Криптия

Гостиница «Лапа дракона»

Ланасса быстро взяла себя в руки. Толстяк входил в число подозреваемых? Входил. Вот оно и подтвердилось. Главное – чтоб не узнал об этом прежде времени, а значит, не сбежал. Она приказала Огаю с помощником не впускать никого в конюшню кроме нее и Варинхария, Роху – следить за воротами, а сама поспешила найти интенданта. Именно он сказал, что убийце – если тот не мог уничтожить окровавленную одежду – необходимо было ее спрятать.

Он собирался каким-то образом обыскать комнату Клиаха. Купец, вместе со слугой, был главным подозреваемым. Он же считал димнийца шпионом, который убрал соперника. Клиах с самого начала согласился на обыск. Это могло означать – что либо он хитро попрятал улики, либо невиновен.

Теперь приходилось склоняться ко второму варианту.

Из-за двери слышались спорящие мужские голоса. Ланасса чуть помедлила, размышляя, стучать ли – ведь это было ее заведение, она могла без церемоний входить куда угодно. Потом все же постучала.

Из-за двери высунулась растрепанная голова Эрке.

– Кого еще демоны… а, хозяйка дорогая!

Его единственный глаз нагло уставился в лицо Ланассе. Она вспомнила, как Дуча пожалела, что тот не пришел на «складчину». Хотя нечего отвлекаться на посторонние мысли.

– Позови-ка мне господина Гатталу, и побыстрее.

– Это рыжего, что ли? Вот правильно, достал уже. Как будто не сухарями и портянками распоряжаться привык, которые до него со складов не сперли, а… не знаю… прямо верховный дознаватель имперский!

– Не умничай, бельмастый.

Эрке нахмурился – светлая бровь приспустилась к незрячему глазу. Ланасса ожидала, что он скажет какую-нибудь пакость в ответ, но телохранитель смолчал и скрылся за дверью, а через мгновение в коридор вышел Варинхарий.

– Что?

Она не дала договорить, приложила палец к губам и потащила его за собой в ту часть коридора, откуда их никто не мог подслушать. И сообщила новость о находке. Варинхарий почти беззвучно выругался. Потом спросил:

– Ты уверена, что это его вещи?

– У меня глаз наметан.

– А сам он где сейчас?

Ланасса вдруг сообразила, что не знает. А ведь это был сейчас самый важный вопрос. Она постаралась припомнить, кто и где сейчас из слуг и постояльцев. Огай и Рох несут стражу, Гордиана и Торка она видела, когда пересекала двор, Боболон на кухне, Дуча ему помогает, Нунна в зале, там же вроде и сказитель болтался… Клиах и Эрке только что препирались с Варинхарием.

– Должен быть у себя, больше негде.

– Вот что – надо проверить. Сама не суйся, пошли кого-нибудь из девок. Если он и впрямь у себя – жди меня, если скрылся, подымай тревогу. А сам я пока на конюшню сгоняю, мало ли что…

Спустившись вслед за ним, Ланасса поразмыслила, под каким предлогом можно будет заслать прислугу к Шуасу. Густой запах похлебки, доносившийся с кухни, привел ее к единственно верной мысли. Боболон готовит… Варятся кости и потроха вчерашнего поросенка (гляди-ка, и ничего ему это не напоминает), туда же для остроты и пряности – лук и чеснок, да разнообразные травы, завезенные из Степи, да мука для густоты. Без изысков, но вкусно. И то – убийство убийством, а обед по расписанию. Прошло уже несколько часов, как гости что-то проглотили, и вряд ли они настолько нежны душою и желудком, что откажутся от трапезы. Сама Ланасса не была голодна, однако она вообще ела мало – да это и не имело сейчас значения.

– Нунна, сходи-ка к господину Шуасу… ну, к толстому, из Батны… и спроси, будет ли он внизу обедать или ему в номер обед подать?

Нунна уже настолько оправилась после утренних потрясений, что, судя по выражению личика, готова была вопросить: «И что он за цаца такая, этот господин Шуас, что ему отдельно подавать надо?» Но вовремя вспомнила, что была уличена хозяйкой в обмане и следует вести себя потише.

Ланасса не сказала ей об истинной причине, по которой послала ее к Шуасу. Не будет знать – не выдаст себя.

Девица вернулась быстрее, чем ожидала хозяйка.

– Что так?

– А меня этот… Азат… не пустил. Он сказал, что раз уж они здесь застряли, господин его выспаться решил. И будить его не след.

Спит? После всего, что… или он, против всех ожиданий, невиновен, или…

– А он точно там?

– Не знаю… вроде слышно было, как храпит…

– О боги, какая непроходимая дура, – пробормотала хозяйка. Простейшее поручение дали девке – и то не сумела выполнить, а ведь хитрее всех себя мнит. Это, девочка, тебе не пьяных постояльцев обманывать… А если Ланасса сама сейчас пойдет проверять, это будет выглядеть подозрительно, можно спугнуть преступника. Придется подождать Варинхария.

Варинхарий не был доволен, что его оторвали от разбирательства с Клиахом. Он был уверен – ну, почти уверен, что дело тут нечисто. И нечистота состоит не в том, что димниец спит со своим слугой – похоже, что как раз нет. Но он не простой купец, не потащится простой купец так далеко в сердце Степи. Ну, предположим, Тогон богат, даже не по степным, по имперским меркам богат, и в его владениях можно торговать с выгодой. Но на обратном пути – земли, которые под властью Бото, а там ох как неспокойно. И как Клиах умудрился играючи их миновать? Всего с одним охранником, даже хорошим бойцом – а Эрке явно хороший боец, – это никак невозможно. Где-то димниец врет, вопрос – где, и от разрешения этого вопроса отвлекла Ланасса. Он опять-таки был почти уверен, что след снова ложный, или Ланассе пришла в голову очередная вымученная идея, вроде той, что с Гордианом. Однако он был добросовестен и не оставил находку без внимания.

