Крестом и булатом. Атака

Глава 2 Полный кирдык

С расстояния в полторы тысячи метров чеченский аул выглядел вполне мирной деревушкой. Сонной, немного патриархальной, с неторопливыми и рассудительными жителями, занятыми какими-то повседневными делами. Женщины развешивали во дворах выстиранное белье, детишки резвились посреди площади, тут же бродили козы, вяло пощипывающие траву, к пруду проследовала стая уток, седовласый старик копался во внутренностях стоящего у забора дизельного электрогенератора, трое полуголых юношей загружали в кузов трехосного пикапа кипы выделанных овечьих шкур.

Мирную картину нарушал лишь БТР, застывший возле поставленных в ряд четырех бензовозов, да усевшиеся в кружок бородачи с автоматами. «Волки ислама» передавали друг другу дымящуюся папиросу и резались в нарды.

Филонов осторожно сдвинулся чуть назад и медленно вернул на место веточку шиповника, которую он отодвинул минуту назад, освобождая сектор обзора.

Лежащий в трех метрах слева от экс-браконьера Рокотов повернулся на бок.

– Твое мнение?

– Неоднозначное…

– Это я понимаю.

– Если только нахрапом, – Никита поправил бандану. – Долгой осадой их не возьмешь. Видел, какие особняки отгрохали?

– Видел.

– То-то. Стены в три кирпича. С-сволочи…

– Наших не видать.

– Это точно.

– Думаешь, они где-то в помещении работают?

– Недостроев тут целых три. В любом из них…

– Нам надо знать точно.

– Согласен, – Филонов перевалился на спину. – Давай так. Я горушку обойду и с той стороны гляну. А ты с ребятами заховайся в пещерку.

– Один не пойдешь, – предупредил Рокотов. – Бери Егора и Данилу.

– Добре…

Александр Степановых подлез под откинутую крышку, скрывающую переплетение трубопроводов балластной системы первого отсека, сунул руку поглубже и нащупал привод заслонки.

– Чо там? – сидящий на корточках Ахмедханов вытянул шею, заглядывая из-за плеча русского.

Степановых фыркнул и промолчал.

Ваха, как водится, лез не в свое дело. Если в электродвигателях он еще что-то и соображал, то в более сложных вещах разбирался не лучше своих товарищей по борьбе за независимость Ичкерии, не переставая при этом с умным видом бродить вокруг подводной лодки, изображая на своем худом лице задумчивость и шурша страницами сервисной книжки малогабаритной субмарины, когда Степановых или Лазарев занимались профилактическими работами.

Охранники подземных баз, между которыми курсировала подлодка, с уважением смотрели на Ахмедханова, подозревая в нем крупного специалиста в технических вопросах, и были уверены в том, что двое русских только исполняют его распоряжения.

Иначе, по разумению охранников, и быть не могло.

Руководят всегда чеченцы, в крайнем случае – арабы. А русские просто шуруют на том участке работ, что им определяют многоопытные вайнахи. Так уж сложилось за всю новейшую историю двух чеченских войн конца двадцатого века.

Степановых криво улыбнулся.

Без него и без Лазарева творение французских конструкторов представляло бы собой бесполезный и очень дорогой кусок железа. Если б не они, чечены впаялись бы в стену подземного тоннеля при первом же погружении, или не смогли бы продуть балластные цистерны и навсегда остались бы на дне залитой водой карстовой полости.

Как они умеют управляться со сложной техникой, Александр знал.

Пока речь шла о стрелковом вооружении и автомобилях, все было нормально. Но стоило только перейти к современным средствам связи, умение заканчивалось. Боевики знали, как пользоваться рациями и сотовыми телефонами, но редко кто из них представлял себе схему их работы. И лишь единицы умели отремонтировать сломавшуюся вещь, хотя им это было и не нужно.

Зачем ремонтировать, если можно купить новый аппарат? Когда деньги считают не купюрами, а пачками и мешками, отпадает необходимость думать о мелочах. Нанимается человек, который заботится о том, чтобы в отряде всегда были запасные телефоны с оплаченными на год вперед sim-картами.

Та же ситуация и с автотранспортом. Роскошные джипы, у которых из-за отсутствия технического регламента вышла из строя какая-нибудь мелочь, отправляются на помойку или отдаются бедным родственникам, а взамен пригоняются новые, украденные в Москве, Питере или ином крупном городе. Проблем с доставкой их в Чечню не возникает: дорожные инспектора на промежуточных постах так же любят бумажки с изображениями американских президентов, как и московские чиновники, перепродающие через подставные фирмы ворованную нефть.

Про оружие даже говорить смешно. Приходи на любой склад и бери столько, сколько способен унести. За дополнительную плату дадут и транспорт, и солдатиков на погрузку. Схема отработана…

Степановых нащупал кругляшок магнитного клапана и провернул его по часовой стрелке. Первые пол-оборота деталь прошла как по маслу. Потом сопротивление возросло и Александру пришлось приложить все силы, чтобы загнать клапан в пазы.

Придется менять весь блок.

С приводом заслонок балластных цистерн шутить не следует. Слишком велика опасность того, что клапан заклинит, и тогда придется продуваться вручную. Хорошо еще, что французы предусмотрели двойной вариант всплытия и оснастили все трубопроводы высокого давления механическими штурвалами.

Не то что на подлодках российского флота.

Александр выбрался на деревянный пирс и распрямил затекшую спину.

– Сэрьезный поломка? – спросил Ваха.

– Ерунда, – Степановых почесал поясницу. – На час мутотени. Потом можем отправляться…

– Геноцид абстрактен по своей сути, – Вася Славин поднял вверх указательный палец и немного придвинулся к отцу Арсению. – Как и декларация прав человека.

