Круг доступа ограничен

Глава 4

– Понимаете, Андрей Владимирович, – тихо говорила Айше Рефатовна, теребя машинально в руках все тот же маленький платочек, – я ужасно испугалась, когда услышала, что ваш, – она на мгновение запнулась, – друг носит эту фамилию. Вы у нас здесь, – слово было произнесено с определенной интонацией, мне пока непонятной, – человек новый – не все знаете, а между тем…

– Что «между тем»? – жадно спросил Подрывник.

– А между тем… Да, впрочем, лучше я покажу. – Женщина поднялась из-за стола и подошла к серванту.

Негромко скрипнула дверца, и из-за плеча Айше Рефатовны я увидел стопки каких-то бумаг, пакетов и альбомов. Вскоре на свет божий была извлечена картонная папка донельзя официального вида – с многочисленными штампами, резолюциями, выполненными разноцветными чернилами и прочими бюрократическими атрибутами. Андрей предупредительно отодвинул чашечки и вазочки в сторону к завернул скатерть. Женщина поблагодарила его слабым кивком и аккуратно положила папку на некогда полированную, а сейчас поцарапанную, столешницу. Она взялась за краешек папки, и я с удивлением обнаружил, что руки ее дрожат. Мой друг, видимо, тоже обратил на это внимание и негромко сказал;

– Позвольте мне, Айше Рефатовна?

Женщина смущенно улыбнулась и с заметным облегчением ответила:

– Да, Андрей Владимирович, пожалуй, так будет лучше. – Она села на свой стул, положив руки на колени, и отвернулась к окну.

Подрывник аккуратно раскрыл папку. Я передвинул свой стул поближе к нему, чтобы также видеть находившееся внутри. Уже первый лист заставил нас недоуменно переглянуться: МГБ СССР – эта «шапка» со зловещей некогда аббревиатурой наводила на смутные пока еще размышления.

– Кстати, Айше Рефатовна, – спохватился Андрей, – я же вам принес кое-что. Давайте я сейчас все отдам, а потом уже нырну, так сказать, в ваш архив – а то вдруг забуду?

Наша хозяйка очень мило покраснела и робко кивнула. Подрывник прошел к брошенному рюкзаку, и, втихомолку ругаясь, принялся воевать с ремешками и веревками. Я же бегло просматривал верхний документ, не желая его переворачивать, чтобы не опережать Андрюху. В общем-то ничего особо интересного там не было – стандартная бумага, говорящая о том, что подполковник МГБ Айвазов Рефат Маметович скончался от «острой сердечной недостаточности» 11 февраля 1955 года. Но вот подпись! Взгляд мой буквально прикипел к бледно-фиолетовым машинописным буковкам – полковник МГБ Макаров А.М.!!!

– Все страньше и страньше, – прошептал я.

– У тебя оказывается полный тезка из этого, гм, не шибко веселого ведомства, или может быть родственник? – спросил Андрей, начиная выкладывать из рюкзака на стол, картонные пачки с чаем, пакеты с сахаром, упаковки лекарств. – Повезло тебе!

– А почему в пятьдесят пятом году еще МГБ, а не КГБ? – Я заметил нестыковку.

– А что такое – КГБ? – удивилась Айше Рефатовна, отрываясь от производимой ревизии врученных ей Подрывником подарков.

– Как что? – на этот раз уже удивились мы. – Комитет государственной безопасности, разумеется!

– И когда появилось это название? – заинтересовалась Айше Рефатовна.

– По-моему в пятьдесят пятом, – задумался Андрей, – или пятьдесят третьем? Сразу после смерти Сталина? – Он посмотрел на меня с надеждой: – Ты не помнишь?

– В марте пятьдесят четвертого, – машинально ответил я. Меня сейчас гораздо больше занимал тот факт, что красивый росчерк подписи был весьма знаком – где-то я его уже видел. Но вот где? Ладно – это пока не самое главное. Мы с Андрюхой бережно отложили в сторону «похоронку» и принялись за изучение остальных бумаг.

