Круги ада. Восставшие миры

Создай тождество.

Я (мы): ноги принадлежат Стражу Северных Ворот и другим, которые могут быть, Ловцу Добра и Горя, которого больше не будет, Многим Мыслям, Открывателю Пещер и Хозяину Песен, которые не могут больше существовать; Крылья принадлежат Железному Рудокопу и Молнии, Ударяющей в Дом, и другим, которым предстоит быть, Многим Мыслям, которых больше не может быть, а также юному Руки, который все же должен участвовать в общем воспоминании: создай единство.

(О, свет, ветер, река! Их напор слишком силен, они уносят меня (нас) в разные стороны.)

Сопротивление. Юный Руки вовсе не был первым, кто пришел сюда для того, чтобы вспомнить путь, который был проделан много лет назад, прежде, чем он (она) родился; не он первый, не он последний. Думай о сопротивлении, думай спокойно.

(Расплывшиеся, две ноги, без лица… нет, у них, похоже, есть клювы.)

Помни. Расслабленно лежи там, где листва шепчет ниже переливов вздымающегося вверх сухопутного коралла; пей свет, и ветер, и звук реки. Позволь воспоминаниям течь свободно — воспоминаниям о тех делах, которые совершились прежде, чем эти мои (наши) Руки родились.

(Если пояснить: они были настолько странными, что как вообще можно было вообразить себе их вид и как можно было сдержать свой (наш) взгляд?.. Ответ: глаз учится видеть их, нос — чуять их, ухо — слышать их, язык Ног и органы чувств Крыльев и Рук учатся воспринимать их с помощью осязания и обоняния, усики учатся пробовать то, что они выделяют.)

Обучение идет хорошо. Более быстро, чем обычно. Может быть, я (мы) смогу стать хорошим единством, у которого будет основание для того, чтобы существовать.

(Дрожь радости. Прилив ужаса при нахлынувших воспоминаниях — отчуждение, опасность для жизни, боль, смерть, повторное рождение для мучений.)

Лежи спокойно. Это было очень давно.

Но время тоже единственно. Современность нереальна; только прошлое — и будущее — имеют ощутимую протяженность, чтобы быть реальными. Что случилось потом, должно быть известно Нам. Мы должны почувствовать каждой жилкой моих (наших) молодых Рук, что я (мы) являюсь (являемся) частью Нас: мы — потомки Гремящего Камня, Мастера по Железу, Землекопы и Строители, Пахари и Обитатели Домов, а позже — Торговцы, и что каждое единство, которое Мы можем создать, должно знать о тех, кто пришел с небес, чтобы их удивительные вещи не обернулись Нашим разрушением.

Вот почему пусть Руки объединяются с Ногами и Крыльями. Пусть единство снова вспомнит и обдумает путь Открывателя Пещер и Горя в те дни, когда чужаки, у которых было только одно тело, но которые все-таки могли говорить, поднялись выше гор навстречу неизвестной нам битве. После каждого такого обдумывания, каждого последующего размышления я (мы) получу (получим) немного больше информации о сути вещей, пройду (пройдем) немного дальше по пути, который ведет к пониманию их.

Хотя не исключено, что, идя по этому пути, Мы следуем в неверном направлении. Тот, кто вел их, сказал однажды ночью, что она (он, оно) сомневается в том, что они понимают сами себя и вряд ли когда-нибудь смогут понять.

I

Тюремный спутник летал по широкой наклонной орбите вокруг Линатавра, на значительном удалении от обычных космических трасс. Часто видеопорт камеры, где содержался Хаг Маккормак, показывал ему планету в различных фазах. Иногда это была темнота, с одной стороны тронутая золотисто-красным рассветом; может быть, это было мерцание столицы Катавраяннис, похожее на мерцание звезды сквозь ночь. Иногда это было ошеломляюще близкое сияние серпа солнца, похожее на блеск клинка кривой восточной сабли. Время от времени он видел полное солнце, круглый ослепительный диск, вознесенный в лазурные океаны с серебристыми облаками над темно-зелеными континентами.

