сделать древесину съедобной, и глотали ее — по несколько ложек или глотков ежедневно. Большинство заболели, но продолжали есть этот проклятый рей.
— Боги!
— Когда рей был съеден, капитан сказала, что хотела дать нам понять: ложь между моряками одного корабля разрывает этот корабль на части, кусочек за кусочком, грызет его, как мы сгрызли этот рей, превращая корабль в ничто.
— Ага. — Локки вздохнул и отпил изысканного вина. — Я понимаю это как приглашение к более глубокому вскрытию.
— Пойдемте со мной к гакаборту.
Локки встал, понимая, что это не просьба.
4
— Не знала, что осуществление справедливости так утомительно, — сказала Эзри, появляясь рядом с Жеаном у левого борта «Орхидеи».
На юге серебристо-белой монетой над южной частью горизонта вставала одна из лун, как будто лениво размышляя, а стоит ли подниматься вообще.
— У вас был долгий день, старпом.
Жеан улыбнулся.
— Джером, — сказала она, кладя руку на его правое предплечье, — еще раз назовете меня старпомом, и я вас убью.
— Как прикажете, стар… ар… что-то-другое-что-начинается-со-стар-… К тому же вы сегодня уже пытались меня казнить. И посмотрите, что из этого вышло.
— Вышло замечательно, — сказала она, склонившись рядом с ним на поручень. Теперь защитного вооружения на ней не было, только тонкая рубашка и короткие, до колен, брюки — никаких чулок, никакой обуви. Волосы свободны, их шевелит легкий ветер. Жеан видел, что она всей тяжестью опирается на поручень, но старается не показывать этого.
— Гм… сегодня вы были слишком близко к клинкам, — сказал он.
— Бывало и ближе. Но вы… вы… знаете, вы очень хороший боец.
— Я просто…
— Боги, как это трудно! Конечно, вы хороший боец. Я хотела сказать что-нибудь более остроумное, честно.
— Считайте, что сказали. — Жеан почесал бороду и почувствовал в животе тепло и легкое замирание. — Мы оба можем притворяться. Вся та остроумная чепуха, в которой я целыми днями упражнялся в трюме на бочках, рвется наружу.
— Упражнялись?
— Да… этот Джабрил, он не так уж прост. Нужно уметь говорить, чтобы привлечь его внимание.
— Что?
— Разве вы не знали, что я предпочитаю мужчин? Высоких мужчин?
— Валора, я однажды бросила вас на палубу и сейчас снова…
— Ха! В вашем-то состоянии?
— Только мое состояние спасает в этот момент вашу жизнь.
— Вы не посмеете подраться со мной перед всем экипажем…
— Конечно, посмею.
— Что ж, да. Пожалуй.
— Только посмотрите на них. Даже подожги я корабль, думаю, никто бы этого не заметил. А трюм внизу набит парочками — тесней, чем арсенальный ящик наконечниками стрел. Если хотите сегодня ночью тишины и спокойствия, ближе чем в двухстах-трехстах ярдах от борта вы их не найдете.
— Нет, спасибо. Я не знаю, как сказать «не ешьте меня» по-акульи.
— Тогда оставайтесь здесь со мной. Я достаточно долго ждала, пока вы уйдете из этой вахты поденщиков. — Дельмастро улыбнулась. — Сегодня ночью все желающие могут познакомиться поближе.
Жеан смотрел на нее широко раскрытыми глазами, не зная, что сказать или сделать. Дельмастро перестала улыбаться.
— Джером… я… что-нибудь делаю не так?
— Не так?
— Вы как будто отодвигаетесь от меня. Не только телом, но и шеей. Вы держитесь…
— Дьявольщина! — Жеан рассмеялся, положил руку ей на плечо и почувствовал, как расплывается в улыбке его лицо, когда Эзри придерживала там его руку. — Эзри… я потерял очки, когда вы… заставляли нас плавать… В тот день, когда мы поднялись на борт. Я был, что называется, «слепая курица». Наверно, я этого не сознавал, но все время ерзал, чтобы четко видеть вас.
— О боги! — прошептала она. — Простите…
— Не нужно. Четко видеть вас — это стоит любых неприятностей.
— Я не хотела…
— Знаю. — Жеан почувствовал, как напряжение из живота распространяется на грудь, и глубоко вдохнул. — Послушайте, мы сегодня едва не погибли. К черту игры. Хотите со мной выпить?
5
— Смотрите, — сказала Дракаста.
Локки стоял у гакаборта и смотрел вниз, на воду за кормой, блестящую в свете двух фонарей. Эти фонари — стеклянные орхидеи размером с его голову — опускали к воде прозрачные лепестки.
— Боги! — сказал Локки, содрогнувшись.
Света едва хватало, чтобы разглядеть длинную черную тень, скользящую за «Орхидеей» в потревоженной воде. Сорок или пятьдесят футов чего-то гибкого и зловещего использовало кильватерную струю, чтобы скрыться от взгляда. Капитан Дракаста поставила на гакаборт ногу в сапоге, на ее лице читалось удовольствие.
— Что это такое?
— Тут есть пять или шесть вариантов, — ответила Дракаста. — Может быть, китовый червь или гигантская рыба-дьявол.
— Она идет за нами?
— Да.
— Она… м-м-м… опасна?
— Ну, если уроните за борт бутылку, не прыгайте за ней.
— Не стоит пустить в него несколько стрел?
— Я бы могла об этом подумать, если бы была уверена, что он не может плавать быстрей.
— Хороший довод.
— Стреляйте во все незнакомое, что вы здесь увидите, Ревелл, и придется самому убегать от стрел. — Она вздохнула и посмотрела по сторонам, желая убедиться, что поблизости никого нет. Ближайший моряк стоял у руля, в восьми или девяти ярдах от них. — Сегодня вы были очень полезны.
— У меня не было другого выхода.
— Я считала, что помогаю вам совершить самоубийство, когда позволила вам вести шлюпки.
— До этого было недалеко, капитан. Этот бой… мы были на волосок от катастрофы. Я и половины всего не помню. Боги благословили меня, позволив не обмараться. Сами знаете, как это бывает.
— Знаю. Но знаю также, что это не всегда случайность. Вы и мастер Валора… вызвали много разговоров своим поведением в бою. Для бывшего специалиста по мерам и весам вы проявили незаурядное мастерство.
— Измерять и взвешивать — скучное занятие, — сказал Локки. — А человеку нужно любимое дело.
— Люди архонта наняли вас не случайно?
— Что?
— Я обещала снять кожуру с необычного плода, который вы называете своей историей, и я это сделала. Поначалу вы мне не понравились. Но вы… доказали, что я ошибаюсь. И теперь я могу понять, как вам, несмотря на невежество, удавалось держать в руках ваш прежний экипаж. У вас настоящий талант к импровизированной лжи.
— Измерять и взвешивать — скучное…
— Итак, вы специалист по сидячей работе, но случайно обладаете талантом шпиона? И способностями к маскировке? И умением командовать? Не говоря уже о том, как вы владеете оружием, и о вашем необычайно образованном друге Джероме.
— Наши матери очень гордились нами.
— Люди архонта не переманивали вас у приоров, — сказала Дракаста. — Вы были двойными агентами. Наемными провокаторами, которые должны были поступить на службу к архонту. И корабль вы захватили не из-за какого-то вымышленного оскорбления, о котором мы говорили; вы сделали это потому, что вам приказали подорвать доверие к архонту. Сделать что-то значительное.
— Гм…
— Ради всего святого, Ревелл. Как будто существует другое разумное объяснение!
Боги, какое искушение, думал Локки. Она приглашает меня поддержать это заблуждение, убедить ее в том, во что она верит. Он смотрел на фосфоресцирующий след корабля, на таинственное нечто, плывшее в нем. Что делать? Воспользоваться возможностью, закрепить в сознании Дракасты сложившееся представление о Ревелле и Валоре, действовать дальше, опираясь на это? Или… его щеки горели, когда он воспоминал об упреке Жеана. Жеан осуждал его не просто по теологическим мотивам или из-за Дельмастро. Вопрос в выборе подхода. Что даст лучшие плоды?
Обойтись с этой женщиной как с добычей или как с союзником?
Время на исходе. Этот разговор — момент истины: повинуйся чутью и ввяжись в игру с ней… или последуй совету Жеана и скажи правду. Локки напряженно размышлял. Чутье — разве его подсказки непререкаемы? А чутье Жеана… если забыть о спорах, Жеан всегда пытался защитить его.
— Скажите мне кое-что, — заговорил он медленно, — пока я обдумываю ответ.
— Может быть.
— Половина корабля сейчас смотрит, как мы разговариваем.
— Да.
— Как вы это терпите?
— Такое бывает часто, приходится привыкать.
— Не только это. Все. Я провел в море шесть-семь недель за всю жизнь. А вы, кроме моря, где еще бывали?
Она молча смотрела на него.
— Кое-что о себе я вам не скажу, — продолжал Локки, — не скажу капитану этого корабля, даже если вы посадите меня в трюм или бросите за борт. Кое-что… вначале я хочу знать, с кем говорю. Я хочу говорить с Замирой, а не с капитаном Дракастой.
Она по-прежнему молчала.
— Разве я прошу слишком много?
— Мне тридцать девять лет, — наконец сказала она очень тихо. — Впервые я вышла в море в одиннадцать.
— Значит, почти тридцать лет. Ну а я, как уже сказал, всего несколько недель здесь. И все это время — бури, мятеж, морская болезнь, битвы, летучие призраки… голодные твари скрываются под самым бортом… ждут, когда кто-нибудь сунет в воду палец. Это не значит, что временами мне не было хорошо. Было. Я многое узнал. Но… тридцать лет? А еще дети? Разве вам все это не кажется… рискованным?
— У вас есть дети, Оррин?
— Нет.
— Как только я решу, что вы вздумали учить меня воспитывать детей, вы отправитесь за борт знакомиться с теми, кто там ждет.
— Я совсем не это имел в виду. Я только…
— Разве люди на суше раскрыли тайну вечной жизни? Научились избегать несчастных случаев? Может, пока я отсутствовала, они научились предотвращать бури?
— Конечно, нет.
— Разве мои дети в большей опасности, чем какой-нибудь несчастный ублюдок, мобилизованный для участия в войне своего герцога? Или какая-нибудь бедная семья, закрытая вместе соседями в карантине и умирающая от эпидемии или сожженная в собственном доме? Войны, болезни, налоги. Низкие поклоны и целование сапог. И на суше бродит много голодных тварей, Оррин. Просто в море они не носят короны.
— А…
— Ваша жизнь была раем до того, как вы попали в Медное море?
— Нет.
— Конечно, нет. Слушайте внимательно. Я считала, что росла в иерархической системе, где компетентности и верности довольно, чтобы сохранить свое место в жизни, — шептала она. — Я дала клятву верности и считала, что она действует в обоих направлениях. Я была глупа. И мне пришлось убить много мужчин и женщин, чтобы избежать последствий этой глупости. А вы хотите, чтобы я поверила в ту же чушь, которая когда-то едва не убила меня? И возложила бы на нее все надежды на судьбу Паоло и Козетты? Какому своду законов я должна подчиниться, Оррин? Какому королю, герцогу или императору я должна поверить, как матери? Кто из них может стать лучшим судьей моей жизни, чем я сама? Можете показать мне их, написать рекомендательное письмо?
— Замира, — сказал Локки, — не нужно делать меня адвокатом того, что я не собираюсь защищать. Я всю жизнь презирал то, о чем вы говорите. Я что, кажусь вам законопослушным гражданином?
— Определенно нет.
— Я просто любопытен, вот и все. Мне это интересно. Расскажите мне о Вольной Армаде. О вашей так называемой Войне за признание. Почему такая ненависть к… законам, налогам и всему прочему, если все это вы в основном осуществляете здесь?
— Ага. — Замира вздохнула, сняла четырехугольную шляпу и провела пальцем по встрепанным ветром волосам. — Наше бесславное утраченное дело. Наш личный вклад в великую историю Тал-Веррара.
— Зачем вы начали эту войну?
— Просчитались. Мы надеялись… что ж, капитан Бонэйр умела убеждать. У нас был предводитель и был план. Открыть шахты на новых островах, добывать в безопасных лесах древесину и смолу. Грабить, пока государства Медного моря выкручивают друг другу руки за столом переговоров, а затем побить их своей законной торговлей. Мы воображали себе государство без налогов. Монтьерр и Порт Расточительности привлекут всех купцов и их состояния.
— Честолюбивые планы.
— Идиотские. Я только избавилась от мерзкой присяги на верность и тут же связала себя другой. Мы поверили Бонэйр, когда она сказала, что у Страгоса не хватит сил прийти к нам и начать серьезную войну.
— О дьявольщина!
— Они напали на нас в море. Самое крупное сражение, какое мне приходилось видеть, и проигранное быстрее всех прочих. У Страгоса на кораблях его матросам помогали сотни веррарских солдат. В ближнем бою у нас не было ни единого шанса. Захватив «Василиск», они перестали брать пленных. Брали корабль на абордаж, топили его и переходили к следующему. Их лучники расстреливали в воде все, что двигалось, пока не появились рыбы-дьяволы.
Мне потребовалась вся моя хитрость, все мое мастерство, чтобы увести «Орхидею». Очень немногие из нас вернулись в Порт Расточительности, побитые и обессиленные, но еще до того веррарцы сровняли Монтьерр с землей. А потом уплыли домой, и, я думаю, было много празднеств, речей и пьянства.
— Пожалуй, — сказал Локки, — вы могли бы захватить город, такой, как Тал-Веррар… могли бы нанести ущерб его казне… или его гордости… и благополучно уйти. Но не то и другое сразу.
— Вы правы. Возможно, когда Бонэйр уходила из города, у Страгоса действительно не было сил, но мы своими действиями объединили веррарцев. Мы вызвали его, словно демона из сказки. — Придерживая обеими руками шляпу, она наклонилась над гакабортом, упираясь в него локтями. — Так мы остались преступниками. Никакого расцвета Призрачных островов. Никакого великого предназначения Порта Расточительности. Теперь наш мир — корабль, и я бросаю якорь только тогда, когда его брюхо слишком набито, чтобы и дальше рыскать. Я достаточно ясно выразилась, Оррин? Я не жалею о том, как прожила последние годы. Я иду, куда хочу. Не даю никаких обязательств. Не охраняю ничьи границы. У какого короля на суше есть свобода капитана корабля? Медное море кормит нас. Когда я тороплюсь, оно шлет нам ветры. Когда мне нужно золото, оно дает нам галеоны.
Воры процветают, подумал Локки. А богатые помнят.
Он принял решение и стиснул поручень, чтобы не дрожала рука.
— Только проклятые богами глупцы умирают за границы, нарисованные на карте, — сказала Замира. — Но никто не может обвести границами мой корабль. А если попробует, мне понадобится только поднять дополнительные паруса.
— Да, — сказал Локки. — Но… Замира, что, если мне придется сообщить вам, что это осталось в прошлом?
6
— Ты действительно практиковался на бочках, Джером?
Они прихватили бутылку черного гранатового коньяка из корзины, открытой для пирующих, и снова вернулись на свое место у борта.
— На бочках? Да. — Жеан отпил глоток черного, как ночь, жгуче-сладкого пойла. — Они никогда не смеются, не высмеивают тебя и не отвлекают.
— Не отвлекают?
— М-м… у бочек нет грудей.
— Ага. И что же ты говорил этим бочкам?
— Бутылка еще слишком полна, — ответил Жеан, — чтобы я так позорился.
— Тогда представь себе, что я бочка.
— У бочек нет гр…
— Это я уже слышала. Будь мужчиной, Валора.
— Ты хочешь, чтобы я притворился, будто ты бочка, чтобы рассказать тебе, что я говорил бочкам, когда представлял себе, будто они это ты?
— Вот именно.
— Ну… — Он опять сделал большой глоток из бутылки. — У тебя такие обручи, каких я не видел больше ни у одной бочки, такие блестящие и красивые обручи…
— Знаю, — сказала она. — Это единственная причина, по которой я еще не разорвала тебя на кусочки.
— О, на это я тоже…
— Искренне надеюсь, что так и будет. — Она широко развела руки. — Но сначала отнеси меня туда.
Он легко поднял ее. Эзри устроилась у него на руках и обхватила за шею. Жеан откачнулся от борта и направился к трапу, ведущему на ют. И увидел, что на него смотрят три десятка пирующих. Они подняли руки и дико завопили.
— Составьте список! — крикнула Эзри. — Чтобы утром я могла вас всех поубивать! — Она улыбнулась и снова посмотрела на Жеана. — Ну, может, подожду до полудня.
7
— Только выслушайте, — сказал Локки. — Без предубеждения, насколько это возможно.
— Постараюсь.
— Ваши догадки относительно нас с Джеромом похвальны. Они справедливы… кроме той части, которую я до сих пор скрывал. Начнем с меня. Я не специально обученный боец. Пробовал… но боги свидетели, не успею я моргнуть, и все заканчивается — комедией или трагедией.
— Это…
— Замира. Поверьте, Я убил четверых не благодаря чему-то хоть сколько-нибудь схожему с боевым мастерством. Я уронил бочку с пивом на человека, которому не хватило ума посмотреть наверх. И перерезал горло двоим, которых эта бочка сбила с ног и оглушила. А четвертого я убил, когда он поскользнулся в пиве. Когда тела нашли, я просто не стал опровергать предположения…
— Но я точно знаю, что вы в одиночку бросились на Избавителей…
— Да. Те, кто близок к смерти, часто теряют рассудок. Я погиб бы в этом бою, Замира, через десять секунд. Но помешал Джером. Только Джером.
В эту минуту пирующие на палубе подняли оглушительный крик. Локки и Замира обернулись и успели увидеть, как на верху трапа показался Жеан со старпомом Дельмастро на руках. Ни он, ни она не взглянули на Локки и капитана; несколько секунд спустя они исчезли внизу.
— Что ж, — сказала Замира, — чтобы завоевать ее сердце, пусть на одну ночь, ваш друг должен быть еще более редкой птицей, чем мне казалось.
— Он в самом деле редкий человек, — прошептал Локки. — Снова и снова спасает мне жизнь, даже когда я этого не заслуживаю. — Он опять посмотрел на волнующийся, блестящий, населенный чудовищами кильватерный след «Орхидеи». — То есть более или менее постоянно.
Замира ничего не сказала, и через несколько мгновений Локки продолжил:
— После того как он снова это сделал утром, я скользил, спотыкался и бегал, пока бой не кончился. Вот и все. Паника и слепая удача.
— Но вы первым пошли в шлюпках. Первым поднялись на борт, не зная, что вас там ждет.
— Вздор! Я обманщик, Замира. Притворщик. Актер, я играю роль. Я попросился в первую шлюпку вовсе не из благородных побуждений. Просто моя жизнь ничего не стоила бы, не сделай я что-нибудь достаточно безумное, чтобы вернуть уважение матросов. И если утром кто-нибудь счел меня спокойным и хладнокровным, все это была ложь, маска.
— То, что вы считаете это исключительным случаем, говорит лишь о том, что это ваш первый серьезный бой.
— Но…
— Ревелл, всякий, кто командует другими, играет, когда смерть близко. Мы делаем это ради окружающих и ради себя. Делаем потому, что иначе нас ждет жалкая смерть труса. Разница между опытным и неопытным вожаком в том, что неопытный поражается тому, как при необходимости может притвориться опытный.
— Не верю, — сказал Локки. — Когда я впервые оказался на борту, вы и плюнуть мне в лицо не захотели бы. Теперь вы ищете мне оправданий. Замира, мы с Джеромом никогда не работали на приоров. Я и видел-то приоров лишь издали. Дело в том, что мы и сейчас работаем на Страгоса.
— Что?
— Мы с Джеромом воры. Профессиональные независимые воры. Мы приехали в Тал-Веррар провести одну очень деликатную операцию, которую сами спланировали. Архонт… его разведка выведала, кто мы на самом деле и что намерены сделать. Страгос отравил нас — дал латентный яд, действие которого может приостановить только противоядие. Пока мы не найдем нужное средство от яда, мы марионетки в его руках.
— Зачем это ему?
— Страгос отдал нам «Красный вестник», позволил набрать экипаж на Скале Ветров и создал досье воображаемого офицера по имени Оррин Ревелл. Он дал нам инструктора — того самого, что умер от сердечного приступа перед бурей, — и отправил сюда по своему делу. Вот как мы раздобыли корабль. Вот почему нам удалось щелкнуть Страгоса по носу таким необычным способом. Все это — его замысел.
— А что ему нужно? Кто-нибудь в Порту Расточительности?
— Ему нужно то же, что вы сделали в прошлый раз, когда пересекли черту. Он враждует с приорами и чувствует, что стареет. И если он хочет вернуть себе популярность, то сейчас самое время. Ему нужен враг за пределами города, чтобы снова прибрать к рукам армию и флот. Этот враг — вы, Замира. Ничто не устроило бы Страгоса больше, чем разгул пиратства и нападения на его город в следующие несколько месяцев.
— Именно поэтому капитаны Медного моря последние семь лет избегали подходить к Тал-Веррару! Мы на горьком опыте усвоили урок. Если он явится напрашиваться на бой, мы улизнем, не станем связываться.
— Знаю. И он знает. Наша работа — наше задание — суметь устроить заварушку, несмотря ни на что. Заставить вас подплыть так близко, чтобы красный флаг был виден из городской ратуши.
— И как же вы собирались этого добиться?
— У меня была смутная мысль распускать слухи и предлагать взятки. Если бы вы не захватили «Вестник», я бы сам попытался раздуть пожар. Но это было до того, как мы получили настоящее представление о том, что здесь происходит. Теперь нам с Джеромом определенно нужна ваша помощь.
— Для чего?
— Выиграть время. Убедить Страгоса, что наш план успешно осуществляется.
— Если вы хоть на секунду вообразили, что я стану помогать архонту…
— Нет-нет, — ответил Локки, — а если вы хоть на секунду поверили, что я действительно собирался ему помочь, вы меня не слушали. Противоядие Страгоса действует предположительно в течение двух месяцев. То есть через пять недель мы с Джеромом должны быть в Тал-Верраре, чтобы получить очередную дозу. А если нам нечем будет похвастать, Страгос может просто решить больше нас не использовать.
— Если вы должны нас покинуть и вернуться в Тал-Веррар, — сказала Дракаста, — это неприятно. Но в Порту Расточительности можно найти независимого купца; они приходят туда каждые несколько дней. У нас есть соглашения с несколькими купцами из Тал-Веррара и Вел-Вираззо. Вашей доли добычи хватит, чтобы заплатить за проезд.
— Замира, не притворяйтесь дурочкой. Слушайте. Я несколько раз лично разговаривал со Страгосом. Я верю, что для него это последняя возможность подчинить приоров и взять власть в Тал-Верраре. Ему нужен враг, Замира. Такой враг, которого он наверняка сумеет раздавить.
— В таком случае безумие провоцировать его, помогая осуществить этот план.
— Замира, схватка произойдет независимо от ваших намерений. Вы все, что у него есть. Вы единственный подходящий враг. Он уже принес в жертву корабль, опытного капитана, столько заключенных, сколько требуется на несколько галер, и даже свой престиж, чтобы ввести в игру меня и Джерома. Пока мы здесь, пока вы нам помогаете, вам будут известны все его планы, потому что мы будем осуществлять их с вашего корабля. Но если вы не прислушаетесь к нам, не знаю, что он придумает в следующий раз. Могу только сказать, что у него будут другие планы, совершенно вам неизвестные.
— А если я помогу вам и расшевелю Тал-Веррар так, что Страгос добьется своего, — спросила Замира, — что мне это даст? Мы не одолели его флот семь лет назад, а сейчас он вдвое больше.
— Не вы оружие, — сказал Локки. — Оружие мы с Джеромом. У нас есть доступ к Страгосу. Нам нужно только противоядие, и тогда мы набросимся на этого сукина сына, как скорпион, забравшийся в его брюки.
— И ради этого я должна поместить свой корабль, свой экипаж и своих детей в пределах досягаемости врага, который гораздо сильней меня?
— Замира, вы говорите о Медном море как о волшебном, бесконечно изменчивом королевстве, но на самом деле вы привязаны к Порту Расточительности и знаете это. Я не сомневаюсь, что вы можете уплыть в любой порт мира и благополучно его достичь, но сможете ли вы жить где-нибудь так, как живете здесь? С той же легкостью продавать захваченные товары и корабли? Регулярно платить экипажу? Так хорошо знать воды и других пиратов? Охотиться на торговых маршрутах вдалеке от сильных государств?
— Давненько у меня не было такого странного разговора, — сказала Замира, возвращая шляпу на голову. — Вероятно, более странной просьбы мне выслушивать не приходилось. У меня нет возможности убедиться, что вы говорите правду. Но я знаю свой корабль и знаю, с какой скоростью он уходит, если все остальное подведет. Даже если в Порту Расточительности безопасности не будет.
— Конечно, это одна из возможностей. Не прислушаться ко мне. Дождаться, пока Страгос найдет другой способ развязать войну или подобие войны. А потом бежать. В другое море, к другой трудной жизни. Вы сами сказали, что не можете победить флот архонта, разбить Страгоса силой оружия. Так подумайте: любое другое решение в конечном счете приведет к отступлению и бегству. Мы с Джеромом — единственная возможность напасть на Страгоса. С вашей помощью мы уничтожим сам архонат.
— Как?
— Это… еще предстоит решить.
— Ничего менее утешительного вы…
— Помимо всего прочего, — перебил ее Локки, — мы знаем, что в Тал-Верраре против архонта действуют могучие силы. Мы с Джеромом свяжемся с ними, каким-то образом задействуем их. Если уничтожить архонат, городом благодаря своим деньгам завладеют приоры. И меньше всего они захотят ввязываться в новую войну, которая может создать нового популярного героя.
— Стоя на корме моего корабля, в нескольких неделях от Тал-Веррара, как вы можете быть уверены в том, что можно сделать с купцами и политиками города?
— Вы сами сказали, у меня талант ко лжи. Я часто думаю, что это моя единственная способность, достойная рекомендации.
— Но…
— Дракаста, это невыносимо!
Локки и Замира одновременно повернулись и увидели в начале трапа ученую Треганн. Хромая, она подошла к ним, не опираясь на трость: в руках у нее извивался хитиновый черный кошмар, многоногий и чуть блестящий в свете фонарей. Паук размером с кошку. Треганн прижимала его к животу, и его блестящие жвалы возмущенно дергались.
— Милостивые боги, — воскликнул Локки, — вот оно!
— Треганн, почему Закассис не в клетке?
— Ваш старпом атаковала перегородку между нашими каютами, — прошипела Треганн. — Невыносимый шум и крики! Ей повезло, она раздолбала всего одну клетку, а еще больше повезло, что я оказалась рядом и смогла обуздать вот эту невинную леди…
— Так… постойте, вы держите эту тварь в своей каюте?
Локки с облегчением подумал, что эта тварь не бродит по кораблю — не всегда, во всяком случае.
— Откуда, по-вашему, появился шелковый паук, Ревелл? Перестаньте дергаться: Закассис — вежливое и робкое существо.
— Треганн, — сказала Дракаста, — как врач вы должны быть знакомы с ухаживанием за молодой женщиной.
— Да, но такое непозволительное вторжение в шести футах от моей головы…
— Треганн, мешать сейчас Эзри, по моему мнению, — вот самое непозволительное вторжение. Каюта интенданта через проход свободна. Пусть плотник восстановит клетку Зак, а вы временно перевесьте свой гамак в каюту Гвиллема.
— Я запомню это недостойное обращение, Дракаста…
— Да, примерно на десять минут, пока не найдете новый повод.
— Если Дельмастро во время своих упражнений повредит себе что-нибудь, — строго сказала Треганн, — пусть ищет другого врача. И использует собственный живот, чтобы прясть шелк для повязок…
— Я уверена, что живот Дельмастро сейчас занят совсем другим, ученый. Пожалуйста, найдите кого-нибудь, чтобы устроили эту тварь на ночь. Вам не придется особенно убеждать, что это необходимо.
Когда Треганн со своей деликатной и робкой тварью, протестующе машущей лапами, в негодовании ушла, Локки повернулся к Дракасте и вопросительно приподнял бровь.
— Где вы только…
— Наказание за оскорбление никоранской королевской семьи — смерть от голода в железной клетке. Мы занимались в Никоре контрабандой, а Треганн там умирала. Я редко жалею, что мы ее освободили.
— Гм… Так что вы ответите на мое…
— На ваше безумное предложение?
— Замира, я вовсе не требую, чтобы вы шли в гавань Тал-Веррара. Дайте мне что-нибудь, что позволит получить от Страгоса еще несколько месяцев снисходительности. Ограбьте один-два корабля вблизи Тал-Веррара. Работа пустяковая. Вы знаете, мы с Джеромом первыми пойдем с вами. Только… позвольте ограбленным бежать в город и посеять панику. Потом ночью отправьте нас на шлюпке наняться нашим делом, и мы вернемся с лучшими соображениями о том, как изменить ситуацию…
— Напасть на корабли под веррарским флагом, а потом подойти к городу, чтобы вы могли уплыть в шлюпке? Ждать вас на якоре, когда за мою голову назначена награда в пять тысяч солари?
— Это несправедливо, Замира. Я не заслуживаю таких подозрений. Если бы мы с Джеромом просто хотели сбежать в Тал-Веррар, зачем бы нам было рисковать своей шеей сегодня утром? И если мне нужно было обманывать вас и дальше или шпионить за вами, почему я не ухватился за ваше предположение, что мы агенты приоров? Сегодня утром мы с Джеромом поссорились. Если бы вы говорили с Джеромом до того, как вытащить меня из трюма, то знали бы, что я служитель Тринадцатого, Покровителя Воров. Вы… наши люди, более или менее. Вы свои. Вопрос приличий. Джером настаивал на том, что вам нужно рассказать правду, что вы должны быть нашим добровольным союзником, а не марионеткой. Мне стыдно признаться, но я слишком рассердился, чтобы согласиться с ним. Но он прав, и это не просто чувствительность, а жестокая правда. Не думаю, что мы с Джеромом справимся, если вы не будете знать всего. А если не захотите или не сможете нам помочь, думаю, вас ждут тяжкие испытания. И скоро.
Дракаста положила правую руку на рукоять одной из своих сабель и закрыла глаза; выглядела она очень усталой.
— Прежде всего, — сказала она наконец, — даже если оставить в стороне все остальные соображения, мы должны попасть в Порт Расточительности. Мне нужно продать груз, закупить припасы, избавиться от приза. Мы в нескольких днях пути и пробудем в порту несколько дней. Я подумаю о ваших словах. Так или иначе, но ответ вы получите после того, как мы закончим там дела.
— Спасибо.
— Значит, все-таки Леоканто?
— Продолжайте называть меня Ревелл, — сказал Локки. — Так проще для всех.
— Конечно. Что ж, вы на веселой вахте, и на рабочую вахту вас призовут только завтра во второй половине дня. Предлагаю вам лучше использовать эту ночь.
— Что ж. — Локки взглянул на свою кожаную чашку с вином и подумал: не помешает выпить еще и, может, поиграть в кости, чтобы забыться на несколько часов. — Если боги милостивы, я уже ее использовал. Доброй ночи, капитан Дракаста.
Он оставил ее одну у гакаборта. Дракаста молча смотрела на чудовище, шедшее в кильватере «Орхидеи».
8
— Было больно? — прошептала Эзри, проводя пальцем по скользкой от пота коже Джерома над ребрами.
— Было ли мне больно? Боги на небесах, женщина, нет, это было…
— Я не об этом. — Она ткнула пальцем в старый шрам на животе с правой стороны. — Вот.
— А, это. Нет, это было замечательно. Кто-то подобрался ко мне с парой Воровских Зубов. Все равно что ласковый ветерок в теплый весенний день. Мне понравилась каждая сек… ой!
— Осел!
— Откуда у тебя такие острые локти? Ты их точишь на оселке или… ой!
Эзри лежала на Жеане в шелковом гамаке, который занимал большую часть ее каюты. Гамак едва давал ему возможность вытянуться, подложив руку под голову (и касаясь при этом правого борта корабля), а в ширину гамак был точно в размах его рук. Алхимическая безделушка размером с монету давала слабый свет. Он отражался от темных кудрявых волос Эзри; разбросанные пряди напоминали нити паутины в лунном свете. Жан провел руками по влажному лесу ее волос, помассировал голову пальцами, и Эзри с благодарным стоном расслабила мышцы.
Неподвижный воздух каюты был насыщен потом и жаром их первого бесконечного, лихорадочного часа вместе. К тому же Жеан впервые заметил, что в каюте страшный беспорядок. Их одежда была разбросана повсюду. Оружие Эзри и несколько ее личных вещей покрывали стол, как навигационные препятствия рельефную карту. С потолочной балки свешивалась небольшая сетка с несколькими книгами и свитками; она висела наклонно к двери, и это свидетельствовало о том, что весь корабль кренится на правый борт.
— Эзри, — прошептал Жеан, глядя на парусиновую перегородку, образующую левую «стену» каюты. Две пары ног — большие и маленькие — серьезно измяли ее. — Эзри, а чью каюту мы так безжалостно пинали недавно?
— А… ученой Треганн. Кто велел тебе оставить в покое мои волосы? О, так гораздо лучше.
— Она рассердится?
— Больше, чем обычно? — Эзри зевнула и потянулась. — Она вольна найти себе любовника и пинать перегородку, сколько захочет. Я была слишком занята, чтобы быть дипломатичной. — Она поцеловала Жеана в шею, и он вздрогнул. — К тому же ночь еще не кончилась. Мы можем еще попинать эту проклятую перегородку, если мое желание осуществится. А, Джером?
— Значит, оно осуществится, — ответил Жеан, осторожно перемещая вес своего тела, так что они оказались на боку, лицом друг к другу. Он как можно осторожнее провел рукой по повязкам на ее предплечьях; это было единственное, что Эзри не сняла — хватило здравого смысла. Его руки скользнули к ее щекам, потом к волосам. Они поцеловались тем бесконечным поцелуем, что доступен только любовникам, для которых губы партнера — все еще неизведанная территория.
— Джером, — прошептала она.
— Нет. Я кое о чем попрошу тебя, Эзри. Наедине никогда не зови меня так.
— Почему?
— Называй меня настоящим именем.
Он поцеловал ее в шею, прижал губы к уху и зашептал и него.
— Жеан… — повторила она.
— Боги, да. Скажи еще раз…
— Жеан Эстеван Таннен. Мне нравится.
— Твой и только твой, — прошептал Жеан.
— Кое-что взамен, — сказала она. — Эзриана Дастири де ла Мастрон. Кавалерственная дама Эзриана из рода Мастрон. Никора.
— Правда? И у тебя есть поместье или что-нибудь такое?
— Сомневаюсь. Непокорные дочери, убегающие из дома, обычно не получают владений. — Она снова поцеловала его, потом взъерошила его бороду ногтями. — Я уверена, что после письма, которое я оставила отцу и матери, меня лишили наследства со всей возможной быстротой.
— Боги. Мне жаль.
— Да ладно. — Она провела пальцами по его груди. — Такое случается. Просто переходишь с места на место. И со временем находишь то, что помогает забыть.
— Ты права, — прошептал он, а затем они были слишком заняты, чтобы разговаривать.
9
Из яркой чащи снов Локки вырвало несколько обстоятельств: усиливающаяся дневная жара, давление трех чашек вина на мочевой пузырь, стоны спящих вокруг людей и острые коготки маленького существа, спавшего у него на голове.
При туманном воспоминании о пауке ученой Треганн Локки ахнул от ужаса и перевернулся, схватив то, что цеплялось за него. Он несколько раз мигнул, чтобы прогнать сон из глаз, и обнаружил, что сражается не с пауком, а с котенком — узкомордым, черненьким.
— Какого дьявола? — пробормотал Локки.
— Мяу, — возразил котенок, глядя ему в глаза с выражением, общим для всех котят, — будущего тирана. Мне было удобно, а ты посмел двигаться, говорили эти глаза. За это ты должен умереть. Когда котенку стало ясно, что его двух или трех фунтов массы недостаточно, чтобы одним могучим ударом сломать Локки шею, он положил лапы на плечи Локки и принялся тыкаться мокрым носом в его губы.
— Это Король, — сказал кто-то слева.
— Король? Какая нелепость!
Локки сунул котенка под руку, точно опасный алхимический механизм. Шерсть была тонкой и шелковистой, и котенок сразу громко замурлыкал. Его кличку назвал Джабрил. Локки поднял брови, увидев, что Джабрил лежит на спине совершенно голый.
— Так его зовут, — сказал Джабрил. — Король. У него белое пятно на горле. И влажный нос, верно?
— Он самый.
— Король. Ты принят в семью, Ревелл. Не смешно ли?
— Стремления всей моей жизни наконец стали явью.
Локки обвел взглядом полупустой полуют. Шумно храпели несколько новых членов экипажа «Орхидеи»; двое с трудом вставали, и по крайней мере один блаженно спал в луже собственной рвоты. А может, и не своей, подумал Локки. Жеана не было видно.
— Как провели ночь, Ревелл?
Джабрил приподнялся на локтях.
— Кажется, весьма добродетельно.
— Мои соболезнования. — Джабрил улыбнулся. — Знаком с Малакасти из синей вахты? У нее рыжие волосы и на пальцах вытатуированы кинжалы. Боже, мне кажется, она не человек.
— Ты рано исчез с пирушки.
— Да. Она кое-чего захотела от меня. И еще от некоторых друзей. — Джабрил пальцами правой руки помассировал виски. — А боцман из красной вахты, ну, тот, без пальцев на левой руке! Понятия не имел, что богобоязненных ашмирских парней учат таким штукам. Фью!
— Парней? Не знал… что тебя интересует такая добыча.
— Да, знаешь, попробовал разок. — Джабрил улыбнулся. — Или раз пять-шесть, как оказалось. — Он почесал живот и как будто впервые заметил отсутствие одежды. — Дьявольщина! Помнится, еще вчера у меня были штаны…
Несколько минут спустя, все еще держа под мышкой Короля, Локки вышел на солнечный свет. Он зевнул и потянулся, и котенок проделал то же самое, стараясь вырваться из рук и снова забраться Локки на голову. Локки держал котенка, а тот смотрел на него.
— Я к тебе не привязан, — сказал Локки. — Поищи кого-нибудь другого, с кем поделиться слюнями.
Хорошо понимая, что любая обида, нанесенная котенку, может привести к тому, что он окажется за бортом, Локки опустил звереныша на палубу и подтолкнул босой ногой.
— Ты уверен, что имеешь право приказывать коту? — Локки повернулся и увидел на трапе Жеана; тот только что натянул рубашку. — Осторожнее! Он может быть старшим по вахте.
— Будь у него понятие о рангах, думаю, он поместил бы себя между Дракастой и Двенадцатью. — Локки несколько секунд смотрел на Жеана. — Привет.
— Здорово.
— Послушай, есть много вариантов скучного разговора «Я был ослом…», и я все еще чувствую, что я жертва голубого вина, так что давай просто…
— Извини, — сказал Жеан.
— Постой, это моя работа.
— Я хочу сказать, что мы опять показали свои… острые углы.
— Если и есть то, на что бой не годится, так это успокоить нервы. Я не ставлю тебе в вину то… что ты говорил.
— Мы что-нибудь придумаем, — спокойно и настойчиво сказал Жеан. — Придумаем вместе. Я знаю, что ты не… Я не хотел тебя оскорбить…
— Я это заслужил. Ты был прав. Вчера вечером я поговорил с Дракастой.
— Поговорил?
— Я сказал ей… — Локки поморщился и снова потянулся, использовав это движение, чтобы скрыть несколько условных сигналов руками. Жеан наблюдал за ним, приподняв брови. — Не упомянул контрмагов, Солнечный Шпиль, Каморр, настоящие имена. Все остальное — правда.
— На самом деле?
— Да. — Локки посмотрел на палубу. — Я сказал, ты был прав.
— И она…
Локки изобразил бросок костей и пожал плечами.
— Мы сначала идем в Порт Расточительности, а потом будет видно, — сказал он. — Там много дел. А потом, она сказала… даст нам знать.
— Понятно. И теперь…
— Хорошо провел ночь?
— Боги, да.
— Отлично. Относительно того… что я сказал вчера…
— Не нужно…
— Нужно. Я вчера говорил ужасные глупости. Чудовищно тупые и несправедливые. Я знаю… у меня так давно не было надежды, что это стало чем-то вроде брони. Я не осуждаю тебя за то, что у тебя она есть. Наслаждайся.
— Я наслаждаюсь, — ответил Жеан. — Поверь.
— Отлично. У меня ты этому не научишься.
— Но…
— Все в порядке, мастер Валора. — Локки улыбнулся, довольный тем, что уголки его губ поднялись сами по себе. — Но вино, о котором я говорил…
— Вино? Ты что…
— Я на сетку, Джером. Нужно отлить, пока мочевой пузырь не разорвало. А ты стоишь на дороге.
— Ага. — Жеан шагнул в сторону и хлопнул Локки по спине. — Прошу прощения. Облегчайся, брат.
1
— Подведите пленных, — велела капитан Дракаста.
Была уже ночь, «Ядовитая орхидея» покачивалась на якоре под усеянным звездами небом. Луны еще не взошли. Дракаста в брезентовом плаще стояла у поручня на юте, освещенная сзади алхимическим светом. Ее волосы были спрятаны под нелепым шерстяным париком, отдаленно напоминающим церемониальный головной убор веррарского судьи. На палубе в тени стояли матросы, а на небольшом пятачке посередине — пленники.
Утреннюю битву пережили девятнадцать моряков с «Красного вестника». Теперь все девятнадцать, связанные по рукам и ногам, стояли в центре палубы. Локки был среди них, рядом с Жеаном и Джабрилом.
— Секретарь, — сказала Дракаста, — вы привели на суд жалкий сброд.
— Поистине жалкий сброд, ваша честь.
Рядом с капитаном стояла старпом Дракаста со свитком и тоже в смешном парике.
— Жалкая кучка распутных глупых выродков, хуже которых мне не приходилось видеть. Но все же, думаю, надо их испытать.
— Действительно, мэм.
— В чем их обвиняют?
— От их преступлений стынет кровь. — Дельмастро развернула свиток и, повысив голос, начала читать. — Преступный отказ от радушного гостеприимства архонта Тал-Веррара. Сознательное бегство от роскошных условий, предоставленных вышеуказанным архонтом на Скале Ветров. Кража принадлежащего архонту корабля с целью заняться пиратством.
— Отвратительно.
— Именно так, ваша честь. Другие обвинения несколько запутанны: часть обвиняемых виновна в мятеже, другие — в невежестве и неумелости.
— Одни в одном, другие в другом? Секретарь, мы не потерпим неясности. Просто припишите каждому из них все вины.
— Понятно. Мятежники вдобавок невежды и неумехи, а невежды и неумехи виновны в мятеже.
— Отлично. Очень хорошо и очень толково. Несомненно, мои слова попадут в учебники.
— В самые главные учебники, мэм.
— За что еще должны ответить эти несчастные?
— Нападение и грабеж под красным флагом, ваша честь. Вооруженное пиратство на Медном море в двадцать первый день месяца фестала этого года.
— Грязные презренные преступники! — закричала Дракаста. — Отметьте в протоколе, что от омерзения я готова лишиться чувств. Выступит ли кто-нибудь в защиту обвиняемых?
— Нет, мэм, ведь у пленных нет денег.
— Ага. Тогда по каким законам они требуют защиты и справедливости?
— Ни по каким. Ни одно государства и ни одна земля не хотят защищать их.
— Печально, хотя и неудивительно. Но, возможно, вполне естественно, что эти паразиты, лишенные руководства достойных, сторонились добродетели, точно заразной болезни. Возможно, мы вправе проявить некоторую снисходительность.
— Маловероятно, мэм.
— Для определения их истинного нрава остается решить сущий пустяк. Секретарь суда, можете описать их товарищей и супругов?
— Очень наглядно, ваша честь. Они легко вступали в связь с офицерами и членами экипажа «Ядовитой орхидеи».
— Боги на небесах, — воскликнула Дракаста, — вы сказали, «Ядовитая орхидея»?
— Да, мэм.
— Виновны! Виновны по всем пунктам! Виновны каждый в отдельности и все вместе, виновны до самых пределов человеческой виновности!
Дракаста сорвала с головы парик, бросила на палубу и принялась его топтать.
— Превосходный вердикт, мэм.
— По решению этого суда, — сказала Дракаста, — всей его властью и решимостью, за преступления на море они будут отданы морю. Выбросьте их за борт! И пусть боги не слишком торопятся миловать их души.
С веселыми криками матросы окружили пленников со всех сторон. Локки вместе со всеми потащили к прорези для трапа в левом борту, где на палубе лежала грузовая сеть с парусиной под ней. По краям они были связаны. Моряков с «Вестника» затолкали в сеть, а несколько десятков матросов под командой Дельмастро направились к кабестану.
— Приготовиться к исполнению приговора, — сказала Дракаста.
— Поднимай! — крикнула Дельмастро.
Между нижними реями грот- и фок-мачты была натянута сложная система талей и блоков; матросы начали работать у кабестана, и края сети приподнялись. Моряки, державшие пленников, отступили. Через несколько секунд бывшие матросы с «Вестника» оказались в воздухе, прижатые друг к другу, как звери в ловушке. Локки цеплялся за грубую сеть, чтобы не попасть в гущу перепутавшихся тел и конечностей. Сеть покачивалась в пятнадцати футах над поверхностью воды, а матросы в ней бесполезно толкались и кричали.
— Секретарь суда, приведите приговор в исполнение, — сказала Дракаста. — Сбросить их в воду!
Они не сделают этого, подумал Локки и в то же мгновение понял, что ошибся.
Сеть устремилась вниз, и моряки, которые сражались на «Зимородке» в относительной тишине, заорали во все горло. Натяжение краев сети при падении ослабло, поэтому у моряков оказалось больше места, когда они коснулись поверхности воды — вернее, воды коснулась гибкая преграда из сети и парусины, а вода под ней послужила подушкой.
Еще одно или два мгновения кричащая масса билась, пока края сети погружались в воду; потом хлынула теплая темная вода. Локки на миг испытал подлинную панику — это нетрудно, когда узлы у тебя на руках и ногах совершенно настоящие, но через несколько мгновений края сети вновь пошли вверх, и моряки снова оказались над поверхностью моря. Вода, оставшаяся внутри сети, доходила Локки до пояса, парусина с сетью превратились в закрытый бассейн, в котором можно было стоять.
— Все в порядке?
Жеан; Локки видел, что он держится за сеть прямо над ним. Поблизости толкались и отплевывались еще с полдюжины моряков. Локки нахмурился, заметив, что Жеан вполне доволен происходящим.
— Ужасно смешно, — сказал Стрева, одной рукой удерживаясь в вертикальном положении. Вторая его рука была примотана к груди грубой перевязью. У нескольких бывших моряков с «Вестника» были сломаны кости, и у всех множество царапин и порезов, но никого не избавили от ритуала.
— Ваша честь! — Локки, услышав голос Дельмастро, задрал голову. Старпом смотрела на них с борта, держа в руке фонарь; сеть висела в воздухе в трех или четырех футах от черного корпуса «Орхидеи». — Ваша честь, они не тонут!
— Что? — Рядом с Дельмастро показалась Дракаста, опять в парике, сидящем на голове еще более криво. — Вы, отвратительные ничтожные ублюдки! Как вы смеете тратить время суда, отказываясь тонуть? Секретарь, помогите им утонуть!
— Есть, мэм, немедленно помочь утонуть! Палубные помпы готовь! Начинайте!
Показались два моряка с парусиновым шлангом в руках, и Локки едва успел отвернуться от хлынувшей на них струи теплой соленой воды. Могло быть хуже, подумал за секунду до того, как что-то более плотное, чем вода, с влажным чмоканьем ударило его по голове.
Это новое унижение — Локки быстро понял, что их бомбардируют промазанной паклей — было устроено основательно и с размахом. Моряки выстроились вдоль борта и осыпали висящих в сети тряпками и обрывками веревок, источавшими острый запах, хорошо знакомый Локки: не зря он много дней обмазывал этим веществом мачты. Так продолжалось несколько минут, и Локки потерял представление, где кончается грязь и начинается его одежда, а вода в их бассейне скрылась под толстым слоем грязи.
— Невероятно! — крикнула Дельмастро. — Ваша честь, они еще здесь!
— Не утонули?
Снова показалась Замира и торжественно сняла парик.
— Проклятие! Море отказывается принимать их. Придется вернуть их на борт.
Тросы натянулись, и маленькая тюрьма из сети и парусины начала подниматься. Как раз вовремя: Локки содрогнулся, почувствовав, как что-то мощное и большое коснулось сетки под его ногами. Но они уже были над водой и продолжали подъем.
Однако наказание еще не закончилось: сеть повисла над планширом, и ее не уводили на палубу.
— Освободить поворотный механизм! — крикнула Дельмастро.
Локки увидел маленькую женщину, ловко двигавшуюся на веревках высоко наверху. Она убрала предохранительный винт с большого деревянного крепления, на котором висела сеть. Локки знал хорошо смазанные механизмы блоков: они позволяют легко поворачивать любой груз, даже такой, как они.
Моряки схватили за края сети и потянули; через несколько мгновений пленники вращались с головокружительной скоростью, а мир вокруг них превратился в отдельные вспышки: темная вода… фонари на палубе… темная вода… фонари на палубе…
— О боги! — сказал кто-то за мгновение до того, как его вырвало. Все торопливо отодвигались от бедняги, а Локки мрачно держался за сеть, стараясь не обращать внимания на пинки, дрожь и вертящуюся массу людей.
— Очистить их! — крикнула Дельмастро. — Помпы, за работу!
В середину массы людей снова ударила тугая струя соленой воды; сеть продолжала вращаться. Каждые несколько секунд Локки попадал под струю. Минуты шли, у него все сильнее кружилась голова, и, хотя это вошло в исключительную моду среди окружающих, Локки сосредоточил все силы на том, чтобы его не вырвало.
Головокружение было так сильно, спасение таким быстрым, что Локки не заметил, как они снова оказались на палубе и мокрая сеть облепила их. Он лежал на прочных досках настила. Сеть перестала кружиться, но ее место занял окружающий мир, он вращался одновременно в шести или семи направлениях, и это было чрезвычайно неприятно. Локки закрыл глаза, но это не помогло. Теперь его не просто мутило — он вдобавок ослеп.
Через него с проклятиями и стонами переползали люди. Два моряка наклонились и поставили Локки на ноги; в этот момент его желудок едва не сдался, и Локки сильно закашлялся, чтобы подавить тошноту. К нему подходила капитан Дракаста, ее парик и плащ исчезли, и она шла под каким-то странным углом.
— Море отказалось от вас, — заявила она. — Вода не хочет вас глотать. Хвала Ионо, ваше время утонуть еще не пришло. Слава Улькрису!
Улькрис — имя морского бога на Джереше. В Теринском мире не часто приходится его слышать. Должно быть, тут больше выходцев с восточных островов, чем мне казалось, подумал Локки.
— Повелитель Жадных Вод, защити нас! — подхватил экипаж.
— Итак, вы среди нас и больше нигде, — сказала Дракаста. — Земля вас отринула, море не принимает. Вы, подобно нам, бежали к древесине и парусам. Эта палуба — ваша земля, эти паруса — ваше небо. Это весь ваш мир. Это все, что вам нужно.
Она сделала шаг вперед с обнаженным кинжалом.
— Будете лизать мои сапоги, чтобы вас допустили на эту палубу?
— НЕТ! — в один голос закричали бывшие моряки с «Вестника». Их заранее обучили этому ритуалу.
— Станете на колени и поцелуете мое кольцо, умоляя о милосердии?
— НЕТ!
— Будете кланяться пышным титулам на бумаге?
— НЕТ!
— Будете чахнуть по суше, по законам и королям и цепляться за них, как за материнскую грудь?
— НЕТ!
Дракаста подошла к Локки и протянула ему кинжал.
— Так освободись, брат.
Все еще неуверенно держась на ногах, благодарный соседям за поддержку Локки разрезал веревку, связывавшую его руки, потом наклонился и разрезал веревку на ногах. Проделав это, он повернулся и увидел, что матросы с «Вестника» стоят, хотя большинство — при поддержке моряков с «Орхидеи». Рядом с собой он видел несколько знакомых лиц: Стрева, Джабрил, парень по имени Альваро… а сразу за ними на него с тревогой смотрит Жеан.
Локки поколебался, потом протянул кинжал Джабрилу.
— Освободись, брат.
Джабрил улыбнулся, взял кинжал и быстро перерезал веревки. Жеан поглядел на Локки, но тот закрыл глаза, не желая смотреть на него, и слушал, как идет по кругу кинжал.
— Освободись, брат, — один за другим говорили моряки. Потом все кончилось.
— Освобожденные собственными руками, вы теперь братья пиратов Медного моря, — сказала капитан Дракаста, — и члены экипажа «Ядовитой орхидеи».
2
Даже опытный вор, если проживет достаточно долго, всегда найдет возможность учиться новым трюкам. В этот день Локки учился правильно грабить захваченное судно.
Он в последний раз обошел нижние палубы «Зимородка», уверенный, что там не осталось ни одного спрятавшегося моряка, и поднялся по трапу на ют. Тела Избавителей унесли и сложили у гакаборта; тела погибших моряков с «Орхидеи» перенесли на середину палубы. Локки видел, как несколько человек из экипажа Замиры бережно накрывают их парусиновыми саванами.
Он быстро осмотрел корабль. Тридцать или сорок человек с «Орхидеи» перешли на борт «Зимородка» и взяли его под свою руку. Жеан и Дельмастро работали у руля, моряки поднимались на реи, занимались якорем и караулили экипаж «Зимородка», собранный на юте. Под руководством Утгара раненых — с обоих кораблей — перенесли на главную палубу к входному трапу, где как раз поднимались на борт капитан Дракаста и ученая Треганн. Локки торопливо пошел к ним.
— Моя рука, ученая. Жутко болит. — Стрева здоровой рукой поддерживал раненую, протягивая ее для осмотра. — Небось сломана.
— Конечно, сломана, дубина, — ответила Треганн, обходя его и склоняясь к моряку с «Зимородка», вся рубашка которого была в крови. — Продолжай так ею махать, и она совсем отломится. Садись.
— Но…
— Сначала я осмотрю самых тяжелых, — постановила Треганн. Опираясь на палку, она грузно опустилась на палубу рядом с раненым — на колени. Потом повернула ручку трости. Та отделилась, обнаружилось прикрепленное к ней длинное острое лезвие, которым Треганн разрезала рубашку моряка. — Могу передвинуть тебя в списке, ударив по голове. Хочешь?
— Я… нет.