Рокотов застыл в узком проходе, ведущем от входа в пещеру к месту дислокации незанятых на внешних постах казаков, и прислушался к разговору.

– Я с вами не согласен, – мягко возразил священник. – Права человека суть заповеди Божьи, переведенные в удобную для понимания форму. А осуждение любого геноцида – это прямая калька с принципа «Не убий». Господь осуждает любое лишение жизни любого существа, ибо сие есть вмешательство в его помыслы. Карать может лишь тот, кто дает жизнь.

– Если ваши слова, батюшка, довести до логического завершения, – хмыкнул Славин, – то выходит, что любая женщина, родившая ребенка, имеет право на замачивание одного человека. Она ж дала жизнь…

– Неправильно, – отец Арсений потеребил цевье гранатомета. – Душу вкладывает Господь. Женщина является всего-навсего неким контейнером для воспроизводства физической оболочки.

– А вы, я смотрю, не чужды наукообразию, – развеселился Славин. – Обозвать женщину контейнером – это не каждый шовинист себе позволит!

– Надо же придать понятию словесную форму, – священник развел руками. – А как иначе скажешь?

– Вы оба отвлеклись от темы, – вмешался Кузьмин, на секунду оторвавшись от чистки автомата. – Что там с геноцидом?

– А-а! – улыбнулся Вася. – Мое мнение такое: надо каждый случай геноцида описывать отдельным термином.

– Это как? – осведомился Пышкин.

– Элементарно. Геноцид евреев – жидо-цид, события девятьсот пятнадцатого года – арменоцид, то, что сейчас в Косове делается – сербоцид, бойня в Центральной Африке – тутсицид и хутуцид…

– А так же альбуцид и стрептоцит, – не выдержал Владислав. – Васек, ты так всех запутаешь.

– Ничего подобного! Как раз в этом случае не будет перекосов.

– Куда? – Рокотов уселся рядом с Кузьмичем.

– Хотя бы в сторону холокоста…

– Нежная тема, – кивнул Влад. – И что ты своим жидоцидом с ней поделаешь?

– Выбью из рук сионистов право решать, что считать геноцидом, а что – нет.

– Как это?

– Вот смотрите, – Славин отложил ВСС в сторону и сел по-турецки. – В современном мире на первом месте среди всех видов геноцида находится уничтожение евреев. Больше половины публикаций и примеров – именно о холокосте. О книгах я молчу. На один сборник про тех же армян – десяток про евреев. Если не больше… Непорядок получается. Как ни коснешься темы геноцида – тут же вылезают евреи со своими воплями о погромах и концентрационных лагерях. А почему?

– Действительно, почему? – Кузьмич поставил на место затворную раму «Грозы».

– Объясняю, – Василий выщелкнул сигарету из пачки. – Иудеи из разных общественных фондов оккупировали места в международных структурах, занятых изучением нарушений прав человека. И фактически диктуют всем остальным, как относиться к каждому конкретному случаю.

– Ты батьку Кондрата не переслушал? – поинтересовался Влад.

– Нет. Все и так сходится. Тем более, что Кондрата я не люблю… Он, по-моему, просто идиот. Метет всякую чушь, а толку никакого. Лучше бы свои обязанности губернатора исполнять научился. Вместо того, чтобы на митингах глотку драть…

– Это точно, – согласился Пышкин.

– Хорошо, – Рокотов решил больше не сбивать с мысли казака-"жидоборца". – Приведи пример негативного влияния иудеев на проблему геноцида.

– Пожалуйста. Ситуация с резней армян турками…

– И что?

– Все в курсе, что те события так геноцидом и не признали?

– Турция – член НАТО, – Кузьмич пожал плечами. – На мой взгляд, в этом все дело. Они Штаты предупредили, что, если геноцид армян будет признан, то турки пересмотрят свое отношение и к Альянсу, и к закупкам вооружений. Америкосам на армяшек плевать, Турция им важнее. Вот и заблокировали решения ООН по этому вопросу.

– Не все так однозначно, – хитро улыбнулся Славин.

«А Василек не так прост, как может показаться на первый взгляд, – подумал Рокотов. – Копается в мелочах, ищет аналогии… Молодец. Ему б не на ферме работать, навоз за быками убирать, а в институт поступать. К примеру, в наш Универ, на исторический… Там как раз деканом Фроянов служит. Тоже большой патриот. Ему волю дай, так он основным курсом поставит тему „Мировое еврейство и как с ним бороться“. Большого ума товарищ…»

– Что-то еще есть? – спросил отец Арсений.

– А як же! Ведь важно не то, что ООН решение проблемы тормознула, а то, как именно это произошло.

– Евреи, евреи, вокруг одни евреи, – спел Кузьмич. – Даже птичка воробей…

– …тоже маленький еврей, – поддержал Владислав.

неожиданно продекламировал священник и покраснел.

Хохот участников дискуссии о правах человека разбудил мирно почивавших в углу пещеры Фирсова, Рудометова и Янута.

– Это я так, – смущенно сказал отец Арсений. – В детстве слышал. Вот и запомнил…

– Вы совсем озверели, – зевнул Виталий. – Поспать не даете…

– Все равно через пять минут вставать, – Рудометов нацепил очки, посмотрел на часы и потянулся.

– Так что там с ООН и армянами? – напомнил Рокотов.

– А вот что, – Вася заговорщицки подмигнул батюшке. – Аккурат перед сессией, на которой должно было быть принято решение по этому вопросу, делегатов европейских стран пригласил к себе Джозеф Либерман…

– Тот Либерман, что сейчас в паре с Тором на выборы в Штатах идет? – уточнил окончательно проснувшийся Фирсов.

