Крепость Жемчужины

Глава первая О том, как вор может учить императора

Оуне выплюнула финиковую косточку на песок оазиса Серебряного Цветка. Она потянулась рукой к одному из великолепных бутонов кактуса, которые и дали название этому месту. Она погладила лепестки длинными, изящными пальцами. Она что-то напевала тихим голосом, и Элрику показалось, что это были слова скорби.

Альбинос, почтительно сохраняя молчание, сидел спиной к пальме и смотрел на лагерь вдалеке, где без остановки бурлила жизнь. Она попросила его проводить ее, но больше почти ничего не сказала. Он услышал чей-то крик из кашбеха высоко наверху, но, посмотрев туда, ничего не увидел. По пустыне гулял ветерок, и красный песок волнами устремлялся к Зубчатым Столбам на горизонте.

До полудня оставалось совсем немного. Они тем утром вернулись в оазис Серебряного Цветка. То немногое, что осталось от Алнака Креба, по традициям баурадимов этой ночью должно было быть с почетом сожжено на погребальном костре.

Крючковатый жезл Оуне больше не висел у нее на плече. Теперь она все время переворачивала его двумя руками, смотря, – словно видела это в первый раз, – как играют на его поверхности солнечные зайчики. Другой жезл – Алнака – она засунула себе за пояс.

– Моя задача была бы легче, – сказала она вдруг, – если бы он не действовал так опрометчиво. Он не знал, что я тоже еду сюда, и делал максимум возможного, чтобы спасти эту девочку. Но подожди он еще несколько часов, и я могла бы воспользоваться его помощью, и, вероятно, с успехом. Но уж спасти его я могла бы наверняка.

– Я не понимаю, что с ним случилось, – сказал Элрик.

– Даже я не знаю точной причины его смерти, – сказала она. – Но я объясню тебе, что могу. Поэтому-то я и просила тебя поехать со мной. Я не хочу, чтобы нас кто-нибудь услышал. И я должна взять с тебя слово, что все, мною сказанное, останется между нами.

– Можешь не сомневаться, госпожа.

– Навсегда, – сказала она.

– Навсегда?

– Ты должен пообещать, что не скажешь никому то, что услышишь от меня сегодня. А также, что никому не будешь говорить о событиях, которые последуют за моим рассказом. Ты должен согласиться соблюдать кодекс похитителя снов, Хотя ты и не принадлежишь к нашему цеху.

Элрик пребывал в недоумении.

– Но почему?

– Ты хочешь спасти Священную Деву? Хочешь отомстить за Алнака? Хочешь освободиться от зависимости к этому снадобью? Хочешь устранить зло, которое исходит из Кварцхасаата?

– Ты же знаешь, что хочу.

– Тогда мы придем к соглашению, потому что можно сказать наверняка: если мы не поможем друг другу, то ты, девочка и, скорее всего, я умрем еще до того, как зайдет Кровавая луна.

– Наверняка? – Элрик впал в мрачноватый юмор. – Так ты к тому же и оракул, моя госпожа?

– Все похитители снов в некоторой степени оракулы. – Она говорила с долей нетерпения, словно имела дело с несообразительным ребенком. Потом она взяла себя в руки. – Извини. Я забыла, что наше искусство неизвестно в Молодых королевствах. Впрочем, мы и в самом деле редко появляемся в этом мире.

– Я в своей жизни встречался со многими потусторонними существами, моя госпожа, но ничей образ не был так близок к человеческому, как твой.

– Близок к человеческому? Да я и есть человек! – Вид у нее был недоумевающий. Потом ее чело прояснилось. – Я же забыла, что твой ум более изощрен и менее просвещен, чем умы моих коллег по ремеслу. – Она улыбнулась ему. – Я все еще не могу прийти в себя после такой напрасной гибели Алнака.

– Он мог остаться жить. – Элрик произнес эти слова ровным, уверенным тоном. Он достаточно знал Алнака, чтобы считать его своим другом, и понимал, что чувствует Оуне в связи с этой утратой. – И нет никакого способа оживить его?

– Он потерял всю свою сущность, – сказала Оуне. – Он не то что не похитил чужой сон, он лишился своего собственного. – Она помолчала, а потом произнесла быстро, словно боясь, что потом будет жалеть о своих словах: – Ты мне поМожешь, принц Элрик?

– Да, – решительно ответил он. – Если этим я смогу отомстить за Алнака и спасти девочку.

– Даже если не исключена вероятность того, что ты разделишь судьбу Алнака? Ту судьбу, свидетелем которой ты был?

– Да. Я думаю, эта смерть не хуже, чем смерть по воле господина Гхо.

– Может быть, и хуже, – просто сказала она.

Элрик улыбнулся ее откровенности.

– Ну что ж, значит, так тому и быть. Так тому и быть. И каковы же твои условия?

Она снова протянула руку к серебряным лепесткам, балансируя своим жезлом на пальцах другой. Она все еще хмурилась, не будучи уверенной в правильности своего решения.

– Я думаю, ты один из немногих смертных на этой земле, кто может понять природу моей профессии. Ты поймешь, когда я буду говорить о природе снов и реальности и об их взаимодействии. А еще я думаю, что твой образ мышления делает тебя если и не идеальным союзником, то, по меньшей мере, союзником, на которого я могу в известной мере положиться. Мы, похитители снов, умудрились превратить в подобие науки ту профессию, которая по своей сути противится любому упорядочению. Таким образом, мы получили возможность практиковать свои навыки с успехом, объясняемым, как я думаю, в значительной мере тем, что мы умеем навязывать свою волю тому хаосу, с которым сталкиваемся. Это тебе понятно, принц?

– Пожалуй. У меня на родине есть философы, которые заявляют, что наше волшебство в значительной мере представляет собой навязывание своей воли основам реальности. Если тебе угодно, это – способность воплощать сны в реальность. Некоторые утверждают, что весь наш мир был создан таким образом.

Оуне, казалось, была довольна услышанным.

– Хорошо. Я знала, что некоторые вещи мне не придется тебе объяснять.

– Но что я должен буду делать, госпожа?

– Я хочу, чтобы ты мне помог. Вместе мы сможем найти путь к тому, что наемники-колдуны называют Крепостью Жемчужины. И тогда кто-то один из нас или мы оба, возможно, сумеем похитить сон, в который погружена эта девочка, освободить ее, разбудить, вернуть ее народу, чтобы она стала их пророчицей и гордостью.

– Значит, они связаны? – Элрик начал подниматься на ноги, не обращая внимания на жажду, которая ни на минуту не отпускала его. – Девочка и Жемчужина?

– Мне так кажется.

– И в чем же связь между ними?

– В том, чтобы обнаружить то, что мы, несомненно, и обнаружим для ее освобождения.

– Прости меня, моя госпожа, – мягко сказал Элрик, – но в том, что говоришь ты, неведения не меньше, чем в моих словах.

– В известном смысле так оно и есть. Прежде чем я продолжу, ты должен поклясться, что будешь соблюдать кодекс похитителя снов.

– Клянусь, – сказал Элрик, подняв руку, на пальце которой сверкал Акториос, свидетельствующий о том, что Элрик клянется одной из самых священных вещей его народа. – Я клянусь этим кольцом Королей.

– Теперь я могу тебе поведать то, что мне известно, и то, что мне нужно от тебя, – сказала Оуне.

Она взяла его под руку и повела в рощицу из пальм и кипарисов. Ощутив через это прикосновение снедающую его страшную жажду, она прониклась к нему сочувствием.

– Похититель снов, – начала она, – делает именно то, что и следует из названия его профессии. Мы похищаем сны. Изначально мы были обычными ворами, но потом научились входить в сны других людей и похищать те из них, что были наиболее великолепны или экзотичны. Со временем к нам стали обращаться за помощью – просить нас похитить нежелательные сны или, скорее, те сны, что преследовали друзей и родственников, не давали им покоя. Так мы стали похищать и такие сны. Нередко эти сны вредят только их изначальному владельцу и совершенно безопасны для других…

Элрик прервал ее:

– Ты хочешь сказать, что сон имеет некую материальную составляющую? Что его можно украсть у владельца, как книгу стихов или кошелек с деньгами?

– В основном – да. Но если говорить точнее, то мы научились делать сон настолько вещественным, чтобы его можно было похитить подобным образом. – Она открыто рассмеялась, видя его недоумение, и ее деликатность на некоторое время исчезла. – В этом деле нужен известный талант и изрядное мастерство.

– Но что же вы делаете с этими похищенными снами?

– Два раза в год продаем их на рынке снов, что же еще, принц Элрик? Там идет торговля любыми разновидностями снов, включая самые необычные и кошмарные. Есть торговцы, которые их закупают, есть клиенты, готовые их покупать. Мы, конечно же, преобразуем их в такую форму, которую легко транспортировать, а потом – использовать. А поскольку мы начиняем сны материей, они представляют для нас опасность. Эта материя может нас уничтожить. Ты видел, что случилось с Алнаком. Чтобы защититься от мира Снов, нужно обладать определенной твердостью характера, определенным образом мыслей, определенным душевным настроем. Но поскольку мы кодифицировали эти царства, мы в известной мере можем манипулировать ими.

– Нет, ты должна объяснить мне подробнее, если хочешь, чтобы я что-нибудь понял, моя госпожа, – сказал Элрик.

– Хорошо. – Она остановилась на краю рощицы, где на земле была больше песка, – некое промежуточное пространство между оазисом и пустыней, которое было немного похоже и на то и на другое, но ничем из них не было. Она разглядывала потрескавшуюся землю, словно эти трещинки были частью какой-то сложной карты, геометрическими формами, понятными только ей.

– Мы составили правила, – сказала она. Голос ее звучал словно издалека, будто бы она говорила сама с собой. – Мы систематизировали все, что узнали за столетия. Но мы все еще подвержены самым невообразимым опасностям…

– Погоди, моя госпожа. Ты хочешь сказать, что Алнак Креб с помощью некоего волшебства, известного только вашему цеху, вошел в мир Снов Священной Девы, а там с ним произошли события, которые могут произойти со мной или с тобой в материальном мире?

– В самую точку. – Она повернулась со странной улыбкой на губах. – Да, и его субстанция отправилась в тот мир и была им поглощена. А субстанция снов девочки только укрепилась…

– Тех снов, что он надеялся похитить.

– Он надеялся похитить всего один. Тот сон, который заключил ее в постоянную дрему.

– А потом, как ты говоришь, он бы мог продать его на рынке снов?

– Возможно. – У нее явно не было желания обсуждать этот вопрос.

– А где находится этот рынок?

– Не в этом мире. Туда могут попасть только представители моей профессии или те, кто нас сопровождает.

– Ты возьмешь меня туда? – из любопытства спросил Элрик.

Во взгляде ее промелькнули любопытство и настороженность.

– Возможно. Но сначала мы должны добиться успеха. Чтобы продать сон, нужно его похитить. Пойми, Элрик, я исполнена желания сообщить тебе все, что ты хочешь знать, но объяснить некоторые вещи тому, кто не прошел нашу школу, очень трудно. Их можно только продемонстрировать или ощутить. Я, как и большинство похитителей снов, не принадлежу к твоему миру. Мы народ бродячий – ты бы назвал нас кочевниками, – мы бродим между разными временами и разными измерениями. Мы знаем: то, что является сном в одном мире, в другом может быть самой что ни на есть реальной реальностью, а какая-нибудь самая обыденная вещица в этом мире может оказаться самым жутким ночным кошмаром в другом.

– Неужели во вселенной нет ничего постоянного? – вздрогнув, спросил Элрик.

– То, что сотворяем мы, вечно, если только оно не погибает, – сказала она, и в голосе ее слышна была убежденность.

– Наверное, борьба между Законом и Хаосом отражает борьбу внутри нас, между нашими необузданными эмоциями и излишней осторожностью, – задумчиво сказал Элрик, чувствуя, что она не желает углубляться в эту тему.

Ступая по трещинкам в земле, Оуне сказала:

– Чтобы узнать больше, ты должен стать учеником похитителя снов…

– Охотно, – сказал Элрик. – Меня снедает любопытство, моя госпожа. Ты говорила о законах вашей профессии. Что это за законы?

– Некоторые из них представляют собой наставления, другие – описания. Прежде всего, я тебе скажу вот что. Мы определили, что каждый мир Снов должен иметь семь сторон, которым мы дали названия. Давая названия и описывая то, что не имеет формы и почти не поддается контролю, мы надеемся придать ему форму и научиться его контролировать. Благодаря таким наложениям мы научились выживать в мирах, где другие погибают за считаные минуты. Но и даже в процессе этих наложений, действуя в рамках того, что определено нашей волей, мы можем подвергнуться превращениям, которые не в силах контролировать. Если ты будешь меня сопровождать в этом предприятии и оказывать мне помощь, то ты Должен знать: я определила, что мы пройдем через семь земель. Первую из этих земель мы называем Саданор, или земля Общих Снов. Вторая называется Марадор, или земля Старых Желаний. Третья – Паранор, земля Утраченной Веры. Четвертая земля известна похитителям снов как Селадор, что переводится как земля Забытой Любви. Пятая – Имадор, земля Новых Амбиций. А шестая – Фаладор, земля Безумия…

– Затейливые названия, моя госпожа. Мне кажется, что похитители снов склонны к поэзии. А седьмая? Как называется она?

Она помедлила, прежде чем ответить. Ее прекрасные Глаза сверлили его лицо, словно пытаясь прожечь дыру в его черепе.

– У нее нет названия, – тихо сказала она, – кроме того имени, которое ей дают ее обитатели. Но только там – если она вообще существует – ты сможешь найти Крепость Жемчужины.

Элрик под этим мягким, но в то же время решительным взглядом чувствовал себя как в капкане.

– А как мы попадем в эти земли? – Альбинос заставлял себя задавать эти вопросы, хотя теперь все его тело изнемогало от жажды – ему был необходим глоток эликсира господина Гхо.

Она почувствовала это напряжение в нем и прикоснулась к его запястью, чтобы успокоить.

– Через девочку, – ответила Оуне.

Элрик вспомнил, чему был свидетелем в Бронзовом шатре, и его пробрала дрожь.

– А как такое становится возможным?

Оуне нахмурилась, и давление ее руки стало сильнее.

– Она – наши врата, а жезлы снов – наши ключи. Я никак не смогу причинить вред девочке. Когда мы достигнем седьмой земли – Безымянной, там мы, возможно, найдем ключ к тому самому узилищу, в котором она и заключена.

– Значит, она – медиум? Именно это с ней и случилось? Наемники-колдуны, верно, дознались о ее способностях и ввели ее в это состояние, чтобы воспользоваться ее силой, пока она пребывает в трансе?

И снова она помедлила с ответом, потом кивнула.

– Почти так, принц Элрик. Это записано в наших хрониках, которых у нас немало. Правда, многие из них нам недоступны и хранятся в библиотеках Танелорна. «То, что находится внутри, имеет форму и снаружи, а то, что снаружи, приобретает форму внутри». Иными словами можно сказать, что все видимое непременно имеет невидимую сторону, а все невидимое непременно должно быть представлено видимым.

Элрику сказанное показалось слишком уж загадочным, хотя он и был знаком с подобными таинственными определениями по тем книгам, что читал в Мелнибонэ. Он не то чтобы не обращал внимания на подобные вещи, просто он знал – если хочешь их понять до конца, то нужно крепко поразмыслить, а нередко и приобрести определенный опыт.

– Ты говоришь о потусторонних царствах, моя госпожа. О мирах, населенных Владыками Хаоса и Закона, элементалями, бессмертными и прочими подобными сущностями. Мне кое-что известно об этих царствах, и мне доводилось бывать в них, хотя и недолго. Но я никогда не слышал о том, что можно, оставив часть своей физической субстанции, путешествовать по этим мирам, используя в качестве медиума спящего ребенка.

Она долго смотрела на него, словно решая, нет ли в его словах скрытого скептицизма, потом пожала плечами.

– Ты увидишь, что миры похитителя снов очень похожи на те, о которых ты говоришь. И ты должен будешь очень хорошо постараться, чтобы запомнить правила и соблюдать их…

– Ты очень строга, моя госпожа…

– Иначе нельзя, если мы хотим выжить. У Алнака было чутье хорошего похитителя снов, но вот знаний ему не хватало. Этим-то и объясняется его неудача. Ты же владеешь необходимыми знаниями, иначе ты бы не смог овладеть колдовством. Без этих знаний ты бы тоже давно погиб.

– Многие из этих знаний я отверг, госпожа Оуне.

– Да, мне это известно. Но навыков ты, я думаю, не утратил. По крайней мере, я на это надеюсь. Первый из законов, которым подчиняется похититель снов, гласит: «Предложения помощи всегда должно принимать, но доверять им никогда нельзя». Второй гласит: «Бойся знакомого». Третий говорит нам: «Все незнакомое принимай с осторожностью». Есть и множество других, но именно эти три являются основой, которая позволяет похитителю снов выжить. – Она улыбнулась.

Улыбка у нее была странная – приветливая и ранимая, и Элрик понял, что Оуне устала. Возможно, скорбь лишила ее сил.

Мелнибониец говорил мягко, поглядывая на огромные красные скалы – защиту и святилище оазиса Серебряного Цветка. Голоса теперь смолкли. Тонкие струйки дыма поднимались в синеватое небо.

– И сколько же времени нужно, чтобы подготовить похитителя снов?

Теперь она почувствовала его иронию.

– Лет пять, а то и больше, – сказала она. – Алнак был полным членом нашего цеха уже, кажется, шесть лет.

– И ему не удалось выжить в мире, где удерживается в плену дух Священной Девы?

– Он, несмотря на все свое мастерство, всего лишь обычный смертный.

– И ты думаешь, что я – нечто большее?

Она открыто рассмеялась.

– Ты – последний император Мелнибонэ. Ты самый сильный из своего народа, о чьем знакомстве с колдовством ходят легенды. Да, ты оставил свою невесту и посадил на Рубиновый трон своего кузена Йиркуна, чтобы он правил в качестве регента до твоего возвращения (такое решение мог принять только настоящий идеалист), но тем не менее, мой господин, не надо делать вид, будто ты всего лишь обычный смертный.

Хотя Элрика и снедало желание хлебнуть смертельного эликсира, он рассмеялся.

– Если я обладаю такими качествами, моя госпожа, то как же я оказался в таком положении – на грани гибели из-за козней третьеразрядного провинциального политикана?

– Я ведь не говорила, что ты в восторге от самого себя, мой господин. Но было бы глупо отрицать, что ты был тем, кем был, и можешь стать тем, кем можешь стать.

– Я предпочитаю поразмышлять о втором, моя госпожа.

– Тогда подумай о судьбе дочери Райка На Сеема. Подумай о судьбе его народа, который был лишен своей истории и своего пророка. Подумай о своей собственной судьбе – погибнуть так глупо в чужой стране, не выполнив своего предназначения.

Элрик согласился с ее словами. Она продолжила:

– Возможно также, что как колдун ты не имеешь себе равных в своем мире. И хотя твои конкретные навыки могут и не пригодиться тебе в том предприятии, что предлагаю я, твой опыт, твои знания и понимание могут перетянуть чашу весов в сторону успеха.

Элрик занервничал – потребность его организма в снадобье стала невыносимой.

– Хорошо, госпожа Оуне. Я согласен на все, что ты скажешь.

Она чуть отошла в сторону и смерила его оценивающим взглядом.

– Тебе, пожалуй, лучше вернуться в шатер и найти свой эликсир, – мягко сказала она.

Уже знакомое ему отчаяние наполнило альбиноса.

– Придется, моя госпожа. Придется.

Он повернулся и поспешил туда, где стояли шатры баурадимов.

