Мак Болан не всегда был солдатом.
Его друзей детства и знакомых шокировало известие о том, что он стал убийцей, человеком, поставившим перед собой задачу тотального уничтожения мафии.
Учитель, у которого он учился в пятом классе, помнил о нем как об отзывчивом, добром и дружелюбном мальчике.
— Он был спокойным ребенком, очень умным и прилежным. Он никогда не паясничал. Его всегда отличала хорошая физическая подготовка. Думаю, что наиболее ярко его характеризовало слово «любопытство». Мак был самым любопытным ребенком из всех, которых я когда-либо видел. Его интересовало все, буквально все.
Школьный друг, один из немногих настоящих друзей Болана, сказал о нем так:
— Мак был славным парнем. Мы его уважали. Его просто нельзя было не уважать, а уж его дружбой дорожили, как самым великим достижением. Он всегда был лидером не потому, что очень хотел этого, а потому, что таково было его естественное состояние. Иногда складывалось впечатление, что он где-то далеко. Я не хочу сказать, что он был психом. Нет. Но его ум находился в постоянной работе. Он очень любил одиночество.
Одна из бывших подружек Болана в интервью сказала журналисту:
— С Маком я всегда чувствовала себя в безопасности. Я могла делиться с ним своими самыми сокровенными мыслями, и он никогда не смеялся надо мной. Иногда мы с ним говорили на серьезные темы, Однажды Мак сказал мне, будто чувствует себя наблюдателем в нашем мире, а не деятельным участником жизни.
Совершенно очевидно, что Мак Болан был волком-одиночкой, но отнюдь не отшельником, отгородившимся от мира стеной цинизма и недоверия.
Он очень хорошо научился понимать жизнь. Еще ребенком Болан больше разбирался в том, что его окружало, чем в самом себе. В основном ему нравилось то, что он видел. С возрастом у него возникло чувство, что он находится в стороне от реального мира, а не является его составным элементом. Это чувство, однако, не мешало ему правильно оценивать события, происходящие вокруг него, и симпатизировать оскорбленным и униженным.
Психологи сказали бы, что в его поступках отсутствовала какая бы то ни была мотивация. Ввязываясь в любое предприятие, он не искал в нем личной выгоды, материальная заинтересованность никогда не довлела над ним.
Болан никогда не исповедовал ни одну из общеизвестных религий. В его армейском личном деле отмечалось, что он не отдавал предпочтения ни одной религиозной конфессии. Во всех своих действиях Мак Болан руководствовался нормами человеческой этики.
Трижды Болану предлагали поступить на офицерские курсы, и трижды он отказывался. Со стороны могло показаться, что, будучи профессиональным солдатом, Болан всячески отказывался от официальной власти. Это не мешало ни офицерам, ни подчиненным считать Болана признанным вожаком. Люди шли за ним не из-за того, что он был старше их по званию, а потому, что испытывали к нему чувство глубокого уважения.
С 14 лет он вел дневник, ежедневно записывая в него свои впечатления. В 17 лет он написал: «Я нахожусь у края реального мира и оттуда наблюдаю за людьми. Они так красивы, так сильны и велики! Но где же мое место? Почему я не с ними рядом?»
В 20 лет, став солдатом, он записал в своем дневнике: «Некоторые люди предпочитают, действовать, другие — наблюдать за их действиями со стороны, при этом задаваясь вопросами, куда и зачем они идут».
Спустя несколько часов после своего боевого крещения он написал: «Он глядел на солнце. Внезапно рядом с ним оказался я и, взглянув ему в глаза, увидел там всю Вселенную. Так длилось долю секунды, потом я вновь оказался на своем месте, в окопе, прильнув глазами к телескопическому прицелу. И я отправил его в тот мир, который увидел в его глазах. Пусть он простит меня».
От рук сержанта Болана погибло немало людей на полях сражений Кореи и Вьетнама. Именно во время вьетнамской войны его отозвали в Соединенные Штаты по причине смерти отца, матери и младшей сестры. Он вернулся на родину, чтобы их похоронить и оформить опеку над оставшимся в живых младшим братом.
С того момента жизнь явила Маку Болану свое истинное лицо. Он покинул башню из слоновой кости, откуда безучастно взирал на людскую суету, и с головой окунулся в кипящий котел человеческих страстей.
Пора созерцания закончилась, пришло время активных действий...
Болан припарковал запыленный «кадиллак» под козырьком рядом с блестящим, как елочная игрушка, «мерседесом».
В домике ярко горел свет, но изнутри не доносилось ни единого звука. Часовые парами прохаживались по границе света и тени вокруг всего холма, на котором разместился охотничий домик. Начальник охраны, стоявший у входа, открыл было рот, собираясь окликнуть Болана, как вдруг что-то заставило его резко обернуться. Он бросился к стеклянной двери, широко распахнул ее и слегка поклонился.
Из дома торопливо вышел Майк Талиферо, размахивая руками и что-то сердито бормоча себе под нос. Следом за Талиферо показался какой-то высоченный тип.
Болан нагнулся и сунул голову в салон «кадиллака», пытаясь избежать нежелательной встречи. Майк, несомненно, узнал бы его — они виделись неоднократно, и Болан не хотел лишний раз рисковать. Ставки в игре и без того были слишком высоки.
Телохранитель Майка Талиферо заорал кому-то на весь двор:
— Найди нам сопровождающих!
