Краткое содержание произведений русской литературы XIX века

Дневник лишнего человека Повесть (1848 – 1850) Г. Г. Животовский

Мысль начать дневник пришла Челкатурину 20 марта. Доктор признался наконец, что жить его пациенту недели две. Скоро вскроются реки. Вместе с последним снегом унесут они и его жизнь.

Кому поведать в последний час свои невеселые мысли? Рядом только старая и недалекая Терентьевна. Надо рассказать хотя бы себе собственную жизнь, попытаться понять, зачем прожиты тридцать лет.

Родители Челкатурина были довольно богатые помещики. Но отец, страстный игрок, быстро спустил все, и у них осталась только деревенька Овечьи Воды, где теперь в жалком домишке умирал от чахотки их сын.

Мать была дама с характером и подавляющей гордой добродетелью. Она переносила семейное несчастье стоически, но в ее смирении была какая-то нарочитость и упрек окружающим. Мальчик чуждался ее, страстно любил отца, рос «дурно и невесело». Детские годы почти не оставили светлых воспоминаний.

Москва, куда переехали после смерти отца, не прибавила впечатлений. Родительский дом, университет, жизнь мелкого чиновника, немногие знакомые, «чистенькая бедность, смиренные занятия,умеренные желания». Стоит ли рассказывать такую жизнь? Жизнь совершенно лишнего на свете человека. Челкатурину самому нравится это слово. Никакое другое не передает так полно сути его.

Лучше всего точность выбранного определения собственной личности и судьбы мог бы подтвердить один эпизод его жизни. Как-то пришлось ему провести месяцев шесть в уездном городе О., где он сошелся с одним из главных чиновников уезда, Кириллом Матвеевичем Ожогиным, имевшим душ четыреста и принимавшим у себя лучшее общество города. Он был женат, и у него была дочь Елизавета Кирилловна, очень недурная собой, живая и кроткого нрава. В нее и влюбился молодой человек, вообще-то с женщинами очень неловкий, но здесь как-то нашедшийся и «расцветший душой». Три недели он был счастлив своей влюбленностью, возможностью бывать в доме, где чувствовалось тепло нормальных семейных отношений.

Лиза не была влюблена в своего почитателя, но принимала его общество. Однажды мать Лизы, мелкий чиновник Безменков, сама Лиза и Челкатурин отправились в рощу за городом. Молодые люди наслаждались тихим вечером, открывающимися с обрыва далями и багряным закатом. Близость влюбленного в нее человека, красота окружающего, ощущение полноты бытия пробудили в семнадцатилетней девушке «тихое брожение, которое предшествует превращению ребенка в женщину». И Челкатурин был свидетелем этой перемены. Стоя над обрывом, пораженная и глубоко тронутая открывшейся ей красотой, она вдруг заплакала, потом долго была смущена и большей частью молчала. В ней совершился перелом, «она тоже начала ждать чего-то». Влюбленный юноша отнес эту перемену на свой счет: «Несчастье людей одиноких и робких – от самолюбия робких – состоит именно в том, что они, имея глаза... ничего не видят...»

Между тем в городе, а потом и у Ожогиных появился стройный, высокий военный – князь Н. Он приехал из Петербурга принять рекрутов. Челкатурин почувствовал неприязненное чувство робкого темного москвича к блестящему столичному офицеру, хорошему собой, ловкому и самоуверенному.

Безотчетная неприязнь переросла в тревогу, а потом и в отчаяние, когда, оставшись один в зале ожогинского дома, молодой человек принялся разглядывать в зеркало свой неопределенных очертаний носи вдруг увидел в стекле, как тихо вошла Лиза, но, увидев своего обожателя, осторожно выскользнула прочь. Она явно не хотела встречи с ним.

Челкатурин вернулся на следующий день к Ожогиным тем же мнительным, натянутым человеком, каким был с детства и от которого начал было избавляться под влиянием чувства. Собравшееся в гостиной семейство было в наилучшем расположении духа. Князь Н. пробыл у них вчера целый вечер. Услышав это, наш герой надулся и принял вид оскорбленного, чтобы наказать Лизу своей немилостью.

Но тут вновь явился князь, и по румянцу, по тому, как заблестели глаза Лизы, стало ясно, что она страстно влюбилась в него. Девушка до сих пор и во сне не видела ничего хоть немного похожего на блестящего, умного, веселого аристократа. И он полюбил ее – отчасти от нечего делать, отчасти по привычке кружить женщинам голову.

По постоянно напряженной улыбке, надменной молчаливости, за которыми виднелась ревность, зависть, чувство собственного ничтожества, бессильная злость, князь понял, что имеет дело с устраненным соперником. Поэтому был с ним вежлив и мягок.

Окружающим тоже был ясен смысл происходящего, и Челкатурина щадили, как больного. Поведение его становилось все более неестественным и напряженным. Князь же очаровал всех и умением никого не обойти вниманием, и искусством светской беседы, и игрой на фортепиано, и талантом рисовальщика.

Между тем в один из летних дней уездный предводитель давал бал. Собрался «весь уезд». И всё, увы, вертелось вокруг своего солнца – князя. Лиза чувствовала себя царицей бала и любимой. На отвергнутого, не замечаемого даже сорокавосьмилетними девицами с красными прыщами на лбу Челкатурина никто не обращал внимания. А он следил за счастливой парой, умирал от ревности, одиночества, унижения и взорвался, назвав князя пустым петербургским выскочкой.

Дуэль состоялась в той самой роще, почти у того самого обрыва. Челкатурин легко ранил князя. Тот выстрелил в воздух, окончательно втоптав в землю соперника. Дом Ожогиных закрылся для него. На князя же стали смотреть как на жениха. Но тот скоро уехал, так и не сделав предложения. Лиза перенесла удар стоически. Челкатурин убедился в этом, случайно подслушав ее разговор с Безменковым. Да, она знает, что все бросают в нее сейчас камни, но она не променяет своего несчастья на их счастье. Князь недолго любил ее, но – любил! И теперь ей остались воспоминания, ими и богата ее жизнь, она счастлива тем, что была любима и любит. Челкатурин же ей противен.

Через две недели Лизавета Кирилловна вышла за Безменкова.

«Ну, скажите теперь, не лишний ли я человек?» – вопрошает автор дневника. Ему горько, что умирает он глухо, глупо. Прощай всё и навсегда, прощай, Лиза!

Месяц в деревне Комедия (1850, опубл. 1855) Г. Г. Животовский

Появление нового лица в деревне – всегда событие. Когда летом 184... в богатом имении Ислаевых появился новый домашний учитель, уже сложившееся равновесие оказалось некоторым образом нарушенным или, во всяком случае, поколебленным.

С первого же дня полюбил Алексея Николаевича его ученик – десятилетний Коля Ислаев. Учитель смастерил ему лук, ладит воздушного змея, обещает научить плавать. А как ловко лазает он по деревьям! Это . вам не старый нудный Шааф, преподающий ему немецкий.

Легко и весело с новым учителем и семнадцатилетней воспитаннице Ислаевых Вере: ходили смотреть плотину, ловили белку, долго гуляли, много дурачились. Двадцатилетняя служанка Катя тоже заметила молодого человека и как-то переменилась к Матвею, ухаживающему за ней.

Но наиболее тонкие процессы произошли в душе хозяйки – Натальи Петровны Ислаевой. Ее Аркадий Сергеевич постоянно занят, вечно что-то строит, усовершенствует, приводит в порядок. Наталье же Петровне чужды и скучны хозяйственные заботы мужа. Скучны и разговоры друга дома Ракитина, Да и вообще, он всегда под рукой, его не надо завоевывать, он совершенно ручной, неопасный: «Наши отношения так чисты, так искренни <...> Мы с вами имеем правоне только Аркадию, но всем прямо в глаза глядеть...» И все-таки подобные отношения не совсем естественны. Его чувство так мирно, оно ее не волнует....

Ракитин беспокоится, что в последнее время Наталья Петровна постоянно не в духе, в ней происходит какая-то перемена. Не по отношению ли к нему? При появлении Алексея Николаевича она явно оживляется. Это заметил и Шпигельский, уездный доктор, приехавший помочь Большинцову сосватать Веру. Претенденту сорок восемь лет, неуклюж, неумен, необразован. Наталья Петровна удивлена предложению: Вера так еще молода... Однако, увидев, как Вера шепчет что-то Беляеву и оба смеются, она все же возвращается к разговору о сватовстве.

Все больше беспокоится Ракитин: не начинает ли он надоедать ей? Ничего нет утомительнее невеселого ума. У него нет иллюзий, но он надеялся, что ее спокойное чувство со временем... Да, сейчас его положение довольно смешно. Вот Наталья Петровна поговорила с Беляевым, и сразу в лице живость и веселость, какой никогда не бывало после разговора с ним. Она даже по-дружески признается: этот Беляев произвел на нее довольно сильное впечатление. Но не надо преувеличивать. Этот человек заразил ее своей молодостью – и только.

Наедине с собой она как бы спохватывается: пора прекратить все это. Верины слезы в ответ на предложение Большинцова как будто вернули ей способность видеть себя в истинном свете. Пусть девочка не плачет. О Большинцове нет уже и речи. Но ревность вспыхивает вновь, когда Вера признается, что Беляев нравится ей. Наталье Петровне теперь ясно, кто соперница. «Но погодите, не все еще кончено». И тут же ужасается: что это она делает? Бедную девочку хочет замуж выдать за старика. Неужели она ревнует к Вере? Да что она, влюблена, что ли? Ну да, влюблена! Впервые. Но пора опомниться. Мишель (Ракитин) должен помочь ей.

Ракитин считает, что надо порекомендовать учителю уехать. Да и он сам уедет. Вдруг появляется Ислаев. Почему это жена, опершись на плечо Ракитина, прижимает платок к глазам? Михаил Александрович готов объясниться, но чуть позже.

Наталья Петровна собирается сама объявить Беляеву о необходимости уехать. Заодно узнает (удержаться невозможно), точно ли ему нравится эта девчонка? Но из разговора с учителем выясняется, чтоон вовсе не любит Веру и сам готов сказать ей об этом, только вряд ли после этого ему удобно будет оставаться в доме.

Между тем Анна Семеновна, маменька Ислаева, тоже была свидетельницей сцены, пробудившей ревность сына, Лизавета Богдановна сообщает эту новость Шпигельскому, но тот успокаивает: Михайло Александрович никогда не был человеком опасным, у этих умников все язычком выходит, болтовней. Сам же он не таков. Его предложение Лизавете Богдановне походит на предложение деловое, и оно выслушано вполне благосклонно.

Случай объясниться с Верой представился Беляеву быстро. Вере ясно, что он не любит ее и что Наталья Петровна выдала ее тайну. Причина понятна: Наталья Петровна сама влюблена в учителя. Отсюда и попытки выдать ее за Большинцова. К тому же Беляев остается в доме. Видно, Наталья Петровна сама еще на что-то надеется, ведь Вера ей не опасна. Да и Алексей Николаевич, может быть, ее любит. Учитель краснеет, и Вере ясно, что она не ошиблась. Это свое открытие девушка преподносит Наталье Петровне. Она уже не кроткая молоденькая воспитанница, а оскорбленная в своем чувстве женщина.

Сопернице вновь стыдно своих поступков. Пора перестать хитрить. Решено: с Беляевым они видятся в последний раз. Она сообщает ему об этом, но при этом признается, что любит его, что ревновала к Вере, мысленно выдавала ее за Большинцова, хитростью выведала ее тайну.

Беляев поражен признанием женщины, которую почитал за существо высшее, так что теперь он не может заставить себя уехать. Нет, Наталья Петровна непреклонна: они расстаются навсегда. Беляев подчиняется: да, надо уехать, и завтра же. Он прощается и хочет уйти, услышав же тихое «останьтесь», простирает к ней руки, но тут появляется Ракитин: что Наталья Петровна решила насчет Беляева? Ничего. Их разговор следует позабыть, все кончено, все прошло. Прошло? Ракитин видел, как Беляев смешался, убежал...

Появление Ислаева делает положение еще более пикантным: «Что это? Продолжение сегодняшнего объяснения?» Он не скрывает недовольства и тревоги. Пусть Мишель расскажет об их с Наташей разговоре. Замешательство Ракитина заставляет его спросить напрямую, любит ли он его жену? Любит? Так что же делать? Мишель собирается уехать... Что ж, придумано верно. Но он ведь ненадолго уедет, его ведь здесь и заменить некому. В этот момент появляется Беляев, и Михаил Александрович сообщает ему, что уезжает: для покоя друзей порядочный человек должен чем-то и жертвовать. И Алексей Николаевич поступил бы так же, не правда ли?

Тем временем Наталья Петровна упрашивает Веру простить ее, становится перед ней на колени. Но той трудно преодолеть неприязнь к сопернице, которая добра и мягка только потому, что чувствует себя любимой. И Вера должна оставаться у нее в доме! Ни за что, Ей не снести ее улыбки, она не может видеть, как Наталья Петровна нежится в своем счастии. Девушка обращается к Шпигельскому: точно ли Большинцов хороший и незлой человек. Доктор ручается, что отличнейший, честнейший и добрейший. (Его красноречие понятно. За Верино согласие обещана ему тройка лошадей.) Что ж, тогда Вера просит передать, что принимает предложение. Когда Беляев приходит проститься, Вера в ответ на его объяснения, почему ему никак нельзя оставаться в доме, говорит, что она сама недолго останется здесь и мешать никому не будет.