– Ага. Встреча была зело конфиденциальная. Однако кое-какая информация просочилась. В частности, обсуждался армяно-турецкий конфликт. И, по странному стечению обстоятельств, все европейцы отказались осуждать Турцию… За исключением Франции, но там всегда было очень сильное армянское лобби.

– Этому может быть другое объяснение, – Рокотов провел ладонью по поросшему щетиной подбородку. – Европейские концерны завязаны на производство вооружений и опасались потерять рынок сбыта. А Либерман просто лоббировал интересы ВПК. Без привязки к иудейским интересам… Хотя над этим стоит подумать. Может, ты и прав…

Опасения Главы Администрации на счет своего кремлевского будущего оказались беспочвенны. Команда ушедшего на покой престарелого Президента сумела настоять на том, чтобы ключевые посты в верховной власти продолжали занимать лояльные корпоративным интересам чиновничества люди. Вроде Стальевича, по уши замазанного в прошлых неблаговидных делишках.

Новоизбранный Президент серьезного сопротивления так и не оказал.

Он с головой ушел в построение новой вертикали власти и разборки с губернаторами. На чистку ближайшего окружения времени уже не оставалось. Конечно, некоторые персоналии лишились своих постов, но в общем и целом сложившаяся система ничуть не пострадала.

Как воровали – так и продолжили.

Единственным отличием от прошедшего десятилетия стало то, что теперь чиновники не критиковали власть и не позволяли себе выпады в адрес Первого Лица, как нередко бывало при «царе Борисе», а всячески имитировали приверженность «новому курсу реформ», выдвинутому Президентом в послании Федеральному собранию, и ссылались на «особые отношения» с Главой Государства, за что в народе получили меткое прозвище «птенцы гнезда Вована».

Частенько «инициатива прогиба» доходила до абсурда.

Одни выпускали самоучители по кройке и шитью, вынося на обложку фамилию действующего Президента, другие заказывали придворным пиитам новые тексты гимна России, в которых рефреном звучала фраза «И Вовик такой молодой с огнем эфэсбэшным в груди…», третьи замастырили букварь, взяв за основу рассказы из цикла «Ленин и печник», и уснастили его детскими считалками вроде «Ах, Вова, Вова, Вова! Мне без тебя тоскливо».

И прочая, и прочая…

Каждый чиновник считал своим долгом продемонстрировать чудеса преданности, не понимая, что у нормальных людей такое поведение ничего, кроме брезгливости, не вызывает. Но нормальные в госструктуры не идут, а мнение «электората» после свершившихся выборов уже никого из власть предержащих не интересует.

Президент же принимал лживые реверансы чиновников за чистую монету и искренне верил, что с такой командой наконец поставит страну на ноги. Но для нормального взаимодействия с бюрократическим аппаратом ему требовалось иногда закрывать глаза на «ошибки». Таково искусство управления. Чиновник, отправивший несколько миллионов долларов из бюджета на счета оффшорных фирм под липовый контракт, совершает не преступление, а именно «ошибку». С кем не бывает! Утверждать что-то иное – моветон.

Не поймут-с.

И схарчат любого, кто вознамерится коренным образом изменить Систему.

Силенок на борьбу со всей чиновной стаей ни у какого Президента не хватит. У подчиненных Первого Лица тоже есть интересы. Так что любое опасное для Системы распоряжение заблокируют уже в Администрации. Внесут по-правочки, не разработают исполнительный механизм, дополнят документ примечанием об «усмотрении должностного лица», а могут и превратить здоровую инициативу в свою полную противоположность.

Методов – тысячи.

И обоснование всегда найдется – «ради блага страны». К таким словам не подкопаешься. Раньше было «по просьбам трудящихся», а теперь так.

Во исполнение решений молодого Президента-реформатора.

Ать– два!…

Глава Администрации исподлобья посмотрел на своего визави, напряженно уставившегося в докладную записку адмирала Самохвалова.

Командующий ВМФ даром времени не терял.

За неполные десять дней, что прошли с момента катастрофы в Баренцевом море, Самохвалов успел подать рапорт об отставке, получить суровую отповедь от министра обороны, согнать в квадрат, где лежал «Мценск», все силы Северного флота, заставить Кацнельсона наложить гриф «секретно» на всю информацию о трагедии и обозначить позицию комиссии по расследованию причин затопления АПРК.

Столкновение с иностранной субмариной. Другие версии признаются маловероятными и вредными.

Точка.

Президент наконец дочитал изобилующий техническими терминами документ.

– Что вы думаете по этому поводу?

– Владимир Владимирович, я не специалист, – уклончиво заявил Глава Администрации. – Но считаю, что Главком прав.

На самом деле бывший профессор математики думал иначе.

Александр Стальевич умел оперировать физическими формулами, помнил уравнения Навье-Стокса и законы Ньютона и понимал, что никакая американская субмарина не в состоянии потопить атомоход такого класса, как «Мценск». Ибо тогда толщина корпуса у американца должна составлять минимум полметра легированного сплава. А таких лодок никто не выпускает. Ибо подобная посудина тут же у топнет, едва плюхнется со стапелей на воду.

– Нужны доказательства, – протянул Президент.

– Доказательств у Самохвалова в избытке, – Глава Администрации вспомнил слова адмирала, – не хватает фактов…

– Это как? – удивился Верховный Главнокомандующий.

– Ну-у… – чиновник замялся. – Характер повреждений установлен, осталось найти обломки или детали иностранной лодки.

– А если они не будут обнаружены?

– Будут, – убежденно сказал экс-математик.

