Красота оплаченного долга

Глава первая

Пестрая толпа пассажиров быстро рассекалась на потоки мягко шелестящими подъемными лентами. Некоторые из прибывших оживленно переговаривались. Другие вертели головами по сторонам, явно любуясь разноцветными полосами транспортеров, гроздьями бронзовых светильников, парящих, словно тяжелые птицы, над головами. На соседней ленте поднимались трое в синих тогах — неразличимые лица с намертво приклеенными улыбками выдавали в них пасторианцев, невесть какими судьбами занесенных в наши края. С криком и смехом проехала большая семья, дети висли на родителях, теребили их, какой-то шустрый малыш пытался вскочить на поручень, но был вовремя пойман дородной мамашей. За ними пристроилась высокая тощая фигура, в которой легко угадывался мой соплеменник: ушастая шапка с начесом выдавала охотника с Разваленных гор. Он угрюмо смотрел себе под ноги. Наверно, и ему не по душе коротать время со всеми, пока контрольные службы будут выяснять, нет ли в наших организмах какой-либо смертоносной гадости. В отличие от веселых путешественников, впервые посетивших наш гостеприимный мир, скукотищу вынужденного отдыха мы испытывали не раз.

Доброй работе — добрый отдых, так любил говаривать мой дед, прикладываясь к большой кружке с домашним вином. Белая, в нехитрый зеленый горошек, полустертый пальцами и временем, кружка переходила из рода в род чуть ли не со дней первопоселенцев, но споткнулась о мое поколение. Вернее, споткнулся я, маленький и весьма неуклюжий ребенок, а тяжелое фаянсовое диво вылетело из моих рук и оказалось на столе в виде двух половинок, и белая скатерть сразу превратилась в красный флаг карантинной службы.

Каждый раз, возвращаясь домой и завидев цвета гостевой зоны, я неизбежно вспоминал деда и кружку. Обойти карантин никому не удавалось, да я и не жаловался — лучше долго терпеть, чем быстро помереть. Говорят, много лет назад, когда начали восстанавливаться контакты между секторами, чуть не случилась война из-за того, что высокого дипломатического чиновника продержали в карантине полный срок. Ну, воевать с Уралом, который снабжает оружием не один и не два десятка мало-мальски цивилизованных миров, вряд ли кто решится. Мы люди мирные, но оказать горячий прием незваным гостям всегда готовы. Второй раз никто без спросу не придет. Недаром в Века Забвения все силы и энергию наши лучшие умы направили на то, чтобы не растерять знания и навыки. Пока одни исходили кровью в сварах, другие впали в дикость, а третьи вообще исчезли, растворились, словно и не было их, мои предки строили заводы и фабрики, которые могли выпускать все — от плугов до орбитальных бронекатеров. Мы совершенствовали рудничное дело, строили дороги, ну, а какими были и остались оружейниками, знают все, кому доводилось брать в руки кое-что позатейливее лука или копья. Клеймо в виде отпечатка медвежьей лапы выбито не только на затворе плазмача МЛ-2, но и на стволах тяжелых корабельных дезинтеграторов.

Если верить архивам, эра процветания и экспансии неугомонного человечества кончилась Безымянной Хворью. По одним источникам, из какой-то секретной лаборатории якобы вырвался смертельный вирус, по другим — его занес шальной астероид из другой галактики, а по третьим — Хворь наслали на возомнившую о себе человеческую расу демоны запретных миров. Многие верили в Проклятие нанобов, которые будто и создали Хворь, чтобы поработить людей. Чушь какая-то! Кому нужно порабощать трупы?..

Я так скажу — в архивах можно найти подтверждение любой идее, а за отдельную плату вам еще сверх того подберут достоверные свидетельства очевидцев. Но вот что известно, признано и неоспоримо: именно беспечные путешественники разнесли вирус по освоенным секторам галактики. Людей и иных теплокровных выкосило множество множеств. Начались Века Забвения. Хотя уже и о них почти забыли, страх все же остался. Поэтому всерьез обижаются на карантин разве что гости с захудалых миров, которым все болезни кажутся происками нечистой силы, а вместо врачей их пользуют шаманы.

Отдохнуть никогда не помешает, но три дня торчать в строгой, пусть и комфортабельной изоляции — кому придется по вкусу?!

Мне, например, не нравилось, хотя в добром отдыхе я нуждался. Но роптать бессмысленно, да и глупо. Тем более, что я вернулся с планеты, на которой вообще не было карантинной службы, а жители легкомысленно относились к своему здоровью. Меня по такому случаю вообще могли задержать здесь на пару лишних дней, повторив для надежности весь цикл анализов. А с другой стороны — куда спешить? Все дела сделаны, за старые обиды я рассчитался сполна, долгов за мной нет, настало время тихо и спокойно ждать старости, желательно в собственном имении на берегу собственного озера где-нибудь в горах.