Через минуту после ухода Беляева она становится свидетельницей отчаяния и гнева соперницы: он даже не хотел проститься... Кто ему позволил так глупо перервать... Это презрение, наконец... Почему он знает, что она никогда бы не решилась... Теперь они обе с Верой равны...

В голосе и во взгляде Натальи Петровны ненависть, и Вера пытается успокоить ее, сообщив, что недолго будет тяготить благодетельницу своим присутствием. Им вместе жить нельзя. Наталья Петровна, впрочем, опять уже опомнилась. Неужели Верочка хочет ее оставить? А ведь они обе спасены теперь... Все опять пришло в порядок.

Ислаев, застав жену в расстройстве, упрекает Ракитина за то, что тот не подготовил Наташу. Надо было не так вдруг объявить о своем отъезде. А понимает ли Наташа, что Михаил Александрович – один из лучших людей? Да, она знает, что он прекрасный человек и все они прекрасные люди... И между тем... Не договорив, Наталья Петровна выбегает, закрывая лицо руками. Ракитину особенно горько такое прощание, но поделом болтуну, да и все к лучшему – пора было прекратить эти болезненные, эти чахоточные отношения. Однако время ехать. У Ислаева на глазах слезы: «А все-таки... спасибо тебе! Ты – друг, точно!» Но конца сюрпризам будто не предвидится. Пропал куда-то Алексей Николаевич. Ракитин объясняет причину: Верочка влюбилась в учителя, и тот, как честный человек...

У Ислаева, естественно, голова кругом. Все улепетывают, а всё потому, что честные люди. Анна Семеновна недоумевает еще больше. Уехал Беляев, уезжает Ракитин, даже доктор, даже Шпигельский, заторопился к больным. Снова рядом останутся только Шааф да Лизавета Богдановна. Что она, кстати, думает обо всей этой истории? Компаньонка вздыхает, опускает глаза: «...Может быть, и мне недолго придется здесь остаться... И я уезжаю».

Рудин Роман (1855) В. П. Мещеряков

В деревенском доме Дарьи Михайловны Ласунской, знатной и богатой помещицы, бывшей красавицы и столичной львицы, которая и вдали от цивилизации все еще организует у себя салон, ждут некоего барона, эрудита и знатока философии, обещавшего познакомить со своими научными изысканиями.

Ласунская занимает разговором собравшихся. Это – Пигасов, человек небогатый и настроенный на цинический лад (его конек – нападки на женщин), секретарь хозяйки Пандалевский, домашний учитель младших детей Ласунской Басистов, только что окончивший университет, отставной штабс-ротмистр Волынцев со своей сестрой, обеспеченной молодой вдовой Липиной, и дочь Ласунской – совсем еще юная Наталья.

Вместо ожидаемой знаменитости приезжает Дмитрий Николаевич Рудин, которому барон поручил доставить свою статью. Рудину лет тридцать пять, одет он вполне заурядно; у него неправильное, но выразительное и умное лицо.

Поначалу все чувствуют себя несколько скованно, общий разговор плохо налаживается. Оживляет беседу Пигасов, по своему обыкновению нападающий на «высокие материи», на абстрактные истины, чтозиждутся на убеждениях, а последние, считает Пигасов, вообще не существуют.

Рудин осведомляется у Пигасова, убежден ли он в том, что убеждений не существует? Пигасов стоит на своем. Тогда новый гость спрашивает: «Как же вы говорите, что их нет? Вот вам уже одно на первый случай».

Рудин очаровывает всех своей эрудицией, оригинальностью и логичностью мышления. Басистов и Наталья слушают Рудина, затаив дыхание. Дарья Михайловна начинает обдумывать, какона выведет свое новое «приобретение» в свет. Один Пигасов недоволен и дуется.

Рудина просят рассказать о его студенческих годах, прошедших в Гейдельберге. В его повествовании недостает красок, и Рудин, видимо, сознавая это, вскоре переходит к общим расхождениям – и тут он вновь покоряет слушателей, поскольку «владел едва ли не высшей музыкой красноречия».

Дарья Михайловна уговаривает Рудина остаться ночевать. Остальные живут неподалеку и отправляются по домам, обсуждая выдающиеся дарования нового знакомого, а Басистов и Наталья под впечатлением его речей не могут заснуть до утра.

Утром Ласунская начинает всячески ухаживать за Рудиным, которого она твердо решила сделать украшением своего салона, обсуждает с ним достоинства и недостатки своего деревенского окружения, при этом выясняется, что Михайло Михайлыч Лежнев, сосед Ласунской, давно и хорошо известен также и Рудину.

И в этот момент слуга докладывает о приезде Лежнева, навестившего Ласунскую по незначительному хозяйственному поводу.

Встреча старых приятелей протекает довольно холодно. После того как Лежнев откланивается, Рудин говорит Ласунской, что ее сосед только носит маску оригинальности, чтобы скрыть отсутствие талантов и воли.

Спустившись в сад, Рудин встречает Наталью и затевает с ней разговор; он говорит горячо, убедительно, говорит о позоре малодушия и лени, о необходимости каждому заниматься делом. Рудинское одушевление действует на девушку, но не нравится Волынцеву, неравнодушному к Наталье.

Лежнев в компании Волынцева и его сестры вспоминает студенческие годы, когда он был близок с Рудиным. Подбор фактов из биографим Рудина не по душе Липиной, и Лежнев не заканчивает повествования, обещая в другой раз рассказать о Рудине больше.

За два месяца, что Рудин проводит у Ласунской, он становится ей просто необходим. Привыкшая вращаться в кругу людей остроумных и изысканных, Дарья Михайловна находит, что Рудин может затмить любого столичного витию. Она восхищается его речами, однако в практических вопросах по-прежнему руководствуется советами своего управляющего.

Все в доме стараются исполнить малейшую прихоть Рудина; особенно благоговеет перед ним Басистов, тогда как общий любимец почти не замечает молодого человека.

Дважды изъявляет Рудин намерение покинуть гостеприимный дом Ласунской, ссылаясь на то, что у него все деньги вышли, но... занял у хозяйки и Волынцева – и остался.

Чаще всего беседует Рудин с Натальей, которая жадно внимает его монологам. Под влиянием рудинских идей и у нее самой появляются новые светлые мысли, в ней разгорается «святая искра восторга».

Затрагивает Рудин и тему любви. По его словам, в настоящее время нет людей, дерзающих любить сильно и страстно. Рудин своими словами проникает в самую душу девушки, и она долго размышляет над услышанным, а потом вдруг разражается горькими слезами.

Липина снова допытывается у Лежнева, что же собою представляет Рудин: Без особой охоты тот характеризует бывшего друга, и характеристика эта далеко не лестна. Рудин, говорит Лежнев, не очень сведущ, любит разыграть роль оракула и пожить за чужой счет, но главная его беда в том, что, воспламеняя других, сам он остается холоден, как лед, нимало не помышляя о том, что его слова «могут смутить, погубить молодое сердце».

И действительно, Рудин продолжает выращивать цветы своего красноречия перед Натальей. Не без кокетства говорит он о себе как о человеке, для которого любовь уже не существует, указывает девушке, что ей следует остановить свой выбор на Волынцеве. Как на грех, нечаянным свидетелем их оживленной беседы становится именно Волынцев – и ему это крайне тяжело и неприятно.

Между тем Рудин, подобно неопытному юноше, стремится форсировать события. Он признается Наталье в любви и от нее добивается такого же признания. После объяснения Рудин начинает внушать самому себе, что теперь он наконец-то счастлив.

Не зная, как ему поступить, Волынцев в самом мрачном расположении духа уединяется у себя. Совершенно неожиданно перед ним возникает Рудин и объявляет, что он любит Наталью и любим ею. Раздраженный и недоумевающий Волынцев спрашивает гостя: для чего тот все это сообщает?

Тут Рудин пускается в длинные и цветистые разъяснения мотивов своего визита. Он желал добиться взаимопонимания, хотел быть откровенным... Теряющий над собой контроль Волынцев резко отвечает, что он совершенно не напрашивался на доверие и его тяготит излишняя откровенность Рудина.

Сам инициатор этой сцены тоже расстроен и винит себя в опрометчивости, которая ничего, кроме дерзости со стороны Волынцева, не принесла.

Наталья назначает Рудину свидание в уединенном месте, где никто бы не смог увидеть их. Девушка говорит, что она во всем призналась матери, а та снисходительно объяснила дочери, что ее брак с Рудиным совершенно невозможен. Что же теперь намерен предпринять ее избранник?

Растерянный Рудин в свою очередь осведомляется: что обо всем этом думает сама Наталья и как она намерена поступить? И почти сразу же приходит к выводу: необходимо покориться судьбе. Даже будь он богат, рассуждает Рудин, сумеет ли Наталья перенести «насильственное расторжение» с семьей, устроить свою жизнь вопреки воле матери?

Такое малодушие поражает девушку в самое сердце. Она собиралась пойти на любые жертвы во имя своей любви, а ее любимый струсил при первом же препятствии! Рудин пытается хоть как-то смягчить удар с помощью новых увещеваний, но Наталья уже не слышит его и уходит. И тогда Рудин кричит ей вослед: «Вы трусите, а не я!»

Оставшись один, Рудин долго стоит на месте и перебирает свои ощущения, признаваясь себе, что в этой сцене он был ничтожен.

Оскорбленный откровениями Рудина, Волынцев решает, что он просто обязан при таких обстоятельствах вызвать Рудина на дуэль, однако его намерению не дано осуществиться, так как приходитписьмо от Рудина. Рудин многословно сообщает, что не намерен оправдываться (содержание письма как раз убеждает в обратном), и уведомляет о своем отъезде «навсегда».

При отъезде Рудин чувствует себя скверно: получается, будто его выгоняют, хотя все приличия и соблюдены. Провожавшему его Басистову Рудин по привычке начинает излагать свои мысли о свободе и достоинстве, и говорит так образно, что у молодого человека проступают на глазах слезы. Плачет и сам Рудин, но это – «самолюбивые слезы».

Проходит два года. Лежнев и Липина стали благополучной семейной парой, обзавелись краснощеким младенцем. Они принимают у себя Пигасова и Басистова. Басистое сообщает радостную весть: Наталья согласилась выйти замуж за Волынцева. Затем разговор переключается на Рудина. О нем мало что известно. Рудин последнее время проживал в Симбирске, но уже перебрался оттуда в другое место.

А в тот же самый майский день Рудин тащится в плохонькой кибитке по проселочной дороге. На почтовой станции ему объявляют, что в нужном Рудину направлении лошадей нет и неизвестно, когда будут, правда, можно уехать в другую сторону. После некоторого размышления Рудин грустно соглашается: «Мне все равно: поеду в Тамбов».

Еще через несколько лет в губернской гостинице происходит негаданная встреча Рудина и Лежнева. Рудин рассказывает о себе. Он переменил немало мест и занятий. Был чем-то вроде домашнего секретаря при богатом помещике, занимался мелиорацией, преподавал русскую словесность в гимназии... И везде потерпел неудачу, стал даже побаиваться своей несчастливой судьбы.

Размышляя над жизнью Рудина, Лежнев не утешает его. Он говорит о своем уважении к старому товарищу, который своими страстными речами, любовью к истине, быть может, исполняет «высшее назначение».

26 июля 1848 г. в Париже, когда восстание «национальных мастерских» уже было подавлено, на баррикаде возникает фигура высокого седого человека с саблей и красным знаменем в руках. Пуля прерывает его призывный крик.«Поляка убили!» – такова эпитафия, произнесенная на бегу одним из последних защитников баррикады. «Черт возьми!» – отвечает ему другой. Этим «поляком» был Дмитрий Рудин.

Ася Повесть (1858) М. Л. Соболева

Н. Н., немолодой светский человек, вспоминает историю, которая приключилась, когда ему было лет двадцать пять. Н. Н. тогда путешествовал без цели и без плана и на пути своем остановился в тихом немецком городке 3. Однажды Н. Н., придя на студенческую вечеринку, познакомился в толпе с двумя русскими – молодым художником, назвавшимся Гагиным, и его сестрой Анной, которую Гагин называл Асей. Н. Н. избегал русских за границей, но новый знакомый ему понравился сразу. Гагин пригласил Н. Н. к себе домой, на квартиру, в которой они с сестрою остановились. Н. Н. был очарован своими новыми друзьями. Ася сначала дичилась Н. Н., но скоро уже сама заговаривала с ним. Наступил вечер, пришла пора ехать домой. Уезжая от Гагиных, Н. Н. почувствовал себя счастливым.

Прошло много дней. Шалости Аси были разнообразны, каждый день она представлялась новой, другой – то благовоспитанной барышней, то шаловливым ребенком, то простенькой девочкой. Н. Н. регулярно навещал Гагиных. Какое-то время спустя Ася перестала шалить, выглядела огорченной, избегала Н. Н. Гагин обращался с ней ласково-снисходительно, а в Н. Н. крепло подозрение, что Гагин – не брат Аси. Странный случай подтвердил его подозрения. Однажды Н. Н. случайно подслушал разговор Гагиных, в котором Ася говорила Гагину, что любит его и никого другого не хочет любить. Н. Н. было очень горько.