Кусков обшивки, оставшихся от реально произошедших прошлых столкновений, на складах ВМФ достаточно для того, чтобы подсунуть «вещдоки» на место аварии и затем назвать виновника. Американцы, конечно, пошлют Самохвалова и компанию подальше, но на выводах комиссии и судьбах адмиралов это не отразится.

– Ясно, – Президент вздохнул. – Вы назначили дату траурных мероприятий?

Глава Администрации извлек проект указа.

– Все подготовлено.

– Хорошо. Завтра я собираюсь поговорить с родственниками погибших. Организуйте встречу…

– Пригласить их в Москву?

– Нет, я лечу в Видяево.

– Но ведь завтра…

– Отменить, – Президент зыркнул на подчиненного. – И вызовите ко мне директора ФСБ…

– В приемной директор «Аквамарина», – доложил чиновник. – Ему назначено.

– Я помню.

– Перенести встречу?

– Нет. Пусть заходит, – Глава Государства встал из-за стола, чтобы встретить академика Игоря Львовича Слуцкого в центре кабинета и обменяться с ним рукопожатием перед объективами телекамер. – А Петрушкина пригласите на четырнадцать тридцать…

– Хоп! – сказал довольный собой Филонов и вытащил из-за пазухи сложенный вчетверо лист крупномасштабной карты, на обратной стороне которой черным фломастером были нанесены квадратики, изогнутые линии, точечки и палочки. – Все, как в аптеке! Прошу! Полный план деревеньки.

– Молодец! – похвалил Влад. – Долго срисовывал?

– Часа три, – уставший Никита потер локоть. – Все брюхо отлежал. Зато теперь мы знаем, что и как.

Казаки установили на камнях три мощных фонаря, чьи лучи светили точно на рисованную карту, и уселись вокруг.

– Толкуй, – Кузьмич похлопал Филонова по плечу. – Айвазовский ты наш…

Экс– браконьер развернул лист на четверть оборота и присел на камень. В качестве указки он использовал свежесрезанный прутик.

– Итак. Общие сведения – сорок один дом, из них тридцать девять жилых, два – вроде сельсовета и школы. Три недостроя. Тут, тут и тут… Я их крестиками пометил.

– В разных концах аула, – нахмурился Туманишвили.

– Это фигня, – Филонов постучал прутиком по одному прямоугольнику с крестиком. – Работы ведутся только здесь…

– Ты их видел? – вскинулся Чубаров.

– Мельком. Пять или шесть мужиков. Охрана – один придурок с «калашом». Лиц не разобрал, извини. Да и заросшие они до бровей.

– Ты ничего не перепутал? – серьезно спросил Рокотов.

– Нет. То, что заложники, это точно. Пашут не переставая, без перекуров. Чичики уже сто раз бы присели чайку попить…

– Собаки? – задумчиво осведомился Влад.

– Ни одной не видел…

– Странно…

– Ничуть, – вмешался Веселовский. – Если село ваххабитское, то собак может и не быть. Не положено по их видению Корана. В горах еще и не такие чокнутые встречаются.

– А кто овец охраняет? – не согласился Рокотов.

– А чо их охранять? – хмыкнул Алексей. – На ночь стадо в прочный загон – и все дела. Волчара через дюймовые доски не пролезет. Особенно в том случае, если колючкой обтянуть… Свиней, как я понимаю, там тоже нет?

– Не-а, – Никита стукнул прутиком по голенищу сапога. – Про хрюшек мог и не спрашивать, и так ясно. Одни козы, овцы и птица…

– И бензин, – напомнил отец Арсений.

– Верно.

– Стоп! – Рокотов наклонился к карте. – А где заводик по переработке нефти или что-то типа вышки?

– А нету.

– Почему?

– Перевалочный пункт, – предположил Филонов. – Бензовозы приходят сюда с юга, потом их гонят на северо-запад, к ингушам… Федералы село не трогают, потому здесь можно спокойно оставлять машины. Или собирать караваны.

– Разумно, – Влад нахмурился. – Но какой еще бизнес у жителей? Только предоставление безопасного места?

– Судя по хоромам, что они настроили, нет, – Никита ткнул прутиком в заштрихованный прямоугольник. – Вот здесь явно скорняжный цех. Шкуры сотнями висят. И мешки во дворе под навесом. Видимо, соль… Плюс какие-то мастерские тут и тут…

– Даю сто к одному, что они деньги печатают, – изрек Янут.

– Согласен, – кивнул Филонов. – Рулоны бумаги тоже присутствуют.

– Хорошо, – Рокотов расправил плечи. – Частности пока отставим, вернемся к общему плану. Никитой, обрисуй нам свой чертеж целиком, чтоб мы представляли, где и что. По ходу дела я задам уточняющие вопросы.

– Яволь, – Филонов повертел в пальцах прутик. – По центру села – площадь. Вот она… На площади стоят четыре двадцатитонных бензовоза и бэтээр. Рядом кучкуются бандюки. Человек десять. От площади отходят четыре улицы, и еще одна – от центральной дороги. Улицы идут до крайних домов. Напротив места стоянки бензовозов – что-то вроде клуба. Болтается зеленая тряпка, тусуются мужички…

– Мечети, как я понял, нет, – констатировал Владислав.

– И в помине. Скорей всего, они молятся в клубе… Поехали дальше. Обратите внимание на район позади бэтээра, между основной дорогой и боковой улочкой. Там в каждом дворе какие-то низкие сооружения, типа дотов.

– Местная линия Маннергейма?

– Очень возможно. Если это так, то они полностью перекрывают дорогу с северо-запада. Ущелье узкое, достаточно подбить пару машин – и финита.

– Верно…

– С юга дорога вроде открыта, но я не уверен, что на том направлении нет замаскированных точек.

– А мелкие тропинки?