Я даже знаю, какие места мне по карману. За последние двадцать лет удалось скопить кое-что. При желании могу приобрести в рассрочку небольшую планету с ее населением. Но чрезмерность губит самые великие начинания, а глупые амбиции укорачивают линию жизни.

Цепь моих размышлений была прервана у стойки дежурного. Короткий взгляд, и он признал во мне своего земляка.

— Добро пожаловать домой!

— Спасибо на добром слове. Как тут у нас, никто не хворает?

— Бог миловал...

Быстрое движение ладони с кубиком биосканера, прозрачная броня переборки уползла вверх, и я прошел в отстойник. Вообще-то отстойником гостевую зону называли разве что самые раздражительные или попросту неблагодарные пассажиры. Можно понять их нетерпение: люди возвращались к семейному очагу, праздничному пирогу и фамильной чарке с водкой. Другие, а некоторые из них и на людей-то не очень похожи, торопились на переговоры — и чем больше оружия им требовалось, тем короче был торг, потому что иногда они опаздывали на самую малость и, вернувшись, оказывались в руках повстанцев или правительственных войск, — как случай повернет. Одним словом — у своих врагов. В знак благодарности за нежданные подарки их, как правило, долго не мучили.

Через полчаса, закончив оформление и первый этап обязательных процедур, я оказался в гостевой зоне. Все это великолепие, более приличествующее отелю на курортной планете, построили лет тридцать назад, во времена наката долгожданной гешефт-волны. Дождутся ли многие из ныне живущих новой волны — трудно сказать. Располагая верной информацией, хороший специалист может угадать, в каком из миров сектора вызревает экономическое чудо, а от него волнами пойдут деньги, заказы, туристы, услуги, товары, способствуя подобным же чудесам в местах близких и отдаленных. Но ни одному финансовому гению еще не удавалось точно вычислить, когда именно живительный поток дойдет до родной системы.

Иногда целые поколения живут в депрессии, прозябая в нищете, прежде чем на них прольется золотой дождь. Мне повезло, годы лишений в детстве щедро были возмещены в молодости, когда снова оживились трассы между мирами, пошла новая дележка сфер влияния, а стало быть — потребовалось много оружия. Я помню, как пришли в движение портальные краны, до тех пор казавшиеся всего лишь архитектурным сооружением непонятного назначения, как расконсервировали литейные мощности в нашем городке... Рабочие руки шли нарасхват, родители стали весьма прилично зарабатывать и смогли оплатить мое гуманитарное образование.

Отец вроде не обращал внимания на мои детские увлечения сенсорной графикой, небрежно сдвигал в сторону лепные формы, которыми я баловался в старших классах, но, как потом выяснилось, ничего не забыл. Он решительно пресек мои не очень-то и энергичные попытки устроиться на военную службу и записал меня в частный универсариум. Соседи на нас поглядывали косо, их дети посмеивались надо мной, но когда начался спад и пошли сокращения, они, возможно, перестали смеяться. Впрочем, меня уже к этому времени унесло вместе с волнами благополучия туда, где требовались специалисты моей редкой профессии, практически ненужной на родном Урале.

Стены гостевой зоны по-прежнему переливались всеми оттенками золотого и зеленого, хромированные поручни подъемных лент сияли так, что глазам было больно. На диванчики, раскиданные по широкому коридору, боязно присесть, чтобы не повредить случайно обивку из настоящей кожи. Редкие служащие откровенно скучают в своих прозрачных цилиндрах на пересечениях коридоров; одежда их безупречно чиста, каждая стрелка выглажена до бритвенной остроты, а в глазах читается готовность в любой миг прийти на помощь гостю.

Если привередливый посетитель станет внимательно приглядываться, то, конечно, может заметить следы легкого непорядка. Царапину на дверной панели, отбитый уголок большого керамического горшка с бурно разросшейся геранью, маленькое пятнышко на рукаве горничной... Подойдя к девятнадцатому квадрату четвертого блока, где мне придется ждать окончания карантина, я заметил выбившийся из-под плинтуса краешек коврового покрытия и усмехнулся.

Есть категория людей, которых идеальная чистота и порядок быстро выводят из равновесия. Некоторая ущербность приличествует хозяевам принимающего дома, так, кажется, звучал третий или четвертый постулат из краткого руководства по обустройству макрообъектов.

Я уже не помню, кто преподавал нелинейную эстетику. Но память, наверно, не совсем дырявая, если в голове еще держатся обрывки из учебного курса, пройденного лет сорок назад.

Сверху эта часть гостевой зоны похожа на квадратные соты. Каждый квадрат составлен из одноместных жилых модулей. Где-то есть помещения для семейных, но в тех секторах я не бывал. Чтобы обойти все наземные и подземные этажи карантинного комплекса, потребуется немало времени. Но если кому-то и придет в голову такая блажь, далеко он не уйдет. Блок из девяти квадратов, пара больших холлов, крошечный зимний сад и комнаты активного отдыха, набитые спортивными симуляторами — вот и все места, доступные невольному затворнику. Завтра можно будет пройтись в другие блоки, но там те же квадраты, холлы, ковровые дорожки...

