Москва, 28 мая 1920 г.
…Мы видим, что б[ольшевистск]ая политика неудержимо толкает страну к 18 Брюмера, мы делаем все возможное, чтобы предотвратить этот исход, и избегаем всего, что может хоть сколько-нибудь облегчить путь будущему Бонапарту. А между тем материальное и моральное состояние масс уже таково, что всякое их движение термидорианского характера неизбежно будет лишь прологом к торжеству бонапартизма. Без поворота, исходящего из среды самих верхов, доброго исхода быть не может, и тогда остается лишь закладывать фундамент для будущего возрождения после более или менее длительной эпохи господства бонапартистской контр-революции.
Между тем — уваж[аемый]! — пока никакого поворота не заметно. Польская война прервала начавшийся процесс раздумья и разложения единого б[ольшев]истского блока и снова выдвинула на первый план "чрезвычайнические" тенденции и приемы.
Федор Ильич Дан, "Письма (1899–1946)". Амстердам, 1985, с. 318.
Москва, 3-1-21 г.
Уважаемый товарищ, Ваше письмо и заявление получил. К сожалению, вряд ли это заявление можно пустить в ход, мы обсудим это сегодня еще в Ц. К. Дело в том, что посылка, на которой они основаны, неправильна: Ленин не говорил того, что ему приписали петербургские газеты. Он ограничился формальным отводом моего заявления о том, что, как видно из попавшего в наши руки документа, ВЧК поучает Президиум ВЦИК, к кому относится амнистия и к кому нет[32]. Отделался он от этого заявления смехотворным указанием, что т. к. в ВЧК и в президиуме ВЦИК сидят одинаково члены Ц. К. Р. К. П., то смешно-де говорить, что ВЧК дает указания ВЦИК. По существу же вопроса о том, подлежат ли меньшевики амнистии или нет, он не высказал ни одного слова, т. е. такие заявления лишены того фундамента, на котором мы хотим их поставить. К сожалению, с этим письмом я врядли успею послать Вам часть речи Ю. О. [Мартова] в Галле[33] и моей на съезде[34]. К размножению их только что приступили. Но я постараюсь, чтобы с ближайшей же оказией все это пошло в Петербург. Общее впечатление мое от съезда таково: разложение большевизма идет гигантскими шагами вперед, хотя на этот раз и удалось склеить рассыпающуюся храмину целым рядом гнилых компромиссов. Куплено это было ценою неимоверных усилий вождей (Ленина и Зиновьева) задушить всякую принципиальную постановку вопросов (которой добивалисьТроцкий, с одной стороны, рабочая оппозиция, с другой) и свести все к "деловым" разговорам на "деловой" почве. Но этим, разумеется, ничто не решается, и с тем большею элементарною силою будут всплывать непримиримые конфликты, чем дольше стараются схоронить их под спудом. Я почти не сомневаюсь в том, что наступающий год будет годом острого внутреннего кризиса большевизма, если, конечно, ему на помощь не придет снова какая-либо внешняя опасность, которая, как железный обруч, скрепит снова разваливающуюся большевистскую почву. Линия нашей партии в этом кризисе, по-моему, не должна возбуждать сомнений: мы должны быть с рабочей, социалистической частью б[ольшеви]зма, хотя бы ее пробуждающаяся оппозиция и была пропитана романтическими, утопическими элементами. Наша миссия в том и заключается, чтобы помочь ей от элементов освободиться, и мы должны быть против милитаристически-бюрократической тенденции Троцкого, хотя бы эта тенденция и опиралась на "Государственный реализм", который говорит, что в том состоянии, до которого доведена страна, нет иного выхода, как восстанавливать народное хозяйство методами крепостнического капитализма, на костях рабочего класса, и строить государство на принципах бонапартизма, хотя и без Бонапарта. Если бы даже в этом столкновении двух тенденций победил промышленный и политический бонапартизм, как, при данных (т. е. в значительной степени созданных большевизмом) исторических условиях, единственный возможный выход, то и в этом случае, во имя всего будущего с[оциал-]д[емократ]ии, мы должны бытье побеждаемым рабочим классом, а не с побеждающим бонапартизмом. Я считаю, что наша партия обязана теперь же продумать эти вопросы, и отношением к ним, а не старою трухою прошлых ошибок и споров, должны определяться ее внутренние группировки. А у нас до сих пор, к сожалению, разлагающие партию конфликты между "правыми" и "левыми" питаются не столько вдумчивым отношением к роли, которую нам предстоит играть в будущем, — и, может быть, в близком будущем, — сколько фракционным пережевыванием старья.
От Ю. О. [Мартова] получил довольно утешительные сведения насчет Берна, обнаружилось довольно полное единство взглядов, равно как и понимание необходимости выступать активно, сплоченно и последовательно. Манифест, извещающий о созыве международной конференции "центральных партий" и формулирующий задачу не создания нового четвертого Интернационала, — а образования ядра, способного в будущем воссоздать единый И[нтернациона]л, манифест этот стоит целиком на почве наших апрельских тезисов.
Я сейчас в Москве, но не знаю, удастся ли остаться здесь. Мое выступление на съезде снова осложнило уже решенный было вопрос о моем возвращении.
Жму руку. Привет всем т[овари]щам.
Ф. И.
ЦА ФСБ РФ, д. Н-1379, л. 48. Конверт. Автограф.
*Взято у Назарьева.
Февраль 1921 г.
Российская социал-демократическая рабочая партия к голодающим и зябнувшим рабочим Петрограда!
