Крепость Орешек

Новгородский форпост

Не по-летнему холодный ветер гонит серую ладожскую волну. С плеском бьется она о камни маленького острова, там, где из озера широким руслом выливается Нева. Остров молчаливым утесом высится над беспокойной водой, глядя бойницами старинной крепости, как снуют моторные лодки, подплывают к его пристани трехпалубные теплоходы. Было время, когда приставали к этим берегам новгородские челны…

В один из погожих летних дней 1968 года на остров высадились археологи. На первой приглянувшейся лужайке в центре крепостного двора заложили раскоп и начали снимать верхний слой.

Раскопки на острове можно вести, не боясь повредить действующий кабель или водопроводную трубу. Правда, уходило время на обезвреживание мин и снарядов. Саперы всюду опережали археологов.

Под дерном оказались свежие напоминания о минувшей войне: битый кирпич, щебенка, осколки мин. Ниже стали попадаться осколки ядер, которыми при Петре I обстреливали с материка крепость в 1702 году. А вот и неразорвавшаяся трехпудовая мортирная бомба — одна из 3000, выпущенных по шведскому гарнизону. Частицу извлеченного изнутри пороха, которому 268 лет, удалось воспламенить. Горел он искристыми разноцветными огнями — должно быть, так выглядели и петровские фейерверки.

Остатков построек периода шведской оккупации на острове не оказалось, но присутствие здесь в XVII веке оккупантов подтверждали печные изразцы, монеты, курительные трубки, подошвы солдатских сапог.

Стали снимать следующий слой и… неужели древний Орешек? На глубине всего лишь полуметра показались полусгнившие деревянные постройки. Тут уже работа пошла кропотливая, не столько лопатой, сколько ножом и мягкой щеткой. Постепенно в земле вырисовывались нижние венцы некогда стоявших здесь домов, в расположении их угадывался определенный план. А вот и первые находки: черепки глиняной посуды, железные лезвия ножей, жернов, костяные гребешки, подковы. Под остатками одной из печей обнаружили два конских стремени. Стало ясно, что найдено русское поселение XVI века.

Открытием Орешка времени Московской Руси археологические сюрпризы не кончились. Ниже слоя XVI века, на глубине до двух метров, оказались развалины деревянного города XV века с избами, банями, скотными загонами и другими постройками. Сооружения сохранились на высоту до трех венцов, а в их расположении была видна четкая планировка. Участников экспедиции обступало настоящее «деревянное царство».

Внутри построек собрали целую коллекцию вещей: многочисленные берестяные коробки (туеса), деревянные чаши и детали мебели, поплавки из коры, кожаные сапожки. Обычно все эти вещи, истлевая, бесследно исчезают, поэтому эти находки — большая редкость. Попадали в землю такие предметы по-разному: одни выбрасывали, другие терялись, о третьих просто забывали. Между тем окружавший дома культурный слой рос, и недавно использовавшиеся вещи, да и сами нижние части построек становились добычей земли.

Консервирующие свойства влажной островной почвы, особенно на глубине полутора-двух метров, поразительны — дерево сохранило цвет и твердость, кожа — эластичность, ткань — гибкость. Увидев тщательно расчищенные бревна построек, одна из местных жительниц просила уступить их ей на дрова и никак не могла поверить, что этому «лесу» не менее пяти веков. Степень сохранности некоторых из обнаруженных срубов была такова, что их вполне можно было принять за свежие. В будущей экспозиции музейного острова сооружения 500-летней давности будут показаны в натуральную величину.

На полу раскопанных домов, в развале печей, вдоль окладного бревна, в земле, камнях и углях встречались то разбитый горшок, то деревянная колотушка, то часть сапога, то железная коса или нож. Следов катастрофы и бегства хозяев не ощущалось. Жители вновь и вновь строились на насиженных местах, выбирая из старых домов свою утварь. По этим находкам мы можем судить о быте, занятиях и одежде древних ореховцев.

