Разумеется, речь не идет о противопоставлении человека общинного и человека общественного. Общинность отрицает индивидуализм как самоосознание человека, но вовсе не общественность как рациональную солидарность в человеческих отношениях. Традиционное общество России уже в XVIII веке предстает в модифицированной, модернизированной форме. Только на общинности не могли бы консолидироваться ни городское индустриальное общество, ни армия, ни российская наука. И тем более не могла бы произойти великая революция и строительство СССР как великой державы.
М. Фуко, развивая концепцию биовласти, т. е. отношения власти к телу человека, высказал такой афоризм: «Тоталитаризм обязывает жить, а демократия разрешает умирать». С этим связаны проблемы рождаемости и смертности, эвтаназии и т.п.
Точнее было бы говорить «русский коммунизм», чтобы не путать его с «правильным марксизмом».
Некоторые просвещенные интеллектуалы теперь говорят, что русский коммунизм был проектом архаического общества. Это ошибка. Российское общество уже до монгольского нашествия нельзя считать архаическим. Тем более не смогло бы архаическое общество организоваться для Отечественной войны 1812 года. А уж в конце XIX века и традиционализм российского общества был сильно модернизирован.
Эволюцию доктрины реформы можно проследить по трудам ведущих экономистов, близких к верховной власти времен перестройки, в частности, академика А.Г. Аганбегяна (см., например, [3]).
Иногда пафос реформаторов доходил до гротеска. Вот что можно было прочесть в «Вопросах философии» в 1993 году: «Перед Россией стоит историческая задача: сточить грани своего квадратного колеса и перейти к органичному развитию… В процессе модернизаций ряду стран второго эшелона капитализма удалось стесать грани своих квадратных колес… Сегодня, пожалуй, единственной страной из числа тех, которые принадлежали ко второму эшелону развития капитализма и где колесо по-прежнему является квадратным, осталась Россия, точнее территория бывшей Российской империи (Советского Союза)».
Современный философ либерализма Дж. Грей писал о программе МВФ: «Она утопична в своем игнорировании или отрицании той истины, что рыночные институты стабильны тогда и только тогда, когда они укоренены в совокупности культурных форм, ограничивающих и наполняющих смыслом их деятельность» [44, с. 203].
Заметим, что он смущается и подменяет равноположенное понятие эвфемизмом, противопоставляя социализму капитализм, он заменяет это слово туманным термином «рынок».
В 1990 году, когда уже стали обыденным явлением этнические войны в Азии и Африке, а затем и в самой Европе (Кавказ, Балканы), я работал в университете в Испании. На одном семинаре я задал коллегам вопрос, как они представляют себе понятие этничности. Уважаемый профессор университета Сарагосы ответил мне, что в Европе этничности давно нет, она сохранилась как реликтовое явление лишь у малых народностей самых слаборазвитых стран. Это при том, что испанские газеты ежедневно уделяли около 10% своей площади сепаратизму и терроризму баскских организаций, выступающих под флагом этнического национализма.
Даже богатая часть евреев, интересы которой вступили в противоречие с нормами сословного общества и монархической государственности, вовсе не перешла целиком в лагерь противников Империи. Так, автором знаменитой фразы Столыпина «Вам нужны великие потрясения, а нам нужна великая Россия!», которую так любят повторять наши «белые» патриоты, был видный еврейский деятель И.Я. Гурлянд. Он и писал речи Столыпину, а тот был прекрасным оратором и зачитывал их всегда по тетрадке.
Ю.В. Ключников, редактор журнала «Смена вех» (в прошлом профессор права Московского университета, а во время Гражданской войны министр иностранных дел у Колчака), объяснял (1921), что большевики — «и не славянофилы, и не западники, а чрезвычайно глубокий и жизнью подсказанный синтез традиций нашего славянофильства и нашего западничества».
Советский народ был связан языком сильнее, чем, например, американская нация. 14% населения США вообще не говорит по-английски.
Даже 3. Бжезинский, обсуждая варианты развития СССР в 1930-е годы, признает «изумительные достижения сталинизма» и приходит к выводу, что единственной альтернативой ему мог быть только шовинистический диктаторский режим с агрессивными устремлениями.
Л.Г. Ионин пишет: «Если отвлечься от чисто теоретических особенностей и от научно-организационных принципов, то иногда очень трудно найти различия в идеологических функциях изучения социальной структуры в марксистской и в так называемой буржуазной социологии. В обоих случаях подход был нормативным, высшей ценностью считались равенство и справедливость, образ идеального состояния и конечные ценности вытекали из одного и того же источника — духа Просвещения и Великой французской революции» [67].
