Кристальный грот

От автора

Ни один романист, решивший обратиться к эпохе Темных веков Британии, не осмелится выйти в свет, не изложив своих соображений по поводу Проблемы Наименований. Общепринято излагать причины выбора и использования тех или иных названий, а я одновременно и более, и менее виновна в непоследовательности, чем большинство других авторов. В период истории, когда кельты, саксы, римляне, галлы и бог знает кто еще перемещались во всех направлениях по бурлящей и разделенной на королевства Британии, у каждого места должно было быть по меньшей мере три названия, и вряд ли можно с точностью сказать какое название употреблялось в какое-то конкретное время. На деле же «конкретное время» рождения короля Артура приходится на период где-то около 470 г. н. э., а конец пятого века — один из самых темных периодов британской истории. В дополнение к этой мешанине я использовала в качестве источника повествования полумифологическое, романтическое описание, созданное в Оксфорде в двенадцатом веке валлийцем (или, возможно, бретонцем), который приводит названия мест и имена людей с тем, что можно назвать постнорманским акцентом, с оттенками церковной латыни. Поэтому в моем повествовании читатель найдет Винчестер наряду с Рутупиями и Динас Эмрисом и жителей Корнуолла, Южного Уэльса и Бретани вместо думнониев, деметов и армориканцев.

Первым принципом, которому я следовала в употреблении названий, было простое стремление сделать рассказ понятным. Я хотела где возможно избегать раздражающего расширения глоссария, при котором читатель должен либо отложить книгу и заглянуть в список названий, либо решить продолжать чтение не отвлекаясь и, как следствие, мысленно заблудиться. А читателям-небританцам это доставит еще больше неудобств; они ищут в глоссарии Каллеву, находят, что это Силчестер, и по-прежнему ничего не понимают, пока не посмотрят на карте. Страдает и изложение. Поэтому где только возможно было выбирать из нескольких имен, я старалась использовать то, которое сразу вводило читателя в русло рассказа: для того я иногда заставляла рассказчика перечислить все относящиеся к этому месту названия, включая даже и современное — там, где оно звучало не очень не к месту. Например: «Мэсбели, неподалеку от Крепости Конана, или Каэрконана, который зовут иногда еще Конисбургом». В других случаях я бывала более деспотична. Разумеется, в повествовании, английский язык которого в воображении читателя должен ассоциироваться с латынью или кельтским языком, на котором говорили в Южном Уэльсе, было бы педантизмом писать Лондониум там, где совершенно очевидно имеется в виду Лондон; я использовала также и современные названия мест, таких как Гластонбери, Винчестер или Тинтагел, потому что эти названия хотя и происходят из эпохи Средних веков, так богаты ассоциациями, что вполне употребимы в контекстах, где очевидно было бы невозможно употребить более связанные с современностью названия, такие, как, к примеру, Манчестер или Ньюкасл. Эти правила, разумеется, не следует считать какой-то критикой принципов работы других писателей; каждый работает так, как того требует сама работа; и поскольку работа эта представляет собой своего рода тренировку воображения, к которой никто не станет относиться как к достоверному историческому источнику, я позволила себе руководствоваться правилами поэзии: то, что сочетается просто и естественно и лучше всего воспринимается на слух, и есть самое лучшее.

То же самое правило благозвучия применялось на всем протяжении романа и к языку повествования. Рассказчик, поведавший нам свою историю на валлийском языке пятого века, использовал бы в своей речи ничуть не меньше простонародных разговорных словечек, чем использовала их я; слуги Сердик и Кадаль говорили бы на каком-то диалекте, и в то же время, к примеру, что-то вроде «высокого стиля» вполне можно было ожидать от королей или пророков в момент изречения пророчеств. Я вполне сознательно позволила вкрасться в ткань повествования некоторым анахронизмам там, где они были самыми выразительными словами, использовала и отдельные жаргонные словечки — чтобы оживить речь. Короче говоря, я везде старалась проговаривать все вслух, исходя из того, что хорошо воспринимаемое на слух вполне приемлемо в контексте чистой игры воображения.

Ибо ни на что большее «Кристальный грот» и не претендует. Это не труд ученого и, разумеется, не может претендовать на серьезное изложение истории. Я полагаю, что серьезные историки и не восприняли бы мои писания как таковые, ибо обнаружили бы, что основным источником моего сюжета является «История королей Британии» Гальфрида Монмутского.

Для серьезных историков имя Гальфрида не что иное, как грязь. В своем кабинете в Оксфорде он создал в двенадцатом веке длинную, яркую мешанину из «истории» от Троянской войны (где сражается Брут, «король бриттов») до седьмого века н. э., подгоняя факты так, чтобы они соответствовали его рассказу, и когда фактов не хватало, а это случалось практически на каждой странице, он не останавливался перед тем, чтобы самому их выдумать. С точки зрения историка «Histiria Regum Britaniae» ужасна, но как художественное произведение она просто потрясает и послужила источником вдохновения для огромного цикла повествований, называемых Дела Британии, от «Смерти Артура» Мэлори до «Королевских идиллий» Теннисона, от «Парцифаля» до «Камелота».

