Глава 2

Он поднял ее руку и провел языком по нежной плоти на внутренней стороне запястья. Она застонала, откинула голову, задышала прерывисто.

Почти.

Он внимательно наблюдал за ней, а когда она почти достигла оргазма, когда ее тело изогнулось под ним, он сомкнул острые зубы на маленькой пульсирующей вене в основании большого пальца. Легкая боль добавилась к остальным ощущениям, что уже перегружали ее нервную систему, и, пока она испытывала оргазм, он пил.

Они закончили примерно в одно время.

Он протянул руку и аккуратно убрал влажную темно-красную прядь с ее лица.

– Спасибо, – мягко произнес он.

– Нет, спасибо тебе, – пробормотала она, поймала его руку и поцеловала в ладонь.

Какое-то время они лежали молча: она то погружалась в сон, то просыпалась, он выводил пальцем узоры на округлостях ее грудей, следуя по линии вен под белой кожей. Теперь, когда он был сыт, они больше не отвлекали его. Удостоверившись, что коагулянт в его слюне подействовал и небольшая ранка на запястье не будет кровоточить, он высвободился из-под ее ног и прошлепал в ванную, чтобы привести себя в порядок.

Она проснулась, пока он одевался.

– Генри?

– Я все еще здесь, Кэролайн.

– Пока. Но скоро уйдешь.

– Мне надо работать.

Он натянул свитер и заморгал в свете прикроватной лампы. За долгие годы практики он привык не шарахаться, но все же повернулся спиной, давая чувствительным глазам время восстановиться.

– Почему ты не можешь работать в дневное время, как нормальные люди? – запротестовала Кэролайн, прячась под пуховое одеяло. – Тогда бы ночи у тебя были свободны для меня.

Он улыбнулся и честно ответил:

– В дневное время я не соображаю.

– Писатели… – вздохнула она.

– Писатели, – согласился он, наклонился и поцеловал ее в нос. – Мы – особая порода.

– Ты мне позвонишь?

– Как только у меня будет время.

– Мужчины!

Он потянулся к выключателю и погасил лампу.

– И это тоже.

Проворно увернувшись от ее руки, он поцеловал Кэролайн на прощание, бесшумно покинул спальню и пересек погрузившуюся в темноту квартиру. Он слышал, как позади него ритм ее дыхания сменился: Кэролайн уснула. Как правило, она вырубалась сразу после того, как они заканчивали, и никогда не знала, когда он уходил. Одна из тех черт, что ему в ней особенно нравились: по крайней мере, им не приходилось спорить о том, останется он на ночь или нет.

Надев пальто и ботинки, он вышел из квартиры, склонив голову, чтобы ухом уловить щелчок вставшего на место засова. Во многом нынешние времена были самыми безопасными из всех тех эпох, в которые он жил. С другой стороны, они были самыми рисковыми.

Кэролайн не подозревала, кем он был на самом деле. Для нее он был просто приятной интерлюдией, нечастым компаньоном, сексом без обязательств. Ему даже не пришлось особо исхищряться, чтобы все так сложилось.

Рассматривая свое отражение в двери лифта, Генри нахмурился. «Хочу еще». Беспокойство росло уже на протяжении какого-то времени, подзуживая его, не давая покоя. Кормежка несколько ослабляла чувство, но ненадолго. Подавив в себе желание закричать с досады, он развернулся и ударил ладонью по пластиковой стене. В закрытом пространстве удар прозвучал словно выстрел. Генри уставился на кракелюр из трещин, разбегавшийся от его руки. Ладонь щипало, но агрессия притупила тревогу.

В фойе никто не поджидал, чтобы разузнать о причинах шума, и Генри покинул здание чуть ли не в приподнятом настроении.

На улице было холодно. Он чуть туже замотал шарф вокруг шеи и поднял воротник. Благодаря своей природе Генри был не столь восприимчив к холоду, но ему по-прежнему не доставляло удовольствия, когда холодный ветер пробегал по спине. Полы кожаного плаща били его по ногам. Он дошел до конца короткого квартала в направлении Блур-стрит, повернул на восток и направился домой.

