Кровавый рыцарь

ГЛАВА 1 ПОТЕРЯННЫЕ

Энни Отважная бормотала слова песенки, которую любила с детства.

У нее дрожали пальцы, и где-то с мгновение ей даже казалось, будто они – не часть ее тела, а диковинные черви, присосавшиеся к ее рукам.

Энни уже видела кровь, много крови. Но никогда такого поразительного оттенка – ослепительно красную на фоне белого снега. Энни казалось, что только теперь она впервые познала истинный цвет крови, а все виденное раньше – лишь его бледное подобие.

По краям пятно порозовело, но в самом центре, в том месте, откуда, пульсируя, кровь изливалась на холодную белизну, она казалась прекрасной и совершенной.

Кожа мужчины посерела, а волосы были цвета соломы – ничего общего с воображаемым возлюбленным из песни. На глазах у Энни его пальцы разжались, выпустив кинжал, и он распростился с заботами этого мира. Его глаза удивленно округлились, словно там, за границей земель судьбы, ему открылось то, что не дано увидеть живым. Умирающий в последний раз выдохнул облачко пара – и все.

Где-то – казалось, очень далеко – раздался хриплый крик и лязг стали, затем наступила тишина. Между темными стволами деревьев тихо падал снег, и больше вокруг как будто ничто не шевелилось.

Кто-то фыркнул.

Изумленная, Энни повернулась и обнаружила серую в яблоках лошадь, которая с любопытством поглядывала на нее. Животное казалось знакомым, и девушка тихонько вскрикнула, вспомнив, как оно бросилось к ней. Судя по следам на снегу, лошадь много топталась вокруг, одна отчетливая цепочка сбегала со стороны холмов. Часть пути отпечатки копыт сопровождали розовые капли.

На гриве лошади тоже была кровь.

Энни с трудом встала на ноги – бедро, щиколотка и ребра отчаянно болели. Она огляделась по сторонам, но увидела только мертвеца, лошадь и голые деревья, чьи ветви раскачивались под порывами зимнего ветра.

Наконец Энни взглянула на себя. На ней было красное замшевое платье, отделанное черным горностаем, а под ним – амазонка из плотной ткани. Энни помнила, что эту одежду ей дали в Данмроге.

И сразу же в памяти всплыла битва – и смерть Родерика, первого человека, которого она полюбила, и первого, кто предал ее.

Энни провела рукой под капюшоном, коснувшись завитков медных волос. Она коротко остригла их в Терро Галле – теперь ей казалось, что это было очень давно, чуть ли не в прошлой жизни. Волосы отрасли лишь самую малость. Значит, из памяти Энни стерлись часы или дни, но не девятидневья, месяцы или годы. Однако она по-прежнему не могла определить, который теперь день, и это ее пугало.

Она помнила, как выехала из Данмрога вместе со своей фрейлиной Острой, вольной женщиной Винной и тридцатью восемью мужчинами, в число которых входили ее друг вителлианец Казио и телохранитель сэр Нейл МекВрен. Накануне они сражались с предателями и победили, но почти все из них так или иначе пострадали в этой битве.

Однако у них не было времени на то, чтобы спокойно оправиться от ран. Отец Энни, император Кротении, был мертв, а мать стала пленницей узурпатора. И Энни Отважная повела свою маленькую армию в поход, чтобы освободить мать и потребовать назад отцовский трон. Это она помнила отчетливо.

А вот где ее друзья и почему она не с ними, Энни вспомнить не могла. И кто этот мертвец, лежащий у ее ног? Его горло было перерезано, рана напоминала широко открытый рот. Но как это случилось? И кем он был – врагом или другом?

Наверное, все же врагом, решила Энни. Иначе бы она узнала его в лицо.

Она прислонилась к стволу дерева и, закрыв глаза, стала вглядываться в темные воды, затопившие ее память, нырнула в них, словно зимородок…

Она ехала верхом рядом с Казио. Молодой вителлианец практиковался в королевском языке…

– Эсне эст калдо, – сказал Казио, поймав снежинку на ладонь и разглядывая ее с детским изумлением.

– Снег холодный, – поправила его Энни, но тут же, приглядевшись к его гримасе, поняла, что Казио нарочно произнес слова неправильно.

Казио был высоким и стройным, с резкими, привлекательными чертами лица, темными глазами и извечной проказливой усмешкой.

– А что значит на вителлианском «эсне»? – строго спросила она.

– Металл цвета твоих волос, – ответил он, и что-то в том, как он это сказал, заставило Энни задуматься, каковы на вкус его губы.

Мед? Оливковое масло? Он ее когда-то целовал, но она не могла вспомнить… «Надо же, какая чушь в голову лезет…» – с досадой подумала она.

– «Эсне эст калдо» на вителлианском означает «медь горяча», верно? – перевела Энни, пытаясь скрыть раздражение.

Казио ухмыльнулся, и она поняла, что опять что-то упустила.

– Да, верно, – растягивая слова, произнес Казио, – если брать буквально. Но это своего рода игра слов. Если бы я разговаривал со своим другом Акамено и сказал: «Феро эст калдо», это означало бы «железо горячо», но железо может означать еще и меч, а под мечом, видишь ли, порой подразумевают одно очень личное оружие мужчины, и получается комплимент его мужественности. Он понял бы меня так, что я намекаю на его железку. А медь – мягче и красивее и может означать…

– Понятно, – быстро оборвала его Энни. – Давай пока закончим лекцию о вителлианском разговорном. Ты ведь хотел научиться лучше говорить на королевском языке, разве нет?

Казио кивнул.

– Да, но мне всего лишь показалось забавным, что ваше «холодно» в моем языке «горячо».

– Да, а еще забавнее, что ваше слово «свободный» на королевском языке означает «возлюбленный», – язвительно сообщила Энни. – В особенности если учесть, что нельзя одновременно быть с первым и оставаться вторым.

Взглянув на его лицо, Энни тут же пожалела о своих словах. Казио заинтересованно приподнял бровь.

– Наконец-то наша беседа приобрела любопытный оттенок, – заявил он. – Но, э-э… «возлюбленный»? Не коммренно. Что означает «возлюбленный» в королевском языке?

– То же, что и вителлианское «карило», – неохотно ответила Энни.

– Нет, – вмешалась Остра, и Энни виновато вздрогнула, поскольку совсем забыла, что та едет рядом с ними.

– Нет? – переспросила она. Остра покачала головой.

– «Карило» – так отец называет свою дочь: дорогая, милая малышка. А то, что ты имела в виду, – это «эрентерра».

– Понятно, – сказал Казио и поцеловал Остре руку. – «Эрентерра». Да, с каждым новым откровением наш разговор нравится мне все больше.

Остра покраснела, вырвала руку и убрала свои золотистые локоны под капюшон черного плаща. А Казио снова повернулся к Энни.

– Итак, если «возлюбленный» – это «эрентерра», – продолжал он, – мне придется с тобой не согласиться.

– Возможно, мужчина может быть влюблен и оставаться свободным, – сказала Энни. – Женщина – нет.

– Чепуха, – возразил Казио. – До тех пор, пока ее… э-э… возлюбленный не является еще и ее же мужем, она совершенно свободна. – Он улыбнулся еще шире. – Кроме того, не всякое рабство тягостно.

– Ты снова перешел на вителлианский, – проговорила Энни, которой в отличие от Казио эта тема совсем не нравилась. Она уже раскаивалась, что вообще подняла ее. – Давай лучше вернемся к снегу. Расскажи мне про него еще – на королевском языке.

– Для меня новый, – начал Казио. И если, когда он говорил на вителлианском, его речь звучала певуче, то слова королевского языка выходили у него неуклюжими и спотыкающимися. – В Авелле не имеется. Очень… э-э… лепновеликий.

– Великолепный, – поправила его Энни, и Остра захихикала.

На самом деле снег совсем не казался Энни великолепным – он ее раздражал. Но Казио искренне им восхищался, и Энни против воли заулыбалась, наблюдая, как он с восторгом рассматривает белые снежинки. Ему было девятнадцать, на два года больше, чем ей, но в нем еще было слишком много мальчишества.

Лишь иногда Энни замечала под этой мальчишеской оболочкой мужественную душу.

Несмотря на неприятный поворот беседы, Энни вдруг стало спокойно и хорошо. Ей ничего не грозило, рядом ехали верные друзья, и, хотя весь мир сошел с ума, она точно знала в нем свое место. Отряда в сорок с небольшим человек, конечно, не достаточно, чтобы освободить мать и вернуть Кротению, но скоро они доберутся до владений тетушки Элионор, и та обязательно им поможет. У тети есть собственные солдаты, и, возможно, она подскажет, где Энни сможет найти еще.

А потом… ну, потом можно двинуться на Эслен, попутно собирая войска. Энни не имела ни малейшего представления о том, что требуется, чтобы содержать армию, и временами – особенно по ночам – мысли об этом не давали ей покоя. Но сейчас ей казалось, что все как-нибудь разрешится само собой…

Краем глаза она заметила какое-то движение, но, взглянув туда, ничего не увидела…

Прислонившись к стволу дерева, Энни вздохнула и вдруг поняла, что уже начало темнеть. Где Казио? И все остальные? И где она сама?

Последнее она помнила. Они свернули со Старой Королевской дороги на север и двинулись через лес Шевроше в сторону Лойса. Однажды, очень давно, она проезжала через эти края с тетушкой Лезбет.

Но что же произошло?

Телохранитель Энни, Нейл МекВрен, ехал чуть впереди. Остра приотстала, чтобы поговорить со Стивеном, юношей из Виргеньи. Лесничий, Эспер Белый, отправился вперед на разведку, а тридцать всадников, присоединившихся к ним в Данмроге, окружали наследницу трона плотным каре.

Затем Казио неожиданно переменился в лице, и рука его метнулась к рукояти клинка. Свет, казалось, стал ярче, засияв желтизной…

«Может быть, я все еще в Шевроше?» – подумала Энни. Сколько прошло времени? Несколько часов?

Или дней?

Она не помнила.

И что же делать? Оставаться на месте и ждать, пока ее не найдут? А вдруг в живых никого не осталось и искать ее некому? Ведь, чтобы похитить Энни, врагу почти наверняка пришлось убить ее защитников…

Последняя мысль бросила Энни в дрожь. Сэр Нейл скорее умер бы, чем позволил врагу ее захватить, и то же самое можно сказать про Казио.

И единственный, кто, возможно, подскажет ей хоть что-то, это покойник.

Увязая в снегу, Энни неохотно вернулась туда, где лежал труп, и стала разглядывать его в сгущающихся сумерках.

Это был человек не первой молодости, возможно, лет около сорока – точнее Энни сказать не могла. На нем были темно-серые шерстяные штаны, в промежности темнело мокрое пятно – очевидно, он обмочился перед смертью; простые черные сапоги, сильно поношенные; шерстяная рубашка, а под ней стальной нагрудник, тоже старый и помятый, но недавно натертый маслом. Кроме ножа у мертвеца был короткий меч с широким клинком, кожаные ножны крепились к ремню тусклой латунной пряжкой. И никаких указаний на то, кому он служит.

Стараясь не смотреть на его лицо и окровавленное горло, Энни стала шарить по одежде покойника – вдруг найдется что-нибудь такое, что подскажет ей, кто он…

На правом запястье незнакомца она заметила черный полумесяц, выжженный или нанесенный на кожу краской. Странный знак…

Энни с опаской прикоснулась к нему, и у нее слегка закружилась голова. Она почувствовала вкус соли и запах железа, и ей почудилось, что рука по локоть погрузилась в теплую жижу. Энни с ужасом поняла, что, хотя сердце незнакомца остановилось, жилка на его запястье еще бьется, правда, все тише и тише. Сколько пройдет времени, прежде чем он весь умрет? Покинула душа его тело или еще нет?

В монастыре Святой Цер про душу почти ничего не рассказывали, зато Энни многое узнала про устройство тела. Она присутствовала и даже помогала при нескольких вскрытиях и помнила – так ей, по крайней мере, казалось, – где расположены органы и где проходят жилы, несущие основные телесные жидкости. Так она узнала, что в теле человека нет отдельного сосуда, где хранится душа, но орган, который связывает душу с телом, находится в голове.

Вспомнив монастырь, Энни неожиданно почувствовала необъяснимое спокойствие и бесстрастную уверенность. Она протянула руку и зачем-то прикоснулась ко лбу трупа.

Тут же в кончиках ее пальцев возникло легкое покалывание, которое начало подниматься выше, к рукам, а затем охватило грудь. Когда оно добралось до шеи и головы, Энни охватила сонливость.

Тело стало каким-то отстраненным и мягким, и она едва расслышала тихий вскрик, сорвавшийся с собственных губ. Мир заполнил музыкальный гул, который почему-то никак не желал разрешиться в определенную мелодию.

Голова Энни запрокинулась назад, затем упала на грудь. Лишь огромным усилием принцессе удалось разлепить ресницы.

Все изменилось, но она никак не могла уловить в чем. Освещение было странным, и мир вокруг казался нереальным, хотя деревья и снег вроде бы оставались прежними.

Затем ее зрение сделалось резче, и она увидела, как на губах мертвеца пузырится темная вода, стекает ручейком, проложившим путь по его груди, струится дальше по снегу и через несколько ярдов соединяется с другим, более широким потоком.

Поле зрения расширилось, и глазам Энни предстали сотни таких ручейков и тысячи, десятки тысяч черных потоков, вливающихся в широкие реки, которые, в свою очередь, стремятся к водной глади, бескрайней и темной, точно море. Прямо у нее на глазах утекало прочь то, что осталось от этого человека, и, словно листья на волнах, мелькал образ маленькой черноволосой девочки… Запах пива… Вкус бекона… Лицо женщины, скорее демоническое, чем человеческое, пугающее, хотя сам страх уже почти забыт…

А потом незнакомец умер. Ручеек, струящийся с его губ, истончился до еле заметной струйки и иссяк. Но темные воды продолжали истекать из мира живых.

Тут Энни заметила, что за ней кто-то наблюдает, почувствовала взгляд из-за деревьев. В ней шевельнулся страх, и она неожиданно поняла, что не хочет знать, кто на нее смотрит. Образ женщины-демона снова встал перед ее внутренним взором. Лик этот был столь ужасен, что не верилось, как покойный мог видеть его воочию…

Может быть, там, за деревьями, стоит Мефитис, святая мертвых? Может быть, она явилась, чтобы забрать его? А возможно, и Энни вместе с ним…

Или это эстрига, одна из ведьм, которые, как считают вителлианцы, пожирают проклятые души? Или нечто вовсе невообразимое?

Чем бы оно ни было, это приближалось. Собрав все свое мужество, Энни заставила себя повернуть голову…

…и подавилась собственным криком. Нет, она не смогла ничего разглядеть толком, только череда образов промелькнула перед ней. Огромные рога, простершиеся до самого неба, тело, заслонившее собой деревья…

Черные воды мгновением раньше устремились к этому созданию, словно изголодавшиеся пиявки, вцепились в него сотнями когтей, и на месте каждого отвалившегося щупальца появлялось новое, а то и два.

Энни уже видела того, кто явился к ней теперь, – среди черных роз, в лесу терний.

Терновый король.

У него не было лица, только беспрестанно сменяющие друг друга видения. Поначалу среди них не было ничего знакомого Энни, только струящиеся испарения цвета, которые имели запах и вкус и которые можно было почувствовать на ощупь. Ужас Энни нарастал с каждым мгновением, однако она не могла отвести глаз… Ей казалось, что миллионы отравленных игл пронзили ее плоть, но кричать она тоже не могла.

И неожиданно Энни поняла сразу две вещи…

Она резко пришла в себя и обнаружила, что лежит лицом в луже крови, расплывшейся на груди мертвеца. Его тело стало совсем холодным. Впрочем, то же самое можно было сказать и о самой Энни.

Задыхаясь и борясь с тошнотой, она поднялась и отошла от тела. Руки и ноги замерзли так, что едва слушались. Она тряхнула головой, прогоняя остатки кошмара Черной Мэри. Сквозь тупое оцепенение Энни понимала, что нужно взять лошадь и отправиться назад по следам копыт, но сил на это не было совершенно. Да и снег повалил сильнее, так что скоро следы все равно заметет.

Энни устроилась в углублении между корней огромного дерева, съежилась в комочек и немного согрелась. Тогда она стала собираться с силами, чтобы сделать то, что должна.

ГЛАВА 2 СЛЕД ВЕЛИКАНА

Стрела скользнула по шлему Нейла МекВрена, когда он пробивался вперед сквозь снежный занос, и боевой клич его предков эхом прогремел среди деревьев. Следующую смертоносную стрелу рыцарь отразил щитом. И следующую тоже.

Всего в нескольких королевских ярдах от него четыре лучника удерживали позиции, прячась за щитами шести мечников. Вместе они образовали маленькую крепость, которая не давала никому пройти по следам всадников, увезших Энни. А никакие другие пути Нейла сейчас не интересовали.

Он решил атаковать их в лоб, хотя это было чистым самоубийством. Впрочем, любая другая тактика обещала принести те же плоды, только чуть позже.

Нейл сосредоточенно бежал по снегу. В плохо подогнанных доспехах он чувствовал себя ужасно неуклюжим и с тоской вспоминал латы, которые подарил ему сэр Файл, лежащие сейчас на дне гавани з'Эспино, в сотнях лиг отсюда.

В подобные минуты время всегда растягивалось и разум Нейла воспринимал все вокруг удивительно четко, замечая каждую мелочь. Где-то высоко в небе кричали гуси. Пахла смолой сломанная сосновая ветка. У одного из щитников были ярко-зеленые глаза, блестевшие из-под шлема, и рыжеватые, похожие на птичий пух усы. Щеки у него покраснели от мороза, а на лице была написана знакомая решимость, какую Нейл видел множество раз на поле боя. Еще недавно этот паренек, наверно, пил вино с друзьями, танцевал с девушкой и распевал песню, которую знают только в его родной деревушке.

Еще недавно – да. Но сегодня он был готов умереть, если потребуется, и прихватить с собой всех, кого удастся, чтобы те составили ему компанию на переправе святого Джеройна.

На лицах его товарищей застыло точно такое же выражение.

Нейл споткнулся и увидел, как согнулся лук и острие стрелы нацелилось ему в глаз. Он знал, что слишком низко опустил щит и поднять его уже не успеет…

Лучник вдруг выронил оружие и потянулся к стреле, которая вонзилась в его собственный лоб.

Нейлу некогда было посмотреть, кто спас ему жизнь. Он скорчился за щитом, оценивая расстояние, которое ему предстояло преодолеть, а потом, снова взревев, бросился на стену из щитов и схватился в рукопашной с зеленоглазым пареньком.

Тот повел себя грамотно – отступил, чтобы его товарищи смогли взять Нейла в кольцо.

Но они не знали, что в руках у Нейла меч Рока. Оружие, которое он отобрал в бою у человека, не способного умереть. Клинок просвистел в воздухе, оставив за собой легкий запах, какой бывает после вспышки молнии, разрубил щит, преграждавший ему путь, железный шлем и голову под ним, изумрудный глаз, вышел за ухом и продолжил свой путь через ребра ближайшего врага.

Нейл почувствовал, что его к боевому пылу примешалась подлая злоба. В том, чтобы использовать такое оружие, нет ничего благородного. Сражаться с врагом, превосходящим тебя числом, это одно, добыть победу колдовством – совсем другое.

Но он уже давно понял, что долг и честь не всегда идут рука об руку. И сейчас именно долг заставил его поднять меч, который он нарек Дрэгом.

Однако, с другой стороны, он понимал, что даже волшебный меч не поможет ему победить в этом сражении. Кто-то, подобравшись со спины, схватил его за голени. Нейл рубанул мечом вниз и назад и тут же обнаружил перед собой нового врага в доспехах. Дрэг глубоко вонзился в тело противника, но в этот миг рукоять палаша с силой опустилась на шлем рыцаря, и Нейл опрокинулся в снег. Кто-то вцепился в его руку, не давая снова пустить в ход меч.

Мир полыхал багрянцем, однако Нейл отчаянно продолжал отбиваться. Хотя он и понимал, что это бессмысленно, что рано или поздно чей-то кинжал пробьет латный воротник или войдет в прорезь забрала. Ему почему-то вспомнилось, как он тонул в з'Эспино, когда доспехи тянули его на дно, и чувство беспомощности смешивалось с облегчением оттого, что все его испытания наконец-то остались позади.

На сей раз Нейл не испытывал никакого облегчения. Энни в опасности, и он был готов отдать последние силы, лишь бы защитить ее от беды. От еще большей беды. Если, конечно, она еще жива…

Поэтому он ударил единственным оружием, оставшимся в его распоряжении, – собственной головой, – в ближайшее лицо и был вознагражден хрустом ломающегося носа. Нос принадлежал парню, который прижимал к земле его левую руку, и теперь, освободив ее, Нейл врезал кулаком по кадыку противника, вложив в удар все свои силы и ярость.

И тут словно вся тяжесть мира обрушилась на его шлем и с белого неба просыпался черный снег.