Но как только увидел сложенную в конюшне одежду – понял: бросить взгляд и уйти не получится.

Вещи явно принадлежали Шуасу, тут Ланасса не ошиблась. А вот пятна на них… надо разобраться. Но сначала – отчистить от грязи. Гаттала был не так чтоб очень брезглив, но сейчас необходимо разобраться, может ли эта одежда стать доказательством вины. К счастью, не понадобилось даже звать конюхова мальчишку, чтобы притащил воды, бадья стала в конюшне. Варинхарий плеснул на находку, смывая навоз, глину и налипшую солому. А вот кровь – если это кровь – отмыться не должна.

Она и не отмылась.

Ох, как нехорошо. Вместо красивого, плодотворного дела, сулящего пользу Михалю и благодарность начальства, вляпался в разборки с сумасшедшим живорезом. Вот как в этот навоз вляпался. Ничего не поделаешь. Раз высунулся, надо довести разбирательство до конца.

Похоже, что бедолагу Бохру сначала придушили поясом – шелковые, они для этого дела хорошо годятся. Потому парень и не орал. А потом убийца затащил Бохру в погреб. И там без помех убил, отрезал руки и голову, сцедив кровь в бадейку с кровью свиной, которая, по словам повара, была оставлена на ночь в погребе. При этом сам замарался с ног до головы – это по одежде видно. Так что дальнейшие действия убийцы следующие – он прячет отрезанные руки – их так до сих пор и не нашли, правда, и не искали – и избавляется от одежды. Поскольку сжечь или закопать ее нельзя, он приходит в конюшню и зарывает одежду в навозной куче, где улики всяко не сразу найдут. Сам, очевидно, остается голяком, но поскольку он все равно грязен, подходит к колодцу, зачерпывает ведром оттуда воду и моется. А потом, уложив голову Бохру в ведро, отправляет ее в колодец. Мог он это сделать так, чтобы никто не увидел? Мог. Была поздняя ночь, темно, а окна номеров для приезжих не выходят на задний двор. После чего убийца… Шуас… возвращается к себе. За перегородкой славные молодцы дружно трахают Дучу, занятие увлекательное, никто не заметил, когда купец из Батны вернулся и в каком виде…

Если это все-таки был Шуас.

Да, очень похоже, что именно так оно и было. Только вот не все складывается в эту картину. Отрезать руки и голову, чтоб труп не сразу опознали, – мерзко, но понятно. Спрятать их – то же самое… Куда ж он руки дел… если в конюшне их нет? А не в свиной ли закут? Тогда и не найдут их… хорошо, порося резали вчера, а не сегодня, тьфу ты, пакость какая… От одежды избавиться – само собой… Вот интересно, оружие-то он куда подевал? Там ведь не столовый ножик был, а что поосновательней… ну, это как раз можно выяснить.

Были бы понятны эти попытки скрыть личность убитого, если бы преступление произошло в большом городе. А в небольшой гостинице, где народу наперечет, кого здесь не хватает! Как ни уродуй труп, вскроется не сейчас, так через час!

А убийца, как нарочно, постарался, чтоб на деяние его как можно скорей обратили внимание. Кровь, разлитая в коридоре, окропившая стены… голова в колодце… если б не это, убийство могло быть обнаружено значительно позже, после того, как нынешние постояльцы покинули бы «Лапу дракона».

Вот почему предпочтительней иметь дело с какими угодно шпионами. Среди них редко встречаются сумасшедшие. Точнее, вовсе не встречаются. Логику безумца и мотивы его поведения Варинхарий понять не брался. От нее замутит хуже, чем от здешней вони.

Однако ж надобно что-то делать. Ланасса тревоги не подняла – стало быть, Шуас у себя. Надо его брать. Незамедлительно. И желательно без кровопролитий среди обитателей гостиницы. Хватит уже кровопролитий. А если рыхлый с виду толстяк сумел понатворить такое и после разгуливать как ни в чем не бывало, без признаков утомления – он очень опасен, и при захвате может причинить вред даже вооруженным людям. Так что один Варинхарий брать его не пойдет, нет. Даже с подкреплением в виде гостиничной прислуги.

Лучше всего заручиться помощью Гордиана Эльго и его оруженосца, благо оба болтаются во дворе. Гордиан умом не блещет – да ему и не надобно, – но пограничные офицеры редко бывают трусливы. Не выживают здесь такие… Вот согласится ли он подчиняться интенданту – это вопрос. Но вопрос решаемый. Однако действовать надо осторожно. Не привлекая внимания. Демон его знает, чем Шуас сейчас занят. Из своей комнаты он двора не видит, но мог послать подсмотреть своего Азата… Вот тоже еще вопрос – был ли слуга посвящен в случившееся? Тогда он эту «складчину» нарочно мог затеять, чтоб отвлечь остальных и обеспечить хозяину возможность незаметно уйти и вернуться. Короче, Азата тоже надо брать.

Варинхарий обнаружил в конюшне пустой мешок из-под овса и завернул в него находки. Проклятье, если Шуас послал своего холуя следить, что делается возле гостиницы. Тот, увидев Варинхария со свертком, догадается… Но это лучше, чем зазывать Гордиана в конюшню. И нечего больше копаться.

Выйдя из конюшни, он обнаружил, что наступили сумерки. Осень, темнеет рано, а он почти весь день угрохал на это треклятое расследование. Впрочем, день еще не закончен.

