Г. Полилов ПЕРСТЕНЬ

I

Осенний ветер сметал пожелтевшие листья, заваливая ими всю аллею, полукругом подходящую к небольшой усадьбе.

Усадьба была покинута хозяевами. Помещик-поляк забрал все, что имелось поценнее и вместе с женой и детьми уехал в Варшаву. В доме остался только старый слуга, здесь родившийся, выросший, по-собачьи привязанный к своим хозяевам.

Недолго оставался дом пустым. И дня не прошло, как на безлюдный двор усадьбы прискакали немецкие уланы, осторожно высматривая, нет ли где казаков и, убедившись, что последние отсутствуют, сделались более развязными, стали проникать повсюду, заглядывать в кухни, в погреба, и через посредство нескольких своих товарищей, понимающих по-польски, принялись расспрашивать, где стоят русские войска, много ли их, где находится помещик и т. д.

На все их вопросы отвечал старый Ионтек незнанием, качал отрицательно поседевшей головой и только грустно глядел на панские покои, в которых так своевольно хозяйничали незваные гости.

— Не знаешь, старый черт; ну, так мы тебе вернем память! — злобно закричал немецкий вахмистр и изо всей силы ударил кулаком по лицу старика.

Пошатнулся верный слуга, кубарем свалился на пол, слабо застонал, пытаясь подняться.

Точно обрадовались остальные уланы этому удару и сами в свою очередь начали бить лежащего старика.

На дворе зашумели автомобильные колеса, кто-то подъехал к крыльцу, солдаты бросились врассыпную, хотел ускользнуть и толстый вахмистр, но незапертая дверь распахнулась и в переднюю, где происходило избиение, вошел престарелый прусский генерал высокого роста и остановился.

Вслед за ним в комнате появились еще четыре штабных офицера.

— Что такое туг происходит? — сурово спросил генерал.

Вахмистр по-своему объяснил происшедшее.

Генерал брезгливо посмотрел на пытавшегося подняться старика и прошел в комнату.

Вслед за ним потянулись и офицеры.

II

Усадьба была отведена под немецкий штаб дивизии. Немцы расположились здесь, как дома: играли даже на старинном Виртовском рояле, который издавал какой-то боязливый нежный звук, быстро разлетавшийся по старинным комнатам.

Генерал фон Брюген отвел себе хозяйский кабинет, где отлично поместился на дедовском широком диване, крытом зеленым мягким сафьяном. Старый Ионтек должен был ему лично прислуживать, а перед сном, когда генерал находился уже в постели, рассказывать о соседних поместьях.

Любил старый генерал также и выдержанное вино. Он строго-настрого заказал Ионтеку, чтобы тот берег хозяйский погреб и приносил вино только ему, а офицерам не давал.

Но что мог сделать старый Ионтек с нахальными пруссаками? Они давно уже навестили подвал и отлично пользовались его содержимым!..

— Панове, не должно брать вино, ваш же генерал запрещает, — старался убедить он офицеров в надежде, что после их ухода останется что-нибудь и для настоящих владельцев.

— Нам не приказ генерал, мы отлично знаем без него, что делать. А если ты посмеешь нам еще возражать, то посмотри вот, что мы с тобой сделаем! — вызывающе крикнул прыщеватый молодой лейтенант и, выхватив саблю, изрубил две масляные картины, висевшие в гостиной.

Остальные товарищи его захохотали.

Дивизионный генерал оказывался очень слабым, бездеятельным человеком. Никто из офицеров его не слушался и старый немец все время занимался только курением сигары, едою, истреблением хозяйского вина да разговорами с Ионтеком.

— Вот приедет сюда наш кайзер, он задаст всем этим русским свиньям феферу! — сказал он как-то старому слуге, когда тот закутывал ему ноги теплым одеялом.

Старик наивно взглянул на германца и неожиданно, точно откуда-то у него явилась смелость, промолвил:

— А вот и не задаст!

Фон Брюген хотел уже раскричаться на такое замечание слуги, как любопытство заставило его спросить:

— А почему же ты думаешь, что он их помилует?

— Да потому, что не добраться ему будет до русских! Руки коротки! У нас поляки сказывают, что одна рука у вашего императора короче другой.

— Это не беда, он и ею сумеет захватить, что нужно!

