Краткий экскурс не в свое дело

Глава перваяЛошадь Пржевальского на партизанской тропе

Резкий порыв ветра по-разбойничьи рванул из рук зонт. Я не отдавала. Еще чего! Надвигалась гроза, и первые крупные капли дождя уже с громким шлепаньем расплющивались по асфальту. Спицы зонта пытались держать форму, но их легко перегнуло пополам, зонт вывернулся наизнанку и стал бесполезной вещью.

Преодолевая бандитские налеты ветра, я отчаянно пыталась вернуть зонт к жизни, и мне это удалось.

Порадоваться не успела. Зря расслабилась, торжествуя победу над стихией. Подхваченная очередным порывом ветра, моя фиолетового цвета крыша легко вспорхнула вверх и полетела на проезжую часть дороги, соревнуясь в скорости, дальности и высоте полета с пустым пластиковым пакетом, пылью и мелким мусором.

«Пятый зонт! Пятый подарок Димки за полгода! И, ясное дело, – последний», – мелькнула в голове печальная мысль.

Раздавшийся над ухом громовой раскат, как выстрел стартового пистолета, заставил меня рвануть следом за зонтом, не выдержавшим гонки с препятствиями и забившимся в кусты на другой стороне проезжей части. Существовала угроза, что ненадолго. Ветер активно доставал его и там.

Не отрывая глаз от места приземления зонта, я, в свою очередь, летела через дорогу, одержимая только одной страстью – любыми путями поймать беглеца.

Резкий визг тормозов заставил меня изменить траекторию полета. Я шарахнулась в сторону и, увидев прямо перед собой колеса другой машины, крепко зажмурилась и брякнулась на коленки, закрыв голову руками. Она, голова, при этом соображала четко и ясно – не хуже, чем на рабочем месте. Я подумала, что Димке не придется уже тратить деньги на покупку мне нового зонта, хотя старый так и не дождался спасения. Факт моего опоздания на работу выведет из себя шефа, Максима Максимовича, который сегодня в порядке исключения сам собирался прийти вовремя. Намечалась важная сделка, вчера ее обсудить не успели. Дети и муж сегодня голодными не останутся – ужин у меня есть. А вот завтра-а-а…

– Ты че, охренела, кочерга?! – Мужской голос, которым был задан вопрос, перекрыл очередной громовой раскат.

И я сразу поняла, что «завтра» будет завтра. Тогда с ужином и решу. Разом открыв оба глаза, ответила любопытствующему хаму правду:

– Нет!

– Совсем охренела! – высунувшись из приоткрытой дверцы, сделал окончательный вывод водитель «Форда». И это несмотря на мой отрицательный ответ! Зачем тогда спрашивал? – Куда под колеса лезешь!.. – Дальше пошли выражения, которые я оценила как явный поклеп на мою скромную натуру.

Но это было еще не все. Автор поклепа, безразмерных габаритов мужик, несмотря на усиливающийся дождь, вылез из машины и угрожающе двинулся в мою сторону. Картину ужаса, как в триллере, дополняли разряды молний и громовые раскаты.

– Мне не под колеса, мне – за зонтом, – не поднимаясь с места, громко пояснила я, щедро поливаемая ливнем. Очень хотелось изменить очевидные намерения гориллы – причинить мне легкие телесные повреждения, пусть даже без расстройства здоровья…

Проезжающие мимо автомобили (откуда они только взялись в этом глухом переулке?) притормаживали, водители и пассажиры с любопытством глазели в нашу сторону. А одна машина, «БМВ», вообще остановилась неподалеку, сзади от меня, и уезжать до окончания спектакля явно не собиралась.

Сквозь пелену дождя я мельком увидела, что мой зонт подняла некая женщина в синей блузке. Хотела крикнуть, чтобы она положила чужую вещь на место: сейчас, мол, получу по заслугам и через пару минут сама свой зонт подберу, но не успела. Меня отвлекла какая-то легкомысленная вишневая «девятка». Она выскочила на сторону встречного движения и тоже притормозила недалеко от меня – видимо, привлеченная бесплатным зрелищем.

Между тем ко мне уже почти вплотную приблизился огромный, мокрый и, к несчастью, одушевленный осколок скалы. Весь его облик ясно говорил о том, что легкие телесные повреждения у меня будут все-таки с расстройством здоровья. «Хорошо, если кратковременным», – мелькнула слабая надежда.

Что случилось дальше, я так и не поняла. Все произошло очень быстро. «Девятка» дала по газам, амбал же споткнулся на ровном месте, взмахнул руками, нелепо развернулся боком, шлепнулся на спину, да так и остался лежать под окончательно озверевшим ливнем.

Из его «Форда» выскочило два человека, из «БМВ», стоявшей сзади, – трое. Все кинулись к упавшему.

Я почувствовала себя лишней в этой толпе. Надо было удирать, пока верзила не поднялся. Мужик сам виноват. Следовало смотреть себе под ноги, а не метать из глаз молнии. Их и без него хватало.

Быстро вскочив, я метнулась к конечной цели и выхватила у женщины в синей блузке зонт, пояснив, что он мой. Из-за него жизнью рисковала. Спорить со мной она не решилась.

Несмотря на то что над ней не капало – прикрывалась собственным зонтом да еще стояла под навесом на автобусной остановке, лицо у нее было охвачено ужасом. Нервная какая-то… На всякий случай еще раз пояснила даме, что зонт, который я у нее отняла, принадлежит мне. На правах собственности. Кажется, женщину в блузке это еще больше напугало…

Только через пару секунд стала понятна истинная причина ее ужаса. Под руку меня подхватила крепкая мужская рука:

– Тихо! Прокатимся! – Попыталась вырваться, но хватка перешла в категорию «железных». – Я сказал, «тихо»! – повторил суровый мужской голос, и я как-то не решилась возразить.

Сумочку у меня изъяли, но почти тут же вернули. И действительно – в ней такой бардак, в котором я и сама ориентируюсь с трудом. Ну кому это понравится?…

Женщине в синей блузке вообще ничего не сказали. Второй мужчина, в мокром черном костюме, молча потащил ее к «БМВ».

Два человека все еще возились с лежащим на асфальте амбалом, никак не желавшим вставать. Третий, прикрываясь от дождя нахлобученным на голову пиджаком, разговаривал по мобильному телефону. Образовавшаяся под амбалом лужа была размытого красного цвета – хорошо разбавленная акварельная краска. Как следует я не рассмотрела, было некогда, но мне показалось, что бедняга даже не сменил позу.

Нас с дамой, у которой я реквизировала свой зонт, втолкнули в «БМВ», и тип, тащивший меня под руку, строго сказал:

– Сидеть и не рыпаться!

При экстренной посадке в машину женщина в блузке не успела закрыть собственный зонт, и он сломался. Тот гражданин, что пригласил меня в авто, уселся впереди, развернулся вполоборота и не спускал с нас глаз.

– Этот мужчина сам упал, и сам разбил себе голову, – попыталась я оправдаться перед соседкой, которую колотила нервная дрожь.

Она ничего не ответила, более того – очень сильно побледнела, закатила глаза и потеряла сознание.

Я оглянулась в поисках аптечки, но, не обнаружив таковой, вслух поинтересовалась ее местонахождением. Ответа не удостоилась, поэтому мигом выскочила из машины и, не обращая внимание на зверский окрик охранника и жуткий ливень, в несколько прыжков одолела расстояние до кучковавшихся вокруг упавшего амбала мужиков.

Те, непонятно отчего, взбудоражились, трое разом отступили на шаг и полезли куда-то под пиджаки. Неужели они приняли сумочку, которую я держала под мышкой, за базуку? Эта их неадекватная реакция несколько охладила мое стремление выяснить местонахождение аптечки. Вернее, я про нее напрочь забыла, поскольку в следующий момент в упор увидела амбала… Бывшего!

– Он что, умер? – жалобно пропищала я и опять брякнулась на коленки прямо в лужу на асфальте. Ноги сами подкосились…

На сей раз один человек со мной не справился. Пришлось подключаться второму. Они дотащили меня до машины и с трудом затолкали обратно на заднее сиденье. Я успела сказать «спасибо».

Пришедшая в сознание незнакомка расторопно лишилась его снова. Мне повезло меньше, но я тоже на всякий случай прикрыла глаза.

Более не обращая внимания на бессознательную соседку – один раз та уже оклемалась и теперь знает, как это делается, – я сквозь ресницы и плотную пелену дождя отрешенно наблюдала за происходящим снаружи. Четверо мужчин – потом, окинув нас пытливым оком, к ним присоединился и наш охранник – пытались загрузить бесчувственное тело на заднее сиденье «Форда», не очень при этом церемонясь. Впрочем, телу, судя по всему, было на такое невежливое обхождение уже наплевать.

Справившись со своей задачей, команда разбежалась по машинам. В нашу уселось двое, и та сразу рванула с места. Но проехали не много – буквально до поворота. Из-за сильного ливня видимость была нулевая. «Дворники» не справлялись с потоками воды, обрушивающимися на лобовое стекло.

Я наконец осознала, что промокла до нитки, и принялась трястись от озноба. Мужчины передернулись и дружно меня поддержали. Только незнакомке было все равно – хорошо устроилась! Мало того что во время дождя стояла под зонтом, так еще и сознания лишилась.

Между нашими спутниками начался тихий, но абсолютно непонятный разговор. Я различала только отдельные слова, смысл которых трудно было связать воедино.

Через несколько минут ливень исчерпал свои возможности. Вместо него барабанил по стеклу умеренно сильный дождь. Машина снова рванула с места так, что у меня невольно дернулась назад голова, а незнакомка опять пришла в себя. Вторая машина исчезла.

«Вот бы ее ливнем смыло, – размечталась я, продолжая трястись от холода, – прямо в канализационный колодец».

Соседка, вне сомнения, оказалась неудачной. Вместо того чтобы трезво оценить ситуацию, в которую мы попали вместе, она начала дико вопить, что ни в чем не виновата. И если бы автобус из-за ливня не задержался, уже давно была бы в кабинете физиотерапии на прогревании. «Эту бандитку» – надо думать, речь шла обо мне – она видит в первый раз в жизни. А мой зонт вообще в гробу видала.

Последнее обстоятельство меня особенно возмутило. Хотела вежливо пояснить, что дама явно перегрелась на прошлых сеансах физиотерапии – свой зонт я, если и похоронила, то только мысленно. И то на пару минут. А вот ее собственный!..

Но мои доводы с самого начала потонули в истеричных криках соседки, умолявшей ее отпустить. На помощь пришел тот самый тип, от которого я уже ничего хорошего не ждала – не дал же он аптечку.

– А ну заткнулась! – полуобернувшись, рявкнул он так, что даже я дрожать перестала.

Женщина икнула и замолчала, беззвучно шевеля открытым ртом. Наверное, заткнуться сразу не могла.

Некоторое время мы ехали молча. Пока я не сочла своим долгом попросить прощения за нарушение правил перехода улицы в неположенном месте, не оглядевшись по сторонам. Мне не мешали. Потому что голос у меня приятный от природы, а говорила я тихо. Осмелев, предложила помощь мужа-хирурга неудачно грохнувшемуся товарищу наших спутников. Может, он не совсем умер. Просто сильное сотрясение мозга…

Почему-то у меня не возникло ни малейшего сомнения, куда нас везут. Конечно же в милицию или ГАИ, в очередной раз сменившей свою кличку. Но не свой имидж…

Сомнения появились примерно через полчаса и быстро трансформировались в тревогу. Мы направлялись за город. Более того, съехали на какую-то боковую дорогу. Только теперь стало доходить, что моя попутчица оказалась намного умнее меня. Поэтому и орала во весь голос, сопротивляясь посадке. И в обморок не зря хлопалась – предчувствовала весь ужас поездки.