— Выдержишь. Терпи.
— А вот и вы, Ревелл. — Дракаста миновала Треганн и раненых и схватила Локки за плечо. — Вы держались молодцом.
— Правда?
— Что ж, когда речь идет об управлении кораблем, вы нужны, как задница без дырки, но до меня дошли очень странные рассказы о том, как вы дрались.
— Ваши источники преувеличивают.
— Ну, корабль наш, и вы захватили его капитана. Теперь, сорвав цветок, мы должны выпить его нектар, прежде чем нам помешают непогода или другой случайный корабль.
— Вы возьмете «Зимородок» как приз?
— Нет. Я не люблю держать одновременно два приза. Заберем все ценное и весь груз.
— А потом сожжете корабль?
— Конечно, нет. Оставим экипажу достаточно припасов, чтобы добраться до порта, и посмотрим, как они уходят за горизонт. А что вас смущает?
— Ничего, капитан. Просто… я ожидал больших зверств.
— Вы ведь не думаете, что мы уважаем сдавшихся, потому что мы добрые пираты? — Дракаста улыбнулась. — Мне некогда объяснять, но дело обстоит так. Если бы не проклятые Избавители, эти люди, — она махнула рукой в сторону моряков с «Зимородка», которые ждали осмотра Треганн, — никому не причинили бы вреда и сами не получили бы ни царапины. Если не успевают натянуть сети-лезвия, то четыре из пяти кораблей, которые мы захватываем, просто сдаются. Потому что знают: забрав добычу, мы сохраним им жизнь. А ведь простому моряку не принадлежит из груза ни сантира, так зачем им из-за него получать клинок или стрелу в грудь?
— Думаю, это разумно.
— И не только для нас. Посмотрите на этот хаос. Избавители в роли защитников? Если бы эти безумцы потребовали плату за защиту корабля, корабль остался бы без охраны. Гарантирую. Хозяевам — никакой пользы. Эти длительные плавания с дальнего востока в Тал-Веррар с пряностями, редкими металлами, древесиной… Владелец может потерять два корабля из трех, но тот, что дойдет, все окупит. И принесет прибыль. А если владелец получает назад корабль, даже без груза, тем лучше. Вот почему мы не буйствуем — не топим и не жжем корабли. Пока мы проявляем сдержанность и не слишком приближаемся к цивилизации, толстосумы считают нас природной опасностью вроде бурь.
— Так относительно нектара: когда приступим?
— Самое ценное на корабле — это его казна, — сказала Дракаста. — Капитан держит ее на расходы. Взятки и тому подобное. Найти ее всегда очень трудно. Кое-кто опускает ее за борт, другие прячут в самых неожиданных местах. Вероятно, придется несколько часов уговаривать Нара, прежде чем он скажет правду.
— Проклятие! — Позади них Треганн опустила раненого на палубу и вытерла окровавленные руки о его штаны. — Этот безнадежен, капитан. Я вижу сквозь раны его легкие.
— Он точно мертв? — спросил Локки.
— Небеса, я не знаю, я ведь всего лишь врач! Но я слыхала, что, когда у человека легкие наружу, его можно считать мертвым, — ответила Треганн.
— Гм… да, я тоже слышал. Послушайте, умрет здесь кто-нибудь, если сейчас вы не уделите им все свое внимание?
— Маловероятно.
— Капитан Дракаста, — сказал Локки, — капитан Нера мягкосердечный человек. Нельзя ли предложить план…
Несколько минут спустя Локки вернулся на палубу, ведя за руку Неру. Руки капитана были связаны за спиной. Локки толкнул его к Замире, стоявшей с обнаженной саблей. За ней Треганн лихорадочно трудилась над телом скончавшегося моряка. Рваную окровавленную рубашку сняли, и на грудь мертвеца набросили свежую. Лишь небольшое красное пятнышко обозначало смертельную рану, и Треганн изо всех сил создавала впечатление, что неподвижного матроса еще можно спасти.
Дракаста схватила Неру и поднесла саблю к его груди.
— Прошу познакомиться, — сказала она, касаясь острием незащищенного горла Неры. Нера заскулил. — Ваш корабль перегружен. Золото слишком много весит. Надо как можно быстрей отыскать и удалить корабельную казну.
— Я… м-м-м… я не знаю, где она, — ответил Нера.
— Хорошо. А я умею учить рыбу пускать огненные газы, — сказала Дракаста. — У вас есть последняя возможность. Потом я начну бросать ваших раненых за борт.
— Но… пожалуйста… мне говорили…
— Я вам ничего не говорила.
— Я… Я не…
— Ученая, — спросила Дракаста, — можете помочь человеку, над которым работаете?
— Танцевать он скоро не будет, — ответила Треганн, — но выжить выживет.
Дракаста изменила хватку и теперь свободной рукой держала Неру за ворот. Потом она сделала два шага вправо и, почти не глядя, вонзила саблю в горло мертвого моряка. Треганн попятилась и незаметно толкнула ноги мертвеца, чтобы казалось, будто он дергается. Нера ахнул.
— Медицина иногда бывает бессильна, — сказала Дракаста.
— В моей каюте, — сказал Нера. — Тайное отделение за компасом над моей койкой. Пожалуйста… пожалуйста, не убивайте больше никого из моих…
— Да я никого и не убила, — сказала Дракаста. Она извлекла саблю из горла мертвеца, вытерла ее о брюки Неры и быстро поцеловала его в щеку. — Ваш человек умер несколько минут назад. Мой врач говорит, что остальных раненых она может спасти.
Она развернула Неру, перерезала веревку на его руках и с улыбкой подтолкнула к Локки.
— Верните его к его людям, Ревелл, а потом любезно освободите тайник от бремени.
— Есть, капитан.
После этого они начали раздевать «Зимородок» энергичнее, чем новобрачные раздевают друг друга в первую ночь. Локки чувствовал, как рассеивается усталость: он принимал участие в грандиозном грабеже; столько добычи — по весу — ему не приходилось таскать никогда в жизни. Он переходил от одной группы моряков к другой; матросы с «Орхидеи» охотно смеялись и шутили, но работали споро и аккуратно.
Вначале унесли все движимое и относительно ценное: бутылки вина, костюмы капитана Неры, мешки с кофе и чаем из камбуза, несколько самострелов из небольшого арсенала «Зимородка». Дракаста лично оценила набор навигационных инструментов и корабельных часов, оставив Нере лишь самое необходимое для того, чтобы привести «Зимородок» в порт.
Затем Утгар и боцман обошли «флейту» с носа до кормы, выжившие матросы из вахты поденщиков под их командой перетаскивали запасы и морское оборудование: алхимический мел, запасные паруса, плотницкий инструмент, бочонки со смолой и множество тросов.
— Славно прибарахлились, — сказал Утгар, нагружая Локки пятьюдесятью фунтами тросов и ящиком с металлическими напильниками. — В Порту Расточительности все это стоит дорого. Всегда полезно иметь на борту запас.
Последним по времени (но не по значению) шел груз «Зимородка». Все люки трюмов были раскрыты, и между кораблями натянули почти невообразимую сеть блоков и тросов. К полудню все ящики, бочки и тюки в промасленной ткани перетащили на борт «Орхидеи». Там было все, о чем говорил Нера, и еще многое другое: скипидар, ведьмино дерево, шелка, мехи с отличным желтым вином и бесчисленные громоздкие бочки с пряностями. Воздух наполнил запах гвоздики, мускатного ореха и имбиря; после двух часов работы у лебедки Локки был весь перемазан коричневой смесью пота с молотой корицей.
В пятом часу пополудни Дракаста остановила насильственное перемещение богатств. «Ядовитая орхидея» низко просела в блестящей воде, а «флейта» стала легкой, как пустая оболочка насекомого, побывавшего в лапах паука. Конечно, экипаж Дракасты забрал далеко не все. На «Зимородке» остались бочки с водой, солониной, дешевым элем и слабым розовым вином. Оставили даже несколько корзин и ящиков с ценными грузами — те, что, по мнению Дракасты, лежали слишком глубоко и их трудно было изъять. Тем не менее грабеж был основательным. Любой получатель товаров был бы счастлив, если бы его груз в порту разгружали так стремительно.
На гакаборте «Зимородка» провели короткую церемонию: Замира в качестве служительницы Ионо благословила мертвых с обоих кораблей. Затем трупы, зашитые в саваны, с привязанным вместо груза оружием Избавителей опустили в воду. Самих Избавителей сбросили за борт без единого слова.
— Это не в знак неуважения к ним, — объяснил Утгар, когда Локки шепотом сказал ему об этом. — Согласно их вере, в миг смерти их благословляют их боги. И совсем не важно, если потом язычника просто бросают за борт. Полезно знать на случай, если придется еще раз с ними встретиться, верно?
Весь день Локки почти не видел Жеана, и оба они как будто старательно поддерживали это разъединение. Локки занялся физической работой, а Жеан остался на юте с Дельмастро. И до самого вечера, до той минуты, когда вахту поденщиков погнали на посвящение, у них не было возможности поговорить.
3
Все новопосвященные и половина остальных моряков «Орхидеи» на «веселой вахте» разогревали себя щедрыми порциями отличных восточных вин, взятых на «Зимородке». Некоторые этикетки и сорта Локки узнавал. Вино, которое в Каморре стоило не менее двадцати крон за бутылку, здесь пили, как пиво, поливали им празднующих или просто расплескивали на палубу. Теперь моряки с «Орхидеи», мужчины и женщины, свободно смешивались с моряками с «Вестника». То и дело затевались игры в кости, борьба, песни. Повсюду принимались предложения, высказанные и невысказанные. Джабрил уже с час назад исчез внизу с женщиной из экипажа «Орхидеи».
Локки смотрел на все это из тени под ютом. Трап, ведущий с юта на палубу, с правого борта неплотно примыкал к планширу; здесь оставалось довольно места, чтобы удобно разместиться. Когда Локки-«Ревелл» проходил по палубе, его приветствовали, тепло и доброжелательно. Но теперь, когда он нашел себе укромное местечко, как будто никто его не хватился. В руках он держал кожаный мех, полный голубоокого вина. Вино это стоило в серебре столько же, сколько оно весит, но Локки к нему не притрагивался.
За толпой смеющихся и пьющих моряков Локки видел у противоположного борта Жеана. Рядом появилась миниатюрная женщина и протянула к Жеану руки. Локки отвернулся.
Корабль резал воду, похожую на блестящее желе с шапками белой пены. Всю ночь «Орхидея» шла быстро и устойчиво. Нагруженная, она меньше поддавалась качке и разрезала небольшие волны, как воздух.
— Когда я училась на старпома, — сказала капитан Дракаста, — и впервые пошла в плавание с офицерским кортиком, я солгала капитану. Не созналась, что украла бутылку вина.
Она говорила негромко. Вздрогнув, Локки оглянулся и увидел, что Замира стоит прямо над ним, у поручня трапа.
— Не я одна, — продолжала она. — Нас было восемь в каюте учеников. Мы «позаимствовали» бутылку из личных запасов капитана, и нам следовало бросить ее за борт, когда мы покончили с ней.
— Это было… во флоте Сируна?
— В Великих Морских Силах Сируна Вечного. — Зубы Дракасты сверкали в полутьме белым полумесяцем, как пена за бортом. — Капитан могла приказать выпороть нас, или понизить в звании, или даже предать на суше суду за кражу. Но она просто приказала нам снять с грот-мачты главный рей. Конечно, запасной рей у нас был. Но она заставила нас соскрести лак с этого рея… он дубовый, знаете, десять футов в длину и толщиной с ногу. Капитан отобрала наши кортики и сказала, что вернет, когда мы съедим весь этот рей. Кусочек за кусочком, до последней щепки.
— Съедите?
— По футу с четвертью прочного дуба на каждого из нас, — сказала Дракаста. — Как мы это сделаем, наше дело. Потребовался месяц. Мы испробовали все. Срезали, соскребали, кипятили, разжевывали. Мы использовали сотни уловок, чтобы сделать древесину съедобной, и глотали ее — по несколько ложек или глотков ежедневно. Большинство заболели, но продолжали есть этот проклятый рей.
— Боги!
— Когда рей был съеден, капитан сказала, что хотела дать нам понять: ложь между моряками одного корабля разрывает этот корабль на части, кусочек за кусочком, грызет его, как мы сгрызли этот рей, превращая корабль в ничто.
— Ага. — Локки вздохнул и отпил изысканного вина. — Я понимаю это как приглашение к более глубокому вскрытию.
— Пойдемте со мной к гакаборту.
Локки встал, понимая, что это не просьба.
4
— Не знала, что осуществление справедливости так утомительно, — сказала Эзри, появляясь рядом с Жеаном у левого борта «Орхидеи».
На юге серебристо-белой монетой над южной частью горизонта вставала одна из лун, как будто лениво размышляя, а стоит ли подниматься вообще.
— У вас был долгий день, старпом.
Жеан улыбнулся.
— Джером, — сказала она, кладя руку на его правое предплечье, — еще раз назовете меня старпомом, и я вас убью.
— Как прикажете, стар… ар… что-то-другое-что-начинается-со-стар-… К тому же вы сегодня уже пытались меня казнить. И посмотрите, что из этого вышло.
— Вышло замечательно, — сказала она, склонившись рядом с ним на поручень. Теперь защитного вооружения на ней не было, только тонкая рубашка и короткие, до колен, брюки — никаких чулок, никакой обуви. Волосы свободны, их шевелит легкий ветер. Жеан видел, что она всей тяжестью опирается на поручень, но старается не показывать этого.
— Гм… сегодня вы были слишком близко к клинкам, — сказал он.
— Бывало и ближе. Но вы… вы… знаете, вы очень хороший боец.
— Я просто…
— Боги, как это трудно! Конечно, вы хороший боец. Я хотела сказать что-нибудь более остроумное, честно.
— Считайте, что сказали. — Жеан почесал бороду и почувствовал в животе тепло и легкое замирание. — Мы оба можем притворяться. Вся та остроумная чепуха, в которой я целыми днями упражнялся в трюме на бочках, рвется наружу.
— Упражнялись?
— Да… этот Джабрил, он не так уж прост. Нужно уметь говорить, чтобы привлечь его внимание.
— Что?
— Разве вы не знали, что я предпочитаю мужчин? Высоких мужчин?
— Валора, я однажды бросила вас на палубу и сейчас снова…
— Ха! В вашем-то состоянии?
— Только мое состояние спасает в этот момент вашу жизнь.
— Вы не посмеете подраться со мной перед всем экипажем…
— Конечно, посмею.
— Что ж, да. Пожалуй.
— Только посмотрите на них. Даже подожги я корабль, думаю, никто бы этого не заметил. А трюм внизу набит парочками — тесней, чем арсенальный ящик наконечниками стрел. Если хотите сегодня ночью тишины и спокойствия, ближе чем в двухстах-трехстах ярдах от борта вы их не найдете.
— Нет, спасибо. Я не знаю, как сказать «не ешьте меня» по-акульи.
— Тогда оставайтесь здесь со мной. Я достаточно долго ждала, пока вы уйдете из этой вахты поденщиков. — Дельмастро улыбнулась. — Сегодня ночью все желающие могут познакомиться поближе.
Жеан смотрел на нее широко раскрытыми глазами, не зная, что сказать или сделать. Дельмастро перестала улыбаться.
— Джером… я… что-нибудь делаю не так?
— Не так?
— Вы как будто отодвигаетесь от меня. Не только телом, но и шеей. Вы держитесь…
— Дьявольщина! — Жеан рассмеялся, положил руку ей на плечо и почувствовал, как расплывается в улыбке его лицо, когда Эзри придерживала там его руку. — Эзри… я потерял очки, когда вы… заставляли нас плавать… В тот день, когда мы поднялись на борт. Я был, что называется, «слепая курица». Наверно, я этого не сознавал, но все время ерзал, чтобы четко видеть вас.
— О боги! — прошептала она. — Простите…
— Не нужно. Четко видеть вас — это стоит любых неприятностей.
— Я не хотела…
— Знаю. — Жеан почувствовал, как напряжение из живота распространяется на грудь, и глубоко вдохнул. — Послушайте, мы сегодня едва не погибли. К черту игры. Хотите со мной выпить?
5
— Смотрите, — сказала Дракаста.
Локки стоял у гакаборта и смотрел вниз, на воду за кормой, блестящую в свете двух фонарей. Эти фонари — стеклянные орхидеи размером с его голову — опускали к воде прозрачные лепестки.
— Боги! — сказал Локки, содрогнувшись.
Света едва хватало, чтобы разглядеть длинную черную тень, скользящую за «Орхидеей» в потревоженной воде. Сорок или пятьдесят футов чего-то гибкого и зловещего использовало кильватерную струю, чтобы скрыться от взгляда. Капитан Дракаста поставила на гакаборт ногу в сапоге, на ее лице читалось удовольствие.
— Что это такое?
— Тут есть пять или шесть вариантов, — ответила Дракаста. — Может быть, китовый червь или гигантская рыба-дьявол.
— Она идет за нами?
— Да.
— Она… м-м-м… опасна?
— Ну, если уроните за борт бутылку, не прыгайте за ней.
— Не стоит пустить в него несколько стрел?
— Я бы могла об этом подумать, если бы была уверена, что он не может плавать быстрей.
— Хороший довод.
— Стреляйте во все незнакомое, что вы здесь увидите, Ревелл, и придется самому убегать от стрел. — Она вздохнула и посмотрела по сторонам, желая убедиться, что поблизости никого нет. Ближайший моряк стоял у руля, в восьми или девяти ярдах от них. — Сегодня вы были очень полезны.
— У меня не было другого выхода.
— Я считала, что помогаю вам совершить самоубийство, когда позволила вам вести шлюпки.
— До этого было недалеко, капитан. Этот бой… мы были на волосок от катастрофы. Я и половины всего не помню. Боги благословили меня, позволив не обмараться. Сами знаете, как это бывает.
— Знаю. Но знаю также, что это не всегда случайность. Вы и мастер Валора… вызвали много разговоров своим поведением в бою. Для бывшего специалиста по мерам и весам вы проявили незаурядное мастерство.
— Измерять и взвешивать — скучное занятие, — сказал Локки. — А человеку нужно любимое дело.
— Люди архонта наняли вас не случайно?
— Что?
— Я обещала снять кожуру с необычного плода, который вы называете своей историей, и я это сделала. Поначалу вы мне не понравились. Но вы… доказали, что я ошибаюсь. И теперь я могу понять, как вам, несмотря на невежество, удавалось держать в руках ваш прежний экипаж. У вас настоящий талант к импровизированной лжи.
— Измерять и взвешивать — скучное…
— Итак, вы специалист по сидячей работе, но случайно обладаете талантом шпиона? И способностями к маскировке? И умением командовать? Не говоря уже о том, как вы владеете оружием, и о вашем необычайно образованном друге Джероме.
— Наши матери очень гордились нами.
— Люди архонта не переманивали вас у приоров, — сказала Дракаста. — Вы были двойными агентами. Наемными провокаторами, которые должны были поступить на службу к архонту. И корабль вы захватили не из-за какого-то вымышленного оскорбления, о котором мы говорили; вы сделали это потому, что вам приказали подорвать доверие к архонту. Сделать что-то значительное.
— Гм…
— Ради всего святого, Ревелл. Как будто существует другое разумное объяснение!
Боги, какое искушение, думал Локки. Она приглашает меня поддержать это заблуждение, убедить ее в том, во что она верит. Он смотрел на фосфоресцирующий след корабля, на таинственное нечто, плывшее в нем. Что делать? Воспользоваться возможностью, закрепить в сознании Дракасты сложившееся представление о Ревелле и Валоре, действовать дальше, опираясь на это? Или… его щеки горели, когда он воспоминал об упреке Жеана. Жеан осуждал его не просто по теологическим мотивам или из-за Дельмастро. Вопрос в выборе подхода. Что даст лучшие плоды?
Обойтись с этой женщиной как с добычей или как с союзником?
Время на исходе. Этот разговор — момент истины: повинуйся чутью и ввяжись в игру с ней… или последуй совету Жеана и скажи правду. Локки напряженно размышлял. Чутье — разве его подсказки непререкаемы? А чутье Жеана… если забыть о спорах, Жеан всегда пытался защитить его.
— Скажите мне кое-что, — заговорил он медленно, — пока я обдумываю ответ.
— Может быть.
— Половина корабля сейчас смотрит, как мы разговариваем.
— Да.
— Как вы это терпите?
— Такое бывает часто, приходится привыкать.
— Не только это. Все. Я провел в море шесть-семь недель за всю жизнь. А вы, кроме моря, где еще бывали?
Она молча смотрела на него.
— Кое-что о себе я вам не скажу, — продолжал Локки, — не скажу капитану этого корабля, даже если вы посадите меня в трюм или бросите за борт. Кое-что… вначале я хочу знать, с кем говорю. Я хочу говорить с Замирой, а не с капитаном Дракастой.
Она по-прежнему молчала.
— Разве я прошу слишком много?
— Мне тридцать девять лет, — наконец сказала она очень тихо. — Впервые я вышла в море в одиннадцать.
— Значит, почти тридцать лет. Ну а я, как уже сказал, всего несколько недель здесь. И все это время — бури, мятеж, морская болезнь, битвы, летучие призраки… голодные твари скрываются под самым бортом… ждут, когда кто-нибудь сунет в воду палец. Это не значит, что временами мне не было хорошо. Было. Я многое узнал. Но… тридцать лет? А еще дети? Разве вам все это не кажется… рискованным?
— У вас есть дети, Оррин?
— Нет.
— Как только я решу, что вы вздумали учить меня воспитывать детей, вы отправитесь за борт знакомиться с теми, кто там ждет.
— Я совсем не это имел в виду. Я только…
— Разве люди на суше раскрыли тайну вечной жизни? Научились избегать несчастных случаев? Может, пока я отсутствовала, они научились предотвращать бури?
— Конечно, нет.
— Разве мои дети в большей опасности, чем какой-нибудь несчастный ублюдок, мобилизованный для участия в войне своего герцога? Или какая-нибудь бедная семья, закрытая вместе соседями в карантине и умирающая от эпидемии или сожженная в собственном доме? Войны, болезни, налоги. Низкие поклоны и целование сапог. И на суше бродит много голодных тварей, Оррин. Просто в море они не носят короны.
— А…
— Ваша жизнь была раем до того, как вы попали в Медное море?
— Нет.
— Конечно, нет. Слушайте внимательно. Я считала, что росла в иерархической системе, где компетентности и верности довольно, чтобы сохранить свое место в жизни, — шептала она. — Я дала клятву верности и считала, что она действует в обоих направлениях. Я была глупа. И мне пришлось убить много мужчин и женщин, чтобы избежать последствий этой глупости. А вы хотите, чтобы я поверила в ту же чушь, которая когда-то едва не убила меня? И возложила бы на нее все надежды на судьбу Паоло и Козетты? Какому своду законов я должна подчиниться, Оррин? Какому королю, герцогу или императору я должна поверить, как матери? Кто из них может стать лучшим судьей моей жизни, чем я сама? Можете показать мне их, написать рекомендательное письмо?
— Замира, — сказал Локки, — не нужно делать меня адвокатом того, что я не собираюсь защищать. Я всю жизнь презирал то, о чем вы говорите. Я что, кажусь вам законопослушным гражданином?
— Определенно нет.
— Я просто любопытен, вот и все. Мне это интересно. Расскажите мне о Вольной Армаде. О вашей так называемой Войне за признание. Почему такая ненависть к… законам, налогам и всему прочему, если все это вы в основном осуществляете здесь?
— Ага. — Замира вздохнула, сняла четырехугольную шляпу и провела пальцем по встрепанным ветром волосам. — Наше бесславное утраченное дело. Наш личный вклад в великую историю Тал-Веррара.
— Зачем вы начали эту войну?
— Просчитались. Мы надеялись… что ж, капитан Бонэйр умела убеждать. У нас был предводитель и был план. Открыть шахты на новых островах, добывать в безопасных лесах древесину и смолу. Грабить, пока государства Медного моря выкручивают друг другу руки за столом переговоров, а затем побить их своей законной торговлей. Мы воображали себе государство без налогов. Монтьерр и Порт Расточительности привлекут всех купцов и их состояния.
— Честолюбивые планы.
— Идиотские. Я только избавилась от мерзкой присяги на верность и тут же связала себя другой. Мы поверили Бонэйр, когда она сказала, что у Страгоса не хватит сил прийти к нам и начать серьезную войну.
— О дьявольщина!
— Они напали на нас в море. Самое крупное сражение, какое мне приходилось видеть, и проигранное быстрее всех прочих. У Страгоса на кораблях его матросам помогали сотни веррарских солдат. В ближнем бою у нас не было ни единого шанса. Захватив «Василиск», они перестали брать пленных. Брали корабль на абордаж, топили его и переходили к следующему. Их лучники расстреливали в воде все, что двигалось, пока не появились рыбы-дьяволы.
Мне потребовалась вся моя хитрость, все мое мастерство, чтобы увести «Орхидею». Очень немногие из нас вернулись в Порт Расточительности, побитые и обессиленные, но еще до того веррарцы сровняли Монтьерр с землей. А потом уплыли домой, и, я думаю, было много празднеств, речей и пьянства.
— Пожалуй, — сказал Локки, — вы могли бы захватить город, такой, как Тал-Веррар… могли бы нанести ущерб его казне… или его гордости… и благополучно уйти. Но не то и другое сразу.
— Вы правы. Возможно, когда Бонэйр уходила из города, у Страгоса действительно не было сил, но мы своими действиями объединили веррарцев. Мы вызвали его, словно демона из сказки. — Придерживая обеими руками шляпу, она наклонилась над гакабортом, упираясь в него локтями. — Так мы остались преступниками. Никакого расцвета Призрачных островов. Никакого великого предназначения Порта Расточительности. Теперь наш мир — корабль, и я бросаю якорь только тогда, когда его брюхо слишком набито, чтобы и дальше рыскать. Я достаточно ясно выразилась, Оррин? Я не жалею о том, как прожила последние годы. Я иду, куда хочу. Не даю никаких обязательств. Не охраняю ничьи границы. У какого короля на суше есть свобода капитана корабля? Медное море кормит нас. Когда я тороплюсь, оно шлет нам ветры. Когда мне нужно золото, оно дает нам галеоны.
Воры процветают, подумал Локки. А богатые помнят.
Он принял решение и стиснул поручень, чтобы не дрожала рука.
— Только проклятые богами глупцы умирают за границы, нарисованные на карте, — сказала Замира. — Но никто не может обвести границами мой корабль. А если попробует, мне понадобится только поднять дополнительные паруса.
— Да, — сказал Локки. — Но… Замира, что, если мне придется сообщить вам, что это осталось в прошлом?
6
— Ты действительно практиковался на бочках, Джером?
Они прихватили бутылку черного гранатового коньяка из корзины, открытой для пирующих, и снова вернулись на свое место у борта.
— На бочках? Да. — Жеан отпил глоток черного, как ночь, жгуче-сладкого пойла. — Они никогда не смеются, не высмеивают тебя и не отвлекают.
— Не отвлекают?
— М-м… у бочек нет грудей.
— Ага. И что же ты говорил этим бочкам?
— Бутылка еще слишком полна, — ответил Жеан, — чтобы я так позорился.
— Тогда представь себе, что я бочка.
— У бочек нет гр…
— Это я уже слышала. Будь мужчиной, Валора.
— Ты хочешь, чтобы я притворился, будто ты бочка, чтобы рассказать тебе, что я говорил бочкам, когда представлял себе, будто они это ты?
— Вот именно.
— Ну… — Он опять сделал большой глоток из бутылки. — У тебя такие обручи, каких я не видел больше ни у одной бочки, такие блестящие и красивые обручи…
— Знаю, — сказала она. — Это единственная причина, по которой я еще не разорвала тебя на кусочки.
— О, на это я тоже…
— Искренне надеюсь, что так и будет. — Она широко развела руки. — Но сначала отнеси меня туда.
Он легко поднял ее. Эзри устроилась у него на руках и обхватила за шею. Жеан откачнулся от борта и направился к трапу, ведущему на ют. И увидел, что на него смотрят три десятка пирующих. Они подняли руки и дико завопили.
— Составьте список! — крикнула Эзри. — Чтобы утром я могла вас всех поубивать! — Она улыбнулась и снова посмотрела на Жеана. — Ну, может, подожду до полудня.
7
— Только выслушайте, — сказал Локки. — Без предубеждения, насколько это возможно.
— Постараюсь.
— Ваши догадки относительно нас с Джеромом похвальны. Они справедливы… кроме той части, которую я до сих пор скрывал. Начнем с меня. Я не специально обученный боец. Пробовал… но боги свидетели, не успею я моргнуть, и все заканчивается — комедией или трагедией.
— Это…
— Замира. Поверьте, Я убил четверых не благодаря чему-то хоть сколько-нибудь схожему с боевым мастерством. Я уронил бочку с пивом на человека, которому не хватило ума посмотреть наверх. И перерезал горло двоим, которых эта бочка сбила с ног и оглушила. А четвертого я убил, когда он поскользнулся в пиве. Когда тела нашли, я просто не стал опровергать предположения…
— Но я точно знаю, что вы в одиночку бросились на Избавителей…
— Да. Те, кто близок к смерти, часто теряют рассудок. Я погиб бы в этом бою, Замира, через десять секунд. Но помешал Джером. Только Джером.
В эту минуту пирующие на палубе подняли оглушительный крик. Локки и Замира обернулись и успели увидеть, как на верху трапа показался Жеан со старпомом Дельмастро на руках. Ни он, ни она не взглянули на Локки и капитана; несколько секунд спустя они исчезли внизу.
— Что ж, — сказала Замира, — чтобы завоевать ее сердце, пусть на одну ночь, ваш друг должен быть еще более редкой птицей, чем мне казалось.
— Он в самом деле редкий человек, — прошептал Локки. — Снова и снова спасает мне жизнь, даже когда я этого не заслуживаю. — Он опять посмотрел на волнующийся, блестящий, населенный чудовищами кильватерный след «Орхидеи». — То есть более или менее постоянно.
Замира ничего не сказала, и через несколько мгновений Локки продолжил:
— После того как он снова это сделал утром, я скользил, спотыкался и бегал, пока бой не кончился. Вот и все. Паника и слепая удача.
— Но вы первым пошли в шлюпках. Первым поднялись на борт, не зная, что вас там ждет.
— Вздор! Я обманщик, Замира. Притворщик. Актер, я играю роль. Я попросился в первую шлюпку вовсе не из благородных побуждений. Просто моя жизнь ничего не стоила бы, не сделай я что-нибудь достаточно безумное, чтобы вернуть уважение матросов. И если утром кто-нибудь счел меня спокойным и хладнокровным, все это была ложь, маска.
— То, что вы считаете это исключительным случаем, говорит лишь о том, что это ваш первый серьезный бой.
— Но…
— Ревелл, всякий, кто командует другими, играет, когда смерть близко. Мы делаем это ради окружающих и ради себя. Делаем потому, что иначе нас ждет жалкая смерть труса. Разница между опытным и неопытным вожаком в том, что неопытный поражается тому, как при необходимости может притвориться опытный.
— Не верю, — сказал Локки. — Когда я впервые оказался на борту, вы и плюнуть мне в лицо не захотели бы. Теперь вы ищете мне оправданий. Замира, мы с Джеромом никогда не работали на приоров. Я и видел-то приоров лишь издали. Дело в том, что мы и сейчас работаем на Страгоса.
— Что?
— Мы с Джеромом воры. Профессиональные независимые воры. Мы приехали в Тал-Веррар провести одну очень деликатную операцию, которую сами спланировали. Архонт… его разведка выведала, кто мы на самом деле и что намерены сделать. Страгос отравил нас — дал латентный яд, действие которого может приостановить только противоядие. Пока мы не найдем нужное средство от яда, мы марионетки в его руках.
— Зачем это ему?
— Страгос отдал нам «Красный вестник», позволил набрать экипаж на Скале Ветров и создал досье воображаемого офицера по имени Оррин Ревелл. Он дал нам инструктора — того самого, что умер от сердечного приступа перед бурей, — и отправил сюда по своему делу. Вот как мы раздобыли корабль. Вот почему нам удалось щелкнуть Страгоса по носу таким необычным способом. Все это — его замысел.
— А что ему нужно? Кто-нибудь в Порту Расточительности?
— Ему нужно то же, что вы сделали в прошлый раз, когда пересекли черту. Он враждует с приорами и чувствует, что стареет. И если он хочет вернуть себе популярность, то сейчас самое время. Ему нужен враг за пределами города, чтобы снова прибрать к рукам армию и флот. Этот враг — вы, Замира. Ничто не устроило бы Страгоса больше, чем разгул пиратства и нападения на его город в следующие несколько месяцев.
— Именно поэтому капитаны Медного моря последние семь лет избегали подходить к Тал-Веррару! Мы на горьком опыте усвоили урок. Если он явится напрашиваться на бой, мы улизнем, не станем связываться.
— Знаю. И он знает. Наша работа — наше задание — суметь устроить заварушку, несмотря ни на что. Заставить вас подплыть так близко, чтобы красный флаг был виден из городской ратуши.
— И как же вы собирались этого добиться?
— У меня была смутная мысль распускать слухи и предлагать взятки. Если бы вы не захватили «Вестник», я бы сам попытался раздуть пожар. Но это было до того, как мы получили настоящее представление о том, что здесь происходит. Теперь нам с Джеромом определенно нужна ваша помощь.
— Для чего?
— Выиграть время. Убедить Страгоса, что наш план успешно осуществляется.
— Если вы хоть на секунду вообразили, что я стану помогать архонту…
— Нет-нет, — ответил Локки, — а если вы хоть на секунду поверили, что я действительно собирался ему помочь, вы меня не слушали. Противоядие Страгоса действует предположительно в течение двух месяцев. То есть через пять недель мы с Джеромом должны быть в Тал-Верраре, чтобы получить очередную дозу. А если нам нечем будет похвастать, Страгос может просто решить больше нас не использовать.
— Если вы должны нас покинуть и вернуться в Тал-Веррар, — сказала Дракаста, — это неприятно. Но в Порту Расточительности можно найти независимого купца; они приходят туда каждые несколько дней. У нас есть соглашения с несколькими купцами из Тал-Веррара и Вел-Вираззо. Вашей доли добычи хватит, чтобы заплатить за проезд.
— Замира, не притворяйтесь дурочкой. Слушайте. Я несколько раз лично разговаривал со Страгосом. Я верю, что для него это последняя возможность подчинить приоров и взять власть в Тал-Верраре. Ему нужен враг, Замира. Такой враг, которого он наверняка сумеет раздавить.
— В таком случае безумие провоцировать его, помогая осуществить этот план.
— Замира, схватка произойдет независимо от ваших намерений. Вы все, что у него есть. Вы единственный подходящий враг. Он уже принес в жертву корабль, опытного капитана, столько заключенных, сколько требуется на несколько галер, и даже свой престиж, чтобы ввести в игру меня и Джерома. Пока мы здесь, пока вы нам помогаете, вам будут известны все его планы, потому что мы будем осуществлять их с вашего корабля. Но если вы не прислушаетесь к нам, не знаю, что он придумает в следующий раз. Могу только сказать, что у него будут другие планы, совершенно вам неизвестные.
— А если я помогу вам и расшевелю Тал-Веррар так, что Страгос добьется своего, — спросила Замира, — что мне это даст? Мы не одолели его флот семь лет назад, а сейчас он вдвое больше.
— Не вы оружие, — сказал Локки. — Оружие мы с Джеромом. У нас есть доступ к Страгосу. Нам нужно только противоядие, и тогда мы набросимся на этого сукина сына, как скорпион, забравшийся в его брюки.
— И ради этого я должна поместить свой корабль, свой экипаж и своих детей в пределах досягаемости врага, который гораздо сильней меня?
— Замира, вы говорите о Медном море как о волшебном, бесконечно изменчивом королевстве, но на самом деле вы привязаны к Порту Расточительности и знаете это. Я не сомневаюсь, что вы можете уплыть в любой порт мира и благополучно его достичь, но сможете ли вы жить где-нибудь так, как живете здесь? С той же легкостью продавать захваченные товары и корабли? Регулярно платить экипажу? Так хорошо знать воды и других пиратов? Охотиться на торговых маршрутах вдалеке от сильных государств?
— Давненько у меня не было такого странного разговора, — сказала Замира, возвращая шляпу на голову. — Вероятно, более странной просьбы мне выслушивать не приходилось. У меня нет возможности убедиться, что вы говорите правду. Но я знаю свой корабль и знаю, с какой скоростью он уходит, если все остальное подведет. Даже если в Порту Расточительности безопасности не будет.
— Конечно, это одна из возможностей. Не прислушаться ко мне. Дождаться, пока Страгос найдет другой способ развязать войну или подобие войны. А потом бежать. В другое море, к другой трудной жизни. Вы сами сказали, что не можете победить флот архонта, разбить Страгоса силой оружия. Так подумайте: любое другое решение в конечном счете приведет к отступлению и бегству. Мы с Джеромом — единственная возможность напасть на Страгоса. С вашей помощью мы уничтожим сам архонат.
— Как?
— Это… еще предстоит решить.
— Ничего менее утешительного вы…
— Помимо всего прочего, — перебил ее Локки, — мы знаем, что в Тал-Верраре против архонта действуют могучие силы. Мы с Джеромом свяжемся с ними, каким-то образом задействуем их. Если уничтожить архонат, городом благодаря своим деньгам завладеют приоры. И меньше всего они захотят ввязываться в новую войну, которая может создать нового популярного героя.
— Стоя на корме моего корабля, в нескольких неделях от Тал-Веррара, как вы можете быть уверены в том, что можно сделать с купцами и политиками города?
— Вы сами сказали, у меня талант ко лжи. Я часто думаю, что это моя единственная способность, достойная рекомендации.
— Но…
— Дракаста, это невыносимо!
Локки и Замира одновременно повернулись и увидели в начале трапа ученую Треганн. Хромая, она подошла к ним, не опираясь на трость: в руках у нее извивался хитиновый черный кошмар, многоногий и чуть блестящий в свете фонарей. Паук размером с кошку. Треганн прижимала его к животу, и его блестящие жвалы возмущенно дергались.
— Милостивые боги, — воскликнул Локки, — вот оно!
— Треганн, почему Закассис не в клетке?
— Ваш старпом атаковала перегородку между нашими каютами, — прошипела Треганн. — Невыносимый шум и крики! Ей повезло, она раздолбала всего одну клетку, а еще больше повезло, что я оказалась рядом и смогла обуздать вот эту невинную леди…
— Так… постойте, вы держите эту тварь в своей каюте?
Локки с облегчением подумал, что эта тварь не бродит по кораблю — не всегда, во всяком случае.
— Откуда, по-вашему, появился шелковый паук, Ревелл? Перестаньте дергаться: Закассис — вежливое и робкое существо.
— Треганн, — сказала Дракаста, — как врач вы должны быть знакомы с ухаживанием за молодой женщиной.
— Да, но такое непозволительное вторжение в шести футах от моей головы…
— Треганн, мешать сейчас Эзри, по моему мнению, — вот самое непозволительное вторжение. Каюта интенданта через проход свободна. Пусть плотник восстановит клетку Зак, а вы временно перевесьте свой гамак в каюту Гвиллема.
— Я запомню это недостойное обращение, Дракаста…
— Да, примерно на десять минут, пока не найдете новый повод.
— Если Дельмастро во время своих упражнений повредит себе что-нибудь, — строго сказала Треганн, — пусть ищет другого врача. И использует собственный живот, чтобы прясть шелк для повязок…
— Я уверена, что живот Дельмастро сейчас занят совсем другим, ученый. Пожалуйста, найдите кого-нибудь, чтобы устроили эту тварь на ночь. Вам не придется особенно убеждать, что это необходимо.
Когда Треганн со своей деликатной и робкой тварью, протестующе машущей лапами, в негодовании ушла, Локки повернулся к Дракасте и вопросительно приподнял бровь.
— Где вы только…
— Наказание за оскорбление никоранской королевской семьи — смерть от голода в железной клетке. Мы занимались в Никоре контрабандой, а Треганн там умирала. Я редко жалею, что мы ее освободили.
— Гм… Так что вы ответите на мое…
— На ваше безумное предложение?
— Замира, я вовсе не требую, чтобы вы шли в гавань Тал-Веррара. Дайте мне что-нибудь, что позволит получить от Страгоса еще несколько месяцев снисходительности. Ограбьте один-два корабля вблизи Тал-Веррара. Работа пустяковая. Вы знаете, мы с Джеромом первыми пойдем с вами. Только… позвольте ограбленным бежать в город и посеять панику. Потом ночью отправьте нас на шлюпке наняться нашим делом, и мы вернемся с лучшими соображениями о том, как изменить ситуацию…
— Напасть на корабли под веррарским флагом, а потом подойти к городу, чтобы вы могли уплыть в шлюпке? Ждать вас на якоре, когда за мою голову назначена награда в пять тысяч солари?
— Это несправедливо, Замира. Я не заслуживаю таких подозрений. Если бы мы с Джеромом просто хотели сбежать в Тал-Веррар, зачем бы нам было рисковать своей шеей сегодня утром? И если мне нужно было обманывать вас и дальше или шпионить за вами, почему я не ухватился за ваше предположение, что мы агенты приоров? Сегодня утром мы с Джеромом поссорились. Если бы вы говорили с Джеромом до того, как вытащить меня из трюма, то знали бы, что я служитель Тринадцатого, Покровителя Воров. Вы… наши люди, более или менее. Вы свои. Вопрос приличий. Джером настаивал на том, что вам нужно рассказать правду, что вы должны быть нашим добровольным союзником, а не марионеткой. Мне стыдно признаться, но я слишком рассердился, чтобы согласиться с ним. Но он прав, и это не просто чувствительность, а жестокая правда. Не думаю, что мы с Джеромом справимся, если вы не будете знать всего. А если не захотите или не сможете нам помочь, думаю, вас ждут тяжкие испытания. И скоро.
Дракаста положила правую руку на рукоять одной из своих сабель и закрыла глаза; выглядела она очень усталой.
— Прежде всего, — сказала она наконец, — даже если оставить в стороне все остальные соображения, мы должны попасть в Порт Расточительности. Мне нужно продать груз, закупить припасы, избавиться от приза. Мы в нескольких днях пути и пробудем в порту несколько дней. Я подумаю о ваших словах. Так или иначе, но ответ вы получите после того, как мы закончим там дела.
— Спасибо.
— Значит, все-таки Леоканто?
— Продолжайте называть меня Ревелл, — сказал Локки. — Так проще для всех.
— Конечно. Что ж, вы на веселой вахте, и на рабочую вахту вас призовут только завтра во второй половине дня. Предлагаю вам лучше использовать эту ночь.
— Что ж. — Локки взглянул на свою кожаную чашку с вином и подумал: не помешает выпить еще и, может, поиграть в кости, чтобы забыться на несколько часов. — Если боги милостивы, я уже ее использовал. Доброй ночи, капитан Дракаста.
Он оставил ее одну у гакаборта. Дракаста молча смотрела на чудовище, шедшее в кильватере «Орхидеи».
8
— Было больно? — прошептала Эзри, проводя пальцем по скользкой от пота коже Джерома над ребрами.
— Было ли мне больно? Боги на небесах, женщина, нет, это было…
— Я не об этом. — Она ткнула пальцем в старый шрам на животе с правой стороны. — Вот.
— А, это. Нет, это было замечательно. Кто-то подобрался ко мне с парой Воровских Зубов. Все равно что ласковый ветерок в теплый весенний день. Мне понравилась каждая сек… ой!
— Осел!
— Откуда у тебя такие острые локти? Ты их точишь на оселке или… ой!
Эзри лежала на Жеане в шелковом гамаке, который занимал большую часть ее каюты. Гамак едва давал ему возможность вытянуться, подложив руку под голову (и касаясь при этом правого борта корабля), а в ширину гамак был точно в размах его рук. Алхимическая безделушка размером с монету давала слабый свет. Он отражался от темных кудрявых волос Эзри; разбросанные пряди напоминали нити паутины в лунном свете. Жан провел руками по влажному лесу ее волос, помассировал голову пальцами, и Эзри с благодарным стоном расслабила мышцы.
Неподвижный воздух каюты был насыщен потом и жаром их первого бесконечного, лихорадочного часа вместе. К тому же Жеан впервые заметил, что в каюте страшный беспорядок. Их одежда была разбросана повсюду. Оружие Эзри и несколько ее личных вещей покрывали стол, как навигационные препятствия рельефную карту. С потолочной балки свешивалась небольшая сетка с несколькими книгами и свитками; она висела наклонно к двери, и это свидетельствовало о том, что весь корабль кренится на правый борт.
— Эзри, — прошептал Жеан, глядя на парусиновую перегородку, образующую левую «стену» каюты. Две пары ног — большие и маленькие — серьезно измяли ее. — Эзри, а чью каюту мы так безжалостно пинали недавно?
— А… ученой Треганн. Кто велел тебе оставить в покое мои волосы? О, так гораздо лучше.
— Она рассердится?
— Больше, чем обычно? — Эзри зевнула и потянулась. — Она вольна найти себе любовника и пинать перегородку, сколько захочет. Я была слишком занята, чтобы быть дипломатичной. — Она поцеловала Жеана в шею, и он вздрогнул. — К тому же ночь еще не кончилась. Мы можем еще попинать эту проклятую перегородку, если мое желание осуществится. А, Джером?
— Значит, оно осуществится, — ответил Жеан, осторожно перемещая вес своего тела, так что они оказались на боку, лицом друг к другу. Он как можно осторожнее провел рукой по повязкам на ее предплечьях; это было единственное, что Эзри не сняла — хватило здравого смысла. Его руки скользнули к ее щекам, потом к волосам. Они поцеловались тем бесконечным поцелуем, что доступен только любовникам, для которых губы партнера — все еще неизведанная территория.
— Джером, — прошептала она.
— Нет. Я кое о чем попрошу тебя, Эзри. Наедине никогда не зови меня так.
— Почему?
— Называй меня настоящим именем.
Он поцеловал ее в шею, прижал губы к уху и зашептал и него.
— Жеан… — повторила она.
— Боги, да. Скажи еще раз…
— Жеан Эстеван Таннен. Мне нравится.
— Твой и только твой, — прошептал Жеан.
— Кое-что взамен, — сказала она. — Эзриана Дастири де ла Мастрон. Кавалерственная дама Эзриана из рода Мастрон. Никора.
— Правда? И у тебя есть поместье или что-нибудь такое?
— Сомневаюсь. Непокорные дочери, убегающие из дома, обычно не получают владений. — Она снова поцеловала его, потом взъерошила его бороду ногтями. — Я уверена, что после письма, которое я оставила отцу и матери, меня лишили наследства со всей возможной быстротой.
— Боги. Мне жаль.
— Да ладно. — Она провела пальцами по его груди. — Такое случается. Просто переходишь с места на место. И со временем находишь то, что помогает забыть.
— Ты права, — прошептал он, а затем они были слишком заняты, чтобы разговаривать.
9
Из яркой чащи снов Локки вырвало несколько обстоятельств: усиливающаяся дневная жара, давление трех чашек вина на мочевой пузырь, стоны спящих вокруг людей и острые коготки маленького существа, спавшего у него на голове.
При туманном воспоминании о пауке ученой Треганн Локки ахнул от ужаса и перевернулся, схватив то, что цеплялось за него. Он несколько раз мигнул, чтобы прогнать сон из глаз, и обнаружил, что сражается не с пауком, а с котенком — узкомордым, черненьким.
— Какого дьявола? — пробормотал Локки.
— Мяу, — возразил котенок, глядя ему в глаза с выражением, общим для всех котят, — будущего тирана. Мне было удобно, а ты посмел двигаться, говорили эти глаза. За это ты должен умереть. Когда котенку стало ясно, что его двух или трех фунтов массы недостаточно, чтобы одним могучим ударом сломать Локки шею, он положил лапы на плечи Локки и принялся тыкаться мокрым носом в его губы.
— Это Король, — сказал кто-то слева.
— Король? Какая нелепость!
Локки сунул котенка под руку, точно опасный алхимический механизм. Шерсть была тонкой и шелковистой, и котенок сразу громко замурлыкал. Его кличку назвал Джабрил. Локки поднял брови, увидев, что Джабрил лежит на спине совершенно голый.
— Так его зовут, — сказал Джабрил. — Король. У него белое пятно на горле. И влажный нос, верно?
— Он самый.
— Король. Ты принят в семью, Ревелл. Не смешно ли?
— Стремления всей моей жизни наконец стали явью.
Локки обвел взглядом полупустой полуют. Шумно храпели несколько новых членов экипажа «Орхидеи»; двое с трудом вставали, и по крайней мере один блаженно спал в луже собственной рвоты. А может, и не своей, подумал Локки. Жеана не было видно.
— Как провели ночь, Ревелл?
Джабрил приподнялся на локтях.
— Кажется, весьма добродетельно.
— Мои соболезнования. — Джабрил улыбнулся. — Знаком с Малакасти из синей вахты? У нее рыжие волосы и на пальцах вытатуированы кинжалы. Боже, мне кажется, она не человек.
— Ты рано исчез с пирушки.
— Да. Она кое-чего захотела от меня. И еще от некоторых друзей. — Джабрил пальцами правой руки помассировал виски. — А боцман из красной вахты, ну, тот, без пальцев на левой руке! Понятия не имел, что богобоязненных ашмирских парней учат таким штукам. Фью!
— Парней? Не знал… что тебя интересует такая добыча.
— Да, знаешь, попробовал разок. — Джабрил улыбнулся. — Или раз пять-шесть, как оказалось. — Он почесал живот и как будто впервые заметил отсутствие одежды. — Дьявольщина! Помнится, еще вчера у меня были штаны…
Несколько минут спустя, все еще держа под мышкой Короля, Локки вышел на солнечный свет. Он зевнул и потянулся, и котенок проделал то же самое, стараясь вырваться из рук и снова забраться Локки на голову. Локки держал котенка, а тот смотрел на него.
— Я к тебе не привязан, — сказал Локки. — Поищи кого-нибудь другого, с кем поделиться слюнями.
Хорошо понимая, что любая обида, нанесенная котенку, может привести к тому, что он окажется за бортом, Локки опустил звереныша на палубу и подтолкнул босой ногой.
— Ты уверен, что имеешь право приказывать коту? — Локки повернулся и увидел на трапе Жеана; тот только что натянул рубашку. — Осторожнее! Он может быть старшим по вахте.
— Будь у него понятие о рангах, думаю, он поместил бы себя между Дракастой и Двенадцатью. — Локки несколько секунд смотрел на Жеана. — Привет.
— Здорово.
— Послушай, есть много вариантов скучного разговора «Я был ослом…», и я все еще чувствую, что я жертва голубого вина, так что давай просто…
— Извини, — сказал Жеан.
— Постой, это моя работа.
— Я хочу сказать, что мы опять показали свои… острые углы.
— Если и есть то, на что бой не годится, так это успокоить нервы. Я не ставлю тебе в вину то… что ты говорил.
— Мы что-нибудь придумаем, — спокойно и настойчиво сказал Жеан. — Придумаем вместе. Я знаю, что ты не… Я не хотел тебя оскорбить…
— Я это заслужил. Ты был прав. Вчера вечером я поговорил с Дракастой.
— Поговорил?
— Я сказал ей… — Локки поморщился и снова потянулся, использовав это движение, чтобы скрыть несколько условных сигналов руками. Жеан наблюдал за ним, приподняв брови. — Не упомянул контрмагов, Солнечный Шпиль, Каморр, настоящие имена. Все остальное — правда.
— На самом деле?
— Да. — Локки посмотрел на палубу. — Я сказал, ты был прав.
— И она…
Локки изобразил бросок костей и пожал плечами.
— Мы сначала идем в Порт Расточительности, а потом будет видно, — сказал он. — Там много дел. А потом, она сказала… даст нам знать.
— Понятно. И теперь…
— Хорошо провел ночь?
— Боги, да.
— Отлично. Относительно того… что я сказал вчера…
— Не нужно…
— Нужно. Я вчера говорил ужасные глупости. Чудовищно тупые и несправедливые. Я знаю… у меня так давно не было надежды, что это стало чем-то вроде брони. Я не осуждаю тебя за то, что у тебя она есть. Наслаждайся.
— Я наслаждаюсь, — ответил Жеан. — Поверь.
— Отлично. У меня ты этому не научишься.
— Но…
— Все в порядке, мастер Валора. — Локки улыбнулся, довольный тем, что уголки его губ поднялись сами по себе. — Но вино, о котором я говорил…
— Вино? Ты что…
— Я на сетку, Джером. Нужно отлить, пока мочевой пузырь не разорвало. А ты стоишь на дороге.
— Ага. — Жеан шагнул в сторону и хлопнул Локки по спине. — Прошу прощения. Облегчайся, брат.
Глава двенадцатая
Порт Расточительности
1
«Ядовитая орхидея» шла на юго-запад сквозь влажный воздух по спокойному морю, и дни Локки текли в ритме работ. Их с Жеаном зачислили в красную вахту, которой в отсутствие Нарсина руководила непосредственно старпом Дельмастро. Грандиозная церемония посвящения нисколько не отразилась на неуемной тяге корабля оставаться в отличном состоянии; мачты по-прежнему необходимо было смазывать, течи проверять и перепроверять, палубы мести, снасти приспосабливать. Локки смазывал оружие из оружейных ящиков, работал у кабестана, чтобы лучше разместить груз, подавал эль в обед и распутывал веревки, превращая их в паклю, пока не краснели пальцы.
Дракаста сдержанно кивала ему, но ничего не говорила и больше не приглашала для разговоров наедине.
Как полноправные члены экипажа, бывшие моряки «Вестника» получили право спать где хотят. Некоторые выбрали главный трюм, особенно те, кому появилось с кем спать из числа моряков с «Орхидеи», но Локки остался под ютом, где теперь стало гораздо просторней. В кости он выиграл запасную рубашку и пользовался ею как подушкой — после бесконечных дней сна на голой палубе это была настоящая роскошь. Заканчивая вахту перед самым рассветом, он мгновенно засыпал и спал, как каменная статуя.
Жеан после ночных вахт спал, конечно, в другом месте.
В море больше ничего не видели до двадцать пятого дня месяца, когда ветер поменял направление и задул с юга. Локки после вахты лег на свое обычное место у борта и спал несколько часов, пока его не разбудил шум наверху. Он обнаружил у себя на шее Короля.
— Хах, — выдохнул Локки, и котенок принял это за сигнал, уперся лапами в щеки Локки и сунул мокрый нос ему между глаз.
Локки сел, моргая. Голова словно паутиной набита: что-то разбудило его раньше срока.
— Это ты? — спросил он, нахмурившись и двумя пальцами гладя голову котенка. — Мы ведь договорились больше не устраивать таких свиданий. Я к тебе не привязан, малыш.
