На девятый день они достигли подножья горы. Вершина ее, скованная вечными льдами, лежала выше облаков. Склоны спали под снежным пологом. Узкая тропинка уводила между скал в расщелину и дальше в глубь горы.
— Это вход в мой дом, — сказала Хозяйка Зимы. — Я так и не услышала от тебя историю, которая удивила бы меня в третий раз. Ты не вернешься в свой город, сказочник.
— Я прошу у тебя отсрочки, — попросил скальд. — Дай мне время постранствовать, увидеть мир. Я побываю в далеких городах, встречу неведомые чудеса. Я сочиню историю, которая тебя удивит. Дай мне хотя бы год.
— Я дам тебе один день, — сказала Хозяйка. — Но это мой день, для человека он равен году. На рассвете следующего дня ты вернешься сюда и расскажешь свою историю. До тех пор твой край не увидит весны — это послужит залогом твоего возвращения.
— А что такое залог, дяденька? — перебила девочка рассказчика. У нее были золотые волосы и платьице в розовых лентах. Ее мать, судя по перчаткам и вуалетке, саманская аристократка, была недовольна, что девочка разговаривает с первым встречным, да еще и явно ниже ее по положению. С другой стороны, она могла позволить себе отвлечься на несколько минут и обменяться еще одним томным взглядом со стройным капитаном уланов, навестившим салонный вагон.
— Залог, милая, это такая вещь, которую один человек оставляет другому, когда обещает что-то. Он потеряет эту вещь, если не исполнит обещания.
— А какой залог оставил сказочник Хозяйке Зимы? — не унималась девочка.
Рассказчик посмотрел в стекло, за которым проносился солнечный пейзаж южных окраин Россыпи.
— Скальд оставил ей свое кольцо с безымянного пальца, — сказал он. — А Хозяйка Зимы надела ему кольцо из льдистого серебра, как напоминание о долге. Это кольцо должно было указать сказителю обратный путь, когда ему придет время возвращаться.
— И куда он отправился потом?
— Он вернулся в свой город. Там он обнаружил, что за девять дней, проведенных им в пути к горе Хозяйки, девять раз северную ночь сменил северный день. Прошло девять лет. Люди, которых он помнил, не узнавали его. Да и хорошо, что не узнавали, ведь это из-за него их края покинула весна, и воцарился вечный холод.
— Он остался жить в своем городе?
— Нет. У него был долг перед Хозяйкой, долг перед людьми города. Он отправился на юг, к морю и к островам далеких феймов за ним. Там он надеялся отыскать историю, которая вернет людям солнце.
— У него получилось? — спросила девочка.
Ординарец капитана с поклоном передал ее матери сложенную треугольником записку. Она развернула ее, нежная кожа под вуалеткой налилась румянцем. Кокетливым жестом дама отщипнула со своей шляпки ленту, на мгновение приложила ее к губам и передала ординарцу. Держа сокровище на почтительно вытянутых руках, тот поспешил в другой конец вагона, где томился в предвкушении его начальник.
— Трудно сказать. На одном из островов восточного фейма он нашел Книгу Скитальцев. На ее страницах описаны дороги всех людей. Не только те, которыми люди идут, но и те, которыми они могли бы идти. Из Книги он узнал, что кровь человека, не имеющего дома, не испытывающего любви и не боящегося смерти, может снять любое заклятие. Даже наложенное Хозяйкой Зимы.
Рассказчик протянул руку и поправил локон, упавший девочке на лоб. В солнечном луче из окна сверкнуло серебряное кольцо на его безымянном пальце.
— У сказителя вновь появилась надежда.
В охранном броневагоне жара, духота и скукота. Одно развлечение — сбросив кителя, дуться в неуставные карты. Проигравший получает от двух соперников по щелбану и, потирая лоб, идет к смотровой щели проверить, не угрожает ли здоровью и благополучию уважаемых пассажиров какая напасть. Набитый богатенькими путешественниками «Белый луч» — сладкая добыча. Но и весьма зубастая, запросто не подступишься.
— Смотрите-ка, скачет кто-то, — удивился капрал Пайхо, приникший к щели.
Всадник в развевающемся плаще и круглой шляпе лошадь не подхлестывал, но при этом несся с поражающей воображение скоростью. Да еще и наперерез поезду.
Старший капрал Зиза вскочил, бросая карты, ознакомился с обстановкой и тут же принял тактическое решение.
— Капрал Пайхо, приказываю открыть предупреждающий огонь, — приказал он. — Пугнуть дурня, а то мало ли что ему в голову взбредет. Может, бонба у него.
— Есть пугнуть! — капрал пригнулся к казеннику скорострела, взялся за сошки.