Земля выглядела очень похожей на таком расстоянии. (Ближе становится ясно, что она измождена, как это обычно бывает с бывшими красавицами, которые принадлежали слишком многим мужчинам.) Но она находилась на расстоянии около двухсот световых лет. И ни один из миров не напоминал ржавую, цвета дубленой кожи, Эйнис, которую жадно искали глаза Маккормака.

Спутник не вращался вокруг своей оси: внутренний вес был полностью обусловлен генераторами гравитационного поля. Однако его обращение вокруг планеты заставляло небеса медленно перемещаться по экрану видеопорта. Когда Линатавр и солнце исчезли, зрачки человеческих глаз перенастроились, и он приобрел способность видеть другие звезды. Они густо заполняли пространство, немигающие, окрашенные в цвета сверкающего бриллианта, морозно-пронзительные. Наиболее ярко сверкала звезда Альфа Крукис, двойной бело-голубой гигант, расположенный менее чем в десяти парсеках от Линатавра.

Бета Крукис, одиночный бело-голубой гигант, была расположена немного дальше, в своей области неба. В других местах натренированный взгляд может определить красный, тусклый свет Альдебарана и Арктура. Они напоминали костер, который, несмотря на свою отдаленность, согревал и освещал стоянку человека. Или взгляд мог перелететь к Денебу и Полярной звезде, расположенным значительно дальше Империи и дальше любого врага Империи. Они были похожи на взгляд холодных глаз.

Гримаса скривила лицо Маккормака.

«Если бы Кэтрин смогла настроиться на мои мысли, — подумал он, — она бы сказала, что в Левитикусе должно быть что-то, что противоречит смешению стольких метафор».

Он не позволил мыслям о ней оставаться с ним более. «Мне повезло, что у меня внешняя камера, к тому же не столь неудобная. Без сомнения, это не входило в планы Снелунда».

Помощник начальника тюрьмы был настолько изумлен и виноват, насколько он осмелился проявить эти чувства:

— Мы, хм, хорошо, мы имели приказ содержать вас под стражей, адмирал Маккормак, — сказал он. — Прямой приказ от губернатора. До суда над вами… может быть, до перемещения на Землю… хм… до последующих приказов.

Он уставился на факс на своем столе, отчаянно надеясь, что слова в нем изменились после первого внимательного прочтения.

— Хм, одиночное тюремное заключение, отсутствие каких-либо коммуникаций — обращение к силам, опасным для государства, — откровенно, адмирал Маккормак, я не понимаю, почему вам не разрешается, например, читать книги, газеты или даже смотреть видеофильмы, чтобы скоротать время… Я пошлю Его Превосходительству запрос о возможности изменения этого положения.

«Я знаю, почему, — подумал Маккормак, пока помощник заканчивал говорить. — Частично злоба, но главным образом начало процесса уничтожения меня. — Несмотря на его горькое положение, его спина все же напряглась. — Хорошо, пусть попробуют!»

Сержант из взвода охранников, который доставил пленника на спутник с Катавраянниса, сказал, насколько мог, металлическим голосом:

— Не обращаться к предателю по званию, на которое он потерял право!

Помощник начальника тюрьмы резко выпрямился, взглянул на всех уничтожающе и резко сказал:

— Сержант, я двадцать лет служил в Космическом Флоте, прежде чем меня перевели на эту работу. В соответствии с правилами, установленными Его Величеством, любой офицер вооруженных сил Империи обязан соблюдать существующие правила субординации по отношению к служащему любого рода войск независимо от места службы. Адмирал Флота Маккормак может быть отстранен от командования, но только после и в результате решения правомочного военного суда или путем прямого указания из центра власти, а до тех пор вы будете оказывать ему знаки уважения или же обнаружите себя в более бедственном положении, чем когда-либо.

Покраснев и тяжело дыша, он, казалось, хотел сказать еще что-то. Вероятно, он решил на всякий случай попридержать язык. После некоторой паузы, в течение которой двое дородных стражей переминались с ноги на ногу, он добавил, уже успокоившись:

— Передайте мне документы на пленника, и вы свободны.

— Предполагалось, что мы… — начал было сержант.

— Если у вас есть письменные приказы исполнить еще что-то, кроме доставки этого джентльмена к месту его заключения, давайте посмотрим их.