— Земля! — послышался негромкий крик снаружи. — Три румба с правого борта.
Локки опустил котенка, недвусмысленно подтолкнул к другим спящим и выбрался на утренний свет.
На палубе все как обычно; никто не бегает, не приносит Дракасте срочных сообщений и даже не стоит у борта, глядя на приближающуюся землю. Кто-то хлопнул Локки по плечу; он повернулся и увидел Утгара, у которого через плечо свисал трос. Вадранец дружелюбно кивнул.
— Озадачен, красная вахта?
— Просто… Я слышал крик. И подумал, что будет больше возбуждения. Это Порт Расточительности?
— Нет. Уже Призрачные острова, но самый край. Отвратительное место. Осиновый остров, Сучий утес, Опаловые Пески. К ним мы не пристаем. До Расточительности еще два дня, и с таким ветром мы не пройдем тем путем, которым хотелось бы.
— О чем это ты?
— Сам увидишь. — Утгар улыбнулся, гордясь своей осведомленностью. — Точно увидишь. Иди досыпай. Через два часа снова на работу.
2
Призрачные острова постепенно окружали «Орхидею», как шайка грабителей, медленно приближающаяся к жертве. Горизонт, некогда чистый, теперь пестрел островами, поросшими туманными джунглями. Высокие черные вершины непрерывно ворчали, выбрасывая в тяжелое серое небо столбы пара и дыма. Шел дождь, но это была не безжалостная буря в открытом море, а скорее равнодушный пот тропиков, теплый, как кровь, и почти не обращающий внимание на ветер из джунглей.
Чем дальше они уходили на запад, тем светлее становилась вода: кобальт глубоких мест сменился небесной голубизной и прозрачным аквамарином. Все здесь кишело жизнью; над головой кружили стаи птиц, на отмелях серебряными облаками проплывали косяки рыб и извилистые силуэты, крупнее людей, смотревших на них сверху. Они же неторопливо следовали за «Орхидеей»: серповидные акулы, голубые вдовцы, несчастье рифов, плавники-кинжалы. Самыми необычными были местные волчьи акулы; песочная окраска спины позволяла им растворяться и исчезать в дымке под кораблем. Нужен был острый глаз, чтобы их заметить, к тому же у этих акул была привычка постоянно держаться под сетями для испражнений.
Локки благодарил богов за то, что эти акулы не умеют выпрыгивать из воды.
Полтора дня они плыли, огибая случайные рифы и мелкие острова. Дракаста и Дельмастро как будто очень хорошо знали этот район и лишь изредка заглядывали в карты. На отмелях и скалах Локки начал замечать следы пребывания человека: то сломанную мачту, то остатки старинного киля на песке. Однажды днем, во время полуденной вахты, он увидел сотни крабообразных существ величиной с собаку: они собрались на перевернутом корпусе корабля. Когда «Орхидея» проходила мимо, эти твари попрыгали в воду, которая покрылась белой пеной. Через несколько мгновений они бесследно исчезли.
Через несколько часов вахта закончилась. Локки чувствовал постоянно растущее напряжение экипажа. Что-то изменилось. Дракаста непрерывно расхаживала по юту, расставила на мачтах дополнительных впередсмотрящих и то и дело шепотом совещалась с Дельмастро и Мамчансом.
— Она не говорит мне, что происходит, — сказал Жеан, когда Локки поделился с ним своими наблюдениями. — Сейчас она не Эзри, а старпом.
— Это само по себе кое о чем говорит, — сказал Локки. — Например, что сейчас не время благодушествовать.
В вечернюю вахту Дракаста собрала всех моряков. Весь экипаж «Орхидеи» — толпа потных, встревоженных мужчин и женщин — смотрел на ют и ждал, что скажет капитан. Впереди солнце ослепительным медным диском садилось в джунгли; по облакам пробегали огненные вспышки, острова вокруг погружались в тень.
— Все предельно ясно, — заговорила Дракаста. — Ветер в последние дни не меняется, как ад, и дует с юга. Мы можем к вечеру бросить якорь в Расточительности, но не сможем пройти Купеческими Воротами.
В толпе тревожно зашумели. Старпом Дельмастро, стоявшая за капитаном, сделала шаг вперед, положила руку на рукоять сабли и крикнула:
— Тишина! Клянусь мочой Переландро, большинство нас уже были здесь!
— Это верно, — сказала Дракаста. — Моряки с «Орхидеи» — крепкие сердца. Поступим как обычно. Красная вахта, отдохните. После этого никто не спит, никто не выпивает, никто не трахается, пока мы снова не будем в безопасности. Синяя вахта, вы на посту. Дел, позаботься о новичках. Объясни им все.
— Что объяснить? — спросил Локки, ни к кому не обращаясь: экипаж уже расходился.
— В Порт Расточительности ведут два прохода, — сказал Джабрил. — Первый — Купеческие Ворота — к северу от города. Двенадцать миль в длину. Все время поворачивает, и на всем пути много отмелей. Даже в лучшие времена быстро там не пройти, а уж когда ветер с юга, пройти невозможно. На это ушло бы много дней.
— Так что же остается?
— Второй проход западнее. Вдвое короче. Тоже извилистый, но не настолько. Особенно при таком ветре. Но если есть другая возможность, этим проходом никто не пользуется. Он называется Гостиный проход.
— Почему?
— Потому что в нем что-то обитает, — сказала старпом Дельмастро, подходя к небольшой группе бывших моряков с «Вестника», собравшихся вокруг Джабрила. Локки заметил, как она украдкой пожала руку Жеану и продолжила: — Что-то… живет здесь.
— Что-то. — Локки не смог скрыть раздражение. — Корабль в опасности?
— Нет, — ответила Дельмастро.
— Позвольте тогда выразиться точнее? В опасности ли те, кто на борту?
— Не знаю, — сказала Дельмастро, переглянувшись с Джабрилом. — Придет ли что-нибудь на борт? Нет. Абсолютно точно нет. Может ли у вас… возникнуть желание покинуть корабль? Не могу сказать. Зависит от вашего нрава.
— Едва ли мне захочется ближе познакомиться с тем, что плавает в этих водах, — сказал Локки.
— Хорошо. Тогда вам, вероятно, не о чем беспокоиться. — Дельмастро вздохнула. — Все подумайте над тем, что сказала капитан. Отдых укороченный: вполовину меньше времени до вызова, так что используйте, что сможете. — Она остановилась за Жеаном, и Локки расслышал, как она прошептала: — Я-то уж точно воспользуюсь.
— Я… м-м-м… найду тебя позже, Джером. — Локки улыбнулся.
— Спать?
— Ни в коем случае. Буду вертеть пальцами и сходить с ума, пока не вызовут на вахту. Может, найду желающих поиграть в кости…
— Сомневаюсь, — сказала Дельмастро. — Ваша репутация…
— Несправедливое предубеждение; на самом деле мне просто везет, — ответил Локки.
— Ну, может, вам стоит пожелать, чтобы иногда везло и другим. Совет благоразумному. — Она послала Локки насмешливый воздушный поцелуй. — Или кто вы там, Ревелл.
— Забирайте Джерома и мучайте его. — Локки сложил руки на груди и улыбнулся: в последние дни Дельмастро стала относиться к нему гораздо лучше. — Буду судить о вашем поведении по тому, насколько рассердится Треганн, когда мы увидим ее в следующий раз. Я понял, как можно развлечься: буду принимать ставки на то, насколько вы двое выведете из себя ученую…
— Только попробуйте, — ответила Дельмастро, — и я прикую вас к якорю за самые интимные места и протащу через риф.
— Нет, мысль хорошая. Мы тоже сделаем ставки, а потом решим, какой нам нужен исход…
— Валора, у корабля два якоря!
3
Когда Жеан и Эзри снова поднялись на ют, близились сумерки. Дракаста стояла у гакаборта, держа на одной руке Козетту, а в другой маленькую серебряную чашку.
— Ты должна это выпить, милая, — шептала Дракаста. — Это особый ночной напиток для пиратской принцессы.
— Нет, — отвечала Козетта.
— Разве ты не пиратская принцесса?
— Нет!
— А я думаю, что принцесса. Будь умничкой…
— Не хочу!
Жеан вспомнил время в Каморре и то, как порой вел себя Цепп, когда кто-нибудь из маленьких благородных подонков начинал капризничать. Конечно, они были гораздо старше Коз, но дети всегда дети, а Дракаста выглядит очень усталой и взволнованной.
— Вот это да! — громко сказал он, подходя к Дракасте так, чтобы Козетта могла его видеть. — Какая прелесть, капитан Дракаста!
— Действительно, очень хорошее питье, — ответила Дракаста, — и на вкус еще лучше, чем на вид.
— Нет! — сказала Козетта. — Нет!
— Ты должна это выпить, — убеждала мать.
— Капитан, — сказал Жеан, делая вид, что серебряная чашка покорила его, — ну что за прелесть! Если Козетта не хочет, может, отдадите мне?
Дракаста взглянула на него и улыбнулась.
— Что ж, — недовольно сказала она, — если Козетта не хочет, вероятно, у меня нет выбора.
Она медленно понесла чашку от девочки в сторону Жеана, и Козетта широко раскрыла глаза.
— М-м-м… — сказал Жеан. — Выпью все сразу.
— Нет! — Козетта схватила чашку. — Нет, нет, нет!
— Козетта, — строго сказала Дракаста, — если тебе оно нужно, пей. Понятно?
Девочка кивнула, рот ее озабоченно раскрылся, она вцепилась в ставшую неожиданно желанной чашку. Дракаста поднесла чашку к ее губам, и Козетта жадно осушила ее.
— Очень хорошо, — сказала Дракаста, целуя девочку в лоб. — Очень, очень хорошо. Теперь я отведу тебя вниз, и вы с Паоло сможете лечь спать. — Она сунула чашку в карман, прижала Козетту к груди и кивнула Жеану: — Спасибо, Валора. Палуба на тебе, Дел. Я на несколько минут.
— Она терпеть этого не может, — негромко сказала Эзри, когда Дракаста исчезла внизу трапа.
— Что, кормить Козетту на ночь?
— Это молоко с маком. Она усыпляет детей… когда мы в Гостином проходе. Хочет, чтобы они спали, пока мы там…
— Да что здесь происходит?
— Трудно объяснить, — ответила Эзри. — Проще пережить. Но с тобой все будет в порядке, я это знаю. — Она провела рукой по его спине вверх и вниз. — Ты ведь пережил и мое самое скверное настроение.
— Ах, — сказал Жеан, — но если у женщины твое сердце, у нее не должно быть скверного настроения. Только хорошее… и еще лучше.
— Там, где я родилась, бесстыдных льстецов принято подвешивать в железных клетках.
— Я понимаю, почему ты убежала. Ты вызывала такую лесть, что всякий мужчина, заговоривший с тобой, оказывался в клетке…
— Ты самый бесстыдный из льстецов!
— Ну, нужно же чем-нибудь заняться, чтобы не думать о предстоящем…
— Того, чем мы занимались внизу, тебе недостаточно?
— Ну, я думаю, мы всегда можем вернуться вниз и снова…
— Увы, главная сволочь на этом корабле не я и даже не Дракаста, а долг. — Она поцеловала Жеана в щеку. — Если хочешь чем-то заняться, готовься к проходу. Принеси-ка мне алхимические фонари из ящика с носа.
— Сколько?
— Неси все. Сколько сможешь найти.
4
Десятый час вечера. Ночь плащом окутала Призрачные острова, и «Ядовитая орхидея» под топселями вошла в Гостиный проход, окруженная белым и золотым сиянием. Зажгли и разместили вдоль всего корпуса сотню алхимических фонарей; несколько на реях, но большинство ниже, откуда они бросали на темную воду блики.
— Глубина шесть! — крикнул один из двух матросов, которых Дракаста поставила по бокам измерять расстояние между корпусом корабля и морским дном. Шесть морских саженей, тридцать шесть футов. «Орхидея» может пройти и гораздо более мелкие места.
Обычно глубину измеряют нечасто, и делает это один человек у руля. Сегодня замерами занимались два самых опытных моряка и результаты сообщали непрерывно. Более того, за каждым из них внимательно следила группа… наблюдателей; так их лучше всего называть, думал Жеан. Причем эти наблюдатели были вооружены и облачены в доспехи.
По всему кораблю были приняты необычные меры предосторожности. Немногие умелые моряки, работавшие на снастях наверху, обвязались страховочными канатами; если упадут, то повиснут и будут болтаться, как маятник, но скорее всего останутся живы. Огонь повсюду загасили, курение строго воспрещалось. Дети Дракасты спали в каюте с плотно закрытыми ставнями; вход на трап, ведущий к каютам, охранялся. Сама Дракаста надела свой нагрудник с вкраплениями Древнего стекла, а ее сабли висели в ножнах наготове.
— Шесть без четверти! — крикнул матрос.
— Туман поднимается, — сказал Жеан. Они с Локки стояли на юте с правого борта. Рядом расхаживала Дракаста, руль держал Мамчанс, а Дельмастро стояла у нактоуза с набором маленьких драгоценных часов.
— С этого всегда начинается, — сказал Мамчанс.
«Орхидея» входила в пролив шириной с милю между утесами, поднимавшимися на половину высоты мачт; окрестные джунгли были погружены в темноту. Слышались негромкие голоса лесных обитателей: крики, щелканье, шорохи. Корабельные фонари освещали воду на пятьдесят-шестьдесят футов вокруг, и на краю этого светлого пятна Локки увидел клубы тумана, поднимавшегося от воды.
— Пять с половиной! — раздался крик с правого борта.
— Капитан Дракаста! — У гакаборта появился Утгар; в пальцах он сжимал трос лота. — Четыре узла.
— Да, — ответила Дракаста. — Четыре узла, и наша корма поравнялась с началом прохода. Дел, дай мне десять минут.
Дельмастро кивнула и перевернула одни часы; песок струйкой посыпался из верхнего отделения в нижнее. Дракаста перешла к переднему поручню юта.
— Внимание, — обратилась она к матросам, работавшим или просто ожидавшим на палубе. — Если почувствуете себя необычно, не подходите к бортам. Если не выдержите на палубе, спуститесь вниз. Мы должны перетерпеть — не впервой. Вы не пострадаете, если останетесь на корабле. Держитесь за эту мысль. Не покидайте корабль.
Слоями поднимался туман. Слабые очертания утесов и джунглей исчезли под ними. Корабль окружила чернота.
— Десять, капитан, — сказала наконец Дельмастро.
— Глубина пять, — выкрикнул один из измеряющих.
— Мам, опусти руль. — Дракаста угольком что-то быстро нацарапала на сложенном пергаменте. — На две спицы в подветренную сторону.
— Есть, капитан, руль в подветренную на две спицы.
Он слегка изменил положение руля, и корабль чуть повернул вправо. Матросы наверху начали менять положение парусов согласно указаниям Дракасты, которые она заставила запомнить еще до входа в пролив.
— Дай мне двенадцать минут, Дел.
— Есть, капитан, двенадцать.
За эти двенадцать минут туман сгустился; теперь он походил на дым хорошо разгоревшегося костра. Бурлящие серые стены сомкнулись со всех сторон, погрузив звуки и огни корабля словно в пузырь, отрезав от окружающего мира. Скрип блоков и рей, плеск воды о корпус, негромкие голоса — все эти знакомые звуки отражались странным глухим эхом, а звуков джунглей как не бывало. Туман продолжал накатываться, он пересек границу освещенной воды. Видимость во всех направлениях сократилась до сорока футов.
— Двенадцать минут, капитан, — сообщила Дельмастро.
— Мам, поднять руль, — сказала Дракаста, глядя на компас на нактоузе. — Руль в наветренную сторону. Курс северо-западо-запад. — Она крикнула матросам на палубе: — Готовьтесь менять реи. Северо-западо-запад, ветер с правой четверти.
Последовали несколько минут деятельности, корабль медленно встал на новый курс, экипаж перебрался на другие реи. Жеан тем временем все больше убеждался, что не ошибся: туман глушит звуки. Звуки их деятельности почти полностью глохли, натыкаясь на непреодолимую преграду. В сущности, единственным доказательством существования мира за пределами тумана оставался запах влажной земли; этот запах доносил из джунглей теплый ветер.
— Глубина семь.
— Двадцать две минуты, Дел.
— Есть, — сказала Дельмастро, поворачивая часы, как автомат.
Следующие двадцать две минуты прошли в клаустрофобической тишине, подчеркиваемой только редким хлопаньем паруса и криками измеряющих глубину. С каждой минутой напряжение росло.
— Время, капитан.
— Спасибо, Дел. Мам, опустить руль. Курс юго-западо-запад. — Она возвысила голос. — Теперь живей! Снасти и паруса! Левый галс, юго-западо-запад!
Задрожали паруса, матросы забегали, натягивая тросы и поворачивая реи. Корабль поворачивался в самом сердце тумана; насыщенный запахами джунглей ветер словно кружил около них, как боксер, танцующий вокруг противника, пока Жеан не ощутил его на своей левой щеке.
— Так держать, Мам, — сказала Дракаста. — Эзри, пятнадцать минут.
— Есть пятнадцать.
— Вот оно, начинается, — прошептал Мамчанс.
— Отставить вздор! — сказала Дракаста. — Истинно опасны здесь только мы, понятно?
Жеан почувствовал легкое покалывание на лбу. Он поднял руку и стер накопившийся там пот.
— Пять без четверти! — крикнул измеряющий.
Жеан, прошептал тихий голос.
— Что, Оррин?
— Что… — Локки вцепился обеими руками в поручень и едва бросил взгляд на Жеана.
— Что ты хотел?
— Я ничего не сказал.
— Разве ты…
Жеан Таннен.
— О боги! — сказал Локки.
— Ты тоже? — Жеан посмотрел на него. — Голос…
— Не из воздуха, — прошептал Локки. — Больше похоже… сам знаешь на кого. Как в Каморре.
— Почему он произносит мое…
— Он ничего не произносит, — негромко, но настойчиво заговорила Дракаста. — Мы все слышим, как оно говорит с нами. Слышим свои имена. Держитесь.
— Покровитель Воров, я не убоюсь тьмы, ибо ночь принадлежит тебе, — зашептал Локки, указывая в темноту двумя пальцами левой руки. Это был Кинжал Тринадцатого, воровской жест, отвращающий зло. — Твоя ночь — мой щит, мой плащ, мое спасение от тех, кто хочет скормить меня петле. Не убоюсь зла, ибо ты сделал ночь моим другом.
— Хвала Благодетелю, — сказал Жеан, сжав левое предплечье Локки. — Мир и процветание его детям.
Жеан… Эстеван… Таннен.
Он чувствовал голос и в то же время понимал, что это он сам играет с собой, создает эхо в собственных ушах. Вторжение в свое сознание он ощущал, как прикосновение к коже лапок насекомого. Снова вытер лоб и понял, что обливается потом — чересчур даже для такой теплой ночи.
Впереди кто-то громко всхлипнул.
— Двенадцать, — услышал Жеан шепот Эзри. — Еще двенадцать минут.
Вода прохладная, Жеан Таннен. Ты… вспотел. Тело зудит. Кожа… чешется. Но вода прохладная.
Дракаста расправила плечи и спустилась на палубу. Нашла плачущего матроса, мягко поставила на ноги и подтолкнула в спину.
— Выше нос, моряки с «Орхидеи». Оно не имеет плоти и крови. Это не битва. Держитесь.
Звучит храбро. Многие ли знают, подумал Жеан, что она опоила детей, чтобы избавить от этого?
Жеану кажется, или туман справа посветлел? Дымка не поредела, но темнота за ней явно отступила… появилось зеленоватое свечение. Громче стал плеск воды, превратился в постоянный, устойчивый пульс. Это волны разбиваются о мели. Черная вода рябит на краях их маленького светлого круга.
— Риф, — прошептал Мамчанс.
— Глубина четыре! — крикнул измеряющий.
Что-то шевельнулось в тумане, едва уловимое впечатление движения. Жеан всматривался в кипящую глубину, чтобы снова его подметить. Он потер грудь, где промокшая от пота рубашка раздражала кожу.
Иди в воду, Жеан Таннен. Вода такая прохладная. Иди. Сбрось рубашку, не будет пота, не будет зуда. Приведи… женщину. Приведи ее с собой в воду. Иди.
— Боже, — прошептал Локки. — Оно знает мое настоящее имя.
— И мое тоже, — сказал Жеан.
— Я хочу сказать, оно называет меня не Локки. Оно знает мое настоящее имя.
— О дерьмо!
Жеан смотрел на темную воду и слышал, как она разбивается о невидимый риф. Она не может быть прохладной… вода наверняка теплая, как все остальное в этом проклятом месте. Но плеск… плеск этих волн не был неприятным. Жеан заслушался, зачарованный на несколько секунд, потом, как в трансе, поднял голову и посмотрел в туман.
Там что-то есть — вот оно показалось… темные очертания за занавесом тумана. Размером с человека. Высокое, худое и неподвижное. Ждет там, на рифе.
Жеан сильно вздрогнул, и тень исчезла. Он помигал, словно приходя в себя. Туман снова был темным и непроницаемым, как раньше, воображаемый свет исчез, шипение воды на отмелях и рифах больше не казалось приятным. Пот кусачими ручейками тек по груди и предплечьям, и Жеан обрадовался этой возможности отвлечься. Он принялся яростно чесаться.
— Глу… глубина четыре, — сказал матрос. — Четыре с четвертью.
— Время, — произнесла Эзри; она тоже как будто боролась с оцепенением. — Время, время!
— Не может быть… — пробормотал Локки. — Не прошло… всего несколько минут…
— Я посмотрела и увидела, что песок весь вытек. Не знаю, когда это случилось. — Эзри настойчиво повторила: — Капитан! Время!
— Вставайте! Вставайте! — Дракаста ревела так, словно на корабль напали. — Наверху! Поворот на северо-запад! Ветер с левого борта, убрать паруса!
— Есть северо-запад, — отозвался Мамчанс.
— Не понимаю, — сказала Эзри, глядя на часы. Жеан видел, что ее одежда промокла от пота, волосы спутались, лицо осунулось. — Я следила за часами. Словно… я мигнула… и… и все время прошло.
На палубе началось энергичное передвижение. Ветер снова поменялся, туман по-прежнему клубился вокруг, и Мамчанс точными, едва заметными движениями руля перевел корабль на новый курс.
— Боги! — сказала Эзри. — Так тяжело никогда еще не было, не припомню.
— Такое тут впервые, — добавил Мамчанс.
— Сколько еще? — спросил Жеан, не стыдясь тревоги в своем голосе.
— Это был последний поворот, — ответила Эзри. — Конечно, если мы не зашли слишком далеко на юг и в следующие несколько минут ни на что не наткнемся, до самого Порта Расточительности будем идти на северо-запад, не сворачивая.
Они скользили по темной воде, и постепенно странные ощущения Жеана слабели. Туман отступал. Вначале он стал просто черным перед кораблем, а потом начал рассеиваться сзади. Свет фонарей снова начал уходить в ночь без ограничений, вернулись успокаивающие звуки джунглей на берегах пролива.
— Глубина восемь! — послышался крик измеряющего.
— Это главный пролив, — сказала Дракаста, снова поднимаясь по трапу на ют. — Отличная работа, все! — Она осмотрела палубу. — Убрать большую часть фонарей. Оставьте несколько навигационных огней, чтобы мы никого не испугали, входя в гавань. Продолжайте измерять глубину. — Она обняла за плечи Эзри и Мамчанса. — Я помню, что приказала не пить, но, думаю, теперь спиртное не помешает.
Она посмотрела на Локки и Жеана.
— Вы двое выглядите так, словно вам нужно поработать. Принесите бочонок с элем и раздавайте всем у грот-мачты. — Она повысила голос. — Всем желающим по полчашки.
Торопясь вместе с Локки выполнить приказ, Жеан с радостью чувствовал, как спадает недавнее напряжение. Матросы снова улыбались, переговаривались, кое-где даже слышался смех. Некоторые держались отчужденно, уставившись в палубу, но даже они испытывали облегчение. Необычным в этой сцене, заметил Жеан, было только то, как старательно все сосредоточивали внимание на корабле и окружающих. Пройдет не менее часа, прежде чем моряки разрешат себе посмотреть на воду.
5
Если бы той ночью можно было постоять в воздухе в тысяче футах над Портом Расточительности, тонкая полоска света напомнила бы драгоценность среди безграничной тропической тьмы. Облака закрыли звезды и луну. Даже красных огней вулканов, обычно видных на горизонте, сейчас не было: сегодня темные горы дымились без огня.
Порт Расточительности занимает длинную прибрежную полосу на северной стороне обширного холмистого острова. За ним в ночь уходят мили древнего дождевого леса; в их мрачной протяженности нет ни искры света.
Просторная, закрытая со всех сторон гавань приветливо встречает корабли, прошедшие трудными проливами. Нет ни рифов, ни отмелей — никакие навигационные препятствия не портят песчаную белизну дна залива. На восточной окраине города вода мелкая, человеку до пояса, зато на западной даже самые большие корабли могут подойти прямо к берегу, и у них под килем останется еще восемь-девять саженей.
Над этими глубинами мягко покачивается целый лес мачт, плавучая мешанина доков, шлюпок, буксиров и кораблей в нерабочем состоянии разной степени. В Порту Расточительности две якорные стоянки. Первая — Кладбище, где стоят сотни поврежденных кораблей, которые больше никогда не выйдут в открытое море. Восточнее, в новых больших доках, находится Госпиталь — сюда поступают пациенты, которые еще могут выжить.
6
Как только «Ядовитая орхидея» вышла из Гостиного прохода, зазвенел колокол; его звук эхом отражался от воды.
Локки стоял у левого борта и смотрел на огни города и их повторение в воде залива.
— Пристанская стража звонит в этот проклятый колокол, пока не бросишь якорь. — Джабрил заметил любопытство Локки и подошел. — Хотят дать всем знать, что они начеку и исправно зарабатывают на выпивку.
— Много времени здесь провел, Джабрил?
— Я здесь родился. А попробовал увидеть другие океаны, так увидел только тюрьму в Тал-Верраре.
Приход в гавань Порта Расточительности нисколько не напоминал церемонии, которые Локки видел в других местах: ни лоцманов, ни таможенников, ни единого любопытного рыбака. К его удивлению, Дракаста не стала подводить корабль к самому берегу. Они встали на якорь в полумиле от суши, свернули паруса, но оставили фонари гореть.
— Спустить шлюпку с левого борта, — приказала Дракаста, разглядывая в подзорную трубу город и другие корабли. — Потом спустить с бортов сети-лезвия. Фонари пусть горят. Синяя вахта может отдыхать, но сабли оставить наготове у грот-мачты. Дел, вызови Малакасти, Дантьерра, Большого Конара и Раска.
— Как прикажете, капитан.
Локки помог рабочей команде спустить на воду самую большую шлюпку и подошел к Дракасте, которая по-прежнему смотрела на город в подзорную трубу.
— Вижу, у вас есть основания для настороженности, капитан?
— Мы отсутствовали несколько недель, — ответила Дракаста, — положение меняется. У меня большой экипаж и большой корабль, но здесь есть и побольше.
— Вы заметили что-то тревожное?
— Не тревожное. Любопытное. Похоже, все наши здесь. Видите ряд кораблей у восточных доков, ближе к нам? Четверо из капитанов — члены совета в городе. Со мной пять. — Она опустила трубу и покосилась на Локки. — Плюс два или три независимых купца, насколько я могу судить.
— Надеюсь, они собрались здесь не для этого, — негромко ответил Локки.
В этот момент на ют вернулась старпом Дельмастро, вооруженная и в доспехах; за ней шли четверо моряков.
Малакасти, худая женщина, у которой татуировок было больше, чем слов в словаре, слыла на корабле опытным бойцом на ножах. Дантьерр, бородатый лысеющий веррарец в потрепанной, но богатой одежде, стал преступником, многие годы до этого будучи профессиональным дуэлянтом. Большой Конар, оправдывая свое прозвище, был самым рослым и сильным человеком на корабле. Ну а Раек — этот тип людей Локки распознавал почти мгновенно — убийца убийц. Дракаста, как и многие гарристы в Каморре, держала его на коротком поводке и давала свободу, только когда ей самой нужна была кровь на стенах. Много крови.
Жесткая команда, нет молодых и нет новичков из экипажа Дракасты. Локки немного поразмыслил над этим, пока экипаж собирался на палубе.
— Старшим остается Утгар, — объявила Дракаста. — Сегодня в порт не заходим. Я беру с собой Дел и береговую команду, чтобы разведать в городе что и как. Если все в порядке, нас ждет несколько хлопотных дней… добычу начнем делить завтра вечером. Постарайтесь не проиграть свою долю раньше, чем она попадет к вам. Красная вахта: на вас корабль. Сети-лезвия не поднимать до нашего возвращения. На все мачты впередсмотрящих и наблюдать за береговой линией. Синяя вахта, кто захочет спать, ложиться у оружейных ящиков. Кинжалы и дубины все время держать под рукой. — Утгару она негромко добавила: — На ночь удвоить охрану моей каюты.
— Есть, капитан.
Дракаста на несколько мгновений исчезла в своей каюте и появилась по-прежнему в своем нагруднике с вкраплениями Древнего стекла, с саблями в новых ножнах, украшенных драгоценными камнями; в ушах ее блестели изумруды, а на пальцах затянутых в перчатки рук — золотые кольца. Локки и Жеан как можно незаметнее подошли к ней.
— Ревелл, мне некогда…
— Капитан, — сказал Локки, — вы ведь подобрали такую команду, чтобы испугать того, кто способен причинить неприятности, верно? А если там слишком тупы и не поймут намек, вам потребуются люди, которые в состоянии быстро все кончить. Я вам очень-очень рекомендую прихватить с собой Джерома с той и другой целью.
— Я… гм… — Она посмотрела на Жеана, словно впервые заметив его широкие плечи и крепкие руки. — Возможно, это последний штрих… Хорошо, Валора. Ты не против провести ночь на берегу?
— Не против, — ответил Жеан. — Но я лучше работаю в команде. Оррин именно тот человек…
— Вы двое считаете себя ужасно умными, — сказала Дракаста. — Но…
— Я серьезно, — торопливо добавил Жеан. — Прошу прощения, но вы ведь видели, на что он способен. У вас с собой достаточно сильных бойцов; возьмите его… на случай непредвиденных обстоятельств.
— Сегодня нас ждет деликатное дело, — сказала Дракаста. — Сделать в Порту Расточительности после полуночи неверный шаг — все равно что помочиться на рассерженную змею. Мне нужно…
— Кхм… — заметил Локки. — Мы вообще-то из Каморра.
— Да? Будьте в шлюпке через пять минут, — сказала Дракаста.
7
Дракаста села на корме, Дельмастро на носу, остальные — на веслах. Шлюпка быстро пошла по спокойной воде залива.
— Эти олухи наконец перестали звонить, — прошептал Жеан. Он занял место на последней банке, рядом с Большим Конаром, так чтобы можно было разговаривать с Эзри. Она опустила одну руку в воду.
— Не боишься? — спросил Жеан.
— Что? Держать руку в воде? — Эзри большим пальцем показала через плечо, в сторону выхода из Гостиного прохода. — Ночью их не видно, но у входа в залив на дне ряды больших белых камней. Ровные ряды.
— Камни Древних, — сказал Конар.
— Нас они не беспокоят, но больше никто не может их пройти. В этом заливе нет ни одной твари; можно плавать с кровавыми порезами на ногах, и никто не явится попробовать тебя на вкус.
— Но не слишком близко к докам, — почти виновато сказал Конар.
— Черт побери! Звучит неплохо, — заметил Жеан.
— Конечно, — согласилась Эзри. — Но рыбной ловле это мешает. Маленькие лодки загромождают Купеческие Ворота, работать там становится трудно. Кстати о плохой работе…
— М-м-м?
— Я нигде не вижу «Красный вестник».
— Ага.
— Но «Вестник» ползет, как улитка, — сказала Дракаста. — Зато вместо него у нас тут очень интересное общество.
— Какое?
— Видите первый ряд кораблей? Справа налево. Первый «Оспри», люггер Пьеро Строцци. Экипаж у него небольшой, амбиции соответственные, но он может на бочке проплыть сквозь ураган. Дальше «Королевская птица», капитан Шавон Рене. Рене — заноза в заднице. Отвратительный характер. Дальше «Дракон», бриг Жаклин Колвард. Жаклин человек разумный, она здесь дольше всех. Большой трехмачтовик в дальнем конце — это «Страшный подарок», корабль Джаффрима Роданова. Корабль старый. Когда я видела его в последний раз, ему чистили днище. Но сейчас он, пожалуй, готов выйти в море.
С шестью гребцами плаванье было недолгим. Очень скоро они оказались у крошащегося каменного причала. Убирая весло, Жеан заметил труп, покачивающийся в воде.
— Ах, — сказала Эзри. — Бедный ублюдок. Признак веселых ночей в здешних местах.
Команда Дракасты привязала шлюпку на самом краю причала и поднималась наверх, как на борт вражеского корабля — осторожно и не выпуская из рук оружия.
— Милостивые боги! — воскликнул беззубый пьяница на причале, сжимая мех с вином. — Это ведь Дракаста?
— Да. А ты кто?
— Банджитал Во.
— Что ж, Банджитал Во, — сказала Дракаста. — До нашего возвращения назначаю тебя ответственным за безопасность нашей шлюпки.
— Но… я…
— Если к нашему возвращению она будет на месте, получишь веррарскую серебряную монету. Но если с ней что-нибудь случится, я тебя отыщу и вырву твои проклятые глаза.
— Я… буду смотреть за ней, как за своей.
— Нет, — сказала Дракаста, — лучше смотри, как за моей.
Она повела группу вверх от причала по пологой песчаной дорожке, по обочинам которой стояли парусиновые палатки, бревенчатые срубы без крыш и полуразвалившиеся каменные дома. Локки слышал храп, доносившийся из этих ветхих жилищ; оттуда же долетало блеяние коз, ворчание бродячих собак и писк цыплят. Догорало несколько кухонных костров, но нигде в городе не видно было ни фонарей, ни алхимических светильников.
Справа от тропы тек вонючий ручеек мочи, и Жеан осторожно переступил через него и через труп, запрудивший ручеек шагах в пятидесяти от причала. Из теней и укромных уголков на прохожих смотрели пьяные и курильщики, но с ними никто не заговаривал. Наконец компания одолела подъем и снова почувствовала камни под ногами.
— Дракаста, — закричал толстяк в кожаном костюме с почерневшими металлическими нашивками, — добро пожаловать назад, к цивилизации!
В одной руке мужчина держал тусклый фонарь, в другой — дубинку с бронзовыми кольцами. За ним шел еще один, повыше, пузатый, неряшливый, с длинным дубовым посохом.
— Красавчик Маркус! — сказала Дракаста. — Боги, каждый раз как я возвращаюсь, ты становишься все уродливей. Словно кто-то медленно превращает человеческое лицо в задницу. А кто этот чаровник?
— Гутрин. Умный парень решил покончить с плаванием и примкнул к нам, тем, кто в этой дивной жизни не сеет и не пашет.
— Да? Что ж, — сказала Дракаста, протягивая сжатый кулак и потряхивая им так, что слышался звон монет. — Вот, нашла на дороге. Случайно не твои?
— Я найду им применение прямо здесь. Видишь, Гутрин, вот что такое стиль. Окажи этой леди услугу, и она достойно тебе отплатит. Прибыльное плавание, капитан?
— Брюхо так набито, что невозможно плыть дальше.
— Повезло, капитан. Значит, хотите повидаться со Скупщиком?
— Никто не хочет видеться с этой жопой, но если он готов раскрыть и растрясти мошну, у меня найдется кое-что из древесины и парусины для его коллекции.
— Передам. Вы надолго?
— Только зацепиться, Маркус. Помахать флагом.
— Отличная мысль. — Он быстро огляделся и заговорил более серьезно: — Шавон Рене председательствует в «Красном». Сделайте вид, что все знаете, когда войдете туда.
— Я перед тобой в долгу.
Двое мужчин пошли своей дорогой к причалу, а Жеан повернулся к Эзри.
— Какая-то стража?
— Охранники, — ответила она. — Скорее бандиты. Их шестьдесят или семьдесят человек, и это все, что у нас здесь есть для обеспечения порядка. Капитаны платят им небольшой процент с любой добычи, остальное они выколачивают из горожан. Можешь делать все, что угодно, если прячешь трупы, ничего не поджигаешь и не будишь полгорода. А вытворишь что-нибудь этакое, охранники придут охранять.
— А что значит «помахать флагом»?
— Иногда приходится играть и в такие игры, — ответила Эзри. — Дать всем в Расточительности знать, что Замира вернулась с полным трюмом добычи и что она разобьет голову тому, кто посмотрит на нее косо. Понимаешь? Особенно братьям и сестрам — другим капитанам.
— Понимаю.
Они наконец вошли в город; здесь по крайней мере горели огни — те, что они видели с залива; свет пробивался из открытых окон и дверей по обе стороны улицы. Дома здесь некогда были респектабельными особняками и магазинами, но время и отсутствие должного ухода отразились на их фасадах. Разбитые окна заколочены досками с кораблей или кусками изорванной парусины. Ко многим домам лепились деревянные пристройки, к которым, на первый взгляд, было опасно приближаться, не то что в них жить; у других, словно грибы на старом корне, выросли третьи и четвертые этажи.
Жеан вдруг испытал приступ ностальгии. Пьяницы бесчувственно лежат в переулках. Вороватые дети из тени разглядывают прохожих. Охранники в длинных кожаных плащах избивают какого-то беднягу за повозкой без колес. Из всех открытых окон и дверей неслись проклятия, споры, смех, журчание наливаемого эля… если это не родной брат Каморра, то уж по крайней мере двоюродный точно.
— «Орхидея», — крикнул кто-то из окна второго этажа. — «Орхидея»!
Замира ответила на пьяный крик небрежным взмахом руки и на грязном перекрестке повернула направо. Из темного переулка, пошатываясь, вышел человек плотного сложения, в грязных брюках. У него был остекленелый плавающий взгляд курильщика джеремитского порошка, а в правой руке он держал зазубренный нож длиной и шириной с предплечье Жеана.
— Деньги или вещи, — сказал этот человек; с его подбородка свисала ниточка слюны. — Все равно что. Нужно быстро. Давайте…
Если он не чувствовал, что против него восемь вооруженных противников, то почувствовал действия Раска: тот легко отвел руку с ножом, повернул человека, схватил за шею и увел его обратно в переулок. Дальнейшее заняло лишь несколько секунд: Жеан услышал влажное бульканье, потом Раек вернулся, вытирая нож тряпкой. Тряпку он бросил в переулок, спрятал нож в ножны и небрежно сунул большие пальцы рук за пояс. Эзри и Дракаста не сочли этот инцидент достойным комментария и пошли дальше, как будто направлялись в храм поутру в День Покаяния.
— Пришли, — сказала Эзри, когда они поднялись на вершину другого небольшого холма. На широкую площадь, частично вымощенную булыжником (на земляных участках видны были следы колес), выходило обширное двухэтажное здание с портиком, сооруженным вокруг резной кормы старого корабля. Время, непогода и, конечно, бесчисленные пьяные драки повредили и ободрали сложную резьбу, но на втором этаже, там, где на корабле размещается большая каюта капитана, пили и что-то выкрикивали люди. Там, где когда-то был руль, стояла тяжелая двойная дверь с алхимическими шарами по сторонам (круглыми, с толстым стеклом светильниками того типа, которые почти невозможно разбить), похожими на кормовые фонари.
— «Рваный красный флаг», — продолжала Эзри. — Либо сердце Порта Расточительности, либо клоака, в зависимости от точки зрения.
Слева от входа к зданию прочными распорками и металлическими цепями крепилась большая корабельная шлюпка. Из них торчали руки и ноги. На глазах у Жеана входная дверь «Рваного красного флага» распахнулась, и оттуда появились два здоровенных парня; они тащили худого старика. Без всякой жалости они бесцеремонно бросили старика в шлюпку; его прибытие вызвало там крики и движение.
— Теперь осторожнее, — с улыбкой сказала Эзри. — Напьетесь так, что не сможете держаться на ногах, и вас выбросят за борт. Порой здесь набирается десять-двадцать человек за вечер.
Еще несколько мгновений спустя Жеан миновал двух вышибал и погрузился в знакомый запах таверны, забитой людьми в час ближе к рассвету, чем к ужину. Пот, жареное мясо, вонь, кровь, дым и десяток сортов плохого эля и вина: букет цивилизованной ночной жизни.
Помещение было рассчитано словно бы на клиентов, которые будут драться не только друг с другом, но и с баром и кухней. Сам бар в глубине помещения от стойки до потолка защищали металлические полосы; оставлены только три небольших окошка, через которые официанты, как лучники из бойниц, передают выпивку и закуску.
Столы низкие, как в Джериште; вокруг них на подушках сидят и лежат мужчины и женщины. В тускло освещенной, похожей на пещеру комнате играют в карты и кости, курят, пьют, меряются силой, спорят и стараются не привлекать внимания вышибал, которые постоянно рыщут в поисках кандидатов на вылет в шлюпку.
С появлением Дракасты и ее людей разговоры прекратились; послышались крики «Орхидея!» и «Замира вернулась!». Дракаста кивнула — всем и никому, медленно повернулась и посмотрела на второй этаж.
Из общей залы наверх вели две лестницы; по бокам второй этаж был попросту узкой галереей. Над баром и входом он расширялся в просторный балкон со столами и стульями в теринском стиле. Жеан предположил, что это помещение «для избранных» он и видел снаружи. Мгновение спустя Дракаста двинулась к лестнице, ведущей именно туда.
Всех охватило нескрываемое возбуждение: слишком много разговоров оборвались, слишком много пар глаз следило за вновь пришедшими. Жеан похрустел пальцами и приготовился к интересному развитию событий.
Лестница заканчивалась у перил ниши с двумя окнами, выходившими на темную площадь, откуда они только что пришли. По сторонам в углублениях висели красные знамена с алхимическими шарами за ними; ткань придавала свету зловещий красноватый оттенок. Два широких стола сдвинули вместе, чтобы хватило места на двенадцать человек; все это явно были моряки и, понял Жеан, закаленные бойцы вроде него самого.
— Замира Дракаста, — сказала женщина, сидевшая во главе стола, поднимаясь со своего места. Молодая, примерно ровесница Жеана, загорелая, с легкими морщинками вокруг глаз, говорящими о годах, проведенных на воде. Светлые рыжеватые волосы убраны назад, в три хвоста, и хотя женщина ниже Замиры, но как будто тяжелее ее на пару стоунов.
— Рене, — сказала Дракаста, — Чей. Ночь предстоит долгая, милая, и ты отлично знаешь, что сидишь на моем месте.
— Забавно. Мы уже немало выпили на своих местах. Если ты считаешь этот стул своим, может, тебе стоит брать его с собой на морские прогулки?
— На работу, хотела ты сказать? Сражаться на своем корабле под красным флагом. Ты ведь знаешь, где море, верно? Видела, как приходят и уходят другие капитаны…
— Мне не нужно шататься по морю месяц тут, месяц там, Дракаста. Я всегда нахожу богатые цели.
— Ты меня не слышишь, Чей. Мне все равно, какая сука грызет кости на моем месте, когда меня нет, — сказала Дракаста, — но, когда я возвращаюсь, сука должна заползти под стол, где ее место.
Люди Рене вскочили, а сама Чей подняла руку, зловеще улыбаясь.
— Обнажи сталь, грязная шлюха, я убью тебя при свидетелях. Потом охранники смогут утащить твой экипаж в док, а Эзри посмотрит, как твоим отродьям понравится сосать ее грудь…
— Докажи, Рене. Ты считаешь, что имеешь право сидеть именно здесь?
— Назови испытание и готовься плакать.
— Нас выбросят вышибалы… — прошептал Жеан Эзри.
— Нет, — ответила она, жестом заставляя его замолчать. — Вызов — не просто драка. Особенно между капитанами.
— За место за столом, — крикнула Дракаста, беря в руки полупустую бутылку. — Да будут свидетелями все Красные: состязаемся в выпивке. Первый, кто окажется на заднице, убирается на первый этаж со своим жалким экипажем.
— Я надеялась на что-нибудь, что займет больше десяти минут, — сказала Рене, — но пусть. Эта бутылка за мой счет — угощайся.
Замира огляделась и взяла со стола, с мест, которые ранее занимал экипаж Рене, две приблизительно одинаковые глиняные чашки. Вылила их содержимое на стол и снова наполнила из бутылки. Жеан увидел, что это белый кодарский коньяк, крепкий и терпкий, как скипидар. Экипаж Рене попятился к окнам, а сама Рене обошла стол и встала рядом с Замирой. Она взяла чашку.
— Еще одно, — сказала Замира. — Первую порцию выпьешь по-сирински.
— А это еще что значит?
— Это значит, пить будешь гляделками, сука. — Левая рука Замиры стремительно мелькнула — она схватила со стола чашку и выплеснула ее содержимое в лицо Рене. Вскрикнуть та не успела: правая рука Дракасты пришла в движение столь же стремительно. Кулак в перчатке с кольцами на пальцах звучно встретился с подбородком Рене, и женщина помоложе с такой силой ударилась о пол, что чашки на столе задребезжали.
— Ты плюхнулась на задницу, милая, или на голову? Может, кто-нибудь считает, что есть разница? — Дракаста остановилась над Рене и медленно вылила себе в рот содержимое второй чашки. Проглотила не поморщившись и бросила чашку через плечо.
— Ты сказала, испытание будет…
Прежде чем рассерженный моряк Рене, вероятно, ее первый помощник, закончил свой протест, Локки вышел вперед, подняв руки.
— Замира сдержала слово. Испытание было выпивкой, и ваш капитан сел на задницу.
— Но…
— Вашему капитану должно было хватить ума точнее обговорить условия, — сказал Локки. — Она проиграла. Хочешь обвинить ее в нарушении клятвы?
Моряк схватил Локки за воротник, но прежде чем ситуация стала неуправляемой, моряка Рене оттащили его товарищи — недовольно, но решительно.
— А ты кто такой? — крикнул моряк.
— Меня зовут Оррин Ревелл, — ответил Локки.
— Впервые слышу.
— Но, думаю, не забудешь. — Локки показал моряку кожаный кошелек. — У меня твой кошелек, осел.
— Ах ты долбаный…
Локки с силой бросил кошелек за спину, и тот приземлился на первом этаже среди сотни посетителей, которые, вытаращив глаза и разинув рты, наблюдали за происходящим на балконе.
— Оп, — сказал Локки. — Я уверен: достойные люди внизу сберегут для тебя твои деньги.
— Хватит! — Замира схватила Рене за шиворот и посадила. — Ваш капитан бросил вызов и проиграл. Рене ваш капитан?
— Да, — мрачно ответил моряк.
— Тогда соблюдайте ее клятву. — Замира подтащила Рене к лестнице и склонилась к ней. — Не больно-то высоко, а, Рене?
Рене вскинула голову, чтобы плюнуть кровью в лицо Замире, но та опередила ее, ударила, и кровь брызнула на ступеньки.
— Две вещи, — сказала Замира. — Во-первых, завтра я созываю совет капитанов. Надеюсь увидеть тебя на месте, вовремя. Кивни-ка дурьей башкой, ну!
Рене медленно кивнула.
— Во-вторых, у меня нет отродий. У меня дочь и сын. И если ты еще раз об этом забудешь, я из твоих костей сделаю для них игрушки.
С этими словами она столкнула Рене с лестницы. К тому времени как та мешком приземлилась внизу, ее рассерженный экипаж уже двинулся за ней под торжествующими взглядами моряков с «Орхидеи».
— Мы еще встретимся… Оррин Ревелл, — сказал лишившийся кошелька моряк.
— Вальтерро, — строго сказала Дракаста, — это чистый бизнес. Не превращай его в личную вражду.
Тот, явно недовольный, ушел со своими товарищами.
— Слова о детях прозвучали как что-то очень личное, — прошептал Жеан.
— Значит, я лицемерка, — ответила Замира. — А не нравится, выпей по-сирински. — Она подошла к перилам балкона и крикнула: — Закорин! Где ты там прячешься?
— Именно прячусь, Дракаста, — послышался голос из окошка бронированного бара. — Война кончилась?
— Если у тебя есть бочонок того, что не похоже по вкусу на свиной пот, пошли нам наверх. И какое-нибудь мясо. И счет Рене. Бедняжка нуждается в помощи.
Посетители рассмеялись. Морякам Рене, которые несли ее за руки и за ноги, было совсем не смешно.
— Вот так, — сказала Замира, садясь на стул, только что покинутый Рене. — Устраивайтесь поудобней. Добро пожаловать за стол для почетных гостей «Рваного красного флага».
— Что ж, — сказал Жеан, садясь между Локки и Эзри, — все прошло, как мы надеялись?
— О да. — Эзри подмигнула Дракасте. — Да, я бы сказала, мы свой флаг развернули.
8
Почти час все делали вид, что развлекаются и отдыхают, пили более или менее сносный эль «Красного флага» и лучшее из того, что оставил экипаж Рене. Блюдом вечера была утка под толстым слоем жира; большинство отнеслись к этому явству как к украшению, но Раек и Конар постепенно оставили от утки только груду костей.
— Что же нам теперь делать? — спросил Локки.
— Все местные стервятники узнают, что мы вернулись, — ответила Дракаста. — Через день-два они начнут нас обхаживать. Первыми уйдут выпивка и продукты: их всегда легче продать. Запасные части и другие корабельные запасы оставим себе. Что касается шелков и прочих дорогих товаров, в этом отношении наши друзья — независимые купцы, стоящие в Госпитале. Они попытаются перекупить у нас это добро за пятнадцать-двадцать процентов рыночной цены. Нас это устроит, а они увезут товар за море и продадут за полную стоимость с невинными улыбками на лицах.
— А что с «Вестником»?
— Когда он появится, Скупщик нанесет нам визит. Предложит помочиться в глиняный горшок, а мы уговорим его мочиться в деревянную бочку. После этого корабль — его проблема. С нетронутыми реями корабль может стоить тысяч шесть солари; мне повезет, если выручу две. Его экипаж отведет корабль на восток и сбудет там какому-нибудь нетерпеливому купцу за четыре тысячи, получив изрядную прибыль.
— Некоторые корабли в Медном море, — сказала старпом Дельмастро, — перепродавались по три-четыре раза.
— А этот Скупщик… — заговорил Локки, чувствуя, как у него в голове созревает план, — поскольку его зовут по занятию, я полагаю, конкурентов у него нет?
— Все умерли, — ответила Дельмастро. — Очень неприятной и поучительной смертью.
— Капитан, — спросил Локки, — а сколько времени все это займет? Прошел уже почти месяц, и…
— Я знаю, какой сегодня день, Ревелл. Времени займет столько, сколько займет. Может, три дня, а может, семь или восемь. И пока мы здесь, у всех появляется возможность хоть одну-две ночи провести на берегу.
— Я…
— Я не забыла про дело, которое вас беспокоит, — сказала Дракаста. — Завтра я буду говорить об этом на совете капитанов. После — посмотрим.
— Какое дело?
Дельмастро, казалось, искренне не понимала, о чем речь. Локки в общем-то не удивился бы, если бы Жеан все ей рассказал, но, по-видимому, время вдвоем они проводили в гораздо более мудрых и приятных занятиях.
— Узнаешь завтра, Дел. В конце концов, ты ведь будешь со мной на совете. И хватит об этом, Ревелл.
— Хорошо. — Локки отхлебнул пива и поднял палец. — Еще одно. Позвольте кое о чем попросить вас до того, как придет этот Скупщик. Может, мне удастся уговорить этого парня заплатить подороже.
— Он не парень, — сказала Дракаста. — Грязен, как деревенщина, и почти так же приятен.
— Тем лучше. Вспомните мастера Неру. Позвольте хотя бы попробовать.
— Никаких обещаний, — сказала Замира. — Но я вас выслушаю…
— «Орхидея»! — загудел басом мужчина, поднимавшийся по лестнице. — Капитан Дракаста! Знаешь, там внизу все еще собирают зубы Рене.
— У Рене случился неожиданный приступ неучтивости, — ответила Дракаста. — А потом она упала. Здравствуй, капитан Роданов.
Роданов был одним из самых крупных людей, каких приходилось видеть Локки; пожалуй, не менее семи футов ростом. Примерно ровесник Замиры, с круглым животом. Но длинные мускулистые руки легко могли бы удавить медведя, и то, что у Роданова не было с собой оружия, говорило о многом. Лицо вытянутое, с тяжелыми челюстями; волосы светлые, залысины, а по глазам ясно, что этот человек считает себя равным всему миру. Локки встречал людей подобного типа среди самых известных гаррист Каморра, хотя таких огромных среди них не было; даже Большой Конар превосходил Роданова только в ширину.
Две тонкие винные бутылки из густо-синего стекла с серебристыми ленточками под пробкой казались неуместными в огромных кулаках.
— Несколько месяцев назад взял на одном галеоне сотню бутылок лашанского голубого, урожая прошлого года. Сберег кое-что для тебя, потому как знаю: тебе оно нравится. С возвращением!
— Добро пожаловать к столу, капитан. — По знаку Дракасты Эзри, Жеан, Локки и Конар пересели на один стул влево, освободив место рядом с Замирой. Джаффрим Роданов сел и передал бутылки. Когда Замира протянула ему правую руку, он поцеловал ее и высунул язык.
— М-м-м, — сказал он, — всегда гадал, какова Шавон на вкус. — Замира рассмеялась, а он взял пустую чашку. — Кто там ближе всех к бочонку с элем?
— Позвольте мне, — сказал Локки.
— С большинством я знаком, — сказал Роданов. — Раек, конечно. Диву даюсь, что ты еще жив. Дантьерр, Конар, рад вас видеть. Малакасти, милая, что такого есть у Замиры, чего нет у меня? Подожди, я не уверен, что хочу это знать. И ты. — Он обнял старпома Дельмастро за плечи. — Не знал, что Замира разрешает детям свободно бегать по палубе. Когда вырастешь?
— Я расту только в нужных направлениях. — Эзри улыбнулась и изобразила удар в живот Роданова. — Знаешь, твой корабль считают трехмачтовиком только потому, что ты всегда стоишь на юте.
— Если я спущу брюки, все подумают, что на корабле четыре мачты, — ответил Роданов.
— Мы могли бы в это поверить, если бы не повидали на своем веку голых вадранцев, — сказала Дракаста.
— Ну, меня моя родина может не стыдиться, — ответил Роданов, когда Локки передавал ему полную чашку. — Вижу, ты принимаешь новичков.
— Время от времени. Оррин Ревелл, Джером Валора. Это Джаффрим Роданов, капитан «Страшного подарка».
