Общая часть

Глава 1. Понятие криминологии. Ее предмет, методы, соотношение с другими науками. История криминологии, основные криминологические теории

1.1. Понятие криминологии как науки и ее предмет

На протяжении уже более двух столетий термин «криминология» используется для обозначения вначале особого направления в изучении преступлений, а затем и отдельной науки о преступности как об особом социальном и правовом феномене. «Криминология» (от лат. crimen – преступление и греч. logos – учение), авторство которого традиционно связывают с именами французского антрополога П. Топинара и итальянского юриста Р. Гарофало, означает в буквальном переводе «учение о преступлении».

Зародившись в конце XIX в., пройдя сложный и противоречивый путь развития, к настоящему времени криминология утвердилась в статусе самостоятельной науки. Ее возникновению и обособлению в структуре научного знания предшествовало и способствовало во-первых, накопление исследовательского материала и опыта познания преступления и преступника в рамках отдельных традиционных отраслей знаний (уголовное право, пенитенциарное право, медицина, статистика, психология и др.), а во-вторых, ставшая очевидной недостаточность этих разрозненных представлений о преступности, возникновение насущной потребности в комплексном, научном осмыслении преступности как целого и разработке целостной системы мер ее предупреждения. Признанию криминологии как самостоятельной науки способствовало четкое обособление ее предмета, охватить и исследовать который в полной мере не могли иные отрасли научного знания, а также развитие представлений о ее методологическом аппарате.

Подчеркнем, что вопрос о предмете криминологии и сегодня является объектом научных дискуссий, и процесс уточнения границ и сферы научной ответственности криминологии не прекращается. Тем не менее, можно считать устоявшимся и не вызывающим нареканий суждение о том, что ядро предмета криминологии включает в себя четыре основных блока проблем:

♦ преступность (негативное социальное явление, образуемое совокупностью совершенных на определенной территории и за определенный промежуток времени преступлений), а также ее отдельные виды;

♦ детерминанты преступности (причины и условия, порождающие преступления и способствующие их совершению) и механизм индивидуального преступного поведения;

♦ личность преступника (качества и свойства, отличающие преступника от законопослушного человека);

♦ предупреждение преступности (система мер, реализуемых определенными субъектами на общесоциальном и специально-криминологическом уровнях в целях минимизации преступности и ее последствий); иногда для обозначения этой составляющей предмета используют понятие «социальный контроль».

Вокруг анализа именно этих социальных феноменов складывалась криминологическая наука. Они являются своего рода основными точками притяжения криминологического знания. Вместе с тем в теории аргументируются предложения о необходимости уточнения предмета криминологии как науки. Основные темы дискуссий сегодня сводятся к следующим.

1. А. Б. Сахаров, Л. А. Волошина, И. И. Карпец высказываются за включение в предмет криминологии так называемых фоновых явлений преступности – алкоголизма, пьянства, проституции, детской безнадзорности и др., которые, не составляя преступности как таковой, выступают одновременно и ее питательной средой, и следствием.

Против такой постановки вопроса выступают М. М. Бабаев, С. Я. Лебедев и другие специалисты, которые, нисколько не отрицая связи данных явлений с преступностью, тем не менее справедливо утверждают, что такая связь не дает оснований для расширения предмета криминологии. Уголовно-правовые признаки преступления с оставляют тот объективный внешний критерий, который позволяет включать или не включать деяние в круг объектов криминологического исследования, обеспечив тем самым относительную устойчивость его границ и принадлежность к области юридического знания. Все иные формы отклоняющегося поведения с успехом могут быть изучены в рамках таких перспективных направлений, как административная деликтология, девиантология, ювенология и др. Криминология может обращаться к их познанию, но только через призму связи данных явлений с преступностью, их участия в системе криминологических детерминант и следствий.

2. Ряд специалистов, в частности А. Г. Лекарь, полагают, что в предмет криминологии должны войти также экономические, культурные и иные влияющие на преступность факторы. Схожего мнения придерживаются А. Л. Репецкая и В. Я. Рыбальская, указывая, что в предмет криминологии должны быть включены закономерности формирования и функционирования в обществе явлений и процессов, порождающих преступность.

Вместе с тем при таком подходе криминология обязана будет изучать все, причем самые различные, социальные явления и процессы (экономику, культуру). Очевидно, что при этом предмет криминологии чрезмерно расширяется, методологический аппарат становится недостаточным, а сами криминологические исследования рискуют стать безответственными и некомпетентными. В связи с этим совершенно справедливы суждения специалистов (например, М. М. Бабаев) о том, что предмет криминологии в данной части – это не сами негативные явления, связанные с преступностью, а связь преступности с этими негативными явлениями.

3. Существуют и иные предложения об изменении предмета криминологии. Так, В. Н. Кудрявцев, В. Е. Эминов, Г. Ф. Хохряков предлагают включить в предмет криминологии проблемы анализа жертв преступлений и виктимологической профилактики. Специалисты А. И. Долгова и С. М. Иншаков высказываются за включение в предмет криминологии методов, методики и методологии криминологических исследований. Кроме того, Г. А. Аванесов пишет о том, что предмет криминологии должен включать в себя также прогнозирование, планирование и управленческую деятельность в сфере борьбы с преступностью; Я. И. Гилинский включает в предмет криминологии историю криминологической науки и историю преступности; М. М. Бабаев и С. В. Максимов предлагают расширить предмет криминологии за счет изучения социальных последствий преступности; Н. Ф. Кузнецова и Д. А. Шестаков отмечают значимость исследования в рамках криминологии проблем формирования и применения предупредительного законодательства.

Подобные предложения достаточно обоснованы, аргументированы и так или иначе направлены на более глубокое изучение проблем преступности и ее предупреждения. Они отражают развитие самой науки криминологии. Вместе с тем надо понимать, что расширение предмета криминологии всегда ставит вопрос о его пределах, о тех границах, за рамками которых криминология теряет статус самостоятельной науки. Такие пределы достаточно четко определяются, если в качестве исходного тезиса в понимании предмета криминологии как науки принять утверждение, что его составляют общественные отношения, связанные с преступностью и ее предупреждением.