Пауза.

— Еще раз повторяю: сдавайте мне пленника, и вы свободны. Повторять снова я не намерен.

Маккормак впечатал имя и лицо заместителя начальника тюрьмы в свою память так же прочно, как он впечатывал каждого, кто участвовал в его аресте. Кто знает, может быть, наступит день, когда…

Так что же случилось на самом верху? Маккормак не знал. Вне Эйниса он никогда не соприкасался с системой гражданских преступлений и наказаний. Во Флоте сами следили за своими преступлениями. То, что его послали сюда, было ударом, смягчаемым только тем обстоятельством, что, по всей вероятности, это было вызвано необходимостью держать его подальше от братства офицеров, которое могло бы попытаться помочь ему. Маккормак догадался, что Снелунд заменил прежнего заместителя начальника тюрьмы своим фаворитом или взяточником — как он делал со многими другими официальными лицами с тех пор, как стал губернатором этого сектора космоса, — и что вновь испеченный начальник рассматривал свой новый пост как синекуру.

Во всяком случае, адмирала заставили сменить форму на серую робу, но позволили переодеться без свидетелей. Его доставили в одиночную камеру, которая, несмотря на отсутствие украшений и роскоши, была размеров, достаточных для мерного хождения, и со всем необходимым для отдыха и соблюдения гигиены. На потолке находился аудиовизуальный сканер, но он был расположен так, что сразу бросался в глаза, и никто не наблюдал за адмиралом, когда он занавешивал койку, готовясь ко сну. Он не видел никого из живых существ, не слышал никаких голосов, но приемлемая еда и чистая одежда поступали к нему через раздаточный шлюз, и в его камере был мусоропровод для остатков еды и мелкого мусора. Кроме этого, у него был видеопорт.

Не видя этого солнца, этих планет, звездных скоплений, морозной россыпи Млечного Пути и туманного мерцания смежных галактик, он бы давно сломался — истерически молотил бы в дверь камеры, моля об освобождении, признавался бы неизвестно в чем, целовал бы руки своим стражникам до тех пор, пока здешние медики честно не сообщили бы на Землю властям предержащим, что они не обнаружили у него никаких следов пыток или зондирования мозга. Это была бы не потеря чувствительности ко всему окружающему, которая могла бы уничтожить его волю за такое короткое время, но бесконечное возвращение мыслей о Кэтрин, всевозможные догадки о том, как много времени прошло с тех пор, как она также попала под воздействие Аарона Снелунда. Маккормак допускал в себе мгновения слабости. Это было то, чего он не особенно стыдился.

Тогда почему же губернатор не приказал, чтобы его поместили в глухую камеру? Недосмотр, вероятно, был вызван тем, что он был занят более важными делами. Или, может быть, полностью погрузившись в свои собственные мысли, Снелунд не догадывался, что другой мужчина может любить свою жену больше жизни.

Конечно, по мере того как однообразно проходили день за днем (с неизменным холодным светом люминесцентных ламп), он неизбежно начинал удивляться, почему ничего особенного не происходило. Если наблюдатели Снелунда сообщили ему о действительном положении дел, то он, без сомнения, издаст распоряжение о перемещении Маккормака в другое помещение. Но агенты, служащие в частях охраны на маленькой искусственной луне, были скромными ребятами. Они, как правило, не сообщали непосредственно губернатору сектора, вице-королю Его Величества и о-о-ч-чень хорошему его другу, через приблизительно 50 000 кубических световых лет пространства, окружающего Альфа Крукис, об обстоятельствах на месте. Нет, они не сообщат даже теперь, когда дело касается адмирала флота, ранее ответственного за оборону всего этого сектора владений Империи. Нижние чины сообщат по своим административным линиям, сообщения будут посланы по общепринятым каналам.

Думал ли кто-нибудь о том, что его дело может быть — нет, не потеряно — но положено под сукно, затеряно среди обилия документов в результате забывчивости тех, кто их регистрирует? Маккормак вздохнул. Непрекращающийся шепот вентиляции перекрывал более громкий шум, создаваемый стуком его ботинок по металлу. Как долго продлится эта оттяжка с документами?