Но переспорить старого Ионтека было трудно. Много он видел во время своей долгой жизни, немало чего наслушался и смело возразил генералу:

— У нас в Польше есть предание, что старая Польша, теперь разъединенная, снова воссоединится и уйдет из-под власти пруссов и австрияков…

— Польская собака! — крикнул генерал в сердцах.

Фон Брюген, кряхтя, повернулся на бок, достал с ночного столика стакан со старым вином, сделал глоток и, смягчившись, промолвил:

— Наказать бы тебя следовало за такие слова! Ну, рассказывай дальше!

Не струсивши, Ионтек посмотрел выцветшими глазами, подумал минуту и, махнув рукой, снова заговорил:

— Там у пана в шкафу есть книжка, так в ней все сказано…

И, не ожидая ответа генерала. Ионтек зашаркал ногами, направляясь к старому, немного покривившемуся шкафу из крепкого ореха.

Привычные руки быстро вытащили с полки необходимую книгу.

— Вот, читайте, если по-нашему, по-польски, смыслите!

Фон Брюген взял эту небольшую пузатенькую книгу, осторожно понюхал, осмотрел ее со всех сторон, точно опасаясь, не подвох ли тут какой, и стал перелистывать.

— Тут у пана ленточкой заложено, там и читайте.

Генерал впился глазами в строки книжки и прочитал:

«Когда земная кровь воссоединится с небесной и кровяной дождь прольется на землю, произойдут тяжкие испытания для нашей матери-Польши. Но это время будет последним часом ее тяжелых мук и горя. Ни пруссы, ни цесарцы не одолеют белого орла с востока. Он растреплет то и другое царства, уничтожит их от края до края. Вот тогда и настанет радостное время, когда все три части нашей родины воссоединятся. А пока — жди и терпи, польский народ!»

Фон Брюген нервно откинул книгу на одеяло и задумался.

Старые люди в большинстве случаев суеверны. Неожиданное предсказание, пропитанное им, встревожило старика.

— Возьми ты свою чертовскую книгу, — крикнул он Ион-теку и нервно осушил весь стакан.

— Ну, убедились теперь, что я говорю правду? — торжествующим голосом проговорил Ионтек.

Генерал молчал, только глаза его сердито перебегали по стенам комнаты.

— Мало ли какой глупости не напишут, всему верить нельзя. Вон тоже у нас иные солдаты, даже офицеры, верят заклинаниям.

Бескровные уши Ионтека насторожились. Старик тоже был склонен ко всему таинственному.

— А какое такое заклинание? Разные есть ведь! Некоторые действительны.

Крякнул фон Брюген, нахмурился, пальцем поманил к себе поляка поближе и, указывая на висевший на вешалке мундир, нерешительно заметил:

— Достань там в кармане записную книжку!

И когда она была ему принесена, достал из нее тщательно сложенную бумажку и как-то глухо начал читать. Видимо, ему хотелось поделиться со стариком Ионтеком некоторыми сведениями, волновавшими его.

«Если у кого из носа кровотечение или если он ранен, тот должен положить эту записку на рану и кровь перестанет течь. Кто этому не поверит, может убедиться. Положи эту бумагу на острие ножа и уколи собаку или лошадь, кровь не пойдет…»

Ионтек, внимательно слушавший плохой перевод на польский язык читавшего, утвердительно кивнул головой.

— Этому верить можно, у нас в фольварке есть две женщины, так они тоже кровь останавливают.

Точно довольный его одобрениями, фон Брюген начал читать снова, теперь уже громче:

— «Бин, Кусус, Люстус, Нарен, Зибеш, Муна, Иезус, Мария, Иозеф!»

При чтении последних трех слов Ионтек набожно перекрестился.

— Это очень действительная молитва, — сказал генерал, — ее нашли в 1505 году на гробе Спасителя. Когда император Карл отправился в поход, он получил ее в благословение от папы.

— А вы католик, пан? — неожиданно прервал чтение генерала слуга.

— Я саксонец, — точно нехотя, вымолвил фон Брюген.

— Вот, вот, я и вижу, что вы в Бога верите, а то ваши остальные швабы костелы наши разоряют.