Исходя из этого, сложно в полной мере согласиться с высказываемым в последнее время в работах С. Я. Лебедева, Г. А. Аванесова, С. М. Иншакова мнением о необходимости исключить из предмета криминологии криминологической профилактики. Авторы несколько противоречиво утверждают, что являясь составной частью предмета криминологии, криминологическая профилактика вместе с тем входит в предмет иной научной дисциплины – социальной профилактики правонарушений, объединяющей в себе не только криминологическую, но и иные виды профилактики, причем не только преступлений, но и иных правонарушений. Представляется, что исключение проблем профилактики из предметной области криминологии обезоружит науку, превратив ее исключительно в описательную отрасль знания, поскольку описательное и иное познание преступности выступает лишь предпосылкой, условием для разработки теоретических и прикладных проблем предупредительного воздействия. Другое дело, что можно поддержать А. Э. Жалинского и М. М. Бабаева в их суждениях о том, что общесоциальное предупреждение преступности (как предупреждение, осуществляемое всем обществом в рамках широкомасштабных программ улучшения качества жизни, развития экономики, политических институтов и т. п.,) не может входить в предмет криминологии, поскольку последняя не располагает для его исследования и выработки надлежащих рекомендаций необходимым инструментарием (она лишь использует предупредительный эффект «прогрессивного» развития общества и государства в целях разработки специальных мер воздействия на преступность).

Таким образом, можно обобщенно резюмировать, что предмет криминологии составляют преступность, а также отношения, связанные с ее возникновением и предупреждением. Для исследования этого специфического круга проблем, образующих предмет криминологической науки, последняя располагает определенным набором методологических принципов и методических инструментов.

Методология криминологии, как и любой иной науки, является многоуровневой и включает в себя:

общие методы познания (анализ, синтез и др.);

междисциплинарные методы (системный подход, синергетический анализ, моделирование, сравнительный и исторический анализ, прогнозирование и др.); причем надо учитывать, что фактически любой междисциплинарный метод в криминологии приобретает свои специфические особенности;

частнонаучные методы (здесь стоит упомянуть о том, что применение какого-либо частного метода в криминологии не означает эксклюзивности этой науки в плане его использования; в криминологии могут использоваться методы других наук, равно как криминологические методы могут применяться в иных областях исследований).

Учитывая специфику предмета криминологии, ее научные методы могут быть представлены следующими группами:

♦ социологические методы (социологический опрос, беседа, интервью, анкетирование, социологическое наблюдение, исследование документов, социологический эксперимент);

♦ психологические методы (психологическое наблюдение, тестирование, беседы, биографический метод, социометрия);

♦ статистические методы (статистическое наблюдение, сводка, группировка, статистический анализ).

Выбор того или иного метода для проведения криминологического исследования во многом определяется объектом и целью последнего. В любом случае и отдельные исследования, и криминологическая наука в целом, оперируя указанными методами, всегда опираются на определенный свод принципов научного познания, обеспечивающих достоверность и устойчивость его результатов. В ряду таких методологических принципов специалисты (Я. И. Гилинский, С. Я. Лебедев) называют:

принцип универсальности общенаучных методов познания;

принцип относительности знаний;

принцип объективности и конкретности исследования;

принцип историзма (изменчивости) явлений и процессов;

принцип признания значения противоречий в развитии преступности.

Наличие развитой методологической базы и четких представлений о предмете познания обеспечивают высокий статус криминологии в системе научных знаний, позволяют определить криминологию как науку о преступности, ее детерминантах и последствиях, личности преступника и жертвы, а также методах и средствах контроля, предупреждения и минимизации преступности.

1.2. Система криминологии

Постоянно возрастающий объем криминологических знаний требует определенной упорядоченности и внутреннего структурирования. Это необходимое требование развития любой науки, соблюдение которого позволяет должным образом организовать научную информацию, каталогизировать его и представить потребителю.

На первых порах развития науки структура криминологии в определенной мере воспроизводила структуру Особенной части уголовного права, представляя информацию о криминологической характеристике и предупреждении отдельных видов преступлений. Параллельно разрабатывались вопросы так называемой Общей части криминологии, в которой уделялось внимание понятию преступности, общей характеристики ее детерминант, личности преступника и профилактике. Со временем такое структурирование криминологического знания перестало удовлетворять потребностям организации научного знания, стало признаваться анахронизмом, в связи с чем ученые обратились к познанию системы криминологии как к самостоятельной научной проблеме.

В настоящее время при всех имеющихся разночтениях структура криминологического знания обобщенно может быть представлена следующим образом: общая криминология и частные криминологические теории. В рамках первого раздела традиционно выделяются такие блоки, как история и методология криминологии, теория преступности, теория причин преступности, теория личности преступника, теория предупреждения (контроля) преступности. Значимость и универсальный характер этих разделов криминологии ни у кого не вызывают сомнений.