Когда перед глазами прояснилось, Нейл увидел, что кто-то стоит над ним на коленях. Он приподнялся со злобным рычанием, человек отшатнулся и что-то забормотал на чужом языке. К своему несказанному удивлению, Нейл обнаружил, что ноги и руки у него не связаны.

Когда красный туман рассеялся, он сообразил, что перед ним вителлианец, Казио. Теперь юноша стоял на почтительном расстоянии и по-прежнему сжимал в расслабленной руке свой легкий клинок.

– Тихо, рыцарь, – произнес чей-то голос неподалеку, – ты среди друзей.

Нейл сел и, оглянувшись, увидел мужчину средних лет, с загорелым лицом и коротко остриженными темными волосами, тронутыми сединой. МакВрен тряхнул головой и узнал Эспера Белого, королевского лесничего. За его спиной он разглядел Стивена Дариджа и Винну Рафути – девушку с волосами цвета меда, оба стояли на залитом кровью снегу, чуть согнув ноги в коленях и изготовившись к бою.

– Лучше не поднимай головы, – посоветовал Эспер. – Там еще одно гнездо лучников. – Он подбородком указал направление.

– Я думал, вы все погибли, – сказал Нейл.

– Ну а мы тебя считали мертвецом, – проворчал Эспер.

– Энни есть где? – спросил Казио с жутким вителлианским акцентом.

– Ты не видел? – В голосе Нейла прозвучал упрек. – Ты же ехал рядом с ней.

– Да, – проговорил Казио, изо всех сил стараясь подобрать верные слова. – Остра ездит немного сзади, со Стивен. Потом стрелы, да, а потом на дороге появились… э-э… эпонирос с, гм, длинными хазо…

– Пиками, – помог ему Нейл.

Лучники объявились справа и слева от дороги, по которой ехал отряд, а потом им навстречу вылетел клин всадников. Кавалеристы из Данмрога не успели перестроиться, но все равно встретили врага.

Нейл лично прикончил троих, но его все дальше и дальше оттесняли от Энни. Вернувшись на прежнее место, он обнаружил там только мертвые тела и не нашел ни следа наследницы трона Кротении.

– Был обман, – сказал Казио. – Появились, м-м… аурсе-то, ударили меня здесь. – Он показал на голову, залитую кровью.

– Я не знаю этого слова, – заметил Нейл.

– Аурсето, – повторил Казио. – Как, м-м… вода, воздух…

– Невидимый, – перебил Стивен и повернулся к Казио. – Уно виро аурсето?

– Да. – Казио энергично закивал. – Как облако, цвета снега, на эпо, такой же…

– Лошадь и всадник цвета снега? – недоверчиво переспросил Нейл.

– Да, – подтвердил Казио. – Я защищать Энни, услышать шум сзади…

– И он ударил тебя по затылку?

– Да, – сказал Казио и помрачнел.

– Я тебе не верю! – рявкнул Нейл.

Он не вполне доверял этому типу еще с их первой встречи, когда тот убедил Энни оставить Нейла в Вителлио на верную смерть. Да, Казио несколько раз спасал Энни, но делал это, похоже, исключительно по воле своего влюбчивого сердца, а Нейл знал совершенно точно, что подобным побуждениям доверять нельзя, поскольку они крайне ненадежны. Кроме того, Казио любил прихвастнуть и, хотя и был довольно хорош для уличного забияки – по правде говоря, потрясающе хорош, – не имел ни малейшего представления о воинской дисциплине.

Да и вообще, к своему огорчению, Нейл уже понял, что немногие люди в этом мире являются тем, чем кажутся.

В глазах Казио вспыхнул опасный огонек, и он выпрямился, положив ладонь на рукоять шпаги. Нейл глубоко вдохнул и уронил руку на Дрэг.

– Мальчишка правду говорит, – проворчал Эспер.

– Эсп? Ты?.. – удивилась Винна.

– Верно. Их было по меньшей мере трое. Почему, ты думаешь, мне не удалось вернуться и предупредить вас о засаде? Они не совсем чтобы невидимые, скорее как парень говорит. Как дым, и сквозь них все прекрасно видно. Если знаешь, что искать, можно понять, когда они тут, но если нет, они могут изрядно удивить. И еще: если их убить, они становятся плотными, и их кони тоже, даже если на них нет ни царапины. И все-таки мне сдается, что это обычные люди, только научившиеся фокусам.

Стивен нахмурился.

– Это напоминает мне… я читал как-то раз про святой путь… – Он почесал подбородок и нахмурился, пытаясь сосредоточиться.

– Опять церковники? – возмутился Эспер. – Только этого Нам не хватало.

Казио продолжал напряженно поглядывать на Нейла, не убирая руки от своего оружия.

– Я приношу свои извинения, – сказал ему рыцарь. – Перснимо. Я слишком взволнован и поторопился с выводами.

Казио немного расслабился и кивнул.

– Лесничий Белый, а эти невидимки оставляют следы? – спросил Нейл.

– Да.

– В таком случае давайте прикончим парней, что засели там, и найдем нашу королеву.

Как оказалось, враги оставили прикрывать свой отход не два отряда, а больше.

Через несколько сотен перечи от того места, где встретились спутники Энни, они наткнулись на очередной заслон, на сей раз менее многочисленный. Они разделались с ним в два счета, но Эспер предупредил, что впереди поджидает новая засада.

Казио вспомнил сказку про мальчика, который заблудился в лесу и случайно наткнулся на большую триву. Трива оказалась домом трехголового великана-людоеда, хозяин поймал мальчика и собрался его съесть. Но дочери великана приглянулся мальчик, и она помогла ему спастись.

Они убежали, и великан пустился в погоню. Он был быстрее и вскоре их догнал. Однако у девочки оказалась в запасе парочка собственных уловок. Она бросила за спину расческу, и та превратилась в непроходимые заросли кустарника, сквозь которые великану пришлось продираться. Потом она бросила мех для вина, и он стал рекой…

– О чем ты задумался?

Казио вздрогнул и обнаружил, что в нескольких шагах от него едет молодой священник. Стивен говорил на вителлианском, только слова произносил на старомодный лад, и Казио обрадовался возможности поговорить свободно.

– О расческах и зарослях кустарника, винных мехах и реках, – с таинственным видом ответил он.

Стивен улыбнулся в ответ.

– Значит, мы – великан-людоед?

Казио удивленно заморгал. А он-то думал напустить туману…

– Ты слишком быстро соображаешь, – удрученно проговорил он.

– Я прошел по пути паломничества святого Декмануса, – пояснил Стивен. – Ничего не могу с этим поделать – святой наградил меня даром. – Он прервался и улыбнулся. – Готов поспорить, твоя версия этой истории отличается от той, что знаю я. Чем все кончилось – брат мальчика убил великана?

– Нет, он заманил его в церковь, и сакритор прикончил великана, трижды ударив в колокол.

– А вот это уже действительно интересно, – сказал Стивен с серьезным видом.

– Если тебе так хочется, – проворчал Казио. – Впрочем, ты прав, все вывернулось наизнанку. Мы преследуем великана, а он оставляет препятствия. Я хочу понять: почему? До сих пор они пытались убить Энни. Рыцари, которые нас преследовали, даже не пытались захватить ее живой. Но если бы эти мелхеос собирались ее убить, они могли сделать это без труда, когда оглушили меня.

Он осторожно прикоснулся к ране на своей голове.

– По крайней мере, ты успел его заметить, – попытался утешить его Стивен. – А мне не удалось даже ничего понять, когда они захватили Остру. Ты действительно ни в чем не виноват.

– Конечно же виноват, – возразил Казио, отмахиваясь от такого оправдания. – Я был с ней… и я ее верну. А если они причинили ей вред, я убью их, всех до одного. И все-таки почему они ее не убили?

– Причин тому может быть множество, – сказал Стивен. – Священники в Данмроге хотели использовать ее кровь для жертвоприношения…

– Да, но лишь потому, что им требовалась женщина благородного происхождения, а имевшаяся у них была убита. Кроме того, тех мы остановили.

– Возможно, это другие. Один раз нам удалось помешать нашим врагам, но в этом лесу много проклятых священных путей, и я готов спорить, что отступников, пытающихся их разбудить, не меньше. Каждый путь дарует свое благословение – или проклятие. Может быть, им снова понадобилась кровь принцессы.

– Те люди в Данмроге были в основном священниками и ханзейскими рыцарями. Среди похитителей я не видел ни тех ни других.

Стивен пожал плечами.

– Нам уже приходилось сражаться с таким врагом. Там были монахи и люди без каких-либо знаков, могущих подсказать, к какому народу они принадлежат. И даже сефри.

– Значит, наш враг – не церковь?

– Мы не знаем, кто наш враг – в целом, – вынужден был признать Стивен. – Ханзейские рыцари и церковники в Данмроге преследовали те же темные цели, что и люди, с которыми сражались мы с Эспером и Винной, – кстати говоря, было это неподалеку отсюда. Мне кажется, ими командует прайфек Кротении, Марше Хесперо. Но, судя по всему, он и сам выполняет чьи-то приказы.

– И чего они все хотят? Стивен горько рассмеялся.

– Насколько нам известно, разбудить очень древнее и могущественное зло.

– Зачем?

– Думаю, ради власти. Не могу сказать наверняка. Но люди, что напали на нас… Мне неизвестно, чего они хотят. Ты прав, они выглядят иначе. Возможно, они служат узурпатору.

– Дяде Энни? – предположил Казио.

По правде говоря, он уже мало что понимал.

– Точно, – подтвердил тот. – Вполне возможно, у него есть какие-то причины сохранить ей жизнь.

– Ну, будем надеяться… – заключил фехтовальщик.

– Она тебе небезразлична? – спросил Стивен.

– Я ее защитник, – ответил Казио, слегка рассерженный вопросом.

– И не более того?

– Нет.

– Но складывается впечатление, что…

– Нет, – повторил Казио. – Я подружился с ней еще до того, как узнал, кто она такая. Кроме того, это не твое дело.

– Да, наверное, – не стал спорить Стивен. – Я уверен, что она и ее фрейлина…

– Остра.

Стивен чуть приподнял брови и едва заметно, раздражающе ухмыльнулся.

– Остра, – повторил он. – Мы их найдем, Казио. Видишь вон того человека?

– Эспера? Лесника?

– Да. Он может пройти по любому следу. Ручаюсь тебе. Казио заметил, что с неба снова начали падать легкие снежные хлопья.

– Даже в такую погоду? – уточнил он.

– В любую, – подтвердил Стивен.

– Хорошо, – кивнул Казио.

Некоторое время они молча ехали рядом.

– А как ты познакомился с принцессой? – спросил Стивен. Губы Казио растянулись в улыбке.

– Я из Авеллы, знаешь? Это маленький городок в Теро Мефио. Мой отец был благородного происхождения, но погиб на дуэли и почти ничего мне не оставил. Только дом в Авелле и з'Акатто.

– Ты имеешь в виду того старика, которого мы оставили в Данмроге?

– Да. Моего учителя фехтования.

– Наверное, тебе его недостает.

– Этого вечно пьяного, властного, заносчивого… да, недостает. Жаль, что его здесь нет. – Он покачал головой. – Но Энни… Мы с з'Акатто решили немного проветриться и отправились навестить одну нашу добрую знакомую, живущую за городом, графиню Орчавию. Так вышло, что ее трива и поместье находятся рядом с монастырем Святой Цер. Как-то раз я пошел прогуляться и обнаружил принцессу… ну, она купалась. – Он резко повернулся к Стивену. – Ты понимаешь, я не имел ни малейшего представления о том, кто она такая. Лицо Стивена внезапно стало жестким – Ты что-нибудь сделал?

– Ничего, клянусь. – Его улыбка стала еще шире, когда он продолжил вспоминать. – Ну, немного с ней пофлиртовал, – признался он. – Встретиться в пустынной местности с весьма необычной девушкой, которая к тому же уже раздета… Я решил, что госпожа Эренда подает мне знак.

– Ты действительно видел ее обнаженное тело?

– Ну, совсем небольшую часть.

Стивен тяжело вздохнул и покачал головой.

– Жаль. Ты успел мне понравиться, фехтовальщик.

– Я же тебе сказал, что ничего про нее не знал.

– Наверное, я бы поступил так же. Но то, что ты не знал, кто она, ничего не меняет. Казио, ты видел принцессу крови обнаженной, ту самую принцессу, которая, если нам удастся добиться успеха, станет королевой Кротении. Неужели ты не понимаешь, что это значит? Разве она тебе не сказала?

– Не сказала что?

– Любой мужчина, видевший принцессу крови обнаженной – за исключением, разумеется, ее законного супруга, – должен выбирать между слепотой и смертью. Этому закону больше тысячи лет.

– Что? Ты, должно быть, шутишь?

Но Стивен хмурился.

– Друг мой, – возразил он, – я еще никогда не был так серьезен.

– Энни мне ничего не говорила.

– Конечно. Наверное, она думает, что сможет просить о снисхождении к тебе, но закон на этот счет звучит вполне определенно, и, даже став королевой, она ничего не сможет изменить. Комвен проследит за тем, чтобы он был исполнен.

– Но это же глупость, – запротестовал Казио. – Я видел только ее плечи и разве что чуть-чуть… Я же не знал!

– Про это никто не знает, сказал Стивен. – Если бы ты бежал…

– Теперь ты говоришь еще большую чепуху, – сообщил Казио, чувствуя, как волосы его медленно встают дыбом. – Я мно жество раз рисковал жизнью ради Энни и Остры. Я поклялся защищать их. Ни один человек чести не нарушит своего слова из страха перед каким-то дурацким наказанием. Особенно сейчас, когда она попала… – Он замолчал и пристально посмотрел на Стивена. – Ведь такого закона нет, не так ли?

– Есть, – ответил Стивен, который сдерживался уже с видимым усилием. – Как я уже сказал, ему тысяча лет. Впрочем, за последние пятьсот его ни разу не вспоминали. Нет, думаю, тебе ничего не грозит, приятель.

Казио наградил его сердитым взглядом.

– Если бы ты не был священником…

– Но я и не священник, – возразил Стивен. – Я был послушником и действительно прошел по пути святого Декмануса. Но мы с церковью разошлись во мнениях по нескольким вопросам.

– С самой церковью? Ты считаешь, что вся церковь погрязла во зле?

Стивен прищелкнул языком.

– Не знаю. Но начинаю опасаться, что это так.

– Ты упоминал прайфека…

– Хесперо. Да, прайфек Хесперо отправил Эспера, Винну и меня с поручением, но мы его не выполнили. Мы обнаружили, что разложение довольно глубоко проникло в церковь, вероятно, до самой з'Ирбины и фратекса Призмо.

– Это невозможно, – возразил Казио.

– Почему невозможно? – спросил Стивен. – Мужчины и женщины, служащие церкви, всего лишь люди, и их так же легко соблазнить властью и богатством, как и всех остальных.

– Но владыки…

– На королевском языке мы называем их святыми, – поправил Стивен.

– Как бы вы их ни называли, они никогда не допустят, чтобы их церковь так себя запятнала.

Стивен улыбнулся, и его улыбка совсем не понравилась Казио.

– Существует много святых, – сказал он. – И не все они чисты. – Взгляд его вдруг сделался рассеянным. – Минуту…

– Что?

– Я что-то слышу, – ответил он. – Впереди какие-то люди. И что-то еще.

– Ну да, ведь уши благословил святой… А раньше, когда мы попали в засаду, почему ты ничего не услышал?

– Понятия не имею, – пожал плечами Стивен. – Может быть, волшебство или благословение, сделавшее похитителей невидимыми, притупило и мой слух. А теперь извини, мне нужно предупредить Эспера… и Нейла.

– Да. Я буду держать клинок наготове, – согласился Казио.

– Да, пожалуйста.

Казио проследил взглядом за Стивеном, который пришпорил свою кобылу Ангел, чтобы присоединиться к остальным. Вителлианец с мрачным видом достал Каспатор и провел большим пальцем по глубокой зазубрине, оставшейся на клинке от столкновения с колдовским мечом, доставшимся потом сэру Нейлу.

Зазубрина была смертельной раной для Каспатора. Только полная перековка могла бы спасти его, однако с новым клинком это будет уже не Каспатор, а совсем другая рапира. Да и кто выкует новый клинок в этих северных краях, где все поголовно отдают предпочтение мясницким ножам-переросткам перед легкой шпагой, душой дессраты? Без правильного оружия нет дессраты, а правильный клинок можно найти только в Вителлио… Казио действительно очень недоставало з'Акатто. И он в очередной раз пожалел, что отказался вернуться в Вителлио со своим старым наставником.

Казио отправился в этот поход, гонимый жаждой приключений. И его надежды оправдались. Хотя временами приходилось несладко, он уже повидал гораздо больше чудес, чем за всю свою предыдущую жизнь. Но тогда их было лишь четверо: Энни, Остра, з'Акатто и он сам.

Теперь Энни защищает рыцарь с волшебным мечом, лесник, который может вогнать стрелу в голубя с расстояния в шесть миль, и священник, способный слышать на двенадцать лиг вокруг. Лишь Винна пока не обнаружила никакого редкого дара, Казио бы не удивило, если бы она вдруг начала созывать зверей, чтобы те сражались на их стороне.

А он кто такой? Человек, позволивший врагам похитить королеву и ее фрейлину прямо у него из-под носа. Он даже не знает толком местного языка, не говоря уже о том, что его рапира неизбежно сломается и тогда от него не будет вовсе никакого прока.

Самое поразительное, что Казио это не особенно беспокоило. Ну разве что совсем чуть-чуть, хотя еще год назад он бы места себе не находил. Да, он чувствовал себя недостаточно полезным, но расстраивало его не это. Уязвленная гордость тревожила его меньше всего; Казио страдал, что не может служить Энни так, как должно.

И что Остра попала в руки какого-то злодея.

Он пытался переключиться на мысли о своей персоне, чтобы не думать о том, что действительно причиняло ему невыносимую боль, – о том, что девушки, возможно, уже мертвы.

Он заметил, что Стивен подзывает его, размахивая одной рукой и прижав палец другой к губам. Казио пришпорил своего коня. Интересно, на что будет похоже предстоящее сражение?..

Новостей было несколько. Люди, которых услышал Стивен, оказались союзниками. Четверо рыцарей Данмрога прятались за грудой камней на вершине ближайшего холма. Прятались, поскольку следующий перевал удерживали враги.

– Все было очень тщательно спланировано, – сказал Нейл Эсперу. – Основная атака, чтобы отвлечь нас, заколдованные всадники, чтобы захватить девушек, и несколько оставленных в тылу маленьких отрядов, чтобы задержать погоню. Но почему было не решить все одним ударом?

Эспер пожал плечами.

– Может, они слышали о нас и переоценили наши силы. Еще вероятнее, что ты ошибаешься. Возможно, у них что-то пошло не по плану. Я думаю, они собирались нас всех прикончить во время первого боя, и, говоря по совести, им это чуть не удалось. Когда мы выехали из Данмрога, с нами было около сорока солдат. Сейчас нас осталось всего девять, но враги об этом не знают. Пошел снег, мы разделились, и они, как и мы, могут только догадываться о силах противника. Вполне возможно, что теперь перевес уже на нашей стороне, а на том перевале засело всего трое воинов и что девушки с ними. Но сказать наверняка ничего нельзя, поскольку уже темнеет.

– Их шестеро, – уточнил Стивен. – И среди них есть девушка, но я не могу поклясться, что это одна из наших.

– Скорее всего, это Остра или Энни, – сказал Нейл.

– Наверное, – согласился Эспер. – Так что осталось только пойти туда и разобраться.

Он окинул ленивым взглядом деревья, маленькую долину внизу и перевал за ней.

– Эспер… – пробормотал Стивен.

– Да?

– Там что-то… что-то еще. Но я не знаю, что именно.

– С людьми?

Стивен покачал головой.

– Нет. Может быть, очень далеко.

– В таком случае уцепимся за нижнюю ветку, с нее уже будем тянуться к следующей, – решил Эспер. – Но если ты что-то услышишь…

– Я дам тебе знать, – пообещал Стивен. Нейл все еще изучал местность.

– Прежде чем мы до них доберемся, у них будет возможность неплохо пострелять, – заметил он.

– Угу, – буркнул Эспер. – Вот почему не стоит атаковать их из долины.

– А другой путь есть?

– Множество. Они обосновались в верхней точке перевала, но этот хребет соединяется с тем, где сидят они, вон там, слева.

– Ты знаешь эти места? Эспер нахмурился.

– Нет. Но видишь тот ручеек внизу? Он совсем маленький. И я чувствую запах источника. Если посмотреть на просвет сквозь деревья… В общем, поверь мне на слово, там есть подъем. Вот только они могут удрать, пока мы все будем подбираться к ним. Если они спустятся с другой стороны гор, то окажутся в болоте на берегу Ведьмы, и мы их там встретим. Но если они направятся на север, вдоль хребта, они выйдут из леса в степи, а дальше им придется выбирать – перебраться через реку и оказаться в долине Мей Горн или пойти на восток. В любом случае нам придется их ловить. А сейчас мы знаем, где они.

– Но чего они ждут? – спросил Нейл.