Он почти не отвечал на приветствия встречавшихся ему на пути. Райк На Сеем ничего не трогал в шатре, где спали Элрик и Алнак Креб, и альбинос поспешно вытащил из седельного мешка сосуд и сделал большой глоток. Он сразу же испытал облегчение (хотя бы и временное), прилив энергии, иллюзию здоровья – следствие глотка кварцхасаатского зелья. Он вздохнул, повернулся ко входу в шатер и увидел Райка На Сеема. Лицо старика было нахмурено, глаза полны боли, которую он пытался скрыть.

– Так ты согласился помочь похитителю снов, Элрик? Ты попытаешься способствовать воплощению предсказания в жизнь? Вернуть нам нашу Священную Деву? Времени Теперь осталось еще меньше. Скоро Кровавая луна закатится.

Элрик уронил сосуд с эликсиром на ковер, покрывавший пол шатра. Он наклонился и поднял Черный Меч, который оставил здесь, отправляясь на прогулку с Оуне. Меч завибрировал в его руке, и Элрик почувствовал слабый приступ тошноты.

– Я сделаю все, что от меня требуется, – сказал альбинос.

– Хорошо! – Старик обнял Элрика за плечи. – Оуне сказала мне, что ты великий человек с великой судьбой и что нынче наступает один из важнейших моментов в твоей жизни. Для нас весьма почетно быть частью твоей судьбы, и мы благодарны тебе за сердечность…

Элрик выслушал слова Райка На Сеема с прежней своей любезностью. Он поклонился и сказал:

– Я уверен, что здоровье вашей Священной Девы гораздо важнее моей судьбы. Я сделаю все, что от меня зависит, Чтобы вернуть вам девочку.

За спиной первого старейшины в палатку вошла Оуне. Она улыбнулась альбиносу.

– Теперь ты готов?

Элрик кивнул и начал пристегивать Черный Меч, однако Оуне остановила его.

– То оружие, которое тебе может понадобиться, ты найдешь там, где мы окажемся.

– Но этот меч больше чем оружие, госпожа Оуне! – Альбинос испытал чувство, близкое к панике.

Оуне протянула ему жезл снов Алнака.

– Это все, что тебе понадобится в нашем предприятии, мой господин император.

Буревестник отчаянно запротестовал, бормоча что-то, когда Элрик опускал меч на подушку. Он словно бы угрожал Элрику.

– Я завишу… – начал было Элрик.

Она покачала головой.

– Нет, не зависишь. Ты считаешь, что этот меч – часть тебя самого, но это не так. Этот меч – крест, который ты несешь. Да, это твоя часть, но она символизирует не твою силу, а твою слабость.

Элрик вздохнул.

– Я тебя не понимаю, моя госпожа, но если ты не хочешь, чтобы я брал с собой меч, я оставлю его здесь.

Еще один звук, изданный мечом, особого рода рычание – но Элрик предпочел не заметить его. Он оставил в шатре сосуд с эликсиром и меч и направился туда, где их ждали лошади, чтобы совершить обратный путь из оазиса Серебряного Цветка к Бронзовому шатру.

Они ехали чуть позади Райка На Сеема, и Оуне рассказывала Элрику о том, что значит Священная Дева для баурадимов.

– Ты, вероятно, уже понял, что в этой девочке история и надежды баурадимов, их коллективная мудрость. Все, что для них истинно и имеет цену, содержится в ней. Она – живое воплощение знаний ее народа, того, что является сутью их истории еще с тех времен, когда они не были жителями пустыни. Если они ее потеряют, то, по их убеждению, им, скорее всего, придется заново начать свою историю – снова выучить нелегко давшиеся уроки, заново получить весь жизненный опыт и совершить все ошибки и глупости, благодаря которым на протяжении веков так мучительно формировалось мировоззрение этого народа. Она, если тебе угодно, и время, и библиотека, и музей, и религия, и культура, персонифицированные в одном человеческом существе. Ты можешь себе представить, что означала бы для них утрата этой девочки? Она сама душа баурадимов. И эта душа находится в заточении там, где ее могут найти только те, кто обладает определенными навыками, я уже не говорю о том, чтобы освободить ее.

Элрик поглаживал пальцами жезл снов, который теперь висел у него на поясе вместо меча.

– Даже если бы она была обыкновенным ребенком, чье состояние повергло в скорбь только ее родителей, я бы все равно попытался помочь, – сказал он. – Потому что мне симпатичны этот народ и их вождь.

– Ваши судьбы переплетены, – сказала Оуне. – Что бы ты ни чувствовал, мой господин, настоящего выбора в этой ситуации у тебя нет.

Он не хотел это слышать.

– Мне кажется, моя госпожа, что вы, похитители снов, слишком хорошо осведомлены о моей личности, моей семье, моем народе и моей судьбе. У меня это вызывает некоторое беспокойство. Но я прекрасно вижу, что только моя невеста знает о моих внутренних конфликтах больше, чем вы. Как вы сумели обрести такой дар проницательности и предвидения?

Ответила она ему как-то мимоходом.

– Есть одна земля, в которой побывали все похитители снов. Это место, где пересекаются все сны, где встречается между собой все то, что есть между нами общего. Мы называем эту землю Родиной Плоти – там человечество впервые обрело плоть.

– Это легенда. К тому же довольно примитивная!

– Это легенда для тебя. Для нас это истина. И в один прекрасный день ты убедишься в этом.

– Если Алнак мог предугадывать будущее, почему же он тогда не дождался тебя, твоей помощи?

– Нам редко известна наша собственная судьба. Нам ведомы лишь только общие направления развития и судьбы личностей, которые стоят особняком в истории мира. Да, ты прав, всем похитителям снов ведомо будущее, потому что половину своей жизни они проводят вне времени. Для нас нет ни прошлого, ни будущего, только изменяющееся настоящее. Мы свободны от каких-либо конкретных цепей, но бессильны перед судьбой в той же мере, что и другие.

– Я читал о таких представлениях, но мне они довольно-таки чужды.

– Потому что у тебя не было возможности проникнуться ими.

– Ты уже упоминала землю Общих Снов. Это то же самое, что и Родина Плоти?

– Возможно. Мы еще не пришли к единому мнению на этот счет.

Элрик, который почувствовал временное улучшение после снадобья, начал получать удовольствие от разговора, рассматривая его в первую очередь как некую приятную абстракцию. Без рунного меча на боку он испытывал душевную легкость, какой не чувствовал с первых дней своего ухаживания за Симорил в те относительно спокойные годы, когда растущие амбиции Йиркуна еще не отравляли жизнь мелнибонийского двора.

Он вспомнил эпизод из истории собственного народа.

– Я считал, что мир – это представление о нем тех, кто в нем обитает. Я, помнится, читал об этом в «Лепечущей сфере»: «Разве кто-нибудь может сказать, что есть внешний мир, а что внутренний? То, что мы считаем реальностью, на самом деле может быть лишь порождением фантазии, а то, что мы определяем как сон, может оказаться величайшей истиной». По-моему, такая философия близка к тому, что говоришь ты, госпожа Оуне.

– Довольно близка, – сказала она. – Хотя и представляется мне немного фантастической.

Так они и ехали, разговаривая, словно два ребенка на загородной прогулке, и к заходу солнца добрались до Бронзового шатра. Их снова провели мимо мужчин и женщин, сидевших или лежавших вокруг огромного, поднятого на возвышение ложа, на котором покоилась маленькая девочка, являвшаяся для этих людей символом и смыслом существования.

Элрику показалось, что осветительные жаровни и лампады горели теперь не так ярко, как в прошлый раз, а девочка стала еще бледнее, но он, повернувшись к Райку На Сеему, напустил на себя уверенный вид и сказал:

– На этот раз все будет в порядке.

Оуне, казалось, была согласна со словами Элрика; по ее просьбе тело девочки подняли с кровати и положили на огромную подушку, которая была размещена между двумя другими подушками тоже солидного размера. Она показала альбиносу, что он должен лечь справа от девочки, а сама разместилась слева.

– Возьми ее за руку, мой господин император, – сказала Оуне, – и положи жезл снов крючком так, как это сделал Алнак.

Элрик не без трепета подчинился, однако страх он испытывал не за себя, а только за ребенка и за ее народ, за Симорил, которая ждет его в Мелнибонэ, за мальчишку, который молится в Кварцхасаате о возвращении Элрика с драгоценностью, понадобившейся его тюремщику. Когда его рука укрепилась на руке девочки крючком жезла снов, он испытал некое чувство единения, показавшееся ему приятным, но в то же время это прикосновение обжигало его, как самое настоящее пламя. Он смотрел на Оуне, которая сделала то же, что ион.

И тут же Элрик почувствовал, как какая-то сила захватила его, и несколько мгновений его тело словно бы становилось все легче и легче и наконец достигло такого состояния, когда его мог подхватить и унести самый легкий ветерок. Все окружающее словно бы исчезло, теперь он лишь неотчетливо видел Оуне. Казалось, она сосредоточивается.

Он заглянул в лицо Священной Девы, и на мгновение ему показалось, что кожа ее лица стала еще белее, глаза обрели малиновый – как у него – оттенок, и Элрика посетила странная мысль: «Если бы у меня родилась дочь, она была бы такой же…»

А потом кости у него словно начали ломаться, плоть – растворяться, его разум и дух – разрушаться. Он отдался этому ощущению, поскольку теперь, служа целям Оуне, считал это своим долгом; теперь его тело стало потоком воды, вены и кровь – цветными нитями в воздухе, скелет его растекался, как расплавленное серебро, перемешиваясь со скелетом Священной Девы, становился частью ее, а потом утекал куда-то дальше, в пещеры, туннели и темные места, в места, где целые миры существуют в пустотах скал, где голоса обращались к нему и узнавали его, пытались успокоить, или испугать, или сообщить ему истины, которых он не хотел знать. Потом воздух снова стал ярче, и он почувствовал рядом с собой Оуне – она вела его, он держал ее за руку, ее тело было чуть ли не частью его тела, ее голос звучал уверенно и даже весело, как голос Человека, идущего к знакомым опасностям, опасностям, которые она преодолевала много раз. Но в голосе ее слышалась какая-то интонация, по которой он понял, что она никогда еще не сталкивалась с такой страшной опасностью, как та, что ждет их теперь, что вероятность их счастливого возвращения в Бронзовый шатер или оазис Серебряного Цветка невелика.

Потом он услышал музыку и понял, что это душа девочки превратилась в звук. Мягкая, печальная, унылая музыка. Такая прекрасная, что, если бы не его нынешняя эфемерная субстанция, он бы разрыдался.

Потом он увидел перед собой синее небо, красную пустыню, простирающуюся к красным горам на горизонте, и испытал странное ощущение, словно он возвращается домой, в землю, которую каким-то образом потерял в детстве, а потом забыл.

Глава вторая На краю бездны

Когда Элрик почувствовал, что его кости восстановились, а плоть обрела свои прежние вес и форму, он увидел, что земля, в которую они попали, мало чем отличается от той, которую они покинули. Перед ними простиралась красная пустыня, за которой высились красные горы. Ландшафт казался настолько знакомым, что Элрик обернулся – нет ли здесь Бронзового шатра, но сразу же за его спиной разверзлась бездна – такая огромная, что он не видел ее конца. У него внезапно закружилась голова, и он чуть не потерял равновесия, чем вызвал улыбку Оуне.

Похитительница снов была все в том же своем удобном бархатном и шелковом одеянии.

– Ну вот, принц Элрик, теперь мы и в самом деле на краю света. Выбора у нас практически не осталось, и отступать поздно.

– Я и не думал об этом, моя госпожа, – сказал Элрик.

Приглядевшись, он понял, что горы здесь гораздо выше, чем в том мире, из которого они прибыли, и все наклонены в одну сторону, словно под напором непреодолимого ветра.

– Они похожи на зубы какого-то древнего хищника, – сказала Оуне, зябко поведя плечами, словно она и в самом деле заглядывала в разверзтую пасть. – Нет сомнения в том, что первая часть нашего путешествия приводит нас именно сюда. Эту землю похитители снов называют Саданор, или земля Общих Снов.

– Но тебе, кажется, эти места незнакомы.

– Места могут быть разными. Нам известен только характер этой земли. Детали могут меняться. Но места, куда мы попадаем, часто опасны не потому, что незнакомы нам, а именно из-за своей привычности. Это второе правило похитителя снов.

– Опасайся того, что знакомо.

– Ты хорошо учишься.

Казалось, она слишком уж обрадовалась его ответу, словно сомневалась в собственных представлениях о его качествах и была рада получить лишнее им подтверждение.

Элрик начал в полной мере осознавать степень опасности затеянного предприятия, и его захватило этакое лихое безрассудство, готовность отдаться во власть мгновения – эти качества и делали его столь непохожим на других повелителей Мелнибонэ, чьи жизни были подчинены традициям и желанию во что бы то ни стало сохранить свою власть.

Глаза его загорелись прежним жизнелюбием, и он, улыбнувшись, иронически поклонился и сказал:

– Что ж, тогда веди, моя госпожа! Начнем наш путь к горам.

Оуне нахмурилась – его настроение слегка напугало ее. Но она пошла вперед по песку, делая это так легко, словно шла по воде у берега.

Альбинос последовал за ней.

– Должен признаться, – сказал он, когда позади остался приблизительно час пути, а свет никак не изменился, – что чем дольше я здесь нахожусь, тем большее беспокойство вызывает у меня это место. Поначалу я подумал, что солнце тут подернуто дымкой, но теперь я понимаю, что солнца тут нет вообще.

– Такие отклонения от нормы в земле Общих Снов – явление обычное, – сказала Оуне.

– Я бы чувствовал себя увереннее с мечом на боку.

– Мечи здесь легко найти, – сказала она.

– Мечи, выпивающие души?

– Может быть. Аты испытываешь потребность в этом своем напитке? В снадобье господина Гхо?

Элрик, к своему удивлению, признал, что пока он не потерял ни грана энергии. Пожалуй, впервые в своей взрослой жизни у него было ощущение, что физически он ничем не отличается от других людей, что он может жить, не прибегая ни каким искусственным укрепляющим средствам.

– Мне пришло в голову, – сказал он, – что если мне где и обзаводиться домом, то только здесь.

– Ну вот, теперь ты начинаешь попадаться в другую из ловушек этого мира, – сказала она не очень серьезно. – Сначала подозрение и, может, страх. Потом расслабление, такое чувство, будто ты здесь свой, будто здесь и есть твой естественный или духовный дом. Все это – иллюзии, типичные для странника, и я не сомневаюсь – тебе это известно. Но этим иллюзиям необходимо противиться, потому что они больше чем просто чувства. Они могут оказаться ловушками, которые завлекут и уничтожат тебя. Будь благодарен, что в тебе больше энергии, чем обычно, но не забывай еще одно правило похитителя снов: «За каждое достижение приходится платить либо до, либо после события». На каждый несомненный плюс находится такой же несомненный минус.

Элрик не высказывал эту мысль вслух, но про себя думал, что, возможно, такую цену и стоит платить.

Именно в этот момент он и увидел лист.

Его принес воздух откуда-то сзади – красновато-золотой дубовый лист, он упал на песок перед его ногами, как это происходит во время осеннего листопада. Поначалу Элрик не увидел в этом ничего необычного и наклонился, чтобы поднять этот лист.

Оуне тоже увидела этот лист и хотела было остеречь Элрика, но потом передумала.

Элрик положил лист на ладонь – обычный лист, вот только деревьев здесь совсем не было. Он хотел было попросить Оуне объяснить ему это явление, но тут увидел, что она уставилась на что-то у него за плечом.

– Добрый вам день, – сказал веселый голос. – Вот уж действительно удача – встретить таких же, как и ты сам, смертных в такой жуткой глуши. Какая шутка Колеса забросила вас сюда?

– Приветствую, – сказала Оуне. По ее лицу расплылась улыбка. – Ты плоховато одет для пустыни, мой господин.

– Мне никто не сказал, где я окажусь, меня даже не предупредили, что я отправляюсь в путешествие…

Элрик повернулся и, к своему удивлению, увидел маленького человечка, чье веселое, с тонкими чертами лицо терялось под огромным тюрбаном желтого шелка. Этот головной убор, достигавший ширины плеч человечка, был украшен булавкой с громадным драгоценным камнем зеленого цвета и несколькими павлиньими перьями. Казалось, на нем несколько слоев одежды – все сочных цветов, из шелка или льна, включая и жилетку с вышивкой, и длинную куртку из великолепно подобранных и прошитых лоскутов, оттенки которых непременно еле заметно отличались от соседних. На ногах у него были мешковатые штаны из красного шелка и щегольские башмаки из зеленой и желтой кожи с загнутыми вверх носками. Оружия у человека не было, а на руках он держал испуганного черно-белого кота, на спине которого были сложенные черные крылья, шелковистые на вид.

Увидев Элрика, человек поклонился.

– Приветствую тебя, мой господин. Ты, насколько я понимаю, инкарнация Воителя в этом мире. А я… – Он нахмурился, словно на секунду забыл свое имя. – Я – нечто, начинающееся на «дж», и нечто, начинающееся на «к». Через мгновение я вспомню. Или появится другое имя или событие, я в этом не сомневаюсь. Я ваш… как это называется… стенографист, да? – Он вперился в небо. – Это что – один из бессолнечных миров? У нас здесь вообще никогда не будет ночи? Элрик взглянул на Оуне, которую явление этого призрака вроде бы никак не насторожило.

– Я вовсе не искал секретаря, мой господин, – сказал он человечку. – У меня и в мыслях не было, что мне назначат кого-то в этом роде. Мы с моей спутницей отправились в этот мир на поиски…

– Ну конечно же, поиски. Такова ваша задача, а моя – сопровождать вас. Это в порядке вещей, мой господин. Меня зовут… – И опять его имя выскользнуло из его памяти. – А вас?

– Я – Элрик из Мелнибонэ, а это Оуне – похитительница снов.

– Значит, это земля, которую похитители снов называют Саданор. Отлично. А меня зовут Джаспар Колинадус. А кота моего зовут, как и положено, Мурлыка.

Кот при этом издал тонкий и осмысленный звук. Его хозяин, внимательно выслушав, кивнул.

– Теперь я узнаю эту землю, – сказал он. – А вы ищете врата Марадора? Путь в землю Старых Желаний.

– Ты тоже похититель снов, господин Джаспар? – удивленно спросила Оуне.

– У меня есть родственники похитители.

– Но как ты здесь оказался? – спросил Элрик. – Через медиума? Также, как мы, воспользовался смертным ребенком?

– Твои слова мне непонятны, мой господин. – Джаспар Колинадус поправил тюрбан, маленький кот забрался в один из объемистых рукавов. – По всей видимости, я путешествую между мирами без всякой системы и обычно по прихоти силы, которую я не понимаю. Нередко я оказываюсь проводником или спутником странников вроде вас. И я не всегда, – досадливо добавил он, – одет подобающим образом для того царства, в котором оказываюсь. Мне снилось, кажется, что я – султан какого-то сказочного города, где я владею самыми удивительными и разнообразными сокровищами. Там меня ублажали… – Он покраснел и отвернулся от Оуне. – Прошу меня простить. Это был сон. И вот я пробудился от него.

К несчастью, одежда на мне осталась та же, что была во сне…

Элрику казалось, что слова этого человека – просто набор каких-то нелепиц, но Оуне воспринимала их вполне серьезно.

– Так значит, тебе известна дорога к вратам Марадора?

– Конечно, я должен ее знать, если это земля Общих Снов. – Он осторожно переместил своего кота на плечо, а Потом начал что-то искать в своих рукавах, под рубашкой, в карманах, извлекая на свет всевозможные свитки, бумаги, книжечки, шкатулочки, коробочки, инструменты для письма, куски шнура и катушки нитей. Наконец он вытащил свернутый кусок пергамента и издал вздох облегчения. – Вот она! Наша карта. – Он вернул все извлеченное на свои места и развернул пергамент. – Так и есть, так и есть! Дорога идет вон через те горы.