Гораздо больше вопросов и дискуссий связано с определением номенклатуры второго раздела. Частные криминологические теории, как правило, формируются в пределах анализа преступности в какой-либо одной сфере жизнедеятельности человека и общества, исследуют закономерности развития преступности в этой сфере, ее отдельных видов, личностные характеристики тех, кто их совершает, а также меры противодействия преступности и их отдельным видам в этой сфере. В настоящее время на роль таких теорий с той или иной степенью обоснованности претендуют различные направления научных исследований, в частности:

семейная криминология – отрасль криминологических знаний, которая в рамках общей криминологии изучает криминогенные факторы семейной сферы и обусловленное ими преступное поведение, а также специальное воздействие на них в целях противодействия преступности (Д. А. Шестаков и др.);

экономическая криминология – отрасль криминологических знаний, которая изучает специфическую систему социальных отношений, складывающихся в результате воспроизводства преступной экономической деятельности, совершения преступлений в сфере экономических отношений (В. В. Колесников, Т. В. Пинкевич и др.);

политическая криминология – отрасль криминологических знаний, изучающая преступность в сфере политики, ее причины, личность политического преступника и меры предупреждения преступности в сфере политики (П. А. Кабанов и др.);

экологическая криминология – отрасль криминологических знаний, изучающая преступность, посягающую на экологическую безопасность в обществе, ее причины, личность экологического преступника и меры предупреждения преступности в этой сфере жизнедеятельности (Б. Б. Тангиев и др.);

военная криминология – отрасль криминологических знаний, основанная на исследовании проявлений преступности в вооруженных силах (С. М. Иншаков и др.);

криминология массовых коммуникаций – отрасль криминологической науки, в которой осуществляется систематизация знаний о природе, закономерностях преступности в сфере оборота массовой информации и возможностях предупредительного воздействия на нее, а также о возможностях массово-коммуникативных методов в оптимизации функционирования системы противодействия любым видам преступности (Г. Н. Горшенков и др.);

ювенальная криминология – отрасль криминологических знаний о преступности несовершеннолетних, ее причинах, социально значимых особенностях несовершеннолетних преступников и мерах ее предупреждения (В. Д. Ермаков, Г. И. Забрянский и др.);

криминология женской преступности – частная криминологическая теория, изучающая состояние женской преступности, ее причины, о социально значимых особенностях женщин, совершивших преступление, и мерах ее предупреждения (Т. Н. Волкова, В. Н. Зырянов и др.);

криминопенология (пенитенциарная криминология) – отрасль криминологических знаний о преступности осужденных лиц, об их закономерностях, о причинах и об условиях, о типах, профилактике и об иных формах воздействия на нее, о криминологических параметрах наказаний и их типов, видов пенального преступного поведения (О. В. Старков и др.);

криминология организованной преступности – отрасль криминологических знаний об организованной преступной деятельности, ее генезисе, особенностях функционирования преступных организаций и о мерах по нейтрализации этой деятельности (В. С. Овчинский и др.);

криминальная сексология – частная криминологическая теория о тенденциях преступлений, совершаемых на сексуальной почве, личности патосексуального преступника и направлениях предупреждения преступности (Ю. М. Антонян, И. А. Исаев и др.);

криминология насильственной преступности – частная криминологическая теория, изучающая различные формы криминального насилия, его причины, личность насильственного преступника и меры ее предупреждения (Ю. М. Антонян, Э. Ф. Побегайло и др.);

криминальная армалогия – частная криминологическая теория, предметом изучения которой является вооруженная преступность, детерминанты и механизм вооруженных преступлений, применение оружия для пресечения преступлений и задержания преступника (Д. А. Корецкий, В. А. Казакова и др.);

криминология неосторожной преступности – частная криминологическая теория, изучающая неосторожную преступность, ее причины, личность неосторожного преступника и меры ее предупреждения (В. Е. Квашис и др.).

Предложенный список криминологических теорий не является окончательным и исчерпывающим. Безусловно, он будет постоянно изменяться в связи с трансформацией социальных процессов, криминализацией новых видов общественно опасного поведения и под влиянием других факторов, определяющих направления исследования преступности.

1.3. История развития криминологических идей

Первые попытки действительно научного осмысления проблем преступности как некоего социального феномена, а также проблем воздействия на нее средствами, отличными от традиционного уголовного наказания, относятся к XVIII столетию[1]. Именно тогда итальянский мыслитель, публицист, правовед и общественный деятель Ч. Беккария и французский писатель, правовед и философ Ш. Монтескье сформулировали важнейшие гуманистические принципы, которые до сего дня во многом определяют политику государства в области противодействия преступности. Ими было провозглашено, что преступник такой же человек, как и не преступник, что на состояние преступности оказывают существенное влияние экономический строй общества и механизмы государственности, что лучше предупредить преступление, чем наказывать за него и др.

В России эти принципы были восприняты, прежде всего, на высшем политическом уровне (вспомним знаменитый «Наказ» Екатерины II), а также передовыми представителями науки и интеллигенции. Именно они стали идейной и методологической основой первых российских полноценных учебников по уголовному праву, формируя мировоззрение и правосознание профессиональных юристов, тем самым исподволь способствуя осознанному пониманию того, что только уголовно-правовыми средствами полноценно противодействовать преступности объективно невозможно, что широкое предупреждение преступности должно основываться на достоверном знании социальных и иных факторов, ее продуцирующих.

Не исключено, что и по этой причине в отечественной науке, относительно поздно вышедшей на авансцену истории, никогда не было заблуждений относительно того, что уголовное законодательство способно преодолеть (минимизировать, побороть) преступность, равно как не было предубеждений относительно необходимости широкого исследования преступности как специфического социального феномена. Все представители юридической науки были едины во мнении о целесообразности и необходимости догматического, социологического, статического, психологического и иного анализа преступлений. Существенные различия в научных позициях состояли по большей части лишь в том, должна ли всем этим заниматься наука уголовного права.

Решение этого вопроса вызвало в 70–90-е гг. XIX столетия широкую дискуссию относительно предмета уголовно-правовой науки. Она разделила юристов на два лагеря. Некоторые специалисты (М. В. Духовской, И. Я. Фойницкий и др.), отталкиваясь от того, что источник преступности кроется в социальных условиях жизнедеятельности человека, в силу чего наказание не может быть единственным средством противодействия преступности, и требуется изучение, разработка и реализация комплекса иных профилактических мероприятий, предлагали расширить предмет науки уголовного права за счет этих новых проблем. Другие авторы (Н. С. Таганцев, Н. Д. Сергеевский и др.), не отрицая значимости социологического анализа преступлений и социальной профилактики, отмечая, что социологическое и юридическое исследование несовместимы в рамках одной науки, предлагали сохранить за уголовным правом статус догматической дисциплины с одновременным развитием нового научного направления.