– Здесь про это ничего не знали! – растерянно сказала Айше Рефатовна. – Дело в том, что связь с «Большой землей» прервалась летом пятьдесят третьего года. После этого руководство завода, да что гам говорить – население всего города охватила паника. Прошел год, но связь не восстановилась! Стало понятно, что Родина нас забыла, и нужно как-то налаживать жизнь. Вот тогда этот Макаров и стал настойчиво пробиваться к власти! Мой отец ему мешал! К тому же у Макарова были и личные причины расправиться с отцом! Полковник давно положил глаз на мою маму, Эльмиру Нуриевну – она была редкостной красавицей…

– Хм… Летом пятьдесят третьего… Это как раз после ареста Берии, – задумчиво сказал я, продолжая перекладывать, бегло просматривая, пожелтевшие листочки.

В папке находились копии официальных служебных записок, написанных подполковником Айвазовым на имя генерал-лейтенанта МГБ Н.С.Сазыкина. Текст в них разнился, но смысл сводился к одному: Айвазов докладывал, что полковник Макаров постоянно срывает работу предприятия, проверку готовой продукции военпредами и препятствует проведению «литерных» мероприятий.

Также в папке лежали копии доносов, написанных Макаровым на Айвазова. В них отец Айше обвинялся в ведении антисоветской пропаганды среди работников завода.

– Айше Рефатовна, ваш отец работал в структуре МГБ, как же он оказался на заводе? – спросил Андрюха.

– Мой отец был одним из кураторов проекта, – ответила Айше, – не знаю, можно ли сейчас об этом говорить… Хотя… Какая теперь разница… Город умирает, завод продолжает работать по инерции, кому сейчас нужны все эти тайны? Так вот, – продолжила женщина, – в окрестностях города есть рудник, где добывают минерал, на основе которого на заводе делают боеприпасы с отравляющими веществами!

– Оп-паньки! – Подрывник даже присвистнул, – ну, и дела! А мне Степа говорил, что завод штампует керосиновые примусы и лампы!

– Да, сейчас часть производства, причем его самая мелкая часть действительно переориентирована на нужды города! – кивнула Айше. – Когда прекратилась связь с Большой землей, прекратился и подвоз топлива для электростанции! Весь наличный запас мазута пошел на обеспечение электроэнергией завода! А в город электричество теперь вообще не подается! Вот и приходится готовить пищу на примусах и освещать дома керосинками и самодельными свечами!

– С мазутом значит напряженка, а с керосином нет? – удивился Подрывник.

– Андрюха, ты думай, что говоришь! – вмешался я. – Я сам на ТЭЦ работаю и представляю, сколько мазута сгорает в топках котлов! Сотни тонн в год! Если здесь есть хранилища, то, какими бы вместительными они не были, за шестьдесят лет баки должны полностью опустеть! И это при условиях строжайшей экономии! А керосина для бытовых нужд достаточно иметь один стандартный бак! Хватит очень надолго! Меня больше интересует, что это за минерал такой, раз из него боевые ОВ делают?

Наша хозяйка замялась, но, видимо решившись, тихо сказала:

– Я не знаю точно, что он из себя представляет, но однажды… словом, я видела у отца в документах фотографии с испытаний снарядов, заряженных отравой, произведенной из этого минерала. Поверьте, это страшно! Там, на снимках, были животные – собаки и овцы… Так они просто превращались в лужу! Да, да! Такое ощущение, что у них исчезали кости, и они становились… даже не могу правильно это объяснить! – Айше прижала ладони к вискам и зажмурилась. Было заметно, что даже воспоминание об этих снимках повергает ее в панический ужас.

…Город. 1947 год

– Я что-то не понимаю, товарищ старший лейтенант! Что значит: «По людям стрелять не буду»? – Смуглый подполковник в чистеньком, отутюженном кителе брезгливо смахнул платком несколько хлопьев пыли, что посмели осесть на его рукаве. – Вы что же, не знаете о речи Черчилля в Фултоне?! Или вы не в курсе о реакции Советского Правительства на нее?! Ах, в курсе? Тогда какого черта ты мне морочишь голову, лейтенант?! Наши ученые куют оружие победы, а ты отказываешься его испытывать? Да и не люди это – фашисты!

