Кровь звезд

Большой секрет тамплиеров

Жильбер Дест разместился во дворце патриарха сионского, его «родственника» в пятом колене. В залах из фригийского мрамора царила суета; участники процессий толкали друг друга, бегали, поднимали свои сутаны писцы. Говорили о пожарищах, резне и о грозном послании халифа Хакима, чей невыносимый посол Абд-эль-Малек, атабек Мосула, появился на берегах реки Иордан.

В этой суматохе, завернувшись в парчу, пленница принца Триполи, которая была, впрочем, весьма маленькой, прошла незаметно. Дест поднялся в свои покои, отослал слуг и задернул плотными гобеленовыми шторами окна, на которых светились первые лучи рассвета. Гобелены изображали Марфу, Святого Михаила, топчущего дракона, и Тоби, освобождающего девушку Рахиль. Повелители находили удовольствие в легендах, где изображенные торжествовали победу над странным отродьем; землянин в тринадцатом веке уловил бы в этом смысл, но не Жильбер.

Ему надо было слишком много сделать. Он в спешке открывал тюки и вскрывал сундуки, куда госпожа Остроберт положила гору подарков для принцесс. Дест надел на шею Саламандры ожерелья из опала, он обвязал ее доставленным из Генуи шелком и восточной полупарчой. Она безумно смеялась, эти заботы казались ей излишними, а Дест любовался ее божественным неведением, ее наивностью, которые казались ему достойными восхищения.

Она и в самом деле удивлялась всему: и что под ногами чувствуется твердая земля, и что всюду узлы тюков, и что стены не открываются на ее пути. Она приходила в волнение, когда чувствовала мягкость мехов и холод драгоценных камней.

На рассвете было прохладно, и слуги разожгли в главном очаге огонь на ветках лимонного дерева. Она подбежала к нему и легла на горящие угли, туника на ней горела со слабым потрескиванием, и землянин выхватил неосторожную красавицу из пламени. Никаких следов не осталось на розовой коже, которую он покрыл поцелуями.

— Опасно?! — воскликнула она, отбиваясь от него. — Этот только что остывший пепел? Так, значит, ты не знаешь, как вспыхивает Солнце и какая это радость — пересечь его орбиту? Посмотри, это прекрасно!

Она хотела, чтобы он взял горсть горящих угольков. Жильбер объяснил ей, что, будучи материального происхождения, он сгорел бы, как туника на ней, и в подтверждение своих слов показал ей почерневшие нити ее вуали. Она размельчила их между пальцами и стала серьезной.

— Значит, ты никогда не видела всепожирающий огонь?

— Нет, — сказала она. — Я всегда смотрела сверху. О! Я видела удивительные вещи — бездны света, огненные розы!

— Теперь тебе нужно время от времени опускать глаза. Здешние люди тупы, не надо, чтобы они подозревали, что ты пришла издалека. Тебе следует стать обыкновенной девушкой с Анти-Земли…

— Это невозможно, я — Саламандра!

— Мы им это не скажем. Нужно выбрать какое-нибудь имя, которое тебе подошло бы… У меня в окрестностях Триполи есть маленькая область Сент-Эльм, и ты станешь, нет, не моей сестрой, поскольку у меня ее нет, а кузиной из Феранции, прибывшей сюда… паломницей.

— Они не поверят тебе, — возразила с безразличным видом Саламандра.

— Почему?

— Потому что ты меня любишь.

— Да, — согласился Жильбер, — я люблю тебя… — Он обнял светящийся призрак. Открылась бездна Огня. При одном соприкосновении со Стихией его обжигало наслаждение.

— Кто бы ты ни была, — поклялся он, — монстр или женщина, я женюсь на тебе на глазах людей и их богов!

— Постой, — сказала Саламандра, — я, однако, слышала, что ты должен жениться на принцессе Анне де Лузиньян? Неужели христиане являются двоеженцами?