— За ваше здоровье и удачу, — сказал Роданов, поднимая чашку. — Пусть ваши враги будут не вооружены, а эль не разбавлен.
— Глупых купцов и попутного ветра, чтобы их догнать, — ответила Замира, поднимая одну из винных бутылок Роданова.
— Хорошая была добыча?
— Трюмы полны и готовы лопнуть, — сказала Дракаста. — А еще мы захватили небольшой бриг, футов на девяносто. Он уже должен прийти.
— «Красный вестник».
— Откуда ты…
— Вчера пришел Строцци. Говорит, встретил бриг на худых парусах и уже готов был напасть на него, да увидел твою призовую команду; матросы махали ему. Это было шестьюдесятью милями севернее Купеческих Ворот, сразу за Горящими Просторами. Сейчас он уже, пожалуй, проходит Торговые Ворота.
— В таком случае попутного им ветра. Мы пришли через Гостиный.
— Нехорошо. — Впервые за весь вечер Роданов перестал улыбаться. — В последнее время я слышал странные рассказы о Гостином. Его превосходительство Толстый Ублюдок…
— Скупщик, — прошептал Конар Локки.
— …месяц назад отправил люггер и говорит, что тот затонул в бурю. Но от надежных людей я слышал, что он так и не вышел из Гостиного.
— Мне казалось, скорость важнее всего, — ответила Дракаста, — но в следующий раз я поплыву через Ворота, даже если на это потребуется неделя. Можешь передать всем.
— Я бы тоже так посоветовал. Кстати о совете. Я слышал, ты на завтра созываешь совет капитанов.
— Нас в городе пятеро. У меня… любопытное дело, связанное с Тал-Верраром. Нужна закрытая встреча.
— Капитан и старший помощник, — сказал Роданов. — Хорошо. Завтра передам Строцци и Колвард. Полагаю, Рене уже знает?
— Да.
— Наверно, она не сможет говорить.
— Ей и не понадобится, — сказала Дракаста. — Говорить буду я.
— Да будет так, — сказал Роданов. — «Давайте говорить руками, чтобы губы наши читались, как написанные нами книги, и отыщем место, где только боги и крысы могут услышать наши слова».
Локки посмотрел на Роданова; это Лукарно, из…
— «Свадьба убийц», — сказала Дельмастро.
— Да, легко, — с улыбкой ответил Роданов. — Ничего более трудного не пришло на ум.
— Какой странный интерес к театру бывает у моряков с Медного моря, — сказал Жеан. — Я знал, что Эзри любит…
— Я цитировал Лукарно только для нее, — заметил Роданов. — Сам я терпеть не могу этого ублюдка. Слащавые чувства, упоение собой и столько шуток насчет койки, что даже расфуфыренным болванам времен Теринского Трона делалось неловко. А тем временем контрмаги и мои предки кидали кости, чтобы узнать, кто первым сожжет империю.
— Нам с Джеромом обоим очень нравится Лукарно, — сказала Дельмастро.
— Это вы ничего лучше не читали, — сказал Роданов. — Ведь тупицы держат пьесы ранних теринских поэтов в сейфах, зато малейшие капельки рвоты Лукарно восхваляют все, у кого есть деньги на писцов и переплетчиков. Его пьесы не хранят, их ставят… А вот Меркаллор Ментеццо…
— Меркаллор Ментеццо хорош, — вмешался Жеан. — У него прекрасный стих, но он пользуется хором, как костылями, и в конце у него всегда появляются боги и решают все проблемы…
— Ментеццо и его современники создали теринскую драму по модели Эспадри, — продолжал Роданов, — они оживили скучные храмовые ритуалы, внесли в них политические темы. Ограничения в композиции их пьес простительны; напротив, Лукарно опирался на весь их труд, а что добавил? Только безвкусную мелодраму…
— Что бы он ни добавил, этого хватило, чтобы четыреста лет спустя после уничтожения Терим Пела Лукарно оставался единственным драматургом из тех, что пользовались официальным покровительством Талатри, чьи пьесы сохранились в полном объеме и до сих пор постоянно переиздаются…
— Ссылка на невзыскательных зрителей не равноценна глубокому философскому анализу произведений, о которых идет речь. Люцерна Никорская в своих работах писала…
— Прошу у всех прощения, — сказал Большой Конар, — но разве вежливо беседовать о том, в чем больше никто ни черта не понимает?
— Вынуждена признать, что Конар прав, — сказала Дракаста. — Не пойму, то ли вы двое готовы схватиться на саблях, то ли основываете новый культ.
— Откуда ты такой взялся? — Роданов не сводил взгляда с Жеана. — У меня уже много лет не было возможности поговорить об этом.
— Необычное детство, — ответил Жеан. — А у вас?
— Тщеславные юношеские стремления… гм… привели к тому, что Теринскому коллегиуму понадобился преподаватель словесности и риторики по имени Роданов.
— А что было дальше?
— Что? Некий профессор риторики нашел надежный способ использовать Зал Великолепных Отражений как букмекерскую контору. Бои гладиаторов, студенческие лодочные гонки — все в таком роде. Своих студентов он использовал как посыльных, а поскольку на выигрыш он всем покупал пиво, это сделало его нашим героем. Конечно, когда ему пришлось бежать из города, всех остальных ждали кнуты и цепи, вот я и записался матросом на купеческий галеон.
— Когда это было? — неожиданно перебил Локки.
— Когда… когда боги еще были молоды. Должно быть, лет двадцать пять назад.
— А этого профессора риторики… его случайно звали не Барсави? Венкарло Барсави?
— А вы откуда знаете?
— Несколько раз наши дороги пересекались. — Локки улыбнулся. — Я ездил на восток. В окрестности Каморра.
— Я кое-что слышал, — ответил Роданов. — Раз или два слышал название, но в самом Каморре никогда не был. Барсави. Он еще там?
— Нет, — сказал Жеан. — Говорят, умер пару лет назад.
— Жаль, — вздохнул Роданов. — Очень жаль. Что ж… Пожалуй, я слишком долго задерживаю вас разговорами о людях, которые мертвы уже столетия. Не воспринимайте меня слишком серьезно, Валора. Рад знакомству. И с вами тоже, Ревелл.
— Рада была повидаться, Джаффрим, — сказала Замира, вставая одновременно с ним. — Значит, до завтра?
— Надеюсь на интересное зрелище, — ответил он. — Всем — доброго вечера.
— Один из ваших капитанов, — сказал Жеан, когда Роданов спустился по лестнице. — Очень интересно. Почему он тогда не захотел занять наш стол?
— «Страшный подарок» — самый большой корабль, какой был когда-нибудь у капитана из Порта Расточительности, — медленно заговорила Замира. — И на нем самый многочисленный экипаж. Джаффриму не нужно играть в те игры, в какие играем мы все. И он это знает.
На несколько минут разговоры за столом смолкли. Потом вдруг Раек откашлялся и заговорил низким хриплым голосом:
— Я однажды видел пьесу. Там говорилось о собаке, которая укусила парня за яйца…
— Да, — подхватила Малакасти, — я тоже ее видела. Эта собака любила сосиски, и парень кормил ее сосисками, а потом снимал брюки и…
— Послушайте, — сказала Дракаста, — всякий, кто еще раз упомянет подобную пьесу, поплывет на «Орхидею» не в шлюпке. Давайте посмотрим, заслужил ли наш друг Банджитал свои деньги.
9
На следующий день Король разбудил Локки как раз к смене дневной вахты. Локки снял котенка со своей головы, посмотрел в зеленые маленькие глаза и сказал:
— Ты, пожалуй, удивишься, но я никогда не привяжусь к тебе, царапучая помеха сну.
Локки потянулся, зевнул и вышел на теплый мягкий дождь, падающий с затянутого облаками неба.
— Ах-х, — сказал он, раздеваясь до пояса и позволяя дождю смыть с кожи запахи «Рваного красного флага». Странно, подумал он, какими знакомыми стали многочисленные запахи «Орхидеи», а запах такого же места, как те, где провел годы, кажется навязчивым.
Дракаста перевела «Орхидею» к одному из длинных каменных пирсов причала Госпиталя, и Локки увидел у борта множество маленьких лодок. Пять или шесть вооруженных матросов из синей вахты стояли на часах, а Утгар и Замира энергично торговались с человеком в шлюпке, полной ананасов.
Весь день к кораблю подходили и отходили от него лодки; жители Расточительности предлагали все: от свежей рыбы до алхимических наркотиков, а представители независимых купцов осведомлялись о содержимом трюмов и под бдительным взглядом Дракасты рассматривали образцы. «Орхидея» временно превратилась в плавучий рынок.
Во втором часу дня, когда дождь стих и из-за туч выглянуло солнце, из Торговых Ворот вышел «Красный вестник» и встал на якорь рядом с «Орхидеей». Нарсин, Гвиллем и вся призовая команда перешла на борт «Орхидеи» вместе с несколькими моряками с самого «Вестника», которые подлечились настолько, что могли передвигаться.
— А он что здесь делает? — крикнул один из них, увидев Локки.
— Пойдем со мной, — сказал Джабрил, обняв его за плечи. — Я тебе все объясню. И расскажу о том, что называется вахтой поденщиков…
Ученая Треганн приказала спустить шлюпку, чтобы побывать на «Вестнике» и осмотреть оставшихся раненых. Локки помогал спускать самую маленькую шлюпку и увидел, как Треганн встретилась с поднимавшимся на борт Гвиллемом.
— Мы поменялись каютами, — сказала она. — Я заняла твое прежнее помещение, а ты можешь занять мое.
— Что? Что? Но почему?
— Скоро узнаешь.
Прежде чем вадранец сумел еще о чем-нибудь спросить, Треганн перебралась через борт, а Замира взяла Гвиллема за руку.
— Сколько предложит за него Скупщик?
— Две серебряные монеты и чашку оспенных струпьев.
— Да, но сколько удастся с него взять?
— Одиннадцать или двенадцать сотен солари. Кораблю нужны две новые мачты, на носу трещина. Едва не утонул. Новые реи, несколько новых парусов. Его недавно ремонтировали, и это хорошо, но одного взгляда на древесину достаточно, чтобы понять, сколько ей лет. Кораблю осталось плавать лет десять, не больше.
— Капитан Дракаста, — сказал Локки, подходя к Гвиллему. — Осмелюсь напомнить…
— План, о котором вы говорили, Ревелл?
— Я уверен, что смогу выжать из клиента еще несколько сотен солари.
— Ревелл? — Гвиллем удивленно посмотрел на него. — Ревелл, прежний капитан «Вестника»?
— Рад познакомиться, — сказал Локки. — Все, что мне нужно, капитан, это одежда получше, несколько кожаных кошельков и груда монет.
— Что?
— Успокойтесь. Я их не потрачу. Их нужно будет показать. И разрешите мне работать с Джеромом.
— Капитан, — спросил Гвиллем, — почему Оррин Ревелл жив, член экипажа и просит у вас денег?
— Дел! — крикнула Дракаста.
— Здесь! — ответила та, появляясь через мгновение.
— Дел, отведи Гвиллема в сторону и объясни ему, почему Ревелл жив и как он стал членом экипажа.
— Но почему он просит у вас денег? — не успокаивался Гвиллем.
Эзри схватила его за руку и утащила.
— Мои люди ждут платы за «Вестник», — сказала Дракаста. — Я должна быть уверена, что ваш план не ухудшит положение.
— Капитан, в этом деле я буду выступать как член вашего экипажа — не забудьте, мне тоже полагается доля от продажи «Вестника».
— Гм-м-м… — Она огляделась и постучала пальцами по рукояти одной из сабель. — Одежда получше, говорите?
10
Агенты Скупщика, до которых дошли слухи о вчерашних ночных происшествиях, сразу заметили новый парус в гавани Расточительности. В четыре часа пополудни к борту «Орхидеи» подошла нарядная барка (гребли рабы).
Дракаста ждала пассажиров барки в сопровождении Дельмастро, Гвиллема и двух дюжин вооруженных моряков. Вначале на борт поднялась внушительная охрана — мужчины и женщины, потеющие в доспехах из кожи и цепей. Они обвели взглядами палубу и кликнули команду рабов, которая установила подъемный механизм, поднявший с барки на корабль кресло. Обильно потея, рабы с усилием вытащили на палубу кресло и того, кто в нем сидел.
Скупщик был точно таким, каким его помнила Дракаста: старый теримец с тонкой как бумага кожей, такой толстый, что обширное тело словно разъехалось, в разрезах одежды проглядывала жирная плоть. Щеки его свисали до середины шеи, пальцы были как разваренные сосиски, а двойной подбородок такой мягкий, что начинал трястись, стоило его хозяину моргнуть. Скупщик кое-как приподнялся с помощью двух рабов, которые поддерживали его за руки, но смотрел недовольно и успокоился только когда третий раб поставил перед ним широкую лакированную полку — нечто вроде переносного стола. Скупщик со вздохом облегчения поместил на стол свой огромный живот.
— Поврежденный бриг, — сказал он, ни к кому не обращаясь в частности. — Одну мачту снесло, вторая годится разве что на дрова. Бриг старый. Дама, которая пытается скрыть угасание своей красоты под толстыми слоями краски и позолоты. О! Простите, Замира, я и не заметил, что вы здесь.
— А я почувствовала, что вы появились на борту: «Орхидея» грозила перевернуться, — ответила Дракаста. — Корабль достаточно прочен, чтобы выдержать предосенний шторм даже в руках горе-капитана. Обводы у него чистые, мачты дешевы… бриг гораздо лучше тех развалин, что вы обычно отправляете на восток.
— Развалин, которые приводят мне капитаны вроде вас. Я хочу заглянуть этой красотке под юбки и посмотреть, осталось ли что-нибудь от прежних прелестей. Потом обсудим размеры услуги, которую я вам оказываю.
— Говорите, что хотите, старина. Мне нужна хорошая плата за хороший корабль.
— Да, корабль славный, — сказал Леоканто Коста (так привыкла называть его про себя Замира), выбравший эту минуту, чтобы появиться из своего убежища за трапом. Небольшой запас одежды, нашедшийся на «Орхидее», окружил его некоторым ореолом богатства. Коричнево-горчичный плащ с манжетами, вышитыми серебром, чистая шелковая рубашка, недурные брюки и начищенная обувь. Туфли по размеру годились Жеану, но Локки набил в них тряпки, чтобы не сваливались с ноги. Невозможно получить все сразу.
С его пояса свисала взятая напрокат рапира, на пальцах блестели несколько колец Замиры. За ним шел Джером, одетый, как образцовый послушный слуга, и нес на плече три тяжелые кожаные сумки. Легкость, с какой они взяли на себя эти роли, подсказала Замире, что для них это не первый опыт.
— Милорд, — спросила она, — вы закончили осмотр?
— Да. Как я сказал, корабль славный. Не идеал, но и не гроб с музыкой. Если повезет, проплавает еще лет пятнадцать.
— А вы кто такой?
Скупщик разглядывал Косту глазами птицы, которая приготовилась схватить червяка и вдруг увидела клюв соперницы.
— Таврин Каллас, — ответил Коста. — Из Лашена.
— Пэр? — спросил Скупщик.
— Третьего разряда. Но можете не титуловать меня.
— И не буду. Что вы здесь вынюхиваете?
— Я покупаю корабли в гавани Расточительности.
— По воле богов? Здесь деньги у меня, и это все решает.
— Богатство не поможет вам плавать, милейший…
— Хватит, — сказала Дракаста. — Пока кто-нибудь из вас не заплатит, вы стоите на моем корабле.
— Вы очень далеко от моря, щенок, и осмеливаетесь вставать на моем пути…
— Хотите получить корабль, платите хорошую цену, — сердито сказала Дракаста. Ее гнев был искренним. Скупщик влиятелен и полезен, но при силовом столкновении любой капитан Медного моря просто растопчет его. — Если лорд Каллас предложит больше, я возьму деньги у него. Хватит дурить!
— Подождите, капитан, — подала голос Дельмастро. — Мы знаем, что Скупщик может заплатить. Но мы еще не видели денег его светлости.
— Дел права, — сказала Дракаста. — Кредитными обязательствами мы здесь подтираем зад, лорд Каллас. У вас должно быть в этих сумках что-нибудь поувесистее.
— Конечно, — ответил Коста, щелкнув пальцами. Джером выступил вперед и положил к ногам Дракасты одну из сумок. В ней убедительно звякнуло.
— Гвиллем, — сказала Дракаста, знаком подзывая его. Тот нагнулся к сумке, расстегнул замки и показал груду золотых монет — на самом деле это была корабельная казна плюс те деньги, что прихватили с собой в море Леоканто и Джером. Гвиллем взял одну монету, поднес к свету, поцарапал. Потом кивнул.
— Настоящее, капитан. Тал-веррарский солари.
— В этой сумке семьсот, — сказал Коста, и для Джерома это послужило сигналом бросить на палубу вторую сумку. — А вот еще семьсот.
Гвиллем раскрыл и вторую сумку, позволив Скупщику увидеть, что она полна золота. Точнее, там был верхний слой солари, а под ним мешок с серебряными и медными монетами. В третьей сумке было примерно то же самое, но Замира надеялась, что раскрывать ее не придется.
— Для начала предлагаю тысячу солари, — сказал Леоканто.
— Края его монет могут быть подпилены, — сказал Скупщик. — Это невыносимо, Дракаста. Принесите весы, а я прикажу принести мои.
— Монеты не тронуты, — ответил Коста, стиснув зубы. — Ни единая. Я знаю, что вы их проверите, капитан, и что моя жизнь ничего не стоит, если хоть одна из них испорчена.
— Но…
— Я вижу, как вы озабочены моим благосостоянием, Скупщик, — сказала Дракаста, — но лорд Каллас абсолютно прав, и я считаю, что он говорит искренне. Он предлагает тысячу. Дадите больше?
— Аукцион открытый, старина, — сказал Леоканто. — Можете перекрыть мою ставку?
— Тысяча и десять, — сказал Скупщик.
— Одиннадцать сотен, — ответил Коста. — Боги, я словно играю в карты со своим конюхом.
— Одиннадцать сотен пятьдесят, — пропыхтел Скупщик.
— Двенадцать сотен.
— Я еще должен осмотреть корпус…
— Тогда вам следовало приезжать быстрей. Двенадцать сотен.
— Тринадцать!
— Вот это боевой дух, — сказал Коста. — Притворяетесь, будто можете со мной справиться? Четырнадцать сотен.
— Пятнадцать, — сказал Скупщик. — Предупреждаю вас, Каллас. Если вы еще повысите цену, последствий не миновать.
— Бедный старый бурдюк с жиром. Приходится мириться со скромной прибылью, а хотелось бы получить совсем неприличную. Шестнадцать сотен.
— Откуда вы взялись, Каллас?
— Заплатил за проезд одному независимому купцу.
— Кому именно?
— Не ваше дело, дьявольщина! Я готов заплатить шестнадцать сотен.
— Восемнадцать, — прошипел Скупщик. — Что, денег не хватает, лашенец?
— Девятнадцать, — ответил Коста, впервые подпустив в голос тревожную нотку.
— Две тысячи солари.
Леоканто притворился, что совещается с Джеромом. Потом посмотрел себе под ноги и процедил:
— Будь ты проклят, старик!
Жестом он велел Джерому убрать сумки.
— Скупщику! — сказала Дракаста, сдерживая улыбку. — За две тысячи.
— Ха! — Лицо Скупщика отразило торжество и стало казаться почти болезненным. — Я могу купить десять таких, как ты, щенок. Если мне захочется сунуть свой член во что-нибудь заморское и бесполезное.
— Что ж, вы победили, — ответил Леоканто. — Поздравляю. Очень жаль.
— Еще бы, — сказал Скупщик. — Ведь теперь ты стоишь на моем корабле. И я хотел бы услышать, сколько ты заплатишь, чтобы я не подвесил тебя над огнем…
— Скупщик, — сказала Дракаста, — пока две тысячи солари не перейдут ко мне в руки, это не твой корабль.
— А, — отмахнулся старик. — Это техническая проблема.
Он хлопнул в ладоши, и его рабы принялись опускать кресло в лодку — вероятно, чтобы вернуть с золотом.
— Капитан Дракаста, — сказал лорд Каллас, — благодарю вас за снисходительность, но я знаю, когда пора уходить.
— Дел, — ответила Дракаста, — проводи его светлость и его человека к одной из шлюпок. Лорд Каллас, приглашаю вас поужинать в моей каюте. А потом… отправляйтесь восвояси.
— Я ваш должник, капитан.
Коста поклонился — ниже, чем было необходимо, и исчез за бортом в сопровождении Дельмастро и Джерома.
— Вспорите брюхо этому глупцу, — громко сказал Скупщик. — Заберите себе его деньги.
— С меня довольно ваших, — ответила Замира. — К тому же меня забавляет мысль, что настоящий лашенский барон обязан мне жизнью.
Рабы Скупщика одну за другой поднимали на палубу «Вестника» сумки с монетами, серебром и золотом, пока к ногам Замиры не легла вся оговоренная сумма. Конечно, позже Гвиллем пересчитает деньги, но Замиру не беспокоила возможность обмана. В сумках будет ровно столько денег, сколько должно быть, — по той же логике, с какой рассуждал несколько минут назад Таврин Каллас. В укрепленном поместье Скупщика на краю города дюжина хорошо вооруженных наемников, но если он обманет капитана, ему придется иметь дело со множеством пиратов, и дни его благополучия окажутся далеким воспоминанием.
Через полчаса Дракаста вернулась на «Орхидею», оставив «Вестник» в руках слуг и рабов Скупщика, довольная, как всегда после продажи приза. Одной заботой меньше: теперь можно вернуть весь экипаж на борт, разделить добычу и основательно пополнить корабельную казну. Небольшую проблему представляли те моряки с «Вестника», которые не участвовали в захвате «Зимородка», но все они предпочли унижение вахты поденщиков перспективе остаться в Порту Расточительности.
— Ревелл, Валора, — сказала Дракаста. Эта парочка сидела в тени юта и болтала с Дельмастро и десятком моряков. — Все прошло лучше, чем я ожидала.
— На семь-восемь сотен больше того, на что мы могли бы рассчитывать, — удивленно сказал Гвиллем.
— Больше жира смазать раны, — заметил Валора.
— Пока ублюдок не потратится на то, чтобы опросить независимых купцов, — сказала Дельмастро, приподняв бровь сразу от восхищения и недоверия. — А когда узнает, что никто недавно не привозил в Расточительность лашенского вельможу…
— Конечно, рано или поздно он поймет, что произошло. — Коста пренебрежительно махнул рукой. — В этом-то вся прелесть. Такие самолюбивые мелкие тираны, любители пригрозить… Их можно разыграть, как музыкальную пьесу. И за тысячу лет он никому не позволит узнать, что его средь бела дня обвели вокруг пальца, как коробейника. А учитывая, что он все равно на вас зарабатывает, он ничем не ответит, только пустыми угрозами.
— Если ему взбредет в голову применить силу, никакой силы за ним нет, — сказала Дракаста. — Я сказала бы, что дело сделано чисто. Но это не значит, что вы весь вечер можете тут бездельничать в красивых нарядах. Сдайте их.
— Конечно… капитан.
— Прикусит Скупщик язык или нет, но я считаю, что весь остаток времени здесь вам двоим лучше не показываться. Обоим сидеть на корабле!
— Что? Но…
— Я считаю также, — продолжала Дракаста с улыбкой, но достаточно твердо, — что такую парочку опасно чересчур часто спускать с поводка. За это получите немного больше из корабельной казны.
— О, это справедливо. — Коста начал снимать свой дорогой костюм. — Да я и не хочу, чтобы мне в каком-нибудь переулке перерезали горло.
— Умница. — Замира повернулась к Дельмастро. — Давай вместе составим список сегодняшней веселой вахты. Они могут отправиться на берег с нами, когда мы поплывем на совет. Скажем… половина экипажа. Выбирай по совести.
— Верно, — сказала Дел. — А пока мы не вернемся с совета, они могут ждать в шлюпках — на случай неприятностей.
— Совершенно верно, — подтвердила Замира. — Как и другие экипажи, я думаю.
— Капитан, — на ухо спросила Дельмастро у Замиры, — зачем вообще эта встреча?
— Дело плохо, Эзри. — Она взглянула на Леоканто и Джерома, которые, не замечая ее взгляда, смеялись и шутили друг с другом. — Плохо, если правда. И плохо, если неправда.
Она обняла Эзри за плечи; эта молодая женщина, повернувшаяся спиной к жизни изнеженной никоранской аристократки, выросла от вахты поденщиков до первого помощника и много раз едва не погибла за те годы, что помогает Замире держать на плаву драгоценную «Орхидею».
— Кое-что из того, что ты услышишь сегодня вечером, касается Валоры. Не знаю, о чем вы двое говорили наедине… в те редкие моменты, когда у вас оставалось время на разговоры…
Эзри выставила подбородок, улыбнулась и нисколько не покраснела.
— …но то, что я сейчас скажу, может тебе не понравиться.
— Если что-то между нами должно быть решено, — негромко ответила Эзри, — я доверяю решение ему. И ничего не боюсь услышать о нем.
— Моя Эзри, — сказала Замира. — Что ж, давай одеваться… для встречи с неизбежным. Доспехи и сабли. Смажь маслом ножны и наточи кинжал. Если разговор примет дурной оборот, нам могут понадобиться дополнительные доводы при расставании.
1
«Ядовитая орхидея» шла на юго-запад сквозь влажный воздух по спокойному морю, и дни Локки текли в ритме работ. Их с Жеаном зачислили в красную вахту, которой в отсутствие Нарсина руководила непосредственно старпом Дельмастро. Грандиозная церемония посвящения нисколько не отразилась на неуемной тяге корабля оставаться в отличном состоянии; мачты по-прежнему необходимо было смазывать, течи проверять и перепроверять, палубы мести, снасти приспосабливать. Локки смазывал оружие из оружейных ящиков, работал у кабестана, чтобы лучше разместить груз, подавал эль в обед и распутывал веревки, превращая их в паклю, пока не краснели пальцы.
Дракаста сдержанно кивала ему, но ничего не говорила и больше не приглашала для разговоров наедине.
Как полноправные члены экипажа, бывшие моряки «Вестника» получили право спать где хотят. Некоторые выбрали главный трюм, особенно те, кому появилось с кем спать из числа моряков с «Орхидеи», но Локки остался под ютом, где теперь стало гораздо просторней. В кости он выиграл запасную рубашку и пользовался ею как подушкой — после бесконечных дней сна на голой палубе это была настоящая роскошь. Заканчивая вахту перед самым рассветом, он мгновенно засыпал и спал, как каменная статуя.
Жеан после ночных вахт спал, конечно, в другом месте.
В море больше ничего не видели до двадцать пятого дня месяца, когда ветер поменял направление и задул с юга. Локки после вахты лег на свое обычное место у борта и спал несколько часов, пока его не разбудил шум наверху. Он обнаружил у себя на шее Короля.
— Хах, — выдохнул Локки, и котенок принял это за сигнал, уперся лапами в щеки Локки и сунул мокрый нос ему между глаз.
Локки сел, моргая. Голова словно паутиной набита: что-то разбудило его раньше срока.
— Это ты? — спросил он, нахмурившись и двумя пальцами гладя голову котенка. — Мы ведь договорились больше не устраивать таких свиданий. Я к тебе не привязан, малыш.
— Земля! — послышался негромкий крик снаружи. — Три румба с правого борта.
Локки опустил котенка, недвусмысленно подтолкнул к другим спящим и выбрался на утренний свет.
На палубе все как обычно; никто не бегает, не приносит Дракасте срочных сообщений и даже не стоит у борта, глядя на приближающуюся землю. Кто-то хлопнул Локки по плечу; он повернулся и увидел Утгара, у которого через плечо свисал трос. Вадранец дружелюбно кивнул.
— Озадачен, красная вахта?
— Просто… Я слышал крик. И подумал, что будет больше возбуждения. Это Порт Расточительности?
— Нет. Уже Призрачные острова, но самый край. Отвратительное место. Осиновый остров, Сучий утес, Опаловые Пески. К ним мы не пристаем. До Расточительности еще два дня, и с таким ветром мы не пройдем тем путем, которым хотелось бы.
— О чем это ты?
— Сам увидишь. — Утгар улыбнулся, гордясь своей осведомленностью. — Точно увидишь. Иди досыпай. Через два часа снова на работу.
2
Призрачные острова постепенно окружали «Орхидею», как шайка грабителей, медленно приближающаяся к жертве. Горизонт, некогда чистый, теперь пестрел островами, поросшими туманными джунглями. Высокие черные вершины непрерывно ворчали, выбрасывая в тяжелое серое небо столбы пара и дыма. Шел дождь, но это была не безжалостная буря в открытом море, а скорее равнодушный пот тропиков, теплый, как кровь, и почти не обращающий внимание на ветер из джунглей.
Чем дальше они уходили на запад, тем светлее становилась вода: кобальт глубоких мест сменился небесной голубизной и прозрачным аквамарином. Все здесь кишело жизнью; над головой кружили стаи птиц, на отмелях серебряными облаками проплывали косяки рыб и извилистые силуэты, крупнее людей, смотревших на них сверху. Они же неторопливо следовали за «Орхидеей»: серповидные акулы, голубые вдовцы, несчастье рифов, плавники-кинжалы. Самыми необычными были местные волчьи акулы; песочная окраска спины позволяла им растворяться и исчезать в дымке под кораблем. Нужен был острый глаз, чтобы их заметить, к тому же у этих акул была привычка постоянно держаться под сетями для испражнений.
Локки благодарил богов за то, что эти акулы не умеют выпрыгивать из воды.
Полтора дня они плыли, огибая случайные рифы и мелкие острова. Дракаста и Дельмастро как будто очень хорошо знали этот район и лишь изредка заглядывали в карты. На отмелях и скалах Локки начал замечать следы пребывания человека: то сломанную мачту, то остатки старинного киля на песке. Однажды днем, во время полуденной вахты, он увидел сотни крабообразных существ величиной с собаку: они собрались на перевернутом корпусе корабля. Когда «Орхидея» проходила мимо, эти твари попрыгали в воду, которая покрылась белой пеной. Через несколько мгновений они бесследно исчезли.
Через несколько часов вахта закончилась. Локки чувствовал постоянно растущее напряжение экипажа. Что-то изменилось. Дракаста непрерывно расхаживала по юту, расставила на мачтах дополнительных впередсмотрящих и то и дело шепотом совещалась с Дельмастро и Мамчансом.
— Она не говорит мне, что происходит, — сказал Жеан, когда Локки поделился с ним своими наблюдениями. — Сейчас она не Эзри, а старпом.
— Это само по себе кое о чем говорит, — сказал Локки. — Например, что сейчас не время благодушествовать.
В вечернюю вахту Дракаста собрала всех моряков. Весь экипаж «Орхидеи» — толпа потных, встревоженных мужчин и женщин — смотрел на ют и ждал, что скажет капитан. Впереди солнце ослепительным медным диском садилось в джунгли; по облакам пробегали огненные вспышки, острова вокруг погружались в тень.
— Все предельно ясно, — заговорила Дракаста. — Ветер в последние дни не меняется, как ад, и дует с юга. Мы можем к вечеру бросить якорь в Расточительности, но не сможем пройти Купеческими Воротами.
В толпе тревожно зашумели. Старпом Дельмастро, стоявшая за капитаном, сделала шаг вперед, положила руку на рукоять сабли и крикнула:
— Тишина! Клянусь мочой Переландро, большинство нас уже были здесь!
— Это верно, — сказала Дракаста. — Моряки с «Орхидеи» — крепкие сердца. Поступим как обычно. Красная вахта, отдохните. После этого никто не спит, никто не выпивает, никто не трахается, пока мы снова не будем в безопасности. Синяя вахта, вы на посту. Дел, позаботься о новичках. Объясни им все.
— Что объяснить? — спросил Локки, ни к кому не обращаясь: экипаж уже расходился.
— В Порт Расточительности ведут два прохода, — сказал Джабрил. — Первый — Купеческие Ворота — к северу от города. Двенадцать миль в длину. Все время поворачивает, и на всем пути много отмелей. Даже в лучшие времена быстро там не пройти, а уж когда ветер с юга, пройти невозможно. На это ушло бы много дней.
— Так что же остается?
— Второй проход западнее. Вдвое короче. Тоже извилистый, но не настолько. Особенно при таком ветре. Но если есть другая возможность, этим проходом никто не пользуется. Он называется Гостиный проход.
— Почему?
— Потому что в нем что-то обитает, — сказала старпом Дельмастро, подходя к небольшой группе бывших моряков с «Вестника», собравшихся вокруг Джабрила. Локки заметил, как она украдкой пожала руку Жеану и продолжила: — Что-то… живет здесь.
— Что-то. — Локки не смог скрыть раздражение. — Корабль в опасности?
— Нет, — ответила Дельмастро.
— Позвольте тогда выразиться точнее? В опасности ли те, кто на борту?
— Не знаю, — сказала Дельмастро, переглянувшись с Джабрилом. — Придет ли что-нибудь на борт? Нет. Абсолютно точно нет. Может ли у вас… возникнуть желание покинуть корабль? Не могу сказать. Зависит от вашего нрава.
— Едва ли мне захочется ближе познакомиться с тем, что плавает в этих водах, — сказал Локки.
— Хорошо. Тогда вам, вероятно, не о чем беспокоиться. — Дельмастро вздохнула. — Все подумайте над тем, что сказала капитан. Отдых укороченный: вполовину меньше времени до вызова, так что используйте, что сможете. — Она остановилась за Жеаном, и Локки расслышал, как она прошептала: — Я-то уж точно воспользуюсь.
— Я… м-м-м… найду тебя позже, Джером. — Локки улыбнулся.
— Спать?
— Ни в коем случае. Буду вертеть пальцами и сходить с ума, пока не вызовут на вахту. Может, найду желающих поиграть в кости…
— Сомневаюсь, — сказала Дельмастро. — Ваша репутация…
— Несправедливое предубеждение; на самом деле мне просто везет, — ответил Локки.
— Ну, может, вам стоит пожелать, чтобы иногда везло и другим. Совет благоразумному. — Она послала Локки насмешливый воздушный поцелуй. — Или кто вы там, Ревелл.
— Забирайте Джерома и мучайте его. — Локки сложил руки на груди и улыбнулся: в последние дни Дельмастро стала относиться к нему гораздо лучше. — Буду судить о вашем поведении по тому, насколько рассердится Треганн, когда мы увидим ее в следующий раз. Я понял, как можно развлечься: буду принимать ставки на то, насколько вы двое выведете из себя ученую…
— Только попробуйте, — ответила Дельмастро, — и я прикую вас к якорю за самые интимные места и протащу через риф.
— Нет, мысль хорошая. Мы тоже сделаем ставки, а потом решим, какой нам нужен исход…
— Валора, у корабля два якоря!
3
Когда Жеан и Эзри снова поднялись на ют, близились сумерки. Дракаста стояла у гакаборта, держа на одной руке Козетту, а в другой маленькую серебряную чашку.
— Ты должна это выпить, милая, — шептала Дракаста. — Это особый ночной напиток для пиратской принцессы.
— Нет, — отвечала Козетта.
— Разве ты не пиратская принцесса?
— Нет!
— А я думаю, что принцесса. Будь умничкой…
— Не хочу!
Жеан вспомнил время в Каморре и то, как порой вел себя Цепп, когда кто-нибудь из маленьких благородных подонков начинал капризничать. Конечно, они были гораздо старше Коз, но дети всегда дети, а Дракаста выглядит очень усталой и взволнованной.
— Вот это да! — громко сказал он, подходя к Дракасте так, чтобы Козетта могла его видеть. — Какая прелесть, капитан Дракаста!
— Действительно, очень хорошее питье, — ответила Дракаста, — и на вкус еще лучше, чем на вид.
— Нет! — сказала Козетта. — Нет!
— Ты должна это выпить, — убеждала мать.
— Капитан, — сказал Жеан, делая вид, что серебряная чашка покорила его, — ну что за прелесть! Если Козетта не хочет, может, отдадите мне?
Дракаста взглянула на него и улыбнулась.
— Что ж, — недовольно сказала она, — если Козетта не хочет, вероятно, у меня нет выбора.
Она медленно понесла чашку от девочки в сторону Жеана, и Козетта широко раскрыла глаза.
— М-м-м… — сказал Жеан. — Выпью все сразу.
— Нет! — Козетта схватила чашку. — Нет, нет, нет!
— Козетта, — строго сказала Дракаста, — если тебе оно нужно, пей. Понятно?
Девочка кивнула, рот ее озабоченно раскрылся, она вцепилась в ставшую неожиданно желанной чашку. Дракаста поднесла чашку к ее губам, и Козетта жадно осушила ее.
— Очень хорошо, — сказала Дракаста, целуя девочку в лоб. — Очень, очень хорошо. Теперь я отведу тебя вниз, и вы с Паоло сможете лечь спать. — Она сунула чашку в карман, прижала Козетту к груди и кивнула Жеану: — Спасибо, Валора. Палуба на тебе, Дел. Я на несколько минут.
— Она терпеть этого не может, — негромко сказала Эзри, когда Дракаста исчезла внизу трапа.
— Что, кормить Козетту на ночь?
— Это молоко с маком. Она усыпляет детей… когда мы в Гостином проходе. Хочет, чтобы они спали, пока мы там…
— Да что здесь происходит?
— Трудно объяснить, — ответила Эзри. — Проще пережить. Но с тобой все будет в порядке, я это знаю. — Она провела рукой по его спине вверх и вниз. — Ты ведь пережил и мое самое скверное настроение.
— Ах, — сказал Жеан, — но если у женщины твое сердце, у нее не должно быть скверного настроения. Только хорошее… и еще лучше.
— Там, где я родилась, бесстыдных льстецов принято подвешивать в железных клетках.
— Я понимаю, почему ты убежала. Ты вызывала такую лесть, что всякий мужчина, заговоривший с тобой, оказывался в клетке…
— Ты самый бесстыдный из льстецов!
— Ну, нужно же чем-нибудь заняться, чтобы не думать о предстоящем…
— Того, чем мы занимались внизу, тебе недостаточно?
— Ну, я думаю, мы всегда можем вернуться вниз и снова…
— Увы, главная сволочь на этом корабле не я и даже не Дракаста, а долг. — Она поцеловала Жеана в щеку. — Если хочешь чем-то заняться, готовься к проходу. Принеси-ка мне алхимические фонари из ящика с носа.
— Сколько?
— Неси все. Сколько сможешь найти.
4
Десятый час вечера. Ночь плащом окутала Призрачные острова, и «Ядовитая орхидея» под топселями вошла в Гостиный проход, окруженная белым и золотым сиянием. Зажгли и разместили вдоль всего корпуса сотню алхимических фонарей; несколько на реях, но большинство ниже, откуда они бросали на темную воду блики.
— Глубина шесть! — крикнул один из двух матросов, которых Дракаста поставила по бокам измерять расстояние между корпусом корабля и морским дном. Шесть морских саженей, тридцать шесть футов. «Орхидея» может пройти и гораздо более мелкие места.
Обычно глубину измеряют нечасто, и делает это один человек у руля. Сегодня замерами занимались два самых опытных моряка и результаты сообщали непрерывно. Более того, за каждым из них внимательно следила группа… наблюдателей; так их лучше всего называть, думал Жеан. Причем эти наблюдатели были вооружены и облачены в доспехи.
По всему кораблю были приняты необычные меры предосторожности. Немногие умелые моряки, работавшие на снастях наверху, обвязались страховочными канатами; если упадут, то повиснут и будут болтаться, как маятник, но скорее всего останутся живы. Огонь повсюду загасили, курение строго воспрещалось. Дети Дракасты спали в каюте с плотно закрытыми ставнями; вход на трап, ведущий к каютам, охранялся. Сама Дракаста надела свой нагрудник с вкраплениями Древнего стекла, а ее сабли висели в ножнах наготове.
— Шесть без четверти! — крикнул матрос.
— Туман поднимается, — сказал Жеан. Они с Локки стояли на юте с правого борта. Рядом расхаживала Дракаста, руль держал Мамчанс, а Дельмастро стояла у нактоуза с набором маленьких драгоценных часов.
— С этого всегда начинается, — сказал Мамчанс.
«Орхидея» входила в пролив шириной с милю между утесами, поднимавшимися на половину высоты мачт; окрестные джунгли были погружены в темноту. Слышались негромкие голоса лесных обитателей: крики, щелканье, шорохи. Корабельные фонари освещали воду на пятьдесят-шестьдесят футов вокруг, и на краю этого светлого пятна Локки увидел клубы тумана, поднимавшегося от воды.
— Пять с половиной! — раздался крик с правого борта.
— Капитан Дракаста! — У гакаборта появился Утгар; в пальцах он сжимал трос лота. — Четыре узла.
— Да, — ответила Дракаста. — Четыре узла, и наша корма поравнялась с началом прохода. Дел, дай мне десять минут.
Дельмастро кивнула и перевернула одни часы; песок струйкой посыпался из верхнего отделения в нижнее. Дракаста перешла к переднему поручню юта.
— Внимание, — обратилась она к матросам, работавшим или просто ожидавшим на палубе. — Если почувствуете себя необычно, не подходите к бортам. Если не выдержите на палубе, спуститесь вниз. Мы должны перетерпеть — не впервой. Вы не пострадаете, если останетесь на корабле. Держитесь за эту мысль. Не покидайте корабль.
Слоями поднимался туман. Слабые очертания утесов и джунглей исчезли под ними. Корабль окружила чернота.
— Десять, капитан, — сказала наконец Дельмастро.
— Глубина пять, — выкрикнул один из измеряющих.
— Мам, опусти руль. — Дракаста угольком что-то быстро нацарапала на сложенном пергаменте. — На две спицы в подветренную сторону.
— Есть, капитан, руль в подветренную на две спицы.
Он слегка изменил положение руля, и корабль чуть повернул вправо. Матросы наверху начали менять положение парусов согласно указаниям Дракасты, которые она заставила запомнить еще до входа в пролив.
— Дай мне двенадцать минут, Дел.
— Есть, капитан, двенадцать.
За эти двенадцать минут туман сгустился; теперь он походил на дым хорошо разгоревшегося костра. Бурлящие серые стены сомкнулись со всех сторон, погрузив звуки и огни корабля словно в пузырь, отрезав от окружающего мира. Скрип блоков и рей, плеск воды о корпус, негромкие голоса — все эти знакомые звуки отражались странным глухим эхом, а звуков джунглей как не бывало. Туман продолжал накатываться, он пересек границу освещенной воды. Видимость во всех направлениях сократилась до сорока футов.
— Двенадцать минут, капитан, — сообщила Дельмастро.
— Мам, поднять руль, — сказала Дракаста, глядя на компас на нактоузе. — Руль в наветренную сторону. Курс северо-западо-запад. — Она крикнула матросам на палубе: — Готовьтесь менять реи. Северо-западо-запад, ветер с правой четверти.
Последовали несколько минут деятельности, корабль медленно встал на новый курс, экипаж перебрался на другие реи. Жеан тем временем все больше убеждался, что не ошибся: туман глушит звуки. Звуки их деятельности почти полностью глохли, натыкаясь на непреодолимую преграду. В сущности, единственным доказательством существования мира за пределами тумана оставался запах влажной земли; этот запах доносил из джунглей теплый ветер.
— Глубина семь.
— Двадцать две минуты, Дел.
— Есть, — сказала Дельмастро, поворачивая часы, как автомат.
Следующие двадцать две минуты прошли в клаустрофобической тишине, подчеркиваемой только редким хлопаньем паруса и криками измеряющих глубину. С каждой минутой напряжение росло.
— Время, капитан.
— Спасибо, Дел. Мам, опустить руль. Курс юго-западо-запад. — Она возвысила голос. — Теперь живей! Снасти и паруса! Левый галс, юго-западо-запад!
Задрожали паруса, матросы забегали, натягивая тросы и поворачивая реи. Корабль поворачивался в самом сердце тумана; насыщенный запахами джунглей ветер словно кружил около них, как боксер, танцующий вокруг противника, пока Жеан не ощутил его на своей левой щеке.
— Так держать, Мам, — сказала Дракаста. — Эзри, пятнадцать минут.
— Есть пятнадцать.
— Вот оно, начинается, — прошептал Мамчанс.
— Отставить вздор! — сказала Дракаста. — Истинно опасны здесь только мы, понятно?
Жеан почувствовал легкое покалывание на лбу. Он поднял руку и стер накопившийся там пот.
— Пять без четверти! — крикнул измеряющий.
Жеан, прошептал тихий голос.
— Что, Оррин?
— Что… — Локки вцепился обеими руками в поручень и едва бросил взгляд на Жеана.
— Что ты хотел?
— Я ничего не сказал.
— Разве ты…
Жеан Таннен.
— О боги! — сказал Локки.
— Ты тоже? — Жеан посмотрел на него. — Голос…
— Не из воздуха, — прошептал Локки. — Больше похоже… сам знаешь на кого. Как в Каморре.
— Почему он произносит мое…
— Он ничего не произносит, — негромко, но настойчиво заговорила Дракаста. — Мы все слышим, как оно говорит с нами. Слышим свои имена. Держитесь.
— Покровитель Воров, я не убоюсь тьмы, ибо ночь принадлежит тебе, — зашептал Локки, указывая в темноту двумя пальцами левой руки. Это был Кинжал Тринадцатого, воровской жест, отвращающий зло. — Твоя ночь — мой щит, мой плащ, мое спасение от тех, кто хочет скормить меня петле. Не убоюсь зла, ибо ты сделал ночь моим другом.
— Хвала Благодетелю, — сказал Жеан, сжав левое предплечье Локки. — Мир и процветание его детям.
Жеан… Эстеван… Таннен.
Он чувствовал голос и в то же время понимал, что это он сам играет с собой, создает эхо в собственных ушах. Вторжение в свое сознание он ощущал, как прикосновение к коже лапок насекомого. Снова вытер лоб и понял, что обливается потом — чересчур даже для такой теплой ночи.
Впереди кто-то громко всхлипнул.
— Двенадцать, — услышал Жеан шепот Эзри. — Еще двенадцать минут.
Вода прохладная, Жеан Таннен. Ты… вспотел. Тело зудит. Кожа… чешется. Но вода прохладная.
Дракаста расправила плечи и спустилась на палубу. Нашла плачущего матроса, мягко поставила на ноги и подтолкнула в спину.
— Выше нос, моряки с «Орхидеи». Оно не имеет плоти и крови. Это не битва. Держитесь.
Звучит храбро. Многие ли знают, подумал Жеан, что она опоила детей, чтобы избавить от этого?
Жеану кажется, или туман справа посветлел? Дымка не поредела, но темнота за ней явно отступила… появилось зеленоватое свечение. Громче стал плеск воды, превратился в постоянный, устойчивый пульс. Это волны разбиваются о мели. Черная вода рябит на краях их маленького светлого круга.
— Риф, — прошептал Мамчанс.
— Глубина четыре! — крикнул измеряющий.
Что-то шевельнулось в тумане, едва уловимое впечатление движения. Жеан всматривался в кипящую глубину, чтобы снова его подметить. Он потер грудь, где промокшая от пота рубашка раздражала кожу.
Иди в воду, Жеан Таннен. Вода такая прохладная. Иди. Сбрось рубашку, не будет пота, не будет зуда. Приведи… женщину. Приведи ее с собой в воду. Иди.
— Боже, — прошептал Локки. — Оно знает мое настоящее имя.
— И мое тоже, — сказал Жеан.
— Я хочу сказать, оно называет меня не Локки. Оно знает мое настоящее имя.
— О дерьмо!
Жеан смотрел на темную воду и слышал, как она разбивается о невидимый риф. Она не может быть прохладной… вода наверняка теплая, как все остальное в этом проклятом месте. Но плеск… плеск этих волн не был неприятным. Жеан заслушался, зачарованный на несколько секунд, потом, как в трансе, поднял голову и посмотрел в туман.
Там что-то есть — вот оно показалось… темные очертания за занавесом тумана. Размером с человека. Высокое, худое и неподвижное. Ждет там, на рифе.
Жеан сильно вздрогнул, и тень исчезла. Он помигал, словно приходя в себя. Туман снова был темным и непроницаемым, как раньше, воображаемый свет исчез, шипение воды на отмелях и рифах больше не казалось приятным. Пот кусачими ручейками тек по груди и предплечьям, и Жеан обрадовался этой возможности отвлечься. Он принялся яростно чесаться.
— Глу… глубина четыре, — сказал матрос. — Четыре с четвертью.
— Время, — произнесла Эзри; она тоже как будто боролась с оцепенением. — Время, время!
— Не может быть… — пробормотал Локки. — Не прошло… всего несколько минут…
— Я посмотрела и увидела, что песок весь вытек. Не знаю, когда это случилось. — Эзри настойчиво повторила: — Капитан! Время!
— Вставайте! Вставайте! — Дракаста ревела так, словно на корабль напали. — Наверху! Поворот на северо-запад! Ветер с левого борта, убрать паруса!
— Есть северо-запад, — отозвался Мамчанс.
— Не понимаю, — сказала Эзри, глядя на часы. Жеан видел, что ее одежда промокла от пота, волосы спутались, лицо осунулось. — Я следила за часами. Словно… я мигнула… и… и все время прошло.
На палубе началось энергичное передвижение. Ветер снова поменялся, туман по-прежнему клубился вокруг, и Мамчанс точными, едва заметными движениями руля перевел корабль на новый курс.
— Боги! — сказала Эзри. — Так тяжело никогда еще не было, не припомню.
— Такое тут впервые, — добавил Мамчанс.
— Сколько еще? — спросил Жеан, не стыдясь тревоги в своем голосе.
— Это был последний поворот, — ответила Эзри. — Конечно, если мы не зашли слишком далеко на юг и в следующие несколько минут ни на что не наткнемся, до самого Порта Расточительности будем идти на северо-запад, не сворачивая.
Они скользили по темной воде, и постепенно странные ощущения Жеана слабели. Туман отступал. Вначале он стал просто черным перед кораблем, а потом начал рассеиваться сзади. Свет фонарей снова начал уходить в ночь без ограничений, вернулись успокаивающие звуки джунглей на берегах пролива.
— Глубина восемь! — послышался крик измеряющего.
— Это главный пролив, — сказала Дракаста, снова поднимаясь по трапу на ют. — Отличная работа, все! — Она осмотрела палубу. — Убрать большую часть фонарей. Оставьте несколько навигационных огней, чтобы мы никого не испугали, входя в гавань. Продолжайте измерять глубину. — Она обняла за плечи Эзри и Мамчанса. — Я помню, что приказала не пить, но, думаю, теперь спиртное не помешает.
Она посмотрела на Локки и Жеана.
— Вы двое выглядите так, словно вам нужно поработать. Принесите бочонок с элем и раздавайте всем у грот-мачты. — Она повысила голос. — Всем желающим по полчашки.
Торопясь вместе с Локки выполнить приказ, Жеан с радостью чувствовал, как спадает недавнее напряжение. Матросы снова улыбались, переговаривались, кое-где даже слышался смех. Некоторые держались отчужденно, уставившись в палубу, но даже они испытывали облегчение. Необычным в этой сцене, заметил Жеан, было только то, как старательно все сосредоточивали внимание на корабле и окружающих. Пройдет не менее часа, прежде чем моряки разрешат себе посмотреть на воду.
5
Если бы той ночью можно было постоять в воздухе в тысяче футах над Портом Расточительности, тонкая полоска света напомнила бы драгоценность среди безграничной тропической тьмы. Облака закрыли звезды и луну. Даже красных огней вулканов, обычно видных на горизонте, сейчас не было: сегодня темные горы дымились без огня.
Порт Расточительности занимает длинную прибрежную полосу на северной стороне обширного холмистого острова. За ним в ночь уходят мили древнего дождевого леса; в их мрачной протяженности нет ни искры света.
Просторная, закрытая со всех сторон гавань приветливо встречает корабли, прошедшие трудными проливами. Нет ни рифов, ни отмелей — никакие навигационные препятствия не портят песчаную белизну дна залива. На восточной окраине города вода мелкая, человеку до пояса, зато на западной даже самые большие корабли могут подойти прямо к берегу, и у них под килем останется еще восемь-девять саженей.
Над этими глубинами мягко покачивается целый лес мачт, плавучая мешанина доков, шлюпок, буксиров и кораблей в нерабочем состоянии разной степени. В Порту Расточительности две якорные стоянки. Первая — Кладбище, где стоят сотни поврежденных кораблей, которые больше никогда не выйдут в открытое море. Восточнее, в новых больших доках, находится Госпиталь — сюда поступают пациенты, которые еще могут выжить.
6
Как только «Ядовитая орхидея» вышла из Гостиного прохода, зазвенел колокол; его звук эхом отражался от воды.
Локки стоял у левого борта и смотрел на огни города и их повторение в воде залива.
— Пристанская стража звонит в этот проклятый колокол, пока не бросишь якорь. — Джабрил заметил любопытство Локки и подошел. — Хотят дать всем знать, что они начеку и исправно зарабатывают на выпивку.
— Много времени здесь провел, Джабрил?
— Я здесь родился. А попробовал увидеть другие океаны, так увидел только тюрьму в Тал-Верраре.
Приход в гавань Порта Расточительности нисколько не напоминал церемонии, которые Локки видел в других местах: ни лоцманов, ни таможенников, ни единого любопытного рыбака. К его удивлению, Дракаста не стала подводить корабль к самому берегу. Они встали на якорь в полумиле от суши, свернули паруса, но оставили фонари гореть.
— Спустить шлюпку с левого борта, — приказала Дракаста, разглядывая в подзорную трубу город и другие корабли. — Потом спустить с бортов сети-лезвия. Фонари пусть горят. Синяя вахта может отдыхать, но сабли оставить наготове у грот-мачты. Дел, вызови Малакасти, Дантьерра, Большого Конара и Раска.
— Как прикажете, капитан.
Локки помог рабочей команде спустить на воду самую большую шлюпку и подошел к Дракасте, которая по-прежнему смотрела на город в подзорную трубу.
— Вижу, у вас есть основания для настороженности, капитан?
— Мы отсутствовали несколько недель, — ответила Дракаста, — положение меняется. У меня большой экипаж и большой корабль, но здесь есть и побольше.
— Вы заметили что-то тревожное?
— Не тревожное. Любопытное. Похоже, все наши здесь. Видите ряд кораблей у восточных доков, ближе к нам? Четверо из капитанов — члены совета в городе. Со мной пять. — Она опустила трубу и покосилась на Локки. — Плюс два или три независимых купца, насколько я могу судить.
— Надеюсь, они собрались здесь не для этого, — негромко ответил Локки.
В этот момент на ют вернулась старпом Дельмастро, вооруженная и в доспехах; за ней шли четверо моряков.
