Глава 5.

Две недели каторжной работы - от рассвета и до заката, пролетели быстро. За это время я успел в совершенстве овладеть всеми отборными местными ругательствами, которыми Ганс щедро осыпал меня вместе с быком и, как ни тяжело это признать, в основном - заслужено. Слишком уж далек я был от народа, овладеть премудростями крестьянского труда для потомственного горожанина, да еще из далекого будущего, оказалось непросто. Единственное, что успокаивало - это то, что "тракторист" брань в адрес быка сопровождал ударами палки, а в мой - нет. Пока нет, хотя пару раз такое желание явно читалось в его глубоко посаженых злых глазах. Я несколько раз подъезжал к "председателю" с просьбой перевести меня на другой участок трудового фронта, ссылаясь на неподготовленность к такой работе, наличие волдырей на не знавших тяжелого труда ладонях и так далее. Результатов это не принесло, Йоханн лишь скороговоркой ссылался на отсутствие свободных трудовых резервов, и, обещая вернуться к этому вопросу после окончания посевной, старался сбежать от меня куда-нибудь подальше. Хотя Ганс тоже просил пару раз поменять ему "этого придурка" на нормального работника. Правда, в последние дни мне удалось несколько реабилитироваться в его глазах.

Началось все с того, что один раз, пытаясь отдышаться после очередного разворота чертового плуга, я раздраженно подумал: "Я же доктор наук, в конце-концов, неужели не смогу придумать что-нибудь для облегчения разворота этого долбанного агрегата? Почему я следую указаниям этого средневекового дебила, который ничего сложнее своего плуга в жизни не видел?!!" Немного успокоившись, я принялся рассуждать методически. Для начала, надо сформулировать проблему. Ну, это просто: во-первых, развороту мешает нож плуга, засаженный по самое немогу в толщу вязкой земли. Во-вторых - узкие деревянные колеса, утопающие все в той же земле, создают сопротивление при повороте. Первая проблема решается элементарно - колеса стопорятся просунутой между спицами палкой, которая упирается в основание ножа. Так как бык продолжает тянуть плуг, то застопоренные колеса создают сильный вращающий момент, опрокидывающий весь агрегат вперед, в результате чего нож легко выходит из земли. Всего-то и делов!

А вот вторая проблема оказалась чуть посложней. По рассказам Ганса, до мора, когда в деревне было больше мужчин, ему давали в помощь аж трех мужиков. Вчетвером они просто поднимали плуг и разворачивали его в воздухе. При упоминании этого факта я сразу вспомнил анекдот про то, сколько молдаван нужно, чтобы вкрутить лампочку. Очень похоже. Но вдвоем такой фокус не проходит - силенок маловато, в чем я уже успел не раз убедиться. Поэтому начал прокручивать разные варианты. Корень проблемы крылся в том, что колеса довольно сильно вязли в почве. Казалось бы, простейшее решение - уменьшить удельное давление на поверхность земли, тогда они не будут в нее погружаться. Но для этого нужны, как минимум, широкие колеса с пневматиками, а еще лучше - гусеницы, как у танка. Решив не тратить время на фантастику, я сосредоточил усилия на вариантах с тросами. В принципе, таким образом можно получить любое нужное усилие, но при ближайшем рассмотрении выяснилось, что тут больше недостатков, чем достоинств. Во-первых, надо было распрягать быка, во-вторых - вбивать в землю вертикальный столб, который будет воспринимать усилия от тросов. И еще много чего. Например - где взять тросы нужной длины и прочности? Короче - нереально. И тут я, наконец, допер до самого простого решения, которое, как всегда, лежало на поверхности. В данном случае - на поверхности земли...


Вечером я отобрал из валявшейся около лачуги кучи заготовленных для ремонта изгороди вокруг огородика веток несколько ровных палок, две длинных, и одну короткую. И на следующее утро явился с ними к месту отбывания трудовой повинности.

- Зачем ты притащил эти деревяшки? - удивился, впрочем, не сильно - что взять с "придурка", Ганс.

- Узнаешь! - загадочно пообещал я.