Ископаемые вещи древнего Орешка не блещут золотом и драгоценными камнями. Это обычные предметы городского быта, нехитрая утварь, изделия ремесленников. Однако в научном отношении они бесценны. Русскую культуру позднего средневековья многие представляют по сокровищам Оружейной палаты Московского Кремля, роскошным царским облачениям. В музейных витринах не встретишь простого ножа или горшка. Обыденными предметами не дорожили, и в знаменитых коллекциях они до нас не дошли.

Поэтому ученые почти не знают, из чего ел, как одевался и чем пользовался средний горожанин того времени. К тому же в таких археологически богатых городах, как Новгород, Псков, Москва, слои XV–XVII веков сохранились плохо, в Орешке же они оказались почти непотревоженными. Все это делает остров в истоке Невы первоклассным источником, с помощью которого удастся лучше познакомиться с материальной культурой русского города позднего средневековья.

Случайно ли под землей был обнаружен «целый мир» древностей? Может быть, нам повезло в выборе места раскопок? Полушутя-полусерьезно нас спрашивали: не сохранился ли в подвалах Института археологии сундук с чертежами старого Орешка, указывающими, где надо копать наверняка? Да, такой сундук сохранился, но только не в подвалах института — им оказалась сама почва острова. А при солидных размерах «сундука» наше «везение» закономерно. Только за три первых года исследовано 2000 квадратных метров, то есть шестая часть всей археологически доступной площади острова. В ходе раскопок выявилось, что почти вся она насыщена остатками древней жизни.

Можно ли было надеяться, что земля острова содержит следы всех пережитых островом эпох? Оказалось, что в археологической книге Орешка нет вырванных страниц. Каждое столетие оставило отчетливый след. Правда, иногда эти следы казались запутанными.

Участников экспедиции смущало, например, что посуда и некоторые домашние изделия, обычно меняющиеся из века в век, в Орешке на протяжении двух-трех столетий почти не отличались по форме. Можно было бы предположить, что вещи более ранней поры попали в верхние слои в результате перекопки, но залегание культурных слоев ничем не нарушено. Может быть, в таком случае бытовые вещи не один раз бережно передавались по наследству от отца к сыну? И это предположение отпадает, так как многовековое хранение хрупких глиняных горшков можно представить себе все же как исключение. Постоянство форм некоторых изделий, видимо, объясняется живучестью традиций местного, в частности гончарного, ремесла.

На острове веками сохранялась преемственность уклада жизни. Новые дома строились на месте старых. Случалось, что выгорали целые усадьбы, менялась планировка улиц, но смены населения не происходило. Жители оставались на родной земле. Потомки новгородцев жили и работали в этих местах еще в начале XVII века.

Археологи, словно по ступеням хронологической лестницы, спустились вниз, к исходному новгородскому периоду Орешка. От этой эпохи ничего не сохранилось на поверхности земли. Но прежде чем рассказать о результатах раскопок ставшего подземным новгородского городка, перенесемся в то время, когда его название впервые появилось на страницах летописей и хроник.

Летописные известия лаконичны и нередко напоминают сводки, переданные с театра военных действий.

Впервые клочок суши в истоке Невы упомянут Новгородской летописью в 1228 году, когда новгородцы во время похода на финское племя емь «отступиша в островлец». На островке площадью 300 на 200 метров (современные измерения) и отстоящем от обоих берегов Невы примерно на 400 метров действительно можно было удобно укрыться. Этот участок суши, вероятно, издревле использовался для стоянки торговых караванов, остановки и ночевки ратей.

В течение всего XIII века здесь не существовало постоянного населения. При первом упоминании островок еще не имел названия. Его использовали как наблюдательный пункт, как естественное убежище, как безопасную стоянку и уходили «без боя» так же легко, как и приходили. Несомненно, что во время таких посещений были оценены географические преимущества острова.