Малакасти, худая женщина, у которой татуировок было больше, чем слов в словаре, слыла на корабле опытным бойцом на ножах. Дантьерр, бородатый лысеющий веррарец в потрепанной, но богатой одежде, стал преступником, многие годы до этого будучи профессиональным дуэлянтом. Большой Конар, оправдывая свое прозвище, был самым рослым и сильным человеком на корабле. Ну а Раек — этот тип людей Локки распознавал почти мгновенно — убийца убийц. Дракаста, как и многие гарристы в Каморре, держала его на коротком поводке и давала свободу, только когда ей самой нужна была кровь на стенах. Много крови.
Жесткая команда, нет молодых и нет новичков из экипажа Дракасты. Локки немного поразмыслил над этим, пока экипаж собирался на палубе.
— Старшим остается Утгар, — объявила Дракаста. — Сегодня в порт не заходим. Я беру с собой Дел и береговую команду, чтобы разведать в городе что и как. Если все в порядке, нас ждет несколько хлопотных дней… добычу начнем делить завтра вечером. Постарайтесь не проиграть свою долю раньше, чем она попадет к вам. Красная вахта: на вас корабль. Сети-лезвия не поднимать до нашего возвращения. На все мачты впередсмотрящих и наблюдать за береговой линией. Синяя вахта, кто захочет спать, ложиться у оружейных ящиков. Кинжалы и дубины все время держать под рукой. — Утгару она негромко добавила: — На ночь удвоить охрану моей каюты.
— Есть, капитан.
Дракаста на несколько мгновений исчезла в своей каюте и появилась по-прежнему в своем нагруднике с вкраплениями Древнего стекла, с саблями в новых ножнах, украшенных драгоценными камнями; в ушах ее блестели изумруды, а на пальцах затянутых в перчатки рук — золотые кольца. Локки и Жеан как можно незаметнее подошли к ней.
— Ревелл, мне некогда…
— Капитан, — сказал Локки, — вы ведь подобрали такую команду, чтобы испугать того, кто способен причинить неприятности, верно? А если там слишком тупы и не поймут намек, вам потребуются люди, которые в состоянии быстро все кончить. Я вам очень-очень рекомендую прихватить с собой Джерома с той и другой целью.
— Я… гм… — Она посмотрела на Жеана, словно впервые заметив его широкие плечи и крепкие руки. — Возможно, это последний штрих… Хорошо, Валора. Ты не против провести ночь на берегу?
— Не против, — ответил Жеан. — Но я лучше работаю в команде. Оррин именно тот человек…
— Вы двое считаете себя ужасно умными, — сказала Дракаста. — Но…
— Я серьезно, — торопливо добавил Жеан. — Прошу прощения, но вы ведь видели, на что он способен. У вас с собой достаточно сильных бойцов; возьмите его… на случай непредвиденных обстоятельств.
— Сегодня нас ждет деликатное дело, — сказала Дракаста. — Сделать в Порту Расточительности после полуночи неверный шаг — все равно что помочиться на рассерженную змею. Мне нужно…
— Кхм… — заметил Локки. — Мы вообще-то из Каморра.
— Да? Будьте в шлюпке через пять минут, — сказала Дракаста.
7
Дракаста села на корме, Дельмастро на носу, остальные — на веслах. Шлюпка быстро пошла по спокойной воде залива.
— Эти олухи наконец перестали звонить, — прошептал Жеан. Он занял место на последней банке, рядом с Большим Конаром, так чтобы можно было разговаривать с Эзри. Она опустила одну руку в воду.
— Не боишься? — спросил Жеан.
— Что? Держать руку в воде? — Эзри большим пальцем показала через плечо, в сторону выхода из Гостиного прохода. — Ночью их не видно, но у входа в залив на дне ряды больших белых камней. Ровные ряды.
— Камни Древних, — сказал Конар.
— Нас они не беспокоят, но больше никто не может их пройти. В этом заливе нет ни одной твари; можно плавать с кровавыми порезами на ногах, и никто не явится попробовать тебя на вкус.
— Но не слишком близко к докам, — почти виновато сказал Конар.
— Черт побери! Звучит неплохо, — заметил Жеан.
— Конечно, — согласилась Эзри. — Но рыбной ловле это мешает. Маленькие лодки загромождают Купеческие Ворота, работать там становится трудно. Кстати о плохой работе…
— М-м-м?
— Я нигде не вижу «Красный вестник».
— Ага.
— Но «Вестник» ползет, как улитка, — сказала Дракаста. — Зато вместо него у нас тут очень интересное общество.
— Какое?
— Видите первый ряд кораблей? Справа налево. Первый «Оспри», люггер Пьеро Строцци. Экипаж у него небольшой, амбиции соответственные, но он может на бочке проплыть сквозь ураган. Дальше «Королевская птица», капитан Шавон Рене. Рене — заноза в заднице. Отвратительный характер. Дальше «Дракон», бриг Жаклин Колвард. Жаклин человек разумный, она здесь дольше всех. Большой трехмачтовик в дальнем конце — это «Страшный подарок», корабль Джаффрима Роданова. Корабль старый. Когда я видела его в последний раз, ему чистили днище. Но сейчас он, пожалуй, готов выйти в море.
С шестью гребцами плаванье было недолгим. Очень скоро они оказались у крошащегося каменного причала. Убирая весло, Жеан заметил труп, покачивающийся в воде.
— Ах, — сказала Эзри. — Бедный ублюдок. Признак веселых ночей в здешних местах.
Команда Дракасты привязала шлюпку на самом краю причала и поднималась наверх, как на борт вражеского корабля — осторожно и не выпуская из рук оружия.
— Милостивые боги! — воскликнул беззубый пьяница на причале, сжимая мех с вином. — Это ведь Дракаста?
— Да. А ты кто?
— Банджитал Во.
— Что ж, Банджитал Во, — сказала Дракаста. — До нашего возвращения назначаю тебя ответственным за безопасность нашей шлюпки.
— Но… я…
— Если к нашему возвращению она будет на месте, получишь веррарскую серебряную монету. Но если с ней что-нибудь случится, я тебя отыщу и вырву твои проклятые глаза.
— Я… буду смотреть за ней, как за своей.
— Нет, — сказала Дракаста, — лучше смотри, как за моей.
Она повела группу вверх от причала по пологой песчаной дорожке, по обочинам которой стояли парусиновые палатки, бревенчатые срубы без крыш и полуразвалившиеся каменные дома. Локки слышал храп, доносившийся из этих ветхих жилищ; оттуда же долетало блеяние коз, ворчание бродячих собак и писк цыплят. Догорало несколько кухонных костров, но нигде в городе не видно было ни фонарей, ни алхимических светильников.
Справа от тропы тек вонючий ручеек мочи, и Жеан осторожно переступил через него и через труп, запрудивший ручеек шагах в пятидесяти от причала. Из теней и укромных уголков на прохожих смотрели пьяные и курильщики, но с ними никто не заговаривал. Наконец компания одолела подъем и снова почувствовала камни под ногами.
— Дракаста, — закричал толстяк в кожаном костюме с почерневшими металлическими нашивками, — добро пожаловать назад, к цивилизации!
В одной руке мужчина держал тусклый фонарь, в другой — дубинку с бронзовыми кольцами. За ним шел еще один, повыше, пузатый, неряшливый, с длинным дубовым посохом.
— Красавчик Маркус! — сказала Дракаста. — Боги, каждый раз как я возвращаюсь, ты становишься все уродливей. Словно кто-то медленно превращает человеческое лицо в задницу. А кто этот чаровник?
— Гутрин. Умный парень решил покончить с плаванием и примкнул к нам, тем, кто в этой дивной жизни не сеет и не пашет.
— Да? Что ж, — сказала Дракаста, протягивая сжатый кулак и потряхивая им так, что слышался звон монет. — Вот, нашла на дороге. Случайно не твои?
— Я найду им применение прямо здесь. Видишь, Гутрин, вот что такое стиль. Окажи этой леди услугу, и она достойно тебе отплатит. Прибыльное плавание, капитан?
— Брюхо так набито, что невозможно плыть дальше.
— Повезло, капитан. Значит, хотите повидаться со Скупщиком?
— Никто не хочет видеться с этой жопой, но если он готов раскрыть и растрясти мошну, у меня найдется кое-что из древесины и парусины для его коллекции.
— Передам. Вы надолго?
— Только зацепиться, Маркус. Помахать флагом.
— Отличная мысль. — Он быстро огляделся и заговорил более серьезно: — Шавон Рене председательствует в «Красном». Сделайте вид, что все знаете, когда войдете туда.
— Я перед тобой в долгу.
Двое мужчин пошли своей дорогой к причалу, а Жеан повернулся к Эзри.
— Какая-то стража?
— Охранники, — ответила она. — Скорее бандиты. Их шестьдесят или семьдесят человек, и это все, что у нас здесь есть для обеспечения порядка. Капитаны платят им небольшой процент с любой добычи, остальное они выколачивают из горожан. Можешь делать все, что угодно, если прячешь трупы, ничего не поджигаешь и не будишь полгорода. А вытворишь что-нибудь этакое, охранники придут охранять.
— А что значит «помахать флагом»?
— Иногда приходится играть и в такие игры, — ответила Эзри. — Дать всем в Расточительности знать, что Замира вернулась с полным трюмом добычи и что она разобьет голову тому, кто посмотрит на нее косо. Понимаешь? Особенно братьям и сестрам — другим капитанам.
— Понимаю.
Они наконец вошли в город; здесь по крайней мере горели огни — те, что они видели с залива; свет пробивался из открытых окон и дверей по обе стороны улицы. Дома здесь некогда были респектабельными особняками и магазинами, но время и отсутствие должного ухода отразились на их фасадах. Разбитые окна заколочены досками с кораблей или кусками изорванной парусины. Ко многим домам лепились деревянные пристройки, к которым, на первый взгляд, было опасно приближаться, не то что в них жить; у других, словно грибы на старом корне, выросли третьи и четвертые этажи.
Жеан вдруг испытал приступ ностальгии. Пьяницы бесчувственно лежат в переулках. Вороватые дети из тени разглядывают прохожих. Охранники в длинных кожаных плащах избивают какого-то беднягу за повозкой без колес. Из всех открытых окон и дверей неслись проклятия, споры, смех, журчание наливаемого эля… если это не родной брат Каморра, то уж по крайней мере двоюродный точно.
— «Орхидея», — крикнул кто-то из окна второго этажа. — «Орхидея»!
Замира ответила на пьяный крик небрежным взмахом руки и на грязном перекрестке повернула направо. Из темного переулка, пошатываясь, вышел человек плотного сложения, в грязных брюках. У него был остекленелый плавающий взгляд курильщика джеремитского порошка, а в правой руке он держал зазубренный нож длиной и шириной с предплечье Жеана.
— Деньги или вещи, — сказал этот человек; с его подбородка свисала ниточка слюны. — Все равно что. Нужно быстро. Давайте…
Если он не чувствовал, что против него восемь вооруженных противников, то почувствовал действия Раска: тот легко отвел руку с ножом, повернул человека, схватил за шею и увел его обратно в переулок. Дальнейшее заняло лишь несколько секунд: Жеан услышал влажное бульканье, потом Раек вернулся, вытирая нож тряпкой. Тряпку он бросил в переулок, спрятал нож в ножны и небрежно сунул большие пальцы рук за пояс. Эзри и Дракаста не сочли этот инцидент достойным комментария и пошли дальше, как будто направлялись в храм поутру в День Покаяния.
— Пришли, — сказала Эзри, когда они поднялись на вершину другого небольшого холма. На широкую площадь, частично вымощенную булыжником (на земляных участках видны были следы колес), выходило обширное двухэтажное здание с портиком, сооруженным вокруг резной кормы старого корабля. Время, непогода и, конечно, бесчисленные пьяные драки повредили и ободрали сложную резьбу, но на втором этаже, там, где на корабле размещается большая каюта капитана, пили и что-то выкрикивали люди. Там, где когда-то был руль, стояла тяжелая двойная дверь с алхимическими шарами по сторонам (круглыми, с толстым стеклом светильниками того типа, которые почти невозможно разбить), похожими на кормовые фонари.
— «Рваный красный флаг», — продолжала Эзри. — Либо сердце Порта Расточительности, либо клоака, в зависимости от точки зрения.
Слева от входа к зданию прочными распорками и металлическими цепями крепилась большая корабельная шлюпка. Из них торчали руки и ноги. На глазах у Жеана входная дверь «Рваного красного флага» распахнулась, и оттуда появились два здоровенных парня; они тащили худого старика. Без всякой жалости они бесцеремонно бросили старика в шлюпку; его прибытие вызвало там крики и движение.
— Теперь осторожнее, — с улыбкой сказала Эзри. — Напьетесь так, что не сможете держаться на ногах, и вас выбросят за борт. Порой здесь набирается десять-двадцать человек за вечер.
Еще несколько мгновений спустя Жеан миновал двух вышибал и погрузился в знакомый запах таверны, забитой людьми в час ближе к рассвету, чем к ужину. Пот, жареное мясо, вонь, кровь, дым и десяток сортов плохого эля и вина: букет цивилизованной ночной жизни.
Помещение было рассчитано словно бы на клиентов, которые будут драться не только друг с другом, но и с баром и кухней. Сам бар в глубине помещения от стойки до потолка защищали металлические полосы; оставлены только три небольших окошка, через которые официанты, как лучники из бойниц, передают выпивку и закуску.
Столы низкие, как в Джериште; вокруг них на подушках сидят и лежат мужчины и женщины. В тускло освещенной, похожей на пещеру комнате играют в карты и кости, курят, пьют, меряются силой, спорят и стараются не привлекать внимания вышибал, которые постоянно рыщут в поисках кандидатов на вылет в шлюпку.
С появлением Дракасты и ее людей разговоры прекратились; послышались крики «Орхидея!» и «Замира вернулась!». Дракаста кивнула — всем и никому, медленно повернулась и посмотрела на второй этаж.
Из общей залы наверх вели две лестницы; по бокам второй этаж был попросту узкой галереей. Над баром и входом он расширялся в просторный балкон со столами и стульями в теринском стиле. Жеан предположил, что это помещение «для избранных» он и видел снаружи. Мгновение спустя Дракаста двинулась к лестнице, ведущей именно туда.
Всех охватило нескрываемое возбуждение: слишком много разговоров оборвались, слишком много пар глаз следило за вновь пришедшими. Жеан похрустел пальцами и приготовился к интересному развитию событий.
Лестница заканчивалась у перил ниши с двумя окнами, выходившими на темную площадь, откуда они только что пришли. По сторонам в углублениях висели красные знамена с алхимическими шарами за ними; ткань придавала свету зловещий красноватый оттенок. Два широких стола сдвинули вместе, чтобы хватило места на двенадцать человек; все это явно были моряки и, понял Жеан, закаленные бойцы вроде него самого.
— Замира Дракаста, — сказала женщина, сидевшая во главе стола, поднимаясь со своего места. Молодая, примерно ровесница Жеана, загорелая, с легкими морщинками вокруг глаз, говорящими о годах, проведенных на воде. Светлые рыжеватые волосы убраны назад, в три хвоста, и хотя женщина ниже Замиры, но как будто тяжелее ее на пару стоунов.
— Рене, — сказала Дракаста, — Чей. Ночь предстоит долгая, милая, и ты отлично знаешь, что сидишь на моем месте.
— Забавно. Мы уже немало выпили на своих местах. Если ты считаешь этот стул своим, может, тебе стоит брать его с собой на морские прогулки?
— На работу, хотела ты сказать? Сражаться на своем корабле под красным флагом. Ты ведь знаешь, где море, верно? Видела, как приходят и уходят другие капитаны…
— Мне не нужно шататься по морю месяц тут, месяц там, Дракаста. Я всегда нахожу богатые цели.
— Ты меня не слышишь, Чей. Мне все равно, какая сука грызет кости на моем месте, когда меня нет, — сказала Дракаста, — но, когда я возвращаюсь, сука должна заползти под стол, где ее место.
Люди Рене вскочили, а сама Чей подняла руку, зловеще улыбаясь.
— Обнажи сталь, грязная шлюха, я убью тебя при свидетелях. Потом охранники смогут утащить твой экипаж в док, а Эзри посмотрит, как твоим отродьям понравится сосать ее грудь…
— Докажи, Рене. Ты считаешь, что имеешь право сидеть именно здесь?
— Назови испытание и готовься плакать.
— Нас выбросят вышибалы… — прошептал Жеан Эзри.
— Нет, — ответила она, жестом заставляя его замолчать. — Вызов — не просто драка. Особенно между капитанами.
— За место за столом, — крикнула Дракаста, беря в руки полупустую бутылку. — Да будут свидетелями все Красные: состязаемся в выпивке. Первый, кто окажется на заднице, убирается на первый этаж со своим жалким экипажем.
— Я надеялась на что-нибудь, что займет больше десяти минут, — сказала Рене, — но пусть. Эта бутылка за мой счет — угощайся.
Замира огляделась и взяла со стола, с мест, которые ранее занимал экипаж Рене, две приблизительно одинаковые глиняные чашки. Вылила их содержимое на стол и снова наполнила из бутылки. Жеан увидел, что это белый кодарский коньяк, крепкий и терпкий, как скипидар. Экипаж Рене попятился к окнам, а сама Рене обошла стол и встала рядом с Замирой. Она взяла чашку.
— Еще одно, — сказала Замира. — Первую порцию выпьешь по-сирински.
— А это еще что значит?
— Это значит, пить будешь гляделками, сука. — Левая рука Замиры стремительно мелькнула — она схватила со стола чашку и выплеснула ее содержимое в лицо Рене. Вскрикнуть та не успела: правая рука Дракасты пришла в движение столь же стремительно. Кулак в перчатке с кольцами на пальцах звучно встретился с подбородком Рене, и женщина помоложе с такой силой ударилась о пол, что чашки на столе задребезжали.
— Ты плюхнулась на задницу, милая, или на голову? Может, кто-нибудь считает, что есть разница? — Дракаста остановилась над Рене и медленно вылила себе в рот содержимое второй чашки. Проглотила не поморщившись и бросила чашку через плечо.
— Ты сказала, испытание будет…
Прежде чем рассерженный моряк Рене, вероятно, ее первый помощник, закончил свой протест, Локки вышел вперед, подняв руки.
— Замира сдержала слово. Испытание было выпивкой, и ваш капитан сел на задницу.
— Но…
— Вашему капитану должно было хватить ума точнее обговорить условия, — сказал Локки. — Она проиграла. Хочешь обвинить ее в нарушении клятвы?
Моряк схватил Локки за воротник, но прежде чем ситуация стала неуправляемой, моряка Рене оттащили его товарищи — недовольно, но решительно.
— А ты кто такой? — крикнул моряк.
— Меня зовут Оррин Ревелл, — ответил Локки.
— Впервые слышу.
— Но, думаю, не забудешь. — Локки показал моряку кожаный кошелек. — У меня твой кошелек, осел.
— Ах ты долбаный…
Локки с силой бросил кошелек за спину, и тот приземлился на первом этаже среди сотни посетителей, которые, вытаращив глаза и разинув рты, наблюдали за происходящим на балконе.
— Оп, — сказал Локки. — Я уверен: достойные люди внизу сберегут для тебя твои деньги.
— Хватит! — Замира схватила Рене за шиворот и посадила. — Ваш капитан бросил вызов и проиграл. Рене ваш капитан?
— Да, — мрачно ответил моряк.
— Тогда соблюдайте ее клятву. — Замира подтащила Рене к лестнице и склонилась к ней. — Не больно-то высоко, а, Рене?
Рене вскинула голову, чтобы плюнуть кровью в лицо Замире, но та опередила ее, ударила, и кровь брызнула на ступеньки.
— Две вещи, — сказала Замира. — Во-первых, завтра я созываю совет капитанов. Надеюсь увидеть тебя на месте, вовремя. Кивни-ка дурьей башкой, ну!
Рене медленно кивнула.
— Во-вторых, у меня нет отродий. У меня дочь и сын. И если ты еще раз об этом забудешь, я из твоих костей сделаю для них игрушки.
С этими словами она столкнула Рене с лестницы. К тому времени как та мешком приземлилась внизу, ее рассерженный экипаж уже двинулся за ней под торжествующими взглядами моряков с «Орхидеи».
— Мы еще встретимся… Оррин Ревелл, — сказал лишившийся кошелька моряк.
— Вальтерро, — строго сказала Дракаста, — это чистый бизнес. Не превращай его в личную вражду.
Тот, явно недовольный, ушел со своими товарищами.
— Слова о детях прозвучали как что-то очень личное, — прошептал Жеан.
— Значит, я лицемерка, — ответила Замира. — А не нравится, выпей по-сирински. — Она подошла к перилам балкона и крикнула: — Закорин! Где ты там прячешься?
— Именно прячусь, Дракаста, — послышался голос из окошка бронированного бара. — Война кончилась?
— Если у тебя есть бочонок того, что не похоже по вкусу на свиной пот, пошли нам наверх. И какое-нибудь мясо. И счет Рене. Бедняжка нуждается в помощи.
Посетители рассмеялись. Морякам Рене, которые несли ее за руки и за ноги, было совсем не смешно.
— Вот так, — сказала Замира, садясь на стул, только что покинутый Рене. — Устраивайтесь поудобней. Добро пожаловать за стол для почетных гостей «Рваного красного флага».
— Что ж, — сказал Жеан, садясь между Локки и Эзри, — все прошло, как мы надеялись?
— О да. — Эзри подмигнула Дракасте. — Да, я бы сказала, мы свой флаг развернули.
8
Почти час все делали вид, что развлекаются и отдыхают, пили более или менее сносный эль «Красного флага» и лучшее из того, что оставил экипаж Рене. Блюдом вечера была утка под толстым слоем жира; большинство отнеслись к этому явству как к украшению, но Раек и Конар постепенно оставили от утки только груду костей.
— Что же нам теперь делать? — спросил Локки.
— Все местные стервятники узнают, что мы вернулись, — ответила Дракаста. — Через день-два они начнут нас обхаживать. Первыми уйдут выпивка и продукты: их всегда легче продать. Запасные части и другие корабельные запасы оставим себе. Что касается шелков и прочих дорогих товаров, в этом отношении наши друзья — независимые купцы, стоящие в Госпитале. Они попытаются перекупить у нас это добро за пятнадцать-двадцать процентов рыночной цены. Нас это устроит, а они увезут товар за море и продадут за полную стоимость с невинными улыбками на лицах.
— А что с «Вестником»?
— Когда он появится, Скупщик нанесет нам визит. Предложит помочиться в глиняный горшок, а мы уговорим его мочиться в деревянную бочку. После этого корабль — его проблема. С нетронутыми реями корабль может стоить тысяч шесть солари; мне повезет, если выручу две. Его экипаж отведет корабль на восток и сбудет там какому-нибудь нетерпеливому купцу за четыре тысячи, получив изрядную прибыль.
— Некоторые корабли в Медном море, — сказала старпом Дельмастро, — перепродавались по три-четыре раза.
— А этот Скупщик… — заговорил Локки, чувствуя, как у него в голове созревает план, — поскольку его зовут по занятию, я полагаю, конкурентов у него нет?
— Все умерли, — ответила Дельмастро. — Очень неприятной и поучительной смертью.
— Капитан, — спросил Локки, — а сколько времени все это займет? Прошел уже почти месяц, и…
— Я знаю, какой сегодня день, Ревелл. Времени займет столько, сколько займет. Может, три дня, а может, семь или восемь. И пока мы здесь, у всех появляется возможность хоть одну-две ночи провести на берегу.
— Я…
— Я не забыла про дело, которое вас беспокоит, — сказала Дракаста. — Завтра я буду говорить об этом на совете капитанов. После — посмотрим.
— Какое дело?
Дельмастро, казалось, искренне не понимала, о чем речь. Локки в общем-то не удивился бы, если бы Жеан все ей рассказал, но, по-видимому, время вдвоем они проводили в гораздо более мудрых и приятных занятиях.
— Узнаешь завтра, Дел. В конце концов, ты ведь будешь со мной на совете. И хватит об этом, Ревелл.
— Хорошо. — Локки отхлебнул пива и поднял палец. — Еще одно. Позвольте кое о чем попросить вас до того, как придет этот Скупщик. Может, мне удастся уговорить этого парня заплатить подороже.
— Он не парень, — сказала Дракаста. — Грязен, как деревенщина, и почти так же приятен.
— Тем лучше. Вспомните мастера Неру. Позвольте хотя бы попробовать.
— Никаких обещаний, — сказала Замира. — Но я вас выслушаю…
— «Орхидея»! — загудел басом мужчина, поднимавшийся по лестнице. — Капитан Дракаста! Знаешь, там внизу все еще собирают зубы Рене.
— У Рене случился неожиданный приступ неучтивости, — ответила Дракаста. — А потом она упала. Здравствуй, капитан Роданов.
Роданов был одним из самых крупных людей, каких приходилось видеть Локки; пожалуй, не менее семи футов ростом. Примерно ровесник Замиры, с круглым животом. Но длинные мускулистые руки легко могли бы удавить медведя, и то, что у Роданова не было с собой оружия, говорило о многом. Лицо вытянутое, с тяжелыми челюстями; волосы светлые, залысины, а по глазам ясно, что этот человек считает себя равным всему миру. Локки встречал людей подобного типа среди самых известных гаррист Каморра, хотя таких огромных среди них не было; даже Большой Конар превосходил Роданова только в ширину.
Две тонкие винные бутылки из густо-синего стекла с серебристыми ленточками под пробкой казались неуместными в огромных кулаках.
— Несколько месяцев назад взял на одном галеоне сотню бутылок лашанского голубого, урожая прошлого года. Сберег кое-что для тебя, потому как знаю: тебе оно нравится. С возвращением!
— Добро пожаловать к столу, капитан. — По знаку Дракасты Эзри, Жеан, Локки и Конар пересели на один стул влево, освободив место рядом с Замирой. Джаффрим Роданов сел и передал бутылки. Когда Замира протянула ему правую руку, он поцеловал ее и высунул язык.
— М-м-м, — сказал он, — всегда гадал, какова Шавон на вкус. — Замира рассмеялась, а он взял пустую чашку. — Кто там ближе всех к бочонку с элем?
— Позвольте мне, — сказал Локки.
— С большинством я знаком, — сказал Роданов. — Раек, конечно. Диву даюсь, что ты еще жив. Дантьерр, Конар, рад вас видеть. Малакасти, милая, что такого есть у Замиры, чего нет у меня? Подожди, я не уверен, что хочу это знать. И ты. — Он обнял старпома Дельмастро за плечи. — Не знал, что Замира разрешает детям свободно бегать по палубе. Когда вырастешь?
— Я расту только в нужных направлениях. — Эзри улыбнулась и изобразила удар в живот Роданова. — Знаешь, твой корабль считают трехмачтовиком только потому, что ты всегда стоишь на юте.
— Если я спущу брюки, все подумают, что на корабле четыре мачты, — ответил Роданов.
— Мы могли бы в это поверить, если бы не повидали на своем веку голых вадранцев, — сказала Дракаста.
— Ну, меня моя родина может не стыдиться, — ответил Роданов, когда Локки передавал ему полную чашку. — Вижу, ты принимаешь новичков.
— Время от времени. Оррин Ревелл, Джером Валора. Это Джаффрим Роданов, капитан «Страшного подарка».
— За ваше здоровье и удачу, — сказал Роданов, поднимая чашку. — Пусть ваши враги будут не вооружены, а эль не разбавлен.
— Глупых купцов и попутного ветра, чтобы их догнать, — ответила Замира, поднимая одну из винных бутылок Роданова.
— Хорошая была добыча?
— Трюмы полны и готовы лопнуть, — сказала Дракаста. — А еще мы захватили небольшой бриг, футов на девяносто. Он уже должен прийти.
— «Красный вестник».
— Откуда ты…
— Вчера пришел Строцци. Говорит, встретил бриг на худых парусах и уже готов был напасть на него, да увидел твою призовую команду; матросы махали ему. Это было шестьюдесятью милями севернее Купеческих Ворот, сразу за Горящими Просторами. Сейчас он уже, пожалуй, проходит Торговые Ворота.
— В таком случае попутного им ветра. Мы пришли через Гостиный.
— Нехорошо. — Впервые за весь вечер Роданов перестал улыбаться. — В последнее время я слышал странные рассказы о Гостином. Его превосходительство Толстый Ублюдок…
— Скупщик, — прошептал Конар Локки.
— …месяц назад отправил люггер и говорит, что тот затонул в бурю. Но от надежных людей я слышал, что он так и не вышел из Гостиного.
— Мне казалось, скорость важнее всего, — ответила Дракаста, — но в следующий раз я поплыву через Ворота, даже если на это потребуется неделя. Можешь передать всем.
— Я бы тоже так посоветовал. Кстати о совете. Я слышал, ты на завтра созываешь совет капитанов.
— Нас в городе пятеро. У меня… любопытное дело, связанное с Тал-Верраром. Нужна закрытая встреча.
— Капитан и старший помощник, — сказал Роданов. — Хорошо. Завтра передам Строцци и Колвард. Полагаю, Рене уже знает?
— Да.
— Наверно, она не сможет говорить.
— Ей и не понадобится, — сказала Дракаста. — Говорить буду я.
— Да будет так, — сказал Роданов. — «Давайте говорить руками, чтобы губы наши читались, как написанные нами книги, и отыщем место, где только боги и крысы могут услышать наши слова».
Локки посмотрел на Роданова; это Лукарно, из…
— «Свадьба убийц», — сказала Дельмастро.
— Да, легко, — с улыбкой ответил Роданов. — Ничего более трудного не пришло на ум.
— Какой странный интерес к театру бывает у моряков с Медного моря, — сказал Жеан. — Я знал, что Эзри любит…
— Я цитировал Лукарно только для нее, — заметил Роданов. — Сам я терпеть не могу этого ублюдка. Слащавые чувства, упоение собой и столько шуток насчет койки, что даже расфуфыренным болванам времен Теринского Трона делалось неловко. А тем временем контрмаги и мои предки кидали кости, чтобы узнать, кто первым сожжет империю.
— Нам с Джеромом обоим очень нравится Лукарно, — сказала Дельмастро.
— Это вы ничего лучше не читали, — сказал Роданов. — Ведь тупицы держат пьесы ранних теринских поэтов в сейфах, зато малейшие капельки рвоты Лукарно восхваляют все, у кого есть деньги на писцов и переплетчиков. Его пьесы не хранят, их ставят… А вот Меркаллор Ментеццо…
— Меркаллор Ментеццо хорош, — вмешался Жеан. — У него прекрасный стих, но он пользуется хором, как костылями, и в конце у него всегда появляются боги и решают все проблемы…
— Ментеццо и его современники создали теринскую драму по модели Эспадри, — продолжал Роданов, — они оживили скучные храмовые ритуалы, внесли в них политические темы. Ограничения в композиции их пьес простительны; напротив, Лукарно опирался на весь их труд, а что добавил? Только безвкусную мелодраму…
— Что бы он ни добавил, этого хватило, чтобы четыреста лет спустя после уничтожения Терим Пела Лукарно оставался единственным драматургом из тех, что пользовались официальным покровительством Талатри, чьи пьесы сохранились в полном объеме и до сих пор постоянно переиздаются…
— Ссылка на невзыскательных зрителей не равноценна глубокому философскому анализу произведений, о которых идет речь. Люцерна Никорская в своих работах писала…
— Прошу у всех прощения, — сказал Большой Конар, — но разве вежливо беседовать о том, в чем больше никто ни черта не понимает?
— Вынуждена признать, что Конар прав, — сказала Дракаста. — Не пойму, то ли вы двое готовы схватиться на саблях, то ли основываете новый культ.
— Откуда ты такой взялся? — Роданов не сводил взгляда с Жеана. — У меня уже много лет не было возможности поговорить об этом.
— Необычное детство, — ответил Жеан. — А у вас?
— Тщеславные юношеские стремления… гм… привели к тому, что Теринскому коллегиуму понадобился преподаватель словесности и риторики по имени Роданов.
— А что было дальше?
— Что? Некий профессор риторики нашел надежный способ использовать Зал Великолепных Отражений как букмекерскую контору. Бои гладиаторов, студенческие лодочные гонки — все в таком роде. Своих студентов он использовал как посыльных, а поскольку на выигрыш он всем покупал пиво, это сделало его нашим героем. Конечно, когда ему пришлось бежать из города, всех остальных ждали кнуты и цепи, вот я и записался матросом на купеческий галеон.
— Когда это было? — неожиданно перебил Локки.
— Когда… когда боги еще были молоды. Должно быть, лет двадцать пять назад.
— А этого профессора риторики… его случайно звали не Барсави? Венкарло Барсави?
— А вы откуда знаете?
— Несколько раз наши дороги пересекались. — Локки улыбнулся. — Я ездил на восток. В окрестности Каморра.
— Я кое-что слышал, — ответил Роданов. — Раз или два слышал название, но в самом Каморре никогда не был. Барсави. Он еще там?
— Нет, — сказал Жеан. — Говорят, умер пару лет назад.
— Жаль, — вздохнул Роданов. — Очень жаль. Что ж… Пожалуй, я слишком долго задерживаю вас разговорами о людях, которые мертвы уже столетия. Не воспринимайте меня слишком серьезно, Валора. Рад знакомству. И с вами тоже, Ревелл.
— Рада была повидаться, Джаффрим, — сказала Замира, вставая одновременно с ним. — Значит, до завтра?
— Надеюсь на интересное зрелище, — ответил он. — Всем — доброго вечера.
— Один из ваших капитанов, — сказал Жеан, когда Роданов спустился по лестнице. — Очень интересно. Почему он тогда не захотел занять наш стол?
— «Страшный подарок» — самый большой корабль, какой был когда-нибудь у капитана из Порта Расточительности, — медленно заговорила Замира. — И на нем самый многочисленный экипаж. Джаффриму не нужно играть в те игры, в какие играем мы все. И он это знает.
На несколько минут разговоры за столом смолкли. Потом вдруг Раек откашлялся и заговорил низким хриплым голосом:
— Я однажды видел пьесу. Там говорилось о собаке, которая укусила парня за яйца…
— Да, — подхватила Малакасти, — я тоже ее видела. Эта собака любила сосиски, и парень кормил ее сосисками, а потом снимал брюки и…
— Послушайте, — сказала Дракаста, — всякий, кто еще раз упомянет подобную пьесу, поплывет на «Орхидею» не в шлюпке. Давайте посмотрим, заслужил ли наш друг Банджитал свои деньги.
9
На следующий день Король разбудил Локки как раз к смене дневной вахты. Локки снял котенка со своей головы, посмотрел в зеленые маленькие глаза и сказал:
— Ты, пожалуй, удивишься, но я никогда не привяжусь к тебе, царапучая помеха сну.
Локки потянулся, зевнул и вышел на теплый мягкий дождь, падающий с затянутого облаками неба.
— Ах-х, — сказал он, раздеваясь до пояса и позволяя дождю смыть с кожи запахи «Рваного красного флага». Странно, подумал он, какими знакомыми стали многочисленные запахи «Орхидеи», а запах такого же места, как те, где провел годы, кажется навязчивым.
Дракаста перевела «Орхидею» к одному из длинных каменных пирсов причала Госпиталя, и Локки увидел у борта множество маленьких лодок. Пять или шесть вооруженных матросов из синей вахты стояли на часах, а Утгар и Замира энергично торговались с человеком в шлюпке, полной ананасов.
Весь день к кораблю подходили и отходили от него лодки; жители Расточительности предлагали все: от свежей рыбы до алхимических наркотиков, а представители независимых купцов осведомлялись о содержимом трюмов и под бдительным взглядом Дракасты рассматривали образцы. «Орхидея» временно превратилась в плавучий рынок.
Во втором часу дня, когда дождь стих и из-за туч выглянуло солнце, из Торговых Ворот вышел «Красный вестник» и встал на якорь рядом с «Орхидеей». Нарсин, Гвиллем и вся призовая команда перешла на борт «Орхидеи» вместе с несколькими моряками с самого «Вестника», которые подлечились настолько, что могли передвигаться.
— А он что здесь делает? — крикнул один из них, увидев Локки.
— Пойдем со мной, — сказал Джабрил, обняв его за плечи. — Я тебе все объясню. И расскажу о том, что называется вахтой поденщиков…
Ученая Треганн приказала спустить шлюпку, чтобы побывать на «Вестнике» и осмотреть оставшихся раненых. Локки помогал спускать самую маленькую шлюпку и увидел, как Треганн встретилась с поднимавшимся на борт Гвиллемом.
— Мы поменялись каютами, — сказала она. — Я заняла твое прежнее помещение, а ты можешь занять мое.
— Что? Что? Но почему?
— Скоро узнаешь.
Прежде чем вадранец сумел еще о чем-нибудь спросить, Треганн перебралась через борт, а Замира взяла Гвиллема за руку.
— Сколько предложит за него Скупщик?
— Две серебряные монеты и чашку оспенных струпьев.
— Да, но сколько удастся с него взять?
— Одиннадцать или двенадцать сотен солари. Кораблю нужны две новые мачты, на носу трещина. Едва не утонул. Новые реи, несколько новых парусов. Его недавно ремонтировали, и это хорошо, но одного взгляда на древесину достаточно, чтобы понять, сколько ей лет. Кораблю осталось плавать лет десять, не больше.
— Капитан Дракаста, — сказал Локки, подходя к Гвиллему. — Осмелюсь напомнить…
— План, о котором вы говорили, Ревелл?
— Я уверен, что смогу выжать из клиента еще несколько сотен солари.
— Ревелл? — Гвиллем удивленно посмотрел на него. — Ревелл, прежний капитан «Вестника»?
— Рад познакомиться, — сказал Локки. — Все, что мне нужно, капитан, это одежда получше, несколько кожаных кошельков и груда монет.
— Что?
— Успокойтесь. Я их не потрачу. Их нужно будет показать. И разрешите мне работать с Джеромом.
— Капитан, — спросил Гвиллем, — почему Оррин Ревелл жив, член экипажа и просит у вас денег?
— Дел! — крикнула Дракаста.
— Здесь! — ответила та, появляясь через мгновение.
— Дел, отведи Гвиллема в сторону и объясни ему, почему Ревелл жив и как он стал членом экипажа.
— Но почему он просит у вас денег? — не успокаивался Гвиллем.
Эзри схватила его за руку и утащила.
— Мои люди ждут платы за «Вестник», — сказала Дракаста. — Я должна быть уверена, что ваш план не ухудшит положение.
— Капитан, в этом деле я буду выступать как член вашего экипажа — не забудьте, мне тоже полагается доля от продажи «Вестника».
— Гм-м-м… — Она огляделась и постучала пальцами по рукояти одной из сабель. — Одежда получше, говорите?
10
Агенты Скупщика, до которых дошли слухи о вчерашних ночных происшествиях, сразу заметили новый парус в гавани Расточительности. В четыре часа пополудни к борту «Орхидеи» подошла нарядная барка (гребли рабы).
Дракаста ждала пассажиров барки в сопровождении Дельмастро, Гвиллема и двух дюжин вооруженных моряков. Вначале на борт поднялась внушительная охрана — мужчины и женщины, потеющие в доспехах из кожи и цепей. Они обвели взглядами палубу и кликнули команду рабов, которая установила подъемный механизм, поднявший с барки на корабль кресло. Обильно потея, рабы с усилием вытащили на палубу кресло и того, кто в нем сидел.
Скупщик был точно таким, каким его помнила Дракаста: старый теримец с тонкой как бумага кожей, такой толстый, что обширное тело словно разъехалось, в разрезах одежды проглядывала жирная плоть. Щеки его свисали до середины шеи, пальцы были как разваренные сосиски, а двойной подбородок такой мягкий, что начинал трястись, стоило его хозяину моргнуть. Скупщик кое-как приподнялся с помощью двух рабов, которые поддерживали его за руки, но смотрел недовольно и успокоился только когда третий раб поставил перед ним широкую лакированную полку — нечто вроде переносного стола. Скупщик со вздохом облегчения поместил на стол свой огромный живот.
— Поврежденный бриг, — сказал он, ни к кому не обращаясь в частности. — Одну мачту снесло, вторая годится разве что на дрова. Бриг старый. Дама, которая пытается скрыть угасание своей красоты под толстыми слоями краски и позолоты. О! Простите, Замира, я и не заметил, что вы здесь.
— А я почувствовала, что вы появились на борту: «Орхидея» грозила перевернуться, — ответила Дракаста. — Корабль достаточно прочен, чтобы выдержать предосенний шторм даже в руках горе-капитана. Обводы у него чистые, мачты дешевы… бриг гораздо лучше тех развалин, что вы обычно отправляете на восток.
— Развалин, которые приводят мне капитаны вроде вас. Я хочу заглянуть этой красотке под юбки и посмотреть, осталось ли что-нибудь от прежних прелестей. Потом обсудим размеры услуги, которую я вам оказываю.
— Говорите, что хотите, старина. Мне нужна хорошая плата за хороший корабль.
— Да, корабль славный, — сказал Леоканто Коста (так привыкла называть его про себя Замира), выбравший эту минуту, чтобы появиться из своего убежища за трапом. Небольшой запас одежды, нашедшийся на «Орхидее», окружил его некоторым ореолом богатства. Коричнево-горчичный плащ с манжетами, вышитыми серебром, чистая шелковая рубашка, недурные брюки и начищенная обувь. Туфли по размеру годились Жеану, но Локки набил в них тряпки, чтобы не сваливались с ноги. Невозможно получить все сразу.
С его пояса свисала взятая напрокат рапира, на пальцах блестели несколько колец Замиры. За ним шел Джером, одетый, как образцовый послушный слуга, и нес на плече три тяжелые кожаные сумки. Легкость, с какой они взяли на себя эти роли, подсказала Замире, что для них это не первый опыт.
— Милорд, — спросила она, — вы закончили осмотр?
— Да. Как я сказал, корабль славный. Не идеал, но и не гроб с музыкой. Если повезет, проплавает еще лет пятнадцать.
— А вы кто такой?
Скупщик разглядывал Косту глазами птицы, которая приготовилась схватить червяка и вдруг увидела клюв соперницы.
— Таврин Каллас, — ответил Коста. — Из Лашена.
— Пэр? — спросил Скупщик.
— Третьего разряда. Но можете не титуловать меня.
— И не буду. Что вы здесь вынюхиваете?
— Я покупаю корабли в гавани Расточительности.
— По воле богов? Здесь деньги у меня, и это все решает.
— Богатство не поможет вам плавать, милейший…
— Хватит, — сказала Дракаста. — Пока кто-нибудь из вас не заплатит, вы стоите на моем корабле.
— Вы очень далеко от моря, щенок, и осмеливаетесь вставать на моем пути…
— Хотите получить корабль, платите хорошую цену, — сердито сказала Дракаста. Ее гнев был искренним. Скупщик влиятелен и полезен, но при силовом столкновении любой капитан Медного моря просто растопчет его. — Если лорд Каллас предложит больше, я возьму деньги у него. Хватит дурить!
— Подождите, капитан, — подала голос Дельмастро. — Мы знаем, что Скупщик может заплатить. Но мы еще не видели денег его светлости.
— Дел права, — сказала Дракаста. — Кредитными обязательствами мы здесь подтираем зад, лорд Каллас. У вас должно быть в этих сумках что-нибудь поувесистее.
— Конечно, — ответил Коста, щелкнув пальцами. Джером выступил вперед и положил к ногам Дракасты одну из сумок. В ней убедительно звякнуло.
— Гвиллем, — сказала Дракаста, знаком подзывая его. Тот нагнулся к сумке, расстегнул замки и показал груду золотых монет — на самом деле это была корабельная казна плюс те деньги, что прихватили с собой в море Леоканто и Джером. Гвиллем взял одну монету, поднес к свету, поцарапал. Потом кивнул.
— Настоящее, капитан. Тал-веррарский солари.
— В этой сумке семьсот, — сказал Коста, и для Джерома это послужило сигналом бросить на палубу вторую сумку. — А вот еще семьсот.
Гвиллем раскрыл и вторую сумку, позволив Скупщику увидеть, что она полна золота. Точнее, там был верхний слой солари, а под ним мешок с серебряными и медными монетами. В третьей сумке было примерно то же самое, но Замира надеялась, что раскрывать ее не придется.
— Для начала предлагаю тысячу солари, — сказал Леоканто.
— Края его монет могут быть подпилены, — сказал Скупщик. — Это невыносимо, Дракаста. Принесите весы, а я прикажу принести мои.
— Монеты не тронуты, — ответил Коста, стиснув зубы. — Ни единая. Я знаю, что вы их проверите, капитан, и что моя жизнь ничего не стоит, если хоть одна из них испорчена.
— Но…
— Я вижу, как вы озабочены моим благосостоянием, Скупщик, — сказала Дракаста, — но лорд Каллас абсолютно прав, и я считаю, что он говорит искренне. Он предлагает тысячу. Дадите больше?
— Аукцион открытый, старина, — сказал Леоканто. — Можете перекрыть мою ставку?
— Тысяча и десять, — сказал Скупщик.
— Одиннадцать сотен, — ответил Коста. — Боги, я словно играю в карты со своим конюхом.
— Одиннадцать сотен пятьдесят, — пропыхтел Скупщик.
— Двенадцать сотен.
— Я еще должен осмотреть корпус…
— Тогда вам следовало приезжать быстрей. Двенадцать сотен.
— Тринадцать!
— Вот это боевой дух, — сказал Коста. — Притворяетесь, будто можете со мной справиться? Четырнадцать сотен.
— Пятнадцать, — сказал Скупщик. — Предупреждаю вас, Каллас. Если вы еще повысите цену, последствий не миновать.
— Бедный старый бурдюк с жиром. Приходится мириться со скромной прибылью, а хотелось бы получить совсем неприличную. Шестнадцать сотен.
— Откуда вы взялись, Каллас?
— Заплатил за проезд одному независимому купцу.
— Кому именно?
— Не ваше дело, дьявольщина! Я готов заплатить шестнадцать сотен.
— Восемнадцать, — прошипел Скупщик. — Что, денег не хватает, лашенец?
— Девятнадцать, — ответил Коста, впервые подпустив в голос тревожную нотку.
— Две тысячи солари.
Леоканто притворился, что совещается с Джеромом. Потом посмотрел себе под ноги и процедил:
— Будь ты проклят, старик!
Жестом он велел Джерому убрать сумки.
— Скупщику! — сказала Дракаста, сдерживая улыбку. — За две тысячи.
— Ха! — Лицо Скупщика отразило торжество и стало казаться почти болезненным. — Я могу купить десять таких, как ты, щенок. Если мне захочется сунуть свой член во что-нибудь заморское и бесполезное.
— Что ж, вы победили, — ответил Леоканто. — Поздравляю. Очень жаль.
— Еще бы, — сказал Скупщик. — Ведь теперь ты стоишь на моем корабле. И я хотел бы услышать, сколько ты заплатишь, чтобы я не подвесил тебя над огнем…
— Скупщик, — сказала Дракаста, — пока две тысячи солари не перейдут ко мне в руки, это не твой корабль.
— А, — отмахнулся старик. — Это техническая проблема.
Он хлопнул в ладоши, и его рабы принялись опускать кресло в лодку — вероятно, чтобы вернуть с золотом.
— Капитан Дракаста, — сказал лорд Каллас, — благодарю вас за снисходительность, но я знаю, когда пора уходить.
— Дел, — ответила Дракаста, — проводи его светлость и его человека к одной из шлюпок. Лорд Каллас, приглашаю вас поужинать в моей каюте. А потом… отправляйтесь восвояси.
— Я ваш должник, капитан.
Коста поклонился — ниже, чем было необходимо, и исчез за бортом в сопровождении Дельмастро и Джерома.
— Вспорите брюхо этому глупцу, — громко сказал Скупщик. — Заберите себе его деньги.
— С меня довольно ваших, — ответила Замира. — К тому же меня забавляет мысль, что настоящий лашенский барон обязан мне жизнью.
Рабы Скупщика одну за другой поднимали на палубу «Вестника» сумки с монетами, серебром и золотом, пока к ногам Замиры не легла вся оговоренная сумма. Конечно, позже Гвиллем пересчитает деньги, но Замиру не беспокоила возможность обмана. В сумках будет ровно столько денег, сколько должно быть, — по той же логике, с какой рассуждал несколько минут назад Таврин Каллас. В укрепленном поместье Скупщика на краю города дюжина хорошо вооруженных наемников, но если он обманет капитана, ему придется иметь дело со множеством пиратов, и дни его благополучия окажутся далеким воспоминанием.
Через полчаса Дракаста вернулась на «Орхидею», оставив «Вестник» в руках слуг и рабов Скупщика, довольная, как всегда после продажи приза. Одной заботой меньше: теперь можно вернуть весь экипаж на борт, разделить добычу и основательно пополнить корабельную казну. Небольшую проблему представляли те моряки с «Вестника», которые не участвовали в захвате «Зимородка», но все они предпочли унижение вахты поденщиков перспективе остаться в Порту Расточительности.
— Ревелл, Валора, — сказала Дракаста. Эта парочка сидела в тени юта и болтала с Дельмастро и десятком моряков. — Все прошло лучше, чем я ожидала.
— На семь-восемь сотен больше того, на что мы могли бы рассчитывать, — удивленно сказал Гвиллем.
— Больше жира смазать раны, — заметил Валора.
— Пока ублюдок не потратится на то, чтобы опросить независимых купцов, — сказала Дельмастро, приподняв бровь сразу от восхищения и недоверия. — А когда узнает, что никто недавно не привозил в Расточительность лашенского вельможу…
— Конечно, рано или поздно он поймет, что произошло. — Коста пренебрежительно махнул рукой. — В этом-то вся прелесть. Такие самолюбивые мелкие тираны, любители пригрозить… Их можно разыграть, как музыкальную пьесу. И за тысячу лет он никому не позволит узнать, что его средь бела дня обвели вокруг пальца, как коробейника. А учитывая, что он все равно на вас зарабатывает, он ничем не ответит, только пустыми угрозами.
— Если ему взбредет в голову применить силу, никакой силы за ним нет, — сказала Дракаста. — Я сказала бы, что дело сделано чисто. Но это не значит, что вы весь вечер можете тут бездельничать в красивых нарядах. Сдайте их.
— Конечно… капитан.
— Прикусит Скупщик язык или нет, но я считаю, что весь остаток времени здесь вам двоим лучше не показываться. Обоим сидеть на корабле!
— Что? Но…
— Я считаю также, — продолжала Дракаста с улыбкой, но достаточно твердо, — что такую парочку опасно чересчур часто спускать с поводка. За это получите немного больше из корабельной казны.
— О, это справедливо. — Коста начал снимать свой дорогой костюм. — Да я и не хочу, чтобы мне в каком-нибудь переулке перерезали горло.
— Умница. — Замира повернулась к Дельмастро. — Давай вместе составим список сегодняшней веселой вахты. Они могут отправиться на берег с нами, когда мы поплывем на совет. Скажем… половина экипажа. Выбирай по совести.
— Верно, — сказала Дел. — А пока мы не вернемся с совета, они могут ждать в шлюпках — на случай неприятностей.
— Совершенно верно, — подтвердила Замира. — Как и другие экипажи, я думаю.
— Капитан, — на ухо спросила Дельмастро у Замиры, — зачем вообще эта встреча?
— Дело плохо, Эзри. — Она взглянула на Леоканто и Джерома, которые, не замечая ее взгляда, смеялись и шутили друг с другом. — Плохо, если правда. И плохо, если неправда.
Она обняла Эзри за плечи; эта молодая женщина, повернувшаяся спиной к жизни изнеженной никоранской аристократки, выросла от вахты поденщиков до первого помощника и много раз едва не погибла за те годы, что помогает Замире держать на плаву драгоценную «Орхидею».
— Кое-что из того, что ты услышишь сегодня вечером, касается Валоры. Не знаю, о чем вы двое говорили наедине… в те редкие моменты, когда у вас оставалось время на разговоры…
Эзри выставила подбородок, улыбнулась и нисколько не покраснела.
— …но то, что я сейчас скажу, может тебе не понравиться.
— Если что-то между нами должно быть решено, — негромко ответила Эзри, — я доверяю решение ему. И ничего не боюсь услышать о нем.
— Моя Эзри, — сказала Замира. — Что ж, давай одеваться… для встречи с неизбежным. Доспехи и сабли. Смажь маслом ножны и наточи кинжал. Если разговор примет дурной оборот, нам могут понадобиться дополнительные доводы при расставании.
Глава тринадцатая
Пункты решения
1
Пустынный берег длиной в милю отделяет Порт Расточительности от развалин его павшего каменного часового — Кастаны Ворессы, Форта Великолепия.
Построенная с целью господствовать над северной частью залива, служившего Порту Великолепия, прежде чем изменчивая судьба привела к изменению названия города, сегодня эта крепость не отразила бы и бранных слов, не говоря уж о клинках и стрелах вражеского войска.
Сказать, что крепость построена за гроши, значит оклеветать искусных каменщиков. Привезенные на строительство крепости несколькими кораблями из Тал-Веррара гранитные блоки скучающие вдали от дома чиновники перепродали на сооружение домов. Грандиозные планы строительства стен и башен пришлось пересмотреть ради менее грандиозных планов строительства просто стен, потом ограничиться самой скромной стеной с казармами, и наконец в довершение всех бед вся смена солдат, которым предстояло заселить эти казармы, погибла в предосенний шторм.
Единственный полезный остаток крепости — круглый каменный павильон примерно в пятидесяти ярдах от берега, соединенный с основными развалинами широким каменным тротуаром. Павильон задумывали как платформу для катапульт, но ни одна катапульта так и не прибыла. Теперь, когда пиратским капитанам Порта Расточительности бывает необходимо обсудить свои дела, совет неизменно проходит в этом павильоне и всегда в сумерки. Здесь на камнях так и не созданной Веррарской империи капитаны решают свои проблемы, попирая неутоленные притязания города-государства, который тем не менее семь лет назад нанес им тяжелое поражение.
2
Совет начался, как начинался всегда на памяти Замиры: под пурпурно-красным солнцем заката, при фонарях, расставленных на древних камнях, в жарком воздухе, похожем на дыхание животного, в присутствии многочисленных насекомых.
Тут не бывает вина и еды, и, когда созывается совет капитанов, собравшиеся не садятся. Сидящий склонен к напрасной потере времени. Неудобства избавляют присутствующих от сантиментов и сразу заставляют перейти к делу.
К удивлению Замиры, они с Эзри явились последними. Замира осмотрелась, приветливо кивая капитанам.
Первым стоял Роданов, на этот раз вооруженный, со своим первым помощником Идриной Корос, стройной, светловолосой, чуть выше Эзри. У нее осанка профессионального поединщика, и, по слухам, она отлично владеет джерешитским ятаганом с широким лезвием.