– Я обнаружил две. Здесь и здесь…

– Придется минировать, – решил Рокотов.

– Угу, – Никита потер глаза. – Вот, в принципе, и все… Где заложники, мы знаем.

– Тогда в чем дело? – Туманишвили положил «Винторез» на колени и привстал.

– Сиди! – жестко отреагировал Влад. – В психическую атаку ты сходить успеешь. Сначала надо подготовить засады. Нас – шестнадцать, а чучмеков не меньше полусотни.

– Больше, – проворчал Янут. – Каждый дом – это минимум два ствола. Сюда еще подростков добавьте. Человек сто двадцать наберется.

– Еще лучше! Восемь к одному, и все не в нашу пользу, – буркнул Рокотов. – Так что думать, думать и думать, как завещал Ильич… Никитой, давай так. Бери Кузьмича, Лешу и Мишу, и дуйте на окончательную рекогносцировку. Мне надо, чтобы командиры групп досконально изучили местность. А мы с Виталиком пока займемся сюрпризами на тропинках. Благо до вечера время есть…

Резван Гареев остановил свой вишневый «Lincoln Navigator» в пятистах метрах от блокпоста на границе с Ингушетией, выбрался, на шоссе и застыл, расставив ноги на ширину плеч и заложив за спину руки.

Бояться тут некого.

Все схвачено, за все уплачено.

Ежемесячно по этой дороге в сторону Магаса проходит три или четыре каравана с топливом, набодяженном в цехах на юге Чечни. И все довольны. Ингуши радуются дешевой солярке, жители родного аула получают стопроцентную прибыль от перепродажи горючего, офицеры на блокпостах имеют по паре сотен баксов с каждой пропущенной без досмотра машины.

Если Резван захочет, то сможет переправить в Россию хоть батальон боевиков. Конечно, в – этом случае двумястами долларами не обойдешься.

Но вопрос решаемый.

От серых бетонных надолбов, окружавших блок-пост, отъехала синяя «шестерка» замначальника отряда ОМОН по воспитательной работе и направилась в сторону Гареева.

Подполковник был первостатейной сволочью, готовой за пачку крупных купюр подставить под пули всех своих сослуживцев. Бывший парторг горотдела милиции, перекрасившийся в истового демократа и ревнителя гражданских свобод. Резван знал о его делишках от родственника, проживавшего в одном городке с подполковником. Тот и дома не брезговал взятками, освобождал из камер задержанных под предлогом процессуальных нарушений оперов.

Вернее, успевал получать взятки чуть раньше самих оперов, также не чуждых товарно-денежным отношениям.

Как и повсюду на Руси…

Подполковник приехал вместе с мордатым сержантом и сначала опасливо осмотрелся по сторонам, только потом вылез из машины. Сержант двигатель не глушил, сидел прямо и напряженно смотрел перед собой.

Гареев презрительно улыбнулся.

– Что на этот раз? – милиционер суетливо вытер пот со лба.

– Четыре машины, – Резван протянул конверт. – Дизтопливо. По таксе.

– Со следующего месяца сумма возрастает, – подполковник трагично покачал головой.

– Почему?

– Меняется отряд, новые всегда больше просят…

– А ты что, не уезжаешь?

– Пока остаюсь, – толстяк переступил с ноги на ногу. – Мне командировку на месяц продлили… Так что с деньгами?

– Решим, – Гареев повернулся к продажному менту спиной и залез в джип.

Взвыл мотор «жигулей», и синяя машина развернулась на середине шоссе.

Резван опустил стекло на двери своей машины, закурил и махнул рукой сидящему за рулем Лёме Беноеву:

– Поехали. Этот шакал снова денег хочет. Все ему мало…

– Будешь платить?

– Подумаю… Давай домой. Сегодня надо еще с русаками разобраться. Лечи сказал, что они себя ведут как-то не так.

– Сдернуть решили? – хохотнул Беноев.

– Шайтан их знает! – Гареев стряхнул пепел.

– Лечи обкуриться мог. Вот и показалось, – Лёма сморщил тонкий нос. – Вчера он вообще еле на ногах держался.

– Посмотрим, – Гареев откинул спинку кресла и расслабленно прикрыл глаза. – Лечи, конечно, дурак, но последить за русаками не помешает. Вдруг ему не показалось…

В ответ Беноев только пожал плечами. Молокососа Атгиреева он не любил, считал абсолютным дегенератом, но Резван отчего-то не гнал Лечи подальше, а даже по-своему привечал.

Значит, у Гареева были какие-то виды на молодого придурка.

Может, хотел сделать из него подрывника-самоубийцу, может, что еще…

Лёме стало скучно думать об Атгирееве, он широко зевнул и сосредоточился на управлении мощным внедорожником.

– Вот я тебе и говорю, – Гоблин потряс перед носом Юрия Нерсесова огромным кулаком. – Поймаю Вторичного – прибью…

Юра мягко отвел от своего лица кулак перевозбужденного Чернова и дописал на смятом листке бумаги финальную фразу статьи под названием «Воспитание ненависти», которую он намеревался отдать в национал-большевистскую газету «Смерч». Свои материалы журналист-патриот всегда творил от руки, ибо, как выражался склонный к метафорам главный редактор «Нового Петербурга» Леша Андреев, Нерсесов являлся «странной формой жизни, имеющей запутанные отношения с современной печатной техникой».

– Димон, ты смотри, махнешь своей грабкой[4] как-нибудь неудачно – и кранты моим очкам, – сказал Юра. – А заодно и мне.

– Извини, – смутился Гоблин. Экс-рэкетира, а ныне журналиста Чернова возмутили очередные экзерсисы небезызвестного критика Антона Первичного, переключившегося с разбора литературных произведений на обзор прессы и опрометчиво начавшего со статей Димона.