Между тем к исходу XIII века военно-политические события на севере Новгородской земли приобретали все более напряженный характер. Шведы основали в 1300 году в устье Невы крепость Ландскрону и готовились к дальнейшему наступлению на Русь. По сообщению шведской рифмованной хроники, у Ореховского острова (это первое дошедшее до нас название острова в письменных документах, возможно, связано либо с его формой, либо с росшим на нем кустарником) был оставлен сторожевой шведский отряд. «Однажды, — сообщается в хронике, — когда они (то есть шведы) стояли там (на Орехове) и смотрели на берег, они увидели, что идет более 1000 готовых к бою русских людей. Больше ждать не годилось, всякий знает, что ему следует делать, когда приходится трудно. И они двинулись вниз по реке (по направлению к Ландскроне)». Шведская крепость вскоре пала, а новгородцы обратили особое внимание на необжитой, но удобный на случай военных действий остров.

В 1323 году на Ореховом острове внук Александра Невского великий московский князь Юрий Данилович «поставиша город». Что представлял собой новосозданный форпост? Археология сумела ответить на этот вопрос.

Площадь городка, судя по распространению культурного слоя, составляла 8500 квадратных метров и была тесно застроена деревянными избами. В. И. Кильдюшевский обнаружил 17 из них. Исходя из того, что площадь каждого из таких домов, включая проходы и пристройки, составляла 50–55 квадратных метров, что в острожке было две взаимно перпендикулярные улицы шириной 4 метра и, очевидно, церковь и какие-то общественные здания, количество одновременно построенных жилищ приближалось к 130, а численность их обитателей к 400. Взрослые 100–130 мужчин — хозяева жилищ, очевидно, и составляли гарнизон острова. Таким рисуется пограничный городок, возникший у берегов Невы в эпоху могущества Великого Новгорода. Послы шведского короля, прибывшие в 1323 году на остров, чтобы заключить «вечный мир», с удивлением и тревогой увидели новую крепость, которая отныне стала центром большой пограничной округи, начинавшейся на реке Сестре и включавшей устье Невы.

По Ореховскому миру была определена русско-шведская граница и тем самым приостановлена агрессия шведов внутрь страны. Этот договор предусматривал и свободу сухопутной и морской торговли. Ореховский мир хотя и не стал вечным, но действовал в течение почти трех столетий.

Летописец отметил, что мир 1323 года был заключен «по старой пошлине», то есть по прежней договоренности. Это подсказывает, что существовали более ранние двусторонние русско-шведские соглашения.

Предположительно датировать их можно по двум примечательным находкам — свинцовым вислым печатям, обнаруженным В. Кильдюшевским при раскопках построек первоначальной Ореховской крепости. На этих печатях, скреплявших документы XIII века, — имена князей, крупных политиков своего времени — Ярослава Всеволодовича и Андрея Александровича. Но тогда город еще не был основан. Остается предположить, что эти акты, скореє всего, были привезены из Новгорода вместе с дипломатическими документами, необходимыми в период переговоров со шведами. Таким образом, найденные печати дают основание предполагать существование в городе у берегов Невы привезенного из Новгорода архива. Среди документов этого архива могли быть и относящиеся к 1220–1230 годам.

Новгородский форпост первоначально назывался по имени острова — Орехов, Ореховый, Ореховец. С 1352 по 1404 год к этим названиям добавляется новое — Орешек. С 1404 года в документах упоминается исключительно это новое название. Прошло, таким образом, 80 лет, прежде чем поселение обрело собственное имя, не совпадающее с названием острова.

Административно и политически крепость и город Орешек в течение XIV–XV веков зависели от Новгорода. Новгородцы отдавали город «в кормление» приглашенным князьям, которые должны были руководить войском и защищать крепость. Вступая во владение городом, приглашенный князь приносил присягу. «Который пойдут иноплеменници на Новгород ратью бронитися от них князю с новгородци съединого». Орешек не был наследственным владением какого-либо одного князя. В первые сто лет своего существования он часто доставался литовским феодалам Гедиминовичам, в дальнейшем его владельцами стали русские князья.

Пограничная служба на Неве была связана с риском, и некоторые князья этим явно тяготились. В 1338 году новгородцы вели со шведами под Ореховом безуспешные переговоры о мире, а военный начальник ореховцев князь Наримунт отсиживался в Литве.

«Много посылаша по него, и он не идяше», — с иронией пишет о нем летописец.