Хотя был уже почти час ночи четверга, а весна в этом году решила не радовать ранним приходом, улицы не пустовали. Вдоль восточно-западной оси города стабильно двигались автомобили, а чем ближе Генри подходил к Янг и Блур-стрит, центральному перекрестку Торонто, тем больше людей встречалось ему на пути. За что он обожал Торонто, так это за то, что город никогда не спал. Поэтому он и купил квартиру как можно ближе к центру. В двух кварталах от Янг он свернул на круговой проезд и направился к двери своего дома.

В свое время ему доводилось жить в замках самой разной наружности, было на его счету несколько частных усадеб и даже парочка крипт, когда совсем припекало. Но впервые за столетия он жил в доме, который подходил ему как нельзя лучше, в квартире, купленной им в центре Торонто.

– Добрый вечер, мистер Фицрой.

– Добрый вечер, Грег. Есть новости?

Охранник улыбнулся и нажал кнопку разблокировки дверей.

– Тихо, как в склепе.

Генри Фицрой приподнял бровь красновато-золотистого оттенка, но подождал, пока дверь не откроется и звонок не прекратит пронзительно пищать. Только тогда он спросил:

– А вам откуда известно?

Грег ухмыльнулся.

– Я работал охранником на кладбище Маунт-Плезант.

Генри покачал головой и тоже улыбнулся.

– Мне стоило догадаться, что у вас и на это найдется ответ.

– Стоило, сэр. Доброй ночи, сэр.

Тяжелые стеклянные двери затворились, отрезая возможность продолжить беседу. Грег вернулся к своей газете, Генри помахал ему, желая доброй ночи, и повернулся к лифтам. Но тут же остановился. Он обернулся и уставился через стекло.

«ПО ГОРОДУ БРОДИТ ВАМПИР»

Губы Грега двигались, пока он читал. Затем он положил газету на стойку, пряча заголовок.

Мир Генри сузился до четырех слов. Он толкнул дверь.

– Что-то забыли, мистер Фицрой?

– Ваша газета. Дайте взглянуть.

Напуганный его тоном, Грег отреагировал на приказ и пододвинул газету вперед, пока Генри не выхватил ее у охранника прямо из рук.

«ПО ГОРОДУ БРОДИТ ВАМПИР»

Медленно, без резких движений Грег отодвинул назад стул, стараясь как можно больше увеличить расстояние между собой и человеком по другую сторону стойки. Он не до конца понимал почему, но за свои шестьдесят три года и две пройденных войны он ни разу не видел выражения сродни тому, что сейчас искажало лицо Генри Фицроя. И он надеялся никогда его больше не увидеть, поскольку отражавшаяся в нем злость была нечеловеческой, а страх, который она вызывала, был больше, чем способен выдержать человек.

Господи боже, пусть только он не обратит ее на меня…

– Эм… мистер Фицрой…

Карие глаза, напоминавшие замерзший дым, оторвались от чтения. Оторопевший от столь напряженного взгляда, трясущийся охранник сглотнул раз-два, прежде чем сумел закончить предложение.

– …можете, эм… взять газету.

Страх в голосе Грега проник сквозь ярость. Страх означал опасность. Генри нащупал тщательно сконструированную цивилизованную маску, которую он носил поверх лица хищника, и силой вернул ее на место.

– Ненавижу подобного рода сенсации! – Он с размаху ударил газетой по стойке.

Грег подпрыгнул, и его стул ударился о стену. Дальше отступать было некуда.

– Журналисты, играющие на страхах публики, просто безответственные.

Генри вздохнул, пытаясь замаскировать гнев под патиной досады и раздражения. Четыреста пятьдесят лет практики заставят кого угодно поверить его маске, даже если в последнее время она налезала с трудом.

– Из-за них мы все выглядим плохо.

Грег вздохнул в ответ и вытер влажные ладони о брюки, хватаясь за это объяснение как за соломинку.

– Полагаю, писатели чувствительны к подобным вещам, – сказал он.

– Некоторые да, – согласился Генри. – Уверены, я могу взять газету?

– Конечно, мистер Фицрой. Хоккейные результаты я проверил первым делом.

Его мозг уже сглаживал увиденное, находил рациональные объяснения, которые делали ситуацию приемлемой, но охранник так и не пододвинул стул к стойке до тех пор, пока двери лифта не закрылись, а цифры на табло не стали расти.