В самих модулях одна стена — визор, — можно посмотреть новостные или развлекательные программы, а в стену напротив встроен холодильник, доверху уставленный нашими лучшими напитками, которые высоко ценятся изнывающими от безделья путешественниками, и не только ими. Когда спрос на оружие падает, хорошо идут дела у производителей спиртного, есть такая верная примета...

Второй день — самый трудный. К этому времени все вернувшиеся домой успели раз десять поговорить с родней, обменяться сплетнями и посетовать на бесконечно тянущееся время карантина. Деловые гости же, скорее всего, успели обменяться парой слов с партнерами, возможно, даже начали предварительные переговоры. Мне общаться было не с кем. Поэтому большую часть времени я валялся в кресле, попивая слабенькое пиво. Пиво слегка отдавало затхлой бочкой.

Впрочем, слабым утешением может послужить некоторое послабление: перегородки между блоками исчезли, а это значит, никаких признаков хвори не обнаружено. Теперь еще выждать денек, когда нас проверят на иные болезни, потом распахнутся внешние двери карантина, и каждый пойдет по своим делам.

Дела мои сложились так, что я мог и не возвращаться на Урал. Но родительский дом пустовал много лет, и воспоминания о нем порой вызывали гнетущее чувство не то вины, не то досады. Дом, милый дом — кирпичный, двухэтажный, сдавленный по бокам такими же коробами соседей. Он меня не тянул к себе в годы моих путешествий. Да и что в нем было, кроме скрипучих половиц, стен, которые отец каждый год опрыскивал новыми обоями, долгие пустые вечера у окна, выходящего во дворик размером с кровать раджпурской шлюхи... Все же саднит занозой малой, как будто потерял не очень нужную вещь, пустяк, безделицу, а зудит сомнение — вдруг ошибка, не такая уж и мелочь забыта, а когда рано или поздно захочешь вернуться, там все окажется не так, и ты, получается, вовсе не тем был, кем судьба назначила...

Обнаружив, что задумчиво разглядываю пустую банку, я хмыкнул и рывком выдернул себя из усыпляющих объятий кресла. Вот уж не думал, что годы и пиво сделают меня сентиментальным.

В пустынном квадрате блока одиноко восседала за круглой стойкой горничная, крупная девица с белоснежным кокошником в рыжих волосах. Увидев меня, заулыбалась.

— Не скучаете?

— Эх-хе-хе... — выразительно ответил я, глянув мельком за широкий вырез сарафана.

Увиденное впечатлило, особенно трогательные веснушки. Давненько я не гулял в родных краях, все больше пробавляясь случайными и мимолетными встречами с женщинами разного рода-племени. А в это время, оказывается, на родных хлебах такие славные девушки взрастали. Судя по веснушкам, она еще не проходила цикла омоложения. Да и не нуждалась пока в услугах регенераторов. Иначе была бы у нее гладкая, красивая, без изъянов кожа, как, например, у меня, позволяющая выглядеть в свои семьдесят на все тридцать. Но без веснушек.

— Да, скучновато, — развил я тему. — Может, веселее станет, если бы с кем посидеть, почаевничать, поговорить о том о сем...

— Поговорить можно, — все так же обещающе улыбаясь, продолжала горничная. — А где?

— Да где угодно, — начало разговора мне стало нравиться. — Вот хотя бы у меня в блоке.

— Ча-а-й... — томно протянула горничная, закатывая глаза. — О том о сем...

Спросить, когда у нее заканчивается смена, я не успел.

— Насчет чая и того-сего придется вам самим выкручиваться. А если совсем невтерпеж, вон там сидит еще один, тоже скучает, с ним чаю и попейте, — и она противно захихикала.

Я посмотрел, куда она показала, и увидел пасторианина, который неподвижно сидел на диване, таращась на меня круглыми глазами. А когда повернулся к юной паршивке, то обнаружил, что между мной и ее наглыми рыжими веснушками мерцает прозрачное марево изолирующего цилиндра. Совсем плохая стала молодежь, чуть было не сказал я вслух, но вовремя сдержался. Это как же меня безделье изнурило, если начинаю брюзжать, будто старый дед. Нет, пиво — это неправильно, надо было сразу принять сто пятьдесят «Сугубой», а потом еще столько же под горячую солянку...

Вспомнив, что с утра еще не ел, я чуть не вернулся в свой блок, заказать чего-нибудь поплотнее. Но глянул на открытые переходы и решил прогуляться до ближайшей харчевни. Там и народу должно быть немало, да и выбор получше, а уж как время летит! Ежели с умом посидеть, то можно весь остаток карантина весело провести. А совсем невмоготу станет, поднимусь наверх — возможно, увеселительные заведения открыли по случаю наплыва туристов. Правда, там шумно очень, музыка гремит и недешево встанет, но кто сказал, что за убитое время не полагается расплата?..