Самые драматические в истории новгородского Орехова события разразились в 1348 году. Они привлекли особое внимание летописца, благодаря чему до нас дошли ценные подробности о первоначальном Орехове и его укреплениях. Шведский король Магнус Эриксон предпринял крестовый поход на Русь. Прибыв с наемниками в устье Невы, король послал новгородцам приглашение на диспут, чья вера лучше — православная или католическая. Новгородцы ответили, что для состязаний о превосходстве веры пусть король отправляет послов в Царьград, а для разбирательства пограничных обид они готовы явиться. В ответ Магнус потребовал, чтобы русские приняли католическую веру, и двинулся к Орешку.

Воспользовавшись отсутствием Наримонта, шведское войско «с многими кораблями и людьми» взяло крепость. Осада, по-видимому, была недолгой, а сопротивление сломлено «льстивыми» обещаниями. Был пленен весь посольский корпус, участвовавший в предшествующих переговорах со скандинавским соседом, — 10 новгородских бояр во главе с тысяцким Авраамом. Горожане были отпущены за выкуп.

Шведы оставили в городе гарнизон из 800 человек. Это был крупный успех противника. Под угрозой оказался весь район Невы.

Семь месяцев владели враги Ореховом. В том же 1348 году новгородцы после длительной осады отважились на штурм городка. К деревянным стенам подкинули горящий хворост, они загорелись. Шведы устремились в каменную башню. Новгородцы, сокрушая врагов, ворвались в укрепление. В пламени штурма крепость 1323 года сгорела. Нетронутой, очевидно, осталась лишь башня, послужившая последним прибежищем осажденным.

По летописным описаниям мы можем представить себе первоначальный вид Орехова, обнесенного деревянной круговой стеной с одной каменной башней. Такие образцы в северорусском крепостном зодчестве известны нам по Изборску (между 1303 и 1330 годами) и Кореле (1364 год). Судя по башне 1364 года, обнаруженной в Кореле, диаметр подобной постройки достигал 9 метров. Все же Ореховская крепость вряд ли занимала весь остров. Подтверждение этому мы находим и в таких летописных выражениях, как «оступи», «приступиша», «прикинув примет» (то есть хворост), словно речь идет о сухопутной осаде высадившегося на остров войска.

События, разыгравшиеся на Ореховом острове в 1348 году, имели последствия: в 1350 году состоялся обмен пленными, и тогда же «ореховским серебром» была поновлена церковь Бориса и Глеба в Новгороде. Так как Орехов только что пережил бедствия войны, то правдоподобна версия историка и писателя Н. М. Карамзина, что серебро на украшение крупнейшей новгородской церкви было трофейным.

В связи с пожаром крепости возникла необходимость вновь срочно укрепить Орешек. В 1352 году новгородские бояре и «черные люди» били челом своему владыке архиепископу Василию, чтобы он, как гласит летописное сообщение, «ехал и устроил башни в Орехове». Наказ был выполнен в короткий срок, и вскоре среди невских волн поднялся новый «град каменный» Орешек. Крупнейший новгородский политический деятель и дипломат того времени архиепископ Василий, видимо, хорошо разбирался в военном деле. С его именем связаны крупные работы по строительству каменных укреплений Новгорода.

Необычная, общенародная просьба новгородцев и участие фактического главы Новгородской республики придали ореховскому строительству характер чрезвычайности. Новое укрепление возводили не деревянным, а каменным. Орешек после Ладоги (1114 год), Копорья (1297 год), Пскова (1309 год), Новгорода (1302 год), Изборска (1330 год) был на северо-западе Руси шестой цельнокаменной русской крепостью и, что особенно важно, явился первой крепостью с несколькими каменными башнями. По-видимому, именно события 1348 года ускорили появление и распространение на Руси нового типа многобашенных каменных сооружений. В стратегически важном для Руси районе — на приневских землях — был опробован новый фортификационный прием, который через два-три десятилетия стал необходимостью и позволил резко усилить всю систему обороны городов.

Итак, в истоке Невы в 1352 году на месте деревянного городка возникла многобашенная каменная твердыня. В дальнейшем ей случалось страдать от пожаров, ее ремонтировали и подновляли, но враги не покушались на нее примерно полтора столетия.