Азата нигде не было видно, а вот Торк и его господин обретались в поле зрения. Оба – у колодца. И уж, конечно, не для того, чтоб воды попить, Вряд ли сегодня из этого колодца вообще кто-нибудь будет пить, потом-то, надо думать, забудут, но сегодня память об отрезанной голове в бадье еще слишком свежа. Бдят, понимаешь… ищут, а чего ищут, сами не знают. Не то у них по жизни занятие, не тому они обучены. Но хаять их обучение мы не будем, если б имперская армия не знала свое дело, демона с два бы границы империи протянулись так далеко… Вот на это мы и надеемся. На наших славных защитников границ… настоящее начальство обрыдалось бы от хохота.

Но сейчас не до смеха. Всем.

Подхватив сверток, Варинхарий подошел к ним. Сказал негромко:

– Господа, есть важное дело.

– Ха! – Торк, наглая скотина, и не думал понижать голос. – Да у тебя, господин интендант, сейчас, сдается мне, только одно спешное дело – помыться хорошенько. Вот прямо из этого колодца. Потому как несет от тебя… – Он нарочито морщит нос. Тоже мне, утонченный аристократ нашелся, навоза конского никогда не обонял.

Но Гордиан, который и впрямь мог притязать на благородное происхождение, изображать неженку из себя не стал. Угрюмо посмотрел на интенданта. И Варинхарий ответил, не дожидаясь вопроса:

– Я нашел то, что изобличает убийцу. – Нашел не он, и даже не Ланасса, а конюхов мальчишка, но уточнять нет времени. – Я покажу доказательства, но лучше пройти туда, где за нами не смогут подсматривать.

Эльго кивнул и последовал за ним, Торку ничего не оставалось, как сделать то же.

В коридоре их дожидалась Ланасса.

– Он у себя? – спросил Варинхарий.

– Должен быть. Но Азат не впустил в комнату.

– Так это жирный Шуас? – вскрикнул Торк и получил от Варинхария легкую плюху.

– Не ори!

– Да быть того не может! Он же у себя был, пока мы… – Оруженосец осекся. Можно не сомневаться, он не докладывал господину, как проводил эту ночь.

– Да ладно, знают уже все, как вы с девкой кувыркались, – нудным голосом произнес интендант. – За это дело пусть с тебя господин спрашивает… или не спрашивает… а гляньте-ка вот на это.

Он развернул проклятый сверток, тут же поясняя, чьи это вещи и где были спрятаны. Ланасса, которой это и без того было известно, тем временем позвала Нунну и велела привести Роха. Она подозревала, что Варинхарий быстро убедит Гордиана. И не ошиблась. Окровавленная одежда для того была достаточным доказательством. Он не стал утруждать себя дополнительными вопросами.

– Берем гада?

– Точно. Но я не хочу, чтоб он кого еще здесь порезал. А вы видели, он может, да и Азат его… потому и собираю всех, кто покрепче…

На сей раз Гордиан посмотрел на собеседника брезгливо-снисходительно. Он что, не понимает, что в толчее драться – хуже нет? Одно слово – интендант.

Они поднимаются по лестнице, Ланасса – за ними. Наверху, у двери номера, стоит Эрке. Беглый взгляд на компанию – и, похоже, одноглазый обо всем догадался. Приоткрывает дверь, тихо говорит хозяину:

– Господин, не выходите пока.

Без сомнения, он готов присоединиться к веселью, а вот от Клиаха была бы только морока, мысленно соглашаются господа офицеры.

Однако Ланассе хотелось бы обойтись без драки. Если уж прольется кровь, так пусть это будет в самом конце, а пока что следует действовать хитростью.

Они с Варинхарием обмениваются взглядами. Он угадал ее замысел. И бельмастый тоже. А вот армейские – вряд ли, ну пусть Вари им растолкует. Она делает предостерегающий жест – тихо, мол – и стучит в дверь.

Азат отзывается злобно:

– Да говорил же я тебе, девка, – господин почивает!

– Если он желает пообедать, а заодно и отужинать, придется ему проснуться. При нынешних делах прислуга слишком занята, чтоб готовить каждому в отдельности.

До армейских, кажется, дошло. Лучше всего повязать убивца спящим – да вряд ли он взаправду спит. А если и так, Азат поднимет шум, коли они попытаются прорваться в комнату силой, и Шуас может уйти через окно.

Пусть лучше выйдет.

Уловка сработала – через короткое время дверь открылась, и Шуас появился перед собравшимися. Странно – судя по виду, его в самом деле только что разбудили. Глаза у него были опухшие, он моргал и как будто ничего не соображал. Следом просунулся Азат. Уж он-то бы сообразил, что означает сие явление. Прежде, чем тот успел дернуться, одноглазый, до того словно бы распластавшийся по стене, схватил его за руку, скрутил так, что Азат согнулся от боли, и, не отпуская, свободной рукой вытащил у него меч и кинжал. Гордиан и Торк сноровисто приставили мечи к глотке Шуаса.

Варинхарий объявил:

– Шуас из Батны, торговец, данной нам властью мы задерживаем тебя за убийство гостиничного прислужника Бохру.

Он отметил, что внизу появился Рох, его привела Нунна. Услышав слова интенданта, девка пискнула и только что на пол не стекла. Одно дело – знать, что в гостинице находится убийца, другое – видеть его, вспомнить, что все время с ним общалась, напрашивалась на ночь и только что пыталась зайти в его комнату. Варинхария переживания Нунны не волновали. Главное – все выходы перекрыты, поганец не убежит, даже если сумеет вырваться.

Но Шуас и не пытался. Он вытаращил оплывшие глаза и недоуменно спросил:

– Да вы что, дурной травы обкурились, как степняки? Какой из меня убийца?

