Текея и Абыслая удалось взять спящими.
Имур, к удивлению Айры, оказался великолепным тактиком — в том, что касалось расстановки воинов, убийства стражей, захвата пленных. Немногословный и подчас казавшийся тугодумом, в это утро он словно превратился в другого человека.
Ритан и Коренмай, нередко даже не ставившие друга в известность о начатых интригах или новых планах, сейчас сами повиновались ему легко и без тени возражений. Обычные воины откликались даже не на слова, а на жесты.
Абыслай вообще проснулся только после того, как ему, уже связанному, сунули в рот кожаный кляп. Текея взяли Ритан с людьми Имура, и там, насколько поняла Айра, тоже проблем не возникло.
А вот у Коренмая с Джамухаром не сложилось.
Во-первых, один из нукеров умудрился вывернуться из рук схватившего его Рыжего Пса и поднять тревогу. Во-вторых, сам Джамухар выскочил навстречу Коренмаю с громадной кривой саблей и небольшим круглым щитом, хотя и без доспеха, только в штанах.
Он громко заорал, поднимая тревогу, и ловко отбился от наседавших на него воинов. В несколько скупых, но точных движений он убил двоих и ранил еще одного Пса, а затем прыгнул на стоявшего у коновязи жеребца, обрубил поводья и скакнул вперед, сшибая еще одного противника.
Если бы Усан не попал ему в голову камнем из пращи, темник наверняка бы спасся — казавшийся таким старым, спокойным и неповоротливым, на самом деле он был быстр и ловок, как снежный тигр.
Спеленатого Джамухара пришлось вывозить с боем, проснувшиеся нукеры из его тумена встали на пути похитителей. Но они не понимали, что происходит, а Усан догадался заорать о нападении бесов, и многие поверили, потому что схватки с тварями Хаоса становились все более частыми.
Теперь личный тумен Дайрута, где командовали Ритан, Имур и Коренмай и держали заложниками Джамухара, Текея и Абыслая, оказался зажат между тремя обезглавленными частями.
Если бы началась битва, шансов у Айры и ее товарищей не было.
Но первыми погибли бы трое темников, а потерявшие своих командиров тумены были бы опозорены.
Начались переговоры — долгие и муторные, во время которых все время ездили туда и обратно гонцы, тысячники посылали угрозы и предложения, а трое темников лежали связанные, каждый в отдельной юрте.
Бывшая королева Дораса почти все время сидела в своем шатре, к ней то и дело забегал Усан и рассказывал о том, что творится, а затем убегал вновь.
Ближе к вечеру Айра знаками велела глухонемой служанке приготовить для нее чай. Она почти привыкла к этому напитку — во всяком случае, начала различать, когда отвар был совсем гадкий, с металлическим привкусом, а когда более-менее вкусный.
К тому моменту, когда вода в котелке закипела, вошел Ритан — в новой кольчуге и с имперским шлемом, по которому шел гребень с дырками для плюмажа, он выглядел великолепно.
— Чем все кончится? — спросила Айра. — По-моему, рано или поздно нас просто убьют.
— Сейчас мы немного выждем, — ответил Ритан. — Потом расскажем Абыслаю, что если он хочет жить, то обязан будет объяснить Текею и Джамухару, что они должны пойти под нашу руку. Абыслай поговорит с каждым из них, вернется, скажет, что они согласны. Мы не поверим. Он еще раз поговорит с ними и вновь скажет, что они точно согласны. Мы вновь не поверим. Так будет продолжаться до тех пор, пока Абыслай не скажет правду — что они никогда не согласятся.
— А что потом? — удивилась Айра.
— А потом мы скажем, что тогда должны убить их всех. И Абыслай, чтобы остаться в живых, предложит помочь нам убить Текея и Джамухара. И мы подстроим это так, чтобы это увидели и запомнили. Мы скажем, что хотели мира и не могли иначе договориться с остальными. Абыслай сбежит, вместе с ним уйдет его тумен. Вся степь объединится для того, чтобы найти и покарать его. А мы пойдем в Жако вместе с тремя туменами, и никто больше не посмеет усомниться в нашей власти.
— Так просто? — удивилась королева Дораса.