Рядом с ними — Пьеро Строцци, приветливый лысый мужчина лет пятидесяти; с ним первый помощник по прозвищу Джек Ухорез — из-за его привычки отрезать уши у павших противников. Говорят, он высушивает эти уши и делает из них ожерелья, которые хранит в своей каюте.
Здесь и Рене, как обычно, рядом с Вальтерро. Правая сторона ее лица разукрашена различными оттенками черного и зеленого, но по крайней мере Рене хватает ума не отвечать Замире сердитым взглядом, когда та смотрит на нее.
Последняя — по счету, но не по значению — Жаклин Колвард по прозвищу «Старуха с Призрачных островов», все еще элегантная в свои без малого шестьдесят, хотя и седая, с темным загорелым лицом, словно из выдубленной кожи. Ее нынешняя протеже и, следовательно, любовница — Маресса Висенте, чьи бойцовские и мореходные качества пока неизвестны. Но молодая женщина определенно выглядит способной.
Пока никто отсюда не уйдет, они надежно отрезаны от остального мира. В конце прохода тревожно переминаются кучки вооруженных моряков — человек по шесть с каждого корабля. Пока капитаны не закончат, они никому не позволят подойти к ним.
«Так как же мы это проделаем?» — подумала Замира.
— Замира, — начал Роданов, — ты созвала совет. Послушаем, что у тебя на уме.
Значит, прямо к делу.
— Не столько у меня на уме, Джаффрим, сколько у всех у нас в голове. У меня есть сведения, что архонт Тал-Веррара опять строит неудобные для нас планы.
— Опять? — Роданов сжал огромные кисти в кулаки. — Неудобные планы были у Бонэйр, Замира; Страгос сделал то, что каждый из нас сделал бы на его месте…
— Я не забыла ни одного дня той войны, Джаффрим. — Вопреки решимости сохранять спокойствие Замира почувствовала гнев. — Ты хорошо знаешь, что я назвала это ошибкой.
— Утраченная цель, — фыркнул Роданов. — Больше похоже на дурацкую выдумку. А в то время ты тоже считала это ошибкой?
— В то время ты только молол языком, — спокойно сказал Строцци. — А потом, когда флот архонта затмил горизонт, дал деру.
— Я никогда не входил в вашу проклятую Армаду, Пьеро. Я предложил отвлечь несколько кораблей архонта и сделал это. Без этого вы бы утратили преимущество относительно ветра, и вас обошли бы с севера. Мы с Шавон тогда остались бы единственными капитанами, которые сегодня смогли бы прийти сюда…
— Прекратите! — крикнула Замира. — Я созвала совет, и мне еще есть что сказать. Я пригласила вас сюда не для того, чтобы бередить старые раны.
— Говори, — сказал Строцци.
— Месяц назад из Тал-Веррара вышел бриг. Капитан увел его из Марины Меча.
Все одновременно заговорили, закачали головами. Замира, улыбнувшись, продолжила:
— Чтобы набрать экипаж, он проник в Скалу Ветров и увел целое отделение заключенных. Его намерением — и намерением его матросов — было уплыть на юг и присоединиться к нам в Порту Расточительности. Поднять красный флаг.
— Кто в силах увести корабль архонта из охраняемой гавани? — Роданов говорил недоверчиво. — Хотел бы я с ним встретиться.
— Ты и встретился, — ответила Замира. — Его зовут Оррин Ревелл.
Вальтерро, до сих пор молча стоявший за Рене, выплюнул:
— Этот мелкий гнус…
— Тише, — сказала Замира. — Не ты ли вчера вечером потерял свой кошелек? У Оррина быстрые руки. Быстрые руки, быстрый ум, способность командовать, и он хорошо владеет оружием. Он заслужил место в моем экипаже, в одиночку убив четверых Избавителей.
Замира про себя улыбалась: она использовала то, в чем сам Коста так старался ее разубедить.
— Ты сказала, что у него был свой корабль, — заметил Роданов.
— Да, «Красный вестник», который я сегодня продала Скупщику. Пьеро, ты ведь встретил его несколько дней назад за Горящими Просторами, верно?
— Да.
— Я спокойно занималась своими делами, невинно отлавливала призы там и тут на Медном море, — продолжала Замира, — когда наткнулась на «Вестник» Ревелла. Нарушила его планы, мягко говоря. Проделывала дыры в его истории, пока не вытяну ла все.
— Что за история?
Рене говорила так, словно держала во рту много мелких камушков, но все же ее слова можно было разобрать.
— Задумайся, Рене. Кто такой Ревелл? Человек — очевидно, вор. Умеющий делать много необычных вещей. Но может ли один человек увести корабль за ворота такой охраняемой гавани, как Марина Меча? Может один человек ворваться в Скалу Ветров, одолеть всю стражу, освободить заключенных и привести на бриг, чрезвычайно удачно украденный в ту же ночь?
— Гм… — ответила Рене. — Может быть…
— Он сделал это не один, — впервые заговорила Колвард. Говорила она негромко, но ее услышали все в павильоне. — Страгос позволил ему уйти.
— Совершенно верно, — сказала Замира. — Страгос позволил ему уйти. Страгос дал ему экипаж из заключенных, готовых на все ради свободы. Страгос дал ему корабль. И все это он сделал, хорошо зная, что Ревелл поплывет на юг. Сюда, чтобы заниматься тем же, чем мы.
— Ему нужен агент среди нас, — возбужденно воскликнул Строцци.
— Да. И более того. — Прежде чем продолжить, Замира осмотрела круг пиратов и убедилась, что все ее внимательно слушают. — У него есть агент среди нас. На борту моего корабля. Оррин Ревелл и его товарищ Джером Валора и сейчас состоят на службе у архонта.
Эзри смотрела на Замиру разинув рот. Та незаметно сжала ее руку.
— Убей их, — предложила Колвард.
— Положение гораздо сложнее и серьезнее, — ответила Замира.
— Действительно, серьезное — для тех двоих, о ком ты говоришь. Я считаю, что осложнения лучше превращать в трупы.
— Раскрой я сама их обман, вероятно, я так бы и поступила. Но все это рассказал мне Ревелл. Он и Валора, по его утверждению, вовсе не по доброй воле работают на архонта. Страгос дал им латентный яд, противоядие к которому есть предположительно только у него. Если через месяц они не получат очередную дозу, то умрут.
— В таком случае смерть будет для них благом, — пробормотала Рене. — У этого ублюдка они всегда оставались бы марионетками…
Роданов взмахом трубки заставил ее замолчать.
— А какова, по словам Ревелла, была их миссия? Шпионить за нами, вероятно.
— Нет, Джаффрим. — Замира заложила руки за спину и принялась неторопливо прохаживаться посередине павильона. — Страгос хочет, чтобы мы сделали ему одолжение: снова подняли красный флаг в виду Тал-Веррара.
— Чушь, — сказал Строцци.
— Нет, если подумать о нуждах архонта, — ответила Колвард.
— Как это? — одновременно спросили Рене и Строцци.
— Страгосу нужен враг за пределами Тал-Веррара, — говорила Замира. — Немедленно. И еще Страгосу нужна уверенность, что враг этот достаточно силен. — Она широко раскинула руки, протянув их к капитанам и их помощникам. — Нас расстреляют, как мишени на турнире лучников.
— В этом нет выгоды, — сказал Строцци. — В том, чтобы воевать с нами…
— Если считать в монетах, ты прав. Но для Страгоса это ход ва-банк. Он поставил на миссию Ревелла корабль, экипаж и свою репутацию. Вы не считаете, что это серьезно? Он выставил себя на посмешище, позволив «пирату» бежать из его неприступной гавани, лишь для того, чтобы восстановить свою репутацию, разгромив нас позже. — Замира свела кулаки. — Вот в чем задача Ревелла — убедить нас, обмануть, подкупить. А если бы ему не удалось уговорить нас, он должен был напасть сам, на «Вестнике».
— Тогда ясно, что делать, — сказал Роданов. — Мы ничего не дадим Страгосу. Не будем устраивать пляски у него под носом. Будем по-прежнему держаться подальше от Тал-Веррара, не ближе, чем в пятистах милях, как все годы после войны. — Он протянул руку и хлопнул Строцци по животу. — Будем жить на своем жире.
— Прошу прощения, капитан, — сказала Идрина Корос. — Ваши доказательства, капитан Дракаста, слова этих двух человек — все это не очень правдоподобно…
— Не только слова, — ответила Замира. — Подумайте, Корос. У них был «Красный вестник». Их экипаж, часть которого теперь в моем экипаже, действительно заключенные со Скалы Ветров. Их послал архонт, это точно.
— Согласна, — вступила Колвард, — хотя я согласна и с Джаффримом: не отвечать на провокацию — самый разумный…
— Это было бы разумно, — прервала ее Замира, — если бы Страгос действовал под влиянием каприза. Но ведь это не так. Он сражается за свою жизнь. Под угрозой его положение. Мы нужны ему.
Она расхаживала по павильону, вспоминая споры, которые разрешала здесь в периоды своего председательства. Будут ли ее слова убедительны и сегодня? Она надеялась, что будут.
— Если мы выбросим Ревелла и Валору за борт и забудем о них, — продолжала она, — или не подойдем к Тал-Веррару, Страгос придумает что-нибудь еще. Какой-нибудь другой план, чтобы вовлечь нас в борьбу или убедить своих людей, что мы им угрожаем. Но вдруг в следующий раз боги не пожелают, чтобы орудие осуществления его замыслов попало к нам в руки? Мы будем слепы.
— Тут предположений больше, чем в рассуждениях, которые я слышал в Коллегиуме, — сказал Роданов.
— «Красный вестник» и заключенные свидетельствуют, что Страгос вступил в игру, — продолжала Дракаста. — Теперь он может действовать открыто или тайно. Исходя из того, что нам известно о положении в Тал-Верраре… Я бы сказала, что угроза реальна. Если Страгосу нужен враг, мы единственный доступный ему партнер по танцу. Что еще он может сделать? Развязать войну с Балинелем? Каморром? Лашеном? Картеном? Не думаю.
— Чего ты хочешь от нас, Замира? — Роданов сложил руки на груди и нахмурился.
— У нас есть средства нанести архонту ответный удар.
— Мы не можем сражаться с веррарским флотом, — сказал Роданов. — Не можем напасть на проклятый город, призвать молнии с неба или вежливо попросить богов избавить нас от Страгоса. Так каким же образом мы «нанесем ответный удар»? Напишем оскорбительное письмо?
— Ревелл и Валора должны явиться к нему за дозой противоядия.
— У них есть к нему доступ! — сказала Колвард. — Убийство!
— В чем обвинят их, если они останутся живы, — добавил Строцци.
— Так им и надо, — сказал Роданов. — Значит, тебе нужно наше согласие на то, чтобы отвезти их в Тал-Веррар и отпустить? Пусть уходят. Я с удовольствием одолжу им пару ножей.
— С точки зрения Ревелла и Валоры, есть небольшое осложнение: они хотели бы получить постоянное противоядие и потом расправиться со Страгосом.
— Увы, — сказала Рене, — в жизни наши желания исполняются редко…
— Скажи им, что у нас есть противоядие, — предложила Колвард. — Убеди их в том, что мы можем освободить их от зависимости. И пошли против архонта… переживут ли они покушение, совершенно не важно.
Эзри открыла рот, собираясь возразить, и Замира бросила на нее самый суровый взгляд из своего арсенала.
— Великолепный план, — сказала Замира, убедившись, что Эзри держит себя в руках, — но слишком гладкий. Вы бы на их месте поверили в такое утверждение?
— У меня голова начинает кружиться, — пожаловался Строцци. — Так чего ты от нас хочешь, Замира?
— Я хочу, — ответила она, старательно подбирая слова, — чтобы никто из вас не тревожился, если я немного побуяню близ Тал-Веррара.
— И тем самым приведешь нас к гибели! — закричал Роданов. — Хочешь увидеть Порт Расточительности стертым с лица земли, как Монтьерр? Хочешь, чтобы нас разбросало по всему свету, а наши привычные маршруты кишели военными кораблями из разгневанного Тал-Веррара?
— Если я что-нибудь сделаю, — ответила Замира, — тайну…
— Никак не сохранить! — перебил Роданов. — Ты закончишь то, что Страгос начал, разбив Вольную Армаду. Это уничтожит наш образ жизни!
— Или сохранит его. — Замира подбоченилась. — Если Страгос решил втравить нас в заварушку, он это сделает, согласимся мы плясать под его дудку или нет. У меня на борту — наше единственное средство заставить его отказаться от борьбы. Если убрать Страгоса, вместе с ним рухнет архонат. А если Тал-Верраром будут править приоры, мы до самой смерти сможем грабить корабли в Медном море.
— Но зачем тебе играть по плану архонта, пусть даже… обманывая его? — спросил Строцци.
— Ревелл и Валора не святые, — ответила Замира. — Они не пожертвуют жизнью ради нашей пользы. Они хотят жить, а для этого им нужно время. Если Страгос поверит, что они истово трудятся над претворением его плана в жизнь, он даст им недели или месяцы, за которые мы найдем решение. А сам до поры не станет осуществлять другие свои планы.
— За эти недели и месяцы ему может помочь город, — возразил Роданов.
— Поверьте, я буду предельно осторожна, — сказала Замира. — Вот о чем я прошу вас, мои братья и сестры капитаны. Что бы вы ни услышали из Тал-Веррара, доверяйте моим суждениям и осмотрительности.
— Серьезная просьба, — сказала Колвард. — Ты не просишь помощи?
— Не могу вообразить ничего более вредного, чем то, что однажды утром мы все вместе покажемся у Тал-Веррара! Десять минут спустя начнется война, необходимая архонту. Так что предоставьте это мне. Я рискую только своим кораблем.
— Это общий риск, — возразил Роданов. — Ты просишь нас отдать в твои руки нашу судьбу и судьбу Порта Расточительности; Без всякого контроля.
— А разве все последние семь лет было иначе? — Она по очереди посмотрела на каждого капитана. — Все мы всегда зависели от остальных. Каждый мог заплыть чересчур далеко на север, напасть на корабль с каким-нибудь королевским братом, убить чересчур много моряков или просто пожадничать. Мы все время в опасности. Я просто из вежливости заранее указываю вам на это.
— А если у тебя не получится? — спросила Рене.
— Если не получится, — ответила Замира, — вам не с кого будет брать штраф. Я уже буду мертва.
— Клятва невмешательства, — сказала Колвард. — Вот о чем ты просишь. Держать сабли в ножнах, пока ты попираешь важнейшее правило нашего союза… вышвыриваешь его в свое кормовое окно.
— За отсутствием лучшей альтернативы, — сказала Замира, — да. Именно об этом я вас прошу.
— А если мы скажем «нет»? — негромко спросил Роданов. — Если мы — четверо против одного — запретим такой план действий?
— Тогда мы подойдем к черте, которую все боимся переступить, — ответила Замира, глядя прямо ему в глаза.
— Я запрещать не стану, — сказала Рене. — Я обеими руками за тебя, Замира. Если ты будешь стараться ради моей выгоды, тем лучше. А если при этом ты сгинешь, я не заплачу.
— Я тоже дам согласие, — заговорила Колвард. — Замира права. Наша общая безопасность всегда зависела от того, кто из нас самый спятивший. Если есть возможность сбросить Максилана с пьедестала, молюсь о твоем успехе.
— Очевидно, Замира Дракаста голосует за Замиру Дракасту, — сказала Замира, глядя на Роданова и Строцци.
— Мне все это не нравится, — сказал Строцци. — Но если дела пойдут плохо, ни один корабль в этом море не догонит мой «Оспри». — Он улыбнулся и похрустел пальцами. — Какого дьявола. Помашешь юбкой перед архонтом и посмотришь, понравится ли ему это. А меня поблизости не будет.
— Похоже, — заговорил Роданов, сознавая, что все смотрят на него, — у меня появилась возможность проявить… некоторую неуживчивость. — Он вздохнул и потер лоб. — Едва ли все это разумно… но если твоя клятва соблюдать осторожность так же крепка, как моя клятва о невмешательстве… ладно. Отправляйся осуществлять свой безумный план.
— Спасибо, — ответила Замира, чувствуя, как ее с ног до головы окатывает теплая волна облегчения. — Разве это не легче, чем резать друг друга на куски?
— Все это должно остаться между нами, — предупредила Колвард. — Я не требую клятвы, просто надеюсь. У Страгоса в Порту Расточительности могут быть другие глаза и уши. Если что-нибудь выйдет за пределы круга тех, кто тут стоит, здешняя встреча — не говоря уж о замысле Замиры — окажется совершенно напрасной.
— Верно, — согласился Строцци. — Молчание. Все боги наши свидетели.
— Все боги наши свидетели, — подхватили остальные.
— Ты отплываешь немедленно? — спросила Колвард.
— Моему экипажу необходима ночь на берегу. Не могу без этого скомандовать отплытие. Я буду отправлять их группами, а тем временем постараюсь продать остаток добычи. Выйду из гавани через два-три дня.
— Три недели до Тал-Веррара, — сказал Роданов.
— Верно, — согласилась Замира. — Нет смысла дожидаться, пока наши парни умрут в пути. Я намерена поторопиться. — Она подошла к Роданову, погладила его ладонью по правой щеке и поцеловала в левую. — Джаффрим, я когда-нибудь тебя подводила?
— Ни разу с самой войны, — ответил Роданов. — А, черт! Даже этого не стоило говорить. Не ставь меня так на место, Замира… просто не подведи.
— Эй, — сказала Колвард, — могу я привлечь немного внимания?
— Я чувствую себя слишком щедрой, но держи руки при себе, если не хочешь, чтобы я их оторвала. — Замира улыбнулась, поцеловала Колвард в сморщенный лоб и обняла пожилую женщину. Неловко — обеим мешали сабли.
Всегда так, подумала Замира. Всегда в жизни так.
3
Когда Замира и Эзри вернулись на «Орхидею», у трапа их ждал и помог подняться на борт Утгар. Была половина десятого вечера.
— С возвращением, капитан. Как дела?
— Я целый день потратила на разговоры со Скупщиком и другими капитанами, — ответила Замира. — Теперь мне нужны мои дети и выпивка. Эзри…
— Да?
— Ты, Ревелл, Валора. В мою каюту. Немедленно.
В своей каюте Замира в беспорядке швырнула на гамак плащ, шляпу, нагрудник с Древним стеклом и сабли, со стоном опустилась в любимое кресло и посадила на колени Паоло и Козетту. И забылась в родном запахе их кудрявых темных волос. Довольная, она смотрела на детские пальчики в своих грубых руках. У Козетты они еще такие маленькие и неловкие… а пальцы Паоло с каждой неделей становятся все длиннее и искуснее. Боги, дети растут слишком быстро, слишком.
Их знакомый щебет чрезвычайно успокаивал ее; по всей видимости, Паоло весь день сражался с чудовищами, которые живут в одном из сундуков, а Козетта придумала стать королем Семи Сущностей. Замира немного подумала, стоит ли объяснять разницу между королем и королевой, и решила, что не стоит; противоречить Коз — значит спорить целые дни.
— Королем! Семи Сущностей! — сказала девочка, и Замира серьезно кивнула.
— Не забудь свою бедную семью, дорогая, когда получишь королевство.
Дверь раскрылась; появилась Эзри в сопровождении Косты и Валоры… или де Ферра? Черт бы побрал эти вымышленные личности.
— Закройте дверь, — сказала Замира. — Паоло, принеси маме четыре стакана. Эзри, можешь открыть одну из бутылок лашенского голубого? Они сразу за тобой.
Паоло, поглощенный сознанием ответственности поручения, поставил на лакированную столешницу на сундуке четыре маленьких стаканчика. Коста и де Ферра уселись на подушки, Эзри быстро распечатала бутылку. В каюте запахло свежим лимоном, и Эзри наполнила все стаканы вином цвета океанских глубин.
— Увы, тоста у меня нет, — сказала Замира. — Иногда нужно просто выпить. Выпьем.
Держа Коз левой рукой, она правой подняла свой стаканчик и залпом осушила, наслаждаясь смешанным вкусом пряностей и цитрусов и чувствуя, как холодок спускается по горлу.
— Хочу, — сказала Козетта.
— Это мамино питье, Коз, тебе оно не понравится.
— Хочу!
— Я сказала… Ну ладно. Пока не обожжешь пальцы, не будешь бояться огня.
Она налила немного вина в свой стакан и осторожно дала девочке. Козетта с выражением глубокой сосредоточенности взяла его, вылила содержимое стакана себе в рот и со звоном уронила стакан на стол.
— Как МОЧА! — завопила она, тряся головой.
— Когда растишь детей среди моряков, всякое возможно. — Замира подхватила стакан, не дав ему упасть на пол. — Но, конечно, самый большой вклад в ее словарь делаю я сама.
— МОЧААААА! — кричала Козетта, хихикая, очень довольная собой. Замира успокаивала ее.
— У меня есть тост, — сказал Коста, улыбаясь и поднимая стакан. — За ясное понимание. Только сейчас, через много недель, я понял, кто истинный капитан на этом корабле.
Де Ферра усмехнулся и чокнулся с ним. Эзри, однако, не прикоснулась к вину; ее стакан остался на столе, а она смотрела себе на руки. Замира решила поторопиться: Эзри явно хотелось побыстрее оказаться наедине с Джеромом.
— Вот оно как, Ревелл, — сказала Замира. — Я сама не знала, что приму ваш план, когда начала защищать его.
— Значит, вы возьмете нас…
— В Тал-Веррар. Да. — Она налила себе еще вина и отпила, на этот раз небольшой глоток. — Я убедила совет не впадать в панику, если с севера придут сообщения о нашей деятельности там.
— Спасибо, капитан. Я…
— Не благодарите меня на словах, Ревелл. — Замира снова отпила вина и поставила стакан. — Отблагодарите меня, выполнив свою часть договора. Найдите возможность убить Максилана Страгоса.
— Хорошо.
— Позвольте прояснить еще кое-что. — Она осторожно развернула Козетту на своих коленях так, что та смотрела прямо на Косту. — Чтобы дать вам шанс выполнить свой план, на этом корабле будут рисковать жизнью все. Все до единого.
— Я… я понимаю.
— Если с течением времени мы не найдем, как исправить то, что сделал с вами Страгос… что ж, ваша возможность доступа к нему не вечна. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам до того. Но если другого выхода не будет, если время уйдет и единственным способом уничтожить Страгоса станет ваше самопожертвование… я не надеюсь снова вас увидеть. Понятно?
— Если дойдет до этого, — ответил Коста, — я голыми руками отправлю его на божий суд. Мы пойдем туда вместе.
— Боги, — сказала Козетта. — Голыми руками.
— Моча! — закричал Коста, поднимая стакан в сторону Козетты, которая так и затряслась от смеха.
— Спасибо, Ревелл, за щедрый подарок моей дочери. Теперь она весь вечер будет повторять это слово…
— Простите, капитан. Когда мы уходим?
— Половина экипажа отправляется на берег сегодня, вторая половина — завтра. Весь следующий день будем по частям собирать матросов — тех, что захотят с нами остаться. Надеюсь, завтра я избавлюсь от добычи. Итак… два дня. Два с половиной, может быть. А тогда посмотрим, как умеет лететь «Орхидея».
— Спасибо, капитан.
— Это все, — сказала Замира. — Мои дети и так слишком засиделись, да и я собираюсь воспользоваться своим правом громко храпеть, как только вы выйдете из каюты.
Коста первым понял намек, осушил свой стакан и встал. Де Ферра последовал его примеру и уже собрался выйти, когда Эзри негромко сказала:
— Джером. Мы можем встретиться в моей каюте? Всего на несколько минут.
— На несколько минут? — Де Ферра улыбнулся. — Эзри, когда ты стала такой пессимисткой?
— Сейчас, — сказала она, и он сразу перестал улыбаться. И, расстроенный, помог ей встать.
Мгновение спустя дверь каюты закрылась, и Замира осталась наедине со своей семьей — один из редких моментов тишины. Каждый вечер, всего на несколько кратких мгновений, она представляла себе, что корабль не приближается к опасности и не уходит от нее; она видела себя не капитаном, а самой обычной матерью, занятой только своими детьми…
— Мама, — без всякого предисловия сказал Паоло, — я хочу научиться сражаться на саблях.
Замира ничего не могла с собой поделать: она несколько секунд смотрела на сына, потом расхохоталась. Обычной матерью? Боже, разве может ребенок, живущий такой жизнью, быть обычным?
— Сабли! — закричала Козетта, будущий король Семи Сущностей. — Сабли! Сабли!
4
— Эзри, я…
Он видел замах, но ему и в голову не пришло помешать ей. Эзри вложила в пощечину всю свою силу, немалую, и на глазах Жеана выступили слезы.
— Почему ты не сказал мне?
— Почему…
Теперь она плакала, но вторая пощечина была не менее сильной.
— О! — ответил он. — Что? Что?
— Почему ты не сказал мне?
Это был почти крик. Жеану пришлось поднять руки, загораживаясь от ударов. Если она попадет по ребрам или в солнечное сплетение, он будет чувствовать это не один час.
— Эзри, пожалуйста. Что тебе сказать?
Он сидел на полу ее крошечной каюты и целовал пальцы Эзри, а она пыталась вырваться. Наконец он отпустил ее и наклонился к ней, опустив руки.
— Эзри, если тебе нужно ударить меня, пожалуйста, ударь. Я не буду сопротивляться. Никогда. Только… объясни, что тебе нужно.
Она стиснула кулаки, и он приготовился к очередному удару, но Эзри опустилась на колени и обняла его за шею. Ее горячие слезы потекли по его щекам.
— Как ты мог ничего не сказать мне? — прошептала она.
— Сейчас я готов рассказать тебе все, что хочешь, только…
— Яд, Жеан.
— О, — простонал он, опускаясь рядом с ней на пол по стене каюты. — О дерьмо!
— Паршивый эгоист, как ты мог…
— Дракаста рассказала совету капитанов нашу историю, — ответил Жеан. — Ты была там и все слышала.
— От нее, не от тебя! Как ты мог так поступить со мной?
— Эзри, пожалуйста, это…
— Ты единственное, — шептала она, крепко сжимая его в объятиях, — единственное в этом долбаном океане, что принадлежит мне, Жеан Таннен. Мне не принадлежит этот корабль. Дьявольщина, мне не принадлежит даже эта каюта. У меня нигде не закопаны сокровища. У меня нет ни семьи, ни титула — больше нет. Но я наконец получила кое-что взамен…
— И оказалось, что у меня… существенный недостаток.
— Мы можем что-нибудь придумать, — сказала она. — Найдем кого-нибудь. Врачей, алхимиков…
— Мы пытались, Эзри. И алхимиков, и изготовителей ядов. Нам нужно противоядие Страгоса или его образец, чтобы изготовить такое же.
— И я была недостойна узнать это? Что, если бы ты…
— Умер здесь ночью? Эзри, а что, если бы Избавитель разбил бы мне череп или экипаж просто убил бы меня в день нашей встречи?
— Это не о тебе, — ответила она, — я знаю, такие, как ты, просто не умирают. Я знаю…
— Эзри, ты видела все мои шрамы, ты знаешь, что я не…
— Тут другое дело. Яду ты просто не можешь сопротивляться.
— Эзри, я сопротивляюсь. С той самой минуты, как архонт дал нам этот проклятый яд, я ежедневно сопротивляюсь. Мы с Леоканто считаем дни, ты понимаешь? Первые недели я лежал по ночам, уверенный, что чувствую яд, чувствую, как он что-то делает во мне… — Жеан сглотнул и почувствовал, как по лицу покатились его собственные слезы. — Послушай, когда я здесь, его просто не существует. Когда я с тобой, я его не чувствую. Мне тогда все равно. Это… как другой мир. Разве я мог сказать тебе? Разве мог уничтожить это?
— Я убью его, — прошептала она. — Страгоса. Боги, будь он сейчас здесь, я бы перерезала ему горло…
— Я бы помог. Поверь.
Эзри убрала руки с его шеи. Они сидели в полутьме, глядя друг на друга.
— Я люблю тебя, Жеан, — прошептала она наконец.
— И я люблю тебя, Эзри.
Сказать это — все равно что снять камень с сердца, снопа начать дышать после долгих веков, проведенных под водой.
— Ты единственная, такой больше не может быть.
— Я не дам тебе умереть, — сказала она.
— Не ты… ты не можешь…
— Я могу делать все, что захочу, — ответила она. — Отвезти тебя в Тал-Веррар. Купить тебе время, чтобы ты получил у Страгоса противоядие. Помочь тебе пнуть его в зад.
— Эзри, — сказал Жеан. — Дракаста права. Если я не смогу получить у него то, что нам нужно… смерть Страгоса важней…
— Не говори так.
— Я это сделаю, — сказал он. — Только это и имеет смысл. Боги, я этого совсем не хочу, но если другого выхода не будет, я обменяю свою жизнь на его.
— Будь ты проклят, — прошептала Эзри и, не успел он и глазом моргнуть, вскочила на ноги, схватила его за воротник рубашки и прижала спиной к переборке. — Ты этого не сделаешь! Не сделаешь, если мы побьем его, Жеан Таннен. Если победим.
— Но вдруг у меня не будет выбора…
— Найди его, сукин сын!
Она прижала Жеана к переборке поцелуем, который был чистой алхимией, и его руки скользнули вниз по ее телу к оружейному поясу. Он расстегнул его, добравшись до тех мест, которые этот пояс больше не прикрывал.
Эзри взяла пояс у него из рук и бросила в парусиновую стену; от удара пояс звякнул и скользнул на пол.
— Если способа нет, создай его, Жеан Таннен. Слабаки в этой каюте не трахаются.
Он поднял ее, посадил к себе на скрещенные руки и повернул так, что она спиной уперлась в переборку, свесив ноги. Он поцеловал грудь Эзри сквозь рубашку, улыбаясь ее отклику. Наклонился, прижался головой к ее груди, почувствовал биение ее сердца под своей левой щекой.
— Я сказал бы тебе, — прошептал он. — При случае.
— При случае, вот уж действительно. «Мужчина, — процитировала она, — годится ли его рот для разговоров?..»
— О, разве я мало получил от тебя? Теперь меня высмеивает еще и Лукарно…
— Жеан, — перебила она, прильнув к его груди. — Останься со мной!
— Что?
— Это хорошая жизнь, — шептала она. — Тебе подходит. Нам обоим подходит. Когда мы разделаемся со Страгосом… останься со мной.
— Мне здесь нравится, — ответил Жеан. — Иногда мне кажется, что я могу остаться здесь навсегда. Но есть… есть и другие места, которые я могу показать тебе. Можно заняться другим.
— Я не умерена, что смогу жить на суше…
— На суше, как и на море, есть свои пираты, — говорил он между поцелуями. — Я один из них. Ты можешь…
— Подожди. Сейчас нам ничего не нужно решать. Просто… подумай над тем, что я сказала. Я привела тебя сюда не для переговоров.
— А для чего?
— Пошуметь, — прошептала она, раздеваясь. — Устроить тарарам.
5
Перед полуночной сменой вахт Гвиллем вышел из своего нового жилища в узкий коридор между четырьмя маленькими каютами. Одетый только в брюки и торопливо наброшенную нижнюю сорочку, он, морщась, подошел к двери в свою прежнюю каюту. В ушах у него торчали кусочки фланели.
Он несколько раз постучал в дверь. Никакого ответа. Он снова постучал и крикнул:
— Треганн, сука, я тебя убью!
6
— Значит, приготовления почти завершены?
Двое встретились в развалинах каменного дома без крыши южнее собственно города, так близко к краю страшных джунглей, что даже пьяницы и наркоманы не заползали сюда в поисках убежища. Была почти полночь, шел сильный теплый дождь.
— Сегодня днем продал весь хлам. Как угорелый набирал воду и эль. Провизии уже достаточно. Завтра, когда подчистим все, что хочет быть подчищенным, наверняка уйдем.
Джаффрим Роданов кивнул и в сотый раз осмотрел разрушенный дом и его окрестности. Всякому, кто захотел бы услышать их разговор сквозь шум дождя, пришлось бы подойти совсем близко, решил он.
— Дракаста… говорила на совете тревожные вещи. Что она рассказала о своих планах в море?
— Ничего, — ответил его собеседник. — Это странно. Обычно она дает нам неделю на то, чтобы покрасоваться и опустошить кошельки. А тут ей загорелось, и всех это удивляет.
— Конечно, — сказал Роданов. — Она ничего вам не скажет, пока вы не будете в море. Но она ничего не говорила об архонте? О Тал-Верраре?
— Нет. Так вы считаете, она…
— Я точно знаю, что она задумала. Я просто не уверен, что это разумно. — Роданов вздохнул. — Как бы из-за нее всем нам, с Призрачных островов, не утонуть в дерьме…
— И поэтому вы…
— Да. — Роданов протянул кошелек, встряхнув его, чтобы монеты зазвенели. — Как договаривались. Гляди в оба. Запоминай, что видишь. Впоследствии я хочу получить полный отчет.
— А другое?
— Здесь. — Роданов поднял тряпичную сумку с чем-то тяжелым внутри. — Ты уверен, что у тебя есть место, где его не найдут?
— Мой сундук. Привилегии звания, верно? Там двойное дно…
— Хорошо.
Роданов отдал сумку.
— А если мне… придется использовать эту штуку?..
— Опять как договаривались. Заплачу втрое.
— Мне нужно еще кое-что, — сказал человек. — Место на борту «Подарка».
— Конечно. — Роданов протянул руку, и человек схватил ее. Они обменялись традиционным вадранским рукопожатием, хлопнув друг друга по предплечьям. — Ты знаешь, хороший матрос мне всегда пригодится.
— Я ведь уже вам служу. Просто хочу точно знать, что для меня найдется местечко, когда все кончится. Так или иначе.
Улыбка Утгара блеснула при свете луны белым полумесяцем.
7
«Ядовитая орхидея» под влажным южным ветром неслась по Медному морю на северо-запад, как скаковая лошадь, которой дали свободу. Шел третий день месяца аурим.
После целого дня трудных маневров в извилистом, усеянном скалами проливе под названием Купеческие Ворота они еще два дня уклонялись от рифов и островов, пока последние купола, заросшие джунглями, и дым вулканов не исчезли за горизонтом.
— Вот такая игра, — сказала Дракаста, обращаясь к собравшимся на юте. Здесь были Дельмастро, Треганн, Гвиллем, Утгар, Нарсин, Оскарл и все специалисты — плотники, парусные мастера и прочие. Мамчанс слушал со своего места у руля, а Локки, Жеан и еще с полдюжины свободных от вахты моряков собрались на трапе, ведущем на ют. И хотя их не приглашали на совещание к капитану, никто их не прогонял. Да и зачем: теперь новость распространится по кораблю быстрее огня.
— Мы идем в Тал-Веррар, — объявила Дракаста. — Поможем нашим новым друзьям, Ревеллу и Валоре, провести на берегу деликатную операцию.
— Подарок, — сказал Мамчанс.
— Он прав, — подхватил Гвиллем. — Прошу прощения, капитан, но если мы покажемся в виду Тал-Веррара…
— Если «Ядовитая орхидея» бросит якорь — да, корабль стоит больших денег. Но если мы немного переделаем мой прекрасный корабль тут и там, поменяем паруса и кормовые фонари на что-нибудь попроще и большими буквами напишем на корме другое название…
— Какое, капитан? — спросил плотник.
— Мне нравится «Химера».
— Слишком нагло, — сказала Треганн. — Но что нам всем даст их «деликатная операция», Дракаста?
— Ничего такого, что я стала бы обсуждать, пока операция не закончена, — ответила Дракаста. — Однако выгода для всех нас будет очень велика. Можно сказать, мы действуем с благословения совета капитанов.
— Тогда почему их нет с нами? Почему они нам не помогают? — спросила Нарсин.
— Потому что есть только один капитан, который с этим справится. — Дракаста торжественно поклонилась. — А теперь — за дело или отдыхать. Передайте всем.
Несколько минут спустя Локки решил отдохнуть у правого борта наедине со своими мыслями. Жеан расположился рядом. Небо и море при заходящем солнце были почти одинаково бронзовыми, и даже теплый океан после душной атмосферы Призрачных островов освежал.
— Чувствуешь что-нибудь необычное? — спросил Жеан.
— Что? О чем… а, ты имеешь в виду яд. Нет. Не могу сказать, что чувствую себя лучше или хуже, чем всегда. Но — я сообщу тебе, если меня начнет рвать или еще что-нибудь. Конечно, если ты услышишь стук в дверь, когда…
— О боги! И ты туда же! Эзри едва не выбросила Гвиллема за борт…
— Не будем кривить душой — люди обычно замечают шум, который сопровождает нападение на корабль…
— Ты хочешь, чтобы с тобой произошел несчастный случай?
— …конницы джеремитских Избавителей. И где ты только силы берешь?
— С ней это легко, — сказал Жеан.
— А…
— Она просит меня остаться.
Жеан смотрел на свои руки.
— На борту? Когда все закончится? Если, конечно, от нас что-нибудь останется?
Жеан кивнул.
— И я уверен, она имеет в виду нас обоих…
— Ну конечно, — заметил Локки, не в силах скрыть сарказм. — Что ты ответил?
— Я попросил ее… подумал, вдруг она пойдет с нами.
— Ты любишь ее. — Локки кивнул, не дожидаясь ответа Жеана. — Ты не просто проводишь с ней время. Ты и впрямь ухнул в омут, верно?
— Да, — прошептал Жеан.
— Она хороша, — сказал Локки. — В ней есть ум и огонь. И настоящий вкус к тому, чтобы силой оружия отнимать у людей добро, а в моем учебнике это большое достоинство. И по крайней мере ей можно доверить спину в бою…
— Я всегда доверял тебе…
— Защищать тебе спину? Конечно. Но с ней можно не сомневаться: она ничего не испортит до самого конца. Это вы двое победили на «Зимородке», а не я. И я видел, как ей досталось… большинство после такого несколько дней провалялись бы в гамаке. Но она слишком упряма, чтобы перестать двигаться. Вы двое — прекрасная пара.
— Ты говоришь так, словно ты или она…
— Конечно, так не должно быть. Но положение меняется…
— Да, меняется. Улучшается. Это вовсе не должно означать конец всему.
— Взять ее с собой? Трое против всего света? Начать все заново, воссоздать шайку? Разве мы уже не говорили об этом?
— Да, и…
— И тогда я производил впечатление пьяного осла, знаю. — Локки накрыл левой ладонью правую руку Жеана. — Ты прав. Положение может меняться к лучшему. Мы видели, как это бывает у других; может, такое случится и с нами. Закончим дело с «Солнечным Шпилем», и чертовски разбогатеем, и нас перестанут принимать в приличном обществе Тал-Веррара. Она может пойти с нами… или ты останься с ней…
— Я еще не знаю, — ответил Жеан. — Никто не знает. Мы решили ничего не планировать до окончания плавания.
— Отличная мысль.
— Но я хочу…
— Послушай. Настанет время, и ты сделаешь правильный выбор. Не думай обо мне, ясно? Мы с тобой на равных. Может, тебе повезет больше… — Он улыбнулся, чтобы показать Жеану: не нужно разбивать ему голову, — …но я точно знаю, что ей не повезет. Никогда. — Он сжал руку Жеана. — Я рад за тебя. Эта дикая игра, в которую нас втравил Страгос, хоть что-то тебе дала. Держи это крепко.
Больше сказать было нечего. Они стояли, слушали крики чаек и смотрели, как солнце опускается за далекий горизонт, погружая свой огонь в море. Вскоре позади послышались тяжелые шаги.
— Мальчики, — сказала Дракаста, обнимая их за плечи. — Именно те двое, с кем я хотела поговорить. Я освобождаю вас от полуденной вахты со всеми остальными бывшими моряками «Вестника».
— М-м-м… очень щедро, — сказал Локки.
— Нисколько. Отныне днем вы в распоряжении плотника. Поскольку мы плывем в Тал-Веррар из-за вас, перемены в облике «Орхидеи» на вашей ответственности. Покраска, резьба, оснастка… вы будете очень заняты.
— Ух ты, — сказал Локки, — похоже, мы здорово проведем время.
Но это была шутка.
8
— Земля! — послышалось однажды вечером с грот-мачты. — Земля и огонь с правого борта.
— Огонь? — Локки оторвался от карт: он играл с моряками под ютом. — Дерьмо! — Он бросил карты, забыв о своей ставке в семь солари за партию. Почти годовой заработок честного веррарского рабочего и обычная ставка в игре после раздела добычи. А поскольку они покинули Порт Расточительности в страшной спешке, на корабле оказалось очень много свободных денег.
Выйдя из-под юта, он едва не столкнулся с Дельмастро.
— Старпом, это Тал-Веррар?
— Должно быть.
— А огонь? Нет, точно?
Огонь в городе может означать катастрофу, гражданскую войну. Хаос. Страгос, возможно, уже мертв, или в осаде, или даже близок к победе — и потому больше не нуждается в Локки и Жеане.
— Сегодня двадцать первое, Ревелл.
— Я знаю, какой сегодня день! Просто… А! О!
Двадцать первое аурима — праздник Ионо, пышное действо в честь Повелителя Жадных Вод. Локки облегченно вздохнул. Отвыкнув от обычных ритмов города, он начисто забыл о празднике. В день Ионо жители Тал-Веррара благодарят бога за благосклонное отношение к благополучию города, сжигая старые корабли, и в это время на пристанях собираются тысячи пьяных горожан. Локки только однажды видел это с балкона Солнечного Шпиля, но зрелище было замечательное. Черт возьми, это облегчит проникновение в город; стража будет слишком занята тысячами других происшествий.
— Все наверх, — послышался крик с кормы. — Всем собраться на палубе! Капитан будет говорить.
Локки улыбнулся. Если команда «все наверх» звучит во время карточной игры, игру прекращают и все получают назад свои ставки. Его семь солари скоро вернутся к хозяину.
Матросы шумно собрались посреди палубы. Через несколько минут Дракаста знаком приказала им замолчать. Капитан поставила рядом с грот-мачтой пустой бочонок, и старпом Дельмастро, одетая в приличный плащ из корабельных запасов, вскочила на него.
— На весь остаток ночи, — крикнула она, — мы «Химера», и вы никогда не слышали о «Ядовитой орхидее». Я капитан. Я буду прохаживаться по юту, если кому-то что-нибудь понадобится, а Дракаста, если только ничего не стрясется, останется в своей каюте.
Если нас окликнет другой корабль, отвечаю только я. Остальные делают вид, что не говорят по-терински. Наша задача — доставить наших новых друзей на берег по делу, важному для всех. Ревелл, Валора, мы отправим вас в той же шлюпке, которую вы даровали нам несколько недель назад. Если к рассвету вы не вернетесь, корабль уйдет — и больше мы никогда не подойдем к этому городу ближе, чем на пятьсот миль.
— Понятно, — сказал Локки.
— Как только мы бросим якорь, — продолжала Дельмастро, — на корабле будут удвоены вахты. Подготовьте сети-лезвия с обоих бортов, чтобы их можно было быстро спустить, но не спускайте. С обоих бортов положить шесты, у мачты — сабли. Если лодка таможенников или любая другая с людьми в мундирах попробует нанести нам визит, мы пригласим их на борт и задержим до утра. Если нас попытается остановить кто-нибудь другой, отобьемся, поднимем паруса и уйдем.
Моряки одобрительно загомонили.
— Это все. Стоянка в Тал-Верраре. Мамчанс, останови нас в миле от Изумрудной галереи. Поднять на гакаборте зеленый ашмирский вымпел.
Хотя в Ашмире нет собственного торгового и военного флота, там выгодно регистрировать подданство контрабандистам и уклоняющимся от уплаты налогов купцам. Благодаря такому флагу никто не посмотрит на них дважды, И что еще важнее, никто не подойдет к кораблю поболтать с земляками. Локки одобрил такой выбор. А якорная стоянка к юго-востоку от города дает удобный подход к Кастеллане, так что они смогут добраться до Страгоса, не приближаясь к многолюдным эспланадам и главной гавани.
— Эй, — сказал Утгар, хлопнув Локки и Жеана по спине, — ребята, во что это вы нас впутываете? Нужен телохранитель?
— Ревелл — единственный телохранитель, который мне нужен, — с усмешкой ответил Жеан.
— Хорошо. Как хотите. Но во что вы суете нос? Что-то опасное?
— Вероятно, нет, — ответил Локки. — Послушай, Дракаста все объяснит, и, вероятно, скорее, чем ты думаешь. А пока скажем так: мы выполняем обычное поручение.
— Хотим поздороваться с бабушкой, — сказал Жеан. — И уплатить игорные долги дядюшки. И еще купим на северном рынке три буханки хлеба и корзину лука.
— Хорошо, хорошо. Держите свои тайны при себе. А мы поскучаем в сторонке, да?
— Вот это вряд ли, — ответил Локки. — Тут, на корабле, на каждом шагу небольшие сюрпризы, верно?
— Верно, — со смехом подтвердил Утгар. — Очень верно. Ну, будьте осторожны. Да присмотрят за вами боги и все такое.
— Спасибо. — Локки почесал бороду и щелкнул пальцами. — Дьявольщина! Чуть не забыл. Джером, Утгар, пока.
Он пошел на корму, мимо работающей синей вахты и скучающей красной: моряки красной вахты помогали доставать оружие из ящиков. В два прыжка одолел ведущий на ют трап, съехал вниз по перилам и громко постучал в каюту Дракасты.
— Открыто, — крикнула она.
— Капитан, — сказал Локки, притворив за собой дверь. — Мне снова нужно взять взаймы деньги, которые были в моем сундуке.
Дракаста лежала в гамаке с Паоло и Козеттой и читала им тяжелую книгу, очень похожую на «Практический лексикон разумного мореплавателя».
— Технически эти деньги поделены на всех, — ответила она, — но я могу дать равную сумму из корабельной казны. Сколько нужно?
— Двухсот пятидесяти солари хватит. Эти деньги… гм… назад не вернутся.
— Очаровательно, — сказала Дракаста. — Такое отличие от «взять взаймы» почему-то мешает мне встать с гамака. Дверь там…
— Капитан, Страгос — лишь половина нашего ночного дела. Мне нужно, чтобы и Реквин был доволен. Иначе он может расстроить наши планы. К тому же, если я его заинтересую, у меня появится возможность кое-что у него вытянуть, я только сейчас сообразил.
— То есть нужны деньги на взятку.
— Между друзьями мы называем это «размышлением». Послушайте, Дракаста. Подумайте, чего мы добьемся в случае удачи.
— Ради моего душевного мира и спокойствия — ладно. Подготовлю деньги к вашему отправлению.
— Вы очень…
— Добра? Нисколько. Убирайтесь.
9
Их не было семь недель, а казалось — всю жизнь.
Стоя у правого борта и снова глядя на острова и башни Тал-Веррара, Локки чувствовал, как в нем, точно напитки, смешиваются тревога и печаль. Темные тучи низко нависли над городом, отражая оранжевые огни горящих в главной гавани кораблей.
— Ты готов? — спросил Жеан.
— Готов и весь вспотел, — ответил Локки.
Они были в дорогих костюмах из корабельных запасов, в шляпах и плащах, чересчур теплых… но на многих улицах такие плащи не редкость; это означает, что хозяин плаща вооружен и с ним лучше не связываться. Они надеялись, что такая одежда убережет их от случайных взглядов каких-нибудь знакомых.
— Опускай! — приказал Оскарл, старший в команде, готовившей шлюпку к спуску. Под скрип тросов и блоков лодка повисла в воздухе и с плеском села на воду. Утгар спускал абордажную сеть и готовил весла. Когда Локки подошел к борту и собрался вниз, его взяла за руку Дельмастро.
— Что бы ни случилось, — прошептала она, — приведи его назад.
— Я не подведу, — ответил Локки. — И он тоже.
— Замира велела передать вам это.
Дельмастро передала ему тяжелый кожаный кошелек, плотно набитый монетами. Локки благодарно кивнул и сунул кошелек во внутренний карман плаща.
Спускаясь, Локки миновал Утгара, который шутливо его приветствовал. Локки спрыгнул в шлюпку, но не выпускал сеть, чтобы удерживаться на ногах. Посмотрев наверх, он увидел при свете корабельных фонарей прощальный поцелуй Жеана и Эзри. Она что-то шепнула ему, и парочка рассталась.
— Это мне нравится гораздо больше, чем прошлый раз, когда мы оказались в шлюпке вдвоем, — сказал Жеан, когда они усаживались на гребную банку и вставляли весла в уключины.
— Ты назвал ей свое настоящее имя?
— Что? — Жеан широко раскрыл глаза, потом нахмурился. — Сам догадался?
— Я не очень хорошо читаю по губам, но последнее ее слово не походило на «Джером».
— А, — сказал Жеан. — Ишь, умник!
— Да, во всех отношениях.
— Извиняться не буду…
— Боги, я не сержусь, Жеан. Просто рисуюсь.
Они налегли на весла; шлюпка шла по темной неспокойной воде к проливу между районом Галеццо и Изумрудной Галереей.
Минуты текли в молчании; скрипели весла, плескалась вода, «Ядовитая орхидея» уходила назад; ее свернутые белые паруса исчезали в ночи, и скоро корабль превратился в созвездие неярких огней.
— Алхимик, — вдруг сказал Локки.
— Что?
— Алхимик Страгоса. Он ключ ко всей этой заварухе.
— «Ключ»? Ты имеешь в виду «причина»…
— Нет, послушай. Какова вероятность того, что Страгос случайно забудет отобрать у нас стаканы, из которых мы выпьем противоядие? Или что из его кармана выпадет дополнительная доза?
— Легко ответить, — сказал Жеан. — Это совершенно невозможно.
— Верно. Поэтому неразумно ждать, пока он допустит ошибку, — мы должны связаться с этим алхимиком.
— Он состоит в личной свите архонта, — ответил Жеан. — Пожалуй, самая важная особа у него на службе, если у Страгоса привычка часто так поступать. Едва ли у него есть славный загородный домик, куда мы могли бы нанести визит. Он, вероятно, живет в Мон-Магистерии.
— Но можно же что-то сделать, — сказал Локки. — У него должна быть цена. Подумай, что мы можем получить в «Солнечном Шпиле» или с помощью Дракасты.
— Согласен, пока это лучшая мысль, — сказал Жеан. — Но это ни о чем не говорит.
— Смотреть в оба, держать ухо востро и надеяться на Покровителя Воров, — прошептал Локки.
На этом краю города внутренняя гавань Тал-Веррара забита яхтами, баржами и наемными гондолами. Богачи (и люди не слишком богатые, которых, однако, не заботит, что утром они могут проснуться без единой сентиры в кармане) постоянно переплывают от полумесяцев, занятых профессионалами, к барам и кофейням Изумрудной Галереи. Локки и Жеан влились в этот поток и гребли против основной массы, уклоняясь от встречи с большими лодками и обмениваясь грубостями с кричащими, смеющимися и бросающими бутылки пассажирами гребных барж.
Услышав гораздо больше оскорблений, чем заслуживали, они наконец свернули в пролив между полумесяцами Ремесленников и Алхимиков, восхищаясь яркими синими и зелеными огненными шарами, которые алхимики (вероятно, ради праздника, хотя точно сказать невозможно) бросали на сорок-пятьдесят футов в воздух со своих частных причалов. Ветер дул в сторону Локки и Жеана, осыпая их пахнущим серой дождем искр и горящих обрывков бумаги.
Их цель найти легко: в северо-западном конце Кастелланы расположен грот, через который можно попасть в пещеры из Древнего стекла; именно здесь они с Меррейн прошли в первую ночь, когда она похитила их по приказу архонта.
Охрана на причале архонта была усилена. Когда Локки и Жеан, обогнув последний поворот, начали входить в призматическое углубление в Древнем стекле, дюжина «глаз» нацелила в них самострелы, укрываясь за стоящими на земле щитами высотой пять футов. Позади «глаз» взвод солдат регулярной веррарской армии возился с баллистой — небольшой осадной машиной, способной своими десятифунтовыми снарядами разнести их шлюпку в щепы. Офицер-«глаз» потянул за цепочку, уходящую в отверстие в стене, — вероятно, поднял тревогу, — и крикнул:
— Здесь причаливать запрещено!
— Слушайте меня внимательно! — крикнул в ответ Локки. Глухой гул водопада заполнял все пространство, но слова можно было вполне четко расслышать. — У нас известия для первой дамы двора.
Их шлюпка уперлась в край причала. Неприятно, подумал Локки, когда на тебя для устрашения нацелено столько самострелов. Однако офицер прошел вперед и наклонился к ним. Голос его сквозь отверстия в маске звучал металлически.
— Кто здесь по делу первой леди?
— Мы, — сказал Локки. — Передайте ей слово в слово: «Были зажжены две искры, вернулись два ярких огня».
— Хорошо, — сказал офицер. — А пока…
Осторожно опустив самострелы, с полдюжины «глаз» вышли из-за щитов и помогли Локки и Жеану подняться из шлюпки. Их обыскали, держа за руки; кинжалы, спрятанные за голенищами сапог, конфисковали вместе с кошельком Локки. «Глаз» осмотрел содержимое кошелька и протянул его офицеру.
— Солари, сэр. Конфисковать?
— Нет, — сказал офицер. — Верните. Отведите их в комнату ожидания к даме. Если бы деньги могли убить протектора, приоры давно бы это сделали.
10
— Что вы сделали с «Красным вестником»?
Лицо Максилана Страгоса покраснело от вина, злости и удивления. В таком богатом наряде Локки его еще не видел; куртка и брюки архонта сияли золотом, а голову украшала конусообразная шапка из шелка цвета морской волны с золотыми полосками. На всех десяти его пальцах блестели кольца — сапфиры чередовались с рубинами, очень близко напоминая цвета Тал-Веррара. В сопровождении двух «глаз» он стоял в увешанной гобеленами комнате на первом этаже Мон-Магистерии. И хотя Локки и Жеану не предложили сесть, бить их не стали. И не сунули в «парилку».
— Мы… гм… использовали его для установления успешного контакта с пиратами.
— Отдав им.
— Некоторым образом.
— А Калдрис мертв?
— Уже какое-то время.
— А теперь скажите мне, Ламора, чего именно вы ожидаете от меня в ответ на эти новости?
— М-м… не помешал бы сердечный приступ, но сойдет и немного терпения, пока я расскажу о дальнейшем.
— Что ж, — сказал архонт. — Рассказывайте.
— Когда пираты захватили «Вестник», все, кто был на его борту, стали пленниками.
Локки решил, что не стоит распространяться о ранах и вахте поденщиков.
— Чьими пленниками?
— Дракасты.
— Значит, Замира жива? И по-прежнему на своей старой «Ядовитой орхидее»?
— Да, — ответил Локки. — Корабль в отличном состоянии и, по правде сказать, стоит сейчас в двух милях отсюда… — он ткнул пальцем туда, где, по его мнению, находился юг, — …в той стороне.