Он не ответил: это не самое сложное препятствие в той сложной ситуации, из которой он старался выпутаться.

Шло время: водяные часы были наполовину пусты. В раскаленной дымке над горизонтом поднимался медный диск солнца; со временных алтарей неслись причитания, а толпы самобичующихся в капюшонах двигались через Город. Благородные девицы и придворные фрейлины, пронзительно голося, били себя в грудь. Высокие, как столбы, свечи оплывали на папертях, на них еще видны были следы крови, пролитой во время ночной резни. Везде только горе, прах и смерть.

— Я голодна, — сказала Эсклармонда и с завистью посмотрела на головешки в очаге.

Жильбер объяснил ей, что она не может больше, следуя нормам приличия, питаться смолой, и принес ей пирожные, печенье и легкую закуску из мяса крупной дичи, которые приготовляли в соседних комнатах. Крепкое и густое кармельское вино высокого качества пахло глиной; Дест сделал несколько глотков, стремясь погасить внутренний жар. Он смотрел, как Саламандра поглощала все, и находил восхитительным ее аппетит, который он презирал бы, будь это другая женщина. Она поела и быстро заснула. Уткнувшаяся в свой локоть, она была похожа сейчас на ребенка со своим слегка приоткрытым, как бутон розы, ртом. Жильбер накрыл ее расшитым золотом покрывалом.

«Остановись, — говорил он себе, — ты цивилизованный человек, а это всего лишь маленькая девочка. Если я возьму ее на руки, все погибнет. Я люблю ее… Я никогда не смогу полюбить другую…»

Мысли астронавта путались, он чувствовал истому и жар, как жертва, которая весело поднимается на костер, а между тем в ясном уголке его разума кричал другой голос. Он предупреждал его об ужасной опасности и о самой страстной из смертных женщин.

К несчастью, рядом со сверхъестественным существом его силы таяли. Он поцеловал видневшуюся из-под платья голую ножку, и аромат амбры и сандала заполнил его легкие.

Тем же вечером, знойным и тихим вечером, какой в этих местах не редкость, когда сумерки еще не сгустились, Сафарус на муле бежал из Сиона.

Пустыня была окрашена в золотые, оранжевые и пурпурные тона; на западе изумрудное озеро занимало весь горизонт, свинцовые тучи висели над Городом. Ученый держал путь к пещере Маспела, где рядом со своим супругом покоилась Сара. Он дрожал, хотя воздух был знойным, горячим. В наполненном тревогой сердце его, которое пронзала мысль о смерти, лежала печаль. Несколько прокаженных с белым налетом на лице, с кровоточащими глазами, появились внезапно из гробниц, где они лежали, и стали целовать его следы. Он бросил им мелкую монету и подумал: «Этим нечего терять в своем падении. Но они счастливее, чем я: они не знают…»

Чтобы перевести дух, он остановился в оазисе, водный источник которого защищали только три пальмы. Небо представляло собой магму из расплавленного золота. На песке видны были следы ходивших к водопою львов.

На дороге возникла тень.

Человек не хотел спускаться с холма, откуда его острый глаз как любовницу видел Сион или добычу. Негр-раб присматривал за конем, повелитель же был укутан в джеллабу черного цвета. На его золотистого цвета лице с орлиным носом лежала печать абсолютного спокойствия. Его узкие зрачки, охваченные тенью, как зрачки хищных птиц, уставились на Сафаруса, который пал ниц. В это время огромное красное солнце закатилось, и сразу наступила ночь.

— Возвращайся в Солам, — сказал незнакомец. Так называли Иерушалаим сторонники Терваганта.

— Господин атабек! — зарыдал еврей. — Вы не можете не знать: этот город проклят! Безумие охватило христиан; все мои близкие вырезаны.

— Аллах велик! Некоторые всегда выживают.

— Даже мой дом в Силоаме представляет собой лишь пепел. У меня нет больше ни крыши над головой, ни камня, на который я мог бы положить голову.

— Кажется, это произошло не в первый раз?