Я посмотрела на нее и встретила полный ненависти встречный взгляд. Вот только объяснить его было трудно. Хапнула мой зонт, и меня же за это ненавидит! Впрочем, непонятно, зачем ее посадили в машину? Если бы как свидетеля в милицию… Естественно, не на моей стороне… Хотя мне крупно повезло, что водитель «Форда» поскользнулся на ровном месте и шлепнулся. Судя по всему, этот мужик, когда сидел за рулем, здорово расстроился, что не удалось сбить меня машиной, и потому он твердо решил намеченную жертву размазать по асфальту собственными руками-ногами…

Я погрузилась в недавнюю картину случившегося… Буквально по деталям восстановила все и-и-и… Та вишневая «девятка», притормозившая на встречной полосе… Сразу после этого – странное падение водителя… Разом стало невыносимо жарко.

Обмахиваться закрытым мокрым зонтом в ожидании легкого ветерка – гиблое дело. Тем более если он открывается автоматически. Не уверена, что в нормальном состоянии кому-нибудь это придет в голову. Наверное, я, как и зонт, сработала на автомате. Он открылся с громким, испугавшим и меня саму хлопком, щедро разбрызгивая во все стороны далеко не живительную дождевую влагу.

Дальнейшее произошло так быстро, что извиниться я не успела. Зато успела вслед за соседкой инстинктивно съехать с сиденья вниз и, отмечая отдельными частями тела все тычки и толчки, уже оттуда наблюдать последующие события.

Машина резко вильнула вправо, не сбавляя скорости, съехала на обочину и под дикий вопль моей нервной соседки, сопровождаемый матерным аккомпанементом мужского состава, нырнула в придорожную канаву.

Молодой человек, сидевший рядом с водителем, без всяких дополнительных усилий со своей стороны выбил лбом лобовое стекло (интересно, откуда пошло это название? Наверное, взято из жизненной практики…), по-лягушачьи распластался на капоте и разом прекратил материться. Но не потому, что забыл слова. Дружок-водитель их все еще подсказывал. Просто дальше обычная «БМВ» третьей серии проявила себя с неожиданной стороны – как внедорожник. Вынырнув из канавы, иномарка долбанулась в чуждую ей русскую березку, переломив деревце пополам. Наш впередсмотрящий, что расположился ранее на капоте, обхватив зашибленную голову руками, по инерции продолжил движение вперед и застрял в березовом изломе, стеснительно прикрывшись кроной.

Раскрытый зонт, частично закрывший амбразуру в лобовом стекле, явно мешал нашему рулевому, но он как-то тоже стих и не обращал на него внимания. Пользуясь безнаказанностью, я, не вставая с места, осторожно подтянула поврежденный зонт к себе. Едва ли его теперь можно использовать по прямому назначению, но он мне был очень дорог, как подарок мужа.

– Бандитка! Мафиозница! – посыпались слова благодарности от соседки, притулившейся рядом со мной.

– Сомневаюсь в искренности ваших слов, – миролюбиво ответила я. – Будь во мне хоть на двадцать процентов бандитских замашек, едва ли вы бы рискнули так меня обзывать.

Зонт, несмотря на отчаянное сопротивление, все-таки сложился. С переднего сиденья раздался явственный стон. Я сразу поняла, что водителю пришлось много хуже, чем моей соседке. Он ведь уже не ругался и не обзывал меня.

Осторожно выбралась из машины и растерялась, сразу поняв, что наше путешествие окончено. Едва ли человек со сломанными ребрами сможет нормально вести машину. Отодрать от руля руки водителя я кое-как смогла, но этим дело и ограничилось. Принять более удобное положение он абсолютно не хотел. Более того, пытался пристроить на руль и голову. Свою естественно. С трудом убедила его не делать этого, и без того он дышал как бы урывками. Порционно набирал ртом воздух и так же порционно выдыхал. В промежутках еле слышно просил ему не мешать. Вероятно, плохо соображал от боли.

Соседка между тем заметно оживилась. Она не только вползла на сиденье, но и более активно взялась описывать мой словесный портрет, явно искажая его природные черты, и при этом рылась в своей объемной сумке.

Все бы ничего, если бы дама не вякнула про мою попытку отправить на тот свет целую толпу. Не знаю, что на меня нашло. Хотелось убедительно ей возразить, я и возразила. С чувством оскорбленной гордости заявила, что, являясь квалифицированной медсестрой в облике исключительно доброго человека, я призвана не гробить, а спасать людей. И этому призванию не изменяю. В онкологической клинике, где я работаю, по праву состою на хорошем счету. Пользуюсь заслуженным уважением трудового коллектива и коллектива больных.

Все слова, которые говорила, были правильными, за исключением одного обстоятельства: ко мне лично они никакого отношения не имели. Ибо этой самой квалифицированной медсестрой являлась моя бессменная приятельница, соседка по квартире и даче – Наталья. Просто я решила примерить на себя ее облик, поскольку он казался мне сокрушительным аргументом в споре с ненормальной соседкой. Мои собственные профессия и должность заместителя руководителя фирмы, занимающейся поставкой и оптовой продажей рыбы, угробленной на потребу народонаселения, как-то не впечатляли.

Кажется, я убедила зловредную даму в своей правоте, а может быть, она просто вспомнила про свою физиотерапию, поскольку прекратила рыться в сумке и резво выпорхнула из машины, пожелав мне на прощание пожертвовать собственной жизнью ради спасения двух бандитов. Только сделала это в других, весьма грубых, выражениях.

Найти достойный ответ я не успела – дама сразу взяла высокий темп, в считанные секунды, слегка припадая на левую ногу, вылетела на шоссе и понеслась к Москве. Ногу, наверное, отсидела – на физиотерапии. На память о ее временном пребывании в машине остались сломанный зонт и мокрое место.

Несмотря на попытки водителя оказать посильное сопротивление, еще раз попробовала усадить его поудобнее. Мне даже удалось нажать на рычажок и подать кресло до отказа назад, окончательно разлучив беднягу с рулем. Беда только в том, что спинка кресла, непонятно почему, легко и изящно откинулась, а вместе с ней кувыркнулся назад и сам водитель.

Слов благодарности я не дождалась. Впрочем, иных слов тоже. Бедняга просто заорал, да так, что легко заглушил мелодию своего мобильника, валявшегося под педалью сцепления. Но крик был коротким и оборвался на звуке «ё-о-о-о-о!!!», а мелодия звонка продолжалась долго и упорно.

Я вопросительно посмотрела на пострадавшего, но ему как-то не с руки было давать или не давать мне разрешение на переговоры. Мельком взглянула на его приятеля, спокойно лежащего на капоте под сенью березовой листвы. Ему, судя по всему, вообще было наплевать на звонок.

Пожав плечами, я подняла мобильник, буквально заходившийся в конвульсиях, и, нажав на кнопку соединения, осторожно ответила:

– Алло?

– Машка, дай срочно Серегу.

Я слегка озадачилась. Во-первых, поди разберись, кто из молодых людей Серега, а во-вторых, даже, если и удастся определиться, толку не будет. Поэтому я требовательно спросила:

– Зачем?

– Ты че, охренела?

– Нет! – возмутилась я, заметив, что уже второй раз за сегодняшний день отвечаю на данный вопрос.

Похоже, термин «охренела» является у некоторых лиц основным в оценке умственной состоятельности человека. Пока абонент сыпал угрозами в мой адрес, я наведалась к соратнику водителя, решив все-таки склонить его к телефонным переговорам. Не терплю оскорблений!

Подойдя вплотную, не сразу его разглядела. Березка была по-настоящему кудрявая, да и вылезать соратник не торопился. На секунду ужаснулась тому, что увидела: «лицо» серебристой «БМВ» превратилось в искореженную «морду». Это обстоятельство сразу заставило меня прекратить слушать всякие глупости по мобильнику, ибо мелькнула страшная мысль: лицо самого соратника вполне может выглядеть хуже «морды» «БМВ».

Я бросила мобильник в траву и, зажмурив глаза, принялась осторожно, на ощупь, раздвигать в стороны березовые ветки на капоте машины, надеясь, что если пострадавший жив, то сам подаст голос. А если не подаст?… Ни за что не буду на него смотреть…

Голоса он не подал. А я, нарушив договоренность с самой собой, открыла глаза – невозможно освобождать чужое бренное тело от веток вслепую. Вся работа пойдет насмарку.

То, что открылось моим вытаращенным глазам, слегка порадовало. На меня смотрел один, и тоже вытаращенный, глаз. Жаль – лишенный всякого смысла. Я порадовалась и за себя – целую и невредимую.

Пострадавший замер в весьма напряженной позе. Не отнимая рук от головы, а бессмысленного одноглазого взгляда от меня, он плотно припечатался правой стороной морды лица к капоту. Ноги широко раскинул в стороны, как будто хотел оседлать машину, но в последний момент передумал. Улететь вперед ему не позволил березовый ствол. Голова в легком защитном шлеме из рук об него и притормозила. Весьма удачно. «Шлем» был слегка ободран на пальцах, из чего я сделала вывод: парню определенно повезло с машиной. Основной удар она приняла на себя.

Наверное, он глубоко задумался, поскольку на мой вопрос, кто из них с водителем Сергей, не ответил. Только усиленно заморгал глазом. Может быть, пытался вспомнить, как его зовут?

Попробовала намекнуть, что пора вставать. Реакция та же. Судя по всему, молодой человек либо неудачно протаранил головой лобовое стекло, либо долго осмысливает конечный результат – свое счастливое спасение. Если, конечно, осталось, чем осмысливать.

Из травы вновь напомнил о себе бравурным маршем мобильник, и я с раздражением подумала, что некоторые люди бывают очень назойливыми.

– Сергей? – раздался в ухе требовательный мужской баритон.

– Они оба, к сожалению, недоступны, – вежливо доложила я. – У одного, кажется, сотрясение мозга, второй… – Я оглянулась на водителя. С печатью великого страдания на лице и затрудненным дыханием он осторожно ощупывал левой рукой правый бок. – Второй считает ребра, – уверенно завершила я обзор ситуации.

– Кто вы?

Тон вопроса был не слишком вежливым, тем не менее сам вопрос показался мне вполне справедливым. Вот только ответ вызвал у меня затруднение. Чуть ранее я уже представилась квалифицированной медсестрой. Не терять же Наташке из-за меня квалификацию! Пришлось вновь повторить краткую характеристику с места работы подруги.

Баритону этого показалось мало. Он потребовал сообщить имя и фамилию «квалифицированной медсестры». Я решила, что с него хватит и фамилии. Что за манера – навязываться со знакомством по телефону? Тем более что Наташка замужем.

Позднее, анализируя свое поведение, я начала сомневаться в том, что лобовое стекло машины выбито не мной. Куда только делась моя хваленая интуиция?

А собеседнику не терпелось выяснить и целый ряд других, как мне показалось, не имеющих отношения к делу, вопросов. Например, откуда я взялась?