Несколько следующих дней Н. Н. провел на природе, избегая Гагиных. Но через несколько дней он нашел дома записку от Гагина, который просил его прийти. Гагин встретил Н. Н. по-приятельски, но Ася, увидев гостя, расхохоталась и убежала. Тогда Гагин рассказал другу историю своей сестры.Родители Гагина жили в своей деревне. После смерти матери Гагина его отец воспитывал сына сам. Но однажды приехал дядя Гагина, который решил, что мальчик должен учиться в Петербурге. Отец противился, но уступил, и Гагин поступил в школу, а затем в гвардейский полк. Гагин часто приезжал и однажды, уже лет в двадцать, увидел в своем доме маленькую девочку Асю, но не обратил на нее никакого внимания, услышав от отца, что она сирота и взята им «на прокормление».

Гагин долго не был у отца и лишь получал от него письма, как вдруг однажды пришло известие о его смертельной болезни. Гагин приехал и застал отца умирающим. Тот завешал сыну заботиться о своей дочери, сестре Гагина – Асе. Скоро отец умер, а слуга рассказал Гагину, что Ася – дочь отца Гагина и горничной Татьяны. Отец Гагина очень привязался к Татьяне и даже хотел на ней жениться, но Татьяна не считала себя барыней и жила у своей сестры вместе с Асей. Когда Асе было девять лет, она лишилась матери. Отец взял ее в дом и воспитывал сам. Она стыдилась своего происхождения и поначалу боялась Гагина, но потом его полюбила. Тот тоже к ней привязался, привез ее в Петербург и, как ему ни было горько это делать, отдал в пансион. Там у нее не было подруг, барышни ее не любили, но теперь ей семнадцать, она закончила учиться, и они вместе поехали за границу. И вот... она шалит и дурачится по-прежнему...

После рассказа Гагина Н. Н. стало легко. Ася, встретившая их в комнате, внезапно попросила Гагина сыграть им вальс, и Н. Н. и Ася долго танцевали. Ася вальсировала прекрасно, и Н. Н. долго потом вспоминал этот танец.

Весь следующий день Гагин, Н. Н. и Ася были вместе и веселились, как дети, но через день Ася была бледна, она сказала, что думает о своей смерти. Все, кроме Гагина, были грустны.

Однажды Н. Н. принесли записку от Аси, в которой она просила его прийти. Скоро к Н. Н. пришел Гагин и сказал, что Ася влюблена в Н. Н. Вчера весь вечер ее била лихорадка, она ничего не ела, плакала и призналась, что любит Н. Н. Она желает уехать...

Н. Н. рассказал другу о записке, которую прислала ему Ася. Гагин понимал, что его друг не женится на Асе, поэтому они договорились, что Н. Н. честно с ней объяснится, а Гагин будет сидеть дома и не подавать виду, что знает о записке.Гагин ушел, а у Н. Н. голова шла кругом. Другая записка известила Н. Н. о перемене места их с Асей встречи. Придя в назначенное место, он увидел хозяйку, фрау Луизе, которая и провела его в комнату, где ожидала Ася.

Ася дрожала. Н. Н. обнял ее, но тут же вспомнил о Гагине и стал обвинять Асю в том, что она все рассказала брату. Ася слушала его речи и вдруг зарыдала. Н. Н. растерялся, а она бросилась к двери и исчезла.

Н. Н. метался по городу в поисках Аси. Его грызла досада на себя. Подумав, он направился к дому Гагиных. Навстречу ему вышел Гагин, обеспокоенный тем, что Аси все нет. Н. Н. искал Асю по всему городу, он сто раз повторял, что любит ее, но нигде не мог ее найти. Однако, подойдя к дому Гагиных, он увидел свет в Асиной комнате и успокоился. Он принял твердое решение – завтра идти и просить Асиной руки. Н. Н. был снова счастлив.

На другой день Н. Н. увидел у дома служанку, которая сказала, что хозяева уехали, и передала ему записку Гагина, где тот писал, что убежден в необходимости разлуки. Когда Н. Н. шел мимо дома фрау Луизе, она передала ему записку от Аси, где та писала, что если бы Н. Н. сказал одно слово – она бы осталась. Но, видно, так лучше...

Н. Н. всюду искал Гагиных, но не нашел. Он знал многих жен-шин, но чувство, разбуженное в нем Асей, не повторилось больше никогда Тоска по ней осталась у Н. Н. на всю жизнь.

Дворянское гнездо Роман (1858) Г. Г. Животовский

Первым, как водится, весть о возвращении Лаврецкого принес в дом Калитиных Гедеоновский. Мария Дмитриевна, вдова бывшего губернского прокурора, в свои пятьдесят лет сохранившая в чертах известную приятность, благоволит к нему, да и дом ее из приятнейших в городе О... Зато Марфа Тимофеевна Пестова, семидесятилетняя сестра отца Марии Дмитриевны, не жалует Гедеоновского за склонность присочинять и болтливость. Да что взять – попович, хотя и статский советник.

Впрочем, Марфе Тимофеевне угодить вообще мудрено. Вот ведь не жалует она и Паншина – всеобщего любимца, завидного жениха, первого кавалера. Владимир Николаевич играет на фортепиано, сочиняет романсы на собственные же слова, неплохо рисует, декламирует. Он вполне светский человек, образован и ловок. Вообще же, он петербургский чиновник по особым поручениям, камер-юнкер, прибывший в О... с каким-то заданием. У Калитиных он бывает ради Лизы, девятнадцатилетней дочери Марии Дмитриевны. И, похоже, намерения его серьезные. Но Марфа Тимофеевна уверена: не такого мужа стоит ее любимица. Невысоко ставит Паншина и Лизин учитель музыки Христофор Федорович Лемм, немолодой, непривлекательный и не очень удачливый немец, тайно влюбленный в свою ученицу.

Прибытие из-за границы Федора Ивановича Лаврецкого – событие для города заметное. История его переходит из уст в уста. В Париже он случайно уличил жену в измене. Более того, после разрыва красавица Варвара Павловна получила скандальную европейскую известность.

Обитателям калитинского дома, впрочем, не показалось, что он выглядит как жертва. От него по-прежнему веет степным здоровьем, долговечной силой. Только в глазах видна усталость.

Вообще-то Федор Иванович крепкой породы. Его прадед был человеком жестким, дерзким, умным и лукавым. Прабабка, вспыльчивая, мстительная цыганка, ни в чем не уступала мужу. Дед Петр, правда, был уже простой степной барин. Его сын Иван (отец Федора Ивановича) воспитывался, однако, французом, поклонником Жан Жака Руссо: так распорядилась тетка, у которой он жил. (Сестра его Глафира росла при родителях.) Премудрость XVIII в. наставник влил в его голову целиком, где она и пребывала, не смешавшись с кровью, не проникнув в душу.

По возвращении к родителям Ивану показалось грязно и дико в родном доме. Это не помешало ему обратить внимание на горничную матушки Маланью, очень хорошенькую, умную и кроткую девушку. Разразился скандал: Ивана отец лишил наследства, а девкуприказал отправить в дальнюю деревню. Иван Петрович отбил по дороге Маланью и обвенчался с нею. Пристроив молодую жену у родственников Пестовых, Дмитрия Тимофеевича и Марфы Тимофеевны, сам отправился в Петербург, а потом за границу. В деревне Пестовых и родился 20 августа 1807 г. Федор. Прошел почти год, прежде чем Маланья Сергеевна смогла появиться с сыном у Лаврецких. Да и то потому только, что мать Ивана перед смертью просила за сына и невестку сурового Петра Андреевича.

Счастливый отец младенца окончательно вернулся в Россию лишь через двенадцать лет. Маланья Сергеевна к этому времени умерла, и мальчика воспитывала тетка Глафира Андреевна, некрасивая, завистливая, недобрая и властная. Федю отняли у матери и передали Глафире еще при ее жизни. Он видел мать не каждый день и любил ее страстно, но смутно чувствовал, что между ним и ею существовала нерушимая преграда. Тетку Федя боялся, не смел пикнуть при ней.

Вернувшись, Иван Петрович сам занялся воспитанием сына. Одел его по-шотландски и нанял ему швейцара. Гимнастика, естественные науки, международное право, математика, столярное ремесло и геральдика составили стержень воспитательной системы. Будили мальчика в четыре утра; окатив холодной водой, заставляли бегать вокруг столба на веревке; кормили раз в день; учили ездить верхом и стрелять из арбалета. Когда Феде минуло шестнадцать лет, отец стал воспитывать в нем презрение к женщинам.

Через несколько лет, схоронив отца, Лаврецкий отправился в Москву и в двадцать три года поступил в университет. Странное воспитание дало свои плоды. Он не умел сойтись с людьми, ни одной женщине не смел взглянуть в глаза. Сошелся он только с Михалевичем, энтузиастом и стихотворцем. Этот-то Михалевич и познакомил друга с семейством красавицы Варвары Павловны Коробьиной. Двадцатишестилетний ребенок лишь теперь понял, для чего стоит жить. Варенька была очаровательна, умна и порядочно образованна, могла поговорить о театре, играла на фортепиано.

Через полгода молодые прибыли в Лаврики. Университет был оставлен (не за студента же выходить замуж), и началась счастливая жизнь. Глафира была удалена, и на место управительницы прибыл генерал Коробьин, папенька Варвары Павловны; а чета укатила в Петербург, где у них родился сын, скоро умерший. По совету врачей они отправились за границу и осели в Париже. Варвара Павловна мгновенно обжилась здесь и стала блистать в обществе. Скоро, однако, в руки Лаврецкого попала любовная записка, адресованная жене, которой он так слепо доверял. Сначала его охватило бешенство, желание убить обоих («прадед мой мужиков за ребра вешал»), но потом, распорядившись письмом о ежегодном денежном содержании жене и о выезде генерала Коробьина из имения, отправился в Италию. Газеты тиражировали дурные слухи о жене. Из них же узнал, что у него родилась дочь. Появилось равнодушие ко всему. И все же через четыре года захотелось вернуться домой, в город О..., но поселиться в Лавриках, где они с Варей провели первые счастливые дни, он не захотел.

Лиза с первой же встречи обратила на себя его внимание. Заметил он около нее и Паншина. Мария Дмитриевна не скрыла, что камер-юнкер без ума от ее дочери. Марфа же Тимофеевна, правда, по-прежнему считала, что Лизе за Паншиным не быть.

В Васильевском Лаврецкий осмотрел дом, сад с прудом: усадьба успела одичать. Тишина неспешной уединенной жизни обступила его. И какая сила, какое здоровье было в этой бездейственной тишине. Дни шли однообразно, но он не скучал: занимался хозяйством, ездил верхом, читал.

Недели через три поехал в О... к Калитиным. Застал у них Лемма. Вечером, отправившись проводить его, задержался у него. Старик был тронут и признался, что пишет музыку, кое-что сыграл и спел.

В Васильевском разговор о поэзии и музыке незаметно перешел в разговор о Лизе и Паншине. Лемм был категоричен: она его не любит, просто слушается маменьку. Лиза может любить одно прекрасное, а он не прекрасен, т. е. душа его не прекрасна

Лиза и Лаврецкий все больше доверяли друг другу. Не без стеснения спросила она однажды о причинах его разрыва с женой: как же можно разрывать то, что Бог соединил? Вы должны простить. Она уверена, что надо прощать и покоряться. Этому еще в детстве научила ее няня Агафья, рассказывавшая житие пречистой девы, жития святых и отшельников, водившая в церковь. Собственный ее пример воспитывал покорность, кротость и чувство долга.Неожиданно в Васильевском появился Михалевич. Он постарел, видно было, что не преуспевает, но говорил так же горячо, как в молодости, читал собственные стихи: «...И я сжег все, чему поклонялся,/ Поклонился всему, что сжигал».

Потом друзья долго и громко спорили, обеспокоив продолжавшего гостить Лемма. Нельзя желать только счастья в жизни. Это означает – строить на песке. Нужна вера, а без нее Лаврецкий – жалкий вольтерьянец. Нет веры – нет и откровения, нет понимания, что делать. Нужно чистое, неземное существо, которое исторгнет его из апатии.

После Михалевича прибыли в Васильевское Калитины. Дни прошли радостно и беззаботно. «Я говорю с ней, словно я не отживший человек», – думал о Лизе Лаврецкий. Провожая верхом их карету, он спросил: «Ведь мы друзья теперь?..» Она кивнула в ответ.

