Кросс

Глава 18

Письмо от этого психа Кайла Крэйга пришло сегодня и совершенно сбило меня с толку. Как это он умудрился прислать мне письмо?! Оно пришло на мой адрес, в дом Наны на Пятой улице. Насколько мне было известно, Кайл по-прежнему сидел в тюрьме особо строгого режима во Флоренсе.

Письмо это даже вызвало приступ тошноты.

Я перечитал письмо дважды, а потом порвал его на мелкие клочки. После чего попытался сделать противоположное тому, чего явно хотел от меня Кайл. Я выбросил его из головы.

Почти. После того, как позвонил в эту тюрягу в Колорадо и сообщил им о письме. И убедился, что Кайл Крэйг по-прежнему сидит там, в своей специальной камере с обитыми войлоком стенами.

Глава 19

В субботу я был свободен от работы. Сегодня никаких преступлений и наказаний. Никаких психопатов на горизонте, по крайней мере таких, о которых мне известно.

В роли «семейного автомобиля» Кроссов в настоящее время выступала «тойота-королла», на которой раньше ездила Мария. Если не считать связанных с нею воспоминаний и того, что машина эта — настоящая долгожительница, я был о ней невысокого мнения. Дети подарили мне на день рождения несколько липучек на бампер: «Может, я и тащусь еле-еле, но все равно впереди тебя!» и «Услышь мою мольбу: угони эту машину!» Им тоже не нравилась «королла».

Вот я и поехал в эту солнечную субботу вместе с Дженни, Деймиеном и маленьким Алексом за новой машиной.

Мы ехали под вопли Твисты[6] и Кэни Уэста.[7] Дети соревновались, предлагая варианты покупки.

Дженни больше интересовал «лендровер» — но эта мечта была неосуществима по множеству причин. Деймиен пытался уговорить меня приобрести мотоцикл, который, конечно же, будет водить он, когда ему стукнет восемнадцать, то есть через четыре года. Предложение было настолько абсурдным, что его даже не стоило обсуждать.

Маленький Алекс, Эли, был согласен на любую машину, но только если она будет красная или ярко-синяя. Умница, его идея вполне может быть отправной, если, конечно, исключить яркий цвет.

Итак, мы приехали в офис дилера, специализирующегося на «мерседесах», — в Арлингтон, штат Виргиния, совсем недалеко от нашего дома. Дженни и Деймиен тут же уставились на серебристый открытый кабриолет «CLK-500», а мы с Эли стали осваивать вместительное переднее сиденье модели «R-350». Мне хотелось купить настоящий семейный автомобиль — безопасный, красивый, который впоследствии можно продать за хорошую цену. «Интеллект и положительные эмоции!» — как обещает реклама.

— Эта мне нравится, — сказал Эли. — Она синяя. И красивая. То, что нам нужно.

— У тебя отличный вкус, приятель. В машине шесть посадочных мест, и каких! Погляди только на этот прозрачный люк в крыше! Здоровенный, футов пять, не меньше.

— Здорово! — подтвердил Эли.

— Вытяни ноги. Смотри, сколько там места. Вот это автомобиль!

Менеджер салона Лори Бергер все время ходила рядом, но не слишком наседала. Мне это нравилось. Господи, благослови «мерседес».

— У вас есть еще вопросы? — спросила она. — Хотите еще что-нибудь выяснить?

— Нет, Лори. Тут все просто: как только сядешь в такую машину, сразу хочется ее купить.

— Что ж, тем лучше для меня, упрощает мою задачу. У нас есть еще одна, аспидно-черная. Обивка салона — темно-серая. Модель «R-350», ее еще называют «кроссовером», доктор Кросс. Это универсальный спортивный внедорожник.

— И объединяет в себе самое лучшее из обеих моделей, — дополнил я и улыбнулся.

Тут заверещал мой пейджер, и я застонал. Видимо, достаточно громко, потому что все оглянулись на меня.

Нет, только не в субботу! И не тогда, когда я выбираю машину. И когда сижу в великолепном «мерседесе».

— Ой-ей-ей! — Эли широко раскрыл глаза. — Это ж папин пейджер! — крикнул он на весь салон, обращаясь к Деймиену и Дженни. — Папин пейджер звонит!

— Ты мне прямо в ухо орешь. Ты мерзкий, избалованный крикун! — сказал я и поцеловал его в макушку. Я это делаю пять-шесть раз на день.

Он захихикал и шлепнул меня по руке. Он прекрасно понимает мои шутки. Ничего удивительного, что мы всегда находим общий язык.

Вот только сообщение, пришедшее на пейджер, наверняка ничего общего с шуточками не имеет. Номер я узнал тут же и понял, что хорошего он мне не сулит.

Нед Маони из группы по освобождению заложников. Может, он приглашает меня на барбекю с танцами в Квонтико? Нет, видимо, барбекю тут не пахнет.

Я позвонил Неду по мобильнику:

— Это Алекс Кросс. Получил твой вызов. Почему я его получил?

Нед сразу перешел к делу:

— Алекс, ты знаешь Кентукки-авеню? Рядом с Пятнадцатой и Саут-Ист?

— Конечно, знаю. Это недалеко от моего дома. Но я сейчас в Арлингтоне. С детьми. Мы тут пытаемся купить новую семейную машину. Тебе известно такое слово — семейная, а, Нед?

— Встречай меня там, между Кентукки и Пятнадцатой. Мне нужна твоя помощь, твое знание местности. По телефону больше ничего говорить не хочу. — Нед сообщил мне еще кое-какие подробности, но не все. Интересно почему? О чем он умолчал?

— Это что, срочно? Я же тут с детьми, Нед!

— Очень жаль. Мы с группой будем там минут через десять-пятнадцать, максимум. Шутки в сторону, там сущий ад!

Ну конечно. Зачем иначе привлекать Группу по освобождению заложников ФБР к операции за пределами Вашингтона? И звонить мне в субботу?

— Что стряслось? — спросил Эли.

— Меня приглашают на барбекю, — ответил я. — И я буду основным блюдом, которое зажарят на решетке, малыш.

Глава 20

Я пообещал Лори Бергер, что скоро вернусь, чтобы забрать «кроссовер». Потом отвез детей домой, и они всю дорогу вели себя тихо, хоть и были недовольны. Так же, как и я. Я тащился позади «универсала» с надписью на заднем бампере: «Сначала Ирак, потом Франция». В последнее время я вижу такие фразочки по всему Вашингтону.

Я очень нервничал. Мне ведь надо было думать о будущем моей семьи. Они ведь просто дети. А я — их папаша. И сейчас я брошу их и отправлюсь на работу. Они еще не понимали, что я должен зарабатывать на жизнь и что мне надо решать серьезные задачи. Что же там происходит, на углу Кентукки и Пятнадцатой? И почему это должно было случиться именно сегодня!

— Спасибо за хорошую субботу, папочка, — сказала Дженни, вылезая из машины. — Отлично провели время, правда. Будет потом о чем вспоминать.

Ее надменный, саркастический тон удержал меня от извинений.

— Увидимся попозже, ребята, — сказал я. Потом добавил: — Я вас люблю.

— Ага, папочка, попозже. Скажем, через недельку, если нам повезет, — продолжала Дженни. И отдала мне честь — раздраженным, недовольным жестом. Словно острый нож вонзился мне в сердце.

— Извини, — сказал я. — Мне очень жаль, ребята.

Потом я поехал к Кентукки-авеню, где должен был встретиться с Недом Маони и его командой и выяснить, что за чрезвычайная ситуация там возникла.

Я даже не смог подъехать к перекрестку Кентукки и Пятнадцатой. Полиция округа Колумбия блокировала улицы за десяток кварталов от места происшествия. Дело, кажется, было серьезное.

Я вышел из машины и пошел пешком.

— Что тут случилось? Вы что-нибудь слышали? — спросил я у зеваки, болтавшегося поблизости. Я узнал его — этот парень работал кассиром в местной булочной, я там иногда покупал пирожные для ребят.

— День легавых нынче, — ответил он. — Везде одни копы. Сам погляди, парень!

Я вспомнил, что он не знает, что раньше я был детективом в отделе по расследованию убийств, а теперь служу в ФБР. Я кивнул в ответ. Нет, все же трудно привыкнуть к такому вот недовольству и злобе по отношению к полиции, хотя иной раз они и оправданны. «Легавые», «копы» — как нас только ни называют, а мы ведь головы под пули подставляем. Многие и представления не имеют, что это за работа. Мы, конечно, далеки от идеала, но работенка-то у нас опасная!

«Попробуй-ка сам вылезти под пули, булочник!» — хотелось мне сказать этому парнишке, но я не стал связываться. Просто пошел дальше, снова проглотив обиду.

И очень разозлился. Предъявил служебный значок, чтобы меня пропустили внутрь оцепления. Я все еще не знал, что здесь произошло, успел только услышать, что каких-то неизвестных заложников затащили в какую-то подпольную лабораторию, где изготовляли и расфасовывали наркотики. На первый взгляд, все не так уж страшно. Тогда в чем тут загвоздка? Видимо, что-то здесь не так.

— Какое счастье наконец тебя тут видеть! — воскликнул Маони, заметив меня и двигаясь навстречу. — Алекс, ты ни за что не догадаешься, в какое дерьмо мы тут вляпались. Можешь мне поверить, ни за что!

— Поспорим? — спросил я.

— Ставлю десятку, что ты никогда с таким не встречался. Давай доставай денежки.

Мы заключили пари. Мне очень не хотелось проспорить.

Глава 21

Нед поскреб суточную светлую щетину на физиономии и быстро заговорил в обычной своей, оживленной манере, не давая собеседнику вставить ни словечка. Я смотрел на его подбородок. У Неда белая кожа, и, надо полагать, он доволен, что наконец отрастил хотя бы видимость бороденки теперь, когда ему уже за сорок. Мне он нравится, этот Нед Маони, пусть даже иногда он несносен. Очень нравится.

— Несколько парней, может, с полдюжины, хорошо вооруженных к тому же, завалились сюда, чтобы ограбить лабораторию наркодельца, — сообщил он. — И столкнулись с непредвиденным, и застряли там. И еще: там сидят несколько человек из соседнего квартала, которые работали в этой лаборатории. Взаперти. В ловушке. Это еще одна проблема, которую нам предстоит решить. Кроме того…

Я поднял руку, чтобы остановить его словесный поток:

— Эти люди, о которых ты упомянул, те, что паковали дозы. Видимо, одни женщины, да? В этом все дело? Наркодилеры обычно набирают таких работников, которым могут доверять расфасовку дури.