На меня вдруг навалилась усталость. Пришлось в резкой форме напомнить ему, что в машине и на машине двое Сергеев. На выбор! Мне недосуг разбираться с их именами, тем более что разговорчивостью они не отличаются. Ребятам срочно необходима скорая медицинская помощь. В моем личном присутствии они уже не нуждаются. Одна из заповедей медиков – «не навреди!». Я со своей квалификацией, кажется, зашкалила за барьеры этой заповеди. Нет необходимого медицинского оборудования и инструментов. И вообще – меня ждут на рабочем месте иностранные коллеги по вопросу поставки мороженого товара.

На этих словах собеседник как-то странно всхрапнул, но мне некогда было продолжать прения. Нижние конечности распластанного на капоте паренька стали предпринимать попытки собраться воедино. В голове сразу прояснилось, и я поняла, что надо как можно быстрей уносить отсюда свои нижние конечности.

Я оборвала разговор и подкинула мобильник водителю. Забрав с заднего сиденья свою сумочку и многострадальный зонт, вежливо попрощалась, пожелав ребятам доброго здоровья, и торопливо направилась к дороге.

Ни встречных, ни попутных машин не было. Не было и никаких предположений о том, где нахожусь. Шагая в бодром темпе по обочине, я приводила себе в пример мою бывшую попутчицу. Следовало рвануть за ней раньше. Глядишь, уже и к Москве бы подбегала.

Потом пришло в голову, что шлепать в одиночестве на пустынной дороге – не лучший вариант. А уж встречные машины мне и совсем ни к чему. Даже в обличье «скорой». Попутные, с помятой бээмвэшной «мордой», – тем более.

Я торопливо сошла с дороги, углубилась в придорожную полосу лесопосадок и двинулась вперед, немного завидуя лапотному прошлому Руси. Ковылять по краю лесополосы в туфлях, пусть даже и удобных, но относительно дорогих итальянских, да на тонких каблуках – тихий ужас. Во-первых, жалко, во-вторых, очень затруднительно.

Примерно через километр чувство жалости к туфлям рассосалось. Затруднительность осталась. Босиком идти оказалось еще хуже, пришлось вернуться к исходному – обутому – положению.

Еще через какой-то промежуток пути исчезло и чувство затруднительности. Редкие деревья и кусты не могли скрыть, как по дороге в сторону покинутого мной места вынужденной парковки «БМВ» на бешеной скорости пронеслись три машины. Это произвело на меня неизгладимое впечатление и заставило моментально сконцентрироваться на возможных последствиях. Пришлось выкинуть мысли о временном неудобстве, взять нижние конечности в верхние, или, проще говоря, «ноги в руки», и понестись со скоростью, опережавшей график движения электропоездов на перегоне от станции Домодедово до нашей – дачной. Каждое лето там велся комплекс каких-то ремонтных работ. Попутно успела подумать, что конца этим работам в ближайшие сто лет, наверное, не будет.

В сумочке требовательно зазвонил мобильник. Не сбавляя темпа движения и не отвлекаясь на такие мелочи, как ямы и канавы, благодаря ливню превратившиеся в нешуточные водоемы, я вытащила аппарат и, бороздя просторы очередной макси-лужи, попыталась объяснить уважаемому шефу причины своей задержки.

Они его не устроили. Более того, он обозвал их «бредом сивой кобылы».

За «кобылу» я обиделась. Тем более что сивый – не мой цвет. Всю жизнь была шатенкой.

Это меня отвлекло. Невольно стала обращать внимание на дорогу, которую выбирала. Именно поэтому и споткнулась на ровном месте…

Сидя на коленках почти по пояс в глиняной болтушке с мобильником у правого уха, любимой сумочкой и зонтом под мышкой левой руки, я была необыкновенно хороша. Во всяком случае, так думалось. Иначе с чего же вылезший из-за кустов экстравагантный мужик уставился на меня с диким восторгом. Его руки крепко держали руль допотопного мотороллера.

– Забуксовала! – уверенно заявил он.

– Да нет. Просто жарко, – буркнула я, убирая мобильник в сумку. – Сейчас вот немного передохну и двинусь дальше. А кстати, есть поблизости что-нибудь сродни Ниагарскому водопаду? Мне бы умыться по пояс. Начиная с кончиков пальцев…

– Сделаем! – От мужичка, с неделю не брившегося, несло «Парламентом» (имеется в виду дезодорант) и уверенностью в успешном решении поставленной задачи. – Сама выплывешь или помочь?

– Сама, – довольная возможностью привести себя в относительный порядок, ответила я и предприняла попытку встать…

Не тут-то было! Для того чтобы подняться, следовало прибегнуть к помощи рук. Но вываляться по уши в грязи вместе с вещами в мои планы не входило. Я осторожно поползла на коленках к краю лужи, оставляя за собой на воде след сродни бурунам от глиссера. У мужичка от восхищения глаза буквально вывалились из орбит.

На подходе к месту причала меня осенила умная мысль, в результате чего я категорично заявила, что по дороге не поеду. Мужичок хохотнул, взъерошил на голове густую шевелюру слегка вьющихся темных волос и клятвенно заверил, что находится в своем уме. Дорога местного назначения ведет в поселок Ярцево. А там новые русские в массовом порядке «на корню» старые развалюхи скупают и строят для себя коттеджи. Вот и шастают на иномарках туда-сюда обратно. Сам он – любитель быстрой езды. При таком раскладе ошметки грязи наверняка полетят от меня в разные стороны. Не хуже пуль из автоматной очереди. А если в это время будет нестись кто-нибудь из местных толстосумов? Мне-то ничего – просто вытрясут из меня остатки грязи. В крайнем случае вместе с душой. А у него «лошадь Пржевальского» по обочине размажут – он любовно погладил руль своего мотороллера. Поэтому придется ехать окольными тропами.

Я успокоилась и уверенно поползла дальше. У края лужи оказалась хорошо замаскированная яма. Прямо омут какой-то! В нее и ухнула, как танк. Сумочка с зонтом предусмотрительно вылетели на берег, а я уткнулась локтями в грязь, для устойчивости воспользовавшись еще и собственным лбом.

Мужичок, не спрашивая моего позволения, цепко ухватил меня за воротник бежевой кружевной кофточки и разом его оторвал – наполовину.

Опомниться он мне не дал. Наверное, боялся истерики. Тут же уцепился другой рукой за воротник пиджака, лишив меня возможности не только говорить, но и дышать, и мощным рывком вытянул мое бренное тело на сушу.

Некоторое время я сидела, не обращая никакого внимания на мужичка. Приходила в себя и осмысливала свое положение, утешаясь народной мудростью: вещи – дело наживное.

Окончательно утешиться не успела. Мужичок подал свою «лошадь Пржевальского» прямо к моим ногам. Надо сказать, достаточно облезлую и когда-то – примерно в середине прошлого века – возможно, голубую. Похлопав себя по всем имеющимся карманам видавшей виды ветровки, надетой прямо на голое тело, наездник выудил чистый пластиковый пакет и аккуратно пристроил его на сиденье из кожзаменителя, живописно изборожденного паутиной трещин вдоль и поперек.

– А то вывозишь! – деловито заметил он. – Садись и руками за меня не хватайся. – Я недоуменно взглянула на наездника. – Щекотки боюсь! С детства. Ты лучше за сиденье держись. – Он еще раз внимательно взглянул на меня, призадумался и смилостивился: – Ладно. За куртку держись, кувыркнешься еще… Меня Петром Василичем зовут.

– Ирина, – кивнув в ответ, расстроенно сообщила я. – Александровна. Была. С утра. Для тех, кто меня знает и помнит…

С брючного костюма стекала отвратительная жижа. Каблук у одной «итальянки» остался в луже, второй выстоял, но выглядел вызывающе лишним. Физиономия – сродни боевой раскраске десантников – оживлялась грязными разводами. Даже зеркальце застеснялось и запотело. Решила было вытереть лицо белейшим носовым платком, но Петр Васильевич посоветовал не портить вещь. Все равно не поможет.

Пока я мужественно мирилась со своим внешним видом, он нашарил в луже оторвавшийся каблук и, завернув его в лист лопуха, сунул мне в сумочку.

Мне ни разу в жизни не довелось прокатиться на диком мустанге. Наверное, это не намного хуже, чем гонки по проселочной дороге, изобилующей ямами и канавами. Местами радовала глаз почти ровная поверхность, но радость омрачалась бешеной скоростью, которую развил и постоянно поддерживал Петр Васильевич. К тому же ему не всегда удавалось справиться с желанием пролететь некоторое количество метров в воздухе, после чего следовало приземление, которое в авиации называют «жесткой посадкой» (как правило, с человеческими жертвами). Сиденье же, рассчитанное на двух человек, имело тенденцию своей второй половиной катастрофически стремиться к земле, образуя подобие горки.

Мне весь этот аттракцион категорически не нравился. Тем более что после каждого очередного перелета и приземления Петр Васильевич настойчиво сдвигал меня к краю. Именно поэтому лихой наездник добрую половину пути вынужден был корчиться и диким ржанием перекрывать рев мотороллера. Так что меня он не обманул – щекотки действительно боялся. От перспективы на полном ходу свалиться с «лошади Пржевальского» я судорожными движениями хаотично хватала его за куртку, прихватывая заодно и отдельные части тела. Успокаивало меня только то, что мы летим в сторону от пугавшей меня дороги.

Через десять-пятнадцать минут безумного родео я поняла, что никогда в жизни больше не надену джинсы. Это рабочая одежда ковбоев с Дикого Запада. Петр Васильевич не иначе как там и стажировался. А эта езда войдет страшными страницами в историю моей жизни. Зачем же их перечитывать?

Конец пути оказался очень неожиданным. «Лошадь» резко притормозила, заднее колесо взметнулось вверх, и мне удалось взять небольшой реванш. Уткнувшись в спину Петра Васильевича, я невольно сдвинула его вперед.

– Слезай! Приехали, – деловито сказал он. И, видя мои колебания, добавил: – Дальше один съеду. Опасный участок – можешь мне на голову сесть.

– Очень надо! – растерянно заявила я, и голос мой невольно дрогнул. Было отчего! Реальность превзошла все ожидания. В конечном итоге рассчитывала увидеть какую-нибудь деревушку или садовое товарищество, а вместо этого – забытое богом и людьми поле, круто обрывающееся вниз.

Осознав сей факт, моментально сиганула с мотороллера на твердую землю, машинально отметив, что брюки в пути следования почти высохли и по качественному состоянию приблизились к брезентовой робе. Следом пришло легкое беспокойство. Внизу, может, и протекала какая-то речка. Но Ниагарского водопада там точно не было.

Пока я размышляла над ситуацией, Петр Васильевич тряхнул лохматой головой, велел его догонять и, дико гикнув, рванул на мотороллере вниз. Прямо с обрыва. Не заводя двигателя. Наверное, экономил горючее. Интересно, зачем его экономить, если намереваешься свернуть себе шею?

– Э-э-э-эй! Давай сюда! – донеслось снизу, и я осторожно приблизилась к краю обрыва, удивляясь живучести наездника.

Он уже слез со своей бешеной «лошади Пржевальского» и, приветливо махая рукой, приглашал меня к себе. Место, где он стоял, было песчаным. Оживлялось оно кустами непонятного происхождения и, похоже, зарослями крапивы. Речкой не пахло. С другой стороны этой впадины глаз радовал такой же обрыв, тоже заканчивающийся заброшенным полем. Лишь где-то вдалеке росла кучка деревьев.