И верно – на убийцу, да еще столь кровожадного, Шуас был мало похож. Нет, конечно, преступники способны укрыться под любым обличием, но… рыхлый, одутловатый купец, казалось, не обладал достаточной силой, чтоб куренка разделать, не то что человека. Да еще мирно спать после этого.

Собравшиеся это сообразили почти сразу же. Варинхарий заметил это и был раздосадован. Он даже не знал – чем больше: тем, что расследование, казавшееся законченным, может снова зайти в тупик или что он окажется дураком в глазах всех обитателей гостиницы.

Как решающий довод он швырнул перед Шуасом свою находку. Но на купца она не произвела такого впечатления, как на прочих.

– А это еще что? – вяло спросил он без особого интереса.

– Как будто ты не знаешь, негодяй! – Варинхарию самому было неловко из-за того, что употреблял столь пафосные выражения, но по-иному не получалось. – Это твоя одежда, в крови несчастного Бохру!

– А… одежда… я ее вечером свиным жиром заляпал, вот и бросил перед дверью, чтоб поутру постирать отдать. Я ж не знал, что у Азата в каморке целый табун пастись будет. Мало ли кто ее там пригреб. Я-то не спохватился утром – думал, что одежда уже в стирке, а после не до того было.

– Но, хозяин… – полупридушенно просипел Азат. Эрке, что бы он там ни думал о виновности купца и его слуги, хватки не ослабил. – Ну, мы это… ну да, гости зашли, развлеклись… так вы ж не запрещали…

Торк внезапно опустил руку, огляделся. Он вдруг сообразил, что из поборника правосудия превратился в подозреваемого.

– Чего пялитесь? – рявкнул он. – Он сам нас зазвал, Азат этот, с девкой побаловаться. И не один я там был, твой холуй, рыжий, тоже не отказался… И верно, кто угодно барахло мог спереть, пока другие заняты были.

– Вот видите, господа… – утомленно заметил Шуас. – Да не стоит, пожалуй, и слуг бранить за распутство – они все подтвердят, что я за ночь своей комнаты не покидал.

Воцарилось мрачное молчание. Дуча, стоявшая у лестницы, косила на хозяйку – ожидала указаний. Но та помалкивала. И так уже, чувствовала она, подставила Варинхария, и опять убийцу не нашли, и все сначала… о, все боги и демоны, как же я устала от этой паршивой жизни…

Интендант собирался опять сказать, что слишком занятые плотскими утехами, слуги, скорее всего, не могли заметить, выходил Шуас или нет… но это вряд ли сейчас прозвучало бы как довод. Гордиан насупился, Торк отводил взгляд, Азат ради спасения собственной шкуры подтвердит невиновность своего хозяина, и только бельмастый, нагло ухмыляясь, не ослабляет хватки.

Проклятье, неужели именно он и его димнийский господин все это подстроили… а ведь Гаттала с самого начала подозревал их вину, да угодил в простейшую ловушку.

Покуда Варинхарий раздумывал, как ему выкрутиться из идиотского положения, куда он сам себя загнал, раздался голос человека, о котором за последние часы все забыли. А уж он ли не был мастером поговорить.

– Одежку скрали, говоришь, добрый господин?

Сказитель, дремавший в зале у стеночки, воспрял, незамеченный, и подошел к лестнице, встав рядом с Дучей.

– Ну, украли. – В голосе Шуаса послышалось едва различимое раздражение.

– Так ты ночью шлялся, потому что покражу искал?

– Ты что, спятил, слепошарый?

– Я-то думал, мне это приснилось все, оттого и молчал – мало ли, засмеют.

– Что ты видел, старик, говори! – приказал Варинхарий.

– Мне добрая хозяйка в доме ночевать позволила, не на конюшне. Комнатенки, ясно, не выделила, денег у меня нет, а так, к кухне поближе, но мне больше и не надо, главное, тепло и под крышей…

– Не тяни, старый проходимец!

На «проходимца» сказитель не обиделся, тем более что это была правда – в буквальном смысле.

– Вот проснулся я посередь ночи, старый ведь, кости ломит, и смотрю – он от черного хода, от двора то есть, к лестнице идет. Я и решил – снится, мол, кто же сейчас нагишом расхаживать-то будет, холодно же, а он как есть, в чем матушка родила, пузатый, аж жиры трясутся, да еще и мокрый… повернулся я на другой бок и снова задремал.

Это был настоящий праздник. Торжество справедливости. Конечно, Варинхарий собирался вытрясти из старика что-нибудь пользительное, но такой удачи даже он не ожидал. Полновесное свидетельство!

Впрочем, Шуас так не считал.

– Добрые люди, кого вы слушаете! Он же не видит ни черта, да и сам же сказал, что ему все спьяну привиделось, а теперь этот сонный бред он клеветой на честного человека рушит.

– Если бы старик хотел кого-то оклеветать, он бы не оговаривал, что считал увиденное сном, – четко произнес Варинхарий.

– Верно, – согласился Гордиан.

Опущенная рука Торка с мечом вновь взметнулась, лезвие уперлось в грудь купца. Но тот не сдавался.

– Да мало ли кого он там видел? Темно же было, а он почти слепой!

– Он видел голого человека. И мокрого. А голым в холодную ночь мог пройти лишь тот, кому по-быстрому пришлось снять одежду. Она выдавала убийцу. Ты закопал ее в конюшне, потом у колодца смыл с себя кровь – потому и был мокрый, когда вернулся. Слуги на тебя внимания не обратили – у них там веселье вовсю шло, а ежели кто и заметил, как кто-то нагишом мимо прошмыгнул, так от своих не отличил. А поутру ты уехать собирался – кто ж перед этим одежду в стирку отдает?