— Теперь понял, зачем я тебя вызвал? — Маони улыбнулся.

— Стало быть, и налетчики, и наркодилеры сидят в одной западне? Так почему бы им не перестрелять друг друга?

— Уже предлагали такое решение, — невозмутимо ответил Маони. — А теперь переходим к хорошим новостям, Алекс. Вот зачем тебя сюда выдернули. Хорошо вооруженные ребята, которые явились грабить эту лабораторию, это парни из СВАТ[8] округа Колумбия. Твои бывшие товарищи, вот кто эти плохиши в сегодняшнем эпизоде трагикомедии под названием «Если что плохое может случиться, оно непременно случается». Так что с тебя десять баксов!

Меня передернуло. Я ведь знал многих парней из СВАТ.

— Ты в этом уверен?

— Ну еще бы! Патрульные услышали выстрелы внутри здания. И пошли узнать, в чем дело. Одному попало в живот. Они успели узнать ребят из СВАТ.

Я покачал головой. Шея вдруг перестала ворочаться.

— Значит, Группа по освобождению заложников примчалась сюда, чтобы воевать с ребятами из СВАТ?

— Похоже на то, мой милый. Добро пожаловать в очередную неприятность. Есть какие-нибудь блестящие идеи?

«Конечно, есть, — подумал я. — Бросить все к чертовой матери прямо сейчас. И — назад к детям. Сегодня суббота. У меня выходной».

Я достал десять долларов и отдал их Неду.

Глава 22

Что и говорить, конечно же, я не видел никакого выхода из этой паршивой ситуации. И никто не видел. Потому-то Маони меня и вызвал, надеясь, что я придумаю, как его вытащить из передряги.

Конечно, кто попал в беду, всегда ищет, кого затащить туда же за компанию. Особенно в солнечный день, когда любой хотел бы оказаться где угодно, только не в центре перестрелки, где будут гибнуть люди.

Обсуждали положение дел в помещении начальной школы. В комнату набилось полно народу: вашингтонские полисмены, агенты ФБР, начальство Группы. ГОЗ была готова начать штурм.

В самом конце совещания капитан Тим Моран, шеф СВАТ в столичной полиции, еще раз предоставил все факты. Он явно волновался, что было вполне естественно, но внешне выглядел спокойным и уверенным. Я знал Морана много лет по совместной службе в полиции и уважал его за мужество. Более того, я уважал его за честность и преданность делу. А сейчас ему предстояло идти против своих.

— Итак, подводим итоги. Наша цель — четырехэтажное здание, где сырой героин превращают в белый порошок, а потом в наличные. Там сидят рабочие этой лаборатории, большинство из них — женщины. Есть там и охранники, хорошо вооруженные, торчат, вероятно, на трех этажах. Похоже, их тоже не меньше дюжины. И еще — шестеро бойцов СВАТ, которые пытались грабануть это заведение и оказались в ловушке. Они зажаты на верхних этажах между наркодилерами, рабочими и охранниками, которые появились там, когда начался налет. Вот тут мы и оказались в безнадежном тупике. Мы установили контакт с обеими сторонами. Но никто не намерен уступать и сдаваться. Решили, что им все равно нечего терять. Вот и сидят себе, заперлись и сидят. — Помолчав, Тим Моран продолжил все тем же спокойным тоном: — Поскольку внутри находятся бойцы СВАТ, а также принимая во внимание все связанные с этим возможные осложнения, операцию проводит ГОЗ, а столичная полиция окажет ФБР возможное содействие.

Выводы капитана Морана были четкие и логичные; ему потребовалась немалая выдержка, чтобы отдать операцию в руки ФБР. Но это было правильное решение, раз уж предстояло войти внутрь здания и, вероятно, стрелять. Даже если это плохие копы, они все равно копы. И не очень-то приятно стрелять в своих же товарищей.

Нед Маони наклонился ко мне:

— Ну и что теперь будем делать, Эйнштейн? ГОЗ зажмут посередке, и они окажутся в дерьмовом сандвиче. Понял теперь, зачем я тебя вызвал?

— Ага, все понял. Извини, что не успел выразить тебе мою глубочайшую благодарность.

— Ну в любом случае всегда пожалуйста, — сказал Маони и вдруг по-детски ущипнул меня за руку, демонстрируя нашу солидарность. Мы оба расхохотались.

Глава 23

У Мясника была привычка отслеживать радиопереговоры столичной полиции, когда он был в округе Колумбия, так что он не мог пропустить такое сообщение. «Вот это классная заварушка, — думал он. — СВАТ против ГОЗ». Ему это очень понравилось.

В последние годы он старался не слишком обременять себя работой. «Делать поменьше, счета выставлять побольше» — такой у него был теперь лозунг. Три-четыре крупных заказа в год плюс еще пара — в качестве одолжения боссам. Этого было более чем достаточно, чтобы платить по всем счетам. Кроме того, новый дон, Маджоне-младший, не очень-то любил подобные дела. Мясник привык к постоянному напряжению, и сейчас ему просто не хватало нервного возбуждения, всплесков адреналина в крови. И вот, пожалуйста, он попал прямо в гущу событий — на настоящий бал полиции!

Он припарковал «рейнджровер» в нескольких кварталах от места вероятной схватки. Да, весь район уже на уши поставили! Даже идя пешком по Кентукки-авеню, он не смог подойти поближе. По пути он успел насчитать не менее двух дюжин автобусов столичной полиции и десятки патрульных машин.

Потом он заметил фирменные синие куртки ФБР — наверное, это парни из Группы по освобождению заложников из Квонтико. Их считают крупными спецами. Вот это здорово, он ни за что такое не пропустит, пусть это даже немного опасно для него — находиться здесь! Потом он заметил несколько машин командного состава. А в «мертвой зоне», то есть за внутренним оцеплением, засек и самого главнокомандующего.

А потом Майкл Салливан заметил еще кое-что, и он застыл на месте, и сердце у него заколотилось. Знакомый парень в цивильной одежде — он разговаривал с одним из агентов ФБР.

Салливан сразу его узнал, этого малого в штатском. Его звали Алекс Кросс, и у него с Салливаном было что-то в прошлом. И он вспомнил — Мэриэнн, Мэриэнн. Одно из его убийств, на память о котором остались фотографии.

Так-так, с каждой минутой все интереснее и интереснее!

Глава 24

Теперь я точно знал, зачем Нед Маони меня сюда вызвал.

По нашим оценкам, в лаборатории хранилось более ста пятидесяти кило дури, продажная цена — семь миллионов. Копы против копов. Ситуация выглядела безнадежной, никто из ввязавшихся в эту свару не выйдет из нее победителем. Я помнил, что сказал мне капитан Моран: «Шел бы ты отсюда подальше! Тут я работаю, и мне неохота каждый день видеть твою рожу!» Вот такое подведение итогов.

Никто из «сидельцев» не выказывал никакого желания сдаваться — ни наркодилеры, ни ребята из СВАТ. Кроме того, они не позволяли уйти оттуда рабочим подпольной лаборатории, запертым на четвертом этаже. Нам уже были известны фамилии и примерный возраст некоторых из них. Все эти женщины — выходцы из других стран — жили по соседству и не могли найти себе другую работу из-за незнания языка и отсутствия образования. А жить чем-то надо было.

У меня не было пока никаких соображений по выходу из сложившейся ситуации. Время близилось к десяти часам вечера, и я решил выйти за оцепление и походить вокруг. Слегка проветрить мозги. Может, придет в голову какая-нибудь идея, если отойти подальше и чисто физически ощутить себя вне заварушки.

Вокруг уже собрались сотни зевак, включая репортеров и телеоператоров. Я пересек несколько кварталов по Эм-стрит и добрался до угла, где жителей соседних домов уже интервьюировали телерепортеры. Я прошел мимо них, погруженный в собственные мысли, но вдруг услышал, как какая-то женщина, рыдая и всхлипывая, говорит: «Там мои родные, моя плоть и кровь, они заперты, и никому нет до этого дела! Всем на это наплевать!»

Я остановился. Женщине было не более двадцати, и она была беременна. Судя по виду, могла скоро родить. Может, сегодня же.

— Мой бабушка семьдесят пять лет. Она там, чтоб заработать, чтоб мой дети ходить католическая школа. Ее зовут Розарио. Она прекрасный женщина. Мой бабушка не должен умирать!

Я выслушал еще несколько таких же эмоциональных тирад. Говорили члены семей работавших в лаборатории, жены и дети наркодилеров. Одному из них было всего двенадцать лет от роду.

В конце концов я вернулся внутрь оцепления и стал разыскивать Неда Маони. Обнаружил я его среди каких-то начальников — все были в строгих костюмах; капитан Моран стоял поблизости, возле командного пункта, где обсуждался вариант отключения в здании электричества.

— У меня есть идея, — сообщил я.

— Отлично!

Глава 25

Мясник все еще крутился недалеко от установленного полицией ограждения, хотя и знал, что ему не нужно оставаться здесь, в Вашингтоне. Ему уже давно следовало быть дома, в Мэриленде. Но он решил, что стоит подождать. Ведь совершенно невероятное событие! С ума можно сойти! Он бродил в толпе зевак и чувствовал себя как ребенок, оторвавшийся от родителей на ярмарке.

У них тут даже продавцы мороженого топчутся, и хот-доги продают! Глаза у людей блестели от возбуждения: все хотели поглазеть на настоящую бойню. Что ж, ему тоже этого хотелось!

Он ведь на самом деле был помешан на всяких криминальных разборках. И знал, что эта его ненормальная страсть брала начало в тех далеких днях, которые он провел со своим папашей в Бруклине. Когда он был маленьким, папаша всегда таскал его с собой на все пожары и катастрофы, сообщения о которых он перехватывал с помощью приемника. Это было единственным развлечением, которое предоставлял ему родитель.

Его папаша был настоящим уродом. Он обожал пялиться на трупы — валяющиеся на тротуаре, изуродованные в автокатастрофах, вытаскиваемые из пылающего дома. Этот спятивший старик был когда-то первым Мясником из Слайго[9] — и гораздо хуже и страшнее, чем Мясник нынешний. Теперь Мясником был он сам. Его боялись, его, убийцу, искала полиция всех штатов. Он был настоящим мужчиной, он мог делать все, что пожелает, в том числе и сейчас.

Из задумчивости Майкла Салливана вывел голос, звучащий из микрофона. Он поднял голову и снова увидел этого детектива, Алекса Кросса. Это была сама судьба, словно в гости к Мяснику явились призраки из прошлого.

