А. Экземплярский. СУЗДАЛЬСКО-НИЖЕГОРОДСКОЕ ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО


И ныне господа, отцы и братья, если я где ошибся, или переписал, или не дописал, читайте, исправляя, ради Бога, а не осуждайте, поскольку книги ветхие, а ум молод, не достиг зрелости.

Лаврентьевская летопись

СУЗДАЛЬСКО-НИЖЕГОРОДСКОЕ ВЕЛИКОЕ КНЯЖЕСТВО

режде, чем приступим к хронологическо-биографическому обзору суздальско-нижегородских владетельных князей за татарский период русской истории, скажем несколько слов о судьбах главных центров Суздальско-Нижегородского княжества до появления татар, чтобы иметь, так сказать, цельное, до некоторой степени, представление об этих центрах.

Суздаль, теперь уездный город Владимирской губернии, стоит на левом берегу реки Каменки, впадающей в реку Нерль (а Нерль — в Клязьму); он расположен на ровном месте и со всех сторон окружен полями; земляной вал, окружающий кремль, как и по сию пору называется главная часть города, имеет протяжения 700 сажен; этот вал отделен от материка рвом, наполнявшимся, конечно, водою. Кроме того, город огибается с трех сторон рекой Каменкой[565].

Относительно времени основания города в летописях не находим никаких указаний. Есть местные позднейшие сказания об основании города: так, и до сих пор не редкость встретить во Владимире и Суздале рукопись «О богоспасаемом граде Суждале», составленную ключарем Рождество-Богородицкого монастыря во Владимире Ананией Федоровым[566], около 1770 года митрополит Евгений указывает на списки ее в библиотеках канцлера графа Румянцева и графа Толстого. Три сына Афетовы, по этой рукописи, — Сан, Авесхасан и премудрый Асан — удалились из южных стран в северные; Сан и Авесхасан дошли даже до моря Варяжского и построили там Новгород, а младший, премудрый Асан, остановился на берегу реки Каменки и поставил тут город, который, по его мудрому суждению, как он судил (?), назвал Суждалем. Анания тут же предлагает и свое мнение о происхождении названия города: именно от слов сухой дол, сух-дол, по местоположению. По местному преданию, город поставлен был первоначально на реке Нерль, в трех верстах от того места на Каменке, куда потом он перенесен был. Причиной перенесения города была болотистая местность на реке Нерль. Однако на этом месте все-таки осталось селение, которое и теперь называется Кидекшей потому, что здесь прежде хотели основать город, но кинули (кидать — Кидекша) его по сырости местности и перенесли за три версты на реку Каменку в сухой дол, почему и город назван Суждаль, Суздаль. Некоторые, наконец, производят название Суждаля от того, что здесь князья судили народ[567].

Если отечественные любители старины искажали так дело, что сказать об иностранцах? Мы разумеем известного венгерского летописца, так называемого Нотария, короля Белы: он говорит, что угры под начальством воеводы Альма, родственника Аттилы, в 884 году тронулись из Скифии, вошли в Суздаль и, переправившись в окрестностях Киева через Днепр, вздумали овладеть Россией и т. д. и т. д.[568] У Татищева есть известие, что в 982 году «иде Владимир (святой) в поле и, покорив землю Польскую, град Суздаль утвердил». Татищев ссылается на Стриковского, между тем как последний признается, что Суздаль ему неизвестен[569].

Оставляя все эти басни в стороне надобно, однако, сказать, что в X веке Суздаль уже существовал: в первой половине XI века он уже упоминается в летописи; нельзя же допустить, чтобы город, упоминаемый в летописях в первой четверти XI века, не был уже хотя бы в конце X века! Так у Нестора[570] читаем под 1024 годом: «В се же лето всташа влсви в Суждали, избиваху старую чадь по дьяволю наученью и бесованью, глаголюще, яко си держать гобино»; великий князь Ярослав нашел необходимым лично усмирить этот мятеж, а потому «приде Суждалю». В древней Успенской суздальской церкви была надпись о времени основания города; за ветхостью эта церковь была снесена и на место ее поставлена новая, в которой воспроизведена к помянутая надпись старой церкви. Эта надпись гласит: «В лето 6505 (997 год) Великий Князь Владимир, пришед во град Суздаль и крестя Суздальскую землю, заложил в Кремле города сего первую церковь Пресвятыя Богородицы честнаго и славнаго ея Успения»[571].

Надобно, впрочем, заметить, что Владимир приходил в Суздальскую землю в 987 году (по другим известиям — в 999 году), а в 997 году он приходил в Новгород, а не в Суздальскую землю; притом надписи, подобные вышеприведенной, измышлялись, кажется, в новейшее время.

Но кому принадлежал Суздаль до личного замещения его собственными князьями?

Карамзин говорит, что дети Ярославовы, исполняя его завещание, разделили между собой государство. Область Изяславова, сверх Новгорода, простиралась от Киева на юг и запад до гор Карпатских, Польши и Литвы. Князь черниговский взял еще отдаленный Тмутаракань, Рязань, Муром и страну вятичей; Всеволод, кроме Переяславля — Ростов, Суздаль, Белоозеро и Поволжье, или берега Волги. Карамзин основывается в данном случае на одной летописи XV века и на Новгородской летописи попа Иоанна[572]. Хотя более важные списки летописей, изданные Археографической комиссией, и говорят только о Переяславле (южном), доставшемся Всеволоду[573], тем не менее приводимое Карамзиным известие из летописи XV века (синодальная библиотека, № 349) о том, что Всеволод получил Ростов, Суздаль и т. д., нужно признать достоверным, так как история Ростовско-Суздальской земли показывает, что эта последняя была постоянно во власти потомков Мономаха[574].

Сын Мономаха Изяслав, выгнанный из Смоленска Давидом Святославичем, после злоключений в Черниговской области прибежал в 1096 году в Муром и здесь должен был отстаивать принявший его город от своего крестного отца, Олега Святославича, который справедливо считал Муром своей отчиной. Изяслав, готовясь к бою с Олегом, призывал к себе войска из Ростова, Суздаля и Белаозера[575]; в происшедшей 6 сентября битве Изяслав пал; Олег после того взял Муром, Суздаль и Ростов. Брат Изяслава, сидевший тогда в Новгороде, отправил к Олегу послов сказать ему, чтоб он не занимал чужой волости и шел опять в Муром; Мстислав обещал при этом примирить его с отцом своим. Олег не только не оставил занятых им городов, но думал взять еще и Новгород: он послал к Новгороду со сторожевым отрядом брата своего Ярослава, а сам расположился в поле, близ Ростова. Мстислав, в свою очередь, также выступил против Олега, послав наперед себя со сторожевым отрядом Добрыню Рагуиловича. Ярослав поспешил известить об этом Олега, который ушел к Ростову, а Мстислав тем временем пришел на Волгу, продолжая наступление на Олега, который направился к Суздалю. Узнав, что Мстислав продолжает преследовать его, Олег приказал зажечь Суздаль, который и был истреблен пожаром почти дотла. Олег после того бежал к Мурому.

Мстислав искренне желал мира и с этой целью пересылался с своим крестным отцом, но последний хитрил: он соглашался на мир и в то же время готовился нечаянно напасть на Мстислава, распустившего свои полки. Однако к последнему вовремя успели собраться новгородцы, ростовцы и белозерцы; кроме того, он получил известие, что отец послал к нему на помощь брата его Вячеслава с половцами… Бой произошел в пяток второй недели Великого поста, на реке Колокше. Мстислав, «преиде Пожарь», одержал верх, а Олег бежал к Мурому; здесь он оставил брата своего Ярослава, а сам бежал далее, к Рязани, до которой преследовал его Мстислав. Последний, заручившись здесь от Олега словом, что он «обратится ко братии своей с молбою», возвратился в Суздаль, а отсюда ушел в свой Новгород[576].

Ростовско-Суздальскую землю часто посещал Владимир Всеволодович Мономах, отцу которого по завещанию Ярослава кроме Переяславля южного достались Ростов, Суздаль, Белоозеро и Поволжье. Здесь Мономах поставил город и назвал его своим именем — Владимир (на Клязьме), а в Суздале основал церковь Пресвятой Богородицы[577]. Не вдаваясь в подробности, заметим только, что мы видим затем в Ростовско-Суздальской земле Юрия Владимировича (Долгорукого), сына его Василька в 1149 году, затем другого сына его, Андрея, который жил в основанном им городе Боголюбове (а столицей его был город Владимир). Но по смерти отца в 1157 году его признали великим князем и Ростов с Суздалем, в которых до указанного года сидели наместники Юрия. Не будем распространяться и о событиях в Ростовско-Суздальской земле по убиении Андрея — об избрании вечем племянников его, Ярополка и Мстислава Ростиславичей, о двукратном призыве владимирцами из Чернигова Михаила (Михалка) Юрьевича, который брал с собой и младшего брата своего Всеволода (Большое Гнездо), о битве Михаила с Мстиславом Суздальским и Ростовским, о занятии им Владимира, откуда Ярополк бежал в Рязань, а Мстислав — в Новгород; наконец, не будем говорить об обстоятельствах вокняжения Всеволода Юрьевича во Владимире и о признании его князем — после боя на Юрьевском поле — Ростовом и Суздалем, а также о ссоре по его смерти сыновей его, Константина и Юрия: рассказ об этих событиях слишком много занял бы места, а для нашей цели достаточно краткого указания на судьбы города до покорения Руси татарами. Заметим только, что Константин Всеволодович, занявши великокняжеский стол, дал брату своему Юрию, до того времени великому князю, сначала Городец, а потом и Суздаль. По смерти Константина Юрий во второй раз занял великокняжеский стол, и Суздаль соединился с великим княжеством.

По уходе татар из северо-восточной Руси, в 1238 году во Владимире сел старший из оставшихся братьев великого князя Юрия, павшего в битве с татарами на реке Сити, Ярослав Всеволодович; тогда же этот последний отдал младшим братьям своим: Святославу — Суздаль, а Ивану — Стародуб[578]. Надобно полагать, как сейчас увидим, что Святослав владел Суздалем до того времени, когда ему пришлось занять великокняжеский стол, т. е. до 1246 года включительно, когда умер старший брат его Ярослав.

Как видно из летописных известий[579], Ярослав перед последней поездкой в Орду (в 1245 году), а может быть, и раньше, распорядился насчет уделов, которые должны быть даны его сыновьям: «А братаничи свои», т. е. детей Ярослава, Святослав «посажа по городом, яко же уряди брат его, князь великий Ярослав Всеволодич, он же не премени (не изменил) слова его», как говорят летописи. Суздаль с пригородками — Городцом и Нижним Новгородом, — как видно из последующих событий, Святослав отдал племяннику своему, Андрею Ярославичу. О Святославе мы уже говорили в своем месте[580], а потому здесь заметим только, что в 1248 году, в бытность Андрея и Александра Ярославичей в Орде, он согнан был с великокняжеского стола самым младшим племянником его, московским князем Михаилом Хоробритом (Храбрым), павшим в том же году в битве с литовцами. На праздный великокняжеский стол вступил младший из сыновей Ярослава Всеволодовича Андрей[581]. Кто сидел в Суздале с 1248 года с достоверностью сказать нельзя: можно предполагать, что там был или старший сын Андрея, если он был в летах[582], или наместник его, а Святослав довольствовался Юрьевом-Польским. Дальнейший переход Суздаля из рук в руки мы увидим при биографическом обзоре суздальских князей.

Теперь мы могли бы перейти прямо к биографическому перечню суздальско-нижегородских князей, но по принятому нами плану — передать читателю краткую повесть того или другого княжества до татарского нашествия и вместе с тем передать, хотя кратко, историю главных центров княжеств, иначе — главных городов их, мы должны сказать несколько слов о Нижнем Новгороде и Городце на Волге, входивших в состав Андреева удела и потом обособившихся, а также несколько слов и о других городах княжества.

Вся Ростовско-Суздальская земля носила название Низовской земли, или Низа, данное ей новгородцами, сообразно с географическим положением этой земли и Новгорода Великого. Так называют эту землю новгородцы в своих договорах с великими князьями владимирскими и потом московскими; так же иногда называют ее, со слов новгородцев, и великие князья. Таким образом, Новгород на Волге и Оке назван Нижним только по отношению к Новгороду Великому, как лежащий ниже последнего, на Низу, в Низовской земле[583].

Основание Нижнего Новгорода великим князем Юрием относят к 1212, 1220, 1221, 1222 годам и даже к более раннему году — 1199, который показан в надписи нижегородского Архангельского собора, сделанной, впрочем, в 1816 году[584]. Однако к этой надписи, как и к другим подобным ей, надобно относиться весьма осторожно: в подобных случаях часто дается слишком много места личным соображениям и естественному желанию более определенно восстановить родную старину при отсутствии положительных данных на то.

Местный историк родного города[585] говорит, что в 1199 году Юрий еще не был великим князем, а в 1212 году хотя и занял великокняжеский стол, но немедленно увлечен был в междоусобную войну с братом Константином: год 1220 также нельзя считать годом основания Нижнего Новгорода, потому что Юрий, вторично вступив на великокняжеский стол по смерти старшего брата Константина (1219 год), сначала посылал войска свои по просьбе Ингваря Рязанского на половцев, а потом на болгар. Этот последний поход продолжался все лето 1220 года, а зима прошла в переговорах с болгарскими послами. Таким образом — заключает местный историк — надобно полагать, что первоначальные укрепления Нижнего Новгорода начаты в 1221 году, а окончены в 1222 году.

Может быть, это так и было; но мы не имеем никакого основания оставлять без внимания прямое свидетельство летописей, что в 1221 году Юрий заложил на устье Оки город, который назвал Нижним Новгородом[586]. Само собой разумеется, что город рос постепенно и что укрепления его могли быть оконченными и до и после 1222 года.

На востоке и юго-востоке новые приобретения великого князя владимирского граничили с землями мордовских племен, из которых самым многочисленным было племя эрзня (эрзя), имевшее, так сказать, свою столицу, Эрземас, ныне Арзамас, и жившее в нынешней Нижегородской губернии по рекам Волге, Оке, Кудьме, Пьяне, Теше, Суре и Алатырю. Вся же мордва занимала пространство от устья Оки до верховьев рек Суры, Вороны или Воронежа и Цны[587]. Далее мордвы на восток жил более развитой и торговый народ — болгары.