– Полагаю, они заблудились, – объяснил Эспер. – С того места, где они засели, не видно окрестностей. Но если они проедут примерно сто королевских ярдов, то смогут все разглядеть, и тогда нам будет сложнее.

– И что ты предлагаешь? Чтобы кто-нибудь потихоньку туда пробрался?

– Ну да, – ответил Эспер.

– И, полагаю, это будешь ты?

Вместо ответа лесничий вскинул лук и выстрелил. С противоположной стороны долины эхом донесся пронзительный крик боли и ужаса.

– Не-е, – протянул лесничий. – Я нужен здесь, чтобы убедить их, будто мы еще тут. Пойдете вы с Казио. Когда Стивен услышит, что вы уже близко, мы бегом пересечем долину и ударим с другой стороны. А вы постарайтесь занять их делом.

Нейл немного подумал над его словами и кивнул.

– Стоит попробовать, – признал он.

– Сможете пройти тихо?

– В лесу? Я сниму доспехи, но все равно…

– Не думаю, что наши враги в ладах с лесом, – сказал Эспер. – Да и мы, оставаясь здесь, не дадим им времени прислушиваться.

Нейл посмотрел на Казио.

– Стивен, ты можешь объяснить Казио, о чем мы сейчас разговаривали? – попросил он.

Когда Стивен выполнил его просьбу, фехтовальщик ухмыльнулся и кивнул. Нейл разделся до стеганки, которую надевал под доспехи, взял Дрэг, и вскоре уже они с Казио двигались на восток, морщась от резкого хруста ломающихся у них под ногами веток и надеясь, что Эспер все рассчитал правильно.

Волновались они зря. Как лесничий и предсказывал, хребет свернул в сторону, образовав внизу небольшой тупик. Холм на изгибе стал совсем низким, а потом снова начал подниматься к вершине, на которой засели враги.

Время от времени Нейл слышал обмен выстрелами и криками между его товарищами и людьми на противоположной стороне. Это изрядно помогало, поскольку позволяло идти на звук.

Заметив, что боится вздохнуть, Нейл мысленно выругал себя и начал дышать ровнее. Ему уже приходилось нападать на врага исподтишка: на высоких лугах и побережьях островов он множество раз сражался ночью, объявляясь неожиданно для противника. Но острова – это песок и камень, мох и вереск. Двигаться с непринужденной бесшумностью Эспера Белого среди этих предательских холмов и деревьев было Нейлу не под силу.

Покосившись на Казио, он увидел, что вителлианец ступает с той же преувеличенной осторожностью человека, непривычного к лесу.

Крики впереди становились все громче. Пригнувшись к земле, Нейл потянулся к мечу.

Эспер резко обернулся, услышав, как тихо вскрикнул Стивен.

– Что?

– Повсюду вокруг, – сказал Стивен, – движение со всех сторон.

– К похитителям идет подкрепление? Это была ловушка.

– Нет… нет, – ответил Стивен. – Они двигаются тише, чем раньше, намного тише, словно ветер шелестит в деревьях. Его сила растет, и их тоже.

– Слиндеры! – выдохнула Винна.

– Слиндеры, – подтвердил Стивен.

– Проклятье, – прошипел Эспер.

Казио остановился, заметив проблеск яркого цвета среди обнаженных деревьев. Подлесок был густым и колючим, под ногами хрустели кустики черники, распутницы и побеги крестоцвета.

Он увидел, что МекВрен, шедший справа, тоже замер.

Заросли стали для них одновременно благом и преградой. Подлесок не даст лучникам как следует прицелиться, но сквозь него невозможно двигаться быстро…

Оказалось – можно. Сэр Нейл вдруг рванулся вперед, размахивая перед собой своим жутким мясницким оружием, словно садовым ножом, и подлесок оказал его клинку не больше сопротивления, чем плоть или доспехи.

Вот если бы еще сэр Нейл соизволил заранее ознакомить Казио со своим планом!.. Раздосадованный вителлианец поспешил за рыцарем. Боевой азарт звенел в нем, словно тетива баллисты.

Как только Нейл прорубился на открытое пространство, Казио выскочил у него из-за спины – и угодил под выстрел. Стрела с черным оперением скользнула по животу, оставив после себя ослепительную вспышку боли. Казио не знал, насколько серьезно он ранен, а времени проверять у него не было, поскольку на него уже мчался похожий на борова урод, размахивающий палашом.

Казио выставил перед собой Каспатор; рапира оказалась вдвое длиннее вражеского палаша, рассчитанного на рубящие удары. Впрочем, свиноподобный детина оказался достаточно сообразителен, чтобы заметить это и с силой ударить по узкому лезвию, отбросив его в сторону. А вот на то, чтобы прервать атаку, ума у него не хватило. Видимо, он не сомневался, что сметет противника своим диким наскоком.

Казио ловким движением запястья отвел удар врага в сторону, не сменив стойку, и боров любезно насадил себя на острие Каспатора.

– Ка дола да… – начал Казио привычно объяснять врагу, при помощи какого приема дессраты только что нанес ему рану.

Однако он не договорил, потому что раненый боров собрался снести ему голову. Казио пригнулся, пропуская палаш над собой, но тем самым спровоцировал новую вспышку обжигающей боли в животе.

Удар прошел мимо, Казио перехватил правую руку противника левой и удерживал, пока не вытащил Каспатор из легких борова. Зеленые глаза врага на мгновение заслонили собой весь мир, и вителлианец вдруг с содроганием понял, что видит в них не гнев или ненависть и даже не гаснущий боевой пыл, а ужас и отчаяние.

– Не надо… – выдохнул его враг.

Казио оттолкнул его, чувствуя, как к горлу подступает тошнота. От него больше ничего не зависело. Его враг уже умер, просто еще не был готов это принять.

Что он здесь делал?

Казио сражался на дуэлях с тех пор, как ему исполнилось двенадцать, но почти никогда не убивал противников. В этом просто не было необходимости.

«А теперь есть», – мрачно подумал он, перерубив тетиву скорчившемуся неподалеку лучнику, который хотел выстрелить ему в лицо. Ударом ноги Казио врезал ему снизу в челюсть, отбросив в заросли кустов.

И когда фехтовальщик поворачивался, чтобы встретить следующего врага, лес вдруг взорвался.

На Казио накатила тьма, вонь немытых тел, а с ней какой-то странный дурманный душок, словно сладкий виноград гниет на ветках, и запах черной земли. А потом ему показалось, что в него вцепилась сотня рук, ввергнув его в бездну хаоса.

ГЛАВА 3 ЧУЖАЯ РОДНАЯ СТРАНА

Лошадь Энни испуганно всхрапнула, когда они приблизились к очередной стене черных шипов, так густо изранивших деревья, как если бы они не желали пропустить внутрь никого крупнее полевки.

– Тише, – сказала Энни и погладила животное по шее, но лошадь лишь дернулась под ее рукой. – Будь умницей… – девушка вздохнула, – и я дам тебе имя, ладно? Ну, что мы выберем?

«Мерсенджой», – подсказал ехидный голосок, зазвучавший у нее в голове, и на мгновение Энни стало так нехорошо, что она едва не выпала из седла.

– Нет, пожалуй, не Мерсенджой, – сказала она, обращаясь скорее к себе, чем к лошади.

Насколько она помнила, так звали коня Темного рыцаря из волшебных сказок, и имя это означало «конь-убийца».

– Твой хозяин был плохим человеком, – сказала Энни как можно убедительнее, – но ты хорошая лошадка. Давай подумаем; пожалуй, я назову тебя Преспиной, в честь святой лабиринта. Она нашла выход из своего – а ты поможешь мне выбраться из этого.

Договорив, Энни внезапно вспомнила день, казавшийся ей сейчас далеким прошлым, когда ее заботы были совсем простыми, день рождения своей сестры. Там тоже был лабиринт, выращенный из цветов и ползучих растений, но в какой-то миг она вдруг оказалась в незнакомом месте, где не было теней, и с тех пор в ее жизни не осталось ничего простого.

Энни не хотелось подниматься, ловить лошадь и куда-то скакать. Она бы предпочла ждать, спрятавшись среди корней дерева, пока ее не найдут – или пока это не перестанет иметь значение.

Но страх заставил ее встать – страх, что, если она будет слишком долго оставаться на одном месте, ее догонит нечто более ужасное, чем смерть.

Она вздрогнула, когда переменившийся ветер принес отвратительный запах черных шипов, навеявший почему-то мысли о пауках, хотя пауки не пахнут… В жуткой живой стене тоже было что-то паучье, листья и длинные побеги блестели, словно натертые ядом.

Энни развернула Преспину и поехала вдоль колючих шипов, стараясь держаться от них на почтительном расстоянии. Где-то далеко слева послышался вой и оборвался так же внезапно, как и начался.

Миновал полдень, и солнце начало медленно клониться к своему дому в Лесу за Краем Света, где оно отдыхало по ночам. Даже страна, в которой спит солнце, подумалось Энни, не может быть более странной и пугающей, чем эти места. Ей казалось, что шипы указывают ей путь, подталкивают куда-то, где ей почти наверняка не хотелось бы оказаться.

Когда небо потемнело, она почувствовала чье-то присутствие у себя за спиной и поняла, что не ошиблась там, возле дерева. Кто-то действительно идет за ней. Сначала казалось, будто это всего лишь маленькое насекомое, но оно росло и сверлило ей спину жадными глазами.

Однако как бы резко она ни оборачивалась, так ничего и не увидела.

Энни, как и большинство детей, играла в эту игру. Они с Острой представляли себе, что за ними гонится ужасный скаос, чудище настолько жуткое, что стоит на него взглянуть, и ты сразу превратишься в камень. А еще порой она, когда бывала одна, воображала, будто за ней следует призрак, иногда она видела его краем глаза, но он всегда пропадал, когда она оглядывалась. Порой ее это пугало, порой приводило в восторг, а чаще всего – то и другое разом. Страх, которым удается управлять, имеет свою изысканную привлекательность.

Этим страхом Энни управлять не могла. И в нем не было ничего приятного.

Он становился все сильнее, вещественнее. Невидимые пальцы сжимались все ближе к ее плечу, а когда она быстро оборачивалась, перед глазами возникало пятно вроде тех, что остаются, если сквозь веки смотреть на солнце. Воздух вокруг становился все плотнее, деревья устало клонились к земле.

Что-то ее преследует. Но откуда оно взялось? Где находится это место, в котором текут темные воды?

Энни уже приходилось бывать за пределами мира или по крайней мере той его части, которую она знала. Чаще всего она попадала в жилище Вер – иногда это был лес, иногда поляна или высокогорный луг. Один раз она взяла с собой Остру – они едва не попались в руки убийцам, и это был единственный способ сбежать от них.

Место, где она оказалась вместе с умирающим, было другим. Может быть, она попала в страну мертвых или лишь в пограничье? Энни помнила, что считается, будто в стране мертвых текут две реки (хотя почему их должно быть именно две, никто не знает), но она видела тысячи рек.

И Тернового короля. Темные воды сковывали его, словно кандалы, точнее, пытались сковать. Что это означает? И кто он такой?

Он сказал ей кое-что, только не словами. Энни точно знала, чего он хочет от нее. Как он узнал, кто она?

В памяти Энни вспыхнуло лицо женщины-демона, и ее снова охватил ужас. Может быть, ее преследователь – это демоница? Веры сказали, что закон смерти нарушен, вот только как это понимать? Неужели она, Энни, совершила какое-то преступление против святых и этим обрекла себя на смерть?

Красно-золотые лучи вдруг обрушились на нее сквозь кроны деревьев, словно водопад, и Энни с облегчением обнаружила, что стена терновника закончилась. Впереди деревья редели, и ее глазам предстало бесконечное поле, заросшее желтеющей травой. Со смешанным возгласом страха и ликования Энни пришпорила Преспину и выехала на открытое пространство, чувствуя, как жуткое нечто у нее за спиной теряет силу, отступает в тень шипов, где оно чувствует себя уютнее.

На глаза Энни навернулись слезы, когда ветер сорвал с ее головы капюшон и взъерошил короткие волосы. Над западным горизонтом висело солнце – оранжевый глаз, полуприкрытый веком облака. Великолепные краски заката бледнели, уступая место ночной синеве, и Энни представилось, что это бескрайние океанские воды, можно нырнуть в них и спрятаться. И там, в глубине, где ей не будут угрожать опасности мира, она станет купаться в покое и безмятежности среди причудливых ярких рыбок…

Ветер разметал почти все тучи, снег перестал, и Энни воспрянула духом. И все же она не позволила Преспине перейти на шаг до тех пор, пока полоска леса позади них не скрылась из виду. Немного успокоившись, Энни погладила лошадь по шее и почувствовала, как бьется сердце кобылки, почти в такт с ее собственным.

Было холодно, кажется, даже холоднее, чем когда шел снег.

Где же она? Энни окинула взглядом незнакомый пейзаж, пытаясь отыскать хотя бы какие-нибудь ориентиры. Она никогда не обращала особого внимания на карты, которые ей показывали учителя. Последние несколько месяцев ей постоянно приходилось об этом жалеть.

Так, солнце садится на западе. Равнина от опушки плавно спускается вниз, позволяя охватить взглядом довольно обширное пространство. На востоке в свете гаснущего дня блестит гладь широкой реки, а на другом ее берегу, вдали, виднеется полоса черных деревьев. Река сворачивает на север и исчезает за горизонтом.

Чуть ближе Энни с радостью разглядела шпиль здания, очень похожего на колокольню. Поля в той стороне были усеяны невысокими холмиками, в которых она через пару мгновений узнала стога сена.

Энни довольно долго не двигалась с места, разглядывая признаки цивилизации и не зная, что предпринять. Город подразумевает людей, еду, кров над головой, тепло и конец одиночества. Или опасность. Тот человек, который теперь лежит мертвым в лесу, должен был откуда-то прийти. Человек почти наверняка был врагом. И он вполне мог явиться отсюда.

А где Остра и все остальные? Позади или впереди? А может быть, вообще мертвы?

Энни сделала глубокий вдох, пытаясь расслабить напряженные плечи.

Она разговаривала с Казио, все было хорошо – и вдруг оказалась наедине с умирающим незнакомцем. Логичнее всего предположить, что он каким-то образом ее похитил, но почему тогда она не может вспомнить, как это произошло?

Даже попытки думать об этом порождали приступы необъяснимого страха, обволакивающего разум душной пеленой.

Энни с усилием отбросила эти мысли и сосредоточилась на настоящем. Если ее друзья живы, они ее ищут. Если нет, значит, она осталась одна.

Сможет ли она сама пережить ночь в долине? Может, да, а может, и нет. Все зависит от того, насколько будет холодно. В седельной сумке Преспины она обнаружила немного хлеба и вяленого мяса, и только. Энни видела, как Казио и з'Акатто разводили костер, но не нашла в вещах мертвеца ничего похожего на трутницу.

Энни неохотно направила Преспину в сторону селения. В конце концов, должна же она понять, где находится. Удалось ли ей добраться до Лойса? Если да, то поселение должно принадлежать ее тетушке. Если же перед ней не Лойс, необходимо туда попасть. Теперь она была уверена в этом больше, чем когда бы то ни было, – она видела это на лице Тернового короля.

А еще она поняла, что знает кое-что еще. По крайней мере, Стивен Даридж жив. Она знала это, потому что знал Терновый король. И Стивен должен что-то сделать.

Вскоре Энни выбралась на разбитую глинистую дорогу, достаточно широкую для повозок. Раньше ее было не разглядеть, дорога пряталась от взгляда в изгибах рельефа. Она бежала среди возделанных полей, и Энни даже удалось разглядеть зеленые ростки, торчащие из-под снега, и ей стало интересно, что за злаки крестьяне выращивают зимой – или это просто сорняки?

Стога сена, показавшиеся ей крошечными издалека, теперь выглядели непомерно высокими. Тощие пугала в лохмотьях пялились дырами глаз, проделанными в сморщенных черных тыквах.

Холодную землю окутывал запах дыма, показавшийся Энни удивительно уютным, и вскоре она подъехала к маленькому домику с белыми глиняными стенами и остроконечной соломенной крышей. Сбоку к нему прилепился хлев, из-под нависающей кровли которого на Энни с тупым любопытством уставилась корова. Мужчина в грязной рубашке и гетрах сбрасывал с чердака вниз сено деревянными вилами.

– Прошу прощения, – робко окликнула его Энни. – Не могли бы вы сказать, как называется городок, вон там, впереди?

Мужчина оглянулся на нее, и его усталые глаза слегка округлились от удивления.

– А, да, – проговорил он. – Она зваться Севойн, госпожа. Энни сбил с толку его акцент, который она с трудом могла разобрать.

– Севойн? – переспросила она. – Это в Лойсе?

– Да, госпожа. Лойс есть тута. Где еще ей быть, прошу прощевать?

Энни не стала отвечать, сочтя вопрос риторическим.

– А вы не могли бы мне сказать, как далеко отсюда Гленчест? – продолжила она.

– Гленчест? – Мужчина нахмурился. – Она в четыре лиги, я думать. Все прям по дороге. А вы на тамошнюю герцогиню служить, госпожа?

– Мне нужно туда, – ответила Энни. – Я немного заблудилась.

– Я в такие дали не бывал, – сказал мужчина. – Но люди говорить, находить их не тяжко.

– Большое вам спасибо, – сказала Энни. – Благодарю вас.

– Пожалте, и хорошей вам пути, – пожелал ей мужчина.

Когда Энни отъехала, она услышала у себя за спиной женский голос. Мужчина ответил на незнакомом Энни языке, хотя специфический ритм его был изрядно похож на королевский.

Значит, это Лойс, расположенный в самом сердце Кротении. В таком случае почему местные крестьяне не говорят на королевском языке?

И почему она этого не знала? Энни бывала прежде в Лойсе, в Гленчесте, и горожане прекрасно владели королевским языком. Судя по тому, что сказал ей мужчина, до Гленчеста меньше дня пути верхом.

Энни так долго путешествовала в чужих землях, она так давно предвкушала, как вернется домой, в край, где люди говорят на ее родном языке, где все знакомо…

И вот она здесь – и что же? Оказывается, родная страна на самом деле куда более чужая и загадочная, чем ей представлялось.

От этой мысли Энни стало нехорошо.

К тому времени, когда Энни добралась до Севойна, появившиеся было звезды скрылись за набежавшими с востока тучами, и ее охватило то же ощущение сдвигающихся стен, что и тогда, в лесу. Ее безмолвный преследователь снова был рядом, ободренный сгустившимися тенями.

Она миновала хорц – участок земли, на котором позволялось свободно расти чему угодно и все же обнесенный древней стеной. Энни впервые обратила внимание на это противоречие, и оно остро ранило ее – еще один знакомый камень ее мира перевернулся, обнажив прячущихся под ним мерзких червей.

Хорц представлял дикую, неукрощенную природу. Святыми, охранявшими его, были Сосновый Селфан, Птичий Рийен, Цветочная Фесса и Виноградный Фленц – дикие святые. Что они должны чувствовать, оказавшись запертыми, если прежде весь мир принадлежал им? Энни вспомнила хорц в Теро Галле, где она вошла в другой мир. Она ощутила там болезненный гнев, разочарование, превратившееся в безумие…

На мгновение каменные стены показались ей зарослями черных шипов, и перед глазами встало видение могучей фигуры с рогами.

Он – дикий и, как все по-настоящему дикое, пугает. Шипы пытались его остановить… Так стены хорца ограничивают дикость. Но кто наслал эти шипы?

И сама ли она об этом подумала или он заронил это ей в голову? Как ей удалось нащупать эту связь?

На востоке Энни не могла вспомнить, что случилось с ней. На западе ее разум делал умозаключения будто сам по себе. Неужели она больше не принадлежит себе? Не сошла ли она с ума?

– Детой, мейез, – произнес вдруг кто-то, прервав ее размышления. – Квэй веретой адейре эн се зевиет.

Энни напряглась и принялась вглядываться в темноту. К ее удивлению, то, что казалось не более чем тенью, вдруг оказалось мужчиной средних лет в ливрее со знакомым гербом: солнечный луч, копье и выпрыгнувшая из воды рыба. Герб герцогов Лойсских.

– Вы говорите на королевском языке, сэр? – спросила она.

– Говорю, – ответил незнакомец. – И прошу простить мне мою дерзость. Я не разглядел в темноте, что вы леди.

Только сейчас Энни поняла, почему крестьянин так удивился, увидев ее. Ее королевский язык и произношение выдавали в ней благородную даму из Эслена или по крайней мере приближенную благородной дамы. А одежда, пусть и грязная, это подтверждала. Только вот хорошо это или плохо?

Нет, никакого «или». Она одна, без охраны. Почти наверняка это плохо.

– С кем имею честь разговаривать, сэр?

– Мехойл МеЛемвед, – представился человек. – Капитан стражи Севойна. Вы заблудились, леди?

– Я направляюсь в Гленчест.

– В одиночестве? И в такое время?

– У меня были спутники, но мы разделились.

– Заходите в тепло, леди. В койрмхезе… прошу меня простить, на постоялом дворе найдется для вас комната. Может быть, ваши спутники уже ждут вас.

Последние надежды Энни рухнули. Капитан совсем не удивился, увидев ее, и слишком охотно обещал помощь.