Крепость 1352 года на острове не сохранилась. Археологам известно, что каменные постройки не исчезают бесследно. Но где искать новгородское сооружение — в основании более поздних крепостных стен или где-то в другом месте? Ответ могли дать лишь планомерные исследования территории.

У стен церкви XIX века, в центре крепостного двора, почти под современной мостовой, во время раскопок 1969 года вдруг показался ряд валунов. Участников экспедиции насторожило то, что в сооружениях острова такие камни не употреблялись. Находку стали расчищать, обнажился отвесный край, и стало ясно, что это не отдельные камни, а необычная для этих мест кладка из крупных и мелких валунов на известковом растворе. Среди валунов были видны выравнивающие прокладки плитняка. Возникло предположение о дворце, тереме, церкви, отдельно стоящей башне… Из земли между тем освобождалось нечто необычное, словно былинное. На трассе 120 метров (с перерывами из-за поздних повреждений) открылась внушительная стена толщиной в три с лишним метра, сохранившаяся на высоту до двух с половиной метров. Ее внутренняя часть оказалась забутованной мелким булыжником. Фундамент образован двумя-тремя рядами крупных сложенных насухо (без раствора) валунов. Неровность плана, рельефно выступающие камни, затейливая игра светотени придавали сооружению вид гигантской скульптуры.

Техника кладки, общие размеры, детали устройства — все указывало на XIV век. Именно тогда, в период усиления оборонительных сооружений, псковские и новгородские военные архитекторы начинают возводить крепости на фундаменте из валунов, а в верхней части состоящие из булыжника и плитняка. Значит, и Орешек в этом отношении не был исключением.

В одном месте раскопа наметился резкий поворот стены. На ее предполагаемом продолжении забили вешку и наметили новый раскоп. И снова лопата звякнула о стену. Поразительно, что здесь древние камни лежали почти на самой поверхности. По ним ходили и ездили, не подозревая о том, что они здесь существуют. Стена изгибалась буквой «Г»: это были северная и западная стороны неправильного четырехугольника. Восточная сторона его была выявлена в 1970 году (южная не сохранилась).

Итак, за два года раскопок удалось раскрыть три стороны древней крепости. Она занимала юго-восточную часть острова размером примерно 90 на 100 метров. Укрепление, построенное архиепископом Василием в ответственный момент русской истории, перестало быть загадкой. Обнаружение почти полной средневековой крепости, да еще в пределах Ленинградской области, — пример очень редкий.

Раскопки принесли участникам экспедиции подлинную радость открытия. Нельзя было повредить ни один лежащий в застывшем растворе камень. Археологи перешли с лопат на кисти и ножи — нужно было вычищать землю, попавшую в щели между камнями.

Открытая кладка была обмерена, зачерчена и сфотографирована. Однако археологов не покидала мысль: где же башни, о которых красноречиво сообщает летопись? Конечно, они могли и не сохраниться, ведь сохранность отдельных частей сооружения различна. Кое-где оно оказалось совершенно разрушено поставленными на нем в более позднее время церковью и другими зданиями. Убежденность исследователей в истинности открытия поколебалась, однако ненадолго.

Очередной разрыв стены оказался проходом шириной 1,6–2,35 метра. Постепенно открывались устои ворот, каждая сторона которых была снабжена двумя пилонами. Ворота сохранились до нижнего камня свода, следовательно, можно представить их высоту, достаточную для прохода человека среднего роста. Наружные части ворот снабжены двумя боковыми выступами, и в их толще сохранились отпечатки вертикальных бревен, в которых, очевидно, имелись пазы для скольжения опускаемой решетки — герсы. По всей вероятности, существовали и внутренние двери, о чем свидетельствуют сохранившиеся в кладке гнезда засова. В прилегающем к воротам участке стены обнаружены остатки ниши для бойницы и лестницы. Стало ясно, что это остатки Воротной башни. Над проходом некогда располагались верхний ярус боя и устройство для подъемного механизма решетки. Такого древнего подъемного устройства до наших дней больше нигде не сохранилось. В результате раскопок были обнаружены остатки еще одной — Угловой башни. Так замкнулась цепь доказательств, связанных с точным опознанием раскопанной новгородской твердыни, от которой сохранились остатки стен и двух башен.