В следующий вечер, просматривая французские журналы и газеты, Федор Иванович наткнулся на сообщение о внезапной кончине царицы модных парижских салонов мадам Лаврецкой. Наутро он уже был у Калитиных. «Что с вами?» – поинтересовалась Лиза. Он передал ей текст сообщения. Теперь он свободен. «Вам не об этом надо думать теперь, а о прощении...» – возразила она и в завершение разговора отплатила таким же доверием: Паншин просит ее руки. Она вовсе не влюблена в него, но готова послушаться маменьку. Лаврецкий упросил Лизу подумать, не выходить замуж без любви, по чувству долга. В тот же вечер Лиза попросила Паншина не торопить ее с ответом и сообщила об этом Лаврецкому. Все последующие дни в ней чувствовалась тайная тревога, она будто даже избегала Лаврецко-го. А его настораживало еще и отсутствие подтверждений о смерти жены. Да и Лиза на вопрос, решилась ли она дать ответ Паншину, произнесла, что ничего не знает. Сама себя не знает.

В один из летних вечеров в гостиной Паншин начал упрекать новейшее поколение, говорил, что Россия отстала от Европы (мы даже мышеловки не выдумали). Он говорил красиво, но с тайным озлоблением. Лаврецкий неожиданно стал возражать и разбил противника, доказав невозможность скачков и надменных переделок, требовал признания народной правды и смирения перед нею. Раздраженный Паншин воскликнул; что же тот намерен делать? Пахать землю и стараться как можно лучше ее пахать.Лиза все время спора была на стороне Лаврецкого. Презрение светского чиновника к России ее оскорбило. Оба они поняли, что любят и не любят одно и то же, а расходятся только в одном, но Лиза втайне надеялась привести его к Богу. Смущение последних дней исчезло.

Все понемногу расходились, и Лаврецкий тихо вышел в ночной сад и сел на скамью. В нижних окнах показался свет. Это со свечой в руке шла Лиза. Он тихо позвал ее и, усадив под липами, проговорил: «...Меня привело сюда... Я люблю вас».

Возвращаясь по заснувшим улицам, полный радостного чувства, он услышал дивные звуки музыки. Он обратился туда, откуда неслись они, и позвал: Лемм! Старик показался в окне и, узнав его, бросил ключ. Давно Лаврецкий не слышал ничего подобного. Он подошел и обнял старика. Тот помолчал, затем улыбнулся и заплакал: «Это я сделал, ибо я великий музыкант».

На другой день Лаврецкий съездил в Васильевское и уже вечером вернулся в город, В передней его встретил запах сильных духов, тут же стояли баулы. Переступив порог гостиной, он увидел жену. Сбивчиво и многословно она стала умолять простить ее, хотя бы ради ни в чем не виноватой перед ним дочери: Ада, проси вместе со мной своего отца. Он предложил ей поселиться в Лавриках, но никогда не рассчитывать на возобновление отношений. Варвара Павловна была сама покорность, но в тот же день посетила Калитиных. Там уже состоялось окончательное объяснение Лизы и Паншина. Мария Дмитриевна была в отчаянии. Варвара Павловна сумела занять, а потом и расположить ее в свою пользу, намекнула, что Федор Иванович не лишил ее окончательно «своего присутствия». Лиза получила записку Лаврецкого, и встреча с его женой не была для нее неожиданностью («Поделом мне»). Она держалась стоически в присутствии женщины, которую когда-то любил «он».

Явился Паншин. Варвара Павловна сразу нашла тон и с ним. Спела романс, поговорила о литературе, о Париже, заняла полусветской, полухудожественной болтовней. Расставаясь, Мария Дмитриевна выразила готовность попытаться примирить ее с мужем.

Лаврецкий вновь появился в калитинском доме, когда получил записку Лизы с приглашением зайти к ним. Он сразу поднялся кМарфе Тимофеевне. Та нашла предлог оставить их с Лизой наедине. Девушка пришла сказать, что им остается исполнить свой долг. Федор Иванович должен помириться с женой. Разве теперь не видит он сам: счастье зависит не от людей, а от Бога.

Когда Лаврецкий спускался вниз, лакей пригласил его к Марье Дмитриевне. Та заговорила о раскаянии его жены, просила простить ее, а потом, предложив принять ее из рук в руки, вывела из-за ширмы Варвару Павловну. Просьбы и уже знакомые сцены повторились. Лаврецкий наконец пообещал, что будет жить с нею под одной крышей, но посчитает договор нарушенным, если она позволит себе выехать из Лавриков.

На следующее утро он отвез жену и дочь в Лаврики и через неделю уехал в Москву. А через день Варвару Павловну навестил Паншин и прогостил три дня.

Через год до Лаврецкого дошла весть, что Лиза постриглась в монастыре, в одном из отдаленных краев России. По прошествии какого-то времени он посетил этот монастырь. Лиза прошла близко от него – и не взглянула, только ресницы ее чуть дрогнули и еще сильнее сжались пальцы, держащие четки.

А Варвара Павловна очень скоро переехала в Петербург, потом – в Париж. Около нее появился новый поклонник, гвардеец необыкновенной крепости сложения. Она никогда не приглашает его на свои модные вечера, но в остальном он пользуется ее расположением вполне.

Прошло восемь лет. Лаврецкий вновь посетил О... Старшие обитательницы калитинского дома уже умерли, и здесь царствовала молодежь: младшая сестра Лизы, Леночка, и ее жених. Было весело и шумно. Федор Иванович прошелся по всем комнатам. В гостиной стояло то же самое фортепиано, у окна стояли те же самые пяльцы, что и тогда. Только обои были другими.

В саду он увидел ту же скамейку и прошелся по той же аллее. Грусть его была томительна, хотя в нем уже совершался тот перелом, без которого нельзя остаться порядочным человеком: он перестал думать о собственном счастье.

Накануне Роман (1859) Г. Г. Животовский

В один из самых жарких дней 1853 г. на берегу Москвы-реки в тени цветущей липы лежали двое молодых людей. Двадцатитрехлетний Андрей Петрович Берсенев только что вышел третьим кандидатом Московского университета, и впереди его ждала ученая карьера. Павел Яковлевич Шубин был скульптором, подававшим надежды. Спор, вполне мирный, касался природы и нашего места в ней. Берсенева поражает полнота и самодостаточность природы, на фоне которых яснее видится наша неполнота, что порождает тревогу, даже грусть. Шубин же предлагает не рефлектировать, а жить. Запасись подругой сердца, и тоска пройдет. Нами движет жажда любви, счастья – и больше ничего. «Да будто нет ничего выше счастья?» – возражает Берсенев. Не эгоистичное ли, не разъединяющее ли это слово. Соединить может искусство, родина, наука, свобода. И любовь, конечно, но не любовь-наслаждение, а любовь-жертва. Однако Шубин не согласен быть номером вторым. Он хочет любить для себя. Нет, настаивает его друг, поставить себя номером вторым – все назначение нашей жизни.

Молодые люди на этом прекратили пиршество ума и, помолчав, продолжили разговор уже об обыденном. Берсенев недавно видел Инсарова. Надо познакомить его с Шубиным и семейством Стаховых. Инсаров? Это тот серб или болгарин, о котором Андрей Петрович уже рассказывал? Патриот? уж не он ли внушил ему только что высказанные мысли? Впрочем, пора возвращаться на дачу: опаздывать к обеду не следует. Анна Васильевна Стахова, троюродная тетушка Шубина, будет недовольна, а ведь Павел Васильевич обязан ей самой возможностью заниматься ваянием. Она даже дала деньги на поездку в Италию, да Павел (Поль, как она звала его) потратил их на Малороссию. Вообще семейство презанимательное. И как у подобных родителей могла появиться такая незаурядная дочь, как Елена? Попробуй-ка разгадать эту загадку природы.

Глава семейства, Николай Артемьевич Стахов, сын отставного капитана, смолоду мечтал о выгодной женитьбе. В двадцать пять он осуществил мечту – женился на Анне Васильевне Шубиной, но скоро заскучал, сошелся с вдовой Августиной Христиановной и скучалуже в ее обществе. «Глазеют друг на друга, так глупо...» – рассказывает Шубин. Впрочем, иногда Николай Артемьевич затевает с ней споры: можно ли человеку объездить весь земной шар, или знать, что происходит на дне морском, или предвидеть погоду? И всегда заключал, что нельзя.

Анна Васильевна терпит неверность мужа, и все же больно ей, что он обманом подарил немке пару серых лошадей с ее, Анны Васильевны, завода.

Шубин живет в этом семействе уже лет пять, с момента смерти матери, умной, доброй француженки (отец скончался несколькими годами раньше). Он целиком посвятил себя своему призванию, но трудится хотя и усердно, однако урывками, слышать не хочет об академии и профессорах. В Москве его знают как подающего надежды, но он в свои двадцать шесть лет остается в том же качестве. Ему очень нравится дочь Стаховых Елена Николаевна, но он не упускает случая приволокнуться и за пухленькой семнадцатилетней Зоей, взятой в дом компаньонкой для Елены, которой с ней не о чем говорить. Павел заглазно называет ее сладковатой немочкой. увы, Елена никак не понимает «всей естественности подобных противоречий» артиста. Отсутствие характера в человеке всегда возмущало ее, глупость сердила, ложь она не прощала. Стоило кому-то потерять ее уважение, и тот переставал существовать для нее.

Елена Николаевна натура незаурядная. Ей только что исполнилось двадцать лет, она привлекательна: высокого роста, с большими серыми глазами и темно-русой косой. Во всем ее облике есть, однако, что-то порывистое, нервическое, что нравится не каждому.

Ничто никогда не могло удовлетворить ее: она жаждала деятельного добра. С детства тревожили и занимали ее нищие, голодные, больные люди и животные. Когда ей было лет десять, нищая девочка Катя стала предметом ее забот и даже поклонения. Родители очень не одобряли это ее увлечение. Правда, девочка скоро умерла. Однако след от этой встречи в душе Елены остался навсегда.

С шестнадцати лет она жила уже собственной жизнью, но жизнью одинокой. Ее никто не стеснял, а она рвалась и томилась: «Как жить без любви, а любить некого!» Шубин быстро был отставлен по причине своего артистического непостоянства. Берсенев же занимает ее как человек умный, образованный, по-своему настоящий, глубокий. Вот только зачем он так настойчив со своими рассказами об Инсарове? Эти рассказы и пробудили живейший интерес Елены к личности болгарина, одержимого идеей освобождения своей родины. Любое упоминание об этом будто зажигает в нем глухой, неугасимый огонь. Чувствуется сосредоточенная обдуманность единой и давней страсти. А история его такова.

Он был еще ребенком, когда его мать похитил и убил турецкий ага. Отец пытался отомстить, но был расстрелян. Восьми лет, оставшись сиротой, Дмитрий прибыл в Россию, к тетке, а через двенадцать вернулся в Болгарию и за два года исходил ее вдоль и поперек. Его преследовали, он подвергался опасности. Берсенев сам видел рубец – след раны. Нет, Инсаров не мстил aге. Его цель обширнее.

Он по-студенчески беден, но горд, щепетилен и нетребователен, поразительно работоспособен. В первый же день по переезде на дачу к Берсеневу он встал в четыре утра, обегал окрестности Кунцева, искупался и, выпив стакан холодного молока, принялся за работу. Он изучает русскую историю, право, политэкономию, переводит болгарские песни и летописи, составляет русскую грамматику для болгар и болгарскую для русских: русскому стыдно не знать славянские языки.

В первый свой визит Дмитрий Никанорович произвел на Елену меньшее впечатление, чем она ожидала после рассказов Берсенева. Но случай подтвердил верность оценок Берсенева.

Анна Васильевна решила как-то показать дочери и Зое красоты Царицына. Отправились туда большой компанией. Пруды и развалины дворца, парк – все произвело прекрасное впечатление. Зоя недурно пела, когда они плыли на лодке среди пышной зелени живописных берегов. Компания подгулявших немцев прокричала даже бис! На них не обратили внимания, но уже на берегу, после пикника, вновь встретились с ними. От компании отделился мужчина, огромного роста, с бычьей шеей, и стал требовать сатисфакции в виде поцелуя за то, что Зоя не ответила на их бисирование и аплодисменты. Шубин витиевато и с претензией на иронию начал увещевать пьяного нахала, что только раззадорило его. Тут вперед выступил Инсаров и просто потребовал, чтобы тот шел прочь. Быкоподобная туша угрожающе подалась вперед, но в тот же миг покачнулась, оторвалась от земли, поднятая на воздух Инсаровым, и, бухнувшись в пруд, исчезла под водой. «Он утонет!» – закричала Анна Васильев-359

на. – «Выплывет», – небрежно бросил Инсаров. Что-то недоброе, опасное выступило на его лице.

В дневнике Елены появилась запись: «...Да, с ним шутить нельзя, и заступиться он умеет. Но к чему эта злоба?.. Или <...> нельзя быть мужчиной, бойцом, и остаться кротким и мягким? Жизнь дело грубое, сказал он недавно». Тут же она призналась себе, что полюбила его.

Тем большим ударом оказывается для Елены новость: Инсаров съезжает с дачи. Пока лишь Берсенев понимает, в чем дело. Друг как-то признался, что если бы влюбился, то непременно уехал бы: для личного чувства он не изменит долгу («...Мне русской любви не нужно...»). Услышав все это, Елена сама отправляется к Инсарову.

Тот подтвердил: да, он должен уехать. Тогда Елене придется быть храбрее его. Он, видно, хочет заставить ее первой признаться в любви. Что же, вот она и сказала это. Инсаров обнял ее: «Так ты пойдешь за мной повсюду?» Да, пойдет, и ее не остановит ни гнев родителей, ни необходимость оставить родину, ни опасности. Тогда они – муж и жена, заключает болгарин.