Этот спор вошел в историю как источник оформления социологической и классической школ в отечественном уголовном праве. Подчеркнем, что никто из специалистов не отрицал необходимости комплексного анализа преступлений, просто основатели социологической школы считали уголовную статистику, уголовную догматику и уголовную политику составными частями науки уголовного права, а последователи классической школы видели в них три самостоятельные научные дисциплины, различающиеся как предметом, так и методом познания. В любом случае именно необходимость совершенствования средств противодействия преступности (в том числе уголовно-правовых средств) на основе широкого, всестороннего анализа преступности и ее причин послужила стимулом к зарождению в России криминологической науки.

В определенной мере предвосхитило рассмотренную дискуссию оформление на рубеже XVIII–XIX столетий принципов позитивистской методологии, предполагавшей применение методов естественных наук к познанию социальных процессов и явлений, а также достигнутые к тому времени успехи позитивизма в познании общества. Позитивизм предоставил исследователям возможность изучать преступления не как юридическую абстракцию, а как жизненный факт, причем факт множественный, поддающийся статистической интерпретации, находящийся в сложной системе детерминант с фактами прошлого, настоящего и будущего.

В ряду отечественных ученых, впервые создавших позитивистскую программу статистического и социологического анализа преступности, по праву называют А. Н. Радищева (1749–1802). В своей работе «О законоположении» (1801) он предложил конструктивную методику изучения преступности, разработав систему статистических таблиц («ведомостей»), высказал интересные суждения о социальных корнях преступности в России, положил начало исследованию фоновых явлений преступности. Выполнить намеченную программу полностью автору, к сожалению, не довелось: преждевременная смерть прервала его деятельность.

Дело продолжил К. Ф. Герман (1767–1838), в 1823 г. представивший научной общественности результаты первого законченного статистико-криминологического исследования «Изыскание о числе самоубийств и убийств в России за 1819 и 1820 годы». При анализе статистических материалов он применяет актуальные и сегодня методы (группировки, обобщающие показатели, коэффициенты преступности), пропагандирует важность официальной статистики для государственного управления, настаивает на широкой публикации данных, характеризующих самые различные стороны экономики, культуры, политики, права. К сожалению, исследования Германа оказались невостребованными представителями власти; не были они востребованы на тот момент и уголовно-правовой наукой по причине того, что сама эта наука находилась еще в зачаточном состоянии[2].

На рубеже XIX–XX вв. в связи с изменившейся науковедческой ситуацией позитивистские исследования преступности получают новый мощный импульс к развитию. Появляются работы таких известных специалистов и новаторов, как Е. Н. Анучин, П. И. Ткачев, П. Н. Тарновская, М. Н. Гернет, С. К. Гогель, Д. А. Дриль, М. М. Исаев, П. И. Люблинский, В. Д. Набоков, Н. А. Неклюдов, А. А. Пионтковский, С. В. Познышев, Н. Н. Полянский, Х. М. Чарыхов, М. П. Чубинский и др. Именно в работах этих авторов впервые в нашей науке исследуются вопросы, связанные с определением истинного состояния преступности и ее тенденций, разрабатывается ряд значимых положений относительно системы детерминационных связей преступности с социальными, физическими, космическими и иными факторами, ставится вопрос о социальных и психологических особенностях личности преступников и их типологизации, обсуждаются проблемы эффективности существующих мер воздействия на преступность и разрабатываются новые (условное осуждение, постпенитенциарный надзор, особые меры в отношении рецидивистов, сексуальных преступников и др.).

Как представляется, важной особенностью первых шагов становления криминологии в России стало одновременное развитие исследований в самых разных направлениях и областях с преимущественной опорой на самые разные методологические принципы и методики. С известной долей условности это позволяет выделить в отечественной криминологии рубежа веков несколько направлений, в том числе социологическое (М. Н. Гернет, Х. М. Чарыхов, М. М. Исаев, Н. Н. Полянский и др.), антропологическое (Н. А. Неклюдов, Д. А. Дриль, П. Н. Тарновская, Д. А. Чиж, А. П. Штесс и др.) и психологическое (С. В. Познышев).

Такой всплеск исследовательского интереса к преступности сохранялся на всем протяжении первой трети XX столетия. В известной мере он стимулировался объективным ростом преступности в период революции, Первой мировой и Гражданской войн.

Криминологические исследования в 1920-е гг. развернулись, прежде всего, на базе криминологических кабинетов и клиник, созданных в Петрограде, Саратове, Москве, Киеве, Одессе, Ростове и ряде других городов. Они учреждались при различных государственных органах и учреждениях (управление местами заключения, отделы здравоохранения, суды), что во многом определяло специфику проводимых исследований и их направленность: обследовались рецидивисты, малолетние преступники, лица с сексуальными отклонениями. К криминологическим исследованиям подключились также учебные и научные учреждения – Институт советского права при МГУ, Московский психоневрологический институт, Киевский институт народного хозяйства и др. Важно подчеркнуть, что на первых порах после революционных событий 1917 г. смена политической власти и режима не сопровождалась жестким методологическим диктатом, в связи с чем криминологические работы 1920-х гг. представляют собой в известной мере развитие тех направлений, которые стали складываться еще до революции.

Изменение политической ситуации в конце 1920-х годов, естественно, сказалось и на организации научных исследований. Происходившие трансформации можно было свести к двум ключевым тенденциям:

♦ началась централизация науки (на месте разрозненных криминологических кабинетов клиник при НКВД создается Государственный институт по изучению преступности с филиалами);

♦ четко обозначились приоритетные (а по сути, единственные из допускаемых новой властью) методологические принципы.