В археологической практике это далеко не рядовой случай, когда удалось выявить остатки стен и двух башен точно датированного новгородского укрепления. До находки Ореховской крепости казалось, что оборонительные сооружения Руси настолько своеобразны, что совершенно не похожи на зарубежные. И вот перед археологами оказалось укрепление с прямоугольным построением плана и стенами заданной длины — 83–95 метров, что соответствует среднему перестрелу из лука или арбалета. В Орехове обнаружилось сходство с некоторыми регулярными по плану замками стран Балтийского бассейна. Стало быть, новгородцы в отношении военного строительства не чуждались опыта своих западных соседей.

Из фортификационных сооружений доогнестрельного периода, дошедших до нас непеределанными, новгородское укрепление на Ореховом острове является одним из лучших по сохранности и обилию редких деталей. Таков самый большой и, пожалуй, самый ценный «каменный подарок» археологам, поднесенный им островком в истоке Невы.

Археологи обычно засыпают свои раскопки. Однако остатки первого каменного Орешка решено сохранить. Временно над ними сооружен чехол, деревянные щиты накрывают Воротную башню.

Читатель может спросить, каким образом крепость 1352 года оказалась под землей. Дело в том, что ее верхние части еще в древности были разобраны примерно на одном уровне, словно кто-то преднамеренно срезал их по горизонтали. Тут же оставлен разровненный строительный развал. Во время осады так не делали. Не были эти стены разбиты и пушками.

А произошло вот что. Через полтораста лет после постройки неприступное для своего времени укрепление устарело. Наступила эпоха огнестрельного оружия.

Военные инженеры начала XVI века сочли старую крепость совершенно непригодной и разрушили ее почти до основания. На смену валунам пришла иная техника — кладка из плиты. Вот почему «исчезла» островная крепость 1352 года, да и не она одна. Новгородские каменные крепости, такие, как Ладога, Копорье, Корела (ныне город Приозерск), Яма (ныне город Кингисепп), были заново перестроены в период «революционного скачка» в фортификации — около 1500 года.

Из-за перестройки новгородских крепостей историки мало что знали об их облике. Открытие новгородского Орешка стало путеводным для аналогичных поисков и в других крепостях Северо-запада.

Специалистов давно интриговала фраза летописца о том, что в 1410 году новгородцы «заложиша город камен у Орешка около посада». Этот факт свидетельствовал об относительном подъеме городского благосостояния, ибо немногие города Руси того времени имели каменные кремли и каменные посады. На посаде, обычно густо застроенном, проживало основное население города. Заманчиво было определить это место.

Поначалу казалось, что остров слишком мал для посада и его следует искать на берегах Невы. В канавах, на срезах у дорог, на огородах обнаружили черепки, относящиеся к XV–XVI векам. Да, ореховцы жили здесь, но никаких признаков упомянутых в летописи каменных стен найдено не было. Находившиеся на материке части города, отрезанные от крепости широким водным пространством, лишь позже приобрели значение посадов, но и тогда здесь, очевидно, не возникли каменные заграждения. В дальнейшем это обстоятельство стало неблагоприятно сказываться на росте Орешка: слишком уж разобщены и беззащитны были части города, разделенные водой.

Поиски первоначального посада снова привели археологов на остров. На то, что его надо искать здесь, указывало и летописное упоминание о том, что посад размещался «у Орешка», то есть в непосредственной близости к крепости, построенной при архиепископе Василии. Она занимала небольшую часть острова, а на остальной, как выяснилось в процессе дальнейших раскопок, располагался посад. Следы плотной деревянной застройки выявлены на всей территории острова. В одном месте удалось наткнуться на 3,5-метровый по ширине массив стены, построенной в 1410 году. Она выполнена в той же технике, что и укрепления архиепископа Василия и прослеживается вдоль береговой линии на трассе 50 метров. Эта стена примыкала к крепости 1352 года и окружала первые дома посада, построенные, как показал дендрохронологический анализ бревен, в 1419–1430 годы. Таким образом, к этому времени весь остров был прикрыт каменным панцирем стен и застроен.