– Предложение помощи… – начал Элрик.

– И опасайся знакомого, – тихо сказала Оуне. После этого она сделала нетерпеливый жест. – Вот тут-то мы и сталкиваемся с противоречием, потому что незнакомое тебе вполне знакомо мне. Таково одно из свойств этой земли. – Она повернулась к Джаспару Колинадусу. – Мой господин, ты позволишь мне взглянуть на твою карту?

Человечек без колебаний протянул ей карту.

– Прямая дорога. Дорога всегда слишком прямая, да? И она единственная. Вот в этом-то и прелесть царства Снов. Их можно толковать и контролировать без всякого труда. Если только они не проглатывают тебя с головой. А они имеют обыкновение это делать.

– У тебя передо мной преимущество, – сказал Элрик, – потому что я ничего не знаю об этих мирах. И я понятия не имел, что есть и другие, похожие на этот.

– Ну, тогда тебе предстоит много удивительных открытий, мой господин! Ты станешь свидетелем стольких чудес. Я расскажу тебе о них, но ты должен познакомиться с ними не только по моим воспоминаниям, поскольку они у меня нередко слишком туманные. Однако ты должен знать, что существует огромное разнообразие миров, и некоторые из них еще не родились, а другие настолько стары, что уже впадают в маразм, некоторые рождаются в снах, другие уничтожаются ночными кошмарами. – Джаспар Колинадус замолчал ненадолго – с извиняющимся выражением на лице. – Прошу меня простить за чрезмерный энтузиазм. У меня не было ни малейшего намерения запутать тебя, мой господин. Я хочу, чтобы ты знал – я и сам немного запутался. У меня всегда так. Ну так что, моя карта тебе что-нибудь говорит, госпожа похитительница снов?

– Да. – Оуне морщила лоб, разглядывая пергамент. – Через эти горы есть только один путь, и он называется Акульи Челюсти. Если предположить, что горы лежат от нас на север, то мы должны направиться на северо-восток и найти Акулью Глотку, как она здесь названа. Мы тебе весьма признательны, мастер Джаспар Колинадус. – Она свернула карту и возвратила ему.

Пергамент исчез в одном из его рукавов, откуда вылез кот и, мурлыкая, улегся на согнутой в локте руке хозяина.

Несколько мгновений Элрику казалось, что сия приятная личность создана собственным воображением Оуне, хотя и Невозможно было поверить, что он не существует сам по себе, такую уверенность в себе он излучал. И Элрику даже подумалось, что и сам он – всего лишь игра фантазии.

– Вы увидите, что на этом пути есть опасности, – небрежно сказал Джаспар Колинадус, пристраиваясь рядом с нимн, – Когда мы подойдем поближе, я выпущу Мурлыку в разведку.

– Мы будем тебе чрезвычайно признательны, мой Господин.

Они продолжили свой путь по выжженной пустыне. Джаспар Колинадус рассказывал о своих предыдущих похождениях, которые помнил лишь частично, о людях, которых знал и чьи имена забыл, о великих мгновениях в историях тысяч Миров, значение которых стерлось из его памяти. Слушать его было все равно что войти в один из старых залов Имррира на острове Драконов, где когда-то огромные ряды витражей рассказывали в картинах историю первых мелнибонийцев, о том, как они оказались в своем нынешнем месте обитания. Теперь от этих витражей остались осколки, фрагменты истории, блестящие детали, содержание которых лишь смутно угадывалось, а смысл был навсегда утерян. Элрик оставил попытки следить за рассказом Джаспара Колинадуса, но (также как он научился делать это с фрагментами стекла) позволял себе наслаждаться их живописностью и красками.

Неизменность света начала волновать его, и в конце концов он прервал рассказ Джаспара и спросил, не беспокоит ли это явление и его?

Джаспар Колинадус воспользовался этой возможностью, чтобы остановиться, снять свои башмаки и вытряхнуть из них песок. Оуне ждала их впереди, проявляя все признаки нетерпения.

– Нет, мой господин. Потусторонние миры нередко бессолнечны, поскольку они не подчиняются законам, с которыми мы знакомы по нашему миру. Они могут быть плоскими, иметь форму полусферы, овала, круга, даже куба. Они существуют только как спутники тех миров, которые мы называем «реальными», а потому порядок в них зависит не от солнца, луны или планетарной системы, а от потребностей – духовных, фантазийных, философских и тому подобное – тех Миров, которым необходимо солнце, чтобы обогревать их, и луна, чтобы регулировать приливы и отливы. Существует даже теория, что на самом деле наши миры являются лишь спутниками, а в этих потусторонних мирах и рождаются наши реальности.

Освободив свои башмаки от песка, Джаспар Колинадус последовал за Оуне, которая ушла вперед, решив не ждать их на месте.

– Возможно, это земля, где властвует Ариох, Герцог Ада и мой покровитель, – сказал Элрик. – Земля, из которой происходит Черный Меч.

– Вполне вероятно, принц Элрик. Потому что в данный момент на твоего друга нападает некое дьявольское существо, а у нас с собой нет никакого оружия.

Вероятно, эта трехголовая птица спикировала с огромной высоты, потому-то никто не заметил ее приближения, но Теперь она неслась с ошеломляющей скоростью на Оуне, которая, услышав предупреждающий крик Элрика, бросилась бежать, вероятно рассчитывая сбить эту тварь с толку. Птица походила на гигантскую ворону. Две ее головы были втянуты в шею, а третья – вытянута вперед, помогая стремительному падению вниз. Крылья птицы были сложены сзади, когти выпущены, чтобы схватить женщину.

Элрик с криками бросился вперед. Он тоже надеялся, что сможет сбить с толку эту тварь и она изменит направление.

С жутким карканьем, заполнявшим, казалось, все небо, чудовище немного замедлило свое падение, чтобы не промахнуться и ухватить женщину.

Именно в этот момент Джаспар Колинадус за спиной Элрика закричал:

– Ах ты, подлая птица, ах ты, жадная трехклювая ворона!

Птица замерла в воздухе, повернула все три головы в сторону фигуры в тюрбане, решительно двигавшейся в ее направлении по песку пустыни, держа наготове кота на руке.

– Это что такое, ворона? Ведь тебе же запретили питаться живым мясом! – Голос Джаспара Колинадуса звучал презрительно.

Мурлыка зарычал на птицу, хотя та была во много раз Больше маленького кота.

С пренебрежительным карканьем птица приземлилась и быстро побежала по песку в сторону Оуне, остановившейся, потому что это странное происшествие привлекло ее внимание. Теперь она снова припустила во все лопатки – а трехклювая тварь за ней.

– Ворона! Ворона! Помни о наказании.

Ответное карканье птицы звучало чуть ли не насмешливо. Элрик бросился вперед по вязкому песку, надеясь найти какое-нибудь средство для спасения похитительницы снов.

И в этот самый момент он почувствовал движение воздуха над своей головой, его неожиданно обдало прохладой, и что-то темное пустилось следом за тварью, которую Джаспар Колинадус назвал трехклювой вороной.

Преследователем был черно-белый кот. Зверек уселся на среднюю шею птицы, впившись когтями всех четырех лап в перья. Гигантская трехголовая ворона принялась с пронзительным воплем крутиться на месте. Две другие ее головы пытались клюнуть вцепившегося в нее кота, но им было до него не дотянуться.

К удивлению Элрика, кот стал на глазах увеличиваться, словно выпивая из вороны жизненные соки, а ворона, напротив, становилась все меньше.

– Плохая трехклювая ворона! Подлая ворона! – Нелепая фигура Джаспара Колинадуса подбежала к птице и принялась укоризненно грозить ей пальцем – клювы лишь нацеливались на палец, но клюнуть не осмеливались. – Тебя предупреждали. И теперь ты должна умереть. Как ты вообще сюда попала? Последовала, наверное, за мной, когда я покинул дворец? – Он поскреб затылок. – Правда, я что-то не помню, чтобы я покидал дворец. Ну что ж…

Трехклювая ворона снова каркнула, сверкнув безумными, испуганными глазами в сторону несостоявшейся жертвы. Оуне приблизилась к вороне.

– Эта тварь – твой домашний любимец, мастер Джаспар?

– Конечно же нет, моя госпожа. Она – мой враг. Она знала, что получила последнее предупреждение. Но я думаю, она вовсе не ожидала увидеть меня здесь и считала, что может бросаться на жертву, ничего не опасаясь. Разве не так, ворона?

Ответное карканье было чуть ли не жалобным. Маленький черно-белый кот напоминал теперь занятого делом вампира – он высасывал жизненные соки из трехглавого монстра.

Оуне смотрела с ужасом, как ворона постепенно усыхала и наконец превратилась в нечто сморщенное. Мурлыка оторвался от вороньей шеи – огромный и круглый, он принялся умываться, мурлыкая от удовольствия. Явно довольный своим любимцем, Джаспар Колинадус погладил его по голове.

– Молодец, Мурлыка. Теперь из этой злосчастной твари даже подливки не сделаешь для нищенской корочки хлеба. – Он гордо улыбнулся, поглядывая на двух своих новых друзей. – Этот кот не раз спасал мне жизнь.

– Откуда тебе известно имя этого монстра? – пожелала узнать Оуне. Ее красивое лицо разрумянилось, она тяжело дышала.

Элрик внезапно вспомнил Симорил, хотя, в чем сходство двух этих женщин, сказать бы не смог.

– Так ведь именно ворона перепугала княжество, в котором я был до этого. – Джаспар Колинадус продемонстрировал свои богатые одеяния. – И поэтому-то мне тамошний народ и оказывал такие почести. Трехклювая ворона всегда знала о силе Мурлыки и боялась его. Когда я там появился, весь народ пребывал в страхе – так их терроризировала эта тварь. Ну, тогда я укротил ворону. Вернее, это сделал Мурлыка. Но я оставил ворону в живых, поскольку она была полезна – пожирала падаль, а в той земле стояла страшная жара. Когда же я провалился в ту самую дыру мультивселенной, эта тварь, Вероятно, последовала за мной, не догадываясь, что я здесь вместе с Мурлыкой. В этом есть какая-то маленькая тайна, госпожа Оуне.

Оуне глубоко вздохнула.

– Я благодарна тебе за помощь, мой господин.

Он склонил голову.

– Пожалуй, нам стоит поторопиться к вратам Марадора? В Акульей Глотке нас поджидают новые и не менее внезапные опасности. На карте есть пометки.

– Жаль, что со мной нет моего меча, – сказал Элрик. – Я бы чувствовал себя увереннее, неважно была ли это иллюзия или нет!

Но и без меча он пошел вместе с остальными в направлении гор.

Кот остался сзади, вылизывая лапы и умываясь, как настоящий домашний кот, поймавший мышку в кладовке.

Наконец дорога стала подниматься – они достигли подножий Акульей Челюсти и увидели впереди огромную серую трещину в горах – Акулью Глотку, через которую можно было пройти в следующую землю на их пути. После зноя пустыни этот проход манил их прохладой, хотя Элрик уже издалека увидел двигающиеся внутри тени. Белые тени мерцали на черном фоне.

– Что за народ там живет? – спросил он у Оуне, которая не дала ему взглянуть на карту, когда ту извлек из каких-то своих карманов Джаспер.

– Главным образом либо те, кто заблудился, либо те, кто боится продолжить путешествие. Другое название этого перехода – долина Робких Душ. – Оуне пожала плечами. – Но я подозреваю, опасность нам грозит не от них. Или уж, во всяком случае, опасность, которую они собой представляют, невелика. Они всегда подчиняются той силе, которая главенствует в переходе.

– И карта ничего не говорит о природе этой силы?

– Карта лишь говорит, что нам следует быть осмотрительными.

Сзади послышался какой-то шум, Элрик повернулся, предполагая увидеть какую-нибудь опасность, но это оказался Мурлыка, который выглядел теперь чуть полнее, чуть глаже, но имел прежние размеры. Наконец-то кот догнал их.

Джаспар Колинадус рассмеялся и присел, чтобы кот запрыгнул ему на плечо.

– Нам не нужно никакого оружия, а? Зачем оно, если у нас для нашей защиты есть такой красивый зверь?!

Кот лизнул его в лицо.

Элрик вглядывался в мрачный проход, пытаясь представить, с чем они там столкнутся. На мгновение ему показалось, что у входа он увидел всадника на серебристо-сером коне в странных доспехах различных оттенков белого, серого и желтого. Конь всадника встал на дыбы, когда тот направил его внутрь, в черноту, и в этот момент Элрик почувствовал, что должно случиться что-то дурное, хотя и не видел этой фигуры никогда прежде.

Оуне и Джаспар Колинадус явно не обратили внимания на призрака и продолжили свое неутомимое движение в направлении перехода.

Элрик ничего не сказал своим спутникам о всаднике, Вместо этого он спросил у Оуне, как это так получается, что вот они уже несколько часов двигаются по пустыне, но не чувствуют ни голода, ни усталости.

– Это одно из преимуществ мира, в котором мы находимся, – сказала она. – Но есть и весьма существенные минусы, поскольку тут легко теряешь чувство времени, а вместе с ним забываешь о направлении и цели. Более того, здесь нужно постоянно напоминать себе, что, хотя физическую энергию вроде бы не теряешь и голода не чувствуешь, другие формы энергии расходуются. Пусть это духовная или душевная энергия, но она не менее ценна, что, как я полагаю, тебе понятно. Сохраняй в себе эти силы, принц Элрик, скоро они тебе понадобятся.

Элрик спрашивал себя, не заметила ли и она бледного воина, но по непонятным для него самого причинам спрашивать об этом ему не хотелось.

По мере их продвижения к Акульей Глотке предгорья вокруг становились выше. Свет уже потускнел – его загораживали горы, и Элрик ощутил озноб, причиной которого была не только прохлада.

До нихдонесся звук стремнины, и Джаспар Колинадус подбежал к скалистому обрыву, чтобы посмотреть вниз. Он повернулся, слегка озадаченный.

– Глубокая пропасть. Река. Чтобы перебраться на другой берег, нам нужно найти мост. – Он пробормотал что-то своему крылатому коту, который немедленно взмыл в воздух над бездной и вскоре исчез из виду.

Вынужденный остановиться, Элрик испытал внезапный приступ меланхолии. Он был не в силах измерить свои физические потребности, не знал, какие события происходят в мире, который он оставил, его беспокоил неумолимый ход времени, поскольку он не сомневался: господин Гхо сдержит слово и замучит Аная до смерти. К тому же ему в голову стали закрадываться подозрения, что все это – пустая затея и их предприятие может закончиться только катастрофой для всех. Он спрашивал себя, почему он так безоглядно доверился Оуне. Возможно, потому, что пребывал в отчаянии, потрясенный смертью Алнака Креба…

Она дотронулась до его плеча.

– Помни, что я тебе сказала. Твоя усталость здесь носит не физический характер, она проявляется твоими настроениями. Ты должен искать духовной пищи с таким же упорством, с каким ты обычно ищешь еду и питье.

Заглянув в ее глаза, он увидел тепло и доброту. И сразу отчаяние стало покидать его.

– Должен признаться, меня вдруг начали одолевать сомнения…

– Когда еще раз почувствуешь что-то подобное, сообщи мне, – сказала она. – Я знакома с этим чувством и, возможно, помогу тебе…

– Я целиком в твоей власти, моя госпожа. – Он произнес эти слова без капли иронии.

– Я полагала, ты понял это, когда согласился сопровождать меня, – мягко сказала она.

– Да.

Он повернулся и увидел возвращающегося кота, который в этот момент садился на плечо Джаспара Колинадуса. Человечек в тюрбане слушал с внимательным и умным видом, и Элрик был уверен: кот что-то ему говорит.

Наконец Джаспар Колинадус кивнул.

– Тут есть хороший мост не далее чем в четверти мили, а от него идет дорога прямо к проходу. Мурлыка говорит, что мост охраняется одним-единственным воином на коне. Я полагаю, мы можем надеяться, что он нас пропустит.

Они пошли вдоль реки, а небо у них над головами тем временем темнело. Элрик молился о том, чтобы не чувствовать не только голода и усталости, но и холода, от которого его тело начинало дрожать. Только Джаспар Колинадус не страдал от низкой температуры.

Грубые стены пропасти постепенно отступали, скругляясь при приближении к проходу, и очень скоро путники увидели впереди мост – узкий естественный выступ скалы нависал над пенящейся внизу рекой. Они слышали рев воды, устремлявшейся еще ниже по ущелью. Но стражника, о котором говорил кот, нигде поблизости не было видно.

Элрик осторожно шел первым, в очередной раз жалея, что при нем нет меча, который придал бы ему уверенность. Он подошел к мосту и поставил на него ногу. Далеко внизу, у основания гранитных стен бездны плясала серая пена, и река, словно живая, пела свою особую песню, в которой слышалось торжество и отчаяние.

Элрика охватила дрожь, но он сделал следующий шаг. По-прежнему никакой фигуры в сгущающейся темноте видно не было. Еще один шаг, и он оказался высоко над потоком воды, но глаз вниз не опускал, боясь, как бы вода не позвала его.

Он знал, как очаровывают подобные стремнины, как их звук и движение привлекают к себе.

– Ну, ты видишь стражника, принц Элрик? – выкрикнул Джаспар Колинадус.

– Никого! – откликнулся альбинос и сделал еще два шага.

Теперь следом за ним шла Оуне, двигалась она осторожно, как и он сам. Он смотрел на дальний конец моста. Там вздымались так высоко, что предела им не было видно, огромные влажные плиты породы, покрытые лишайником и странного цвета ползучими растениями. За звуком реки ему слышались голоса, негромкие летучие шумы, угрожающее шарканье ног, но он по-прежнему никого не видел.

Лишь дойдя до середины моста, Элрик во мраке бездны различил что-то отдаленно похожее на силуэт лошади и всадника на ней, возможно, в доспехах, цветом напоминающих его, Элрика, кожу.

– Кто там? – спросил альбинос. – Мы пришли с миром. Мы никому не желаем вреда.

И опять за звуками воды ему вроде бы послышалось слабое, неприятное похохатывание.

Потом поток воды словно бы стал громче, и Элрик понял, что слышит стук копыт по поверхности скалы. На дальнем конце моста, будто материализовавшись из водяной пыли, вдруг возникла фигура – она надвигалась на него, подняв для удара длинный светлый меч.

Свернуть Элрику было некуда. Избежать встречи с воином можно было, только прыгнув в поток. Элрик почувствовал, как в глазах у него помутилось, когда он приготовился броситься вперед в надежде ухватить лошадь за уздечку и хотя бы остановить наездника.

Но туг опять послышался шелест крыльев, и что-то уселось на шлеме воина и вцепилось ему в лицо. Это был Мурлыка, который брызгал слюной, шипел и вопил, как обычный дворовый кот, не поделивший с другим таким же котом выброшенные объедки рыбы.

Лошадь встала на дыбы. Наездник вскрикнул от испуга и боли и выпустил из рук уздечку, надеясь сбросить с себя кота. Мурлыка взмыл в воздух и оказался вне пределов досягаемости всадника. Элрик увидел сверкнувшие серебристые Глаза, кожу с отметинами проказы, и тут лошадь, предоставленная сама себе, поскользнулась на влажной скале и свалилась на бок. Несколько мгновений она пыталась подняться на ноги, всадник тем временем кричал, как полоумный, не выпуская из руки свой длинный белый меч. А потом и всадник, и конь рухнули с моста вниз – замелькали в одном клубке руки и копыта, летевшие вниз навстречу далекому темному потоку. Элрик с трудом перевел дыхание. Джаспар Колинадус подошел к нему и поддержал за руку, чтобы тот не потерял равновесия, потом помог Элрику и Оуне добраться до дальнего конца скалистой плиты, где они остановились уже на другом берегу, так толком и не поняв, что с ними случилось.