— Нет, — сказал Агасверус, — нет, на этот раз было хуже всего! Огненный Бич неистовствует… ужасный конец уготован этому городу и королевству…

— Знаю, — сказал Абд-эль-Малек. И, помолчав немного, добавил: — Этот джин, которого ты вызвал, не правда ли, похож на красный огонь, пожирающий плоть и прижигающий язвы?

— Этот джин?

— Ты вызвал его. В древности тоже вызывали джинов из герметично закрытого кувшина или лампы при помощи заклинаний. Мои люди видели: христианин-принц, который тебя спас, нес у себя под плащом монстра с соблазнительным личиком. Мудрец Суфи Фирдуози узнал Лилиту-демона в женском обличье. Девушка она или дьявол, она нужна мне.

— Господин! — кричал Сафарус, катаясь по песку. — У меня короткие руки; я один, а без меня евреи не смогут даже выполнить свои обязательства во время войны!

— Неважно. Я хочу эту девушку.

— Но принц Триполи похитил ее у меня!

Араб пожал плечами:

— Послушай! От тебя не требуется ничего другого. Через три полнолуния я буду с войском на берегу реки Иордан. Возвращайся в Солам. Продайся своему прежнему повелителю. Купи девчонку у ее сторожей, я заплачу. Или убей. По истечении этого срока знамена Терваганта будут развеваться в пустыне, и отступники в Соламе смогут отдать Богу свои души. Я все сказал.

— Но зачем, господин? Зачем?

Абд-эль-Малек бросил:

— Только она могла бы излечить простуду халифа.

Возвратившись к воротам Баб-эль-Асбата, Сафарус толкнул нечаянно маленького писца, одетого в серую холщовую одежду, который нес тыкву и ракушки. Нисколько не удивленный таким оскорблением паломник поднялся с пыльной дороги и продолжил свой путь к башне Храма.

Это величественное здание возвышалось на Сионском холме. В этих стенах, обслуживаемый герольдами в белых далматиках, охраняемый рыцарями и кнехтами, в ослепительной роскоши, которая не очень-то подобает монаху, жил третий по рангу и самый страшный сановник Святого Восточного королевства: Гуго Монферратский — Великий Магистр Ордена Храма. Его также называли «молотом сарацинов» за то, писали хроники, что он измельчал золото и рубил дамасскую сталь, чтобы сделать из них ступеньку к трону Господнему.

Лузиньяны опасались его: меч Магистра нес бедствия, а надменность его не имела границ. Этот младший сын в семье уроженца Лотарингии, этот солдат Христа, знал, что он не ниже императоров, и обращался с королями как с малозначащими лицами. Орден Храма — могущественное общество банкиров и воинов — господствовал в то время на Анти-Земле.

Это общество хранило много тайн.

Смиренный писец появился у потайной двери башни и показал привратнику кольцо с карнеолом, на котором были выгравированы какие-то странные знаки. Младший брат Ордена смерил его надменным взглядом. Паломник желал видеть командора стражи, чьи обязанности в эту ночь исполнял кузен короля Гийом де Боже из Иль-де-Феране. Этот господин случайно проходил мимо, увидел кольцо (он умел читать), посмотрел внимательно на оправу и побледнел. Из внутренних дворов, из подземелья, где хранились золото ста королевств, из кузниц, где ковали и закаляли оружие, до библиотек, где монахи писали золотом и киноварью манускрипты и приобщали новичков к великим тайнам, стал доходить какой-то гул. Командор де Боже поцеловал руку маленького монаха и привел его к Великому Магистру Гуго Монферратскому.

При свете свеч можно было разглядеть, что у странника благородный лоб, пышная борода, красивые тонкие руки и голубые глаза. Его ввели в зал капитулярия. Свечи бросали отблески света на фиолетовые и красные витражи. Стены были голые, лишь над кафедрой висел герб братьев Храма: два человека сидели на одном боевом коне. Этот символ униженности и бедности присутствовал во всех основных битвах на Востоке, сейчас он был изъеден ржавчиной, его контуры исказились, изображение напоминало что-то вроде огромного скорпиона, поднимающего свое жало и умертвляющего себя в пламени.