— Нет конечно. — Ритан огляделся вокруг, расчистил одну шкуру от подушек и сел на нее. — Все окажется гораздо сложнее. Каждый наш шаг будут обсуждать, нас обвинят в смерти Джамухара и Текея, Абыслай скажет, что это мы его заставили — магией или пытками. Наместники в разных городах начнут жаловаться на то, что у них плохо с золотом: купцы не платят, а воины хотят вкусно есть. Нам придется разрешать им не платить или пытаться заставить их. В Орде начался раздор, и среди нас нет никого, кто мог бы выйти вперед и сказать: «Я владею по праву». Если мы будем хитрыми и сильными, как волки, мы сможем собрать Орду в кулак. Но сейчас это очень непросто.
«Он умнее, чем я думал, — сказал Голос. — Хотя, может быть, у них сейчас просто нет выхода, и приходится либо быстро учиться, либо умирать».
Ритан не отказался от чая.
Айра, как зачарованная, смотрела, как он отхлебывал из пиалы обжигающую жидкость.
«Мы слишком разные, — сказала Айра. — Они совсем другие».
«Вы совершенно одинаковые, что степняки, что горожане или горцы, — настойчиво ответил Голос. — А различиями обычно оправдываете свое желание пнуть ближнего».
Королева Дораса ничего не ответила — ей очень хотелось ударить незримого собеседника или сказать какую-нибудь колкость, но первое было невозможно, а от второго она удержалась.
Все шло по плану — Коренмай всю ночь беседовал с Абыслаем, тот время от времени ходил к Джамухару и Текею, затем возвращался, и разговор продолжался.
Наконец от Коренмая прибежал вездесущий Усан и сказал Ритану:
— Пора!
Ритан один, без охраны и даже без кольчуги, с простой саблей пошел туда, где ждали тысячники трех туменов. О чем он с ними говорил, Айра так и не узнала — но в итоге поздним утром к шатру, где находились Абыслай, Джамухар и Текей, явились полсотни кочевников в дорогих доспехах, а между ними, выступая в роли заложника, шел Ритан.
Имур и Коренмай ждали в стороне, лица их оставались бесстрастными, руки лежали на рукоятях сабель. Айра подозревала, что они в любом случае не оставят друга и, если что, попытаются выручить его или хотя бы его тело.
В шатер вошли трое тысячников.
Там они пробыли недолго, затем вышли, приглашая еще несколько человек.
Айра, наблюдавшая за всем от своего шатра, изнывала от беспокойства и любопытства.
Через некоторое время у заложников побывали все пятьдесят богато наряженных степняков. Все они оказались в замешательстве, некоторые тихо переругивались между собой, но Айра не знала никого из них и потому не могла даже предположить, что происходит.
Ближе к вечеру к ней прибежал Усан и сообщил, что Джамухар, даже связанный, каким-то образом умудрился ранить Абыслая, а Текей умер, не сопротивляясь. Главной проблемой оказалось то, что никто из тысячников не хотел, чтобы Орда развалилась, перестала существовать, но нет и предводителей, за которыми пошла бы степь, после предательства Абыслая и смерти Джамухара и Текея.
Все склонялись к тому, чтобы попробовать созвать урултай, но на его сбор даже самые легковерные отводили не меньше месяца, а более опытные полагали, что не меньше двух.
— Что будет с Имуром, Ританом и Коренмаем? — спросила Айра.
— Скорее всего, поставят наместниками в каких-нибудь городках, — ответил легкомысленно Усан. — И заставят собирать такой налог, что люди быстро взбунтуются.
— А что сделают со мной? — продолжила спрашивать королева Дораса.
— Не знаю, — растерялся мальчишка. — Не убьют — это точно, ты мать будущего хана, а он — единственная надежда Орды.
— Достань мне кольчугу и саблю, — попросила Айра.
Она не знала еще, что собиралась сделать, но быть игрушкой в руках урултая или тысячников ей точно не хотелось.
Усана не было довольно долго — за это время успело стемнеть, вокруг шатра, в котором погибли Джамухар и Текей, встали воины, в самом шатре не прекращаясь ни на мгновение шел совет.
От усталости у Айры кружилась голова.
Надев с помощью Усана кольчугу поверх расшитого драконами халата, бывшая королева Дораса решительно взяла в руки саблю и пошла к шатру, где решалась в том числе и ее судьба.
Двое воинов, мимо которых она собиралась пройти, загородили дорогу.
Они не поднимали оружия, не угрожали ей — для них она была не воином, а женщиной, напялившей зачем-то кольчугу и взявшей в руки клинок, более опасный для нее, чем для окружающих.