– Я еще раз благодарю Мурлыку, – сказал Элрик с натянутой улыбкой. – У тебя очень ценный зверек, господин Колинадус.

– Еще ценнее, чем ты думаешь, – с чувством сказал Джаспар Колинадус. – Он не раз играл решающую роль в мировой истории! – Кот вернулся к нему на руку, и Джаспар погладил его по голове – тот заурчал, довольный собой. – Я рад, что мы оказались полезными вам.

– Ну что ж, от стражника на мосту мы избавились. – Элрик глянул в пенистый поток внизу. – Должны ли мы ожидать новых нападений, моя госпожа?

– Несомненно, – ответила Оуне. Она хмурила лоб, будто задумавшись над проблемой, о существовании которой было известно только ей.

Джаспар Колинадус сложил губы трубочкой.

– Смотрите-ка, – сказал он, – расщелина сужается и переходит в туннель.

Так оно и было на самом деле. Они увидели, как скалы грудятся одна на другую, оставляя проход, напоминающий пещеру высотой в рост Элрика. Ряд грубо высеченных ступеней вел вверх к этой пещере, внутри которой время от времени мелькал желтый огонек, словно там горели факелы.

Джаспар Колинадус вздохнул.

– Я надеялся проводить вас и дальше, но теперь должен повернуть назад. Я не могу идти за врата Марадора, а это они, кажется, и есть. Идти дальше для меня означает верную гибель. Теперь мне придется поискать других попутчиков в земле Общих Снов. – Он казался искренне огорченным. – Прощай, принц Элрик, прощай госпожа Оуне. Я желаю вам успеха в вашем предприятии.

Джаспар Колинадус внезапно развернулся и зашагал назад через мост, так ни разу и не обернувшись. Он исчез почти так же внезапно, как и появился – его фигура вместе с котом растворилась во мраке, прежде чем Элрик или Оуне успели произнести хоть слово.

Оуне, казалось, приняла случившееся за норму и в ответ на Элриков вопросительный взгляд сказала:

– Здесь такие люди – приходят и уходят. Вот еще одно правило, которое узнает похититель снов: «Не держись ни за что, кроме собственной души». Ты понимаешь?

– Я понимаю, что, видимо, судьба похитителя снов – одиночество, моя госпожа.

С этими словами Элрик начал подниматься по огромным ступеням, ведущим к вратам Марадора.

Глава третья О красоте, обнаруженной в глубоких пещерах

Почти сразу же, как они ступили в туннель, тот пошел под уклон. Если поначалу в нем было прохладно, то теперь стало жарко и влажно, отчего Элрику начало казаться, будто он идет по воде. Огоньки, освещавшие туннель, не были, как подумал вначале Элрик, лампадами или факелами; это светились естественные люминесцирующие сгустки вещества, по внешнему виду напоминающего плоть. Они вдруг поняли, что Говорят между собой шепотом, словно не желая потревожить покой здешних обитателей. Но Элрик не испытывал страха. В туннеле была атмосфера святилища, и он заметил, что и Оуне утратила обычную свою осторожность, хотя опыт и научил ее относиться ко всему с подозрением как к потенциально опасной иллюзии.

Никакой четкой границы между Саданором и Марадором не существовало, разве что легкая перемена настроения, а Потом туннель открылся в огромный природный зал, переливающийся сочными оттенками похожей на экзотические растения породы – синим, зеленым, желто-золотистым и темно-розовым, все они перетекали один в другой, как только-только остывшая лава.

От запахов, словно исходящих от роскошных, головокружительных цветов, у императора возникло впечатление, что он идет по саду вроде тех, в которых Элрик играл в детстве, где было совершенно безопасно и спокойно. Но здесь не возникало сомнения, что они находятся в пещере и, чтобы добраться до нее, им пришлось двигаться под землей.

Если поначалу это зрелище понравилось ему, то вскоре он стал чувствовать какую-то грусть, потому что давно не вспоминал садов своего детства, того невинного счастья, которое так редко приходит к мелнибонийцам, независимо от возраста. Он вспомнил о своей матери, которая умерла во время родов, о своем убитом горем отце, отказывавшемся признавать сына, который, по отцовскому рассуждению, убил его жену.

В глубине этого природного зала произошло какое-то движение, и Элрик снова почувствовал опасность, но люди, возникавшие из тени, не были вооружены, а на их лицах застыло выражение печали.

– Мы прибыли в Марадор, – уверенно прошептала Оуне.

– Вы хотите присоединиться к нам? – заговорила одна из женщин.

На ней было свободное одеяние, сверкающее множеством цветов, отражающих цвета породы на стенах и сводах пещеры. Ее длинные волосы имели цвет блеклого золота, а глаза отливали свинцом. Она протянула руку, чтобы прикоснуться к Элрику в знак приветствия, и ее рука оказалась такой же холодной, как и его. Он почувствовал, как заражается таким же печальным спокойствием, и ему показалось, что не худшая судьба – остаться здесь, вспоминать желания и радости прошлого, когда жизнь была намного проще и казалось, что мир можно легко покорить, легко улучшить.

За его спиной Оуне голосом, который показался ему неуместно резким, произнесла:

– Мы путники в вашей земле, моя госпожа. Мы не желаем вам никакого вреда, но остаться не можем.

Тогда заговорил мужчина:

– Путники? И куда же вы направляетесь?

– Мы направляемся в Крепость Жемчужины, – сказал Элрик.

Оуне явно была недовольна его откровенностью.

– У нас нет желания задерживаться в Марадоре, – сказала она. – Мы только хотим найти местоположение следующих врат – врат Паранора.

Мужчина задумчиво улыбнулся.

– Боюсь, что они потеряны. Потеряны для всех нас. Но в потере нет ничего плохого. В ней даже есть утешение – неужели вы не чувствуете? – Он взглянул на них мечтательными, невидящими глазами. – Лучше не искать того, что может принести одни разочарования. Мы здесь предпочитаем помнить то, что когда-то страстно желали, и то, что мы при этом чувствовали…

– Но разве не лучше продолжать поиски? – Элрика удивил собственный резковатый тон.

– Зачем, мой господин? Ведь реальность не выдерживает никаких сравнений с ожиданиями.

– Ты так считаешь, мой господин? – Элрик готов был поразмыслить над этой сентенцией, но почувствовал, как Оуне крепко взяла его за руку.

– Не забудь о названии, данном этой земле похитителями снов, – прошептала она.

Элрик подумал, что это и вправду земля Старых Желаний. К нему возвращались все его прежние устремления, неся с собой ощущение простоты и покоя. Теперь он вспомнил, как эти ощущения были вытеснены гневом, когда он начал понимать: вероятность того, что его мечты воплотятся в реальность, чрезвычайно мала. Его выводила из себя несправедливость этого мира. Он погрузился в изучение магии. Он исполнился решимости изменить устоявшиеся правила, дать больше свободы, больше справедливости – у него для этого было достаточно власти. Однако соотечественники отказывались признавать его логику. Ранние его мечты стали увядать, а с ними и надежда, которая поначалу наполняла его сердце. Теперь ему снова предлагали прежнюю надежду. Возможно, где-то существуют миры, в которых все его желания исполнятся? Может быть, Марадор и был таким миром?

– Если бы я вернулся домой, забрал Симорил и привел ее сюда с собой, то мы могли бы счастливо жить с этими людьми, – сказал он Оуне.

Похитительница снов ответила чуть ли не с презрением:

– Это земля Старых Желаний, а вовсе не земля Сбывшихся Желаний. Понимаешь разницу? Чувства, которые ты испытываешь, легки, и их легко поддерживать. Но реальность остается недостижимой, и ты лишь тоскуешь по тому, чего не сможешь получить. Когда ты отправился на поиски мечты, ты заслужил признание в этом мире, Элрик из Мелнибонэ. Отступись от своих намерений – от намерения построить мир, в котором властвует справедливость, – и ты утратишь мое уважение. Ты утратишь и свое собственное уважение. Ты станешь обманщиком, а меня сделаешь глупцом, потому что я поверила, будто ты посодействуешь мне в спасении Священной Девы!

Элрика потрясла ее вспышка, казавшаяся такой оскорбительной в этой приятной, безмятежной обстановке.

– Но я думаю, что построить такой мир невозможно. Уж лучше предаваться мечтам, чем терпеть поражения.

– Именно в это и верят обитающие в Марадоре. Останься здесь, если хочешь, и верь в то, во что они верят вечно. Но я думаю, каждый должен попытаться добиться справедливости, как бы ничтожны ни были шансы на успех!

Элрик чувствовал усталость, ему хотелось присесть и отдохнуть. Он потянулся и зевнул.

– Кажется, эти люди владеют тайной, которую я могу узнать. Я, пожалуй, поговорю с ними немного, а потом уже мы пойдем дальше.

– Если ты это сделаешь, то тем самым погубишь Аная. И Священная Дева тоже умрет. И все то, что ты ценишь в себе, тоже умрет.

Оуне сказала это тихим голосом. Ее тон был почти обыденным. Но в ее словах звучала такая убежденность, что настроение Элрика было переломлено. Он уже не в первый раз собирался погрузиться в свои сны. Сделай он это раньше, так теперь сам бы правил своим народом, а Йиркун был бы сослан или убит.

Мысль о кузене и его амбициях, о Симорил, которая ждет его возвращения, чтобы они могли пожениться, помогла Элрику вспомнить о цели его пребывания здесь, и он стряхнул с себя это настроение умиротворенности, мечтательности. Он поклонился людям из пещеры.

– Я благодарю вас за вашу щедрость, но дорога зовет меня к вратам Паранора.

Оуне глубоко вздохнула; вероятно, это был вздох облегчения.

– Время здесь измеряется не привычным способом, принц Элрик, но можешь не сомневаться, оно идет гораздо быстрее, чем мне хотелось бы…

Элрик, последовав за Оуне в глубины сверкающих пещер, с большим сожалением расстался с грустными людьми.

А Оуне добавила:

– Эти земли очень точно названы. Остерегайся знакомого.

– Может, нам следовало немного отдохнуть здесь? Восстановить силы? – спросил Элрик.

– Ну да, и умереть здесь от сладкой грусти.

Он посмотрел на нее с удивлением и увидел, что и на нее повлияла здешняя атмосфера.

– От этого погиб Алнак Креб?

– Конечно же нет! – Оуне пришла в себя. – Уж такой очевидной ловушки он вполне мог избежать.

Теперь Элрик испытал чувство стыда.

– Я едва не провалился при первом же серьезном испытании моей решимости и моего умения держать себя в руках.

– У нас, похитителей снов, то преимущество, что мы много раз проходили подобные испытания, – сказала она ему. – С опытом противостоять искушению легче, хотя оно и остается сильным.

– И тебе тоже приходится преодолевать искушение?

– А почему же нет? Ты думаешь, у меня нет забытых желаний, ты думаешь, мне не о чем мечтать? Ты думаешь, у меня в детстве не было приятных мгновений?

– Прошу меня простить, моя госпожа.

Ее передернуло.

– Эта часть прошлого всегда притягивает к себе. Да и вообще прошлое притягивает. Только мы забываем о другой части – о той, что заставила нас погрузиться в фантазии.

– Значит, ты веришь в будущее, моя госпожа? – попытался пошутить Элрик.

Камень у них под ногами стал скользким, и они были вынуждены спускаться с большей осторожностью. Впереди Элрику снова послышался звук реки, возможно, теперь она несла свои воды под землей.

– В будущем ловушек не меньше, чем в настоящем, – сказала она с улыбкой. – Я верю в настоящее, мой господин. В вечное настоящее.

В ее голосе послышалась дрожь, словно она не всегда придерживалась такого мнения.

– Я полагаю, что размышления и сожаления предлагают множество искушений, – сказал Элрик и открыл от изумления рот, уставившись на то, что увидел впереди.

Расплавленное золото устремлялось вниз по двум сильно изношенным лоткам в породе, образуя огромное, имеющее форму рогатки сооружение. Золото текло беспрепятственно, а приблизившись, они поняли, что оно не горячее. Его текучесть обеспечивалась, видимо, какой-то составляющей породы. Золото, достигнув пола пещеры, наполняло пруд, из которого вытекал ручеек, несущий свое драгоценное содержимое к другому потоку, который, как показалось поначалу, содержал обычную воду. Но, приглядевшись внимательнее, Элрик увидел, что наполняет этот ручеек – серебро, а два элемента, встретившись, смешивались.

Проследив за направлением движения этого ручья, Элрик увидел, что чуть дальше тот впадает в реку, сверкающую алым цветом и, вероятно, состоящую из расплавленных рубинов. За все время своих скитаний по Молодым королевствам и потусторонним мирам Элрик не видел ничего подобного. Он хотел было подойти к этим потокам поближе, чтобы посмотреть внимательнее, но Оуне остановила его.

– Мы дошли до следующих врат, – сказала она. – Не обращай внимания на это чудо, мой господин. Лучше посмотри вон туда.

Она указала в пространство между двумя потоками золота, и он увидел там какие-то тени.

– Это Паранор. Ты готов войти туда?

Вспомнив, как эту землю называют похитители снов, Элрик позволил себе иронически улыбнуться.

– Я в полной готовности, моя госпожа.

Как только он шагнул под арку, за ними раздался стук лошадиных копыт. Этот звук резко отдавался от стен пещеры, эхо ударялось в своды, разносилось по тысяче помещений, и Элрик даже не успел повернуться – что-то тяжелое ударило его по плечу и отбросило в сторону. Ему показалось, что перед ним промелькнули белая как смерть лошадь и всадник в доспехах из слоновой кости, перламутра и светлых черепаховых панцирей.

Лошадь проскакала в ворота расплавленного золота и исчезла внутри во мраке. Но Элрик не сомневался – этот воин принадлежит к тому же племени, что и всадник, напавший на него на мосту. Ему показалось, что, невзирая на удаляющийся стук копыт, он слышит все тот же смешок.

– Мы столкнулись с врагом, – сказала Оуне. Лицо ее было мрачным. Она обхватила себя руками, явно пытаясь смирить дрожь. – Нас узнали. Крепость Жемчужины не просто защищается – она атакует.

– Ты знаешь этих всадников? Ты видела их раньше?

Она покачала головой.

– Я просто знаю их породу, только и всего.

– И мы никак не можем их избежать?

– Почти никак.

Оуне снова нахмурилась, обдумывая какую-то проблему, обсуждать которую еще была не готова. Потом она, словно бы отмахнувшись от этой мысли, взяла его за руку и повела под двумя струящимися золотыми каскадами глубже в пещеру, которая теперь вдруг наполнилась мягким зеленым мерцанием, словно они шли под кронами деревьев, освещенных осенним солнцем.

И тут Элрик подумал о Древнем Мелнибонэ на вершине его могущества, когда его соотечественники в своей гордыне как должное принимали владычество над всем миром. Тогда ради удовлетворения сиюминутных прихотей мелнибонийцев ломались судьбы целых народов.

Войдя в следующую пещеру, он не сразу понял, что они все еще остаются под землей, – таким огромным было это помещение. Он увидел шпили и минареты города, мерцающие тем же теплым зеленоватым цветом; город этот своей красотой мог сравниться с его любимым Имрриром, Грезящим городом, все уголки которого он исследовал в своем детстве.

– Это похоже на Имррир, и в то же время это вовсе не Имррир, – удивленно сказал он.

– Нет, – сказала она. – Он похож на Лондон. Он похож на Танелорн. Он похож на Рас-Палоом-Атай.

В ее голосе не было ни капли насмешки. Она говорила так, будто и в самом деле верила, что этот город похож на все ею названные, только один из которых был знаком Элрику.

– Но ты уже видела его раньше. Как он называется?

– У него нет имени, – сказала она. – У него все имена. Он называется так, как ты пожелаешь его назвать.

И она отвернулась, словно чтобы дать себе передышку, а спустя некоторое время повела его дальше по дороге мимо города.

– Мы не остановимся здесь? Может, здесь есть люди, которые покажут нам путь?

Оуне сделала отрицательный жест:

– А может, есть и такие, которые постараются нас задержать. Теперь уже ясно, принц Элрик, что наша миссия раскрыта и определенные силы во что бы то ни стало постараются нас остановить.

– Ты думаешь, нас преследуют наемники-колдуны?

– Возможно, они опередили нас. А может быть, оставили здесь кого-то из своих.

Она подозрительно поглядывала на город.

– Он кажется таким мирным местом, – сказал Элрик.

Чем больше смотрел он на город, тем больше впечатлялся его архитектурой, его зеленоватым камнем с оттенками от желтого до голубого. Он видел огромные арки и горбатые мостики, перекинутые от одной башни к другой. Были видны и шпили – тонкие и изящные, как паутина, и в то же время такие высокие, что их верхушки исчезали из виду под сводами пещеры. Казалось, этот город отражает какую-то часть Элрика; вот только какую – это Элрик не сумел сразу вспомнить. Он хотел заглянуть в этот город. Хотя он и поклялся следовать за Оуне, делал он это теперь, преодолевая внутренний протест. Он начал верить, что и она сама заблудилась, что и она понятия не имеет, как достичь цели.

– Мы должны идти дальше, – сказала она. Голос ее звучал все настойчивее.

– Я знаю: я найду в этом городе нечто такое, что позволит вернуть величие Имрриру. А я смогу повести свой народ на завоевание мира. Только теперь мы будем нести не страх и жестокость, а красоту и добрую волю.

– Ты подвержен заблуждениям в большей степени, чем я думала, принц Элрик, – сказала Оуне.

Он сердито ответил ей:

– А что плохого в таких устремлениях?

– Они эфемерны. Эфемерны, как и этот город.

– А мне так он кажется вполне реальным.

– Реальным? Ну да, на свой манер. Стоит тебе войти туда, как он обнимет тебя, словно любовницу, которую уже не надеялся увидеть. Идем, мой господин. Идем!

Казалось, и с ней случился приступ плохого настроения. Она зашагала по дорожке вулканического стекла, которая петляла среди холмов, уходя к городу.

Испуганный внезапной переменой в Оуне, Элрик последовал за ней. Но теперь его собственный гнев улетучился.

– Я подчиняюсь твоему мнению, моя госпожа. Прошу прощения…

Она не слушала его. С каждым мгновением город приближался к ним, и скоро они оказались под его стенами, куполами и башнями, размер которых был так велик, что их истинную величину даже трудно было представить.

– Вот ворота, – сказала она. – Заходи туда, а я попрощаюсь с тобой. Я постараюсь одна спасти девочку, а ты можешь предаваться потерянным верованиям, они ведь и так уже крепко держат тебя!

Элрик посмотрел пристальнее на стены, которые были словно сделаны из нефрита, и увидел в них темные очертания, и он понял, что эти очертания – фигуры мужчин, женщин и детей. Он изумился, подойдя поближе и увидев живые лица, выразительные глаза, губы, застывшие в выражении ужаса, боли, отчаяния. Они напоминали множество мушек, обездвиженных в янтаре.

– Это неменяющееся прошлое, принц Элрик, – сказала Оуне. – Такова судьба тех, кто хочет вернуть свои потерянные верования, не попытавшись обрести новые. У этого города есть еще одно имя. Похитители снов называют его городом Находчивой Трусости. Тебе понятен выверт логики, из-за которого столько людей попадает в эту затруднительную ситуацию? Ты понимаешь, что заставило их вынудить своих близких разделить с ними эту судьбу? Хочешь остаться с ними, принц Элрик, и нянчиться со своими потерянными верованиями?

Альбинос, содрогнувшись, отвернулся.

– Но если они видели, что случилось с их предшественниками, зачем они все же вошли в город?

– Они не хотели видеть очевидного. Вот оно – великое торжество бездумного желания над разумом и человеческим духом.

Вместе они вернулись на прежнюю дорогу, и Элрик вздохнул с облегчением, когда великолепные башни остались позади. После этого они миновали еще несколько огромных пещер, в каждой из которых был собственный город, хотя и не такой великолепный, как первый. Посетить эти города у него не возникло желания, хотя в некоторых он видел какое-то движение, а Оуне сказала, что, по ее мнению, не все они так опасны, как город Находчивой Трусости.