Между тем у Стаховых стал появляться некто Курнатовский, обер-секретарь в сенате. Его Стахов прочит в мужья Елене. И это не единственная опасность для любящих. Письма из Болгарии все тревожнее. Надо ехать, пока это еще возможно, и Дмитрий начинает готовиться к отъезду. Раз, прохлопотав весь день, он попал под ливень, вымок до костей. Наутро, несмотря на головную боль, продолжил хлопоты. Но к обеду появился сильный жар, а к вечеру он слег совсем. Восемь дней Инсаров находится между жизнью и смертью. Берсенев все это время ухаживает за больным и сообщает о его состоянии Елене. Наконец кризис миновал. Однако до настоящего выздоровления далеко, и Дмитрий еще долго не покидает своего жилища. Елене не терпится увидеть его, она просит Берсенева в один из дней не приходить к другу и является к Инсарову в легком шелковом платье, свежая, молодая и счастливая. Они долго и с жаром говорят о своих проблемах, о золотом сердце любящего Елену Берсенева, о необходимости торопиться с отъездом. В этот же день они уже не на словах становятся мужем и женой. Свидание их не остается тайной для родителей.

Николай Артемьевич требует дочь к ответу. Да, признается она,Инсаров – ее муж, и на будущей неделе они уезжают в Болгарию. «К туркам!» – Анна Васильевна лишается чувств. Николай Артемьевич хватает дочь за руку, но в это время Шубин кричит: «Николай Артемьевич! Августина Христиановна приехала и зовет вас!»

Через минуту он уже беседует с Уваром Ивановичем, отставным шестидесятилетним корнетом, который живет у Стаховых, ничего не делает, ест часто и много, всегда невозмутим и выражается примерно так: «Надо бы... как-нибудь, того...» При этом отчаянно помогает себе жестами. Шубин называет его представителем хорового начала и черноземной силы.

Ему Павел Яковлевич и высказывает свое восхищение Еленой. Она ничего и никого не боится. Он ее понимает. Кого она здесь оставляет? Курнатовских, да Берсеневых, да вот таких, как он сам. И это еще лучшие. Нет пока у нас людей. Все либо мелюзга, гамлетики, либо темнота и глушь, либо переливатели из пустого в порожнее. Кабы были меж нами путные люди, не ушла бы от нас эта чуткая душа. «Когда у нас народятся люди, Иван Иванович?» – «Дай срок, будут», – отвечает тот.

И вот молодые в Венеции. Позади трудный переезд и два месяца болезни в Вене. Из Венеции путь в Сербию и потом в Болгарию. Остается дождаться старого морского волка Рендича, который переправит через море.

Венеция как нельзя лучше помогла на время забыть тяготы путешествия и волнения политики. Все, что мог дать этот неповторимый город, любящие взяли сполна. Лишь в театре, слушая «Травиату», они смущены сценой прощания умирающей от чахотки Виолетты и Альфреда, ее мольбой: «Дай мне жить... умереть такой молодой!» Ощущение счастья оставляет Елену: «Неужели же нельзя умолить, отвратить, спасти <...> Я была счастлива... А с какого права?.. А если это не дается даром?»

На другой день Инсарову становится хуже. Поднялся жар, он впал в забытье. Измученная, Елена засыпает и видит сон: лодку на Царицынском пруду, потом оказавшуюся в беспокойном море, но налетает снежный вихрь, и она уже не в лодке, а в повозке. Рядом Катя. Вдруг повозка летит в снежную пропасть, Катя смеется и зовет ее из бездны: «Елена!» Она поднимает голову и видит бледного Инсарова: «Елена, я умираю!» Рендич уже не застает его в живых. Еленаупросила сурового моряка отвезти гроб с телом мужа и ее саму на его родину.

Через три недели Анна Васильевна получила письмо из Венеции. Дочь едет в Болгарию. Для нее нет теперь другой родины. «Я искала счастья – и найду, может быть, смерть. Видно... была вина».

Достоверно дальнейшая судьба Елены так и осталась невыясненной. Некоторые поговаривали, что видели ее потом в Герцеговине сестрой милосердия при войске в неизменном черном наряде. Дальше след ее терялся.

Шубин, изредка переписываясь с Уваром Ивановичем, напомнил ему давний вопрос: «Так что же, будут ли у нас люди?» Увар Иванович поиграл перстами и устремил вдаль свой загадочный взор.

Первая любовь Повесть (1860) Н. Н Соболева

Действие повести происходит в 1833 г. в Москве, Главному герою – Володе – шестнадцать лет, он живет с родителями на даче и готовится к поступлению в университет. Вскоре в бедный флигель по соседству въезжает семья княгини Засекиной. Володя случайно видит княжну и очень хочет с ней познакомиться. На следующий день его мать получает от княгини Засекиной безграмотное письмо с просьбой оказать ей покровительство. Матушка посылает к княгине Володю с устным приглашением пожаловать к ней в дом. Там Володя знакомится с княжной – Зинаидой Александровной, которая старше его на пять лет. Княжна тут же зовет его к себе в комнату распутывать шерсть, кокетничает с ним, но быстро теряет к нему интерес. В тот же день княгиня Засекина наносит визит его матери и производит на нее крайне неблагоприятное впечатление. Однако, несмотря на это, мать приглашает ее вместе с дочерью на обед. Во время обеда княгиня шумно нюхает табак, ерзает на стуле, вертится, жалуется на бедность и рассказывает про свои бесконечные векселя, а княжна, напротив, величава – весь обед разговаривает с Володиным отцом по-французски, но смотрит на него враждебно. На Володю она не обращает внимания, однако, уходя, шепчет ему, чтобы он приходил к ним вечером.

Явившись к Засекиным, Володя знакомится с поклонниками княжны: доктором Лушиным, поэтом Майдановым, графом Малевским, отставным капитаном Нирмацким и гусаром Беловзоровым. Вечер проходит бурно и весело. Володя чувствует себя счастливым: ему выпадает жребий поцеловать Зинаиде ручку, весь вечер Зинаида не отпускает его от себя и оказывает ему предпочтение перед другими. На следующий день отец выспрашивает его про Засекиных, затем сам идет к ним. После обеда Володя отправляется в гости к Зинаиде, но она к нему не выходит. С этого дня начинаются Володины мучения.

В отсутствие Зинаиды он изнывает, но и в ее присутствии ему не становится легче, он ревнует, обижается, но не может без нее жить. Зинаида без труда догадывается, что он в нее влюблен. В дом Володиных родителей Зинаида ходит редко: матушке она не нравится, отец с ней говорит мало, но как-то особенно умно и значительно.

Неожиданно Зинаида сильно меняется. Она уходит гулять одна и гуляет долго, иногда гостям не показывается вовсе: часами сидит у себя в комнате. Володя догадывается, что она влюблена, но не понимает – в кого.

Как-то раз Володя сидит на стене полуразвалившейся оранжереи. Внизу на дороге появляется Зинаида Увидев его, она приказывает ему спрыгнуть на дорогу, если он действительно любит ее. Володя немедленно прыгает и на мгновение лишается чувств. Встревоженная Зинаида хлопочет вокруг него и вдруг начинает его целовать, однако, догадавшись, что он пришел в себя, встает и, запретив ему следовать за собой, удаляется. Володя счастлив, но на следующий день, когда он встречается с Зинаидой, она держится очень просто, словно ничего не произошло.

Однажды они встречаются в саду: Володя хочет пройти мимо, но Зинаида сама останавливает его. Она мила, тиха и любезна с ним, предлагает ему быть ее другом и жалует звание своего пажа. Между Володей и графом Малевским происходит разговор, в котором Малевский говорит, что пажи должны все знать о своих королевах и следовать за ними неотступно и днем, и ночью. Неизвестно, придавал ли Малевский особенное значение тому, что говорил, но Володя решаетночью идти в сад караулить, взяв с собою английский ножик. В саду он видит своего отца, очень пугается, теряет ножик и сразу возвращается домой. На следующий день Володя пытается поговорить обо всем с Зинаидой, но к ней приезжает двенадцатилетний брат-кадет, и Зинаида поручает Володе его развлекать. Вечером этого же дня Зинаида, отыскав Володю в саду, неосторожно спрашивает его, почему он так печален. Володя плачет и укоряет ее в том, что она им играет. Зинаида просит прощения, утешает его, и через четверть часа он уже бегает с Зинаидой и кадетом взапуски и смеется.

Неделю Володя продолжает общаться с Зинаидой, отгоняя от себя все мысли и воспоминания. Наконец, вернувшись однажды к обеду, он узнает, что между отцом и матерью произошла сцена, что мать упрекала отца в связи с Зинаидой и что узнала она об этом из анонимного письма. На следующий день матушка объявляет, что переезжает в город. Перед отъездом Володя решает проститься с Зинаидой и говорит ей, что будет любить и обожать ее до конца дней.

Володя еще раз случайно видит Зинаиду. Они с отцом едут на верховую прогулку, и вдруг отец, спешившись и отдав ему поводья своего коня, исчезает в переулке. Спустя некоторое время Володя идет за ним вслед и видит, что он через окно разговаривает с Зинаидой. Отец на чем-то настаивает, Зинаида не соглашается, наконец она протягивает ему руку, и тут отец поднимает хлыст и резко бьет ее по обнаженной руке. Зинаида вздрагивает и, молча поднеся руку к губам, целует рубец. Володя бежит прочь.

Некоторое время спустя Володя с родителями переезжает в Петербург, поступает в университет, а через полгода отец его умирает от удара, за несколько дней до смерти получив письмо из Москвы, чрезвычайно его взволновавшее. После его смерти жена посылает в Москву довольно значительную сумму денег.

Четыре года спустя Володя встречает в театре Майданова, который рассказывает ему, что Зинаида сейчас в Петербурге, она счастливо вышла замуж и собирается за границу. Хотя, добавляет Майданов, после той истории ей нелегко было составить себе партию; были последствия... но с ее умом все возможно. Майданов дает Володе адрес Зинаиды, но тот едет к ней только через несколько недель и узнает, что она четыре дня назад внезапно умерла от родов.

Отцы и дети Роман (1862) В. П. Мещеряков

20 мая 1859 г. Николай Петрович Кирсанов, сорокатрехлетний, но уже немолодой с виду помещик, волнуясь, ожидает на постоялом дворе своего сына Аркадия, который только что окончил университет.

Николай Петрович был сыном генерала, но предназначенная ему военная карьера не состоялась (он в молодости сломал ногу и на всю жизнь остался «хроменьким»). Николай Петрович рано женился на дочке незнатного чиновника и был счастлив в браке. К его глубокому горю, супруга в 1847 г. скончалась. Все свои силы и время он посвятил воспитанию сына, даже в Петербурге жил вместе с ним и старался сблизиться с товарищами сына, студентами. Последнее время он усиленно занялся преобразованием своего имения.

Наступает счастливый миг свидания. Однако Аркадий появляется не один: с ним высокий, некрасивый и самоуверенный молодой человек, начинающий доктор, согласившийся погостить у Кирсановых. Зовут его, как он сам себя аттестует, Евгений Васильевич Базаров.

Разговор отца с сыном на первых порах не клеится. Николая Петровича смущает Фенечка, девушка, которую он содержит при себе и от которой уже имеет ребенка. Аркадий снисходительным тоном (это слегка коробит отца) старается сгладить возникшую неловкость.

Дома их ждет Павел Петрович, старший брат отца. Павел Петрович и Базаров сразу же начинают ощущать взаимную антипатию. Зато дворовые мальчишки и слуги гостю охотно подчиняются, хотя он вовсе и не думает искать их расположения.

Уже на следующий день между Базаровым и Павлом Петровичем происходит словесная стычка, причем ее инициатором является Кирсанов-старший. Базаров не хочет полемизировать, но все же высказывается по главным пунктам своих убеждений. Люди, по его представлениям, стремятся к той или иной цели, потому что испытывают различные «ощущения» и хотят добиться «пользы». Базаров уверен, что химия важнее искусства, а в науке важнее всего практический результат. Он даже гордится отсутствием у него «художественного смысла» и полагает, что изучать психологию отдельного индивидуума незачем: «Достаточно одного человеческого экземпляра, чтобы судить обо всех других». Для Базарова не существует ни одного«постановления в современном нашем быту... которое бы не вызвало полного и беспощадного отрицания». О собственных способностях он высокого мнения, но своему поколению отводит роль не созидательную – «сперва надо место расчистить».

Павлу Петровичу «нигилизм», исповедуемый Базаровым и подражающим ему Аркадием, представляется дерзким и необоснованным учением, которое существует «в пустоте».

Аркадий старается как-то сгладить возникшее напряжение и рассказывает другу историю жизни Павла Петровича. Он был блестящим и многообещающим офицером, любимцем женщин, пока не встретил светскую львицу княгиню Р*. Страсть эта совершенно изменила существование Павла Петровича, и, когда роман их закончился, он был полностью опустошен. От прошлого он сохраняет лишь изысканность костюма и манер да предпочтение всего английского.