Все мышцы Генри были напряжены, пока он пытался стоять неподвижно и концентрировался на дыхании, на том, чтобы контролировать свою ярость, а не позволить ей взять верх. В эту эпоху его вид выживал за счет того, что сливался с массами, а он потенциально совершил фатальную ошибку, в открытую выказав свою реакцию на заголовок. Позволить своей природе вырваться на волю в пустом лифте – одно дело, вреда не будет, но раскрыться перед простым смертным – совсем другое. Он, конечно, не ждал, что Грег вдруг начнет показывать на него пальцем и кричать: «Вампир!»

Смягчить ярость помогало чувство вины за то, что он напугал пожилого мужчину. Грег ему нравился: в мире равенства и демократии здорово было встретить человека, готового служить. Его отношение напомнило Генри о людях, работавших в поместье, когда он был ребенком, и пусть ненадолго, но вернуло его в те, более простые, времена.

Поставив все барьеры на место, Генри вышел из лифта на четырнадцатом этаже, придержал двери для миссис Хьюз и ее мастифа. Огромный пес прошел мимо него на негнущихся ногах, шерсть у него на загривке встала дыбом, из горла раздался грозный рык. Как всегда, миссис Хьюз принялась издавать извиняющиеся звуки.

– Я правда не понимаю, мистер Фицрой. Обычно Оуэн – милейший пес. Он никогда… Оуэн!

Мастиф, весь дрожа от желания напасть, встал между хозяйкой и человеком в дверях, максимально увеличивая дистанцию между ней и угрозой.

– Не волнуйтесь, миссис Хьюз. – Генри убрал руку, и двери лифта стали закрываться. – Нельзя ожидать, что Оуэн полюбит всех.

За миг до того, как двери полностью затворились, он улыбнулся псу. Мастиф прекрасно распознал оскал и бросился вперед. Яростный лай постепенно затих, и Генри сумел улыбнуться более искренне.

Десять минут наедине с псом, и они бы уладили дело. Закон стаи прост – правит сильнейший. Но Оуэн всегда выходил в компании миссис Хьюз, а Генри сомневался, что она поймет. Поскольку он не хотел портить отношения с соседями, ему приходилось терпеть мастифа. А жаль. Он любил собак; чтобы поставить Оуэна на место, особых усилий не потребовалось бы.

Оказавшись в квартире и закрыв за собой дверь, Генри снова взглянул на газету и рыкнул.

«ПО ГОРОДУ БРОДИТ ВАМПИР»

Тела Терри Нил и Деверна Джонса нашли обескровленными.

Судя по всему, заголовок не врал.

И Генри знал, что он был к этому непричастен.

Он резко взмахнул рукой и швырнул газету через комнату, получив небольшое удовольствие от того, как страницы порхнули на пол, словно раненые птицы.

– Черт. Черт. ЧЕРТ!

Он прошел к окну, по пути снял пальто и бросил его на диван, затем отдернул занавески, скрывавшие вид на город. Вампиры были одиночками: они не искали собратьев, не отслеживали, где бродят их сородичи. Он подозревал, что делит территорию с другими такими, как он. Десятки вампиров могли жить, передвигаться, кормиться, возникая и уплывая обратно в ночную тьму, а Генри знал об этом ничуть не больше людей.

Хуже того: если убийца был вампиром, то это был ребенок, один из новообращенных, поскольку только им кровь требовалась в таком количестве и только они убивали с таким остервенением.

– Не мой, – бросил он в ночь, прислонившись лбом к прохладному стеклу. Это было одновременно и заявление, и молитва. Любой из его рода боялся выпустить на свободу подобного монстра – случайное дитя, случайно обращенный. Но он всегда проявлял осторожность: никогда не кормился до тех пор, пока кровь не обновится, никогда не рисковал, что кто-то глотнет его крови взамен. Однажды у него будет ребенок, но он обратится по своей воле, как в свое время это сделал Генри, и он будет рядом, чтобы направлять его и охранять.

Нет, это было не его рук дело. Но он не мог позволить обращенному терроризировать город. Столетия не изменили страха и того, как люди на него реагируют. Люди быстро возьмутся за факелы и колья… ну или воспользуются их лабораторным аналогом двадцатого века.

– А мне вовсе не хочется до конца своей жизни быть привязанным к лабораторному столу, равно как и лишиться головы или умереть от чеснока, которым мне набьют рот, – сказал он в ночь.