Это сообщество называем воображаемым потому, что каждый из нас оперирует в уме именно с его образом, созданным в процессе социализации, а не прямыми, на опыте подтвержденными личными связями.
Социологи с удивлением фиксировали в 2004 году: «Оказалось, что в сегодняшней России богатые, как и бедные, не изолированы от остального общества и пока продолжают вариться в общем котле. Возможно, это связано с тем, что их новое социальное положение имеет не очень большой срок давности. Примечательно, что только у 40% населения среди их ближайшего окружения (родственников, соседей, друзей, знакомых) не оказалось представителей богатых слоев населения, а у каждого пятого в составе ближайшего окружения нашлись три или более богатых семьи. Учитывая, что речь идет о полярных группах общества, столь развитая система контактов между ними является еще одним свидетельством незавершенности процесса формирования жестких границ между различными социальными слоями» [43].
Пожалуй, первое, что бросается в глаза при изучении конфликтующих исследовательских сообществ, это игнорирование одним сообществом тех фактов, которые считаются ключевыми среди представителей другого сообщества.
Таких структурных единиц науки в конце XX века насчитывали около 10 тыс.
Метонимия (буквально переименование) основана на способности слова к своеобразному удвоению (умножению). Это переименование, наложение на переносное значение слова его прямого значения (Все флаги в гости будут к нам), как и метафора, позволяет сокращать число слов.
Бурдье считает это положение очень важным и часто возвращается к нему. Он говорит: «Я хотел порвать с реалистическим представлением о классе как о четко очерченной группе, существующей в реальности как компактная хорошо выделенная реальность, когда известно, что существуют два класса или более, или даже сколько имеется мелких буржуа. Ведь еще совсем недавно во имя марксизма подсчитывали мелких французских буржуа, почти что не округляя!» [26].
Хотя это выходит за рамки нашей темы, отмечу, что прогноз Б.И. Максимова, согласно которому протесты рабочих не приобретут революционного характера «ввиду отсутствия классового сознания», не имеет оснований. Как показал XX век, революции вызревают вовсе не в зрелом классовом обществе (Запад), а в модернизирующихся традиционных обществах (как Россия, Китай или Мексика). И вовсе не классовое сознание толкает к постмодернистским революциям начала XXI века («оранжевым», «арабской весне» и пр.). Российские рабочие как «класс в себе» находятся только в начальной точке, их путь еще не определился.
Б.И. Максимов сообщает: «Обращаюсь в Петербургкомстат за справкой о заработной плате, условиях труда, занятости рабочих. Отвечают: показатель “рабочие” изначальноне закладывается в исходные данные, собираемые с мест. Поэтому “ничем помочь не можем”. Даже за деньги» [90].
В другой статье того же автора поясняется: «Если учесть среднее время поиска работы (“нахождения в состоянии безработного”), замещение одних групп безработных другими, то получится, что прошли через статус незанятого с 1992 г. по 1998 г. примерно по 10 млн каждый год и всего более 60 млн человек; из них рабочие составляли около 67%, т. е. более 40 млн человек» [90].
Н.Е. Тихонова пишет о «полярном слое» — тех, кто живет в нищете: «Особенно велик здесь удельный вес неквалифицированных рабочих, почти каждый пятый из которых живет в условиях нищеты (в среднем по массиву — лишь каждый двадцатый россиянин), и еще 25,9% — на уровне “просто бедности”» [138].
Минимальное значение индекса равно 1, максимальное — 5.
«Наиболее работоспособные кадровые рабочие еще с 1989 года уходили в кооперативы и другие структуры, альтернативные государственным, где их заработная плата в три и более раза превышала зарплату рабочих тех же специальностей на госпредприятиях… Результатом стало то, что слой кадровых рабочих на предприятиях становился тоньше» [22].
Докса — идущий от Аристотеля термин, означающий общепринятое мнение.
Подростки, пенсионеры, жители, не занятые в сфере сельского хозяйства, но возделывающие свои приусадебные участки (таких — около трети сельского населения), в состав социально-профессиональной общности крестьян нами не включаются. Так было принято и в советской статистике.
Конечно, акционерные предприятия не обходятся только списочным составом работников, а нанимают людей по теневым контрактам, поденщиками и пр. Но эти люди собираются уже в совсем другую социокультурную общность.
Высшее образование сейчас ежегодно поставляет на рынок труда уже около 800 тыс. таких суррогатных интеллигентов — при численности выпускников вузов по физико-математическим и естественнонаучным специальностям около 25 тыс.