С этими народами часто приходили в неприязненные столкновения сначала великие князья владимирские, а потом и суздальско-нижегородские. Так Андрей Боголюбский зимой 1172 года посылал на болгар сына своего Мстислава с детьми князей рязанского и муромского. Но «бысть не люб путь всем людем сим, зане непогодье есть зиме воевати Болгар, и поидуче не идяху». Однако державший весь наряд в этом походе воевода Андрея Боголюбского Борис Жидиславич взял шесть сел и седьмой — город[588]. По Татищеву и «Запискам» Екатерины II, разоренный Борисом Жидиславичем город стоял на месте нынешнего Нижнего Новгорода. Город расположен был на Дятловых горах[589].

Во вновь основанном городе Юрий поставил и первую церковь во имя архистратига Михаила, сначала деревянную, а в 1227 году — каменную. По другим известиям, каменная церковь, поставленная Юрием, была соборная церковь во имя Преображения Господня, заложенная в 1225 году[590].

Основанный Юрием город имел весьма важное значение как в торговом, так и политическом отношении. С одной стороны — две громадных реки, при которых поставлен Нижний Новгород, Ока и Волга, связывают с северо-востоком Руси русский же юг и инородческий юго-восток, откуда шли на Русь купцы бухарские, хивинские, закавказские; с другой стороны — это был важный стратегический пункт для наблюдения за мордвой и вообще за восточными соседями[591].

Конечно, мордва понимала, какая опасность грозила ей со стороны вновь основанного города, и ежечасно должна была ждать грозы с этого пункта. Эта гроза не замедлила разразиться над ней. Спустя четыре года по основании города (в 1226 году) великий князь Юрий послал на мордву братьев своих Святослава и Ивана, которые разорили много селений, взяли бесчисленный полон и возвратились домой «с победою великою»[592]. Это обстоятельство образумило мордву: разрозненные дотоле мордовские племена сплотились и выбрали общего главу, Пургаса, как это видно из последующих столкновений русских с мордвою.

Пургас хотел уничтожить недавно поставленный город и вообще оттеснить русских на запад; но Юрий зорко следил за движениями мордвы. В 1228 году он опять послал на мордву, на этот раз племянника своего Василька Константиновича Ростовского; но поход был неудачен, «зане погодья им не бысть» от дождей, почему великий князь и воротил рати назад. Судя по непогодью, поход этот был осенью, а 14 января того же года великий князь сам выступил в поход на мордву с братом Ярославом Всеволодовичем, с племянниками Васильком и Всеволодом Константиновичами и с муромским князем Юрием Давидовичем[593].

В отмщение за этот поход в апреле следующего 1229 года, Пургас осадил Нижний Новгород, но нижегородцы дали ему сильный отпор, и он ограничился только тем, что сжег укрепления (вероятно, какие-нибудь посады), причем сгорели Богородицкий монастырь и церковь за городом. В том же году Пургас разбит был своим соплеменником, Юриевым ротником (присяжником), сыном Пуреша, истребившим при содействии половцев остатки Пургасовой мордвы и всю, еще до сих пор загадочную, «Пургасову русь». Сам Пургас «едва в мале утече»[594].

В продолжение следующих трех лет мордва жила в покое. Но в 1232 году покой ее был нарушен: зимой помянутого года великий князь Юрий почему-то посылал на мордву сына своего Всеволода с другими князьями, которые жестоко опустошили Мордовскую землю[595]. Не успела Мордовская земля хорошенько оправиться от этого удара, как над ней в 1237 году, а потом, в 1238 году, и над Русью, разразилась грозная туча: нашли татары и поработили как мордву, так и Русь. Из летописей не видно, чтобы Нижний Новгород потерпел что-нибудь от татар; полагают, что он каким-то образом избег разорения[596].

По уходе татар великий князь Ярослав Всеволодович наделил братьев своих уделами: Святослав получил Суздаль, а следовательно, и Городец с Нижним Новгородом, как пригородки Суздаля. В 1247 году Святослав, как старший в роде, занял великокняжеский стол, а волости свои отдал сыну Ярослава Андрею Ярославичу, от которого и пошли князья суздальско-нижегородские и городецкие[597]. Надобно, впрочем, заметить, что Городец был во владении Андрея Александровича до самой смерти его и потом уже перешел в семью Андрея Ярославича.

Говоря о главных центрах Суздальско-Нижегородского княжества, мы сказали бы не все, если бы не посвятили, как и обещали выше, хотя несколько строк Городцу-Волжскому, который имел своих самостоятельных князей.

Волжский Городец, или Радилов Городец, ныне село Городец Балахнинского уезда, в 15 верстах от уездного города, стоит на Волге, почему и назывался Волжским. В летописях мы встречаем его уже в 1172 году; в нем тогда останавливался сын Андрея Боголюбского Мстислав, которого отец посылал в то время на болгар[598]. В 1176 году в Городце скончался Михаил Всеволодович; в 1216 году, после Липецкой битвы, побежденный Юрий Всеволодович, по заключенному миру с его братом-победителем, Константином, получает от последнего Городец Радилов, а потом и Суздаль[599]; наконец, там скончался в 1263 году Александр Невский[600].

А. С. Гациский в изданном им Нижегородском летописце говорит, что Городец-Волжский основан в 1164 году великим князем псковским Юрием, сыном Всеволода Ярославича[601]. Не знаем, откуда господин Гациский почерпнул известие о времени основания Волжского Городца. Конечно, если Городец этот упоминается в летописях уже в 1172 году, то можно допустить что он существовал и в 1164. Но великого князя псковского Георгия, сына Всеволода Ярославича, мы не знаем. Может быть, господин Гациский разумел здесь сына Всеволода не Ярославича, а Всеволода Юрьевича, т. е. великого князя владимирского, брата Константинова? Но мы не находим известий и о том, был ли когда-нибудь в Пскове Юрий Всеволодович[602], не говоря уже о том, что в 1164 году его и на свете еще не было.

Как о городках, не игравших выдающихся ролей, не будем говорить ни о Юрьевце-Поволжском (он же Повольский), ни о Бережце и прочих. О Шуе, которая только и дала князьям суздальско-нижегородским фамилии с прибавками по личным прозвищам князей, говорить можно было бы много, но, в конце концов, нельзя было бы определить ее значения, так как краткие баснословные сказания о ней не таковы, как о других старых городах (чтобы хоть не очень ясное понятие дать о значении города): она была каким-то собирательным именем для всех собственно суздальских князей, начиная с Кирдяпы и Семена Димитриевича.

Итак, Суздальско-Нижегородским княжеством владело потомство Андрея Ярославича, имевшего троих сыновей: Юрия, Василия и Михаила. Из них старший, по смерти отца (в 1264 году) сел в Суздале, средний — в Нижнем Новгороде, где потомство его правило наследственно, а младший — в Городце. Это, впрочем, только предположение, что так, а не иначе были разделены уделы, или, лучше сказать, что все они владели уделами: так как потомство Василия утвердилось в Нижнем Новгороде, который с 1350 года сделался даже главным городом Суздальско-Нижегородского княжества, то естественно предполагать, что Василий сел в Нижнем; старший брат — в Суздале, а Михаил — в Городце. Но, как увидим, биографии помянутых князей указывают на то, что Нижний Новгород был во владении московских князей… Мы, со своей стороны, отвергаем это последнее мнение, но тем не менее странным кажется, почему о городецких и нижегородских князьях нет известий за то время, в которое сидели на помянутых уделах московские князья? Где были эти городецкие и нижегородские князья? Правда, мы увидим, что Андрей Александрович в 1304 году скончался в Городце, что он раньше помянутого года приезжал и пребывал здесь… Где же был Михаил, который скончался позднее своего двоюродного брата?

Остается еще заметить для предисловия, что некоторое время Городцом и Юрьевцем владел Владимир Андреевич Серпуховско-Боровский (Храбрый), но неизвестно, с какого и до какого времени. Есть договор (№ 38 в Собрании государственных грамот и договоров) великого князя Василия Димитриевича с Владимиром Храбрым, и по этому договору великий князь дает Владимиру взамен Волока и Ржевы Городец и Углич. Нельзя ли здесь разуметь Городец Волжский? Грамоту относят к более раннему году, чем 1405 год. Но в духовной грамоте самого Владимира Храброго (он умер в 1410 году) говорится, что он дает детям своим, Семену и Ярославу, Городец на Волге, что Городец и Углич освобождаются от дани, а в договоре Василия Ярославича Серпуховско-Боровского (внука Владимира Храброго) с великим князем Василием Темным говорится, что последний недодал первому Углича с волостьми, Городца с волостьми и прочего[603]. Нам желательно было бы сделать, так сказать, синхронистическо-параллельную таблицу князей Суздальско-Нижегородского княжества, но, как видит читатель, это невозможно сделать при запутанности известий как о самих князьях, так и о их генеалогии.

Теперь переходим к биографическим очеркам князей суздальско-нижегородских.

СВЯТОСЛАВ ВСЕВОЛОДОВИЧ р. 1196 † 1253[604]

Святослав Всеволодович, сидевший до 1238 года в одном только Юрьеве-Польском, получил в помянутом году от брата своего, великого князя Ярослава Всеволодовича, еще Суздаль, а следовательно, и пригородки этого последнего, Городец и Нижний Новгород. По смерти Ярослава Всеволодовича (в 1246 году) он, как старший в роде, занял великокняжеский стол, а Суздаль отдал племяннику своему, Андрею Ярославичу.

АНДРЕЙ ЯРОСЛАВИЧ 1238 † 1264

Андрей Ярославич владел Суздалем сначала как удельный князь до 1248 года, а потом до 1252 года и как великий князь. В 1252 году Андрей вынужден был бежать в Швецию от приведенных братом его Александром татар, между тем как последний занял великокняжеский стол. Когда в 1256 году Андрей возвратился в Суздальскую землю, Александр Невский хотел дать ему Суздаль, но боялся сделать это без воли разгневанного на Андрея хана. Впрочем, в том же году Александр успел примирить хана с братом своим, и тогда же, конечно, Андрей Ярославич вступил в обладание и Суздалем. В 1259 году из Новгорода Великого, где он был вместе с братом Александром Невским и татарами, исчислявшими Новгородскую землю, Андрей возвратился в Суздаль. Он владел этим последним, как и пригородками его, до своей кончины, т. е. до 1264 года.

По смерти Андрея Ярославича мы видим на одном из пригородков Суздаля, Городце, племянника его, Андрея Александровича. Надобно полагать, что сын Невского получил Городец вскоре по смерти Андрея Ярославича и сидел там до кончины своей, т. е. до 1304 года, по крайней мере знаем, что он умер в Городце. Тогда же, вероятно, ему дан был и Нижний Новгород. Во всяком случае, мы видим, что в Нижнем Новгороде в год смерти Андрея Александровича народ избивает по решению веча бояр его. Каким образом попали бы в Нижний Новгород бояре князя городецкого, если бы последний не владел им? А начал он владеть им, естественнее предположить, с того же времени, с какого и Городцом. Сам Андрей жил в Городце, где и скончался и погребен, а в Нижнем, очевидно, распоряжались его бояре, и распоряжались, должно быть, очень круто, почему народ, терпевший прежде обиды и притеснения бояр из страха к своему князю, по смерти последнего разнуздался и дал волю накипевшей на сердце его страсти — отомстить своим притеснителям, и по решению веча отомстил.

Заметим здесь, кстати, что этот эпизод из нижегородской истории косвенным образом указывает и на то, что после Андрея Александровича детей не осталось: в противном случае народ видел бы в них мстителей за бояр и не решился бы, вероятно, прибегнуть к самоличной расправе с приближенными людьми своего князя.

Из летописей мы знаем, что Михаил Андреевич, возвращаясь из Орды в 1305 году, следовательно уже много спустя по кончине Андрея Александровича, остановился в Нижнем Новгороде и казнил вечников, побивших бояр Андрея Александровича. Но значит ли это, что Михаил наказал вечников за бояр отца своего, Андрея Ярославича, а не двоюродного брата, т. е. того же Андрея Александровича? Нет, Михаил мог наказать вечников уже только потому, что они проявили свою волю посредством отжившего уже свое время органа власти — веча, которое, если и собиралось кое-где и кое-когда в северо-восточной Руси, то, все-таки, имело совершенно случайный характер.

Самая поездка Михаила в Орду, как увидим, объясняется его стремлением выхлопотать в Орде возвращение к Суздалю пригородков его, которые становились выморочными по смерти бездетного князя. Переход Андреевых бояр из Городца в Тверь мотивируется нашими историками тем, что эти бояре искали лучшего положения, чем то, в каком они должны были оказаться по смерти своего князя, занимавшего великокняжеский стол, при детях его, князьях удельных: они хорошо понимали, что по смерти Андрея Александровича великокняжеский стол занят будет тверским князем.

Однако справедливо ли такое объяснение? Нам кажется, что, напротив, если бы после Андрея Александровича остались дети, то бояре его предпочли бы остаться при них, так как перспектива служения новому князю, не связанному с ними никакими интересами предыдущей их жизни, не могла им улыбаться: известно, как недружелюбно смотрели на таких перебежчиков те бояре, которые считались при своем князе родовыми и старались оттеснить от последнего втиравшихся в их среду новых пришельцев.

Итак, суздальские пригородки, по смерти Андрея Ярославича заняты были Андреем Александровичем (см. несколько выше), а на долю детей первого остался Суздаль, где и сел Юрий Андреевич, проживавший, впрочем, большею частью в Нижнем Новгороде.

ЮРИЙ АНДРЕЕВИЧ 1264 † 1279

Юрий Андреевич, о времени рождения которого до нас не дошло известий, выступает на историческую сцену в 1267 году.

