Кролик, или Вечер накануне Ивана Купалы

II

Слово о непростом быте великого человека по фамилии Рудаков, технике глубокого бурения и особенностях дачной кулинарии.

Мы свернули в мокрый от водолейных усилий коммунальных служб двор, упали в затхлый подъезд. Главное было пролезть через две детские коляски, скутер и мотоцикл у лифта. Наконец, мы позвонили в заветную дверь.

Рудаков жил на первом этаже запущенного и потертого дома. Это позволило ему украсить квартиру буровым станком, двумя корабельными мачтами, стопкой покрышек и несколькими детьми. Дети были, впрочем, почти не видны.

Не сказать, что нам были рады. Рудаков, в больших семейных трусах, сидел перед небольшой дырой в полу – скважина уходила в черное никуда, откуда время от времени слышался звук проносящихся поездов метрополитена.

– Знаешь, что… – начал я. – У нас тут возникла мысль.

С Рудаковым так и нужно было разговаривать – прямо, без обиняков. Я знал толк в подобных разговорах и, сказав это, замолчал надолго. Мы наклонились над дыркой одновременно, стукнувшись лбами. Снова сблизили головы и, еще раз посмотрев в черноту, стали разглядывать друг друга.

– А что там?

– Вода, – отвечал Рудаков. – Там чудесная артезианская вода. По крайней мере, должна быть.

Дырка дышала жаром, и, похоже, в ней застрял черт, объевшийся горохового с потрошками супа.

– Меня обещали повезти на дачу, – не вытерпев, сказала невпопад мосластая.

– Так, – осуждающе сказал Рудаков. – На дачу, значит. Это, значит, вы к Евсюкову собрались? Понимаю.

– А что? – вступился я. Очень мне стало жаль эту девушку, которую мы таскаем по городу безо всяких перспектив для нее, да и в ее отношении – для меня. – Посидим в лесу, у костра…

– Что я, волк, в лесу сидеть? – задумчиво протянул Рудаков.

– Ну в доме посидишь, водку попьешь. Поехали.

– А я-то вам зачем?

И тут Гольденмауэр выдохнул нашу главную тайну:

– Ну, ты ведь дорогу знаешь.

– И что? Что с того? Что, я теперь должен… – Рудаков не договорил, потому что Гольденмауэр сделал политическую ошибку и брякнул:

– А какие там девки будут…

Рудаков втянул голову в плечи, будто по комнате, холодя все живое, пролетело имя злого волшебника. Поникла герань на окошке, пропустили удар часы с кукушкой, а в буровом станке что-то лязгнуло наподобие затвора. Напрасно Гольденмауэр это сказал, совершенно напрасно.

И вот тогда, именно тогда, бросаясь в атаку как эскадрон улан летучих на тевтонскую броню, именно тогда я забормотал, как сумасшедший нищий на переходе, тогда заглянул Рудакову в глаза, будто просил миллион, тогда замолол языком, забился перед ним, как проповедник общечеловеческих сектантских ценностей, именно тогда стал дергать за одежду, как уличный продавец пылесосов.

– Постой, друг. Постой. Ты ведь, верно, знаешь, что там будет шашлык. Сладкий и сочный дачный шашлык. Ведь человек в нашем отечестве только то и делает на даче, что шашлык. А какой шашлык, не поверишь ты никогда – потому что каждый раз он выходит другим, и каждый раз – только лучше. Особым образом влияет дачный воздух на шашлык – то он сочный, то сладкий, вот какой на даче шашлык.

И то он тебе прелесть, то радость, то чудо какое на ребрышках, то мясо богово или просто божественное. А то выйдет курица особого рода, может, и не курица то будет, а двуногое существо без перьев, белое, странное, с крыльями – похожее на ангела. А насадишь на шампур какую-нибудь нашинкованную свинью и откусишь потом – а и вовсе не свинья, а баранина с тонким вкусом выйдет. Вот что делается с шашлыком на даче. А уж что, милейший Рудаков, на даче произойдет с говяжьим шашлыком, то я тебе и описать не берусь.

А знаешь ли ты, друг Рудаков, что происходит на даче с водкою? Самой что ни на есть затрапезной дрянной водкою? Сама собой бутылка из мутного фабричного стекла превращается на дачном воздухе в потный хрустальный графин, а та водка, которую ты даже в рот не взял, оказывается нектарином твоего сердца, альдегиды и масла, примеси и замеси растворяются в дачном воздухе, и душа твоя тает вместе с водкой во рту, еле успевает растаять, когда тебе несут на отлете шампур с шашлычной монистой.

– Я вспомнил, как ехать, – хмуро сказал Рудаков и скрылся по ту сторону бурового станка выяснять отношения с женой.