Он не знал орбиты спутника. Тем не менее он мог оценить угловой диаметр Линатавра довольно точно. Он помнил приблизительные размеры и массу. По этим данным он мог вычислить радиус-вектор и, таким образом, получить период. Не очень легко, применяя законы Кеплера, производить вычисления в голове, но чем же еще здесь можно было заниматься? Результат вычислений более или менее подтвердил его догадку, что его кормят три раза в 24 часа. Он не мог вспомнить точно, сколько раз его кормили, пока не начал отмечать часы узелками на шпагате. Десять? Пятнадцать? Что-то около этого. Теперь надо добавить 37 отметок, которые лежали перед ним. Получится от 40 до 50 космических часов; или от 13 до 16 земных дней; или от 15 до 20 суток Эйниса.

«Эйнис. Башни Уиндхоума, высокие и серые, их верхушки устремились высоко в звенящие небеса; нагромождения скал, утесов, все оттенки красного, бледно-коричневого, охряного, бронзового цветов там, где шельф Айлиан глубоко вдавался в серо-голубое бесконечное пространство, украшенное сверкающими блестками воды, это был залив Антонины; резкий звук Уальдфосса, когда он бросался в него многими водопадами; и смех Кэтрин, пока они плыли вперед, ее взгляд, обращенный к нему, более голубой, чем невероятно высокое небо…»

— Нет! — вскрикнул он. Глаза Рамоны были голубыми. Глаза Кэтрин — зелеными. Неужели он стал уже путать свою живую жену с умершей?

Если у него вообще еще была жена. Уже прошло двадцать дней с того момента, когда стражники ворвались в их спальню, арестовали их и развели отдельными коридорами. Она сумела сбросить их лапы со своих запястий и шла между ружей со скорбной гордостью, хотя по ее лицу потоком лились слезы.

Маккормак скрестил пальцы рук и сжимал их до тех пор, пока костяшки не затрещали. Боль заставила его опомниться.

«Я не должен поддаваться этому, — воззвал он к себе, — если я вымотаю себя из-за того, что ничего не могу поделать для улучшения своего положения, то облегчу Снелунду его задачу. А что еще я смогу сделать?

Сопротивляться. До конца».

Уже не в первый раз он восстановил в памяти облик существа, которое он однажды узнал, Уоденита, огромного, тяжелого, хвостатого, о четырех ногах, похожего внешне на ящера, но хорошего товарища по оружию и более мудрого, чем многие из тех, кого он знал.

— Вы, земляне, трудные, беспокойные создания, — рокотал его глубокий голос. — Когда вы вместе, вы способны показывать образцы храбрости, которая может заставить врага перейти порог безумия. Но в то же время, когда рядом больше никого нет, кто бы потом сказал твоим соплеменникам, как ты умер, дух храбрости вмиг улетучивается, и вы падаете, как спущенный воздушный шарик.

— Наследство от стадного инстинкта, как я полагаю, — сказал Маккормак. — Наша раса начиналась с животных, которые охотились за добычей, сбиваясь в стадо.

— Путем тренировки можно преодолеть инстинкт, — ответил дракон. — Разве можно допустить, чтобы мозг разумного существа не занимался самоусовершенствованием?

Теперь, будучи один в своей одиночной камере, Хаг Маккормак кивнул в знак согласия.

«По крайней мере, у меня есть этот чертов монитор, который следит за мной. Может быть, однажды кто-нибудь — Кэтрин или дети, которых дала мне Рамона, или какой-нибудь юноша, которого я вовсе не знаю, — увидит записи, сделанные им».

Он лег навзничь на свою койку, рядом с которой стояла единственная «мебель» — умывальник и унитаз, и закрыл глаза.

«Надо попытаться сыграть в шахматы в уме, попеременно за обе стороны, до тех пор, пока не наступит обед. Дайте мне достаточно времени, и я отточу технику этой игры. Незадолго до еды у меня будут занятия физкультурой. Этот скучный тупица в тюремном балахоне не будет страдать от холода. Может быть, попозже я смогу поспать».