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Товарищи! Голод и холод снова с удесятеренной силой ударили по населению Петрограда. Нечего есть. Нечем топить. Один за другим останавливаются заводы и фабрики. Нам говорят, что это — лишь короткая заминка, временный перебой, что все налаживается; что стоит немножечко потерпеть, немножечко приналечь, немножечко подвезти дров к железным дорогам, — и все наши беды как рукой снимет. Какой вздор! Разве в одних дровах дело? Разве может жить и работать одними дровами громадная страна, потреблявшая еще недавно сотни миллионов пудов угля и нефти? Разве, справившись с ними, можем мы быть уверены, что завтра они не повторятся в еще горшем деле? И разве слепы мы, чтобы не видеть, как, вопреки благодушным уверениям большевиков, все не налаживается, а с году на год, с месяца на месяц разлаживается все больше и больше? Разве не видим мы, что не помогли нам ни Баку и Грозный с их неисчерпаемыми запасами нефти, ни Донецкий бассейн и Урал с их необъятными залежами угля, ни Сибирь, Украина и Кубань с грудами наваленного в них хлеба? И разве дети мы, чтобы не понять, что богатства у нас много, но распорядиться им, как следует, мы почему-то не можем? Нет, товарищи, дело тут не в отдельных заминках и перебоях, а в каком-то общем большом пороке нашей государственной машины, которого штопаньем и заплаточками не исправишь, который надо лечить по-настоящему! Конечно, теперь, когда нужда схватила уже за горло и привела на край гибели, а власть зовет нас напрячь все силы, чтобы помочь подвезти хоть сколько-нибудь дров и хлеба, не дать разрушиться и прийти в негодность машинам и фабричным зданиям, — конечно, теперь, сейчас, мы должны откликнуться на этот призыв, чтобы спасти от гибели и свои семьи, и свое фабрично-заводское добро. И мы поможем, — не тем, конечно, что пойдем штыками выколачивать из наших братьев-крестьян дрова, как сейчас выколачивает из них большевистская власть хлеб, а тем, что снова напряжем свои мышцы, пустим в ход все свои силы, весь свой разум, все свои организаторские способности, всю мощь своего слова, обращенного к деревне! Мы будем добиваться, чтобы в это невыносимо тяжелое время поровну между всеми делилась всякая кроха хлеба и топлива, чтобы пока свирепствует голод и холод, не было привилегий и льгот! Пусть и правители наши, ответственные за существующую хозяйственную систему и сурово карающие всякое нарушение ее, — пусть и они посидят на том пайке, который проповедуют другим, пусть и они покажут пример того терпения и готовности к жертвам, который требуют от всех граждан! Но разве это решает вопрос, товарищи? Разве, подвезя немного хлеба и дров сегодня, мы уже окончательно выскочили из тисков разрухи? Нет, товарищи, еще и еще раз все это жалкие заплаты, которые, с грехом пополам, могут заткнуть дыру сегодня, но которые не могут помешать нашему хозяйству расползаться по всем швам! Чтобы действительно избежать беду, не миновать нам больших и общих вопросов нашего государственного строения, государственной политики! Не миновать нам думы о самом корне, о самых основных причинах нашей неурядицы! Спросим большевиков об этих причинах, и они прежде всего скажут: империалисты Антанты мешают; они душат нас своей блокадой! Да, верно! Пока капиталистические хищники других стран сдавливают нас железными кольцами и пока мировой пролетариат не покончит с ними, до тех пор мы будем во многом нуждаться, во многом будет у нас нехватка. Но во всем ли? За хлебом, углем, нефтью, железной рудой, льном, пенькой и даже хлопком — нам незачем к Антанте ходить! Она сама хочет все это концессиями получить от нас. Следовательно, не в Антанте одной дело! С империалистами борись, Антанту обличай, на мировой пролетариат надейся, но сам не плошай! — И вот не сплошали ли мы сами? Спросим опять большевиков, и они скажут — нет! Хлеба у нас запасы стомиллионные, а нету его только потому, что заминка вышла с топливом, не на чем его подвезти. А спросим, почему нет топлива, и они скажут: топлива? Да его сколько угодно в лесах, и в шахтах, и в нефтяных источниках. Беда лишь в том, что вышла заминка с хлебом — нечем кормить дровосеков, шахтеров, нефтяных рабочих! — Хлеба нет, потому что нет топлива, а топлива нет, потому что нет хлеба! Разве это ответ? Это не ответ, а сказка про белого бычка! — Спросим людей старого закала, слуг и рабов капитализма, и у них свой ответ готов: вся беда в том, что нет старого хозяина, что трудящиеся сами взяли в свои руки свою судьбу. Вздор! Не только в царстве Колчака, Деникина и Врангеля, но и во всех странах Европы и Америки капиталисты доказали, что они думают не столько о производстве, сколько о своей прибыли. Передать всю власть в руки людей, радеющих больше всего о своем кармане, это значило бы не избавиться от голода и холода, а своими руками надеть на себя петлю! — Спросим, наконец, анархистов, людей черного знамени, и они скажут: вся беда в том, что есть вообще государственная власть. Не надо никакой власти и никакой политики. Нужны лишь отдельные союзы, общества, коммуны людей, каждая из которых сама заботится о своих интересах, и потому да здравствует безвластие! И этот лозунг, товарищи, вздор! Анархисты уверяют, что из стремления десятков или сотен тысяч отдельных коммун, отвернувшихся от политики и преследующих лишь свои хозяйственные интересы, выйдет всеобщее довольство и согласие. На самом же деле выйдет лишь всеобщая свалка и всеобщая нужда, когда каждая из коммун, раскиданных на пространстве шестой части земного шара, будет работать без связи с другими, без общего плана, без расчета на потребности других коммун, и выйдет еще одно: государственная власть, от которой отвернутся трудящиеся, не исчезнет, а попадет целиком в руки той военной, чрезвычайнической, гражданской и хозяйственной бюрократии, которая и сейчас уже распоряжается всем почти самовластно. — Нет, товарищи, без тесной связи всех отдельных частей нашей страны, без единого хозяйственного плана, без государственной организации и государственной политики нам не обойтись и разруху не избыть! Надо только, чтобы политика властей была разумной и правильной и велась в интересах трудящихся. Это значит, что надо, прежде всего, не гоняясь затем, чтобы все сплошь национализировать, отобрать