Поэтому борьба против украинского национализма имела совсем иной характер, чем отношение к другим национализмам — украинский национализм угрожал целостности самого русского народа.
Так же раньше обстояло дело и в Европе — «неассимилированные в культуру доминирующего центра крестьяне вполне в традициях колониального дискурса описывались как дикари и сравнивались с американскими индейцами».
Председателем Комитета был директор Института этнологии и антропологии РАН академик В. А. Тишков.
Как сказано в словаре, «Гипостазирование (греч. hypostasis — сущность, субстанция) — присущее идеализму приписывание абстрактным понятиям самостоятельной существования. В другом смысле — возведение в ранг самостоятельно существующей объекта (субстанции) того, что в действительности является лишь свойством, отношением чего-либо».
Т.И. Заславская, к счастью, изъясняется на вполне понятном языке. Дальше придется делать усилия, чтобы уловить смысл. Приношу извинения, но надо постараться хотя бы прочитать выдержки из текстов видных гуманитариев.
Можно, например, допустить, что после победы Запада над СССР в холодной войне началась раздача премий и бонусов героям. И кое-кто из высшей номенклатуры КПСС рассудил, что раз уж СССР рухнул и его не вернуть, то почему бы не получить премию и не выглядеть у победителей героем вместо того, чтобы признать себя никчемным политиком. Такое предположение имеет право на рассмотрение, но оно менее правдоподобно, чем признания Горбачева и Яковлева. Поэтому мы его откладываем в папочку «версия 2».
Любопытно, что об этой прямо-таки сенсационной истории в стиле Хичкока демократическая свободная пресса России, кажется, не обмолвилась ни словом.
Толкнуть человека с обрыва в реку — действие. Наблюдать, как тонет человек и не оказать ему помощь, — бездействие. Оба класса субъектов-участников важны.
Лишение гражданской чести в античной Греции было тяжким наказанием, равносильным лишению гражданских прав.
После 1998 года Е. Ясин остался в ранге экономического гуру и возглавляет Высшую школу экономики, которой поручается подготовка всех программ в экономике. Б. Златкис повышена в должности и стала заместителем Министра финансов. Об А. Чубайсе и говорить нечего.
Оптимистические прогнозы давались и во время падения котировок на московских биржах. В прессе говорилось о таких эпизодах: «В “черный понедельник” (6 октября), когда курсы акций упали сразу почти на 20%, с утра в российских киосках появился журнал “Итоги”, где на обложке было анонсировано интервью с зампредседателя Центрального банка РФ Константином Корищенко, который только что возглавил ММВБ, ведущую биржу страны. Выдающийся аналитик и “кризис-менеджер” заявил буквально следующее: “Тот уровень, на котором мы сейчас находимся, — если не дно, то где-то близко к нему: весь негатив, который мог выплеснуться на рынок, уже выплеснулся. Большие колебания — верный признак приближающейся смены тренда”. В удивительное мы живем время — журнал еще несли по киоскам, а заявление г-на Корищенко уже выглядело откровенным издевательством. В наши дни прогнозы либеральных экономистов опровергаются жизнью раньше, чем мы успеваем их прочитать!»
Постсоветское обществоведение, в общем, тоже медленно осваивает когнитивные возможности представлений об аномии. В течение последних двадцати лет едва ли не половина статей в «СОЦИСе» затрагивает проблему аномии той или иной социокультурной общности в России, но само понятие, обозначающее это явление, почти применяется. На 2-3 тысячи релевантных статей по проблеме аномии российского общества едва наберется десяток имеющих в заглавии этот термин.
Этим объясняют, например, провал социологических опросов и прогнозов перед выборами 1993 года. Обнаружилось такое отчуждение от власти и «ее социологических служб», что выяснить установки респондентов оказалось невозможным — «народ безмолвствовал». Видный социолог Б.А. Грушин отметил, что «острое недоверие масс к власти, нежелание иметь любые контакты с правительством и факт, что опросы идентифицировались с властью, объясняет, почему многие россияне… не хотят быть искренними с интервьюерами».
Например, в последние два года в Москве подрывом легитимности «режима Путина» занимается «исторический блок», в котором национал-большевик Лимонов обнимается с антикоммунистом Каспаровым, а соратник Ельцина Немцов — с лидером Авангарда красной молодежи Удальцовым.
Надо учесть, что объективно существующая социальная ситуация воспринимается как зло и вызывает недовольство (вплоть до невыносимого) лишь после того, как человек испытает достаточно сильное общественное воздействие, которое и убедит его в том, что перед ним — зло. Американский социолог Дж. Александер пишет: «Для того, чтобы травматическое событие обрело статус зла, необходимо его становление злом… Холокост никогда не был бы обнаружен, если бы не победа союзных армий над фашизмом». Недовольство социальным порядком — не биологическая реакция нашего организма, а продукт культуры, и мы видим, как быстро могут меняться отношения к общественным явлениям в зависимости от работы «агентов влияния» (в широком смысле слова).