Фельдфебель Йорс, младший из троих по званию, поспешил занять свою позицию возле снарядного ящика. Ему вменялось закладывать в скорострел «блины» с патронами и выбрасывать пустые. На солдатском жаргоне должность Йорса при скоростреле звалась «пекарь».
Пайхо примостил объемистый зад на сиденье стрелка, завертел педали, разгоняя стволы самострела. Машинка застучала, загремела, а потом пошла плеваться дымом и искрами, когда капрал открыл огонь по земле перед всадником.
— Йорс, мать твою, воду залить не забыл?! — гаркнул Зиза, подразумевая воронку, из которой охлаждались стволы и поворотный механизм.
— Никак нет, вашбродие! — ответствовал Йорс.
— Смотри у меня!
Тем временем всадник, не обращая внимания на взлетающие вокруг комья земли, приближался к поезду. Правая рука оставила поводья, скрылась под плащом.
— Ба, да у него пистолетик! — заржал Зиза, бдевший у амбразуры. — Страх какой. Однако ж шутки кончились. Срезай его, капрал.
Одно дело отдать приказ, другое его исполнить. Не успел Пайхо двинуть работающими стволами вверх, распиливая всадника с конем пополам, как что-то в недрах скорострела лязгнуло. Его смертоносная работа остановилась, педали застряли намертво. Наступившая тишина оглушала.
— Что еще за новости? — удивился капрал. — Никак перегрелся? Йорс, паскуда, соврал ты про воду?
Пока в голове Зизы тянулась причинно-следственная нить от дымка, вылетевшего из ствола пистоля, до заклинившего скорострела, всадник бросил поводья совсем, управляя одними ногами. Пальцы поднятой левой руки сложились необычным образом. Вместо пули его пистоль плюнул шаром огня, который пролетел сорок локтей и ударил в скорострельный спонсон на боку вагона.
Закричал Пайхо, одергивая руки, враз распухшие от раскалившихся сошек. Мгновением позже в заклинивших стволах рванули патроны. Вырванные из казенника осколки железа швырнули капрала через весь вагон, уже мертвым приложили его об стену.
Йорс на четвереньках пополз назад, подальше от взрывоопасных блинов. Краем глаза он успел заметить, как отваливается от смотровой щели Зиза. Во лбу у него черная дырочка, аккурат третий глаз.
— Что же это такое, мамочка? — прошептал Йорс.
Он полз к переговорной трубе, чтобы объявить тревогу. Оставалось пять шагов, три, два, руку протянуть.
Заколдованная пуля влетела через смотровую щель, повисла, словно осматриваясь. И нырнула вниз, насмерть клюнув фельдфебеля Йорса в основание шеи.
Жарко и мертво в осиротевшем броневагоне поезда «Белый луч» по маршруту Ключи-Саман-Толос.
Дробно простучали шаги по крыше вагона. На куски разлетелось стекло, и в салон влетела фигура в плаще и соломенной шляпе, какие можно увидеть на стенотипах, живописующих быт островитян дальних феймов. Пассажиры шарахнулись врассыпную с криками. Мать обняла золотоволосую девочку, закрывая ее своим телом.
— Мои пистолеты и палаш, — вполголоса приказал капитан уланов ординарцу. Тот бегом бросился из салонного вагона.
Скиталец не обращал на суету внимания. Взгляд его узких темных глаз был прикован к одному человеку. Одетый в кожу и ткань грубой выделки, тот был не молод и не стар, средних лет. Длинные пегие волосы, перехваченные узорчатым ремешком, обрамляли безбородое лицо. Черты его дышали спокойствием, едва ли не отстраненностью. Светлые глаза смотрели прямо и без страха.
— Долог был твой путь, скиталец, — сказал он.
Пищальник перевел взгляд на переметную суму на плече сказителя. Указал на нее стволом пистоля.
— Ты знал, за что умрешь?
— Хочешь знать, открывал ли я книгу, перед тем, как выстрелить?
— Открыть дело нехитрое, всякий может. Открылась ли книга тебе, вот вопрос.
— Бросай оружие и сдавайся! — раздался голос капитана.
Он целился в пищальника из двух заряженных и взведенных ординарцем пистолей. Между ними по вагону металось не меньше десятка людей, включая саманскую даму, с которой флиртовал улан.
— Капитан, не стоит! — возвысил голос сказитель. — Вы попадете в кого угодно, но не в него. Пищальника не взять пулей.
— Палаш, — приказал капитан, отдавая ординарцу пистоль. Тот вложил в его руку кавалерийский палаш, украшенный бунчуком цветов валитской гвардии. Держа пищальника на прицеле и подняв перед собой палаш, капитан прошагал через вагон, пока не уперся острием под лопатку скитальца.