в государство вплоть до последней ремесленной и кустарной мастерской или мелкого торгового ларька, подумать больше всего о том, как бы заинтересовать крестьянство, составляющее громадное большинство трудящегося населения, в поддержании революции и государства; как бы сделать его не врагом, а другом революционного города и революционного пролетариата; как бы внушить ему охоту и сеять больше хлеба, и доставлять его в город. Большевики пытались достигнуть этого насилием, папкой, штыком. И мы видим результаты: крестьяне восстают, крестьяне сокращают посевы, крестьяне предпочитают гноить хлеб, чем везти его в город, который умеет разговаривать с ними только кулаком. Нужна политика не насилия над крестьянством, а политика примирения с ним. Нужна политика, которая учитывает, что крестьянин — не пролетарий, не рабочий, а хозяин-собственник, который рассуждает как собственник и защищает свои хозяйские интересы. Но для того, чтобы проводить такую разумную политику, нужно, чтобы государственная власть не на словах, а на деле, находилась в руках трудящихся. Нужно, чтобы государством не правила диктаторски коммунистическая партия, замкнутая, переполненная бюрократами, оторвавшаяся от трудящихся масс. Для этого необходимы повсеместные, снизу до самого верха, свободные перевыборы советов. Для того, чтобы перевыбранные советы подлинно выражали волю трудящихся, необходимо не только чтобы самые выборы были свободны, чтобы был положен конец позорным махинациям и насилиям, которые превращают всякие выборы в жалкую комедию, но чтобы были свободны сами трудящиеся. Они должны иметь право на свободную печать и свободное слово, они должны иметь право свободно организовываться в партии, профессиональные союзы, культурно-просветительные общества. Должен быть решительно и бесповоротно положен конец всякому назначенству. Должна быть прекращена постыдная расправа зажиманием рта, арестами, ссылками, разгромом организаций со всеми не большевистскими партиями. Словом, должна быть на деле осуществлена та рабочая демократия, о которой столько говорят, но которой и следа не видно в жизни, как не видно и следа осуществления тех широковещательных планов, которые так недавно торжественно провозглашал VIII Советский съезд. На этот путь, товарищи, зовут всех пролетариев, без различия партий-фракций, социал-демократы, которые спаяны с рабочим классом десятилетиями борьбы, которые вместе с ним несут все невзгоды и которых теперь большевистские газеты, пользуясь своей монополией на печатное слово, смеют изо дня в день обвинять в том, что они "играют" на голоде и холоде рабочих!.. — Только при установлении действительной власти трудящихся и проведении политики, выражающей интересы трудящихся города и деревни, сможем мы восторжествовать над грозным кризисом; и только при этом условии мелкие меры помощи сегодняшнего дня не будут играть роли недолговечных заплат на дырявом рубище нашего народного хозяйства, а станут первым шагом на пути к действительному освобождению от цепких лап голода, холода и всяческой разрухи. И потому — да здравствует свобода трудящихся и их подлинная власть!
Петроградский Комитет Росс. Социал-Дем. Раб. партии
"Социалистический вестник"[35], 1 921, № 5, сс. 6–7.
К рабочим, матросам, красноармейцам и курсантам Петрограда: Остановите убийство!
Грохочут пушки […] Коммунисты, называющие себя рабочей партией, расстреливают из пушек матросов и рабочих Кронштадта.
Мы не знаем подробностей кронштадтских событий. Но мы знаем, что Кронштадт потребовал свободных перевыборов в Советы, освобождения социалистов и беспартийных рабочих, красноармейцев и матросов, арестованных в связи с рабочим движением, и созыва на 10 марта беспартийной конференции рабочих, красноармейцев и матросов для обсуждения выхода из того катастрофического положения, в котором находится Советская Россия.
Рабочая власть должна была выяснить истинные причины кронштадтских событий. Рабочая власть должна была открыто, перед лицом всего рабочего класса, прийти к соглашению с рабочими и матросами Кронштадта. Вместо этого они объявили осадное положение, предъявили ультиматум о сдаче и начали расстреливать рабочих и матросов.
Товарищи! Мы не можем, мы не должны спокойно слушать грохот пушек. Каждый выстрел может унести десяток драгоценных жизней.
Мы должны вмешаться и положить конец кровопролитию.
Требуйте от власти немедленного вступления с ними в переговоры при участии делегатов от фабрик и заводов Петрограда.
Немедленно выбирайте делегатов для участия в этих переговорах. Остановите убийство!
7 марта 1921 г
Петроградский комитет Р. С — Д. Р. П.
"Социалистический вестник", 1921, № 5.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
Здание большевистской диктатуры трещит и рушится. Крестьянские восстания на Украине, в Сибири и Юго-Восточной России. Забастовка и волнения рабочих в Питере, озлобление населения в остальной России… Такова невеселая картина Советской Республики через три года после захвата власти большевиками.
Здание большевистской диктатуры трещит и рушится. Большевики это отлично понимают. Но вместо того, чтобы признаться в допущенных ошибках и изменением политики спасти революцию от неминуемого разгрома, большевики с пеной у рта ищут виновников своих неудач и винят всех… кроме себя.
Виноваты крестьяне, не желающие даром отдавать свой хлеб, виноваты рабочие, за три года "своей" диктатуры не научившиеся насыщаться советским супом, виноваты социалисты, смеющие иметь свое суждение и публично его высказывать.
В поисках козла отпущения большевики сделали нашу партию (меньшевиков) излюбленным предметом своей лживой и клеветнической агитации.
Меньшевики содействуют интервенции, меньшевики подстрекают крестьян к восстаниям, меньшевики вызвали забастовки в Питере и восстание в Кронштадте.
Так изо дня в день пишут казенные перья, изо всех сил стараясь "потрафить" своим господам и "честно" заслужить паек.
А вслед за этими разбойниками пера приходят уже настоящие разбойники из чрезвычайки, врываются по ночам в квартиры членов нашей партии и сочувствующих нам рабочих, переворачивают все вверх дном и арестовывают всех кого ни попало. За последние дни арестованы десятки наших товарищей, в том числе тт. Дан, Рожков, Каменский, Назарьев, Чертков и др.