"Тракторист" сплюнул, и мы приступили к ставшему мне уже привычным делу. Когда бык доплелся до противоположного края поля и Ганс, засучив рукава, уже приготовился к выполнению столь нелюбимого всеми пахарями маневра, я остановил его:

- Хочу попробовать развернуть плуг в одиночку.

Ганс рассмеялся:

- Совсем умом тронулся? Ну, попробуй, раз хочется!

Он демонстративно отошел в сторону и присел на корточки, критически разглядывая меня. Ну смотри-смотри, сейчас получишь урок по классической механике. Я просунул одну длинную палку между спицами колес. Теперь необходимо обеспечить поступательное движение. Для этого подхлестнул оставленной Гансом плеткой быка. Тот замычал, всем своим видом демонстрируя нежелание сотрудничать с таким субъектом, как я, и не тронулся с места.

- Ах ты зараза! - мстительно, припомнив накопившиеся обиды, от души заехал этой скотине второй палкой по спине. Благо, сейчас я за "водителя" и имею право.

Бык дернулся и сделал несколько шагов вперед. Достаточно. Плуг перевалился вперед и нож оказался в воздухе. Теперь приступаем ко второму этапу операции. Я обошел плуг слева и вбил, как клин, короткую палку между спицами колеса рядом с длинной. Теперь плуг не сможет сдвинуться вдоль стопорившего его шеста. Вернулся на правую сторону и вставил одним концом между спицами остававшуюся у меня длинную палку. Используя ее как рычаг, легко перевернул весь агрегат на левый бок. Не до конца, а градусов на шестьдесят, так, чтобы в землю упирался только торчащий конец стопорящего шеста и обод левого колеса. Получив, таким образом, ось вращения, я подошел к быку и повел его влево, многозначительно помахивая палкой. Тот, косясь на нее, сопротивления не оказал. Ну вот и все - разворот закончен! Осталось только перевернуть плуг обратно и выбить стопорящие палки. Вся операция заняла, от силы, две минуты. И я даже не вспотел.

Подошел ошарашенный Ганс. Если бы я лучше владел старонемецким, то предложил бы ему подобрать с земли челюсть.


В эти адские две недели немного отдохнуть удалось только в воскресенье. Несмотря на жаркую, в смысле объема сельскохозяйственных работ, пору, выходной день соблюдался строго. Утром все население деревушки, приведя себя в самый приличный, насколько позволяли их скудные возможности, вид, явилось к церкви на обязательную воскресную мессу. Я бы, конечно, лучше поспал подольше, но так наплевать на священный для аборигенов обычай было решительно невозможно. Не поймут-с. Зевая, слушал монотонную болтовню отца Теодора, читавшего, видимо, проповедь. Можно было прислушаться и попытаться понять о чем, но мне было лень. Возникало только желание осведомиться: "Почем опиум для народа, отче?" Но я благоразумно промолчал, иначе вряд ли бы дожил даже до костра - разъяренная толпа порвала бы меня прямо на месте. Если бы знала значение слова "опиум", конечно.

Священник закончил трепаться и затянул заунывную молитву на латыни. Я вместе со всеми только повторял "Аминь" в нужных местах. Все это уже начало мне порядком надоедать. Ладно бы еще служба в католическом соборе - орган, там, акустика, витражи... А тут только нудный деревенский поп в серой провинциальной церквушке. Потом все прихожане тоже стали на колени и начали молиться, кто как мог. Я, например - никак. А вот моя новая хозяйка, Гертруда, очень даже усердствовала. Ну так, после вчерашнего, видимо, долго отмаливать придется...


...Вчера, вернувшись вечером с поля, я застал ее за неожиданным занятием - помывкой детей. Я-то, грешным делом, думал, что раз средневековье - значит, они тут совсем не моются. Ну, вроде бы, у нас так принято считать. И первая проведенная среди "колхозников" неделя это как бы подтверждала - ни разу не видел, чтобы кто-нибудь мылся. Я, разумеется, с такими порядками мириться не намеревался, и уже несколько раз собирался сбегать на близлежащую речку помыться, но непривычная работа изматывала так, что никаких сил вечером уже не оставалось. А тут, как оказалось, все же моются, но только по субботам.