Глава 26

Я понимал, что моя идея довольно рискованная и вообще сумасшедшая, но все же ее стоило попробовать осуществить, если она спасет несколько человеческих жизней. А кроме того, никто все равно не предложил ничего лучше.

Так что в полночь мы установили микрофоны позади мощного заслона из полицейских машин и рейсовых автобусов — они были расставлены вдоль противоположной от здания стороны Пятнадцатой улицы. Выглядело это весьма внушительно. Вокруг, конечно, крутились с камерами телерепортеры.

Потом сюда пришли семьи заложников, я просил их рассказывать в микрофоны свои истории и умолять всех, кто находится внутри, сложить оружие и покинуть здание или хотя бы выпустить оттуда работников лаборатории. Родственники подтверждали, что положение безнадежное и что если засевшие в доме не сдадутся, многие могут погибнуть. Зрелище было душераздирающим, в толпе заплакали.

А потом началась трагикомедия. Дети напоминали о воскресном футбольном матче, где папочка должен быть судьей; кто-то говорил о свадебной церемонии, до которой осталась всего неделя, а беременная девица явилась сюда, чтобы умолить своего бойфренда сдаться властям.

Ответ не замедлил себя ждать.

Он последовал, когда двенадцатилетняя девочка говорила в микрофон о своем отце — наркоторговце. Внутри здания поднялась стрельба.

Она продолжалась минут пять, потом все стихло. Мы понятия не имели, что там произошло. Знали только одно — обращения родных и близких не подействовали.

Наружу никто не вышел. Никто не сдался.

— Ну ладно, Алекс, — сказал Нед, отводя меня в сторону. — Может, это помогло нам выиграть немного времени. — Мы, конечно, не этого добивались! И результат не соответствует нашим ожиданиям. Но…

В полвторого ночи капитан Моран отключил микрофоны. Выходить, похоже, никто не собирался.

Тогда было решено, что первыми в здание пойдут ребята из группы. За ними последуют полицейские округа Колумбия. И ни одного — из СВАТ. Решение было жесткое. Никто уже не хотел вести переговоры, чтобы уладить кризис. Не знаю, устраивало меня это или нет, но я хорошо понимал обе спорящие стороны.

Мы с Недом Маони входили в состав первой штурмовой группы. Собрались мы на Четырнадцатой улице, позади осажденного здания.

Парни в нетерпении ходили кругами, нервничали, переговаривались между собой.

— Скверное положение, — заметил Нед. — Эти парни из СВАТ прекрасно понимают, что мы задумали. И наверное, даже знают, что это произойдет ночью.

— Ты кого-нибудь из них знаешь? Из тех, кто внутри? — спросил я.

Нед покачал головой:

— Мы обычно не проводим совместных операций.

Глава 27

Мы переоделись в черные летные комбинезоны, натянули бронежилеты и прочие защитные приспособления. Нам с Недом выдали по автомату «МР-5». При ночном штурме трудно что-либо предугадать заранее, особенно в такой ситуации.

Нед получил команду и повернулся ко мне:

— Все, пошли, Алекс. Держи голову пониже, приятель. Эти ребята стреляют не хуже нас.

— Ты тоже поберегись.

И тут случилось неожиданное. На сей раз не такое уж и плохое.

Передняя дверь распахнулась. В течение нескольких секунд оттуда никто не появлялся. И никто не понимал, что происходит.

Потом оттуда под яркий свет прожекторов, направленных на здание, вышла пожилая женщина в лабораторном халате. Высоко подняв руки над головой, она повторяла:

— Не стреляйте в меня!

За ней последовали еще несколько молодых и пожилых женщин в таких же халатах, потом двое мальчишек лет двенадцати-тринадцати.

Родственники, столпившиеся за ограждением, выкрикивали их имена, плакали от радости, бешено хлопали в ладоши.

Передняя дверь снова захлопнулась.

Исход заложников завершился.

Глава 28

Освобождение одиннадцати работников лаборатории остановило штурм дома и открыло новый раунд переговоров. На сцене появились комиссар полиции и шеф отдела расследований. Они посовещались с капитаном Мораном. Потом с ним беседовали и местные священники. Хотя было уже очень поздно, телевизионщики продолжали съемки.

Около трех мы получили команду — штурмовать. Приказ был окончательным.

В половине четвертого мы с Недом уже продвигались рысцой к боковому входу здания. За нами шли ребята из ГОЗ. Все наше защитное снаряжение имело то преимущество, что могло остановить пулю, но оно замедляло движение, мешало быстро бегать и затрудняло дыхание, заставляя дышать короткими и резкими вдохами и выдохами.

Снайперы держали под прицелом все окна, стараясь свести к минимуму возможное сопротивление.

Маони всегда именовал такие вот предприятия «пятиминутками паники и нервной встряски». Я же неизменно думал о них с ужасом. По-моему, это скорее были «пятиминутки приближения к раю или аду». Мне вовсе не следовало быть здесь, но мы с Недом уже участвовали в штурмах, так что мне и сейчас не хотелось оставаться в стороне.

Громкий, оглушительный взрыв вынес заднюю дверь.

Откуда-то появились клубы черного дыма, а вся территория оказалась под обломками. В следующую секунду мы уже бежали сквозь этот ад. Я лавировал, стараясь не попасть под пули. И еще надеялся, что этой ночью никто не умрет.

И тут мы с Недом вызвали на себя такой огонь, что даже не успели понять, кто так разошелся: наркоторговцы или парни из СВАТ. Наверное, и те и другие.

От грохота автоматов и взрывов гранат в коридорах я совсем оглох. Мы карабкались вверх по винтовой лестнице. Из-за жуткого шума невозможно было сосредоточиться.

— Эй, вы, засранцы! — услышал я чей-то голос над нами. Тут же последовал залп из многих стволов, в темноте засверкали слепящие вспышки.

Нед застонал и тяжело рухнул на ступени.

Я сначала не понял, куда его задело, потом разглядел рану возле ключицы. То ли от пули, то ли от осколка. Из раны хлестала кровь.

Я остался с ним и вызвал по рации помощь. А сверху доносились взрывы, крики, мужские и женские вопли. Сущий хаос.

У Неда дрожали руки. Раньше я никогда не замечал, чтобы он боялся. Перестрелка, бушевавшая в здании, лишь усиливала ощущение ужаса и замешательства. Нед сильно побледнел и вообще выглядел скверно.

— Они уже идут за тобой, — сказал я ему. — Держись, Нед, не теряй сознание. Слышишь?

— Глупо все это, — со стоном произнес он. — Ввалились прямо в пекло.

— Как ты себя чувствуешь?

— Могло быть и хуже. Но могло быть и лучше. Кстати, тебя тоже задело.

Глава 29

— Ничего, я это переживу. — Я привалился к стене лестничной клетки.

— Да и я тоже. По всей вероятности.

Пару минут спустя в это узкое пространство втиснулись санитары. Когда они наконец унесли Неда, перестрелка закончилась. Я вспомнил, как Нед говорил: «Пятиминутка паники и нервной встряски».

Отовсюду стали поступать рапорты. Капитан Моран сообщил мне, что штурм лаборатории, судя по всему, дал смешанные результаты. Большинство из нас полагало, что нам не следовало начинать так рано — но решение принимали не мы. С нашей стороны было четверо раненых — двое из полиции и двое из ГОЗ. Неда отправили прямо на операционный стол.

Из тех, кто сидел внутри, пострадали шестеро, включая парней из СВАТ. Среди погибших оказалась семнадцатилетняя мать двоих детей. Она почему-то осталась внутри, когда остальные работницы покинули здание. Муж ее тоже погиб. Ему было шестнадцать.

В шесть утра я добрался до дома. Совершенно вымотанный, я еле тащился, все кости болели, я не представлял, сколько сейчас времени.

Но то, что ждало меня дома, оказалось полной неожиданностью. Нана не спала и сидела на кухне.

Глава 30

Она пила чай с тостом и выглядела как-то неуверенно, но я-то знал, что это совсем не так.

Горячий чай исходил паром, то же самое происходило и с ней. Детей она еще не будила. Ее маленький телевизор был настроен на местный канал — передавали сообщение о полицейской операции нынешней ночью на Кентукки и Пятнадцатой. Смотреть подобную съемку у себя на кухне было очень странно и непривычно.

Взгляд Наны застрял на ссадине у меня на голове. Увидела она и бинт.

— Это всего лишь царапина, — сказал я. — Ничего особенного. Скоро заживет.

— Только не надо этих твоих дурацких отговорок, Алекс! И не смей разговаривать подобным снисходительным тоном, словно я какая-нибудь дура! Нетрудно себе представить, как летела эта пуля — отклонись она на дюйм, и вышибла бы тебе мозги, и оставила бы твоих бедных детей сиротами! Ни отца, ни матери! Что, разве не так? Конечно, именно так! Меня тошнит от этого, Алекс. Я устала от этого повседневного страха, а именно так я живу уже десять лет. Но теперь все. Сыта по горло. Да-да, с меня довольно. Со всем этим покончено! Навсегда! Я уезжаю! Да-да, ты правильно меня понял. Я уезжаю от тебя и от детей! Уезжаю!

Я поднял обе руки, сдаваясь.

— Нана, я поехал с детьми, и тут пришел этот срочный вызов. Я же понятия не имел, что меня куда-то выдернут! Откуда мне было знать? И я ничего не мог с этим поделать, не мог не поехать.

— Ты принял звонок, Алекс. Потом ты принял вызов. Ты всегда так поступаешь. И называешь это преданностью делу. Долгу. А по-моему, это сплошное безумие.

— У меня не было выбора.

— Выбор у тебя всегда есть, Алекс. В том-то все и дело. Ты мог сказать «нет», сказать, что ты наконец вырвался побыть с детьми. Что бы они с тобой сделали? Выгнали бы? За то, что у тебя есть какая-то личная жизнь? За то, что ты отец троих детей? Даже если бы в результате счастливого стечения обстоятельств тебя и выгнали, это было бы просто отлично!

— Не знаю, что они со мной сделали бы, Нана. Надо полагать, меня бы действительно поперли.

— А разве это так уж плохо? Да ладно, будет тебе! — сказала она и грохнула кружкой по столешнице. — Все, я уезжаю.

— Господи, помилуй, но это совершеннейший абсурд, Нана! Я вымотался, я ранен. Ну почти. Мы лучше потом поговорим. А сейчас мне надо поспать.

Нана внезапно встала и пошла прямо на меня. Лицо ее пылало от возмущения, глаза превратились в маленькие черные бусинки. Я уже много лет не видел ее такой, наверное, с того времени, когда я был подростком, и довольно хулиганистым.