Гоблин мгновенно вскипел и пообещал оторвать «Вторичному» голову.

Старые привычки не забываются. – Нет, ну ты представляешь! – Димон влил в открытую пасть очередной стакан апельсинового сока и щелчком пальцев подозвал официанта. – Давай сюда кувшин! Надоело, блин, микродозы заглатывать… – Чернов повернулся к Нерсесову. – Так вот. Выхожу в Интернет, смотрю – сноска на одном из сайтов. Мол, так и так, какой-то Первичный классно критикует нынешние газетные публикации…

Юра подпер щеку ладонью и подумал, как обманчива бывает внешность.

Глядя на двухметрового Гоблина, на ум приходил образ громилы с бейсбольной битой в одной руке и утюгом в другой, вышибающего долг у визжащего связанного коммерсанта. Но уж никак не прилежного журналиста, посещающего Публичную библиотеку, протирающего штаны в читальном зале и не чуждого достижениям современной техники.

Кстати говоря, в библиотеке от Чернова тоже поначалу шарахались, незаслуженно подозревая бритоголового бугая в том, что он явился в сие культурное учреждение с целью поставить его под свою «крышу». Но проходила неделя за неделей, Гоблин ничем особенным себя не проявлял, и к нему потихоньку привыкли. Как привыкают живущие в пруду лягушки к регулярному хождению медведя на водопой. Опасаться, естественно, не перестают, но уже не так резво прыскают в стороны, заслышав хруст кустов под лапами бурого великана.

В библиотеке Димон пользовался огромным успехом у приходивших туда студенток.

Девушки мгновенно забывали о цели посещения читального зала и часами вожделенно разглядывали нависшего над подшивками газет сосредоточенного Чернова. По сравнению с худосочными очкариками мужеского пола, щеголявшими жиденькой растительностью на полудетских лицах, или сухонькими старичками, являвшимися в библиотеку к открытию, мускулистый красавец Гоблин имел массу явных преимуществ.

– …Захожу на страницу этого микро-обозревателя", – Димон принял из рук почтительного официанта двухлитровый кувшин, – и вижу, что Вторичный начал с меня. Представляешь?

– Представляю, – кивнул Нерсесов.

– Нет, ты плохо представляешь. Мало того, что этот микроцефал выразил свое несогласие с моими выводами, я бы это еще простил, так он приписал мне вещи, о которых я вообще никогда не говорил!

Гоблин недавно разобрался в смысле приставок «микро» и «макро» и теперь употреблял их постоянно.

К месту и не к месту.

Закреплял полученные знания, если можно так выразиться.

– Например?

– Да элементарно! Я написал рассказ. Там мой герой по ходу дела ловит одного типа, отшибает ему башку и портит его оружие. Винтовку «ли-энсфилд». Знаешь такую?

– Знаю…

– Гнет, значит, ствол об колено. У «ли-энсфилда» стволик тонкий, согнуть немного можно…

– А зачем?

– Чтоб потом, блин, этой винтовкой не смогли воспользоваться остальные преследователи.

– Ага, ясно, – Нерсесов поправил очки.

– Ну вот… Все вроде пучком, жизненно. А этот макромудак Вторичный вдруг начинает надо мной стебаться, что, мол, мой герой гнет об колено автомат Калашникова. Всасываешь?

– Всасываю, – хихикнул Юрик.

– Я пишу – «ли-энсфилд», этот имбецил – «калаш». Сам все напутал, и сам меня же обвиняет в незнании предмета, – Димон горестно вздохнул. – Дальше – больше. Позавчера я наехал на Кацнельсона и Зотова, разметал их по кочкам. И версии ихние, и подлость несусветную по отношению к подводникам, и незнание физики…

– Знаю, читал, – закивал Нерсесов. – Я даже стих по этому поводу написал.

– Что-о?! – возмутился Гоблин.

– Да не про тебя. Я в стихотворной форме изложил идиотизм объяснений катастрофы. Типа, как надо относиться к официальным сообщениям.

– Ну-ка, ну-ка, – Чернов схватил блокнот. Юрик откинул голову немного назад и начал заунывно декламировать:

– Это цинично, – заявил ошарашенный Димон. – И вообще, при чем тут пальмы, кит и бананы?

– Сие есть метафорический символизм, – объяснил поэт Нерсесов, – с оттенками гиперреализма. А-ля Серебрянный век.

– В качестве эпиграфа мне это не подходит, – огорчился Гоблин.

– Эпиграфа куда?

– К следующей статье о «Мценске»…

– Ты намерен добивать тему?

– Я намерен добивать Кацнельсона, – рыкнул Чернов. – Эта макросволочь свистнула мою идейку о продаже станции «Мир» Китаю[5] и выдает ее за свою.

– Серьезно? – удивился Юра. – И откуда ты это узнал?

– Неделю назад «Секретные материалы»[6] дали информашку по «Миру». Там черным по-русскому сказано, что переговоры Кацнельсона с китаезами насчет орбитального комплекса сорвались. Мы, вроде, слишком много денег запросили. Но это мелочи. Главное, что в «Хэ-фаллосе»[7] автором идеи назван Кацнельсон…

– Кто автор статьи?

– Не помню…

– Не Менделеев? – Нерсесов назвал главного редактора.

– Да нет. Если б Менделеев написал, я б Вадьку лично в выхлопную трубу его «опеля» засунул. Кто-то другой, из пристяжных…

– Менделеева все равно можно попинать.

– А толку? Денег у него нет, живет, можно сказать, в долг… Кстати, хочешь свежую историю про Менделеева?