Двигатель «мерседеса», стоявшего рядом с машиной Болана, взревел на полных оборотах и сорвался с места, выбросив из-под колес фонтаны гравия. Чтобы сэкономить время, водитель «мерседеса» проехал прямо по ухоженной лужайке.
С другой стороны здания послышался тяжелый топот, затем стук захлопнувшихся дверей, заскрежетали стартеры, и вслед за «мерседесом» рванули две машины сопровождения.
Судя по всему, произошло что-то очень важное. Майк Талиферо редко нервничал. По крайней мере, так о нем говорили.
Болан подошел к двери в охотничий домик и возмущенно обратился к начальнику охраны:
— Ну вы посмотрите! Что за нахал! Садится в машину и сматывается, даже не махнув мне на прощание рукой. А ведь сам просил меня приехать сюда...
Мафиози, растерянно топтавшийся на пороге, был взволнован и чувствовал себя явно не в своей тарелке.
— Сожалею, сэр. Несколько минут назад он получил очень плохое известие и поехал на встречу с какой-то важной шишкой.
Болан бросил на мафиози презрительный взгляд, в котором явственно читался вопрос: «А я, по-твоему, не важная шишка?», и произнес:
— Возможно. Но странно, что он смотался, едва я приехал сюда.
Начальник охраны покраснел и смущенно заметил:
— Не знаю, сэр, не думаю, что... Я хочу сказать, что он поехал встречать кого-то в аэропорту. Уверен, что он скоро вернется. Входите, прошу вас. Бар уже открыт. Устраивайтесь там. Думаю, что мистер Талиферо вернется не позднее, чем через четверть часа.
Мафиози широко распахнул перед Палачом дверь. Болан продолжал разыгрывать из себя возмущенного босса:
— Не знаю, не знаю... Наверно, мне следует просто взять и уехать.
— Всего лишь десять минут, сэр. Подождите. Позвольте мне принести вам...
Начальник охраны никогда не смог бы потребовать у Болана документы, даже если бы сгорал от любопытства. В кругах мафии это было просто немыслимо. Там либо знали людей, либо делали вид, что знали. Мафиози заглянул в салон и позвал одного из «солдат».
— Эй, ты, иди-ка сюда!
Он вернулся к Болану и сказал:
— Джесс проводит вас в бар, сэр.
Болан сделал вид, что его уговорили остаться. Однако уже в дверях он недовольно буркнул:
— Не люблю, когда меня принимают, как собаку. Можете так ему и передать. Мое время дорого стоит. Мне надо присматривать за собственной территорией.
— Хорошо, сэр. Обязательно. Бьюсь об заклад, что он вас даже не заметил. Он получил плохие известия и поспешил в аэропорт. Вы сами знаете, как это бывает.
Поразительно уродливой наружности тип с длинноствольным револьвером 38-го калибра за поясом подошел к ним и распустил уши, не пропуская ни одного слова из сказанного. Должно быть, это и был Джесс. Наверняка он принимал себя за Джесси Джеймса, если судить по его важному виду и оружию. Скорее всего, по этой причине его и прозвали Джессом: в Организации клички давались по любому поводу — дело обычное.
— Привет, Джесс, — пробурчат Болан. — Как дела на Третьей звеню?
Парень растерялся, не зная, что делать, улыбнуться или нахмуриться. Поэтому на его лице появилась неопределенная ухмылка.
— Мы с тобой там раньше не встречались? — безразлично спросил Болан.
Начальник охраны успокоился. Держась за ручку стеклянной двери, он обратился к Болану:
— Чувствуйте себя как дома, сэр.
Притворив за собой дверь, он оставил Джесса наедине с неудобным гостем. «Солдат» почесал затылок, лихорадочно перебирая в памяти своих знакомых с Третьей авеню.
— В основном я работаю в Бронксе, сэр. Но возможно, что вы видели меня и на Третьей авеню. Я много разъезжаю.
Он явно надеялся на то, что Болан его где-то видел. Ведь это так лестно.
Они направились к бару.
— Что тут у вас происходит, Джесс? — спросил Болан. — Куда так резко сорвался Майк?
— Дела пошли неважно.
— Нет... Только не то, о котором я думаю, — мрачно проворчал Болан.
— Вы знаете, сэр, я сам ничего не знаю... Вы приехали, чтобы... — Джесс вопросительно кивнул в сторону раздевалок.
— Именно, — отрубил Болан.
— Ну, тогда... Не знаю, что вам и сказать. Все произошло очень быстро. Я только слышал, как тот парень раз крикнул, и его крик не был похож... В общем, он нес нечто подобное на то, что написано в Библии... Про какую-то козочку, которую ведут в лес. Затем, всего несколько минут назад, мистер Талиферо выскочил и закричал, что его слишком быстро прикончили. Я не знаю...
— Налей-ка мне большой стакан виски, Джесс. И похолоднее. А я пока займусь делом, — зло отчеканил Болан. — Какая дверь?
— Мужские раздевалки, сэр, — сообщил Джесс, нервно моргая глазами. — Вторая дверь по коридору, прямо перед вами.
— Не ходи за мной, — приказал крутой убийца, который когда-то видел Джесса на Третьей авеню.
Парнишка кивнул, головой и пошел к бару.
В руке Болана появилась «беретта». Он навинтил на ствол глушитель и, распахнув дверь, стремительно вошел в раздевалку.