– Должна вас предупредить, капитан Мехойл МеЛемвед, что меня уже пытались обмануть и причинить мне вред, – сказала она. – А моя способность терпеть подобное обращение весьма ограничена.

– Я не понимаю вас, принцесса, – сказал капитан. – Какой вред я могу вам причинить?

Энни застыла.

– Уверена, что никакого.

Она пришпорила Преспину и хотела развернуться, но обнаружила, что за спиной кто-то стоит, и даже успела краем глаза уловить движение, прежде чем что-то тяжелое обрушилось ей на голову.

Энни вскрикнула, когда мир вокруг нее завертелся в бешеной пляске, затем сильные пальцы вцепились в ее руки и стащили с лошади. Энни вырывалась, лягалась и кричала, но ей заткнули рот, и сразу вслед за этим она почувствовала запах зерна – на голову ей натянули мешок. Гнев вспыхнул в ней, и она потянулась к тому месту внутри себя, где таилась болезнь, которую она могла направить на других людей.

Но вместо него она обнаружила лишь ужас, такой отчетливый, что спастись от него она смогла, только сбежав во тьму.

Энни пришла в себя и поняла, что задыхается, нос жгло как огнем, в горле стоял комок. Резкий запах алкоголя перебивал все остальные, но это ее странным образом не волновало.

Энни с трудом разлепила веки и сквозь стеклянистое головокружение сумела разглядеть, что находится в маленькой комнатке, освещенной несколькими свечами. Кто-то держал ее волосы, держал грубо и бесцеремонно, но больно почему-то почти не было.

– Пришла в себя, а? – прорычал мужской голос. – Ну, тогда пей.

К ее губам прижали жесткое горлышко бутылки, и что-то полилось ей в рот. Энни выплюнула жидкость, отчаянно пытаясь понять, что происходит. Она помнила, с ней что-то случилось – вот только что? Там была какая-то женщина, ужасная женщина-демон, Энни от нее сбежала, как и раньше…

– Глотай, – рявкнул мужчина.

– Тут Энни сообразила, что с ней: она пьяна.

Они с Острой несколько раз тайком баловались вином, и, как правило, это было приятно, однако бывало и так, что Энни становилось очень дурно.

Сколько в нее влили, пока она была без сознания?

Достаточно. К своему ужасу, Энни поймала себя на том, что едва не захихикала.

Мужчина зажал ей нос и влил в глотку содержимое бутылки. Было похоже на вино, только много резче и крепче. На сей раз оно попало внутрь и обожгло горло, горячей волной спустившись в живот, где уже все полыхало огнем. Неожиданно Энни затошнило, но вскоре это прошло. В голове что-то пульсировало – довольно приятно, – и ей казалось, что события вокруг нее разворачиваются слишком быстро.

Мужчина встал так, чтобы она могла его видеть. Он оказался молодым, всего несколькими годами старше Энни. У него были вьющиеся каштановые волосы, светлеющие к кончикам, и карие глаза. Не красавец, но и не урод.

– Ну вот, – сказал он, – пойми, тебе нет нужды сопротивляться.

Глаза Энни полезли из орбит, их неожиданно застили слезы.

– Убить меня хочешь, – с трудом ворочая языком, выговорила она.

Вообще-то она собиралась выразиться более витиевато, однако у нее ничего не вышло.

– Нет, не хочу, – возразил он.

– Хочешь.

Он молча разглядывал ее и хмурился.

– Зачем… зачем ты меня напоил? – спросила Энни.

– Чтобы не пыталась сбежать. Я знаю, что ты ведьма. Говорят, бренди мешает вам использовать ваши штучки.

– Я не ведьма, – отрезала Энни, а потом, не в силах справиться с собой, выкрикнула: – Что тебе от меня нужно?

– Мне? Ничего. Я жду остальных. Интересно, как тебе удалось сбежать? И что ты делаешь совсем одна?

– Скоро здесь будут мои друзья, – сказала Энни. – Поверь мне. И когда они появятся, ты пожалеешь.

– Я уже жалею, – сообщил он. – Меня здесь оставили просто на всякий случай, но я и представить себе не мог, что придется иметь дело с тобой.

– Ну, я… – Энни вдруг забыла, что собиралась сказать. Ей становилось все труднее думать, и прежние страхи, что она сходит с ума, теперь представлялись забавной шуткой. Ей казалось, что губы у нее стали огромными и неповоротливыми, а язык распух до размеров головы.

– Ты дал мне много шпир… спиртного.

– Точно.

– Я засну, и ты меня убьешь.

Энни почувствовала, как в уголке глаза появилась слеза и покатилась по щеке.

– Нет, это глупо. Я ведь уже мог тебя прикончить, верно? Нет, тебя нужно взять живой.

– Зачем?

– А мне откуда знать? Я всего лишь работаю на своего господина. А вот другие…

– Не придут, – прервала его Энни.:

– Что?

– Они все мертвы. Разве ты еще не понял? Все твои друзья мертвы.

Она засмеялась, сама не вполне понимая чему.

– Ты их видела? – беспокойно переспросил тюремщик.

Энни кивнула, подтверждая свою ложь. У нее было ощущение, будто она пытается удержать огромный чайник на конце тонкого шеста.

– Она их убила, – сообщила она.

– Кто?

– Та, что приходит к тебе в кошмарах, – язвительно усмехнулась она. – Та, что крадется за тобой в темноте. Она идет за мной. Ты будешь здесь, когда она придет, и пожалеешь.

Свет начал тускнеть. Свечи продолжали гореть, но словно где-то очень далеко. Темнота окутала Энни, словно мягкое теплое одеяло. Все вокруг вертелось, и разговаривать казалось слишком сложным.

– Идет… – пробормотала она, стараясь, чтобы он услышал предупреждение в ее голосе.

Она не то чтобы действительно заснула, но глаза ее закрылись, а в голове словно кто-то колотил по диковинным барабанам и сиял неестественный свет.

Перед глазами у нее одна картинка сменяла другую. Вот она в з'Эспино, в одежде служанки, отскребает грязное белье, а две женщины с огромными головами потешаются над ней на чужом языке.

Она на своей лошади, Резвой, мчится вперед, так быстро, что ее тошнит.

Она в доме своих покойных предков, мраморном доме в Тенистом Эслене, с Родериком, он целует ее голое колено, двигается вверх, касается бедра. Она опускает руку, чтобы погладить его по волосам, а когда он поднимает голову – видит, что его пустые глазницы заполнены червями.

Энни закричала, и ее глаза распахнулись навстречу водянистой, расплывчатой реальности. Она по-прежнему находилась в маленькой комнатке. Чья-то голова была прижата к ее груди, и с глухой яростью Энни сообразила, что лиф ее платья расшнурован и кто-то лижет ее. Она по-прежнему сидела в кресле, а его тело оказалось у нее между ног, причем ноги были уже голыми, без чулок. Он задрал ее юбки до самых бедер.

– Нет… – пробормотала Энни, пытаясь его оттолкнуть. – Нет.

– Не дергайся, – прошипел он. – Говорю же, что выйдет очень даже славно.

– Нет! – Она заставила себя закричать.

– Тебя все равно никто не услышит, – пообещал он. – Успокойся. Я знаю, как это делается.

– Нет!

Но он не обращал внимания на ее крики, не понимая, что она кричит уже вовсе не ему.

Она кричала той, поднявшейся из теней и обнажившей жуткие зубы в злобной усмешке.

ГЛАВА 4 НОВАЯ МУЗЫКА

Леоф цеплялся за свои кошмары. Какими бы ужасными они ни были, он знал, что продолжение будет еще хуже.

Иногда среди миазмов мрака и воплощенной боли, среди искаженных лиц, с чьих губ срывались угрозы – неразборчивые и оттого еще более пугающие, – среди трупов, кишащих червями, или во время полета над равниной, которая цеплялась за его ноги, точно свернувшаяся кровь, проглядывало что-нибудь приятное, словно луч солнца, пробившийся сквозь темные тучи.

На сей раз, как обычно, это была музыка – прохладное, сладостное пение клавесина проскользнуло в его мучительные сны, точно дыхание святого.

Однако это не успокоило Леофа; музыка и раньше к нему возвращалась, первые звуки всегда были мелодичными и ласкающими слух, но вскоре превращались в жуткую какофонию, от которой он лишь глубже погружался в пучину ужаса и в конце концов сдавался, прижимал к ушам руки и начинал умолять святых прекратить это.

Однако на сей раз музыка оставалась приятной, хотя и немного неуклюжей и любительской.

Застонав, Леоф выдирался из липкого брюха кошмара, пока не проснулся окончательно.

На мгновение ему показалось, что он всего лишь перебрался в новый сон. Он лежал не на холодном, грязном камне, к которому уже успел привыкнуть, а на мягком тюфяке, голова его покоилась на подушке. Вонь его собственной мочи заменил едва различимый аромат можжевельника.

И самое главное… главное, что клавесин был настоящим, как, впрочем, и человек, который сидел на табурете за ним и неуверенно нажимал клавиши.

– Принц Роберт, – прокаркал Леоф.

Собственный голос показался ему жутким хрипом, связки были словно изорваны в лохмотья постоянными криками боли.

Мужчина, сидевший на табурете, повернулся и хлопнул в ладоши, несомненно довольный чем-то, но его жесткие глаза отражали только свет свечей и больше ничего.

– Каваор Леоф, – проговорил он. – Как мило с вашей стороны составить мне компанию. Смотрите, я принес вам подарок. – Он скользнул руками по клавишам. – Мне сказали, что это хороший инструмент, – продолжал он. – Из Виргеньи.

Леоф почувствовал, как по его телу пробежала странная дрожь. Он не видел в комнате стражи. Он был наедине с принцем, с человеком, отдавшим его на милость прайфека и его палачей.

Он принялся дальше изучать обстановку, обнаружив, что находится в комнате, гораздо большей, чем та тюремная камера, где он в последний раз провалился в беспамятство. Кроме узкой деревянной кровати и клавесина здесь стоял еще один стул, тазик для умывания и кувшин с водой. А еще… – тут ему пришлось протереть глаза – книжная полка, заваленная томами и рукописями.

– Давай же, – сказал принц. – Ты должен опробовать инструмент. Прошу, нет, я настаиваю.

– Ваше высочество…

– Я настаиваю, – твердо повторил Роберт.

Страдая от боли, Леоф спустил ноги на пол. Один или два волдыря на ступне лопнули, когда он перенес на эту ногу свой вес, но эта боль была столь незначительна, что он даже не вздрогнул.

Принц… нет, он же объявил себя королем, не так ли? Узурпатор был один. Королева Мюриель мертва; все, кто был дорог Леофу, мертвы.

А сам он был даже хуже, чем мертв.

Он сделал шаг в сторону Роберта и услышал, как в колене что-то странно хрустнуло. Он уже больше не сможет бегать. Не сможет прогуляться по траве в весенний день, не сможет играть со своими детьми – хотя, если уж на то пошло, у него просто не будет детей.

Он сделал еще один шаг и оказался почти достаточно близко.

– Прошу, – повторил Роберт, встал с табуретки и схватил Леофа за плечи холодными жесткими пальцами. – Что, ты полагаешь, ты можешь мне сделать? Задушить меня? Этим?

Он схватил Леофа за пальцы, и музыканта окатила такая страшная волна боли, что из его истерзанных легких вырвался вздох.

Когда-то этого хватило бы, чтобы он закричал. Теперь же из его глаз покатились слезы, когда он взглянул на руку короля, сжимавшую его собственную.

Он по-прежнему не мог их узнать, свои руки. Когда-то его пальцы были изящными и ловкими, идеальной формы для перебирання струн или клавиш. Сейчас же они распухли и изгибались в противоестественных направлениях; люди прайфека методично сломали их между всеми суставами.

Впрочем, этого им показалось мало, и они раздробили кости обеих рук и запястья. Если бы они совсем отрубили ему руки, это оказалось бы более милосердным. Но они не стали. Они оставили их беспомощно висеть напоминанием о вещах, которые он тоже никогда больше не сможет делать.

Леоф снова посмотрел на клавесин, на его великолепные красные и черные клавиши, и у него задрожали плечи. Струйки слез обернулись потоком.

– Хорошо, – сказал Роберт. – Так, так. Дай себе волю…

– Вряд ли вы сможете причинить мне еще большую боль, – выдавил из себя Леоф и сжал зубы от стыда.

Впрочем, он знал, что пребывает уже почти за гранью стыда.

Король погладил композитора по волосам, словно ребенка.

– Послушай, друг мой, – сказал он. – Я виноват, но лишь в небрежности. Я недостаточно внимательно следил за прайфеком. Я не имел ни малейшего представления о жестокости, с которой он с тобой обращался.

Леоф почти рассмеялся.

– Простите меня, если я вам не поверю, – сказал он. Пальцы узурпатора ущипнули его за ухо и чуть повернулись.

– Ты будешь обращаться ко мне «ваше величество», – мягко проговорил Роберт.

Леоф фыркнул.

– А если не стану? Вы меня убьете? Вы уже забрали у меня все, что я имел.

– Ты полагаешь? – пробормотал Роберт, выпустил ухо Леофа и отодвинулся. – Я еще не все у тебя забрал. Поверь мне. Но оставим пустые разговоры. Я сожалею о том, что с тобой произошло. Отныне тобой будет заниматься мой личный врач.

– Ни один врач не в силах исцелить это, – сказал Леоф, подняв свои искалеченные руки.

– Возможно, – не стал спорить Роберт. – Вероятно, ты уже никогда не сможешь играть сам. Но, насколько я понимаю, музыка, которую ты создаешь – сочиняешь, – рождается у тебя в голове.

– Но она не может выйти вовне без помощи моих пальцев, – проворчал Леоф.

– Или пальцев другого, – возразил Роберт.

– Что…

Неожиданно король сделал знак рукой, и тут же распахнулась дверь, на пороге которой в свете ламп замер солдат в темных доспехах. Он держал за плечо маленькую девочку, чьи глаза прикрывала повязка.

– Мери? – выдохнул Леоф.

– Каваор Леоф? – пискнула она и рванулась было к нему, Но солдат потянул ее назад, и дверь снова закрылась.

– Мери… – повторил Леоф и заковылял к двери, но Роберт удержал его за плечо.

– Видишь? – мягко спросил он.

– Мне сказали, что она мертва! – выдохнул Леоф. – Казнена!

– Прайфек пытался сломить твою еретическую душу, – пояснил Роберт. – Многое из того, что говорили его люди, вранье.

– Но…

– Тише, – сказал Роберт. – Я уже проявил великодушие. И ничто не помешает мне проявлять его и дальше. Но ты должен мне помочь.

– Каким образом?

На лице Роберта появилась жутковатая усмешка.

– Может быть, обсудим это за едой? Похоже, ты умираешь от голода.

Вот уже довольно долго Леофа либо вовсе не кормили, либо приносили какую-то безымянную кашицу, которая в лучшем случае была более-менее безвкусной, а в худшем воняла гниющими отходами.

Сейчас же он обнаружил перед собой поднос из черного хлеба, на котором грудой лежали сочные куски жареной свинины, лук порей, вымоченный в виноградном соусе, сыр из красного масла, вареные яйца, нарезанные ломтиками и политые зеленым соусом, и оладьи со сметаной. Каждый запах представлял собой прекрасный мотив, и все вместе они сплетались в изысканную рапсодию. Бокал был наполнен красным вином с таким ярким благоуханием, что Леоф чувствовал его, даже не наклоняясь к нему.

Он посмотрел на свои бесполезные руки, затем на роскошный стол. Неужели король рассчитывает, что он зароется в еду лицом, точно собака?

Возможно. Леоф прекрасно понимал, что несколькими мгновениями позже так и сделает.

Но вместо этого в комнату вошла девушка в черно-сером платье, опустилась рядом с ним на колени и начала его кормить, предлагая кусочки того или иного блюда. Он пытался брать еду аккуратно, сохраняя хотя бы видимость приличий, но, когда во рту вспыхнул фейерверк вкуса, принялся давиться, забыв про стыд.

Роберт сидел напротив и наблюдал, но без видимого удовольствия.

– Это было умно, – сказал он через некоторое время. – То представление. Прайфек сильно недооценил тебя и могущество твоей музыки. Не могу даже описать, в какую ярость я пришел, когда сидел там и беспомощно взирал на то, как оно разворачивалось, не имея возможности заговорить, встать, остановить представление… Ты заткнул рот королю, каваор, и связал ему руки за спиной. Не думаю, что ты рассчитывал избежать наказания.

Леоф с горечью рассмеялся.

– Теперь я понимаю, что его было не избежать, – сказал он и с вызовом поднял голову. – Но я не признаю вас королем.

Роберт улыбнулся.

– Да, я так и понял из содержания твоей пьесы. Знаешь ли, я не совсем глуп.

– А я никогда не считал вас глупым, – ответил Леоф. «Порочным и жестоким, да, но глупым – нет», – закончил он про себя.

Узурпатор кивнул, словно услышал непроизнесенные мысли, и махнул рукой.

– Ну, что сделано, то сделано, не так ли? И буду откровенен: твое сочинение произвело впечатление. Выбор темы, главная роль, которую сыграла девушка из семьи лендвердов… Лендвердам это понравилось и выставило меня в невыгодном свете. – Он наклонился вперед. – Понимаешь, есть люди, которые, как и ты, считают меня узурпатором. Я надеялся объединить мое королевство, чтобы начать войну со злом, наступающим на нас со всех сторон, а для этого мне требовалась поддержка лендвердов и их ополченцев. Из-за тебя мне теперь сложно рассчитывать на их верность. Тебе даже удалось вызвать симпатию к королеве, которую не любил никто.

– И я горжусь этим. – И тут он понял: – Королева Мюриель жива, так ведь?

Роберт кивнул, затем наставил на Леофа палец.

– Ты все еще не понимаешь, – сказал он. – Ты ведешь себя как мертвец, говоришь с бесстрашием приговоренного. Но ты можешь жить и сочинять музыку. Можешь вернуть своих друзей. Разве тебе не хочется увидеть повзрослевшую Мери, наблюдать, как ее дар находит воплощение? А прекрасная Ареана? Вне всякого сомнения, ее ждет великолепное будущее, возможно, даже рядом с тобой…

Леоф с трудом поднялся на ноги.

– Вы не посмеете угрожать им!

– Правда? А что мне помешает?

– Ареана – дочь лендверда. Если вы хотите получить их поддержку…

– Если я потеряю надежду на то, что они поддержат меня добровольно, мне придется прибегнуть к помощи силы и страха, – отрезал Роберт. – Кроме того, я иногда склонен, так сказать, к черному юмору. А после твоего маленького фарса я пребываю в особенно мрачном настроении.

– О чем вы говорите?

– Ареану посадили в темницу вскоре после тебя. Я быстро осознал свою ошибку, но, будучи королем, должен быть осторожен в подобных признаниях. Так что мне приходится работать с тем, что есть.

У Леофа закружилась голова.

Однажды во время пыток ему сказали, что весь состав исполнителей, представлявших его произведение, взяли под стражу и публично повесили и что Мери тихо отравили однажды ночью. Вот тогда-то он и сломался, признавшись, что практиковал «еретические колдовские ритуалы».

И вот он узнал, что они живы, и это его несказанно обрадовало. Однако им снова угрожала опасность.

– Вы очень умны, – сказал он королю. – Вы понимаете, что я не осмелюсь снова их потерять.

– А зачем? Твоя верность Мюриель бессмысленна. Она не имеет никакого права на власть, да и способностей управлять страной тоже. Несмотря на мои недостатки, я – лучшее из того, что может предложить династия Отважных. Ханза в любой момент объявит нам войну, если я не найду способа их умаслить. Чудовища угрожают нашим границам и появляются в городах. Что бы ты ни думал обо мне, Кротения должна объединиться под рукой одного правителя, и это буду я – или никто. Потому что других нет.

– И что вы хотите от меня?

– Исправить причиненный вред, естественно. Написать новое произведение, которое заставит всех присягнуть мне. Я даю тебе клавесин и книги по музыке, все, что нашлись в нашем королевстве. Мери и Ареана смогут тебе помогать, так что даже прискорбное состояние твоих рук не помешает работе. Разумеется, мне придется наблюдать за тобой более тщательно, чем это делал прайфек. А потом мы наймем музыкантов, которые исполнят твое творение.

– Прайфек перед всем миром заклеймил меня как еретика. Как же можно исполнять мои произведения?

– Ты станешь доказательством божественного прощения и заступничества, друг мой. В то время как прежде ты черпал вдохновение из мрака, теперь его подарит тебе свет.

– Но это же ложь, – сказал Леоф.

– Нет, политика, – сухо возразил Роберт.

Леоф слегка замешкался, прежде чем задать следующий вопрос.

– И прайфек на это согласится?

– У прайфека полно собственных забот, – ответил Роберт. – Похоже, наша империя превратилась в настоящее осиное гнездо, полное еретиков. Тебе повезло, каваор Леовигилд. Сегодня виселицы исполняют свою песню, которая не смолкает ни на минуту.

Леоф кивнул.