Новый звонок отвлек меня от пугающих мыслей о ближайшем будущем. Вытащив из сумки мобильник, я продемонстрировала Петру Васильевичу фигу – жест, совмещающий в себе благодарность за приглашение и извинение за то, что не могу им воспользоваться.

Впрочем, извинение оказалось излишним. Край обрыва, на котором я стояла с мобильником в руках и сумочкой на плече, будучи песчаным, в этот момент обвалился, и я со всеми удобствами съехала вниз.

Разговаривать пришлось сидя. Петр Васильевич скромно отошел в сторонку и, время от времени бросая на меня восхищенные взгляды, старательно чертил носком армейского ботинка какие-то замысловатые узоры на песке. Немного странным показалось то, что этот ботинок отличался от своего собрата как формой, так и цветом. Вторая нога была обута в демократичную кроссовку. Но мало ли людей со странностями? В конце концов у меня тоже одна туфля без каблука.

– Ирина, где тебя черти носят? Норвежцы уже напились кофе на всю оставшуюся жизнь! Больше не хотят. – Голос шефа выражал искреннюю озабоченность.

– Не хотят, и не надо! – с раздражением ответила я. – Не имею возможности потакать их капризам. Мне бы сейчас хоть малюсенькую чашечку кофе! И банно-прачечный комбинат. Макс! Я в таком дерьме!

– Перепутала автобус с мусоросборочной машиной?! – Шеф начинал злиться.

Я посмотрела на Петра Васильевича, и он торопливо отступил еще на два шага в сторону. Это было ни к чему.

– Так получилось! – повысила я голос. – По пути на работу угробила какого-то амбала. В результате пришлось вывести из строя еще двух. Не оставлять же свидетелей! – На этом моя бравада кончилась, и я просительно заныла: – Макс, пожалуйста, забери меня отсюда. Я на работу хочу. Только свяжись с Натальей Николаевной – ты ее знаешь, пусть она прихватит мне хотя бы свой медицинский халат и больничные тапочки… А еще лучше, если вы по дороге завернете ко мне домой, возьмете мою собственную одежду, включая нижнее белье. И пару двадцатилитровых канистр воды… Впрочем, лучше перенести встречу с норвежцами на завтра…

– Ефимова, ты что, охренела?!

– Господи, да сегодня все просто помешались на этом вопросе! Неужели нельзя быть повежливее?! Почему бы не спросить: «Ирина Александровна, вы хорошо себя чувствуете?»

– Ефимова, я знаю ответ на этот вопрос. Более того, знаю, как ты будешь чувствовать себя завтра. Попробуй догадаться!

Максим Максимович отключился. Я с тоской посмотрела на мобильник, раздумывая о ближайших планах на будущее. Звонить мужу не стоит. Наверняка на операции. А если и явится спасать, то едва ли поверит, что нынешнее мое плачевное состояние вызвано исключительно чувством признательности к нему, любимому, за очередной зонт, который мне дороже всего на свете. Есть серьезное опасение нарваться на вопрос, так надоевший за сегодняшний день. Несмотря на то что Димка предпочитает разговаривать со мной нормальным языком. Вот только слишком долго и нудно. С подробным описанием признаков моего несовершенства. Нормальный человек за это время способен отлично выспаться.

Алена и Славка на занятиях, мобильники отключены. Остается Наталья. Но у нее сегодня несчастливый день – зарплату выплачивают. Приподнятое с утра настроение плавно перетечет в возмущение суммой полученных дензнаков, большая часть которых тратится на дорогу к месту работы и обратно. Взрывная волна негодования, усиленная поддержкой коллег по работе, напрочь сметет дальнейшее желание работать почти на общественных началах. Лишь после всего этого начнется медленный и мучительный процесс возрождения интереса к трудовой деятельности, нахождения в ней некоторых положительных моментов. Короче, в такой день Наташке лучше не звонить. Неизвестно, в какой фазе отношения к работе она сейчас находится. Впрочем, положение у меня безвыходное…

– Вы можете привести себя в порядок у меня, – отвлек мою голову от тяжелых раздумий застенчивый голос Петра Васильевича.

«Фи-ига себе!» – удивилась я. Стоило похвастаться своими бандитскими разборками, сразу обращение стало интеллигентным – на «вы». Приятно чувствовать, что тебя уважают.

Бодро вскочила и выразила готовность немедленно следовать за гостеприимным хозяином. Брюки при этом издали какой-то странный потусторонний звук. Форма их претерпела значительные изменения – они стояли трубой.

Ехать никуда не пришлось. Прохромав за своим благодетелем несколько десятков метров по узкой тропинке меж высокой травы, я потеряла дар речи: скрываемая от любопытных глаз приветливыми зарослями могучей крапивы и ветками ивняка, взору открылась хижина дяди Пети. Размером с кухню в типичной «хрущевке». Материал, из которого она была изготовлена, отличался легкостью и бесплатностью. Мусорный контейнер любого магазина содержал его в изобилии – доски от ящиков, картон…

Больше всего поразило окно. Лично я в своей квартире обращала внимание на окна только тогда, когда их надлежало помыть. И только с той целью, чтобы в срочном порядке прекратить обращать на них внимание. Жутко боюсь высоты. Поэтому мытье окон – почетная обязанность мужа. А если он принимается за дело, лучше в это время уйти из дома. Примерно на неделю.

Окно в хижине дяди Пети по ширине занимало полностью одну стену. Стекла сияли чистотой. Вполне понятно, что рама со стеклами добыта там же, где и мотороллер, и армейский ботинок с кроссовкой…

Заходить внутрь я категорически отказалась, сославшись на то, что испачкаю обстановку.

Хозяин и не настаивал. Вежливо предложил следовать за ним и буквально в десяти метрах от хижины остановился, с гордостью указав мне на огрызок металлической трубы, из которой вытекал прозрачный ручеек воды, оказавшейся на редкость холодной.

– Родниковая, – пояснил хозяин. – Руки и лицо пока умойте, а я пойду ведерко подогрею. Одежду в порядок потом приведете… – И, не дожидаясь слов благодарности, он резко развернулся и ушел.

Я в состоянии средней степени бестолковости уставилась на ручеек. Вода, весело журча о вольной волюшке, наполняла большую емкость из какой-то керамической посудины неопределенного назначения, свободно переливалась через край на желоб из нержавейки и узкой серебристой ленточкой струилась по земле, скрываясь с глаз в травяных зарослях. Я попробовала было проследить ее дальнейший маршрут, но увязла ногой в мокрой земле.

– Там топко! – вздрогнув, услышала пояснения вернувшегося Петра Васильевича. – Сухо только около желобка. Я тут мыло принес… – Он снова исчез.

Не задумываясь о происхождении обмылка, я немедленно воспользовалась им. От холодной воды заломило руки и лоб. Кто знает, может она и правда родниковая.

Потом позвонила Наталье. Полученные сведения мне не понравились. Наташкина коллега по работе и соседка по кабинету Полина бодро сообщила, что она поехала ко мне. Звонили какие-то молодые люди, были очень удивлены тем, что Наталья на рабочем месте. Подруга их за это обругала. Где же ей еще быть в рабочее время, да еще в день зарплаты? Полине, конечно, абсолютно нет дела до чужих разговоров, но она так поняла, что звонившие интересовались, знакома ли Наталье встрепанная шатенка с короткой стрижкой, с красивым, обманчиво-ангельским выражением лица в брючном костюме темно-коричневого цвета, в совершенстве владеющая мастерством фехтования зонтиком? Наталья всполошилась и после коротких ой-ёй-ёканий, не дожидаясь выплаты заработанной платы, отпросилась и унеслась, спутав Полине все планы по расходованию денежных средств. Та как раз собиралась удрать с работы на часок пораньше.

Перебив собеседницу, я поинтересовалась, куда поехала Наталья.

– Да говорю же, к тебе! – рассердилась Полина. – Минут десять назад за ней приезжала машина. Жди, скоро будет. А что, кстати говоря, у тебя случилось?

– У меня? – растерянно переспросила я, машинально подставив руку под ледяной ручеек. – У меня горячую воду отключили…

Наташкин мобильник не отвечал, чему я упорно отказывалась верить, безуспешно повторяя попытки ей прозвониться. Петр Васильевич, прибежавший с экстренным сообщением, что водичка нагрелась, искренне обеспокоился. Гримаса отчаяния, исказившая мое «обманчиво-ангельское лицо», заставила его раз пятнадцать повторить радостную новость, меняя слова местами. Зато он перестал мне выкать.

– Пойдем, расскажешь, что случилось. Только сразу предупреждаю – милиции здесь делать нечего. Я сам-то из Касимова. Здесь деньги зарабатываю. Семью кормить надо. Регистрации, сама понимаешь, нет. Нанялся в одну контору. У них свое производство – из водопроводной воды минеральную делали. Я к обману не приучен, решил уйти, а документы не отдают. Говорят, в милиции все у них схвачено, а если куда настучу, адрес, по которому проживает моя семья, у них есть… Да ерунда, паспорт я у себя в Касимове восстановлю. Мне бы деньжат подзаработать. Не могу с пустыми руками домой ехать. А здесь, – он широко развел руки в стороны, – временно обустроился, все за квартиру не платить. – Я молча слушала и кивала, не меняя выражения лица. – Пойдем, говорю. Да не бойся ты! У меня сестра такая же, Светлана. И на тебя похожа. Я сразу это заметил, когда ты еще в луже сидела. Только она в Павлово живет. Зимой. Летом с мужем Сашкой до конца навигации плавает. – Петр Васильевич потащил меня за руку к своим хоромам.

Новый телефонный звонок вывел меня из состояния сомнамбулы, но, ответив на вызов, я еще больше перекосилась. Мой шеф, право слово, окончательно достал! Проорала «Вас не слышно!» и выключила мобильник.

Попросив подождать меня у входа, Петр Васильевич нырнул в хижину и тут же вынырнул с большим новым махровым полотенцем и женским платьем, тоже большим и новым, вызвав у меня легкий шок.

– Неужели такие вещи выбрасывают на помойку? – И не заметила, как ляпнула вслух.

– Почему на помойку? – обиделся хозяин. – С помойки у меня только мотороллер, примус да окно. Я, между прочим, сюда с целым чемоданом собственных вещей приехал. А платье жене на рынке в подарок купил. Я там грузчиком работаю. Бери ведро и иди в кусты. Там всю грязь смоешь и в платье переоденешься. Великовато, правда. Моя-то Олюшка пополнее будет.

– Я ваше платье куплю, – забормотала я, роясь в сумке в поисках кошелька. Под руку все время попадался каблук в лопухе.

– Конечно. Оно денег стоит. Потом и расплатишься, если испортишь вещь. А пока этикетку-то не отрывай.

Через пятнадцать минут, благоухая хозяйственным мылом, в розовом с разводами платье с рюшечками, выглядевшем на мне, как чехол от танка, я сидела на ящике в чистой хижине дяди Пети и пересказывала события сегодняшнего дня. Больше всего волновала судьба Натальи. На всякий случай опять включила мобильник.

– Не знаю, что и посоветовать, – тяжело вздохнул Петр Васильевич. – Может, мне прокатиться в поселок? Жаль, адреса нет. Правда, прямо за лесом есть крутые особняки. Если ребята хотели тебя туда доставить, значит, и подругу прогуляли тем же маршрутом. Повезет – что-нибудь да выясню. Но, скорее всего, не повезет. Ах, жалко нет адреса! Да и лицо у меня не представительское. По нему и навешают, чтобы больше морде соответствовало.