Закономерным следствием этих начал можно считать как сокращение объема и интенсивности криминологических исследований, так и применение политических репрессий к некоторым «методологически неверным» криминологам. В итоге к 30-м годам прошлого столетия исследования психологического и антропологического толка были свернуты, изучение преступности стало носить ведомственный характер, криминологическая проблематика изъята из программы юридических вузов. Такое положение имело отчетливый политический подтекст: если построение советского государства коренным образом меняет социальный, экономический и иной строй, то очевидно, что этот строй не может содержать в себе социальных факторов преступности. Следовательно, базы для преступности при социализме нет и в перспективе она будет ликвидирована, а потому и в криминологии, как науке о преступности, нет особой необходимости. К тому же криминология в ее стремлении обосновать преступность, в том числе, и социальными факторами, при социализме стала политически неудобной и даже опасной наукой, способной указывать на недостатки и просчеты власти, что не нравится ни одному режиму.

С конца 30-х до 50-х годов XX в. лишь декларировалась важность изучения преступности, по существу глубоких криминологических исследований не проводилось. Продолжались лишь отдельные прикладные исследования полузакрытого и закрытого характера по отдельным проблемам борьбы с преступностью, организуемые правоохранительными органами и их научно-исследовательскими учреждениями.

Возрождение криминологии началось в конце 1950-х – начале 1960-х годов. Тогда были опубликованы не теряющие своего значения и сегодня криминологические труды таких ученых, как А. Б. Сахаров («О личности преступника и причинах преступности в СССР», 1961), А. А. Герцензон («Предмет и метод советской криминологии», 1962 г.; «Введение в советскую криминологию», 1965), Г. М. Миньковский и B.К. Звирбуль («Предупреждение преступлений», 1962), В. Н. Кудрявцев («Причинность в криминологии», 1968), И. И. Карпец («Проблема преступности», 1969), Н. Ф. Кузнецова («Преступление и преступность», 1969) и др.

В 1963 году создан Всесоюзный институт по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности. В 1964 году на юридических факультетах Московского государственного университета и Свердловского юридического института впервые в России был прочитан курс криминологии. В 1966 году вышел первый отечественный учебник по криминологии, подготовленный Всесоюзным институтом по изучению причин и разработке мер предупреждения преступности.

Это был период по истине расцвета российской криминологии, когда был заложен ее прочный теоретический фундамент. С этого момента криминология утвердилась в статусе самостоятельной и значимой социально-правовой науки, начался период приращения научного знания. Оно происходило усилиями многих отечественных специалистов, оставивших заметное теоретическое наследие. Среди них нельзя не упомянуть Г. А. Аванесова, А. И. Алексеева, Ю. М. Антоняна, М. М. Бабаева, Ю. Д. Блувштейна, С. Е. Вицина, Я. И. Гилинского, А. И. Долгову, К. Е. Игошева, А. Э. Жалинского, Г. И. Забрянского, В. Е. Квашиса, М. И. Ковалева, В. В. Лунеева, Э. Ф. Побегайло, Г. Ф. Хохрякова, Д. А. Шестакова, А. С. Шляпочникова, В. Е. Эминова, А. М. Яковлева и еще многих и многих других, чье творческое наследие во многом определяет и состояние современной криминологической науки, и перспективы ее развития.

1.4. Основные криминологические теории

Современная науковедческая ситуация в области криминологии характеризуется обилием многочисленных теорий и концепций, отражающих различные методологические подходы и убедительно демонстрирующих как плюрализм мнений, так и значимость принципа дополнительности в познании социальных явлений. Вместе с тем, при всем многообразии подходов основные криминологические теории так или иначе тяготеют к нескольким базовым концепциям: биологической, психологической и социологической. Все они стали возможны благодаря развитию философии и методологии позитивизма и восходят к трудам своих основателей – Ч. Ломброзо, Г. Тарда и А. Кетле соответственно.

1.4.1. Биологическая концепция

Биологическое направление формировалось изначально на основе перенесения эволюционной теории Ч. Дарвина в область исследования преступности. Первооткрывателем здесь по праву считается Чезаре Ломброзо, который в известной работе «Преступный человек, изученный на основе антропологии, судебной медицины и тюрьмоведения» (1876) истолковал преступление и личность преступника в категориях биологии и антропологии. Он объявил, что преступность определяется биологическими факторами, а преступник – атавистическое существо, воспроизводящее в своей личности инстинкты первобытного человека и низших животных. Тем самым Ломброзо признал, что существует специфический преступный генотип, который к тому же выражается во вполне определенном наборе внешних признаков, на основании которых можно выделить преступника из общей массы. Отсюда общий вывод учения – необходимо на основании известных признаков выявлять и лечить потенциальных преступников с тем, чтобы избежать преступления.

В традициях отечественной науки давать остро критические оценки учению Ломброзо. Однако это дело неблагодарное и малоперспективное. Неоспоримая заслуга Ломброзо состоит в том, что впервые в истории наук о преступности он не только поставил, но и доступными ему средствами решил задачу исследования одной из центральных проблем криминологии – личности преступника. До Ломброзо этим не занимался никто. Что касается непосредственно содержания самого учения, то, во-первых, надо понимать, что его некоторая наивность вполне объяснима общим уровнем развития науки; во-вторых, следует помнить, что отрицательный результат в науке не менее, а порой и более важен, чем положительный; в-третьих, не стоит упрощать концепцию Ломброзо до вульгарного биологизаторства, поскольку сам автор никогда категорически не отвергал значения иных (в том числе социальных) факторов в генезисе преступности.

Значение этих «иных» факторов было подчеркнуто и развито последователями Ломброзо – Р. Гарофало и Э. Ферри. Так, Э. Ферри в работе «Уголовная социология» (1881) систематизировал эти факторы в три группы:

♦ антропологические или индивидуальные (органическое строение, психическая конституция, возраст, пол и др.);

♦ физические (климат, время года и др.);

♦ социальные (состояние экономики, законодательства, политический строй, религия, право и др.).