– Хочу.

– Его прав лишили.

– За что? – Нерсесов пожевал кончик шариковой ручки.

– За пьянку, – усмехнулся Чернов. – Но как! Короче, Менделеев набухался с одним пацаном, которого года полтора назад выгнал с работы. Вадик уже забыл об этом конфликте, а пацан – нет. Так вот… Встретились они на тусовке, пацан Менделеева накачал, а потом, когда тот домой ехать собрался, позвонил в ментовку. И слил Вадьку. Мусора его прихватили в ста метрах от места сборища, выволокли из машины – и на экспертизу. Тут же лишение прав оформили. Причем денег не взяли.

– Естественно, звонок же зафиксирован, – согласился журналист-патриот.

– Именно! Теперь Менделеева водитель возит. И поделом…

– Твой приоритет по «Миру» легко доказать, – Нерсесов вернулся к теме разговора. – Сопоставить время выхода статей и дату появления правительственных документов. А потом на Кацнельсона накатить…

– Ворье – оно ворье и есть, – Гоблин отхлебнул сок. – С Кацнельсоном судиться без понту. Да и иск никто не примет. Я лучше его рачком поставлю по «Мценску». Он уже столько наболтал, что на целую серию статей хватит.

Юрик повернул голову и уставился на вошедших в кафе шестерых юношей во главе с рыжим одышливым толстяком в желтой байковой рубахе навыпуск.

– Ха! Димон, смотри, – Нерсесов толкнул Чернова в плечо. – Знаешь, кто это?

– Не, – Гоблин хмуро взглянул на компанию.

– Мелонов сотоварищи. Молодые христианские демократы…

– И чо?

– Последыши Ковалева-Ясного и Пенькова…

– А-а! – на лице у Чернова появилась заинтересованность.

– Развлечься хочешь? – неожиданно предложил Юрик.

– Не откажусь…

– Пеньков – пассивный зоофил! – громко сказал Нерсесов. – А Дыня – жирный импотент!

Христианские демократы еще не успели сесть за столик.

Один из юношей завопил что-то матерно-невразумительное и схватил со стола пустую бутылку. Мелонов подпрыгнул и выпучил глаза.

– Кто шагает дружно в ряд? Христианский наш отряд! Педофилы, лесбиянки, и задроченные панки! – заорал Нерсесов.

– Бей их! – приказал Дыня и рванулся вперед.

– Развлечься, говоришь?! – Гоблин слишком поздно понял, что поддался на провокацию весельчака Юрика. Но времени что-либо изменить уже не было.

Чернов отбросил в сторону стул и встретил первых двоих нападавших ударами в челюсти. Молодых демократов швырнуло назад, и они бесчувственными кулями рухнули под ноги переполошенных посетителей.

Юноша с бутылкой широко размахнулся, рассчитывая попасть Димону в голову.

Гоблин чуть отклонился и от души вмазал «христианину» носком ботинка промеж ног. Уши резанул истошный визг будущего кастрата. Димон перехватил согнувшееся тело, вздернул его в воздух и метнул за стойку, едва не прибив несчастного бармена.

Зазвенело.

Шкаф с разнокалиберными бутылками не выдержал удара от прилетевшего тела молодого демократа и развалился. В воздухе распространился аромат дешевого самопального коньяка и прокисшего вина.

– А-а-а! – мимо Чернова пронеслась округлая фигура Нерсесова, размахивающего сверкающим металлическим подносом.

– Осторожно! – рявкнул Гоблин, но опоздал.

Юрик поскользнулся на размазанном по полу мороженом, совершил замысловатый кульбит, миновал застывшего в ступоре Мелонова и со всего маху въехал подносом по физиономии официанту.

Бам-м-м!

Тонкая жесть прогнулась по форме лица работника общепита.

Нерсесов с официантом покатились дальше, сметая легкие пластиковые стулья.

Димон перепрыгнул через столик, походя шарахнул Дыню в солнечное сплетение и погнался за двумя оставшимися демократами. Те решили не искушать судьбу и выскочили на улицу.

Чернов плюнул вслед сбежавшим, вернулся в зал и за ногу вытащил из-под столика блаженно улыбающегося Нерсесова. Журналист-патриот сильно приложился лбом об пол и потому плохо соображал.

Правда, отоваренному подносом официанту было еще хуже.

Гоблин перебросил Юрика через плечо, погрозил кулаком бармену, схватившему телефонную трубку, и ретировался. Не желая терять лишние секунды на размещение бормочущего что-то антидемократическое Нерсесова в салоне джипа, Димон забросил приятеля в багажник, где тот благополучно провел полчаса, пока Чернов проходными дворами вез его в редакцию «Нового Петербурга».

– Сверим часы, – приказал Рокотов. Командиры групп послушно взглянули на хронометры.

– Шестнадцать сорок две, – сказал Кузьмич.

– Ага, – кивнул Чубаров.

– У меня спешат, – Веселовский перевел минутную стрелку немного назад. – Теперь порядок…

– Время "ч" – девятнадцать пятнадцать, – напомнил занудливый Влад. – Еще раз повторим задачи. Миша?

– Блокируем дорогу на северо-восток и продвигаемся до околицы. Гречко занимает пост на верхотуре. Вернее, уже занял… Идем парами. Я с Никитой, Денис с Антоном. Предварительно минируем трассу.

– На рожон не лезьте, – предупредил Рокотов. – И держитесь подальше от дотов.

– Само собой…

– Леша?

– Перекрываем отход на юг и тропинку на юго-восток. Егор работает с юго-западного склона, мы с Виталиком – по центру, Семен с Данилой поддержит вас справа.

– Что ж, – Влад встал со своего места. – Переодеваемся, и вперед.