Придется найти ребенка раньше полиции, прежде чем их ответы породят куда больше вопросов, чем решений. Найти ребенка и уничтожить его, поскольку, не имея с ним кровной связи, Генри не мог его контролировать.

– А после, – он поднял голову и оскалился, – я найду родителя.

* * *

– Доброе утро, миссис Кополус.

– Привет, дорогая, ты сегодня рано.

– Не спалось, – ответила Вики, направляясь через магазин к гудящим холодильникам. – А еще у меня молоко закончилось.

– Возьми пакеты, они по скидке.

– Не люблю пакеты.

Краем глаза она увидела, как миссис Кополус молча выражает свое не очень лестное мнение о том, что Вики не желает сэкономить сорок девять центов. Она схватила бутылку и вернулась к прилавку.

– Газеты еще не привезли?

– Привезли, привезли. Они вот здесь, дорогая.

Миссис Кополус склонилась над свертком. Из-за ее массивного тела заголовков не было видно. Выпрямившись, она выложила по одному экземпляру всех утренних газет возле кассового аппарата.

«“СЕЙБРЗ” ОБЫГРАЛИ “ЛИВЗ” 10:2»

Вики выдохнула. Она и не подозревала, что все это время задерживала дыхание. Если таблоиды не кричали об очередном убийстве – не считая расправы в плей-офф, – значит, город пережил эту ночь без приключений.

– Эти ужасные происшествия, ты в них замешана, верно?

– О чем вы, миссис Кополус?

Вики сгребла мелочь, затем положила ее обратно и вместо этого взяла пасхальное шоколадное яйцо с кремовой начинкой. Черт возьми, у нее был повод праздновать.

Миссис Кополус покачала головой, но, касалось это шоколадного яйца или жизни в целом, Вики не могла сказать.

– Когда ты смотришь на газеты, у тебя выражение лица такое же, как когда убивали тех маленьких девочек.

– Это было два года назад!

Два года и целую жизнь назад.

– Я помню то время. Но на этот раз тебе не стоит вмешиваться в это дело с высасыванием крови. – Она закрыла кассу с излишней силой. – В этот раз дело нечисто.

– А когда они бывали чистыми? – запротестовала Вики, зажимая газеты под мышкой.

– Ты знаешь, о чем я, – миссис Кополус ответила тоном, не терпящим возражений.

– Знаю. – Вики развернулась к выходу, но затем остановилась и снова посмотрела на продавщицу. – Вы верите в вампиров, миссис Кополус?

Пожилая женщина красноречиво помахала рукой.

– Я не не верю, – сказала она и для эффекта насупила брови. – Много в мире есть того…

Вики улыбнулась.

– Шекспир?

Выражение лица миссис Кополус не изменилось.

– То, что слова принадлежат поэту, не означает, что в них нет правды.


Когда Вики вернулась к своему многоквартирному дому – трехэтажке из коричневого камня в центре китайского квартала, – было 07:14 утра и район начал просыпаться. Она подумала, не отправиться ли на пробежку до того, как уровень угарных газов вырастет, но отказалась от этой идеи, когда, выдохнув ради эксперимента, увидела облачко пара. Может, согласно календарю на дворе стояла весна, но время для пробежек настанет, когда температура на улице будет соответствовать сезону. Шагая через ступеньку, она благодарила генетику, которая наградила ее спортивным телосложением, не требовавшим особых упражнений. Хотя неизвестно, сколько это еще продлится, как-никак ей стукнуло тридцать один год.

Легкое чувство вины заставило ее взяться за упражнения со свободным весом, пока она слушала новости в половине восьмого.

К 08:28 она просмотрела все три газеты, выпила полтора чайника чая и подготовила счет-фактуру для отправки Фу Чану. Откинувшись на стул, она принялась чистить очки. Ее мир сузился до круга лепнины на потолке. Много в мире есть того… Вики не знала, верит ли она в вампиров, но своим чувствам она точно доверяла, даже если на одно из них в последнее время нельзя было положиться. В том туннеле находилось нечто странное: человек не мог нанести такой удар. В голове крутилась фраза из газеты за среду: согласно судебным медикам, тела Терри Нил и Деверна Джонса были полностью обескровлены. Она знала, что ее это дело не касается…

Каждое утро в 08:30 Брендон Синг уже сидел за своим письменным столом в отделении судмедэкспертов. Он пил чай с бейглом, и где-то до 08:45 к нему еще можно было обратиться.