В 1266 году в Псков пришел литовский князь Довмонт; псковичи приняли его и объявили своим князем, без согласия великого князя Ярослава Ярославича (Тверского). Последний хотел наказать псковичей и с этою целью привел в Новгород свои полки; новгородцы, однако, не допустили Ярослава до междоусобной войны. Уезжая из Новгорода, великий князь оставил там племянника своего, Димитрия Александровича; но через год или немного более Димитрия Александровича уже не было там: в 1267 году, а по другим известиям — в 1268 году, мы видим там Юрия Андреевича[605]. В названном году «сдумаша новгородцы с князем своим Юрьем, хотеша ити на Литву»: они пришли уже в Дубровну[606], но тут произошла распря: одни хотели идти на Литву, другие — на Полоцк, а третьи — за реку Нарову (т. е. на ливонских рыцарей). Последние взяли верх, и войско пошло за Нарову, к Раковору[607]. Города они не смогли взять и, потерявши под ним семь человек, в том числе и «мужа добра, Федора Сбыславича», ограничились только опустошением неприятельской земли: «много земли их потратиша», как выражается летопись[608].

Но новгородцы не хотели этим ограничиться: в том же году они призвали к себе на помощь Димитрия Александровича из Переяславля[609], отправили послов к великому князю с просьбой о помощи, и Ярослав Ярославич «в себя место» отпустил к ним (осенью) с тверскими полками сыновей своих, Святослава и Михаила. Января 23-го 1268 года к Раковору выступили князья Димитрий Александрович, Святослав и Михаил Ярославичи, Константин Ростиславич Смоленский (женатый на Евдокии, дочери Александра Невского), какой-то Ярополк, князь псковский, псковский же князь Довмонт и другие князья, в числе которых был и Юрий Андреевич Суздальский.

Соединенные князья направились к Раковору тремя путями и встретились с немцами на реке Кеголе. Тут собралась, говорит летопись, вся немецкая земля; битва была чрезвычайно кровопролитная: «бысть, говорит летописец, страшно побоище, яко не видали ни отци, ни деди». Новгородцы взяли верх. Об участии Юрия Андреевича в этой битве до нас дошел совсем нелестный отзыв летописца: Юрий «еда плечи», т. е. показал тыл неприятелю, бежал с поля битвы. Впрочем, летописец сомневается, чему приписать этот поступок Юрия, а потому замечает: «или перевет (сношение с неприятелем, измена) был в нем, то Бог весть»…

Новгородцы с князьями преследовали «божиих дворян», как они величали рыцарей, в три пути, на протяжении 7 верст, до самого города. Это было 18 февраля. На обратном пути они увидели другой немецкий полк, как он называется в русских летописях, «железный полк великой свиньи», который врезался в новгородский обоз. Ночь приостановила военные действия; ждали утра, но немцы ночью бежали. «Новгородцы же стояша на (ко) стех 3 дни»[610]. Немцы, однако, не хотели оставить этого поражения без отмщения и в следующем 1269 году, в начале второй половины мая[611], подступили к Пскову, под которым стояли десять дней, но не могли сделать городу большого зла; они даже бежали, когда на помощь Пскову пришел с новгородцами Юрий Андреевич, — так что «божьи дворяне» вынуждены были заключить мир с новгородцами «на всей воле новгородской»[612].

Юрий Андреевич скончался 8 марта 1279 года[613]. Неизвестно, был ли Юрий женат; но, во всяком случае, потомства после него не показывают ни летописи, ни родословные.

МИХАИЛ АНДРЕЕВИЧ 1264–1305

По смерти Юрия в Суздале сел второй сын Андрея Ярославича, Михаил[614].

Есть основание предполагать, что Городец и Нижний Новгород оставались в руках Андрея Александровича до самой смерти его, т. е. до 1304 года, о чем мы только что говорили, говорили и о том, что он и погребен в Городце, в Михайловской церкви, что по смерти его городецкие бояре его ушли в Тверь к дяде его, Михаилу Ярославину, который должен был занять великокняжеский стол; что его бояр в Нижнем Новгороде по решению веча перебила нижегородская чернь.

Нам известно, что Андрея Александровича народ не любил как князя беспокойного, причинившего своим искательством великокняжеского стола много зла земле Русской, на которую он наводил татар. При жизни князя нижегородцы по необходимости должны были молчаливо переносить обиды его бояр, а по смерти его избили их в 1304 году. В следующем, 1305 году, Михаил Андреевич из Орды, где — по известию местного нижегородского летописца — он получил суздальские пригородки, «приеха в Нижний Новгород и изби вечники»[615].

Михаил Андреевич женился на неизвестной по имени Ордынке в 1305 году[616]. От этого брака некоторые приписывают ему сына Василия, вероятно, на основании Никоновской летописи, в которой под 1309 годом сказано: «преставись князь великии Василеи Михаилович суздалскии». Не говоря уже о том, что по другим известиям[617] в 1309 году умер Василий, сын Андрея, следовательно брат Михаила, вышеприведенное известие Никоновской летописи опровергается другим местом той же самой летописи[618]. Под 1365 годом в названной летописи сказано: «Того же лета князь Дмитреи Костянтинович суздалскии, внук Васильев, правнук Михаилов, праправнук Андреев, препраправнук Александра Ярославича, приде в Новгород Нижнии на великое княжение с материю своею с Еленою»; там же, ниже, говорится: «посадишиа (татарские послы) на Новгородцком княжении князя Бориса Костянтиновича, внука Васильева, правнука Михайлова, праправнука Андреева Александровича». По этим известиям, Василий является сыном Михаила и внуком Андрея, но не Ярославича, а Александровича. Михаил, как уже нам известно, женился в Орде в 1305 году, следовательно, Василию, если он был сын его, в год его смерти, т. е. в 1309 году, было от роду года четыре, если даже предположить, что он родился в первый год супружества Михаила. Мог ли, спрашивается, четырехлетний ребенок иметь сына (Константина)? Очевидно, Василий был не сын Михаила, умершего бездетным, а брат его[619], и то место Никоновской летописи, где Василий назван Михайловичем, надобно отнести к Василию Андреевичу, а не Михайловичу, которого совсем не было.

ВАСИЛИЙ АНДРЕЕВИЧ 1264–1309

По смерти Михаила в Суздале сел брат его, Василий Андреевич, о котором до нас дошло только одно известие, что он скончался в 1309 году[620].

Василий Андреевич имел двух сыновей, Александра и Константина. Александр по смерти отца занял Суздаль. Некоторые на весьма, впрочем, шатких основаниях полагают, что в первые годы княжения Александр не владел Нижним Новгородом и Городцом, которые принадлежали будто бы великому князю владимирскому, Юрию Данииловичу. Полагают, что Нижний Александр получил едва ли не по занятии великокняжеского стола Иваном Калитой, в 1328 году[621].

АЛЕКСАНДР ВАСИЛЬЕВИЧ 1309 † 1332

Старший сын Василия Андреевича, Александр, начинает упоминаться в летописях с 1327 года. В этом году (15 августа) в Твери истреблен был татарский отряд и предводитель его Шевкал. Вскоре после этого события Иван Данилович Калита отправился в Орду, откуда возвратился уже зимой с пятью темниками, которые вместе с московским князем должны были, по приказанию хана Узбека, наказать тверского князя Александра. В походе к Твери участвовал и Александр Васильевич Суздальский[622]. Но тверской князь бежал в Псков.

В следующем году Иван Данилович, вместе с братом бежавшего князя, Константином Михайловичем, опять пошел в Орду. Хан признал Константина тверским князем, но требовал как от него, так и от Калиты, чтобы они доставили к нему тверского князя-беглеца. В 1329 году Иван Данилович прибыл в Новгород, откуда ратью пошел к Пскову. Кроме Константина Тверского, в этом походе участвовал и Александр Васильевич Суздальский[623].

В конце княжения Александра Васильевича исполнилось предположение основателя Нижнего Новгорода: св. Дионисий построил монастырь Вознесения, известный под именем нижегородского Печерского[624].

Александр Васильевич скончался в 1332 году[625].

Потомства он не оставил.

КОНСТАНТИН ВАСИЛЬЕВИЧ 1309 † 1355

По смерти Александра в Суздале сел брат его, Константин, но также — как некоторые, впрочем, на шатких основаниях полагают, — без пригородков, т. е. без Нижнего и Городца. До 1340 года Нижним владел будто бы Семен Гордый[626]. С указанного года в летописях только что начинает упоминаться Константин Васильевич. В этом году хан, разгневанный чем-то на Ивана Александровича, князя смоленского, — может быть, тем, что смоленский князь вступил в союз с Гедимином и, кажется, хотел добиться полной независимости от татар, как объясняет Карамзин[627], — послал на Смоленск татарскую рать под начальством Товлубия, с которым шел и бывший тогда в Орде рязанский князь Иван Коротопол. Иван Калита по приказу хана также должен был отрядить свои полки в помощь Товлубию; сам Калита не ходил, впрочем, к Смоленску, а послал туда подручных князей: Константина Ростовского, Ивана Ярославича Юрьево-Польского и других, в числе которых был и Константин Васильевич Суздальский[628].

По смерти Ивана Даниловича князья северо-восточной Руси пошли в Орду; пошел (из Нижнего Новгорода, по Никоновской летописи) и сын Калиты Семен. Некоторые из них по родовому старшинству могли надеяться на получение великокняжеского достоинства, как Константин Васильевич Суздальский и Константин Михайлович Тверской; но Иван Данилович еще при жизни своей поставил интересы своего дома, по отношению к Орде, на твердой почве; кроме того, московский князь был сильнее и богаче остальных князей северо-восточной Руси: великокняжеское достоинство хан утвердил за Семеном, «и все князи рускиа под руце его даны». Константин Васильевич по некоторым известиям получил тогда все Суздальско-Нижегородское княжество. Бывшие в Орде князья, в том числе и Константин Васильевич, в том же 1340 году должны были соединить свои полки с московскими и принять участие в походе великого князя на Новгородскую землю[629].

В следующем 1341 году умер хан Узбек, и сын его Чанибек взошел на ханский трон по трупам братьев своих; русские князья, в том числе и Константин Васильевич, в 1342 году поспешили в Орду — представиться новому хану[630]. Года через два (в 1344 году) Семен Иванович с братьями Иваном и Андреем опять пошел, неизвестно зачем, в Орду; в летописи замечено, что «и все князи рустии тогда были во орде», а следовательно, и Константин Васильевич[631].

Выше мы говорили, что соперниками московским князьям могли явиться суздальско-нижегородский и тверской князья. Но как Калита, так и сын его Семен, купленною милостью хана крепко сидели на великокняжеском столе, и соперники их не могли предъявлять своих прав на великокняжеское достоинство.

Честолюбивый Константин, видя, что дом князей московских бесповоротно утверждается на великом княжении, стремится к первенству и преобладанию над прочими княжескими домами, опасался за самостоятельность Суздальского княжества, во многом уже утратившего прежнее свое значение, а потому решился основать новое самостоятельное княжество, которое хотя бы и не превосходило Москвы в блеске и величии, но — по крайней мере — могло бы в этом отношении равняться с нею. С этой целью он перенес в 1350 году престол свой из Суздаля в Нижний Новгород; мирно подчинил себе часть мордовских земель и мирно заселял их русскими, выведенными им из собственно Суздальской волости и вызванными из других княжеств. Люди шли охотно, потому что Константин давал волю выбирать места по их желанию; пришельцы селились по Волге, Оке и Кудьме в нынешних уездах Нижегородском и Горбатовском.

В том же 1350 году Константин заложил (а окончил — в 1352 году) храм Боголепного Преображения, главную святыню Низовской земли, и поставил в нем древний образ Спаса, писанный в Греции и бывший до того времени в Суздале. Только кафедра епископов, называвшихся с 1276 года суздальскими, новгородскими, т. е. нижегородскими, и городецкими, по-прежнему оставалась в Суздале[632].

Кроме Нижнего, Суздаля и Городца в состав нового великого княжества входило три пригорода: Бережец на устье Клязьмы, Юрьевец на Волге и Шуя, так что границы княжества от независимой мордвы отделялись реками Теша и Вад, а от Муромского и Стародубского княжеств — Окой и Клязьмой; все Поволжье от Юрьевца до устья Суры и берега этой последней до рек Киша и Алгаш принадлежало также Константину, а от этих рек граница проходила берегами Пьяны до реки Вад; от собственно Городецкой или Белогородской волости, как она называется и теперь, владения Константина шли к западу, занимая нынешние Шуйский и Суздальский уезды и северную часть Вязниковского; от владимиро-московских земель Нижегородская область отделялась теми же рубежами, которыми ныне отделяется Суздальский уезд от Владимирского и Юрьевского[633].

Относительно Бережца, Юрьевца и Шуи надобно заметить следующее. Мы положительно знаем, что Шуя входила в состав собственно Суздальского княжества; но кому принадлежали Бережец и Юрьевец в те времена, когда в Суздале, Нижнем Новгороде и Городце были отдельные князья, на это положительных указаний нигде не находим. Надобно полагать, что они примыкали к тем центрам, к которым были ближе, так что Юрьевец примыкал, вероятно, к Городцу, а Бережец — к Нижнему Новгороду.

В конце апреля 1353 года скончался великий князь Семен Иванович, и нижегородский великий князь нашел минуту удобной для открытого предъявления своих прав на великое княжение Владимирское, так как преемником Семена был брат его Иван, человек слабый и духом и телом.

«Сперся, сказано в летописи, о великом княжении, князь Иван Иванович московский да князь Костянтин суздальский Васильевич». Новгородцы, много терпевшие от московских князей, естественно, взяли сторону Константина: они отправили к хану послом Семена Судакова, который должен был хлопотать в Орде об утверждении Константина в великокняжеском достоинстве. Но «не послуша их царь, даст великое княжение князю Ивану Ивановичю»[634].

Константин не мог простить этого Ивану и помешал ему наказать новгородцев за происки их в Орде. Впрочем, в 1355 году «князь великий Иван Ивановиче взя любовь со князем Костянтином Васильевичем суздалским»[635]. Незадолго до смерти своей Константин Васильевич вошел в родственные связи с литовским княжеским домом: как скоро увидим, сын его Борис женился на дочери Ольгерда.

Константин Васильевич скончался 21 ноября 1355 года, принявши иноческий образ и схиму, и похоронен в основанной им церкви Святого Спаса. По словам летописи, он «княжил 15 лет честно и грозно, боронил отчину свою от силных князей и от татар»[636].

Константин Васильевич был женат дважды: на дочери греческого (манкупского) князя Василия Анне, упоминаемой только в «Слове о житии и преставлении великого князя Димитрия Ивановича Донскаго»[637] и на Елене, известной нам только по имени. Некоторые думают, что от первого брака Константин имел только одного сына Андрея, а прочие сыновья родились от второй его супруги[638]; другие, напротив, всех детей приписывают второму браку[639].