Варинхарий снова был на коне. Временное помрачение, невесть как застлавшее мозги не только ему, но и всем присутствующим, враз улетучилось. Он способен был трезво рассуждать, мыслить разумно и убеждать собеседников.

А главное – он не ошибся. Он нашел убийцу.

– Рох, Саки, сюда, помогите Торку связать мерзавца. А ты, одноглазый, тоже пленного не отпускай. Может, он в сговоре с господином был.

Как всегда в таких случаях, возник насущный вопрос – чем вязать? Но он разрешился быстро. Боболон, не дожидаясь хозяйкина понукания, притащил веревки из кладовой при кухне. Каким бы мелким мерзавцем ни был Бохру, он был собратом-слугой, кухарь его жалел и не прочь был внести свой вклад в поимку убийцы.

Азат, против ожидания, не сопротивлялся – Эрке, казалось, даже был разочарован тем, что так быстро управился. А вот Шуас, хотя его вязали трое сильных мужчин, отчаянно отбивался – Варинхарий верно угадал, что сил у него больше, чем тот хочет показать. Хрипел полупридушенно:

– Вы еще пожалеете… пожалеете, сучьи дети… кровавыми слезами заплачете, и скоро…

Клиах, который все время подглядывал за происходящим из-за двери своей комнаты, наконец счел возможным высунуться, рассудив, что опасность для его персоны миновала. Недоуменно вопросил – и совершенно неуместно, по мнению Варинхария:

– Но зачем, зачем ему надо было убивать несчастного мальчишку? Неужто нет других способов получить удовольствие?

Шуас, бившийся в руках Торка и Роха, как ни странно, вопрос расслышал и заорал сорванным голосом:

– Зачем?! Чтобы спасти вас, проклятые дураки! Спасти всех… а теперь уже поздно…

Его голова откинулась на плечо, глаза закрылись, толстые щеки подрагивали, изо рта пошла пена.

Саки с испугом отскочил, вытер замаранные руки о штаны.

– Ой! Припадочный…

– Прикидывается, – отозвался Эрке. Он опустил упакованного Азата на пол, как вязанку дров, и мог наконец размяться.

Варинхарий не был уверен, согласен ли он с утверждением бельмастого. Поведение Шуаса вполне доказывает, что тот не в своем уме и припадок может оказаться настоящим.

А с другой стороны, замечено, что Шуас – отличный притворщик. Ничего, здесь вам не большой город, где безумие может послужить причиной для того, чтобы суд передал виновного в руки жрецов. Здесь мы сами – правосудие.

– Господин Эльго, желаете ли вы принять участие в допросе?

– А зачем? – угрюмо отозвался Гордиан. – Он уже сознался в убийстве.

– Это верно. Сознался. Нам теперь и свидетель не очень-то нужен. Но порядок есть порядок. Нужно провести допрос, хотя бы для того, чтобы узнать, был ли слуга соучастником преступления и скольких людей нам завтра казнить – двух или одного. Вы – высшее здесь должностное лицо. Впрочем, если эта обязанность вас утомляет, я справлюсь и сам.

Он предполагал, что Гордиан откажется. Армейские не то чтоб питают отвращение к допросам, напротив, зачастую они на это мастера, но одно дело – пытать шпионов и пленных, другое – допрашивать штатских преступников да еще сумасшедших.

– Верно. Надо вызнать. И утром покончить с этим. А то уж и так мы все здесь задержались.

Ночь накатилась, но почти никто не ушел спать. Кроме тех, кто был занят допросом (с той или другой стороны), постояльцы, слуги и хозяйка сидели в зале. Только Огай с подручным вернулись в конюшню, и Боболон, изготовивший-таки ужин, гремел чем-то на кухне, чтоб отвлечься.

Отвлечься, по правде говоря, хотелось всем. От мыслей о том, что сейчас происходит наверху, и о бедном Бохру, чьи останки так и лежали в погребе – было решено схоронить назавтра, после того, как будет свершена казнь.

Всего лишь сутки прошли с тех пор, как они вот так сидели в этом зале, а казалось – тысяча лет. И тьма наступала со всех сторон, скрывая в себе тайный ужас, и даже если б Ланасса выставила на стол все запасы хмельного, хранившиеся в «Лапе», это бы не помогло.

– Дедушка, дедушка, расскажи что-нибудь, – жалобно попросила Дуча.

Сказителю, похоже, суждено нынче быть героем дня. Но он оттого отнюдь не возгордился. Подождал, что другие скажут. Сегодня все сидели за одним столом, даже Клиах обществом слуг не побрезговал.

– Пожалуй, – сказала Ланасса. – История, чтобы развеяться, – это то, что нужно.

– Тогда я расскажу вам о женщине, которая стала злым духом из-за любви.

Нунна, услышав заветное слово «любовь», встрепенулась.

– О да! И наверняка из-за мужского коварства!

– А, дед, валяй про что угодно, лишь бы интересно, – сказал Эрке.

– Добрые люди, всем нам известно, что немало женщин творят безрассудства из-за страсти любовной, а то и что похуже. Но не у всех у них есть силы, чтоб учинить нечто доподлинно страшное. Послушайте же историю о том, как опасна любовь ведьмы. Каждая женщина – ведьма, скажете вы, но здесь я поведаю о той, что и впрямь была наделена колдовским даром. И если вы скажете, что император Дагда Благочестивый повывел сей мерзостный род, то я отвечу, что случилось то в давние времена, еще до уничтожения ведьм по всей империи.