Хотя Вики лишилась официального статуса, который позволял ей позвонить Сингу, судмедэксперт оставался государственным служащим, а она как-никак платила налоги. Она достала записную книжку. Черт возьми, хуже, чем разговор с Челлучи, все равно не будет.

– Доктора Синга, пожалуйста. Да, я подожду.

И зачем они спрашивают? Вики поправила очки на носу. Как будто у нее был выбор.

– Доктор Синг, слушаю.

– Брендон? Вики Нельсон.

Весомый оксфордский акцент, который он использовал, разговаривая по телефону, сделался легче.

– Виктория? Рад тебя слышать. Много работы с тех пор, как ушла из полиции?

– Прилично, – призналась она, закидывая ноги на угол стола. Доктор Синг был единственным человеком, звавшим ее Викторией, за исключением бабушки по маминой линии, но та умерла еще в семидесятых. Она никак не могла решить, было ли тут дело в шарме старого поколения или же он поступал так назло, ведь Синг прекрасно знал, что она не любит свое полное имя. – У меня свое агентство по расследованию преступлений.

– Да, до меня дошел слух на этот счет. А еще шептались, будто… – Вики представила, как длинные руки хирурга прорезают воздух. – …Ты слепа как крот и продаешь карандаши на углу.

– Не совсем. – От злости ее голос прозвучал мертво.

Брендон же, напротив, заговорил с куда большим радушием:

– Прости, Виктория. Знаешь ведь, что тактичность и я – вещи несовместимые: так и не представилось шанса культивировать в себе манеру разговора с пациентами… – Эта шутка тянулась с их первой встречи во время вскрытия известного наркодилера. – Итак, – он глотнул чая, держа трубку на расстоянии, – чем я могу помочь?

Вики никогда не смущала привычка Брендона переходить к делу после максимально короткого обмена любезностями. Она всегда ценила то, что он не требовал от других вести себя тактично, когда сам этим не отличался. Я занятой человек, не трать мое время понапрасну – такой тон он задавал всем разговорам.

– Во вчерашней газете писали об отсутствии крови в телах Нил и Джонса. Это правда?

– Я и не знал, что ты участвуешь в этом деле, – он вновь заговорил официально.

– Не то чтобы. Я обнаружила первое тело.

– Рассказывай.

И она поведала ему подробности. В среде городских служащих, пусть даже Вики уже не могла отнести себя к их числу, обмен информацией служил валютой.

– И каково твое профессиональное мнение? – спросил Брендон, когда она закончила, стараясь звучать нейтрально.

– Мое профессиональное мнение, – Вики повторила его слова точно таким же тоном, – основывается на трех годах работы в убойном отделе и заключается в том, что я понятия не имею, какой предмет мог нанести такую рану. Невозможно одним ударом порвать кожу, мышцы и сухожилия.

На другом конце Брендон вздохнул.

– Да, я знаю, что случилось, и, если честно, у меня не больше идей, чем у тебя. А уж я занимаюсь этим куда дольше чем три года. Отвечая на твой изначальный вопрос – то, что написали в газетах, в основном правда. Уж не знаю, дело это рук вампира или пылесоса, но из Нил и Джонса выкачали практически все подчистую.

– Выкачали? – Значит, причина – не огромная кровопотеря из-за разорванного горла. – Боже мой.

Она услышала, как Брендон сделал очередной глоток.

– Вот именно, – сухо согласился он. – Этот разговор останется между нами, конечно.

– Конечно.

– Тогда, если ты узнала все, что хотела…

– Да, спасибо, Брендон.

– Рад был помочь, Виктория.

Она сидела, уставившись в одну точку, обдумывая то, что услышала, пока телефон не выдернул ее из ступора гудками, настойчиво напоминая, что она так и не положила трубку.

– Выкачали… – повторила она. – Дерьмо.

Ей стало интересно, что официальное расследование думает по этому поводу. Нет, давай будем честными. Тебе интересно, что Майк Челлучи думает по этому поводу. Нет, звонить ему и спрашивать она не собиралась, увольте. Однако друзья вполне могли обсудить эту тему, если один из них – полицейский, а вторая – бывший полицейский. Только вот Майк обязательно скажет что-нибудь резкое, особенно если он считает, что я использую всю ситуацию для того, чтобы покрутиться рядом с полицией.