— Абсурд?! Ты назвал это абсурдом? Как ты смеешь говорить мне такое?!

Нана ударила меня в грудь обеими ладонями. Это было не больно, но обидно, как и то, что в ее словах была правда.

— Извини, — сказал я. — Я просто устал.

— Найди себе экономку, няньку, кого угодно. Ты вымотался? Это я вымоталась! Это я сыта по горло и до смерти устала волноваться за тебя!

— Нана, мне очень жаль… Что еще я могу сказать?

— Ничего, Алекс. Ничего не говори. Я и слушать тебя тоже устала.

Она с шумом вылетела из кухни, больше ничего не сказав. Ну вот, подумал я, все и кончилось в итоге. Я присел к кухонному столу совершенно опустошенный.

Но это было еще не все.

Через несколько минут Нана снова появилась в кухне, таща старый кожаный чемодан и дорожную сумку на колесиках, поменьше размером. Прошла мимо меня, через столовую и вышла из дому через парадную дверь, не произнеся больше ни звука.

— Нана! — крикнул я ей вслед, с трудом оторвавшись от стула и бегом догоняя ее. — Подожди! Пожалуйста, подожди, давай поговорим!

— Мне надоело говорить!

Когда я подбежал к двери, то увидел на улице перед домом нещадно чадившее раздолбанное бледно-синее такси фирмы «Ди-Си кэбз». Один из моих многочисленных кузенов, Абрахам, работал таксистом в этой компании. Я успел разглядеть в машине его затылок.

Нана залезла в это уродство, и оно тут же рвануло прочь от дома.

И тут я услышал позади детский голосок:

— А куда Нана поехала?

Я обернулся и взял на руки Эли, который выбрался вслед за мной на крыльцо.

— Не знаю, малыш. Кажется, она нас бросила.

Он был поражен.

— Нана бросила нашу семью?

Глава 31

Майкл Салливан проснулся внезапно, от какого-то внутреннего толчка. Его била дрожь, и он понял, что снова ему уже не заснуть. Ему опять снился его папаша, этот поганый ублюдок, постоянно преследовавший его в ночных кошмарах.

Когда он был маленьким, папаша два-три раза в неделю брал его с собой на работу в мясную лавку. Так продолжалось с того времени, когда ему исполнилось шесть, и до одиннадцати, когда все закончилось. Лавка занимала первый этаж двухэтажного дома из красного кирпича между Квентин-роуд и Восточной Тридцать шестой улицей. «КЕВИН САЛЛИВАН, МЯСНИК» — эта лавка славилась самым лучшим мясом во всем бруклинском квартале Флэтлендс и тем, что удовлетворяла спрос и вкусы не только ирландской общины, но также итальянской и немецкой.

Пол был посыпан толстым слоем опилок, которые каждый день тщательно выметали. Стекло витрин всегда сияло. И еще у Кевина Салливана был своего рода собственный фирменный стиль — предлагая покупателю кусок мяса, он всегда улыбался, а потом вежливо кланялся. Любая покупка всякий раз сопровождалась этим его поклоном.

Но Майкл, его мать и трое братьев знали и другую сторону отцовской натуры. У Кевина Салливана были могучие руки и мощные пальцы. Однажды он поймал в кухне крысу и буквально сплющил зверька голыми руками. Сыновьям он сказал, что и с ними может сделать то же самое, переломать им все кости, а у матери, хрупкой худенькой женщины, редко выдавалась неделя, когда она не ходила с красно-фиолетовым синяком.

Но самое худшее было не это. И не эти воспоминания будили Салливана по ночам, будили всю жизнь. Настоящий ужас начался, когда ему исполнилось шесть и они однажды вечером убирали лавку после закрытия. Отец зазвал его в маленькую комнатенку при лавке, где стояли стол, шкаф для накладных и койка. Кевин Салливан сидел на койке и велел Майклу сесть рядом с ним. «Вот тут, мой мальчик. Рядом со мной».

— Прости меня, папочка, — тут же сказал Майкл, понимая, что в чем-то провинился, когда вкалывал в лавке, раз уж его позвали сюда. — Я все исправлю. Я все приведу в порядок.

— Да сядь ты! — велел отец. — Тебе есть за что каяться, но речь не об этом. А теперь слушай. И слушай хорошенько!

Он положил ладонь на колено мальчика.

— Ты ведь знаешь, как я могу тебя избить, Майкл, — сказал он. — Отлично знаешь, да?

— Да, сэр, знаю.

— И я тебя изобью, — продолжал папаша, — если ты хоть одной живой душе проболтаешься!

«Проболтаюсь? О чем?» — хотел спросить Майкл, но решил, что лучше помолчать, не перебивать отца, раз уж тот начал говорить.

— Ни единой живой душе! — И папаша так сжал ногу мальчика, что у того на глазах выступили слезы.

А потом папаша нагнулся и поцеловал Майкла в губы, а потом еще много чего с ним делал такого, чего ни один отец никогда не должен делать со своим сыном.

Глава 32

Старый Салливан скончался много лет назад, но этот паршивый мерзавец никогда не оставлял Майкла, память о нем отравила его мозг, и он придумал собственные способы спасения от своих жутких детских воспоминаний.

На следующий день около четырех пополудни он отправился в торговый дом «Тайсонз» в городке Маклейн, в штате Виргиния. Он искал подходящую девушку — для игры под названием «Зеленый свет — красный свет».

Вот уже полчаса он ходил по пассажу, присматривался к возможным кандидаткам.

Подход был прямой и неизменный — сначала широкая улыбка, а потом напор: «Привет. Меня зовут Джефф Картер. Можно задать вам пару вопросов? Не возражаете? Это не займет много времени».

У пятой или шестой девушки, к которой он обратился, было милое, невинное личико, и она выслушала все, что он говорил. Те, к которым он подходил раньше, были вполне вежливы, одна даже немного с ним пококетничала. Но все они ушли. Ну это не проблема. Ему нравились сообразительные люди, а эти девушки были осторожны в выборе случайных знакомых. Есть на этот счет старая поговорка: «Не хватай что попало, можно обжечься».

— Понимаете, это не совсем даже вопросы, — продолжал он забалтывать девушку. — Другими словами, если я предложу вам что-то и это будет вам не по вкусу, я просто заткнусь и пойду дальше. Подходит? Ну вроде как красный свет — зеленый свет.

— Странная какая-то игра, — сказала темноволосая девушка. У нее было и впрямь прелестное лицо и красивое тело, насколько он мог судить. Голос, правда, невыразительный, монотонный, но никто ведь не идеален. Кроме, может, его самого.

— Но это же совершенно невинная игра, — продолжал он. — Кстати, мне нравятся ваши сапожки.

— Спасибо. Мне тоже нравится слышать, что они вам нравятся. Они мне и самой нравятся.

— И у вас прелестная улыбка. Вы ведь знаете об этом, правда? Конечно, знаете!

— А вот с этим поосторожнее! Смотрите, не перегните палку!

Они оба рассмеялись. Первый лед сломан, решил Салливан. Игра пошла. Надо только не нарваться на красный свет.

— Так что, я продолжаю? — вкрадчиво произнес он. «Всегда спрашивай у них разрешение. — Этого правила он придерживался постоянно. — Всегда будь вежлив».

Она пожала плечами, чуть закатив карие глаза, и положила ногу на ногу.

— Наверное. Мы уже достаточно далеко зашли, не так ли?

— Тысяча долларов, — сказал Салливан. Именно в этот момент игра обычно была выиграна или проиграна.

Улыбка исчезла с лица девушки — но она не ушла. У Салливана забилось сердце. Итак, она уже готова. Теперь нужно только завершить сделку.

— Никаких фокусов, обещаю, — быстро сказал Салливан, вкладывая в эти слова все свое обаяние, но стараясь не переборщить.

Она нахмурилась:

— Ха! Он обещает!

— Всего на часок, — уговаривал Салливан. Тут весь фокус в том, каким тоном это сказать. Совершенно обычным, словно ничего тут особенного и нет, ничего угрожающего. Просто один час. Просто тысяча долларов. Почему бы и нет? И что за беда?

— Красный свет, — бросила она и ушла, надувшись и ни разу не оглянувшись. Понятно. Обиделась и разозлилась.

Салливан был в бешенстве, сердце колотилось. Ему хотелось схватить ее и удавить прямо посреди пассажа. В отбивную превратить. Но ему слишком нравилась эта игра, которую он сам придумал. Красный свет — зеленый свет.

Спустя полчаса он уже пытал счастья возле магазина «Викториас сикрет», рядом с домом «Тайсонз». Он уже почти договорился о встрече «на часок» с волшебной блондинкой из отдела «Джерси герл», где торговали разными маечками. Но опять не повезло. А ему нужна была победа, нужен был прилив адреналина.

У следующей девицы, к которой он подошел, были потрясающие, сверкающие на солнце рыжие волосы. Сложена великолепно. Длинные ноги, маленькие округлые груди, ритмично колыхавшиеся, когда она разговаривала. Эта рыжая никуда от него не ушла.

— Вы полностью контролируете ситуацию, все время. Сами выбираете — в гостинице или у вас. Все, что пожелаете, все, что вам кажется правильным. Вы все решаете сами.

Она с минуту смотрела на него молча, и он понимал, что она пытается его оценить — они всегда в этот момент смотрят тебе прямо в глаза. Он уже понял, что эта полностью доверяет своим инстинктам. Плюс — хотелось заполучить эту тысячу долларов. А может быть, ей очень нужны были деньги. И конечно же, она была хорошенькая и смышленая.

В конце концов Рыжая заговорила — спокойно и тихо, ведь никто не должен был их услышать.

— Деньги у вас с собой? — спросила она.

Он показал ей пачку сотенных купюр.

— И там все сотенные?

Он показал пачку.

— Вы не против, если я спрошу, как вас звать?

— Шерри.

— Это ваше настоящее имя?

— Какая разница? Джефф? Пошли. Время уходит — твой «часок» уже начался.

И они пошли.

После того как «часок» с Шерри истек, Майкл Салливан денег ей не дал. Ни гроша. Он просто показал Шерри свою коллекцию фотографий. И скальпель.

Красный свет — зеленый свет.

Забавная игра!

Глава 33

Через два дня Нана вернулась. Спасибо доброму Боженьке и всем ангелам, они, видимо, за нами наблюдали. Все, особенно я, получили урок и осознали, как сильно мы любим Нану и как она нам нужна, как много она каждый день для нас делала, как она незаменима и какие жертвы она приносит.