– Та-а-а-варищ подполковник! – почти проблеял лейтенант. – Так ведь война закончилась…

– Для тебя, старшой, она не закончилась! Ты сейчас на передовом рубеже нашей обороны! – прорычал подполковник, недоумевая про себя, почему он продолжает уговаривать этого паникера, а просто не отстранит его от командования. Может быть, тому виной были четыре золотые нашивки за ранения на груди старшего лейтенанта. Но тут терпение подполковника все-таки лопнуло, и его голос сорвался на крик. – Выполняй приказ, или… похоже, ты не понял, на какое ведомство нынче работаешь? Напомнить или применить, так сказать, другие формы убеждения… гуманист хренов?! – Рука подполковника решительно рубанула воздух, словно отточенный клинок, а лицо превратилось в хищную маску.

Лейтенант судорожно сглотнул и, торопливо козырнув, выпалил:

– Так точно, товарищ подполковник, все понял – будет исполнено!

Он четко, по-уставному, повернулся через левое плечо и опрометью бросился к артиллерийской позиции. Подполковник, не убирая с лица выражения недовольства, внимательно наблюдал за тем, как перепуганный лейтенант орет на своих солдат, подгоняя их, суетливо машет руками, не забывая бросать в его сторону настороженно-опасливые взгляды.

Смекнувшие, что к чему, бойцы (все прошедшие через горнило войны, судя по орденским колодкам и нашивкам за ранения) слаженно принялись за работу, хотя выражение их лиц и оставалось по-прежнему угрюмым.

Ствол орудия плавно переместился в положение готовности к стрельбе и замер, уставившись черным зрачком на небольшую группку людей в обтрепанных немецких мундирах, что были привязаны к вбитым в землю столбикам метрах в пятистах от огневой позиции.

Лейтенант вопросительно глянул на подполковника и, заметив снисходительный разрешающий кивок, громко прокричал положенные команды. Грохот выстрела больно стеганул по ушам всем присутствующим. Непривычные к этому офицеры МГБ и несколько людей в штатских костюмах очумело затрясли головами. Подполковник поморщился и поднес к глазам мощный бинокль. Несколько минут он пристально рассматривал сквозь оседающие клубы дыма и пепла то место, где еще вот только что размещались военнопленные. Комиссия (а все упомянутые гэбэшники и люди в штатском являлись ее членами и сопровождающими лицами) последовала его примеру и также вооружилась всевозможной оптикой.

– Когда можно будет подойти поближе? – деловито поинтересовался толстячок в мешковатом сером костюме у сутулого офицера с погонами полковника медицинской службы.

Тот оторвался от бинокля и задумчиво прищурился, высчитывая про себя что-то и смешно шевеля при этом губами.

– Я думаю, что минут через пять, – произнес он наконец, – в принципе это боевое вещество распадается на воздухе практически сразу, но для пущей осторожности рекомендую немного выждать.

Толстячок согласно кивнул и достал из кармана брюк огромный платок. Сняв модное среди партийных деятелей средней руки пенсне и промокнув вспотевший лоб, он повернулся к свите и громко сказал:

– А что, товарищи, не навестить ли нам потом полковника Макарова в его, хм, «вотчине»? Говорят, что здесь таких осетров выращивают… м-мм-м! Пальчики оближешь!

Свита весело загомонила. Оживленно переговариваясь, комиссия направилась к месту обстрела. Полковник-медик, чуточку приотстав, вполголоса спросил у подполковника, что шел позади всех:

– Рефат Маметович, скажите, пожалуйста, а каковы результаты испытаний «молниемета»?

Айвазов некоторое время шел молча, напряженно обдумывая ответ, а затем вдруг широко улыбнулся:

– Я и не знал, Игорь Владимирович, что вы тоже посвящены в «литерные» проекты. Впрочем, кому как не вам… В целом испытания прошли на должном уровне: время распада тканей «кукол» составляет двенадцать-четырнадцать секунд… В зависимости от состояния здоровья «куклы», разумеется.

Врач согласно закивал:

– Да-да, я понимаю. Когда можно будет ознакомиться с данными?

Подполковник задумался:

– Лучше всего, если вы вместо планирующегося банкета заглянете ко мне домой, и там мы без помех и лишних глаз все обсудим.

– Вы храните такие материалы дома? – удивился медик.

– А чего я должен бояться? – осклабился Айвазов, – весь этот Город один большой сейф. Причем гораздо более надежный, чем там… – Он неопределенно взмахнул рукой.

Полковник понимающе улыбнулся.

– Вы правы. Кстати, давайте прибавим шаг: я смотрю, что наши кураторы оказались не слишком стойкими!