Он не опустил свою смастеренную наскоро занавеску. Штуковина на потолке зафиксировала мужчину, высокого, значительного, более энергичного, чем можно было бы предположить, учитывая обычное однообразие обстановки. Мало что в его облике выдавало 50 стандартных лет, кроме седеющих черных волос и глубоких морщин на удлиненном, вытянутом лице. Он никогда не менял своего облика и никогда не защищал своего лица от воздействия атмосферы многих планет. Кожа лица оставалась темной и похожей на нормальную загорелую человеческую кожу. Выступающий треугольник носа, прямой рот, впалые щеки были как будто бы противовесом его доллихоцефалического[22] облика. Когда он открыл глаза, спрятанные под тяжелыми бровями, они оказались ледяного цвета. Когда он говорил, его голос звучал жестко; и десятилетия службы за пределами Империи, прежде чем он вернулся в родной сектор галактики, совершенно стерли акцент, присущий жителям Эйниса.

Он лежал на своей койке, так яростно сосредоточившись на воображаемом шахматисте, который маячил около него, как облачко тумана, что не обратил никакого внимания на первый взрыв. Только после второго взрыва и реверберации стен его камеры он понял, что это уже повторный звук.

— Что за шум? — он вскочил на ноги.

Третий взрыв тяжело рявкнул и отдался в металле его кельи. «Тяжелые пулеметы», — подумал он почти автоматически, профессионально. Его прошиб пот. Сердце начало неистово колотиться. Что произошло? Он бросил взгляд на видеопорт. Линатавр вкатывался в поле зрения — непримечательный, безмятежный, безразличный. Послышался торопливый стук в дверь. Индикатор вблизи его молекулярного датчика сначала засветился красным, а потом белым светом. Кто-то извне прорубался к нему с помощью бластера. До Маккормака долетели голоса, неотчетливые, но возбужденные и сердитые. С диким ревом по коридору пронеслась пуля тяжелого пулемета, со смачным звуком срикошетила о стену и затихла.

Дверь была не толстой, но достаточно прочной. Сплавы, из которых она была сделана, подались, стали стекать вниз, превратились в маленькое, фантастическое с виду образование, похожее на лаву. Пламя бластера бушевало сквозь образовавшуюся дыру, расширяя ее. Маккормак отпрянул. Озон ударил в ноздри. В мозгу возникла моментальная, почти сумасшедшая мысль: «Нет причин так расточительно тратить заряд».

Оружие перестало работать. Дверь широко открылась. Человек двенадцать ворвались в камеру. Многие из них были одеты в форму Флота голубого цвета. Двое выглядели похожими на роботов в боевом снаряжении и тащили большое энергетическое ружье Хольберта на гравитационных салазках. Один из них был неземлянин, Донаррианский кентавроид, больший по размерам, чем полностью снаряженные люди. Он нес многочисленное вооружение на своем обнаженном торсе, но оставил его в кобурах, предпочитая, видимо, рукопашный бой. Он был ранен. Его обезьяноподобное лицо представляло собой одну большую гримасу.

— Адмирал! Сэр! — Маккормак не узнал юношу, который бросился к нему, широко распростав руки. — С вами все в порядке?

— Да, да! Что? — Маккормак преодолел возбуждение. — В чем дело?

Остальные отдали ему честь.

— Лейтенант Насреддин Хамид, сэр, командир спасательного отряда, созданного для вашего освобождения по приказу капитана Олифанта.

— Но зачем же ломать оборудование, принадлежащее Империи? — впечатление было такое, что вместо Маккормака говорит кто-то другой.

— Сэр, они намеревались убить вас. Капитан Олифант уверен в этом. — Хамид выглядел безумным. — Нам необходимо быстро убираться отсюда, сэр. Мы вошли без потерь. Человек, отвозящий поручения, знал об этой операции. Он снял большую часть охраны. Он останется с нами. Несколько человек не подчинились ему и оказали сопротивление. Должно быть, это люди Снелунда. Мы пробились сквозь них, но некоторые скрылись. Они будут ожидать удобного момента, чтобы послать сообщение о происшедшем здесь, как только наши корабли перестанут создавать радиопомехи.