Совокупное влияние этих факторов, по Ферри, способно создавать «опасное состояние личности», т. е. состояние реальной возможности совершения лицом преступления. Соответственно, общество должно упредить развитие этого состояния, не дать превратиться возможности в реальность, а потому должно принимать к опасному лицу так называемые меры социальной защиты – лечение, изоляцию, а иногда и уничтожение.

Отталкиваясь от работ Ч. Ломброзо, Р. Гарофало и Э. Ферри более подробно проанализировали социальные и психологические факторы в преступности, потому их иногда считают основоположниками биосоциологической (иногда – социологической и психологической) школы в криминологии. Преступление интересовало их не как нарушение юридической нормы, обусловленное ничем не ограниченной свободной волей человека, а как проявление особого состояния преступника, его индивидуальной склонности к преступлению, которая формируется под детерминирующим воздействием многих личностных и социальных факторов. «Преступная личность» была ядром проблемы, на которой сосредоточилось все внимание исследователей этого направления.

Биологическое направление в криминологии не исчерпывается только ломброзианством и не ушло в прошлое. Напротив, в настоящее время биологическое объяснение преступности получает в некоторой степени новый импульс к развитию, учитывая новейшие достижения в области собственно биологии. Современные биологические теории могут быть представлены, к примеру, следующими учениями:

теория эндокринного предрасположения человека к преступному поведению (Р. Фунес), которая причину преступлений видит в аномалиях желез внутренней секреции человека, обусловливающих его эмоциональное поведение;

теория конституционального предрасположения к преступному поведению (Э. Кречмер, У. Шелдон), предполагающая наличие связи между физической конституцией человека, психическим складом и типом поведения;

хромосомная теория (П. Джекобс), связывающая повышенную агрессивность с наличием у мужчин лишней Y-хромосомы;

теория «частоты пульса» (Д. Фарингтон), устанавливающая связь преступного насильственного поведения с пониженным (66 вместо 68) сердцебиением.

В России поддержка биологических и генетических теорий на протяжении многих лет считалась «дурным тоном», что можно было объяснить лишь методологическими и политическими причинами, фактически ставившими запрет на проведение соответствующих исследований. Некоторыми исключениями можно считать работы И. С. Ноя («Методологические проблемы советской криминологии», 1975) и В. С. Овчинского («Криминология и биотехнологии», 2005).

Авторитет, качество и значимость всех этих теорий сложно подвергнуть сомнению. Но, тем не менее, нужно понимать, что все они в большей степени тяготеют к изучению индивидуального преступного поведения и в некоторых случаях действительно могут его объяснить. Но вряд ли они способны удовлетворительно интерпретировать преступность именно как социальный феномен и становятся в любом случае бессильными при объяснении преступного поведения лиц, не обладающих теми или иными биологическими особенностями.

1.4.2. Психологическая концепция

Психологическое направление берет начало с выявленных Г. Тардом законов подражания и обучения («Законы подражания», 1890 г.; «Философия наказания», 1890), согласно которым преступному поведению, как и любой иной форме социальной активности, человек обучается в процессе своего развития, зачастую просто подражая и копируя сложившиеся и доступные ему образцы поведения. В связи с этим логично следовали выводы о значимости воспитания и малой ценности уголовного наказания в деле предупреждения преступности.

Особое значение в психологической интерпретации преступности имеет психоаналитическая теория Зигмунда Фрейда. Он рассматривает преступление как проявление глубинных подсознательных природных инстинктов и наклонностей, свойственных человеку от рождения. Максимально упрощенно схема его рассуждений сводится к следующему. В структуре личности есть три составляющие: «Я» (сфера сознания), «Оно» (сфера бессознательного) и «Сверх-Я» (усвоенные человеком или навязанные ему моральные ценности, установки общества). «Я» развивается из «Оно» в процессе социализации человека; «Сверх-Я» выступает посредником между сферой сознательного и бессознательного в их непримиримом конфликте. В итоге преступное поведение объясняется дисбалансом между «Оно» и «Сверх-Я», когда «Я» проявляет себя либо под непосредственным влиянием бессознательных страстей, либо под мощным и непреодолимым давлением социальных установок.

Идеи Фрейда были развиты в работах его последователей, наиболее авторитетные и известные из которых – К. Хортни, К. Юнг, Э. Фромм – усматривали в деструктивном поведении (в том числе в преступности) попытку человека преодолеть банальность своего существования, выйти за жесткие рамки социальных стандартов (зачастую надуманных и необоснованных), самореализоваться и самоутвердиться как личность. Сочинения психологов и психоаналитиков внесли весомый вклад в понимание внутренних, психологических механизмов преступного поведения, акцентировали внимание на личностных особенностях преступников, позволили глубже понять личностный смысл совершаемых преступлений.

В России психологическая и социально-психологическая интерпретация преступности и преступлений тесно связана с именами Ю. М. Антоняна («Психологическое отчуждение личности и преступное поведение. Генезис и профилактика дезаптивных преступлений», 1987 г.; «Почему люди совершают преступления. Причины преступности», 2006), А. Ф. Зелинского («Осознаваемое и неосознаваемое в преступном поведении», 1986); А. М. Яковлева («Преступность и социальная психология. Социально-психологические закономерности противоправного поведения», 1971), Н. Ф. Кузнецовой («Проблемы криминологической детерминации», 1984) и др.

1.4.3. Социологическая концепция

Социологическое направление остается одним из наиболее влиятельных и авторитетных в деле познания и интерпретации преступности. Его главный исходный тезис состоит в том, что преступниками не рождаются, а становятся. Именно в рамках этого направления были сформулированы положения о зависимости преступности от условий социальной среды, об устойчивости основных параметров преступности и о возможности ее прогнозирования в будущем, о необходимости коррекции преступного поведения и преступности посредством преимущественного воздействия на внешние социальные факторы.