Как бы то ни было, у Константина Васильевича было четыре сына: Андрей, Димитрий (в иночестве Фома, а в схиме Феодор), Борис и другой Димитрий, по прозванию Ноготь, родоначальник угасших князей Ногтевых.

АНДРЕЙ КОНСТАНТИНОВИЧ 1323 † 1365

Андрей Константинович не упоминается в летописях до 1355 года, т. е. до кончины отца своего[640]. Под названным годом, отметивши кончину Константина Васильевича, летописи говорят, что в ту же зиму Андрей пошел к царю Чанибеку «и чествоваше его царь и пожалова его и даде ему стол отца его, княжение Суздалское и Нижнии Новгород и Городец»[641]. Из Орды Андрей Константинович возвратился летом, уже в следующем 1356 году[642], «с честию и с пожалованием».

До нас дошло известие, что в том же 1356 году великий князь Иван Иванович и Андрей Константинович съезжались на свидание в Переяславле, что Иван Иванович щедро одарил своего молодшего брата и отпустил его с миром[643]. Причины этого съезда в летописи не обозначены, но об них можно догадываться. Мы уже знаем, что отец Андрея Константиновича по смерти Гордого претендовал на великокняжеский стол и, следовательно, оказался соперником Ивану Ивановичу. Вероятно, по своему мягкому и миролюбивому характеру, Иван Иванович не желал продолжения распри и первый сделал шаг к примирению.

Андрей Константинович, сделавшись главою Суздальско-Нижегородского княжества, дал уделы младшим своим братьям: Димитрию — Суздаль, Борису — Городец с Поволжьем и берегами Суры, а самый младший, Димитрий-Ноготь, кажется, не получил никакого удела и жил в Суздале[644].

В первые годы княжения Андрея Константиновича в Орде происходили смуты: один хан убивал другого и занимал его место. Так, в 1359 году убит был хан Бердибек, сын Чанибека; преемник его Кулпа царствовал немного более полугода и убит был Неврусом. В эти «бранныя времена» Андрей Константинович был в Орде, может быть, для представления новому хану, «и едва упасе его Бог от горкия смерти от рук поганых». В том же году все русские князья, а следовательно и Андрей Константинович, ходили в Орду к новому хану Неврусу «и биша челом царю о разделение княжение их»; хан «смири их и раздел положи княжениям их»: каждый из князей получил свою отчину[645].

Почти в то же время жукотинские князья жаловались в Орде на новгородских разбойников, которые в Жукотине ограбили и избили многих татар. Хидырь, недавно занявший место Невруса, чрез троих послов, с которыми прибыли на Русь и жукотинцы, требовал от русских князей выдачи разбойников. Зимой 1360 года в Костроме собрались князья Димитрий Константинович, тогда великий князь владимирский, старший брат его, Андрей Нижегородский, и Константин Ростовский. На этом съезде положено было выдать разбойников, что и было приведено в исполнение[646].

В следующем 1361 году все князья отправились к новому хану Хидырю: Димитрий Иванович Московский, Димитрий Константинович, великий князь владимирский, старший брат его Андрей, Константин Ростовский и Михаил Ярославский (собственно, Моложский). Димитрий Московский выехал из Орды раньше других князей, при которых «бысть… замятия велия в орде»: Хидырь, «тихии и кроткий и смиренный», был убит старшим сыном своим Темир-Ходжей, который в свою очередь также был убит.

В этой суматохе, «замятие», по характерному выражению летописи, русским князьям приходилось плохо, и они спешили удалиться от бурной и кровавой сцены. Андрей Константинович также пошел восвояси, но в дороге на него напал какой-то татарский князь Ратихоз (Рятякозь). Андрей, впрочем, — отбившись ли, или успевши бежать от этого князя, — благополучно прибыл в Нижний Новгород[647].

Для того, чтобы последующие события представились нам в более ясном свете, мы должны возвратиться несколько назад.

В 1359 году хан Кулпа был убит Неврусом, который и занял ханский престол. Князья русские, естественно, должны были представиться новому хану — представился и Андрей Нижегородский. Неврус предлагал ему владимирское великое княжение, но Андрей, по своему кроткому характеру, «по то не ялся», почему Неврус и передал великокняжеское достоинство младшему, следующему за Андреем, брату Димитрию[648].

Но торжество Димитрия Константиновича было непродолжительно. В 1361 году убийца отца своего Хидыря, хан Темир-Ходжа бежал от возмутившегося против него темника Мамая и был убит; в низовьях Волги явилось два хана: в Сарае — Мурат, а на правом берегу Волги — Абдул, креатура Мамая. Димитрий Московский сначала получил ярлык на великое княжение от Мурата, а потом не отказался от такого же ярлыка, предложенного ему Абдулом. Мурат, в досаде на этот поступок московского князя, отправил с князем Иваном Белозерским посла к Димитрию Константиновичу, которому давал ярлык на великое княжение. Но московский князь выгнал Димитрия Константиновича и из Владимира, и из Суздаля. Тогда же соперники заключили мир; суздальский князь ушел в Нижний Новгород, к старшему брату своему Андрею[649]. Это было уже в 1363 году.

Конец десятилетнего княжения Андрея Константиновича омрачен был бедствиями, постигшими Нижний Новгород:

«Бысть (в 1364 году), говорит летопись, мор велик в Новеграде в нижнем и на всем уезде его, и на Саре и на Кише»; люди харкали кровью, «а инии железою болезноваху день един или два, или три днии, и мало нецыи пребывше, и тако умираху». Остававшиеся в живых не успевали погребать умерших, так как в день умирало по 50, 100 и более человек. Другое бедствие — это страшная засуха, так что не только леса, но и болота загорались сами собой; в продолжение трех месяцев воздух насыщен был дымом и гарью; маленькие речки пересыхали совсем, а в больших засыпала рыба: «бысть, говорит летописец, страх и ужас на всех человецех и скорбь велия»[650].

В том же 1364 году Андрей Константинович, чувствуя приближение смерти, постригся в иноческий чин, а 2 июня следующего 1365 года скончался, приняв схиму, и погребен в Спасо-Преображенском соборе. Занесши эти факты на страницы своего бытописания, летописец так характеризует этого князя: «преставись кроткий и тихии, и смиренный и многодобродетелный князь Андрей Костянтинович суздалскии и Новагорода Нижняго и городецкии», а раньше, говоря о принятии Андреем иноческого чина, тот же летописец заметил о нем: «духовен зело и многодобродетелен»[651].

Андрей Константинович был женат, по одним известиям, на неизвестной по происхождению Анастасии, а по другим — на тверянке, дочери Ивана Киясовского и матери Анны[652]. Как бы то ни было, но потомства его не видим ни по летописям, ни по родословным[653].

ДИМИТРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ СТАРШИЙ р. 1324 † 1383

Димитрий Константинович старший, второй сын Константина Васильевича, не упоминаемый в летописях до 1359 года, родился, по некоторым соображениям, в 1323 или 1324 году[654].

По смерти великого князя Ивана II Ивановича (в 1359 году) суздальские князья Андрей и Димитрий Константиновичи ходили в Орду, где новый хан Неврус, убийца своего предшественника Кулпы, давал великокняжеский сан Андрею Константиновичу Нижегородскому, — но последний «по то не ялся», почему хан и отдал великокняжеский стол младшему брату Андрея, надобно полагать, более честолюбивому Димитрию Константиновичу, князю суздальскому, и дал «не по отчине, не по дедине»[655].

Весной 1360 года Димитрий Константинович выехал из Орды и за неделю до Петрова дня въехал во Владимир[656], а 12 июля при нем поставлен был там митрополитом Алексием в архиепископы Новгорода и Пскова Алексий[657]. Тогда же Димитрий Константинович отправил в Новгород своих наместников, которых новгородцы, желавшие видеть на великом княжении еще отца Димитриева, приняли с честью, «посадили» у себя и «суд дали», «домолвяся с князем»[658]. Наконец, в том же 1360 году, зимой, Димитрий Константинович был в Костроме на княжеском съезде. Но об этом съезде мы уже говорили в своем месте[659].

Между тем в Орде поднялась, по выражению летописи, великая замятия: из-за Урала пришел Хидырь, обольстил ордынских вельмож, убил при помощи последних хана Невруса и сел на его место. После костромского съезда поспешили в Орду к новому хану князья: Димитрий Иванович Московский, Димитрий и Андрей Константиновичи, Константин Ростовский и Михаил Моложский. Что происходило тогда в Орде и какой был результат поездки туда князей, об этом мы говорили уже в биографии Андрея Константиновича, а потому отойдем от этих событий несколько дальше.

В 1364 году сын Димитрия Константиновича Василий, прозванием Кирдяпа, возвратился из Орды и привез отцу от хана Азиза ярлык на великое княжение. Но, зная силу Москвы и бессилие ханов, Димитрий Константинович отказался от ярлыка в пользу князя московского. Между тем в следующем 1365 году скончался Андрей Константинович, и Нижний Новгород по старшинству должен был занять Димитрий Константинович; но младший брат его Борис предупредил его: когда Димитрий Константинович с матерью и суздальско-нижегородским и городецким епископом Алексием подошел к Нижнему, Борис не пустил их.

Тогда старший брат отправился к великому князю и попросил у него помощи. Великий князь для примирения братьев послал в Нижний Новгород игумена Сергия с приглашением Бориса в Москву; Борис не хотел ехать, и Сергий, как ему наказано было митрополитом Алексием, решился затворить все нижегородские храмы; однако Борис, кажется, и этому воспротивился; по крайней мере, была же какая-нибудь причина, по которой митрополит отчислил владения Бориса, т. е. Городец и Нижний Новгород, от епархии суздальского епископа Алексия, так что нижегородский князь остался без пастыря.

Тогда великий князь дал своему прежнему сопернику войско, с которым Димитрий Константинович и пошел к Нижнему. Только теперь Борис Константинович увидел, что ему трудно бороться с братом, а потому с покорной головой встретил последнего в Бережце, бил ему челом, уступая Нижний Новгород, и ушел в свой Городец. Димитрий Константинович, заняв Нижний, отпустил московские войска домой[660].

Таким образом, прежние соперники теперь оказались как бы в дружественном союзе. Этот союз вскоре скреплен был союзом тесного свойства: 18 января 1366 года великий князь Димитрий Иванович женился на Евдокии, дочери Димитрия Константиновича; свадьба сыграна была в Коломне[661].

Борис Константинович, как только что сказано, ушел в Городец. Оставался Суздаль; его великий князь нижегородский отдал старшему сыну своему Василию, по прозванию Кирдяпа[662].

К тому же году относится одиноко стоящее летописное известие о том, что новгородские молодцы, «ушкуйники», или, как иногда называет их Никоновская летопись, «младые дворянчики», под предводительством воевод Осипа Варфоломеевича, Василия Федоровича и Василия Абакумовича в 200 ушкуях подплыли к Нижнему Новгороду и пограбили здесь татарских, армянских, бесерменских и других гостей и ушли с великой добычей[663].

В следующем 1367 году, в начале лета, был опять набег на Волгу в пределах ее течения по Нижегородскому княжеству, но уж не со стороны своих, а со стороны ордынского выходца князя Булат-Темира (Пулад-Темира), во время ордынской «замятии» овладевшего средним течением Волги; он пограбил волости Бориса Константиновича по Волге до Сундовика и направился к Нижнему Новгороду. Против него выступил Димитрий Константинович с братьями, и тот бежал за реку Пьяну. Преследуя беглецов, русские князья многих из них побили; много татар утонуло в Пьяне[664].

Относительно того, в каких отношениях Димитрий Константинович находился к соседям-инородцам, летописи мало дают известий. Судя по таким фактам, как нападение Булат-Темира, они представляются неприязненными. Но Булат-Темир не должен идти здесь в расчет: он был временным соседом, и уже потому, что, побитый нижегородскими князьями, он бежал в Орду (где был убит ханом Азизом), представляется бродячим предводителем разбойничьей шайки. Другое дело — более оседлый сосед, как болгарский князь Асан (или Осан). Сохранилось летописное известие о столкновении Димитрия Константиновича с этим Асаном, но по воле хана. Осенью 1370 года Димитрий послал на него брата своего Бориса и сына Василия с большим войском; с князьями находился в походе и царев посол Ачихожа. Асан выслал навстречу им своих людей с челобитьем и многими дарами; те дарами воспользовались, но на болгарском княжестве посадили какого-то Салтана, Бакова сына (или Салтан-Бакова сына?) и возвратились домой[665].

Через два года после этого похода Димитрий Константинович, опасаясь, конечно, нападений как со стороны своих (ушкуйники), так и со стороны инородцев, «заложи Новгород Нижнии камен»[666].

Затем в продолжение двух лет в летописях не встречается никаких известий о Димитрии Константиновиче. В 1374 году к Нижнему Новгороду пришло полторы тысячи татар во главе с несколькими послами. Димитрий Константинович с женой, братьями, детьми и боярами был в это время на крестинах у своего зятя, великого князя московского, против которого, кажется, и шли помянутые татары (вероятно, передовой отряд), так как Димитрий Иванович в это время был в размирье с Мамаем. Нижегородцы перебили и татар и нескольких послов, а старшего посла, именем Сарайка, они взяли живьем вместе с его дружиной и заперли в крепости. По возвращении от зятя, Димитрий Константинович приказал развести татар по разным местам; но Сарайка успел пробиться на архиерейский двор и зажег его; татары стреляли оттуда в граждан, многих ранили, многих положили на месте; стреляли и в епископа Дионисия, но неудачно: только одна стрела зацепила мантию его. Народ, однако, одолел татар и перебил их всех. Татары не хотели оставить этого безнаказанным и вскоре прошли берега Киши с огнем и мечом, пограбили все Запьянье, людей или повырезали, как например, боярина Парфения Федоровича, или позабрали в полон[667]. Точно так же Мамай, поддерживавший Михаила Тверского, не хотел оставить безнаказанным и того, что Димитрий Константинович с сыном Семеном и братом Борисом Городецким участвовал, в том же 1375 году (июль и август), в походе великого князя Димитрия Ивановича на Тверь. Татары подошли к Нижнему Новгороду и спрашивали: «почто естя ходили на великого князя Михаила Александровича тверского?», затем пограбили нижегородскую землю и с большим полоном ушли в Орду. Но еще несколько раньше татар, когда Димитрий Константинович был в походе под Тверь, на Нижний Новгород опять нападали и разорили его ушкуйники. На этот раз, впрочем, разбои их по Волге не остались безнаказанными: они добрались до Астрахани и приняты были тамошним владетелем Сальгеем, как хлебосольным хозяином: он угостил ушкуйников до того, что они «быша пиани, аки мертвы». В таком виде, по приказу Сальгея, они все были перерезаны[668].