Гертруда была занята тем, что терла каким-то деревянным скребком младших детей, засунутых в большое и глубокое корыто. Рядом грелся на костре небольшой котел, из которого она время от времени подливала горячую воду в лохань. Старшие уже помылись и чинно сидели на завалинке, обсыхая.

Увидев меня, хозяйка махнула рукой:

- Давай, залезай после них!

Я подошел к корыту и заглянул внутрь. Там плескалась мутная водичка. Мутная не от мыла, о котором тут и слыхом на слыхивали, а от грязи, сошедшей с четырех грязных тел. Посмотрел я на эту водичку, и чего-то купаться в ней мне сразу расхотелось.

- Нет, Гертруда, я потом себе свежей воды натаскаю.

Та фыркнула, но ничего не сказала. Пока она освободила корыто, пока я таскал воду в деревянных ведрах и грел котел, стало темно. Хозяйка с детьми ушли в дом спать, а я зашел в свой сарай, куда заранее перетащил корыто - привычки мыться на виду у всех у меня отсутствовала, вылил туда кипяток из котелка и с удовольствием погрузился в теплую водичку. Расслаблено прикрыл глаза, а когда через пару минут открыл их, то в слабом неровном свете лучины, которую зажег, чтобы не мыться в полной темноте, обнаружил Гертруду, которая без всякого стеснения стягивала с себя платье.

- Я решила, что должна помочь тебе помыться, - сообщила она, бесцеремонно влезая ко мне в корыто.

И помогла. Сначала мыться в корыте, потом сушиться на сеновале, а под утро - не проспать воскресную службу. Сильно соскучилась без мужика, видать, несчастная. Да и совсем не старая она была, как мне показалось вначале. Лет тридцать, не больше - гораздо младше меня настоящего. И отмытая от повседневной грязи, без бесформенной одежды и при романтическом свете лучины смотрелась очень даже ничего. Все, что положено - на месте. Так что она встретила горячее понимание с моей стороны. Впрочем, меня не сильно спрашивали.

На следующий день. как я уже сказал, Гертруда истово молилась, видимо, считала, что согрешила. Весь день избегала встречи со мной, хотя я и не навязывался, первую половину дня отсыпаясь впрок, а вторую - гуляя по окрестностям. А после наступления темноты она пришла опять... И потом приходила почти каждую ночь.


Когда основная работа по вспашке полей под озимые завершилась, "тракторист" Ганс "сдал" меня назад, в распоряжение "председателя". Тот попытался пристроить освободившегося "специалиста" к косильщикам. Но, понаблюдав за моим неуклюжим размахиванием дурацким деревянным серпом с пришпиленной режущей частью из поганого железа, начал чесать в затылке. А узрев в конце рабочего дня выполненный новоиспеченным косильщиком, умудрившимся, к тому же, еще и порезаться несколько раз тупым серпом, объем работы, зло сплюнул на землю и выругался:

- Даже наш деревенский дурачок Йошка лучше тебя косит! И куда я теперь тебя пошлю? Разве что помощником пастуха! И то у такого работника все стадо разбредется!

Быть помощником пастуха означало, видимо, опуститься в самый низ здешней табели о рангах. Такую работу поручали только подросткам, и то самым тупым. Я посмотрел на соседнее поле, где молодые женщины вязали в снопы скошенное сено, и решил, что есть занятие и поинтереснее, чем выпас скота. О чем и сообщил Йоханну. Тот посмотрел на меня, как на дурачка, и без объяснений отрицательно помотал головой. Наверное, мужчины к этой работе не допускались. И очень жаль! А я уже размечтался было, представляя возможные преференции от близкого сотрудничества с кучей молодых девок.

- Работы в поле уже, в общем-то, не так и много осталось, - задумчиво сообщил вдруг староста. - Зато в кузне дел сейчас будет много. Ты парень крепкий, справишься!

Хм, а я и не знал, что в деревне кузня имеется. Далеко не в каждой был кузнец. Обычно они в городах кучковались или в замках - в деревне им работы мало, только починять немногочисленные железные сельхозинструменты. Но зато это же получается работа по специальности! Металлообработка - мой профиль. Только, боюсь, оборудование здесь не блещет...