– Если подругу увезли в поселок, – предположила я, – то лишь с одной целью: выманить меня туда же. Наташка ни за что на такое не пойдет. Это я по собственной дури ее подставила. У нее, конечно, своей дури хватает, но мне она не конкурентка. Ну кто бы мог подумать, чем все это кончится?!

– Я! – заявил Петр Васильевич. – Я бы мог подумать. И любой здравомыслящий человек – тоже. Ты спровоцировала внезапную остановку машины, создала, так сказать, удобные условия для прицельного выстрела. Ребятки и предположили, что ты была непосредственной участницей хорошо спланированной операции. По этой же причине и вторую женщину прихватили. Ты с ней на другой стороне дороги в контакт вступила… Наверное, им хозяин дал такое указание. Решил в тихом месте разобраться с обеими. А ты по пути еще двоих уложила. Теперь вот попробуй докажи, что случайно… – Он взглянул на меня и запнулся. – У тебя волосы дыбом встали.

– У тебя тоже. Может, мне выбраться наверх, в поле, и в милицию позвонить? Или в прокуратуру города? У меня там друг семьи работает.

– Ну, додумалась! Да твою подругу так запрячут, что ни один друг семьи не найдет. У тебя муж есть?

– Есть. Только я лучше добровольно бандитам сдамся, чем впутаю его в это дело. Еще и месяца не прошло, как из очередной неприятности вылезла.

Мы немного помолчали, после чего Петр Васильевич тоскливо произнес:

– Вот незадача! Обещал к часу на разгрузку явиться. Двести рублей обещали…

Я торопливо вскочила и преувеличенно бодро стала благодарить его за проявленное гостеприимство.

– Мне бы только узнать прямое направление к дачам, минуя основную дорогу, а там сама разберусь. Сколько я должна за это красивое платье? Этикетку я могу оставить…

– Твой туфель я починил. Можешь обуваться. Костюм в пакет пихни. Поедем на разведку. Меня снаружи подождешь – переоденусь. И зови меня просто по имени. Не намного я тебя старше.

Все было сказано таким тоном, что возразить я не могла. Дальнейшие извинения и изъявления благодарности выглядели бы слишком фальшиво.

Напялив на ноги былое итальянское великолепие, решила, что не стоит гневить судьбу и оплакивать туфли, каблук одной из которых был прибит к подошве маленькими гвоздиками. Как можно думать о такой мелочи, если в эту минуту подруга, может быть, стиснув зубы, молчит как партизанка, дабы скрыть от бандитов сам факт моего существования в ее памяти. Возможен и другой вариант – врет от души, выдавая одну версию за другой в расчете на то, что у вражеской стороны в конце концов завянут уши.

Из своей времянки, распространяя запах «Парламента», выкатился Петр, сразив меня своим видом наповал. Начнем с того, что я его вообще не узнала. Поэтому и поздоровалась. Он тут же ответил «приветом». Боюсь, что в новоприобретенном розовом балахоне я несколько портила благоприятное впечатление, которое производил Петр Васильевич. На людях, пожалуй, стоило держаться от него подальше. Молодой низкорослый академик и свинарка, сиюминутно оторванная от своей почетной работы известием о пропиваемой мужем зарплате.

– Поднимайся, а я вывезу свою «лошадь», – коротко скомандовал академик, не обращая внимания на мой разинутый рот.

Получив указание, я рот закрыла, но тут же открыла его снова – от испуга. Опять зазвонил мобильник. Осторожно, на цыпочках, подкралась к своей сумочке, вытащила телефон на свет божий и с удивлением уставилась на дисплей, равнодушно высветивший номер Наташкиного мобильника. Неуверенно оглянулась на академика и, получив подбадривающй кивок, шепотом сообщила аппарату:

– Вас слушают…

– Алло! Кто это? В чем дело? Где Ирина Александровна? – обеспокоенно надрывалась Наташка.

– Я тут! – обрадовано завопила я. – У Петра Василича!

– Это что, название ресторана?

– Нет. Это пятизвездочная фазенда! Господи, Наталья, с тобой все в порядке?

– Со мной всегда все в порядке. Тут вот молодые люди горят желанием за тобой заехать. Тебя такой сюрприз ждет! Слышишь меня? Алло! Алло! Ир?… Куда-то провалилась… Блиннн! Вот связь, а!

– Слышу, слышу, – устало ответила я, решив, что подруга не выдержала пыток. – Я сама подъеду. Дай трубку кому-нибудь из джентльменов…

Голос по телефону свидетельствовал об учтивости его обладателя. Небольшой акцент придавал ему светскость:

– Ирина Александровна, добрый день!

– Угу, – промычала я, мысленно посылая собеседника к чертям собачьим. – Вы находитесь там, куда планировали меня привезти с первого захода?

– В общем-то да.

– Я доберусь сама. Только скажите номер участка.

– Простите, это не кладбище. Доберетесь до конца основной дороги, повернете направо. Мартовская улица, дом двадцать два. Еще раз простите, вы на машине?

– Ну разумеется! И с личной охраной.

– Хорошо. Я встречу вас. Просьба позвонить, когда будете подъезжать…

– Тебе не идет это платье, – грустно констатировал Петр, глядя, как я яростно рою туфлями землю.

– Скажи уж, что просто пожалел! – накинулась я на него. – Лично мне все равно. Никого очаровывать не собираюсь. У меня муж и двое взрослых детей… совсем еще маленьких… В общем, так: ты довозишь меня до цели. Нет, лучше почти до цели. Я оставляю тебе мобильник и иду сдаваться. Если через час не появимся – я или Наташка, звони по всем номерам, указанным в записной книжке. Смотри сюда: нажмешь на эту кнопочку…

– Разберусь.

– У тебя есть навык обращения с мобильным телефоном? Неужели ты и вправду невостребованный академик?

– Я – бывший военный летчик. Закончил летное училище в Рязани.

– Хорошо.

– Чего ж хорошего? Комиссовали после ранения, теперь работы не найду.

– Я не в том смысле. Продолжаем разговор. Если все более-менее в порядке, перезвоню. Пароль, – я озабоченно оглянулась по сторонам, – Эйфелева башня!

Обсудив мелкие детали предстоящей поездки, мы выбрались наверх. На всякий случай я взяла с соучастника слово: он будет, по возможности, сдерживать укоренившуюся в силу профессии привычку взлетать с земли, едва колеса «лошади Пржевальского» ее коснутся, и, пожелав себе счастливого пути, обреченно уселась вторым номером.

Мы летели через поле, и ветер раздувал розовое облако моего наряда, норовя закинуть его мне и летчику на голову. Дважды Петр чуть не потерял меня по дороге. Не знала, за что хвататься! Пока решала, оказалось, что приехали. Небольшой перелесок следовало пройти пешком.

Не мешкая, сразу рванула вперед. Но, как выяснилось, не туда. Вздохнув, Петр велел следовать за ним. Ковыляя на каблуках по лесу и цепляясь воздушным платьем за все мыслимые и немыслимые сучки и ветки, проклинала день, в который муж подарил мне последний зонт.

К концу пути Петр пришел к выводу, что, выбравшись из лужи, я имела более солидный вид. Платье из розовых лоскутов, инкрустированное колючками, значительно проигрывало даже бежевой блузке с оторванным воротником. Во всяком случае, убедить бандитов в том, что меня в таком прикиде доставили на машине, будет трудно. Зато полностью оправдывало себя заявление: прибуду с личной охраной! Удачно измененный вид и фасон платьица навевал невольные мысли о целом партизанском отряде, с которым я вышла из леса. Сам отряд остался сидеть в засаде по всему периметру поселка.

Больше всего порадовало, что Мартовская улица почти примыкала к перелеску и была застроена людьми, не экономившими при этом денежные средства. Никто по ней не прохаживался, следовательно, поразить своим внешним видом я никого постороннего не могла.

Сообщать бандитам о своем прибытии не стала. Сраженные моей неотразимостью, охранники с готовностью пропустили меня на территорию участка и сразу же схватились проверять имеющееся у них оружие. Не иначе как решили, что в ближайшие минуты следует ждать нападения моего боевого арьергарда.

Детально рассматривать замысловатое строение, именуемое коттеджем, не стала – за последнее время мы с Наташкой подобного рода сооружений насмотрелись изрядно.

Обещанный подругой сюрприз поджидал меня прямо у чугунных с затейливым кованым рисунком ворот – сплошной ажур! На двух длинных джинсовых ногах сюрприз нетерпеливо носился взад-вперед от одного края ворот до другого, а с ним вместе бегало еще две пары ног мужского покроя.

Я притормозила в ожидании особого приглашения пройти в холодный подвал или куда там еще…

– Лебедева! Иринка! – раздался нетерпеливый возглас от верхушки джинсовых ног, заставивший меня интуитивно с этим согласиться и кивнуть в знак подтверждения.

Но то было секундное замешательство. Я тут же опомнилась и представилась по всей форме:

– Ефимова Ирина Александровна. Лебедева – девичья фамилия. Здравствуйте.

– Ну, здравствуй, здравствуй, милая, – прогудел тот же голос.

Я подняла глаза и с любопытством уставилась на высокого, интересного, смутно знакомого мужчину, за которого с удовольствием выдала бы замуж любую из своих незамужних подруг, если бы таковые у меня имелись.

– Не узнаешь? – В вопросе слышалась некая укоризна, замешенная на горечи.

Я сразу же почувствовала себя очень виноватой. Чувство жалости к этому выставочному образцу идеального супруга для подруг заставило забыть обо всех обуревавших меня опасениях за жизнь. Свою, а заодно и Наташкину.

– Мама дорогая! – тут же раздался позади мужчины ее незабываемый голос. – Ты удачно украла с лотка на оптовке платье, но ошиблась на четыре размера! Этикетку решила посмотреть потом – на бегу. И тебя ловили с собаками! А кто тебя-то обокрал с головы до?… Впрочем, туфли твои. Но в них ты спасалась от собак. Судя по всему, платье им не понравилось…

Мужчина на мой наряд не смотрел. Он почему-то с удовольствием таращился на мое лицо, как художник, старающийся подметить и оценить самую важную для него черточку.

Я окончательно растерялась, невольно отпустила глаза, мысленно торопя Наташку прийти на помощь. Но она, как назло, застряла у каменного столбика, к которому крепилась кованая калитка и, задрав очки на нос, упорно что-то разглядывала.

– В третьем классе ты частенько забывала забрать из школы портфель. Я с удовольствием бегал за ним.

«Да кто ж за ним только не бегал?» – подумала я, решившись перевести взгляд с асфальта на темно-синие кроссовки рассказчика.

– В шестом классе я предложил тебе дружбу, но ты ответила, что дружба не предлагается. Она завоевывается.

«Если бы предложение было единичным, непременно бы тебя вспомнила, дорогой школьный товарищ», – мысленно отвергла я и эту подсказку, узнавая, но упорно не желая его узнавать.

– Позднее я решился назначить тебе свидание и пригласил в кино. Вместо тебя пришло четыре человека. Два из них из нашего класса. И все с двумя билетами.

Я призадумалась. Крайне отрицательный поступок! Ребята тратили родительские, а может быть, и свои сэкономленные на школьных завтраках денежки. Чего только не наделаешь по глупости!

– В восьмом классе я письменно признался тебе в любви, но записка попала к нашей Лилии Ивановне, и она прямо на уроке русского языка устроила грамматический разбор ошибок.