Димитрий Константинович в следующем 1376 году, зимой, в отмщение, кажется, за разорение нижегородских волостей в 1375 году, задумал предпринять поход на болгар, «рекше на Казань». Он просил помощи у зятя своего, и Димитрий Иванович прислал рать свою под предводительством князя Димитрия Михайловича Волынского, а Димитрий Константинович выставил многочисленную рать, во главе которой стояли дети его Василий и Иван. 16 марта русские подошли к Казани; казанцы вышли из города на бой: одни начали стрелять, другие «з города гром пущаху, страшаще руские полки»; некоторые стреляли из самострелов, а иные выезжали на верблюдах, «полошаще кони руские». Но все эти хитрости не достигали своей цели: русские сильно устремились на болгар, как один человек. Те не выдержали натиска и, преследуемые и избиваемые русскими, бежали в город. Села, зимовища и суда болгарские были истреблены огнем. Тогда болгарские князья Асан и Мехемет-Салтан добили челом великому князю и тестю его двумя тысячами рублей, а на воинов их дали 3000 рублей; кроме того, они обязались принять к себе дарагу и таможника великого князя[669], следовательно, обложены были данью.

В 1377 году из Синей орды (от Синего или Аральского моря) пришел за Волгу в мамаеву Орду какой-то царевич Арапша «свиреп зело и ратник велий и мужествен и крепок». Неизвестно в каких отношениях находился он к Мамаю, но что не без его ведома он пошел ратью на Нижний Новгород, это несомненно. Димитрий Константинович известил о грозившей ему опасности зятя своего, который и пришел к своему тестю на помощь с многочисленными полками. Но слухи об Арапше вдруг смолкли, и великий князь, оставив полки свои в Нижнем, возвратился в Москву. Вскоре, однако, опять пошли слухи, что татары находятся в поле и что Арапша скрывается у Волчьих Вод[670]. Димитрий Константинович послал из Суздаля сына своего Ивана и какого-то князя Семена Михайловича с большой ратью, которая, соединившись с московской, пошла за реку Пьяну. Князья узнали, что Арапша находится на Волчьих Водах, очень далеко, а потому вели себя неосторожно: доспехи, щиты и шеломы клали на повозки; рогатины, сулицы и копья не были приведены в боевой вид, а иные не были даже насажены на древки. «И ездиша порты своя с плеч спущающе, а петли растегавше, аки в бане растрепаша, бе бо в то время знойно зело»; но главное то, что все «мед пиаху допиана и ловы деюще, потеху себе творяще». Разгоряченные крепкими напитками, воины хвастались, что каждый из них выйдет на сто человек татар; князья, воеводы и бояре тоже веселились, пили «и ковы деюще, мняшесь дома суще». Между тем мордовские князья тайно навели на них татар, которые, разделившись на пять отрядов, ударили на русских и окружили их «в тыл, бьюще, колюще и секуще»; русские в беспорядке бросились к Пьяне; татары преследовали их и избивали, между прочим убили и князя Семена Михайловича и множество бояр. Князь Иван Димитриевич, доскакавши до реки, бросился в нее на коне и утонул; с ним утонуло так же много бояр, воевод, слуг и простых воинов. Татары «сташа на костех». Так кончилась битва на реке Пьяне.

«По истине пословка и доныне зовется: за Пьяною пьяни», замечает летописец. Это было 2 августа. Оставивши здесь полон и вообще военную добычу, татары изгоном пустились к Нижнему Новгороду. Димитрию Константиновичу нечего и думать было об обороне при таких обстоятельствах, и он ушел в Суздаль; многие из граждан также ушли по Волге к Городцу. Августа 5 татары были уже в Нижнем, перебили оставшихся там жителей, а город, церкви и монастыри предали огню. Как велик и как богато обстроен был город, показывает, между прочим, то обстоятельство, что в описываемое нападение татар сгорело 32 церкви, если верить известию Никоновской летописи. Два дня татары хозяйничали в городе; потом, оставивши его, начали пустошить огнем и мечом нижегородские волости и забирать полон. Вскоре в Нижний Новгород прибыл из Суздаля Василий Димитриевич Кирдяпа и послал отыскивать трупы брата Ивана и князя Семена Михайловича. В то же время Арапша пограбил и пожег все Засурье. Таким образом Нижегородское княжество было чрезвычайно опустошено и ослаблено. Вероятно, это обстоятельство дало смелость мордве в том же году напасть на Нижегородский уезд, побить множество людей, взять полон и пожечь оставшиеся после татарского набега селения. Но мордве не прошло это даром: Борис Константинович догнал «поганую» мордву у реки Пьяны и сильно побил ее, причем много мордвы потонуло в реке[671].

Этого мало: зимой того же 1377 года Димитрий Константинович послал на мордву с своими полками брата Бориса и сына Семена; великий князь московский также прислал свою рать под начальством воеводы Федора Андреевича Свибла. Русские рати произвели полнейшее опустошение Мордовской земли: как выражается летопись, «землю их всю пусту сотвориша»; селения были разграблены и преданы огню; из жителей одни истреблены, другие, особенно лучшие, забраны в полон; мало было таких, которым удалось избыть русского меча или полона. Раздражение против поганой и коварной мордвы было до того сильно, что в Нижнем предавали пленных различным казням; между прочим, некоторых из них вывели на Волгу, волочили по льду и травили псами[672].

В следующем 1378 году Мамаевы татары, как некоторые думают, в отмщение за разорение подвластных Мамаю мордовских земель, изгоном опять напали на Нижний Новгород в то время, когда князя не было в городе: жители края разбежались, граждане Нижнего также бежали за Волгу. Димитрий Константинович, пришедши из Городца, увидел, что столице его не устоять против татар, а потому послал последним откуп с города; татары откупа не взяли, а город сожгли. Уходя, они забирали полон, повоевали Березовое поле и весь уезд[673].

Затем для Димитрия Константиновича прошло спокойных года четыре или несколько более, если можно судить о спокойствии по отсутствию за указанное время всяких летописных известий о нижегородском князе. Даже такое блестящее событие, как Куликовская битва 1380 года, кажется, совсем не коснулось нижегородских князей. Впрочем, местный историк, указывая на последние разорения татарами Нижнего Новгорода, как на время, с которого нижегородский князь из союзника Москвы делается опять искателем ханских милостей, как на первое доказательство его положения, указывает на то обстоятельство, что в 1380 году Димитрий Константинович хотя и выслал свои полки против Мамая, но ни сам, ни дети его не участвовали в Куликовской битве. Но мы не знаем, на чем местный историк основывается[674].

В 1382 году на Москву начала надвигаться страшная, грозная туча, не предвещавшая добра и другим княжествам: на Русь шел новый хан Тохтамыш, победитель Мамая. Желая спасти свою землю от татарского разорения, Димитрий Константинович выслал на встречу к Тохтамышу сыновей своих, Василия и Семена, которые догнали его уже около Рязанской границы. Они находились при полках хана все время пребывания его в пределах Руси. Возвращаясь в Орду, Тохтамыш, по разорении Рязанской земли, отправил к Димитрию Константиновичу посольство, во главе которого был шурин его Ших-Ахмет (Шихмат, Шахомат); с этим посольством он отпустил и младшего Константинова сына Семена, а старшего, Василия Кирдяпу, взял с собой в Орду, вероятно, как заложника. В следующем, 1383 году, Борис Городецкий пошел в Орду с дарами, а через несколько месяцев за ним пошел и сын его Иван. Димитрий Константинович был настолько уже дряхл, что не мог отправиться в Орду лично, а отправил туда сына Семена[675].

Вскоре после того, а именно — 5 июля того же 1383 года Димитрий Константинович, названный Фомой, а в схиме — Феодором, скончался и был погребен в каменной церкви Святого Спаса на правой стороне, подле своего отца. Говоря о его кончине, летописи замечают, что на великом княжении (Владимирском) он был два года, а в своей отчине на великом княжении (Суздальско-Нижегородском) — 19 лет, а «жив всех лет 61»[676].

Димитрий Константинович был женат на Анне, известной нам только по имени[677], от брака с которой имел троих сыновей: Василия Кирдяпу, Ивана и Семена[678], и двух дочерей, из которых старшая, Мария, была за Николаем Васильевичем Вельяминовым, а младшая, Евдокия — за Димитрием Ивановичем Донским.

БОРИС КОНСТАНТИНОВИЧ 1340 † 1394

По смерти Димитрия Константиновича Борис занял великокняжеский стол, конечно, получив на него ярлык от хана; Городец, как бывший его удел, остался за ним же, а Суздаль, как увидим, за его племянниками, Василием и Семеном Димитриевичами.

О времени и месте рождения Бориса Константиновича до нас не дошло известий; судя, впрочем, по времени его женитьбы, он родился раньше 1340 года. В первый раз в летописях он упоминается именно по поводу женитьбы его на дочери великого князя литовского Ольгерда в 1354 году[679].

По смерти старшего из Константиновичей, Андрея, нижегородский стол должен был занять следующий за ним по старшинству брат его Димитрий; но Борис предупредил его: он занял Нижний Новгород раньше Димитрия, и когда этот последний подошел к Нижнему, не пустил его в город. Димитрий Константинович обратился за помощью к зятю своему, великому князю московскому, который через игумена Сергия хотел примирить братьев и звал Бориса в Москву. «Князей судит только Бог», с достоинством отвечал Борис на зов великого князя. Но московские полки, которые Димитрий Константинович получил в помощь от зятя и повел к Нижнему Новгороду, заставили Бориса смириться: он уступил Нижний Новгород старшему брату, а сам должен был удовольствоваться своим прежним Городецким уделом[680]. Это было в 1365 году.

Братья, судя по последующим отношениям их друг к другу, примирились искренне и шли, как говорится, рука об руку. В 1367 году на берега Волги, в пределах Нижегородского княжества, набежал ордынский князь Булат-Темир, завладевший перед тем Болгарией, опустошил Городецкие волости и хотел идти к Нижнему Новгороду, но примирившиеся братья совместными силами прогнали его за реку Пьяну[681].

Булат-Темир бежал в Орду и был убит там ханом Азизом, а в Казани (Болгарии) мы видим уже другого князя, Асана. В 1370 году Димитрий Константинович по приказанию хана посылал на этого князя Бориса Константиновича, который и посадил на место Асана какого-то Салтана, Бакова сына (или Салтан-Бакова сына), хотя и взял от Асана дары[682]. Вероятно, со стратегической целью, как сторожевой пункт для наблюдения за восточными соседями, Борис Константинович заложил в 1372 году на берегу реки Суры город Курмыш (в северо-восточном углу нынешней Симбирской губернии).

В 1375 году наряду со старшим братом своим Борис Константинович принимал участие в походе Димитрия Ивановича Московского на Тверь[683], а с лишком через год (в 1377 году) он побил на берегу Пьяны мордву, разграбившую Нижегородский уезд. Димитрию Константиновичу казалось, что этого урока для мордвы было мало, и в том же году он посылает на нее сына Семена и брата Бориса[684].

В 1382 году, как мы уже видели, на Москву набегал Тохтамыш, который, миновав Нижегородское княжество и не простирая своих действий на Тверское, шел через Рязанское как до Москвы, так и обратно, и разорил последнее на обратном пути, несмотря на то, что рязанский князь указывал ему путь к Москве. Может быть, в благодарность за пощаду, тверской и городецкий князья пошли в том же году в Орду. Последний, впрочем, предвидя скорую кончину брата, может быть, имел намерение похлопотать о закреплении за собой Нижнего Новгорода. Борис Константинович, по летописям, пошел с дарами; вслед за ним пошел в Орду и сын его Иван. В следующем 1383 году скончался Димитрий Константинович, когда Борис был еще в Орде. Хан, выразив сожаление по поводу кончины своего улусника, отдал Суздальско-Нижегородское княжество Борису, который и сел на княжение с сыновьями своими и племянниками, по замечанию летописи, «в мире и любви», хотя последующие события и не оправдывают последней заметки летописца, по крайней мере, по отношению к племянникам его[685], занимавшим Суздальское княжество.

Затем до 1386 года летописи ничего не говорят о Борисе; под названным же годом отмечают его поездку в Орду, откуда он возвратился осенью того же года[686].

В то время, когда Борис Константинович был в Орде, там же находился и его племянник, Василий Димитриевич Кирдяпа, взятый Тохтамышем еще в 1382 году на возвратном пути из-под Москвы, до которой Кирдяпа вместе с братом Семеном сопровождал хана. Соскучившись, вероятно, о родном гнезде и тяготясь полуподневольною жизнью, Кирдяпа бежал из Орды, но на пути его поймал какой-то ордынский посол, который привел его опять в Орду, где Василий принял «от царя истомление велие». Но он успел чем-нибудь умилостивить хана, так как последний в 1387 году отпустил его и притом с пожалованием: дал ему Городец. В том же году Кирдяпа и брат его Семен задумали отнять у дяди Нижний Новгород: они собрали свои суздальские и городецкие полки, выпросили помощь у Димитрия Ивановича Донского и подступили к Нижнему; простояв здесь восемь дней, они заставили дядю отступиться от Нижнего и удовольствоваться Городцом. Испытав на себе непостоянство счастья и превратность судьбы, дядя, как бы прозревая будущее, заметил при этом племянникам: «Милыи мои сыновцы! ныне яз от вас плачю, потом же и вы восплачете от врагов своих»[687].