Начало истории этой школы связано с именем А. Кетле и его знаменитой формулой, согласно которой «общество имеет в себе зародыш всех имеющих совершиться преступлений, потому что в нем заключаются условия, способствующие их развитию»[3]. Вместе с тем сама эта школа далеко не однородна, поскольку специалисты в ряде случаев акцентируют (или преувеличивают) внимание на отдельных социальных факторах преступности. В связи с этим имеются основания в рамках социологической интерпретации преступности выделить следующие основные теории:

экономическая теория, которая, в свою очередь, также далеко не однородна, и связывает преступность с отношениями собственности, распределением труда и капитала (К. Маркс), с низким имущественным статусом и бедностью (В. Богнер), с соображениями преимущества выгоды от преступления по сравнению с затратами на его совершение (Г. Беккер);

теория аномии (Э. Дюркгейм), предполагающая, что преступность есть нормальное и неизбежное состояние любого общества и что проблема преступности состоит не в ней самой, а в том, что в некоторых ситуациях ее уровень и объем становятся недопустимо опасными; такие ситуации связаны с кризисным (или переходным) состоянием общества, когда прежние социальные нормы и стандарты уже не работают, а новые еще не выработаны или не утвердились;

теория напряжения (Р. Мертон), усматривающая причины отклоняющегося поведения в разрыве между культурными нормами и целями общества, с одной стороны, и созданными возможностями, средствами их достижения – с другой (принимая или не принимая социальные стандарты, человек может вести себя либо в соответствии с ними, либо нарушая их, либо стремится изменить сами стандарты поведения);

теория конфликта культур (Т. Селлин), согласно которой, поскольку человек на протяжении всей жизни меняет свою принадлежность к различным социальным группам, каждой из которых свойственна определенная система взглядов, представлений, норм поведения, то всякий переход от одной системы культурных координат к другой (равно как и всякая попытка распространить нормы одной культуры на другую) сопровождается столкновением или конфликтом культур, который и порождает девиантное поведение (при этом отмечается, что нестандартное поведение в рамках одной культуры может быть вполне легалистским в рамках другой);

теория дифференцированной ассоциации (Э. Сатерленд, Д. Крэсси), суть которой сводится к тому, что преступление есть результат влияния на индивида тех социальных групп, с которыми он контактирует; в процессе этого общения существенное значение приобретает элемент подражания, в результате которого у индивида вырабатывается импульс к совершению преступления: он обучается «технике» преступного поведения, у него усиливается неуважение к закону;

теория стигматизации или символического интеракционизма (Г. Мид, Ф. Зак), связывающая преступное поведение с тем, что человек, к которому официально прикреплен ярлык (стигма) делинквента, начинает ассоциировать себя с соответствующей социальной группой и вести себя сообразно этому обозначению, исходя из чего делаются выводы о недопустимости «драматизации зла», об осторожном подходе к официальной стигматизирующей реакции.

Можно выделить и иные направления и школы в рамках социологического подхода к интерпретации преступности. Социологическая школа долгое время была практически единственно возможной в России. Существенный вклад в ее развитие внесли М. М. Бабаев, исследовавший влияние социально-демографических процессов, прежде всего миграции, на преступность; А. Б. Сахаров, обратившийся к исследованию зависимости преступности от уровня дифференциации доходов населения; В. Н. Кудрявцев, акцентировавший внимание на влиянии противоречий общественного развития на преступность; Г. А. Аванесов и Я. И. Гилинский, исследовавшие зависимость преступного поведения от социального статуса личности, и многие другие. Не теряет своего познавательного потенциала социологическая школа и сегодня, оставаясь одним из основных «поставщиков» научного криминологического продукта и обоснований управленческих и правовых решений в области противодействия преступности.

Представляя такую классификацию теорий и школ, подчеркнем, что криминологи в редких случаях строго придерживались какой-либо одной жесткой схемы. Зачастую их исследования носили комплексный характер, отражали признание и уважение к самым различным школам. А потому эта градация, конечно, условна и основана лишь на преимущественной склонности авторов концепций или на оценке новаторских суждений.

Изложенные криминологические теории, тяготеющие к биологическому, психологическому или социологическому пониманию преступности, зародились и были развиты по большей части в первой половине XX в. Собственно современный период, начальная дата которого крайне условно определяется последней четвертью прошлого столетия, создает свои оригинальные криминологические концепции. Их отличительными особенностями справедливо считать: критическое отношение ко всем предшествующим теориям (отсюда частое название – «критическая криминология»); доводимый порой до крайности релятивизм (относительность, условность) любых оценок любого поведения; обновление методологии исследований, в том числе за счет отказа от претензий на объективность и универсальность. Как следствие, эти радикальные теории зачастую не охватывают собой всего предмета криминологии и акцентируют внимание лишь на отдельных направлениях детерминации или предупреждения преступности. В ряду «новых» криминологов следует упомянуть:

♦ М. Брустена, Р. Куини, И. Антиллу, акцентировавших внимание на селективном (выборочном) характере современной юстиции, ее ангажированности и пристрастности, а также доступности для официального контроля преступного поведения лишь определенной (как правило, наименее защищенной) социальной группы;

♦ Ф. Зака, Д. Миловановича, обративших внимание на релятивность преступности, конвенциональный (договорной) характер оценки того или иного деяния в качестве преступного;

♦ Дж. Янга, развившего концепцию «включенность – исключенность», которая объясняет преступность отчуждением определенной группы лиц от существующих социальных механизмов;

♦ Н. Кристи, Т. Матиссена, Х. Пепинского, последовательно критикующих действующие пенитенциарные системы, доказывающих бесперспективность многих уголовных наказаний, выступающих за развитие альтернативных форм разрешения уголовно-правовых конфликтов.