Тем временем "председатель" привел меня на дальний конец деревни, куда я еще не заглядывал. Там располагались большой и относительно приличный, по местным меркам, дом и построенная в некотором отдалении от него (гм, для пожаробезопасности, надо полагать) кузня. По крайней мере, вряд ли этот большой покрытый следами копоти сарай был чем-то иным.

Мы прошли прямо туда:

- Вечер добрый, Конрад! - поздоровался староста с мускулистым мужиком в кожаном переднике, находившимся внутри.

- И тебе, Йоханн! Надо чего? - не очень то приветливо буркнул кузнец, мельком скользнув по нам взглядом. Видимо тот начальником ему не приходился.

- Привел тебе помощника. Работы-то скоро много предстоит. Возьмешь?

Хозяин кузни отложил в сторону какую-то железяку, которую рассматривал до того, и подошел к нам. Молча пощупал своими грязными мозолистыми руками мои мышцы, посмотрел зубы - ну прямо как будто лошадь выбирал, и удовлетворенно кивнул:

- Хорошо, пусть приходит завтра с утра!

По дороге назад я поспешил расспросить Йоханна об этом странном кузнеце и условиях предстоящей работы, и тот охотно поделился известной ему информацией. Оказалось, что, как я и предположил, кузнец не состоял в деревенской общине, а просто жил в деревне, хотя и имел свой небольшой надел, на котором его домочадцы копались в свободное время. Раньше он жил в каком-то крупном городе, но там у него что-то не сложилось, и лет десять назад Конрад с семьей обосновался здесь. Барон приглашал того жить и работать в замке, но кузнец отказался, желая быть вольной птицей. Хотя заказы из замка на починку снаряжения баронской дружины регулярно брал. Кроме того, изредка ездил в город, сбывая там кое-какие собственные изделия. Оно и понятно - на скудных деревенских заказах не проживешь. Только дважды в год, в разгаре посевных и уборок урожая, община заваливала того работой - грубо сделанные инструменты долго без ремонта не выдерживали. В таких случаях кузнецу требовался еще помощник, помимо работавших вместе с ним двух его сыновей, для выполнения всякой, как я понял, неквалифицированной работы. Ну, там, подержать, принести, поддерживать огонь в горне. А может - и молотом помахать. Хотя для этого уже кое-какую квалификацию иметь надо. Ладно, справимся! Условия же были просты: за помощника кузнец брал меньше продуктов с общины за починку инструментов. Кроме того, он обязывался кормить работника обедом. Ну, ничего - жить можно. Мое и так абсолютно здоровое тело еще и значительно окрепло физически за недели тяжелого крестьянского труда, мышцы налились и затвердели. И, наконец, появились мозоли. Так что нагрузку я наверняка выдержу. Да и интересно посмотреть, как работали мои предшественники по профессии...


Ранним утром я явился в кузню. Даже слишком рано - во дворе полуголый Конрад с сыновьями еще занимались гигиеническими процедурами, с криками обливая друг колодезной водой из кожаного ведра. Завидев гостя, кузнец без лишних приветствий окатил и его.

- Ух ты, ё...! - от неожиданности я выругался на родном языке - вода оказалась ледяная. Это что у них - такая традиция при приеме в кузнецы?

- Ничего! - весело заявил Конрад. - Скоро тебе станет жарко!

Кто бы сомневался! Без работы тут явно никого не оставляют. Чтобы не попасть под следующую порцию холодной воды, я поспешно зашел внутрь кузни. Пока они там развлекаются, можно спокойно осмотреться.

Да, насчет оборудования я был не прав. Оно тут не только не блистало, оно просто практически отсутствовало! Простенький горн открытого типа, обмазанный глиной, кожаные меха, грубая наковальня без особых изысков, примостившаяся на стоявшем прямо посреди сарая пеньке. Ну и несколько молотов разного размера, точильный камень, набор примитивных клещей и все! Даже банальных тисков не было (их роль, видимо, предназначалась для меня), не говоря уже об измерительных инструментах! Да и грязь кругом. Как он тут умудряется получить хотя бы относительно чистое железо? Хотя, судя по качеству металлических частей тех крестьянских орудий труда, которыми мне уже довелось поработать - никак. Все как один были сделаны из дрянной стали или вообще мягкого низкоуглеродистого железа. Потому и ломались регулярно.