Происходящее все еще было нереальным для Маккормака. Одна часть его сознания как бы спрашивала, не рехнулся ли он.

— Губернатор Снелунд был назначен Его Величеством, — отрывисто вырвалось из его глотки. — Подходящим местом для выяснения сути дела является суд и предварительное следствие.

Один из его освободителей выступил вперед. Он не потерял еще акцента, присущего Эйнису:

— Пожалуйста, сэр. — Он едва не плакал. — Мы не сможем осуществить задуманное без вас. Восстания возникают на все большем количестве планет каждый день — теперь и на нашей тоже, в Борее и Айронленде. Снелунд пытается заставить Флот помогать его поганым войскам в осуществлении их мерзких действий… его методами… ядерной бомбардировкой, если сожжение, расстрел и порабощение не действуют.

— Война между нашими собственными людьми, — прошептал Маккормак, — это в то время, когда вблизи границ ополчились варвары, — его взгляд медленно вернулся к Линатавру, видневшемуся в видеопорте.

— Что с моей женой?

— Я не… я не знаю… все, что касается ее… — Хамид запнулся.

Маккормак взвился перед лейтенантом. Ярость охватила его. Он схватил лейтенанта за грудки.

— Это ложь! — закричал он. — Не может быть, чтобы ты не знал! Олифант никогда не послал бы людей на дело, не разъяснив им все подробности последних событий. Так что же с Кэтрин?

— Сэр, то, что мы глушим радиопередачи, будет замечено. С нами только наблюдательный корабль. Вражеский корабль, находящийся в засаде, может…

Маккормак тряс Хамида до тех пор, пока его челюсти не начали лязгать. Неожиданно он отпустил свою жертву.

Освободители увидели, что его лицо стало совершенно безжизненным.

— Большая часть бедствий произошла из-за того, что Снелунд желал обладать Кэтрин, — сказал он почти неслышно. — В суде, находящемся в полном подчинении у губернатора, льются медовые речи, и что решает этот суд, то вскоре и делает весь Катавраяннис. Она все еще во дворце, не так ли?

Люди смотрели в разные стороны, но только не на него.

— Я слышал, что это так, — промямлил Хамид, — перед тем, как атаковать, сэр, мы остановились на одном из астероидов — так, как будто у нас обычный отдых в пути, — и стали переговариваться со всеми, кто был нам доступен. Одним из них был купец, держащий свой путь из столицы второй день. Он сказал — хорошо, сэр, — публичное объявление о вашем деле и о вашей леди задерживается в связи с необходимостью расследования, только она и губернатор…

Он остановился.

Через мгновение Маккормак приблизился к нему и сжал его плечо.

— Тебе не требуется продолжать, сынок, — сказал он с новой интонацией в голосе, но очень мягко, — давай-ка лучше пойдем на борт твоего корабля.

— Мы не мятежники, сэр, — сказал Хамид умоляюще, — мы нуждались в вас для того, чтобы избавиться от этого чудовища… прежде, чем мы сможем сообщить правду Императору.

— Нет, это не должно более называться мятежом, — ответил Маккормак. — На самом деле это восстание, — его голос приобрел командирскую уверенность: — Вперед! Шире шаг!

II

По праву называясь столицей, Адмиральский центр возвышался над той частью Северо-Американских Скалистых Гор, где он был расположен так, как будто снова Титаны из древних мифов нагромождали скалы, чтобы добраться до Олимпа.

— В один из дней, — заметил Доминик Флэндри молодой женщине, которой он показывал окрестности и которой он привел такое сравнение, чтобы показать свою образованность, — боги разозлятся так же, как они это сделали тогда в последний раз — и будем надеяться, что на сей раз — с менее плачевными результатами.

— Что вы имеете в виду? — спросила она.

Так как его намерением было не просветить, а соблазнить ее, то он покрутил усы и сказал, сделав глазки:

— Я имею в виду, что вы слишком сильно мне нравитесь, чтобы дальше испытывать мое мужское терпение. А что касается этого живописного звездного неба, которое вы хотели увидеть, то посмотрите, пожалуйста, туда.