И все это делается именем питерского пролетариата.
Мы знаем, что питерские рабочие тут, конечно, ни при чем. Мы знаем, что на целом ряде фабрик и заводов рабочие бастуют, требуя освобождения арестованных. Мы знаем, что большевики стараются их подкупить, обещая по 50 рублей золотом на брата. С удовлетворением констатируем, что большевики расценивают совесть рабочих значительно дороже, чем в свое время расценивалась совесть Иуды. Но сильно сомневаемся в успехе этого предприятия.
Купить питерских рабочих большевикам не удастся.
Не удастся большевикам и клеветническая кампания против нашей партии. Не удастся потому, что рабочие знают, что социал-демократы всегда призывали рабочих к сплочению своих рядов и единству пролетарского фронта, что социал-демократы всегда были против гражданской войны в среде рабочих и крестьян, что социал-демократы никогда не призывали рабочих к восстанию против Советской власти, но указывая на гибельные последствия большевистской политики, звали пролетариат на путь организованной борьбы демократическими методами за свои классовые интересы.
И не наша вина, если на единодушное требование петербургских и московских рабочих изменить политику власть ответила арестами рабочих делегатов, а на резолюцию кронштадтских моряков и гарнизона о свободных перевыборах советов — залпами из тяжелых орудий.
Нет худа без добра. Теперь всякий, даже самый темный рабочий поймет, что большевистская власть опирается не на рабоче-крестьянские советы, а исключительно на голое насилие. Теперь всякий рабочий поймет, что единственным выходом из положения является переход власти в руки действительно свободно избранных советов, — поймет и вместе с нами будет бороться за:
отмену осадных и военных положений, свободу слова, печати, союзов и собраний для всех трудящихся;
свободные перевыборы в советы и другие рабочие организации; освобождение всех арестованных за политические убеждения социалистов и беспартийных рабочих и крестьян. Да здравствует подлинная власть трудящихся!
8 марта 1921 г.
Петербургский комитет РСДРП
ЦА ФСБ РФ, ф. 114728, т. 16, л. 11.
ОТДЕЛ СЕКРЕТНЫЙ
Гор. Петроград, 19 апреля 1921 г.
по делу за № 902
Я, нижеподписавшийся, допрошен в качестве показываю
1. Фамилия: ГУРВИЧ (ДАН)
2. Имя, отчество Федор Ильич
3. Возраст: 49 лет
4. Происхождение Сын провизора гор. Петрограда
5. Местожительство: Москва, Покровка, Введенский пер. д. № 14, кв. 14
6. Род занятий Политический партийный деятель
7. Семейное положение: Женат, один сын студент Ташкентского Университета Виктор, жена Лидия Осиповна Цедербаум
8. Имущественное положение —
9. Партийность Член Ц. К. Р. С. Д. Р. П. объединенной
10. Политические убеждения
11. Образование Высшее, врач
12. Чем занимался и где служил:
а) до войны 1914 года Партийной работой
б) до февральской революции 1917 года
в) до октябрьской революции 1917 года
г) с октябрьской революции до ареста
13. Сведения о прежней судимости. В 1913 г. привлекался к суду, но по амнистии 1913 года был амнистирован и дело прекращено. В 1918 г. в суде Московского Революционного Трибунала по делу газеты "Вперед", дело, которое фактически было прекращено.
Показания по существу дела
2-го или 3-го февраля 1921 года я приехал в Петроград, как командированный в распоряжение "Повсу"** от Наркома Здравоохранения. Здесь в "Повсу" я был командирован в распоряжение врача территориальной бригады, который меня прикомандировал для работы к рождественскому "Спорт Клубу".
ВОПРОС: В чем выражалась Ваша работа в Питерской организации меньшевиков.
ОТВЕТ: Как член Ц. К. партии, я принимал самое деятельное участие во всех отраслях работы местной организации. Нот. к. эта организация, вопреки постановлениям В. Ц. И. К., вынуждена вести в Петербурге полулегальное существование, то от более конкретных указаний я отказываюсь.
Для настоящего момента считаю в России необходимым, в интересах трудящихся и, особенно, пролетариата, сохранение советской системы, но с тем, чтобы эта система была, согласно и теории ее, и ее конституции, действительным свободным самоуправлением трудящихся, а не замаскированной ширмой партийной диктатуры. Что касается дальнейшей эволюции этой системы к совершенным демократическим формам, в которых, по моему убеждению, только и может быть осуществлено социалистическое переустройство общества, то темп и характер такой эволюции настолько зависят, с точки зрения интересов рабочего класса, от ряда непредвиденных ныне международных и внутренних факторов, что ни о какой твердой связанности в этом отношении для нашей партии не может быть и речи. Что же касается Учредительного Собрания, то я полагаю, что лозунг этот, с одной стороны, потерял смысл, т. к. громадная часть той революционной разрушительной работы, ради которой наша партия вела борьбу с царизмом под этим именно лозунгом — радикальное уничтожение монархии и чистка царистского бюрократического аппарата, искоренение помещичьего землевладения и передача земли крестьянам, всестороннее высвобождение рабочего класса из патриархальной кабалы, ликвидация участия России в империалистической войне и т. д. выполнена уже революционной историей, хотя и в других формах; с другой стороны, лозунг Учредительного] С[обрания], как непосредственную цель практической политики, я считаю вредным, т. к., благодаря настроению широких масс крестьянства, созданному в значительной степени политикой большевистского правительства, состав Учредительного] С[обрания] был бы в настоящее время в большинстве своем проникнут анти-революционными, анти-социалистическими и анти-рабочими настроениями, — вследствие чего и сам лозунг приобрел не то ярко-революционное значение, какое он имел для нашей партии в эпоху борьбы с царизмом (и какое имеет, по-видимому, и сейчас для самих большевиков на Дальне-Восточной окраине), а, наоборот, способен служить знаменем для сплочения всех сил контр-революции.