Я подошел к большому сундуку с висевшим на нем внушительным замком. Впрочем, сейчас крышка сундука была откинута. В нем обнаружилось довольно много металлического лома, в основном - ждущие починки сельскохозяйственные инструменты. В левом углу сундука мое внимание привлекли несколько свертков. Я достал один из них и развернул промасленную кожу. На свет появился неровный тонкий диск сантиметров двадцати в диаметре, покрытый шершавой бурой коркой. "Крица!"[4] - догадался я, хотя раньше представлял ее почему-то в виде прямоугольного бруска. Но, если подумать, дискообразную форму легче получить. Ведь явно шлаков здесь больше, чем железа, значит, ее подвергали только предварительной ковке. А прямоугольную форму таким образом не сделаешь. То есть, получается, местный кузнец не добывает железо из руды сам, а закупает готовые крицы в городе или у проезжих купцов. Разделение труда, однако! Не знал, что в начале тринадцатого века оно уже существовало. Правда, чтобы довести крицу до состояния пригодного к дальнейшей обработке железа - еще работать и работать. И я даже подозреваю - кому именно, работа-то простая. Зато понятно, почему на сундуке замок. Совокупного количества хранившегося в нем железа по нынешним ценам хватило бы, наверное, чтобы купить полдеревни. Большая ценность. Внезапно я ощутил чье-то дыхание над ухом.

- Ты знаешь, что держишь в руках? - кузнец подкрался сзади на удивление бесшумно для такой могучей фигуры.

- Знаю, - не стал запираться я. - Железо. Вернее, пока еще не совсем.

- А как сделать из этого железо, знаешь?

- Видел, но сам не умею.

- Понятно, - в голосе Конрада послышалось разочарование. - Тогда приступим к работе.

И мы приступили. Сначала растопили с помощью древесного угля горн. Уголь, как выяснилось путем расспросов кузнеца, ему поставляла община вместе с продуктами, в качестве платы за работу. Хорошо устроился товарищ! Сырье покупает, топливо тоже, и может спокойно сосредоточиться на работе. Отсюда уже только один шаг до организации примитивного промышленного предприятия - мануфактуры с наемными работниками. Конраду это, правда, неизвестно, да и не светит в деревне - кадров нет, большую часть времени все заняты на полевых работах, а для подготовки квалифицированного рабочего нужна постоянная занятость. Так что не зря промышленность возникла в городах.

С количеством вопросов я несколько переборщил, поэтому Конрад прикрикнул на меня, требуя заткнуться и интенсивней раздувать мехи. Я взялся за приделанную к кожаной гармошке рукоятку обеими руками и заработал в качестве компрессора, вдувая в горн мощный поток воздуха. Ритмичные движения мехами на некоторое время так загипнотизировали, что кузнецу пришлось дважды похлопать меня по плечу, чтобы привлечь внимание:

- Хватит, хватит уже!

- Почему? - я "очнулся" и стал вновь засыпать Конрада вопросами.

Тот поморщился, но ответил:

- Потому что высокое пламя даст много окалины. И куча лишнего железа пропадет вместе с ней!

Логично. Переизбыток кислорода приведет к чрезмерному окислению заготовки, и поверхностный слой превратится в труху. Только вот определить на глаз оптимальные параметры разогрева заготовки я не могу. А он - может! И кто из нас двоих, спрашивается, профессиональный металловед? Что толку от того, что я понимаю теорию протекающих сейчас в горне процессов, если никаких практических советов дать не могу? Ладно, будем смотреть и думать, авось что-нибудь полезное для кузнеца и придумаю.