В 1389 году скончался Димитрий Иванович Донской, и Борис отправился в Орду хлопотать о возврате Нижнего Новгорода. Но он не застал Тохтамыша в Орде, так как тот выступил в поход к персидской границе против Темир-Аксака (Тамерлана). Борис догнал его, шел с ним 30 дней и наконец отпущен был ханом обратно в Сарай. По возвращении из похода хан отпустил его, дав ему Нижегородское княжество[688].

Есть позднейшие известия, будто Борис Константинович, в третий раз занявши Нижегородский стол, заключил Василия Кирдяпу в темницу в Городце, жену и детей Семена, который успел бежать, посадил под стражу в Нижнем, во дворце Юрия, основателя Нижнего Новгорода[689].

Но на этот раз и самому Борису недолго пришлось господствовать в Нижнем. В 1392 году великий князь Василий Димитриевич сложил к нему крестное целование и отправился в Орду «со многою честию и дары». Желая отнять Нижний Новгород у Бориса, он «умзди князей царевых, чтоб печаловались царю Тахтамышу». Последнего Василий Димитриевич, само собою разумеется, более всех умздил и добился своего — получил Нижегородское княжение. В сопровождении ханского посла Василий пошел на Русь; из Коломны он отправился в Москву, а ордынского посла с своими боярами и ханским ярлыком отпустил в Нижний Новгород. Борис Константинович, узнавши об этом, созвал бояр своих и говорил им по этому случаю: «Господия моя и братия, бояре и друзи! попомните, господие, крестное целование ко мне и любовь нашу и усвоение к вам». Старейший из бояр, Василий Румянец, оказавшийся потом предателем своего господина, сказал от лица своих товарищей князю: «Ни скорби, ни печалуй, господине княже, вси есмы единомыслении к тебе, и готови за тя главы своя сложити и кровь излияти». Этот Румянец сносился с Василием Димитриевичем, которому обещал выдать своего господина… А между тем к Нижнему подошли московские бояре с ханским послом, которых Борис не хотел впустить в город. Румянец говорил своему князю, что они пришли подтвердить мир и любовь, а что он, князь, «сам брань и рать воздвизает». Тот же Румянец, когда посол и бояре вошли в город, заявил князю: «Господине княже! не надейся на нас, уже убо есми мы отныне не твои и несть с тобою есмя, но на тя есмы». Через несколько времени в Нижний Новгород приехал великий князь. Он посадил здесь наместником своим Димитрия Александровича Всеволожского, а Бориса Константиновича с женою, детьми и приближенными его приказал развести по разным городам «и вериги железныя связати, и в велицей крепости держати их». После того явился от Тохтамыша посол, который звал Василия Димитриевича в Орду. Хан принял его крайне любезно, как ни одного из прежних князей, и утвердил за ним Нижний и Городец «совсем», а также Мещеру и Тарусу. Любезность и щедрость хана, кажется, не без основания некоторые историки (Карамзин) объясняют тем, что Тохтамыш боялся, как бы Василий Димитриевич не перешел на сторону врага его, Тамерлана[690].

Борис Константинович по одним известиям скончался в 1393, а по другим — и это, кажется, вернее — в 1394 году мая 12[691] в заточении (в Суздале), где скончалась и супруга его в 1393 году. Прах его сначала покоился в суздальском Рождество-Богородицком соборе, а потом, неизвестно когда и кем, перенесен был в городецкий Михайловский собор[692].

Борис был женат с 1354 года на дочери великого князя литовского Ольгерда, которую одни из родословных называют Марией, а другие — Агриппиной. Может быть, и то и другое верно, и в таком случае необходимо одно из имен считать монашеским. От брака с этой Ольгердовной у него было два сына: Даниил и Иван, по прозванию Тугой Лук.

Так с Борисом Константиновичем кончилось самостоятельное существование Суздальско-Нижегородского княжества, и, согласно нашей цели и нашему плану, мы здесь должны были бы остановиться. Но, во-первых, нам нужно сообщить известия, сколько их дошло до нас, о самом младшем из братьев Константиновичей, Димитрии-Ногте, так как он жил в цветущую пору самостоятельного существования княжества и едва ли, хотя бы и совместно с братом, не владел Суздалем; во-вторых, мы должны сообщить биографии детей, происшедших от Константиновичей, так как некоторые из них жили еще во время независимого существования княжества, а некоторые даже владели им, хотя и недолго и несамостоятельно; наконец, в-третьих, надобно заметить, что с 1393 года до года кончины Василия Димитриевича последний не всегда мог назвать Нижний Новгород своим, а следовательно, этот последний иногда переходил опять в руки отдельных князей. Так во втором духовном завещании, относимом к 1423 году, Василий Димитриевич (умер в 1425 году) говорит: «А оже ми даст Бог Новгород Нижний, а яз и Новым городом Нижним благословляю сына своего князя Василья»… Очевидно, Нижний Новгород был не в его руках: им владел, вероятно, сын Александра Брюхатого Семен и притом с соизволения самого великого князя. Только уже в последнем, третьем духовном завещании своем, писанном перед смертью, Василий Димитриевич распоряжается Нижним Новгородом как собственностью: «А сына своего князя Василья благословляю своими примыслы, Новым городом Нижним совсем»[693].

ДИМИТРИЙ КОНСТАНТИНОВИЧ НОГОТЬ 1350–1375(?)

Димитрий Константинович, младший из четверых сыновей Константина Васильевича, встречается в некоторых летописях только два раза: в 1367 году вместе со старшими братьями, великими князьями Димитрием и Борисом Константиновичами, он выходил против Булат-Темира, разорявшего Борисовы волости по Волге, а в 1375 году ходил вместе с великим князем московским Димитрием Ивановичем на Тверь. Эти известия, однако, подвергаются сомнению[694].

Димитрий-Ноготь скончался неизвестно когда с иноческим именем Дионисий. Его супруга, именем Мария, в иночестве Марина, скончалась и погребена в Суздале, в женском монастыре, что ныне приходская церковь Святого Александра Пертского[695].

Димитрий Константинович имел только одного сына Юрия, известного нам исключительно по родословным, через которого он считается родоначальником угасших князей Ногтевых. Ниоткуда не видно, чтобы этот Юрий имел какой-нибудь удел, а потому об нем, как и его потомстве, мы и не будем говорить. Но волости, конечно, он имел.

ВАСИЛИЙ ДИМИТРИЕВИЧ КИРДЯПА 1350 † 1403

Старший сын Димитрия-Фомы Константиновича Василий, по прозванию Кирдяпа, начинает упоминаться в летописях со второй половины XIV века.

По смерти Андрея Константиновича (в 1365 году) Нижегородский стол должен был занять следующий по старшинству брат, Димитрий-Фома; но его предупредил Борис, занявший Нижний Новгород, и Димитрий, по некоторым известиям[696], сначала послал сыновей своих, Василия и Семена, для переговоров с Борисом и в Орду для получения ярлыка. Борис не пустил племянников в город, и Василий отправился далее, в Орду, а Семен — в Суздаль, к отцу. Кирдяпа возвратился из Орды с ханским послом в том же году и привез отцу ярлык на Владимирское великое княжение, от которого тот отказался в пользу князя московского[697].

Димитрий Константинович, отказавшись от великого княжения Владимирского, добился своей отчины при помощи московских полков. Занявши Нижний Новгород, Городец он отдал брату Борису, который сидел в нем и прежде, а Суздаль — сыну Василию[698].

Затем в продолжение десяти лет, т. е. до 1376 года, Василий Кирдяпа упоминается только два раза: по случаю похода его в 1367 году на Булат-Темира, которого преследовал вместе с отцом своим и дядей, а в 1370 году на Казань против князя Асана[699].

В 1376 году Димитрий Константинович опять собирал рать на болгар и просил помощи у зятя своего, великого князя, который и прислал московскую рать под начальством князя Димитрия Михайловича Волынского. Во главе нижегородской рати стояли братья Василий Кирдяпа и Иван[700]. Впрочем, здесь мы не будем передавать подробностей этого похода, так как говорили уже о нем в биографии Димитрия Константиновича.

В следующем 1377 году русские полки были побиты татарами на берегу реки Пьяны, причем утонул младший из сыновей Димитрия Константиновича Иван. Василий Кирдяпа не участвовал в этом походе; он был в Суздале, откуда, вскоре после Пьянского боя, прибыл в Нижний Новгород и распорядился отысканием тела утонувшего брата[701].

Куликовская битва, в которой нижегородские князья не участвовали, не прошла для Москвы безнаказанно. В 1382 году новый хан Тохтамыш шел наказать московского князя за поражение Мамая, хотя этот последний и был врагом его; вероятно, Тохтамыш хотел только поддержать в глазах русских князей авторитет хана вообще. Рязанский князь, чтобы спасти свою землю от татарского разорения, явился к Тохтамышу с услугами: он указывал ему путь к Москве. То же чувство самосохранения руководило, кажется, и нижегородским князем: Димитрий Константинович предупредительно послал в Орду сыновей своих, Василия Кирдяпу и Семена, которые, не заставши хана в Орде, — «бе бо борзо шествие его», — догнали его близ рязанской границы у Сергача и отсюда сопровождали до самой Москвы. Москвичи не хотели отворять ворот хану, несмотря ни на какие убеждения татар в безопасности их; наконец к ним вышли для переговоров нижегородские князья-братья и — вольно или невольно — клялись жителям Москвы в добрых намерениях хана и были причиной ужасного кровопролития. На обратном пути из-под Москвы Тохтамыш отпустил Семена домой, а Василия Кирдяпу взял с собой, надобно полагать, в качестве аманата[702]. До 1386 года Кирдяпа томился в Орде; наконец не выдержал и бежал. Но на дороге он был пойман и опять доставлен в Орду, где принял от хана «истому велику»[703]. Впрочем, он успел, как видно, умилостивить хана, который в 1387 году отпустил его, дав ему Городец. В том же году[704], при помощи московских полков, данных ему Димитрием Донским, он вместе с братом своим Семеном отнял у дяди Бориса Нижний Новгород, и Борис должен был удовольствоваться одним Городцом[705].

Когда Борис оставлял Нижний, он сказал своим племянникам, что теперь плачет от них, но наступит время, когда и они будут плакать от врагов своих. И это предсказание сбылось. В 1393 году великий князь Василий Димитриевич купил ярлык на Нижегородское княжество (тогда бывшее опять в руках Бориса), которое и взято было за великого князя. Но в Суздале оставались еще племянники Бориса, а Василию Димитриевичу не только нужно было обезопасить от них новый примысел, но и округлить его присоединением к нему Суздаля. И вот, в том же 1393 году он пошел ратью против Василия Кирдяпы и брата его Семена. Чем окончился этот поход — неизвестно. Если верить Татищеву, то события 1393–1394 годов можно объяснить весьма удобно и притом правдоподобно. Дело в том, что у Татищева под 1394 годом есть известие, что Василий Димитриевич ходил к Нижнему Новгороду на Василия Кирдяпу и брата его Семена «и выведя их, даде им град Шую» и прочее. Из этого известия последующие события весьма удобно могут объясняться тем соображением, что братья, как самые старшие теперь в роде князей суздальско-нижегородских, были весьма недовольны таким незначительным уделом как Шуя. Этим-то недовольством и может быть объяснено летописное известие того же 1394 года, что Василий и Семен Димитриевичи побежали в Орду к Тохтамышу добиваться своей отчины (разумеется, Суздальско-Нижегородского княжества), что великий князь Василий Димитриевич послал за ними погоню, но братья ускользнули от нее[706].

Между тем как Семен Димитриевич, не отчаиваясь в достижении преследуемых целей, хлопотал в Орде о своих делах, служил ханам «не почивая», брат его Василий Кирдяпа, кажется, примирился с великим князем; по крайней мере, со времени бегства его из Суздаля в Орду он ни разу не упоминается в летописях до самой кончины его, последовавшей в Городце в 1403 году. Он погребен в нижегородском Спасо-Преображенском соборе[707].

От брака с неизвестной Василий Кирдяпа имел четверых сыновей: Ивана, Юрия, Федора и Даниила.

ИВАН ДИМИТРИЕВИЧ 1355 † 1377

О втором сыне Димитрия-Фомы Константиновича до нас дошло только три летописных известия. В 1367 году он вместе с отцом, дядей Борисом и братьями преследовал Булат-Темира[708], в 1376 году участвовал в походе на болгар к Казани[709]; затем он участвовал 2 августа 1377 года в битве с татарами при реке Пьяне, в которой утонул, преследуемый татарами. Тело его вскоре, по распоряжению старшего брата его Василия Кирдяпы, было найдено в реке и погребено в нижегородском Спасском соборе[710].

Неизвестно, был ли женат Иван Димитриевич, но во всяком случае, потомства не оставил.

Судя по тому, что в поход 1377 года Иван Димитриевич отправился из Суздаля, надобно полагать, что он или владел Суздалем сообща с братьями, или имел владения вообще в Суздальской волости.

СЕМЕН ДИМИТРИЕВИЧ 1355 † 1402

Самый младший сын Димитрия-Фомы Константиновича Семен начинает появляться на страницах летописей с 1375 года, хотя есть полное основание утверждать, что он участвовал в преследовании Булат-Темира в 1367 году[711]. В 1375 году вместе с отцом и дядей Борисом он участвовал в походе великого князя Димитрия Ивановича на Тверь[712]. Года через два после этого похода мордва, после поражения русских татарами при реке Пьяне, разорила Нижегородский уезд, и нижегородские полки вместе с московскими ходили на мордовскую землю, которую «всю пусту сотвориша». В этом походе во главе нижегородских полков стояли Борис Константинович и его племянник Семен Димитриевич[713].

Затем, в продолжение лет пяти, летописи ничего не говорят о Семене Димитриевиче.

Выше мы уже говорили, что отец посылал его вместе с старшим братом его на встречу Тохтамышу, в 1382 году предпринявшему поход на Москву, что братья «не обретоша его (хана в Орде) и гнаша в след его несколько дней, и переяша дорогу его на Сергаче и постигоша его на Рязани»[714]. Но не будем здесь повторять того, о чем говорили уже несколько выше; скажем только, что на обратном пути от Москвы Тохтамыш, оставив Василия Кирдяпу при себе, отпустил Семена к отцу вместе с шурином своим Ших-Ахметом, который, вероятно, должен был сказать Димитрию Константиновичу ласковое слово хана за его хорошее поведение. Вскоре потом князья поспешили в Орду, вероятно, с дарами и заверениями в верности и преданности хану: московский князь послал сына своего Василия; из нижегородских князей пошли Борис Константинович и Семен Димитриевич вместо отца, который по болезненной старости лично не мог представиться хану[715].