Нет, Нана не позволяла нам забыть о ее самопожертвовании, просто она гораздо лучше, чем сама о себе думает.

Когда она вплыла утром к нам на кухню, то тут же засекла, что Дженни доедает хлопья с шоколадным кремом, и немедленно выдала ей по полной программе в своем неповторимом стиле:

— Меня зовут Дженель Кросс. И я ем всякую дрянь!

Дженни подняла руки над головой в знак полной капитуляции, потом пошла к раковине и выкинула остатки в мусорное ведро. Посмотрела Нане прямо в глаза и спросила:

— Не знаешь, что произошло бы, если бы ты ехала в машине со скоростью света и включила фары?

И обняла Нану, не дав ей ответить на вопрос, на который и ответа-то нет.

Когда я вечером вернулся с работы, моя бабушка ждала меня в кухне. «Ох-ох», — подумал я, но, увидев меня, Нана протянула руки, чтобы меня обнять, и это меня очень удивило.

— Иди сюда, — сказала она.

Я уткнулся в ее плечо, как в детстве.

— Извини, Алекс. Я не имела права вот так бросать вас. Дурость на меня напала. Я сразу же стала скучать, едва села в такси к Абрахаму.

— Да нет, ты имела полное право… — начал я.

Но она перебила:

— Не спорь со мной, Алекс! Хоть разок помолчи, пока ты в выигрышном положении.

Я покорно замолчал.

Глава 34

В пятницу утром на той же неделе в пять минут десятого я стоял перед дверью приемной директора Рона Бернса в здании Эдгара Гувера, штаб-квартиры ФБР.

Тони Вудс, помощник директора, высунув свое круглое, обманчиво-ангельское личико, кивнул:

— Привет, Алекс, вот и ты. Давай заходи. Отлично ты сработал на Кентукки-авеню. Директор хочет поговорить с тобой об этом деле и еще кое о чем. Как я слыхал, Нед Маони уже поправляется.

Отлично сработал! Да меня там чуть не подстрелили! И Нед Маони получил пулю в шею. Он тоже мог погибнуть.

Директор уже ждал меня в своем sanctum sanctorum.[10] У Рона Бернса появилась довольно странная манера. Человек настырный и напористый, он в последнее время научился вести пустые разговоры и все время улыбаться, прежде чем перейти к делу. Так принято в Вашингтоне, особенно если имеешь дело с пронырливыми политиками. Однако манера эта явно его тяготила, потому что он был человеком дела. Но несколько минут мы все же поговорили о местных спортивных новостях и о погоде, прежде чем добрались до истинной причины моего вызова.

— Ну так чем вы занимаетесь в последнее время? — спросил Бернс. — Тони сказал, что вы хотели меня видеть, и, я полагаю, что это не просто визит вежливости. Мне тоже нужно обсудить с вами несколько вопросов. Для начала — новое задание. Серийный убийца, и не где-нибудь, а в Мэне и Вермонте.

Я кивнул. Но мне вдруг стало неуютно, я почувствовал напряжение и неуверенность. И в конце концов прервал его:

— Наверное, мне не стоит тянуть с этим, директор, так что я скажу сразу. Я пришел сообщить вам, что намерен оставить Бюро. Это очень трудное для меня решение. Я высоко ценю все то, что вы для меня сделали, но я принял это решение во имя собственной семьи. И оно окончательное. Я его не изменю.

— Что, что? — крикнул Бернс и со всей силой грохнул ладонью по столу. — Черт бы все это побрал, Алекс! И почему вам понадобилось уходить вот сейчас? Мне это совершенно непонятно. Вы в Бюро на отличном счету, вы и сами это знаете, верно? Вот что я вам скажу: я не отпускаю вас!

— Меня ничто не может остановить, — сказал я. — Извините, но я уверен, что поступаю совершенно правильно. Я все хорошо обдумал.

Бернс посмотрел на меня в упор и, видимо, заметив в моих глазах решительность, встал из-за стола. Потом обошел его и протянул мне руку.

— Вы совершаете ужасную ошибку, это чудовищно неправильный карьерный ход, но я вижу, что с вами не имеет смысла спорить. Мне очень хорошо было с вами работать, Алекс. Кроме того, я многому от вас научился, — произнес он, и мы пожали друг другу руки. Потом еще немного поговорили, оба неловко себя чувствуя. Потом я встал, чтобы покинуть этот кабинет навсегда.

Когда я был уже у двери, Бернс окликнул меня:

— Алекс, надеюсь, я могу привлекать вас к делам время от времени? Могу или нет?

Я рассмеялся, несмотря на свое настроение. Вопрос был в стиле Бернса: никогда не переставай рассчитывать на лучшее.

— Конечно, вы можете меня привлечь. Но лучше через несколько месяцев, о'кей?

— Лучше через пару дней, — ответил Бернс и подмигнул.

Мы оба расхохотались, и тут до меня вдруг дошло — моя короткая, довольно блестящая карьера в ФБР закончилась.

И еще одно: теперь я безработный.

Глава 35

Я не слишком большой любитель оглядываться назад, а тем более с сожалением. Мою работу в ФБР ценили, я многое узнал и понял, кое-чего добился — например, остановил этого психа из русской мафии по кличке Волк. Я подружился с хорошими ребятами — с шефом группы по освобождению заложников, с директором Бюро — и это хорошо, и однажды может даже помочь мне.

И все же я оказался совершенно не подготовлен к невероятному ощущению свободы, которое обрушилось на меня, когда я утром выносил из здания ФБР картонную коробку, набитую своими вещами. Ощущение было такое, словно у меня с плеч свалилась ноша весом в пару сотен фунтов, свалилось бремя, о существовании которого я даже не подозревал. Я был не совсем уверен, что принял правильное решение, но ощущение было именно такое.

Все, больше никаких монстров.

Больше никаких монстров, никогда и ни за что.

Незадолго до полудня я тронулся в сторону дома. Все окна в машине были открыты, и я слушал «Дорогая, не плачь» в исполнении Боба Марли. Из приемника доносились его слова «и все будет в порядке». Я громко подпевал. У меня не было никаких планов, я не знал, что я буду делать дальше, даже на остаток дня никаких наметок — и это было здорово. Какое-то время можно вообще ничего не делать. И я думаю, что мне это понравится.

Но оставалось еще кое-что, что нужно было сделать прямо сейчас, пока я в хорошем настроении. И я поехал в автосалон и нашел там знакомую продавщицу Лори Бергер. Я быстро провел «тест-драйв», сидя за рулем «R-350», и свободное пространство под ногами, и свободное шоссе доставляли мне огромное удовольствие. Мне нравилась стремительность этой машины, а еще климат-контроль с регулировкой по зонам — это всем понравится, особенно Нане.

Вот и пришло время расстаться со старой машиной Марии. Момент вполне подходящий — у меня были сбережения, так что я купил «R-350» и преотлично себя чувствовал.

Приехав домой, я обнаружил на кухонном столе записку от Наны. Она предназначалась для Дженни и Деймиена, но я все равно прочел ее.

Я не мог не улыбнуться. Эта женщина когда-то спасла меня, а теперь спасает моих детей.

Я рассчитывал повозиться с Эли, но для этого в ближайшем будущем еще будет уйма времени. Так что я соорудил себе сандвич из остатков свинины и тушеной капусты и приготовил порцию поп-корна.

Почему? Да почему бы и нет? Я, правда, не так уж люблю поп-корн, но мне вдруг захотелось чего-то горячего и с маслом. Я же свободен, свободен даже делать глупости, если есть такое желание.

Поев, я сел за пианино — вспомнил Дюка Эллингтона, Джелли Ролла Мортона, Эла Грина. Прочел несколько глав из книги «Тень ветра». А потом сделал нечто невообразимое: днем улегся спать. Прежде чем заснуть, я снова думал о Марии, о наших лучших днях, о нашем медовом месяце в Сэнди-Лэйн на Барбадосе. Как тогда было здорово! И как мне ее по-прежнему не хватает, как жаль, что ее нет сейчас рядом — я бы рассказал ей все последние новости…

Остаток дня прошел спокойно, даже телефон ни разу не зазвонил. У меня теперь не было пейджера, и, как сказала бы Нана, мне это страшно нравилось.

Вскоре вернулись домой Нана и Эли, потом явилась Дженни и в конце концов Деймиен. Их раздельное появление дало мне возможность три раза продемонстрировать новую машину и три раза выслушать их восторженные вопли и аплодисменты. Какой выдался отличный, просто замечательный день!

Вечером за ужином мы наслаждались курицей, приготовленной Наной по французскому рецепту, потом ели мороженое и пили кофе с молоком. Главную новость я пока держал при себе.

Дженни и Деймиен хотели сразу сбежать, но я велел всем оставаться за столом. Дженни была недовольна. Она перечитывала «Эрагону», книжка ждала ее, а я никак не мог понять, почему детям хочется по нескольку раз читать одно и то же.

— Ну и что теперь? — спросила она, закатывая глаза, словно уже знала ответ.

— У меня есть новости, — многозначительно ответил я.

Дети переглянулись, потом Дженни и Деймиен нахмурились и покачали головами. Они догадываются, что сейчас последует — я уезжаю из города на очередное расследование убийства. И может, прямо сегодня вечером, как обычно и бывало.

— Никуда я не еду, — сообщил я и широко улыбнулся. — Все совершенно наоборот. Я пойду на репетицию хора и послушаю Деймиена. И проверю, научился ли он ставить голос на диафрагму.

— Ты пойдешь к нам на спевку?! — воскликнул Деймиен. — Что, у нас в хоре обнаружили киллера?

Я намеренно тянул время, поглядывая то на одного, то на другого. Они даже предположить не могли, какой сюрприз я им приготовил. Даже наша умная, хитрая, всезнающая Нана пока ни о чем не догадывалась.

В конце концов Дженни обратилась к Эли:

— Скажи ему, Эли, пусть он все расскажет. Заставь его.

— Давай, папа, — приказал малыш, который уже научился довольно ловко мной манипулировать. — Рассказывай. Пока Дженни не спятила от нетерпения.

— Ну хорошо, хорошо. Вот, значит, какое дело. Хочу вам сообщить, что отныне я безработный и мы практически стали бедняками, остались без средств к существованию. Ну не совсем, конечно… Как бы то ни было, нынче утром я ушел из ФБР. И всю остальную часть дня бездельничал. А сегодня вечером я иду на репетицию хора, послушать «Cantanto Domine».

Нана и дети разразились бурными аплодисментами.

— Мы остались без средств к существованию! Остались без средств к существованию! — пели дети.

И это было даже смешно.