Айра с силой взмахнула саблей, и благодаря наручам удар вышел легким и отточенным. На землю перед ней упали две головы, мгновением позже рухнули тела нукеров.
«Они хотели уничтожить Дорас, — сказала она про себя, надеясь, что Голос не ответит. — Это враги».
И он не проронил ни слова.
С двух сторон к ней бросились другие нукеры, но она пошла вперед, не оглядываясь.
Отодвинув полог шатра саблей, Айра вошла внутрь.
Тут было душно и жарко, именно так, как она не любила, на коврах сидели два десятка воинов в нарядных одеждах, все, кроме Ритана и Коренмая, немолодые, а то и старые.
— Во мне обретает жизнь внук хана Разужи и сын хана Дайрута, — сказала она громко. — И он не хочет, чтобы им помыкали.
— Ты — женщина, — прошипел один из воинов, поднимаясь и подходя к ней.
Однако больше он ничего сказать не успел — Айра одним ударом разрубила его на две части, у каждой из которых оказалось по глазу, по руке и ноге, а те упали в разные стороны.
От вида крови Айру чуть не вырвало, но она сдержалась.
— Будущий хан не собирается ждать, что вы решите за него, — сказала она мрачно. — Он хочет править.
Знатные воины смотрели на нее, замерев, как мыши на змею.
Айра тем временем боролась с тошнотой — она уводила взгляд все дальше от лежащего рядом тела, но краем глаз видела, что лужа крови почти достигла ее ног в мягких невысоких сапожках. Девушке очень хотелось отступить, но отступать было некуда и нельзя — это приняли бы за слабость.
— Внук Разужи говорит через меня, — заявила она. — То, что хорошо для него, хорошо и мне. То, что хорошо мне, хорошо и для него.
— И чего же он хочет? — спросил кто-то из глубины шатра.
— Он хочет воли, — ответила Айра. — Он хочет битв и крови, простора, резвого коня и чтобы вокруг были настоящие воины, а не тряпки.
Приподнялся крепкий старик с ужасным шрамом, проходившим от макушки до подбородка через пустую глазницу.
— Я не привык смотреть на своего хана через живот женщины, — сказал он с усмешкой. — Но до сегодняшнего дня я и не видел, как тупой саблей разрубают напополам человека, хотя бы и такого гнилого, как Астажа. Я верю тебе, Хан-ши.
«Хан-ши, Хан-ши, Хан-ши», — зашелестело в шатре.
Айре это слово было совершенно не знакомо, но судя по уважительному тону, каким его произносили, отказываться от присвоенного ей «титула» смысла не было.
— Я — Хан-ши, — сказала она. — А тот, кто усомнится в этом, умрет.
Ей хотелось приказать всем оставить ее с Ританом и Коренмаем, но она видела, что многие еще колеблются.
— Хан Разужа умирал — и возвращался с той стороны, — сказала она. — Хан Дайрут получал смертельные раны и жил дальше, пока не столкнулся с демонами Хаоса. Меня тоже уже убивали.
Айра протянула вперед левую руку и попробовала сделать на ладони надрез саблей. Однако одноглазый старик оказался прав — Усан принес ей тупой старый клинок, который царапал, но не резал.
Подошедший Ритан подал ей кинжал.
Айра откинула в сторону саблю, приняла оружие и сделала надрез на предплечье. Это было больно и неприятно, от вида крови ее вновь начало мутить — однако рана почти сразу затянулась.
— Мой будущий сын требует своего по праву, — сказала она.
И с удивлением увидела, как кочевники один за другим склоняют головы.
«Хан-ши, Хан-ши, Хан-ши», — шепотком пронеслось вновь по шатру.
— Оставьте меня с Ританом и Коренмаем, — потребовала она.
Тут же все вышли из шатра, остались только они втроем — и еще мертвец, разделенный надвое тупой саблей тысячник.
— Кто такая «Хан-ши»? — спросила Айра, едва полог шатра перестал дрожать.
— Это из старинной и мутной легенды, — ответил Коренмай. — Если говорить коротко, то перед самым концом света должна явиться женщина-воин, бессмертная и беременная, что принесет для степных родов много бедствий и, быть может, погубит мир. Но если она не придет, то мир погибнет точно.
— Есть сказания, в которых Хан-ши — богиня, но обычно она — просто странная безумная женщина, на которую внезапно свалилось огромное могущество, — добавил Ритан. — В нашем роду детей пугали тем, что их заберет Хан-ши. В одном сказании говорится, что когда один из трех драконов, несущих мир, умирает, она похищает в степи ребенка и превращает его в дракона, который после этого должен будет следующую вечность нести на себе нашу землю.