– И объявила меня главной виновницей их происхождения! – Я оторвала взгляд от кроссовок и перевела его на Вовку Суворова. – Получалось так, что по моей вине ты отвлекался от основной задачи – учиться, учиться и учиться… Тебе повезло с родителями. Благодаря их положению имя автора осталось в тайне. И нас не обсуждали на педсовете. Впрочем, вскоре ты уехал с ними, кажется, в Исландию? – Страну назначения я перепутала намеренно.

– В Англию. А твоя семья получила новую квартиру, куда вы и переехали. Я же писал тебе по старому адресу. Письма возвращались, но я опять писал…

– С русским языком у тебя было не очень, однако английский ты знал в совершенстве. Именно поэтому продолжил обучение за границей?

– Отец считался диссидентом. Путь домой был заказан.

– Ну, здравствуй, Вовка Суворов! Давно вернулся?

– Очень давно. Ты уже вышла замуж, и твоему сыну было три года.

– У меня еще есть замечательная дочь.

– Я знаю. У меня тоже.

– Ты не представляешь, что сегодня со мной приключилось! – весело заявила отлепившаяся от калитки Наташка.

– Давайте пройдем в дом, – гостеприимно предложил мой бывший одноклассник, в чувствах к которому когда-то я долго не могла разобраться. Вплоть до появления на моем горизонте Димки. – Иринка! – Опять! Давненько меня так никто не называл… – Что за пакет у тебя в руках?

– А-а-а, этот! – небрежно ответила я. – Так… запасной костюм. У меня сегодня был трудный день со сменой имиджа… Осторожно! Я в нем из лужи выползла! – с опозданием вскрикнула я.

Вовка вспомнил, как таскал за мной мой портфель, и, решив, что история вполне может повториться, потянул за единственную ручку пакета. Она и повторилась – в четком соответствии с указаниями классиков – в виде фарса. Ручка оборвалась, и мой брючный костюмчик, покрашенный в луже, с готовностью выпал к Вовкиным ногам…

Парочка добрых молодцев, околачивающихся неподалеку, не растерялась. Один из них грудью шлепнулся на мой костюмчик, второй оттолкнул в сторону Вовку. Тот, не имея времени на раздумья, взял курс прямо на Наталью, так и не успевшую высказать слова соболезнования мне и моему загубленному наряду.

Подруга вякнула что-то неопределенное и попыталась увернуться. Но Вовке крайне необходима была дружеская поддержка. Интуитивно он решил получить ее от Наташки. На асфальт они рухнули вместе. Только Наташке повезло больше. Тяжестью своего тела она крепко припечатала Вовку сверху.

Я удивилась – одноклассник даже не вскрикнул. Молча лежал на асфальте, морщился и беспомощно смотрел на меня таким знакомым по юности взглядом.

– Убийцы! – вскрикнула я и кинулась поднимать сначала подругу, потом Суворова.

– Вы что, выпускники дурдома с красным дипломом?! – заорала Наташка, отряхиваясь от несуществующей грязи. Она была уделом Вовки. – Родной! – Подруга потормошила за плечо охранника, валявшегося на моей грязной одежде. – Отдай вещи по-хорошему. Их срочно в чистку надо. Видишь, Ирина Александровна в обносках стоит. Наверняка гуманитарная помощь от бомжей. Там блох много.

Охранник с ловкостью циркового акробата вскочил на ноги и виновато глянул на хозяина.

– Ничего, ребята, я не в обиде, – мужественно заявил тот, потирая разбитый локоть. – Иринка, ты по-прежнему невольный источник моих страданий. Но это радует! Все-таки надо пройти в дом…

Пожилая, подтянутая и предельно вежливая экономка – слово, вновь вошедшее в наш лексикон из дореволюционных времен и иностранной художественной литературы, – получив указание привести мой внешний вид и мой многострадальный костюмчик в порядок, с готовностью пригласила меня последовать за ней. Ее непоколебимое спокойствие дало легкий сбой только тогда, когда я попросила оставить этикетку от платья, подлежащего утилизации. Брови дамы взметнулись вверх, а уголки губ стремительно опустились книзу. Но не объяснять же ей, стоя под душем, причину этой странной, на посторонний взгляд, просьбы!

И тут я вспомнила про свой договор с летчиком! Кое-как накинув махровый халат, не выключив воду, я влетела в комнату, из нее в коридор и истерично потребовала себе телефон, моля Бога, чтобы сцена воспоминаний со всеми вытекающими из нее последствиями по протяженности не перевалила за час отведенного Петру времени. Буквально через пару секунд, собрав около себя небольшой коллектив, получила возможность воспользоваться любым из пяти протянутых мне мобильников. Взяла Наташкин. Именно тогда, когда она уже рассчитывала его убрать.

Петр Васильевич никак не давал сообщить ему радостную весть. Только пароль… Я и не думала, что он способен так ругаться! Цивилизованно, но достаточно обидно.

Объяснялось все просто: за время моего отсутствия он успел переговорить со всеми членами моей семьи, а напоследок еще и с шефом. Один за другим они методично атаковывали его звонками. Все дали твердое обещание отыскать его, стереть с лица земли, после чего обеспечить долгий отдых на нарах.

– Кто это? – поинтересовалась Наташка личностью абонента, слыша мои безуспешные попытки перевести разговор в нужное русло.

– Петр Василич. Бывший летчик и бомж в одном флаконе. Он меня спас и приодел, пожертвовав платьем, купленным в подарок жене. У него украли документы, и ему нужна работа, – успела я сообщить во время очередного ведра упреков.

– Скажи ему, что я помогу и с документами, и с работой. Пусть идет сюда, – предложил Вовка.

– Она его не переорет, – уверенно заявила Наталья и вырвала у меня мобильник. – Время – деньги! – гаркнула подруга в трубку. Очевидно, Петр Васильевич оглох, а может, просто удивился, куда это я пропала? Но, скорее всего, не нашел слов, чтобы возразить. Так или иначе он примолк. – Деньги на дороге не валяются, – продолжила Наташка. – Их надо зарабатывать. Работа вас ждет, не дождется. Возможность восстановить документы – тоже.

– Дай сюда! – вырвала я трубку. – Петр, все хорошо. Платье – в мусорном бачке, а этикетку я, как ты и просил, оставила.

– Зачем? – удивился он. – Зачем мне этикетка без платья? Я его поменять думал…

– Разреши-ка мне, – вмешался Вовка, вежливо, но настойчиво отбирая у меня мобильник. Минуты не прошло, как они обо всем договорились. – Если хочешь… – Он немного помедлил, обводя меня взглядом, от которого сразу захотелось вернуться в душ и выключить воду, а еще лучше – сесть на «лошадь Пржевальского» и ускакать на ней куда-нибудь далеко. А хотя бы и на работу! – Я могу предложить тебе пока переодеться в одежду своей жены.

– На четыре размера больше? – испуганно спросила я, понимая, впрочем, что торчать среди нормально одетых людей в банном халате с колпаком на голове не очень прилично.

Вовка грустно засмеялся. Но его довольно весело поддержали и Наташка, и экономка, и двое охранников.

– Время над тобой не властно, – отсмеявшись, заявил он.

– Ну почему же? – возразила я, пытаясь проглотить обиду на то, что оказалась в положении посмешища. – Я уже выросла. Даже мои дети давно перешагнули тот возраст, в котором мы были до твоего отъезда.

Суворов сразу посерьезнел, но все дело испортила Наташка, заметив, что выросли не только я и мои дети, но заодно объем и ассортимент порождаемых мной неприятностей. В отместку я потребовала возвращения именно моей одежды, сообщив, что спешу на работу. Это спровоцировало новый взрыв веселья.

– Может быть, обсудим, что все-таки послужило поводом для нашей странной встречи? – наконец-то я попала в точку. Веселье угасло. – Скажи, – обратилась я к Суворову, – тот парень… ну, который чуть не сбил меня машиной, он жив?

– Нет. Убит. – У Суворова заходили желваки на скулах. Говорил он медленно, как будто через силу. – Стреляли из остановившейся рядом машины как раз в тот момент, когда Михаил вышел, чтобы помочь тебе подняться.

– Помочь подняться? Мне показалось наоборот… За что же его так?

– Н-не знаю… Возможно, ошиблись. – Вовка задумался. – Вообще-то за рулем должен был сидеть я.

– Надо же! А почему тебя там не было? Ой, извини, пожалуйста, я не то хотела сказать… Очень хорошо, что тебя там не было. Нет, опять не то. Лучше бы там вообще никого не было… Значит, что получается? Стреляли непрофессионалы… Профессионалы должны хорошо знать личность того, кого собираются отправить в последний путь. А почему ты не сел за руль?

– Видишь ли, я намеревался ехать на запланированную встречу, но перед самым отъездом, как снег на голову, свалилось сообщение о проверке из налоговой… Перенести встречу было невозможно, и на нее отправился мой заместитель. На машине нашего водителя. В это утро мы с Михаилом оба были безлошадными. Как раз после встречи он рассчитывал забрать из ремонта свою машину и поехать по делам, а эту перегнали бы назад охранники.

– А зачем в таком случае ехала вторая машина? Все охранники в одной не поместились?

– Владелец второй машины ехал следом, потому что тоже хотел устранить какую-то неисправность… Давайте оставим пока этот разговор. Лидия Федоровна, – обратился он к экономке, – распорядитесь, пожалуйста, насчет обеда.

– Хорошо… Мне принести Ирине Александровне какое-нибудь платье вашей жены? Пока вещи вашей гостьи приводятся в надлежащий вид. Надеюсь, Майя Семеновна не будет возражать?

Вопросы были заданы так, как будто меня рядом не имелось. Так, тумба в банном халате! Ответа экономка ждала только от хозяина дома. Оно, конечно, и правильно. С одной стороны. А вот с другой…

– Зачем задавать глупые вопросы? – удивилась Наташка. – Конечно, несите. Не может же Ирина все время торчать в этом белом прикиде! Хотя он и гармонично сочетается с ее босыми ногами.

– Ирина все может, – отрезала я. – Подожду свой родной костюм. Полдня, как на подиуме – в чужих шмотках. Надоело. И просто обожаю ходить босиком. А если не вписываюсь в вашу приличную компанию… – Договорить мне не дали.

– Вы можете быть свободны, – последовало указание Суворова двум пропыленным охранникам. Те, ничего не сказав, тихо удалились.

В руках у только что появившегося Петра Васильевича затрезвонил мой телефон. Летчик положил его на стоявший у дивана столик и отступил назад. Я схватила трубку.

Звонил любимый муж. Димка еще не успел как следует обрадоваться, услышав мой голос, а я уже поняла, что его будет интересовать.

– Представляешь, мы с коллегой перепутали мобильники! Они у нас, как братья-близнецы. Долго рассказывать. Как у тебя дела?

– Ты где находишься? – последовал встречный вопрос мужа.

– На работе, – на мой взгляд, очень убедительно соврала я.

– Тогда где твой Максим Максимыч? Судя по его заверениям, у тебя «белая горячка». У нормальных людей эта болезнь на почве алкоголизма бывает, а тебе она даром досталась – подарок судьбы. А вообще-то кто из вас психически здоров, я и сам запутался.

– Я, конечно. Какой разговор?

– Твой шеф уверяет, что ты убила трех человек и собираешься сдаться только в том случае, если Наталья привезет тебе белый халат и тапочки.

– Димочка, ты поверил во всю эту белиберду? – деланно возмутилась я, мысленно посылая шефа в дальнюю загранкомандировку, не менее чем на три года. Пусть ему там будет лучше.