Глава 36

А между тем события продолжали развиваться. Джон Сэмпсон в эти дни стал самой популярной личностью в полицейском управлении Вашингтона. С тех пор как Алекс Кросс ушел из полиции и перешел в ФБР, рейтинг Сэмпсона все время повышался, хотя и раньше его уважали. Самое любопытное, однако, заключалось в том, что Сэмпсон все это и в грош не ставил и перед начальством не заискивал. Вот если бы Алекс одобрил его работу, он был бы рад. Хотя знал, что сегодняшней удачи завтра, может, и не будет…

Последнее дело, которое он получил, было трудным. Он терпеть не мог таких гнусняков — а на сей раз он зацапал именно такого. Подонок, о котором идет речь, Джино Джаметти, он же Сальный, владел стриптиз-барами и массажными салонами по всему побережью до самого Форт-Лодердейла и Майами. Побочным промыслом для него была поставка «товара» всяким извращенцам — юных девушек, иногда даже совсем девочек. Джаметти и сам был педофилом.

— Капо гребаный, — бормотал Сэмпсон, сворачивая на улицу в шикарном районе округа Колумбия — Калораме, где был дом Джаметти. Термин «капо» происходит от итальянского слова «capitano» и означает «главарь в мафии». Джино Джаметти много лет считался заметной фигурой в этом сообществе. Он был одним из тех гангстеров, кто вовремя понял, что можно сделать большие деньги, ввозя в Штаты симпатичных девочек из стран бывшего социалистического блока, особенно из России, Украины, Польши и Чехословакии. И Сэмпсон сидел сейчас у него на хвосте. И он очень жалел, что сейчас с ним не было Алекса, чтобы участвовать в захвате.

Было уже за полночь, когда он подъехал к дому Джаметти. Берлога гангстера не отличалась особой экстравагантностью, но поражала внушительностью. Вот так мафия заботится о своих.

Сэмпсон посмотрел в зеркало заднего вида: следом за ним к дому подъехали еще две машины и остановились возле тротуара позади него. Он наклонился и произнес в микрофон, прикрепленный к воротнику рубашки:

— Добрый вечер, джентльмены. Кажется, ночка предстоит бодрая. Печенкой чувствую. Ну, пошли будить этого Сального.

Глава 37

Напарником Сэмпсона был двадцативосьмилетний детектив Мэрион Хэндлер, почти такого же крупного телосложения, как и сам Сэмпсон. Конечно, это был не Алекс Кросс. Любовница Хэндлера, дама с очень большой грудью и маленьким мозгом, возглавляла группу фэнов вашингтонской команды «Редскинз». Он из кожи вон лез, стараясь сделать карьеру в отделе по расследованию убийств. «Я быстро соображаю и быстро всех выслеживаю, приятель», — любил он повторять, причем без малейшего намека на юмор или на попытку посмеяться над самим собой.

Обычное нахальство выводит из себя и портит настроение. Но этот был просто глуп; хуже того, он явно гордился своей глупостью, постоянно демонстрируя полное отсутствие логики.

— Я первым пойду, — заявил Хэндлер, когда они подошли к дому Джаметти. Четверо других детективов — у одного из них была кувалда для взлома дверей — уже ждали у входа.

— Первым хочешь? Нет проблем, Мэрион, — сказал Сэмпсон. Потом добавил: — Первым в дело, первым в морг. И, обращаясь к детективу с кувалдой, приказал: — Давай выноси дверь. Детектив Хэндлер идет первым.

Парадная дверь рухнула после двух мощных ударов. Взревела сигнализация, установленная в доме, и полицейские ринулись внутрь.

Сэмпсон заглянул в темную кухню. Никого. Повсюду новенькие кухонные комбайны и разные приспособления. На полу разбросаны компакт-диски, валяется айпод. В доме явно есть дети.

— Он внизу, — сказал Сэмпсон остальным. — С женой он больше не спит.

Детективы бросились вниз по крутой деревянной лестнице, начинавшейся в углу кухни. С момента вторжения прошло не больше двадцати секунд. Спустившись на цокольный этаж, они ворвались в комнату, попавшуюся первой. Сальный был там.

— Столичная полиция! Руки вверх! Стоять, Джаметти! — раздался оглушительный голос Мэриона Хэндлера.

Сальный быстро вскочил. И встал в оборонительную позицию на краю огромной кровати. Это был коротышка с толстым брюхом, волосатый, лет сорока с лишним. Он был явно не в себе и плохо соображал, может, принял дозу. Но его внешний вид обмануть Сэмпсона не мог — этот гад был убийцей, хладнокровным убийцей.

Красивая девица, очень юная, с длинными светлыми волосами и светлой кожей, лежала в постели, пытаясь прикрыть обнаженную грудь. Сэмпсон знал, как ее зовут — Полина Сорока. Ее привезли из Польши полгода назад. И еще Сэмпсону было известно, что она наверняка окажется здесь, потому что, по слухам, Джаметти до потери сознания втрескался в эту светловолосую красотку из Восточной Европы. По сообщению стукачей, Сальный убил ее лучшую подругу, потому что та отказалась выполнять его прихоти.

— Тебе нечего бояться, — сказал Сэмпсон Полине. — Мы вашингтонская полиция. Тебе ничего не грозит. В отличие от него.

— Лежи и помалкивай! — приказал Джаметти девушке, которая была очень напугана. — Ни слова им не говори! Ни слова, Поли! Я тебя предупреждаю!

Сэмпсон двигался гораздо быстрее, чем можно было ожидать. Он швырнул Джаметти на пол, потом надел на него наручники.

— Не говори ни слова! — продолжал верещать Джаметти, лежа лицом вниз на ворсистом ковре. — Молчи, Поли! Предупреждаю, слышишь?!

Девушка с совершенно опустошенным взглядом сидела среди вороха скомканных простыней, все еще пытаясь прикрыться мужской рубашкой, которую ей дал кто-то из детективов.

Потом она все же тихо прошептала:

— Он заставлять меня делать все, что хотел. Все такое плохое мне делать. Я… мне четырнадцать лет.

Сэмпсон повернулся к Хэндлеру:

— Можешь забирать его отсюда, Мэрион! К чертовой матери! Не хочу даже прикасаться к этой паскуде!

Глава 38

Через час Джино Джаметти был избит, допрошен с пристрастием и сидел под яркими лампами в комнате отдела расследований полицейского участка Первого района. Сэмпсон не сводил глаз с этого омерзительного урода, у которого была гнусная привычка расчесывать башку до крови. Сам он этого, кажется, даже не замечал.

Допрос вел Мэрион Хэндлер, но Джаметти упорно молчал. Сэмпсон сидел в стороне и наблюдал, оценивая их обоих.

Пока что верх одерживал Джаметти. Он оказался намного умнее, чем можно было предположить. «Да, я проснулся и был очень удивлен, увидев рядом с собой Поли. Она спала — и тут вы ввалились. Ну и что я могу сказать? У нее своя спальня, наверху. Она просто испуганная маленькая девочка. Иногда, правда, на нее находит… Она у нас за домом следит, убирается, помогает жене. Мы потом хотели ее в школу определить, тут, поблизости. В самую лучшую школу. А сперва хотели, чтобы она английский подучила. Мы же хотели сделать как лучше, понятно? Так за что мне яйца отбивать?»

Наконец Сэмпсон решил вмешаться. С него было довольно.

— Тебе когда-нибудь говорили, что ты можешь крупно вляпаться, Джаметти?

— Вообще-то говорили. — Джаметти усмехнулся. — Пару раз мне говорили в точности то же самое. И знаете что? Кажется, это тоже были копы.

— Полина уже заявила, что она сама видела, как ты убил ее подругу Алексу. Задушил шнурком! А той было всего шестнадцать!

Джаметти грохнул кулаком по столу:

— Она же чокнутая, эта маленькая сучка! Врет она все! Что вы там с ней сделали? Пригрозили выслать обратно? Депортировать в Польшу? Она этого больше всего боится.

Сэмпсон покачал головой:

— Нет. Я сказал, что мы ей поможем остаться в Америке, если сумеем. Направим в школу. В самую лучшую.

— Да врет она все! Чокнутая она! Говорю вам, она совсем спятила!

Сэмпсон опять кивнул:

— Врет, говоришь? Ну хорошо, а как тогда насчет Роберто Галло? Он тоже врет? Он ведь тоже видел, как ты убивал Алексу, а потом запихнул труп в багажник своего «линкольна». Он тоже это выдумал?

— Ясное дело, выдумал! И ващ-ще, чепуха все это! Чушь собачья! Вы и сами это знаете. И я знаю. И Бобби Галло тоже знает. Алекса? Да кто она такая, эта Алекса? Какая-то мифическая подружка Поли…

Сэмпсон пожал плечами:

— А откуда мне знать, что Галло это все выдумал? И что его показания — чушь?

— Да оттуда, что всего этого никогда не было, вот откуда! Потому что Бобби Галло наверняка договорился с вами! На сделку пошел!

— Хочешь сказать, что такого вообще не было? И что Галло не был очевидцем? А Полина была. Ты это хочешь сказать?

Джаметти прищурился:

— Думаете, я настолько глуп, детектив Сэмпсон? Нет, не настолько!

Сэмпсон развел руки в стороны, словно подчеркивая малые размеры комнаты:

— Но ты же оказался здесь.

Джаметти несколько секунд обдумывал услышанное. Потом кивнул в сторону Хэндлера:

— Скажите своему напарничку, чтобы пошел прогуляться, подальше и подольше. Я хочу поговорить с вами. Один на один, мистер босс.

Сэмпсон взглянул на Хэндлера:

— А почему бы тебе и впрямь не сделать перерыв, Мэрион?

Хэндлеру это явно не понравилось, но он встал и вышел из комнаты. У него было лицо старшеклассника, которого оставили после уроков.

Сэмпсон не произнес ни звука, когда они с Джаметти остались наедине. Он по-прежнему изучающее смотрел на гангстера, пытаясь проникнуть в его мысли. Парень — убийца, в этом детектив был уверен. Джаметти по уши сидит в дерьме. Полине Сороке всего четырнадцать лет.

— Злой следователь — это ваша роль, не так ли? Этакий сильный и молчаливый коп, да? — Джаметти снова усмехнулся.

Сэмпсон по-прежнему молчал. Так продолжалось несколько минут.

Наконец Джаметти наклонился вперед и заговорил — тихо, серьезным тоном:

— Вы же сами понимаете, что все это чушь собачья, правильно? Орудия убийства нет. Трупа нет. И я не знаю польскую девчонку по имени Алекса. А Поли — чокнутая. Можете мне поверить. Она, конечно, совсем маленькая, но только по возрасту, а на самом деле уже взрослая. Она у себя дома уже собой торговала. Вам про это известно?