Айвазов проследил его взгляд: толстячок-председатель согнулся в три погибели – его рвало. Несколько других штатских закрывали платками позеленевшие лица и отворачивались от представшего перед ними зрелища…

– Что-то мне это напоминает? – задумался Андрюха.

– Может старика, которого ты… того… – обратил в такое же состояние в свое первое посещение этого Города? Ну, помнишь, ты мне рассказывал? – помог ему я.

– А ведь точно, – прищурился мой друг, – выходит, тот старичок под действием минерала был? Вот это номер! Айше Рефатовна – а это не заразно?! – заволновался Подрывник.

Я с замиранием сердца понял, что и меня чрезвычайно волнует ответ – превращаться в неаппетитную, гм, кучу как-то не хотелось… Потом я вспомнил полурасплавленные пальцы, прилипшие к телефону, и меня опять затошнило. Видимо Подрывнику пришло в голову то же самое – его скрутило.

– Если честно, то я не знаю! – растерянно сказала Айше, глядя на наши побледневшие лица. – Хотя, – она задумалась, – все жители города, как правило, наутро ужасно слабы. Да вы же сами мне домой помогли дойти, ну помните, когда мы познакомились? – обратилась Айше к Андрюхе.

Я с изумлением уставился на слегка покрасневшего друга, (даже тошнота отпустила!), вот уж не ожидал от него такой заботы о людях – обычно Подрывник выглядел этаким снобом, делающим одолжение от общения с «простыми смертными», а излишняя чувствительность слабо вписывалась в образ холодного и чуточку циничного «хозяина жизни». По крайней мере, мне так показалось во время наших с ним последних встреч. Ну что ж: век живи – век учись!

– Да ладно вам! – заерзал Андрей, – нашли что вспоминать – когда это было-то? Ну, помог, и ладно. Вот лучше ответьте – не могут ли быть связаны друг с другом необходимость есть медь у горожан со свойствами этого минерала?

Айше беспомощно пожала плечами:

– Я не знаю, может и связаны как-то, но кто же нам скажет? Отец почти никогда дома о работе не говорил – так, иногда, обмолвится о чем-нибудь незначительном, и все. Мама… она вела домашнее хозяйство…

– Не понял, – бесцеремонно перебил ее мой приятель, – а вы-то что – не работали, не учились, с друзьями-приятелями не общались?

– Видите ли, Андрей Владимирович… – ошеломленная напором друга, Айше осторожно подбирала слова. – Здесь как-то не принято обсуждать такие вещи!

– Ладно! – Я с трудом взял себя в руки. – С этим все ясно – дело темное! Другое мне непонятно – связь прервалась в пятьдесят третьем году! Город же не в глухой тайге стоит! Учитывая то, что мы сюда приехали на метро, всего за несколько часов… то это – центральный регион! Неужели за шестьдесят лет никто не предпринял попытку добраться до ближайшего города? Их же в Московской области и прилегающих областях – как грязи!

– Предпринимались, конечно, еще как предпринимались! Но… – Айше замялась уже третий раз за наш короткий разговор. – Здесь какая-то аномальная зона… Словом, выйти отсюда невозможно!

– Это как? – осторожно спросил я. Перспектива застрять тут надолго, случись что с единственной веткой метро, меня не прельщала.

– Ну, в Город ведет подземный тоннель, – начала Айше, – по нему завозились и люди, и грузы. Станцию отправки грузов я не знаю, а пассажиры садились в поезд московского метро! Так вот – уже на следующий день после срыва графика поставок и обрыва связи, по этому тоннелю были посланы люди. Их целью было пешком дойти до исходного пункта. Но через пятнадцать-двадцать минут ходоки вышли из тоннеля, причем были удивлены не меньше провожающих. Выяснилось, что они никуда не сворачивали, но, тем не менее, вернулись назад! Попытку повторяли несколько раз! Я знаю об этом достоверно, так как там распоряжался мой отец. Он лично пытался пройти пять раз и каждый раз каким-то чудом разворачивался назад! Кроме как мистикой это явление не назовешь!

– А просто выйти или выехать из Города и добраться до Москвы не пробовали? – меня начало всерьез интересовать происходящее.

