Кремнистый путь

О, медиума странный взор!

Владычица нестройных звуков, грез!

Ты для меня и счастье, и позор:

Везде, всегда — в стихах, на ложе, в перлах слез.

Ты — моря гордого безмолвное рожденье!

Ты выплеснулась на берег волной,

И, окруженная взволнованной толпой,

С наивной радостью отвернула сомненье.

И душу чуждого и страстного народа

Душою чуткою постигла ты;

И вся была ты луч, безумье и мечты;

Ты — образ царственной звезды

Лучистого на небе хоровода.

Шопена полонез, как зеркало воды,

Ты отразить могла в загадочных глазах.

Ты — в звуках, ты — в любви, в мучительных мечтах.

Красивая и оскорбленная!

Ты спишь убитая, ты спишь влюбленная.

Молю, безумная, молю, надменная,

Услышь рыдания, запечатленная!

Печать могильная пускай низринется,

И камень тягостный пусть опрокинется!

Явись, бессмертная, явись, прекрасная,

Явись влюбленному, как солнце, властная!

Прими лобзания, прими моления.

Возьми для Вечности мои творения!

В массивных книгах с тяжкими краями

Полуистлевшие увидел я цветы;

Отныне будете моими вы друзьями,

Увянувших стеблей прозрачные мечты.

Я разгадаю в вас былых легенд намеки,

Я вспомню девственный когда-то аромат;

Как звезды, вы печальны, одиноки…

Ваш грустный сон — надломленный возврат..

Полуистлевшие цветы и пряный аромат дыханья,

Иссера-темные, шуршащие листы,

И шелестящие впотьмах воспоминанья!

Я вас люблю, осенние мечты!

Я вас люблю, стесненные томленья парка!

Здесь тени прошлого и грусть минувших дней,

Разбитые фигуры нимф, надтреснутая арка,

И редкий ряд мелькающих огней.

Здесь трепет девственный смущенного объятья,

Здесь — грезы, здесь — любовь, здесь — смерть.

Минута красоты, мгновенье без изъятья.

Здесь отражается немеющая твердь.

Террасы шаткие ступени;

Увянувший безвременно букет;

Как жарко! Сколько томной лени!

Нет шороха. Ни капли влаги нет.

Здесь плющ и нежная гвоздика;

Прошедших ласк угаснувший рассвет;

Здесь грациозная густая повилика;

Нет шелеста. Безумной грезы нет.

Когда-то вздохи слышались в долине, —

Влюбленной жизни сладкий бред!

Увяло все в печальном, тяжком сплине.

Нет шепота. Любовной сказки нет.

Тяжелые камни, ограды и стены,

Торжественных сводов надменный гранит;

Изгибов, карнизов красивые смены:

Все в смутном раздумье сурово молчит.

В зиянии черном слепой амбразуры,

И в жесткой улыбке угрюмых камней,

И в торсе разбитой когда-то фигуры —

Мне чудится прошлое канувших дней.

И диск окровавленный — цвет вырожденья —

Пятном отражается в сепии скал;

И древности гордой седые виденья

Сверкают меж камней…

Среди безмолвия, под сводами, меж арок,

Брожу отравленный к безмолвию враждой.

На плитах от луны железный отблеск ярок,

Печальный отблеск бездн, дрожащий и седой.

Какая тишина предвечных обещаний!

Я слышу отзвуки робеющих шагов,

Я сердце чувствую былых воспоминаний, —

И взоры мертвые угаснувших богов.

У тени я прошу: коснись меня рукою!

И чую на лице прикосновенье рук…

Объятый я стою безумною тоскою;

Душой стремлюсь уйти от сладострастных мук.

Раскалились камни в знойности лучей,

И смесились краски побелевших стен;

Знаю я бессонные странности ночей

И люблю горячность беззаветных смен.

Жгучая истома лень в окно струит.

Нежится под сводом, зыблется в тенях;

Тени засыпают и просвет блестит;

Ночью все смешалось, то что было в днях.

Лунность безлучистая, непонятный свет, —

И ленивых линий безраздумный сон;

Взгляды и улыбки, полуяркий цвет;

Полуслов намеки, полувнятный тон.

Было ярко, безумно, светло;

По лазури скользил наш челнок;

Чайки белой сверкало крыло;

Свод небес был бездонно-глубок.

Ночь была, но казалось, что день

Раскрывает объятья свои;

Странных точек неясная тень

Колебала речные струи.

И река распростерлась меж скал,

Как владычица светлых ночей;

Ветерок, набегая, шептал

Сказки северных, властных лучей.

И смущенный дощатый наш челн;

И воды искушающий плеск;

И нестройных зыбление волн:

Было все — неразгаданный блеск.

Я помню этот переулок

И зыбкий ряд трепещущих огней,

Бессонное томление прогулок

В прохладной тишине внимательных ночей.

Какие жадные, глубокие объятья!

Безумно-странные, немые небеса,

И счастье сладкое — без крови, без изъятья —

И внятно-страстные признанья, голоса.

Я не забыл весны смущенное волненье,

Томительную дрожь раскрывшихся страстей, —

И чары юности — роскошное забвенье

Страданья тяжкого, изломанных путей.