«Вот ты какой, Храм Господень!» — подумал не без печали епископ Меркуриус де Фамагуст. Ему было очень много лет, и на другой планете он присутствовал при гибели такого же Ордена.

Хлопнула дверь. В зал решительным шагом вошел Гуго Монферратский. Это был великан с твердым лицом, которое окаймляли густые черные волосы. Человек, способный ломать между большим и средним пальцами бронзовые подсвечники, а ударом кривой турецкой сабли рассекать неверных от плеча до паха. Великий Магистр руководил командорами Ордена всего лишь мановением своего бронзового жезла, его вера и моральная чистота были столь страшными, что он порезал себе руку за то, что случайно дотронулся ею до ножки принцессы, когда держал стремя ее коня.

Он увидел паломника и медленно, так как уже потерял привычку к этому, преклонил колени. Меркуриус де Фамагуст благословил его.

— Помолимся, — предложил Гуго.

И епископ сказал:

— Наш Отец, который повсюду. Ты, кто создал Космос, высокое, как и низкое, сильный во всех отношениях; ты, кто сотворил мир, зажег различные и единые, как маленькие частицы крови, Галактики. Ты, кто создал Кровь, Жизнь, Движение и Материю, Силу и Свет, избавь нас от зла и благослови своих детей.

Гуго Монферратский произнес:

— Аминь!

После того как произошел этот обязательный обмен словами, епископ мягким, вкрадчивым голосом сказал:

— Я счастлив вас снова видеть в полном здравии, брат мой. Мы не виделись с вами много лет; я с удовольствием замечаю, что годы почти не давят на ваши плечи…

— Двадцать пять лет! — прошептал Гуго Монферратский.

— Двадцать пять лет. Тогда вы были в самом расцвете сил, и мы заключили союз, который мне льстит…

— Вы тоже не изменились! — сказал Гуго. — Наши встречи были редкими, но ценными. Союз между ночным народом и нашим основателен, вот она — великая тайна и наследие Храма. Разве не вы научили нас тайне Космоса, единой и множественной, и вручили Ордену Храма власть над сокровищами земли и господство над морями?

— Это особенно касается Пи-Джо и Орифеля, — подтвердил скромно Меркуриус. — Я ограничиваю себя ролью только посланца. Мы так же, как и вы, хвалим себя за заключение нашего нерушимого союза. Более того, я должен вас поздравить: вы проделали на Анти-Земле значительную работу, собрали по крупицам древнюю мудрость ребсов; вы умеете лечить язвы, писать книги и наводить порядок в хаосе… Наконец, вы сделали эту планету обитаемой.

— Благодарю вас…

— К тому же, — продолжал Меркуриус, — мы видели сон. — Он пробежал взглядом по залу; Гуго смотрел на него, на мгновение между белыми пышными локонами засияло обворожительное лицо, на холщовой одежде забились крылья, над благородным лбом вспыхнула звезда…

— Сон? — повторил восхищенный Магистр.

— Как и обыкновенные люди, миры рождаются и умирают. Тот мир, который мы защищали веками, постарел; человечество, живущее в нем, позволяет себе опасные эксперименты; люди не знают магии, поэзии и почти забыли, что такое любовь. Чтобы быть до конца откровенным, признаюсь, что эльмы там невероятно скучают. Мы, таким образом, подготовили проект переселения нашего народа на Анти-Землю. О! Мы заняли бы совсем небольшое пространство элементного спектра, кроме того, нас мало, и мы принесем вам огромные богатства.

— Добро пожаловать… — прошептал Гуго Монферратский.