Стены харчевни, обшитые досками, якобы потемневшими от времени, украшали ржавые подковы, серпы, большие и малые клещи, а среди старого железа очень забавно смотрелся инжектор от старого МЛК. Такие лучеметы, некогда весьма популярные в неспокойных мирах, сейчас можно встретить разве что в музее старого оружия. Ну что же, этот потемневший от времени дырчатый конус тоже имеет отношение к инструментам, только немного с другого бока.

Помещение, к моему удивлению, было набито людьми, да так плотно, что втиснуться с моей комплекцией на скамью, спиралью опоясывающую такой же закрученный в три оборота стол, казалось делом безнадежным. Я хотел уйти, поискать другое заведение, но тут закончила трапезничать большая семья — супружеская пара с четырьмя подростками-близнецами. Сразу образовалось много свободного места.

Солянки сегодня не подавали, но и борщ был весьма недурен. Невысокий мужик средних лет, сидевший от меня справа, брезгливо присматривался к островку сметаны на багровом озере и водил носом над большой краюхой свежеиспеченного хлеба. Деловой гость, решил я. Срывается сделка, ищет, на ком выместить раздражение. Но тут он заговорил, и я понял, что ошибся.

— Разве это борщ? Где маслины? Где, я спрашиваю, сало? А это что? Вы посмотрите на это! Ни тмина, ни, на худой конец, кориандра... Вот у нас в Дарнополе выпечка, с пальцами съешь, не то что эти пресные коржи!

— Это точно, — согласился я. — У вас и сало жирнее, и вода крепче.

Все меняется со временем, расцвет сменяется упадком, упадок — процветанием... Только дарнопольцы по-прежнему не могут забыть былых времен, когда оружейным центром был остров Петровского, и все еще хлеб выпечкой называют.

— А-а, сталичный гаспадин... — многозначительно покачал головой дарнополец, передразнивая, как ему казалось, мой говор. — Знаем, знаем, лучшие кулинары якобы у вас, а как же... Но за борщ без сала таких кулинаров надо гноить в кашеварах при складской охране. Борщом без сала можете угощать вот этих — им что свинина, что собачатина, все съедят.

Отвечать ему я не стал, лишь попытался сдержать невольную ухмылку, чтобы не обидеть. Насчет собачатины он слегка погорячился. Пасторианин, что сидел через два человека от меня, мяса вообще не ел, с этим у них строго. Довелось мне бывать пару раз на Пасторе. Сами они называют свой мир Па Сотоу, но у нас это название не прижилось. Тихий народ, мирный, забыли давно, как воевать. Да и кто к ним полезет: планета бедная, сельским хозяйством перебивается, еле-еле хватает свои рты кормить.

К ним я прилетел в первый раз по совету Гофера. Изучение трудов местного нравоучителя отняло у меня почти три сезона, а толку мало. Интересных идей не нашел, одни нравоучения и наставления. Второй раз я посетил Па Сотоу много лет спустя, когда понял, что исправитель Гофер советами не разбрасывается попусту. Но хоть тогда я и собирал крохи его мудрости, все же опять ничего не почерпнул из смутных речей легендарного наставника пасториан.

Допив стопарик, я понял, что и здесь ничего интересного ждать не стоит. С дарнопольцем разговора не выйдет, рано или поздно он полезет выяснять, какой из городов лучше, а тут слишком тесно для хорошей драки. Напротив меня сидела немолодая женщина в робе корабельного техника, ее лицо и глаза говорили о том, что, будь ее воля — не выходила бы из корабля, чтобы не видеть наших лиц, надоевших во время перелета от одного порта к другому. Я посмотрел налево — тот, кто сидел раньше, исчез, теперь на его месте оказался еще один пасторианин. Заметив мой взгляд, он раздвинул губы еще шире, показав блестящие крепкие зубы, украшенные тонкой золотой нитью. Перед ним на блюде лежала горка поджаристых капустных шариков. Пошарив в уголках памяти, что, в общем, без транскодера было делом безнадежным, я все же наскреб пару слов и сказал, кивнув в сторону блюда:

— Чифан шаньго... э-э... или как там у вас говорят...

— Спасибо, очень вкусно, — ответил пасторианин, улыбаясь совсем уж сверх меры. — Очень нравится.

Ты гляди, подумал я, уже обзавелись толмачем. Деловые ребята. Хотя какие у них дела могут быть здесь? Им оружие вроде ни к чему. Или к чему? Нет, и с этим разговора задушевного не выйдет. Разве что вспомнить красоты его мира, да только не помню я тамошних красот, поскольку работать у них не довелось.