– Вам едва ли нужно повторять вашу угрозу, ваше величество. Я и с первого раза все вполне понял.

– Значит, снова «ваше величество». Будем считать, что мы сдвинулись с мертвой точки.

– Я в вашей власти, – проговорил Леоф. – Хотелось бы знать, есть ли у вас какая-нибудь определенная тема для вашего заказа?

Король покачал головой.

– Нет. Но я видел твою библиотеку, в ней полно известных в народе историй. Уверен, ты найдешь там что-нибудь вдохновляющее.

Леоф собрался с духом и сказал:

– Одна просьба. Мне действительно понадобятся помощники. Но, пожалуйста, будьте милосердны, отправьте Мери к матери, а Ареану к ее родным.

Роберт демонстративно зевнул.

– Тебе сказали, что они мертвы, и ты поверил. Я могу сказать, что отправил их домой, но как ты узнаешь, что я не солгал? В любом случае, я не хочу, чтобы ты убедил себя, будто они в безопасности – твоими молитвами. Это может вдохновить тебя на какую-нибудь новую глупость. Нет, они составят тебе компанию, чтобы укрепить твою решимость на пути к цели.

С этими словами он встал, и Леоф понял, что разговор окончен.

Внезапно композитора охватила дрожь, страшно захотелось лечь, закрыть глаза и снова забыться в своих снах. Но тут ему вспомнилась Мери, такой, какой увидел ее в первый раз. Она пряталась в музыкальной гостиной, слушала, как он играет, и боялась, что если он ее обнаружит, то обязательно прогонит.

Так что вместо того, чтобы сбежать в сон, Леоф устало побрел к книжным полкам и начал читать названия книг, доставленных сюда волей короля.

ГЛАВА 5 ДЕМОН

Человек закричал, когда женщина-демон погрузила в его грудь когтистые пальцы и через твердые кости и тугую кожу добралась до влажной мякоти под ними.

Энни почувствовала привкус железа во рту, когда вращение замедлилось, прекратилось и сконцентрировалось в одной точке. Неожиданно страх исчез, она смотрела прямо в лицо чудовищу.

– Ты знаешь меня? – проревел демон голосом, пронизавшим кожу и кости. – Ты знаешь, кто я?

В глазах Энни полыхнула вспышка, земля сдвинулась с места, и она вдруг обнаружила, что сидит верхом на лошади…

Она снова ехала рядом с Казио. Вспомнила, как вскрикнула у нее за спиной Остра, а потом возникло какое-то пугающее движение.

Что-то сбило ее на землю, потом грубая рука схватила Энни и силой вздернула в седло. Она помнила резкий запах пота похитителя и как он горячо дышал у нее над ухом. Нож, приставленный к горлу. Она видела только его руку с длинным белым Шрамом, спускавшимся от запястья к последней фаланге мизинца.

– Езжай, – сказал кто-то. – С этими мы разберемся. Она помнила, как тупо смотрела вперед, наблюдая, как то опускается, то вздымается засыпанная снегом земля, а мимо проплывают размытые деревья, точно колонны в бесконечном зале.

– Сидите спокойно, принцесса, – приказал похититель.

Его голос был низким и мягким, довольно приятным. Произношение выдавало в нем человека образованного, хотя и иностранца, но Энни не могла понять, откуда он.

– Сидите спокойно, не мешайте мне, и все будет хорошо.

– Вы знаете, кто я, – сказала Энни.

– Ну, мы знали, что принцесса одна из вас двоих. Полагаю, вы только что рассеяли последние сомнения. Но мы доставим вас к человеку, который знает вас в лицо. Впрочем, это не важно, потому что вы обе у нас в руках.

«Остра, – подумала Энни. – Они и тебя захватили».

Значит, ее подруга жива.

– Мои друзья придут за мной.

– Ваши спутники, возможно, уже мертвы, – сказал мужчина, голос у него слегка сбивался от тряски. – Если же нет, им будет трудно нас преследовать. Однако это не должно вас беспокоить, принцесса. Меня послали не для того, чтобы вас убить, иначе бы вы были уже мертвы. Понимаете?

– Нет, – ответила Энни.

– Есть те, кто хочет вашей смерти, – пояснил мужчина. – Это вы знаете, верно?

– В этом я совершенно уверена.

– В таком случае поверьте мне, что я служу другому господину. Мне поручили позаботиться о вашей безопасности, а не убить.

– Но я не чувствую себя в безопасности, – возразила Энни. – Кто вас послал? Мой дядя-узурпатор?

– Сомневаюсь, что принца Роберта беспокоит ваше благополучие. Мы подозреваем, что он в союзе с теми, кто убил ваших сестер.

– А кто это «мы»?

– Я не могу вам сказать.

– Не понимаю. Вы говорите, что не хотите моей смерти. Намекаете, что хотите защитить от опасности, однако увозите меня от моих самых верных защитников и друзей. Таким образом, вы не можете желать мне добра.

Мужчина ничего ей не ответил, лишь усилил свою хватку.

– Понятно, – проговорила Энни. – Я вам зачем-то нужна, но вы знаете, что добровольно я на это не соглашусь. Возможно, вы намерены принести меня в жертву темным святым.

– Нет, это не входит в наши планы, – ответил мужчина.

– В таком случае объясните мне. Я же полностью в вашей власти.

– Несомненно. И не забывайте об этом. А еще верьте мне, когда я говорю, что не убью вас – если только меня не вынудят. – Он убрал кинжал от ее горла. – Прошу вас, не вырывайтесь и не пытайтесь сбежать. Возможно, вам удастся упасть с лошади. Если вы не сломаете себе шею, я легко схвачу вас снова. Прислушайтесь и убедитесь в том, что ваши друзья не преследуют нас.

– Как вас зовут? – спросила Энни.;

– Вы можете называть меня Эрнальд, – последовал ответ после небольшой паузы.

– Но на самом деле вас зовут иначе. Она почувствовала, как он пожал плечами.

– Эрнальд, куда мы направляемся?

– Мы должны кое с кем встретиться. Что будет потом, я не могу сказать с уверенностью.

– Ясно. – Энни на мгновение задумалась. – Вы говорите, что меня не убьют. А что будет с Острой теперь, когда вы узнали, что она не я?

– Ей… не причинят вреда.

Но по его тону Энни поняла, что он лжет.

Глубоко вдохнув, девушка резко откинула назад голову, ударив мужчину в лицо. Он всхлипнул, и она соскочила с лошади.

Она неудачно приземлилась и ушибла ногу, которая и без того болела из-за незажившей раны от стрелы. Задыхаясь, Энни поднялась на ноги и попыталась понять, где находится. Она нашла след лошади и поковыляла по нему, громко крича:

– Казио! Сэр Нейл! Помогите мне!

Она оглянулась через плечо – ей чудилось, что Эрнальд стоит там…

.. но не увидела никого, кроме лошади. Зачем ему прятаться?

Энни ускорила шаг, но боль почти обезножила ее. Девушка упала на одно колено, однако сразу упрямо попыталась встать.

Неожиданно впереди возникло какое-то движение, но она не могла ничего разглядеть. Словно по воде пробежала легкая тень.

– Помогите! – закричала она снова.

Чья-то рука ударила ее в висок, и, падая, она увидела перед собой расплывчатое снежное пятно. Затем ей заломили назад руку и потащили к лошади. Она вскрикнула, пытаясь понять, откуда к ней подобрался Эрнальд. Сзади? Но она же искала его.

Как бы там ни было, он снова оказался рядом.

– Не пытайтесь снова что-нибудь выкинуть, принцесса, – сказал он. – У меня нет ни малейшего желания вредить вам, однако не стоит меня вынуждать.

– Отпустите меня, – потребовала Энни.

Неожиданно кинжал снова уколол ее шею.

– Садитесь на лошадь.

– Не раньше, чем вы пообещаете не убивать Остру.

– Я же сказал вам, что ей не причинят вреда.

– Да, но вы солгали.

– Садитесь на лошадь, или я отрежу вам ухо.

– Я ушибла ногу. Вам придется меня подсадить. Эрнальд резко рассмеялся, убрал нож, схватил ее за талию, забросил в седло, а затем перекинул через него ее больную ногу. Энни закричала, и перед глазами у нее заплясали яркие пятна. К тому времени, как в голове у нее немного прояснилось, Эрнальд уже сидел у нее за спиной, прижимая лезвие кинжала к горлу.

– Теперь я вижу, что хорошее обращение до добра не доведет, – сказал он и пришпорил коня.

Энни задыхалась. Боль словно бы что-то освободила в ней, и весь мир несся на нее, словно водоворот или ураган с моря. Она вздрогнула и почувствовала, как встают дыбом волосы на голове.

– Отпустите меня… – сказала она, чувствуя, как отчаянно колотится в груди сердце. – Отпустите меня.

– Тише.

– Отпустите меня.

В этот раз он слегка ударил ее по голове рукоятью кинжала.

– Отпустите меня!

Слова прорывались из нее, и мужчина закричал.

Энни вдруг осознала, что держит в руке кинжал, причем сжимает его до белых костяшек пальцев. Тогда, движимая отчаянием, она вонзила его в горло похитителя. Одновременно она почувствовала странную боль в собственной гортани и ощущение чего-то, скользнувшего под язык. Она увидела, как его глаза широко раскрылись и потемнели, и на поверхности этих черных зеркал возник образ поднимающегося из глубин демона.

Она вскрикнула и рванула кинжал, перерезая гортань, одновременно отмечая, что ее руки пусты, что нож держит вовсе не она. И Энни поняла достаточно, чтобы бежать, туда, в зияющую черную бездну, откуда пришла ее ярость, закрыть глаза и постараться не слышать этого клокотания…

Свет потускнел, и Энни обнаружила, что сидит на прежнем месте, на стуле, лицом к человеку, который пытался ее изнасиловать. И демоница была там, склонившись над ним, совсем как тогда, когда она убила Эрнальда.

– О нет, – пробормотала Энни, глядя в жуткое лицо. – Святые, нет…

Она проснулась на маленьком матрасе, развязанной, одежда ее была приведена в относительный порядок. В голове пульсировала боль, и Энни узнала признаки подступающего похмелья.

Ее тюремщик сидел на полу неподалеку и тихонько всхлипывал. Демоницы нигде не было видно.

Энни начала подниматься, но неожиданная волна тошноты заставила ее опуститься на место. Впрочем, этого оказалось недостаточно, ей пришлось встать на четвереньки, чтобы ее вырвало.

– Я принесу вам воды, – предложил парень.

– Нет, я не стану пить ничего, что ты мне дашь, – сердито проворчала Энни.

– Как пожелаете, ваше высочество.

Сквозь тошноту и туман в голову Энни пробилось удивление.

– Мне жаль, – добавил он и снова заплакал.

Энни застонала. Время опять куда-то выпало. Женщина-демон не убила этого человека – в отличие от Эрнальда, – но что-то с ним сделала.

– Послушай меня, – проговорила она. – Как тебя зовут?

Он выглядел озадаченно.

– Как твое имя?

– Вист, – пробормотал он. – Вист. Меня зовут Вист.

– Ты ведь ее видел, Вист? Она была здесь?

– Да, ваше высочество.

– Как она выглядит?

У него чуть не вылезли на лоб глаза, он задохнулся и прижал к груди руки.

– Я не могу вспомнить, – ответил он. – Но ничего хуже я в жизни не видел. Я не могу… не могу снова ее видеть.

– Это она меня развязала?

– Нет, я.

– Почему?

– Потому что я должен, – проскулил он. – Я должен вам помогать.

– Это она тебе сказала?

– Она ничего не говорила, – ответил он. – По крайней мере, я не помню, чтобы говорила. То есть, конечно, слова были, только я никак не мог их разобрать. Но от них было больно – и теперь больно, если я не делаю, что должен.

– А что еще ты должен делать? – с подозрением спросила Энни.

– Помогать вам, – повторил он.

– В чем?

Он беспомощно поднял руки.

– Во всем, в чем захотите.

– Правда? – переспросила она. – Тогда дай мне твой нож. Он вскочил на ноги и подал ей оружие, рукоятью вперед.

Энни потянулась к нему, уверенная, что Вист отдернет руку, но вместо этого ее пальцы сомкнулись на гладком отполированном дереве.

Ее снова затошнило, она согнулась пополам, и ее вырвало.

В голове пульсировала жуткая боль, словно кто-то колотил в ней изнутри молотом. Грудная клетка, казалось, разламывалась пополам, перед глазами все плыло. Бывший тюремщик продолжал стоять перед Энни, тихонько поскуливая и протягивая нож.

Энни поправила одежду и выпрямилась, почувствовав, что боль в ноге лишь слегка притупилась.

– Пожалуй, я выпью воды, – сказала она.

Он принес ей воды и хлеба, она немного попила и поела, после чего почувствовала себя лучше и спокойнее.

– Где мы, Вист? – спросила она.

– В подвале пивной, – ответил он.

– В Севойне?

– Да, в Севойне.

– И кто знает, что я здесь?

– Я сам и капитан стражи. Больше никто.

– Но сюда идут другие, и им известно, где нас искать, – продолжала она.

– Да, – согласился он.

– Да, ваше величество, – мягко поправила его Энни; это простое действие помогло ей сосредоточиться.

– Да, ваше величество.

– Хорошо. А кто сюда идет?

– Пенби и его отряд должны были устроить вам засаду в лесу. Им уже пора бы вернуться, но… я не знаю, где они. Вы их убили?

– Да, – солгала Энни.

«По крайней мере, один из них точно мертв».

– Они должны здесь с кем-то встретиться?

Он съежился еще сильнее.

– Мне не следует…

– Отвечай.

– Да, кто-то должен с ними встретиться. Я не знаю имени.

– Когда?

– Скоро. Я не знаю точно когда. Скоро. Пенби сказал, ближе к вечеру.

– В таком случае нам лучше отсюда уйти, – сказала Энни и взяла нож.

Черты лица Виста исказились.

– Я… Да, я помогу вам.

Энни как могла строго посмотрела ему в глаза. Она не понимала, что тут происходит. Может ли женщина-демон быть ее союзницей, сколь бы ужасной она ни была? Она ведь убила одного из врагов Энни и, похоже… что-то сделала с этим парнем. Но если то, что преследует ее из страны мертвых, ей друг, то почему она так его боится?

С другой стороны, существовала возможность, что Вист ее обманывает, хотя Энни не видела причин для подобных уловок.

– Они не сказали мне, кто вы, – начал он, но осекся.

– Если бы ты знал, кто я, ты бы не попытался меня изнасиловать? – спросила она с неожиданной вспышкой гнева.

– Нет, святые, нет, конечно, – пробормотал он.

– Знаешь, это тебя нисколько не оправдывает, – сообщила Энни. – Лишь делает тебя червем.

Он лишь кивнул в ответ.

На мгновение Энни захотелось коснуться его своей властью, как было с Родериком в Данмроге и с теми людьми в Крубх Крукхе. Причинить ему боль, может быть, даже убить…

Но она заставила себя успокоиться. Сейчас он ей нужен. Но если выяснится, что это всего лишь странный трюк, пощады он не получит.

– Хорошо, – сказала она. – Помоги мне, Вист, и, возможно, ты заслужишь мое покровительство. Если же попытаешься снова пойти против меня, даже святые не смогут тебя защитить.

– Как я могу вам послужить, принцесса?

– А ты как думаешь? Я хочу выбраться отсюда. Если капитан стражи нас увидит, скажешь ему, что планы изменились и тебе приказали доставить меня в другое место.

– И куда мы направимся?

– Я скажу тебе, когда мы покинем пределы города. А теперь подай мой теплый плащ.

– Он наверху. Я схожу за ним.

– Нет, мы пойдем вместе.

Кивнув, Вист достал медный ключ и вставил его в замок. Дверь со скрипом открылась, и Энни увидела узкую лестницу. Он взял свечу и начал подниматься. Последняя ступенька упиралась в потолок. Вист толкнул доски, и крышка люка открылась в темную комнату. Энни не отставала от него.

– Это склад, – прошептал он. – Подождите минутку.

Он направился к деревянному ящику и засунул внутрь руку. Энни напряглась, но он вытащил наружу всего лишь ее плащ. Не сводя глаз с бывшего тюремщика, она оделась и застегнулась.

– Мне придется задуть свечу, иначе кто-то может увидеть свет, когда я открою наружную дверь, – сообщил Вист.

– Давай, – велела Энни и снова напряглась.

Он поднес свечу к лицу, в ее желтом сиянии его черты казались юными и невинными – ни за что не скажешь, что этот милый юноша на самом деле насильник. Он вытянул вперед губы и задул пламя. Их тут же окутала темнота, по спине Энни пробежали мурашки. Она изо всех сил вглядывалась во тьму и прислушивалась, сжимая рукоять ножа.

Затем она услышала едва различимый скрип и увидела более светлую щель, прорезавшую мрак.

– Сюда, – прошептал Вист.

Энни уже могла различить его силуэт.

– Иди первым, – сказала она и, нашарив дверь, ухватилась за косяк.

– Осторожно, тут ступенька, – прошептал Вист.

Энни заметила, что он шагнул за порог.

Она нащупала ногой землю и вышла на улицу.

Снаружи оказалось пронзительно холодно. Не было видно ни звезд, ни луны; улицу освещали лишь фонари и свечи, горя щие кое-где.

– Кто это был? – спросила Энни.

«Интересно, сколько сейчас времени?» – подумала Энни. Она не знала ответа, как не знала и как долго здесь пробыла. Алкоголь все еще бродил в крови, испуг и ярость пробились было сквозь него, но сейчас она чувствовала лишь боль и тошноту. Отвага начала угасать, а на ее место пришел тягучий страх.

Тень, в которую превратился Вист, неожиданно сдвинулась с места, и парень схватил Энни за руку. Она крепче сжала в другой руке нож. час понял, что они имели в виду. Вы заметили?

– Тише, ваше величество, кто-то приближается, – прошептал горе-тюремщик.

В следующее мгновение Энни услышала то, о чем он говорил, – цокот лошадиных копыт.

Энни ничего не видела в темноте, но почувствовала, как будто что-то неожиданно коснулось ее глаз – не свет, а чье-то присутствие, тяжесть, которая, казалось, притягивала к себе все вокруг.

Ладонь Виста, сжимавшая ее руку, теперь стала самым надежным, что осталось в этом мире.

Энни услышала, как кто-то спешился, и почувствовала, как его ноги ударили в землю, точно два огромных молота. Потом она услышала короткий разговор шепотом, из которого не смогла разобрать ни слова, и где-то совсем рядом скрипнула дверь.

Она быстро попятилась, отчаянно желая только одного – повернуться и бежать отсюда изо всех сил. Но Вист ее не отпускал. Он дрожал, а его дыхание казалось Энни невероятно громким, как, впрочем, и ее собственное.

Дверь со стуком захлопнулась, и ощущение присутствия потускнело.

Вист принялся еще настойчивее тянуть ее за руку, и они повернулись спиной к двери. Глаза Энни начали привыкать к темноте, и она уже различала смутные очертания. Беглецы добрались до центра селения, широкой площади, окруженной маячащими над ней тенями многоэтажных домов.

– Нам нужно спешить, – сказал Вист. – Они быстро обнаружат, что нас нет.

– Кто это был? – спросила Энни.

– Я не знаю, – ответил он. – Я бы сказал, если бы знал. Кто-то важный – думаю, тот, кто нас нанял. Я его никогда прежде не встречал.

– Тогда с чего ты взял…

– Я не знаю! – в отчаянии зашипел он. – Говорили, что он приедет. Никто не знал, как он будет выглядеть, но предупредили, что от него будет… такое тяжелое ощущение. Я только сейчас понял, что они имели в виду. Вы заметили?

– Да, я понимаю, о чем ты, – сказала Энни. – Я тоже почувствовала. – Она схватила его за руку. – Ты же мог позвать его. Почему ты этого не сделал?

– Я не мог, – жалобно прошептал он. – Я хотел и не смог. Куда мы теперь пойдем?

– Ты сможешь найти Гленчест?

– Гленчест? Да, это же прямо по дороге.

– Как далеко, если идти пешком?

– Мы сможем добраться к полудню.

– В таком случае идем.

– Скорее всего, именно там он и будет искать.

– Не важно.

В сером предрассветном свете Вист выглядел усталым и измученным, старше своих лет. Его одежда была в грязи, да и сам он тоже, причем грязь въелась очень глубоко. Энни казалось, что, если даже скрести его целый год, он все равно не станет чистым.

Подавленность его отчасти исчезла, и от этого Вист снова казался опасным, словно злая собака, которую побоями заставили лежать неподвижно. Он то и дело поглядывал на Энни, как будто спрашивал себя, что он делает и почему.

Ее тоже интересовал ответ.

Места вокруг производили довольно унылое впечатление, крестьянские хозяйства и поля жались к дороге, за ними тянулись скучные и унылые равнины, взгляду не за что зацепиться.

Энни снова мучили сомнения: живы ли ее друзья, действительно ли эта дорога приведет их в Гленчест, не следует ли ей вернуться на то место, где ее похитили… Но если они мертвы, она уже ничего не сможет для них сделать. Если сражаются за свою жизнь, вряд ли от нее будет какая-то польза, в особенности учитывая, что с ней всего лишь один спутник, да и тот не достоин доверия.