Сэмпсон в конце концов заговорил:

— Вот что я знаю и что могу доказать. Ты занимался сексом с несовершеннолетней в своем собственном доме.

Джаметти покачал головой:

— Ей не четырнадцать. Это просто маленькая шлюха. Но у меня есть кое-что и для вас, и мы можем поторговаться. Это связано с вашим дружком, Алексом Кроссом. Вы меня слушаете, детектив? Я знаю, кто убил его жену. И знаю, где его можно найти.

Глава 39

Джон Сэмпсон медленно выбрался из машины и побрел по знакомому, вымощенному камнем тротуару, а потом поднялся по ступеням, ведущим в дом Алекса Кросса на Пятой улице.

У двери он постоял, пытаясь собраться с мыслями и успокоиться. Дело предстоит нелегкое. Он узнал такие подробности убийства Марии Кросс, которые даже Алексу не были известны.

Наконец, решившись, он поднял руку и нажал на кнопку звонка. Никогда еще он не чувствовал себя так паршиво, как сейчас.

Ничего хорошего из этого все равно не выйдет. Ничего хорошего. А может даже положить конец их долгой дружбе.

Дверь ему открыла Нана. Старушенция была в синем халатике в цветочек и показалась Сэмпсону совсем крохотной. Она сейчас напоминала древнюю птичку, которой поклонялись и которую боготворили. А в этом доме ее и впрямь все боготворили. И Сэмпсон тоже.

— Джон, что случилось? В чем дело? Я даже спрашивать боюсь! Ладно, давай заходи, заходи. А то еще всех соседей перепугаешь.

— Да они и без того все перепуганные, Нана, — пробурчал Сэмпсон, пытаясь улыбнуться. — Такой уж у вас район, Саут-Ист, не надо забывать.

— Не надо над этим смеяться, Джон. Не смей! Ты зачем приехал?

Сэмпсон вдруг снова ощутил себя мальчишкой-тинейджером, которого словно пригвоздил к месту знаменитый строгий взгляд Наны. Было в этой сцене что-то знакомое. Она напомнила ему тот случай, когда Алекса застукали в магазине Грейди — он пытался стащить грампластинки. Они тогда еще в средней школе учились. Или другой случай — когда они курили травку на задворках школы и их выследил замдиректора. Потом Нане пришлось их вытаскивать из этой истории.

— Мне надо с Алексом поговорить, — сказал Сэмпсон. — Важный разговор. Придется его разбудить.

— И с чего бы это? — Она притопнула ногой. — Четверть четвертого утра! Алекс больше не работает на власти Вашингтона. И почему бы не оставить его в покое? Особенно тебе, Джон Сэмпсон! Уж ты-то мог бы не являться к нам посреди ночи!

Сэмпсон обычно старался не вступать в спор с Наной, но сегодня все же возразил:

— Боюсь, дело не терпит отлагательства, Нана. Кроме того, на этот раз мне не нужна помощь Алекса. Это ему нужна моя помощь.

И Сэмпсон проследовал мимо Наны в дом. Без приглашения.

Глава 40

Было уже почти четыре утра. Мы с Сэмпсоном ехали в его машине в участок Первого района. Я уже полностью проснулся и был на взводе. Все нервы вибрировали.

Новое в деле об убийстве Марии? Через столько лет? Может, теперь появилась хоть какая-то возможность взять убийцу? Это казалось нереальным. Тогда, десять лет назад, я больше года занимался расследованием этого дела, да и потом о нем не забывал, не опускал руки. И теперь мы сможем поймать убийцу?

Мы подъехали к участку на Четвертой улице и, не обменявшись ни словом, быстро прошли внутрь. Полицейский участок в ночную смену напоминает приемный покой «Скорой помощи»: никогда не знаешь, чего можно ожидать, когда входишь сюда. И на этот раз я понятия не имел, что здесь увижу, — просто мне не терпелось побеседовать с Джаметти.

Внутри было неожиданно тихо и спокойно, но и мне, и Сэмпсону сразу стало понятно, что тут что-то случилось. Вокруг «обезьянника» столпились детективы и копы в форме. Выглядели они напряженными.

Новый напарник Сэмпсона, Мэрион Хэндлер, увидев нас, быстро направился к Джону. Меня он словно бы и не заметил, да и я сделал вид, что его тут нет. Я когда-то общался с ним и пришел к выводу, что он безмозглый показушник. Не совсем понятно, почему Джон взял его в напарники. Может, есть в нем что-то, чего не разглядел я, а может, Сэмпсон просто расслабился с возрастом.

— Вы не поверите, что у нас тут стряслось! Ни в какие ворота не лезет! — сообщил Хэндлер Сэмпсону. — Кто-то кокнул Джаметти! Ни капли не вру! Он там в камере валяется, дохлый. Кто-то его прямо там достал.

Я почувствовал, как внутри все онемело. Хэндлер повел нас к последней камере. Я не верил своим ушам, просто не мог поверить. Только что мы получили ниточку, ведущую к убийце Марии, и вот этот парень, который эту ниточку нам дал, убит! Прямо здесь!

— У него даже была отдельная камера, — продолжал Хэндлер. — И как они сумели до него добраться? Прямо у нас под носом!

Мы с Сэмпсоном, не обращая внимания на его лепет, вошли в камеру. Над телом уже суетились два эксперта-криминалиста, но я успел увидеть все, что мне было нужно. Джаметти прямо в нос всадили пику для колки льда.

— Что ж, невелика потеря, — заметил Сэмпсон. — Видать, мафия сработала.

Глава 41

Вернувшись домой, я понял, что заснуть уже не смогу. Дети были в школе, Нана тоже куда-то ушла; в доме было непривычно тихо.

Нана опять положила на холодильник очередную идиотскую газету — якобы по ошибке, но чтобы виден был заголовок: «Суд по делам несовершеннолетних судит жертву перестрелки». Очень весело, только я был не в том настроении, чтобы смеяться, даже над журналистами. Поиграл немного на пианино, выпил бокал красного вина, но это не помогло.

В ушах опять звучал голос Марии, я снова видел перед собой ее лицо. Мы потихоньку забываем людей, которых потеряли, а потом вдруг вспоминаем их с такой осязаемой ясностью. Все, связанное с Марией, с тем временем, когда мы были вместе, снова ожило у меня в душе.

Около половины одиннадцатого я пошел наверх, в свою комнату. У меня уже было в прошлом немало подобных дней и ночей.

Я улегся в постель и закрыл глаза, не особенно надеясь заснуть. Просто отдохнуть хотя бы. Я все время думал о Марии. Перед глазами вставали разные картины — я видел нас с Марией, когда дети еще были маленькие, вспоминал все хорошее и все плохое, прошлое обступило меня со всех сторон. Я застонал от горя.

Я еще долго лежал, думая о Марии. И вдруг понял: необходимо, чтобы жизнь снова обрела смысл. Только вот можно ли это осуществить? И как? Смогу ли я двигаться дальше?

Может быть. И может быть, я еще затею перемены. Или это просто самообман? В итоге я все же погрузился в беспокойный сон без сновидений, как все мои сны в последнее время.

Глава 42

Итак, мне нужно начать двигаться дальше. Внести в собственную жизнь существенные перемены. Я избавился от старого драндулета Марии, купив «кроссовер».

В течение всего следующего дня я думал: «Алекс, ты начинаешь новую жизнь». Именно поэтому я завалился в ресторан «Нью-Хайтс» на Калверт-стрит в Вудли-парке. «Нью-Хайтс» как раз подходит для подобных начинаний. Там в девять вечера у меня была назначена встреча с доктором Кайлой Коулс — к этому времени она заканчивает работу. Довольно рано по ее меркам.

Я сразу занял место за заказанным столиком, потому что опасался, как бы мне кого-нибудь не подсадили, если она опоздает. Она и впрямь опоздала минут на пятнадцать.

Я был рад ее видеть. Кайла — прелестная женщина с сияющей улыбкой, но, что гораздо важнее, мне с ней хорошо. Такое впечатление, что нам всегда было о чем поговорить. В отличие от многих других пар, с которыми я знаком.

— Ух ты! — сказал я и подмигнул, когда увидел, как она движется через зал. Она была на очень низких каблуках, наверное, из-за роста — пять футов и десять дюймов даже без туфель, а может, потому, что она человек вполне разумный и терпеть не может неудобств, связанных с высокими каблуками.

— Тебе можно сказать то же самое: ух ты! Неплохо выглядишь, Алекс. И этот ресторан тоже: ух ты! Мне здесь нравится!

Заказывая столик, я просил посадить нас возле окон, выходящих на парк Рок-крик: вид был, надо признать, совершенно замечательный. Кайла тоже выглядела прекрасно — шелковый жакет, бежевый жилет, черные брюки и милая золотистая сумочка на шнурке, мягко покачивающаяся у нее на боку.

Мы заказали бутылку пино-нуар и потрясающий ужин, апофеозом которого стал паштет из черных бобов с овечьим сыром, который мы разделили на двоих; потом ей принесли жареного арктического гольца, а мне — отбивную на ребрышке под острым соусом; на десерт — две порции пралине, посыпанного горькой шоколадной крошкой. Все в ресторане «Нью-Хайтс» казалось нам великолепным: вишневые деревья перед входом в осеннем уборе, картины местных художников, развешанные по стенам, аппетитные запахи кухни, наполнявшие зал, свечи, горящие повсюду, куда бы ни падал взгляд. Взгляд мой, правда, почти не отрывался от Кайлы, в особенности от ее глаз — глубоких, карих, прекрасных и умных.

После ужина мы пошли прогуляться через мост Дюка Эллингтона в сторону Адамс-Морган и Коламбиа-роуд. Заглянули в один из моих самых любимых магазинов в Вашингтоне — «Крукид бит рекордс», где я купил ей несколько дисков с записями Алекса Чилтона[11] и Колтрейна,[12] получив их из рук Нейла Бектона, одного из владельцев магазина и старого моего приятеля. Раньше он был обозревателем музыкальной странички в «Пост». Потом мы с Кайлой оказались в подвальчике «Кабани-Виллидж». Заказали по коктейлю «мохито» и целый час смотрели представление театральной труппы.

Возвращаясь к машине, мы держались за руки и оживленно болтали. Кайла прикоснулась губами к моей щеке.

— Спасибо за чудный вечер, — сказала она. — Все было просто отлично, Алекс.