Казаки вывернули наизнанку свои комбинезоны и подогнали снаряжение. Лохматый камуфляж из темно-зеленого превратился в грязно-серый, практически неразличимый в сумерках или ночью.

– Все лишнее оставляем, – Рокотов сложил в полупустой рюкзак остатки еды, туго затянул шнур на горловине и первый забросил вещмешок в угол пещеры. – Бог даст, не понадобится…

Отец Арсений замешкался, опуская в рюкзак потертую маленькую Библию, и неслышно вздохнул.

Варданян с Шерстневым навалились на блок подъемника, и поддон с кирпичами медленно приподнялся до уровня второго этажа будущей мастерской по производству фальшивой американской валюты.

Митя, Ираклий и отец Владимир перехватили стропы и втащили поддон на площадку.

Рафик обессиленно опустился на землю. Виктор вытер пот и уселся рядом, на секунду обернувшись в сторону и отметив, что Лечи Атгиреев набивает уже четвертый косяк за смену.

После казни Якова охрану заложников усилили. Видимо, опасались того, что кто-нибудь из пленников может наплевать на чувство самосохранения и броситься на часового. Атгирееву дали в помощь Али Баграева, такого же молодого наркомана, как и Лечи. На пару они смолили папиросу за папиросой, временами разражаясь бессмысленным кудахтающим смехом и поигрывая потертыми нечищенными «калаша-ми». Их оружие было в крайне запущенном состоянии, но рассчитывать на то, что АК заклинит, не приходилось. Это не М-16 и не «Штейр АУТ», требующие к себе бережного отношения и регулярной смазки. «Калашников» стреляет даже после того, как год пролежал в болоте.

Надежность конструкции самого массового автомата в мире оборачивалась против пленных.

– Вот сволочи, – шепнул Варданян. – У них же есть дизель-генераторы и лебедки… На хрена мы вручную второй этаж загружаем?

– Окстись! – Шерстнев привалился спиной к стене и полузакрыл глаза. – Про лебедки вспомнил! Они с их помощью шкуры грузят…

– Вот я и говорю…

– Забудь! Меньше будешь рот открывать, дольше проживешь.

– Сами себе же все портят…

– А им-то какое дело? – хмыкнул Виктор. – Ты думаешь, они хоть в чем-то разбираются? Вон, Ираклий три ряда положил почти на чистый песок… Кто-нибудь это заметил? Как бы не так! Через год песочек размоет и стены обвалятся… Причем внутрь. Вместе с перекрытиями…

Варданян тихо хихикнул.

Хозяева бесплатной рабочей силы не понимали, что своими издевательствами они только возбуждают фантазию рабов, и те раз за разом придумывают очередные пакости, должные изрядно навредить тем, кто будет пользоваться результатами их труда. То же происходило в концлагерях во время второй мировой, когда заключенные, поставленные на конвейеры, приводили в негодность две трети выпускаемого вооружения.

Причем внешне все было нормально.

Однако ракеты ФАУ били мимо цели, у отремонтированных истребителей и штурмовиков отказывали системы подачи топлива, артиллерийские снаряды частенько взрывались прямо в казенниках орудий, гусеницы слетали с танковых роликов в самый неподходящий момент.

Раб не заинтересован в качестве. Его задача – сохранить максимум собственных сил при минимуме отдачи и изобразить кипучую деятельность на глазах у охраны. А если получится, еще и что-нибудь испортить.

Руководство саботажем взял на себя Туманишвили, имевший изрядный опыт строительных работ. По его советам остальные заложники неправильно выводили уровни, клали крепежные балки не в том месте, где следует, произвольно меняли состав раствора, при закладке фундаментов в траншеи незаметно подбрасывались куски дерева и обрезки кровельного железа – в застывшем бетоне образовывались огромные каверны, в которые тут же просачивались грунтовые воды. Любое построенное руками пленников здание через два-три года приходило в полную негодность и грозило обвалиться на головы тем, кто будет в нем находиться.

– Сбросить бы кирпичи на этих придурков, – мечтательно произнес Варданян. Шерстнев открыл глаза и сел прямо.

– Как ты сказал?

– Сбросить кирпичи, – Рафик пожевал травинку. – А что?

– Так, – Виктор вытянул одну ногу и помассировал лодыжку. – Это мысль… Посиди пока тут, а я наверх схожу.

– Зачем?

– С Ираклием пошепчусь…

– Ты думаешь, получится? – у Варданяна загорелись глаза.

– Посмотрим… Сиди спокойно, типа отдыхаешь.

– Давай вместе пойдем!

– Не надо, – Шерстнев искоса бросил взгляд на чеченцев, выпускавших клубы сладковатого дыма. – Не возбуждай их интереса, чо мы вдруг на пару поперлись.

– Ясно.

Виктор нарочито тяжело встал и шаркающей походкой смертельно уставшего человека потопал к лестнице, ведущей на второй этаж строящегося барака.

Атгиреев с Баграевым проводили его мутным взглядом и вернулись к своему занятию.

Филонов вытянул шею и прислушался.

– Ш-ш-ш! – рука экс-браконьера легла на плечо Чубарову. – В кусты!

Михаил перекатился под ветви смородины, вслед за ним нырнул и Никита.

– Машина.

– Понял, – Чубаров направил ствол «Грозы» в сторону дороги.

Спустя минуту из-за скалы вылетел огромный темно-вишневый внедорожник и, поднимая тучи пыли, пронесся мимо. Из открытых окон джипа лилась какая-то заунывная арабская песня.

– Без десяти семь, – тихо сказал Миша.

– Знаю, – буркнул Никита. – Все, ставим детонаторы. Хорош кататься…