Жила в одном селении юная дева, и была она с виду хороша и мила, да вот беда какая – родилась она наделенной колдовским даром. И до поры не употребляла его во зло, лишь составляла снадобья, чтобы пользовать людей и скотину, да гадала соседкам на женихов. Но чародейский дар – как злая болезнь, рано или поздно он себя проявит.

И случилось так, что юная та дева влюбилась в мужчину, который жил в том же селении. Да вот беда какая – был он женат, и не на ком-нибудь, а на ее лучшей подруге, и жену свою любил. Поначалу боролась девица с печальной своей страстью, и если приходила ей в голову злейшая из мыслей – подругу свою извести и занять ее место, гнала ее прочь деревенская ведьма. Но не проходила любовь, и вот что решила она. Приходилось ей слышать, что плотская страсть исчезает, когда получит, что хочет. И, стало быть, надо причаровать того, кто мил ее сердцу. А после наложить на него заклятье, чтоб забыл он обо всем, а наваждение, что мучает ее, пройдет как ни в чем не бывало.

Так и сделала юная ведьма. Амулетом ли, зельем, приманила она к себе милого, и провели они вместе ночь.

– Да мужикам много и не надо, – рассудила Дуча, – сами за любой юбкой гонятся, а если жена застанет, так сразу «зелье, колдовство»…

Сказитель пропустил мимо это замечание.

– А наутро вступило в силу заклятье, и обо всем он забыл. Но напрасно надеялась ведьма, что с тем и пройдет ее страсть. Ибо только мужчины, получив желаемое, забывают, чего так желали, а женщинам это как цепь, что плотской связью только крепится. И мучалась ведьма желаньем, бледнела и чахла, и по прошествии нескольких месяцев сняла заклятие, надеясь, что милый вернется к ней, вспомнив, что было меж ними. И он вернулся, но не для того, чего хотела она. Ибо столь же крепко, как она любила его, любил он свою жену. И, решив, что ведьма хочет разлучить его с женою навеки, убил ее, чтоб не допустить того. Ножом перерезал ей горло.

И в час смерти, захлебываясь кровью, воззвала ведьма к злым силам, и силы ответили ей. Не ведаю в точности, кто это был. Одни говорят, что это был Привратник – бог обмана и покровитель всяческих козней, другие – что один из демонов, что владели нашим миром до того, как туда пришли Семеро Богов. Известно лишь то, что возжелала ведьма стать мстительным духом, чтобы отомстить своему убийце. И злая сила сделала так, и в посмертии духом тьмы она обернулась. Но отомстить не смогла.

Сказитель выразительно замолчал.

– Но почему? – удивился Рох.

Старик ждал этого вопроса.

Однако, если девушки ожидали услышать что-либо трогательное, вроде того, что любовь взяла верх над желанием мести и несчастная не смогла причинить вреда тому, кого любила, то они были разочарованы.

– А его к тому времени повесили, – прозаическим тоном закончил старик. – За ее же убийство.

Клиах тихо рассмеялся:

– С силами тьмы не стоит договариваться, так? Нужно как следует читать условия контракта перед тем, как его заключать, – мы, купцы, хорошо это знаем.

– Можно сказать и так, досточтимый господин. Но история не этим кончается, а вернее сказать, она не закончена вовсе. Ибо та несчастная девица из-за невозможности отомстить, обречена скитаться по этой земле вечно. И в облике злого духа она обольщает и губит мужчин, хотя вовсе этого не желает. Тьма ночи – ее дом, ветер, туман и дождь – плащ, там укрываясь, стережет она одиноких путников, чтоб завлечь их в ловушку. И каменные стены для нее не преграда, с ветром, дождем и туманом просочится она сквозь малейшую щель и во тьме завладеет добычей, лишив спящего жизненной силы. А потому, добрые люди, не следует никогда путешествовать в одиночестве. Также и ночи свои проводите с подругой из плоти и крови или в веселой компании, там, где жарко пылает огонь в очаге, и не станете жертвою злобного духа.

– В общем, все бабы дуры, все мужики козлы, – заключил Эрке, – а в жизни надо пить и веселиться, и тогда все будет хорошо.

– Это точно, – поддержал его Рох.

– Однако старикан нашел, как закончить историю к общему удовольствию, – отметил Клиах, – хозяйка, дорогая, распорядись-ка, чтоб ему налили, я заплачу…

– Ничего не к удовольствию, – пробормотала Дуча. – Нашел, дед, что на ночь рассказывать. Темно же, и ветер как раз, да и дождь может хлынуть… вдруг она там, в степи бродит?

– Дура, тебе-то что бояться? – снисходительно спросил димниец. – Старик же ясно сказал – она только на мужчин нападает. Да и только на тех, кто в одиночку спит.

– Хорошая история, – сказала Ланасса, – а вывод из нее еще лучше. Ибо получается, что девы веселья и красивые мальчики делают доброе дело, оберегая гостей от нечисти.

– Жаль только, что их самих никто не бережет. – Нунна произнесла это без свойственного ей жеманства.

– Да уж, – вздохнул Эрке. – Если верить в подобные сказки, мы могли бы решить, что бедного Бохру разорвал нечистый дух, и не стали бы искать виновного.

– Ну вот кто тебя за язык тянул! – с досадой брякнул Рох. – Только, понимаешь, позабыли об этом мерзопакостном деле, а ты опять…

Наступила тишина, лишь слышно было, как огонь трещал в очаге. Злых духов, он, может, и отгонял, но мрачных мыслей прогнать не мог. Все старались не думать, но думали о том, что сейчас происходит наверху.