Нет, нужно добраться до тетушки Элионор и ее верных рыцарей.

Конечно, если они еще живы и по-прежнему находятся в Гленчесте. А что, если они отправились в Эслен, чтобы сразиться с узурпатором? Или того хуже: вдруг тетушка Элионор встала на сторону Роберта? Энни казалось это маловероятным, но она ничего не знала о том, что здесь происходит.

На самом деле ей всегда нравился дядя Роберт. Энни казалось странным, что он захватил трон, в то время как ее мать и брат живы, но именно такие новости приходили в Данмрог.

Возможно, ему известно что-то, чего не знает она.

Энни вздохнула и постаралась прогнать эти мысли.

– Тише, – вдруг сказал Вист.

Энни заметила, что в руке у него нож и что он достаточно близко, чтобы ударить ее. Однако Вист смотрел не на нее, а назад. Они вошли в небольшую рощицу, где пасся скот, и видно было недалеко.

Но Энни почувствовала и услышала приближение лошадей. Их было очень много.

ГЛАВА 6 СЛИНДЕРЫ

– Слиндеры, – сказал Стивен.

Эспер задержал взгляд на противоположной стороне долины, ожидая, пока их новые враги покажутся там.

– Они наступают с востока, – пояснил Стивен. – Идут очень быстро… и для них – довольно тихо.

Эспер напряг слух, стараясь уловить признаки надвигающейся опасности. Через мгновение он услышал звук, похожий на низкое, злое пение ветра в лесу, топот такого количества ног, что отдельные шаги сливались в единый гул, который сопровождало едва различимое гудение земли.

– Проклятье.

Слиндерами жители Усттиша называли слуг Тернового короля. Когда-то они были людьми, но те, с которыми довелось встретиться Эсперу, сохранили в себе не много человеческого.

Они ходили в лохмотьях или вовсе без одежды и выли, точно дикие звери. Он видел, как они разрывали людей на части голыми руками и пожирали окровавленную человеческую плоть, как бросались на копья и, умирая, нанизывали себя на древко, чтобы добраться до своих врагов. Говорить с ними было бесполезно.

И они были уже очень близко. Как он мог их не услышать?

И почему не услышал Стивен, с его обостренными святым чувствами? Похоже, мальчик теряет свои способности.

Эспер быстро огляделся по сторонам. Ближайшие деревья в основном были тонкими, с гладкими стволами, но примерно в пятидесяти королевских ярдах в стороне рос раскидистый железный дуб, чьи ветви тянулись к самому небу.

– К тому дереву, – скомандовал он. – Быстро.

– Но Нейл и Казио…

– Мы ничего не можем для них сделать, – рявкнул Эспер. – Мы не успеем добраться до них вовремя.

– Мы можем их предупредить, – предложила Винна.

– Слиндеры уже там, – сказал Стивен. – Видишь?

Он показал вперед. На противоположной стороне узкой долины возникла лавина тел, перехлестнувшая через гребень и спускающаяся вниз по крутому склону. Было похоже на наводнение, которое тащит целую деревню в пропасть, только без воды.

– Матушка святого Тарна, – выдохнул один из воинов Данмрога. – Что…

– Беги! – прорычал Эспер.

Они побежали. Тело Эспера отчаянно стремилось к спасительному дереву, но он заставил себя пропустить Винну и Стивена вперед. Он услышал, как дрожит земля за его спиной, и вспомнил, как однажды несколько дней подряд огромная туча саранчи бушевала в северных предгорьях, пожирая все на своем пути.

Они были на полпути к дубу, когда Эспер краем глаза уловил какое-то движение и повернул голову посмотреть. С первого взгляда казалось, что существо состоит из одних ног, напоминая огромного паука. Впрочем, он сразу понял, что это такое. У чудовища было лишь четыре длинных конечности, а не восемь, и они заканчивались подобием человеческих рук с когтями. Толстое, мускулистое тело, довольно короткое по сравнению с ногами, тоже отдаленно походило на человеческое, в особенности если не обращать внимания на чешую и густой черный мех.

Однако в его морде не было ничего человеческого – желтые выпученные глаза над двумя щелями, заменявшими нос, и впалая пасть с черными зубами, скорее напоминающая лягушачью или змеиную. Чудовище мчалось в их сторону, отталкиваясь от земли всеми четырьмя лапами.

– Уттин, – задыхаясь, крикнул Эспер, которому уже довелось однажды встретиться с подобной тварью и даже убить ее, но это было чудо.

У него осталось в запасе еще одно такое же чудо, но требовалось два, потому что примерно в тридцати ярдах следом за первым уттином появился другой.

Эспер поднял лук и сделал один из самых удачных выстрелов в своей жизни – стрела попала первому чудовищу в правый глаз, и оно повалилось на землю, а лесничий, не останавливаясь, продолжал мчаться к дереву. Однако чудовище почти мгновенно поднялось на ноги и бросилось за ним. Другое тоже почти нагнало их, и Эсперу показалось, что оно ухмыляется.

Следом появились слиндеры, просочившиеся между деревьями. Уттины принялись пронзительно верещать, когда на них набросились мужчины и женщины с дикими глазами, сначала парами, потом по трое, и вскоре уже дюжинами.

Похоже, слиндеры и уттины не слишком жаловали друг друга. Или не могли договориться, кто из них сожрет Эспера Белого.

Маленький отряд наконец добрался до дуба, и Эспер подставил руки, чтобы подсадить Винну на нижнюю ветку.

– Лезь наверх, – крикнул он. – Лезь до тех пор, пока не поймешь, что дальше не сможешь.

Стивен был следующим, но, прежде чем он успел как следует ухватиться, Эсперу пришлось встретиться с самым резвым из их врагов.

Он оказался крупным мужчиной с сильными мускулами и торчащими в стороны черными волосами. Лицо его было столь звероподобным, что напомнило Эсперу легенды про вервульфов, и он подумал, не слиндеры ли положили им начало. Все прочие дурацкие волшебные сказки уже успели ожить и сделаться реальностью. Если когда-либо и существовал человек, превратившийся в волка, это был он.

Как и все слиндеры, мужчина атаковал, нисколько не заботясь о собственной жизни, он рычал и тянул к Эсперу руки с окровавленными сломанными ногтями. Лесничий взмахнул топором, зажатым в левой руке, надеясь отвлечь врага, но тщетно. Слиндер не обратил внимания на ложный выпад и продолжил наступать, позволив топору располосовать себе щеку. Эспер вогнал ему кинжал под нижнее ребро и торопливо надавил, метя в легкое, а потом выше, в сердце, пока зверочеловек продолжал наседать, размазывая Эспера по стволу дуба.

Было больно, но дерево спасло его от падения на землю. Лесничий едва успел оттолкнуть от себя умирающего слиндера, чтобы встретить следующих двух. Они напали разом, и, когда Эспер поднял топор, чтобы отогнать их, один вцепился зубами лесничему в предплечье. Взвыв, Эспер ткнул кинжалом врагу в живот и почувствовал, как горячая кровь заливает руку. Он резанул, вспарывая брюхо, слиндер выпустил его, и Эспер вонзил свой топор в глотку второго.

Еще несколько сотен были уже всего в нескольких шагах.

Топор застрял, и Эспер оставил его в ране, подпрыгнув и ухватившись за нижнюю ветку скользкими от крови пальцами. Он попытался удержать кинжал, но, когда один из слиндеров схватил его за щиколотку, выпустил его, чтобы крепче ухватиться за толстый сук обеими руками.

Сверху вниз свистнула стрела, затем еще одна, и его противник ослабил хватку. Эспер качнулся и ловко подтянулся на ветку.

Взглянув вниз, он увидел, как слиндеры накатываются на ствол дуба, словно морские волны на берег. Из их тел уже начала образовываться большая куча, по которой карабкались все новые и новые слиндеры.

– Проклятье! – выдохнул Эспер, сдерживая тошноту. Он взял себя в руки и поднял голову. Винна была примерно на пять футов выше остальных, в руках она держала лук и стреляла в слиндеров. Стивен и два солдата ее догоняли.

– Лезьте выше! – крикнул Эспер. – Вон туда. Чем тоньше ветки, тем меньше слиндеров сможет пройти за нами разом.

Он лягнул в голову ближайшего врага, поджарую женщину со спутанными рыжими волосами. Она зарычала и свалилась с ветки, приземлившись среди своих извивающихся товарищей.

Эспер заметил, что уттины все еще живы. Их было уже трое, и они отчаянно сражались со слиндерами. Выглядело это так, словно свора собак пыталась загрызть троих львов. Безумцы падали, заливая все вокруг кровью, острые когти и зубы уттинов разрывали и вспарывали их тела, но слиндеры побеждали благодаря своему превосходству в числе. Прямо на глазах у Эспера один из уттинов упал, подсеченный под колени, и уже в следующее мгновение слиндеры с ног до головы вымазались в его багряной маслянистой крови.

Когда уттины будут мертвы, слиндеров все равно останется еще много. Эсперу пришлось отказаться от смутной надежды, что враги уничтожат друг друга.

Винна, Стивен и два солдата уже послушались Эспера, и теперь он последовал за ними, пока наконец они не добрались до ветки над длинным, почти вертикальным участком ствола. Эспер снял с плеча лук и стал ждать преследователей.

– Они другие, – пробормотал он сквозь зубы, выстрелив в слиндера, добравшегося до основания ветки.

– В каком смысле? – крикнул сверху Стивен. Волосы на голове Эспера встали дыбом – судя по всему, сверхъестественные способности Стивена были в порядке.

– Они более худые и значительно сильнее, – ответил он. – Не такие, как раньше.

– Я видела только мертвых слиндеров у холма с нобагмом, – сказала Винна, – но я не помню, чтобы они были так татуированы.

Эспер кивнул.

– Точно, то-то я и думаю, что же с ними не так. Этого тоже раньше не было.

– Такие татуировки делают горцы, – проговорил Эхок.

– Да, – согласился с ним Эспер. – Но слиндеры, которых мы видели раньше, были из разных деревень и племен. – Он попал следующему врагу в глаз. – У этих одинаковая татуировка – у всех.

У каждого из нападавших изображение змеи с бараньей головой обвивало предплечье, а бицепс той же руки украшал греффин.

– Может быть, они все из одного племени, – предположил Эхок.

– А ты знаешь какое-нибудь племя с такой татуировкой?

– Нет.

– Я тоже.

– Змея с бараньей головой и греффин – это символы Тернового короля, – сказал Стивен. – Мы полагали, что Терновый король каким-то неизвестным нам способом свел этих людей с ума и лишил разума. Но что, если…

– Что? – перебила его Винна. – Ты думаешь, они добровольно выбрали это? Они даже разговаривать разучились!

– Вам скоро придется передавать мне стрелы, – крикнул Эспер. – У меня осталось всего шесть штук. Остальные на Огре.

– Лошади! – вскрикнула Винна.

– Они смогут сами о себе позаботиться, – сказал Эспер. – Или не смогут. Мы не в силах им помочь.

– Но Огр…

– Да.

Эспер заставил себя забыть о боли. Огр и Ангел были с ним уже много лет.

Но рано или поздно все умирают.

Слиндеры продолжали появляться из леса, и, казалось, им нет конца. Их собралось внизу уже столько, что Эспер не видел землю на сотни ярдов вокруг.

– А что нам делать, когда стрелы закончатся? – спросила Винна.

– Буду отбрыкиваться, – ответил Эспер.

– Мне казалось, у тебя дружеские отношения с Терновым королем и его присными, – заметил Стивен. – В прошлый раз они оставили тебя в живых.

– В прошлый раз я держал Тернового короля на прицеле стрелой, которую мне дала церковь, – напомнил ему Эспер.

– Она еще у тебя?

– Да. Но до тех пор, пока Король здесь не покажется, я не собираюсь ее использовать, разве что у меня не останется других стрел.

Неожиданно ему пришло в голову, что в тот раз с ним была женщина-сефри Лешья. Может быть, дело в ней; на чьей она стороне – было и осталось для него загадкой.

– Этого ждать недолго, – проговорила Винна.

Эспер кивнул и огляделся по сторонам. Может быть, им удастся перебраться на другое дерево, с более прямым и высоким стволом, а потом перерубить ветку, по которой они на него попадут.

Он искал подобный путь к отступлению, когда услышал пение, диковинную мелодию, то взлетающую к небесам, то опускающуюся к земле, которая пробрала его до костей. Эспер не сомневался, что уже слышал эту песню, ему казалось, что еще немного – и он сможет представить себе певца, но воспоминания ускользали от него.

Однако сейчас источник звука был на виду.

– Святые!.. – выдохнул Стивен, который тоже взглянул туда.

Пели невысокий кривоногий мужчина и стройная бледная девочка, чьи зеленые глаза казались сверкающими даже с расстояния в пятьдесят ярдов. Девочке было на вид лет десять или одиннадцать – самый юный слиндер, которого Эспер когда-либо видел. Она держала в каждой руке по змее – отсюда они казались гремучими, – а мужчина сжимал кривой посох с единственной свисающей с него сосновой шишкой.

Оба были обнажены, как в день, когда появились на свет, если не считать все той же татуировки. Они пели, подняв головы, но требовалось не больше мгновения, чтобы понять, что их песня направлена вовсе не в небо.

У очень древних железных дубов тяжелые, могучие ветви часто склонялись до самой земли. Тот, на котором устроились Эспер и его спутники, был не настолько стар; только две ветки располагались достаточно низко, чтобы ухватиться за них, подпрыгнув вверх. Но прямо на глазах лесничего концы дальних веток потянулись вниз и начали гнуться, словно превратились в пальцы великана, решившего подобрать что-то с земли.

– Неистовый! – выругался Эспер.

Не обращая внимания на слиндера, ползущего вверх по дереву, он прицелился в поющего мужчину и выстрелил. Он бы попал, но другой слиндер встал на пути стрелы, и та угодила ему в плечо. То же самое произошло и со следующим выстрелом.

– Плохо дело, – сказал Стивен.

Огромное дерево содрогнулось, когда более толстые сучья потянулись к поющим мужчине и девочке. Окружавшие их слиндеры принялись подпрыгивать, стараясь достать до оживших ветвей. Пока что те были слишком высоко, однако было ясно, что вскоре они опустятся.

Эспер посмотрел на вооруженных спутников.

– Вы, двое, начинайте рубить ветки, – приказал он. – Все, что ведут сюда. Перебирайтесь туда, где они потоньше и их легче перерубить.

– Это наша судьба, – сказал один из солдат. – Наш господин служил силам зла, и теперь мы заплатим за то, что выполняли его приказы.

– Сейчас ты ему не подчиняешься, – сердито возразила Винна. – Ты служишь Энни, законной королеве Кротении. Вспомни, что ты мужчина, и делай, как говорит Эспер. Или дай мне твой меч, и это сделаю я.

– Я слышал, что она делала, – ответил солдат и быстро начертил у себя на лбу знак, защищающий от зла. – Эта женщина, которую вы называете королевой. Она убивала людей, даже не прикасаясь к ним – при помощи колдовства. Все кончено. Мир умирает.

Стивен, который был к нему ближе остальных, протянул руку.

– Дай мне твой меч, – потребовал он. – Быстро!

– Отдай, Ионал, – рявкнул другой солдат и посмотрел на Стивена. – Я не готов умереть. Я пойду в ту сторону. А ты давай в другую.

– Хорошо, – согласился Стивен.

Эспер окинул их быстрым взглядом, когда они разошлись в разные стороны. Он решил, что, если им удастся защитить ветку, на которой они сидят, у них появится шанс спастись.

Винна смотрела на него, и сердце его сжалось от боли. Винна стала лучшим и самым неожиданным даром, который преподнесла ему жизнь за долгие годы. Она была молода, так молода, что порой Эсперу казалось, будто она чужестранка из далекой заморской страны. Но, как правило, она понимала его удивительно хорошо, и иногда это даже смущало его больше, чем радовало. Белый слишком долго жил один.

В последние несколько дней она с ним не разговаривала. С тех самых пор, как обнаружила его сидящим у постели раненой Лешьи. По крайней мере, в этом вопросе она, похоже, его совсем не понимала. Эспер не испытывал к Лешье ни любви, ни вожделения. Это было чем-то еще, чем-то, для чего трудно подобрать название. Его чувство к ней скорее напоминало некое родство душ. Сефри была похожа на него так, как Винна никогда похожа не будет.

Впрочем, может быть, Винна как раз все понимала. И обижалась как раз поэтому.

«Все это не будет иметь значения, если слиндеры до нас доберутся», – подумал Эспер и едва не рассмеялся. Все происходящее напоминало народные пословицы. «Уж лучше подставить шею Неистовому, чем жениться». «Хороший день – это тот, который тебе удалось пережить». «Ничего не скажешь наверняка, когда приходят слиндеры»…

Проклятье, он начинает рассуждать как Стивен.

Эспер выстрелил в очередного врага.

У него осталось три стрелы.

Рубить ветки оказалось совсем не так просто, как Стивен думал. Меч был не слишком остр, а Стивен никогда не рубил дрова и даже толком не знал, как это делается.

Он заметил, что часть веток опустилась уже так низко, что слиндеры вот-вот смогут на них забраться; значит, нужно поторопиться. Он откинулся назад, чтобы как следует замахнуться, и чуть не упал. Стивен сидел на ветке верхом, сжимая ее бедрами, словно бока коня. Но, как и лошадь, ветка не желала оставаться неподвижной, а до земли было далеко.

Он поймал равновесие и снова ударил по ветке мечом. Живое дерево содрогнулось, на землю полетела маленькая щепка. Может быть, если нанести прямой удар, а потом под углом…

Он так и сделал, и у него вышло лучше.

Стивен не мог заставить себя не слышать песню слиндеров. В ней были слова; он чувствовал ритм и поток осмысленных фрагментов, но ничего не понимал, ни единого звука, а учитывая его благословенную святым память и знание языков, это было удивительно. Он сравнивал песню со всеми знакомыми ему диалектами, от древневадхианского до хадамского, из которого помнил всего пару слов, но ни один из них не подходил. И тем не менее у него было ощущение, что смысл песни совсем рядом, что он не видит его прямо у себя под носом.

Эспер считает, что слиндеры изменились. Что это значит?

«Слиндер» – слово на языке усттишей, означающее «тот, кто ест» или «тот, кто пожирает». Но кто они на самом деле? Короткий ответ таков: когда-то они были людьми, жившими в Королевском лесу или поблизости от него. А потом проснулся Терновый король, и целые племена покинули деревни, чтобы пойти за ним.

Разумеется, существовало множество легенд о таких людях. Например, в «Легенде о Галасе», единственном тексте, оставшемся от исчезнувшего королевства Тирц Эккон, имелся похожий эпизод. Великаны-вомары украли гигантского быка Феригольца, и Галаса послали его вернуть. Во время своего путешествия он встретился с великаном по имени Кервидз, у которого был волшебный котелок. Один глоток из этого котелка превращал людей в различных зверей…

Говорят, у святого Фафланса есть дудочка, пение которой наполняет человека безумием и заставляет пожирать себе подобных. Грим Неистовый – темный и ужасный дух ингорнов, чьим именем клялся Эспер, сеет в душах своих почитателей боевое безумие, превращая их в берсерков.

Ветка с треском поддалась, на миг повисла на обрывках коры и упала. Та часть, на которой сидел Стивен, резко распрямилась, точно рычаг катапульты, и он вдруг понял, что летит… и что он идиот.

«Заметки о несусветной глупости Тех-Кто-Слишком-Много-Думает», – начал он новый трактат, идея которого только что забрезжила у него в голове. Возможно, времени хватит еще на одну строчку или даже две. Дико размахивая руками и пытаясь за что-нибудь ухватиться, Стивен ударился бедром о ветку, потянулся к ней, причем, разумеется, выронил меч, но продолжил падать.

Запрокинув голову, он увидел далеко наверху лицо Винны, крошечное и невероятное прекрасное. Знает ли она, что он ее любит? Стивен сожалел, что не сказал ей об этом, пусть даже его признание могло положить конец их дружбе – и его дружбе с Эспером.

Он поймал-таки ветку, руку пронзило огнем, но он не разжал хватки. Задыхаясь, Стивен посмотрел вниз – слиндеры подпрыгивали, пытаясь поймать его за ноги, и не доставали лишь на самую малость.

«Первейшим достоинством Тех-Кто-Слишком-Много-Думает является то, что у них, как правило, не бывает потомства, поскольку их неспособность сосредоточить помыслы на происходящем вокруг в каждую минуту часто ведет к безвременной кончине. Единственными их добродетелями является любовь к друзьям и сожаления о том, что они не могут для них сделать больше, чем уже сделали».

Стивен заметил, что заколдованные ветви опустились к самой земле и люди-чудовища начали на них забираться. Подняв взгляд, он увидел перекошенную злобой морду, чьи-то руки схватили его и потащили в жаждущую крови толпу.

– Эспер, прости меня! – успел крикнуть он, прежде чем его погребли под собой тела слиндеров.

ГЛАВА 7 МЕСТЬ

Леоф задохнулся от боли, когда его пальцы приняли положение, когда-то бывшее для них нормальным.