От сытной еды и выпитого меня приятно разморило. Обидчивый дарнополец исчез. Я с удовольствием посидел бы еще, но у скамьи не было спинки, чтобы откинуться с комфортом, да и в дверях люди ждут, пока освободится место. Вон как раз один стоит, и к тому же — снова пасторианин.

Третьего я встретил на подходе к своему блоку. Он быстро шел мне навстречу, прижимая к уху палец с блестящим перстнем и что-то на ходу бормоча. Узнал, наверно, от своих насчет свободного места в харчевне, решил я, вот и торопится. И этот тоже улыбался...

Горничная к тому времени уже сменилась. Теперь вместо юной вертихвостки сидела солидная матрона, у которой даже кокошник говорил, что без серьезных намерений к ней подкатываться нельзя. Проходя мимо нее, я обратил внимание, что горничная спит. Прямо вот так, облокотясь на стойку, и спит, а голова ее клонится все ниже и ниже. Я остановился, с интересом ожидая, когда ее лоб войдет в соприкосновение со стойкой, но не дождался. Она всхрапнула, дернулась и, широко распахнув глаза, села ровно, с подозрением глядя на меня. Сочувственно вздохнув, я развел руками, в смысле, бывает...

— Надо же, как сморило, — сказала горничная.

— Наверно, погода меняется, — отозвался я. — Опять дожди обещают всю неделю.

— Дожди — это еще ничего. В горах снег выпал, стало быть, зима рано начнется. — Тут она посмотрела на стойку, брови ее поползли к кокошнику: — Это когда же я успела регистратор включить?!

Подойдя к ней, я разглядел выведенные на панель списки прибывших. Забавно, что моя фамилия виднелась в строке поиска. Голосовой режим выключен, хотя быстрее было бы спросить, а не набивать буковки на универсальном.

В блоке я лег прямо в одежде на кровать и попытался сообразить, кому я понадобился и зачем? Вдруг кто-то из старых приятелей тоже застрял в карантине, скучно ему стало, а тут увидел знакомое лицо среди пассажиров... Сам я уже не помнил даже лиц соседей, хотя в последние годы часто бывал на Урале. Да и приятелей у меня нет. Так получилось. Встречались разные люди и нелюди, хорошие, плохие и очень плохие. Ни с кем дружбы не получилось. Да и какая дружба, когда ты сегодня здесь, а завтра...

Потом я заснул, и мне снились пасториане, ведущие со мной бесконечный диалог о пользе вегетарианства. А я их убеждал попробовать парной требухи и чуть было не убедил. Потом мы вроде бы сошлись на каше, сварили ее в огромном котле и принялись есть. Ели долго, а спал я, наверно, очень крепко, потому что не услышал, как меня посетили незваные гости.

Меня разбудила веселая песня, которую распевал с визорной стены девичий хор. Открыв глаза, я решил, что сон продолжается. В блоке, и без того не очень просторном, стало тесно от пасториан. Один уютно расположился в кресле, другой возвышался надо мной.

«Ешьте сами вашу поганую кашу!» — чуть не брякнул я спросонья.

Сидевший выключил визор и поднялся.

— Константин Морозов, если не ошибаюсь? — спросил он.

Улыбка его лучилась таким счастьем, что мне стало на миг неловко — вдруг я окажусь самозванцем и расстрою его. Но тут сонная одурь слетела с меня, я резко сел и уставился на непрошеных гостей.

— Я больше не принимаю заказы, — сказал я. — Тем более в таком месте и таким образом.

Они переглянулись.

— Десять тысяч извинений! — вскричал тот, что стоял у кровати, оглаживая тонкие вислые усы. — Мы не заказчики, мы посредники.

— Не работаю с посредниками, — отрезал я. — И с каких пор на Па Сотоу решили заняться мегапроектами?

— Мы не заказчики, — повторил усатый. — Нас попросили предъявить вам рекламацию. Вы должны пойти с нами.

Тишина длилась секунду или минуту. Я поймал себя на мысли, что прикидываю: просто их убить или разорвать на кусочки и раскидать по всему карантину... Сделал медленный выдох, сосредоточился на образе Первостроителя и очистил сознание от кровожадных намерений. С трудом, признаться, очистил.

— Давайте начнем сначала, — сказал я. — И для этого вы должны запомнить и никогда не забывать: у меня не бывает рекламаций. Далее — все дела, а также мелкие недоразумения решаются в установленном порядке, через Корпорацию архитекторов. И третье — никаких дел я сейчас не веду, ни напрямую, ни через посредников. Поэтому очень приятно было познакомиться. Будете еще в наших краях, обязательно посетите оружейный музей...

— Оружие... — улыбка пасторианина слегка увяла. — Оружие — это плохо. Но если вы не согласитесь пойти с нами, то придется его применить. Очень плохо, очень...

