Крестная сила, Нечистая сила

Максимов С.В.

Крестная сила. Нечистая сила

Из поколения в поколение передавались на Руси вековые традиции, обычаи, обряды, старинные заговоры и рецепты, многие из которых собраны в этой уникальной книге, незаменимой для тех, кто хочет постичь великие тайны и овладеть искусством исцеления.

СОДЕРЖАНИЕ

КРЕСТНАЯ СИЛА НЕЧИСТАЯ СИЛА НЕВЕДОМАЯ СИЛА

КРЕСТНАЯ СИЛА

I святки

В крестьянском быту святки считаются самым большим, шумным и веселым праздником. Они обнимают собой период времени от Николина дня (6 декабря) до Крещения (6 января), т.е. как раз тот месяц, когда земледельческое население, обмолотив хлеб и покончивши со всеми работами, предается отдыху.

Святки начинаются праздником молодежи по преимуществу, хотя и взрослое население не остается равнодушным к общему веселью и к тому приподнятому, несколько торжественному настроению, которое свойственно всем большим праздникам в деревне. Но всетаки центром празднеств служит молодежь: ее игры, песни, сборища и гадания дают тон общему веселью и скрашивают унылую деревенскую зиму. В особенности большой интерес представляют святки для девушек: в их однообразную трудовую жизнь врывается целая волна новых впечатлений, и суровые деревенские будни сменяются широким привольем и целым рядом забав и развлечений. На святки самая строгая мать не заставит дочку прясть и не будет держать за иглой в долгие зимние вечера, когда на улице льется широкой волной веселая песня парней, когда в "жи

ровой" избе на посиделках заливается гармония, а толпы девушек, робко прижимаясь Друг к другу, бегают "слушать" под окнами и гадать в поле. Гадание составляет, разумеется, центр девичьих развлечений, так как всякая невеста, естественно, хочет заглянуть в будущее и, хоть с помощью черта, узнать, кого судьба пошлет ей в мужья и какая жизнь ожидает ее впереди с этим неведомым мужем, которого досужее воображение рисует то пригожим добрым молодцом, ласковым и милым, то стариком-ворчуном, постылым скрягой, с тяжелыми кулаками.

О том, как совершаются гадания, мы подробно скажем в главе "Новый Год", здесь же заметим только, что обычай вызывать своего суженого и в особенности так называемые страшные гадания довольно заметно отражаются на душевном состоянии гадальщиц. Почти на протяжении всех святок девушки живут напряженной, нервной жизнью. Воображение рисует им всевозможные ужасы, в каждом темном углу им чудится присутствие неведомой, страшной сильг, в каждой пустой избе слышится топот и возня чертей, которые до самого Крещения свободно расхаживают по земле и пугают православный люд своими рогами, черными рожами. Это настроение поддерживает не только само гадание, но и те бесконечные рассказы о страшных приключениях с гадальщицами, которыми запугивают девичье воображение старухи и пожилые женщины, всегда имеющие про запас добрую дюжину страшных историй. Чтобы дать читателю представление об этих "святочных" рассказах, являющихся плодом народной фантазии, приведем рассказ крестьянки Евфросиньи Рябых, записанный в Орловском уезде. "Пришла я с загадок и задумала суженого вызвать - страх хотелось мне узнать, правда это или нет, что к девушкам ночью

суженые приходят. Вот стала я ложиться сдать, положила гребенку под головашки и сказала: "Суженыйряженый, приди ко мне мою косу расчесать". Сказавши так-то, взяла я и легла спать, как водится, не крестясь и не помолившись Богу. И только это я, милые мои, заснула, как слышу, полез кто-то мне под головашки, вынимает гребенку и подходит ко мне: сдернул с меня дерюгу, поднял, посадил на кровати, сорвал с моей головы платок и давай меня гребенкой расчесывать. Чесал, чесал, да как зацепит гребенкой за косу, да как дернет - ажио у меня голова затрещала. Я как закричу... Отец с матерью .векочили: мать ко мне, а отец огонь вздувать. Вздули огонь, отец и спрашивает: "Чего ты, Апрось, закричала?" Я рассказала, как я ворожила и как меня кто-то за косы дернул. Отец вышел в сенцы, стал осматривать двери - не видать ничего. Пришел он в избу, взял кнут и давай меня кнутом лупцевать - лупцует да приговаривает: "Не загадывай каких не надо загадок, не призывай чертей". Мать бросилась было отнимать - и матери досталось через меня. Легла я после того на постелю, дрожу вся, как осиновый лист, и реву потихоньку: испужалась, да и отец больно прибил. А утром только я поднялась вижу, голова моя болит так, что дотронуться до нее нельзя. Глянула я около постели своей наземь - вся земь усыпана моими висками. Вот как "он" меня расчесывал. Стала я сама расчесывать косу, а ее и половины не осталось - всю почти суженый выдернул".

А вот еще один рассказ, записанный в Череповецком уезде Новгородской губернии: "Собрались, это, девки на беседу в самый сочельник, перед Рождеством - не работать (в сочельник - какая работа: грех), а так погадать да "послушать" сходить. Вот погадали, погадали, а одна девка и говорит: "Пойдем-кось, де

воньки, к поросенку слушать: у нас сегодня большу щего закололи и тушу в амбар стащили, пойдемте". Вот и пошли, надо быть, пять девок. Сняли с себя крес ты, немытика помянули, очертились ножиком, и одна, которая посмелее, говорит: "Чушка, чушка, скажи, где мой суженый-ряженый?" А поросенок им из амбара: "Отгадайте три загадки, тогда отгадаю всем суженых. Наперво отгадайте, сколько на мне щетинок?" Отга дывали, отгадывали девки - не отгадали: где сосчи тать щетинки на свинье? А поросенок им другую за гадку: "Сколько на мне шерстинок?" Тоже думали, ду мали девки - не отгадали. А поросенок опять: "Сколь ко во мне суставов?" Опять не отгадали девки, а по росенок как рыкнет: "Ну, так я вас всех задавлю". Девки бежать. Прибежали на беседу - лица на них нет. А хозяйка-то беседы, видно, догадливая баба была, бывала в этих делах: сейчас четырем девкам на голову глиняные горшки надела, а этой, коя загадывала, по душку положила. Вдруг как' вломится в избу свинья. Схватила с одной девки горшок, думала, это голова, да о пол, схватила с другой - о пол, да так со всех четырех, а с пятой схватила подушку и убежала".

Как ни страшны сами по себе такие рассказы для напуганного воображения молоденьких слушательниц, однако в веселые святочные вечера даже эти ужасы не могут удержать девушек в хатах, и, как только на селе зажгут огни, они как тени скользят по улице, проби раясь на посиделки. Да и не мудрено: до страха ли тут, когда впереди ожидают танцы, маскарады, игры, песни и когда к этим беседам так долго и так много готовились. Почти целый месяц приготовлялись: девушки шили наряды, парни готовили маскарадные костюмы и выбирали "жировую" избу.

Последний вопрос - о выборе избы для посиделок - повсюду считается очень важным и решается сообща. Чаще всего, за два, за три рубля, какая-нибудь одинокая солдатка или полунищая старуха уступает молодежи свою избу, позволяя вынести домашнюю рухлядь и убрать все так, как захотят наниматели. Деньги за избу платятся наличными или отрабатываются, причем только в очень немногих местах девушки освобождаются от взносов. В большинстве же случаев деревня не знает привилегии дам и обкладывает девушек наравне с парнями, а местами даже заставляет их платить больше, так что если парень вносит шесть копеек, то девушка должна платить двенадцать, а в случае бедности - день жать.

Святочные посиделки начинаются обыкновенно не ранее 6 декабря и отличаются от всех других посиделок тем, что и парни и девушки рядятся. Это своего рода деревенский бал-маскарад. Правда, ряженье - в особенности в первые дни святок - бывает самое незамысловатое: девушки наряжаются в чужие сарафаны (чтобы парни не узнали по одежде) и закрывают лицо платком, и только самые бойкие наряжаются в несвойственную одежду: парни - в женский, девушки - в мужской костюм. Это последнее переодевание практикуют чаще всего гости, приходящие на посиделки из чужих деревень, чтобы легче было интриговать и дурачить знакомых. Сама же "интрига" в таких случаях бывает крайне незамысловата: обыкновенно парень, переодетый девкой, выбирает себе в кавалеры какогонибудь влюбчивого и простоватого парня и начинает его дурачить: заигрывать с ним, позволяет вольные жесты и пощипывания, назначает свидания и даже дает нескромные обещания. К концу вечера простофиля

кавалер обыкновенно пламенеет от страсти и умоляет свою даму, чтобы она осчастливила его немедленно. Но дама обыкновенно кокетничает и уступает не сразу, Зато потом, когда все-таки она выйдет на свидание и влюбленный парень заключит ее в объятия, из избы выскакивает целая ватага хохочущих молодцов, кото рые быстро охлаждают любовный пыл простофили, на бивая ему полные штаны снегу. Приблизительно такой же характер носят интриги девушек, наряженных пар нями. Они тоже выбирают себе наиболее простоватых девиц, ухаживают за ними, уговаривают за себя замуж и даже выпрашивают иногда в залог платок, колечко и пр. Справедливость требует, однако, заметить, что интриги подобного рода далеко не всегда отличаются скромностью. Случается, что какая-нибудь расшалив шаяся солдатка, наряженная парнем, выкинет такую штуку, что присутствующие девушки сгорят от стыда. Но таких солдаток обыкновенно успокаивают сами же парни, которые с хохотом и криками разоблачают озорницу почти донага и в таком виде пускают ее на улицу, где еще вываляют в снегу. Вообще сдерживаю щим началом на посиделках служит присутствие в "жировой" избе посторонних людей в лице ребятишек и пожилых мулкчин и женщин. Особенно стесняют ре бятишки: иной парень и рад бы позволить себе какую нибудь нескромность в отношении интересующей его девушки, но он видит, что с полатей свесилась голова мальчишки -- брата девушки, который все примечает и в случае надобности скажет матери, а то и отцу шеп нет. Эти лежащие на полатях контролеры иногда так раздражают парней своим неусыпным надзором, что дело кончается побоями: од^н из парней берет веник и с ожесточением хлещет ребятишек в то время, как

другой припрет дверь и никого не выпускает из избы. Экзекуции такого рода сплошь и рядом достигают цели, и ребятишки с ревом и плачем, без души разбегаются по домам, как только их выпустят. Сдерживающим началом служит до некоторой степени и присутствие на посиделках чужих парней и девок, пришедших из соседних деревень. Их принимают как гостей и стараются, чтобы все было прилично и чинно. Хозяева беседы, как парни, так и девицы, встают с лавок и предлагают их занять гостям, а во время танцев обращают строгое внимание, чтобы чужие девки не оставались без кавалеров и чтобы с парнями-гостями танцевали девки "первого сорта", т.е. самые пригожие. Впрочем, бывают случаи, когда именно присутствие на посиделках чужих парней, явившихся незваными гостями, служит причиной ожесточенных ссор и даже драк. Вот что на этот счет сообщает наш корреспондент из Никольского уезда Вологодской губернии: "Если какой-нибудь парень из чужой деревни вздумает "ходить" (ухаживать) за девкой и посещать игрища, то он непременно должен выставить парням-однодеревенцам девушки в виде отступного водки - в противном случае он платится побоями и даже увечьем. Избитый, в свою очередь, редко оставляет побои без отмщения и, подбивши парней своей деревни "выставкою" им водки, является в сопровождении целой ватаги в село к оскорбителям и врывается на игрище, где и завязывается обыкновенно свалка. Девки в таких случаях разбегаются по домам, а парни выходят на улицу и дерутся уже не на кулаки, как в избе, а "плахами" (поленьями). Драки подобного рода происходят по нескольку раз, возобновляясь все с новой силой, и кончаются или тем, что коренные парни как побежденные

соглашаются принимать на игрище чужаков "без водки", или как победители "сдирают" с противников водку, которую и распивают на посиделках"*.

Кроме танцев (кадриль, ленчик, шестерка) и гаданий, любимым развлечением на посиделках являются так называемые игрища, под которыми следует разуметь, между прочим, представление народных комедий, где и авторами, и актерами бывают деревенские парни. В одной из таких комедий фигурируют, например, какой-то король Максимилиан, его непокорный сын Адольфий и приближенный короля Марк-гробокопатель; в другой главным лицом является Степан Разин со своими разбойниками и красными девушками, причем центром пьесы служит кровавая расправа Разина с корыстным купцом; в третьей, наконец, центральной фигурой является помещик и т.д. Обо всех этих пьесах мы скажем несколько ниже, здесь же позволим себе заметить, что игрища в огромном большинстве случаев поражают наблюдателя грубостью нравов, так что отцы церкви не напрасно называли их "бесовскими". Конечно, нельзя отрицать, что в доброе старое время святые отцы подходили к вопросу с известным предубеждением и видели в игрищах только остатки язычества и того двоеверия, с которым они так энергично боролись. Но невозможно в то же время упускать из виду, что добрая половина игрищ сама по себе составляет остаток варварства, поражающий стороннего наблюдателя своим откровенным цинизмом.

* Такие драки в большом ходу не только в Вологодской губернии, но почти повсеместно. Объясняется это тем, что на девок своей деревни парни смотрят как на своего рода коллективную собственность, которую и защищают от ухаживания посторонних людей. Во всеобщем употреблении точно так же и водка, которая одна дает право ухаживать за "чужими" девками.

Этот цинизм ужасен еще тем, что он почти всегда переходит в жестокость и издевательство над слабыми, т.е. над деревенскими девушками, за которых некому вступиться. "Деревенские парни, - пишет наш корреспондент из Череповецкого уезда Новгородской губернии, - позволяют себе на беседах такие дикие выходки, что только привычка 'здешних девиц к терпению и цинизму мужчин останавливает их от жалоб в суд". Для образца укажем несколько излюбленных святочных игр, практикуемых почти повсюду.