Взгляды и поведение Базарова настолько раздражают Павла Петровича, что он вновь атакует гостя, но тот довольно легко и даже снисходительно разбивает все «силлогизмы» противника, направленные на защиту традиций. Николай Петрович стремится смягчить спор, но и он не может во всем согласиться с радикальными высказываниями Базарова, хотя и убеждает себя, что они с братом уже отстали от жизни.

Молодые люди отправляются в губернский город, где встречаются с «учеником» Базарова, отпрыском откупщика, Ситниковым. Ситников ведет их в гости к «эмансипированной» даме, Кукшиной. Ситников и Кукшина принадлежат к тому разряду «прогрессистов», которые отвергают любые авторитеты, гоняясь за модой на «свободомыслие». Они ничего толком не знают и не умеют, однако в своем «нигилизме» оставляют далеко за собой и Аркадия и Базарова. Последний Ситникова откровенно презирает, а у Кукшиной «занимается больше шампанским».

Аркадий знакомит друга с Одинцовой, молодой, красивой и богатой вдовой, которой Базаров сразу же заинтересовывается. Интерес этот отнюдь не платонический. Базаров цинично говорит Аркадию: «Пожива есть...»

Аркадию кажется, что он влюблен в Одинцову, но это чувство напускное, тогда как между Базаровым и Одинцовой возникает взаимное тяготение, и она приглашает молодых людей погостить у нее.В доме Анны Сергеевны гости знакомятся с ее младшей сестрой Катей, которая держится скованно. И Базаров чувствует себя не в своей тарелке, он на новом месте начал раздражаться и «глядел сердито». Аркадию тоже не по себе, и он ищет утешения в обществе Кати.

Чувство, внушенное Базарову Анной Сергеевной, ново для него; он, так презиравший всякие проявления «романтизма», вдруг обнаруживает «романтика в самом себе». Базаров объясняется с Одинцовой, и хотя та не тотчас же освободилась от его объятий, однако, подумав, она приходит к выводу, что «спокойствие <...> лучше всего на свете».

Не желая стать рабом своей страсти, Базаров уезжает к отцу, уездному лекарю, живущему неподалеку, и Одинцова не удерживает гостя. В дороге Базаров подводит итог происшедшему и говорит: «...Лучше камни бить на мостовой, чем позволить женщине завладеть хотя бы кончиком пальца. Это всё <...> вздор».

Отец и мать Базарова не могут надышаться на своего ненаглядного «Енюшу», а он скучает в их обществе. Уже через пару дней он покидает родительский кров, возвращаясь в имение Кирсановых.

От жары и скуки Базаров обращает внимание на Фенечку и, застав ее одну, крепко целует молодую женщину. Случайным свидетелем поцелуя становится Павел Петрович, которого до глубины души возмущает поступок «этого волосатого». Он особенно негодует еще и потому, что ему кажется: в Фенечке есть что-то общее с княгиней Р*.

Согласно своим нравственным убеждениям, Павел Петрович вызывает Базарова на поединок. Чувствуя себя неловко и, понимая, что поступается принципами, Базаров соглашается стреляться с Кирсановым-старшим («С теоретической точки зрения дуэль – нелепость; ну, а с практической точки зрения – это дело другое»).

Базаров слегка ранит противника и сам подает ему первую помощь. Павел Петрович держится хорошо, даже подшучивает над собой, но при этом и ему и Базарову неловко. Николай Петрович, от которого скрыли истинную причину дуэли, также ведет себя самым благородным образом, находя оправдание для действий обоих противников.

Последствием дуэли становится и то, что Павел Петрович, ранее решительно возражавший против женитьбы брата на Фенечке, теперь сам уговаривает Николая Петровича совершить этот шаг.И у Аркадия с Катей устанавливается гармоничное взаимопонимание. Девушка проницательно замечает, что Базаров для них – чужой, потому что «он хищный, а мы с вами ручные».

Окончательно потерявший надежду на взаимность Одинцовой Базаров переламывает себя и расстается с ней и Аркадием. На прощание он говорит бывшему товарищу: «Ты славный малый, но ты все-таки мякенький, либеральный барич...» Аркадий огорчен, но довольно скоро утешается обществом Кати, объясняется ей в любви и уверяется, что тоже любим.

Базаров же возвращается в родительские пенаты и старается забыться в работе, но через несколько дней «лихорадка работы с него соскочила и заменилась тоскливою скукой и глухим беспокойством». Пробует он заговаривать с мужиками, однако ничего, кроме глупости, в их головах не обнаруживает. Правда, и мужики видят в Базарове что-то «вроде шута горохового».

Практикуясь на трупе тифозного больного, Базаров ранит себе палец и получает заражение крови. Через несколько дней он уведомляет отца, что, по всем признакам, дни его сочтены.

Перед смертью Базаров просит Одинцову приехать и попрощаться с ним. Он напоминает ей о своей любви и признается, что все его гордые помыслы, как и любовь, пошли прахом. «А теперь вся задача гиганта – как бы умереть прилично, хотя никому до этого дела нет... Все равно: вилять хвостом не стану». С горечью говорит он, что не нужен России. «Да и кто нужен? Сапожник нужен, портной нужен, мясник...»

Когда Базарова по настоянию родителей причащают, «что-то похожее на содрогание ужаса мгновенно отразилось на помертвевшем лице».

Проходит шесть месяцев. В небольшой деревенской церкви венчаются две пары: Аркадий с Катей и Николай Петрович с Фенечкой. Все были довольны, но что-то в этом довольстве ощущалось и искусственное, «точно все согласились разыграть какую-то простодушную комедию».

Со временем Аркадий становится отцом и рьяным хозяином, и в результате его усилий имение начинает приносить значительный доход. Николай Петрович принимает на себя обязанности мирового посредника и усердно трудится на общественном поприще. ПавелПетрович проживает в Дрездене и, хотя по-прежнему выглядит джентльменом, «жить ему тяжело».

Кукшина обитает в Гейдельберге и якшается со студентами, изучает архитектуру, в которой, по ее словам, она открыла новые законы. Ситников женился на княжне, им помыкающей, и, как он уверяет, продолжает «дело» Базарова, подвизаясь в роли публициста в каком-то темном журнальчике.

На могилу Базарова часто приходят дряхлые старички и горько плачут и молятся за упокой души безвременно усопшего сына. Цветы на могильном холмике напоминают не об одном спокойствии «равнодушной» природы; они говорят также о вечном примирении и о жизни бесконечной...

Дым Роман (1867) Г. Г. Животовский

Жизнь Баден-Бадена, модного германского курорта, 10 августа 1862 г. мало чем отличалась от жизни в другие дни сезона. Публика была веселой и пестрой. Впрочем, наших соотечественников выделить в ней не составляло труда, особенно возле «русского дерева».

Именно здесь, у кофейни Вебера, обнаружил Литвинова его московский знакомый Бамбаев, громко и на «ты» окликнувший его. С ним был Ворошилов, молодой человек с серьезным лицом. Бамбаев сразу предложил отобедать, если у Григория Михайловича найдутся деньги заплатить за него.

После обеда он потащил Литвинова в гостиницу к Губареву («это он, тот самый»). Сходившая по гостиничной лестнице высокая, стройная дама в шляпе с темной вуалью обернулась на Литвинова, вспыхнула, провожая глазами, потом побледнела.

Кроме Губарева, в номере оказались Суханчикова и немолодой плотный человек, весь вечер промолчавший в углу. Разговоры перемежались со сплетнями, обсуждением и осуждением знакомых и товарищей. Ворошилов, как и во время обеда, густо сыпал научными сведениями. Пришел с товарищем Тит Биндасов, по виду террорист,по призванию квартальный, и гаму с бестолковщиной прибавилось так, что у Литвинова к десяти разболелась голова и он вернулся к Веберу.

Через некоторое время рядом оказался тот молчаливый человек, что сидел в углу у Губарева. Представился: Потугин Созонт Иванович, надворный советник. И поинтересовался, как понравилось Вавилонское столпотворение. Сойдутся десять русских – мигом всплывет вопрос о значении, о будущем России, да все в самых общих чертах, бездоказательно. Достается и гнилому Западу. Только бьет он нас по всем пунктам, хоть и гнилой. И заметьте: ругаем и презираем, а только его мнением и дорожим.

Тайна несомненного влияния Губарева – воля, а перед ней мы пасуем. Нам всюду нужен барин. Видят люди: большого мнения о себе человек, приказывает. Стало быть, прав и надо слушаться. Все унывают, повесивши нос ходят, и в то же время живут надеждой. Все, мол, непременно будет. Будет, а в наличности ничего нет. В десять веков ничего не выработали, но... будет. Потерпите. А пойдет все от мужика. Так и стоят друг перед другом: образованный кланяется мужику (вылечи душу), а тот – образованному (научи: пропадаю от темноты). И оба ни с места, А пора бы давно перенять, что другие придумали лучше нас.

Литвинов возразил на это, что нельзя перенимать, не сообразуясь с народными особенностями. Но Созонта Ивановича сбить непросто: вы только предлагайте пищу добрую, а народный желудок переварит по-своему. Петр I наводнил нашу речь чужими словами. Сперва вышло чудовищно, а потом понятия привились и усвоились, чужие формы испарились. То же будет и в других сферах. Бояться за свою самостоятельность могут только слабые народы. Да, Потугин западник и предан цивилизации. Это слово и чисто, и понятно, и свято, а народность, слава – кровью пахнут! Родину же он любит и... ненавидит. Однако скоро поедет домой: хороша садовая земля, да не расти на ней морошке.

Расставаясь, Литвинов спросил у Потугина его адрес. Оказалось, к нему нельзя: он не один. Нет, не с женой. (Литвинов понимающе потупил глаза.) Да нет, не то: ей всего шесть лет, она сирота, дочь одной дамы.

В гостинице Литвинов обнаружил у себя большой букет гелиотропов. Слуга сказал, что принесла их высокая и прекрасно одетая дама. «Неужели ОНА?» Это восклицание относилось вовсе не к его невесте Татьяне, которую Литвинов ждал в Бадене вместе с ее тетушкой. Он понял, что это Ирина, старшая дочь обедневших князей Осининых. В пору их знакомства это была семнадцатилетняя красавица с изысканно правильными чертами лица, дивными глазами и густыми белокурыми волосами. Литвинов влюбился в нее, но долго не мог преодолеть ее враждебность. Потом в один день все изменилось, и они уже строили планы на будущее: трудиться, читать, но главное – путешествовать. увы, ничему не суждено было осуществиться.

Той зимой двор посетил Москву. Предстоял бал в Дворянском собрании. Осинин счел необходимым вывезти Ирину. Она, однако, воспротивилась. Литвинов же высказался в пользу его намерения. Она согласилась, но запретила ему быть на балу и добавила: «Я поеду, но помните, вы сами этого желали». Придя с букетом гелиотропов перед ее отъездом на бал, он был поражен ее красотой и величественной осанкой («что значит порода!»). Триумф Ирины на балу был полным и ошеломляющим. На нее обратила внимание важная особа. Этим сразу решил воспользоваться родственник Осининых граф Рей-зенбах, важный сановник и царедворец. Он взял ее в Петербург, поселив в своем доме, сделал наследницей.

Литвинов бросил университет, уехал к отцу в деревню, пристрастился к хозяйству и отправился за границу учиться агрономии. Через четыре года мы и застали его в Бадене на пути в Россию.

На другое утро Литвинов набрел на пикник молодых генералов. «Григорий Михайлыч, вы не узнаете меня?» – донеслось из группы веселящихся. Он узнал Ирину. Теперь это была вполне расцветшая женщина, напоминающая римских богинь. Но глаза остались прежними. Она познакомила его с мужем – генералом Валерианом Владимировичем Ратмировым. Прерванный разговор возобновился: мы, крупные землевладельцы, разорены, унижены, надо воротиться назад; думаете, сладка народу эта воля? «А вы попытайтесь отнять у него эту волю...» – не выдержал Литвинов. Однако говоривший продолжал: а самоуправление, разве кто его просит? уж лучше по-старому. Вверьтесь аристократии, не позволяйте умничать черни...

Литвинову все более дикими казались речи, все более чужими люди, И в этот мир попала Ирина!Вечером он получил письмо от невесты. Татьяна с тетушкой задерживаются и прибудут дней через шесть.

Наутро в номер постучал Потугин: он от Ирины Павловны, она хотела бы возобновить знакомство. Г-жа Ратмирова встретила их с явным удовольствием. Когда Потугин оставил их, без предисловий предложила забыть причиненное зло и сделаться друзьями. В глазах ее стояли слезы. Он заверил, что радуется ее счастью. Поблагодарив, она захотела услышать, как он жил эти годы. Литвинов исполнил ее желание. Визит длился уже более двух часов, как вдруг вернулся Валериан Владимирович. Он не выказал неудовольствия, но скрыть некоторую озабоченность не сумел. Прощаясь, Ирина упрекнула: а главное вы утаили – говорят, вы женитесь.