Тут я догадался, в чем дело. Неясно, правда, когда они успели пробраться на «Джихангир» и почему я их не видел во время перехода, В карантине я сижу как раз после возвращения с малоизвестного захудалого мирка. Там мне надо было рассчитаться по старым долгам и давним обидам. Регулярных рейсов туда не предусматривалось, добрался транзитным. А для этого пришлось наняться сопровождающим груз одной компании. Груз оказался двойного назначения, получатели — бандитами, я же очутился в глубокой заднице, однако с честью из нее выбрался. Видать, еще не до конца выбрался.

— Значит так, — я показал им ладони, свидетельствуя о миролюбии. — Все, что от меня требовалось, я доставил на место, сдал с рук на руки. Если есть какие-то претензии, прошу обращаться к владельцам оборудования.

На этот раз они не только переглянулись, но и принялись шептаться.

— Вас зовут Константин Морозов? — спросил усатый, теребя хилую растительность под носом.

Так. Что-то у него в голове зависло. Терпение и выдержка. Эти намеки на оружие неспроста. Главное, самому не сорваться. Я молча кивнул, на всякий случай немного подвинувшись в сторону, дабы освободить пространство для маневра, если усатому станет плохо и он сорвется.

— Ваша профессия — архитектор?

— Можно сказать и так.

— А по специальности вы мегадизайнер?

Я поморщился. На самом деле в рубрикаторе моя специальность называется длинно и нескладно. Мегадизайнерами или М-архитекторами нас именуют люди несведущие, полагая, что так оно звучит лестно. Но разве эмоции имеют значение, когда за нашу работу заказчики порой готовы платить столько, что хватило бы на годовой бюджет небольшого государства? Если им доведется посетить офис Корпорации на Трондеке во время очередного выпуска, то они будут весьма удивлены, услышав, какими словами молодые архитекторы обзывают друг друга.

Меня, например, просто звали гробовщиком, хотя эстетизация руин к гробам никакого отношения не имеет. Да и где они видели гробы? Впрочем, мы люди не гордые, мы просто честолюбивые, как любил приговаривать в веселую минуту отдыха исправитель Гофер...

— Тогда вам придется пойти с нами, — продолжал ходить по кругу усатый.

— Куда?

— К предъявителю рекламации, — улыбка снова засияла во всю мощь.

— Где находится предъявитель рекламации? — я говорил тихо, мягко, чтобы не расстроить усатого и его молчаливого соплеменника. — Назовите мир, который имеет ко мне претензии, и мы все решим ко всеобщему удовлетворению.

— Надо идти, — настаивал усатый. — Предъявитель ждет.

— Где ждет предъявитель? — мое терпение иссякало с катастрофической быстротой.

— На своем корабле.

Час от часу не легче. Ради того, чтобы перекинуться парой ничего не значащих и ни к чему не обязывающих фраз, сорвать режим карантина, а потом еще три дня куковать заново! Ну уж нет...

— Давайте сделаем так, — сказал я, постучав указательным пальцем по перстню на мизинце левой руки. — Сейчас мы быстренько свяжемся с вашим предъявителем, и я объясню ему, что следует сделать с рекламацией. Это самое большее, на что вы можете рассчитывать.

Наверно, это предложение ему не понравилось, потому что он вдруг резко цапнул меня за палец, и коммуникатор оказался у него в руке. Стало ясно: за такой неучтивостью последуют большие неприятности, но места для ответных действий не хватало. И поэтому я успел лишь дернуться в сторону, когда заметил, что второй пасторианин направил на меня конус парализатора. Может, поэтому иголка лишь царапнула кожу предплечья и рассыпалась в ткани рубашки. Полную дозу я не получил, впрочем, хватило и самой малости.

«Испортили кашу...», мелькнула сонная мысль, и я провалился в пустое равнодушие.

Тупо переставляя ноги, я вышел из блока. Пасториане бережно поддерживали меня под локти, словно подвыпившего жениха вели под венец его дружки. Горничная спала, уронив голову прямо на стойку. Наверно, ей тоже помогли уснуть, сообразил бы я, останься в голове хоть малейшее желание думать.

А потом меня привел в чувство пронзительный детский крик...

Преследователь безнадежно отстал. Скорее всего, он замешкался, не успел перескочить на мою ленту, и его унесло на другой уровень. Я оглядел с высоты огромный пустой зал, пространство которого было рассечено лентами, идущими в разных направлениях. Сплетаясь и расплетаясь, они создавали хитрый узор скрытой красоты, понятной лишь члену нашей Корпорации.

Как же звали проектировщика карантина? Не то Густав, не то Кусто, точно не помню. Исторический факультатив шел в первый год обучения, да и сам Густав-Кусто был не с Урала, а откуда-то из продвинутых миров. Нелегко, наверно, поначалу ему здесь приходилось. Мои земляки не любят, когда такие лакомые кусочки достаются чужакам. Да и кому это придется по вкусу! Но все большие проекты, и тем более — связанные с туризмом, проходили через Корпорацию, а кому не по нраву, — пожалуйста, — стройте бетонные коробки...