— Тебе понравилось, да? — спросил я, еще не совсем придя в себя после этого «сестринского» поцелуя.

Она улыбнулась:

— Я в первый раз вижу тебя таким расслабленным.

Я решил, что эти слова хоть как-то возместили мне ущерб от ее поцелуя.

Но потом Кайла поцеловала меня в губы, и я ей ответил. А потом была ночь в ее квартире на Капитолийском холме. И мне показалось, что моя жизнь вновь обретает некоторый смысл.

Глава 43

Мясник всегда считал, что Венецию несколько переоценивают.

И в нынешние времена при непрекращающемся потоке туристов, особенно наглых и безнадежно наивных американцев, любой, у кого есть хоть какие-то мозги, должен был с ним согласиться, поскольку большинство людей, которых он знал, были полные имбецилы. Он понял это, когда ему исполнилось пятнадцать, на улицах Бруклина, когда сбежал из дому в третий или четвертый раз. Трудный подросток, жертва обстоятельств и, может быть, врожденный психопат.

В Венецию он приехал на машине, которую запарковал на пьяццале Рома. Потом бросился ловить водное такси, чтобы попасть в нужное место. На лицах туристов он видел восхищение и преклонение перед Венецией. Тупицы. Ослы. Ни один из них не в состоянии сделать собственные выводы по поводу увиденного, родить хоть какую-нибудь оригинальную идею без помощи путеводителя. И все же даже он должен был признать, что эти древние виллы, медленно погружающиеся в болото, могут приковать к себе взгляд — при правильном освещении и с некоторого расстояния.

Но, оказавшись в салоне водного такси, он уже думал только о предстоящей работе — Мартин и Марсия Харрис.

Так их, во всяком случае, называли ничего не подозревающие соседи и друзья в Мэдисоне, штат Висконсин. Впрочем, как эта парочка именовалась на самом деле, значения не имело, хотя Салливан знал, кто они такие. Важно было то, что за них заплатили сто тысяч долларов и перевели их на депозит в швейцарском банке, плюс расходы за пару дней работы. Его считали одним из самых известных киллеров в мире, и клиент всегда получал то, за что платил, исключая разве что рестораны в Эл-Эй.[13] Его несколько удивило, когда его нанял Джон Маджоне, но ему было приятно снова взяться за работу.

Водное такси причалило на рио ди Сан-Моизе, и Салливан двинул мимо маленьких магазинчиков и музеев к площади Святого Марка. Он все время поддерживал радиосвязь с «хвостом» и знал, что Харрисы сейчас гуляют по этой площади, неспешно набираясь впечатлений. Было уже почти одиннадцать вечера, и он гадал, куда они отправятся дальше. В какой-нибудь клуб? Или ужинать у Сиприани? Или выпить у Харри?

Потом Салливан увидел эту парочку. Он — в широком и длинном плаще, она — в кашемировом пальто и с томиком Джона Берендта в руке.

И пошел за ними, прячась в веселой шумной толпе. На сей раз он решил одеться, как обычный американец, — широкие штаны цвета хаки, спортивная куртка, мягкая кепка. От всего этого — штанов, куртки, кепки — можно мгновенно избавиться. Под ними были коричневый костюм из твида, рубашка с галстуком, в кармане лежал берет. Таким образом он сразу превратится в профессора. Это был его любимый камуфляж, когда он выезжал на работу в Европу.

Далеко от площади Харрисы не ушли. Салливан уже знал, что они остановились в гостинице «Бауэр», стало быть, идут домой.

— Да вы мне просто облегчаете работу, ребята, — пробормотал он.

И тут же подумал: «Ваша ошибка».

Глава 44

Он проследовал за ними — они шли рука об руку через темный, узкий, очень типичный для Венеции переулок. Вошли в ворота отеля «Бауэр». Он размышлял, для чего Джону Маджоне понадобилась их смерть, хотя лично для него это никакого значения не имело.

Несколько минут спустя он уже сидел на террасе отеля, в баре, недалеко от них. Маленькое, милое заведение, уютное, как любовное гнездышко. Оно выходило на канал и на Кьеза делла Салюте. Мясник заказал себе коктейль «бушмиллз», но отпил всего пару глотков, просто чтобы снять напряжение. Скальпель лежал у него в кармане штанов, и он вертел его, продолжая наблюдать за Харрисами.

«Ну прямо влюбленные голубки, — думал он, глядя, как они целуются прямо в баре. — Да идите же в номер, что же вы?»

И, словно прочитав его мысли, Мартин Харрис расплатился по счету, и парочка покинула заполненную народом террасу. Салливан пошел следом. Отель «Бауэр» представлял собой обычное венецианское палаццо, больше похожее на частный дом, нежели на гостиницу, — роскошное, со вкусом декорированное. Здесь, несомненно, понравилось бы его жене, Кэтлин, но ее он взять с собой не мог; он и сам сюда вряд ли когда-нибудь вернется.

Вполне понятно — после ужасной трагедии, которая должна здесь произойти всего через несколько минут.

Он знал, что в отеле «Бауэр» девяносто семь обычных номеров и восемнадцать люксов и что Харрисы остановились в люксе на третьем этаже. Он поднялся вслед за ними по устланной ковром лестнице и снова подумал: «Это ошибка».

Но чья? Его или их? Очень важный вопрос, который нужно обдумать, чтобы дать на него ответ.

Он свернул в коридор, и тут все пошло наперекосяк.

Харрисы ждали его, оба уже достали пистолеты, и у Мартина на лице застыла мерзкая ухмылка. Вероятно, они хотели затащить его в свой номер и там прикончить. Явная ловушка, заранее продуманная… парочкой профессионалов.

И не такая уж бездарная. Восемь шансов на успех из десяти.

Интересно, кто это все подстроил? Кто подставил его, чтобы он подох в Венеции? И почему подставили именно его? И почему именно сейчас?

На его счастье, Харрисы допустили несколько ошибок: во-первых, сами облегчили ему слежку за ними; во-вторых, вели себя беззаботно и легкомысленно, слишком романтично для парочки с двадцатилетним стажем семейной жизни.

Поэтому Мясник поднимался по лестнице уже с пистолетом наготове — и выстрелил первым.

Никакой заминки, ни на долю секунды.

Да, он настоящая свинья и мужик-шовинист,[14] поэтому сперва выстрелил в мужчину — тот, по его оценке, был более опасным противником. Пуля попала Мартину в лицо, раздробив ему нос и верхнюю губу. Голова мужчины дернулась назад, и с нее свалился светлый паричок.

Салливан упал и перекатился влево, и Марсия Харрис промахнулась на целый фут.

Он выстрелил еще раз — и попал ей в горло; следующая пуля угодила ей в правую грудь. А третья — в сердце.

Мясник был уверен, что Харрисы мертвы, но убегать из отеля он не собирался.

Вместо этого он выдернул из кармана скальпель и стал кромсать убитым лица и шеи. Потом он сделал с полдюжины снимков — они займут свое место в его коллекции.

И очень скоро Мясник предъявит эти фото человеку, который заплатил ему за убийство и который так бездарно его, Мясника, подставил.

Он теперь и сам все равно что мертвец, этот Джон Маджоне, Дон Мафия.

Глава 45

Майкл Салливан имел привычку все тщательно обдумывать, причем не только предстоящие дела, но и все проблемы, связанные с его семьей, — как и где они живут и кому об этом известно. Кроме того, он всегда помнил о мясной лавке отца в Бруклине: маркизы в широкую полоску — оранжевую, белую и зеленую — цвета ирландского флага; сияющая белизна стен и прилавков в самой лавке; громкое завывание электрической мясорубки, которая, казалось, сотрясала все здание, едва ее включали.

И для своей нынешней жизни он выбрал богатый и скучный округ Монтгомери в штате Мэриленд. Городок Потомак.

Около трех часов дня Салливан проехал через Потомак, соблюдая скорость двадцать пять миль в час. И остановился, как и подобает законопослушному гражданину, перед светофором на углу Ривер и Фоллз-роуд. Красный свет горел слишком долго.

Тем лучше: больше времени на разные мысли.

Итак, кто же все-таки его заказал? Маджоне? И что это могло означать для его семьи? И не опасно ли ему сейчас вернуться домой?

Одним из его обычных образов, который он тщательно разработал для жизни в кругу семьи, был образ этакого среднего буржуа с немного богемными замашками. Все эти дурацкие мелочи его очень забавляли: обезжиренное масло, например, или причудливые булочки с оливками и луком-пореем.

Трое его сыновей учились в частной школе Лэндора, где общались с хорошо воспитанными и очень хитрыми детишками богатеньких родителей. В округе Монтгомери проживало много врачей, работающих в Национальном институте здравоохранения, в управлении по контролю лекарств и продуктов питания, в Главном медицинском управлении ВМФ. Сейчас он ехал в сторону округа Хант, фешенебельного района, где был его дом. Какая ирония судьбы — Охотник и живет в округе Хант![15]

Он купил его в 2002 году за полтора миллиона. Шесть больших спален, четыре ванные комнаты, бассейн с подогревом, сауна, отлично отделанный цокольный этаж с музыкальным салоном. Спутниковая радиосистема «Сириус» — последнее страстное увлечение Кэтлин и мальчишек. Милая, милая Кэтлин, единственная любовь в человеческой части его жизни, ставшая его поводырем и целителем, — и за все это заплачено деньгами, полученными за его сомнительные подвиги на охоте.

Салливан заранее предупредил о своем приезде по мобильнику — и вот они все стоят на лужайке перед домом, встречают его, машут ему руками. Такая большая, счастливая семья, как они все считают. Они ведь и понятия не имеют, что являются частью его камуфляжа, составляют его легенду прикрытия.

Он выскочил из «кадиллака», сияя, как свежеиспеченный гамбургер из рекламного ролика, и запел свою обычную для таких случаев песенку, старую песенку из классического репертуара «Шеп и Лаймлайтс» «Папа дома, ваш папа приехал и больше не уедет».

И Кэтлин с мальчишками подхватили: «Он уже не за тыщу миль от на-а-а-ас!»

Отличная у него жизнь, не правда ли? Если исключить, что кто-то пытается его убить. Ну и, конечно, его прошлое тоже никуда от него не денется: его детство в Бруклине, его спятивший папаша, этот проклятый костолом, и эта страшная кладовка за мясной лавкой. Но сейчас Мясник старался ни о чем таком не думать.

Он снова был дома, успешно сделал свое дело. И изящно поклонился своему семейству, которое, конечно же, завопило от восторга, приветствуя своего героя.

Именно героя, а кого же еще?