– Представь себе, поверил. Когда прозвонился к Наталье, а мне сообщили, что за ней приехали какие-то мужики и увезли ее к тебе. По твоей настоятельной просьбе.

– Но ведь без белого халата и тапочек! – ляпнула я, спохватилась и беспомощно уставилась на Наташку.

Наверное, мой взгляд в тот момент источал всемирную скорбь. Подруга сделала круглые глаза, подскочила ко мне, ловко выхватив телефон, и затрещала в трубку:

– Привет, Ефимов! Ты уже всех дорезал по плану сегодняшнего дня? Теперь до жены добрался? Стоит, бедная, белее своего халата… – С полминуты Наташка не могла до конца вымолвить ни одного слова. – Да послушай ты меня в конце концов! Можешь просто послушать?! – Подруга наконец взяла инициативу разговора в свои руки: – Какой, на фиг, белый халат? Откуда у нее белый халат? – сверкнула она на меня глазами. И я тут же выразила готовность его снять. Если бы не присутствие Суворова и Петра Васильевича… – Я привезла?! Да с чего бы это? Вот стоит она передо мной, заметь, в своем простом брючном костюме коричневого цвета… – Я одобрительно кивнула. – За полторы тысячи рублей… – Мне очень захотелось поправить Наташку. Костюм стоил дороже. Но разве можно ее в чем-то убедить, когда у нее на все свое личное мнение. – Дороже он не стоит, – оторвавшись от телефона, шепнула она мне и снова вернулась к разговору: – Дима, что ты цепляешься к словам? Что ты на нас какие-то халаты вешаешь?… Где, где… На работе. Да-да, на работе у твоей жены… У меня завотделением замуж выходит. Ирина обещала сформировать рыбный заказ. Здесь же все дешевле. А я, как всегда, решила помочь. Ты ж меня знаешь. Попросила наших сотрудников подвезти, они и подвезли… Звони немедленно Максу и грози увольнением – ему или себе, не важно. Скажи, семейная жизнь рушится! – прошипела она мне, но тут же дала отмашку: – Ладно, я сама… Дмитрий Николаич, не говорите ерунды! Да мало ли – что моя заведующая замужем! Это вас с Иркой рутина заела. А человек уже за десять лет замужества пятый раз подряд разводится с мужем, чтобы снова бракосочетаться и сыграть с ним свадьбу. Хочется им новизны отношений. Хобби бывают разные… Так вот: я не вижу здесь никакого Максима Максимыча. – Наташка широко повела левой рукой в сторону, как бы призывая Димку убедиться в правдивости ее слов. – А городской телефон твоей жены унесли ремонтировать. Через пару часов вернут. Ирка им паука прибила. В беспомощном состоянии была. Ты же знаешь ее реакцию на пауков!.. Кого-кого убила?… Трех человек? Да ты что, Ефимов? Да как у тебя с головой-то, если ты такой бред несешь? Я тебе официально заявляю, рядом нет никаких трупов, кроме трупа паука! Приезжай сам посмотри. Или лучше я его тебе домой привезу… Как кого? Труп, конечно… Нет, это ты меня путаешь!.. Да мало ли что Макс сморозил! У него сегодня первое апреля и тридцать второй день месяца. Единственное, что могу предположить, Максим Максимыч что-то не так понял. Он звонил сюда Ирине на мобильник предупредить, что задерживается. Ругался, почему городской не отвечает. Ирина ему объяснила, что разбила аппарат о голову паука. Слушай! Может, он убийство паука за убийство трех человек принял? Ты попробуй ему сам перезвонить. – И она отключилась. Не сходя с места и что-то бормоча себе под нос, подруга прозвонилась Максу. Разговор был очень коротким. Что-то про очаровательную девушку, которую он привозил к ней для консультации с кардиологом. И внезапно возникшее душевное волнение, а также чувство вины перед женой Макса, уже несколько поутратившей былое очарование. Дальше была просьба, облеченная в форму приказа: переключить городской телефон на секретаршу, обязав ее сообщить доктору Ефимову Дмитрию Николаевичу в случае его звонка, что шефа пока нет на работе, а с Ириной Александровной связь только по мобильному телефону. Стационарный временно вышел из строя. – Смерть Ефимовой тебе не выгодна! – в заключение рявкнула Максу Наталья. – На сегодня уже хватит трупов. Подождем до завтра. – Очевидно, шеф не спорил. Перед тем как отключиться, Наташка удовлетворенно улыбнулась. – Я что-то не поняла, – не меняя выражения лица, обернулась она ко мне, – ты что, действительно убила трех человек? – Улыбка приняла несколько глуповатый оттенок. Адекватно отреагировать на ее вопрос я не успела. Мобильник по-прежнему находился у нее в руках, и она машинально ответила на звонок моей дочери: – Ленусик, это я, но твоя мама жива, здорова и, как всегда, не в своем уме. Папа, кстати, тоже… Раньше ты просто ошиблась номером… Сейчас? Сейчас она на рабочем месте. Могу передать ей трубку. Только ей надо переодеться… Я сказала переодеться? Не помню такого… Я? Тоже на работе. Отпуск, к сожалению, кончился. И больных, как назло, куча. Передаю трубку маме…

Я отдернула руки от выстиранного и выглаженного костюма, который держала на вешалке Лидия Федоровна и торопливо схватила мобильник:

– Алена, я слушаю, зайчик… – Дочь терпеливо пыталась получить ответ на один-единственный вопрос: что у нас опять случилось? – Когда? – испугалась я. – С утра или именно сейчас? – Договорились до того, что у нас никогда ничего не случается. «Все хорошо, прекрасная маркиза!» Я едва успела попросить Аленку перезвонить Славке, как кончилась зарядка. А заодно, наверное, и деньги на счете. Некстати вспомнились розовые лохмотья подарочного платья, приобретенного Петром для жены и сыгравшего в мусорный бачок. – Оно мне сразу не понравилось, – пробормотала я вслух, после чего в холле повисла напряженная тишина. Сейчас из уст экономки была бы весьма уместна торжественная фраза: «Кушать подано!»

Вместо этого прозвучало:

– Ир, так кого и за что ты убила? Помимо паука. И чем? – Наташку одолевало любопытство.

Я глубоко вздохнула, обреченно махнула рукой и, не отвечая, отправилась переодеваться.

Мне даже успели пришить воротничок блузки. Только костюм был еще чуть-чуть влажным.

Пока я приводила себя в порядок, Наташка не умолкала. Лично для нее вся эта история выглядела, как интересное приключение. Позвонил некий мужчина и искренне удивился ее присутствию на рабочем месте. Шутя поинтересовался, есть ли у нее знакомая с внешностью… Ну не будем на этом останавливаться. По описанию подруга меня сразу узнала, назвала по имени и слегка испугалась. Но испуг прошел, как только прояснилась ситуация. Оказывается, я находилась в удивительном месте, на даче у влиятельного бизнесмена Суворова Владимира Сергеевича, и горела желанием немедленно видеть рядом с собой свою подругу. Бизнесмен очень нуждался в нашей помощи. А в помощи Наташка не отказывала никому и никогда. Запросто могла ее, в случае чего, и навязать. Имеется в виду тот случай, когда человек просто не подозревает, что помощь ему уже необходима. Позвонив мне на мобильный, столкнулась с тем, что я временно не доступна. Обругала меня и отключила свой сотовый, учитывая, что сотруднице Полинке не понравится ее преждевременный уход с работы. Коллега вполне могла разорить Наталью бесконечными звонками с рабочего телефона по специально надуманным поводам. Что касается меня, то подруга решила: я занята – гуляю с Суворовым В.С. по его лесопарку в окружении гончих псов и охранников.

Не так давно Димкин знакомый втайне от него самого попросил меня помочь его другу выяснить странные обстоятельства, при которых из спальни жены пропала дорогая, ручной работы, шкатулка с еще более дорогими побрякушками. Так сказать, не выезжая на дом, логически осмыслить ситуацию. Наташка решила, что Суворов В.С. и есть тот самый друг. И вызов на дом все-таки потребовался. Наташка не знала – я забыла с ней поделиться радостной новостью – шкатулка и без всяких логических построений нашлась. Причем на видном месте. Шестилетняя дочь вышеозначенного друга, решив последовать совету взрослых и навести порядок в своем хозяйстве, вытряхнула мамочкины драгоценности в напольную вазу, сложила в опустошенную шкатулку фломастеры, ручки и карандаши, ранее валявшиеся по всему дому, и водрузила шкатулку на пианино. Она удачно заполнила свободное пространство, оставшееся после только что разбитой фарфоровой статуэтки – дама в розовом кружевном платье, забавной шляпке и с козленком у ног. Статуэтка была старинной работы, давно примелькалась – так что на нее никто из домочадцев не обращал внимания.

Сначала нашлись драгоценности. Напольную вазу уронил кот, несшийся, не разбирая дороги из комнаты, где сладко спал в кресле. Поводом для гонки спросонья послужил звук неожиданно включенного пылесоса. Вместе с вазой была сбита с ног бабушка. Но даже это не остановило обезумевшего кота. Успокоился он только на соседской лоджии, да и то всего на пару секунд. Бедняге пришлось мгновенно развернуться и под дикие вопли соседки, принимавшей на лоджии солнечные ванны, понестись обратно. Загоравшая женщина собиралась поделиться с коллегами по работе приятными впечатлениями от вымышленной поездки к берегу Средиземного моря. Для большей убедительности рассказа нужен был и больший по интенсивности загар. Разомлевшей на раскладушке от жары даме кот, сами понимаете, свалился как снег на голову. А снег для Средиземноморья, тем более в эту пору – нонсенс! Полная неожиданность.

Испуганный всей этой средиземноморской галиматьей, кот ураганом пронесся в обратную сторону, опять уронил бабушку (вазу еще поднять не успели – действовали по старшинству и истинной ценности приоритетов), кувырнулся сам и плашмя проехался по верхней крышке пианино, сметая пыль и прочие предметы, служившие украшением музыкального инструмента. Шкатулка была обнаружена на полу, драгоценности нашлись в вазе под бабушкой, а измученный кот в конце концов оказался под кроватью…

Встретили Наталью приветливо. Появившийся чуть позднее Суворов представился по всем правилам и сообщил, что испытывает настоятельную потребность познакомиться со мной. Наталья, решив, что, возможно, не все правильно поняла из рассказа вежливых молодых людей, порадовалась, что обскакала меня по части скорости прибытия на место. Однако удивилась: какова же должна быть стоимость украденных драгоценностей, чтобы столь обеспеченный человек почувствовал существенную брешь в своем состоянии? Не долго думая, вытащила небольшой снимок, где мы были сфотографированы вместе с моей Аленкой и ее Лешиком на теплоходе, и протянула Суворову. При этом строго поинтересовалась, хорошо ли он знает свою экономку.

«Лидия Федоровна – родственница моей жены, – спокойно пояснил Суворов, принимая фотографию. – Ирина?!»

Сказано было это не так громко, но Наташка все-таки подскочила в кресле: «А вы ее знали под другим именем? Но у нее нет подпольных кличек. Я ведь сразу напомнила вашим ребятам, что зовут ее Ириной, они должны были предупредить».