Тем временем работа продолжалась. Я носился по кузнице, выполняя распоряжения мастера. Работу тот, в общем, выполнял нехитрую: брал поврежденные сельскохозяйственные инструменты из кучи и сваривал сломанные части. Если повреждения были совсем уж значительные, то просто перековывал их заново. Большая часть инструментов была из простого железа, а немногочисленные стальные приходилось закаливать, для чего рядом с горном стояло корыто с водой. В эту воду Конрад, украдкой шепча какие-то заклинания, высыпал несколько пучков неизвестных мне трав. Колдун, мля! Впрочем, такими кузнецов в эти времена и считали. Ну так с таким качеством материала получить нужные свойства можно действительно разве что с помощью магии! Правда, маг из Конрада был хреновый - каждая третья-четвертая заготовка при закалке трескалась. Что и неудивительно - содержание углерода в низкокачественной стали явно было неоднородным, колеблясь внутри заготовки в широких пределах, да и остатки шлаков наверняка присутствовали, поэтому процесс закалки в воде шел неравномерно, возникали внутренние напряжения - и вот результат. Кузнец, видя такое дело, начинал ругаться и опять колдовать с травами. В какой-то момент я не выдержал и ехидно поинтересовался:

- И что - травки помогают?

Тот злобно зыркнул на меня и прорычал:

- Что ты понимаешь! Иди, займись делом!

Э-эх, и что на это скажешь? Ну, нарисую я ему, допустим, диаграмму железо-углерод, объясню про аустенитно-мартензитный переход, и что? Поймет он хоть что-нибудь? Вряд ли. Опять обматерит и продолжит возиться с травками.

Мысленно махнув рукой, я вернулся к своему занятию - а оно заключалось в заточке починенных кузнецом инструментов. Вернее, заточкой занимался его младший сын, а я работал у него в качестве приводного механизма для вращения точильного камня. Ух, и тяжелая это была должность! О подшипниках тут и понятия не имели, поэтому круглый камень был закреплен на деревянной оси, как колесо повозки, и приводился в движение закрепленной на ее свободном конце ручкой. Соответственно, для работы на этом механизме требовалось два человека. Покрутив пару часов, до боли в мышцах, это дурацкое устройство, твердо решил: в технологию местной металлообработки я пока не полезу, во избежание неприятностей, а вот приделать педальный привод этому чуду средневековой техники надо немедленно!

Ночью, перед сном, я в деталях обдумал все подробности предстоящего дела. Во-первых, необходимо снизить трение на оси, потому что на его преодоление и расходовалась большая часть сил. Теоретически, это легко - кузнец, как оказалось, помимо железа, занимался также и медными сплавами, так что отлить подшипники скольжения не вызовет затруднения. А вот придать им точную цилиндрическую форму, да еще и заданного диаметра - это уже будет задачка посложней.

Во-вторых, надо собрать кривошипно-шатунный механизм. Хотя к тринадцатому веку он, по идее, должен быть уже известен, но до этой конкретной деревни, видимо, еще не добрался. Значит, будем первооткрывателями. Сложного, опять же теоретически, ничего нет, а вот как получится на практике...


Следующие дни я, с разрешения Конрада, который то ли слышал от "тракториста" о моих успехах в практической механике, то ли просто чтобы отделаться от назойливого, как муха, работника, занимался в свободное время воплощением своего замысла в жизнь. Отлить подшипники действительно оказалось просто, а вот с их шлифовкой и подгонкой я провозился дня три. Еще столько же изготовлял из дерева элементы кривошипно-шатунного механизма и потом дней пять пытался соединить это все вместе. Кое-что пришлось переделывать, и вообще - из за отсутствия измерительных инструментов большая часть работы приходилась на подгонку частей друг к другу. Но по прошествии двух недель я наконец гордо продемонстрировал Конраду действующее устройство, в одиночку легко вращая камень ножной педалью и одновременно затачивая на нем режущую кромку серпа. Кузнец был в шоке. Он долго ходил вокруг, присматриваясь к устройству механизма, потом попробовал сам и был крайне удивлен легкостью вращения сидевшего на медных, смазанных найденным мной в кузнице растительным маслом, подшипниках камня.

- Где ты научился делать такие вещи? - спросил он наконец.

- Да это уже везде используется, даже в Риме. Только у вас тут неизвестно, - поспешил я рассеять могущие возникнуть у того сомнения в богоугодности данного устройства - средневековье же, новшества отнюдь не принято принимать на "ура", как в нашу, избалованную прогрессом эпоху.

- Молодец, Артур! - кузнец впервые назвал меня по имени. - Я подумаю, как отблагодарить тебя.



Загрузка...