Я выскочил на площадку. В ее дальнем конце пестрыми цепочками светились надписи над терминальными воротами. И тут я проклял все на свете за то, что мозги все же не совсем очистились от мути.

Пусто, никого, ни охраны, ни дежурных.

Да и зачем они здесь, на выходе к посадочным тумбам, когда им полагается быть на входе!

Из карантина так просто никого не выпустят, это точно. Но если кому приспичит навестить друзей в порту — нет проблем. А потом милости просим обратно в карантин еще на три дня. Вот потому-то, вспомнил я, несмотря на хорошие заработки, местные жители неохотно идут сюда на работу. Еще бы! Кому по нраву придется неделю работать безвылазно, а потом сидеть еще три дня, если, неровен час, к концу вахты объявится очередной корабль.

Потому и тишина сейчас, и ни одного человека.

Нет, один все же есть.

Стало быть, их четверо, удивился я, когда из-за широкой хромированной колонны вышел пасторианин и упер мне в бок, такая сволочь, не парализатор даже, а ручной плазмач.

Может, он хотел напугать, но страха я не испытывал. Вряд ли какому-то неизвестному заказчику собираются меня доставить в виде головешки. Однако же неприятно знать, что, дрогни его чертов палец на спусковой кнопке, как тут же, на месте, внутренности основательно прожарятся, да так, что никакая регенерация не поможет.

К тому же этот пасторианин не улыбался. Стало быть, серьезно настроен.

— Оружие спрячь, уважаемый! — негромко посоветовал я. — Увидит охрана, стрельба начнется, меня с тобой заодно положат. Разве нам это нужно?

Он непонимающе щурил свои тусклые глазки, потом что-то мяукнул визгливо и, ухватив свободной рукой меня за плечо, повел к терминалам. Толмача у него нет, ясное дело. И то — зачем ему чип-транскодер, когда с помощью ручного плазмача можно все на пальцах объяснить, или даже без них.

Попыток вырваться, естественно, я делать не стал.

А тут и остальные подоспели.

У двоих, к моей тихой радости, вид был неважный, да и улыбочки несколько поблекли. Но усатый просто лучился весельем. Он пристроился рядом и что-то быстро-быстро лопотал тому, который с плазмачом. Я так понял, что он и есть главный в этой темной компании. Логично. У кого ствол круче, у того и власть. Ай да пасториане, что с ними время да нищета сделали! Такой славный мирный народ был, оружие в руки не брал...

Тут усатый словно прочитал мои мысли.

— Десять и еще десять тысяч извинений, — сказал он, семеня рядом. — Оружие — очень плохо. Нам не надо оружия. Мы передаем вас клиенту, возвращаем оружие, получаем оплату, возвращаемся домой. Не надо обиды, наши предки никогда не враждовали, и нам не надо.

— Ну, как скажешь, а там видно будет... — пробормотал я, вертя головой по сторонам.

Как назло, никого мы не встретили. И наблюдательные точки явно выключены. Дважды мы проходили сквозь шлюзовые камеры, и тогда в дело шел универсальный ключ. И вот ведь что самое скверное — сигнализация так и не сработала. Ясное дело — если бы мы шли в сторону города, то задолго до подхода к единственному выходу нас окружили бы десятки охранников и со всеми почестями проводили к врачам... на носилках, чтоб другим неповадно было.

И вот впереди показались квадратные прозрачные стекла последнего шлюза, а за ним под ярким солнцем виднелось поле космодрома, огромные круги выгоревшей травы с приземистыми цилиндрами посадочных тумб посреди этих кругов. Я заметил, что недалеко от выхода на поле стоял тяжеловоз с контейнерами на широкой платформе. Судя по тому, как оживились пасториане, меня вели именно к этой машине. И ни одной души из персонала.

Вот тут эта самая душа и появилась. Но лучше не стало.

Рядом с пустой стойкой, где вообще-то полагалось сидеть дежурному, отошла глухая непрозрачная дверь служебного отсека. Наклонив голову, оттуда вышла рыжая высокая девица, в которой я сразу же узнал юную горничную, столь бесцеремонно отвергшую мои уместные поползновения. Теперь я был рад даже ей.

— Жду одну минуту, потом ухожу! — сказала она кому-то в отсеке.

Увидела меня, окинула взглядом всю нашу группу, и губы ее скривились в ядовитой улыбке. Она явно собиралась сказать какую-то гадость.

— З-з...

«Зови охрану!» — хотел крикнуть я, но смог издать только слабое жужжание. Вислоусый, приятно улыбаясь, так стукнул под дых, что я согнулся пополам. Было очень больно, но я успел заметить, как другой постарианин вскинул руку с парализатором, а третий вдруг оказался рядом с дверью и осторожно прикрыл ее.