— Однако эта эмиграция имеет предварительные условия: мы хотели бы жить не на раздираемой хаосом, а на спокойной, единой Анти-Земле. В течение последних десятилетий мы участвовали в великом преобразовании мира, прилежным и скромным творцом которого вы являетесь. Готова была возникнуть огромная Восточная империя…

— Значит, вы знали?! — закричал Гуго. Он, словно почувствовав удушье, поднес руки к горлу.

— В этом мире мало вещей, которых мы не знаем, — извинился Меркуриус. — Мы защитили ваши труды. Это было продиктовано самой природой и необходимостью. Два народа не могут жить бок о бок в условиях знойного климата без объединения; противники между собой, феранки и усмаелиты считали, что в силах осуществить этот союз. Поток торговцев тканями, астрологов и массажисток шел от гинекей Сиона в гаремы Баодада; рыцари обменивали свои доспехи на шелка нежных цветов; эмиры прониклись страстью к светским турнирам; дамы посылали друг другу поэмы и приворотные зелья. Даже убитые так перемешались на этой горячей земле, что ангелы Последнего суда с трудом будут различать кости паломника в Мекку и останки рыцаря-госпитальера. Разве это не признак золотого века? Мы предвидели рождение мира, который установится на территории Еврики и Сарацинии со своим кесарем в Баодаде и своим папой в Вифлиеме. Мы знали, кто должен быть этим императором и этим епископом…

— Господи! — простонал Гуго.

Он не мог прийти в себя: секреты его тайных бесед, его переговоров с халифом стали известны! Епископ де Фамагуст поднял руку:

— Прекрасное и благородное намерение! Признаюсь вам, мы видели именно такой сон. Тройная тиара была бы вам к лицу, и эта планета стала бы счастливее. Увы…

— Это был только сон, — тяжело проговорил Гуго. — Положение дел резко изменилось — по этим землям бушует ветер войны. Говорят, что халиф сумасшедший или прокаженный. Он заключил союз с эмиром Дамасска и поклялся бородой Терваганта, что уничтожит христиан. Его передовые отряды под командованием Абд-эль-Малека стали лагерем на противоположном берегу реки Иордан. Иерушалаим живет в тревоге, у нас ожидается нехватка воды, так как эта весна очень теплая.

Что еще вам сказать? Непрекращающиеся склоки возбуждают население, была резня евреев — это стало уже обычным явлением, но в доме в Силоаме нашли подземелье, полное обугленных тел тех, кто не имел никакого отношения ни к Иерушалаиму, ни, может быть, к этому миру: это было жилище колдуна, мы еще поговорим об этом. Пришедшие из пустыни пророки объявили, что наступает конец света, и указывали на следующие предзнаменования: небо между Мертвым озером и Гермелем якобы открылось, упала звезда Абсинта, горели мергель и кремень, воды Кедрона выбросили на берег сварившихся рыб, а в цветущих садах на деревьях спеют апельсины…

— Эти потрясения, — спросил Меркуриус, — отразились на личной жизни? Я хочу сказать: на жизни в гаремах и гинекеях? Женщина — более чувствительное создание, она отражает великие движения, которые происходят в природе…

— Не знаю! — ответил Гуго. — Кроме того, я не интересуюсь женщинами! Кажется, однако, что они обезумели. Тем не менее, какое вмешательство в дела государства со стороны этих сонливых существ вы желали бы…

В коридорах послышался грузный топот ног бегущих и крик: «Вперед! Взять его! Арестовать!» Можно было подумать, что затравленный олень бежит по коридорам башни, преследуемый по пятам сворой собак. Чье-то грузное тело ударилось о дверь, слышно было, как по доскам застучали латные перчатки. Гуго Монферратский выпрямился, и Меркуриус понял, что Орден Храма и христианский мир уже подвластны ему. Он твердым шагом подошел к двери и открыл ее одним ударом. Два могучего вида кнехта держали какого-то рыжеволосого рыцаря, который неистовствовал невероятным образом. За ним теснились в железном каре командоры Ордена, которых он за собой тащил, как волк свору собак.