Мое отношение к крестьянским восстаниям: само собой разумеется, что политическим результатом этих восстаний могло бы быть лишь торжество бонапартизма. Поэтому наша партия всегда и везде не только не брала на себя инициативы таких восстаний или руководство ими, но высказывалась решительно против них. Тем большим преступлением правительства считала и считает наша партия ту политику правительства, которая решительно не желала считаться с мелко-буржуазной социальной природой крестьянства и тем автоматически толкала его к непрерывным восстаниям, сея в деревне ненависть к городу, социализму, пролетариату. Только теперь правящая партия начинает осуществлять ту самую программу по отношению к крестьянству, которую наша партия пропагандирует свыше 3 лет и за которую большевики клеймили ее, как прислужницу буржуазии и наемницу Антанты. Между тем это запоздалое осуществление нашей программы тогда, когда столько уже испорчено и с таким трудом может быть поправлено, никоим образом не может быть оправдано мнимыми требованиями военного времени, выдвигаемыми теперь в большевистской прессе: это доказывается не только всем характером полемики с нашей партией еще накануне замены разверстки натуральным [налогом], но и тем, что по признанию Троцкого, т. е. лица, наиболее ответственного за умственный ход военных действий, он свыше года тому назад требовал этой необходимой реформы. Но и замена разверстки налогом с частичным разрешением свободной торговли не изменит положения, если на пути к реализации полученных ныне хозяйственных прав крестьянин будет наталкиваться на колючую изгородь политического произвола, неизбежно связанного с диктаторским террористическим режимом. Только приспособление — и спешное приспособление — политической надстройки к создаваемому ныне новому экономическому базису может спасти положение.
Еще в большей степени эта необходимость политической реформы очевидна в применении к рабочему классу, который — через вопросы заработной платы и профессиональной организации — будет вплотную подведен к вопросам политики и системой частичной свободы торговли, и системой концессий. Признавая за рабочими право стачек и в советском государстве, наша партия в течение 3 лет на практике неустанно старается удержать рабочие массы от пользования этим правом, от всякого забастовочного движения, считая, что в обстановке крайнего разрушения производительных сил, распыленности, дезорганизованности и социально-политического упадка пролетариата забастовки неизбежно будут для рабочего класса не только бесполезны, но и вредны и также неизбежно будут использованы классовыми врагами пролетариата. Поэтому, удерживая рабочих везде, где это в ее силах, от забастовок, наша партия неуклонно старается направить недовольство широких рабочих масс в русло мирной, организованной и планомерной борьбы за отстаивание тех позиций, которые числятся за ними на бумаге, а на деле превращены в фикцию. И если, вследствие ожесточенного преследования нашей партии, ее организационная работа не может развернуться, если провокационное неуважение к распыленным и лишенным сознательного руководства массам все же толкает их на активные выступления, то вина за такой плачевный ход событий падает целиком на правительство.
Эта вина падает, с моей точки зрения, целиком на него и в Кронштадтских событиях, которые я считаю величайшим несчастьем для революции и пролетариата. Когда на недовольство и требования тех революционных слоев, которые не вынесли на своих плечах большевистскую власть, эта власть отвечает не соглашением и уступками, а кровавым подавлением; когда в своей борьбе с широкими массами власть то и дело противопоставляет им специально тренированные и привилегированные войска в виде так называемых "красных курсантов", то, по моему глубокому убеждению, власть эта своими собственными руками создает все элементы для торжества Бонапартизма
Ф. ДАН
ЦА ФСБ РФ, д Н 1379, лл 7–9 об Подлинник
*Типографский бланк, заполненный от руки
**П о в с у — Петроградское отдельное военно-санитарное управление
6 мая 1921 г Присутствуют тт []
СЛУШАЛИ
Дело № 902 по обвинению гражданина] Гурвич-Дана Федора Ильича в активной антисоветской деятельности
ПОСТАНОВИЛИ.
Гурвич-Дана Ф. И. содержать под стражей впредь до особого распоряжения ВЧК
Председатель ПетгубЧК ОЗОЛИН
Заведующий секретным отделом КОНДАКОВ
ЦА ФСБ РФ, д Н-1379, л 15
ГУРВИЧ-ДАН Федор Ильич, 49 лет, сын провизора гор Петрограда, политический партийный деятель, женат на сестре Мартова — Цедербаум Лидии Осиповне Цедербаум, сын Виктор — студент Ташкентского университета Член ЦК. РСДРП, объединенной, образование высшее — врач
По существу дела дал следующее показание:
2-го или 3-го февраля 1921 года приехал в Петроград, командированный Нар[одным] Комиссариатом Здравоохранения в гор. Петроград в распоряжение "ПОВСУ", откуда был командирован в распоряжение врача Тер-бригады и последним был назначен для работы в Рождественский районный спортклуб
На предложенный вопрос, в чем выражалась его работа в Петроградской организации меньшевиков, ответил: как член Ц. К партии принимал самое активное участие во всей работе местной организации, но ввиду нелегального существования партии в Петрограде от более конкретных объяснений отказался.
В дальнейшем на ряд поставленных вопросов [ответил] в обширной форме (см. протокол допроса).
22/V 1921 года
Уполномоченный [Подпись неразборчива]
ЦА ФСБ РФ, д. Н-1379, л. 13. Подлинник.
1) ДАНА-ГУРВИЧА Федора Ильича
2) ЦЕДЕРБАУМА-ЕЖОВА Сергея Иосифовича
3) АЙЗЕНШТАДТА-ЮДИНА Исая Львовича
4) НИКОЛАЕВСКОГО Бориса Ивановича
5) ПЛЕСКОВА Артура Абрамовича
6) ЛИПКИНА-ЧЕРЕВАНИНА Федора Андреевича
по обвинению в руководстве активной агитацией, извращении действительных проведений Советской Власти и Р. К. П.(б) с целью свержения существующей Пролетарской власти и замены таковой Буржуазной властью.