Так ли все было на самом деле?

Вики обдумывала мысль, слушая, как трехлетний ребенок носится туда-обратно по квартире над ней. Звук ее успокаивал, как бы говоря, что со вселенной все в порядке, и Вики использовала стаккатный ритм, чтобы подстегнуть собственные мысли, не дать им застояться в болоте жалости к самой себе, которой была отмечена добрая часть последних восьми месяцев.

Нет, наконец решила Вики. Она не использовала эти смерти как соломинку, чтобы ухватиться за то, от чего ей пришлось отказаться. Ей просто-напросто было интересно, как любому другому человеку, оказавшемуся в подобных обстоятельствах. Разница заключалась лишь в том, что у нее был способ удовлетворить свое любопытство.

– И если Челлучи этого не понять, – пробормотала она, набирая номер, – он может свернуть свои мысли трубочкой и засунуть себе… Доброе утро, будьте добры Майка Челлучи. Да, я подожду.

Когда-нибудь – она прижала трубку подбородком и попыталась отодрать обертку от очень старого леденца – я скажу: «Нет, я не буду ждать» – пусть тогда чей-нибудь секретарь побьется в истерике.

– Челлучи.

– Доброе утро. Это Вики.

– Ага. Чем обязан? – Он явно не был в восторге от ее звонка. – Хочешь подбросить мне очередной труп и еще больше усложнить мне жизнь? Или это дружеский звонок в…

В трубке повисла тишина, и, пока Майк Челлучи проверял свои часы, она взглянула на свои.

– …девять ноль две…

– Восемь пятьдесят восемь.

Он проигнорировал ее слова.

– …утром в четверг?

– Никаких трупов, Челлучи. Я просто хотела поинтересоваться, что у тебя за версия на данный момент.

– Это внутренняя информация, Вики. Если ты забыла, ты больше не полицейский.

Укол жалил, но не так сильно, как она ожидала. Что ж, в эту игру могли играть двое.

– Зашел в тупик, да? Точка? – Она перевернула несколько страниц газеты, специально достаточно громко, чтобы он услышал шуршание. – Журналисты, похоже, нашли ответ.

Тряся головой, Вики отодвинула трубку от уха, чтобы яростно высказанное мнение о некоторых репортерах, их предках и потомках не оглушило ее. Она ухмыльнулась. Игра приносила ей удовольствие.

– Хорошая попытка, Майк, но я звонила судмедэкспертам, и в целом тот отчет не врет.

– Что ж, почему бы мне тогда не зачитать тебе свой отчет по телефону? Или могу отправить кого-нибудь с копией файла. Не сомневаюсь, что ты со своим нэнсидрюшным снаряжением решишь загадку еще до обеда.

– Почему бы нам не обсудить все, как двум цивилизованным людям, за ужином?

За ужином? Господи боже, и это я сказала?

– Ужин?

Да черт с ним. Нужно идти до конца.

– Да, ужин. Знаешь, это когда вечером садишься за стол и кладешь в рот еду.

– А, ужин. Что ж ты сразу так не сказала?

Вики по голосу знала, что он улыбается. Ее губы изогнулись в ответ. Майк Челлучи был единственным мужчиной из всех, кого она встречала, у кого настроение менялось так же быстро, как и у нее. Может, поэтому…

– Ты платишь?

А еще он был чертовым скрягой.

– Почему нет? Проведу как деловые расходы: консультация с лучшим экспертом в городе.

Он фыркнул.

– Долго же ты об этом вспоминала. Я подъеду около семи.

– Буду на месте.

Она повесила трубку, поправила очки на носу и спросила себя, что она делает. Пока они разговаривали – хорошо, пока мы тешили себя словесным спаррингом, который нам заменяет беседу, – казалось, будто последних восьми месяцев и ссор не было. А может, просто их дружба была настолько крепкой, что они могли продолжить с того места, на котором остановились? Или, возможно – пока только возможно, – ей наконец удалось наладить свою жизнь.

– И я надеюсь, что откусила ровно столько, сколько смогу прожевать, – пробормотала она пустой квартире.

Загрузка...