— Бросай оружие, — повторил он.
Скиталец словно бы не замечал его, буравя глазами лицо сказителя.
— Книга. Открыла ли она тебе пути? — спросил он.
Сказочник опустил веки. Большим пальцем он безотчетно крутил кольцо на безымянном.
— Попробуй узнать, — сказал он.
— Я тебя проткну, — пригрозил улан.
Пищальник наклонил голову, признавая его превосходство. Повернул пистоль стволом вверх, перестав угрожать сказителю.
— Это уловка! — крикнул сказитель. — Берегись!
Поздно. Пистоль грянул, пуля срикошетила от потолка вагона и попала точно в грудь улану. Он был мертв сразу, еще не начав падать. Ординарец завопил и выстрелил навскидку. Пуля попала в плечо тучному господину в мантии Купеческого Братства Никта. Господин завопил бабьим голосом. Пищальник повернулся, направил пистоль в лицо дамы с вуалеткой. Выстрелил.
— Мама, — прошептала девочка, обнимая талию дамы.
Ординарец рухнул с простреленной головой. Пуля чудесным образом миновала саманскую госпожу и всех, кто был за ней. Глаза под вуалеткой закатились, и дама опустилась на пол без чувств.
Прыгнув вперед, сказитель подхватил уланский палаш. Ударом, выдающим знакомство с подобным оружием, попытался поразить скитальца в грудь. Тот ловко отвел лезвие стволом, выкручивая руку. Грянул выстрел, но сказитель дернул рукоятью палаша. Пуля ушла в пол. Еще выстрел, лезвие отвело пулю, брызнув искрой. Скиталец отступил назад. Сказочник, раскручивая палаш перед собой, тоже сделал шаг в сторону, ближе к окну.
— Я вижу, пути стали Книга тебе открыла, — сказал пищальник. — Тебе повезло. Другие годами листают ее страницы в поисках того, что ты узнал за считанные дни.
— У нас с ней общий язык, — сказочник похлопал по суме на боку. — Язык одиночества.
Он вскочил на столик у окна и споро вылез на крышу вагона. Пищальник последовал за ним.
«Белый луч» несся по рыжей равнине. Они бежали по крышам до самого хвоста поезда, до последнего вагона. Внезапно сказитель остановился, отбросил палаш в сторону, раскинул руки.
— Стреляй, — сказал он. — Ты все равно не сможешь меня убить. Мое сердце в чертогах Хозяйки Зимы.
Скиталец выстрелил. Дважды. Ведь сердце у людей бывает и справа. Два черных отверстия дымились на груди сказочника.
— Видишь, — сказал он. — Я не могу умереть, пока Хозяйка не отпустит меня.
Пищальник задумался на секунду.
— Значит, твоя история правда. Книга нужна тебе, чтобы рассказать Хозяйке последнюю историю.
— И для этого тоже.
— Я не могу позволить тебе забрать ее. Моя дорога — дорога хранителя Книги. Она пересекает твою.
Выстрел. Ремень сумы разлетается в клочья. Скиталец прыгает, хватает суму, скользит по крыше к хвостовому краю вагона. Сказочник бежит в противоположную сторону. Он спрыгивает в промежуток между вагонами, вцепляется двумя руками в торчащий рычаг. И, надавив на него всем телом, отсоединяет последний вагон. Со скрежетом расходятся муфты. Сначала расстояние между буферами вагонов не шире волоска, но постепенно оно расширяется.
Скиталец смотрит на него сверху, с крыши отходящего вагона. В одной руке сума, в другой пистоль.
— Ты читал Книгу, — говорит пищальник. — Твое место среди нас или среди мертвых.
Сказитель качает головой.
— Мое место рядом с ней, — говорит он.
— Я приду за тобой, когда ты вернешь себе свое сердце, — обещает пищальник.
Сказочник снимает с пальца кольцо Хозяйки Зимы и кидает скитальцу. Тот ловит его рукой с пистолем.
— Оно приведет тебя ко мне, — кричит сказитель, ибо расстояние между составом и отцепленным вагоном уже велико.
Лишь двадцать минут спустя скиталец открывает суму и обнаруживает в ней сборник неприличных гравюр, изданный в Оросе. Медленно снимает соломенную шляпу, обнажая бритую голову с дорожкой из символов ото лба до макушки. Смеется, запрокинув лицо к небу. Хранитель Книги, обманутый сказочником.
Потом он перезаряжает пистоль, засыпая в него отборные жемчужины. Одной из таких он заплатил Воге Рыбарю. Надевает шляпу.
Скиталец, знающий путь смерти, бросает под ноги кольцо сказочника. Кольцо катится на север, а он идет следом.