Из рассмотренных материалов, имеющихся во 2-ом отделении, принадлежащих Ц. К. Р. С. Д. Р. П., за 1920 год и 1921 (деклараций, постановлений, воззвания, листовки, прокламации и статьи партийного органа "Социалистический Вестник"), можно прийти к следующим выводам:
Не входя в оценку достаточно известных деяний Р. С. Д. Р. П. в 1917 и 1918 годах и в начале 1919 года, где их действия во многих случаях были определены контрреволюционными, необходимо отметить линию Ц. К. Р. С. Д. Р. П. в 1921 году, направленную также против Диктатуры пролетариата.
Несмотря на то, что Р. С. Д. Р. П. во время войны с Польшей мобилизовала своих членов и этим как бы показала свою лояльность к Советской Республике, мы еще раз констатировали ту неискренность, которая всегда свойственна Р. С. Д. Р. П. Мобилизованные Члены Р. С. Д. Р. П. среди красной армии вели разлагающую агитацию; многие из них привлекались за таковую Особыми Отделами в прифронтовой полосе, откуда высылались в другие места.
Р. С. Д. Р. П., стоящая в течение четырех лет Революции в оппозиции к РКП и Советской Власти, особо резко проявила политику по отношению к ним после прекращения фронтов в Республике. Центр. Ком. Р. С. Д. Р. П., встав на точку зрения непримиримой борьбы, предписывает местным организациям циркулярным письмом оживить и усилить работу на местах путем устной агитации, распространением листовок, организацией кружков на фабриках и заводах, организацией с-д. ячеек в советских учреждениях и частях красной армии с обязательным вхождением членам РСДРП в рабкомы и завкомы. Причем указывает, что там, где нельзя проводить работу вполне легально, нужно перейти на полулегальное положение и проводить таковую через разные культурно-просветительные организации. Выдвигая лозунги "свободных Советов", "свободы слова", "неприкосновенности личности", "свободных профсоюзов" и т. п., в целом взбудораживает массы, ведя их в наступление на Советское Правительство, добиваясь таким образом изменения существующего строя.
Все это делается в момент наиболее тяжелого положения в Республике (голод, топливный кризис, перебои в транспорте). ЦК РСДРП учитывает именно этот момент и использует его, стремясь своей агитацией вызвать недовольство фабрично-заводских масс; для лучшего выполнения своих замыслов сосредоточивает агитацию в крупных фабрично-заводских центрах, имеющих особую важность для республики, приводя таким образом к дезорганизации промышленности. В результате такой работы меньшевиков мы имели волну забастовок в Петрограде, Туле, Пензе, Москве и других фабричных центрах. Все сообщения с мест от Губчека в начале 1921 года говорят о злостной агитации меньшевиков и их разлагающем влиянии на местах, результатом чего были остановки фабрик и заводов. Местами меньшевики доводили рабочих до крайней взвинченности, объединившись совместно с С.-Р. и прочими антисоветскими партиями. Члены ЦК выезжали на места под видом командировок по службе и там выступали с докладами, предсказывая близкий конец Советской Власти. В конце концов гнусная политика РСДРП, пользуясь полуголодным положением и усталостью пролетарских масс, имела успех и привела к кронштадтским событиям, в которых принимали активное участие и ее члены, украсив кронштадтский ревком представителями РСДРП.
Недели за три до восстания в Кронштадте Центральный Комитет РСДРП командирует в Петроград своего виднейшего и популярного члена Гурвича-Дана для партийной работы. Из показания Дана видно, что он в работе петроградской организации принимает самое активное участие. Из письма этого же Гурвича-Дана к Назарьеву видно, что РСДРП готовилась к блоку с так называемой "оппозицией" и рассчитывала быть готовой принять участие в новом строении российского государства. В это же время петроградская организация выпускает целый ряд листовок, воззваний, в которых призывает к активной борьбе пролетариев Петрограда против РКП. В выпускаемой литературе злостно извращаются все начинания Советской власти и сама Советская Власть. Играя на пониженном настроении рабочих масс, вызванном тяжелым экономическим положением их, меньшевики призывают эти рабочие массы к срыву хозяйственных мероприятий Советской Власти и проведения посевной и других кампаний.
Заграничная делегация ЦК РСДРП в лице Мартова и Абрамовича имеет специальную цель создать на западе социал-демократический центр. В заграничной прессе меньшевики, не стесняясь никаких инсинуаций, бесстыдно травя РКП, стараются привлечь на свою сторону западно-европейский пролетариат. Посылают информации и секретные документы от своих членов, работающих в разных советских учреждениях, через специально выделенного для связи с заграницей члена Ц. Б. — Николаевского. С ведома ЦК и МК РСДРП издавался нелегальный подпольный журнал Союзом С. Д. Молодежи и ЦК, вырабатывал для него устав и разрешил печатание такового в помещении ЦК, в клубе "ВПЕРЕД". Организация такового союза была проведена по всей республике. ЦК выделил фракцию "Студенческую" и повел через них свою разлагающую работу среди учащейся молодежи.
В силу сказанного выше всем членам ЦК РСДРП инкриминируется руководство скрытой контрреволюционной активной деятельностью, которое вылилось 1) в остановку целого ряда заводов и фабрик, чем принесло республике колоссальный убыток, 2) привело к восстанию в Кронштадте в марте 1921 года.
Принимая во внимание, что РСДРП проявила себя за весь период революции, как партия, враждебная Советской Власти, когда меньшевики в разных местах участвовал и в заговорах, а ЦК РСДРП, выбранный в начале 1920 года, ничуть не изменил своего отношения к Советской власти и РКП в настоящее время работу свою направляет к срыву Советской Власти, отмежевываясь от этих обвинений лишь тогда, когда они — меньшевики попадали в руки ЧК, полагал бы во избежание дальнейшего разлагающего влияния РСДРП в связи с новыми начинаниями Советской Власти на трудовом фронте и в целях предупреждения нежелательных для республики событий, членов ЦК РСДРП подвергнуть высылке в отдаленные губернии под гласный надзор местной ЧК, сроком на один год каждого без права занимать выборных должностей, или должностей, связанных с общением с массами, а именно: 1) Гурвич-Дана Федора Ильича, 49 лет, происходящего из граждан г. Петрограда, в Марийскую область, Краснококшайский уезд кроме г. Краснококшайска,
2) Цедербаума-Ежова Сергея Иосифовича, 42 лет, почетный гражданин г. Одессы, в Тюменскую губ. Тобольский уезд,
3) Айзенштадта-Юдина Исая Львовича, 54 лет, мещанина гор. Вильна, — в Архангельскую губ. Мезенский уезд,
4) Николаевского Бориса Ивановича, 37 лет, журналиста-литератора, в Северо-Двинскую губ. Яремский уезд,
5) Липкина-Череванина Федора Андреевича, 51 года, из граждан Могилевской губ., — в Семипалатинскую область за исключением губернских городов,
6) Плескова Артура Абрамовича, 37лет, из мещан, в Семипалатинскую область, кроме губернских городов. Дело о них оставить во 2-м отделении СОВЧК.