Представленная краткая характеристика основных криминологических теорий, конечно, не в состоянии отразить всей масштабной мозаичной картины, сложившейся в современной науке. Сегодня можно в принципе утверждать, что любое оригинальное криминологическое исследование вправе в некоторой степени претендовать на отдельное направление, поскольку отражает, как правило, начала методологического плюрализма, нестандартность объекта исследования, несет в себе глубокий отпечаток субъективного восприятия проблем преступности. Отсюда идея «сколько криминологов – столько и криминологий» уже не выглядит столь абсурдной, как могло показаться ранее.

Вопросы и задания для самоконтроля

1. Каковы предмет и задачи криминологии?

2. Охарактеризуйте метод криминологии.

3. Раскройте теоретический и прикладной характер криминологии.

4. Каково место криминологии в системе наук?

5. Опишите систему криминологии.

6. Какова история возникновения и становления криминологии как науки?

7. Расскажите о становлении и развитии отечественной криминологии.

8. Охарактеризуйте основные криминологические теории.

Глава 2. Понятие преступности, ее количественно-качественные характеристики

2.1. Понятие и признаки преступности

Будучи стержневым элементом предмета криминологии, понятие преступности всегда определяло объем и границы научного поиска в сложном криминологическом комплексе. Определений преступности в российской криминологии множество. Н. Ф. Кузнецова и Г. М. Миньковский рассматривали преступность как исторически изменчивое, социальное и уголовно-правовое явление, представляющее собой систему преступлений, совершенных за определенный период времени в соответствующем государстве. По мнению В. Н. Кудрявцева, преступность есть отрицательное социально-правовое явление, существующее в человеческом обществе, имеющее свои закономерности, количественные и качественные характеристики, влекущее негативные для общества и людей последствия и требующее специфических государственных и общественных мер контроля за ней, а В. Д. Малков характеризует преступность как социальное исторически изменчивое, массовое, уголовно-правовое, системное явление общества, проявляющееся в совокупности общественно опасных уголовно наказуемых деяний и лиц, их совершивших, на определенной территории за определенный период времени. В Федеральной программе Российской Федерации по усилению борьбы с преступностью на 1994–1995 годы (утв. Указом Президента РФ от 24 мая 1994 г. № 1016) использовалось понятие преступности как социально-правового, относительно массового явления, включающего совокупность запрещенных уголовным законом общественно-опасных деяний, совершенных в течение определенного периода времени на конкретной территории.

Как видим, представленные определения, несмотря на их различие, позволяют выявить общие признаки, присущие преступности. Каждый из этих признаков характеризует лишь одну грань преступности. Рассматривать же их необходимо в совокупности и неразрывном единстве, так как с изменением одного признака преступности видоизменяются и другие ее признаки, а также характеристика преступности в целом.

2.1.1. Социальная природа преступности

Социальная природа преступности определяется прежде всего тем, что причины и условия, ее порождающие, носят в основном социальный характер. Преступность в качестве подсистемы входит в систему отношений соответствующего общества в целом; слагается из конкретных деяний, совершенных членами общества против его интересов; нарушает установленный в обществе порядок функционирования его институтов и отношений между людьми. Объективный характер преступности не исключает ее зависимости от состояния общества: уровня его развития, степени стабильности, социальной защищенности граждан, достижений и направлений научно-технического прогресса, трансформации общественных отношений. Большинство российских криминологов исходит из социальной природы преступности.

В то же время отметим, что в криминологии присутствуют различные взгляды на природу преступности. Так, по мнению профессора В. С. Устинова, преступность – это и биологическое, и одновременно социальное явление, ибо человек – существо биосоциальное, поэтому его поведение определяют не только социальные, но и генетические, и другие биологические факторы. Другие ученые (Ч. Ломброзо, Д. А. Дрим, Н. А. Неклюдов, Ш. Глюк и др.) исходят из того, что биологические факторы определяют природу преступности[4].

2.1.2. Преступность – уголовно-правовое явление

Базовый элемент преступности – понятие преступления – определяется уголовным правом и включает в себя все правовые признаки, существенные и для криминологии. В первую очередь это признаки общественной опасности и противоправности. Преступление, как любое антиобщественное поведение, характеризуется общественной опасностью, но только уголовное право формирует понятие преступного, выделяя из реальной жизни те социальные явления, которые наносят наибольший вред общественным отношениям. В то же время, как справедливо отмечает Ю. Д. Блувштейн, отнесение того или иного поступка к числу преступлений зависит не только от имманентных свойств самого поступка, но и от оценки, которую поступок получает в уголовном законе. Вне рамок уголовного права преступность теряет свое сущностное свойство, становясь одним из вариантов антиобщественного поведения. Изменения законодательства в сторону криминализации или декриминализации отдельных деяний отражаются на характеристике преступности в целом. Отдельные ее виды как бы «исчезнут», если конкретные преступления будут исключены из уголовного закона.

2.1.3. Преступность – это система преступлений

Хотя в реальной действительности преступность характеризуется как совокупность различных актов индивидуального поведения, совершаемых стихийно, по своей природе преступность является целостным образованием, которому присущи общие свойства, определенные системообразующие связи и закономерности. Преступность как система представляет собой массу отдельных преступлений, в силу чего и преступления, и преступность обладают общими признаками. Однако ей присущи и собственные характеристики и качества, которых нет у отдельно взятых преступлений. Таким общим, объединяющим свойством выступает общественная опасность, присущая как преступлению, так и преступности в целом. Специфическими признаками последней, которых нет у единичных преступлений, являются иррегулярность (отдельные преступления, будучи элементом системы, совершаются в большинстве своем независимо друг от друга), устойчивость (все ее закономерности постоянно повторяются, например, сезонные, возрастные, половые и другие характеристики колеблются в определенных пределах), массовость и системность. Как справедливо отмечал Л. И. Спиридонов, подобно тому, как лес не сводится к общему числу деревьев, так и преступность – к сумме единичных преступлений. И лес, и преступность существуют по законам иного уровня, чем конкретные деревья и преступления.

Загрузка...