Генералу, видимо, было неприятно слушать эти слова. Он хотел уже окончить затянувшийся разговор, но сейчас же снял с пальца какое-то кольцо из алюминия и, показывая старому Ионтеку, доверчиво проговорил:

— Вот, если это кольцо носишь постоянно на пальце, никакая пуля тебя не ранит, сабля не поразит, в этом я сам убедился!

Слуга потянулся за чудодейственным кольцом. Фон Брюген передал ему. Старик стал внимательно рассматривать вещицу.

В трубе завыл тоскливый осенний ветер, где-то зашуршало за окном сухими листьями, стукнула плохо привязанная ставня, саксонский генерал боязливо пожал плечами, потянул на себя теплое одеяло и, забыв о переданном кольце, сейчас же заснул.

III

В других комнатах шел кутеж. Офицеры старательно истребляли вина, громко о чем-то спорили. Двое из них играли в карты.

Ионтек старался молчаливо проскользнуть мимо пирующих, но один из офицеров, рыжеватый блондин, заметил слугу и окрикнул:

— Эй, польская собака, чего ты там крадешься, точно шпион какой!

Ионтек остановился и, не подходя к военному, ожидал, что ему скажут.

— Раздобудь меда, мы все выпили, у тебя, поди, где-нибудь спрятан!

— Ни меда, ни вина у нас больше нет, — обрывисто ответил старый.

— Поищи хорошенько. Просить мы не станем, а приказываем, — поднимая голову от карт, дерзко крикнул уже немолодой майор. — Поди сюда!

Послушно поплелись старые ноги Ионтека.

— Сейчас, чтоб мед был здесь и вино, какое есть! — заорал пруссак на стоявшего перед ним слугу.

Глаза его отыскали на пальце последнего генеральское кольцо.

— Это что? Украл генеральский амулет? Завтра тебя за это повесим!

— Да, да, генерал без этого амулета и на лошадь боится садиться, — засмеялся рыжеватый лейтенант.

— Ну, польская собака, пока тебя завтра повесим, сейчас неси нам вина! — раздался повелительный голос майора.

Ионтек, опустив голову, ничего не ответив говорившему, медленно побрел из комнаты.

IV

Просыпалось утро, темноватое, неприветливое. Все кругом глядело тоскливо.

Хорошо выспавшийся генерал поднялся, приказал Ион-теку подавать умываться и старательно принялся за свой туалет.

— Там вчера, пане, вы мне показывали ваше чудесное кольцо, — протянул слуга.

— Ах, да, вспомнил! Где же оно?

— Да у меня в каморке лежит, я боялся, чтобы не затерялось! Я сейчас принесу.

— Постой, сперва приготовь мне кофе, это успеется.

Но не удалось на этот раз генералу напиться любимого напитка. В усадьбу прискакал прусский улан. Сейчас же раздалась тревога, все закипело, зашевелилось, стали седлаться лошади, на веранде появились заспанные лица офицеров.

— Скорее, скорее; сейчас тут будут казаки! — раздавались возгласы.

Не прошло и десяти минут, как весь штаб дивизии уже сидел на седлах и понесся вон из усадьбы, совершенно забывая о престарелом фон Брюгене.

Когда он вышел после всех во двор, то мог убедиться, что ему оставили какую-то плохо оседланную лошадь. С помощью того же Ионтека старый саксонец поднялся на седло, ударил престарелого буцефала и поскакал.

С другой стороны усадьбы уже неслись, пригнувшись к лошадиным гривам, удалые станичники.

Белая лошадь фон Брюгена еще издалека обратила на себя внимание, и казак метким выстрелом из винтовки свалил генерала и понесся дальше вслед за остальными скакавшими врагами.

Сраженный пулей, генерал, неестественно разметавши руки, лежал мертвый на мягком ковре из листьев, устилавших аллею. Старая лошадь, опустив голову, неподвижно стояла тут же.

Только когда казацкий вихрь промчался через усадьбу, древний Ионтек, заметивший подслеповатыми глазами неподвижно стоявшего коня, пошел по аллее и набрел на убитого генерала.

Как благочестивый католик, он сложил последнему руки, оттащив немного в сторону с дороги, помолился за душу убитого и, покачав головою, посмотрел на чудодейственный перстень, который не успел передать утром генералу и надел на свой безымянный палец.

Загрузка...