— Значит, теперь вы часть ее экипажа?
— Да. Морякам с «Вестника» дали возможность проявить себя при захвате следующего приза. Вы больше не увидите «Вестник», его продали… кому-то вроде барона крушений. Но у нас появилась возможность дать вам то, что вы хотите.
— Правда? — Выражение лица Страгоса в мгновение ока изменилось — от досады к алчности. — Как… бодрит такой отчет вместо обычных грубостей, пошлостей и жалоб.
— Пошлость и жалобы мне особенно удаются. Но послушайте: Дракаста согласилась нагнать страху, как вам нужно. Если мы сегодня получим противоядие, к концу недели к вам начнут поступать доклады о нападениях со всех сторон света. Все равно что пустить акулу в общественный бассейн.
— Что значит «Дракаста согласилась»?
Создать для Замиры вымышленный мотив — проще простого; Локки справился бы с этим даже во сне.
— Я рассказал ей правду, — ответил он. — Остальное было легко. Очевидно, когда наша работа будет сделана, вы пошлете свой флот на юг выбивать дерьмо из встречных пиратов с Призрачных островов. Не трогая того, кто все это начал и кто несколько месяцев будет охотиться в другом месте. А когда ваша великая маленькая война окончится, Дракаста вернется домой и обнаружит, что ее прежние конкуренты на дне океана. Увы.
— Понятно, — сказал Страгос. — Я предпочел бы, чтобы она не знала о моих истинных намерениях…
— Если на Призрачных островах кто-нибудь уцелеет, — сказал Локки, — она вряд ли станет распространяться о своей роли. А если не уцелеет никто… с кем ей тогда говорить?
— Действительно, — задумчиво произнес Страгос.
— Однако, — сказал Жеан, — если мы оба не вернемся — достаточно скоро и благополучно, — «Орхидея» уйдет в море и вы потеряете возможность ее использовать.
— А также потеряю «Вестник», погублю свою репутацию и должен буду терпеть ваше общество — и все зря? Да, Таннен, я прекрасно понимаю все нюансы этого, по-вашему, очень убедительного довода.
— В таком случае — наше противоядие.
— Окончательное излечение вы еще не заслужили. Но последствия отравления мы отодвинем.
Страгос ткнул пальцем в сторону одного из «глаз». Тот поклонился и вышел. Вернулся он несколько минут спустя и придержал дверь, пропуская двух человек.
Первым шел личный алхимик Страгоса, он нес в руках накрытый серебряный поднос. За ним шла Меррейн.
— Наши яркие огни вернулись, — сказала она. Меррейн была в платье с длинными рукавами того же цвета морской волны, что и части головного убора Страгоса, а ее стройный стан был плотно стянут золотым поясом. На голове красовался венок из красных и синих роз.
— Коста и де Ферра заслужили еще один небольшой отрезок жизни, моя дорогая.
Страгос протянул руку, и Меррейн подошла к нему и взяла за локоть — скорее как компаньонка, чем как любовница.
— Правда?
— Расскажу, когда мы вернемся в сады.
— Что-то снизанное с днем Ионо, Страгос? — спросил Локки. — Вы не казались мне человеком, способным отмечать праздники.
— Ради моих офицеров, — ответил Страгос. — Если я устраиваю для них праздники, приоры начинают упрекать меня в расточительности. Если нет, они шепчутся, что я скуп и бессердечен. Но лишенные таких возможностей, к которым не было бы доступа у их ревнивых соперников, мои офицеры в обществе страдают. Поэтому я стараюсь использовать свои сады.
— Слезы подступают при мысли о ваших трудностях, — сказал Локки. — Жестокие обстоятельства вынуждают вас устраивать приемы в саду.
Страгос бледно улыбнулся и сделал знак алхимику. Тот снял крышку с серебряного подноса, явив два белых хрустальных кубка, полных знакомой оранжевой жидкости.
— Сегодня противоядие в добром сидре, — сказал Страгос. — В память прежних времен.
— Ах вы старый забавник, чтоб вас!
Локки передал кубок Жеану, одним глотком осушил свой и подбросил его.
— Боже! Я споткнулся.
Кубок со звоном ударился о каменный пол, но не разбился, а подскочил и невредимый откатился в угол.
— Небольшой подарок мастера алхимика. — Страгос выглядел чрезвычайно довольным. — Конечно, не Древнее стекло, но годится, чтобы не доставить удовольствия невоспитанным гостям.
Жеан допил свою порцию и поставил кубок лысому на поднос. Один из «глаз» подобрал второй кубок, и когда оба кубка снова исчезли под крышкой, Страгос жестом отпустил алхимика.
— Я… м-м-м… — начал было Локки, но тот уже исчез за дверью.
— Дела на сегодняшний вечер закончены, — сказал Страгос. — Нам с Меррейн нужно вернуться на праздник. Коста и де Ферра, вам предстоит самая важная часть вашего задания. Если вы справитесь… я, пожалуй, еще немного продлю вам жизнь.
Страгос повел Меррейн к одной из дверей, но у порога обернулся и обратился к «глазу»:
— Заприте их здесь на десять минут. Потом отведите к шлюпке. Верните им вещи и убедитесь, что они отбыли. Быстро отбыли.
— Я… но… черт побери, — промямлил Локки, когда дверь за солдатами закрылась.
— Противоядие, — сказал Жеан. — Вот что сейчас важно. Противоядие.
— Наверно. — Локки приложил руку к каменной стене. — Боги! Надеюсь, визит к Реквину пройдет удачней.
11
— Служебный вход, обалдуй!
Вышибала Солнечного Шпиля возник ниоткуда. От удара коленом у Локки из легких вырвался весь воздух. Его отбросило за булыжник освещенного фонарями заднего двора башни. Локки даже не входил внутрь, просто подошел к двери, не найдя, кого бы подкупить, чтобы получить доступ к Селендри.
— Уф, — сказал он, знакомясь с поверхностью двора.
Когда вышибала собрался еще раз ударить Локки, Жеан, руководствуясь инстинктами, а не логическим мышлением, вмешался. Вышибала хмыкнул и небрежно замахнулся кулаком на Жеана, и тот перехватил его правую руку, а потом ребром левой сломал несколько ребер. Прежде чем Локки успел что-нибудь сказать, Жеан двинул вышибалу в пах и сбил его с ног.
— Угггр-ах! — сказал вышибала, знакомясь с поверхностью.
У следующего служителя в руке был нож; Жеан сломал державшую нож руку и отправил служителя к стене Шпиля, как игрок посылает мяч в цель. Но еще шесть или семь служителей, окружившие их, к несчастью, были вооружены короткими саблями и самострелами.
— Вы не знаете, с кем связались, — сказал один из них.
— Честно говоря, — послышался от служебного входа женский голос, — думаю, знают.
На Селендри было сине-красное шелковое вечернее платье, которое, должно быть, стоило не меньше, чем позолоченная карета. Искусственную руку прикрывал длинный рукав, а открытую гладкую и мускулистую здоровую руку украшали браслеты из золота и Древнего стекла.
— Мы поймали их, когда они пытались проникнуть через служебный вход, госпожа, — сказал один из служителей.
— Вы поймали нас возле служебного входа, бестолочь, — сказал Локки, поднимаясь на колени. — Селендри, нам нужно…
— Я уверена, что нужно, — ответила та. — Пропустите их. Я займусь ими сама. Ведите себя так, словно ничего не произошло.
— Но он… боги, кажется, он сломал мне ребра, — завопил первый вышибала, с которым имел дело Жеан. Второй лежал без сознания.
— Если вы сделаете вид, что ничего не случилось, я отправлю вас к врачу. Что-нибудь случилось?
— М-м-м… нет. Нет, госпожа, ничего не случилось.
— Хорошо.
Когда она повернулась, собираясь войти в башню, Локки с трудом поднялся, держась за живот, протянул руку и осторожно прикоснулся к плечу женщины. Она обернулась.
— Селендри, — прошептал он. — Нас не должны видеть на игровых этажах. Мы…
— Вы расстроили важных нанимателей, не удовлетворив их запросы?
Она отвела его руку.
— Простите. Да, именно так.
— Дюренна и Корвалье на пятом этаже. Мы можем подняться в шкафу с третьего.
— А Джером?
— Оставайтесь здесь, в служебном помещении, Валора.
Она втащила их в служебное помещение, чтобы официанты с подносами, не обращая внимания на лежавшего на земле раненого, могли и дальше получать чаевые от празднично настроенных гостей.
— Спасибо, — сказал Жеан, вставая за высокие стойки с немытой посудой; здесь он был почти незаметен.
— Я прикажу не обращать на вас внимания, — пообещала Селендри, — если вы не тронете наших людей.
— Я буду паинькой, — заверил Жеан.
Селендри схватила за руку одного из проходящих официантов и прошептала ему на ухо короткие указания. Локки расслышал слова «врач» и «вычесть из жалованья». И пошел вслед за Селендри через толпу на первом этаже, пригнувшись, словно пытаясь скрыться под своим плащом и шляпой, и молясь, чтобы следующим, кто его узнает, был только Реквин.
12
— Семь недель, — сказал хозяин Солнечного Шпиля. — Селендри была уверена, что мы больше никогда вас не увидим.
— Примерно три недели туда и три назад, — ответил Локки. — И меньше недели в самом Порту Расточительности.
— Вы определенно выглядите так, словно какое-то время провели на палубе. Отрабатывали проезд?
— Рядовые матросы привлекают меньше внимания, чем пассажиры.
— Наверно, так. Это ваш естественный цвет волос?
— Вероятно. Будете перекрашивать их так же часто, как я, и сами позабудете.
Широкая балконная дверь на восточной стороне кабинета Реквина была открыта, только тонкая сетка мешала проникать насекомым. Сквозь нее Локки видел в гавани два похожих на факелы горящих корабля в окружении сотен огоньков. Должно быть, зрители в лодках.
— В этом году сжигают четыре корабля, — сказал Реквин, заметив, что привлекло внимание Локки. — По одному за каждое время года. Думаю, как раз заканчивают с третьим. Вскоре загорится четвертый, и тогда все пойдет на лад. Людей на улицах убавится, посетителей в игорных домах прибавится.
Локки кивнул и восхищенно посмотрел на то, что сделал Реквин с подаренными стульями. Он постарался скрыть довольную улыбку и выглядеть попросту заинтересованным ценителем. Четыре стула-копии были расставлены вокруг тонконогого стола того же стиля; на столе стояли бутылка с вином и искусно подобранный букет.
— А это…
— Тоже копия? Боюсь, что так. Ваш подарок побудил меня заказать ее.
— Мой подарок. Кстати…
Локки сунул руку под плащ, достал кошелек и положил на стол Реквина.
— Что это?
— Компенсация. В Порту Расточительности множество моряков, у которых денег больше, чем умения играть в карты.
Реквин раскрыл кошелек и приподнял бровь.
— Очень красиво, — сказал он. — Вы действительно очень стараетесь не подвести меня, верно?
— Мне нужна работа, — ответил Локки. — Теперь больше, чем когда-либо.
— Тогда поговорим о вашем задании. Этот Кало Каллас действительно существует?
— Да, — ответил Локки. — Он здесь, внизу.
— Почему же вы не привели его с собой?
— Он не в себе.
— Тогда он бесполезен…
— Нет. Не бесполезен. Ему кажется, что его преследуют, Реквин. У него мания. Ему чудится, будто агенты приоров и ремесленников ищут его на каждом углу Порта Расточительности, на каждом корабле, в каждой таверне. Он почти не выходит из дома. — Локки наслаждался быстротой, с какой создавал воображаемую жизнь несуществующего человека. — Но что он там делает! Что у него там есть! Замки, сотни замков. Часовые механизмы. Частный горн и меха. В своем деле он по-прежнему не знает удержу. Это все, что у него осталось в целом свете.
— Что нам толку от спятившей развалины? — спросила Селендри. Она стояла между двумя старинными картинами Реквина, прислонившись к стене и сложив руки.
— Намереваясь взломать ваше хранилище, я экспериментировал с самыми разными средствами. Кислоты, масла, абразивы, разнообразнейшие инструменты. Могу считать себя знатоком механизмов и техники взлома. Но то, что делает этот каналья, то, что он изобретает и создает даже со своим мозгом сороки… — Локки драматически развел руками. — Боги!
— Чего стоило привезти его сюда?
— Ему нужна защита, — сказал Локки. — Он не противился отъезду из Порта Расточительности. Напротив, он хотел этого! Но он на каждом шагу воображает смерть. Ему нужно почувствовать, что кто-то облеченный властью готов закутать его своим плащом.
— Вы могли оглушить его и привезти в цепях, — сказала Селендри.
— С риском навсегда потерять в его лице добровольного помощника? Хуже того — три недели иметь с ним дело после того, как он придет в себя? Его мозг хрупок, как стекло, Селендри. Не рекомендую бить его по голове.
Локки похрустел пальцами. Пора переходить к делу.
— Послушайте, вы хотите, чтобы этот человек остался в Тал-Верраре? Он сведет вас с ума — вам, может быть, даже придется приставить к нему сиделку или надзирателя и определенно понадобится прятать его от ремесленников; но то, на что он способен, стократ оправдает затраты. Лучшего взломщика я не видел. Он только должен поверить, что я действительно представляю ваши интересы.
— Что вы предлагаете?
— Вы ставите в своих бухгалтерских книгах и на кредитных обязательствах восковую печать. Я ее видел, когда вносил средства. Поставьте печать на листке пергамента…
— И изобличить себя? — сказал Реквин. — Нет.
— Я подумал об этом, — продолжал Локки. — Не пишите на листке имя. Не ставьте дату, не адресуйте никому, даже не добавляйте свой обычный инициал Р. Просто напишите что-нибудь приятное и абсолютно неопределенное. «С нетерпением жду возможности обеспечить комфорт и проявить гостеприимство». Или «Готов на любую компенсацию».
— Обычный вздор. Понятно. — Реквин достал из ящика стола листок пергамента, обмакнул перо в чернила и написал несколько слов. Посыпав письмо алхимическим песком, он взглянул на Локки. — И такой детской уловки будет достаточно?
— В том, что касается его страхов, — ответил Локки, — Каллас — ребенок. Он ухватится за это письмо, как хватается за грудь младенец.
— Или взрослый мужчина, — сказала Селендри.
Реквин улыбнулся. Как всегда в перчатках, он снял с маленькой лампы на своем столе стеклянный цилиндр; внутри горела свеча. С ее помощью он нагрел палочку черного воска и накапал на листок. И наконец достал из кармана тяжелый перстень с печаткой и прижал его к воску.
— Ваша приманка, мастер Коста. — Он протянул листок. — То, что вы пытались проникнуть через служебный вход и прячетесь под плащом, по-видимому, означает, что вы не намерены задерживаться в городе.
— Через день-два — обратно на юг. Как только закончат разгружать в высшей степени законно приобретенный и оформленный груз, который мы взяли в Порту Расточительности.
Ложь была совершенно безопасной: в порту ежедневно разгружались десятки кораблей, и наверняка хоть один — с грузом криминального происхождения.
— И вы увезете с собой Калласа?
— Да.
— Если печати окажется недостаточно, обещайте ему все что угодно — в разумных пределах. Деньги, наркотики, выпивку, женщин. Мужчин. И тех, и других. Если и этого будет мало, прислушайтесь к совету Селендри и предоставьте мне тревожиться о состоянии его рассудка. С пустыми руками не возвращайтесь.
— Как прикажете.
— Ну а как ваши дела с архонтом? Заполучив Калласа, вы можете вернуться к плану относительно моего хранилища…
— Не знаю, — ответил Локки. — Пройдет не меньше шести-семи недель, прежде чем я смогу вернуться с нашим гением; почему бы вам за это время не придумать, как мне послужить вам наилучшим образом? Разработайте любой план, какой покажется вам подходящим. Если хотите, чтобы я передал Калласа архонту как двойного агента, пожалуйста. Если угодно, я скажу архонту, что Каллас умер или еще что-нибудь уместное. Просто не знаю. Голова трещит. Жду приказов.
— Если сможете удержаться в рамках вежливости, — заговорил Реквин, взвешивая в руке кошелек, — приведите Калласа ко мне, а сами довольствуйтесь своим положением в общей схеме… и вас ждет будущее у меня на службе.
— Премного благодарен.
— Идите. Селендри вас проводит. У меня еще много дел.
Локки позволил своему лицу выразить облегчение. Паутина лжи становилась слишком запутанной, такой разветвленной и хрупкой, что достаточно мотыльку пукнуть — и она порвется. Однако две сегодняшние встречи дали то, в чем нуждаются они с Жеаном.
Еще два месяца жизни от Страгоса и два месяца терпения Реквина. Остается без приключений вернуться к своей шлюпке и уплыть в безопасность.
13
— За нами следят, — сказал Жеан, едва они вышли со служебного двора Солнечного Шпиля. Они направлялись обратно к лабиринту переулков и живых изгородей, из которого появились; в этом малолюдном районе садов и служебных площадок за игорными домами редко можно было кого-нибудь встретить. Их шлюпка ждала у пирса во внутреннем доке Большой Галереи; наверх, к Золотым Ступеням, они поднялись по шатким лестницам, не прибегая к подъемникам и улицам, где их могли подстерегать тысячи осложнений.
— Где они?
— На той стороне улицы. Наблюдали за двором. И снялись с места вместе с нами.
— Дерьмо! — прошептал Локки. — Если бы у всех горожан, у всех этих скрывающихся ослов были общие яйца, чтобы я мог все время пинать их!
— На краю двора сделаем явный рывок, — сказал Жеан. — Спрячься. Кто бы ни бросился за нами…
В глубине двора стояла изгородь вдвое выше Локки. Подворотня, окруженная пустыми ящиками и бочками, вела к темным, безлюдным тылам Золотых Ступеней. Примерно в десяти футах от этого прохода Локки и Жеан одновременно, словно по неслышному сигналу, бросились бежать.
Через подворотню в темный переулок за ней. Локки знал, что они должны успеть укрыться всего за несколько мгновений. И оказаться достаточно далеко от двора, чтобы никто из служителей Солнечного Шпиля случайно не заметил схватку. Они бежали мимо задних стен садов, мимо газонов, всего в нескольких ярдах от зданий, где богатейшие люди Теринского мира спускали деньги на развлечения. Наконец они увидели по обе стороны переулка две груды ящиков — самое очевидное место для засады, но, если их противники считают, что они хотят сбежать, они могут просто не подумать об этом.
Жеан уже исчез в укрытии. Локки вытащил из-за голенища кинжал и, чувствуя, как бухает в груди сердце, присел за ящиками на своей стороне переулка. Он набросил плащ на лицо, оставив открытыми только глаза и лоб.
Быстрые шаги по камням — и мимо ящиков промчались две тени. Локки нарочно чуть задержался, давая Жеану возможность ударить первым. Когда преследователь, который был к Локки ближе, обернулся на шум борьбы, Локки скользнул вперед, выставив кинжал и мрачно радуясь возможности получить наконец ответ на некоторые вопросы.
Захват получился идеальный: левой рукой он зажал шею противника, а правой прижал стилет к месту, где она мягко соединялась с подбородком.
— Бросай оружие, или я… — только и успел сказать Локки. Его противник вдруг совершил нечто чудовищно неразумное. Он, может быть, рефлекторно, дернулся вперед в попытке разорвать хватку Локки, не понимая, под каким углом прижат к его горлу стилет. Локки никогда не узнает, был ли это крайний оптимизм или крайняя глупость, потому что клинок перерезал человеку горло наполовину, и он мгновенно умер, выпустив фонтан крови. Стилет вывалился из пальцев Локки и звякнул о землю.
Локки недоверчиво убрал руки, и труп упал. Локки посмотрел на Жеана: тот, тяжело дыша, стоял над телом своего противника.
— Минутку, — сказал Локки. — Ты ведь должен был…
— Случайность, — ответил Жеан. — Я перехватил его нож, мы сцепились, и он сам прижал его к своей груди.
— Боги прокляли нас, — прошептал Локки, стряхивая кровь с правой руки. — Стараешься сохранить ублюдку жизнь — и смотри, что получается…
— Самострелы, — сказал Жеан. Он показал на землю, и Локки, чьи глаза привыкли к темноте, разглядел два маленьких ручных самострела. Оружие для переулков, его используют на расстоянии в десять ярдов, не больше. — Возьми их. Возможно, эти двое не единственные.
— Дьявольщина! — Локки поднял самострелы и протянул один Жеану. Стрелы могут быть отравлены; мысль об использовании в темноте чужого отравленного оружия вызывала мурашки. Но Жеан прав: если есть еще преследователи, необходимо хоть какое-то преимущество перед ними.
— Я думаю, игра в прятки — не наша забава. Сматываемся, бегом!
Они пробежали по закоулкам Золотых Ступеней, по северному краю обширного плато из Древнего стекла, затем пролет за пролетом спустились по тошнотворно шатким деревянным лестницам, постоянно поглядывая вверх и вниз в ожидании засады. Мир вокруг превратился в ослепительный водоворот, окрашенный в сюрреалистические цвета огня и стекла Древних. В гавани в окружении сотен лодок, набитых священниками и гуляками, ярко пылал четвертый и последний праздничный корабль. Жертва из дерева, смолы и парусины.
Они, спотыкаясь, добрались до подножия лестниц и зашагали по деревянной платформе, минуя редких пьяниц и нищих, яростно размахивая кинжалами и самострелами. Вот и их причал, длинный и пустой. На нем только груда ящиков. Ни попрошаек, ни пьяниц. Приветственно покачивается на волнах их шлюпка, теперь до нее всего несколько сотен футов, и она ярко освещена огнем этого ада.
«Груда ящиков», — подумал Локки, но было поздно.
Как только Локки и Жеан прошли, из тени — самого очевидного места для засады — вышли двое.
Локки и Жеан одновременно развернулись; надеяться можно было только на случайно добытые самострелы. Четыре самострела поднялись одновременно, четыре человека держали друг друга на прицеле. Дрожали четыре пальца, отделенные от спускового крючка расстоянием в единственную каплю пота.
Локки Ламора стоял на тал-веррарском причале; в спину ему дул жаркий ветер с горящего корабля, а в горло упиралась холодная стрела самострела.
14
Он улыбнулся и сосредоточился на том, чтобы держать свой самострел вровень с левым глазом противника; они стоят так близко, что прольют всю кровь друг друга, стоит им одновременно шевельнуть пальцами.
— Не дури, — сказал человек, стоявший перед ним. По его чумазым щекам и лбу текли ручейки пота. — Подумай об уязвимости своего положения.
Локки фыркнул.
— Если только глаза у тебя не из железа, уязвимость обоюдная. Как ты считаешь, Жеан?
Они стояли на причале парами: Локки за Жеаном, их противники — один за другим. Жеан и его противник тоже держали друг друга на прицеле самострелов; четыре стальные стрелы наложены и готовы вылететь в считанных дюймах от голов этих не без причины нервничающих людей. С такого расстояния никто не промахнется, пусть даже все боги на небесах захотят иного исхода.
— Мы все четверо по самые яйца в дерьме, — сказал Жеан.
За ними на воде стонал и потрескивал старый галеон, пожираемый пламенем. На сотни ярдов вокруг ночь сменилась днем; корпус корабля перечеркивали огненные линии расходящихся швов. Из этих дьявольских щелей валил дым — последние вздохи огромного деревянного зверя, издыхающего в муках. Четверо стояли на причале, странно одинокие в этих свете и шуме, привлекающих внимание всего города.
— Ради любви всех богов, опусти оружие, — сказал противник Локки. — Нам приказано не убивать вас без особой необходимости.
— Уверен, что в противном случае ты был бы честен, — сказал Локки. Он улыбался все шире. — У меня правило: никогда не верить человеку, чье оружие — у моего горла. Прости.
— Твоя рука дрогнет раньше моей.
— Устану, так упрусь кончиком стрелы тебе в нос. Кто послал вас за нами? Сколько вам платят? Мы люди не бедные: можно договориться.
— На самом деле, — сказал Жеан, — я знаю, кто их послал.
— Правда? — Локки взглянул на Жеана, прежде чем снова уставиться в глаза противнику.
— Была достигнута договоренность, но я бы не сказал «к общему удовлетворению».
— Гм… Жеан, боюсь, я не совсем понимаю.
— Конечно. — Жеан протянул к своему противнику руку ладонью вверх. Потом медленно, осторожно переместил свой самострел, так что тот нацелился на голову Локки. Его противник удивленно заморгал. — Конечно, не понимаешь, Локки.
— Жеан, — сказал Локки, переставая улыбаться, — это не смешно.
— Согласен. Дай сюда самострел.
— Жеан…
— Немедленно. Не глупи. Эй, ты слабоумный, что ли? Отверни оружие от меня и направь на него.
Прежний противник Жеана нервно облизнул губы, но не шелохнулся. Жеан скрипнул зубами.
— Слушай, убогая обезьяна с губкой вместо мозгов, я делаю твою работу. Направь свой проклятый самострел на моего партнера, чтобы мы могли убраться с причала!
— Жеан, я бы назвал такой оборот событий прискорбным, — сказал Локки. Он, вероятно, хотел сказать еще что-то, но в этот момент противник Жеана решился последовать его совету.
Локки показалось, что по его лицу градом хлынул пот, как будто телесная жидкость решила сбежать, пока не случилось чего-нибудь похуже.
— Вот так. Трое против одного. — Жеан плюнул на причал. — Ты не оставил мне иного выхода, кроме как договориться с нанимателем этих господ. Будь ты проклят, ты меня вынудил. Прости. Я думал, они свяжутся со мной до нападения. Ну же, отдай оружие.
— Жеан, какого дьявола ты…
— Не нужно. Молчи, ни слова больше. Не пытайся перехитрить меня: я знаю все, что ты можешь сказать. Молчи, Локки. Сними палец с крючка и отдай самострел.
Локки, недоверчиво раскрыв рот, смотрел на стальное острие стрелы Жеана. Мир вокруг поблек, превратившись в крошечную сверкающую точку, отражавшую огненный ад на воде за ними.
— Не могу поверить, — сказал Локки. — Просто…
— Говорю в последний раз, Локки. — Жеан стиснул зубы и нацелил самострел точно между глаз Локки. — Сними палец с крючка и отдай чертову штуку. Немедленно.
1
Пустынный берег длиной в милю отделяет Порт Расточительности от развалин его павшего каменного часового — Кастаны Ворессы, Форта Великолепия.
Построенная с целью господствовать над северной частью залива, служившего Порту Великолепия, прежде чем изменчивая судьба привела к изменению названия города, сегодня эта крепость не отразила бы и бранных слов, не говоря уж о клинках и стрелах вражеского войска.
Сказать, что крепость построена за гроши, значит оклеветать искусных каменщиков. Привезенные на строительство крепости несколькими кораблями из Тал-Веррара гранитные блоки скучающие вдали от дома чиновники перепродали на сооружение домов. Грандиозные планы строительства стен и башен пришлось пересмотреть ради менее грандиозных планов строительства просто стен, потом ограничиться самой скромной стеной с казармами, и наконец в довершение всех бед вся смена солдат, которым предстояло заселить эти казармы, погибла в предосенний шторм.
Единственный полезный остаток крепости — круглый каменный павильон примерно в пятидесяти ярдах от берега, соединенный с основными развалинами широким каменным тротуаром. Павильон задумывали как платформу для катапульт, но ни одна катапульта так и не прибыла. Теперь, когда пиратским капитанам Порта Расточительности бывает необходимо обсудить свои дела, совет неизменно проходит в этом павильоне и всегда в сумерки. Здесь на камнях так и не созданной Веррарской империи капитаны решают свои проблемы, попирая неутоленные притязания города-государства, который тем не менее семь лет назад нанес им тяжелое поражение.
2
Совет начался, как начинался всегда на памяти Замиры: под пурпурно-красным солнцем заката, при фонарях, расставленных на древних камнях, в жарком воздухе, похожем на дыхание животного, в присутствии многочисленных насекомых.
Тут не бывает вина и еды, и, когда созывается совет капитанов, собравшиеся не садятся. Сидящий склонен к напрасной потере времени. Неудобства избавляют присутствующих от сантиментов и сразу заставляют перейти к делу.
К удивлению Замиры, они с Эзри явились последними. Замира осмотрелась, приветливо кивая капитанам.
Первым стоял Роданов, на этот раз вооруженный, со своим первым помощником Идриной Корос, стройной, светловолосой, чуть выше Эзри. У нее осанка профессионального поединщика, и, по слухам, она отлично владеет джерешитским ятаганом с широким лезвием.
Рядом с ними — Пьеро Строцци, приветливый лысый мужчина лет пятидесяти; с ним первый помощник по прозвищу Джек Ухорез — из-за его привычки отрезать уши у павших противников. Говорят, он высушивает эти уши и делает из них ожерелья, которые хранит в своей каюте.
Здесь и Рене, как обычно, рядом с Вальтерро. Правая сторона ее лица разукрашена различными оттенками черного и зеленого, но по крайней мере Рене хватает ума не отвечать Замире сердитым взглядом, когда та смотрит на нее.
Последняя — по счету, но не по значению — Жаклин Колвард по прозвищу «Старуха с Призрачных островов», все еще элегантная в свои без малого шестьдесят, хотя и седая, с темным загорелым лицом, словно из выдубленной кожи. Ее нынешняя протеже и, следовательно, любовница — Маресса Висенте, чьи бойцовские и мореходные качества пока неизвестны. Но молодая женщина определенно выглядит способной.
Пока никто отсюда не уйдет, они надежно отрезаны от остального мира. В конце прохода тревожно переминаются кучки вооруженных моряков — человек по шесть с каждого корабля. Пока капитаны не закончат, они никому не позволят подойти к ним.
«Так как же мы это проделаем?» — подумала Замира.
— Замира, — начал Роданов, — ты созвала совет. Послушаем, что у тебя на уме.
Значит, прямо к делу.
— Не столько у меня на уме, Джаффрим, сколько у всех у нас в голове. У меня есть сведения, что архонт Тал-Веррара опять строит неудобные для нас планы.
— Опять? — Роданов сжал огромные кисти в кулаки. — Неудобные планы были у Бонэйр, Замира; Страгос сделал то, что каждый из нас сделал бы на его месте…
— Я не забыла ни одного дня той войны, Джаффрим. — Вопреки решимости сохранять спокойствие Замира почувствовала гнев. — Ты хорошо знаешь, что я назвала это ошибкой.
— Утраченная цель, — фыркнул Роданов. — Больше похоже на дурацкую выдумку. А в то время ты тоже считала это ошибкой?
— В то время ты только молол языком, — спокойно сказал Строцци. — А потом, когда флот архонта затмил горизонт, дал деру.
— Я никогда не входил в вашу проклятую Армаду, Пьеро. Я предложил отвлечь несколько кораблей архонта и сделал это. Без этого вы бы утратили преимущество относительно ветра, и вас обошли бы с севера. Мы с Шавон тогда остались бы единственными капитанами, которые сегодня смогли бы прийти сюда…
— Прекратите! — крикнула Замира. — Я созвала совет, и мне еще есть что сказать. Я пригласила вас сюда не для того, чтобы бередить старые раны.
— Говори, — сказал Строцци.
— Месяц назад из Тал-Веррара вышел бриг. Капитан увел его из Марины Меча.
Все одновременно заговорили, закачали головами. Замира, улыбнувшись, продолжила:
— Чтобы набрать экипаж, он проник в Скалу Ветров и увел целое отделение заключенных. Его намерением — и намерением его матросов — было уплыть на юг и присоединиться к нам в Порту Расточительности. Поднять красный флаг.
— Кто в силах увести корабль архонта из охраняемой гавани? — Роданов говорил недоверчиво. — Хотел бы я с ним встретиться.
— Ты и встретился, — ответила Замира. — Его зовут Оррин Ревелл.
Вальтерро, до сих пор молча стоявший за Рене, выплюнул:
— Этот мелкий гнус…
— Тише, — сказала Замира. — Не ты ли вчера вечером потерял свой кошелек? У Оррина быстрые руки. Быстрые руки, быстрый ум, способность командовать, и он хорошо владеет оружием. Он заслужил место в моем экипаже, в одиночку убив четверых Избавителей.
Замира про себя улыбалась: она использовала то, в чем сам Коста так старался ее разубедить.
— Ты сказала, что у него был свой корабль, — заметил Роданов.
— Да, «Красный вестник», который я сегодня продала Скупщику. Пьеро, ты ведь встретил его несколько дней назад за Горящими Просторами, верно?
— Да.
— Я спокойно занималась своими делами, невинно отлавливала призы там и тут на Медном море, — продолжала Замира, — когда наткнулась на «Вестник» Ревелла. Нарушила его планы, мягко говоря. Проделывала дыры в его истории, пока не вытяну ла все.
— Что за история?
Рене говорила так, словно держала во рту много мелких камушков, но все же ее слова можно было разобрать.
— Задумайся, Рене. Кто такой Ревелл? Человек — очевидно, вор. Умеющий делать много необычных вещей. Но может ли один человек увести корабль за ворота такой охраняемой гавани, как Марина Меча? Может один человек ворваться в Скалу Ветров, одолеть всю стражу, освободить заключенных и привести на бриг, чрезвычайно удачно украденный в ту же ночь?
— Гм… — ответила Рене. — Может быть…
— Он сделал это не один, — впервые заговорила Колвард. Говорила она негромко, но ее услышали все в павильоне. — Страгос позволил ему уйти.
— Совершенно верно, — сказала Замира. — Страгос позволил ему уйти. Страгос дал ему экипаж из заключенных, готовых на все ради свободы. Страгос дал ему корабль. И все это он сделал, хорошо зная, что Ревелл поплывет на юг. Сюда, чтобы заниматься тем же, чем мы.
— Ему нужен агент среди нас, — возбужденно воскликнул Строцци.
— Да. И более того. — Прежде чем продолжить, Замира осмотрела круг пиратов и убедилась, что все ее внимательно слушают. — У него есть агент среди нас. На борту моего корабля. Оррин Ревелл и его товарищ Джером Валора и сейчас состоят на службе у архонта.
Эзри смотрела на Замиру разинув рот. Та незаметно сжала ее руку.
— Убей их, — предложила Колвард.
— Положение гораздо сложнее и серьезнее, — ответила Замира.
— Действительно, серьезное — для тех двоих, о ком ты говоришь. Я считаю, что осложнения лучше превращать в трупы.
— Раскрой я сама их обман, вероятно, я так бы и поступила. Но все это рассказал мне Ревелл. Он и Валора, по его утверждению, вовсе не по доброй воле работают на архонта. Страгос дал им латентный яд, противоядие к которому есть предположительно только у него. Если через месяц они не получат очередную дозу, то умрут.
— В таком случае смерть будет для них благом, — пробормотала Рене. — У этого ублюдка они всегда оставались бы марионетками…
Роданов взмахом трубки заставил ее замолчать.
— А какова, по словам Ревелла, была их миссия? Шпионить за нами, вероятно.
— Нет, Джаффрим. — Замира заложила руки за спину и принялась неторопливо прохаживаться посередине павильона. — Страгос хочет, чтобы мы сделали ему одолжение: снова подняли красный флаг в виду Тал-Веррара.
— Чушь, — сказал Строцци.
— Нет, если подумать о нуждах архонта, — ответила Колвард.
— Как это? — одновременно спросили Рене и Строцци.
— Страгосу нужен враг за пределами Тал-Веррара, — говорила Замира. — Немедленно. И еще Страгосу нужна уверенность, что враг этот достаточно силен. — Она широко раскинула руки, протянув их к капитанам и их помощникам. — Нас расстреляют, как мишени на турнире лучников.
— В этом нет выгоды, — сказал Строцци. — В том, чтобы воевать с нами…
— Если считать в монетах, ты прав. Но для Страгоса это ход ва-банк. Он поставил на миссию Ревелла корабль, экипаж и свою репутацию. Вы не считаете, что это серьезно? Он выставил себя на посмешище, позволив «пирату» бежать из его неприступной гавани, лишь для того, чтобы восстановить свою репутацию, разгромив нас позже. — Замира свела кулаки. — Вот в чем задача Ревелла — убедить нас, обмануть, подкупить. А если бы ему не удалось уговорить нас, он должен был напасть сам, на «Вестнике».
— Тогда ясно, что делать, — сказал Роданов. — Мы ничего не дадим Страгосу. Не будем устраивать пляски у него под носом. Будем по-прежнему держаться подальше от Тал-Веррара, не ближе, чем в пятистах милях, как все годы после войны. — Он протянул руку и хлопнул Строцци по животу. — Будем жить на своем жире.
— Прошу прощения, капитан, — сказала Идрина Корос. — Ваши доказательства, капитан Дракаста, слова этих двух человек — все это не очень правдоподобно…
— Не только слова, — ответила Замира. — Подумайте, Корос. У них был «Красный вестник». Их экипаж, часть которого теперь в моем экипаже, действительно заключенные со Скалы Ветров. Их послал архонт, это точно.
— Согласна, — вступила Колвард, — хотя я согласна и с Джаффримом: не отвечать на провокацию — самый разумный…
— Это было бы разумно, — прервала ее Замира, — если бы Страгос действовал под влиянием каприза. Но ведь это не так. Он сражается за свою жизнь. Под угрозой его положение. Мы нужны ему.
Она расхаживала по павильону, вспоминая споры, которые разрешала здесь в периоды своего председательства. Будут ли ее слова убедительны и сегодня? Она надеялась, что будут.
— Если мы выбросим Ревелла и Валору за борт и забудем о них, — продолжала она, — или не подойдем к Тал-Веррару, Страгос придумает что-нибудь еще. Какой-нибудь другой план, чтобы вовлечь нас в борьбу или убедить своих людей, что мы им угрожаем. Но вдруг в следующий раз боги не пожелают, чтобы орудие осуществления его замыслов попало к нам в руки? Мы будем слепы.
— Тут предположений больше, чем в рассуждениях, которые я слышал в Коллегиуме, — сказал Роданов.
— «Красный вестник» и заключенные свидетельствуют, что Страгос вступил в игру, — продолжала Дракаста. — Теперь он может действовать открыто или тайно. Исходя из того, что нам известно о положении в Тал-Верраре… Я бы сказала, что угроза реальна. Если Страгосу нужен враг, мы единственный доступный ему партнер по танцу. Что еще он может сделать? Развязать войну с Балинелем? Каморром? Лашеном? Картеном? Не думаю.
— Чего ты хочешь от нас, Замира? — Роданов сложил руки на груди и нахмурился.
— У нас есть средства нанести архонту ответный удар.
— Мы не можем сражаться с веррарским флотом, — сказал Роданов. — Не можем напасть на проклятый город, призвать молнии с неба или вежливо попросить богов избавить нас от Страгоса. Так каким же образом мы «нанесем ответный удар»? Напишем оскорбительное письмо?
— Ревелл и Валора должны явиться к нему за дозой противоядия.
— У них есть к нему доступ! — сказала Колвард. — Убийство!
— В чем обвинят их, если они останутся живы, — добавил Строцци.
— Так им и надо, — сказал Роданов. — Значит, тебе нужно наше согласие на то, чтобы отвезти их в Тал-Веррар и отпустить? Пусть уходят. Я с удовольствием одолжу им пару ножей.
— С точки зрения Ревелла и Валоры, есть небольшое осложнение: они хотели бы получить постоянное противоядие и потом расправиться со Страгосом.
— Увы, — сказала Рене, — в жизни наши желания исполняются редко…
— Скажи им, что у нас есть противоядие, — предложила Колвард. — Убеди их в том, что мы можем освободить их от зависимости. И пошли против архонта… переживут ли они покушение, совершенно не важно.
Эзри открыла рот, собираясь возразить, и Замира бросила на нее самый суровый взгляд из своего арсенала.
— Великолепный план, — сказала Замира, убедившись, что Эзри держит себя в руках, — но слишком гладкий. Вы бы на их месте поверили в такое утверждение?
— У меня голова начинает кружиться, — пожаловался Строцци. — Так чего ты от нас хочешь, Замира?
— Я хочу, — ответила она, старательно подбирая слова, — чтобы никто из вас не тревожился, если я немного побуяню близ Тал-Веррара.
— И тем самым приведешь нас к гибели! — закричал Роданов. — Хочешь увидеть Порт Расточительности стертым с лица земли, как Монтьерр? Хочешь, чтобы нас разбросало по всему свету, а наши привычные маршруты кишели военными кораблями из разгневанного Тал-Веррара?
— Если я что-нибудь сделаю, — ответила Замира, — тайну…
— Никак не сохранить! — перебил Роданов. — Ты закончишь то, что Страгос начал, разбив Вольную Армаду. Это уничтожит наш образ жизни!
— Или сохранит его. — Замира подбоченилась. — Если Страгос решил втравить нас в заварушку, он это сделает, согласимся мы плясать под его дудку или нет. У меня на борту — наше единственное средство заставить его отказаться от борьбы. Если убрать Страгоса, вместе с ним рухнет архонат. А если Тал-Верраром будут править приоры, мы до самой смерти сможем грабить корабли в Медном море.
— Но зачем тебе играть по плану архонта, пусть даже… обманывая его? — спросил Строцци.
— Ревелл и Валора не святые, — ответила Замира. — Они не пожертвуют жизнью ради нашей пользы. Они хотят жить, а для этого им нужно время. Если Страгос поверит, что они истово трудятся над претворением его плана в жизнь, он даст им недели или месяцы, за которые мы найдем решение. А сам до поры не станет осуществлять другие свои планы.
— За эти недели и месяцы ему может помочь город, — возразил Роданов.
— Поверьте, я буду предельно осторожна, — сказала Замира. — Вот о чем я прошу вас, мои братья и сестры капитаны. Что бы вы ни услышали из Тал-Веррара, доверяйте моим суждениям и осмотрительности.
— Серьезная просьба, — сказала Колвард. — Ты не просишь помощи?
— Не могу вообразить ничего более вредного, чем то, что однажды утром мы все вместе покажемся у Тал-Веррара! Десять минут спустя начнется война, необходимая архонту. Так что предоставьте это мне. Я рискую только своим кораблем.
— Это общий риск, — возразил Роданов. — Ты просишь нас отдать в твои руки нашу судьбу и судьбу Порта Расточительности; Без всякого контроля.
— А разве все последние семь лет было иначе? — Она по очереди посмотрела на каждого капитана. — Все мы всегда зависели от остальных. Каждый мог заплыть чересчур далеко на север, напасть на корабль с каким-нибудь королевским братом, убить чересчур много моряков или просто пожадничать. Мы все время в опасности. Я просто из вежливости заранее указываю вам на это.
— А если у тебя не получится? — спросила Рене.
— Если не получится, — ответила Замира, — вам не с кого будет брать штраф. Я уже буду мертва.
— Клятва невмешательства, — сказала Колвард. — Вот о чем ты просишь. Держать сабли в ножнах, пока ты попираешь важнейшее правило нашего союза… вышвыриваешь его в свое кормовое окно.
— За отсутствием лучшей альтернативы, — сказала Замира, — да. Именно об этом я вас прошу.
— А если мы скажем «нет»? — негромко спросил Роданов. — Если мы — четверо против одного — запретим такой план действий?
— Тогда мы подойдем к черте, которую все боимся переступить, — ответила Замира, глядя прямо ему в глаза.
— Я запрещать не стану, — сказала Рене. — Я обеими руками за тебя, Замира. Если ты будешь стараться ради моей выгоды, тем лучше. А если при этом ты сгинешь, я не заплачу.
— Я тоже дам согласие, — заговорила Колвард. — Замира права. Наша общая безопасность всегда зависела от того, кто из нас самый спятивший. Если есть возможность сбросить Максилана с пьедестала, молюсь о твоем успехе.
— Очевидно, Замира Дракаста голосует за Замиру Дракасту, — сказала Замира, глядя на Роданова и Строцци.
— Мне все это не нравится, — сказал Строцци. — Но если дела пойдут плохо, ни один корабль в этом море не догонит мой «Оспри». — Он улыбнулся и похрустел пальцами. — Какого дьявола. Помашешь юбкой перед архонтом и посмотришь, понравится ли ему это. А меня поблизости не будет.
— Похоже, — заговорил Роданов, сознавая, что все смотрят на него, — у меня появилась возможность проявить… некоторую неуживчивость. — Он вздохнул и потер лоб. — Едва ли все это разумно… но если твоя клятва соблюдать осторожность так же крепка, как моя клятва о невмешательстве… ладно. Отправляйся осуществлять свой безумный план.
— Спасибо, — ответила Замира, чувствуя, как ее с ног до головы окатывает теплая волна облегчения. — Разве это не легче, чем резать друг друга на куски?
— Все это должно остаться между нами, — предупредила Колвард. — Я не требую клятвы, просто надеюсь. У Страгоса в Порту Расточительности могут быть другие глаза и уши. Если что-нибудь выйдет за пределы круга тех, кто тут стоит, здешняя встреча — не говоря уж о замысле Замиры — окажется совершенно напрасной.
— Верно, — согласился Строцци. — Молчание. Все боги наши свидетели.
— Все боги наши свидетели, — подхватили остальные.
— Ты отплываешь немедленно? — спросила Колвард.
— Моему экипажу необходима ночь на берегу. Не могу без этого скомандовать отплытие. Я буду отправлять их группами, а тем временем постараюсь продать остаток добычи. Выйду из гавани через два-три дня.
— Три недели до Тал-Веррара, — сказал Роданов.
— Верно, — согласилась Замира. — Нет смысла дожидаться, пока наши парни умрут в пути. Я намерена поторопиться. — Она подошла к Роданову, погладила его ладонью по правой щеке и поцеловала в левую. — Джаффрим, я когда-нибудь тебя подводила?
— Ни разу с самой войны, — ответил Роданов. — А, черт! Даже этого не стоило говорить. Не ставь меня так на место, Замира… просто не подведи.
— Эй, — сказала Колвард, — могу я привлечь немного внимания?
— Я чувствую себя слишком щедрой, но держи руки при себе, если не хочешь, чтобы я их оторвала. — Замира улыбнулась, поцеловала Колвард в сморщенный лоб и обняла пожилую женщину. Неловко — обеим мешали сабли.
Всегда так, подумала Замира. Всегда в жизни так.
3
Когда Замира и Эзри вернулись на «Орхидею», у трапа их ждал и помог подняться на борт Утгар. Была половина десятого вечера.
— С возвращением, капитан. Как дела?
— Я целый день потратила на разговоры со Скупщиком и другими капитанами, — ответила Замира. — Теперь мне нужны мои дети и выпивка. Эзри…
— Да?
— Ты, Ревелл, Валора. В мою каюту. Немедленно.
В своей каюте Замира в беспорядке швырнула на гамак плащ, шляпу, нагрудник с Древним стеклом и сабли, со стоном опустилась в любимое кресло и посадила на колени Паоло и Козетту. И забылась в родном запахе их кудрявых темных волос. Довольная, она смотрела на детские пальчики в своих грубых руках. У Козетты они еще такие маленькие и неловкие… а пальцы Паоло с каждой неделей становятся все длиннее и искуснее. Боги, дети растут слишком быстро, слишком.
Их знакомый щебет чрезвычайно успокаивал ее; по всей видимости, Паоло весь день сражался с чудовищами, которые живут в одном из сундуков, а Козетта придумала стать королем Семи Сущностей. Замира немного подумала, стоит ли объяснять разницу между королем и королевой, и решила, что не стоит; противоречить Коз — значит спорить целые дни.
— Королем! Семи Сущностей! — сказала девочка, и Замира серьезно кивнула.
— Не забудь свою бедную семью, дорогая, когда получишь королевство.
Дверь раскрылась; появилась Эзри в сопровождении Косты и Валоры… или де Ферра? Черт бы побрал эти вымышленные личности.
— Закройте дверь, — сказала Замира. — Паоло, принеси маме четыре стакана. Эзри, можешь открыть одну из бутылок лашенского голубого? Они сразу за тобой.
Паоло, поглощенный сознанием ответственности поручения, поставил на лакированную столешницу на сундуке четыре маленьких стаканчика. Коста и де Ферра уселись на подушки, Эзри быстро распечатала бутылку. В каюте запахло свежим лимоном, и Эзри наполнила все стаканы вином цвета океанских глубин.
— Увы, тоста у меня нет, — сказала Замира. — Иногда нужно просто выпить. Выпьем.
Держа Коз левой рукой, она правой подняла свой стаканчик и залпом осушила, наслаждаясь смешанным вкусом пряностей и цитрусов и чувствуя, как холодок спускается по горлу.
— Хочу, — сказала Козетта.
— Это мамино питье, Коз, тебе оно не понравится.
— Хочу!
— Я сказала… Ну ладно. Пока не обожжешь пальцы, не будешь бояться огня.
Она налила немного вина в свой стакан и осторожно дала девочке. Козетта с выражением глубокой сосредоточенности взяла его, вылила содержимое стакана себе в рот и со звоном уронила стакан на стол.
— Как МОЧА! — завопила она, тряся головой.
— Когда растишь детей среди моряков, всякое возможно. — Замира подхватила стакан, не дав ему упасть на пол. — Но, конечно, самый большой вклад в ее словарь делаю я сама.
— МОЧААААА! — кричала Козетта, хихикая, очень довольная собой. Замира успокаивала ее.
— У меня есть тост, — сказал Коста, улыбаясь и поднимая стакан. — За ясное понимание. Только сейчас, через много недель, я понял, кто истинный капитан на этом корабле.
Де Ферра усмехнулся и чокнулся с ним. Эзри, однако, не прикоснулась к вину; ее стакан остался на столе, а она смотрела себе на руки. Замира решила поторопиться: Эзри явно хотелось побыстрее оказаться наедине с Джеромом.
— Вот оно как, Ревелл, — сказала Замира. — Я сама не знала, что приму ваш план, когда начала защищать его.
— Значит, вы возьмете нас…
— В Тал-Веррар. Да. — Она налила себе еще вина и отпила, на этот раз небольшой глоток. — Я убедила совет не впадать в панику, если с севера придут сообщения о нашей деятельности там.
— Спасибо, капитан. Я…
— Не благодарите меня на словах, Ревелл. — Замира снова отпила вина и поставила стакан. — Отблагодарите меня, выполнив свою часть договора. Найдите возможность убить Максилана Страгоса.
— Хорошо.
— Позвольте прояснить еще кое-что. — Она осторожно развернула Козетту на своих коленях так, что та смотрела прямо на Косту. — Чтобы дать вам шанс выполнить свой план, на этом корабле будут рисковать жизнью все. Все до единого.
— Я… я понимаю.
— Если с течением времени мы не найдем, как исправить то, что сделал с вами Страгос… что ж, ваша возможность доступа к нему не вечна. Я сделаю все, что в моих силах, чтобы помочь вам до того. Но если другого выхода не будет, если время уйдет и единственным способом уничтожить Страгоса станет ваше самопожертвование… я не надеюсь снова вас увидеть. Понятно?
— Если дойдет до этого, — ответил Коста, — я голыми руками отправлю его на божий суд. Мы пойдем туда вместе.
— Боги, — сказала Козетта. — Голыми руками.
— Моча! — закричал Коста, поднимая стакан в сторону Козетты, которая так и затряслась от смеха.
— Спасибо, Ревелл, за щедрый подарок моей дочери. Теперь она весь вечер будет повторять это слово…
— Простите, капитан. Когда мы уходим?
— Половина экипажа отправляется на берег сегодня, вторая половина — завтра. Весь следующий день будем по частям собирать матросов — тех, что захотят с нами остаться. Надеюсь, завтра я избавлюсь от добычи. Итак… два дня. Два с половиной, может быть. А тогда посмотрим, как умеет лететь «Орхидея».
— Спасибо, капитан.
— Это все, — сказала Замира. — Мои дети и так слишком засиделись, да и я собираюсь воспользоваться своим правом громко храпеть, как только вы выйдете из каюты.
Коста первым понял намек, осушил свой стакан и встал. Де Ферра последовал его примеру и уже собрался выйти, когда Эзри негромко сказала:
— Джером. Мы можем встретиться в моей каюте? Всего на несколько минут.
— На несколько минут? — Де Ферра улыбнулся. — Эзри, когда ты стала такой пессимисткой?
— Сейчас, — сказала она, и он сразу перестал улыбаться. И, расстроенный, помог ей встать.
Мгновение спустя дверь каюты закрылась, и Замира осталась наедине со своей семьей — один из редких моментов тишины. Каждый вечер, всего на несколько кратких мгновений, она представляла себе, что корабль не приближается к опасности и не уходит от нее; она видела себя не капитаном, а самой обычной матерью, занятой только своими детьми…
— Мама, — без всякого предисловия сказал Паоло, — я хочу научиться сражаться на саблях.
Замира ничего не могла с собой поделать: она несколько секунд смотрела на сына, потом расхохоталась. Обычной матерью? Боже, разве может ребенок, живущий такой жизнью, быть обычным?
— Сабли! — закричала Козетта, будущий король Семи Сущностей. — Сабли! Сабли!
4
— Эзри, я…
Он видел замах, но ему и в голову не пришло помешать ей. Эзри вложила в пощечину всю свою силу, немалую, и на глазах Жеана выступили слезы.
— Почему ты не сказал мне?
— Почему…
Теперь она плакала, но вторая пощечина была не менее сильной.
— О! — ответил он. — Что? Что?
— Почему ты не сказал мне?
Это был почти крик. Жеану пришлось поднять руки, загораживаясь от ударов. Если она попадет по ребрам или в солнечное сплетение, он будет чувствовать это не один час.
— Эзри, пожалуйста. Что тебе сказать?
Он сидел на полу ее крошечной каюты и целовал пальцы Эзри, а она пыталась вырваться. Наконец он отпустил ее и наклонился к ней, опустив руки.
— Эзри, если тебе нужно ударить меня, пожалуйста, ударь. Я не буду сопротивляться. Никогда. Только… объясни, что тебе нужно.
Она стиснула кулаки, и он приготовился к очередному удару, но Эзри опустилась на колени и обняла его за шею. Ее горячие слезы потекли по его щекам.
— Как ты мог ничего не сказать мне? — прошептала она.
— Сейчас я готов рассказать тебе все, что хочешь, только…
— Яд, Жеан.
— О, — простонал он, опускаясь рядом с ней на пол по стене каюты. — О дерьмо!
— Паршивый эгоист, как ты мог…
— Дракаста рассказала совету капитанов нашу историю, — ответил Жеан. — Ты была там и все слышала.
— От нее, не от тебя! Как ты мог так поступить со мной?
— Эзри, пожалуйста, это…
— Ты единственное, — шептала она, крепко сжимая его в объятиях, — единственное в этом долбаном океане, что принадлежит мне, Жеан Таннен. Мне не принадлежит этот корабль. Дьявольщина, мне не принадлежит даже эта каюта. У меня нигде не закопаны сокровища. У меня нет ни семьи, ни титула — больше нет. Но я наконец получила кое-что взамен…
— И оказалось, что у меня… существенный недостаток.