– Ты назвала этот мир царством Снов, – сказал он. – Вот уж воистину точное название, потому что здесь целое собрание снов и немало ночных кошмаров. Ощущение такое, будто это родилось в голове поэта – настолько необычны некоторые места.

– Я тебе говорила – сказала она (теперь, когда он осознал опасности, в голосе ее зазвучали теплые нотки),многое из того, что ты здесь видишь, – это частично сформированные реальности, которые еще незнакомы другим мирам, таким как твой или мой. В какой степени проявятся они в других царствах – мне это неведомо. Эти места приводились к их сегодняшнему состоянию поколениями похитителей снов, которые придавали форму тому, что было бесформенно.

Теперь Элрик начал лучше понимать то, что говорила ему Оуне раньше.

– Вы не создаете карту того, что существует, вы накладываете на существующее свою собственную карту!

– В известной мере. Мы не изобретаем. Мы просто определенным способом описываем. Так мы можем прокладывать пути по каждому из мириадов царств Снов, которые только этими путями и соединены друг с другом.

– На самом деле в каждом из этих царств могут быть тысячи различных земель?

– Можно сказать и так. Можно сказать – бесконечное множество земель. Дороги прокладываются таким образом, чтобы путник без компаса не забрел слишком далеко от пункта своего назначения. – Она рассмеялась почти весело. – Причудливые названия, которые мы даем этим местам, это не поэтическая прихоть, не каприз, а насущная необходимость. Наша жизнь зависит от точности описаний!

– В твоих мирах такая глубина, моя госпожа. Моя жизнь прежде зависела от доброго острого клинка!

– Пока ты зависишь от своего меча, принц Элрик, ты обрекаешь себя на необычную судьбу.

– Ты предсказываешь мне смерть, моя госпожа?

Оуне отрицательно покачала головой, на ее красивом лице промелькнула и исчезла улыбка, полная любви и нежности.

– Смерть почти для всех нас неизбежна – в той или иной форме. И я должна признать, если Хаос будет когда-то повержен, то инструментом этой замечательной победы будешь ты. Было бы очень печально, принц Элрик, если бы, обуздывая Хаос, ты уничтожил себя и всех, кого ты любишь, включив их в эту сделку.

– Обещаю тебе, госпожа Оуне, что всеми силами буду стараться избежать такой судьбы. – Элрик заглянул в глаза похитительницы снов, изумился их выражению, но предпочел не предаваться размышлениям на эту тему.

Они прошли по сталагмитовому и сталактитовому лесу, все деревья которого мерцали теми же самыми цветами – темно-зеленым, темно-синим, сочным красным. Вода, капая со сводов на пол, издавала музыкальные звуки. Нередко огромная капля падала на Элрика или Оуне, но природа пещер была такова, что через несколько мгновений одежда на них высыхала. Они расслабились и почти что весело шли рука об руку, но вдруг увидели фигуры, скользящие между торчащими выступами скал.

– Воины, – пробормотал Элрик. Не без иронии он добавил: – Вот когда было бы полезно оружие…

Он оценивал положение, одновременно стараясь отыскать выход через мир стихий, вспомнить подходящие заговоры, какую-нибудь сверхъестественную подмогу. Однако ничего подходящего в голову ему не приходило. Ему показалось, что умственные пути, которыми он следовал раньше, были теперь для него заблокированы.

На воинах были свободные плащи поверх доспехов, на головах шлемы из металла и кожи. У Элрика возникло впечатление, что на него из-под масок смотрят холодным взглядом глаза с татуированными веками, и он сразу же понял, что перед ним члены секты наемников-колдунов из Кварцхасаата, оставшиеся здесь, после того как их товарищи покинули царство Снов. Они несомненно оказались здесь в ловушке. Однако было ясно, что они не намереваются говорить с Элриком и Оуне, – они смыкали круг, следуя принятым у них принципам атаки.

Элрика поразила необычность этих людей. Им недоставало некой гибкости движений, и чем ближе они подходили, тем яснее ему становилось, что он почти что не видит сквозь их глаза, заглядывает прямо в их черепа. Перед ними были не обычные смертные. Он как-то раз видел похожих на них личностей в Имррире. Это случилось в один из тех редких дней, когда его отец Садрик взял его с собой в местную поездку – на старую арену, за высокими стенами которой содержались те мелнибонийцы, что потеряли свои души в поисках колдовского знания, но чьи тела продолжали жить. Они, казалось, тоже были одержимы холодной, непримиримой ненавистью ко всем, кто не был на них похож.

Оуне вскрикнула и быстро прошмыгнула (по пути упав на колено, чтобы избежать удара меча) к одному из здоровенных заостренных столбов. Сталагмиты располагались так близко друг к другу, что воинам трудно было орудовать мечами, и какое-то время альбинос и похитительница снов ныряли, избегая ударов, но в конце концов один из мечей рассек Элрику руку, и он в изумлении увидел, как из раны потекла кровь.

Владыка Мелнибонэ понимал, что их гибель – вопрос времени; он приник спиной к одному из огромных известковых зубьев и почувствовал, как сталагмит качнулся. По какой-то причине зубец оторвался от своего основания. Элрик навалился на него всем своим весом, и сталагмит начал падать. Элрик быстро подхватил его и выставил вперед, уперев себе в плечо. После этого он, собрав все свои силы, со сталагмитом наперевес ринулся на ближайшего воина.

Острие сталагмита вонзилось в грудь воина. Наемник-колдун издал короткий предсмертный крик, и странная, нечеловеческая кровь начала бить из его груди, она устремлялась вниз, впитываясь в кости воина, заново поглощаясь ими. Элрик прыгнул вперед и, прежде чем другой воин успел наброситься на него, выхватил из рук поверженного меч и кинжал. К Элрику вернулась вся его военная хитрость, все его боевые навыки. Задолго до того, как в его руках оказался Буревестник, Элрик постиг искусство владения мечом и кинжалом, луком и копьем, и теперь ему не потребовалось много времени, чтобы и без заколдованного меча умелой рукой поразить второго наемника-колдуна, а потом и третьего. Он крикнул Оуне, чтобы она подобрала оружие поверженных, а сам прыгал от сталагмита к сталагмиту, поражая одного воина за другам. Теперь они двигались как-то лениво, неуверенно, но никто из них не бросился наутек.

Скоро к нему присоединилась Оуне, тоже демонстрировавшая немалое искусство владения оружием. Он восхищался изяществом ее техники, уверенностью ее движений, когда она отражала удары и сама наносила их. Дралась она с колоссальной эффективностью, и, невзирая на всю экономичность ее движений (она напоминала кошку в крысиной норе), вокруг нее росла гора поверженных тел.

Элрик позволил себе усмехнуться, бросив на нее взгляд Через плечо.

– Для человека, который только что воспевал преимущества слова против меча, ты слишком уж хорошо владеешь оружием, моя госпожа!

– Прежде чем сделать выбор, нужно получить опыт и в том и в другом, – ответила она, пронзая мечом очередного нападающего. – И должна признать, что бывают ситуации, принц Элрик, когда добрый кусок стали имеет определенные преимущества перед лихо закрученной фразой!

Они сражались рука об руку, как два старых товарища. Их приемы дополняли друг друга, хотя и несхожими назвать их было нельзя. Оба дрались, как дерутся лучшие воины, – без жестокости и без кровожадного азарта, но с намерением победить как можно быстрее, не причиняя при этом противнику чрезмерной боли.

Однако противник, казалось, вообще не испытывал никакой боли, просто все поверженные умирали с одинаковым тревожным и мучительным воплем, а кровь, сочившаяся из их ран, была воистину странной.

Наконец мужчина и женщина покончили с противником и встали, опираясь на свои позаимствованные мечи. Они тяжело дышали и пытались сдержать тошноту, которая нередко является спутником сражения.

И тут на глазах Элрика тела вокруг них стали постепенно исчезать, и наконец от них осталось лишь несколько мечей. Исчезла и кровь. Теперь ничто не свидетельствовало о схватке, только что происходившей в этой огромной пещере.

– Куда они делись?

Оуне подобрала ножны и вложила в них свой меч. Что бы она ни говорила, но двигаться дальше без оружия она явно не собиралась. Она засунула за пояс два кинжала.

– Делись? – Она помедлила, потом добавила: – В ту самую лужу полуживой эктоплазмы, из которой они и появились. – Она покачала головой. – Они были почти что призраками, но не совсем. Они были тем, что оставили после себя наемники-колдуны.

– Ты хочешь сказать, что часть их вернулась в наш мир, как вернулась и часть Алнака?

– Именно. – Она глубоко вздохнула и сделала движение, словно собираясь продолжить путь.

– Так почему бы нам не найти здесь Алнака? Живого?

– Потому что мы не ищем его, – сказала она. Говорила она с прежней своей решимостью, и у Элрика почти пропало желание углубляться в этот предмет.

– Впрочем, мы, возможно, и не найдем его здесь, в отличие от наемников-колдунов, которые оказались в земле Утраченной Веры, – тихо сказал альбинос.

– Верно, – сказала она.

И тут Элрик обнял ее, и несколько мгновений они стояли, прижавшись друг к другу, а потом направились дальше в поисках врат Селадора.

Позднее, когда Элрик помогал своей спутнице перебраться через другой естественный мост, под которым текла серовато-бурая река, Оуне сказала ему:

– Для меня это вовсе не обычное предприятие, Элрик. Поэтому-то мне и понадобился ты.

Элрик не ответил. Слова Оуне привели его в замешательство: зачем ей понадобилось говорить то, что оба они принимали как само собой разумеющееся.

Когда появились вооруженные пиками и сетями женщины со звериными рылами и напали на них, Элрик и Оуне быстро отогнали этих трусливых существ. Не очень их обеспокоили и лисоподобные существа, которые прыгали на задних лапах и имели когти, как у птиц. Они даже обменивались шутками, быстро разделавшись со стайкой щелкавших зубами зверей, по форме напоминавших лошадей, а по размерам – собак. Эти даже знали несколько слов на человеческом языке, хотя и произносили их без всякого смысла.

Наконец они приблизились к границе Паранора и увидели впереди неясные громады двух башен, вырезанных в скале: у них были маленькие балкончики и окошки, террасы и стены с зубцами. Все это было покрыто ползучими растениями, на ветвях которых висели ярко-желтые плоды.

– Это врата Селадора, – сказала Оуне. Казалось, она с неохотой приближается к этому месту. Рука ее лежала на рукояти меча, а другую она переплела с рукой Элрика. Она остановилась и медленно вдохнула всей грудью. – Земля лесов.

– Ты называла ее землей Забытой Любви, – сказал Элрик.

– Да, такое название дали ей похитители снов. – Она невесело рассмеялась.

Элрик, не поняв ее настроения, промолчал, чтобы не выглядеть назойливым, и перевел взгляд с Оуне на врата, а Потом – снова на Оуне.

Она протянула руку к его белому, как кость, лицу. Ее собственная шелковистая кожа была золотистой, насыщенной жизнью. Она заглянула ему в лицо, потом, вздохнув, отвернулась и, взяв его за руку, сделала шаг в направлении врат.

Они прошли между двумя башнями, и ноздри Элрика сразу же наполнились крепкими запахами листьев и трав. Вокруг них стояли огромные дубы, клены, березы и другие деревья, но все они, хотя и образовывали нечто вроде полога, росли не под сводом открытого неба, а под сводами странно мерцающих пород в потолке пещеры. Раньше Элрик думал, что деревья не могут расти под землей, и теперь он задумался о жизнеспособности, обыденности, обо всем, и поэтому не без удивления увидел, как из леса появилось какое-то существо и твердо заступило им дорогу.

– Стойте! Я должен знать, что вас сюда привело!

Лицо его было покрыто коричневой шерстью, а зубы так странно выпячены, уши были такими большими, глаза – такими крупными и нечеловеческими, что он напоминал здоровенного кролика, хотя и был в видавших виды медных доспехах, на голове – медный шлем, а оружие (меч и пика), хотя и изготовленное из хорошей стали, тоже было отделано медью.

– Нам всего лишь нужно пройти через эту землю, и мы никому не желаем вреда и сами хотим остаться невредимыми, – сказала Оуне.

Воин-кролик покачал головой.

– Это слишком расплывчато, – сказал он и, внезапно подняв свою пику, погрузил ее в дупло дуба. Дуб издал звук боли.

– Вот что он мне сказал. И многие другие тоже.

– Так эти деревья были путниками?

– Как тебя зовут, мой господин?

– Меня зовут Элрик из Мелнибонэ, а ее – госпожа Оуне. Мы не хотим никаких неприятностей. Мы направляемся в Имадор.

– Я не знаю никаких Элриков и никаких Оуне. Я граф Магнес-Доара, и эта земля принадлежит мне. По праву меча. По праву наследования. Вы должны вернуться через врата туда, откуда пришли.

– Мы не можем, – сказала Оуне. – Отступление означает для нас гибель.

– А движение вперед, моя госпожа, будет означать для вас то же самое. Ну что? Хотите навсегда остаться у входа?

– Нет, мой господин, – сказала она и взялась за рукоять меча. – Если потребуется, мы проложим себе путь через этот лес силой оружия. У нас неотложное дело, и мы не позволим, чтобы нас задерживали.

Воин-кролик вытащил пику из дуба, и тот умолк. Но воин-кролик вонзил свое оружие в другой дуб, и тот тоже принялся кричать и стонать, и наконец даже граф Магнес-Доара раздраженно потряс головой и вытащил оружие из ствола.

– Думаю, вам придется драться со мной, – сказал он.

В этот момент они услышали крик из-за правой башни, и оттуда появилось что-то белое. Это был еще один всадник в доспехах из кости, черепашьего панциря и перламутра, его жуткие глаза горели ненавистью, копыта лошади били по барьеру, которого не было, когда во врата входили Элрик и Оуне.

Потом барьер упал, и воин атаковал их.

Альбинос и похитительница снов приготовились защищаться, но в этот момент вперед вышел граф Магнес-Доара и направил свою пику в тело воина. Однако сталь была отражена доспехом, который оказался прочнее, чем выглядел, после этого взметнулся меч и чуть ли не с презрением обрушился на медный шлем, разрубил его пополам и вонзился в череп воина-кролика, который, бросив меч и копье, попятился, обхватив голову руками. Его карие глаза словно стали еще больше, и он начал жалобно скулить. Потом принялся медленно вращаться вокруг своей оси и упал на колени.

Элрик и Оуне отступили за ствол одного из дубов и приготовились защищаться.

Лошадь снова встала на дыбы, храпя с прежней безумной яростью. Элрик тем временем стрелой метнулся из своего укрытия, поднял пику и вонзил ее между нагрудником и латным воротником воина – точно в горло.

Послышался хрип, перешедший вскоре в знакомое похохатывание, потом всадник развернул коня и поехал по тропинке через лес. Тело его дергалось и раскачивалось, словно в предсмертной агонии, но все еще оставалось в седле. Потом всадник и конь исчезли.

Элрика трясло.

– Если бы я не видел, как он умер на мосту из Саданора, я бы поклялся, что это тот же, кто напал на меня там. Уж слишком знакомая повадка.

– Ты не видел, как он умер, – сказала Оуне. – Ты видел, как он свалился в реку.

– Ну, теперь, после такого удара, я думаю, он мертв. Я Почти отделил ему голову от туловища.

– Сомневаюсь, – ответила Оуне. – Я думаю, он самый сильный наш враг, и по-настоящему нам придется разбираться с ним лишь у самой Крепости Жемчужины.

– Он защищает Крепость?

– Многие ее защищают. – Она снова легонько приобняла его, потом опустилась на одно колено, чтобы осмотреть убитого графа Магнес-Доара. Мертвый он больше походил на Человека; волосы у него на груди и руках стали седеть, а его плоть готова была вот-вот исчезнуть. Медный шлем приобрел какой-то уродливый серебристый оттенок. Элрику вспомнилось, как умирал Алнак, и он отвел глаза.

Он обнял Оуне, и ему показалось, что дрожь пробежала по ее телу. В памяти его всплыла маленькая лодка, светловолосая девочка, спящая на днище суденышка, которое плывет в открытое море, и он сам, направляющий свой ялик к лодчонке, гордый тем, что станет спасителем девочки. Но он был уверен, что никогда не знал такой девочки, хотя Оуне и напоминала ему ее, только выросшую.

Оуне, тяжело вздохнув, отпрянула от него.

– Я думала, ты… Словно я всегда знала тебя… – Она закрыла лицо руками. – Ах, Элрик, эта проклятая земля так точно названа!

– Но какую опасность таит она для нас? – спросил он.

Она покачала головой.

– Кто это может знать? Может, опасность и невелика. А Может, ее и вовсе нет. Похитители снов говорят, что именно в земле Забытой Любви принимаются самые важные решения. Решения, которые могут иметь наиболее серьезные последствия.

– Значит, здесь ничего нельзя делать? Нельзя принимать никаких решений?

Она разгладила рукой волосы.

– По меньшей мере, мы должны осознавать, что последствия могут проявиться очень нескоро.

Вместе они пошли дальше под кронами деревьев, прочь от мертвого воина-кролика. Теперь Элрику стало казаться, что на него из зеленой тени смотрят какие-то лица. Один раз он мог поклясться, что видел своего покойного отца Садрика, оплакивающего мать Элрика, единственное существо, любимое им по-настоящему.

Иллюзия была настолько реальной, что Элрик воскликнул:

– Садрик! Отец! Это ты заточен здесь?

Но Оуне тут же остановила его.

– Нет! Не обращайся к нему. Не призывай его к себе. Не позволяй ему материализоваться! Это ловушка, Элрик! Еще одна ловушка.

– Мой отец?

– Ты любил его?

– Да. Хотя это и была трудная любовь.

– Запомни, что я говорю. Не зови его сюда. Было бы непристойно звать его в эту галерею иллюзий.

Элрик понял ее, и ему пришлось взять себя в руки, чтобы прогнать из мысленного взора тень отца.

– Я хотел сказать ему, Оуне, как я сочувствовал ему в его утрате и скорби. – Тело Элрика сотрясали рыдания. Он думал, что давно уже освободился от этих чувств, а они, оказывается, оставались при нем. – Ах, Оуне, я был бы готов умереть сам, чтобы вернуть ему его жену. Неужели это неВозможно?..

– Такие жертвы бессмысленны, – сказала она, беря его за плечи и прижимая к себе. – В особенности здесь. Не забывай о нашей цели. Мы уже пересекли три из семи земель, отделяющих нас от Крепости Жемчужины. Мы прошли половину. А это значит, что мы уже добились большего, чем многие. Держи себя в руках, владыка Мелнибонэ. Не забывай о том, что зависит от нашего успеха.

– Но если у меня есть возможность исправить причиненное зло?..

– Это связано только с твоими чувствами, а не с тем, что есть или может быть. Ты бы хотел выдумать тени, чтобы они действовали в твоих снах? Принесло бы это счастье твоей бедной матери или твоему отцу?

Элрик посмотрел над ее плечом в направлении леса. Образ его отца исчез.

– Он казался таким реальным. Словно живая плоть!

– Ты должен поверить, что мы с тобой – единственная живая плоть во всей этой земле. И даже мы… – Она оборвала себя. Она потянулась к Элрику и поцеловала его. – Давай отдохнем немного, нам нужно восстановить силы.

И Оуне увлекла Элрика на мягкие листья рядом с тропинкой. И она поцеловала его, и принялась ласкать его тело своими чувственными руками, и постепенно она стала всем тем, чего недоставало ему в женщинах, и он почувствовал, что и он в свой черед стал для нее всем тем, чего она не позволяла себе желать в мужчине. Он без какого-либо чувства вины или сожаления знал, что их любовь не имеет прошлого и что единственное будущее этой любви простерлось за пределами их жизней, за пределами любых миров, куда они смогут попасть, и что ни он, ни она не увидят последствий этой любви.