Литвинов был недоволен собой: он ждет невесту, и не следовало бы ему бежать по первому зову женщины, которую он не может не презирать. Ноги его больше у нее не будет. Поэтому, встретившись с ней, он сделал вид, что не заметил ее. Однако часа через два на аллее, ведущей в гостиницу, вновь увидел Ирину. «Зачем вы избегаете меня?» В голосе ее было что-то скорбное. Литвинов откровенно сказал, что их дороги так далеко разошлись, что понять им друг друга невозможно. Ее завидное положение в свете... Нет, Григорий Михайлович ошибается. Несколько дней назад он сам видел образчики этих мертвых кукол, из которых состоит ее нынешнее общество. Она виновата перед ним, но еще больше перед самой собою, она милостыни просит... Будем друзьями или хотя бы хорошими знакомыми. И она протянула руку: обещайте. Литвинов пообещал.

По дороге в гостиницу ему повстречался Потугин, но на занимавшие его вопросы о г-же Ратмировой ответил только, что горда как бес и испорчена до мозга костей, но не без хороших качеств.

Когда Литвинов вернулся к себе, кельнер принес записку. Ирина сообщала, что у нее будут гости, и приглашала поглядеть поближе на тех, среди кого она теперь живет. Комичного, пошлого, глупого и напыщенного Литвинов нашел в гостях еще больше, чем в предыдущий раз. Только теперь, почти как у Губарева, поднялся несуразный гвалт, не было разве пива да табачного дыма. И... бросающееся в глаза невежество.

После ухода гостей Ратмиров позволил себе пройтись насчет нового Иринина знакомца: его молчаливости, очевидных республиканскихпристрастий и т. п. и насчет того, что он, видно, очень ее занимает. Великолепное презрение умной женщины и уничтожающий смех были ответом. Обида въелась в сердце генерала, тупо и зверски забродили глаза. Это выражение походило на то, когда еще в начале карьеры он засекал бунтовавших белорусских мужиков (с этого начался его взлет).

У себя в номере Литвинов вынул портрет Татьяны, долго смотрел на лицо, выражавшее доброту, кротость и ум, и наконец прошептал: «Все кончено». Только сейчас он понял, что никогда не переставал любить Ирину. Но, промучившись без сна всю ночь, он решил проститься с ней и уехать навстречу Татьяне: надо долг исполнить, а потом хоть умри.

В утренней блузе с широкими открытыми рукавами Ирина была очаровательна. Вместо слов прощания Литвинов заговорил о своей любви и о решении уехать. Она сочла это разумным, однако взяла с него слово не уезжать, не попрощавшись с нею. Через несколько часов он вернулся выполнить свое обещание и застал ее в той же позе и на том же месте. Когда он едет? В семь, сегодня. Она одобряет его стремление скорее покончить, потому что медлить нельзя. Она любит его. С этими словами она удалилась в свой кабинет. Литвинов было последовал за ней, но тут послышался голос Ратмирова...

У себя в номере он остался наедине с невеселыми думами. Вдруг в четверть седьмого дверь отворилась. Это была Ирина. Вечерний поезд ушел без Литвинова, а утром он получил записку: «...Я не хочу стеснять твою свободу, но <...> если нужно, я все брошу и пойду за тобой...»

С этого момента исчезли спокойствие и самоуважение, а с прибытием невесты и ее тетушки Капитолины Марковны ужас и безобразие его положения сделались для него еще нестерпимее. Свидания с Ириной продолжались, и чуткая Татьяна не могла не заметить перемены в своем женихе. Она сама взяла на себя труд объясниться с ним. Держалась с достоинством и настоящим стоицизмом. Состоялся и откровенный разговор с Потугиным, попытавшимся предостеречь его. Сам Созонт Иванович давно разрушен, уничтожен любовью к Ирине Павловне (это ждет и Литвинова). Бельскую он почти не знал, и ребенок не его, он просто взял все на себя, потому что это было нужно Ирине. Страшная, темная история. И еще: Татьяна Петровна – золотое сердце, ангельская душа, и завидна доля того, кто станет ее мужем.

С Ириной тоже все было непросто. Оставить свой круг она не в силах, но и жить в нем не может и просит не покидать ее. Ну, а любовь втроем неприемлема для Григория Михайловича: все или ничего.

И вот он уже у вагона, минута – и все останется позади. «Григорий!» – послышался за спиной голос Ирины. Литвинов едва не бросился к ней. Уже из окна вагона показал на место рядом с собой. Пока она колебалась, раздался гудок и поезд тронулся. Литвинов ехал в Россию. Белые клубы пара и темные – дыма неслись мимо окон. Он следил за ними, и дымом казалось ему все: и собственная жизнь, и жизнь России. Куда подует ветер, туда и понесет ее.

Дома он взялся за хозяйство, кое в чем тут успел, расплатился с отцовскими долгами. Однажды заехал к нему его дядя и рассказал о Татьяне. Литвинов написал ей и получил в ответ дружелюбное письмо, заканчивающееся приглашением. Через две недели он отправился в путь.

Увидев его, Татьяна подала ему руку, но он не взял ее, а упал перед ней на колени. Она попыталась поднять его. «Не мешай ему, Таня, – сказала стоявшая тут же Капитолина Марковна, – повинную голову принес».

Новь Роман (1876) Г. Г. Животовский

Нежданов получает место домашнего учителя у Сипягиных в момент, когда очень нуждается в деньгах, еще больше в смене обстановки. Теперь он может отдохнуть и собраться с силами, главное же – он «выпал из-под опеки петербургских друзей».

В Петербурге жил он в темной комнатушке с железной кроватью, этажеркой, заставленной книгами, и двумя немытыми окошками. В эту комнату и явился однажды солидный, излишне самоуверенный господин – известный чиновному Петербургу Борис Андреевич Сипягин. На лето ему нужен учитель для сына, и флигель-адъютанткнязь Г. («кажется, ваш родственник») рекомендовал именно Алексея Дмитриевича.

При слове «родственник» Нежданов мгновенно краснеет. Князь Г. – один из его братьев, не признающих его, незаконнорожденного, но выплачивающих ему по воле покойного отца ежегодную «пенсию». Алексей всю жизнь страдает от двусмысленности своего положения. По этой причине он так болезненно самолюбив, так нервен и внутренне противоречив. Не по этой ли причине и так одинок? . Для смущения у Нежданова поводов предостаточно. В прокуренной клетушке «княжеского родственника» Сипягин застал его «петербургских друзей»: Остродумова, Машурину и Паклина. Неряшливые фигуры, грузные и неуклюжие; небрежная и старенькая одежда; грубые черты лица, у Остродумова еще изрытое оспой; громкие голоса и красные крупные руки. В их облике, правда, «сказывалось что-то честное, и стойкое, и трудолюбивое», но поправить впечатление это уже не могло. Паклин был до чрезвычайности маленьким, невзрачным человеком, очень страдавшим от этого по причине страстной любви к женщинам. При мизерном росте он был еще Сила (!) Сам-соныч (!!). Впрочем, нравился студентам веселой желчью и цинической бойкостью (российский Мефистофель, как назвал его в ответ на именование российским Гамлетом Нежданов). Задевало Паклина и нескрываемое недоверие к нему революционеров.

Вот от этого всего отдыхал теперь Нежданов. Он не чужд был эстетическому, писал стихи и тщательно скрывал это, чтобы «быть как все».

У Сипягиных большой каменный дом, с колоннами и греческим фронтоном. За домом прекрасный, ухоженный старый сад. Интерьер носит отпечаток новейшего, деликатного вкуса: Валентина Михайловна вполне разделяет не только убеждения, но и пристрастия мужа, либерального деятеля и гуманного помещика. Сама она высока и стройна, лицо ее напоминает о Сикстинской Мадонне. Она привыкла смущать сердечный покой, причем вовсе не для того, чтобы завести особые отношения с объектом своего обнадеживающего внимания. Нежданов не избежал его, но быстро понял отсутствие, так сказать, содержания в ее едва уловимой призывности и демонстрации якобы отсутствия дистанции между ними.

Склонность ее подчинять и верховодить особенно очевидна в отношениях с Марианной, племянницей мужа. Ее отец, генерал, был осужден за растрату и отправлен в Сибирь, потом прощен, вернулся, но умер в крайней бедности. Вскоре умерла и мать, а Марианну приютил дядюшка Борис Андреевич. Девушка живет на положении бедной родственницы, дает уроки французского сыну Сипягиных и очень тяготится своей зависимостью от властной «тетушки». Страдает она и от сознания, что окружающим известно о бесчестии ее семейства. «Тетушка» умеет как бы невзначай обмолвиться об этом перед знакомыми. Вообще же она считает ее нигилисткой и безбожницей.

Марианна не красавица, но привлекательна, а прекрасным сложением напоминает флорентийскую статуэтку XVIII в. Кроме того, «от всего ее существа веяло чем-то сильным и смелым, стремительным и страстным».

Удивительно ли, что Нежданов видит в ней родственную душу и обращает на нее свое внимание, не оставшееся безответным. Но в Марианну страстно и безнадежно влюблен брат Валентины Михайловны Сергей Михайлович Маркелов, некрасивый, угрюмый и желчный человек. На правах родственника он бывает в доме, где главные принципы – свобода мнений и терпимость, и за столом сходятся, скажем, Нежданов и крайний консерватор Калломийцев, не скрывающий нелюбви к нигилистам и реформам.

Неожиданно оказывается, что Маркелов приехал ради встречи с Неждановым, которому привез письмо «самого» Василия Николаевича, рекомендующего им обоим взаимодействовать «в распространении известных правил». Но поговорить лучше в имении Маркелова, а то в доме сестры и стены имеют уши.

У Сергея Михайловича Нежданова ждет сюрприз. В гостиной при свете керосиновой лампы пьют пиво и курят Остродумов и Машурина. До четырех утра идут разговоры о том, на кого бы можно было положиться. Маркелов считает, что надо привлечь «механика-управляющего» местной бумагопрядильной фабрики Соломина и купца из раскольников Голушкина. У себя в комнате Нежданов вновь чувствует страшную душевную усталость. Опять много говорено, что надо действовать, что пора приступить, а к чему, никто так и не знает. Его «петербургские друзья» ограниченны, хотя честны и сильны. Впрочем, утром он заметил на лице Маркелова следы той же душевной усталости несчастного, неудачливого человека.Между тем после отказа Маркелову Марианна и Нежданов все больше чувствуют взаимную симпатию. Алексей Дмитриевич находит даже возможным рассказать девушке о письме Василия Николаевича. Валентина Михайловна понимает, что молодой человек совсем отвернулся от нее и что виновата тут Марианна: «Надо принять меры». А молодые люди уже переходят на «ты», вскоре следует и объяснение. Это не осталось тайной для г-жи Сипягиной. Она подслушала это у дверей.

Соломин, к которому отправляются Нежданов и Маркелов, когда-то два года проработал в Англии и современное производство знает отлично. К революции в России относится скептически (народ не готов). Он завел при фабрике школу и больницу. Это его конкретные дела. Вообще есть две манеры выжидать: выжидать и ничего не делать и выжидать да подвигать дело вперед. Он выбрал второе.

По пути к Голушкину им попадается Паклин и зазывает их в «оазис», к старичкам – супругам Фимушке и Фомушке, которые продолжают жить, будто на дворе XVIII в. В каком быту родились, выросли и сочетались браком, в том и остались. «Стоячая вода, но не гнилая», – говорит он. Есть тут и дворня, есть старый слуга Каллиопыч, уверенный, что это у турков бывает воля. Есть и карлица Пуфка, для развлечения.

Обед Галушкин задал «с форсом». В пьяном кураже купец жертвует на дело крупные суммы: «Помните Капитона!»

На обратном пути Маркелов упрекает Нежданова в неверии в дело и охлаждении к нему. Это не лишено оснований, но подтекст иной и продиктован ревностью. Ему все известно: и с кем объяснялся красавчик Нежданов, и у кого после десяти вечера был он в комнате. (Маркелов получил от сестры записку и действительно знал все.) Только тут не заслуги, а известное счастье всех незаконнорожденных, всех вы...ков!

Нежданов обещает по возвращении прислать секундантов. Но Маркелов уже опомнился и молит простить: он несчастен, еще в молодости «обманула одна». Вот портрет Марианны, когда-то сам рисовал, теперь передает победителю. Нежданов вдруг чувствует, что не имеет права брать его. Все сказанное и сделанное показалось ложью. Однако, едва завидев крышу сипягинского дома, он говорит себе, что любит Марианну.В тот же день состоялось свидание. Марианну интересует все: и когда начнется, наконец; и каков из себя Соломин; и каков Василий Николаевич. Нежданов отмечает про себя, что его ответы – не совсем то, что он в действительности думает. Впрочем, когда Марианна говорит: нужно бежать, он восклицает, что пойдет с ней на край света.

Сипягины тем временем делают попытку переманить к себе Соломина. Приглашение посетить их и осмотреть фабрику тот принял, но перейти отказался. У дворянина фабричное дело не пойдет никогда, это чужаки. Да и у самого помещичьего землевладения будущего нет. Купец приберет к рукам и земли. Марианна, слушая слова Соломина, все больше проникается доверием к основательности человека, который не может солгать или прихвастнуть, который не выдаст, а поймет и поддержит. Она ловит себя и на том, что сравнивает его с Неждановым, и не в пользу последнего. Вот и мысль уйти обоим от Сипягиных Соломин сразу сделал реальностью, предложив убежище у него на фабрике.