Василий Кирдяпа, как мы видели, в 1387 году отпущен был из Орды ханом, который дал ему Городец. Но Кирдяпа не хотел довольствоваться одним Городцом: он хотел иметь Нижний Новгород. В том же 1387 году, выпросивши военную помощь у великого князя Димитрия Ивановича, он вместе с братом своим Семеном подступил к Нижнему с суздальцами и городчанами и заставил дядю Бориса уступить ему главный стол княжества, а самому удовольствоваться одним Городцом[716].

По смерти Димитрия Донского (в 1389 году) Борис Константинович опять выхлопотал в Орде ярлык на Нижегородское княжество. Раньше он не мог хлопотать об нем, кажется, потому, что племянники его находили поддержку в своем зяте, московском князе. О том, как Борис Константинович по занятии Нижнего распорядился своими племянниками, мы уже говорили в его биографии. Но сам Борис на этот раз ненадолго удержал за собой Нижний: в 1392 году великий князь Василий Димитриевич отнял у него Нижний, имея на него ярлык от хана, «поймал князей и княгинь в таль» (военнопленный), а князь Семен убежал в Орду. В каком положении находились племянники Бориса в то время, когда Нижний перешел к Василию Димитриевичу, неизвестно. Судя по летописным известиям, что великий князь «поймал князей и княгинь в таль», надобно полагать, что кроме Семена все князья суздальско-нижегородские были взяты и отправлены куда-нибудь в заключение. Но есть одиноко стоящее известие, что в 1393 году великий князь ходил к Нижнему на Василия и Семена Димитриевичей. Соображения по поводу этого похода мы уже высказали в биографии Василия Кирдяпы[717].

Впрочем, Василий Кирдяпа, кажется, успокоился, потеряв всякую надежду на возвращение отчины, а Семен Димитриевич еще не хотел оставить своих мечтаний. В 1395 году, собравши большие силы, он вместе с татарами (казанскими), во главе которых стоял царевич Ейтяк (Гентяк, Ентяк, Ектяк), подступил к Нижнему и долго стоял здесь. В Нижнем были воеводы: Владимир Данилович, Григорий Владимирович и Иван Лихорь. Долго Семен и Ейтяк стояли и наконец заключили мир: христиане целовали крест, а татары «роту пили по своей вере». Но ротники преступили клятву: 25 октября они ворвались в Нижний и разграбили его. «Не яз творих лесть, но татарове; а яз в них не волен, а с них не могу», оправдывался князь Семен. Татары стояли в Нижнем Новгороде две недели; наконец, услышав, что на них идет великокняжеская рать, «возвратишася в свою землю в Казань», или, лучше, не возвратились, а — по другим известиям — бежали, бежал и Семен в Орду[718]. Года через четыре Семен Димитриевич, должно быть, опять хотел сделать попытку овладеть Нижним, о чем узнали и в Москве: в 1399 году Василий Димитриевич высылал за ним погоню до Казани, «но не угониша» его[719].

В 1401 году Василий Димитриевич послал воевод своих, Ивана Андреевича Уду и Федора Глебовича отыскать и привести в Москву Семена Димитриевича или его семейство (значит, жена Семена успела бежать из заключения), или, наконец, бояр его. Воеводы пошли в мордовскую землю и нашли там жену Семена Александру в месте или селении, называвшемся Цыбирцы, взяли ее вместе с детьми и, ограбивши, привели ее в Москву, где она заключена была на дворе боярина Белеута. Семен Димитриевич, скрывавшийся тогда в Орде, узнав о пленении своего семейства, послал великому князю челобитье, прося у него опасу (опасной грамоты) для прибытия в Москву. Примирившись с великим князем, Семен Димитриевич с семейством своим отправился в Вятку и там, через пять месяцев по прибытии, скончался в 1402 году[720] декабря 21. «Сей же князь Семен Дмитреевич суздолский из Нижняго Новагорода многи напасти подъят и многи истомы претерпе во Орде и на Руси, тружався добиваясь своея отчины, и 8 лет не почивая по ряду во Орде служил 4-м царем: первому — Тахтамышу, 2-му — Аксак-Темирю (Тамерлану), 3-му — Темир-Кутлую, 4-му — Шадибеку; а все то поднимая рать на великого князя Василья Дмитреевича московского, како бы ему наити свою отчину — княжение Новагорода Нижнего, и Суздаль и Городец; и того ради мног труд подъя, и много напастей и бед претерпе, своего пристанища не имея и не обретая покоя ногама своима, и не успе ничтож». Так летопись рисует напрасные заботы и хлопоты Семена Димитриевича о возвращении своей отчины.

От брака с Александрой, известной нам только по имени, Семен Димитриевич имел неизвестное нам количество детей, из которых мы знаем одного только сына его Василия, князя шуйского[721].

Борьба великого князя с князьями суздальскими, надобно полагать, была весьма ожесточенна, так как вызвала некоторое вмешательство в нее духовенства, а именно Кирилла, игумена Белозерского монастыря, представители которого, по занимаемому ими месту, чтимы были не только простым народом, но и лицами высокопоставленными и даже князьями и царями русскими. Послание игумена Кирилла к великому князю Василию Димитриевичу[722] о том, чтобы он примирился с суздальскими князьями, не имеет даты, но, судя по содержанию, несомненно должно относиться к тому времени, когда жил и действовал Семен Димитриевич. «Смущение велико — слышал игумен Кирилл, почему и пишет великому князю — между тобою и сродники твоими князми суждальскими. Ты, господине, свою правду сказываешь, а они — свою; а в том, господине, межи вас крестьяном кровопролитие велико чинится. Ино, господине, посмотри того истинно, в чем будет их правда пред тобою, и ты, господине, своим смирением поступи на себе; а в чем будет твоя правда пред ними, и ты, господине, за себе стой по правде. А почнут ти, господине, бити челом, и ты бы, господине, Бога ради, пожаловал их по их мере, занеже, господине, тако слышел есмь, что доселе были у тебе в нужи, да от того ся, господине, и возбранили. И ты, господине, Бога ради, покажи к ним свою любовь и жалованье, чтобы не погибли в заблужении в татарских странах, да тамо бы не скончались».

Из последующих биографий мы увидим, что вследствие ли этого послания, или по другим каким-нибудь причинам между великим князем и князьями суздальскими состоялась какая-то сделка, вследствие которой потомки Кирдяпы спокойно владели Суздальской волостью и даже назывались великими князьями. Об Александре Ивановиче Брюхатом (см. его биографию) мы знаем из официального документа, что он был в ссоре с великим князем, но потом взял мир с ним. Впрочем, как увидим ниже, суздальские князья переходили иногда и на сторону врагов великого князя, детей Бориса Константиновича, добивавшихся Нижнего и Городца.

ДАНИИЛ БОРИСОВИЧ 1370–1418

О времени и месте рождения Даниила Борисовича до нас не дошло известий. В первый раз, хотя и безымянно, он упоминается в летописях под 1392 годом. Великий князь, отобравши в названном году Нижний Новгород у Бориса Константиновича, приказал как самого Бориса, так и жену его и детей развести по разным городам[723]. Неизвестно, когда Даниил освободился из заключения и где потом скитался или проживал. Надобно, впрочем, полагать, что он долго жил в Орде, но, ничего не добившись там, как и двоюродные братья его, дети Димитрия Константиновича, перешел в Болгарию к казанским татарам.

Между тем как двоюродные племянники Даниила, дети Василия Кирдяпы, покорившись великому князю, под рукой этого последнего владели своими отчинами, старый отчич Нижнего Новгорода, как летописи называют Даниила[724], не имел ничего, хотя как старший между наличными суздальско-нижегородскими князьями мог бы занимать главный стол княжества. Он и добивался этого последнего, как сейчас увидим.

В 1411 году Даниил и брат его Иван Тугой Лук, добиваясь отчины, пошли к Нижнему Новгороду с болгарскими, жукотинскими и мордовскими князьями. Василий Димитриевич выслал против них брата своего Петра Димитриевича и с ним ростовских, ярославских и суздальских (Кирдяпиных) князей. Бой произошел при селе Лыскове 15 января: «Бысть межи их сеча зла», замечает летописец; с обеих сторон пало много людей; тут пал, между прочим, и один из суздальских князей, Даниил, сын Василия Кирдяпы. Борисовичи одержали верх, но не видно, чтобы дело их выиграло от этой победы; по крайней мере, в летописях прямо ничего не говорится о том, овладели ли они отчиной или нет. В том же году Даниил Борисович (в летописи прибавлено: «Нижняго Новагорода», но значит ли это, что он овладел Нижним?) «укрывся тайно от всех, приведе к себе царевича Талыча»; с этим Талычем он послал изгоном на Владимир боярина своего, Семена Карамышева: Владимир страшно был опустошен и разорен; соборный храм ограблен; ключаря, священника Патрикия, родом грека, запершегося в храме и скрывшего церковные сокровища, разломав двери, извлекли из храма и подвергли ужасным мукам (ставили на раскаленную сковороду, содрали кожу и прочее), чтобы выпытать от него, где скрыты церковные богатства, — но напрасно!.. Это было 3 июля[725].

Что победы Даниила Борисовича не принесли ему пользы, об этом говорит то обстоятельство, что он с братом опять ушел в Орду хлопотать о ярлыке на Нижегородское княжество. В летописях находим известие, что братья выехали из Орды от Зелени Салтана, который, в гневе на великого князя, пожаловал их Нижегородским княжеством. Но что значило это пожалование для великого князя? Василий Димитриевич в том же году сам поехал в Орду «со множеством богатства». Но Зелени Салтан, к счастию его, тогда же был убит братом своим Керимбердеем, который уверил московского князя в своей дружбе к нему и в неотъемлемой принадлежности ему Нижегородского княжества[726]. Тем не менее братья Борисовичи хотели, кажется, еще продолжать борьбу, занявши Нижний Новгород. По крайней мере, есть известие, что в 1414 году против них к Нижнему послан был великим князем Юрий Димитриевич Галицкий, который прогнал их за реку Суру[727].

При таких обстоятельствах нижегородским князьям ничего не оставалось делать, как только покориться великому князю. Но в этом они еще не скоро убедились: только в 1416 году они явились в Москву и примирились с великим князем, но ненадолго, так как зимой следующего 1418 года они бежали из Москвы неизвестно куда[728]. На этом прекращаются летописные известия о Данииле Борисовиче.

Даниил Борисович имел единственного сына Александра, по прозванию Взметень, от брака с неизвестной нам по происхождению Марией (в иночестве — Марина), умершей позднее мужа, в княжение Василия Васильевича[729].

ИВАН БОРИСОВИЧ ТУГОЙ ЛУК р.1370 † 1418

Иван Борисович, по прозванию Тугой Лук, младший из двух сыновей Бориса Константиновича, родился в Нижнем Новгороде в 1370 году и там же крещен был митрополитом Алексием.

Общественная деятельность этого князя начинается весьма рано, с двенадцатилетнего возраста его. В 1383 году, после разорения Москвы Тохтамышем, Борис Константинович отправился к хану с дарами, а спустя несколько времени туда же отправился и сын его Иван. Вместе с отцом, получившим в Орде, по смерти старшего брата, великое княжение Нижегородское, и двоюродным братом, Семеном Димитриевичем, Иван Борисович выехал из Орды 8 ноября того же года[730]. Года через три (в 1386 году), еще до выхода Василия Кирдяпы из Орды, где он содержался в качестве аманата, Борис Константинович зачем-то посылал Ивана к хану[731]. Может быть, он предвидел опасность со стороны племянников, если бы они стали действовать против него совместно, и в таком случае не хлопотал ли Борис о том, чтобы Кирдяпу задержали в Орде?..

После этой поездки в Орду, в продолжение лет пятнадцати, Иван Борисович упоминается в летописях только один раз и то безымянно, в 1392 году, когда великий князь отобрал у Бориса Нижний Новгород, а самого Бориса, жену и детей его приказал развести по городам. Когда Иван Борисович освободился из заключения, неизвестно[732].

В биографии брата Иванова мы уже говорили о бое Борисовичей с великокняжеским братом Петром при селе Лыскове в 1411 году и о том, что в 1412 году братья выхлопотали у хана Зелени Салтана ярлык на княжество Нижегородское, что это ни к чему не повело[733], что, тем не менее, братья в 1414 году сделали еще попытку к достижению своей цели, но опять безуспешно[734].

Борьба была Борисовичам не под силу, и вот в 1416 году они, а также Иван Васильевич, сын Кирдяпы, явились в Москву. Но еще раньше их годами двумя в Москву прибыл сын Ивана Борисовича, Александр[735]. Однако Борисовичи не могли почему-то ужиться в мире с великим князем: в 1418 году, зимой, они бежали из Москвы неизвестно куда[736]. Известно только, что Иван Борисович в том же году скончался в Нижнем и погребен в нижегородском Спасо-Преображенском соборе[737].

Неизвестно, на ком женат был Иван Борисович. Что же касается его потомства, то относительно этого вопроса родословные несогласны: одни из них считают его бездетным, а другие дают ему сына Александра Брюхатого и внука Семена. Те родословные, в которых он значится бездетным, считают Александра Ивановича внуком Василия Кирдяпы. Трудно разобраться в этой путанице. Однако, не решая вопроса положительно, приведем те факты и соображения, которые говорят за и которые против происхождения Александра Брюхатого от Ивана Борисовича.