И, невзирая на это знание, они были беспечны и счастливы, и они дали друг другу те силы, которые им потребуются, если они еще не утратили надежды добиться своей цели и добраться до Крепости Жемчужины.

Глава четвертая Вмешательство штурмана

Удивленный тем, что он ни в малейшей мере не испытывал замешательства, с ясной головой Элрик бок о бок с Оуне шагнул через сверкающие серебряные врата в Имадор, почему-то названный похитителями снов землей Новых Амбиций. И тут же оказался на вершине огромной лестницы, которая спускалась в долину, протянувшуюся до самого горизонта. Сам горизонт светился бледно-голубым цветом; эту голубизну можно было по ошибке принять за небо.

Несколько мгновений ему казалось, что, кроме них с Оуне, на лестнице никого нет, но тут же он понял, что лестница забита людьми. Кто-то горячо спорил, кто-то торговался, кто-то обнимался, другие окружали каких-то святых старцев, ораторов, жриц, рассказчиков – все собравшиеся либо с интересом слушали, либо спорили.

На ступеньках, ведущих в долину, кипела жизнь во всем своем разнообразии. Элрик увидел заклинателей змей, укротителей медведей, жонглеров и акробатов. На них были одежды, какие носят обитатели пустыни, – необъятные шелковые шаровары зеленого, синего, золотистого, ярко-красного и янтарного цветов, плащи из парчи или бархата, тюрбаны, бурнусы и головные уборы самых затейливых форм; на многих был полированный металл, а также серебро, золото, драгоценные камни разнообразных видов; тут же можно было увидеть животных, торговые лотки, корзинки с продуктами, тканями, товарами из кожи, меди, латуни.

– Как они красивы! – заметил Элрик.

И правда, хотя люди здесь находились самые разные, все они отличались красотой, у всех у них была здоровая кожа, блестящие глаза, двигались они легко и с достоинством. Держали они себя уверенно, вид у них был веселый, и хотя они несомненно заметили Оуне и Элрика, спускающихся по ступеням, но не дали себе труда ни поприветствовать их, ни спросить, что их сюда привело. В толпе бегали собаки, кошки и обезьяны, а дети играли в непонятные игры, в какие играют все дети. Воздух был теплым и ароматным, наполненным запахом фруктов, цветов и других товаров.

– Вот бы все миры были похожи на этот, – добавил Элрик, улыбаясь молодой женщине, которая предложила ему скатерть с вышивкой.

Оуне купила апельсины у подбежавшего к ней мальчика. Один она протянула Элрику.

– Это и в самом деле милое царство. Я даже не предполагала, что оно настолько приятно. – Однако, откусив кусочек апельсина, она тут же выплюнула его изо рта себе на ладонь. – У него совсем нет вкуса.

Элрик попробовал свой апельсин, и этот тоже оказался сухим и безвкусным.

Разочарование, которое он при этом испытал, никак не соответствовало ничтожности события. Он отбросил апельсин, тот ударился о ступеньку и покатился дальше, пока не исчез из виду.

Серо-зеленая долина оказалась безлюдной. По ней проходила дорога, широкая и хорошо вымощенная, но на ней не было видно ни одного путника, несмотря на огромную толпу на ступенях.

– Интересно, почему эта дорога пуста, – сказал он, обращаясь к Оуне. – Эти люди что – спят по ночам на ступенях? Или, закончив здесь свои дела, уходят в иное царство?

– Мы обязательно получим ответ на этот вопрос, мой господин, – ответила Оуне.

Она взяла его под руку. После того как они занимались любовью в лесу, чувство симпатии и товарищества между ними укрепилось. Он не чувствовал никакой вины. В сердце своем он знал, что никого не предал, и видел: она исполнена таких же чувств. Они каким-то странным образом восстановили силы друг друга, и их соединенная энергия стала больше, чем просто сумма двух энергий. Он прежде не знал такой дружбы и был благодарен за нее. Он считал, что многому научился у Оуне, и верил, что похитители снов еще научат его многому такому, что будет ему полезно, когда он вернется в Мелнибонэ и заявит свои права на трон, на котором пока сидит Йиркун.

Они спускались по ступеням, и Элрику казалось, что одеяния становятся все более изысканными, драгоценности, прически и оружие – богаче и экзотичнее, рост людей увеличивался, а сами они становились все красивее.

Из любопытства он остановился послушать рассказчика, вокруг которого стояла зачарованная толпа. Однако человек говорил на незнакомом Элрику языке – резком и бесцветном. Они с Оуне остановились перед торговкой бисером, и Элрик вежливо спросил, принадлежат ли люди, собравшиеся на ступенях, к одному народу.

Женщина нахмурилась, глядя на него, и покачала головой, дав ответ на другом языке. Казалось, в этом языке всего несколько слов. Она повторила свой ответ еще раз. И только когда они остановились перед юным продавцом шербета, их вопрос был понят.

Парень нахмурился, словно переводя их слова на свой язык.

– Мы – народ ступеней. У каждого из нас здесь есть место, каждое следующее ниже предыдущего.

– Чем ниже, тем богаче и важнее, так? – спросила Оуне. Его этот вопрос привел в недоумение.

– У каждого из нас здесь есть место, – повторил он и, словно напуганный их вопросами, бросился в густую толпу наверху. Людей здесь стало меньше, и Элрик увидел, что их число сокращается по мере приближения ступеней к долине.

– Это что – иллюзия? – пробормотал он, обращаясь к Оуне. – Ощущение такое, будто это сон.

– Здесь вмешивается наше представление о том, как все должно быть, – сказала Оуне. – Оно, я думаю, и окрашивает наше восприятие этого места.

– Значит, это не иллюзия?

– Это не то, что называется иллюзией. – Она попыталась найти подходящие слова, но в конце концов покачала головой. – Чем больше оно нам кажется иллюзией, тем больше таковой и становится. Понимаешь?

– Кажется.

Наконец они достигли нижних ступеней. Им оставалось спуститься еще на две-три, когда они увидели всадника, приближающегося к ним по долине. За всадником клубился огромный столб пыли.

Из толпы за ними послышался крик, и Элрик, повернувшись, увидел, как люди бросились вверх по ступеням. Он хотел было присоединиться к ним, но Оуне его остановила.

– Не забывай, у нас нет пути назад, – сказала она. – Мы должны встретить эту опасность достойным образом.

Постепенно фигура на лошади вырисовывалась все четче. Это был либо все тот же воин в доспехах из перламутра, слоновой кости и черепашьего панциря, либо очень на него похожий. У всадника в руке было белое копье с наконечником из заостренной кости, нацеленное прямо в сердце Элрика.

Альбинос прыгнул вперед, делая движение, которое должно было сбить с толку атакующего. Он находился уже почти под копытами коня, но в последнее мгновение вытащил меч и отбил копье. Сила удара отбросила его в сторону, и в это время Оуне, реакция которой была почти мгновенной, словно их движения контролировал один мозг, прыгнула и нанесла удар под поднятую левую руку – туда, где у всадника было сердце.

Однако ее удар был отражен внезапным движением правой руки всадника в кольчужной рукавице, и Оуне оказалась отброшенной в сторону. И тут Элрик впервые разглядел его лицо – худое, бескровное, с глазами дохлой рыбы, усмехающимся в презрительной гримасе оскалом рта. Потрясенный Элрик увидел, что во всаднике было что-то от Алнака Креба.

Всадник направил копье на Оуне, ударил ее в плечо, и она оказалась на земле.

Элрик успел вернуться в схватку до того, как копье нанесло новый удар. Он нацелил свой меч на конскую подпругу – старый трюк, которому он научился у вилмирских бандитов, однако удар пришелся по ноге в латах, и копье снова оказалось направлено на него, но он отскочил в сторону, отвлекая всадника на себя и давая Оуне возможность прийти в себя.

Хотя Оуне и Элрик сражались как единое целое, их противник был настойчив и, казалось, предугадывал каждый их выпад.

Элрик решил, что всадник – порождение сверхъестественных сил, и, делая очередной ложный выпад, устремился разумом в мир стихий, пытаясь найти там хоть какую-то помощь. Но помощи не было. У него возникло ощущение, будто все царства опустели, будто весь мир элементалей, демонов и духов разом был изгнан в Лимб. Ариох теперь не поможет ему. Здесь его колдовство стало совершенно бесполезным.

Оуне резко вскрикнула, и Элрик увидел, что она отброшена к нижней ступени. Она попыталась подняться на ноги, но ее словно парализовало. Он едва могла шевельнуть рукой или ногой.

Бледный всадник снова усмехнулся и устремился вперед, чтобы нанести последний удар.

Элрик издал свой старый боевой клич и ринулся на врага, пытаясь отвлечь его. Альбинос пришел в ужас при мысли, что сейчас на его глазах может погибнуть женщина, к которой он питал чувства истинной любви и дружбы, – он был готов умереть, лишь бы спасти ее.

– Ариох! Ариох! Кровь и души!

Но с ним не было рунного меча – ничего, кроме его хитрости и умения.

– Алнак Креб, это все, что от тебя осталось?

Всадник нетерпеливо повернулся и швырнул копье в бегущего на него Элрика – таков был его ответ.

Элрик не предвидел этого. Он попытался отскочить в сторону, но рукоять копья ударила его в плечо, и он тяжело свалился в пыль, а рука, непривычная к чужому мечу, выпустила его. Он ползком попытался добраться до меча, видя, что всадник извлек из ножен собственный длинный клинок и продолжает движение к Оуне. Элрик поднялся на одно колено и с точностью отчаяния швырнул свой кинжал, который прошел как раз между двух латных пластин на спине всадника. Занесенный для удара клинок внезапно опустился.

Элрик поднял свой меч, встал на ноги и с ужасом увидел, что всадник, не обращая внимания на рану, снова воздевает свой клинок, готовясь нанести удар Оуне.

– Алнак?

Элрик снова попытался воззвать к той части Алнака Креба, которая была здесь, но на сей раз тот словно не услышал Элрика. Тот же самый отвратительный, нечеловеческий смешок наполнил воздух, лошадь захрапела, ее копыта готовы были опуститься на женщину, беспомощно распростертую на ступенях.

Почти не сознавая, что делает, Элрик подскочил к всаднику и, подпрыгнув, ухватил его сзади, пытаясь стащить с коня. Всадник зарычал и повернулся. Удар его меча был отражен Элриком, и альбиносу удалось вытащить противника из седла. Вдвоем они упали в песок в нескольких дюймах от Оуне. Рука Элрика, держащая меч, оказалась прижатой к земле – на ней спиной лежал упавший с коня всадник. Однако Элрику удалось левой рукой вытащить кинжал, и он уже был готов нанести удар в жуткие мертвые глаза, но пальцы противника сомкнулись на запястье Элрика.

– Прежде чем хоть волос упадет с ее головы, тебе придется убить меня! – Обычно мелодичный голос Элрика теперь был похож на полное ненависти звериное рычание.

Однако воин в ответ опять только рассмеялся. Элрик слышал собственное сопение, ворчание воина в доспехах, ржание коня и затрудненное дыхание Оуне, которая пыталась встать на ноги.

– Воин Жемчужины!

Это был чей-то новый голос. Женский голос, но не принадлежащий Оуне, и в нем звучали непререкаемые властные нотки.

– Воин Жемчужины, ты больше не должен причинять вред этим путникам!

Воин проворчал что-то, но не послушался. Его зубы щелкнули у горла Элрика. Он попытался направить кинжал в Сердце альбиноса. На его губах выступила пенящаяся слюна – белые капельки появились вокруг его рта.

– Воин Жемчужины!

Внезапно воин заговорил. Он заговорщицки зашептал в ухо Элрику:

– Не слушай ее. Я тебе помогу. Почему бы тебе не пойти с нами – научишься жить в Великой степи. Там такая великолепная охота. Там растут арбузы, вкус которых не уступает самым изысканным вишням. Я дам тебе замечательную одежду. Не слушай ее. Да, я Алнак, твой друг. Да!

У Элрика эта безумная болтовня вызвала отвращение еще большее, чем жуткая внешность этого существа и его кровожадность.

– Подумай обо всей власти, что есть. Они боятся тебя. Они боятся меня, Элрик. Я знаю тебя. Давай не будем соперничать. Я не свободен, но ты бы мог путешествовать за нас двоих. Я не свободен, но ответственность никогда не ляжет на тебя. Я не свободен, Элрик, но у меня много рабов. Они твои. Я предлагаю тебе новое богатство и новое мировоззрение, новый способ исполнения всех твоих желаний. Я боюсь тебя, а ты боишься меня. Так давай же соединимся. Только это единение и имеет какое-либо значение. Они видят тебя во снах – все они. Даже я вижу, хотя и не сплю никогда. Ты единственный враг…

– Воин Жемчужины!

Гремя, как костями, своими доспехами, перламутровыми раковинами, черепашьим панцирем, воин с кожей прокаженного высвободился из рук Элрика.

– Вдвоем мы сможем победить ее, – настойчиво бормотал он. – Ни одна сила не сможет противиться нам. Я наделю тебя моей свирепостью!

Элрик, превозмогая тошноту, поднялся на ноги и повернулся в том же направлении, куда смотрела Оуне, теперь сидевшая на ступеньках, растирая ноги, в которые понемногу возвращалась жизнь.

Они увидели женщину ростом выше Элрика или Оуне. Лицо у нее было скрыто вуалью, а на голове был капюшон. Она переводила взгляд с них на того, кого назвала воином Жемчужины. Потом она подняла здоровенную палку, которую держала в правой руке, и ударила ею о землю.

– Воин Жемчужины! Ты обязан мне подчиняться.

Воин Жемчужины кипел от ярости.

– Я не хочу этого! – прорычал он, стуча в кулаком в свой нагрудник. – Ты выводишь меня из себя, госпожа Су.

– Они на моем попечении и под моей защитой. Убирайся отсюда, воин Жемчужины. Убивай в другом месте. Убивай настоящих врагов Жемчужины.

– Я не желаю, чтобы ты приказывала мне! – Он набычился, надулся, как ребенок. – Все – враги Жемчужины. И ты тоже, госпожа Су.

– Ты глупое существо! Исчезни! – Она подняла палку, указывая ею куда-то за лестницу, где виднелись серые скалы, вершины которых терялись далеко в высоте.

И снова он воинственно сказал:

– Ты выводишь меня из себя, госпожа Су. Я – воин Жемчужины. Я получил свои силы от Крепости. – Он повернулся к Элрику, словно к товарищу. – Вступай со мной в союз, и мы сейчас же убьем ее. И тогда мы будем властвовать – ты в своей свободе, а я в своем рабстве. Мы будем властвовать во всех этих мирах и во многих других, о которых ничего не знают похитители снов. Безопасность воцарится навечно. Будь моим. Мы поженимся. Да, да, да…

Элрика пробрала дрожь, и он повернулся спиной к воину Жемчужины. Он подошел к Оуне, чтобы помочь ей подняться на ноги.

Оуне уже обрела способность двигаться, но все еще пребывала в каком-то полубессознательном состоянии. Она обернулась, чтобы бросить взгляд на лестницу, вершина которой терялась вдалеке. Ни одного из тех, кто недавно стоял на ступенях, не было видно.

Элрик встревоженно посмотрел на незнакомку. В ее одеяниях было много синих оттенков. По краям одежда была оторочена золотом или темно-зеленой лентой. Она держалась с удивительным изяществом и достоинством, а на Элрика и Оуне смотрела с улыбкой. Тем временем воин Жемчужины поднялся на ноги и вызывающе встал против женщины, бросая на нее гневные взгляды, а потом с отвратительной заговорщицкой улыбкой поглядывая на Элрика.

– Куда исчезли все люди с лестницы? – спросил Элрик у женщины.

– Они просто разошлись по домам, мой господин, – сказала госпожа Су. Ее голос, когда она заговорила с ним, стал теплым и дружеским, но сохранил властные нотки, которые слышались, когда она обращалась к воину Жемчужины. – Меня зовут госпожа Су, и я приветствую вас на этой земле.

– Мы благодарим тебя за вмешательство, моя госпожа, – впервые за все это время подала голос Оуне, хотя в ее интонации и прозвучала недоверчивая нотка. – Ты здесь правительница?

– Я просто проводник и штурман.

– Этот сумасшедший подчиняется тебе? – сказала Оуне. Она потирала себе руки и ноги, поглядывая на воина Жемчужины, который усмехался и отводил глаза, когда госпожа Су смотрела на него.

– Он неполноценный. – В тоне госпожи Су слышалась твердость. – Он охраняет Жемчужину. Но он такой недоразвитый, что не понимает толком характер своей задачи, не видит различий между врагами и друзьями. Он может действовать только в определенных границах. Бедный недоумок. Те, кто поручил ему это дело, сами имели лишь отдаленное представление о том, что требуется от такого воина.

– Плохо. Ни за что! – Воин Жемчужины снова начал похохатывать. – Никогда! Вот почему! Вот почему!

– Исчезни! – воскликнула госпожа Су, снова указывая направление палкой. Ее глаза сверкнули над вуалью. – Они не имеют к тебе ни малейшего отношения.

– Умирать неразумно, моя госпожа, – сказал воин Жемчужины, приподняв плечо в жесте вызывающего высокомерия. – Ты уж лучше думай о собственной глупости. Мы все можем раствориться, если это достигнет своей цели.

– Исчезни, глупое животное! – Она указала на его коня. – И оставь здесь свою пику. Ты разрушительная, бездушная тварь.

– Может быть, я ошибаюсь, – сказал Элрик, – но мне кажется, что он несет какую-то чушь.

– Не исключено, – пробормотала Оуне. – Но, возможно, в его словах больше правды, чем в словах тех, кто хочет нас защитить.

– Все появится, и всему должно оказать сопротивление! – злобно изрек воин Жемчужины, садясь в седло. Он направился к тому месту, где упало его копье, после того как он метнул его в Элрика. – Поэтому-то мы и должны быть.

– Исчезни! Исчезни!

Он нагнулся в седле, чтобы поднять копье.

– Нет, – твердо сказала женщина, словно разговаривала с неразумным ребенком. – Я тебе сказала, чтобы ты его не трогал. Посмотри, что ты натворил, воин Жемчужины! Я запрещаю тебе в другой раз нападать на этих людей.

– Значит, союза не получится. В следующий раз. Но скоро эта свобода будет отменена, и все соединятся! – Еще один жуткий смешок, и полубезумный наездник вонзил шпоры в бока лошади, которая припустила галопом в том направлении, откуда он и появился. – Да, узы будут! Непременно!

– Его слова имеют какой-нибудь смысл, госпожа Су? – спросил Элрик, когда воин исчез из виду.

– Некоторые – да, – сказала она. Ему показалось, что она улыбается за своей вуалью. – Не его вина, что у него не хватает извилин в мозгу. В этом мире совсем немного воинов. И он, вероятно, лучший из них.

– Лучший?

Иронический вопрос Оуне остался без ответа.

Госпожа Су протянула руку, на пальцах которой сверкали драгоценности изысканных цветов:

– Я здесь штурман. Я могу провести вас к замечательным островам, где двое влюбленных могут быть вечно счастливы. У меня есть такое место – тайное и безопасное. Хотите?

Элрик бросил взгляд на Оуне, спрашивая себя, не склоняется ли она к тому, чтобы принять приглашение госпожи Су. На мгновение он забыл, зачем они здесь оказались. Вот было бы здорово провести некоторое время в обществе Оуне!

– Ведь это Имадор, да, госпожа Су?

– О да, похитители снов называют это место Имадором. У нас для него есть другое название. – В ее голосе послышались неодобрительные нотки.