1) Игра в кобылы. Собравшись в какую-нибудь избу на беседу, парни устанавливают девок попарно и, приказав им изображать кобыл, поют хором:

Кони мои, кони, Кони вороные...

Затем один из ребят, изображающий хозяина табуна, кричит: "Кобылы славные, кобылы! Покупай, ребята!" Покупатель является, выбирает одну девку, осматривает, как осматривают на ярмарке лошадь, и говорит, что он хотел бы купить ее. Дальше идет торговля, полная неприличных жестов и непристойных песен. Купленная "кобыла" целуется с покупателем и садится с ним. Затем с теми же жестами и песнями происходит переторжка, после чего начинается ковка кобыл. Один из парней зажигает пук лучины (горн), другой раздувает его (мехи), третий колотит по пяткам (кузнец), а покупатель держит кобылицины ноги на своих, чтобы не ушла.

2) Игра в блины. Эта игра столь же популярна, как и предыдущая, и состоит в том, что один из парней берет хлебную лопату, или широкий обрезок доски, а другой поочередно выводит девушек на середину избы

и, держа за руки, поворачивает их спиной к первому парню, который со всего плеча бьет их по спине. Это и называется "печь блины".

3) Игра в быка. Парень, наряженный быком, держит в руках, под покрывалом, большой глиняный горшок с приделанными к нему настоящими рогами быка. Интерес игры в том, чтобы бодать девок, и притом бодать так, чтобы было не только больно, но и стыдно. Как водится, девки подымают крик и визг, после чего быка убивают: один из парней бьет поленом по горшку, горшок разлетается, бык падает, и его уносят.

4) Игра в гуся. Гусь приходит тоже под покрывалом, из-под которого виднеется длинная шея и клюв. Клювом гусь клюет девок по голове (иногда пребольно), и в этом состоит все его назначение.

5) Игра в лошадь. Над лошадью ребятам приходится много трудиться, чтобы приготовить ей сверх покрывала голову, похожую на лошадиную. Но смысл игры все тот же: лошадь должна лягать девок.

6) Игра в кузнеца. Это более сложная игра, представляющая собой зародыш деревенской комедии. В избу, нанятую для беседы, вваливается толпа парней с вымазанными сажей лицами и с подвешенными седыми бородами. Впереди всех выступает главный герой кузнец. Из одежды на нем только портки, а верхняя голая часть туловища разукрашена симметрично расположенными кружками, изображающими собой пуговицы. В руках у кузнеца большой деревянный молот. За кузнецом вносят высокую скамейку, покрытую широким, спускающимся до земли, пологом, под которым спрятано человек пять-шесть ребятишек. Кузнец расхаживает по избе, хвастает, что может сделать все, что угодно: замки, ножи, топоры, ухваты и, сверх того, умеет "старых на молодых переделывать". "Не хочешь

ли, я тебя на молодую переделаю?" - обращается он к какой-нибудь девице не первой молодости. Та, разумеется, конфузится и не соглашается. Тогда кузнец приказывает одному из ряженых стариков: "Ну-ка, ты, старый черт, полезай под наковальню, я тебя перекую". Старик прячется под пологом, а кузнец бьет молотком по скамейке, и из-под полога выскакивает подросток. Интерес игры состоит в том, чтобы, при каждом ударе, у кузнеца сваливались портки и он оставался совершенно обнаженным. Когда всех стариков перекуют на молодых, кузнец обращается к девушкам, спрашивая у каждой: "Тебе, красавица, что сковать? Тебе, умница, что сковать?" И каждая девица должна что-нибудь заказать, а затем, выкупая приготовленный заказ, поцеловать кузнеца, который старается при этом как можно больше вымазать ее физиономию сажей.

Все перечисленные игры (в которых мы должны были опустить наиболее циничные пассажи) при всей грубости и жестокости все-таки не заключают в себе ровно ничего такого, что оскорбляло бы религиозное чувство человека и что так или иначе связывалось бы с христианскими верованиями и обычаями. Но, к сожалению, существует целая группа других игр, которые окрашены не только цинизмом, но содержат в себе элемент несомненного кощунства. Такова, например, игра в покойника (местами эта игра называется "умрун", "смерть" и т.д.). Состоит она в том, что ребята уговаривают самого простоватого парня или мужика быть покойником, потом наряжают его во все белое, натирают овсяной мукой лицо, вставляют в рот длинные зубы из брюквы, чтобы страшнее казался, и кладут на скамейку или в гроб, предварительно привязав накрепко веревками, чтобы в случае чего не упал или не убежал. Покойника вносят в избу на посиделки че

тыре человека, сзади идет поп в рогожной ризе, в камилавке из синей сахарной бумаги, с кадилом в виде глиняного горшка или рукомойника, в котором дымятся горячие уголья, мох и сухой куриный помет. Рядом с попом выступает дьячок в кафтане, с косицей назади, потом плакальщица в темном сарафане и платочке и, наконец, толпа провожающих покойника родственников, между которыми обязательно имеется мужчина в женском платье, с корзиной шанег или опекишей для поминовения усопшего. Гроб с покойником ставят среди избы, и начинается кощунственное отпевание, состоящее из самой отборной, что называется, "острожной" брани, которая прерывается только всхлипыванием плакальщицы да каждением "попа".

По окончании отпевания девок заставляют прощаться с покойником и насильно принуждают их целовать его открытый рот, набитый брюквенными зубами. Нечего и говорить, что один вид покойника производит на девушек удручающее впечатление: многие из них плачут, а наиболее молоденькие, случается, даже заболевают после этой игры*. Кончается игра тем, что часть парней уносит покойника хоронить, а другая часть остается в избе и устраивает поминки, состоящие в том, что мужчина, наряженный девкой, оделяет девиц из своей корзины шаньгами - кусками мерзлого конского помета.

В некоторых местах та же игра в покойника варьируется в том смысле, что покойника, обернутого в саван, носят по избам, спрашивая у хозяев: "На вашей

* Характерно, что и в этой игре парии намеренно вводят скабрезный элемент, приводя в беспорядок туалет покойника. "Хеша ему и самому стыдно, - говорят они, - да ведь он привязан ничего не поделает".

могиле покойника нашли - не ваш ли прадедка?" Находящиеся в избе, разумеется, приходят в ужас. Бывали случаи, когда маленькие ребятишки падали в обморок и долго после того бредили.

К игре в покойника взрослое население относится с полным осуждением. В народе ходит даже слух, что тот, кто изображает покойников, бывает схвачен ими в лесу и утащен неведомо куда. Так, в Никольском уезде Вологодской губернии рассказывают, что один парень, надевавший на святках саван, был утащен покойником в болото и отдан во власть дьявола. Дьявол долго бил парня дубиной, заставляя снять с себя крест и бросить в болото. Однако несчастный, несмотря на жесточайшие мучения, все-таки не покорился и креста не снял, чем и спасся от смерти, отделавшись только тяжкими увечьями.

Но, несмотря на такие "страшные" рассказы, обычай рядиться покойниками еще очень распространен по всему нашему северу, и в том же Никольском уезде Вологодской губернии покойниками наряжаются не только молодежь, но и женатые мужики, и притом по нескольку человек сразу, так что в избу для посиделок врывается иногда целая артель покойников. У всех у них в руках туго свитые жгуты, которыми они беспощадно хлещут парней из чужой деревни и приезжих девиц (гостей). Достается, впрочем, и своим девицам, которым без дальнейших разговоров наклоняют голову и хлещут по спине до синяков.

Из числа других игр, представляющих собой зародыш младенческой комедии, необходимо указать на очень распространенную игру "в барина". Эта комедия, несомненно, носит сатирический характер, и происхождение ее восходит ко временам крепостного

права. В избу для посиделок ряженые вводят под руки человека необыкновенной толщины, в высокой шапке, с лицом, густо вымазанным сажей, и с длинным чубуком в руках. Это и есть "барин". Подле него суетятся казачок, подающий огня для трубки, и кучер (он же бурмистр), гарцующий на палочке верхом и хлещущий бичом то палочку, то девок. Барин неповоротлив, глух и глуп, кучер, наоборот, хитрая бестия, хорошо знающая барские вкусы и барскую повадку. Барин усаживается и начинает ворчать и ругаться, а кучер подобострастно вертится около и поминутно спрашивает: "Что прикажете, барин батюшка?" Самое представление начинается с того, что кучер, обращаясь к парням, спрашивает у них, не желает ли кто жениться, и приказывает спрашивать разрешение барина. Вслед за тем один из парней приближается к барину, кланяется в ноги и говорит:

- Батюшка-барин, прикажи жениться. - Что-о? Не слышу, - переспрашивает глухой барин.

- Жениться! - кричит во весь голос парень. - Телиться? - Жениться! - Ягниться?.. - Жениться!

- А, жениться!.. Ну что ж, женись, женись, выбирай девку!

Парень выбирает девушку. Товарищи его подхватывают ее под руки и подводят к барину. Девушка, разумеется, всеми силами упирается и не идет. Тогда кучер бьет ее "шелепугой" (бичом) и кричит: "Благодари барина, целуй барина". Как только девушку подведут к барину, с него как рукой снимет прежнюю апатию и сонливость: он делается необыкновенно по

движен, оживлен, рассыпается мелким бесом и то лезет целовать и обнимать девушку, то делает полные непристойности жесты. Кучер же в это время изо всех сил помогает барину ухаживать и придерживает увертывающуюся от поцелуев девушку. Потом к барину подходит второй парень, который тоже испрашивает разрешения жениться, и так продолжается до тех пор, пока все не переженятся.

В некоторых местах эта сатирическая комедия представляется с различного рода вариантами, причем характерно, что комедия не застыла в раз навсегда определенной форме, а подверглась целому ряду изменений сообразно с новейшими переменами в судьбе барина. Так, например, в ней нашло свое отражение и современное помещичье оскуднение. По крайней мере наш смоленский корреспондент свидетельствует, что в Юхновском уезде действующими лицами пародии являются промотавшийся помещик и его слуга пройдоха. Пародия начинается монологом помещика, который жалуется на трудные времена и на то, что народ от рук отбился. Ему, барину, сейчас нужны деньги, он вчера дотла проигрался в карты, а староста между тем не несет оброка*, хотя давно должен был бы явиться. От нетерпения барин наконец кличет слугу: - Ванька новый! - Чего изволите, барин голый? - Что-о? Что ты сказал?

* Анахронизм этот не так велик, как может показаться с псрвоговзгляда.тк помсщикичерсзсельскихстаростсобиралиоброк с крестьян и после их освобождения, пока крестьяне не согласились пойти "на выкуп", в общем, при освобождении крестьян "выкуп" земли у помещиков не был обязателен, и во многих местах "оброк" за пользование ею платился весьма долго и продолжался бы, может быть, и дольше, если бы крестьяне платили его исправно

- Я говорю: чего изволите, мол, барин? Барин посылает слугу в лавку набрать товару в долг. Но слуга возвращается и говорит:

- Не дает лавочник-то. Говорит: этакому шаромыжнику да в долг давать? Твой, говорит, барин больше ничего, как мазурик...

- Молчи, молчи, дурак! - прерывает барин расходившегося лакея. Но лакей не унимается.

- Я что же-с, я молчу... А только лавочник говорит: этакому, говорит, жулику - и в долг? Сохрани меня Боже... Ежели бы, говорит, порядочному господину - я с моим удовольствием, а твоему, говорит, беспортошному барину ни в жисть... Много, мол, развелось их нынче, рвани всякой...

Барин наконец не выдерживает и кидаегся на лакея с чубуком. Лакей убегает, и на его место является староста. Барин очень рад старосте, но боится прямо спросить про оброк и заводит разговор издалека, осведомляясь о деревенской жизци и о своем хозяйстве. Староста начинает с того, что на деревне все обстоит благополучно, и незаметно возбуждает у барина надежду на получение денег. Но как только эта надежда переходит в уверенность, староста докладывает, что хотя и все обстоит благополучно, но жеребец издох. - Что? - кричит барин. - Мой жеребец? - Ваш, батюшка-барин, ваш. И дом сгорел. - Что-о? Мой дом?

- Ваш, сударь, ваш. И рожь уродилась такая, что сноп от снопа - столбовая верста, а копна от копны целый день ходьбы. - Помещик подавлен всеми эгими известиями, а староста не унимается и выкладывает все новые и новые беды, пока барин не прогоняет его.

Кончается пьеса тем, что к барину является кредитор, и барин опрометью, без души, улепетывает от него на улицу.

Эта пародия очень нравится крестьянам, так что актеров-люби гелей не только принимают с распростертыми объятиями, но угощают и дарят деньгами.

До сих пор мы останавливались преимущественно на таких играх и забавах крестьянской молодежи, которые рисуют святочные развлечения нашего народа с отрицательной стороны. Но есть, разумеется, много игр совершенно невинных, характеризующих лишь наивность и простоту деревенских нравов. Из таких игр можно указать для образца хотя бы следующие:

Игра в голосянку. На посиделках какой-нибудь бойкий парень выходит на середину избы и громким голосом произносит:

- Ну, даваите-ка, ребята, голосянку тянуть. Кто не дотянет, того мы за волосы-ы-ы-ы-ы!..

И парень, а за ним и все другие начинают тянуть это "ы" до бесконечности. Посторонние же посетители (ребятишки и пожилые) всячески стараются рассмешить участвующих в игре и тем заставить прервать звук "ы".

- Эй, ты, Егорко, лопнешь! - кричат они какому-нибудь парню. - Смотри, как шары-то (глаза) выпучил! - Окрики эти сопровождаются обыкновенно самым заразительным смехом, и потому Егорка, не удержавшись, в конце концов расхохочется и оборвет звук "ы". Тогда на него наскакивает целая толпа и теребит за уши, за нос, за волосы. Азарт при этом бываег так велик, что теребят даже не участвовавшие в игре.

Почти такой же азарт вызывает-игра в молчанку. Она состоит в том, что по команде "раз, два, три" все парни и девушки должны хранить самое серьезное молчание. Эта игра напоминает "фанты", потому что не выдержавшие молчания подвергаются какой-нибудь условленной каре, например: съесть пригоршню угля,

поцеловать какую-нибудь старуху, позволить облить себя водой с ног до головы, бросить в рот горсть пепла, сходить на гумно и принести сноп соломы (последнее наказание считается одним из тягчайших, так как ночью на гумно не ходят из опасения попасть в лапы "огуменника", одного из самых злых домашних чертей). Исполнение штрафов за нарушение молчания производится по всей строгости уговора, а если ктонибудь откажется съесть, например, уголь, то его начинают "катать на палках". Для этого толпа бойких ребятишек находит где-нибудь три-четыре круглых и гладких полена, раскладывает их на пол и всей артелью валит на эти поленья виновного, после чего парни подхватывают несчастного за ноги и за руки и начинают катать по поленьям (операции этой очень часто подвергаются и девушки, хотя и кричат при этом от боли).

С посиделок молодежь расходится далеко за полночь. Но так как веселое настроение, поднятое танцами и играми, не проходит сразу, то парни обыкновенно не идут по домам спать, а продолжают шалости на улицах. Объектом этих шалостей чаще всего служат мирно спящие крестьяне, над которыми проделываются всевозможные шутки. Сговариваются, например, два парня подшутить над каким-нибудь дядей Семеном и придумывают такую "игру", берут мерзлого конского помета, распускают его в горшке с горячей водой так, чтобы образовалась жижица, затем вместе с этим горшком и метлой подходят к Семеновой избе и становятся один подле окна, а другой с горшком у самой стены, так, чтобы его не было видно из избы. После этого стоящий под окном начинает стучаться и кричать чужим голосом. - Эй, хозяин! А, хозяин! Подь-ка сюда на минутку!

Встревоженный дядя Семен, заслышав шум, встает, слезает, кряхтя, с полатей и первым делом отворяет окно и высовывает голову: - Что надыть?

Но в эту минуту парень, прижавшийся у стены, быстро макает метлу в горшок и мажет дядю Семена по лицу. И пока Семен, отплевываясь и чертыхаясь, разберет, в чем дело, парни уже будут далеко, и долго в тишине деревенской ночи будет раздаваться их смех и ожесточенная брань дяди Семена.

Еще чаще расшалившиеся парни "пужают" спящих обывателей стуком в стены избы. Для этого толпа головорезов приставляет к переднему углу, где стоят иконы, толстый "стяг" (жердь) и изо всей мочи ударяет концом стяга в стену. Удар нередко бывает так силен, что вся изба приходит в сотрясение, и иконы, если они плохо прикреплены к божнице, падают на пол. В таких случаях рассвирепевший хозяин в одной рубашке выскакивает из избы и с топором в руках преследует озорников. Это "стуканье", разумеется, вызывает со стороны степенных домохозяев искреннее негодование, тем более что тут замешано некоторым образом неуважение к Святыне Поэтому, если разбуженному хозяину удастся настигнуть кого-нибудь из озорников, то дело часто кончается тяжкими побоями и даже увечьем. Впрочем, для предупреждения "стуканья" некоторые хозяева соединяются даже в компании и, подстерегая парней на месте преступления, беспощадно бьют их батожьем.

Но самой излюбленной шалостью деревенской молодежи следует признать заваливание ворот и дверей изб всяким деревенским хламом' дровами, бревнами, сохами, боронами и проч. Взявшись за это целой гурьбой, озорники так завалят все выходы из избы, что утром все хозяева очутятся как в плену и нередко до

вечера будут потом разбираться. Иногда, для большей потехи, парни взбираются на крыши заваленных изб и выливают в трубу ведро воды, после чего хозяева как очумелые носятся по избе и даже взывают о помощи к соседям*.

До сих пор мы останавливались главным образом на святочных забавах деревенской молодежи. Но и взрослое население в эти веселые вечера не любит сидеть дома и предается свойственным его возрасту развлечениям, в ряду которых едва ли не главное место занимают хождение в гости, взаимные угощения и отчасти азартные игры. Последние, с развитием путей сообщения, проникли даже в такие медвежьи углы, как Вологодская губерния, где играют и ребятишки, и парни, и взрослые мужики. Ребятишки, конечно, играют на денежки из тонко обструганной березы, а взрослое население на настоящие деньги. Любимая игра - "хлюст", "мельники", "окуля" (окуля - дама бубен, она ничем не кроется и ничего не кроет**). Игра сопровождается обыкновенно большим воодушевлением и нередко переходит в такой азарт, при котором крестьяне забывают все, бранятся и жестоко дерутся, нанося друг другу тяжкие побои. Характерно, что такой же азарт овладевает мужиками и тогда, когда они играют не на деньги, а, например, на бабки. В Никольском уезде Вологодской губернии бородатые игроки в бабки часто из-за одной или двух ладышек ссорятся и дерутся, как ребятишки, а некоторые,

* С не меньшим удовольствием молодежь утаскивает в поле (иногда за несколько верст) сани и телеги спящих односельчан, разрушает поленницы дров и разваливает печи в банях.

** Масти на крестьянском языке носят несколько иное название, чем в образованном обществе: трефы называются "крести", пики - "вини", дама - краля", валет - "холоп", король - "бардадым", козырной туз - "необыгримка" и пр.

как уверяет наш корреспондент, охотно соглашаются, чтобы их изо всей мочи ударили кулаком с ладышкой в лоб, но с условием, чтобы спорная ладышка была отдана им. При игре на деньги азарт доходит до того, что некоторые записные игроки не только проигрывают большие деньги (до 10 руб. и более), но оставляют своим счастливым соперникам даже одежду, так что возвращаются домой почти нагишом, в одной рубашке. Есть деревни, где почти все крестьяне обратились в страстных игроков, сражающихся в карты даже летом, в сенокос и жатву.

Чтобы закончить характеристику деревенских святок, необходимо еще хотя бы вкратце упомянуть о святочных или, кдк их называют крестьяне, "святовских" песнях. Особенность этих песен состоит в том, что они сопровождаются играми - различными хождениями девиц, то рядами, то кругами. Игры, разумеется, придают значительный интерес посиделкам и вносят оживление в крестьянские вечеринки. Вторая особенность "святовских" песен заключается в том, что они составляют исключительную принадлежность рождественских и новогодних вечеров и в остальное время года предаются соверщенному забвению, так что самое пение их, помимо святок/ считается в народе грехом. Понятно, таким образом, что песни эти, составляя запретный плод в течение целого года, являются любимыми святочными развлечениями деревенской молодежи. На беседах они начинают входить в употребление уже с зимнего Николы, но пение их в это время еще не сопровождается играми, и только с наступлением рождественских вечеров игры вступают в свои права.

Наш вологодский корреспондент из Никольского уезда разделяет святочные песни на три группы в зависимости от сопровождающих их игр. В первую груп

пу он включает те песни, при пении которых девицы, присутствующие на беседе, разделяются на два равных ряда, причем оба ряда устанавливаются таким образом, чтобы лица обоих рядов девушек были обращены друг к другу. Когда послышатся первые слова песни, первый ряд девушек начинает идти ко второму, который в это время стоит на месте. Подойдя к нему, первый ряд расступается, девицы поворачиваются в другую сторону, спиной к лицу девиц второго ряда, берутся снова за руки и идут к своему прежнему месту. А в то же время и второй ряд оставляет свое место и идет вслед за первым рядом до другого конца избы, где оба ряда, распустившись, поворачиваются на своих местах и взявшись за руки, идут туда, где стоял второй ряд; здесь, снова распустившись, опять берут за руки и вторично идут к месту, занимаемому первым рядом, и т.д. Как образчик святовских песен первой группы можно указать следующую, записанную в селе Юзе Никольского уезда Вологодской губернии:

По горам да девки ходили, Да по крутым красны гуляли, Да и мечом горы шибали

(бросать, бить, кидать), Да напишу ли я грамотку, Да с по белу бархотку, Да отошлю ли я грамотку Да родимому батюшке: Да что велит ли мне батюшка Да мне с поигрищам ходити? Да ты ходи, дочь, веселись, Да с кем не сойдешься, поклонись, Да ты по старому ту поклонись, Да ты со младым то пошути, Д" ты от младого прочь пойдя.

Ко второй группе святочных песен относятся такие, которые поются с "отпевами", т.е. вопросительно-ответные или диалогические. Для пения их участвующие разделяются, как и в первой группе, на два равных ряда и точно так же, взявшись за руки, становятся на двух противоположных концах избы. Но так как песни второй группы состоят из вопросов и ответов, то при самом исполнении их сохраняется диалогическая форма: вопросы поются одной стороной, а другая только "отпевает" (отвечает). Вот образец такой песни

Загануть ли, Загануть ли, Да красна девка, Да краснопевка, Да семь загадок, Да семь мудреных, Да хитрых мудрых, Да все замужеских* Да королецких (королевских). Да молодецких?

Это вопрос, который поется одной стороной. Другая же отпевает:

Да загони-ко, Загони-ко, Да красна девка, Да краснопевка, Да семь загадок Да семь мудреных и т.д.

* таких, которые под силу только мужскому уму.

Когда вторая сторона пропоет свой ответ, первая предлагает вопрос - загадку:

Еще гриет, Еще гриет, Да во всю землю, Да во всю руську, Да во всю святоруську? Вторая отвечает: Солнце гриет, Солнце гриет Да во всю землю, Да во всю руську, Да святоруську.

Дальнейшие загадки по своей трудности ничем не отличаются от первой. Спрашивают, например, что светит во всю ночку, и отвечают - месяц светит, что сыплют во все небо - звезды сыплют и т.д.

Третью группу святочных песен составляют песни хороводные. Участвующие в игре девицы образуют круг и стоят, не передвигаясь с места, во время пения. По кругу же ходит одна какая-нибудь девушка, изображающая собою "царевеня" (царевича), который обращается с вопросами к царевне (царевну изображает весь хор).

Царевень. - Ты пусти во город, Ты пусти во красен. Царевна. - Те по ще во город, Те по ще во красен? Царевень. - Мне девиц смотреть, Красавиц выбирать. Царевна. - Тебе коя люба, Коя прихороша, Коя лучше всех?

Царевень. - Мне ка эта люба, Эта прихороша, Эта лучше всех.

С этими словами "царевень" выводит из круга выбранную им девушку и, взявши своей левой рукой ее правую руку, с пением быстро ведет ее по закругу. Когда песня кончится, ее начинают сызнова и поют так до тех пор, пока царевень не выберет из круга всех девиц. Таким образом, в конце игры образуется целая "пленица" (вереница), предводимая царевичем. При пении же в последний раз "Возьму я царевну" - царевень, увлекая за собою всю цепь, делает несколько спиралеобразных поворотов, и на том игра оканчивается.

II

РОЖДЕСТВО ХРИСТОВО

Рождественский сочельник повсеместно проводится крестьянами в самом строгом посте. Едят только после первой звезды, причем самая еда в этот день обставляется особыми символическими обрядами, к которым приготовляются загодя. Обыкновенно перед закатом солнца хозяин со всеми домочадцами становится на молитву, потом зажигает восковую свечу, прилепляет ее к одному из хлебов, лежащих на столе, а сам уходит во двор и приносит вязанку соломы или сена, застилает им передний угол и прилавок, покрывает чистой скатертью или полотенцем и на приготовленном месте, под самыми образами, ставит необмолоченный сноп ржи и кутью. Когда таким образом все приготовлено, семья снова становится на молитву, и затем уже начинается трапеза.

Солома и необмолоченный сноп составляют непременную принадлежность праздника. Они знаменуют собой пробуждение и оживление творческих сил природы, которые просыпаются за поворотом солнца с зимы на лето*. Садовые же растения и плоды, а также

* По календарю этот перелом зимы приходится на Спиридо^ на-поворота, U декабря.

подсолнечные зерна считаются в народной мифологии символом оплодотворяющего землю дождя.

Кутья, или каша, разведенная медом, также имеет символическое значение. Она знаменует собой плодородие и употребляется не только в сочельник, но и на похоронах и даже на родинах и крестинах (в последних двух случаях она подается с маслом). Самая трапеза в рождественский сочельник совершается среди благоговейной тишины и почти молитвенного настроения, что, однако, не мешает крестьянам тут же, во время трапезы, гадать о будущем урожае, выдергивая из снопа соломинки, и заставлять ребят лазить под стол и "цыкать" там цыпленком, чтобы хорошо водились куры.

По окончании вечери часть оставшейся кутьи дети разносят по домам бедняков, чтобы и им дать возможность отпраздновать "богатую кутью", и зат^м в деревнях начинаются колядки.

По свидетельству большинства наших корреспон. дентов, обычай колядовать в рождественский сочельник за последние 5-10 лет стал выводиться, но всетаки и теперь он далеко не повсеместно забыт деревенской молодежью, которая видит в нем не только веселое препровождение времени, но своеобразную доходную статью. Есть места, где практикуется не только рождественская коляда, но и Васильевская (под Новый год) и крещенская (в Крещенский сочельник). Коляда состоит в том, что парни, девушки и мальчики собираются группами и, переходя от одного двора к другому, поют под окошками, а иногда и в избах, песни, то в честь праздника, то как поздравление хозяев, то просто ради потехи и развлечения. За это им дают копейки, хлеб, а иногда потчуют водкой.

В Грузинской волости Новгородского уезда из колядования выработался интересный обычай "цыганьичанья", который, по словам нашего корреспондента, состоит в том, что в цервые два дня великого праздника молодые девушки, одевшись в разноцветные и сшитые не по росту платья, накидывают себе на плечи большие распущенные платки (на манер цыганского костюма) и ходят по дворам и домам одни - с гармонией и балалайкою в руках, а другие - с лукошками. Вся эта веселая ватага распевает цыганские песни, играет, пляшет и выпрашивает все, что попадется на глаза, причем в случае отказа хозяев "по цыганской совести" бесцеремонно тащит все, что плохо лежит. Часто случается, что эти русские цыганки уносят разные вещи у своих соседей, но соседи редко обижаются и обыкновенно предлагают выкуп за свое добро. На вырученные деньги девушки покупают себе гостинцев на весь праздник, причем обычай запрещает, чтобы "на колядовые" деньги покупалось что-нибудь полезное.

Кроме деревенской молодежи, в колядах принимает участие и сельское духовенство, хотя справедливость требует отметить, что обычай этот распространен чрезвычайно мало и имеет значение чисто местное. Но тем не менее он существует, и притом не где-нибудь в лесном захолустье, а в Курской губернии. Вот что пишет нам по этому поводу один священник: "Эта "коляда" была для меня совершенною новостью, я о ней даже и не слышал, а теперь самому пришлось волей-неволей ехать за подаянием. "Да, ваше дело такое, что вам нужно ехать, - подбодряет меня церковный староста, - покойный отец благочинный по нескольку возов с одной деревни, случалось, собирал, и вам всякий даст, я с вами сам поеду". Отправляемся в деревню "в коляду", в дом идет староста и говорит: "Батюшка в ко

ляду приехал". Выходит хозяин. "В коляду приехали?" - спрашивает у меня. "Да", - отвечаю я в смущении. "Что ж, ваше дело такое, на нови нужно дать, пойдемте в амбар". Я стараюсь как можно скорее уйти из амбара, чтобы не смотреть, как мне ссыпают коляды. Видя мое смущение, некоторые хозяева замечали: "Вы дужа рахманны, нужно быть посмелее, покойный отец благочинный сам каждого хлеба требовал. Ну ничего, даст Бог, поживете с нами, пообвыкнете..."

Как на оригинальную особенность, связанную с колядованием, нужно еще указать на следующий обычай, практикуемый в Кадниковском уезде Вологодской губернии. Здесь мальчишки семи - десяти лет ходят по избам сбирать лучины на вечера, причем распевают такие песни:

Коляда ты, коляда, Заходила коляда, Записала коляла, Государева двора, Государев двор середи Москвы, Середь каменныя. Кумушка-голубушка, Пожертвуйте лучинки На святые вечера, На игрища, на сборища.

Если лучины дали, то в благодарность еще поют: "Спасибо, кума, лебедь белая моя, ты не праздничала, не про... на базар гулять ходила, себе шелку накупила, ширинки вышивала, дружку милому отдавала. Дай тебе. Господи, сорок коров, пятьдесят поросят да сорок курочек".

Если же лучины не дали, то пожелания принимают совсем другой характер: "Дай-же тебе. Господи, 2 Нечистая сила

одна корова и та нездорова, по полю пошла, и та пропала".

День Рождества Христова как почитаемый одним из самых великих праздников крестьяне начинают самым благочестивым образом - отстоят литургию, разговеются, и только потом уже начинаются те бесшабашные празднества, которые заканчиваются поголовным пьянством и неизбежными в таких случаях бесчинствами и драками. Пьют очень много; в некоторых местах, как, например, в Краснослободском уезде Пензенской губернии, существует даже обычай, в силу которого каждый, кто хочет, будь то знакомый, незнакомый, русский, татарин, мордвин - все равно, может зайти в любую избу и пить сколько угодно, причем никто из хозяев не скажет ему ни слова. К концу дня обыкновенно все мужики за 25 лет еле ноги волочат, многие женщины тоже. Среди этого разливанного моря и ненасытного разгула отрадное исключение составляет только детвора (и отчасти парни и девушки), которые ходят по дворам и славят Христа. Славильщики обыкновенно поют тропари и кондаки празднику и лишь в конце вставляют так называемые присказки. Вот для образца одна из таких присказок:

Пречистая Дева Мария Иисуса Христа породила, В яслях положила. Звезда ясно сияла, Трем царям путь показала, Три царя приходили, Богу дары приносили, На колени припадали, Христа величали.

Христославов крестьяне принимают очень ласково и радушно. Младшего из них обыкновенно усаживают на шубу, постланную в переднем углу мехом вверх (делается это для того, чтобы наседки сидели спокойно на гнездах и выводили больше цыплят), всех остальных оделяют мелкими деньгами, пирогами, мукой и баранками. На вырученные деньги ребята нанимают обыкновенно избу для бесед, куда, кроме девушек и парней, ходят молодухи, вдовушки, солдатки и пожилые люди из числа непьющих.

Ill новый год

В ночь под Новый год бесчисленные сонмы бесов выходят из преисподней и свободно расхаживают по земле, пугая весь крещеный народ. Начиная с этой ночи вплоть до кануна Богоявленья нечистая сила невозбранно устраивает пакости православному люду и потешается над всеми, кто позабыл оградить свои дома крестом, начертанным на дверях жилых и нежилых помещений. В эти страшные вечера, говорит народная легенда. Бог на радостях, что у Него родился Сын, отомкнул все двери и выпустил чертей погулять. И вот черти, соскучившись в аду, как голодные, набросились на все грешные игрища и придумали, на погибель человеческого рода, бесчисленное множество развлечений, которым с таким азартом предается легкомысленная молодежь.

Так говорит строгая легенда, созданная благочестивыми людьми в поучение ветреной молодежи. Однако молодежь до сих пор не прониклась смыслом этого поверья, распевая песни, затевая игры и устраивая гадания.

Гадание составляет любимое святочное развлечение. Гадают кое-где и под Рождество, и под Крещение,

по самым верным и действительным считается гадание под Новый год (если только гадающий не забудет соблюсти все необходимые условия, т.е. будет гадать без креста, без пояса и не благословясь).

Почти все способы гадания имеют одну цель - узнать, скоро ли, куда и за кого выдадут замуж (или на ком женятся) и как сложится жизнь в чужой семье, среди чужих людей. Эти вопросы, по понятным причинам, всего больше интересуют женскую половину деревенской молодежи, и потому естественно, что девушки отдаются гаданию с особенным увлечением.

Наиболее распространенными видами гадания считается литье олова или воска, гадание с петухом, выбрасывание за ворота башмаков или лаптя и обычай "хоронить золото". Но все эти способы гадания практикуются повсеместно, а самый ритуал их настолько общеизвестен, что нет надобности говорить о нем вновь. Можно только указать на кое-какие местные особенности того или другого гадания. Так, в некоторых глухих губерниях (например, в Вологодской губернии) при гадании с петухом считается необходимым украсть у кого-нибудь из причта наславленного овса' и этим овсом обсыпать свои кольца. То же гадание в Муромском уезде обставляется такими особенностями: гадальщицы раскладывают на столе щепотку крупы, кусок хлеба, ножницы, золу, уголь и ставят миску с водой. Ежели затем петух клюнет крупу или хлеб, то суженый будет из богатой, семьи, ежели ножницы - портной, ежели золу - табашник, воду пить станет - муж будет пьяница, а если уголь вздумает клевать - то девушка не выйдет замуж совсем.

* В глухих местах причту лают иногда вместо денег продукты хозяйсгва.

Кроме этих общеизвестных способов гадания, существуют еще и такие, которые почти неизвестны в городах и практикуются только в деревне. Так, например, в Курской губернии девушки под Новый год ходят в хлев и обвязывают овец и коров поясами, а наутро смотрят: если овца или корова станет головой к воротам, то девушка выйдет замуж, если задом или боком - то придется ей еще год просидеть в ожидании женихов. Этот способ гадания редко обходится без шуток и глумлений со стороны деревенских парней. Вот что на этот счет рассказала одна баба нашему корреспонденту из Обояни: "Один раз стали наши девки гадать, пошли в овчарух, обвязали овечек поясами, да и ушли в хату. А ребята поразвязали овец, наловили собак, обвязали их поясами, да и пустили в овчарух. Пришли наутро девки - глядь, а вместо овец собаки... И что ж бы вы думали, - закончила рассказчица свое повествование, - ПОВЫШАЙ те девки замуж, и у всех до единой собачья жизнь была".

В Вологодской губернии вместо овец и коров при гадании девушек играют роль лошади. Гадальщица надевает коню мешок на голову и завязывает на шее, после чего садится верхом, задом наперед, берет в зубы хвост и гонит лошадь. Если при этом лошадь пойдет к воротам, то девушку нынче же выдадут замуж, и наоборот - если в хлев или к забору, то в нынешнем году никто не посватается.

И этот способ гадания тоже, разумеется, не обходится без шуток парней, которые стараются испугать лошадь и хохочут, когда всадница свалится на землю. Но всего чаще проказят парни при так называемых гаданиях в овинах и в банях. В ночь под Новый год девушки толпой тихонько пробираются к овину, который считается страшным местом, потому что здесь оби

тает злой дух "овинник", и каждая, подняв сарафан, становится задом к окошечку, выходящему из ямы овина, и говорит прерывающимся от страха голосом: "Суженый-ряженый, погладь меня". Если затем девушке покажется, что ее погладили мохнатой рукой - то, значит, муж у нее будет богатый, если голой - то бедняк. Проделав это, девушки идут в овраг, где находится баня, снимают с себя кресты и сеют золу, которую потом каждая из них высыпает отдельной кучкой возле печки. Здесь они проделывают то же самое, что у окна овина, только подходят к челу печки передом - и тоже просят суженого погладить их. Вот тут-то и случается, что вместо нечистого духа в овин и в баню забираются ребята и проделывают над гадальщицами непристойные, а иногда и прямо жестокие шутки, которые частенько кончаются трагически. (Наш пензенский корреспондент рассказывает об одном случае, когда гадальщица, которую схватил парень, спрятавшийся в овин, умерла от испуга.) Но в тех случаях, когда парни не мешают девушкам, гадание в бане заканчивается тем, что, насыпав кучки золы, девушки на другой день идут смотреть в баню: если на кучке заметен след ног в сапогах - то девушка выйдет за богатого, если в лаптях - за бедного, если, наконец, будут видны следы от удара кнутом - то муж у девушки будет сердитый и будет бить жену.

В огромном большинстве случаев девушки гадают одни, без участия парней. Но есть способы гадания, в которых принимает участие молодежь обоего пола. Сюда относятся, например, гадания на распутьях дорог (известно, что перекрестки дорог - любимое место нечистой силы). Парни и девушки садятся здесь в кружок, очерчивают себя кругом, прикрываются белой полотняной скатертью и напряженно вслушиваются в ти

шину морозной зимней ночи. Если кто-нибудь услышит звон колокольчика - значит, девушка выйдет в ту сторону замуж, а парень оттуда возьмет жену. Точно так же предвещает свадьбу и собачий лай, причем по характеру лая определяют даже свойства жениха (или невесты). Хриплый, грубый лай знаменует старого, ворчливого жениха, звонкий - молодого. Если лай послышится вблизи, то и жених будет из ближнего села; если послышится лай далекий, едва уловимый, то и жених будет из дальних мест. Всего чаще, конечно, гадальщики, настроенные на любовный лад, слышат или звон колокольчика, или собачий лай. Но бывают случаи, когда до них доносятся звуки, предвещающие несчастье, например, звук топора (смерть) или звук поцелуя (потеря чести для девушки). Гадание на перекрестках дорог требует, чтобы никто из гадающих не выходил из круга, пока все не будут "расчерчены", т.е. пока кто-нибудь из присутствующих здесь же, но не участвующих в гадании, снова не очертит кругом гадающих - иначе гадание не сбудется.

К числу совместных гаданий, в которых принимает участие молодежь обоего пола, следует отнести и подблюдные песни, которые, как известно, составляют лишь особый вид святочного гадания. Впрочем, подблюдные песни, по общему отзыву наших корреспондентов, почти повсеместно выходят из употребления, и молодежь к ним относится далеко без той серьезности, какая наблюдалась в старину. Теперь пение этих безыскусных, полных ребяческой наивности песенокзагадок, сплошь и рядом прерывается разухабистым, фабричным мотивом, визгливыми звуками гармоники, а то и просто замечаниями непристойного характера. И единственно, кто еще не дает окончательно умереть подблюдной песне, - это деревенские девушки: они

еще сохранили вкус к поэзии отцов и дедов и, собираясь в Васильев вечер, "закидывают кольца", наблюдают, чтобы подблюдные песни распевались чин чином и чтобы старинные обряды сохранялись при этом во всей полноте, т.е. чтобы воду, куда опускают кольца, приносили из проруби, чтобы приносил ее парень первородный (первенец) или девушка "последняя" (т.е. младшая в семье)* и т.д.

Все виды гаданий (в особенности так называемое страшное гадание с зеркалом) считаются благочестивыми людьми за грех. Но еще больший грех совершают те, кто рядится и надевает "хари" (маски). В особенности это развлечение считается неприличным для женщин и девушек. Во многих местах девушка из богобоязненной семьи, воспитанная в твердых правилах крестьянского приличия, ни за что не позволит себе не только надеть маску, но и просто нарядиться в несвойственный QG полу и возрасту костюм. Даже для

* Для интересующихся можем указать еще следующие, очень распространенные способы святочного гадания: в Васильев вечер девушки ходят под окна и подслушивают разговоры соседей, стараясь по отдельным, долетающим до них словам узнать свою сульбу. Еще чаще ходят слушать на церковную паперть, причем если гадальщицам почудится, что в пустой церкви поют "Исаия ликуй", - то замужество в этом году неизбежно, наоборО!, если послышится "со святыми упокой", то гадальщицу ожидает смерть. В большом ходу точно так же гадание "на чулок" и "на замок". В первом случае девушка, ложась спать, оставляет на одной ноге чулок и говорит: "Суженый-ряженый, разуй меня". Во втором случае она привязывает к поясу замок, запирает его и ключ кладет под голову, тоже со словами: "Суженый-ряженый, отомкни меня". К этому же способу относится обычай "класть колодезь под головы", Колодезь - не что иное, как лучинки, положенные четырехугольником. Приговор в этом случае почти такой же, как и в предыдущих: "Суженый-ряженый, приезжай коня поить". Наконец, в большом ходу еще обычай ходить в полночь в курятник ловить петуха на нашесте и по цвету перьев его определять цвет волос будущего мужа.

парней маска, купленная в городе, считается непристойной забавой и настолько тяжким грехом, что провинившемуся остается только один способ поправить дело - это выкупаться в проруби в день Богоявления.

Однако, несмотря на такое строгое отношение к обычаю рядиться, ни одни деревенские святки не проходят без того, чтобы парни не устроили себе потешных развлечений с переодеванием. Еще загодя они подготовляют самодельные маски, бороды из льна и шутовские костюмы, состоящие из самых худых зипунов, вывороченных шерстью наружу, полушубков и пр. В сумерки желающие рядиться собираются к кому-либо в хату и одеваются кто цыганом, кто старым дедом, кто уродом-горбачом. При этом почти всегда устраивают кобылу, т.е. вяжут из соломы чучело, немного похожее на лошадь, которую затем должны нести четыре парня, когда все оделись, отправляются по деревне с песнями и криком. Впереди всех едет верхом на кобыле горбатый старичок с предлинной бородой (для этого наряжают мальчика-подростка). За ним ведут медведя на веревке цыган и солдат, а затем уже следует целая толпа ряженых парней и подростков. Шумной веселой ватагой врываются ряженые в дома, пляшут, поют, предлагают гадать и выпрашивают табаку и денег. Обойдя все дома более богатых соседей, вся эта толпа вваливается в святочную избу, и если денег насобирали довольно, то начинают бражничать.

Мы так долго останавливались на новогодних развлечениях деревенской молодежи только потому, что эти развлечения, как уже было сказано, составляют центр русских святок и не кто другой, ^ак именно молодежь дает тон общему веселью и своим жизнерадостным настроением, своими проказами, песнями и смехом заражает взрослое население, заставляя и его трях

нуть стариной и вспомнить молодость. Впрочем, забавы взрослых далеко не носят такого шумного характера и почти целиком направлены на исполнение дедовских обычаев, освященных церковью и временем. Притом же день Нового года представляет собой своего рода рубеж, отделяющий прошлое от будущего. В этот день даже в самой легкомысленной голове шевелится мысль о возможном счастйи и несчастий, а в сердце роятся надежды, может быть, несбыточные и ребяческие, но все-таки поднимающие настроение и вызывающие какое-то смутное предчувствие лучшего будущего. В трудовой жизни крестьянина-пахаря, которая вся построена на случайностях и неожиданностях, это настроение приобретает особенную остроту, порождая те бесчисленные приметы, своеобразные обычаи и гадания, которые приурочены к кануну Нового года и к самому Новому году.

Гадает взрослое население, разумеется, только о том, что составляет центр всех деревенских помыслов, т.е. об урожае, причем сплошь и рядом гадание как суеверное желание узнать будущее сливается в данном случае с приметой, т.е. с наблюдением, проверенным опытом стариков. Бот, например, как гадают об урожае крестьяне Краснослободского уезда Пензенской губернии. В канун Нового года, около полуночи, двенадцать стариков (по числу месяцев в году), избранных всем обществом за примерную жизнь и испытанное благочестие, идут к церковной паперти и ставят здесь снопы хлеба - ржи, овса, гречи, проса, льна и пр., а также кладут картофель. Наутро Нового года те же двенадцать стариков приходят в церковную ограду и замечают: на каком из снопов больше инею, того хлеба и надо всего больше сеять.

Кроме этих местных примет, есть и общая, распространенная по всей Великороссии. Так, например, почти повсюду крестьяне верят, что если в ночь пол Новый год небо будет звездное, то в наступающем году будет большой урожай ягод и грибов*. Не довольствуясь, однако, приметами, народная фантазия придумала целый кодекс гадания об урожае. Так, в Козловском уезде крестьяне, отстоявши утреннюю обедню, уходят на гумно и зубами выдергивают из кадушек былинки. Если выдернется былинка с колосом, полным зерна, то год будет урожайный, если с тощим - неурожайный. Еще более своеобразный обычай наблюдается в Саранском уезде Пензенской губернии. Здесь крестьяне в канун Нового года пекут отдельный каравай хлеба, взвешивают его, кладут на ночь к образам, а утром снова взвешивают и замечают: если вес прибавится, то наступающий год будет урожайный (в таком случае каравай съедается семейными), если же, наоборот, вес убавится, то год будет неурожайным (в этом случае каравай отдают скотине, чтобы она меньше голодала во время бескормицы)**. С той же целью - определить урожай будущего года - крестьяне, после заутрени, ходят на перекресток, чертят палкою' или пальцем на

* Что касается крестьянских примет вообще, то большинство из них поражают своей наивностью и первобытностью миросозерцания. Однако попадаются и такие, которые делают честь народной наблюдательности и пытливости крестьянского ума. Интересующиеся могут на этот счет найти у Глеба Успенского ("Власть земли") много подробностей и чрезвычайно глубокую оценку народных примет.

** Известен также повсеместный новогодний обычай обсыпания зерновым хлебом, по преимуществу овсом или хмелем (символ изобилия). Обсыпают обычно с различными приговорами вроде: "Уж дай ему Бог, зароди ему Бог, чтобы рожь родилась, сама в гумно свалилась". Зерна засевальщиков тщательно сберегаются до весны, и ими начинают засевать яровые поля.

земле крест, потом припадают к этому кресту ухом п слушают: если послышится, что едут сани с грузом, гол будет урожайный, если пустые - будет недород*.

После урожая вторым властителем деревенских дум является, как известно, скотина. Ее здоровье и благополучие в значительной мере обусловливают здоровье и благополучие хозяев. Поэтому нельзя удивляться, что скотина точно так же составляет центр, вокруг которого создался целый цикл новогодних примет и обычаев. Так, например, во многих селениях центральной полосы России в Васильев день принято колоть так называемых кесаретских поросят (Васильев день называется иначе "Кесаретским" по имени Василия Великого, архиепископа Кесарийского). Зажаренный кесарегский поросенок считается как бы общим достоянием: вгс желающие односельчане могут приходить и есть его, причем каждый из приходящих должен принести хоть немного денег, которые вручаются хозяину, а на дру1 ой день передаются в приходскую церковь и поступают в пользу причта. Обычай требует, чтобы кесаретский поросенок непременно был жареный и подавался на стол в целом виде (неразрезанным), хотя бы по величине он походил на большую свинью. Перед едой старший в семье поднимает чашку с поросенком вверх до трех раз, приговаривая: "Чтобы свиночки поросились, овечки ягнились, коровушки телились". По окончании же трапезы хозяин обыкновенно вызывает из числа гос

* Из числа других новогодних примет, не имеющих прямого отношения к урожаю, можно указать следующие; если угрим в день Нового года первой придет в дом женщина, то это неминуемо принесет несчастье; если мужчина - то счастье. Если в день Нового года есть в доме деньги - весь год не будешь в них нужда гься, но только при условии, если никому не дашь взаймы. (На юм же основании даже ребятишки не дают взаймы костыг и бабок.)

тей смельчака, который решился бы отнести кости поросенка в свиную закутку. Но охотников на это рискованное дело почти никогда не находится, так как кости надо носить по одной, а в закутке в это время сидят черти, которые только того и ждут, чтобы выискался храбрец и явился в их компанию. Тогда они быстро захлопнут за вошедшим дверь и среди шума и гама будут бить его по голове принесенными костями, требуя назад съеденного поросенка. Понять происхождение этого обычая нетрудно: основная идея его заключается в сборе денег в пользу духовенства, которое за это должно молить Бога о здоровье и плодовитости скотины. Что же касается участия в этом обычае нечистой силы, приютившейся в свином закутке, то это не более как один из тех остатков язычества, которые переплелись с христианскими обрядами еще в те незапамятные времена, когда на Руси господствовало двоеверие. Доказательсгвом того, что обычай колоть кесаретских поросят имеет именно такое значение, может служить аналогичный же обычай, практикуемый в Сольвычегодском уезде Вологодской губернии. Здесь крестьяне в день Нового года рано поутру съезжаются на погост со всего прихода, и каждый привозит свиные туши: кто четверть, кто половину, а кто и целую свинью, глядя по усердию и достатку. Туши эти жертвуются в пользу причта, а головы их кидаются в общий котел, и варят щи, которые и съедаются всем миром. Обычай этот соблюдается очень строго, и не пожертвовать в Новый год духовным лицам свинины считается непростительным грехом, так как жертва эта делается в благодарность за благополучие скота в прошедшем году и с целью умилостивить Бога и предохранить скот от падежа в наступившем году.

Из сказанного позволительно заключить, что кесаретский поросенок центральных губерний и свиные туши Сольвычегодского уезда по идее своей ничем не отличаются друг от друга и составляют один обычай. Вся разница между ними состоит в том, что в центральных губерниях при помощи кесаретского поросенка в пользу духовенства собираются деньги, а в Сольвычегодском свинину привозят натурой, и духовные лица сами уж должны продать ее особым скупщикам*.

* Существует мнение, что кесаретский поросенок режется в память того, что Пресвятая Богородица приносила в храм обрезывать младенца. Поэтому будто бы кесаретским поросенком и угощают по преимуществу зятьев. Но нетрулно видеть, что такое объяснение слишком натянуто и страдает искусственностью, не говоря уже о том, что обряд обрезания и угощения зятьев не стоит между собой ни в какой связи.

IV

КРЕЩЕНИЕ ГОСПОДНЕ

В центральных губерниях Великороссии канун Богоявления называется иногда "свечками", так как в этот день после вечерни, когда совершается водосвятие, деревенские женщины ставят к сосуду, в котором освящается вода, перевитые лентами или цветными нитками свечи. Уже один этот обычай показывает, что водосвятие, совершаемое в канун Богоявления, крестьяне считают особенно важным торжеством. И действительно, весь этот день они проводят в строжайшем посте (даже дети и подростки стараются не есть "до звезды"), а во время вечерни маленькие деревенские храмы обыкновенно не могут вместить всей массы молящихся. Особенно велика бывает давка во время водосвятия, так как крестьяне сохранили убеждение, что чем раньше почерпнуть освященной воды, тем она святее.

По возвращении с водосвятия каждый домохозяин со всей своей семьей с благоговением отпивает несколько глотков из принесенной посудины, а затем берет из-за иконы священную вербу и кропит святой водой весь дб)м, пристройки и все имущество, в полной уверенности, что это предохраняет не только от беды и напасти, но от дурного глаза. В некоторых губерниях

сверх того считается за правило вливать святой воды в колодцы, чтобы нечистые духи не забрались туда и не опоганили воду. При этом, однако, необходимо строго наблюдать, чтобы никто не брал воды из колодца до утра 6 января, то есть до освящения воды после обедни. По совершении всех этих обрядов святая вода обыкновенно ставится к образам, так как крестьяне не только веруют в целебную силу этой воды, но точно так же твердо убеждены, что она не может испортиться и что если заморозить богоявленскую воду в каком угодно сосуде, то на льду получится явственное изображение креста. Приблизительно такое же священное значение приписывается крестьянами не только воде, освященной в церкви, но и просто речной воде, которая в канун Крещения получает особую силу. По народному представлению, в ночь с 5-го на 6 января в реке купается сам Иисус Христос - поэтому во всех реках и озерах вода "колышется", и чтобы заметить это чудесное явление, необходимо только прийти в самую полночь на реку и ждать у проруби, пока "пройдет волна" (признак, что Христос погрузился в воду). Это общераспространенное верование создало в крестьянской среде обычай, в силу которого считается большим грехом ранее истечения недели мыть белье в той реке, на которой происходило крещенское водоосвящение. Нарушители этого дедовского завета считаются приспешниками и помощниками черта, так как при погружении креста в воду вся нечистая сила, в страхе и ужасе, не помня себя, бежит от него и, хватаясь за белье, которое полощут в проруби, выскакивает наружу. Вода, почерпнутая из проруби в канун Крещения, считается целебной и помогает в особенности женщинам-кликушам - необходимо только, идя от проруби, не оборачиваться назад и произносить молитву.

В день Крещения, лишь только ударит колокол к заутрени, в деревнях начинается движение: благочестивые люди спешат зажечь вязанки соломы перед избами (для того, чтобы Иисус Христос, крестившийся в Иордане, мог погреться у огня), а особые мастера-любители, испросив благословение у священника, хлопочут на реке, устраивая "ердань". С необыкновенным старанием они вырубают во льду крест, подсвечники, лестницу, голубя, полукруглое сияние и вокруг всего этого желобчатое углубление для протока воды в "чашу". Подле чаши во время богослужения становится причт, и при чтении ектений особый знающий человек сильным и ловким ударом пробивает дно этой чаши, и вода фонтаном вырывается из реки и быстро заполняет сияние (углубление), после чего длинный осьмиконечный крест точно всплывает над водою и матовым серебром блестит на ее поверхности. На это торжество стекается обыкновенно масса народа, и стар, и млад - все спешат на "ердань", так что толстый лед, в полтора аршина, трещит и гнется под тяжестью молящихся. Привлекает прихожан не только красота зрелища и торжественность богослужения, но и благочестивое желание помолиться, испить освященной воды и омыть ею лицо. Находятся удальцы, которые даже купаются в проруби, памятуя, что в освященной воде человек не может простудиться (как выше было сказано, всего больше купаются те, кто на святках рядился и надевал "хари").

Праздник Крещения Господня принадлежит к числу тех, которые больше других очищены от языческих наслоений, хотя и здесь имеются своеобразные обряды и обычаи, в которых христианская вера как бы переплетается с языческим суеверием. Из числа таких обычаев можно, например, указать на "освящение

скота" самими крестьянами. Вот как совершается этот обряд в Орловской губернии. После обедни, которая на Крещение отходит рано утром, крестьяне расходятся по домам и поздравляют друг друга с праздником; потом один из членов семьи берет с божницы икону с зажженною перед ней свечою, другой - кадильницу, третий - топор, четвертый (обыкновенно сам хозяин) надевает вывороченную наизнанку шубу и берет миску с богоявленскою водою и соломенное кропило. Сделав эти предварительные приготовления, вся семья отправляется на скотный двор в следующем порядке: впереди, согнувшись, несет сын или брат домохозяина топор, острием книзу, так что оно касается земли; за ним ктонибудь из женщин несет икону (по большей части Воскресения Христова), далее идут с кадильницей и, наконец, хозяин с чашею воды. Шествие совершается торжественно, среди полнейшего молчания, причем процессия останавливается посреди двора, где разложен особый корм для скота: печеный, разломанный на куски хлеб, ржаные лепешки, сохраненные для этой цели от праздника Рождества Христова и Нового года, хлеб в зерне и немолоченые снопы ржи, овса и других хлебных растений, оставленные к этому дню с осени (оставляют обыкновенно по шести снопов каждого хлеба). Когда процессия останавливается, хозяйка выпускает из хлевов до тех нор запертую скотину, которая с недоумевающим видом бродит по двору и наконец накидывается на лакомую пищу. Между тем процессия обходит вокруг скотины с образом, причем хозяин окропляет святой водой каждую голову крупного и мелкого скота в отдельности. Этот обход делается три раза, после чего топор крестообразно перебрасывается через скот, и участники процессии направляются обратно в избу. Определить истинный смысл этого

обычая сами крестьяне не могут, н определения их разноречивы: одни говорят, что соблюдение этого обряда угодно Богу, другие уверяют, что обряд имеет в виду умилостивление домового, который-де не будет обижать скотину кормом, третьи, наконец, свидетельствуют, что таким путем скот гарантируется от надежа, так как всякие скотские болезни пресекаются топором, брошенным накрест. Но, кажется, проще всего будет предположить, что обряд этот возник во времена отдаленной древности, когда храмов Господних было еще мало и когда благочестивые хозяева по нужде сами должны были исполнять обязанности священника, окропляя святой водой свою скотину. Тогда же этот по основе своей христианский обычай подвергся языческим искажениям, и явился топор, пресекающий изурочье и напуск болезни на скотину, и вывороченная наизнанку шуба как средство угодить бесам, которые все носят наизнанку. Таким образом, в данном обычае нетрудно установить все Признаки того двоеверия, которое как ржавчина насквозь проело христианские обряды наших крестьян.

С той же целью - предохранить скот от болезни и от порчи колдунов и ведьм - крестьяне некоторых губерний (например. Орловской) считают за правило непременно приезжать, а не приходить на крещенские богослужения. На вопрос одного из наших корреспондентов, чем вызывается такой обычай, один крестьянин ответил так: "Да как же, в церкви на иконе написан Егорий на белом коне; значит, конь этот не простой, а вроде как святой будет, потому в церквах он стоит. Притом же сам Егорий перед тем, как убить ему змею огненную, что людей жрала, освятил в речке воду и заехал в ту воду на коне, чтобы, стало быть, коня своего освятить и чтобы змея уже никакой вреды - ни

жалом, ни огнем - лошади его не сделала. Вот теперича и мы так же: в реку, конечно, лошадь не загонишь, потому вода оченно студеная, так пусть хоть по льду пройдется и освятится малость - святая ведь вода-то на Крещение".

Из числа других крещенских обрядов и обычаев можно указать на особый вид гадания и на смотрины невест, приуроченные к этому дню. Гадания на Крещение, в общем, те же, что и на Новый год, и на Святки. Исключение составляет лишь так называемое гадание с кутьей, состоящее в том, что гадальщицы, захвативши в чашку горячей кутьи и скрывши ее под фартуком или платком, бегут на улицу и первому попавшемуся мужчине швыряют в лицо кутьей, спрашивая его имя. Еще более оригинален другой вид крещенского гадания: в сочельник, после заката солнца, девушки нагие выходят на улицу, полют снег, кидают его через плечо и затем слушают - в которой стороне послышится что-нибудь, в ту сторону и замуж выдадут.

Обычай устраивать на Крещение так называемые дивьи (девичьи) смотрины принадлежит к числу вымирающих. Он сохранился лишь в самых глухих местах, где еще не исчезли предания старины и где браки устраиваются с патриархальной простотой, по выбору родителей. Смотрины происходят либо в церкви, во время литургии, либо на городской площади, где катаются матери с дочками, а мужской пол стоит стеной и производит наблюдение. "Все невесты, -- рассказывает наш вологодский корреспондент, - наряженные в лучшие платья и разрумяненные, выстраиваются в длинный ряд около "ердани". При этом каждая старается выставить напоказ и подчеркнуть свои достоинства". Между невестами (называемыми также "славушницами") прохаживаются парни, сопровождаемые

своими родительницами, и выбирают себе суженую. При этом, как водится, заботливая родительница не только внимательно рассматривает, но даже щупает платья девиц и берет их за руки, чтобы узнать, не слишком ли холодны руки у славушницы. Если руки холодны, то такая невеста, хотя бы она обладала всеми другими качествами, считается зябкой и потому не подходящей для суровой крестьянской жизни. (Славушницы выходят на смотрины обязательно с голыми руками, без рукавиц.)

V

СРЕТЕНИЕ ГОСПОДНЕ

Сретение Господне (2 февраля) не считается в крестьянской среде большим праздником. Очень часто крестьяне, в особенности неграмотные, даже не знают, какое событие вспоминает в этот день православная церковь, а само название праздника - "Сретение" объясняют таким образом, что в этот день зима встречается с летом, т.е. начинают ослабевать морозы и в воздухе чувствуется приближение весны. Приписывая Сретению лишь значение календарного рубежа, крестьяне соединяют с этим днем множество земледельческих примет. "На Сретениев день снежок - весною дожжок", - говорят они, гадая о будущих дождях. Капель в этот день предвещает урожай пшеницы, а ветер - плодородие фруктовых деревьев, почему садовники, пришедши от заутрени, "трясут деревья руками, чтобы были с плодами". Если в Сретениев день тихо и красно, то летом будут хороши льны и прочее. По погоде этого дня судят также об урожае трав, для чего бросают поперек дороги палку и наблюдают: если снег заметет ее, то и корм для скота "подметет", т.е. травы будут дороги. Наконец, в Сретениев день хозяйки начинают усиленно кормить кур, чтобы были носки.

Что касается религиозных обычаев, связанных с этим днем, то их на всем пространстве Великороссии почти не существует, лишь кое-гле (например, в Вологодской губернии) крестьяне обходят свои дома с иконою Сретения Господня или Спаса, причем когда икону приносят в дом обратно, то вся семья с домохозяином во главе падает ниц и вопиет: "Господи Боже наш, войди к нам и благослови нас".

VI

ВЛАСЬЕВ ДЕНЬ

При распределении даров благодати между святыми угодниками христианской церкви значительная доля ее досталась святому великомученику Власию. Ему поручено было покровительство и защита всего живого, служащего в помощь и пригодного на потребу человека, еще с тех первоначальных времен, когда на простом созвучии имен (Бласий приравнивался к языческому Велесу) можно было укоренить веру доверчивых и успокоить подозрения сомневающихся. Впоследствии, по мере того как народная жизнь во всех своих проявлениях развивалась, благодатной силы Белеса оказалось недостаточно, понадобилось участие других добрых сил, новых помощников и покровителей. В русском православном мире в помощь земледельцам явились святые мученики Борис и Глеб, пчеловодам - Зосима и Савватий Соловецкие, сберегателем домашней птицы Сергий Радонежский и т.д. Все они явились в дополнение к тем святым, которые перешли из греческой церкви II завещаны древнею Русью: святой Георгий Победоносец - для рабочего скота, а с ним святые Афанасий и Кирилл (2 мая). Для всякой птицы, идущей в пищу, услаждающей слух и истребляющей вредных насекомых

и т.п., покровителями служат сорок мучеников, утопленных за веру в Севастийском озере (исключительно для гусей - Никита мученик); для овец - святой Анисим (15 февраля), и вровень с Егорием, в одинаковую с ним силу значения и почитания, - защитники лошадей святые мученики Флор и Лавр (в народном языке часто сливающиеся в одно имя Флор-Лавр или еще чаще "Фролы"). Празднование Егорьева дня и Фролов отличается особым чествованием, так что в этом отношении святые эти затмевают не только меньших угодников, но и столь почтенного, по первородстру и древнему преемству, как святой Власий.

В настоящее время присвоенная честь и то значение, которое приписывалось Власик? в доисторическую эпоху, сохранились более в народном календарном языке, чем в церковных празднествах и обрядах. Власия зовут "бокогреем" и "сшиби рог с зимы" за то, что память этого Греческого священномученика падает на 11 февраля, т.е. на то время, когда зимние холода часто становятся более мягкими и морозы уже не столь велики. Солнце начинает сильнее пригревать, и в тамбовских краях говорят, что "с Власьева дня полоз саней покатился и корова бок греет", что значит в переводе на общепринятый язык, что следы шагов и полозьев, остающихся в феврале на снегу, начинают "лосниться", а это и называется "полоз покатился". Замечают также, что выпущенная на прогулку скотина, ввиду того, что на дворе еще очень холодно, старается встать так, чтобы солнышко ударяло на нее. Те же тамбовцы на Власьев день стараются вообще не работать в расчете предохранить свой скот от падежа. Молитвы во время самой эпидемии обращаются, помимо всех других святых, прямо к Власию: "Святой Власий, дай счастья на гладких телушек, на толстых бычков, чтобы со

двора шли - играли, а с поля шли - скакали". Эта вера цельнее убереглась в черноземной России, где давние выселенцы из коренной и срединной Руси, удаленные от влияния Москвы и Киева и дошедшие до полного отчуждения на окраинах государства, до сих пор являются образцами двоеверия. В коровниках и хлевах ставят образ святого Власия. Запасаются подобными иконами от владимирских ходебщиков, на случай общих молебнов, как, например, в первый день выгона скота в поле и в особенности в день преполовения и во время падежа скота. С иконою святого Власия обходят без священника больных: овцу, барана, лошадь и корову, связанных хвостами и выведенных на деревенскую площадку. По обходе зараженных гонят их за село, в овраг, и там, в память языческих обрядов, побивают животных камнями и припевают: "Мы камнями побьем и землей загребем, землей загребем - коровью смерть вобьем, вобьем глубоко, не вернешься на село". Затем на трупы набрасывают усердно столько щепы и соломы, чтобы сделать костер, способный спалить всех четырех жертвенных животных без остатка. Так поступают в Чамбарском уезде (Пензенской губернии). В резкую противоположность этому обычаю на глухом севере, например, в Кадниковском уезде Вологодской губернии, чествование Вдасьева дня знаменуется многолюдным молебствием, съездом целых волостей и бесчисленными молебнами (простыми и водосвятными) в промежуточное время между заутреней и обедней. Это празднество сопровождается также следующим местным обычаем: на особые столы, а за недостатком их прямо на церковный пол кладутся караваи ржаного хлеба, который священники кропят святою водою и хозяйки скармливают скотине. Власьев день (пишут оттуда) - праздник по всем приходам на

три дня и больше. Варят пиво, покупают волку, приглашают всю родню - словом, празднуют широко и разгульно. В обилии вологодских жертвенных хлебов, таким образом, богатая храмами северная лесная Русь до некоторой степени сберегала родственное племен- ное сходство с малоцерковною черноземною украйной Беликороссии. Зато на севере, в среде более раннего заселения страны, с примечательной последовательностью и в явной неприкосновенности, сберегались на окраинах всех древних лесных городов храмы во имя священномученика Власия, намеренно строившиеся некогда на главных городских выгонах (в Вологде, Костроме и др.). Там же, где власьевские церкви вошли в срединную черту городов (как в Москве, Ярославле и проч.), они служат лишь мерилом и показателем постепенного роста городского населения. Вместе с тем все эти города представляют собою однородные картины - в дни, посвященные церковному празднованию святого великомученика Победоносца Георгия и святых мучеников Флора и Лавра, с тем приметным различием, что в первом случае главная роль принадлежит женщинам, во втором - исключительно мужчинам. На этих двух праздниках и сосредоточивается, собственно, всенародное молитвенное настроение в пользу тех домашних животных, которые составляют основу и главную поддержку всего домашнего строя жизни и деревенского быта. По смыслу этого закона и самые празднества являются выдающимися, обставленными доступною торжественностью и очень яркими проявлениями слепой и твердой веры в могущественную помощь святых защитников и покровителей. Эти два праздника по их распространенности мы имеем полное право назвать именно всенародными и всероссийскими.

VII

КАСЬЯН-НЕМИЛОСТИВЫЙ

В ряду святых угодников, чтимых православным пародом, Касьян занимает совершенно исключительное место - это нелюбимый святой, "немилостивый". В некоторых местах, как, например, в Саранском уезде Пензенской губернии, он даже не считается святым и не признается русскими, а само имя Касьян слывет как позорное. В Вологодской же губернии Касьяна считают как бы "опальным" святым и рассказывают о нем следующую легенду: "Святой Касьян сначала был светлым ангелом, почему Бог не имел нужды таить от него свои планы и намерения. Но затем святой этот соблазнился на обещания и уловки нечистой силы и, перейдя на сторону диавола, шепнул ему, что Бог намерен свергнуть всю сатанинскую силу с неба в преисподнюю. Однако впоследствии Касьяна стала мучить совесть, он раскаялся в своем предательстве и пожалел о прежнем житье на небе и о своей близости к Богу. Тогда Господь внял мольбам грешника и сжалился над ним, но из осторожное i и псе-таки не приблизил его к себе, а приставил к нему ангела-хранителя, которому и приказал заковать Ка

сьяна в цепи и бить его по три года тяжелым молотом в лоб, а на четвертый отпускать на волю".

Но не это отступничество от Бога послужило источником охлаждения православных темных людей к Касьяну, а главным образом его "немилостивое" отношение к бедному народу. Вот что говорит на этот счет другая легенда, записанная в Зарайском уезде Рязанской губернии. "Однажды Касьян, вместе с Николаем Чудотворцем, шел по дороге, и встретился им мужичок, который увязил воз в грязи. "Помогите, - просит мужичок, - воз поднять". А Касьян ему: "Не могу, говорит, - еще испачкаю об твой воз свою райскую ризу, как же мне тогда в рай прийти и на глаза Господу Богу показаться?" Николай же Чудотворец ни словечушка мужику не ответил, а только уперся плечом, натужился, налег и помог воз вытащить. Вот пришли потом Николай Угодник с Касьяном в рай, а у Николая-то вся как есть риза в грязи выпачкана. Бог увидал это и спрашивает: "Где Это ты, Микола, выпачкался?" "Я, - говорит Николай, - мужику воз помогал из грязи вытаскивать". - "А у тебя отчего риза чистая, ведь ты вместе шел?" - спрашивает Господь Касьяна. - "Я, Господи, боялся ризу запачкать". Не понравился этот ответ Богу, увидал Он, что Касьян лукавит, и определил: быть Касьяну именинником раз в четыре года, а Николаю Угоднику, за его доброту, два раза в год". Хотя эта легенда пользуется на Руси самым широким распространением, но все-таки есть места, где ее не знают. Так, в Боровичском уезде Новгородской губернии крестьяне несколько иначе объясняют тот факт, что день Касьяна празднуется только раз в четыре года (29 февраля). "Святой Касьян, - говорят они, - три года подряд в свои именины был пьян и

только на четвертый год унялся и праздновал своего ангела в трезвом виде - вот почему и положено ему быть именинником через три года раз".

Сообразно с такой оценкой нравственных свойств Касьяна установилось и отношение к нему: крестьяне не только не любят, но и боятся этого святого. "Касьян на что взглянет - все вянет", - говорят мужики и твердо верят, что у Касьяна недобрый взгляд: если он взглянет на скотину - околеет скотина, взглянет на лес - засохнет лес и погибнет, взглянет на человека будет тому человеку великое несчастие. Применигельно к такому пониманию в народном языке сложилось даже несколько поговорок, характеризующих "глаз" Касьяна. Про угрюмого, тяжелого и необщительного человека говорят, что "он Касьяном смотрит". Про человека, способного сглазить, замечают: "Касьян косоглазый, от него, братцы, хороните все, как от Касьяна, - живо сглазит, да так, что потом ни попы не отчитают, ни бабки не отшепчут". "Глаз Касьяна" считается настолько опасным, что в день 29 февраля крестьяне не советуют даже выходить из избы, чтобы не случилось какого-нибудь непоправимого несчастья; в особенности опасно считается выходить до солнечного восхода (в Орловской и Рязанской губерниях крестьяне стараются даже проспать до обеда, чтобы таким образом переждать самое опасное время).

К этой характеристике святого Касьяна в Волоюдской губернии прибавляют еще одну черту, которая рисует этого святого врагом человеческого рода. Здесь существует легенда, что Касьяну подчинены все веры, которые он держит на двенадцати цепях, за двенадцатью замками. В его власти спустить ветер на

землю и наслать на людей и на скотину мор (моровое поветрие). В Вятской же губернии к этой легенде присовокупляют, что сам Бог приказал образ святого Касьяна ставить в церквах на задней стене, т.е. над входной дверью.

При таком воззрении народа на святого Касьяна немудрено, что високосный год повсюду на Руси считается несчастным и опасным, а самый опасный день в этом году - Касьянов.

VIII

ПЛЮЩИХА

Под таким названием известен в народе день святой Евдокии, празднуемый 1 марта. Название это связывается с переменами, происходящими в это время в природе: от теплой погоды снег начинает подтаивать, оседать и как бы сплющиваться. В некоторых местах святая Евдокия называется также "свистуньей", потому что в это время начинают дуть и свистать весенние ветры, а в старину народ именовал ее "весенницей", так как эта святая женщина заведовала у Бога весною. У нее хранились ключи от весенних вод: захочет "весенница" - рано пустит воду, не захочет или прогневается - задержит, а то так и морозы напустит. Оттого в доброе старое время крестьяне боялись святой Евдокии и 1 марта никогда не работали.

Но зато теперь в день святой Евдокии деревенская Русь не устраивает никаких религиозных торжеств и ничем не отмечает этот день в ряду второстепенных церковных праздников. Только бабы обязательно приходят в церковь и заказывают молебны перед иконой Евдокии, так как эта святая считается покровительницей овец. Зато в календарном отношении с днем Евдокии связывается много примет, предвещающих хо3 Нечистая сала

роший урожай, хорошую погоду и пр. "На плющиху погоже - и все лето пригоже, - говорят крестьяне. Отколь ветер на плющиху подует, оттоль придет и весна". Но в то же время крестьяне сознают, что в начале марта погода еще бывает капризна и вместо весеннего тепла разражается иногда метелью. "На Евдокию еще собачку в сидячку снегом заносит", - говорит народ о таких капризах погоды. Однако эти случайные вспышки зимы уже никого не обманывают, все знают, что святая Евдокия - предвестница весны и что весеннее солнце скоро возьмет свое. В некоторых деревнях женщины и дети начинают даже "кликать весну", для чего влезают на крыши или на пригорок и поют Дриличествующие случаю песни (веснянки). Точно так же во многих местах крестьяне приносят в этот день из лесу сучья, топят избы, "чтобы весна была теплая", скидывают с кровли снег, а вечером примечают: если на крышах сосульки долгие, то и лен будет хороший, в особенности куделью. Вообще крестьяне верят, что на Евдокию-Капельницу все подземные ключи закипают, а бабы с этого дня начинают белить холсты.

IX СОРОКИ

День сорока мучеников Севастийских (9 марта) носит на языке народа название Сорок, а иногда Куликов. В этот день, по воззрению крестьян, прилетает из теплых стран сорок птиц и первая из них - жаворонок. "Бывает, - уверяют опытные старики крестьяне, - что прилетают жаворонки и раньше, да только те не путящие: прилетит и смерзнуть может. А уж тот жаворонок, который на Сороки прилетит, тот настоящий, он не сдохнет".

Сороки с полным основанием можно назвать детским праздником: еще накануне женщины месят из ржаной муки тесто и пекут "жаворонков" (в большинстве случаев с распростертыми крылышками, как бы летящих, и с хохолками), а утром, в день праздника, раздают их детям. Кроме того, утром же одна из женщин делает на дворе сорок соломенных гнездышек и в каждое кладет по яичку из теста (это делается отчасти для того, чтобы куры не ходили по чужим дворам, а неслись дома, отчасти же с целью потешить ребят). Когда жаворонки поспеют, дети берут их и громадной гурьбой, с криками и звонким детским смехом, несут куда-нибудь в сарай или под ригу - закликать жаво

ронков. Там они сажакл своих птиц всех вместе на возвышенное место и, сбившись в кучу, начинают что есть мочи кричать: "Жаворонки, прилетите, студену зиму унесите, теплу весну принесите: зима нам надоела, весь хлеб у нас поела". В некоторых местах (например, в Орловской губернии) эта детская песня заменяется другой: "Уж вы, кулички-жаворонки, солетайтеся, сокликайтеся. Весна-красна, на чем пришла? На сошечке, на бороночке, на лошадиной голове, на овсяном снопочку, на ржаном колосочку, на пшеничном зернышку-у-у!.. "

Эта песня поется несколько раз. Затем ребятишки разбирают своих жаворонков и с тою же песней бегут по деревне. Так продолжается до самого обеда: деревня полна детских песен, детского крика, детского смеха. Набегавшись вволю, ребятишки опять собираются в одно место и начинают есть своих ржаных птиц. Едят обыкновенно всю птицу за исключением головы, которую малыши берегут каждый для своей матери. Кончается празднество тем, что ребятишки целуются между собой, поздравляют друг друга с весенним праздником и разбегаются по домам. А дома каждый мальчик отдает голову жаворонка матери со словами: '"На-ко, мама, тебе головку от жаворонка: как жаворонок высоко^ летел, так чтобы и лен твой высокий был. Какая у моего жаворонка голова, так чтобы и лен такой головастый был". Так протекает этот прекрасный детский праздник в Орловской губернии. В Пензенской же жаворонки пекутся и для взрослых, которые по этим птичкам гадают. Прежде чем посадить жаворонков в печь, закладывают в каждого ка^ую-нибудь вещицу: кольцо, щепку, копейку. Каждая из этих вещей имеет символическое значение:

кольцо, например, обозначает свадьбу, щенка _ гроб, копейка - деньги и т.д. Но в других губерниях взрослые предоставляют жаворонков в исключительное распоряжение детей, сами же занимаются более гаданиями о будущем урожае, стараясь по погоде, какая была на Сороки, определить погоду весны и лета. Если, например, на Сороки было морозное утро - то, значит, жди весной сорок утренников.

x

МАСЛЕНИЦА

Устанавливая сырную неделю с ее полускоромной пищей, православная церковь имела в виду облегчить христианам переход от мясоеда к великому посту и исподволь вызвать в душе верующих то молитвенное настроение, которое заключается в самой идее поста как телесного воздержания и напряженной духовной работы. Но эта попечительная забота церкви повсеместно на Руси осталась гласом вопиющего в пустыне, и на деле наша масленица не только попала в число праздников, но стала синонимом самого широкого, безбрежного разгула. В эту неделю наш скромный и набожный народ как бы разгибает свою исполинскую спину и старается в вине и веселье потопить все заботы и тяготы трудовой будничной жизни. Насколько при этом бывает неудержим народный разгул, можно судить уже по одним эпитетам, которыми наделил народ масленицу. Она называется "веселой", "широкой", "пьяной", "обжорной", "разорительницей". Сверх того ни одна неделя в году не изобилует так происшествиями полицейского характера и не дает такого значительного числа мелких процессов у мировых судей.

Празднование масленицы почти всюду начинается с четверга, хотя работы во многих местах прекращаются уже с понедельника, так как-крестьяне, озабоченные наступающим праздником обжорства, разъезжают по соседним базарам и закупают всякую снедь. По общему отзыву наших корреспондентов, закупки такого рода бывают, применительно к крестьянскому бюджету, очень велики: семья среднего достатка в пять-шесть душ затрачивает от 5 до 10 руб. на водку, рыбу, постное масло, гречневую муку и всякие сладости. А если к этому прибавить еще расходы на обновки бабам и девушкам, то будет вполне понятно, почему масленица называется "разорительницей".

Впрочем, крестьяне, при всей их сдержанности и бережливости, не тяготятся этими расходами, так как на масленицу приходится принимать гостей и самим ходить в люди и, стало быть, нужно и угостить прилично, и одеться по-праздничному, чтобы соседи не засмеяли. Сверх того масленица - любимый праздник у крестьян, когда вся православная Русь, от мала до велика, веселится до упаду и когда широкая русская натура любит развернуться вовсю. В масленичную неделю более чем скромная физиономия русской деревни совершенно преображается. Обыкновенно тихие, безлюдные улицы полны подгулявшего, расфранченного народа: ребятишки, молодежь, старики - все высыпали из душных хат за ворота и всякий по-своему празднует широкую масленицу. Одни катаются на тормазках и салазках или с хохотом "поздравляют блины", опрокидывая в снег пьяного мужика, другие с надсадой орут песни и пошатываясь плетутся вдоль деревенской улицы, третьи в новых нагольных тулупах сидят на завалинках и, вспоминая свою юность, глядят на оживленные группы, столпившиеся у качелей, и на всю гор

ластую шумную улицу, по которой взад и вперед снуют расфранченные девушки, подгулявшие бабы, полупьяные парни и совсем пьяные мужики. Всюду весело, оживленно, всюду жизнь бьет ключом, так что перед глазами наблюдателя в какие-нибудь пять минут промелькнет вся гамма человеческой души: смех, шутки, женские слезы, поцелуи, бурная ссора, пьяные объятия, крупная брань, драка, светлый хохот ребенка. Но все-таки в этой панораме крестьянской жизни преобладают светлые тона: и слезы, и брань, и драка тонут в веселом смехе, в залихватской песне, в бравурных мотивах гармоники и в несмолкающем перезвоне бубенцов. Так что общее впечатление получается веселое и жизнерадостное: вы видите, что вся эта многолюдная деревенская улица поет, смеется, шутит, катается на санях. Катается особенно охотно: то там, то здесь из ворот вылетают тройки богачей с расписными, увитыми лентами дугами или выбегают простенькие дровни, переполненные подвыпившими мужиками и бабами, во всю мочь горланящими песни. От этих песен изнуренные, костлявые, но разукрашенные ленточками и медными бляхами крестьянские лошаденки дрожат всем телом и под ударами захмелевших хозяев мчатся во весь дух вдоль деревенской улицы, разгоняя испуганные толпы гуляющих. Никогда не достается так крестьянским лошадям, как в дни масленицы. Обыкновенно очень сердобольные к своей скотине, крестьяне берегут и холят лошадей больше, чем собственных ребят, но на масленицу, под пьяную руку, всякая жалость к скотине пропадает. На худых, заморенных клячонках делают десятки верст, чтобы попасть на так называемые "съездки", т.е. грандиозные катания, устраиваемые в каком-нибудь торговом селе. До какой степени бывают велики эти "съездки", можно судить по

тому, что, например, в селе Куденском (Вологодской губернии и уезда) лошадей на кругу бывает от 600 до 800. Еще с утра из всех окрестных деревень съезжается сюда молодежь и осганавливается или у родных, или в тех домах, где есть "игровые" или знакомые девушки. А часам к трем пополудни начинается катанье. Катают, как водится, всего охотнее молодых девушек, причем девушки, если их катает кучер из чужой деревни, должны напоить .его допьяна и угощать гостинцами. Много катаются и бабы (причем из суетного желания похвастать подвертывают сзади шубы, чтобы показать дорогой мех и никогда не надевают перчаток, чтобы все видели, сколько у них колец). Но всех больше катаются "новожены", т.е. молодые супруги, обвенчавшиеся в предшествовавший мясоед, так как обычай налагает на них как бы обязанность выезжать в люди и отдавать визиты всем, кто пировал у них на свадьбе.

Есть предположение, что масленица в отдаленной древности была праздником, специально устраиваемым только для молодых супругов: для них пеклись блины и оладьи, для них заготовлялось пиво и вино, для них закупались сласти. И только впоследствии этот праздник молодых стал общим праздником. Не беремся судить, насколько это предположение справедливо и как велика его научная ценность, но несомненно, что нечто подобное в старину было. По крайней мере на эту мысль наводит существование множества масленичных обрядов и обычаев, в которых центральное место предоставляется "новоженям". Сюда, например, относятся так называемые "столбы".

"Столбы" - это в своем роде выставка любви. Обычай этот принадлежит, несомненно, к числу древнейших, так как по своей ребяческой наивности и простоте он ярко напоминает ту далекую эпоху, когда

весь уклад деревенской жизни не выходил за пределы патриархальных отношений. Состоит этот обычай в том, что молодые, нарядившись в свои лучшие костюмы (обыкновенно в те самые, в которых венчались), встают рядами ("столбами") по обеим сторонам деревенской улицы и всенародно показывают, как они любят друг друга.

- Порох на губах! - кричат им прохожие, требуя, чтобы молодые поцеловались. Или:

- А нуте-ка, покажите, как вы любит^сь? Справедливость требует, однако, заметить, что праздничное настроение подвыпивших зрителей создает иногда для "новоженей" (и в особенности для молодой) чрезвычайно затруднительное положение: иной подкутивший гуляка отпустит столь полновесную шутку, что молодая зардеет как маков цвет. Но неловкость положения быстро тонет в общем праздничном веселье, тем более что и самые "столбы" продолжаются недолго: час-другой постоят и едут кататься или делать визиты, которые точно так же входят в число ритуальных обязанностей молодых. В некоторых местностях (например, в Вологодской губернии) визиты начинаются еще в мясное (последнее перед масленицей) воскресенье. В этот день тесть едет звать зятя "доедать барана". Но чаще первый визит делают молодые. Обыкновенно в среду, на масленой, молодой с женою едет в деревню к тестю "с позывом" на праздник и после обычных угощений возвращается уже вместе с тестем и тещей. Случается и так, что масленичные визиты молодых носят общесемейный характер: молодые с родителями жениха отправляются в дом родителей невесты, и начинается угощение сватов. Молодые при

этом играют роль почетных гостей: их первых сажают за стол, и с них начинают обносить яствами. Пиршество обыкновенно длится чрезвычайно долго, так как масленица - праздник еды по преимуществу, и обилие блюд считается лучшим доказательством гостеприимства. После бесконечного обеда молодые обыкновенно катаются на санях вместе с бывшими подругами невесты, а сваты в это время начинают уже свою попойку, которая заканчивается только к ночи с тем, чтобы на другой день начаться снова уже в доме родителей жениха.

Не везде, однако, масленичные визиты молодых проходят так мирно и гладко. В некоторых местах, например, в Хвалынском уезде Саратовской губернии, визит молодых к теще и поведение при этом зятя принимают иногда характер резко выраженной вражды. Это бывает в тех случаях, когда молодой считает себя обманутым. Тут уж как ни старается теща "разлепешиться в лепешку" перед молодым, но он остается непреклонным. На все угощения отвечает грубо: "Не хочу, от прежних угощений тошнит... сыт, дома наелся", а то и просто нанесет теще какое-нибудь символическое оскорбление: накрошит блин в чашку с кислым молоком, выльет туда же стакан браги и вина и, подавая жене, скажет: "На-ко, невинная женушка, покушай и моего угощения с матушкой: как тебе покажется мое угощение, так мне показалось ваше". Иногда раскуражившийся зять не ограничивается символами и при теще начинает, по выражению крестьян, "отбивать карахтер" молодой жене. А случается, что и теща получит один-другой подзатыльник. Достойно примечания, что ни молодая, ни теща почти никогда в таких случаях не протестуют, так как сознают свою вину.

Удивительно также, что тесть не только не останавливает зятя, но, по уходе молодых, считает своим долгом поучить старуху, чтобы лучше смотрела за девками*.

Кроме молодых, масленичные визиты считаются обязательными и для кумовьев. Родители новоро^жденных детей ходят к кумовьям "с отвязьем", т.е. приносят им пшеничный хлеб-"прощенник" (этот хлеб приготовляется специально для масленицы, он печется с изюмом и украшается вензелями). В свою очередь кум и кума отдают визит крестнику, причем оделяют его подарками: кроме "прощенника" кум приносит чашку с ломкой, а кума ситцу на рубашку, более же богатые кумовья дарят свинью, овцу, жеребенка.

Кроме "столбов" и обязательных визитов, в некоторых отдаленных углах северных губерний уцелели еще остатки весьма своеобразного масленичного обычая, в котором также фигурируют молодые и происхождение которого восходит ко временам очень отдаленной старины. Так, в Вологодской губернии крестьяне собирают с молодых дань "на меч", т.е., попросту говоря, требуют выкуп за жену, взятую из другой дерерни. Уже самое название этого выкупа - "на меч" показывает, что обычай возник еще в ту эпоху, когда

* Отмечаем малораспространенный, но очень оригинальный обычай, наблюдаемый в Пензенской губернии, - это "хождение молодых с мылом". В среду или четверг масленицы отец молодых посылает их к свату. Здесь их угощают деревенскими сластями, а вечером сюда же приходят подруги молодой и ее родственники В этот вечер молодая вспоминает свое девичье житье (так называемые перегулки, как бы повторение свадьбы), и веселье продолжается далеко за полночь. Наутро же переночевавшие у тестя молодые ходят с визитами к родственникам, причем берут с собою кусочки мыла и пирожки по числу родных. Придя в дом родственника и помолившись, они дают хозяину кусочек мыла и пирожок, а домохозяин отдаривает их мелкими деньгами

и мирный земледелец нуждался в оружии, чтобы защищать свой очаг и свое достоинство, т.е. приблизигельно в эпоху удельных князей (а может быть, ранее, потому что самый факт уплаты выкупа и притом не родителям невесты, а ее односельчанам позволяет заключить, что возникновение обычая относится к родовому периоду).

В нынешнее время, когда в оружии уже нет надобности, деньги, полученные с молодого, идут, конечно, не "на меч", а на водку (которая распивается всем миром) и на чай-сахар для баб.

По свидетельству нашего корреспондента, эта своеобразная подать взыскивается или в день свадьбы, или в мясное (последнее перед масленицей) воскресенье и притом взыскивается по всей строгости обычаев: ни просьбами, ни хитростью молодому от выкупа не отвертеться.

Не менее оригинальный обычай сохранился и в Вятской губернии. Известен он под именем "целовника" и состоит в том, что в субботу, на масленице, подгулявшая деревенская молодежь ездит целовать молодушек, которые живут замужем первую масленицу. По установившемуся ритуалу, молодая подносит каждому из гостей ковш пива, а тот, выпив, трижды целуется с ней.

В старину одним из наиболее популярных масленичных развлечений были кулачные бои: крестьяне и юрожане одинаково любили поразмять косточки в драке, и побоища сплошь и рядом принимали грандиозный характер, заканчиваясь иногда более или менее тяжелыми увечьями. Но в наше время забава эта взята под опеку полиции и заметно выводится из употребления. Однако и теперь во Владимирской губернии и в медвежьих углах далекого севера, а также

кое-где в Сибири уцелели любители кулачных развлечений. Так, например, наш вытегорский корреспондент (Олонецкая губерния) сообщает, что в некоторых волостях у них и поныне устраиваются настоящие сражения, известные под невинным названием "игры в мяч". Состоит эта игра в следующем: в последний день масленицы парни и семейные мужики из нескольких окольных деревень сходятся куда-нибудь на ровное место (чаще всего на реку), разделяются на две толпы, человек в тридцать каждая, и назначают места, до которых следует гнать мяч (обыкновенно сражающиеся становятся против середины деревни, причем одна партия должна гнать мяч вниз по реке, другая вверх). Когда мяч брошен, все кидаются к нему и начинают пинать ногами, стараясь загнать в свою сторону. Но пока страсти не разгорелись, игра идет довольно спокойно: тяжелый кожаный мяч, величиной с добрый арбуз, летает взад-вперед по реке, и играющие не идут дальше легких подзатыльников и толчков. Но вот мяч неожиданно выскочил в сторону. Его подхватывает какой-нибудь удалец и что есть духу летит к намеченной цели: еще 20-30 саженей, и ловкий парень будет победителем; его будут прославлять все окольные деревни, им будут гордиться все девушки родного села!.. Но не тут-то было. Противная партия отлично видит опасность положения: с ревом и криком она прорывается сквозь партию врагов и со всех ног кидается за дерзким смельчаком. Через минуту удалец лежит на снегу, а мяч снова прыгает по льду под тяжелыми ударами крестьянского сапога. Случается, однако, и так, что счастливец, подхвативший мяч, отличается особенной быстротой ног и успеет перебросить мяч на свою половину. Тогда противная партия делает отчаянные усилия, чтобы вырвать мяч, и пускает в ход кулаки.

Начинается настоящее побоище. Около мяча образуется густая толпа из человеческих тел, слышатся глухие удары ног, раздаются звонкие оплеухи, вырывается сдавленный крик, и на снегу то там, то здесь алеют пятна брызнувшей крови. Но осатаневшие бойцы уже ничего не видят и не слышат: они все поглощены мыслью о мяче и сыплют удары и направо, и налево. Постепенно над местом побоища поднимается густой столб пара, а по разбитым лицам струится пот, смешиваясь с кровью... Такой необыкновенный азарт этого русского "лаун-тенниса" объясняется тем, что проиграть партию в мяч считается большим унижением: побежденных целый год высмеивают и дразнят, называют их "киловниками" (очень обидная и унизительная кличка, обозначающая верх презрения). Наоборот, победители пользуются общим почетом, а парень, унесший мяч, положительно становится героем дня, с которым всякая девушка считает за честь посидеть на вечорках. Некоторым объяснением азарта служит и водка, которую на пари выставляют местные богачи, угощая потом победителей.

В других губерниях хотя не знают игры в мяч, но кулачные бои все-таки устраивают и дерутся с не меньшим азартом. Вот что сообщает на этот счет наш корреспондент из Краснослободского уезда Пензенской губернии: "В последний день масленицы происходит ужасный бой. На базарную площадь еще с утра собираются все крестьяне, от мала до велика. Сначала дерутся ребятишки^ (не моложе 10 лет), потом женихи и, наконец, мужики. Дерутся большею частью стеной и "по мордам", как выражаются крестьяне, причем после часового упорного боя бывает передышка". Но к вечеру драка, невзирая ни на какую погоду, разгорается с новой силой, и азарт бойцов достигает наивысшего

предела. Тут уже стена не наблюдается - все дерутся, столпившись в одну кучу, не разбирая ни родных, ни друзей, ни знакомых. Издали эта куча барахтающихся людей очень походит на опьяненное чудовище, которое колышется, ревет, кричит и стонет от охватившей его страсти разрушения. До какой степени жарки бывают эти схватки, можно судить по тому, что многие бойцы уходят с поля битвы почти нагишом: и сорочки, и порты на них разодраны в клочья.

Сообщения наших корреспондентов о кулачных боях очень немногочисленны и носят, так сказать, характер исключений. Это, разумеется, дает полное основание предположить, что и в крестьянском быту средневековые нравы постепенно отходят в область преданий и что успехи грамотности отражаются на характере народных развлечений самым благоприятным образом.

Но если ,кулачные бои как обломок темной эпохи средневековья мало-помалу исчезают с лица русской земли, то зато в полной силе сохранился другой старинный обычай, не имеющий, впрочем, ничего общего с грубой и дикой дракой, - это русский карнавал. Мы употребляем это слово, конечно, не в том смысле, какой придается ему в Италии или во Франции, хотя западноевропейский карнавал, с его заразительным, ликующим весельем, с его разряженной смеющейся толпой, оживленно парадирующей в уличных процессиях, имеется и у нас, - только, разумеется, условия нашего климата и особенности деревенского быта не позволяют этому празднику принять характер того пышного торжества, какое мы наблюдаем у народов Запада. Наш деревенский карнавал гораздо проще, беднее и первобытнее. Начинается он обыкновенно в четверг на масленой неделе. Парни и девушки делают