Начальник 2-го Спец[иального] отд[ела] СОВЧК
[Подпись неразборчива]
17 декабря 1921 г.
ЦА ФСБ РФ, д. Н-1379, лл. 35–37. Полтинник.
1922 года января 10 дня я, нижеподписавшийся, даю настоящую подписку коменданту Московской Бутырской МЧК тюрьмы в том, что по освобождении меня из-под стражи обязуюсь никуда не выезжать и явиться во 2-ое отделение СОВЧК не позднее 17 сего января за получением соответствующих документов для выезда в место, указанное в постановлении ВЧК, объявленном 10 сего янв[аря] Заместителем] председателя] ВЧК т Уншлихтом
Проживать буду Покровка, Введенский пер, 14, кв 14
Ф. Дан-Гурвич
ЦА ФСБ РФ, д Н-1379, л 43 Подлинник
Места в тюрьме не было1. Рассчитанный на 700 человек, Д П. 3. вмещал теперь свыше 2000
Кое-как мы разместились на койках и на полу Я лично предпочел лечь на пол, так как больше всего боялся набрать вшей, которых, как обнаружилось потом утром, действительно было немало.
Утром начали знакомиться с многочисленной и разнообразной публикой, переполнявшей остальные две камеры и коридор. Наиболее интересными оказались две группы инженеры, работавшие по постройке электрической станции на одной из рек, и кронштадтцы. Арест инженеров, по их словам, был следствием столкновения их с политическим комиссаром, коммунистом. Они уверяли, что комиссар этот производил грандиозные хищения, когда же они попытались бороться с ним, то он донес на них, как на контр-революционеров и саботажников. В вину им ставилась также покупка продовольствия для рабочих на вольном рынке с обходом установленных декретами правил. По этим правилам они должны были предварительно обращаться за продовольствием в разные инстанции и ждать, пока эти инстанции доставят им требуемое или ответят отказом. На бумаге все это очень гладко и хорошо, но в действительности рабочие не стали бы ждать результатов всей этой канцелярской волокиты, а просто разобрались бы. Теперь, по словам инженеров, все проделки комиссара уже раскрыты, и он сам также арестован вместе со всею "комячейкою". Сколько помнится, все эти инженеры потом судились и были оправданы. Что стало с комиссаром, не знаю. Инженеры с интересом расспрашивали нас о позиции социал-демократии, но больше всего занимал их вопрос, стоят ли социал-демократы за свободы печати и для инакомыслящих, в том числе и для "буржуев". Получив утвердительный ответ на этот вопрос, они успокоились. "А иначе, говорили они, между вами и большевиками, с нашей точки зрения, никакой разницы не было бы. и вы, и они — социалисты, а социализм, как показала русская революция, — вредная утопия". Мне было очень интересно наблюдать эту новую психологию интеллигентских кругов в России, где испокон века всякое интеллигентское движение было по традиции окрашено в более или менее социалистический цвет.
Другая группа — кронштадтцев — состояла из рабочих и матросов. Матросы были очень озлоблены. Они негодовали на петроградских рабочих, которые "из-за фунта мяса" не поддержали и "продали" их. Разочаровавшись в коммунистической партии, к которой многие из них раньше принадлежали, они с ненавистью говорили о партиях вообще. Меньшевики и с. — р-ы для них были ничуть не лучше большевиков: все одинаково стремятся захватить власть в свои руки, а захватив, надувают доверившийся им народ. "Все вы — одна компания! Вот когда вас привели, так небось нас большевики сейчас же сбросили с коек на пол, а для вас — все удобства!" — говорил раздраженно один матрос. Не надо никакой власти, нужен анархизм — таков был вывод большинства матросов из[-за] разочарования в рабочем движении и партиях.
Рабочие были настроены несколько иначе. Мне особенно запомнился один высокий, сильный, красивый молодой рабочий-электротехник. Он подробно рассказывал мне, как его с десятком других товарищей взяли в плен и вели берегом Финского залива в Петроград. Им трое суток ничего не давали есть, и неоднократно конвой пытался расстрелять их: только вмешательство начальника конвоя предотвратило расправу. Но, по его словам, после взятия Кронштадта до 600 пленников было расстреляно.
Восстание, по его рассказам, было полною неожиданностью для самих восставших. Никто не ожидал, что скромные требования их, за которые голосовали почти все без исключения кронштадтские коммунисты, не только встретят грубый и решительный отказ, но и вызовут свирепый приказ Троцкого о беспощадной расправе с Кронштадтом. Зато, когда восстание стало фактом, к нему примкнули решительно все. Совершенно ясно вырисовывались и причины неудачи восстания: чтобы иметь военный успех, надо было передать организацию восстания в руки офицерства; но восставшие опасались политического результата такой организации и потому потерпели военную неудачу. Большевики изображали главарем восстания генерала Козловского. На самом деле матросы лишь заставили его продолжать исполнять ту же должность начальника артиллерии, какую он исполнял при большевиках, а никакой власти ему не дали. При всем том только благодаря курсантам, которых привезли даже из Москвы, и китайским войскам удалось взять Кронштадт, боевые суда которого, скованные льдом, были лишены возможности двигаться. Да бывали случаи, когда и курсанты отказывались идти в атаку.