– Мы благодарны тебе за помощь, моя госпожа, – сказал Элрик, подумав, что Оуне была слишком уж бесцеремонна, и своим тоном словно бы принося извинения за тон своей спутницы. – Я – Элрик из Мелнибонэ, а это госпожа Оуне, похитительница снов. Тебе известно, что мы ищем Крепость Жемчужины?

– Да. Вам нужно идти вот этой дорогой. Она может вывести вас прямо к Крепости. Но, возможно, этот маршрут не из лучших. Я проведу вас по тому пути, который вы выберете. – В голосе ее послышалась какая-то отчужденность, словно она вдруг погрузилась в полудрему.

По ее тону Элрик догадался, что она обиделась.

– Мы многим обязаны тебе, госпожа Су, и твой совет ценен для нас. Так что бы ты нам предложила?

– Пожалуй, чтобы ты сначала набрал армию. Ради собственной безопасности. Крепость Жемчужины имеет непреодолимые оборонительные сооружения. Да и до этого армия может вам понадобиться. Вы оба храбрецы. К успеху есть несколько путей. В конце многих других дорог вас ждет смерть. Но вы это, несомненно, знаете…

– И где же мы сможем набрать такую армию? – Элрик предпочел не заметить остерегающий взгляд Оуне. Ему казалось, что она проявляет упрямство, что она слишком подозрительна по отношению к этой достойной женщине.

– Недалеко отсюда есть океан. В океане есть остров. Люди с этого острова жить не могут без драки. Они последуют за любым, кто пообещает им опасность. Пойдете туда? Там тепло и безопасные стены. Сады и много еды.

– В твоих словах немало здравого смысла, – сказал Элрик. – Видимо, в наших поисках стоит сделать паузу, чтобы набрать этих воинов. И еще мне предложил союз воин Жемчужины. Он нам поможет? Ему можно доверять?

– В том, что вы хотите сделать? Я думаю, да. – Она нахмурилась. – Я думаю, да.

– Нет, госпожа Су, – внезапно и веско заговорила Оуне. – Мы тебе благодарны. Ты проводишь нас к вратам Фаладора? Они тебе известны?

– Я знаю, что ты называешь вратами Фаладора, молодая женщина. И какой бы вопрос ты ни задала, что бы ни пожелала, мой долг ответить и выполнить.

– А как ты называешь эту землю?

– Никак. – Вопрос Оуне, казалось, смутил ее. – У нее нет никакого названия. Просто – это место. Оно здесь. Но я могу проводить вас по нему.

– Я тебе верю, моя госпожа. – Голос Оуне смягчился. Она взяла Элрика за руку. – Наше иное название для этой земли – земля Новых Амбиций. Но новые амбиции могут вводить в заблуждения. Мы изобретаем их, когда нам начинает казаться, что старые амбиции нереализуемы, так?

Элрик понял. Он почувствовал себя глупцом.

– Ты хочешь нас отвлечь, госпожа Су?

– Нет-нет. – Женщина в вуали покачала головой. Сделала она это со всем изяществом, а прямота вопроса, казалось, задела ее. – Когда дорога становится непроходимой, новая цель может оказаться вполне желательной.

– Но эта дорога проходима, госпожа Су, – сказала Оуне. – Пока еще.

– Это верно. – Госпожа Су чуть наклонила голову. – В этом деле я с вами абсолютно откровенна. Во всех его сторонах.

– Мы будем держаться той стороны, в которой наиболее уверены, – мягко продолжила Оуне. – И мы чрезвычайно благодарны тебе за помощь.

– Я очень рада такой возможности, госпожа Оуне. Не стоит благодарности. – Женщина резко развернулась на месте, и одеяния на ней взметнулись, как облако под напором ветра.

Она повела их прочь от лестницы к тому месту, где земля понижалась. Подойдя поближе, они увидели неглубокую реку. К берегу был причален бот. Загнутый вверх нос был сделан из позолоченного дерева и напоминал крючок жезла Оуне. Борта лодки тоже были покрыты тонкими золотыми, бронзовыми и серебряными пластинами. У лодки были медные перильца, медью была отделана и единственная мачта, а на нок-рее был намотан парус – голубой с серебряными нитями, как одеяния госпожи Су. Команды не было видно.

Госпожа Су указала своей палкой на бот:

– На этом боте мы найдем те врата, что вы ищете. Моя задача, госпожа Оуне и принц Элрик, защищать вас. Не бойтесь меня.

– Мы тебя не боимся, моя госпожа, – со всей искренностью сказала Оуне. Голос ее звучал мягко. Элрика ее манеры ввели в недоумение, но он решил, что она отдает себе отчет в ситуации, в которой они оказались.

– И что это значит? – пробормотал Элрик, когда госпожа Су спустилась к боту.

– Я думаю, это значит, что мы близки к Крепости Жемчужины, – сказала Оуне. – Она пыталась нам помочь, но сама толком не знает, как это сделать наилучшим образом.

– Ты ей доверяешь?

– Я думаю, если мы доверяем себе, то должны доверять и ей. Мы должны знать, какие вопросы можно ей задавать.

– В том, что касается доверия к госпоже Су, тут я доверяю тебе, – улыбнулся Элрик.

Повинуясь настойчивому зову госпожи Су, они забрались в бот. Судно слегка покачивалось на темной воде – не реки, а искусственного, как показалось Элрику, канала, ровного и глубокого, чуть искривлявшегося и исчезавшего из виду милях в двух от них. Элрик поднял голову – он так и не мог понять, то ли над ним такое странное небо, то ли своды огромной пещеры. Он увидел лестницу вдалеке и снова спросил себя, что сталось с людьми, на ней находившимися, когда они разбежались при нападении воина Жемчужины.

Госпожа Су взялась за массивный румпель. Одним движением вывела она судно на середину канала. И почти сразу же пространство по сторонам канала выровнялось, превратившись в унылую серую пустыню, лишь только впереди видны были островки зеленой листвы и проступали очертания холмов. Свет был тоже каким-то странным, и это сразу напомнило Элрику осенний вечер. Он чуть ли не ощущал аромат поздних роз, опадающих листьев, фруктовых садов Имррира. Он сидел на носу бота, рядом с ним – Оуне, опираясь на его плечо. Он удовлетворенно вздохнул, наслаждаясь этим мгновением.

– Если остальная часть наших поисков пройдет в такой обстановке, то я с удовольствием буду сопровождать тебя в подобных предприятиях, госпожа Оуне.

Она тоже пребывала в хорошем настроении.

– Да, тогда весь мир пожелает стать похитителями снов. Бот вошел в изгиб канала, и они насторожились, увидев какие-то фигуры по обоим берегам. Эти печальные, безмолвные люди, одетые в белое и желтое, смотрели на плывущее судно глазами, полными слез, словно присутствовали на похоронах. Элрик, однако, был уверен, что они оплакивали не его и не Оуне. Он окликнул их, но они, казалось, не слышали его. Почти сразу же они скрылись из виду, и теперь Элрик видел поднимающиеся возделанные террасы, на которых росли виноград, фиги и миндаль. В воздухе стоял аромат созревших плодов. Некоторое время вдоль берега вровень с ними бежало какое-то животное, похожее на лису, но потом оно исчезло в кустах. Чуть позднее появились обнаженные загорелые люди, которые на четвереньках пустились бежать вдогонку за ботом по берегу, но скоро им это наскучило, и они скрылись в подлеске. Канал стал более извилистым, и госпожа Су была вынуждена всем своим весом наваливаться на румпель, Чтобы вести бот.

– Зачем канал сделали таким? – спросил Элрик, когда они снова оказались на прямом участке.

– То, что было над нами, теперь впереди, а то, что было внизу, теперь позади, – ответила она. – Такова природа всего этого. Я штурман, и я знаю. Но впереди, там, где темнее, река прямая. Я думаю, это сделано для облегчения понимания.

Слова ее были столь же непонятны, как и слова воина Жемчужины, и Элрик попытался разобраться в них с помощью новых вопросов.

– Что помогает нам понять река, госпожа Су?

– Их природу, свою природу. То, с чем ты должен встретиться… вон, смотри!

Река быстро расширялась, образуя озеро. Теперь на берегах были заросли тростника, а на фоне голубого небосклона летали серебристые цапли.

– Отсюда недалеко до острова, о котором я говорила, – сказала госпожа Су. – Я опасаюсь за вас.

– Не стоит, – вежливо, но твердо ответила Оуне. – Веди, пожалуйста, бот через озеро к вратам Фаладора. Спасибо.

– Эти благодарности… – Госпожа Су покачала головой. – Вы же от этого не умрете.

– Не надо. Мы здесь, чтобы спасти ее.

– Она боится.

– Мы знаем.

– Другие тоже говорили, что хотят ее спасти. А на самом деле они ее… они все затемнили, и она оказалась в ловушке…

– Мы знаем, – ответила Оуне и сделала успокаивающий жест – положила ладонь на руку госпожи Су, которая направила бот в открытое озеро.

– Ты говоришь о Священной Деве и наемниках-колдунах? Что держит ее в заточении, госпожа Су? Как ее освободить? Вернуть ее отцу и народу?

– Но это же обман! – выкрикнула госпожа Су, указывая туда, где в воде появился ребенок, плывущий им навстречу. Кожа мальчика отливала серебряным блеском, а его серебряные глаза молили их о помощи. Потом мальчик усмехнулся, снял с себя собственную голову и погрузился под воду.

– Мы рядом с вратами Фаладора, – мрачно сказала Оуне.

– Те, кто будут владеть ею, будут и охранять ее, – неожиданно сказала госпожа Су. – Но она не принадлежит им.

– Я знаю, – сказала Оуне.

Взгляд ее был устремлен вперед. На озере лежал туман – тончайшая дымка, какая образуется на воде осенним утром. Все вокруг дышало чрезмерным, подозрительным спокойствием. Элрик оглянулся на госпожу Су, но глаза штурмана ничего не выражали, и по ним было невозможно догадаться, какие опасности могут вскоре грозить Элрику и Оуне.

Бот слегка развернулся, и в тумане показалась земля. Элрик увидел высокие деревья над беспорядочным нагромождением скал. Он видел белые известковые столбы, мерцавшие в восхитительном свете. Он увидел поросшие травой холмы, а под ними – небольшие бухточки. Он подумал – не привезла ли все-таки госпожа Су их на остров, о котором говорила, и уже собирался спросить ее об этом, когда увидел нечто похожее на массивную дверь из резного камня и замысловатой мозаики – по виду очень древнюю.

– Врата Фаладора, – сказала госпожа Су; голос ее чуть дрожал.

И тут врата открылись, и оттуда вырвался ужасной силы ветер. Он растрепал им волосы, раздул одежды, впился в кожу, завизжал и заскулил в их ушах. Бот начал раскачиваться, и Элрик подумал, что сейчас они перевернутся. Он бросился на корму помочь госпоже с румпелем. Вуаль сорвало с ее лица. Она оказалась немолодой женщиной, но ее черты удивительным образом напоминали черты девочки, которую они оставили в Бронзовом шатре, черты Священной Девы баурадимов. И Элрик, приняв из рук госпожи Су румпель, пока она возвращала вуаль на место, вспомнил, что никто ни разу и словом не обмолвился о матери Варадии.

Оуне опускала парус. Ветер стих, и теперь можно было понемногу двигаться в направлении темного входа, обнаружившегося за мозаичной дверью, откуда до них долетал странный запах.

Вот из входа появились три коня. Их копыта молотили воздух. Развивались хвосты. Кони галопом неслись над водой в направлении бота. Потом они пронеслись сквозь него и исчезли в тумане. Все животные были без голов.

И тут ужас объял Элрика. Но это был знакомый ужас, и через несколько мгновений он снова овладел собой. Император знал, что, какое бы название ни носила эта земля, он направляется туда, где властвует Хаос.

И только когда лодка вошла в грот под резной скалой, он понял, что забыл все свои заклинания и колдовские приемы, а это означало, что никто из прежних союзников Элрика, и Даже его покровитель, Герцог Ада, здесь ему не помогут. В распоряжении Элрика были лишь его опыт, его мужество и его обычные пять человеческих чувств. Но в этот миг он сомневался, что этого будет достаточно.

Глава пятая ПЕЧАЛЬ КОРОЛЕВЫ, КОТОРАЯ НЕ МОЖЕТ ПРАВИТЬ

Неожиданно у них на пути возникла преграда – огромная скала вулканического стекла начала течь. Масса стеклянистой зелени стекала в воду, которая зашипела и стала издавать неприятный запах. В воздух поднялись столбы пара. Когда пар рассеялся, они увидели еще одну реку. Эта река текла между узких стен глубокого каньона и казалась – в отличие от канала – естественным творением. И Элрик, чьи чувства теперь были обострены, подумал, что это та самая река, которую они пересекли ранее, когда он на мосту сражался с воином Жемчужины.

Вдруг бот, который прежде казался таким надежным, превратился в утлое суденышко. Волны швыряли их и ревели с такой силой, что Элрик подумал: вероятно, они достигли самого сердца мира.

Стоя рядом с госпожой Су, Элрик и Оуне помогали ей управляться с рулем и держать заданный курс. И внезапно река кончилась без всякого предупреждения и они оказались в водопаде. Они даже не успели сообразить, что происходит, как бот, сильно ударившись дном, оказался в более спокойной воде. Их суденышко раскачивалось, как хлебная горбушка в пруду, а впереди они видели болезненное небо цвета свинца, по которому летали какие-то темные кожистые существа, переговариваясь между собой безутешными криками. Эти звуки разносились над пальмами, чья листва напоминала зеленоватую шкуру каких-то зверей, растянутую для просушки в ожидании солнца, которое никогда не взойдет. Здесь царил густой запах гнили; постоянные плески и рев воды вдали наполняли тишину, разрываемую криками существ, что летали над скалами, и шелестом окружавшей их листвы.

Хотя здесь и было тепло, Элрика пробрала дрожь. Оуне подняла воротник своего камзола, и даже госпожа Су поплотнее завернулась в свои одеяния.

– Тебе знакома эта земля, госпожа Оуне? – спросил Элрик. – Я знаю, ты бывала в этом царстве и раньше, но мне кажется, ты удивлена не меньше меня.

– Тут всегда видишь что-то новое. Такова природа этого царства. Может быть, госпожа Су расскажет нам болыпе. – Оуне с вежливым видом повернулась к их штурману.

Госпожа Су попрочнее закрепила вуаль. Элрику показалось, она недовольна, что он видел ее лицо.

– Я королева этой земли, – сказала она, и в словах ее не прозвучало ни гордости, ни каких-либо других чувств.

– Значит, у тебя есть подданные, которые могут помочь в достижении нашей цели?

– Сама эта земля выбрала меня королевой, поэтому у меня не было над ней власти, я ее только защищала. Это место, которые вы называете Фаладор.

– И оно безумно?

– У него есть много защит.

– Оно удерживает то, что может пожелать отсюда уйти – сказала Оуне, обращаясь будто к себе самой. – Ты боишься тех, кто защищает Фаладор, госпожа Су?

– Теперь я уже королева Су. – Она выпрямилась во весь рост, играя красивым телом, но всерьез или шутливо, этого Элрик сказать не мог. – Я защищена. А вы – нет. Даже я не смогу защитить вас здесь.

Бот продолжал медленно плыть по своему курсу. Осклизлые скалы словно бы раздвигались перед ними, как живые, а в воде виднелись очертания чего-то, что вызывало у Элрика тревогу. Если бы он не боялся показаться плохо воспитанным, то давно уже вытащил бы свой меч.

– А чего мы должны здесь опасаться? – спросил он у королевы.

Теперь они плыли под огромным выступом скалы, на котором расположился всадник. Это был тот же самый воин Жемчужины, взиравший вниз с прежней смесью насмешки и легкомыслия. Он поднял длинную палку, к которой привязал острый, изогнутый рог какого-то животного.

Королева Су погрозила ему пальцем.

– Воин Жемчужины, не делай этого! Воин Жемчужины даже здесь не может ослушаться приказа.

Воин испустил свой отвратительный смешок и, развернув коня, поскакал прочь.

– Он будет еще нападать на нас? – спросила у королевы Оуне.

Королева Су целиком сосредоточилась на румпеле, аккуратно ведя бот по узкому фарватеру в сторону от главной реки. Вероятно, она уже приняла меры, чтобы избежать дальнейших конфликтов.

– Ему запрещено, – сказала она. – Ага!

Вода окрасилась в рубиновый цвет, а на берегах засветился коричневатый мох, поднимавшийся к самым скалам. Элрик мог поклясться, что видит древние лица, глазеющие на него из скалы, но угрозы он не чувствовал. Красная жидкость была похожа на вино, и в ней ощущалась какая-то головокружительная сладость. Может быть, королева Су знала все тайные спокойные места этого мира и теперь вела бот так, чтобы избежать возможных опасностей?

– Здесь влиянием пользуется мой друг Эдиф, – сказала она им. – Он правитель, основной интерес которого – поэзия. Хотя, может быть, теперь уже нет, не знаю.

Они быстро привыкли к ее странным речевым оборотам и теперь легче понимали ее, хотя понятия не имели, кто такой этот Эдиф. Через какое-то недолгое время они оказались за пределами его владений – с двух сторон из-за пограничных рядов пальм на них внезапно надвинулась пустыня, и впечатление было такое, будто они движутся по оазису. Но никакого оазиса здесь не было.

Скоро небеса вновь окрасились в цвет больной печени; вокруг них вздымались скалистые стены, в воздухе стоял неприятный, гнетущий запах, напомнивший Элрику о давно пустующих залах пришедшего в упадок дворца. Когда-то приятные, запахи застоялись, пища, при виде которой когда-то текли слюнки, разложилась, цветы завяли и теперь напоминали только о смерти.

В стенах по обеим сторонам теперь виднелись огромные пещеры, из которых доносились звуки плещущейся воды. Королева Су явно нервничала, глядя на эти пещеры, и осторожно вела бот по самой середине реки. Элрик видел тени, двигающиеся в пещерах как над, так и под водой. Он видел красные пасти – они открывались и закрывались. Они видел бледные глаза – они, не мигая, смотрели на него. У всех этих существ была внешность порождений Хаоса, и Элрик жалел, что при нем нет его рунного меча, что он не может вызвать своего покровителя Герцога Дца, что он забыл свои старые заклинания.

Альбинос ничуть не удивился, когда из какой-то пещеры раздался голос.

– Я – Балис Джамон, Повелитель Крови, и мне нужны несколько почек.

– Мы не останавливаемся! – воскликнула в ответ королева Су. – Я для тебя не пища. И никогда ею не буду.

– Их почки! Их! – неумолимо требовал голос. – Я давно не питался ничем настоящим. Несколько почек! Несколько почек!

Элрик обнажил меч и кинжал. Оуне сделала то же самое.

– Моих ты не получишь, господин, – сказал альбинос.

– И моих тоже, – срывающимся голосом сказала Оуне. Они не знали, из какой пещеры доносится до них этот голос.

– Я – Балис Джамон, Повелитель Крови. Вы должны заплатить дань за то, что проходите моей землей. Дайте мне две почки!

– Лучше уж я возьму твои, мой господин, если тебе так хочется! – с вызовом сказал Элрик.

– Ну-ка, попробуй!

В самой дальней из пещер произошло сильное движение, и оттуда хлынула пенистая вода. Потом что-то, сутулясь, вывалилось из пещеры в реку. На мясистом теле висели гирлянды полусгнивших растений и погибших цветков, рыло этого чудовища, украшенное рогом на голове, осталось над водой, и два крохотных черных глаза уставились на Элрика и Оуне. Клыки у этой твари – черные с желтым – были сломаны, и красный язык облизывал их, а из пасти в воду падали кусочки сгнившего мяса. Одну огромную лапу эта тварь прижимала к своей груди, а когда лапа опустилась, они увидели черную зияющую дыру на месте, где должно было находиться сердце.