Подруга подошла к Суворову, попыталась взглянуть на снимок другими глазами, но ничего предосудительного не заметила. Попробовала забрать фото, но хозяин дома его не отдавал. Только тут до подруги дошло, что этот человек мог знать меня раньше… Раскололся он сразу, вызвав у Натальи слезы умиления – первая любовь. Как правило, бывает несчастливой. Вот как у нее к мороженому. Дальнейшее я уже знала…

Мой рассказ отличался некоторой сумбурностью. Постоянно мешали глаза Суворова, отвлекавшие меня на мысли о Димке. Я прерывалась и в душе начинала клятвенно заверять мужа в искренности и неизменности моих чувств к нему. После чего плавно переходила к пожеланиям супругу здоровья, счастья и успехов в работе. На этом себя одергивала и вновь возвращалась к рассказу, пока не замечала… Ну а дальше – смотрите выше.

Так или иначе, но доклад был завершен. Перешли к вопросам. Выделили главный – помню ли я личность хоть кого-нибудь из убийц? Вынуждена была признаться, что помню только марку и цвет машины, в которой они ехали – вишневая «девятка». Наталья с Петром увлеченно стали разбирать рассказанную мной историю по косточкам.

Наконец-то Вовка отвел от меня взгляд и задумался, сосредоточенно изучая рисунок ковра. Я этим тут же воспользовалась для экспресс-анализа его личности и наших с ним отношений. Конечно, он – как бы сказать так, чтобы не очень обидно? – возмужал. С годами импозантнее стала его сдержанность, которой Суворов всегда отличался. Раньше я думала, что за ней прячется неуверенность. И только от души начала его жалеть – первая стадия зарождения любви, как он уехал. Казалось – исчез навсегда из моей судьбы… Вовка, конечно, в жизни не очень счастлив. Раз человек имел несчастье влюбиться, как он может быть счастлив без объекта своей любви? Тем более что объект не выскочила за него замуж и, значит, совместным с ним проживанием не отравила его существования и не заставила глубоко разочароваться в прежних чувствах. Да, лучше оставаться идеалом. Приятно, что хоть кто-то считает тебя совершенством. Это как-то придает уверенности…

Я перехватила мягкий Вовкин взгляд, отметив про себя, что, видимо, выгляжу значительно интереснее коврового узора, и моментально спросила:

– А что с теми двумя ребятами?… Ну, которые остались на обочине? Один – в машине, второй… второй на машине, но под сенью березы? Я приняла их за бандитов.

Вовка усмехнулся.

– У первого сильный ушиб ребер. Второй был кандидатом технических наук. Работал над докторской диссертацией.

– Почему был? – дрожащим голосом спросила я и зажмурила глаза. Как будто они могли слышать.

– Потому что сейчас он в больнице с сотрясением мозга. Неизвестно, останется ли в нем хоть что-то от кандидата наук. Что уж тут говорить о докторской…

– Его надо к моему мужу в больницу, – торопливо залепетала я. – У них там…

– Он в прекрасной больнице, в руках прекрасных специалистов. Надеемся, все обойдется.

– Господи! Больше никогда! Никогда в жизни не возьму в руки зонт! Пусть хоть дождем смоет! – поклялась я. – Так и поплыву без паруса в сточный колодец. Ну что бы им сразу все объяснить по-хорошему! Хотя в той ситуации… Владимир… – Брови у него взметнулись вверх, губы иронически искривились. – Ну как хочешь! Желаешь ходить в Вовках, кто бы возражал! У тебя враги есть?

– Скажем так, есть недруги. Врагов у меня нет.

– Странно… У тебя большой бизнес?

– Основная фирма в Англии. Там же несколько небольших промышленных предприятий. Одно здесь…

– Свой банк?

– Пока нет.

– Не важно. Все равно, с чего ты решил, что до сих пор не нажил врагов? Да ты их наживал вместе с состоянием.

– Иринка, у меня нет врагов, а тем более – желающих непременно избавиться от меня радикальным способом. Хочешь съездить в Англию?

– Вот мы и определили одного врага: язык твой – враг твой. Болтаешь, не согласовываясь с разумом. А где твоя жена? И дочь? Ты, кажется, поминал, что у тебя есть дочь? – Честно говоря, про семью я не зря ляпнула. А не будет приглашать всяких посторонних женщин в Англию.

Вовка помрачнел.

– Моя жена и дочь? – зачем-то переспросил он. – Дочь учится в Англии, жена, – Суворов взглянул на часы, – в принципе, тоже должна долететь. Мы с ней не успели проститься. Не знаю, во сколько улетел самолет. Ее отвозил водитель на моей машине. Ее собственная отказалась заводиться. Во всяком случае, на работу сегодня я сам добирался с помощью соседа… Ладно! – резко оборвал он разговор и встал. – Давайте обедать!

– Запросто! – заявила Наташка, поднимаясь следом.

За ней выкарабкалась из кресла и я. Петр вообще не садился. Так и стоял у двери, вытянув руки по швам, отсвечиваясь полной неуверенностью в хоть какой-то значимости своей персоны.

– Мне нужен хороший технарь-практик, – весело заявил ему Вовка. – Мы позже обсудим детали. Думаю, тысяча долларов в месяц для начала тебя устроит?

Вот теперь-то, когда все уже встали, летчик и уселся. Хорошо, не мимо дивана.

То, что он пытался сказать, не подлежало переводу ни на один человеческий язык:

– Я… вы… ох… не… ду… мать честная!

– Ну вот и договорились, – спокойно сказал Суворов, пряча усмешку. – Лидия Федоровна, – обратился он к неизвестно откуда появившейся экономке, – займитесь, пожалуйста, обустройством Петра…

– Василича, – услужливо подсказала я.

Суворов в знак признательности за подсказку кивнул мне и продолжил:

– И не забудьте его накормить. Он пока будет жить у нас. Вместе с семьей, которую перевезет чуть позже. – И, развернувшись к Петру, добавил: – А ты, летчик, устраивайся со всеми удобствами. Потом зайдешь к ребятам, расскажешь, каким образом пропали документы. О дальнейшем переговорим позднее.

Направляясь следом за экономкой, летчик еще плохо соображал. На мое «счастливо оставаться» он ответил точно такими же словами.

На выходе Лидия Федоровна оглянулась, и я с удивлением подумала: «Как в ней помещается столько ненависти? Больная, что ли?» Накрашенные тонкие губы изогнулись, и я четко уловила их движение: она неслышно обозвала меня гадиной. И хотя, кроме меня, этого никто не заметил, сразу исчезла короткая радость за Петра Васильевича. На душе стало так мерзко, будто в нее подкинули дохлого паука. Я невольно притормозила, не в силах поверить собственным глазам. За что же ей меня так ненавидеть? Но Лидия Федоровна мгновенно сменила маску ненависти на гримасу добродушия и покинула холл, закрыв дверь за Петром Васильевичем. А я, хлопая ресницами, нелепо торчала у кресла, глядя им вслед.

Что именно было за обедом – помню совсем плохо. На вопросы отвечала невпопад. Кажется, пыталась есть вилкой супчик. От вина решительно отказалась. Тем не менее, по воспоминаниям Наташки, дав добро только на кофе без сахара, положила в бокал с вином два кусочка и, размешав содержимое лезвием ножа, морщась и явно страдая, выпила…

Ничего не поделаешь. Сначала находилась в прострации от расстройства, а затем в голове возникла огромная куча вопросов, и я не знала, как получить на них ответ. Было не до обеда. Не хотелось обижать Суворова, но мне кое-что не нравилось…

Я уже почти собралась с духом, чтобы спросить, какие отношения связывали его с Михаилом, да опрометчиво взглянула на чашечку кофе, стоявшую перед носом. Она породила смутные и нехорошие вкусовые ощущения. Именно поэтому, обращаясь к ней, заявила:

– От второй чашки увольте. Кофе у вас отвратительный!

– Этот – из другой емкости, – без тени улыбки выдал Суворов, и я недоверчиво взглянула на Наташку. Она негодующе фыркнула.

Проверить качество кофе мне не пришлось. Вовку срочно выманили в другую комнату, а Наталья с места в карьер принялась читать мне нотации. И, хотя они сразу же встали мне поперек горла, запивать их жуткой бурдой все равно не хотелось. Заявив, что мое поведение за обедом напомнило ей печальное и трудное прошлое, в котором все мы произошли от обезьян, Наталья потребовала немедленного окончания встречи школьных друзей. Потом залпом выдала длинный перечень достоинств моего мужа, перед которыми меркла личность господина Вовки Суворова. Некоторые из них, подозреваю, она открыла всего лишь пару минут назад. Если бы Димка лично слышал из ее уст эту хвалебную песнь песней! До этого момента считалось, что именно я осчастливила Дмитрия Николаевича, выйдя за него замуж. Что ж, все мы ошибаемся. Очевидно за то время, что я вела мысленные переговоры сама с собой, у Натальи с Суворовым возникли кое-какие разногласия.

Только было решилась спросить, какая муха укусила подругу, – вернулся Суворов. Выглядел он так, будто проглотил аршин.

– Спасибо! Все было очень вкусно. Нам пора, – заторопилась Наталья, вскакивая с места. – Ира тебе тоже очень благодарна за встречу, Володя. – Видя, что я не тороплюсь последовать ее примеру, подруга со словами «Я тебе помогу!» железной хваткой выдернула меня из кресла. – Какие, однако, сюрпризы устраивает судьба! Для того чтобы мне с тобой познакомиться, Владимир, ей всего-навсего потребовалось слегка придавить, потом чуть не придушить Ирку руками твоего партнера, а в довершении отправить его в одиночестве к праотцам. Слушайте, мне кажется, эта встреча не к добру. Мой совет, нам не стоит больше встречаться. Кроме как на кладбище… Если, конечно, наше присутствие на похоронах Михаила очень необходимо.

С Суворовым определенно происходило что-то непонятное. Он в упор смотрел на Наташку, но, кажется, ее не видел. Она примолкла и осторожно, на цыпочках сдвинулась в сторону, увлекая за собой и меня.

Суворов направления взгляда не переменил. Вперившись отсутствующими глазами в то место, где только что был Наташкин лоб, он так же в упор, но без всякого выражения смотрел в свободное безвоздушное пространство за окном.

– Зря я предложила встретиться на кладбище, – шепнула Наташка. – Мы не знаем этого погибшего Михаила, и не стоит, пожалуй, приходить на похороны. Сходим в церковь, попросишь у него прощения за случайную сопричастность к его смерти… Конечно, не будь тебя с твоим безумным фетишизмом, Михаил бы на пару минут дольше прожил… Нет, обязательно помолимся за упокой его души.

– Вас проводить? – послышался от двери вежливый голос экономки. Таким тоном уместнее было бы сказать: «выпроводить».

– Что-то случилось? – спросила я, мысленно переступая через неприязнь, источаемую Лидией Федоровной.

– Если Владимир Сергеич сочтет нужным, он ответит на ваш вопрос. – Лидия Федоровна мстительно улыбнулась.

– Владимир Сергеич занят, – сухо сказала я. – Когда он отомрет, не сочтите за труд передать ему, что свяжусь с ним при первой же возможности.

Брызнуть ядовитой слюной она не успела. Суворов отмер, мгновенно вник в ситуацию и отправил экономку прочь.

– Я тебе позвоню, – целуя меня в щеку, торопливо произнес он. – Вас отвезут, куда скажете. К сожалению, сам не смогу. За Петра не волнуйся.

Нас действительно довез до дома не очень разговорчивый охранник с приятным акцентом в голосе. Впрочем, мы были так заняты препирательствами в части оценки событий дня, что его участие в разговоре было излишним.