Не было слышно ни криков, ни стонов пытаемых. Может быть, Варинхарий и Гордиан не так уж усердствовали и обходились словесным допросом. А может, Шуас уже потерял сознание…

Убийцу никому не было жалко, и все же тем, кто собрался в зале, было страшно. И лучше уж страшиться злых духов, что скитаются по ночным пустошам в поисках одиноких путников, лучше пугаться самого черного колдовства, чем того, что происходит на самом деле, – так просто и жестоко.

Все правильно, напомнила себе Ланасса. Какова бы ни была причина, убийцу должно наказать. Неважно, что она сама собиралась прирезать Бохру за предательство… честно говоря, он просто исполнял свою работу, но когда слуга идет против хозяина или хозяйки, это все равно предательство, и нет ему оправдания… но есть же разница! Нельзя так поступать с человеком, каким бы сквернавцем он не был. За свою долгую жизнь куртизанки и шпионки она навидалась всякого, но чрезмерная, вдобавок лишенная всякого практического смысла жестокость ей претила.

Кроме того, у «Лапы дракона» есть определенная репутация, и хозяйка обязана ее блюсти. Что бы ни происходило, ее гостиница не будет заведением, где слуг можно убивать безнаказанно.

Молчание, воцарившееся в зале, ей вовсе не нравилось. Сказитель, не дождавшийся новых просьб об увлекательных историях, хлебал пиво. В другой раз Ланасса приказала бы Дуче или Нунне спеть или станцевать, но сейчас это казалось… неуместным, что ли. Да и девицам, следует признать, не до того. Через день-другой они оправятся, но пока что пригодны только подавать на стол, ну и еще для ночной работы.

Разумеется, она и сама умела петь, причем гораздо лучше, чем служанки. Но ради кого голос рвать? Из достойной публики в зале один Клиах, да и тот совсем скис. Не стоит оно усилий. Ланасса собралась было напомнить сказителю, что неплохо бы и дальше отрабатывать хлеб, но на лестнице появился Варинхарий. Вид у рыжего был изрядно утомленный.

– Дай-ка попить, красавица, – велел он Дуче. Служанка, подхватив со стола кувшин с пивом, подала ему, позабыв про кружку, однако Варинхария это не смутило – он хлебнул из кувшина.

– А что это вы все здесь сидите? – спросил он, ни к кому в особенности не адресуясь. – Шли бы спать, час уже поздний.

– Какой сон, сами знаете… – отозвался Клиах.

– Знаю то, что человеку с чистой совестью ничто спать не помешает.

– А я слышал поговорку «Чем хуже человек, тем лучше он спит», – усмехнулся Эрке. – И сдается мне, верная это поговорка. Убивец-то наш, почитай, целый день дрых…

– Не умничай, одноглазый. Однако ж, – Варинхарий обвел взглядом собравшихся, – ясно, что не разойдетесь вы, пока не узнаете, что и как. Так вот, господа хорошие, Шуас из Батны сознался в умышленном убийстве Бохру, служащего гостиницы «Лапа дракона». Действовал он один, слуга Азат его подельником не был. По крайней мере, обратное не доказано. По этой причине оного Шуаса надлежит предать скорой казни, что и подтвердил господин Гордиан Эльго, как имперский офицер, облеченный властью чинить суд в пределах пограничья. Следовало бы для свершения казни доставить преступника в ближайший город, но сейчас сие не представляется возможным. Потому убийца будет казнен завтра утром. Как требуют законы империи, все присутствующие здесь почтенные граждане будут свидетелями, дабы подтвердить, что происходящее суть справедливое наказание, а не пошлое убийство из мести. Вопросы или возражения есть?

– Возражений, ясное дело, нет, – сказал Эрке, – а вот вопрос имеется. Как, господин хороший, вы собираетесь это справедливое наказание чинить и кто на себя палаческую службу возьмет?

Рох поежился. Ему почему-то представилось, что убиение убивца свалят на него. Он, вообще-то, вполне мог пришибить человека в драке или просто под горячую руку, но вот так, по закону… на глазах у всех… как-то до сих пор не приходилось. Но Гаттала на него даже не взглянул.

– Вопрос к месту, хоть и не по чину тебе, бельмастый, проявлять подобное любопытство. К сожалению, мы не можем казнить убийцу, как этого требует его преступление. Нету, понимаешь, подходящих приспособлений. А резать его на куски, как он сделал с бедолагой Бохру… мы ж, прости Семеро, не звери какие. Отсечение головы полагается лишь благороднорожденным. Такого дерева, чтоб повесить его, поблизости не вижу, а вешать его на воротах… ну, зачем нашей доброй хозяйке такое украшение. Поэтому его просто задушат. Господин Эльго отдал своему оруженосцу такое распоряжение. Наши славные пограничные воины не слишком щепетильны на этот счет.

– А что будет со слугой? – спросил Клиах.

Варинхарий поскреб в затылке.

– Он и сам меня об этом спрашивал. Умолял, чтобы кто-нибудь взял его к себе на службу. Вы как, господин Клиах? Он так напуган, что работать согласится даром.

– Даром – не бывает, господин Гаттала. Даже если брать слугу только за пропитание, это уже расход. Нет, я не возьму его, хотя не скрою, еще один человек в сопровождающих мне бы не помешал. Но только не этот. Если вы вдруг ошиблись и он соучастник убийства, то он мне не нужен. Если вы не ошиблись и он к убийству не причастен, то он дурак, который подвел своего господина, и он мне не нужен вдвойне.

– Тонко замечено. Достойно уроженца Димна. Ну а что скажет дорогая хозяйка? Слуг-то при гостинице убыло.

– По-твоему, Вари… то бишь, господин Гаттала, я глупее димнийского купца? Пусть идет на все четыре стороны… хотя все четыре сейчас недоступны, ну да ничего, не так далеко от нас Шенан, чтоб крепкий парень не сумел до него добраться.