— Мы можем что-нибудь придумать, — сказала она. — Найдем кого-нибудь. Врачей, алхимиков…
— Мы пытались, Эзри. И алхимиков, и изготовителей ядов. Нам нужно противоядие Страгоса или его образец, чтобы изготовить такое же.
— И я была недостойна узнать это? Что, если бы ты…
— Умер здесь ночью? Эзри, а что, если бы Избавитель разбил бы мне череп или экипаж просто убил бы меня в день нашей встречи?
— Это не о тебе, — ответила она, — я знаю, такие, как ты, просто не умирают. Я знаю…
— Эзри, ты видела все мои шрамы, ты знаешь, что я не…
— Тут другое дело. Яду ты просто не можешь сопротивляться.
— Эзри, я сопротивляюсь. С той самой минуты, как архонт дал нам этот проклятый яд, я ежедневно сопротивляюсь. Мы с Леоканто считаем дни, ты понимаешь? Первые недели я лежал по ночам, уверенный, что чувствую яд, чувствую, как он что-то делает во мне… — Жеан сглотнул и почувствовал, как по лицу покатились его собственные слезы. — Послушай, когда я здесь, его просто не существует. Когда я с тобой, я его не чувствую. Мне тогда все равно. Это… как другой мир. Разве я мог сказать тебе? Разве мог уничтожить это?
— Я убью его, — прошептала она. — Страгоса. Боги, будь он сейчас здесь, я бы перерезала ему горло…
— Я бы помог. Поверь.
Эзри убрала руки с его шеи. Они сидели в полутьме, глядя друг на друга.
— Я люблю тебя, Жеан, — прошептала она наконец.
— И я люблю тебя, Эзри.
Сказать это — все равно что снять камень с сердца, снопа начать дышать после долгих веков, проведенных под водой.
— Ты единственная, такой больше не может быть.
— Я не дам тебе умереть, — сказала она.
— Не ты… ты не можешь…
— Я могу делать все, что захочу, — ответила она. — Отвезти тебя в Тал-Веррар. Купить тебе время, чтобы ты получил у Страгоса противоядие. Помочь тебе пнуть его в зад.
— Эзри, — сказал Жеан. — Дракаста права. Если я не смогу получить у него то, что нам нужно… смерть Страгоса важней…
— Не говори так.
— Я это сделаю, — сказал он. — Только это и имеет смысл. Боги, я этого совсем не хочу, но если другого выхода не будет, я обменяю свою жизнь на его.
— Будь ты проклят, — прошептала Эзри и, не успел он и глазом моргнуть, вскочила на ноги, схватила его за воротник рубашки и прижала спиной к переборке. — Ты этого не сделаешь! Не сделаешь, если мы побьем его, Жеан Таннен. Если победим.
— Но вдруг у меня не будет выбора…
— Найди его, сукин сын!
Она прижала Жеана к переборке поцелуем, который был чистой алхимией, и его руки скользнули вниз по ее телу к оружейному поясу. Он расстегнул его, добравшись до тех мест, которые этот пояс больше не прикрывал.
Эзри взяла пояс у него из рук и бросила в парусиновую стену; от удара пояс звякнул и скользнул на пол.
— Если способа нет, создай его, Жеан Таннен. Слабаки в этой каюте не трахаются.
Он поднял ее, посадил к себе на скрещенные руки и повернул так, что она спиной уперлась в переборку, свесив ноги. Он поцеловал грудь Эзри сквозь рубашку, улыбаясь ее отклику. Наклонился, прижался головой к ее груди, почувствовал биение ее сердца под своей левой щекой.
— Я сказал бы тебе, — прошептал он. — При случае.
— При случае, вот уж действительно. «Мужчина, — процитировала она, — годится ли его рот для разговоров?..»
— О, разве я мало получил от тебя? Теперь меня высмеивает еще и Лукарно…
— Жеан, — перебила она, прильнув к его груди. — Останься со мной!
— Что?
— Это хорошая жизнь, — шептала она. — Тебе подходит. Нам обоим подходит. Когда мы разделаемся со Страгосом… останься со мной.
— Мне здесь нравится, — ответил Жеан. — Иногда мне кажется, что я могу остаться здесь навсегда. Но есть… есть и другие места, которые я могу показать тебе. Можно заняться другим.
— Я не умерена, что смогу жить на суше…
— На суше, как и на море, есть свои пираты, — говорил он между поцелуями. — Я один из них. Ты можешь…
— Подожди. Сейчас нам ничего не нужно решать. Просто… подумай над тем, что я сказала. Я привела тебя сюда не для переговоров.
— А для чего?
— Пошуметь, — прошептала она, раздеваясь. — Устроить тарарам.
5
Перед полуночной сменой вахт Гвиллем вышел из своего нового жилища в узкий коридор между четырьмя маленькими каютами. Одетый только в брюки и торопливо наброшенную нижнюю сорочку, он, морщась, подошел к двери в свою прежнюю каюту. В ушах у него торчали кусочки фланели.
Он несколько раз постучал в дверь. Никакого ответа. Он снова постучал и крикнул:
— Треганн, сука, я тебя убью!
6
— Значит, приготовления почти завершены?
Двое встретились в развалинах каменного дома без крыши южнее собственно города, так близко к краю страшных джунглей, что даже пьяницы и наркоманы не заползали сюда в поисках убежища. Была почти полночь, шел сильный теплый дождь.
— Сегодня днем продал весь хлам. Как угорелый набирал воду и эль. Провизии уже достаточно. Завтра, когда подчистим все, что хочет быть подчищенным, наверняка уйдем.
Джаффрим Роданов кивнул и в сотый раз осмотрел разрушенный дом и его окрестности. Всякому, кто захотел бы услышать их разговор сквозь шум дождя, пришлось бы подойти совсем близко, решил он.
— Дракаста… говорила на совете тревожные вещи. Что она рассказала о своих планах в море?
— Ничего, — ответил его собеседник. — Это странно. Обычно она дает нам неделю на то, чтобы покрасоваться и опустошить кошельки. А тут ей загорелось, и всех это удивляет.
— Конечно, — сказал Роданов. — Она ничего вам не скажет, пока вы не будете в море. Но она ничего не говорила об архонте? О Тал-Верраре?
— Нет. Так вы считаете, она…
— Я точно знаю, что она задумала. Я просто не уверен, что это разумно. — Роданов вздохнул. — Как бы из-за нее всем нам, с Призрачных островов, не утонуть в дерьме…
— И поэтому вы…
— Да. — Роданов протянул кошелек, встряхнув его, чтобы монеты зазвенели. — Как договаривались. Гляди в оба. Запоминай, что видишь. Впоследствии я хочу получить полный отчет.
— А другое?
— Здесь. — Роданов поднял тряпичную сумку с чем-то тяжелым внутри. — Ты уверен, что у тебя есть место, где его не найдут?
— Мой сундук. Привилегии звания, верно? Там двойное дно…
— Хорошо.
Роданов отдал сумку.
— А если мне… придется использовать эту штуку?..
— Опять как договаривались. Заплачу втрое.
— Мне нужно еще кое-что, — сказал человек. — Место на борту «Подарка».
— Конечно. — Роданов протянул руку, и человек схватил ее. Они обменялись традиционным вадранским рукопожатием, хлопнув друг друга по предплечьям. — Ты знаешь, хороший матрос мне всегда пригодится.
— Я ведь уже вам служу. Просто хочу точно знать, что для меня найдется местечко, когда все кончится. Так или иначе.
Улыбка Утгара блеснула при свете луны белым полумесяцем.
7
«Ядовитая орхидея» под влажным южным ветром неслась по Медному морю на северо-запад, как скаковая лошадь, которой дали свободу. Шел третий день месяца аурим.
После целого дня трудных маневров в извилистом, усеянном скалами проливе под названием Купеческие Ворота они еще два дня уклонялись от рифов и островов, пока последние купола, заросшие джунглями, и дым вулканов не исчезли за горизонтом.
— Вот такая игра, — сказала Дракаста, обращаясь к собравшимся на юте. Здесь были Дельмастро, Треганн, Гвиллем, Утгар, Нарсин, Оскарл и все специалисты — плотники, парусные мастера и прочие. Мамчанс слушал со своего места у руля, а Локки, Жеан и еще с полдюжины свободных от вахты моряков собрались на трапе, ведущем на ют. И хотя их не приглашали на совещание к капитану, никто их не прогонял. Да и зачем: теперь новость распространится по кораблю быстрее огня.
— Мы идем в Тал-Веррар, — объявила Дракаста. — Поможем нашим новым друзьям, Ревеллу и Валоре, провести на берегу деликатную операцию.
— Подарок, — сказал Мамчанс.
— Он прав, — подхватил Гвиллем. — Прошу прощения, капитан, но если мы покажемся в виду Тал-Веррара…
— Если «Ядовитая орхидея» бросит якорь — да, корабль стоит больших денег. Но если мы немного переделаем мой прекрасный корабль тут и там, поменяем паруса и кормовые фонари на что-нибудь попроще и большими буквами напишем на корме другое название…
— Какое, капитан? — спросил плотник.
— Мне нравится «Химера».
— Слишком нагло, — сказала Треганн. — Но что нам всем даст их «деликатная операция», Дракаста?
— Ничего такого, что я стала бы обсуждать, пока операция не закончена, — ответила Дракаста. — Однако выгода для всех нас будет очень велика. Можно сказать, мы действуем с благословения совета капитанов.
— Тогда почему их нет с нами? Почему они нам не помогают? — спросила Нарсин.
— Потому что есть только один капитан, который с этим справится. — Дракаста торжественно поклонилась. — А теперь — за дело или отдыхать. Передайте всем.
Несколько минут спустя Локки решил отдохнуть у правого борта наедине со своими мыслями. Жеан расположился рядом. Небо и море при заходящем солнце были почти одинаково бронзовыми, и даже теплый океан после душной атмосферы Призрачных островов освежал.
— Чувствуешь что-нибудь необычное? — спросил Жеан.
— Что? О чем… а, ты имеешь в виду яд. Нет. Не могу сказать, что чувствую себя лучше или хуже, чем всегда. Но — я сообщу тебе, если меня начнет рвать или еще что-нибудь. Конечно, если ты услышишь стук в дверь, когда…
— О боги! И ты туда же! Эзри едва не выбросила Гвиллема за борт…
— Не будем кривить душой — люди обычно замечают шум, который сопровождает нападение на корабль…
— Ты хочешь, чтобы с тобой произошел несчастный случай?
— …конницы джеремитских Избавителей. И где ты только силы берешь?
— С ней это легко, — сказал Жеан.
— А…
— Она просит меня остаться.
Жеан смотрел на свои руки.
— На борту? Когда все закончится? Если, конечно, от нас что-нибудь останется?
Жеан кивнул.
— И я уверен, она имеет в виду нас обоих…
— Ну конечно, — заметил Локки, не в силах скрыть сарказм. — Что ты ответил?
— Я попросил ее… подумал, вдруг она пойдет с нами.
— Ты любишь ее. — Локки кивнул, не дожидаясь ответа Жеана. — Ты не просто проводишь с ней время. Ты и впрямь ухнул в омут, верно?
— Да, — прошептал Жеан.
— Она хороша, — сказал Локки. — В ней есть ум и огонь. И настоящий вкус к тому, чтобы силой оружия отнимать у людей добро, а в моем учебнике это большое достоинство. И по крайней мере ей можно доверить спину в бою…
— Я всегда доверял тебе…
— Защищать тебе спину? Конечно. Но с ней можно не сомневаться: она ничего не испортит до самого конца. Это вы двое победили на «Зимородке», а не я. И я видел, как ей досталось… большинство после такого несколько дней провалялись бы в гамаке. Но она слишком упряма, чтобы перестать двигаться. Вы двое — прекрасная пара.
— Ты говоришь так, словно ты или она…
— Конечно, так не должно быть. Но положение меняется…
— Да, меняется. Улучшается. Это вовсе не должно означать конец всему.
— Взять ее с собой? Трое против всего света? Начать все заново, воссоздать шайку? Разве мы уже не говорили об этом?
— Да, и…
— И тогда я производил впечатление пьяного осла, знаю. — Локки накрыл левой ладонью правую руку Жеана. — Ты прав. Положение может меняться к лучшему. Мы видели, как это бывает у других; может, такое случится и с нами. Закончим дело с «Солнечным Шпилем», и чертовски разбогатеем, и нас перестанут принимать в приличном обществе Тал-Веррара. Она может пойти с нами… или ты останься с ней…
— Я еще не знаю, — ответил Жеан. — Никто не знает. Мы решили ничего не планировать до окончания плавания.
— Отличная мысль.
— Но я хочу…
— Послушай. Настанет время, и ты сделаешь правильный выбор. Не думай обо мне, ясно? Мы с тобой на равных. Может, тебе повезет больше… — Он улыбнулся, чтобы показать Жеану: не нужно разбивать ему голову, — …но я точно знаю, что ей не повезет. Никогда. — Он сжал руку Жеана. — Я рад за тебя. Эта дикая игра, в которую нас втравил Страгос, хоть что-то тебе дала. Держи это крепко.
Больше сказать было нечего. Они стояли, слушали крики чаек и смотрели, как солнце опускается за далекий горизонт, погружая свой огонь в море. Вскоре позади послышались тяжелые шаги.
— Мальчики, — сказала Дракаста, обнимая их за плечи. — Именно те двое, с кем я хотела поговорить. Я освобождаю вас от полуденной вахты со всеми остальными бывшими моряками «Вестника».
— М-м-м… очень щедро, — сказал Локки.
— Нисколько. Отныне днем вы в распоряжении плотника. Поскольку мы плывем в Тал-Веррар из-за вас, перемены в облике «Орхидеи» на вашей ответственности. Покраска, резьба, оснастка… вы будете очень заняты.
— Ух ты, — сказал Локки, — похоже, мы здорово проведем время.
Но это была шутка.
8
— Земля! — послышалось однажды вечером с грот-мачты. — Земля и огонь с правого борта.
— Огонь? — Локки оторвался от карт: он играл с моряками под ютом. — Дерьмо! — Он бросил карты, забыв о своей ставке в семь солари за партию. Почти годовой заработок честного веррарского рабочего и обычная ставка в игре после раздела добычи. А поскольку они покинули Порт Расточительности в страшной спешке, на корабле оказалось очень много свободных денег.
Выйдя из-под юта, он едва не столкнулся с Дельмастро.
— Старпом, это Тал-Веррар?
— Должно быть.
— А огонь? Нет, точно?
Огонь в городе может означать катастрофу, гражданскую войну. Хаос. Страгос, возможно, уже мертв, или в осаде, или даже близок к победе — и потому больше не нуждается в Локки и Жеане.
— Сегодня двадцать первое, Ревелл.
— Я знаю, какой сегодня день! Просто… А! О!
Двадцать первое аурима — праздник Ионо, пышное действо в честь Повелителя Жадных Вод. Локки облегченно вздохнул. Отвыкнув от обычных ритмов города, он начисто забыл о празднике. В день Ионо жители Тал-Веррара благодарят бога за благосклонное отношение к благополучию города, сжигая старые корабли, и в это время на пристанях собираются тысячи пьяных горожан. Локки только однажды видел это с балкона Солнечного Шпиля, но зрелище было замечательное. Черт возьми, это облегчит проникновение в город; стража будет слишком занята тысячами других происшествий.
— Все наверх, — послышался крик с кормы. — Всем собраться на палубе! Капитан будет говорить.
Локки улыбнулся. Если команда «все наверх» звучит во время карточной игры, игру прекращают и все получают назад свои ставки. Его семь солари скоро вернутся к хозяину.
Матросы шумно собрались посреди палубы. Через несколько минут Дракаста знаком приказала им замолчать. Капитан поставила рядом с грот-мачтой пустой бочонок, и старпом Дельмастро, одетая в приличный плащ из корабельных запасов, вскочила на него.
— На весь остаток ночи, — крикнула она, — мы «Химера», и вы никогда не слышали о «Ядовитой орхидее». Я капитан. Я буду прохаживаться по юту, если кому-то что-нибудь понадобится, а Дракаста, если только ничего не стрясется, останется в своей каюте.
Если нас окликнет другой корабль, отвечаю только я. Остальные делают вид, что не говорят по-терински. Наша задача — доставить наших новых друзей на берег по делу, важному для всех. Ревелл, Валора, мы отправим вас в той же шлюпке, которую вы даровали нам несколько недель назад. Если к рассвету вы не вернетесь, корабль уйдет — и больше мы никогда не подойдем к этому городу ближе, чем на пятьсот миль.
— Понятно, — сказал Локки.
— Как только мы бросим якорь, — продолжала Дельмастро, — на корабле будут удвоены вахты. Подготовьте сети-лезвия с обоих бортов, чтобы их можно было быстро спустить, но не спускайте. С обоих бортов положить шесты, у мачты — сабли. Если лодка таможенников или любая другая с людьми в мундирах попробует нанести нам визит, мы пригласим их на борт и задержим до утра. Если нас попытается остановить кто-нибудь другой, отобьемся, поднимем паруса и уйдем.
Моряки одобрительно загомонили.
— Это все. Стоянка в Тал-Верраре. Мамчанс, останови нас в миле от Изумрудной галереи. Поднять на гакаборте зеленый ашмирский вымпел.
Хотя в Ашмире нет собственного торгового и военного флота, там выгодно регистрировать подданство контрабандистам и уклоняющимся от уплаты налогов купцам. Благодаря такому флагу никто не посмотрит на них дважды, И что еще важнее, никто не подойдет к кораблю поболтать с земляками. Локки одобрил такой выбор. А якорная стоянка к юго-востоку от города дает удобный подход к Кастеллане, так что они смогут добраться до Страгоса, не приближаясь к многолюдным эспланадам и главной гавани.
— Эй, — сказал Утгар, хлопнув Локки и Жеана по спине, — ребята, во что это вы нас впутываете? Нужен телохранитель?
— Ревелл — единственный телохранитель, который мне нужен, — с усмешкой ответил Жеан.
— Хорошо. Как хотите. Но во что вы суете нос? Что-то опасное?
— Вероятно, нет, — ответил Локки. — Послушай, Дракаста все объяснит, и, вероятно, скорее, чем ты думаешь. А пока скажем так: мы выполняем обычное поручение.
— Хотим поздороваться с бабушкой, — сказал Жеан. — И уплатить игорные долги дядюшки. И еще купим на северном рынке три буханки хлеба и корзину лука.
— Хорошо, хорошо. Держите свои тайны при себе. А мы поскучаем в сторонке, да?
— Вот это вряд ли, — ответил Локки. — Тут, на корабле, на каждом шагу небольшие сюрпризы, верно?
— Верно, — со смехом подтвердил Утгар. — Очень верно. Ну, будьте осторожны. Да присмотрят за вами боги и все такое.
— Спасибо. — Локки почесал бороду и щелкнул пальцами. — Дьявольщина! Чуть не забыл. Джером, Утгар, пока.
Он пошел на корму, мимо работающей синей вахты и скучающей красной: моряки красной вахты помогали доставать оружие из ящиков. В два прыжка одолел ведущий на ют трап, съехал вниз по перилам и громко постучал в каюту Дракасты.
— Открыто, — крикнула она.
— Капитан, — сказал Локки, притворив за собой дверь. — Мне снова нужно взять взаймы деньги, которые были в моем сундуке.
Дракаста лежала в гамаке с Паоло и Козеттой и читала им тяжелую книгу, очень похожую на «Практический лексикон разумного мореплавателя».
— Технически эти деньги поделены на всех, — ответила она, — но я могу дать равную сумму из корабельной казны. Сколько нужно?
— Двухсот пятидесяти солари хватит. Эти деньги… гм… назад не вернутся.
— Очаровательно, — сказала Дракаста. — Такое отличие от «взять взаймы» почему-то мешает мне встать с гамака. Дверь там…
— Капитан, Страгос — лишь половина нашего ночного дела. Мне нужно, чтобы и Реквин был доволен. Иначе он может расстроить наши планы. К тому же, если я его заинтересую, у меня появится возможность кое-что у него вытянуть, я только сейчас сообразил.
— То есть нужны деньги на взятку.
— Между друзьями мы называем это «размышлением». Послушайте, Дракаста. Подумайте, чего мы добьемся в случае удачи.
— Ради моего душевного мира и спокойствия — ладно. Подготовлю деньги к вашему отправлению.
— Вы очень…
— Добра? Нисколько. Убирайтесь.
9
Их не было семь недель, а казалось — всю жизнь.
Стоя у правого борта и снова глядя на острова и башни Тал-Веррара, Локки чувствовал, как в нем, точно напитки, смешиваются тревога и печаль. Темные тучи низко нависли над городом, отражая оранжевые огни горящих в главной гавани кораблей.
— Ты готов? — спросил Жеан.
— Готов и весь вспотел, — ответил Локки.
Они были в дорогих костюмах из корабельных запасов, в шляпах и плащах, чересчур теплых… но на многих улицах такие плащи не редкость; это означает, что хозяин плаща вооружен и с ним лучше не связываться. Они надеялись, что такая одежда убережет их от случайных взглядов каких-нибудь знакомых.
— Опускай! — приказал Оскарл, старший в команде, готовившей шлюпку к спуску. Под скрип тросов и блоков лодка повисла в воздухе и с плеском села на воду. Утгар спускал абордажную сеть и готовил весла. Когда Локки подошел к борту и собрался вниз, его взяла за руку Дельмастро.
— Что бы ни случилось, — прошептала она, — приведи его назад.
— Я не подведу, — ответил Локки. — И он тоже.
— Замира велела передать вам это.
Дельмастро передала ему тяжелый кожаный кошелек, плотно набитый монетами. Локки благодарно кивнул и сунул кошелек во внутренний карман плаща.
Спускаясь, Локки миновал Утгара, который шутливо его приветствовал. Локки спрыгнул в шлюпку, но не выпускал сеть, чтобы удерживаться на ногах. Посмотрев наверх, он увидел при свете корабельных фонарей прощальный поцелуй Жеана и Эзри. Она что-то шепнула ему, и парочка рассталась.
— Это мне нравится гораздо больше, чем прошлый раз, когда мы оказались в шлюпке вдвоем, — сказал Жеан, когда они усаживались на гребную банку и вставляли весла в уключины.
— Ты назвал ей свое настоящее имя?
— Что? — Жеан широко раскрыл глаза, потом нахмурился. — Сам догадался?
— Я не очень хорошо читаю по губам, но последнее ее слово не походило на «Джером».
— А, — сказал Жеан. — Ишь, умник!
— Да, во всех отношениях.
— Извиняться не буду…
— Боги, я не сержусь, Жеан. Просто рисуюсь.
Они налегли на весла; шлюпка шла по темной неспокойной воде к проливу между районом Галеццо и Изумрудной Галереей.
Минуты текли в молчании; скрипели весла, плескалась вода, «Ядовитая орхидея» уходила назад; ее свернутые белые паруса исчезали в ночи, и скоро корабль превратился в созвездие неярких огней.
— Алхимик, — вдруг сказал Локки.
— Что?
— Алхимик Страгоса. Он ключ ко всей этой заварухе.
— «Ключ»? Ты имеешь в виду «причина»…
— Нет, послушай. Какова вероятность того, что Страгос случайно забудет отобрать у нас стаканы, из которых мы выпьем противоядие? Или что из его кармана выпадет дополнительная доза?
— Легко ответить, — сказал Жеан. — Это совершенно невозможно.
— Верно. Поэтому неразумно ждать, пока он допустит ошибку, — мы должны связаться с этим алхимиком.
— Он состоит в личной свите архонта, — ответил Жеан. — Пожалуй, самая важная особа у него на службе, если у Страгоса привычка часто так поступать. Едва ли у него есть славный загородный домик, куда мы могли бы нанести визит. Он, вероятно, живет в Мон-Магистерии.
— Но можно же что-то сделать, — сказал Локки. — У него должна быть цена. Подумай, что мы можем получить в «Солнечном Шпиле» или с помощью Дракасты.
— Согласен, пока это лучшая мысль, — сказал Жеан. — Но это ни о чем не говорит.
— Смотреть в оба, держать ухо востро и надеяться на Покровителя Воров, — прошептал Локки.
На этом краю города внутренняя гавань Тал-Веррара забита яхтами, баржами и наемными гондолами. Богачи (и люди не слишком богатые, которых, однако, не заботит, что утром они могут проснуться без единой сентиры в кармане) постоянно переплывают от полумесяцев, занятых профессионалами, к барам и кофейням Изумрудной Галереи. Локки и Жеан влились в этот поток и гребли против основной массы, уклоняясь от встречи с большими лодками и обмениваясь грубостями с кричащими, смеющимися и бросающими бутылки пассажирами гребных барж.
Услышав гораздо больше оскорблений, чем заслуживали, они наконец свернули в пролив между полумесяцами Ремесленников и Алхимиков, восхищаясь яркими синими и зелеными огненными шарами, которые алхимики (вероятно, ради праздника, хотя точно сказать невозможно) бросали на сорок-пятьдесят футов в воздух со своих частных причалов. Ветер дул в сторону Локки и Жеана, осыпая их пахнущим серой дождем искр и горящих обрывков бумаги.
Их цель найти легко: в северо-западном конце Кастелланы расположен грот, через который можно попасть в пещеры из Древнего стекла; именно здесь они с Меррейн прошли в первую ночь, когда она похитила их по приказу архонта.
Охрана на причале архонта была усилена. Когда Локки и Жеан, обогнув последний поворот, начали входить в призматическое углубление в Древнем стекле, дюжина «глаз» нацелила в них самострелы, укрываясь за стоящими на земле щитами высотой пять футов. Позади «глаз» взвод солдат регулярной веррарской армии возился с баллистой — небольшой осадной машиной, способной своими десятифунтовыми снарядами разнести их шлюпку в щепы. Офицер-«глаз» потянул за цепочку, уходящую в отверстие в стене, — вероятно, поднял тревогу, — и крикнул:
— Здесь причаливать запрещено!
— Слушайте меня внимательно! — крикнул в ответ Локки. Глухой гул водопада заполнял все пространство, но слова можно было вполне четко расслышать. — У нас известия для первой дамы двора.
Их шлюпка уперлась в край причала. Неприятно, подумал Локки, когда на тебя для устрашения нацелено столько самострелов. Однако офицер прошел вперед и наклонился к ним. Голос его сквозь отверстия в маске звучал металлически.
— Кто здесь по делу первой леди?
— Мы, — сказал Локки. — Передайте ей слово в слово: «Были зажжены две искры, вернулись два ярких огня».
— Хорошо, — сказал офицер. — А пока…
Осторожно опустив самострелы, с полдюжины «глаз» вышли из-за щитов и помогли Локки и Жеану подняться из шлюпки. Их обыскали, держа за руки; кинжалы, спрятанные за голенищами сапог, конфисковали вместе с кошельком Локки. «Глаз» осмотрел содержимое кошелька и протянул его офицеру.
— Солари, сэр. Конфисковать?
— Нет, — сказал офицер. — Верните. Отведите их в комнату ожидания к даме. Если бы деньги могли убить протектора, приоры давно бы это сделали.
10
— Что вы сделали с «Красным вестником»?
Лицо Максилана Страгоса покраснело от вина, злости и удивления. В таком богатом наряде Локки его еще не видел; куртка и брюки архонта сияли золотом, а голову украшала конусообразная шапка из шелка цвета морской волны с золотыми полосками. На всех десяти его пальцах блестели кольца — сапфиры чередовались с рубинами, очень близко напоминая цвета Тал-Веррара. В сопровождении двух «глаз» он стоял в увешанной гобеленами комнате на первом этаже Мон-Магистерии. И хотя Локки и Жеану не предложили сесть, бить их не стали. И не сунули в «парилку».
— Мы… гм… использовали его для установления успешного контакта с пиратами.
— Отдав им.
— Некоторым образом.
— А Калдрис мертв?
— Уже какое-то время.
— А теперь скажите мне, Ламора, чего именно вы ожидаете от меня в ответ на эти новости?
— М-м… не помешал бы сердечный приступ, но сойдет и немного терпения, пока я расскажу о дальнейшем.
— Что ж, — сказал архонт. — Рассказывайте.
— Когда пираты захватили «Вестник», все, кто был на его борту, стали пленниками.
Локки решил, что не стоит распространяться о ранах и вахте поденщиков.
— Чьими пленниками?
— Дракасты.
— Значит, Замира жива? И по-прежнему на своей старой «Ядовитой орхидее»?
— Да, — ответил Локки. — Корабль в отличном состоянии и, по правде сказать, стоит сейчас в двух милях отсюда… — он ткнул пальцем туда, где, по его мнению, находился юг, — …в той стороне.
— Значит, теперь вы часть ее экипажа?
— Да. Морякам с «Вестника» дали возможность проявить себя при захвате следующего приза. Вы больше не увидите «Вестник», его продали… кому-то вроде барона крушений. Но у нас появилась возможность дать вам то, что вы хотите.
— Правда? — Выражение лица Страгоса в мгновение ока изменилось — от досады к алчности. — Как… бодрит такой отчет вместо обычных грубостей, пошлостей и жалоб.
— Пошлость и жалобы мне особенно удаются. Но послушайте: Дракаста согласилась нагнать страху, как вам нужно. Если мы сегодня получим противоядие, к концу недели к вам начнут поступать доклады о нападениях со всех сторон света. Все равно что пустить акулу в общественный бассейн.
— Что значит «Дракаста согласилась»?
Создать для Замиры вымышленный мотив — проще простого; Локки справился бы с этим даже во сне.
— Я рассказал ей правду, — ответил он. — Остальное было легко. Очевидно, когда наша работа будет сделана, вы пошлете свой флот на юг выбивать дерьмо из встречных пиратов с Призрачных островов. Не трогая того, кто все это начал и кто несколько месяцев будет охотиться в другом месте. А когда ваша великая маленькая война окончится, Дракаста вернется домой и обнаружит, что ее прежние конкуренты на дне океана. Увы.
— Понятно, — сказал Страгос. — Я предпочел бы, чтобы она не знала о моих истинных намерениях…
— Если на Призрачных островах кто-нибудь уцелеет, — сказал Локки, — она вряд ли станет распространяться о своей роли. А если не уцелеет никто… с кем ей тогда говорить?
— Действительно, — задумчиво произнес Страгос.
— Однако, — сказал Жеан, — если мы оба не вернемся — достаточно скоро и благополучно, — «Орхидея» уйдет в море и вы потеряете возможность ее использовать.
— А также потеряю «Вестник», погублю свою репутацию и должен буду терпеть ваше общество — и все зря? Да, Таннен, я прекрасно понимаю все нюансы этого, по-вашему, очень убедительного довода.
— В таком случае — наше противоядие.
— Окончательное излечение вы еще не заслужили. Но последствия отравления мы отодвинем.
Страгос ткнул пальцем в сторону одного из «глаз». Тот поклонился и вышел. Вернулся он несколько минут спустя и придержал дверь, пропуская двух человек.
Первым шел личный алхимик Страгоса, он нес в руках накрытый серебряный поднос. За ним шла Меррейн.
— Наши яркие огни вернулись, — сказала она. Меррейн была в платье с длинными рукавами того же цвета морской волны, что и части головного убора Страгоса, а ее стройный стан был плотно стянут золотым поясом. На голове красовался венок из красных и синих роз.
— Коста и де Ферра заслужили еще один небольшой отрезок жизни, моя дорогая.
Страгос протянул руку, и Меррейн подошла к нему и взяла за локоть — скорее как компаньонка, чем как любовница.
— Правда?
— Расскажу, когда мы вернемся в сады.
— Что-то снизанное с днем Ионо, Страгос? — спросил Локки. — Вы не казались мне человеком, способным отмечать праздники.
— Ради моих офицеров, — ответил Страгос. — Если я устраиваю для них праздники, приоры начинают упрекать меня в расточительности. Если нет, они шепчутся, что я скуп и бессердечен. Но лишенные таких возможностей, к которым не было бы доступа у их ревнивых соперников, мои офицеры в обществе страдают. Поэтому я стараюсь использовать свои сады.
— Слезы подступают при мысли о ваших трудностях, — сказал Локки. — Жестокие обстоятельства вынуждают вас устраивать приемы в саду.
Страгос бледно улыбнулся и сделал знак алхимику. Тот снял крышку с серебряного подноса, явив два белых хрустальных кубка, полных знакомой оранжевой жидкости.
— Сегодня противоядие в добром сидре, — сказал Страгос. — В память прежних времен.
— Ах вы старый забавник, чтоб вас!
Локки передал кубок Жеану, одним глотком осушил свой и подбросил его.
— Боже! Я споткнулся.
Кубок со звоном ударился о каменный пол, но не разбился, а подскочил и невредимый откатился в угол.
— Небольшой подарок мастера алхимика. — Страгос выглядел чрезвычайно довольным. — Конечно, не Древнее стекло, но годится, чтобы не доставить удовольствия невоспитанным гостям.
Жеан допил свою порцию и поставил кубок лысому на поднос. Один из «глаз» подобрал второй кубок, и когда оба кубка снова исчезли под крышкой, Страгос жестом отпустил алхимика.
— Я… м-м-м… — начал было Локки, но тот уже исчез за дверью.
— Дела на сегодняшний вечер закончены, — сказал Страгос. — Нам с Меррейн нужно вернуться на праздник. Коста и де Ферра, вам предстоит самая важная часть вашего задания. Если вы справитесь… я, пожалуй, еще немного продлю вам жизнь.
Страгос повел Меррейн к одной из дверей, но у порога обернулся и обратился к «глазу»:
— Заприте их здесь на десять минут. Потом отведите к шлюпке. Верните им вещи и убедитесь, что они отбыли. Быстро отбыли.
— Я… но… черт побери, — промямлил Локки, когда дверь за солдатами закрылась.
— Противоядие, — сказал Жеан. — Вот что сейчас важно. Противоядие.
— Наверно. — Локки приложил руку к каменной стене. — Боги! Надеюсь, визит к Реквину пройдет удачней.
11
— Служебный вход, обалдуй!
Вышибала Солнечного Шпиля возник ниоткуда. От удара коленом у Локки из легких вырвался весь воздух. Его отбросило за булыжник освещенного фонарями заднего двора башни. Локки даже не входил внутрь, просто подошел к двери, не найдя, кого бы подкупить, чтобы получить доступ к Селендри.
— Уф, — сказал он, знакомясь с поверхностью двора.
Когда вышибала собрался еще раз ударить Локки, Жеан, руководствуясь инстинктами, а не логическим мышлением, вмешался. Вышибала хмыкнул и небрежно замахнулся кулаком на Жеана, и тот перехватил его правую руку, а потом ребром левой сломал несколько ребер. Прежде чем Локки успел что-нибудь сказать, Жеан двинул вышибалу в пах и сбил его с ног.
— Угггр-ах! — сказал вышибала, знакомясь с поверхностью.
У следующего служителя в руке был нож; Жеан сломал державшую нож руку и отправил служителя к стене Шпиля, как игрок посылает мяч в цель. Но еще шесть или семь служителей, окружившие их, к несчастью, были вооружены короткими саблями и самострелами.
— Вы не знаете, с кем связались, — сказал один из них.
— Честно говоря, — послышался от служебного входа женский голос, — думаю, знают.
На Селендри было сине-красное шелковое вечернее платье, которое, должно быть, стоило не меньше, чем позолоченная карета. Искусственную руку прикрывал длинный рукав, а открытую гладкую и мускулистую здоровую руку украшали браслеты из золота и Древнего стекла.
— Мы поймали их, когда они пытались проникнуть через служебный вход, госпожа, — сказал один из служителей.
— Вы поймали нас возле служебного входа, бестолочь, — сказал Локки, поднимаясь на колени. — Селендри, нам нужно…
— Я уверена, что нужно, — ответила та. — Пропустите их. Я займусь ими сама. Ведите себя так, словно ничего не произошло.
— Но он… боги, кажется, он сломал мне ребра, — завопил первый вышибала, с которым имел дело Жеан. Второй лежал без сознания.
— Если вы сделаете вид, что ничего не случилось, я отправлю вас к врачу. Что-нибудь случилось?
— М-м-м… нет. Нет, госпожа, ничего не случилось.
— Хорошо.
Когда она повернулась, собираясь войти в башню, Локки с трудом поднялся, держась за живот, протянул руку и осторожно прикоснулся к плечу женщины. Она обернулась.
— Селендри, — прошептал он. — Нас не должны видеть на игровых этажах. Мы…
— Вы расстроили важных нанимателей, не удовлетворив их запросы?
Она отвела его руку.
— Простите. Да, именно так.
— Дюренна и Корвалье на пятом этаже. Мы можем подняться в шкафу с третьего.
— А Джером?
— Оставайтесь здесь, в служебном помещении, Валора.
Она втащила их в служебное помещение, чтобы официанты с подносами, не обращая внимания на лежавшего на земле раненого, могли и дальше получать чаевые от празднично настроенных гостей.
— Спасибо, — сказал Жеан, вставая за высокие стойки с немытой посудой; здесь он был почти незаметен.
— Я прикажу не обращать на вас внимания, — пообещала Селендри, — если вы не тронете наших людей.
— Я буду паинькой, — заверил Жеан.
Селендри схватила за руку одного из проходящих официантов и прошептала ему на ухо короткие указания. Локки расслышал слова «врач» и «вычесть из жалованья». И пошел вслед за Селендри через толпу на первом этаже, пригнувшись, словно пытаясь скрыться под своим плащом и шляпой, и молясь, чтобы следующим, кто его узнает, был только Реквин.
12
— Семь недель, — сказал хозяин Солнечного Шпиля. — Селендри была уверена, что мы больше никогда вас не увидим.
— Примерно три недели туда и три назад, — ответил Локки. — И меньше недели в самом Порту Расточительности.
— Вы определенно выглядите так, словно какое-то время провели на палубе. Отрабатывали проезд?
— Рядовые матросы привлекают меньше внимания, чем пассажиры.
— Наверно, так. Это ваш естественный цвет волос?
— Вероятно. Будете перекрашивать их так же часто, как я, и сами позабудете.
Широкая балконная дверь на восточной стороне кабинета Реквина была открыта, только тонкая сетка мешала проникать насекомым. Сквозь нее Локки видел в гавани два похожих на факелы горящих корабля в окружении сотен огоньков. Должно быть, зрители в лодках.
— В этом году сжигают четыре корабля, — сказал Реквин, заметив, что привлекло внимание Локки. — По одному за каждое время года. Думаю, как раз заканчивают с третьим. Вскоре загорится четвертый, и тогда все пойдет на лад. Людей на улицах убавится, посетителей в игорных домах прибавится.
Локки кивнул и восхищенно посмотрел на то, что сделал Реквин с подаренными стульями. Он постарался скрыть довольную улыбку и выглядеть попросту заинтересованным ценителем. Четыре стула-копии были расставлены вокруг тонконогого стола того же стиля; на столе стояли бутылка с вином и искусно подобранный букет.
— А это…
— Тоже копия? Боюсь, что так. Ваш подарок побудил меня заказать ее.
— Мой подарок. Кстати…
Локки сунул руку под плащ, достал кошелек и положил на стол Реквина.
— Что это?
— Компенсация. В Порту Расточительности множество моряков, у которых денег больше, чем умения играть в карты.
Реквин раскрыл кошелек и приподнял бровь.
— Очень красиво, — сказал он. — Вы действительно очень стараетесь не подвести меня, верно?
— Мне нужна работа, — ответил Локки. — Теперь больше, чем когда-либо.
— Тогда поговорим о вашем задании. Этот Кало Каллас действительно существует?
— Да, — ответил Локки. — Он здесь, внизу.
— Почему же вы не привели его с собой?
— Он не в себе.
— Тогда он бесполезен…
— Нет. Не бесполезен. Ему кажется, что его преследуют, Реквин. У него мания. Ему чудится, будто агенты приоров и ремесленников ищут его на каждом углу Порта Расточительности, на каждом корабле, в каждой таверне. Он почти не выходит из дома. — Локки наслаждался быстротой, с какой создавал воображаемую жизнь несуществующего человека. — Но что он там делает! Что у него там есть! Замки, сотни замков. Часовые механизмы. Частный горн и меха. В своем деле он по-прежнему не знает удержу. Это все, что у него осталось в целом свете.
— Что нам толку от спятившей развалины? — спросила Селендри. Она стояла между двумя старинными картинами Реквина, прислонившись к стене и сложив руки.
— Намереваясь взломать ваше хранилище, я экспериментировал с самыми разными средствами. Кислоты, масла, абразивы, разнообразнейшие инструменты. Могу считать себя знатоком механизмов и техники взлома. Но то, что делает этот каналья, то, что он изобретает и создает даже со своим мозгом сороки… — Локки драматически развел руками. — Боги!
— Чего стоило привезти его сюда?
— Ему нужна защита, — сказал Локки. — Он не противился отъезду из Порта Расточительности. Напротив, он хотел этого! Но он на каждом шагу воображает смерть. Ему нужно почувствовать, что кто-то облеченный властью готов закутать его своим плащом.
— Вы могли оглушить его и привезти в цепях, — сказала Селендри.
— С риском навсегда потерять в его лице добровольного помощника? Хуже того — три недели иметь с ним дело после того, как он придет в себя? Его мозг хрупок, как стекло, Селендри. Не рекомендую бить его по голове.
Локки похрустел пальцами. Пора переходить к делу.
— Послушайте, вы хотите, чтобы этот человек остался в Тал-Верраре? Он сведет вас с ума — вам, может быть, даже придется приставить к нему сиделку или надзирателя и определенно понадобится прятать его от ремесленников; но то, на что он способен, стократ оправдает затраты. Лучшего взломщика я не видел. Он только должен поверить, что я действительно представляю ваши интересы.
— Что вы предлагаете?
— Вы ставите в своих бухгалтерских книгах и на кредитных обязательствах восковую печать. Я ее видел, когда вносил средства. Поставьте печать на листке пергамента…
— И изобличить себя? — сказал Реквин. — Нет.
— Я подумал об этом, — продолжал Локки. — Не пишите на листке имя. Не ставьте дату, не адресуйте никому, даже не добавляйте свой обычный инициал Р. Просто напишите что-нибудь приятное и абсолютно неопределенное. «С нетерпением жду возможности обеспечить комфорт и проявить гостеприимство». Или «Готов на любую компенсацию».
— Обычный вздор. Понятно. — Реквин достал из ящика стола листок пергамента, обмакнул перо в чернила и написал несколько слов. Посыпав письмо алхимическим песком, он взглянул на Локки. — И такой детской уловки будет достаточно?
— В том, что касается его страхов, — ответил Локки, — Каллас — ребенок. Он ухватится за это письмо, как хватается за грудь младенец.
— Или взрослый мужчина, — сказала Селендри.
Реквин улыбнулся. Как всегда в перчатках, он снял с маленькой лампы на своем столе стеклянный цилиндр; внутри горела свеча. С ее помощью он нагрел палочку черного воска и накапал на листок. И наконец достал из кармана тяжелый перстень с печаткой и прижал его к воску.
— Ваша приманка, мастер Коста. — Он протянул листок. — То, что вы пытались проникнуть через служебный вход и прячетесь под плащом, по-видимому, означает, что вы не намерены задерживаться в городе.
— Через день-два — обратно на юг. Как только закончат разгружать в высшей степени законно приобретенный и оформленный груз, который мы взяли в Порту Расточительности.
Ложь была совершенно безопасной: в порту ежедневно разгружались десятки кораблей, и наверняка хоть один — с грузом криминального происхождения.
— И вы увезете с собой Калласа?
— Да.
— Если печати окажется недостаточно, обещайте ему все что угодно — в разумных пределах. Деньги, наркотики, выпивку, женщин. Мужчин. И тех, и других. Если и этого будет мало, прислушайтесь к совету Селендри и предоставьте мне тревожиться о состоянии его рассудка. С пустыми руками не возвращайтесь.
— Как прикажете.
— Ну а как ваши дела с архонтом? Заполучив Калласа, вы можете вернуться к плану относительно моего хранилища…
— Не знаю, — ответил Локки. — Пройдет не меньше шести-семи недель, прежде чем я смогу вернуться с нашим гением; почему бы вам за это время не придумать, как мне послужить вам наилучшим образом? Разработайте любой план, какой покажется вам подходящим. Если хотите, чтобы я передал Калласа архонту как двойного агента, пожалуйста. Если угодно, я скажу архонту, что Каллас умер или еще что-нибудь уместное. Просто не знаю. Голова трещит. Жду приказов.
— Если сможете удержаться в рамках вежливости, — заговорил Реквин, взвешивая в руке кошелек, — приведите Калласа ко мне, а сами довольствуйтесь своим положением в общей схеме… и вас ждет будущее у меня на службе.
— Премного благодарен.
— Идите. Селендри вас проводит. У меня еще много дел.
Локки позволил своему лицу выразить облегчение. Паутина лжи становилась слишком запутанной, такой разветвленной и хрупкой, что достаточно мотыльку пукнуть — и она порвется. Однако две сегодняшние встречи дали то, в чем нуждаются они с Жеаном.
Еще два месяца жизни от Страгоса и два месяца терпения Реквина. Остается без приключений вернуться к своей шлюпке и уплыть в безопасность.
13
— За нами следят, — сказал Жеан, едва они вышли со служебного двора Солнечного Шпиля. Они направлялись обратно к лабиринту переулков и живых изгородей, из которого появились; в этом малолюдном районе садов и служебных площадок за игорными домами редко можно было кого-нибудь встретить. Их шлюпка ждала у пирса во внутреннем доке Большой Галереи; наверх, к Золотым Ступеням, они поднялись по шатким лестницам, не прибегая к подъемникам и улицам, где их могли подстерегать тысячи осложнений.
— Где они?
— На той стороне улицы. Наблюдали за двором. И снялись с места вместе с нами.
— Дерьмо! — прошептал Локки. — Если бы у всех горожан, у всех этих скрывающихся ослов были общие яйца, чтобы я мог все время пинать их!
— На краю двора сделаем явный рывок, — сказал Жеан. — Спрячься. Кто бы ни бросился за нами…
В глубине двора стояла изгородь вдвое выше Локки. Подворотня, окруженная пустыми ящиками и бочками, вела к темным, безлюдным тылам Золотых Ступеней. Примерно в десяти футах от этого прохода Локки и Жеан одновременно, словно по неслышному сигналу, бросились бежать.
Через подворотню в темный переулок за ней. Локки знал, что они должны успеть укрыться всего за несколько мгновений. И оказаться достаточно далеко от двора, чтобы никто из служителей Солнечного Шпиля случайно не заметил схватку. Они бежали мимо задних стен садов, мимо газонов, всего в нескольких ярдах от зданий, где богатейшие люди Теринского мира спускали деньги на развлечения. Наконец они увидели по обе стороны переулка две груды ящиков — самое очевидное место для засады, но, если их противники считают, что они хотят сбежать, они могут просто не подумать об этом.
Жеан уже исчез в укрытии. Локки вытащил из-за голенища кинжал и, чувствуя, как бухает в груди сердце, присел за ящиками на своей стороне переулка. Он набросил плащ на лицо, оставив открытыми только глаза и лоб.
Быстрые шаги по камням — и мимо ящиков промчались две тени. Локки нарочно чуть задержался, давая Жеану возможность ударить первым. Когда преследователь, который был к Локки ближе, обернулся на шум борьбы, Локки скользнул вперед, выставив кинжал и мрачно радуясь возможности получить наконец ответ на некоторые вопросы.
Захват получился идеальный: левой рукой он зажал шею противника, а правой прижал стилет к месту, где она мягко соединялась с подбородком.
— Бросай оружие, или я… — только и успел сказать Локки. Его противник вдруг совершил нечто чудовищно неразумное. Он, может быть, рефлекторно, дернулся вперед в попытке разорвать хватку Локки, не понимая, под каким углом прижат к его горлу стилет. Локки никогда не узнает, был ли это крайний оптимизм или крайняя глупость, потому что клинок перерезал человеку горло наполовину, и он мгновенно умер, выпустив фонтан крови. Стилет вывалился из пальцев Локки и звякнул о землю.
Локки недоверчиво убрал руки, и труп упал. Локки посмотрел на Жеана: тот, тяжело дыша, стоял над телом своего противника.
— Минутку, — сказал Локки. — Ты ведь должен был…
— Случайность, — ответил Жеан. — Я перехватил его нож, мы сцепились, и он сам прижал его к своей груди.
— Боги прокляли нас, — прошептал Локки, стряхивая кровь с правой руки. — Стараешься сохранить ублюдку жизнь — и смотри, что получается…
— Самострелы, — сказал Жеан. Он показал на землю, и Локки, чьи глаза привыкли к темноте, разглядел два маленьких ручных самострела. Оружие для переулков, его используют на расстоянии в десять ярдов, не больше. — Возьми их. Возможно, эти двое не единственные.
— Дьявольщина! — Локки поднял самострелы и протянул один Жеану. Стрелы могут быть отравлены; мысль об использовании в темноте чужого отравленного оружия вызывала мурашки. Но Жеан прав: если есть еще преследователи, необходимо хоть какое-то преимущество перед ними.
— Я думаю, игра в прятки — не наша забава. Сматываемся, бегом!
Они пробежали по закоулкам Золотых Ступеней, по северному краю обширного плато из Древнего стекла, затем пролет за пролетом спустились по тошнотворно шатким деревянным лестницам, постоянно поглядывая вверх и вниз в ожидании засады. Мир вокруг превратился в ослепительный водоворот, окрашенный в сюрреалистические цвета огня и стекла Древних. В гавани в окружении сотен лодок, набитых священниками и гуляками, ярко пылал четвертый и последний праздничный корабль. Жертва из дерева, смолы и парусины.
Они, спотыкаясь, добрались до подножия лестниц и зашагали по деревянной платформе, минуя редких пьяниц и нищих, яростно размахивая кинжалами и самострелами. Вот и их причал, длинный и пустой. На нем только груда ящиков. Ни попрошаек, ни пьяниц. Приветственно покачивается на волнах их шлюпка, теперь до нее всего несколько сотен футов, и она ярко освещена огнем этого ада.
«Груда ящиков», — подумал Локки, но было поздно.
Как только Локки и Жеан прошли, из тени — самого очевидного места для засады — вышли двое.
Локки и Жеан одновременно развернулись; надеяться можно было только на случайно добытые самострелы. Четыре самострела поднялись одновременно, четыре человека держали друг друга на прицеле. Дрожали четыре пальца, отделенные от спускового крючка расстоянием в единственную каплю пота.
Локки Ламора стоял на тал-веррарском причале; в спину ему дул жаркий ветер с горящего корабля, а в горло упиралась холодная стрела самострела.
14
Он улыбнулся и сосредоточился на том, чтобы держать свой самострел вровень с левым глазом противника; они стоят так близко, что прольют всю кровь друг друга, стоит им одновременно шевельнуть пальцами.
— Не дури, — сказал человек, стоявший перед ним. По его чумазым щекам и лбу текли ручейки пота. — Подумай об уязвимости своего положения.
Локки фыркнул.
— Если только глаза у тебя не из железа, уязвимость обоюдная. Как ты считаешь, Жеан?
Они стояли на причале парами: Локки за Жеаном, их противники — один за другим. Жеан и его противник тоже держали друг друга на прицеле самострелов; четыре стальные стрелы наложены и готовы вылететь в считанных дюймах от голов этих не без причины нервничающих людей. С такого расстояния никто не промахнется, пусть даже все боги на небесах захотят иного исхода.
— Мы все четверо по самые яйца в дерьме, — сказал Жеан.
За ними на воде стонал и потрескивал старый галеон, пожираемый пламенем. На сотни ярдов вокруг ночь сменилась днем; корпус корабля перечеркивали огненные линии расходящихся швов. Из этих дьявольских щелей валил дым — последние вздохи огромного деревянного зверя, издыхающего в муках. Четверо стояли на причале, странно одинокие в этих свете и шуме, привлекающих внимание всего города.
— Ради любви всех богов, опусти оружие, — сказал противник Локки. — Нам приказано не убивать вас без особой необходимости.
— Уверен, что в противном случае ты был бы честен, — сказал Локки. Он улыбался все шире. — У меня правило: никогда не верить человеку, чье оружие — у моего горла. Прости.
— Твоя рука дрогнет раньше моей.
— Устану, так упрусь кончиком стрелы тебе в нос. Кто послал вас за нами? Сколько вам платят? Мы люди не бедные: можно договориться.
— На самом деле, — сказал Жеан, — я знаю, кто их послал.
— Правда? — Локки взглянул на Жеана, прежде чем снова уставиться в глаза противнику.
— Была достигнута договоренность, но я бы не сказал «к общему удовлетворению».
— Гм… Жеан, боюсь, я не совсем понимаю.
— Конечно. — Жеан протянул к своему противнику руку ладонью вверх. Потом медленно, осторожно переместил свой самострел, так что тот нацелился на голову Локки. Его противник удивленно заморгал. — Конечно, не понимаешь, Локки.
— Жеан, — сказал Локки, переставая улыбаться, — это не смешно.
— Согласен. Дай сюда самострел.
— Жеан…
— Немедленно. Не глупи. Эй, ты слабоумный, что ли? Отверни оружие от меня и направь на него.
Прежний противник Жеана нервно облизнул губы, но не шелохнулся. Жеан скрипнул зубами.
— Слушай, убогая обезьяна с губкой вместо мозгов, я делаю твою работу. Направь свой проклятый самострел на моего партнера, чтобы мы могли убраться с причала!
— Жеан, я бы назвал такой оборот событий прискорбным, — сказал Локки. Он, вероятно, хотел сказать еще что-то, но в этот момент противник Жеана решился последовать его совету.
Локки показалось, что по его лицу градом хлынул пот, как будто телесная жидкость решила сбежать, пока не случилось чего-нибудь похуже.
— Вот так. Трое против одного. — Жеан плюнул на причал. — Ты не оставил мне иного выхода, кроме как договориться с нанимателем этих господ. Будь ты проклят, ты меня вынудил. Прости. Я думал, они свяжутся со мной до нападения. Ну же, отдай оружие.
— Жеан, какого дьявола ты…
— Не нужно. Молчи, ни слова больше. Не пытайся перехитрить меня: я знаю все, что ты можешь сказать. Молчи, Локки. Сними палец с крючка и отдай самострел.
Локки, недоверчиво раскрыв рот, смотрел на стальное острие стрелы Жеана. Мир вокруг поблек, превратившись в крошечную сверкающую точку, отражавшую огненный ад на воде за ними.
— Не могу поверить, — сказал Локки. — Просто…
— Говорю в последний раз, Локки. — Жеан стиснул зубы и нацелил самострел точно между глаз Локки. — Сними палец с крючка и отдай чертову штуку. Немедленно.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги