Крестница

36 глава — кто я? (2 часть)

Нога загудела, перекрывая боль от ожогов. По моей икре, ничего не боясь, расплылся огромный кровоточащий порез. В голове вспыхнула тысяча и одна мысль. Тысяча о том, что впервые за триста лет я смог получить порез и одна и том, что этот порез мне смогла сделать только она. Силы стали вылетать через рану и по воздуху распространился гнусно пахнущий черный дым.

Я сразу понял, что через пару минут у меня начнется приступ. Приступы у меня случались каждый раз, когда я вспоминал сестру или брата.

Почему? Сейчас станет понятно.

Мауэр, 10 ноября 1822 года.

— Братец, что ты ходишь вокруг до около. Да и взгрустнул как-то, словно я советником взяла Агафона, а не тебя. — проводя гребешком по моим, тогда еще длинным, волосам, усмехнулась с легком беспокойством Мила. Голос сестры ласкал душу, заставляя вывалить все свои секреты и я ответил с придыханием от появившегося кома в горле:

— После твоего заклинания мои силы восстановились, и способности гляденья в будущее улучшились. Однако в последние дни меня тревожит предчувствие чего-то ужасного. Будто кто-то скоро. Ну. Уйдет в царство Машу или просто что-то страшное случится. (Машу — это главная Богиня БЦМШ/создатель всего города и всех его жителей, включая Шауката и Мауката. Руководит царством мертвых). - я ожидал поддержки, как обычно поступала старшая сестра в таких случаях, но она решила, что последняя моя фраза была слишком. Из-за чего Мила перенесла ладонь с волос на лицо и, все еще стоя позади моего стула, начала бить меня по губам. Я махал руками, после чего старательно стал пытаться убрать её ладони с моего рта, при этом недовольно мыча.

— И так знаешь, что у всех в начале такое бывает, однако возникло желание поглумиться надо мной? — спросила сестра и в ту же секунду отпустила меня, резко отскочив назад, из-за чего мой затылок слегка ударился о спинку стула. Я вскочил на ноги и, потирая затылок, обернулся на неё. Мила поджимала губы, нет, не в шутку, как обычно, а по-настоящему злясь. Её руки удобно легли на грудь и информация о её состоянии, которую можно было понять по внешности, обгоняя скорость её слов, прилетела в мое сознание. Она чувствовала то же самое? Не успел я спросить, как слова влились в мои уши, заставляя тело обмякнуть от тона её голоса.

— Я все делаю для тебя, непрестанно! Или ты желаешь, чтобы я сняла это заклятье, дабы ты… предположим, перелистывал книгу, и порезавшись бумагой, вся сила истекла сквозь рану?! — обняв себя за плечи, я стал мысленно считать секунды, чтобы приготовиться к новой волне крика..

— Хочешь ли ты быть подобным Агафону? А? Или ты не помнишь, как тяжело было ему из-за его гордыни. Не будет он совершать обряд, так и быть, не совершил. Наша матушка ведь не следит и не заставляет детей делать то, что от них требуется. А теперь что? Эта его пассия, Кристина, оказывается более могущественной, нежели он. Где это видано, чтобы девушка превзошла своего мужчину в силе? Хочешь ли ты такой судьбы для себя?! Отвечай!! — кричала на меня сестра, а мне казалось, что скоро из моих ушей польется кровь. Она впервые кричала на меня, впервые обзывала Кристину и брата. Её объемная прическа готова была упасть и разбиться, как самая первая Вавилонская Башня. А платье, подаренное мамой, готово было луснуть от давления, что исходило из грудной клетки сестры, из-за криков. Видимо мои пальцы слишком заметно въелись в плечи, потому что Мила, взглянув на меня, сглотнула слюну и впопыхах подбежала ко мне. Девушка неуверенно протянула в мою сторону, почему-то дрожащую, ладонь, но не коснулась меня, просто застыла, словно пыталась решить, что ей делать дальше. После чего сестра на носочках развернулась и торопливо стала хлопать в ладоши, давая тем самым понять, что Ординары должны зайти в комнату и помочь нам собраться на мероприятие..

В воздухе витал аромат французских духов с привкусом лилий, которые стоили настолько дорого, что Мила запретила подходить к ним. Она даже пыталась найти объемную рамочку, чтобы поставить духи в неё и они навсегда остались целыми. Что ж, рамочку она не нашла, а целыми из них двоих никто не остался, ведь сестра. Сестра исчезла так же быстро, как и запах духов, после того, как я их разбил. Тогда мне казалось, что она ругает меня прямо с небес, но, вероятнее всего, я ошибся. У неё была более значимая причина, чтобы приходить. Милана всегда действовала с умом и из-за обиды она бы не мучала своего любимого младшего братишку. Только вот, что за цель?

Наша семья всегда была необычной. Родители жили отдельно от детей, а в психологическом плане мамой для нас с Агафоном стала Мила. Как настоящая старшая сестра девушка заботилась о нас, когда мы были совсем малыши она присматривала за нами, даже если рядом были няни. Но почему-то любимым её братом стал я, не смотря на то, что у нас троих были одинаковые особенности.

После рождения Милы мои мама с папой не хотели больше детей, они лелеяли ее, не давали Ординарам подходить к малышке и задаривали тоннами подарков каждый день. У девочки вполне могло бы быть счастливое детство и счастливое будущее, если бы не тот случай в её восьмой день рождения…

Шел праздник, торт, свечи, влиятельные гости, звенела посуда и запах вкуснейшего алкоголя наполнял весь дом. Миле дарили огромное количество разнообразных подарков. И даже Аксеновы, одни из единственных у кого была фамилия в Царстве, умилялись девочкой. (Фамилию в Мауэре могли иметь лишь те, кого уже изгоняли из царства в мир людей. Хоть изгнание и считается наказание, но иметь фамилию очень престижно). Как вдруг, звон стекла, крики… на малышку упала тяжеленная люстра. Мама в истерике, отец еле-еле подавляет в себе слезы, но нет, это не связано с тем, что их дочка чуть не умерла, а с тем, что через кровоточащую рану сочилась красная энергия..

Отныне, при каждом порезе Мила теряла силы. Все кричали, что она отродье, девочку не лелеяли, а ненавидели. Позор, позор семьи! Родители родили меня и моего старшего брата Агафона в надежде, что мы «нормальные», но у нас тоже была эта особенность. Нам повезло меньше, любви от них мы совсем не получили, а единственное мое воспоминание, связанное с ними, было то, что в мой сотый день рождения они поздравили меня открыткой, которая гласила:

«Станешь соответствовать нашей семье и мы тебя полюбим, а пока что, дорогой Серафим-Асмодей, Ты, как и твои брат с сестрой, тяжелая ноша нашего рода».

Оставлять нас у себя они не захотели, подумали, что мы можем быть заразными, после чего нас троих отправили жить в полугнилой дом на окраине города.

Минули годы, в мой трехсотый день рождения Мила нашла обряд, который помог бы нам не получать ранения при порезах. Я сразу согласился его совершить, как и Мила, но Агафон решил, что он самый умный и отказался от возможности жить нормально. Мы пытались его образумить, но все бестолку, так что сестра решила оставить его в покое.

Возвращаемся в 10 ноября 1822 года. В мой трехсот третий День Рождения. Я должен был впервые увидеть своих родителей, ведь нас переселили от них, когда мне было два года. Я видел их лишь на фотографиях и невероятно нервничал, как и Мила, что уже не припоминала каково это с ними общаться. А Агафон. Его не пустили на мое мероприятие, ведь он, как думали мои родители, если их так можно назвать, «заразный». Так что брату пришлось остаться в своем доме вместе с его девушкой Кристиной, что была дочерью Изольды. Сулум Нуклэй Ведьмы Мауэра. Изольда, кстати, и подтолкнула Агафона не совершать обряд, она сказала, что в таком случае нарушится временной континуум, всё пойдет к черту, все умрут, а он дурак её послушал.

Сейчас я говорю, лучше бы было если бы он расстался с Кристиной. Из-за неё все и произошло!!

Мы ехали в карете, сердце колотилось в унисон с сердцем Милы от страха и того же, ужасного и пугающего предчувствия. Я даже успел накрутить себя, что что-то будет связано с родителями, но сомнения улетучивались вместе с каждым глотком воды.

— Ох, главное, чтобы отец не стал бичевать при всех. Не порадуют его волосы твои длинные. — шепнула мне на ухо сестра и стала поправлять мой галстук. В ответ я дернул головой в противоположную сторону от сестры и недовольно сморщил лицо. После её ругани я как маленький не хотел с ней разговаривать. Отодвигался, будто был птенцом, что не хотел принимать еду мамы птицы. Девушка тяжело вздохнула и, заметив, что я мну пальцы от нервов, обжигающе провела рукой по моей спине, говоря: «Все будет хорошо, я с тобой».

Я уже не дергался, но сидел как на иголках, показывая, что это из-за Милы, хотя на самом деле нервничал, из-за того, что ехал на свое первое крупное мероприятие и должен был познакомиться со своими родителями.

— Милый братишка, извини меня. Я не хотела сказать это. Просто это чувство. Волнует и меня. С нынешнего утра, с каждым метром, что проезжает наша карета, с каждой секундой сборов, оно возрастает. — «Я так и знал!» кричал мой мозг, после он стал кричать от ужаса, ведь моя сестра облада выдающемуся способностями. Она была самой сильной Берксой из тех, кого я знал. Значит. Что-то. Все таки. Должно было произойти. Кулаки сжались, чтобы я не дал волю чувствам, ведь сотни людей смотрели на нашу карету и с животным интересом рассматривали наши лица. — Я уже извилась вся..- добавила Мила и, стряхнув образовавшуюся на глаз слезу, выпрямила спину, видимо желая отвлечь себя. Но у неё это не получилось, потому что буквально через секунду девушка встряхнула головой, будто старалась отогнать навязчивые мысли. Моя ладонь успокаивающе легла на руку сестры.

— Не волнуйся, Мила. Все будет великолепно. А, если случится нечто плохое, знай, что я сражусь за тебя до последней капли крови. — девушка кивнула и сдержанно улыбнулась, будто не верила. Но я был серьезен, если бы пришлось защищать мою сестренку, то я спокойно смог бы убить весь мир, весь, без сожалений.

— Мой дорогой братик, пожалуйста, уладь свой галстук, и вежливо поздоровайся с каждым присутствующим. О, как сильно я волнуюсь, Асмодей, ты не представляешь. — резво махая веером, сказала Мила. По её лбу медленно скатилась капля пота, из-за которой макияж сестры с правой стороны немного помялся.

— Худо мне от этого солнца, худо! Это сущий адов котел! — пожаловалась Мила и, чуть не порвав юбку, поправила вздымающуюся вверх ткань. Вдруг я словно услышал смех позади, оглянувшись ничего не заметил. Резко волна тревоги, не дав мне права выбора, украла меня в свои воды. Весь мир стал мутным, манящим, манящим своей темнотой, но одновременно отталкивающим своей многогранностью и неизвестностью. Казалось, что я мученик тьма по которому ползает, как блохи по псу. Всегда и без остановки. Не давая отказаться и решить проблему. Я даже не заметил, как мы оказались у пещеры Возрождения, но мне казалось, что мы с сестрой заходим не в пещеру, а в черный портал. В которым живут существа с скрюченными лицами — муки.

Огромные холмы позади них — безруки.

Хотя даже так они могли нас схватить, мечтали наверное нас двоих погубить.

Идя с сестрой за руку, как под венец.

Я чувствовал, что скоро мне настанет конец.

И да, Серафим вновь был прав.

Рядом с родителями нас ждал тот, что муторно сказав:

— Серафим-Асмодей Львович. — произнес Бог Шаукат 3 и поджав губы, будто от жалости к мухе, что сейчас умрет, повел пальцем, чтобы я подошел к нему. Переглянувшись с сестрой, после её одобрительного кивка, я медленно пошел в сторону правителя. Чувство тревоги окатило меня новой волной, заставляя уйти в себя, казалось, что вот-вот кости покинут мои ноги и я упаду. Упаду в бездну страданий. Но я её не видел. Она могла поджидать меня справа, быть впереди, слева. Она могла быть где угодно, но показываться бездна не хотела. Чтобы мое паление в неё стало сюрпризом. Как оказалось, мутный омут находился прямо за правителем.

— Вы будите изгнаны за заражение вашей болезнью — потерей сил через раны. Вы имеете право хранить молчание, дело оспорить Вы не можете. — вдруг от взмаха его кисти, прямо за родителями открылся портал. Из него полезли манящие черные руки, оттуда был слышен адский рев, будто кого-то заживо резали. Этот портал я видел только по телевизору. Этот портал вел в мир людей..

Я стал отрицательно махать головой, пытаться вырваться, но все бестолку. Меня скрутили, руки стали гореть адским пламенем. Боль просочилась по венам, как воздух по капельнице. Моральная боль начала быстро меня убивать, слезы покатились по моим глазам, в панике стараясь отрегулировать поток моих негативных эмоций. Но опять же все бестолку. Мила стала плакать, девушка упала на колени и стала умолять Шауката пощадить меня. Я отвернулся, отвернулся, чтобы не смотреть на то, как ей больно. Она ревела, будто её избивали третий час подряд, заглушая крик людей из портала. Громкие всхлипы, рев.

Все эмоции отключились, казалось, что все это глупый сон. Меня ведут к порталу, тихий смех правителя, охи и ахи жителей. И, черт подери, душераздирающий плачь моей сестры. Хотелось успокоить её, обнять и сказать, что все будет хорошо, что я буду всегда с ней, но не мог. Просто напросто не мог.

— Умоляю вас, пощадите! — заплакала сестра и схватила меня за штанину, её холодные, как у мертвеца руки обдали меня новой волной чувств. Я тяжело обернулся и в последний раз встретился взглядом с сестрой. Её лицо. Помятый макияж, оно все пошло пятнами от слез, стертые в кровь руки. Об пол? Так быстро? В её взгляде было показано больше, чем в словах. Она говорила: не уходи, Асмодей. Не уходи, я люблю тебя, только, только не уходи.

Мой взгляд говорил тоже самое, сестренка, милая. Я всегда буду с тобой, мы будем встречаться во снах.

Она, будучи самым близким для меня, поняла мой взгляд и кивнула.

После чего моя нога насильно ступила в портал и я. Я умер. Моя душа сломалась навсегда. Без возврата, без возможности восстановления. Без излечения. Я не знал сколько это продлится и вернут ли меня в Мауэр, но я молился. Нет, не Шаукату. А Отцу, Сыну и Святому Духу..

20 марта 1919 года, Петроград.

— Дедуля, дедушка! Поиграй со мной, я на антресолях сыскала куклу! — я мельком взглянул на «внучку» и махнул ей рукой, чтобы она покинула меня. Смотреть на неё было тошно, губы в шоколаде, похоже на кровь, хорошее настроение. Она не заслуживает хорошего настроения. Как и все остальные. Внутри все рвалось и хотелось разбить все вазы в доме, когда со мной начинали говорить люди, что отныне звались моими родственниками.

Пятилетняя девочка надула губы и собралась выкрикнуть возражения, но от одного моего взгляда, захныкав, ушла. Тогда я, все еще терпя послевкусие секундного общения, лег обратно в кресло качалку и стал читать новую газету.

«Парижская мирная конференция завершает Первую мировую войну: Новые надежды на мир и прогресс»

«Большевики захватывают власть в России: Начало коммунистической эпохи»

«Подписан Версальский договор: Окончание Первой мировой войны»

После прочтения слов "Первая Мировая война" газета полетела в камин и сгорела до тла, как и мои воспоминания о гребаных немцах. Все люди такие глупые, такие мелочные, такие, такие, как Шаукат 3.

Как возможно начинать войну просто так?

Ведь неважны деньги, неважны взаимоотношения, зачем вы убиваете других людей сотнями тысяч своих людей? Вы идиоты? Никто на этой чертовой планете не пережил столько, сколько пережил я, но они все якобы страдают. Вы просто глупые ублюдки, которые ничего не могут решить, кроме как силой.

В этом мире все было ужасно, хотелось уснуть и не проснуться, но в наказание мне, я стал долгожителем. Жить без сестры — это муки, скука обнимала меня так, что чуть не делала удушающий.

Плохо. Больно. Страшно. Скучно. Грустно.

Все, что я могу вспомнить о тех временах. Не хотелось вставать с постели, ноги не шли, руки не работали, уголки губ замерли и больше никогда не поднимались.

Так же повторюсь, что хотелось задушить всех своих «родственников», ведь моей семьей были Мила и Агафон, те за кого я был и буду готов убить тысячи людей, без причины, просто если Мила попросит, то я убью всех. Без сожалений.

Еще мне казалось, что они рядом, я говорил с ними, но, к сожалению, связаться с реальным миром из Мауэра было невозможно. И это очень расстраивало меня, но, к сожалению, все мои попытки покончить с собой были неудачными. То поезд поедет в другую сторону, то нож тупой, то, спрыгнув с пятого этажа, попал в грузовик с соломой. Отделался парой ушибов. Вообщем, даже сдохнуть нормально не дали.

В тот день по-человеческим меркам я был старым, мне исполнилось 96 лет от роду, поскольку, когда меня изгнали, я заново родился. Но помнил все и всех. Помнил свою прошлую жизнь в Мауэре, но не мог говорить, от чего постоянно плакал, а моя новая мать думала, что я хочу кушать. В Петрограде я родился в семье сына Великого полководца Михаила Илларионовича Кутузова. Бедной моя семья не была, но и богатой тоже. Хотя, плевать. Не они же моя семья, они так, на одну жизнь, а Мила, Мила со мной до последнего вздоха. Либо, пока я не решу спрыгнуть с горы(единственная возможность умереть в Мауэре — это спрыгнуть с горы «Портасе» во время обряда).

Зато, после того как я проживу еще пару жизней и меня вернут в Мауэр, у меня будет фамилия, а это, несмотря на все, очень престижно. Людей после изгнания уважают, ведь они уже отбыли наказание значит они чисты. НО Я НИЧЕГО НЕ ДЕЛАЛ! Меня просто так обвинили, просто так изгнали и просто так разлучили с моей Милой. С моим светом. С моей любимой сестрой.

— Мила..- прошептал я и слезы насильно покатились по щекам. Чтобы на звук не прибежала внучка, я закрыл глаза и сжал кулаки, вновь желая своей смерти, но, к сожалению, все обошлось.

Я решил поспать. Чтобы встретиться с сестрой во снах, как обычно. Но внучка все таки стала мешать, пришла в гостиную, где я сидел, и стала играть с большой фарфоровой куклой. Играла она тихо, только её присутствие смущало, но я постарался закрыть глаза и не обращать внимания на пушечное мясо. Треск! Всплеск! Кукла разбилась о пол. Глаза девочки наполнились слезами, она неуклюже упала на колени и стала шептать:

— Дедушка, не надо, пожалуйста. Прошу! — я встал с кресла, яростный взгляд оставил дыру во внучке. Девочка сжалась и со всех ног рванула к входной двери, в данной ситуации, чтобы выйти. А я схватил палку и..

Очнувшись я сразу обратил внимание на воздух. Он пах по другому, пах, как в. Я рывком вскочил с места и расценил глаза, ДА! ДА!! ДА!!! Я находился в Мауэре. Нет, не во сне, не в мечтах. Мои ноги твердо стояли на полу. «Как обрадуется сестра!» пронеслось у меня в голове. Больше мне не нужна была палочка, чтобы ходить, я вновь стал молодым! По человечком меркам, как студент. Вновь выглядел хорошо, вновь захотел расцеловать родную землю, но, к сожалению, я стоял не на ней. А в каком-то офисе, где до этого я никогда не был. Да какая разница?! П-Л-Е-В-А-Т-Ь! Ведь я дома, дома и счастлив впервые за целый век. По телу пробежали мурашки от счастья. Я не двигался долго, очень долго и не мог поверить, что моя мечта сбылась. Со стороны могло показаться, будто меня прокляла цыганка и я оказался парализован, но воздух и вид из окна были слишком прекрасны, чтобы шевелится, мешая их гармонии. Теперь наконец воцарила гармония и в моей душе, словно до этого я жил без сердца, но по приезде в Мауэр мне его вернули, упаковав в подарочную обертку. В тот момент я находился в своем мире, этим миром была просто защитная реакция моего организма, чтобы я не сошел с ума от шока. Вокруг краев моего мира плясали силуэты, что доказали мне реальность всего происходящего. Но потом силуэты стали приближаться, подходить чуть ли не в плотную и отдалятся на пару метров, будто ожидая чьего-то приказа.

Вдруг в пространство, окрыленного от радости меня, проникло пару неприятных образов. Один кричал, ворчал и говорил так, будто я был главной проблемой его жизни. Второй меня толкал, пихал и делал это так, словно я был умственно-отсталым сгустком клеток, что даже трогать противно. Было еще несколько нечетких образов они охали, ахали и просто шептались между собой, годы идут, а никто не меняется. Но больше всех выделялся третий образ. Будучи погружённым в себя, я почти не осознавал, что происходит вокруг, лишь это существо говорило отчетливо и даже показывало мне свою внешность. Неоспоримо, что существо было главным. И неоспоримо, что оно что-то сделало для меня, а вот плохое или хорошее непонятно. Как я это узнал? Легко! Ведь у меня вновь появились магические силы, а с помощью того, что я был очень сильным, мог насквозь увидеть душу другого, кроме того, не открывая глаза. Вернуться в реальный мир мне помогла фраза одного из образов:

— Вот что с ним? Вы ему все разболтали что ли?! Я же говорил, что он сгорит на корню, что нужно было действовать более осторожно, а вы? Видать, с головой проблемы! У меня уже непочатый край проблем из-за него, а вы еще решили добавить масла в огонь. Молодцы, великолепно справились! — «Что разболтали?» подумал я и наконец открыл глаза. Повернувшись ко мне спиной, из стороны в сторону, читая нотации, ходил мужчина. По его интонации казалось, что он хочет всех убить, а по выражению лица, что мне не показалось. Те, кого он ругал, сжимались все сильнее и сильнее с каждым его словом. Они так боялись, что даже не заметили, что я, так скажем, «очнулся», только один смотрел на меня в упор, решая доложить об этом главному или нет. Смотря на то, как слова вылетают из рта мужчины, я тоже сжался от страха. Хотелось как и все встать в строй, только, чтобы не слышать его адского крика. Хотя еще более адским и мучительным был смысл слов, что он кричал. Почему мне должно стать плохо? От чего? Какие из-за меня проблемы? Заметив, что первые буквы его новой лекции с пеной у рта готовы вылететь, я стал слушать:

— Мы — заслуженные Истинные Ордена БЦМШ, стражи порядка, посвятившие себя Истинному Богу Шаукату 4. В отличие от ничтожного мелкого засранца, не достойного внимания. Разве вы не ощущаете пропасть между нами? — Я ничтожный засранец? Почему? Стоп, а почему Шаукат 4? Почему Истинные, а не Великие? Что произошло за время моего отсутствия?!

Мужчина продолжал обводить всех яростным взглядом, почему он думает, что они что-то рассказали мне. Что мне не должны были рассказать? Я ничего не понимал. Парень, который заметил, что я открыл глаза, глубоко выдохнул, будто потерял моральные силы, чтобы рассказать главному про меня. Не знаю почему, но мне казалось, что это плохо, ведь главный был в паре шагов перед тем, как назвать ту самую плохую новость. Не смотря ни на что, я не хотел её знать. Дрожь страха и раздражения пробежала по телу, мурашки, которые появились от счастья, стали антонимами самих себя. Хотелось начать биться головой о стену, лишь бы не слышать криков Истинного.

— Тогда вы, недоразвитые идиоты, так поступаете? Как Асмодей поступаете! Вот что мы теперь с ним должны делать, говорить Шаукату, что он стоит, как парализованный? Что вы скажете нашему правителю?

Так, Александр, Александр! Черта увидел что ли?! На что уставился?! — выкрикнул еще более злым голосом мужчина. Казалось, что он стал встревожен после того, как Александр, который смог решиться рассказать обо мне, указал пальцем ему за спину. Больше не ощущая себя самым главным, а маленьким слепым котенком, он обернулся. Наши взгляды встретились, его глаза расширились и он. Упал мне в ноги? Что? Все увидели, что я в сознании и поклонились мне так глубоко, как никогда. Что происходит?!

— Каюсь, Асмодей, за слова, что произнёс я. Виню себя, простите, вину сознаю. Не смог предугадать, что вы так медленно перемещаетесь в Мауэр. Полагал, что вы здесь на протяжении значительного времени, но оказался не прав. Прошу прощения, умоляю простить меня. — он сложил руки как для молитвы и стал кланяться мне с такой скоростью, будто стал фашистской ракетой. Все начали дрожать, все присутствующие стыдливо прятали от меня глаза, кроме Александра. Он осмелился смотреть в мою сторону и даже подмигнул! В прочем, я не был против. Ведь меня волновало лишь одно. То, что я не был готов услышать, но должен был.

— Почему мне должно было стать плохо? — дрожащим голосом, спросил уже я. Хрустя пальцами от нервов, в моем мозгу появился таймер. Одна минута. Будто бы одна минута до катастрофы. Десять секунд прошло, все вставали с колен, почти никто не поднимал глаз, на этот раз словно из-за жалости. Двадцать пять секунд прошло, вперед вышел Александр, потому что всем остальным будто не хватало смелости все рассказать, это пугало еще стильнее. Прошло сорок секунд, Александр переминался с ноги на ногу, стараюсь сформулировать новость, как до этого сказал главный, более мягко и осторожно. Прошла одна минута, наконец взрыв произошел. Взрыв произошел после этой фразы:

— Асмодей-Серафим Кутузов, отныне после убийства всех ваших родственников вы займете пост Сулум Берксы Мауэра, поздравляем! — к сожалению взрыв не обошел меня стороной, не задел меня, на мне не было и пары царапин. Он убил меня, стер в порошок, от меня не осталось ни следа, ничего. Я скоро встречусь с сестрой и братом, ура! Ура, я больше никогда с ними не встречусь. Больше Н-И-К-О-Г-Д-А не услышу смех Милы, она не назовет меня младшим братиком, не погладит по голове, не обнимет, не наругает, не расчешет волосы, не даст пощечину. Да лучше бы она била меня ножом каждый день, чем умерла. Как она могла умереть? Как это произошло?! Как все умерли?! ПОЧЕМУ?! Почему Агафон больше никогда не пошутит с нами, почему он никогда не позовет Кристину к нам на ужин, почему он больше не будет сбегать от Милы? Ладони проникли в волосы и потянули их со всей силы, а я упал на колени. Весь мир стал серым, бесцветным. Оказалось, что ранее я ничего не знал о стараниях. Все звуки исчезли, слышалось только биение моего сердца, пожалуйста, можно оно замолчит навсегда? Мое тело стало кататься по полу, а я истерически кричать, рыдать, заливаться слезами настолько, что после этого всем африканским детям было что пить еще многие многие годы. Душа, которую я только-только обмотал скотчем, вновь разбилась. Кто-то пытался меня успокоить. НО Я НЕ УСПОКОЮСЬ БОЛЬШЕ НИКОГДА, пока не отомщу убийце моей любимой сестры и брата. Убийца поплатится, убийца умрет настолько мучительно, насколько я смогу.

1921 год, офис Истинных и Сулум.

Ноги машинально двигались по офису. Не хотелось пить, не хотелось есть, жить не хотелось. Все давалось с огромным трудом, либо я включал режим робота и делал все быстро, не помня, что происходило во время выполнения поставленной мне задачи. Я вообще не помню почти ничего, что было в те два года, словно память о событиях стерлась, чтобы оставить воспоминания для тех ужасных чувств, которые ни испытывать, ни помнить не хотелось. Да. За два года я не смог оправиться от смерти сестры и брата. Да. Я никогда не оправлюсь от их смерти, зная, что умерли они очень мучительно. Вероятнее всего, они плакали, кричали, а Мила как обычно просила не трогать. Меня.

Тот, кто их убил, был таким извергом, моей сестре отрезали палец, целый палец! Когда я заходил в морг, сердце бешено колотилось, я не хотел, не ожидал, не подготовился к тому, что увидел там. Холодные, белые, воняющие гнилью, тела, они не казались мне противными, наоборот. Как только мой взор опустился на сестру, чтобы удержать меня на месте потребовалось пять охранников, чтобы я не прыгнул на неё в попытках оживить. А потом я понял, что не смогу их оживить, решил во что бы то не стало найти убийцу и отрезать ей чертов палец, после чего мучительно убить. В этих мыслях я жил постоянно. Эти мысли давали мне силы жить. Я не мог позволить себе умереть, ведь кто-то же должен мстить, верно? Верно! Я всегда прав! После смерти Милы я перестал быть добрым милым мальчиком с легкой перчинкой. Я стал сущим дьяволом, что без сожалений мог убить даже маленького, самого милого на свете, щенка. За свои новые качества я сам себя ненавидел. Что ж, мне пришлось жить с ними, ведь иначе не получалось. Иначе не могла моя психика. Иначе я не мог. Иначе я не хотел.

Смотря себе под ноги так, будто я шел по канату, а не по ламинату, я услышал позади себя шаги. Вдруг чьи-то холодные руки пронзительно легли на мои глаза и кто-то, стоя из-за спины, произнес:

— Попробуй угадать, кто сзади тебя? — очередная нелепая шутка Бегдияра. Хотелось вырвать ему конечности, чтобы он не прикасался ко мне. Хотелось, чтобы никто не мог прикасаться ко мне, кроме тех ласковых женских рук, которые нежно гладили меня по волосам.

Во время работы мне не приходилось общаться почти не с кем, что радовало, ведь этого до ужаса не хотелось.

Мне не нужны были друзья, не нужна была «поддержка», потому что помочь мне не мог никто.

Но, несмотря ни на что, я согласился общаться с Бегдияром, тогда почему он как настоящий друг не уважает мои границы? Шутит, когда мне плохо? Хотя, мне же всегда плохо. Это не отменяет того факта, что его раздражающее поведение я считал обязательным пресекать.

Ярость, будто навязчивая идея, проникла в мой мозг. Руки, ноги обрели свободу, они больше не двигались как робот, но не слушались и своего хозяина..

Грубо схватив парня за пальцы, я потянул их вниз, чуть не вывернув руки и ответил очередной тусклой фразой:

— Ненавижу прикосновения, Бегдияр Ростовский. Ненавижу. — зубы сжались, как у зверя, что вот-вот собирался напасть на свою добычу. Тихий взвизг пронесся позади меня, что вызвало усмешку. Может быть он убийца? Может оторвать палец ему и покончить с ним?

«Нет! Нет!» кричала Мила в моем сознании. Сестра хотела что-то сказать, но не могла, посылала лишь краткие намеки на убийцу, к сожалению, их я понять не смог. Когда в видениях ко мне приходил Агафон он тоже пытался помочь мне все разгадать, но сила «семьи» оказалась слабой. Новая волна подозрений про Бегдияра нахлынула на меня и на этот раз крикнул Агафон. «НЕ СМЕЙ! Невиновного не тронь!».

Я резко обернулся к «другу» и заметил, что он закрыл лицо руками, будто старался защититься от гранаты тапком. Голоса затихли, оставив пространство для моих мыслей, моими мыслями завладело некое беспокойство. Почему он защищается? Он боится меня? Показать своих чувств я не смог, лишь губы скривились в недоумении и, махнув рукой у его лица, я спросил:

— Ты че? — Бегдияр не смог ничего ответить, лишь дрожь его тела выдавала животный страх. Руки парня вжались в кожу, пытались защитить лицо. Я сделал пару шагов в его сторону, он попятился от меня. Казалось, что я близнец Ким Чен Ина, которого просто так обвиняют в издевательствах его брата. А Бегдияр девочка из отряда «Киппымчо».

— Прекрати! Прекрати это!!! — закричал я, ожидая исполнения своих указаний. Парень медленно стал убирать бесполезный щит от лица, сам он выглядел очень расстроенным. Будто собирался рассказать самую важную новость в своей жизни, но после моей «выходки» потерял все желание общаться. В первый раз за долгое время мне хотелось, чтобы со мной поговорили. Рассказали, что хотели, ведь каким бы инфантильным не был Бегдияр, он все время пытался мне помочь. Хоть я этого и не просил. Он пытался узнать убийцу, найти способ оживить сестру и брата, так что тогда у меня появилась надежда на моральное спасение. Может быть он нашел убийцу? Поэтому был так рад? Возможно же? Да? Да?!

Видимо по моему взгляду Бегдияр все понял, он тоже предпочел сразу перейти к делу и забыть то, что произошло до этого. Он шмыгнул носом и неуклюже по топал к столу, после чего, сев на край, наконец нашел в себе силы рассказать:

— Я нашел способ найти убийцу твоей семьи. Нужно отправиться к Сатане Маукату IV Предстоящему, в Шауэр. Он чего-то у тебя отнимет или скажет, чтобы ты чего-то выполнил, а взамен ты сможешь просить что угодно. — Бегдияр выпрямился, зная, как много он сделал для меня, узнав это. Сердце обдало теплотой, то, что я ждал два года наконец исполнится. Я убью чертову убийцу! Убью! Зарежу! Закопаю! Убийца пожалеет не только о своем поступке, но и о том, что родился. По щеке потекла слеза, боль слегка улетучилась и я мысленно сказал: «Я отомщу за вас, даже не смейте думать об обратном». Ноги подкосились, словно я стал терять сознание, да, так и было, вся картина перед глазами помутнела и мое тело, которое не успел подхватить друг, упало на пол, чувствуя невероятное счастье, надежду и облегчение..

— Я буду часто приходить в офис вместе с папой. Он сказал, что ощущает свою скорую смерть и должен научить меня всему. Впрочем, он, как обычно, витает в облаках. Кажется, что он так и мечтает уйти. — сказал Бегдияр и пожал плечами, из-за того, что я вновь отказался от пирожного. Ох, моих мыслей было настолько много, что даже двигаться казалось опасным, не то, что есть какие сладости. Ведь при каждом моем движении фокус внимания переключался и я забывал тот гениальный план, что еще пару минут назад крутился на языке без остановки. А после сладкого я бы расслабился и забыл даже свое имя. Бегдияр заметил, что мои ступни отбивают чечетку по полу уже второй час. Глубоко-глубоко вздохнув от накатившейся жалости в мою сторону, потому что из-за того, как сильно я нервничал могло показаться, что я Джек из Титаника, который пробыл в ледяной воде сутки. Он произнес:

— Асмодей, как я могу сделать, чтобы тебе стало лучше? У нас осталось пара часов до нашего отъезда в Шауэр, и я боюсь, что за это время ты окажешься на грани нервного срыва. Это уже не шутки! — ругался друг, а я мог лишь закусывать губы время от времени, чтобы хоть как-то угомонить рост кортизола в организме. Взгляд вновь ринулся к часам, до отъезда оставался один час тридцать пять минут. Хотелось, чтобы время прошло максимально быстро и отныне не мучало меня ожиданием. Ожидания, ожидания. Ожидание чужой смерти длилось ровно 1 час 35 минут..

После телепортации Бегдияра и Агафона в офис Мауката:

— Не могу настроится, волнуюсь очень. — на выдохе вырвались слова, когда я уже стоял у двери Сатаны. Было так страшно, что замер сам ветер и даже птицы в полете упали замертво. В потоке холодного воздуха состоящего из волнения и ожидания появилась теплая рука, что, прикоснувшись к моему плечу, поддержала меня в тысячный раз, лишь за сегодня.

— Если что уйдем, я всегда за тебя и с тобой Асмодей. Можешь довериться мне, как брату. — «Брату…» Все ради него и сестры, что ж. Я доверился и не прогадал, доверился так, что сам схватился за удушающую ручку двери и окунулся с головой в самый душный на свете кабинет.

На троне, гордо приподняв подбородок, сидело существо. Маукат закинул ногу на ногу и доставал огромными, черными рогами до стеклянного потолка, снаружи которого горел огонь. Сигарета, которую он держал когтями, наполнила своим дымом весь кабинет. Из-за едкого запаха было сложно держать глаза открытыми, так что мы с Бегдияром одновременно опустили глаза в пол и поклонились. Маукат давил на нас своим величием, он знал все, знал то, что сами люди не знает о себе. Знал то, что так нужно было мне. Секунды длились, как годы, казалось, что огромные когти Сатаны уже летели, чтобы впиться в мою глотку.

— Страх плодов не приносит, Серафим-Асмодей Кутузов. — мысленно мне передал Маукат, после чего спрыгнул с трона и юркнул в темноту. Мы с Бегдияром стали судорожно оглядываться, стараясь нащупать его взглядом, но его и след простыл. Вдруг острые когти коснулись моего плеча, я резко обернулся, но теперь когти прошлись по моей шее, опять поворот. Маукат вновь пропал, что за игры? Что за баловство? Он выглядел так грозно, но по итогу играл не как Сатана, а как маленький барашек, у которого пару дней назад выросли рога и он старался этим похвастаться. Взглянув на трон с долей сомнения, что тут мне помогут, я вновь увидел на троне Мауката. Сигарета, разжигая еще больший огонь вокруг трона, упала на пол, в этот же момент те слова, за которыми я и пришел, наконец прозвучали в воздухе.

— Хм, гм… Асмодей, разумеется я располагаю информацией о личности безжалостного убийцы, однако передача таких важных сведений требует определенных условий и действий с вашей стороны. Вы согласны на них? — слишком наигранно и театрально вздыхая, крикнул Сатана. Моя голова моментально закивала как не в себя. Я готов был сделать все, что ему угодно, лишь бы, лишь бы..

После этого послышался смешок и новая волна фраз..

— Хорошо, Вы будете обязаны убить дочь убийцы, но из самих убийц лишь одну. Ясно? — я не специально издал смешок и вновь кивнул. Такие простые условия? Не может же быть все так просто! Но после звучания тех «мелодичных» имен в воздухе мой мир вновь раскололся на четыре части. Убийцами были Кристина и Изольда! Нет! Нет! Нет! Не может быть! Никогда! Они бы никогда! Но по серьезному взгляду Мауката стало понятно, что он говорит тяжелую правду, что ж, в этой ситуации я бы предпочел сладкую ложь. Сердце заколотилось, в момент я вновь оказался на улицах Мауэра, меня под руку вел Бегдияр. А я все еще не мог поверить и принять. Кристина же так любила Агафона, то есть, это все было ради плана? Тяжелый всхлип вырвался из моего рта, опять, все стало еще хуже. Не могло же быть еще хуже! Могло, могло. Сердце переживало третью смерть, не хотелось плакать, я просто был в шоке, в состоянии аффекта. В этом же состоянии я побежал домой к Изольде, вежливо постучал и сделал все по её специальному обряду на смерть. ЗАРЕЗАЛ БАБКУ ТАК БОЛЬНО, КАК МОГ! Пообещав себе, что её внучка вытерпит все, что вытерпела моя семья. Отношения, отрезанный палец и чертова смерть..

Мауэр, дом Изабеллы, 2023 год, ночь 24 марта

— Мила, я-я не знаю, что она со мной делает. Я не могу её убить. Просто не могу, мне страшно, очень страшно и больно и..- слезы вырвались из глаз с таким напором, будто их сдерживали пол жизни. Я, обхватив свои колени, желал, чтобы меня пожалели. Сила вылетала из раны и мне становилось все хуже и хуже, начался жар и моментами ногу хватала судорога. В сознании царил туман, я забыл где нахожусь, с кем и когда.

«Замолчи, Асмодей, ты не должен сейчас говорить со мной!» — крикнула мне Мила, когда я захотел вновь начать ей жаловаться.

— Но с кем мне говорить? Я устал! Не хочу никого убивать, хочу жить спокойно, не претворяться другим! — взвыл я, каждое слово обжигало током, все было понятно, мне не дали выбора. Либо убить, либо убьют за меня. Ноги сами повели к зеркалу, душераздирающие крики с нескончаемым потоком вырывались из моего горла, причиняя огромную боль. Смотрел на себя в темноте, на красные пятна на лице, лице, что стало белым. Оно стало белым, как бледный мрамор, который должен был осветить собой ночные улицы, но по итогу не мог осветить и себя. Я не знал, куда девать ярость и накопившуюся внутри боль, первым на мой взор попало зеркало. Я занес руку и со всей силы ударил по стеклу, оно разбилось вдребезги, как и все мои мечты и желание жить, возможность жить. Тело, будучи морально мертвым, упало на осколки, что сразу, не теряя возможности, вонзились в него. Но физической боли не было, она потеряла смысл, ведь вместо неё появилась моральная.

— Асмодей, найди в себе силы, чтобы убить себя. Прошу. — шептал я сам себе, вытирая ладонями слезы, что отходили вместе с ресницами. Вдруг, что-то наступило на мои волосы и одно тихое слово, которое могло оглушить любой крик, всплыло в воздухе.

— Как можно быть настолько глупым, чтобы в моем доме истерить и кричать, что ты Асмодей?! — спросила Изабелла, нет, не спросила, пролепетала губами, на которых виднелись кровь от того, что их сильно закусили. Мой свет от утренних лучей, она все узнала. Да по-другому и быть не могло, другого варианта развития событий не сыскать.

— У меня часто случаются приступы, которые я не могу контролировать. — ответил я, самым нормальным вариантом, что откопал в своем сознании. Изабелла поджала губы кивая, после чего наклонилась и со всей силы ударила мне пощечину.

— Убирайся, подлый придурок. — прошипела девушка, стараясь скрыть накопившиеся в глазах слезы. Я попытался что-то ответить, но она добавила:

— Пошел вон, Асмодей! — я вроде бы понимал, что происходило, знал, что это последняя минута, когда можно что-то исправить, но сонливость и плохое самочувствие, после потери силы, а так же приступа, сделало свое дело. На моем лице восторжествовала глупая улыбка. По глазам моей Беллы, отныне затухшего света, можно было понять, что мое выражение лица стало для неё вроде похоронного марша.

— Уйди. — произнесла Изабелла и, тихо всхлипывая, поплелась из комнаты, мои чувства пропали. После приступа я не мог ничего ощущать, но она могла. Могла боятся, плакать, страдать, а я не мог. Так что просто встал и, взяв телефон, вышел из дома на прощание кинув на диван грустный взгляд. После моего ухода слышались крики лишь от плача и только её. Что в тот момент не имело для меня значения. Но я понимал, что, когда вернусь в свой дом, то мне станет еще хуже, чем ей. На самом деле весь план, чтобы она ощутила тоже, что и мой брат, провалился. Я полюбил её, полюбил всем сердцем и душой, как никого другого.

«Я буду делать все, чтобы найти способ, чтобы не убивать тебя, моя Белла. Моя единственная любовь.», — подумал я и еле-еле дойдя до больницы за углом, упал без сознания..