Ритуалы выборов, ведущие к насилию, вовсе не являются извращением принципов демократии. Антропологи считают, что это и есть действительная суть западной демократии, скорректированная реальностью государств переходного типа (это иногда называют «парадоксом Уайнера», смысл которого состоит в том, что именно демократические процедуры, а не их искажение, и порождают насилие). Такой и была технология западной демократии, в чистом виде представленная Французской революцией. От нее ушел сам Запад, но под его давлением ее вынуждены применять зависимые от него страны.
С. Тамбиа пишет: «Французская революция сделала толпу непреходящей политической силой, поскольку взятие Бастилии стало стереотипным образом политики толпы. С этого момента политические доктрины демократии должны были говорить непосредственно о народе, за или против него, а правительства были вынуждены разрабатывать способы управления воинствующей толпой, символизирующей власть народа, и им, как и интеллигенции, предстояло усвоить эту идею в качестве центральной темы социальных и политических теорий» [135, с. 231].
Оговорка «всеобщий» патернализм бессодержательна, поскольку речь идет о принципе, который по определению может быть только всеобщим («для всех членов семьи»), но «включается», когда человеку требуется отеческая забота государства.
Вне Запада так было и раньше: о торговле хлебом в империи Чингис-хана можно прочитать у Марко Поло. Уроки XIV века для нас и сегодня актуальны.
В эпоху «дикого капитализма» была попытка отказаться от патернализма и превратить голод в средство господства, но сравнительно быстро оказалось, что это невыгодно: борьба с бедными обходится дороже.
С 2000 по 2004 год группы, заинтересованные в таком «передовом опыте», обращались за помощью ИАЭ из следующих стран: из Албании, Косово, Молдавии, Сербии, Словакии, Кипра, Грузии, Украины, Белоруссии, Азербайджана, Ирана, Афганистана, ОАЭ, Ирака, Ливана и оккупированных территорий Палестины, Вьетнама, Китая, Тибета, Шри Ланки, Малайзии, Кашмира, Гаити, Венесуэлы, Колумбии, Боливии, Кубы, Мексики, Анголы, Эфиопии, Эритреи, Того, Кении и Зимбабве.
Были представлены даже полетные документы, которые доказывали участие властей США в организации этих провокационных полетов над Гаваной и множественный характер этих провокаций. Раздобыть эти документы в ведомстве Флориды стоило пяти молодым кубинцам пожизненного заключения в США.
Военный коммунизм как особый уклад хозяйства не имеет ничего общего ни с коммунистическим учением, ни тем более с марксизмом. Сами слова «военный коммунизм» означают, что в период тяжелой разрухи общество (социум) обращается в общинy (коммуну) — как воины. Это происходит, когда спад производства достигает такого критического уровня, что главным для выживания общества становится распределение того, что имеется в наличии. В условиях острой нехватки жизненных ресурсов при определении через свободный рынок их цены подскочили бы так высоко, что самые необходимые продукты стали бы недоступны для большой части населения. Поэтому вводится нерыночное уравнительное распределение.
Вот пример местного законотворчества, которое действовало до принятия в июле 1918 года первой Конституции РСФСР: Елецкий Совет Народных Комиссаров 25 мая 1918 года постановил «передать всю полноту революционной власти двум народным диктаторам, Ивану Горшкову и Михаилу Бутову, которым отныне вверяется распоряжение жизнью, смертью .и достоянием граждан» («Советская газета». Елец, 28.05 1918, № 10).
Для сравнения: в 1905 году в тюрьмах России находилось 719 тыс. заключенных, а в 1906 году — 980 тыс.
Уже в 1985 году при разработке проекта антиалкогольной кампании поражало необъяснимое нежелание политического руководства обсудить и учесть опыт программы 1920-х годов. На предложение построить «карту» современных исследований этой проблемы в мировой науке (что было вполне по силам) и обеспечить эту разработку надежным рациональным знанием был дан дружеский совет «держаться от этого проекта подальше». Научное обеспечение подобным проектам стало мешать.
Число ссылок на источники сокращено. Они отобраны по таким признакам: чтобы не дать оснований для обиды или ярости важных персон; чтобы указать источник, который может быть сам по себе полезен читателю; чтобы выделить события или заявления, которые сохраняют свою важность.