Известно что Александр Иванович Брюхатый — все равно пока Борисов ли внук, или Василиев — был женат с 1418 года на дочери великого князя Василия Димитриевича Василисе[738]. Но он в том же 1418 году скончался. В Троицкой летописи[739] читаем: «Преставися (1418 год) князь Александр Иванович Брюхатой Суждальской, зять великого князя; князь же великий дасть дочь свою Василису за другова мужа, за князя Александра Взметня Даниловича суждальского и нижегородского». Если Александр Брюхатый был сын Ивана Борисовича, то мог ли, по каноническим правилам, на его вдове жениться Александр Даниилович Взметень, его двоюродный брат? Это — во-первых; во-вторых: в одном списке родословной книги читаем: «А князь Данилов сын Борисовича, князь Александр, прозвище ему Взметень, бездетен, а была за ним дочь в. кн. Василия Димитриевича Васса, а наперед того была за князем Александром Ивановичем за Брюхатым, за князем Васильевым, внуком Кирдяпиным»[740]. Этот брак Взметня на вдове троюродного племянника канонически возможен. Наконец, в жалованной грамоте нижегородского великого князя Александра Ивановича Спасо-Евфимиеву монастырю об освобождении приписного к последнему Гороховецкого монастыря людей от пошлин и повинностей бессрочно, читаем такую подтвердительную приписку другого князя: «…се аз князь Федор Юрьевич, взрев в сию грамоту в своего брата, государя нашего князя Александра Ивановича, пожаловал архимандрита Филиппа с братьею по тому жо»[741]. Нам кажется несомненным, что здесь под Федором Юрьевичем надобно разуметь сына Юрия Васильевича, внука Кирдяпы; этот Федор Юрьевич — а другого такого из суздальских князей мы не знаем — действительно приходится двоюродным братом упоминаемому в грамоте великому князю нижегородскому Александру Ивановичу, если последнего считать внуком Василия Кирдяпы.

Но, с другой стороны, в летописях, а главное, в подобных же вышеприведенным официальных документах находим указания, которые заставляют, в свою очередь, вести происхождение Александра Брюхатого от Ивана Борисовича. Так, в летописях читаем[742]: «Тогож лета (6924 года) приехаша к великому князю Василью Димитриевичу на Москву князи новогородстии Нижнего-Новагорода, князь великий Иван Васильевич, внук Дмитриев, князь Иван Борисович, да сын его (конечно, Ивана Борисовича?) князь Александр наперед его приеха за два года» (значит, еще в 1414 году). Наконец, в жалованной грамоте великого князя Василия Васильевича и матери его, Софьи Витовтовны, Спасо-Евфимиеву монастырю на село Мордыш читаем: «Се яз кн. в. Василей Васильевич да моя матерь…по приказу мне, великому князю, своего сестрича и моей матери великой княгини Софьи внука[743] князя Семена Александровича, дали есми святому Спасу (Мордыш)… на поминок его родителей, по великом князе Константине и по его прачуре, и по князе Борисе, и по князе по Иване, и по его (конечно, Семена) отцы, по князе по Александре, и по его матери, по княгине по Василисе, и по нем по князе по Семене…»[744]. Другим подобным же документом великий князь Василий Васильевич дает Спасо-Евфимиеву монастырю кроме того же Мордыша еще глушицу и перекопань реки Нерль по своем «сестричи, по князе по Семене Александровиче, да (еще дает) что кн. Иван Борисович перекопал Нерль реку»[745]… Нисходящее и восходящее родство Александра Ивановича здесь очевидно.

Кому же и чему верить? Мы должны отдать предпочтение официальным документам. Что же касается близкого родства между мужьями Василисы, то необходимость заставляет предполагать, что это, так сказать, каноническое неудобство каким-нибудь путем было устранено. Но что сказать о грамоте Александра Ивановича, подтвержденной Федором Юрьевичем Кирдяпиным, который называет эту грамоту Александра грамотой своего брата? Если Брюхатого признать происходящим от Бориса, то он был братом троюродным не Федору Юрьевичу, а отцу его, Юрию Васильевичу. Ввиду двукратного указания на происхождение Александра Брюхатого от Бориса, что находим в грамотах великого князя Василия Васильевича, приходится признать пока слова Федора Юрьевича: своего брата, или в переносном смысле, или ошибкой переписчика.

Итак, мы должны пока считать Ивана Борисовича отцом Александра Брюхатого и дедом князя Семена, далее которого потомство его не пошло.

ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ 1390 † 1417

Мы уже выше говорили о том, что суздальские князья, дети Кирдяпы, вошли в сделку с великим князем Василием Димитриевичем и сидели спокойно в своей волости. Но двоюродные дядья их, дети Бориса Константиновича, продолжали борьбу с великим князем за Нижний Новгород. Как сейчас увидим, Кирдяпины, хотя и не все, кажется, входили в какие-то сделки с своими дядьями и нарушали установившиеся отношения к великому князю. По крайней мере, это известно об Иване Васильевиче.

В 1412 году Борисовичи выхлопотали у Зелени Салтана ярлык на Нижегородское княжество. Еще в предыдущем году они приходили на Нижний с князьями казанскими, жукотинскими и мордовскими и одержали верх над московским войском в битве при селе Лыскове. Теперь они шли с ярлыком и успели занять Нижний или его околицы. Но Зелени Салтан тогда же был убит братом своим Керимбердеем, который покровительствовал московскому князю. Зимой 1414 года Василий Димитриевич послал к Нижнему брата своего Юрия, князя галицкого; там находились: Даниил и Иван Борисовичи, Иван Васильевич и Василий Семенович, внук Димитрия-Фомы Константиновича. Юрий прогнал их за реку Суру, но далее не преследовал[746].

Теперь эти князья, должно быть, поняли, что старого им не вернуть, и в 1416 году они действительно явились в Москву. В следующем 1417 году Иван Васильевич скончался, а через год по его кончине Борисовичи бежали из Москвы[747].

Неизвестно, имел ли Иван Васильевич детей. Некоторые родословные дают ему сына Александра Брюхатого и внука Семена, но в предыдущей биографии мы указали на те официальные документы, которые в данном случае сильно подрывают кредит этих родословных.

ЮРИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ IV–XV в.

Юрий Васильевич, второй из четырех сыновей Кирдяпы, известен нам только по родословным, как первый князь шуйский и как отец сыновей Василия, Федора и бездетного Ивана, князей шуйских. У Василия Юрьевича было два сына: Василий, по прозванию Бледный, бывший при Иване III наместником во Пскове, а потом — в Нижнем Новгороде[748], и Михаил; средний из троих сыновей Василия Бледного, Иван-большой (в отличие от Ивана-меньшого, по прозванию Хрен), по прозванию Скопа, был образователем особой ветви шуйских князей, князей Скопиных-Шуйских. Известный герой Смутного времени, Михаил Васильевич Скопин-Шуйский, приходится правнуком этому Ивану Скопе. У второго сына Василия Юрьевича, у Михаила Васильевича, было два сына: бездетный Иван и Андрей, дед царя Василия Ивановича Шуйского[749].

Дети Юрия Васильевича, Василий и Федор, жили в самое бурное время XV века, когда происходила упорная борьба между великим князем Василием Васильевичем и претендентами на великокняжеский стол, князьями галицкими. Пользуясь смутой, Юрьевичи, бежавшие из своей отчины в Новгород Великий, где старший из братьев, между прочим, в 1445 году отбивался от немцев, осаждавших Ям (Ямбург), будучи приглашены Шемякой, заключили с ним договор, по которому «когда Бог даст ему (Шемяке) достать свою отчину великое княжение», они должны получить в независимое владение Нижний Новгород, Суздаль, Городец и даже Вятку, с правом непосредственного сношения с Ордой. Этим договором определены были и отношения князей друг к другу: Василий по отношению к Шемяке становится сыном, а Федор — братаничем; по отношению к Ивану, сыну Шемяки, Василий — равный брат, а Федор — молодший; Шемяка не вступается в отчину Юрьевичей; кроме того, последние выговаривают у Шемяки: «А что, Господине, в нашо неверемя ваши князи служилые и ваши бояре покупили в нашой отчине в Суздале у нас и у нашой братьи и у наших бояр и у монастырей волости и села, или в Новегороде, и на Городце или что князь великий подавал в куплю, и грамоты свои подавал купленые: ино те все купли не в куплю»: им должны быть возвращены те села и другие места, которые продал князь Иван Можайский, держа их отчину. Но великий князь Василий Васильевич взял верх над Шемякой, и Юрьевичи должны были, заключив договор, смириться перед ним[750].

ФЕДОР И ДАНИИЛ ВАСИЛЬЕВИЧИ XIV–XV в.

Из двух младших сыновей Василия Кирдяпы Федор известен нам только по родословным, которые считают его бездетным, а о самом младшем, Данииле, летописи передают только один факт: он, находясь в рядах великокняжеских войск, участвовал в 1411 году в битве при селе Лыскове с своими же родичами, детьми Бориса Константиновича. В этой битве он и пал, не оставив потомства[751].

ВАСИЛИЙ СЕМЕНОВИЧ 1414

О Василии Семеновиче, удельном князе шуйском, единственном сыне Семена Димитриевича, внуке Димитрия-Фомы Константиновича, до нас дошло одно только летописное известие, что в 1414 году он находился в Нижнем Новгороде вместе с Даниилом и Иваном Борисовичами, получившими перед тем ярлык на свою отчину от Зелени Салтана, и Иваном Васильевичем, сыном Кирдяпы, когда против них шел великокняжеский брат Юрий Димитриевич Галицкий, который потом прогнал этих князей за реку Суру[752]. Дальнейшая судьба его неизвестна. Из шести безудельных сыновей Василия Семеновича, Александр, по прозванию Глазатый, был родоначальником угасших князей Глазатых; через одного из сыновей своих, Ивана Барбашу, Александр считается также родоначальником угасших князей Барбашиных; другой сын Василия Семеновича, Иван, по прозванию Горбатый, был родоначальником угасших князей Горбатых[753]; из остальных сыновей Василия Семеновича можно отметить двоих: Андрея, по прозванию Лугвица, павшего в бою у Суходрова, и Василия, по прозванию Гребенка, бывшего князем и воеводой в Пскове и Новгороде Великом без согласия Москвы и потом перешедшего на службу к великому князю Ивану III в 1477 году.

АЛЕКСАНДР ДАНИИЛОВИЧ ВЗМЕТЕНЬ 1400–1419

Единственный сын Даниила Борисовича Александр по прозванию Взметень упоминается в летописях только однажды, по случаю женитьбы его на вдове князя Александра Ивановича Брюхатого, скончавшегося в 1418 году. Потомства после него не осталось[754].

АЛЕКСАНДР ИВАНОВИЧ БРЮХАТЫЙ 1414 † 1418

О происхождении Александра Ивановича Брюхатого мы говорили уже в биографии Ивана Борисовича (Тугой Лук). Здесь отметим только то, что находим о нем в летописях и некоторых официальных документах.

В 1414 году мы находим в Нижнем Новгороде Даниила и Ивана Борисовичей, выхлопотавших в 1412 году ярлык у Зелени Салтана, Ивана Васильевича Кирдяпина и Василия Семеновича. На них послан был великим князем Юрий Димитриевич Галицкий, который прогнал собравшихся в Нижнем князей за реку Суру. Далее, под 1416 годом в летописях говорится о приезде в Москву нижегородских князей; приехал и «князь Иван Борисович, а сын его Александр наперед его приехал за два года», значит — в 1414 году и, всего вероятнее, после похода Юрия Димитриевича к Нижнему Новгороду. Как видно, Александр Иванович был в стачке с остальными суздальскими князьями против Василия Димитриевича, но незадолго до 1414 года, а может быть, и в этот самый год успел примириться и даже породниться с великим князем, женившись в 1418 году на его дочери Василисе. Дело о браке началось, вероятно, раньше 1418 года и еще до брака, может быть, в виде приданого, Александр Иванович получил Нижний Новгород и писался великим князем. Так в жалованной грамоте его Спасо-Евфимиеву монастырю (суздальскому) об освобождении людей приписного к нему Гороховецкого монастыря от пошлин и повинностей[755] он называет себя великим князем, а в конце грамоты находим такую приписку: «А дана грамота тое… (пропуск в подлиннике) коли великий князь Александр Иванович взял мир с великим князем», т. е. Василием Димитриевичем. В 1418 году он скончался, оставив сына Семена, который, надобно полагать, считался также владетелем Нижнего Новгорода. На это предположение указывает то обстоятельство, что Василий Димитриевич в своей духовной грамоте, относимой к 1423 году, еще не считает Нижнего Новгорода вполне своим: «А оже ми дасть Бог Новгород Нижний, и яз и Новым городом Нижним благословляю сына своего, князя Василья со всем». Только в последней своей духовной грамоте, относимой к 1424 году, Василий Димитриевич распоряжается Нижним как собственностью: «А сына своего князя Василья благословляю своими примыслы, Новым городом Нижним со всем» и прочее[756].

Потомство Александра Ивановича далее сына его Семена не пошло.

Родословное древо князей Великого Суздальско-Нижегородского княжества по А. В. Экземплярскому

Из биографических очерков суздальско-нижегородских князей мы видим, что до половины XIV века летописцы редко упоминают о Нижнем Новгороде, так как он был до того времени только пригородком Суздаля. Нижний Новгород начинает возвышаться с 1350 года, когда перенес в него свою резиденцию Константин Васильевич и когда княжество стало называться великим. Те земли, которые входили в состав Суздальско-Нижегородского княжества, за исключением мордовских земель, приобретенных после 1350 года, составляли сначала удельное княжество Суздальское с пригородками: Городцом на Волге, Нижним Новгородом и Шуей. Как удельное, Суздальское княжество существовало несколько более ста лет, т. е. с 1238 года, когда Святослав Всеволодович получил в удел Суздаль от старшего брата своего, великого князя Ярослава, до 1350 года, когда Константин Васильевич перенес резиденцию в Нижний Новгород. С этого времени последний начинает затмевать Суздаль; княжество начинает называться Нижегородским или Суздальско-Нижегородским великим княжеством, и князья — великими. Как великое, Суздальско-Нижегородское княжество существовало недолго, всего с небольшим 40 лет, т. е. до 1392 года, когда оно отнято было великим князем московским Василием Димитриевичем у Бориса Константиновича, которого и надобно считать последним великим князем суздальско-нижегородским. Хотя после Бориса, как мы видели, и были в Нижнем Новгороде князья, которые назывались великими, но эти князья были, так сказать, случайными: они занимали Нижний Новгород, и то на короткое время, только тогда, когда случайно обладали силой для занятия бывшей отчины своей, или получали Нижний Новгород, даже с титулом великого князя, из рук великого князя московского. Но уже самое получение великокняжеского достоинства из рук другого князя, указывает на подчиненное положение последних суздальско-нижегородских князей.

Загрузка...