Главным персонажем «Истории» является Артур, король впервые объединенной Британии. Артур Гальфрида — это герой легенды, но не подлежит сомнению, что Артур жил на самом деле, и я считаю, что то же самое можно сказать и о Мерлине, хотя тот «Мерлин», который известен нам, представляет собой сочетание по меньшей мере четырех людей — принца, пророка, поэта и инженера. Впервые он появляется в легенде еще юношей. Придуманный мной рассказ о его детстве окрашен фразой из Мэлори: «источник Галапаса (так переводят иногда фразу fontes galabes), где он имел обыкновение часто бывать», и ссылкой на «наставника моего Блэза» — ставшего в моем повествовании Белазием. Легенды о Мерлине распространены в Бретани ничуть не меньше, чем в Британии.

И в заключение одно-два небольших замечания.

Я дала матери Мерлина имя Ниниана, потому что это имя девушки (Вивиана-Ниниана-Нимуэ) которая, согласно легенде, соблазнив чародея, безумно влюбила его в себя, и, лишив таким образом магической силы, оставила, заперев в его же пещере, спать до конца времен. С ним не ассоциируется ни одна другая женщина. Связь в легенде (а также и в истории) между безбрачием или девственностью и обладанием магическими способностями настолько сильна, что я сочла целесообразным настаивать на девственности Мерлина.

Почитание Митры находилось в подполье (в буквальном смысле) в течение многих лет. В интересах моего повествования я предположила местное возрождение этого культа и те причины, что приводит Амброзий, выглядят достаточно правдоподобно. Из того, что нам известно о настоящем Амброзий, можно сделать вывод, что он был в достаточной степени римлянином, чтобы поклоняться «солдатскому богу». Историк VII века Беда в «Церковной истории народа англов» называл его «Амброзий, римлянин».

О древних друидах известно так мало, что (по словам видного ученого, с которым я советовалась) их можно считать моей «законной добычей». То же относится к мегалитам Карнака (Керрека) в Бретани и к Хороводу Великанов в Стоунхендже неподалеку от Эймсбери.

Стоунхендж был возведен около 1500 г. до н. э., поэтому я позволила Мерлину привезти с Киллейра всего один камень. Это верно, что в Стоунхендже один камень — самый большой — отличается от всех остальных. По утверждениям геологов, он происходит откуда-то из окрестностей Милфорд Хейвен, что в Уэльсе. Верно и то, что в середине круга камней находится захоронение, оно несколько отстоит от центра, поэтому я использовала восход солнца в день зимнего равноденствия, а не летнего, на которое ориентирован Хоровод.

Все места, описанные мной, имеют именно такой облик, за единственным значительным исключением — это пещера Галапаса, и если Мерлин действительно спит там «в окружении всех своих огней и блуждающих сияний», то следует ожидать, что пещера невидима.

Но источник и правда имеется на Брин Мирддине, есть и могильный холмик на вершине горы.

Кажется, название «мерлин» не упоминается для обозначения сокола до начала эпохи Средних Веков, и само слово, возможно, французское; но происхождение его остается под вопросом, и это было существенным оправдательным мотивом для писателя, чье воображение соткало уже серию образов, связанных с этим именем, еще до того, как эта книга была даже начата.

Там, где Мерлин говорит о метке горшечника A.M., это А должно быть инициалом горшечника или торговым знаком; М. же означает Manu, буквально «сделано рукой (такого-то)».

Для предположения о родстве Мерлина с Амброзием легенда, по-моему, не дает никаких оснований. Историк девятого века Ненний, у которого Гальфрид позаимствовал часть своих сведений, называл своего пророка «Амброзием». Ненний пересказал историю о драконах в пруду и о первом записанном пророчестве молодого провидца.

Гальфрид, позаимствовав этот рассказ, спокойно отождествляет этих двух предсказателей: «И рек тогда Мерлин, которого звали также Амброзием…» Такой малозначительный пример «нахальства», как отозвался об этом отрывке профессор Гвин Джонс, подал мне идею ввести «Князя Тьмы», зачавшего Мерлина — подсказал фактически основную линию сюжета «Кристального грота».

Более всего я, конечно, обязана Гальфриду Монмутскому, мастеру романтического повествования. Среди других оказавших мне помощь в создании этой книги, чья многочисленность не позволяет мне упомянуть их имена и чью помощь невозможно переоценить, мне хотелось бы особо поблагодарить мистера Фрэнсиса Джонса, архивариуса графства, из Кармартена; мистера и миссис Моррис из Брин Мирддина, Кармартен; мистера Г. Б. Ланкашира из Чейз Хоутел, Росс-он-Уай; бригадира Р. Уоллера из Уайэстон Лейз, Монмутшир, на чьих землях находятся Малый Довард и римская дорога; профессора Германна Брюка, королевского астронома, и миссис Брюк; профессора Стюарта Пигготта из Департамента археологии Эдинбургского университета; мисс Элизабет Мэннерс, директрису колледжа Феликсстоу; а также мистера Робина Деннистона из компании «Ходдер энд Стафтон Лимитед», Лондон.

Стихотворение Эдвина Мьюира «Мерлин» взято из его его книги «Избранные стихотворения 1928-58 гг.».

Источником баллады из второй книги является сборник «Barzaz Breiz; Chants Populaires de la Bretagne», изданный виконтом де ла Виллемарком (Париж, 1867).

Легенда о Мерлине основана на «Истории королей Британии» Гальфрида Монмутского.