– Верно, госпожа, – поддержал хозяйку Рох. – Ни к чему нам тут такой. Если он тут промедлит, мы с Огаем его так отделаем – пожалеет, что на свет родился.

– Я и предполагал, что вы так ответите, – вздохнул Варинхарий. – Ладно. Теперь вот что. Не думаю, чтоб у нашего убивца после допроса нашлись силы бежать… но всякое бывает. Иногда со страха и отчаяния люди на такое способны бывают… ну, это долго рассказывать. Да еще Азат этот, кто знает, что ему в башку втемяшится. Короче, запереть надо обоих.

– По отдельности, – вставил Клиах.

– Это само собой. И не только запереть, но и сторожить до утра. Господина Гордиана и Торка, по понятным причинам, от стражи следует освободить. Они отвечают за казнь. Я пришлю своего слугу, не все ему по ночам с девками кувыркаться, пусть для пользы дела стражу несет, но нужны еще люди. Пускай за воротами Огай присмотрит, а Роху нынче хорошо бы здесь сторожить, ты как на это смотришь, хозяйка?

– Не возражаю.

– И еще бы кто-нибудь…

– Я могу, – вызвался Эрке.

– Вот и славно. – Варинхарий хохотнул. – Другие-то дремать одним глазом могут, а у тебя глаз и так один, придется уж как-то потерпеть… Короче, убивца мы сейчас в погреб спустим, пусть своим присутствием порядочных людей не смущает, верно, господин Клиах? Заодно пусть-ка вспомнит, как мучал в том погребе беднягу Бохру и поймет, что за каждым преступлением неминуемо следует наказание. Рох и Эрке пусть туда и отправляются. Азата же, полагаю, можно в номере оставить, хоть и под охраной. А я сам прослежу, чтоб все было в порядке. А утром покончим со всем этим безобразием и разъедемся по-хорошему.

Спорить с ним не было ни сил, ни желания. Да и о чем спорить? Он говорит верно, а все слишком измотаны событиями бесконечного дня. До рассвета еще порядочно, осенние ночи длинны, и можно еще выспаться.

Клиах зазывает к себе в номер Дучу, а Нунна слишком устала, чтоб дуться из-за того, что ей предпочли эту толстомясую. К господину Эльго она нынче не собирается, не до того ему. А ночевать одной страшно, и она договаривается с Боболоном, чтобы тот пустил ее на кухню. Там тепло, вкусно пахнет, и не мешает даже то, что Бобо храпит. Сейчас это даже успокаивает.

Ланасса подозревает, что Дуча понадобилась Клиаху тоже из-за того, что ему страшно ночевать одному, но вслух ничего не сказала. Не приведи Семеро сказать такое мужчине. Она уходит к себе, не хочет видеть, как обмякшего Шуаса стаскивают вниз. Не то чтоб она боялась это увидеть. Просто… ей неприятно. Она уже достаточно навидалась мерзостей сегодня.

Все разбредаются по своим местам, и хотя казалось, что сегодня никому не заснуть, большинство обитателей гостиницы засыпает. Гордиан Эльго спит даже лучше, чем прошлой ночью, когда был пьян в стельку. События дня прогнали затяжную хандру, утром надо будет исполнить неприятную, но неизбежную обязанность, и можно будет наконец убираться из этой дыры.

В основном, трудиться завтра утром предстоит Торку, и потому он старается выспаться. Ему вовсе не нравится выступать в роли палача, но что делать? На границе такое бывает, не отвертишься, да и казнить предстоит не невинную овечку, так что совесть мучить его не будет.

Спит Клиах, уткнувшись в теплый мягкий бок Дучи, она открыла во сне рот и пускает пузыри, как младенец. Спят Боболон на лежанке, укрывшись тряпичным одеялом, и Нунна на половике у остывшей печи.

Варинхарий честно совершает свой обход. В коридоре, у двери в погреб Рох и Эрке режутся в кости, чтобы не заснуть, – и то дело. Вышибала ругается последними словами. Растерял он в глуши все умения, проклятый одноглазый обыгрывает его раз за разом, вот где колдовство-то. Хотя, впрочем, Рох повидал в кабаках Шенана таких мастеров, у которых шестерка выпадала по шестнадцать раз подряд и без всякого колдовства, правда, кончали свои жизни мастера обычно на каторге, а то и в котле с кипящим маслом, как шулерам и полагается. Слышишь, бельмастый? Бельмастый только ухмыляется в ответ, он снова выиграл. За запертой дверью – молчание.

А вот за дверью номера, где оставили Азата, слышны ругательства вперемешку со всхлипами. Слуга Шуаса – теперь уже бывший – раскис и плачет, не в силах заснуть, хотя ему, в отличие от хозяина, удавка не грозит. Но если его выгонят одного в Степь, это может оказаться пострашней удавки.

Саки, привалившийся в коридоре к стене, не обращает внимания на рыдания и жалостные всхлипы временного узника. Он, как и предвидел его господин, дремлет. Варинхарий, желавший было вначале его окликнуть и выругать, считает, что большой беды от этого не будет, и оставляет его в покое. Для порядка следует еще проверить конюха с помощником и сказителя, но у Гатталы уже подкашиваются ноги. Он, демон побери, больше всех потрудился сегодня и заслужил толику отдыха.

Мгновение поколебавшись, он идет не к себе в номер, а к Ланассе, которая, будучи женщиной мудрой, это предвидела и теперь с чистой совестью может погасить светильник.

В «Лапе дракона» воцаряются тьма и тишина.

А утром прежней жизни навсегда приходит конец.