— Вульф Бычья Голова? — воскликнул Великий Магистр.

При виде его рыцарь отпрянул назад и разразился причитаниями. Безумие охватило его, признался он, когда увидел звездных монстров, закрытых в банках, а в руках христианского принца — демона в женском обличье с язычками пламени на одежде, которым этот господин был одержим.

— Вы сами одержимы! — сурово сказал Великий Магистр. — О каком принце идет речь?

— Женщина, — сбивчиво говорил Вульф, — была Астарот! Я последовал за евреем… и увидел, как она возникла в очаге… Этот Сафарус — отвратительный колдун! Она была прекрасной, очень белой, с бедрами, напоминающими лиру…

Командоры закивали головами, а молодые кнехты отвернулись.

— По всей видимости, в доме таилась опасность. Сафар? — спросил Гийом де Боже. — Но это личный врач короля, которого он вылечил от чумы… У этого человека в доме нет ни жены, ни дочери…

Вульф тем временем вырвался из рук стражи и катался сейчас по полу, как будто получил ожог в зарослях крапивы.

— Это демон во плоти, — стонал он, — и погибель наших душ! У нее бархатная кожа и волосы цвета литого золота! И я видел ее у него на руках… у него на руках… у него на руках…

«Можно считать, что он рехнулся, — подумал Меркуриус. — Слушать его неприятно».

— На руках у кого? — закричал Гуго Монферратский, схватив рыцаря и встряхнув его с такой силой, с какой ветер колышет тутовое дерево. — Ты будешь говорить, нечисть? Или я раздавлю тебя!

И Вульф назвал имя Жильбера Д'Эста, принца Триполи. Под взглядом Великого Магистра командоры попятились назад, кнехты удалились и даже обезумевший Вульф дал себя увести, не сопротивляясь. Гуго Монферратский захлопнул тяжелую дверь и тыльной стороной руки вытер выступивший на лбу пот.

— Значит, — сказал он, — они, по-видимому, грозят сердцу и короне королевства? Проклятые, безумные козы… Значит, им мало разврата, царящего среди рыцарей, и разложения народа? О! Но пусть они поберегутся! Мы не в Феранции: здесь есть гаремы и засовы!

— Будь внимательным! — просвистел мягкий, как легкий ветерок, голос. — Дорогой Гуго, брат мой сердечный, послушай! Речь идет не о женщине, какой бы ни была ее внешность. Это существо пришло издалека и, наверное, является причиной всех несчастий…

— Вы знаете ее?

— Знаю ли я ее, брат? Я иду по ее следам, как собака охотника. И происходящие сейчас на Анти-Земле несчастья указывают мне дорогу: я узнаю ее во всех лихорадках, и, если вспыхнет вдруг звезда, начнется извержение вулкана, если два народа пожирают друг друга, я знаю, что тут прошла Саламандра!

— Это демон? — спросил слабым голосом Великий Магистр.

— Не больше, чем мы. Но это — неистовая безрассудная сила. И мы пытаемся ее поймать, прежде чем она уничтожит эту планету. Задача — остановить этот Бич, вы все должны загнать ее. К вам скоро прибудет Великий Охотник! Вы должны оказывать ему всякую помощь и содействие.

— А как мы узнаем его?

Меркуриус посмотрел на своего собеседника неопределенным взглядом.

— Двадцать пять лет назад, — сказал он, — на этой самой планете один молодой рыцарь доверил мне младенца, которого он не мог содержать. Ребенок этот родился от вышедшей из воды принцессы. Сановника Ордена Храма ждали великие дела. Я отвез ребенка очень далеко, на планету, где тайна его рождения не могла ему навредить. Сегодня это очень красивый рыцарь. На Анти-Земле он станет римским герцогом или принцем Лотарингии…

— Его имя?

— Мы полагаем, что вы хотели бы, чтобы он носил ваше имя. Итак, его зовут Конрад Монферратский. Он будет вашим племянником.