Из служебки так никто и не выскочил. В отсеке ничего не услышали, а тот, которому горничная обещала ждать, долго, наверно, удивлялся — куда она исчезла? Много позже я сообразил, как крупно ему повезло. Мне бы его везение...

Нас отвезли к самой дальней тумбе, где, как мне показалось, и корабли-то не садятся. Отсюда здание карантина виднелось еле заметной нашлепкой на бескрайней степи порта. Впрочем, мы оказались почти у края. Когда нас погнали наверх, я разглядел в километре от тумбы сооружения периметра черную ленту поглотителя, а за ней — ряды высоких изоляторов, над которыми далеко вверх простиралось дрожащее марево ионизированного воздуха.

Темные стрелки сорной травы пробивались сквозь бетонные обломки и крошево, остающееся после каждого старта и посадки. Тумба была очень старая, метров двадцать в высоту; она торчала серым, неопрятным памятником эпохи полетов до Хвори. Сейчас их складывают из литых базальтовых плит, хоть и ниже, но гораздо прочнее. Они пылят меньше и служат дольше. Трескается камень, правда, от огневого удара, но залили трещину жидким базальтом, и опять сажай и поднимай корабли с орбиты и на орбиту, туда, где висит огромное кольцо портала.

Мы поднимались по аварийным лестницам. Никаких следов трапа или, на худой конец, подъемника я не заметил. Ступени под ногами дребезжали, казалось, они проржавели насквозь и вот-вот могут рассыпаться в пыль. Но они держались крепко. Старая добрая уральская сталь не должна подвести, я очень на это надеялся.

Вислоусый шел за мной, соблюдая дистанцию в десяток ступеней. Я прикинул было, как половчее столкнуть его вниз, но тут же выкинул шальную мысль из головы. Нет смысла рисковать. Тот, что с плазмачом, замыкал шествие, а рыжую, некстати оказавшуюся в скверном месте в скверное время, вел за руку один из безоружных пасториан. Она меланхолично переставляла свои ноги несколькими ступенями выше. Я невольно засмотрелся... С такими ногами она могла сделать неплохую карьеру на Раджпуре.

Снизу корабль не был виден. Я думал, нас ждет такая же старая развалина, как и сама тумба. В сказки про рекламацию верилось с трудом. Скорее всего, меня вульгарно похитили для выкупа. Спрячут в недрах списанного корабля и потребуют денег или оружия. Но здесь очень не любят нарушителей закона, с ними в переговоры даже вступать не будут. Ради торжества справедливости мои суровые земляки скорее разнесут нас всех в клочья, чем позволят вывезти хоть один заряд без предоплаты.

Подозрения оправдались только наполовину. Нас действительно привели к кораблю. Но это оказалась не разбитая лайба времен героических освоенцев, и даже не грузовоз, который еще не успели разобрать для переплавки. К посадочному стволу тумбы хищно припал широко разнесенными лапами амортизаторов сплющенный цилиндр с торчащими во все стороны усами сенсоров перехода. Я никогда не видел таких машин, но, судя по черной, без единой проплешины обшивке, ее перегнали сюда чуть ли не прямо со стапелей.

Где же тот хам, что грозился рекламацией?

Рядом с кораблем никого нет. Тишина. Только издалека, со стороны периметра доносится еле слышный гул изоляторов. Когда мы обходили посадочную лапу, я заметил, что корпус корабля слегка вибрирует, словно идет прогрев стартовых генераторов.

Меня и рыжую подвели к пандусу и затолкали в шлюз. Шлюзовая кабина сделала оборот и выкинула нас в стерилизационный отсек. Пасториане остались снаружи.

Надписи на стенах, похожие на следы черноклюва, показались мне знакомыми. Без транскодера не прочитать. А жаль, возможно, я смог бы понять, кто стоит за похитителями. Но тут поднялись заслонки, и я увидел за прозрачным щитом долговязые фигуры, головы которых украшали длинные волосы, прихваченные металлическими кольцами. Мое изумление не имело предела.

Жизнь изрядно помотала меня по самым разным мирам, в своих трудах я нажил, чего уж скрывать, немало врагов. От многих я мог ждать черной неблагодарности или необоснованных претензий. Но только не от жителей Тайлура! Одна из моих ранних самостоятельных работ. Возможно, самая лучшая. И я горжусь тем, что она попала в учебный регистр Корпорации. Заказчики были очень довольны...

Довольны? Не то слово! Они чуть ли не следы моих ног целовали после того, как я эстетизировал их клятую планету!

Теперь же они вроде не собирались целоваться.

Зашипела, заискрилась решетка стерилизатора, резко пахнуло озоном, потом на нас обрушилась волна запахов, и среди них явственно выделился аромат горной лаванды, свойственный газу, которым усыпляют беспокойных или опасных млекопитающих при перевозках на далекие расстояния...