Что представляли собой постройки посада? Его остатки залегали рядами на дне раскопа. Каждые 30–40 лет случались пожары, и каждые 30–40 лет возникал новый строительный ярус — своеобразный отпечаток вновь отстраивавшегося города. Если расчистить этот ярус, то можно получить отчетливый план всех сооружений.

Древнерусский город обычно представляют в виде затейливых многоярусных теремов, башен и переходов. Так, может быть, и было в крупных городах. Орешек же XV века был одноэтажным.

Археологические остатки деревянного города не требуют особой фантазии для его воссоздания. Целое узнается здесь по конкретным и точным деталям. Представьте, что вы идете по узкой улице. Кое-где положены мостки. По бокам сплошные, спланированные по определенному плану, огороженные частоколом усадьбы. Двор средневекового горожанина — это целый улей построек. К улице обращен дом, в глубине усадьбы — баня, амбар, иногда изба для работников. Между постройками — мощеная площадка. Это открытый загон для скота. Сады, огороды, покосы из-за недостатка места отсутствуют, видимо они располагались вне острова.

Строения ставили, как видно по нижним венцам, прямо на землю или на сооружения предшествующей поры. Отдельно стоящая баня узнается по большей, чем обычно, печи, венику, оставленному как будто совсем недавно. Типичный дом того времени состоял из холодной (кладовая и спальня) и теплой (с печью) половин, соединенных сенями. Внутри усадебного дома среднего горожанина никакой роскоши: полати, нары, скамьи вдоль стены. Ореховцы жили тесно, экономно, без излишеств. Вещи, бывшие в употреблении, использовались вторично. Мы встретили ставню окна, положенную вместо порога, и дверь, которая служила столом. Попадались обломки горшка или бруска в качестве грузила.

Человек работал, а затем решил передохнуть. Отложил в сторону топор, рядом — снятую с головы шапку. Человек отошел, может быть, напиться, и обратно почему-то не вернулся. Так оно было или нет, сказать трудно. Но факт остается фактом — у перегородки хлева спустя 500 лет с момента потери археологи подобрали войлочную шапку и топор с целым топорищем длиной 80 сантиметров.

Головных уборов древних ореховцев в натуре еще никто никогда не видел, и найденная шапка является, бесспорно, уникальной этнографической ценностью. Любопытно, что по своей колпаковидной форме и характерному отвороту она очень похожа на уборы простолюдинов — «московитов», как их изображали путешественники-иностранцы.

Среди найденных вещей очень многие говорят о том, что население острова занималось судоходством и рыбной ловлей. Обнаружено немало поплавков, грузил, насадочных крючков. Повсюду принадлежности ладей — деревянные шпангоуты, весла, уключины, сиденья, палубные доски. Река кормила жителей острова, среди которых были, конечно, не только рыболовы и лодочники, но и воины, купцы, ремесленники.

Горожане, судя по находкам, носили не лапти, а кожаную обувь на мягкой подошве. Сапожки шили и детям. Женщины украшали себя стеклянными браслетами, янтарными крестиками и бронзовыми перстнями. В быту широко использовали бересту — из нее делали коробки, ее подкладывали под избы в качестве изолирующего материала. На берестяных поплавках встречаются знаки и рисунки, служившие метами той или иной семьи рыболовов. Эти поплавки можно назвать рыболовными «знамениями», служившими знаком собственности на рыбные ловли.

Всех находок не перечислить — тут и посуда, и украшения, и инструменты ремесленников, и даже стенка колыбели с прочерченным на ней охранительным крестом. После обработки и реставрации в лаборатории Эрмитажа эти вещи выставлены в Музее истории Ленинграда.

В залах и в фондах музея можно увидеть целую выставку кожаных сапог, весла, различную домашнюю утварь, шапку, по покрою похожую на современный мужской головной убор, янтарный крестик, принадлежавший некогда какой-то ореховской моднице.