– Я – Балис Джамон, Повелитель Крови. Смотрите, что мне нужно для жизни! Смилуйтесь, малые твари. Почку или две, и я пропущу вас. У меня ничего нет, а вы целехонькие. Вы должны по справедливости поделиться со мной.

– Вот единственная моя справедливость, господин Балис, – сказал Элрик, поднимая меч, который сейчас казался ему никчемной игрушкой.

– Ты никогда не станешь целым, Балис Джамон! – крикнула королева Су. – По крайней мере, пока не научишься милосердию.

– Я справедлив! Одной почки мне хватит!

Лапища потянулась к Элрику. Он ударил ее мечом, но промахнулся, потом ударил еще раз и почувствовал, как его меч пронзил шкуру этой твари. Лапа ухватилась за меч. Элрик вырвал меч из лапы чудовища. Балис Джамон зарычал – в этих звуках слышались разочарование и жалость к себе. Теперь он обе свои лапы протянул к альбиносу.

– Стой! Вот тебе твоя почка! – Оуне подняла руку, в которой держала что-то красноватое, влажное. – Вот она, Балис Джамон. А теперь пропусти нас. Мы ведь договорились.

– Договорились. – Он повернулся, явно умиротворенный, осторожно взял то, что она протянула ему, и сунул в дыру в груди. – Хорошо. Проезжайте!

И он отступил к своей пещере, удовлетворив свою честь и свой голод.

Элрик пребывал в недоумении, хотя и испытывал благодарность к Оуне, которая спасла его жизнь.

– Что же ты ему дала, госпожа Оуне?

Она улыбнулась.

– Большую фасолину. У меня ведь в сумке еще осталась кое-какая провизия. Фасолина похожа на почку, в особенности если макнуть ее в воду. А я сомневаюсь, что он заметит разницу. Он мне показался довольно глуповатым существом.

Королева Су смотрела поверху, умудряясь при этом ровно вести бот мимо пещер в более широкую часть протоки, где на берегу поднимали головы пришедшие на водопой быки и смотрели на бот и его пассажиров с настороженным любопытством.

Элрик проследил за направлением взгляда штурмана, но увидел все то же свинцовое небо. Он вложил меч в ножны.

– Эти существа Хаоса кажутся простоватыми. Они куда как менее разумны, чем другие из тех, что мне доводилось встречать.

– Да, – без всякого удивления сказала Оуне. – Вполне Вероятно. Она будет…

Бот неожиданно взмыл вверх, и Элрик подумал, что это господин Балис вернулся отомстить им за обман. Но оказалось, что они поднялись на гребень огромной волны. Уровень воды между осклизлых стен теперь быстро поднимался, а на скалах наверху появились какие-то фигуры. У них были искаженные формы и неправдоподобные размеры, к тому же они напомнили Элрику попрошаек Надсокора – эти тоже были одеты в тряпье и имели все признаки искусственных увечий на теле, а также болезней, ран и общей запущенности. Они были грязны. Они стонали. Они жадно смотрели на бот и облизывали губы.

Элрик сильнее, чем когда-либо раньше, жалел, что при нем нет Буревестника. Рунный меч и небольшая помощь элементалей – и эта толпа оборванцев в ужасе бежала бы. Но у него были только те клинки, что он отобрал у наемников-колдунов. Значит, он может полагаться только на это оружие, на поддержку Оуне и их дополняющие друг друга боевые приемы. Тут днище бота начало вибрировать, и волна спала так же неожиданно, как и поднялась. Они оказались на верхушке скалы в окружении толпы оборванцев, которые, глядя на своих будущих жертв, хрюкали, сопели и шмыгали носами.

Элрик не стал терять время на разговоры – он тут же перепрыгнул через борт бота и нанес удары двум первым, тянувшимся к нему. Меч, еще не утративший своей остроты, снес головы обоим, и Элрик встал над их телами, скалясь, как волк, – именно так его иногда и называли.

– Я возьму вас всех, – крикнул он, пользуясь хвастливым кличем, которому научился у пиратов в Вилмирском проливе. Элрик сделал еще один выпад и нанес удар в грудь еще одному порождению Хаоса. – Я насыщусь, только когда убью последнего из вас!

Они не ожидали этого. Они смешались. Они поглядывали друг на друга. Они крутили свое оружие в руках, они поправляли на себе свои тряпки, расчесывали на себе кожу.

И тут рядом с Элриком оказалась Оуне.

– Я хочу свою долю этих тварей, – воскликнула она. – Оставь их мне, Элрик. – И она тоже ринулась вперед и сразила существо с обезьяньим лицом – в руке у существа был великолепной работы топор, украшенный драгоценными камнями и явно украденный у предыдущей жертвы.

Королева Су окликнула их:

– Они не нападали на вас. Они только угрожают. Вы не должны этого делать.

– У нас нет выбора, королева Су! – крикнул ей Элрик через плечо и сделал выпад, атакуя еще двух полулюдей.

– Нет-нет! В этом нет ничего героического. Что может сделать защитник, который перестал быть героем?

Даже Оуне не поняла, о чем идет речь, и, когда Элрик посмотрел на нее вопросительным взглядом, она в ответ только покачала головой.

Теперь эта шайка стала обретать уверенность и смыкать круг. Звериные рыла потягивали носами, приближаясь к ним. Языки слизывали слюну с вялых губ.

Когда они начали приближаться, Элрик почувствовал, что его меч встречает сопротивление, потому что он подзатупил его на двух первых тварях. Но тем не менее еще одна шея рассеклась, и голова свалилась, сверкнув глазами, а руки сцепились одна с другой. Оуне заняла позицию спиной к Элрику, и двигались они вместе таким образом, чтобы с одной стороны их защищал бот, который эта компания предпочитала не трогать. Королева Су пребывала в унынии, она роняла слезы, наблюдая за происходящим, но явно не имела никакой власти над творениями Хаоса.

– Нет! Нет! Это не поможет ей спать. Нет! Нет! Они ей нужны, я знаю.

Именно в этот момент Элрик услышал стук копыт и над головами смыкающихся вокруг них тварей увидел белые доспехи воина Жемчужины.

– Это его твари, – сказал он во внезапном озарении. – Это его армия, и он собирается нам отомстить!

– Нет! – Голос королевы звучал отчужденно, словно доносился откуда-то издалека. – Это не может пойти на пользу. Это ваша армия. Они будут преданными бойцами. Да.

Услышав слова королевы, Элрик неожиданно для себя обрел ясность мышления. Неужели она на самом деле не принадлежала к роду человеческому? Неужели все эти существа были всего лишь своего рода мутантами, выдающими себя за людей? Это вполне объясняло их строй мыслей, их особую логику, их странные речи.

Но для размышлений у него не было времени, потому что теперь эти существа тесно обступили его и Оуне, и они даже не могли как следует замахнуться мечами. Текла кровь, липкая и зловонная, она растекалась по клинкам, попадала им на руки, заставляла постоянно отплевываться. Элрику казалось, что победит не их оружие, а его тошнота.

Было ясно, что они с Оуне не могут противостоять этому напору, и Элрик испытал горькое чувство оттого, что они, не дойдя всего нескольких шагов до цели, будут пожраны самыми отвратительными исчадиями Хаоса.

Еще несколько тел свалилось у его ног, и тут он понял, что упали они не от ударов его меча. Оуне тоже была поражена таким поворотом событий.

Они посмотрели друг на друга, не в силах понять, что происходит.

Воин Жемчужины продирался сквозь эту толпу, рубя направо и налево – он наносил удары своей самодельной пикой, рассекал тела мечом, гоготал и издавал радостные крики, когда новое поверженное тело падало наземь. В его жутких глазах светилось какое-то подобие радости, и даже его конь вносил свою лепту в эту бойню – бил монстров копытами и кусал их.

– А вот это то, что надо! – Королева Су захлопала в ладоши. – Вот это хорошо. Это делает вам честь!

Постепенно теснимая воином Жемчужины, а также Элриком и Оуне, которые возобновили свои боевые действия, толпа начала рассеиваться.

Скоро вся эта жуткая братия бежала к краям утеса, предпочтя прыгать в пропасть, чем погибать под ударами самодельной пики воина Жемчужины и его серебряного меча.

Воин не прекращал смеяться, предавая остатки этих тварей их судьбе. Он выкрикивал им издевательские словечки. Он неистовствовал, обзывая их трусами и глупцами.

– Уроды! Ах вы уроды! Вот вам! Подыхайте! Получай! Получай! Вот тебе! Вот их и нет! Все кончились! Да!

Элрик и Оуне прислонились спинами к боту, с трудом переводя дыхание.

– Я тебе благодарен, воин Жемчужины, – сказал Альбинос, когда всадник в доспехах приблизился к ним. – Ты нас спас от смерти.

– Да, – мрачно кивнул воин Жемчужины, глаза его неожиданно засветились мыслью. – Именно так. Теперь мы равны. Теперь мы познаем истину. Я, в отличие от вас, не свободен. Ты в это веришь?

Последний вопрос был обращен к Оуне.

Она кивнула.

– Я в это верю, воин Жемчужины. Я тоже рада, что ты нам помог.

– Я тот, кто защищает. Это должно быть сделано. Вы продолжаете путь? Я был ваш друг.

Оуне оглянулась туда, где стояла, кивая и протягивая руки в царственном жесте, королева Су.

– Вот, я вам враг, – сказал воин Жемчужины таким тоном, словно перед ним были неразумные дети. – Будь я цельным, мы втроем составили бы троицу величия! Да! Вы это знаете! У меня нет ничего личного. Эти слова принадлежат ей. Я так думаю.

И, сделав это особо таинственное заявление, он развернул коня и поскакал прочь по заросшему травой суглинку.

– Защитников слишком много, вот только покровителей недостаточно. – Речи Оуне были не менее туманны, чем речи остальных. Элрик не успел спросить, что она имеет в виду, как Оуне обратилась к королеве Су: – Моя госпожа, это ты призвала нам на помощь воина Жемчужины?

– Я думаю, она позвала его к вам.

Королева Су словно пребывала в трансе. Странно было слышать, как она говорит о себе в третьем лице. Элрик спрашивал себя – может, здесь это обычный образ действий, и ему опять пришло в голову, что все обитатели этого царства не являются людьми, а лишь принимают человеческую личину.

Теперь они оказались на мели высоко над уровнем реки. Подойдя к краю обрыва, Элрик посмотрел вниз. Он увидел только несколько тел, застрявших на камнях, остальные снесло течением. Он порадовался тому, что их боту не придется плыть по воде, пробиваясь сквозь все эти груды тел.

– И как же мы двинемся дальше? – спросил он Оуне.

Перед его мысленным взором возникло видение – он и Оуне в Бронзовом шатре, а между ними девочка. Все они умирали. Он испытывал боль, словно снадобье напоминало ему о себе, не давало забыть о пагубной зависимости. Он вспомнил Аная в Кварцхасаате и Симорил, его возлюбленную, ждущую его в Имррире. Не ошибся ли он, оставив трон Йиркуну? Теперь все его решения казались ему глупыми. Его самооценка, которая никогда не была высокой, теперь опустилась низко, как никогда. Его беспечность, его неудачи, его ошибки – все напоминало ему не только о его физических недостатках, но и об отсутствии обычного здравого смысла.

– Такова природа героя, – сказала вдруг ни с того ни с сего королева Су. Потом она посмотрела на них, и в ее глазах появилось теплое, материнское выражение. – Вы в безопасности!

– Мне видится какая-то угроза, – сказала Оуне. – Я ее чувствую. А ты?

– Да, – ответил ей Элрик. – Не может ли исходить опасность из того царства, которое мы оставили?

– Возможно. Королева Су, отсюда далеко до Безымянных врат? Как нам продолжить путь?

– С помощью жеребцовых мотыльков, – сказала она. – Вода здесь всегда поднимается, а у меня есть мои мотыльки. Нам нужно только их дождаться. Они уже в пути, – говорила она обыденным тоном. – Эта толпа вполне могла быть вашей. Не больше. Но я, видите ли, не могу предвидеть. Для меня каждая новая ловушка – неожиданность, как и для вас. Я могу прокладывать путь, как вы прокладываете путь. Это… ну, вместе.

На горизонте появились огоньки радуги – они мигали и переливались, как свет зари. Увидев их, королева Су вздохнула. Она была удовлетворена.

– Хорошо. Хорошо. Еще не поздно. Просто другой.

Небо наполнилось переливчатым светом, и, когда этот свет приблизился, Элрик и Оуне поняли, что видят огромные полупрозрачные крылья, на которых держатся хрупкие тельца, больше похожие на тельца громадных бабочек, чем мотыльков. Эти существа без колебаний начали опускаться, и скоро Элрик, Оуне и Су были погребены под мягкими крыльями.

– В бот! Быстрее! – воскликнула королева Су. – Мы улетаем.

Они подчинились ее призыву, и бот тут же поднялся в небо – он явно держался на спинах огромных мотыльков, которые некоторое время летели вдоль каньона, а потом устремились вниз.

– Я смотрела, но там ничего нет, – объяснила королева Су Элрику и Оуне. – А теперь мы продолжим.

Мотыльки на удивление мягко опустили бот на воду и полетели назад вдоль каньона, отчего все это мрачное место заиграло множеством красок. Потом они исчезли. Элрик потер лоб.

– Это воистину земля Безумия, – сказал он. – Я думаю, что по-настоящему безумен именно я, госпожа Оуне.

– Ты теряешь уверенность в себе, принц Элрик, – твердо сказала она. – Это и есть главная здесь ловушка. Ты приходишь к убеждению, что отсутствием логики страдаешь ты сам, а не то, что тебя окружает. Мы уже наделили Фаладор своим здравомыслием. Не впадай в отчаяние. До последних врат осталось уже не так много.

– И что же там? – Он не скрывал иронии. – Тонкий разум? – Он чувствовал то же самое странное изнеможение. Физически он был готов продолжать путешествие, но его разум и дух требовали отдыха.

– Я даже представить себе не могу, что мы найдем в Безымянной земле, – сказала она. – Похитители снов почти никак не могут влиять на то, что происходит за седьмыми вратами.

– Но зато здесь-то ты со своим влиянием показала себя в полной мере! – Он ничуть не хотел обидеть ее и улыбнулся, давая понять, что это шутка.

Откуда-то спереди до них донесся вой, исполненный такой боли, что даже королева Су закрыла руками уши. Это Было похоже на звуки, издаваемые какой-нибудь чудовищной собакой, они разносились по всему ущелью, грозя сорвать камни со стен. Река сделала поворот, и они увидели животное – огромное, мохнатое, похожее на волка. Оно задрало голову и снова завыло. Вода обтекала громадные лапы зверя, пенилась, ударяясь о его тело. Животное повернуло к ним голову и тут же исчезло. Теперь они слышали только вой, эхом разносившийся по ущелью.

Скорость потока возросла. Королева Су, бросив румпель, зажала уши. Бот несло потоком и наконец ударило о камень. Королева Су не делала ни малейшей попытки управлять судном. Элрик ухватился за длинную рукоятку, но, хотя прикладывал все свои силы, бот не слушался его. Наконец и он бросил румпель.

Река несла их все дальше и дальше – в ущелье, которое стало таким глубоким, что скоро они уже плыли в полном мраке. Они чувствовали, как к ним тянутся и прикасаются чьи-то руки. Элрик был убежден, что все смертные существа, когда-либо расставшиеся с жизнью, явились к нему. Он не раз видел свое собственное лицо в темных скалах, а также лица Симорил и Йиркуна. У него на глазах разворачивались старые сражения. К нему вернулись старые мучительные переживания. Он заново переживал потерю всего, что когда-то любил, отчаяние смерти и одиночества, и вскоре его собственный голос присоединился к всеобщему гомону, и он завыл так громко, как перед этим выла собака. Но тут Оуне встряхнула Элрика, закричала на него, вернула из безумия, которое грозило его поглотить.

– Элрик! Последние врата! Мы почти добрались! Держись, принц Мелнибонэ! Пока тебе удавалось сохранять мужество и изобретательность. Теперь от тебя потребуется еще чуть больше прежнего, и ты должен быть готов к этому!

И тут Элрик начал хохотать. Он смеялся над собственной судьбой, над судьбой Священной Девы, над судьбой Аная и Оуне. Он смеялся, вспоминая Симорил, которая ждет его на острове Драконов, не зная даже, жив он или мертв, свободен он или обращен в рабство.

И когда Оуне снова закричала на него, он рассмеялся ей в лицо.

– Элрик! Ты предаешь нас всех!

Он прекратил смеяться и тихо, почти торжественно, сказал ей:

– Да, моя госпожа, ты права. Я предаю вас всех. Ты разве не знаешь? Моя судьба – предавать!

– Но меня-то ты не предашь, мой господин! – Она отвесила ему пощечину. Она ущипнула его. Она пнула его ногой. – Меня ты не предашь. И Священную Деву не предашь!

Он испытал сильнейшую боль, но не от ее ударов, а от собственного разума. Он издал крик, а потом начал рыдать.

– Ах, Оуне, что со мной происходит?

– Это же Фаладор, – просто сказала она. – Ты уже пришел в себя, принц Элрик?

Лица по-прежнему что-то тараторили ему со скалы, в Воздухе все еще жило все то, чего он боялся, все то, что он так не любил в себе.

Он дрожал. Он не мог встретиться с ней взглядом. Он понял, что рыдает.

– Я Элрик, последний в мелнибонийском королевском роду, – сказал он. – Я видел немало ужасов и искал расположения Герцога Ада. Почему же я боюсь сейчас?

Она не ответила, а он и не ждал от нее ответа.

Бот вибрировал, его раскачивало, он то вздымался, то падал.

Внезапно Элрик успокоился. Он взял Оуне за руку, выражая ей тем самым свою любовь.

– Кажется, я снова стал самим собой, – сказал он.

– Вот они – врата, – сказала королева Су, стоявшая у них за спиной. Она снова крепко держала румпель, а другой рукой указывала вперед. – Вот земля, которую вы называете Безымянной землей. – Теперь она говорила ясным языком, а не загадочными фразами, какие слетали с ее губ с того момента, как они встретились с ней. – Там вы найдете Крепость Жемчужины. Она не может радоваться вашему появлению.

– Кто? – спросил Элрик. Вода снова успокоилась. Они медленно двигались в направлении огромной алебастровой арки, края которой были украшены листьями и травой. – Священная Дева?

– Ее можно спасти, – сказала королева Су. – И, я думаю, это можете сделать только вы вдвоем. Я способствовала тому, чтобы она оставалась там в ожидании спасения. Но большего я не могу сделать. Понимаете, я боюсь.

– Мы все боимся, моя госпожа, – с чувством сказал Элрик.

Бот подхватили новые потоки, но движение его еще замедлилось, словно он не желал входить в последние врата царства Снов.

– Но я ничем не могу помочь, – сказала королева Су. – Я могла бы даже организовать заговор. Это были те люди. Они пришли. Потом пришли новые. После этого было только отступление. Жаль, что я не знаю таких слов. Вы бы их поняли, будь они у меня. Ах, как здесь тяжело!

Элрик заглянул в ее измученные глаза и понял, что она в этом мире большая пленница, чем он или Оуне. Ему показалось, что она страстно жаждет бежать отсюда, и удерживает ее только любовь к Священной Деве, призвание защищать. И в то же время она, несомненно, была здесь задолго до появления Варадии.

Бот уже вошел под алебастровую арку. Воздух здесь был солоноватый, приятный на вкус, словно они приблизились к океану.

Элрик решил задать вопрос, который вертелся у него на языке.

– Королева Су, – сказал он. – Ты мать Варадии?

Боль в ее глазах стала еще заметнее, и женщина в вуали отвернулась от них. Голос ее был рыданием боли, и Элрика потрясло его звучание.

– Кто же это знает? – воскликнула она. – Кто знает?