Айра тяжело вздохнула.
Она не была беременной, а значит, скорее всего, не подходила под описание. Она не хотела, чтобы ею пугали детей. Ей не нравилось то, что о ней будут думать, но выбора теперь уже не оставалось.
Она позволит считать себя этой «Хан-ши» из легенды, и она доведет до конца то, чего так хотел от нее Голос — она попробует объединить Орду, спасая этим и Дорас, и мир.
И вдруг у нее мелькнула мысль, никак не связанная с этими думами:
— Ритан, а где Абыслай?
К тому времени, когда они собрали воинов и добрались до шатра Абыслая, старый лис был уже далеко — вместе с ним ушли еще три сотни человек, все из его рода.
Разочарованный Имур, который из предосторожности все ждал подвоха, но так его и не дождался, порывался поехать вдогонку, но Ритан сказал так:
— Найдутся недовольные, будут те, кто не поверит в Хан-ши. Абыслай соберет их вокруг себя, как собака собирает репьи, и мы легко сможем убить их разом. Если его не станет — недовольные, как козий сыр, крошками рассыплются по миру, и выковыривать их из каждой щели будет гораздо труднее.
Айре было ближе мнение Имура, но настаивать она не стала.
То, что произошло сегодня, оказалось для нее серьезной победой — и теперь не она была под покровительством Ритана, Коренмая и Имур, а они зависели только от нее. Сделавшись Хан-ши, бывшая королева Дораса превратилась в фигуру, которую уже не могли разменивать или прятать за другие.
Теперь она сама могла управлять и делать ходы.
Единственное, что ее смущало — так это то, что ей совершенно не хотелось править Ордой. Она не чувствовала в себе желания сделать что-то хорошее для этих людей, таких чужих и неприятных.
Но ничего, все еще может измениться.
Осел ревел и упирался, будто чувствуя, что Родрис собирается от него избавиться. Они не шли, а именно что тащились по улицам вечернего Жако, пробираясь через толпу. Новые штаны были в грязи по колено, и даже старая кожаная куртка местами покрылась разводами — горожане были теми еще свиньями, а осел вполне подходил на роль пророка их любви к мусору.
— Ты ужасен, — сообщил бывший первосвященник Дегеррая, останавливаясь передохнуть. — Ты самое глупое, ленивое и упрямое животное, и даже варварам не сравниться с тобой в этом!
— Йя? — поинтересовался оскорбленный осел.
— Ты, кто же еще…
За день до этого Родрис договорился о продаже животного с пожилой женщиной — конечно, это станет не лучшей сделкой в ее жизни, осел был тем еще ослом, но, с другой стороны, бывший первосвященник и не заламывал цену.
Однако путь до дома покупательницы оказался слишком долгим.
Родрис сомневался в том, что способен выдержать его до конца, и готов был оставить осла прямо здесь.
— Вот такого! Такого ослика! — заорала девчонка, высунувшаяся из кареты, только что окатившей его нечистотами из лужи.
Она вылезла почти до пояса, и Родрис увидел на шее ребенка кровоподтеки, обычно прятавшиеся под пышным воротничком платьица.
— Берите даром, — в сердцах заявил он и только в следующий момент осознал, что герб на карете принадлежал графу Ранзо, про которого он точно знал, что тот как-то раз запорол четверых конюхов за то, что его жеребец захромал на императорской охоте.
В темницу графа бросили за участие в заговоре против императора незадолго до войны, а освободил, видимо, наместник Жарай.
Девочка в карете, скорее всего, была внучкой графа, и о ней Родрис не знал почти ничего.
Карета остановилась в полусотне локтей от бывшего первосвященника Дегеррая, и с козел спустился кучер. Он подошел к ослу, старательно обходя лужи грязи, молча вложил в руки Родриса одну серебряную монетку — как милостыню подал.
Затем забрал повод и потащил животное за собой.
К удивлению бывшего первосвященника, осел отнесся к этому спокойно и, хотя шел не очень охотно, но особо и не упирался.
— Спасибо, Владыка Дегеррай. — Родрис коротко поклонился вслед отъезжающей карете, за которой мелкой рысью трусил его давний приятель и спутник. — Прощай, осел. Не думаю, что новые хозяева пустят тебя на мясо, они хотя бы богаты.