– Я сам изобрел это устройство, – с гордостью сообщил лекарь. – И добился с его помощью больших успехов.

Леоф сморгнул слезы и взглянул на приспособление. По сути, оно представляло собой перчатку из мягкой кожи с маленьким металлическим крючком на конце каждого пальца. Руку композитора засунули внутрь и положили на металлическую пластину с отверстиями для крючков. Доктор растянул пальцы так, как им следовало лежать, и закрепил крючками.

Затем – и это было самым болезненным – он положил сверху вторую пластину и стянул их болтами. Сухожилия Леофа горели огнем. Возможно, пришла ему в голову дикая мысль, все это – новая изощренная пытка, придуманная узурпатором и его лекарями?

– Давайте лучше вернемся к пару и травам, – поморщившись, попросил он. – Это было приятно.

– Это было нужно, чтобы расслабить руки, – пояснил лекарь. – И пробудить целительные жидкости. А сейчас настал черед наиболее важной процедуры. Ваши пальцы срослись совершенно неправильно, но, к счастью, с тех пор прошло не так много времени. Мы должны придать им нужную форму, а после я смогу сделать жесткие лубки, чтобы удержать их на месте, пока не совершится подлинное исцеление.

– Значит, такое часто случается? – Леоф задохнулся, когда лекарь сильнее затянул болты. Его ладонь все еще оставалась далеко не плоской, но в глубине поврежденной плоти что-то слегка щелкало, выпрямляясь. – Чтоб… руки были в подобном состоянии?

– Не совсем так, – признал лекарь. – Мне еще не приходилось работать с именно такими повреждениями кисти. Но руки, раздробленные булавой или мечом, – довольно заурядное явление. Прежде чем я стал лекарем его величества, я служил лекарем при дворе грефта Офтена. Он, видите ли, каждый месяц проводил турниры, а пятеро его сыновей и тринадцать племянников были как раз подходящего возраста, чтобы в них участвовать.

– Значит, вы лишь недавно прибыли в Эслен? – спросил Леоф, радуясь возможности отвлечься.

– Около года назад, хотя сначала я был подручным лекаря его величества короля Уильяма. После его смерти я недолгое время служил ее величеству королеве, а потом стал помощником личного врача короля Роберта.

– Я тоже недавно сюда прибыл, – сказал Леоф. Врач еще сильнее затянул болты.

– Разумеется, мне известно, кто вы такой. Должен сказать, что вы довольно быстро прославились. – Он едва заметно улыбнулся. – Вы могли бы проявить несколько большее благоразумие.

– Мог бы, – не стал спорить Леоф. – Но тогда мы не имели бы удовольствия выяснить, насколько эффективно ваше изобретение.

– Я не стану вводить вас в заблуждение, – проговорил лекарь. – Ваши руки могут стать лучше, но прежними не будут никогда.

– Я и не предполагал.

Леоф вздохнул и снова сморгнул слезы боли, когда очередная полузажившая кость щелкнула и со скрипом передвинулась на новое место.

На следующее утро он неуклюже листал одну из книг, доставленных по приказу узурпатора, а руки его, как и обещал врач, были в лубках – жестких перчатках из железа и толстой кожи. Его кисти с растопыренными пальцами руки большой и нелепой куклы. Леоф никак не мог решить, как он выглядит: смешно или жутко, – когда пытается переворачивать страницы этими громоздкими варежками.

Впрочем, вскоре он забыл об этом, очарованный тайной.

Книга была старой, написанной древними алманнийскими буквами. Называлась она «Лютее са Фелтан йа са Бирмен» – «Песни полей и рек», – и это были единственные вразумительные слова во всей книге. Остальное представляло собой письмена, каких Леоф никогда прежде не видел. Они чем-то напоминали символы знакомого алфавита, но как читается та или иная буква, оставалось только догадываться.

В книге имелось несколько страниц с короткими строчками, похожими на стихотворные и тоже чем-то знакомыми, но в целом казалось, что обложка книги и ее содержание не имеют друг к другу никакого отношения. Даже бумага внутри представлялась неподходящей, более старой, чем переплет.

Леоф как раз разглядывал страницу со схемами, такими же загадочными, как и текст, когда услышал какой-то шорох из-за двери. Он вздохнул, готовясь к очередной встрече с принцем или лекарем.

Но он ошибся – и ахнул от радости. Порог переступила девочка, кто-то тут же захлопнул и запер за ней дверь.

– Мери! – вскрикнул Леоф.

Она замешкалась на мгновение, а потом бросилась к нему. Леоф подхватил ее и обнял своими нелепыми руками.

– Уф! – выдохнула Мери, когда он прижал ее к себе.

– Как здорово снова видеть тебя, – сказал он и поставил ее на пол.

– Мама говорила, что тебя, наверное, жуть как убили, – проговорила Мери с серьезным видом. – Я так надеялась, что она ошиблась…

Он потянулся погладить ее по голове, и она изумленно вытаращила глаза, заметив его руки.

– Не пугайся, – тут же сказал Леоф, складывая жуткого вида лапищи на колени. – Это чтобы их вылечить. Как твоя матушка, леди Грэмми?

– Если честно, не знаю, – ответила Мери. – Я уже много дней ее не видела.

Леоф опустился перед ней на колени, чувствуя, как в ногах что-то трещит и натягивается.

– Где они тебя держат, Мери?

Девочка пожала плечами, разглядывая его руки.

– Они завязывают мне глаза. – Она улыбнулась. – Но я насчитала семьдесят восемь шагов. Моих шагов, конечно.

Композитор тоже улыбнулся, радуясь ее сообразительности.

– Надеюсь, твоя комната уютнее этой.

Мери огляделась по сторонам.

– Да. У меня хотя бы есть окно.

Окно!.. Неужели это не подземелье?

– Когда ты шла сюда, ты поднималась или спускалась по лестнице? – спросил Леоф.

– Спускалась. Двадцать ступенек. – Она так и не отвела глаз от его рук. – Что с ними случилось? – спросила она в конце концов.

– Я их повредил, – тихо проговорил Леоф.

– Бедненькие, – сказала Мери. – Жаль, что я не могу им помочь. – Она еще сильнее нахмурилась. – Ты теперь не сможешь играть на клавесине, как раньше, да?

У Леофа словно комок застрял в горле.

– Нет, не смогу, – ответил он. – Но ты ведь не откажешься поиграть для меня?

– Конечно нет, – сказала Мери. – Только, ты же знаешь, я не очень хорошо играю.

Он заглянул ей в глаза и мягко положил руки на плечи.

– Я никогда не говорил тебе этого раньше, – сказал он, – но ты можешь стать великим музыкантом. Возможно, самым лучшим.

Мери потрясенно уставилась на него.

– Я?

– Только не задирай нос.

– Мама говорит, что у меня и так нос слишком длинный. – Она нахмурилась. – Думаешь, я смогу сочинять музыку, как ты? Это было бы замечательно.

Леоф встал, моргнув от удивления.

– Женщина-композитор? Я никогда не слышал о подобном. Но я не вижу причин… – Он не договорил.

Как примет мир женщину-композитора? Сможет ли она получить хотя бы один заказ? Сумеет ли заработать этим себе на жизнь?

Скорее всего, нет. И конечно же, это не поможет ей удачно выйти замуж, а скорее помешает…

– Давай поговорим об этом, когда придет время, хорошо? А пока, может, сыграешь мне что-нибудь? Что хочешь, просто для души, а потом начнем урок. Договорились?

Мери радостно кивнула и села за инструмент, положив крошечные пальчики на красные и черные клавиши. Потом изучающе коснулась одной, нажала ее и осторожно по ней постучала, заставив дрожать. Пустую комнату наполнила такая сладостная нота, что Леофу показалось, сердце его сейчас растает, словно горячий воск. Мери смущенно кашлянула и заиграла.

Она начала с мотива, в котором он узнал незатейливую лирскую колыбельную, «Лампада в ночи», написанную почти полностью в этраме, легкую, немного печальную, успокаивающую. Мери играла ее правой рукой, а левой добавила в качестве простого аккомпанемента плавные трезвучия. Получалось нечто очаровательное, и изумление Леофа лишь возросло, когда он сообразил, что не учил девочку этому – это было ее собственной аранжировкой. Он стал ждать, как она продолжит.

Как он и предполагал, последняя нота повисла в воздухе незавершенной, потом плавно перетекла в следующую фразу, мурльгчушие звуки перешли в серию контрапунктов. Гармония была безупречной, сентиментальной, но не чересчур. Так мать, качая на руках ребенка, поет ему все ту же песню, что пела уже сотни раз… Леоф почти почувствовал прикосновение одеяла к коже, нежную руку, гладящую его по голове, легкий ветерок, влетающий с ночного луга в открытое окно детской.

Кода была тоже отрывистой и очень странной. Созвучия неожиданно растянулись, распустились цветочным бутоном, как будто мелодия вылетела в окно, оставив мать и дитя позади. Леоф заметил, что мягкая вторая тональность сменилась навязчивой седьмой, сефтой, но даже для нее аккомпанемент получился довольно неожиданным. Он становился все более диковинным, и тут Леоф догадался, что Мери перешла от колыбельной сначала к сновидению, а теперь – очень резко – к кошмару.

Главной темой звучали крадущиеся шаги Черной Мэри под кроватью – мелодия перешла в почти забытые средние тона, а высокие ноты обратились в пауков и запах горящих волос. Лицо девочки было бледным от сосредоточенности, белое и гладкое, какое бывает только у ребенка, не тронутого прожитыми годами, ужасом и заботами, разочарованиями и ненавистью. Но сейчас Леоф слышал не то, что отражало ее лицо, а музыку, рожденную ее душой, а душа этой малышки, без сомнения, не могла остаться не тронутой жизнью.

Не успел он это подумать, как мелодия неожиданно разбилась вдребезги, осколки ее хотели вновь соединиться, но у них ничего не получалось, словно мелодия никак не могла найти себя. Колыбельная превратилась в нечто новое, навевающее образ безумного бала-маскарада, где лица, прячущиеся под масками, оказываются страшнее самих масок, – чудовища, переодетые в людей, переодетых в чудовищ.

Затем, медленно высвободившись из-под накипи безумия, мелодия собралась в единое целое и усилилась, но в нижнем регистре, под левой рукой. Постепенно она вобрала в себя все остальные ноты, успокоила их, пока контрапункт не превратился в гимн, а тот не перешел в простые трезвучия. Мери снова перенесла Леофа в детскую, туда, где ему ничто не грозило, но голос изменился. На сей раз пела не мать, а отец. И только тогда наконец прозвучал последний аккорд.

Музыка смолкла, а по щекам Леофа текли слезы. Строго говоря, ученик, занимавшийся много лет, мог бы поразить учителя до слез таким сочинением. Но Леоф давал Мери уроки всего несколько месяцев! Однако ее дивная интуиция и чуткая душа воистину творили чудеса!

– Здесь приложили руку святые, – пробормотал он.

За время пыток он почти растерял свою веру в святых, по крайней мере перестал полагать, что им есть до него дело. Пальцы Мери, пробежавшие по клавишам, вновь перевернули его мир.

– Тебе не понравилось? – робко спросила она.

– Очень понравилось, Мери, – выдохнул Леоф, изо всех сил стараясь, чтобы голос не дрожал. – Это… Ты могла бы сыграть это снова? Точно так же?

Девочка нахмурилась.

– Наверное… Я сейчас впервые это играла. Но оно осталось у меня в голове.

– Да, я знаю, что ты имеешь в виду, – проговорил Леоф. – Со мной так бывало. Но я никогда не встречал… Можешь начать сначала?

Мери кивнула, положила руки на клавиши и снова сыграла мелодию, нота за нотой.

– Ты должна научиться записывать свою музыку, – сказал Леоф. – Хочешь?

– Да, – ответила девочка.

– Очень хорошо. Тебе придется делать это самой. Мои руки… – Он беспомощно поднял их.

– Что с ними случилось? – снова спросила Мери.

– Это сделали плохие люди, – признался он. – Но их здесь больше нет.

– Я бы хотела увидеть тех, кто это сделал, – заявила Мери. – И как они умрут.

– Не говори так, – тихо сказал Леоф. – В ненависти нет правды, Мери. Она лишь причиняет боль.

– Я не против, чтобы мне было больно, если я смогу сделать больно им, – настаивала девочка.

– Возможно, – согласился Леоф. – Зато я против. А теперь давай учиться писать. Как называется твоя песня?

Девочка неожиданно смутилась.

– Она для тебя, – проговорила она. – «Песня Леофа».

Леоф пошевелился во сне, ему показалось, будто он что-то услышал. Он сел и попытался было протереть глаза, но тут же поморщился, вспомнив, что даже такое простое действие теперь стало для него сложным и даже опасным предприятием.

И тем не менее он уже давно не чувствовал себя так хорошо. Встреча с Мери стала для него даже более целительной, чем он смел надеяться. Разумеется, он не собирался делиться этой радостью со своими тюремщиками. Если они придумали очередную пытку – показать Мери, а потом отобрать ее у него, – у них ничего не выйдет. И не важно, что узурпатор сказал Леофу и что композитор ответил, – Леоф знал, что его дни сочтены.

Пусть даже ему не суждено снова увидеть девочку, его жизнь уже изменилась к лучшему.

– Знаешь, ты ошибаешься, – раздался шепот.

Леоф уже собрался снова лечь на свою простую кровать, но замер на месте, гадая, действительно ли слышал это или ему почудилось. Голос был очень тихий и хриплый. Может быть, это лишь шаги стражника в коридоре по вине воображения превратились в упрек?

– Кто здесь? – тихо спросил Леоф.

– Ненависть стоит усилий, – продолжал голос, на этот раз разборчивее. – По правде говоря, некоторые печи можно топить только ненавистью.

Леоф не мог определить, откуда доносится голос. Не из самой комнаты и не из коридора. В таком случае откуда?

Он поднялся, неловко зажег свечу и принялся изучать стены своей темницы.

– Кто говорит со мной? – спросил он.

– Ненависть, – услышал он в ответ. – Ло Хусуро. Думаю, я стал вечным.

– Где вы?

– Здесь всегда ночь, – проговорил голос. – А прежде было еще и тихо. Но сейчас я услышал столько прекрасного… Расскажи мне, как выглядит маленькая девочка.

Взгляд Леофа остановился в углу комнаты. Наконец он понял. Как же он глуп, что не сообразил раньше! Кроме двери в комнате имелось еще лишь одно отверстие – то, через которое поступал воздух. Это квадратное отверстие, шириной примерно в королевский фут, было слишком узким, чтобы в него пролез даже младенец.

Но не голос.

– Ты тоже пленник?

– Пленник? – пробормотал голос. – Да… Да, можно и так сказать. Мне мешают, мешают сделать то, что для меня важнее всего.

– И что же это? – спросил Леоф.

– Мщение. – Голос прозвучал совсем тихо, но теперь, когда Леоф стоял под самым отверстием, он слышал все отчетливо. – На моем языке это называется Ло Видейча. Для нас это больше чем слово – это целая философия. Расскажи мне о девочке.

– Ее зовут Мери. Ей семь лет. У нее каштановые волосы и ярко-голубые глаза. Сегодня она была в темно-зеленом платье.

– Она твоя дочь? Племянница?

– Нет, она моя ученица.

– Но ты ее любишь, – не унимался голос.

– Это тебя не касается, – отрезал Леоф.

– Верно, – ответил незнакомец. – Если бы я был твоим врагом, это знание стало бы оружием. Но, думаю, мы не враги.

– Кто ты?

– Нет, это слишком личный вопрос!.. Потому что ответ получится слишком длинным, и он целиком живет в моем сердце.

– А как давно ты здесь?

Последовал резкий смех, недолгая тишина, а потом признание:

….. Не знаю. Большая часть моих воспоминаний сомнительна. Очень много боли, и ни луны, ни солнца, ни звезд, чтобы сохранить вокруг меня мир. Я уплыл далеко-далеко, но музыка вернула меня. Может, у тебя есть лютня или читара?

– Да, в моей камере есть лютня, – ответил Леоф.

– А ты можешь мне что-нибудь сыграть? Что-нибудь, что напомнит мне про апельсиновые рощи и воду, струящуюся из глиняных трубок?

– Я ничего не могу сыграть, – признался Леоф. – У меня изуродованы руки.

– Разумеется, – проговорил тот, кто называл себя Ненависть. – Музыка – это твоя душа. Поэтому они и ударили по ней. Но, мне кажется, они промахнулись.

– Промахнулись, – подтвердил Леоф.

– Они дают тебе инструменты, чтобы мучить. Но как ты думаешь, почему они позволили девочке увидеться с тобой? Почему дали способ творить музыку?

– Принц хочет, чтобы я кое-что сделал, – ответил Леоф. – Написал для него сочинение.

– И ты напишешь?

Леоф вдруг заподозрил подвох и отошел от квадратной дыры в полу. Голос может принадлежать кому угодно: принцу Роберту, или одному из его прислужников, или святые знают, кому еще. Узурпатору, естественно, известно, как Леоф обманул прайфека Хесперо. И он не допустит, чтобы это повторилось.

– Это не он издевался надо мной, – сказал он наконец. – Принц заказал мне музыку, и я сделаю все, что в моих силах.

Наступило молчание, потом его собеседник мрачно рассмеялся.

– Понятно. А ты умен. Похоже, мне придется придумать способ завоевать твое доверие.

– А зачем тебе мое доверие? – спросил Леоф.

– Есть одна песня, очень старая песня моей родины, – невпопад сказал незнакомец. – Если хочешь, я могу попытаться перевести ее на твой язык.

– Как пожелаешь.

Снова наступило молчание, затем он запел. Его голос мучительно дребезжал – так может петь только человек, забывший, как это делается.

Слова звучали с запинками, но достаточно четко:

После последней строчки Ненависть засмеялся.

– Мы еще поговорим, Леффо, – пообещал он. – Потому что я твой маласоно.

– Это слово мне незнакомо, – сказал Леоф.

– Не знаю, есть ли оно в твоем языке, – ответил незнакомец. – Это совесть, того рода, что заставляет тебя причинять зло злодеям. Это дух Ло Видейча.

– Я не знаю слова для такого понятия, – признал Леоф. – И не хочу знать.

Но позже, когда он остался один в темноте, чувствуя, как пальцы тоскуют по клавишам клавесина, в его душу закралось сомнение.

Вздыхая, не в силах заснуть, Леоф взял странную книгу, которую разглядывал днем, и снова задумался. Так, сидя над ней, он и заснул, а когда проснулся, то куски головоломки встали на свои места, и во вспышке озарения он неожиданно понял, как может убить принца Роберта. Леоф не знал, смеяться ему или плакать…

Но знал, что убьет Роберта, если ему представится такая возможность.

ГЛАВА 8 ВЫБОР

Эспер повернулся на пронзительный крик Винны и увидел, как Стивена стаскивают с ветки.

Эта картина казалась странно знакомой, причем события разворачивались так медленно, что он даже успел понять почему. Происходящее напомнило ему кукольное представление сефри, миниатюрное изображение мира, совершенно нереальное. С такого расстояния лицо Стивена было не более выразительным, чем у вырезанной из дерева марионетки, а когда он в последний раз взглянул на Эспера, лесничий увидел только темные провалы глаз и круг рта.

И Стивен исчез.

Но вскоре среди ветвей появилась еще одна фигурка, и из-за расстояния она тоже казалась кукольной. В руке ее сверкал нож. Фигурка решительно спрыгнула в лес поднятых рук и их пятилепестковых цветов.

Эхок.

Эспер услышал оглушительный рев ярости и лишь потом, почувствовав, как саднит горло, осознал, что кричал он сам.

Он полез вперед по своей ветке, хотя ничем не мог помочь. Винна снова закричала – кажется, звала мальчика по имени. Эспер с леденеющим сердцем увидел, как из злобной массы вынырнуло на миг залитое кровью лицо Стивена и тут же исчезло.

Эхок не показывался. Лесничий натянул лук, выбирая мишень, гадая, какой чудесный выстрел может спасти его друзей.

Но холодный ком в глубине его души знал правду – они уже мертвы.

Его снова охватила ярость. Он выстрелил, чтобы прикончить хотя бы одно из чудовищ, жалея только о том, что ему не хватит стрел убить всех. Его не волновало, кем они были, прежде чем мир сошел с ума. Крестьяне, охотники, отцы, братья, сестры – все равно.

Он посмотрел на Винну, увидел ее полные слез глаза и застывшую в них беспомощность, в точности отражающую его собственную. Ее взгляд умолял его сделать хоть что-нибудь.

Инстинкт самосохранения заставил Эспера развернуться, чтобы истратить последние несколько стрел на слиндеров, подбирающихся к ним по веткам дерева, но те куда-то исчезли. Прямо у него на глазах последние из атаковавших спрыгнули на землю, и толпа, словно отступающая волна прибоя, отхлынула и растворилась в сумерках.

Спустя несколько ударов сердца о них напоминал только приглушенный гул вдалеке.

Эспер долго сидел на ветке, глядя им вслед. Он чувствовал себя невероятно уставшим, старым и потерянным.

