Краснокожие

VI Одеяло

Еще рано весной, как только наступили теплые дни, Голубое Перо решила, что пора собирать шерсть с овец. Хотя в семье и было довольно одеял, но Голубое Перо никогда не любила сидеть без дела, а потом она знала, что лишнее одеяло можно обменять в городе у купца на кукурузу, пшеницу, соль, и тогда не так голодно будет прожить до того времени, когда они соберут свои урожай.

Шерсть доставали со своих овец. Это бывало самым занятным временем для мальчиков. Оба отправлялись ловить овец, которые отчаянно отбивались от них. Наконец, поймают овцу, положат ее на землю, мальчики крепко держат ее за ноги, в то время как она жалобно кричит, боясь, как бы ей не причинили беды.

— Да не кричи, — успокаивает ее Заячий След, — тебе же легче будет летом, когда так жарко даже и без твоей шубы.

Расческа волны.

Приготовление пряжи.

А мать в это время ловко и быстро стрижет овцу. Вот одна готова, за ней другая, третья. И около матери на земле уже целая груда грязной шерсти. Теперь надо ее очистить от репяков, от колючек, вымыть, и мать с дочерью Белым Облаком усердно заняты все свободное время этой чисткой. Они расчесывают ее грубыми, простыми гребнями. А потом Голубое Перо наворачивает шерсть на палку и прядет длинные-длинные нити.

Теперь надо приготовлять краску. Заячий След еще в прошлом году собрал разные травы, на которые указывала ему мать. Мать заготовила, кроме того, особую землю, которую она высушила на огне и размельчила в порошок. Теперь только оставалось вскипятить в горшке воду с листьями да подбавить порошку, чтобы получить краску. Когда приготовили черную краску, Заячий След принес несколько пар заранее приготовленных мокассин[4] и воспользовался случаем, чтобы и их покрасить. Он опустил их в краску и, действительно, спустя некоторое время вынул оттуда прекрасно окрашенные черные мокассины.

Ткацкий станок индейцев.

Когда и нитки были окрашены в черную и красную краску, мать принялась ткать одеяло. Она выбрала около вигвама поудобнее деревья, положила на них несколько палок и устроила себе ткацкий станок. День за днем ткала она одеяло. Когда матери бывало некогда, приходилось возиться с ребенком или по хозяйству, Белое Облако бралась за работу, и одеяло подымалось все выше и выше, пока, наконец, не дошло до верхнего конца станка. Теперь оно было готово.

Заячий След привел и оседлал матери лошадь, и она, захватив ребенка и одеяло, отправилась к купцу продавать его. Долго ей пришлось ехать, и когда она принесла купцу одеяло, он, правда, дал ей и кукурузы, и пшеницы, и соли, но всего дал меньше, чем в прошлом году. Мать смотрела на него удивленно, спрашивая на ломаном языке, почему она получила теперь меньше, чем в прошлом году. Купец старался разъяснить ей, что в прошлом году был урожай, все было дешевле, а теперь будет неурожай, засуха, все становится дороже, вот он и дает ей меньше.

Но Голубое Перо не понимала этого. Когда нужно было менять что-нибудь у своих же индейцев, те никогда так не делали, те всегда обменивали одинаково.

Ей казалось, что если будет неурожай, то надо дать больше зерна, а не меньше. «Белый обманывает, как всегда нас обманывают», думала бедная женщина, но итти больше было не к кому; она отдала свое одеяло и, взвалив на лошадь все полученное от купца, с негодованием на белолицого отправилась в обратный далекий путь.

Поздно вечером вернулась Голубое Перо домой. Вся семья собралась за ужином и, когда ужин кончился и отец закурил свою длинную трубку от угольков разложенного около вигвама костра, мать стала рассказывать о том, как она была у купца, и как тот обидел ее: дал меньше, чем следует.

Отец сосредоточенно и серьезно ее слушал, не проронив ни одного слова. Только изредка попыхивал из его трубки дымок.

— Белые всегда так поступали с нами, — сказал он. — Белый не любит индейца и всегда хочет его обидеть.

Вор-ра-пи говорил это спокойно, без раздражения. Он не злился на белых, потому что думал, что белые и не могут поступить иначе. Сосредоточенно глядел он на огонь и знал, что хотя это и обман, но надо к этому относиться так спокойно, как, и к другим несчастьям в жизни: пожару, граду. Помолчав немного, он продолжал:

— Старики рассказывают, что раньше было не так, Жили мы в других местах, много было земли у нас, много зверя водилось в лесах, много рыбы было в озерах. Пришли белые, — и стало хуже. Раньше вся земля была наша, а теперь у нас мало земли; только там и можем мы жить, где позволят нам белые. А было время, когда белые просили у нас позволения селиться на земле.

— А давно было это время, отец? — спросил его Заячий След, и глаза его горели при этом вопросе от скрытой, затаенной обиды.

— Давно. Старики слыхали от стариков. Много, много лун уже прошло; только старики хорошо знают, как было дело, и рассказывают про это всем молодым, кто хочет слушать.