Островной посад жил интенсивной жизнью в течение почти всего XV века. От крепости архиепископа Василия его отделял ныне погребенный под трехметровой толщей земли канал, разрезавший остров пополам. Трассу этого канала удалось проследить более чем на 110 метров. Стенки протока были укреплены срубами, сделанными в 1435 году, а местами каменными подпорами высотой 1,4 метра. Площадка вдоль берегов представляла собой мостовую с перилами.

Эта редчайшая для городов средневековой Руси деревянная набережная раскопана на значительном протяжении. Канал достигал ширины 3,3–4,8 метра и был заполнен водой вплоть до XVI века. Не исключено поэтому, что он мог возникнуть еще в XIV веке и первоначально был просто рвом перед крепостью 1352 года. Такой ров затруднял подступы к укреплению и отрезал его от западной части острова, служившей плацдармом для наступающего противника. От этого опасного «пятачка» ореховцы избавились, когда он был занят городским посадом.

Найденные детали кораблей и канал, достаточно широкий для прохода речных судов, говорят о том, что Орешек новгородской поры был не только крепостью, но и портовым торговым центром.

Судоходные связи Новгорода с Западом осуществлялись по Волхову, Ладожскому озеру, Неве. В XIV–XV веках купцы из Нарвы, Выборга, Ревеля торговали солью, сельдью и другими товарами. По Неве плавали за рубеж и новгородцы. Прибалтийские государства отказывали русским купцам в гарантиях безопасности — по словам летописца, «в чистом пути». В 1426 году должностные лица Дерпта заявили, что если новгородцы хотят выходить по Неве в море, то они должны сами о себе беспокоиться, «так как море имеет много углов и много островов и исстари не было чистым».

Проезжая через новгородские владения, западные купцы пользовались услугами русских лодочников, лоцманов, возчиков, носильщиков. Орешек был первым речным городом на пути заморских гостей. В нем, как и в Новгороде, находились судовладельческие объединения. Немцам не нравились действия этих русских «речных товариществ», требовавших плату за обратный рейс без фрахта и налог за неразгруженные ладьи. Открытому судоходству препятствовали претензии заморских купцов, пограничные недоразумения, а также набеги пиратов. Сохранилось свидетельство о том, что в 1392 году ореховцы без помощи новгородцев расправились с морскими разбойниками, «сугнавши, иных избиша, а иных разгониша и язык в Новгород приведоша».

Орешек был не только центром мирного судоходства по Неве, но и базой военного флота. Об этом можно судить по такому факту. Во время новгородско-ливонской войны 1443–1448 годов шведский наместник в Выборге послал к Неве лазутчика. Тот разведал, что русские собирались отправить под Нарву на ладьях 2500 человек. «Но ему никак не удалось расспросить, сколько ладей их туда повезут. И эти самые ладьи должны отвезти туда (то есть к Нарве) весь их провиант и снаряжение», — гласит сообщение. Ладья вмещала до 50 человек, следовательно, речь могла идти о флоте, насчитывавшем не менее 50 судов. Орешек в приведенном документе прямо не назван, но на Неве именно он, с его укрытым от посторонних глаз каналом и причалами, был самым подходящим местом для сосредоточения такой флотилии.

Показателем активности ореховских горожан, или, как их называли, «городчан», является упоминание их в исторических документах. Впервые названные в 1348 году, в дальнейшем они часто выступают как самостоятельная политическая и военная сила. Так, в 1384 году вследствие жалобы ореховцев и жителей города Корелы был смещен их наемный предводитель князь Патрикий Наримонтович. С мнением провинциальных городчан в Новгороде, видимо, считались: ведь в случае необходимости они могли выступить в поход и защищать свой город как организованный боевой отряд и без приглашенного военачальника.

Итак, к середине XV века Орешек представляет собой островную крепость с двумя линиями защитных сооружений, сплошной внутренней застройкой, разделенной рвом-каналом на кремль и посад. На 155-м году жизни Орешек вошел в состав единого Московского государства. Случилось это одновременно с падением независимости Великого Новгорода. Это событие принесло острову в истоке Невы полное строительное обновление.