– Снова снег пошел, – сказала Винна через некоторое время. Лесничий согласился с ее словами легким пожатием плеч.

– Эспер.

– Да. – Он вздохнул. – Пойдем.

Он встал на своей ветке и помог девушке спуститься. Она обняла его, и они несколько мгновений прижимались друг к другу. Эспер понимал, что на них смотрят два солдата, но ему было все равно. Так приятно было чувствовать ее тепло, вдыхать ее запах… Он вспомнил, как Винна впервые поцеловала его, вспомнил свое смущение и восторг, и ему отчаянно захотелось вернуться в прошлое, в те дни, когда все еще не запуталось так страшно.

В те дни, когда Стивен и Эхок были еще живы.

– Эй! – окликнул их голос снизу.

Сквозь мокрые от снега вьющиеся волосы Винны Эспер увидел рыцаря Нейла МекВрена. С ним рядом стояли вителлианский фехтовальщик и девушка Остра. В лесничем заклокотала глубинная черная ярость. Эти трое и солдаты – все они почти чужие ему. Почему им позволено жить, когда Стивена разорвали в клочья?

Проклятье. Сначала – дело.

– Отпусти меня, – мрачно пробормотал Эспер и высвободился из рук Винны. – Мне нужно с ними поговорить.

– Эспер, это были Стивен и Эхок.

– Да. Мне нужно поговорить с теми людьми.

Винна опустила руки, и, избегая ее взгляда, лесничий помог ей спуститься с дерева на землю, прыгнув, чтобы не наступить на тела, грудой сваленные у корней. Возможно, кто-нибудь из них еще жив. Впрочем, никто не шевелился.

– Вы в порядке? – спросил он Нейла. Рыцарь кивнул.

– Лишь милостью святых. Мы не были нужны этим чудовищам.

– В каком смысле? – спросила Винна. Нейл развел руками.

– Мы как раз атаковали тех, кто захватил Остру, когда из леса хлынула толпа. Я прикончил нескольких нелюдей, прежде чем понял, что они просто пытаются нас обойти. Мы укрылись за деревом, чтобы нас не затоптали. Когда они прошли мимо, мы сразились с похитителями. Боюсь, нам пришлось убить их всех.

Остра кивнула, подтверждая его слова, но от потрясения она не могла выговорить ни слова и лишь молча прижималась к Казио.

– Они пробежали мимо вас, – повторил Эспер, пытаясь осознать услышанное. – Значит, их интересовали мы?

– Нет, – задумчиво проговорила Винна. – Не мы. Им был нужен Стивен. А как только они его захватили, они ушли. Эхок… – в ее глазах вспыхнула надежда. – Эспер, а что, если они живы? Мы же на самом деле не видели…

– Хм-м, – промычал он, мысленно пробуя это предположение на прочность.

В конце концов, они уже однажды считали Стивена мертвым, а теперь у них даже нет его трупа… Винна права.

– Так пойдем за ним! – подытожила Винна.

– Секунду, – перебил ее Нейл, не отрывая взгляда от груды тел. – Что-то я слишком многого не понимаю. Твари, нас атаковавшие… это те самые слиндеры, которых вы описывали королеве в первый день нашего путешествия?

– Точно, – ответил Эспер с нарастающим внутри нетерпением.

– И они служат Терновому королю?

– И это точно, – согласился Эспер.

– А что тогда это? – Нейл показал на полуобглоданный труп уттина.

Эспер взглянул на растерзанное тело твари и подумал, что Стивен, наверное, обрадовался такой возможности изучить внутреннее строение уттина.

Вместо шкуры тело чудовища покрывали шипастые пластины, складываясь в панцирь вроде черепашьего. Из стыков торчала черная шерсть. По собственному опыту Эспер знал, что эта естественная броня достаточно прочна, чтобы ей не были страшны ни стрелы, ни кинжалы, ни топоры. Однако слиндерам каким-то образом удалось выдрать несколько шипов и вгрызться в плоть, а затем вытащить склизкие внутренности из клети толстых ребер. Глаза уттина оказались выцарапаны, нижняя челюсть сломана и наполовину оторвана. Из глотки торчала выдранная из плеча человеческая рука.

– Мы называем это уттином, – сказал Эспер. – Мы уже сражались с одним таким раньше.

– Но этих убили слиндеры.

– Верно.

– В таком случае из твоих слов следует, что из всех нас слиндеры атаковали только уттинов и брата Стивена.

– Похоже на то, – резковато согласился Эспер. – Про это мы вам и толкуем.

– Но вы думаете, что они захватили Стивена живым? Вместо ответа Эспер развернулся на каблуках и направился к тому месту, где в последний раз видел друга, туда, где неестественно изогнутые ветви дерева все еще касались земли. Остальные последовали за ним.

– Я видел, как слиндеры убивают, – сказал он. – Они либо едят людей прямо на месте, либо рвут в клочья. Здесь нет и следа подобного, значит, они забрали Стивена и Эхока с собой.

– Но почему они взяли только этих двоих? – настаивал Нейл. – Зачем они им понадобились?

– Да какая разница! – сердито крикнула Винна. – Мы должны их вернуть.

Нейл покраснел, но тут же расправил плечи и вздернул подбородок.

– Потому что, – ответил он, – я понимаю, что значит терять друзей. И прекрасно знаю, что такое, когда в твоей душе верность одному человеку вступает в противоречие с верностью другому. Но вы поклялись служить ее величеству. Если ваши друзья мертвы, им уже не помочь. Если они живы, значит, им сохранили жизнь по какой-то причине, которая тоже от нас не зависит. Я умоляю…

– Нейл МекВрен, – проговорила Винна голосом, в котором звенели яростные льдинки. – Ты был в Кал Азроте, когда Терновый король явился туда. Мы все сражались там вместе, и в Данмроге тоже. Если бы не Стивен, мы погибли бы все, включая ее величество. Ты не можешь быть настолько бесчувственным.

Нейл тяжело вздохнул.

– Мэммэ Винна, – сказал он. – У меня нет ни малейшего желания обидеть вас или причинить боль. Однако помимо прочих уз все мы здесь – кроме Казио – являемся подданными трона Кротении. И наш первейший долг служить ему. И даже если это для вас не важно, вспомните, что, прежде чем покинуть Данмрог, мы дали клятву служить Энни, законной наследнице трона, и увидеть ее на нем или умереть. Стивен и Эхок тоже дали такую клятву. – Он слегка повысил голос. – Но мы потеряли Энни. Кто-то забрал ее, а нас, ее предполагаемых защитников, стало значительно меньше. Вы же предлагаете нам разделиться еще. Прошу вас, вспомните свое обещание и помогите мне найти Энни. Ради святых, мы даже знаем наверняка, что Стивен и Эхок живы.

– Про нее мы тоже не знаем наверняка, – возразил Эспер.

– Ты королевский лесничий, – запротестовал Нейл. Эспер покачал головой.

– Строго говоря, нет. Меня сместили с этой должности. Предполагается, что теперь я подчиняюсь прайфеку, а он приказал мне убить Тернового короля. Те, кто захватил Стивена, служат Терновому королю, и я уверен, что они приведут меня к нему.

– Прайфек стоял за убийствами и колдовством в Данмроге, а также, скорее всего, действует заодно с убийцами из Кал Азрота, – напомнил Нейл. – Он враг вашей законной правительницы, а значит, вы не должны ему повиноваться.

– А я в этом не уверен, – проворчал Эспер. – Кроме того, если я лесничий, как ты говоришь, что же, этот лес в моем ведении, и я должен выяснить, что тут происходит. В любом случае решать я буду сам.

– Я знаю, что это твое решение, – не стал возражать Нейл. – Но я здесь единственный, кто готов вступиться за Энни, и я прошу тебя принять мои доводы.

Эспер встретил серьезный взгляд рыцаря, а затем повернулся к Винне. Он еще не знал, что скажет, но новый шум освободил его от необходимости говорить.

– Слышишь? – спросил он Нейла.

– Слышу, но что? – ответил рыцарь, кладя руку на рукоять меча.

– Всадники, много, – проворчал Эспер. – Думаю, наш спор подождет, пока мы не поймем, какая новая напасть на нас свалилась.

ГЛАВА 9 ВОЗРОЖДЕНИЕ

Шепот мертвых разбудил ее.

Первый вдох оказался мучительным, словно ее легкие были сделаны из стекла и от попытки расправить их разбились вдребезги. Ее мышцы пытались сползти с костей. Она бы закричала, но ее рот и горло были забиты желчью и слизью.

Ее голова колотилась о камень, но она ничего не могла с этим поделать и лишь наблюдала за искрами перед глазами. Затем все ее тело выгнулось назад, словно она превратилась в лук в руках святого, и из ее рта полетели влажные стрелы, снова и снова… Наконец судороги прекратились. Она долго лежала неподвижно, медленно, со скрежетом вдыхая и выдыхая воздух, а на смену боли приходило изнеможение.

Ей казалось, будто она тонет в чем-то мягком.

«Святые, простите меня, – безмолвно взмолилась она. – Я не хотела. Мне пришлось…»

Это было лишь наполовину правдой, но она слишком устала, чтобы объяснять это.

В любом случае не было похоже, чтобы святые слушали, хотя мертвые по-прежнему что-то шептали. Ей казалось, что совсем недавно она их понимала, вникая в странные временные формы их глаголов. Теперь же их голоса порхали где-то на краю понимания – все, кроме одного, который пытался проникнуть в ее ухо, словно язык любовника.

Она не хотела его слышать, не хотела слушать, потому что боялась, что тогда ее душа вернется в забвение.

Но голос не собирался позволить себе помешать такой простой вещи, как страх.

– Нет, клянусь проклятыми, – прохрипел он. – Ты меня слышишь. Ты меня выслушаешь.

– Кто ты? – уступила она. – Пожалуйста, скажи…

– Мое имя? – Голос тут же набрал силу, и она почувствовала щекой прикосновение руки. Очень холодной. – Кажется, меня звали Эррен. Да, Эррен. А ты кто такая? Ты кажешься мне знакомой.

Неожиданно она поняла, что забыла собственное имя.

– Не помню, – призналась она. – А вот тебя помню. Ты – личная убийца королевы.

– Да, – торжествующе согласился голос. – Да, это я. И теперь я тебя узнала. Ты Элис. Элис Берри. – За этими словами последовал звук, отдаленно напоминающий смешок. – Клянусь святыми, я тебя не разгадала, не поняла, кто ты. Почему?

«Элис! Я Элис!» – подумала она с отчаянным облегчением.

– Я не хотела, чтобы меня обнаружили, – пояснила Элис. – Но я всегда боялась, что ты меня поймаешь. По правде говоря, ты внушала мне ужас.

Рука погладила ее по щеке.

– Ты прошла подготовку в монастыре, да. – Умершая женщина вздохнула. – Но не в подобающем монастыре церкви, так ведь? Халаруни?

– Мы называем себя «верэн», – ответила Элис.

– Ах да, конечно, – проговорила Эррен. – Верэн. Знак полумесяца. Да, я о вас кое-что знаю. Значит, теперь ты стала защитницей моей королевы.

– Да, госпожа.

– Как тебе удалось спастись от смерти? Биение твоего сердца замедлилось до одного удара в день, а дыхание замерло. От твоей крови разило виселичным суслом, но теперь она чиста.

– Если бы он воспользовался не виселичным суслом, если бы выбрал ловлет, мерворт или болиголов – я была бы мертва, – ответила Элис.

– Ты и теперь можешь умереть, – проговорила Эррен. – Ты до сих пор на пороге смерти. От столь нематериального существа, как я, мало проку, но ты так близка к нам, что я, пожалуй, могла бы…

– Тогда у нее не останется ни единого союзника, – возразила Элис.

– Расскажи мне немедленно, почему ты не умерла. Я не знаю ни одного священного пути и ни одного заклинания, которое остановило бы действие виселичного сусла.

– У нас разные пути, – объяснила Элис. – А закон смерти действительно нарушен. Граница между живыми и мертвыми стала значительно шире, а переход в обе стороны – более размытым. Виселичное сусло надежнее большинства ядов, потому что действует не только на тело, но и на душу. В нашем ордене рассказывают одну очень древнюю историю о женщине, которая позволила смерти забрать себя, однако сумела вернуться. Это было во времена Черного Джестера. Так закон смерти был нарушен в прошлый раз. Я чувствовала, что могу совершить то же самое, а еще я знала необходимые сакаумы. И у меня просто не было выбора. Яд уже проник в мое тело. – Она помолчала. – Тебе не следует меня убивать, сестра Эррен.

– Понимает ли моя королева, каковы цели твоего ордена?

– Мой орден мертв. Все, кроме меня, – ответила Элис. – Я больше не связана их целями.

– Значит, не знает.

– Нет, конечно, – поговорила Элис. – Как я могла ей сказать? Ей нужен кто-то, кому бы она могла верить. И она верит мне.

– Пока что это я вынуждена тебе верить, – промурлыкала тень Эррен.

– Я множество раз могла ее убить, – сказала Элис. – Но не стала.

– Возможно, ты ждешь, когда придет ее дочь.

– Нет, – с отчаянием в голосе возразила Элис. – Ты плохо знаешь верэн, если думаешь, что мы можем причинить Энни вред.

– Возможно, ты хочешь получить власть над ней? – предположила Эррен. – Власть над истинной королевой.

– Это уже ближе к правде, по крайней мере в понимании ордена, – признала Элис. – Но я не принадлежала к внутреннему кругу и никогда до конца не сознавала целей верэн, а теперь они меня и вовсе не заботят.

– Ты сказала, что все сестры мертвы. А братья?

– Ты и про них знаешь? – с замиранием сердца спросила Элис.

– Теперь знаю. Я догадалась. Орден святой Цер имеет свой мужской аналог. Значит, такой же должен быть и у верэн. Но понимаешь ли ты, насколько это опасно, если остались только мужчины? Если лишь их голоса будут звучать на совете?

– Нет, не понимаю, – призналась Элис. – Я хочу только одного – служить Мюриель, защитить ее от опасности и помочь ей сохранить страну.

– Это правда?

Элис почувствовала легкий укол где-то внутри. Больно не было, но на нее вдруг навалилась страшная слабость, а сердце забилось странно, словно пыталось вырваться наружу.

– Я клянусь, что это правда, – выдохнула она. – Клянусь именем святой, которой клянемся все мы.

– Назови ее.

– Виргения.

Давление ослабло, но не исчезло совсем.

– Как же тяжело ждать, – сказала Эррен. – Мы, мертвые, забываем…

– Похоже, ты помнишь многое, – заметила Элис. Самообладание постепенно возвращалось к ней.

– Я цепляюсь за свой долг. Я забыла своих родителей и собственное детство. Не помню, любила ли я когда-нибудь мужчину или женщину. И не могу представить, каким было мое лицо. Но свои обязательства я знаю. И я помню ее. Ты можешь ее защитить? Станешь ли?

– Да, – еле слышно ответила Элис – Клянусь.

– А что, если мужчины верэн живы и придут к тебе? Что тогда? Что, если они придут и потребуют, чтобы ты причинила вред ей или ее дочери?

– Теперь я принадлежу королеве, – стояла на своем Элис. – Ей, а не им.

– Мне трудно в это поверить.

– Ты воспитывалась в монастыре. Если бы церковь приказала тебе убить Мюриель, ты бы выполнила это распоряжение?

Эррен рассмеялась, мягко и невесело.

– Мне приказали, – сказала она. Волоски на загривке Эллис встали дыбом.

– Кто? – спросила она. – Кто отдал приказ? Хесперо?

– Хесперо? – Голос Эррен, казалось, отдалился. – Я не помню этого имени. Возможно, он не имеет значения. Нет, я не помню, кто приказывал. Но, должно быть, он занимал очень высокое положение, иначе я бы не стала и обдумывать этот приказ.

– Ты обдумывала его? – Элис была потрясена.

– Кажется, да.

– Значит, у тебя была на то причина, – проговорила Элис.

– Ее не хватило на то, чтобы выполнить приказ.

– Что происходит, Эррен? Мир разваливается на части. Закон смерти нарушен. Кто мой враг?

– Я умерла, Элис, – ответила тень. – Если бы я знала все это, если бы понимала, чего опасаться, неужели, ты думаешь, я бы умерла?

– О…

– Твои враги – это и ее враги. Это все, что тебе нужно знать. Это все упрощает.

– Упрощает, – согласилась Элис, хотя и понимала, что все совсем не так просто.

– Ты будешь жить, – сказала Эррен. – Все думают, что ты умерла. Что ты будешь делать?

– Энни жива, – проговорила Элис.

– Энни?

– Младшая дочь Мюриель.

– Ах, да. Я ей про это сказала.

– Она жива. А также Файл де Лири и многие другие верные королеве люди. Роберт боится, что под знаменами Энни соберется армия. И боится не зря.

– Армия… – задумчиво повторила Эррен. – Дочь, возглавляющая армию. Интересно, что из этого получится.

– Мне кажется, я могу помочь, – сказала Элис. – За королевой слишком пристально следят, ее держат в башне Волчья Шкура, далеко от потайных ходов. Я думаю, ее единственная надежда на спасение – победа Энни, но лишь если это произойдет до того, как вмешаются Ханза и церковь.

– Как ты ей поможешь? Убьешь Роберта?

– Конечно, я об этом думала, – ответила Элис. – Но я не уверена, что его возможно убить. Он тоже вернулся из страны мертвых, леди Эррен, но он был совершенно мертв. Если его поранить, рана не кровоточит. И я не знаю, как убить то, во что он превратился.

– Возможно, когда-то я знала нечто подобное, – проговорила Эррен. – Но теперь нет. И что же?

– Узурпатор держит в темнице одного человека. Если я смогу освободить его и сделать это от имени Энни, думаю, даже самые упрямые лендверды перейдут на ее сторону. Я изменю равновесие сил.

– Значит, тайные ходы.

– Это рискованно, – признала Элис. – Принц Роберт единственный среди мужчин знает про них и, возможно, помнит. Но…

– Он считает тебя мертвой, – сказала Эррен. – Я понимаю. Однако этим оружием ты сможешь воспользоваться только единожды.

– Да, – согласилась Элис.

– Будь осторожна, – предупредила Эррен. – В подземельях Эслена есть сущности, которым давным-давно следовало умереть. Не думай, что они лишились своей силы.

– Я помогу ей, Эррен, – пообещала Элис.

– Поможешь, – не стала спорить та.

– Знаю, я не смогу тебя заменить, но сделаю все, что в моих силах.

– Моих сил оказалось недостаточно. Постарайся сделать больше.

Элис пробрало холодком, и голос смолк.

Ее голову внезапно заполнила вонь разлагающейся плоти, а когда к ней вернулись чувства, она ощутила ребра, впивающиеся ей в спину. Рука по-прежнему касалась ее щеки. Она дотронулась до нее; она оказалась влажной и скользкой, почти лишенной плоти.

Роберт солгал Мюриель. Да, он положил ее в склепе Отважных, но не в могилу Уильяма; она оказалась в одном гробу с Эррен.

Прямо на ней. Простое совпадение или злая шутка?

А может быть, его роковая ошибка.

Элис довольно долго лежала, дрожа, и собиралась с силами, а затем толкнула камень над собой. Он был тяжелый, слишком тяжелый, но она заглянула в глубину своего сердца, отыскала там новую решимость – и плита немного поддалась. Отдохнув, девушка снова принялась за дело. На сей раз темноту прорезала тонкая щель.

Элис расслабилась, позволяя свежему воздуху проникнуть внутрь и придать ей сил. Упираясь руками и ногами, она налегла на крышку саркофага со всей силой, на которую было способно ее хрупкое тело.

Плита со скрежетом сдвинулась еще на ширину пальца.

Элис услышала далекий звон колокола и поняла, что он отмечает полдень. Мир живых, солнца и сладкого воздуха снова стал для нее реальным. Элис удвоила свои усилия, но она была очень, очень слаба.

Только через шесть колоколов – с вечерним звоном – ей удалось сдвинуть крышку и сползти с гниющего тела своей предшественницы.

Из атриума лился тусклый свет, но Элис не стала оглядываться назад, на свой временный приют, да и сил, чтобы вернуть крышку на место, у нее не осталось. Ей оставалось лишь надеяться, что никто не придет сюда, прежде чем она наберется сил, чтобы закрыть саркофаг самой, или найдет кого-нибудь, кто ей в этом поможет.

Чувствуя себя ломкой и невесомой, точно соломинка, Элис Берри выбралась из крипты на улицу Тенистого Эслена, темного собрата живого города, расположившегося выше на холме. Подняв голову и взглянув на шпиль и стены Эслена, она на мгновение почувствовала себя испуганной и одинокой, как никогда. Задача, которую она перед собой поставила – и которую обещала призраку выполнить, – казалась превыше ее сил.

Потом, криво усмехнувшись, Элис вспомнила, что она не только выжила, выпив один из самых смертоносных ядов в мире, но и скрылась от узурпатора Роберта Отважного. Пытаясь все предусмотреть, он сам вырыл себе яму.

А Элис превратит этот просчет в кинжал и вонзит его в сердце Роберта, какую бы гадость ни толкало оно по его жилам вместо крови.