– Ничего из этого не получилось! Я знаю об этом совершенно точно, ведь именно отец возглавлял экспедицию. Что там у них произошло конкретно – не знаю, папа об этом почти не рассказывал. Какую-то информацию об этом походе я узнала только через много лет, от одного из выживших участников. Дело в том, что за границей обитаемой зоны простирается пустыня, на многие километры вокруг. Экспедиция пыталась достигнуть ее границ на грузовиках. Хотя некоторые из ученых предупреждали, что это бесполезно. Так вот: во время этого рейда с людьми стали происходить необъяснимые явления. Шептали, что появились какие-то призраки или привидения. В общем эдакая чушь. Отец был железным человеком и невзирая ни на что продолжал вести людей через пустыню. Потом у них закончилась вода и топливо. Обратный путь занял гораздо больше времени, да и вернуться удалось не всем. Сейчас выезд из города закрыт по всему периметру – повсюду колючая проволока, посты охраны, вышки с охранниками. Говорят, что, мол, есть какие-то «проводники», которые знают дорогу. Но лично я считаю, что это сказки, – ни разу не встречала хоть одного человека, кто вышел бы, а самое главное, вернулся из-за запретной зоны, – Айше говорила все тише и тише. Лицо ее как-то нехорошо осунулось и побледнело.

– Мать-перемать! – выругался Андрюха, заметив это, и метнулся к оседающей на стуле женщине. На ходу он вытащил из кармана пару монеток и заставил полуобморочную хозяйку проглотить это странное «лекарство». – Видишь, Леха, – обратился он ко мне, – они тут все квелые как сонные мухи – чуть силенки потратила, даже на разговор, и все – в отключке! Ты пойди пока – покури, что ли – я ее тут полечу… кое-какими дополнительными методами.

Я согласно кивнул и пошел на поиски туалета – надо было решить некоторые проблемы организма и заодно привести мысли в порядок. Короткий темный коридор закончился тупичком. Здесь было три двери. Исследование показало, что за той, что прямо, скрывался санузел. Дверь слева вела в спальню, а правая дверь оказалась запертой.

Нехорошо, конечно, но любопытство – это страшная вещь! Я приник к довольно внушительной (интересно, какого размера должен быть ключ?) замочной скважине и попытался заглянуть в комнату. Сначала ничего не было видно, но постепенно паза привыкли к полумраку, и я начал различать смутные очертания большого стола, который находился прямо напротив двери, какие-то то ли бумаги, то ли книги на нем. краешек кресла, старомодный абажур настольной лампы. Похоже, что это был кабинет. Вопрос только чей – Айше или кого-то из ее родителей? А может, мужа?! Вот же незадача – я даже не знаю – замужем она или нет. есть ли дети? И Подрывник, зараза, ничего не говорит – то ли сам не в курсе, то ли скрывает что? Стоп! Это уже паранойя – надо взять себя в руки, а то сейчас примерещится, что в кабинете кто-то есть!

В следующее мгновение мне натурально поплохело – словно в ответ на мои несколько нервные и суматошные мысли, в кабинете раздался пронзительный телефонный звонок. Ух, как я подпрыгнул! Окажись рядом тренер по легкой атлетике – не миновать бы приглашения попробовать свои силы в прыжках в высоту.

Из «залы» донесся приглушенный звук разговора – Айше слабым тихим голосом кому-то отвечала, после начала возражать и, наконец, послышался стук бросаемой на рычаги трубки. Кляня себя за некоторую нерешительность, (ну что делать – нападает иногда приступ интеллигентской застенчивости), я вернулся обратно в гостиную. Айше лежала на диване, а Подрывник вальяжно развалился на стуле возле нее.

– А, явился! – радостно проговорил он, корча страшную физиономию, – не сожрал тебя гадкий туалетный утенок?! – Андрюха громко засмеялся своей незамысловатой шутке. Айше тоже слабо и неуверенно улыбнулась. – Диспозиция такая, Леха, – посерьезнел мой друг, – сейчас нам придется покинуть нашу милую хозяйку и прогуляться в одно местечко.

– Погоди, ну ты же сам предложил отсидеться здесь до темноты? – удивился я.

– Обстоятельства изменились, – туманно ответил Андрюха и повернулся к Айше, – мы рюкзачки у вас оставим, а вечером, перед отъездом, заберем, хорошо? – та согласно закивала:

– Конечно, Андрей Владимирович, конечно! Как вам будет удобнее! Я все равно никуда не собиралась уходить, так что милости прошу в любое время.