Вор-ра-пи закрыл глаза, задумался, потом медленно снова затянулся из трубки.

— Отец, расскажи, как это было, — проговорил Заячий След, когда подметил, что отец его вышел из задумчивости и к нему можно обратиться.

Летящий Лис молчал, но тоже зорко следил за отцом. Он был еще слишком мал; ему не позволялось задавать вопросов старшим, ему можно было только слушать, когда старшие говорят.

Мать взяла с собой ребенка и одеяла и поехала к купцу.

— Вот как было, — проговорил отец и снова замолчал, как будто припоминая те выражения и подробности, которые он сам слышал от стариков, — припоминал, чтобы в своем рассказе ничего не пропустить, ничего не напутать.

И сын слушал его с напряженным вниманием: ведь и ему придется когда-нибудь рассказывать другим, и ему нужно запомнить в точности все, каждое слово.

Квакеры и индейцы собрались распределять землю.

Вор-ра-пи затянулся, оглядел потом свою трубку, выколотил пепел о камешек и начал свой рассказ.

Пришли белые. Они были не такие, как теперь. Приехали они издалека и переехали через большое, большое озеро. Их мучили там, где они раньше жили, они и ушли оттуда и, придя к нам, просили нас дать им земли. Старики встретили их дружественно, раскурили с ними трубку мира и дали им земли. Старики указали, какую землю могут занимать белые. Потом пришли другие белые, друзья тех, кто раньше пришел. Старики видят, что белые не дерутся, дружески относятся к ним, — дали и вновь приехавшим землю. Теперь белые, когда дают нам земли, они ходят с веревкой, ставят везде столбы, а наши деды не так делали. Они сказали белым: берите столько земли, сколько может обойти в один день человек. И вот тут белые нас обманули; увидали наши деды, что много хитрости и лукавства в белых и что хотя они и кажутся друзьями, а па самом деле они враги наши, всегда готовые нас обмануть.

И Вор-ра-пи снова замолчал и задумался.

Когда наши вожди говорили: берите столько земли, сколько может обойти в один день человек, они думали, что белые будут делать так же, как и мы. Когда мы переезжаем с вигвамами, мы не спешим, а когда попадаем на новое место, не рубим напрасно деревьев, не убиваем напрасно зверей и птиц.

Когда настал день отмерить землю, собрались к белым наши вожди, а вождь белых объявил своим людям, что тот, кто может дальше других пройти за день, тот получит от него много-много денег и, кроме того, 150 десятин земли. Пришли три человека. Все стали около большого ореха, его теперь нет, а на его месте белые, говорят, поставили большой каменный памятник. Как только показалось солнце, начальник белых махнул рукой, и три человека, стоящих около ореха, пошли. Они шли очень-очень быстро, не останавливаясь, не отдыхая. Наши вожди шли за ними и сразу поняли, что белые поступают нечестно. Начальник белых еще раньше тайно приказал, чтобы везде, где будут проходить лесом, срубили деревья, прочистили кусты, чтобы легче было итти. Сами же белые ехали на лошадях. Наши вожди стали говорить, что пора отдохнуть, пора посидеть, покурить трубку, но белые не слушали их и все бежали дальше и дальше. Стали наши вожди уставать, стали говорить, что не могут они дальше итти, надо отдохнуть. Но белые не слушали их, а чтобы наши вожди могли смотреть, что эти три человека не едут, а идут, дали нашим вождям лошадей.

Индейцы негодуют, что белые идут быстро и без остановок.

Но когда солнце стало прямо над головой, один из бежавших упал, обессилел, его взяли и отвели домой и он скоро умер. Прошло еще немного времени, и при переходе реки упал в нее и другой шедший. Он не утонул в реке, но и он умер через три дня. А третий, оставшийся в живых, шел все дальше и дальше. Наконец, солнце стало спускаться, и, когда оно совсем склонилось к западу, белый начальник приказал остановиться. Тот белый, который шел, так и повалился на землю. Он не умер, но долго болел, все лежал в своем вигваме, и ему ни на что не нужны были ни деньги ни обещанная земля.

Собрались наши вожди и стали думать, что делать. Белые решили так, что не нужно обходить землю кругом, а от того места, до которого дошли; они стали ездить в разные стороны и говорили, что все это теперь их земля. И вышло так, что к белым отошла и вся река, где было столько рыбы, и леса, и все наши земли, где мы жили. Наши вожди порешили возвратить белым подарки, которые получили от них, и взять обратно землю. Но белые не согласились на это. Долго просили наши вожди белых не обижать их, не обманывать, жить в мире. Белые ничего не слушали, смеялись. Тогда наши вожди увидали, что надо силой отымать ту землю, на которой мы жили. И стали наши воевать с белыми, но у белых много было ружей, были пушки, — и наши гибли. Пришлось уходить с своих мест все дальше и дальше.

С тех пор мы не верим даже самым лучшим белым. Все они — обманщики, — заключил свой рассказ Вор-ра-пи.[5]