Что меня поражало в рассказах моего собеседника, это — неподдельное умиление, с которым он говорил об атмосфере, царившей в Кронштадте в дни восстания, когда все охотно делились друг с другом последним, охотно шли исполнять указанную им работу, когда "все могли свободно говорить", даже коммунисты. Всего человек 10 из них было арестовано в последние дни восстания. Но они были заключены в хорошем помещении, кормили их так же, как кормились сами повстанцы, и ни одного волоса не упало с их головы, хотя в числе их находился комиссар Балтийского флота Кузьмин, он же — редактор Петроградской "Красной Газеты", ежедневно грозившей кронштадтцам самыми ужасными карами.
Тем же настроением радостного умиления дышали и рассказы одного из вожаков восстания, члена Кронштадтского ревкома Перепелкина, с которым мне довелось познакомиться впоследствии во время прогулки по тюремному двору. Он составил подробное описание всего пережитого в Кронштадте, и рукопись эта, как мне известно, была передана на волю для переправки за границу. Что сталось с нею, я не знаю. Будет очень жаль, если окажется, что этот интереснейший человеческий документ пропал. Скажу кстати, что по настроению своему Перепелкин также склонялся к анархизму.
В своей рукописи Перепелкин рассказывал, какое восторженное, "весеннее" настроение царило в Кронштадте и как танцевали на улицах на радостях, что избавились от большевиков; как они же разносили на позиции съестные припасы; как происходило братание между матросами, красноармейцами и рабочими. Все наивные политические иллюзии этого движения и вся действительная трагика его очень ярко обрисовывались в рассказах Перепелкина.
Неизгладимо врезался мне в память еще один матрос-кронштадтец, с которым я встречался на прогулке и который, как и Перепелкин, сидел в "строгой" одиночке. Его фамилия была Савченко, и он уверял, что будучи рядовым участником восстания, именно из-за своей фамилии выдвинут чекистами в разряд "вожаков". По его словам, в газетах было напечатано о каком-то бывшем царском генерале Савченко, принимающем участие в восстании, и его спутали с этим генералом. Бледный, отощавший на казенном питании без передач, с лихорадочно горящими черными глазами, он все время мучился мыслью, что его расстреляют. Я успокаивал его. Я говорил ему, что невероятно, чтобы 2 месяца спустя после восстания, когда большевики изменили в корне свою экономическую политику именно в духе требований кронштадтцев, когда они обеспокоены рабочими волнениями, стараются успокоить всячески рабочих и придумывают даже для этой цели "беспартийные конференции", — невероятно, говорил я, чтобы теперь большевики вздумали без тени необходимости, просто ради грязной мести, начать новые расстрелы: ведь это было бы ничем не оправдываемым зверством, а положение большевиков и без того не так блестяще, чтобы они без нужды стали восстанавливать против себя народ бесцельной жестокой расправой. Савченко слушал меня, — веря и не веря. Надежда то вспыхивала в нем, то снова угасала. Мучился он ужасно, сидя один в своей камере, без книги, с вечной мыслью о смерти. Увы! Я оказался плохим пророком. В одну проклятую ночь приехали два грузовика, забрали 40 с чем-то человек кронштадтцев, находившихся в Д. П. 3., втом числе и Перепелкина, и Савченко, и веселого молодого рабочего, и повезли их на Полигон на расстрел. Мы узнали об этом только на следующее утро, и долго-долго стояли передо мною измученные глаза Савченко, и мысль не могла примириться с этим бессмысленным, ненужным убийством. По словам надзирателей обреченные выходили во двор к роковым грузовикам с пением "Вы жертвою пали", а пьяные конвойные-чекисты ругались площадными словами.
Скажу здесь же о некоторых других заключенных, так или иначе прикосновенных к кронштадтскому делу, которых я видел в Д. П. 3. Здесь была, прежде всего, вся семья генерала Козловского: жена с 11-летней дочкой и два сына-моряка. В Кронштадте никто из них не был. Вся "вина" их заключалась в неудачном "выборе" мужа и отца. И тем не менее все они — кроме девочки — после нескольких месяцев пребывания в Д. П. 3. получили по несколько лет концентрационного лагеря! А сама Козловская вместе с девочкой еще до перевода в Д. П. 3. провела 1 1/2 месяца в одной из темных клетушек в Петроградской Ч. К., о которых я еще буду иметь случай говорить ниже.
Запомнился мне также один юноша, лет 20, курсант Ораниенбаумской школы летчиков, член коммунистической партии. Он показал мне полученный из Ч. К. письменный "приговор", гласивший буквально так: "Слушали дело о таком-то, член Р. К. П., партийный билет № такой-то, по обвинению его в воздержании при голосовании резолюции (з1с!). Постанов ил и: заключить на год в концентрационный лагерь". Молодой человек объяснил мне смысл этой изумительной бумаги. Речь шла о резолюции с требованием беспощадной расправы с кронштадтцами, которую предложил общему собранию курсантов комиссар школы: мой собеседник не счел возможным поднять за нее руку и сейчас же был арестован. Из других рассказов я узнал, что кронштадтские события оказали сильное влияние на настроение петербургских коммунистов, особенно — молодежи, и многих заставили покинуть ряды большевистской партии.
В мае — июне начала появляться в Д. П. 3. новая категория кронштадтцев — добровольно вернувшихся из Финляндии, где им приходилось жить в концентрационных лагерях в самой тяжелой обстановке. Газеты пели им хвалу. Они сами подавали заявления о своем полном раскаянии, а некоторые задним числом забрасывали грязью своих бывших товарищей. Несмотря на все это, их — по крайней мере, главную массу — на свободу не выпустили, а тоже рассовали по разным концентрационным лагерям. Те из них, с которыми мне приходилось говорить, тоскливо вздыхали о своей горькой участи и обманутых надеждах…
Ф. Дан, "Два года скитаний (1919–1921)". Берлин, 1922, сс. 150–159.