И вот первый шаг навстречу народу сделан. Они на фабрике в незаметном флигельке. В помощь отряжены преданный Соломину Павел и его жена Татьяна, которая недоумевает: молодые люди живут в разных комнатах, любят ли друг друга? Собираются вместе поговорить, почитать. В том числе стихи Алексея, которые Марианна оценивает довольно сурово. Нежданов задет: «Похоронила же ты их – да и меня кстати!»

Настает день «идти в народ». Нежданов, в кафтане, сапогах, картузе со сломанным козырьком. Его пробный выход длится недолго: мужики глухо враждебны или не понимают, о чем речь, хотя жизнью недовольны. В письме другу Силину Алексей сообщает, что время действовать вряд ли когда наступит. Сомневается и в своем праве окончательно присоединить жизнь Марианны к своей, к существу полумертвому. А как он «ходит в народ» – ничего глупее представить невозможно. Или уж взяться за топор. Только солдат мигом убухает тебя из ружья. уж лучше самому с собой покончить. Народ спит, и разбудит его вовсе не то, что мы думаем.

Вскоре приходит сообщение: неспокойно в соседнем уезде – должно быть, работа Маркелова. Надо поехать разузнать, помочь. Отправляется Нежданов, в своем простонародном одеянии. В его отсутствие появляется Машурина: все ли готово? Да, у нее еще письмо для Нежданова. Но где же оно? Отвернулась и незаметно сунула в рот бумажку. Нет, наверное, обронила. Скажите, чтобы был осторожнее.

Наконец возвращаются Павел с Неждановым, от которого разит перегаром и который едва держится на ногах. Оказавшись в толпе мужиков, он было начал с жаром ораторствовать, но какой-то парень потащил его в кабак: сухая ложка рот дерет. Павел едва вызволил его и привез домой уже пьяного.

Неожиданно с новостями появился Паклин: Маркелова схватили крестьяне, а приказчик Голушкина выдал хозяина, и тот дает откровенные показания. Полиция вот-вот нагрянет на фабрику. Он поедет к Сипягину – просить за Маркелова. (Есть и тайный расчет, что сановник оценит его услугу.)

На другое утро происходит финальное объяснение. Нежданову ясно: Марианне нужен другой человек, не как он, а как Соломин... или сам Соломин. В нем же самом два человека – и один не дает жить другому. уж лучше перестать жить обоим. Последняя попытка пропаганды доказала Нежданову его несостоятельность. Он не верит больше в дело, которое соединяет его с Марианной. Она же – верит и посвятит делу всю свою жизнь. Соединила их политика, теперь же само это основание их союза рухнуло. «А любви между ними нет».

Соломин между тем торопит с отъездом: скоро появится полиция. Да и к венчанию все готово, как договаривались. Когда Марианна отправляется укладывать вещи, Нежданов, оставшись один, кладет на стол две запечатанные бумажки, заходит в комнату Марианны и, поцеловав в ногах ее постель, отправляется во двор фабрики. У старой яблони он останавливается и, поглядев вокруг, стреляет себе в сердце.

Еще живого его переносят в комнату, где он перед смертью пытается соединить руки Марианны и Соломина. Одно письмо адресовано Соломину и Марианне, где он препоручает невесту Соломину, как бы «соединяя их загробной рукой», и передает привет Машуриной.

Нагрянувшая на фабрику полиция нашла только труп Нежданова. Соломин с Марианной уехали загодя и через два дня исполнили волю Нежданова – обвенчались.

Маркелова судили, Остродумов был убит мещанином, которого он подговаривал к восстанию. Машурина скрылась. Голушкина за «чистосердечное раскаяние» подвергли легкому наказанию. Соломина, за недостатком улик, оставили в покое. О Марианне речи и не заводилось: Сипягин поговорил-таки с губернатором. Паклина, как оказавшего следствию услугу (совершенно невольную: полагаясь на честь Сипягина, назвал, где скрывались Нежданов и Марианна), отпустили.

Зимой 1870 г. в Петербурге он встретил Машурину. В ответ на обращение она ответила по-итальянски с удивительно чистым русским акцентом, что она графиня ди Санто-Фиуме. Потом все же пошла к Паклину, пила у него чай вприкуску и рассказывала, как на границе к ней проявил интерес какой-то – в мундире, а она по-русски сказала: «Отвяжить ты от меня». Он и отстал.

«Русский Мефистофель» рассказывает «контессе» о Соломине, который и есть настоящее будущее России: «человек с идеалом – и без фразы, образованный – и из народа»... Собравшись уходить, Машурина просит что-нибудь на память о Нежданове и, получив фотографию, уходит, не ответив на вопрос Силы Самсоновича, кто теперь руководит ею: все Василий Николаевич, или Сидор Сидорыч, или безымянный какой? Уже из-за порога сказала: «Может, и безымянный!»

«Безымянная Русь!» – повторил, постояв перед закрытой дверью Паклин.

Клара Милич(После смерти) Повесть (1883) Г. Г. Животовский

Яков Аратов проживал на Шаболовке в небольшом деревянном доме со своей теткой Платонидой Ивановной, Платошей, как называл ее еще его отец. Ему было лет 25, но жил он замкнуто, занимался фотографией, дружил лишь с Купфером, обрусевшим немцем, который искренне был привязан к Аратову. За это Платоша прощала ему некоторую бесцеремонность и шумноватую жизнерадостность. Нравом Яков пошел в отца. Тот тоже жил уединенно, занимался химией, минералогией, энтомологией, ботаникой и медициной, слыл чернокнижником, считая себя правнуком Брюса, в честь которого назвал сына, и был склонен ко всему таинственному и мистическому. Яков унаследовал эту его черту, верил в тайны, которые можно иногда прозревать, но постигнуть – невозможно. При этом верил в науку. Еще при жизни отца учился на физико-математическом факультете, но бросил.

И все же Купфер вытащил однажды Аратова на концерт в дом знакомой грузинской княгини. Но он недолго пробыл на том вечере. Несмотря на это, Купфер и в следующий раз завлек его к княгине, расхвалив первоклассный талант некой Клары Милич, про которую они пока не решили: Виардо она или Рашель. «У нее черные глаза?» – спросил Аратов. «Да, как уголь!» Оказалось, что он уже видел у княгини эту девушку. Ей было лет девятнадцать, она была высокая, прекрасно сложенная, с красивым смуглым лицом, задумчивым и почти суровым. Приняли ее очень хорошо, долго и громко хлопали.

Во время пения Аратову показалось, что ее черные глаза все время были обращены на него. Так продолжалось и потом, когда она читала из «Евгения Онегина». Чтение ее, сначала немного торопливое, со слов «Вся жизнь моя была залогом свиданья верного с тобой» сделалось выразительным и преисполнилось чувством. Глаза ее смело и прямо смотрели на Аратова.

Вскоре после концерта рассыльный принес Аратову записку с приглашением прийти около пяти на Тверской бульвар. Это очень важно.

Сначала он твердо решил не ходить, но в половине четвертого отправился на бульвар. Просидев некоторое время на лавочке с мыслями о таинственной незнакомке, он вдруг почувствовал, как кто-то подошел и стал сзади него. Клара Милич была смущена, извиняясь за свою смелость, но ей так много хотелось сказать ему.

Аратов вдруг почувствовал досаду: на себя, на нее, на нелепое свидание и на это объяснение среди публики. Раздражение продиктовало сухую и натянутую отповедь: «милостивая государыня», «мне даже удивительно», «я могу быть полезным», «готов выслушать вас».

Клара была испугана, смущена и опечалена: «Я обманулась в вас...» Внезапно вспыхнувшее лицо ее приняло злое и дерзкое выражение: «Как наше свидание глупо! Как я глупа!.. Да и вы...» Она захохотала и быстро исчезла.Прошло два-три месяца. И вот однажды он прочел в «Московских ведомостях» сообщение о самоубийстве в Казани даровитой артистки и любимицы публики Клары Милич. Причиной, по слухам, была несчастная любовь. Купфер подтвердил, что это правда. Но газета врет, амуров никаких: горда была и неприступна Тверда, как камень. Только обиду не перенесла бы. Он ездил в Казань, познакомился с семейством. Настоящее имя ее Катерина Миловидова, дочь учителя рисования, пьяницы и домашнего тирана.

Той же ночью Аратову приснилось, что он идет по голой степи. Вдруг перед ним появилось тонкое облачко, ставшее женщиной в белых одеждах. Глаза ее были закрыты, лицо белое, а руки висели неподвижно. Не сгибаясь в спине, она легла на камень, подобный могильному, и Аратов, сложив руки на груди, лег рядом с ней. Но она поднялась и пошла, а он не смог даже пошевелиться. Она обернулась, глаза были живые, и лицо тоже ожило. Она поманила его. Это была Клара: «Если хочешь знать, кто я, поезжай туда!»

Утром он объявил Платоше, что едет в Казань. Там из бесед с вдовой Миловидовой и сестрой Клары Анной Аратов узнал, что Катя с детства была строптива, своевольна и самолюбива. Отца презирала за пьянство и бездарность. Вся она была огонь, страсть и противоречие. Говорила: «Такого, как я хочу, я не встречу... а других мне не надо!» – «Ну а если встретишь?» – «Встречу... возьму». – «А если не дастся?» – «Ну, тогда... с собой покончу. Значит, не гожусь».

Анна решительно отвергла даже мысль о несчастной любви как причине гибели сестры. Вот ее дневник, разве есть там намек на несчастную любовь?

увы, на такой намек Аратов наткнулся сразу же. Он выпросил у Анны дневник и фотокарточку, пообещав вернуть его, и отправился в Москву.

Дома, в своем кабинете, он почувствовал, что находится теперь во власти Клары. Он взял ее фотокарточку, увеличил, приладил к стереоскопу: фигура получила какое-то подобие телесности, но окончательно не оживала, глаза все смотрели в сторону. Она будто не давалась ему. Он припомнил, как Анна сказала про нее: нетронутая. Вот что дало ей власть над ним, тоже нетронутым. Мысль о бессмертии души вновь посетила его. «Смерть, где жало твое?» – сказано в Библии.

В вечернем мраке ему теперь стало казаться, что он слышит голосКлары, ощущает ее присутствие. Однажды из потока звуков он сумел выделить слово «розы», в другой раз – слово «я»; почудилось, будто мягкий вихрь пронесся через комнату, через него, сквозь него. Белевшее в темноте пятно двери шевельнулось, и показалась белая женская фигура – Клара! На голове у нее венок из красных роз... Он приподнялся. Перед ним была его тетка в чепце и в белой кофте. Она забеспокоилась, услышав его крики во сне.

Сразу после завтрака Аратов отправился к Купферу, и тот рассказал, что Клара выпила яд уже в театре, перед первым актом, и играла как никогда. А как только занавес опустился, она тут же, на сцене, и упала...

В ночь после визита к другу Аратову приснилось, будто он хозяин богатого имения. Его сопровождает управляющий, маленький вертлявый человечек. Вот они подходят к озеру. У берега золотая лодочка: не угодно ли прокатиться, сама поплывет. Он шагает в нее и видит там обезьяноподобное существо, держащее в лапе склянку с темной жидкостью. «Это ничего! – кричит с берега управляющий. – Это смерть! Счастливого пути!» Вдруг черный вихрь мешает все, и Аратов видит, как Клара, в театральном костюме, подносит к губам склянку под крики «браво», а чей-то грубый голос произносит: «А! ты думал, это все комедией кончится? Нет, это трагедия!»

Аратов проснулся. Горит ночник. В комнате чувствуется присутствие Клары. Он опять в ее власти.

«– Клара, ты здесь?

– Да! – раздается в ответ.

– Если ты точно здесь, если понимаешь, как горько я раскаиваюсь, что не понял, оттолкнул тебя, – явись! Если ты теперь уверена, что я, до сих пор не любивший и не знавший ни одной женщины, после твоей смерти полюбил тебя, – явись!

Кто-то быстро подошел к нему сзади и положил руку на плечо. Он обернулся и на своем кресле увидел женщину в черном, с головой, повернутой в сторону, как в стереоскопе.

– ...Обернись ко мне, посмотри на меня, Клара! – Голова тихо повернулась к нему, веки раскрылись, строгое выражение сменилось улыбкой.

– Я прощен! – с этими словами Аратов поцеловал ее в губы». Вбежавшая на крик Платоша нашла его в обмороке.Следующей ночи он дожидался уже с нетерпением. Они с Кларой любят друг друга. Тот поцелуй все еще быстрым холодом пробегал по телу. В другой раз он будет обладать ею... Но ведь вместе жить им нельзя. Что ж, придется умереть, чтобы быть вместе с нею.

Вечером у него появился жар, и Платонида Ивановна осталась дремать в кресле. Среди ночи пронзительный крик разбудил ее. Яша опять лежал на полу. Его подняли и уложили. В правой его руке оказалась прядь черных женских волос. Он бредил, говорил о заключенном им совершенном браке, о том, что знает теперь, что такое наслаждение. На секунду придя в себя, он сказал: «Не плачь, тетя. Да разве ты не знаешь, что любовь сильнее смерти?» И на лице его засияла блаженная улыбка.