Он не сказал ей, что эффектное трехмерное лазерное изображение было сделано исключительно для посетителей. Наименьшее звездное расстояние слишком огромно, чтобы любая подобная карта имела большие размеры. Настоящая информация находилась в банках памяти хорошо защищенных компьютеров и была недоступна для случайных посетителей.

Пока нанятый им экипаж продвигался в эту область, Флэндри вспомнил небольшой эпизод. Он закончился благополучно. Но его сознание не могло освободиться от чувства некоторой неопределенной параллельности событий.

Вокруг него поднимались ввысь разноцветные стены, настолько высокие, что флюоропанели должны были непрерывно гореть с небольшим накалом, между ними свисали спутанные стебли лиан, а на самом верху листья пальм были похожи на короны над облаками и солнцем. Трасса воздушного извозчика карабкалась и извивалась по направлению к небу. Танец этот был слишком упругим и сложным для любого способа управления, кроме компьютерного. Трасса пролегала среди башен, то поднимаясь вверх, то опускаясь глубоко в туннели и пещеры под этими башнями. Городские автомобили и автобусы, воздушные и наземные, создавали звуки, похожие на шепот; то же самое касалось и рельсового транспорта; и шум со стадиона, на котором шел футбольный матч, тоже вскоре затих. Тем не менее Адмиральский центр стоял в некоем акустическом облаке, похожем на непрекращающийся днем и ночью гул улья, с ревом подземных сооружений и транспорта — шумом работающего города. Здесь было средоточие силы Империи, а Земля правила владениями, расположенными приблизительно в сфере диаметром около 400 световых лет, в которой находилось, по некоторым оценкам, до четырех миллионов обитаемых звездных систем, из которых сто тысяч так или иначе подчинялись Земле, платили ей дань.

Это было гордостью Империи. Но когда вы оглядывались назад… Флэндри вернулся к действительности от своих воспоминаний. Его наемный экипаж скользил по направлению к центральному зданию службы безопасности. Он последний раз сладко затянулся сигаретой, затушил ее о самолетную откидную пепельницу и проверил свою униформу. Он предпочитал форму свободного силуэта со всевозможными элегантными вариациями, насколько это позволяли довольно гибкие правила, или даже чуть-чуть больше. Однако, когда твой отдых резко прекращают после нескольких дней, проведенных Дома, и приказывают явиться для доклада непосредственно вице-адмиралу Хераскову, то лучше всего быть одетым в скромную белую форму, причем брюки ее не должны быть заправлены в твои любимые полуботы, и в них должен быть вдет обычный ремень вместо кушака, и плащ должен быть серым, и форменная фуражка с солнцезащитным козырьком должна сидеть на голове ровно.

«Одежда из мешковины и посыпание головы пеплом было бы более подходящим, — посетовал Флэндри. — Три, черт побери, целых три бесподобных девушки, готовые отпраздновать вместе со мной в Эверест-Хаузе мою неделю рождения, которая начинается завтра, меню, на планирование которого я потратил целых два часа; и мы бы продолжали это празднество столько времени, сколько требуется, чтобы доказать, что четверть века — на самом деле несколько меньше, нежели кажется. И вот — на тебе!»

Машина в здании разговаривала посредством хитроумных комбинаций с машиной в экипаже. Флэндри был принят для посадки на пятидесятом уровне крыла для парковки. Гравитационные двигатели остановились. Он вставил свою карточку в измеритель, который определил его личность и открыл дверь перед ним. Стража в форме Флота на входе еще раз проверила его удостоверение личности и предписание с помощью другой машины и позволила ему войти в здание. Он прошел через несколько залов к лифту, который был ему нужен. Он спешил, поэтому не стал пользоваться подвижной лентой, а без остановки проследовал к шахте.

Повсюду сновало множество людей. Здесь встречались как младшие технические работники, так и адмиралы, на чьих плечах лежал груз обеспечения безопасности тысяч миров и тысяч ученых мужей, основной задачей которых было поддерживать Империю на плаву в космическом пространстве, полном смертельных сюрпризов. Естественно, что не все из них были людьми. Очертания фигур, краски, языки, запахи, неожиданные ощущения, когда он случайно коснулся чьей-то руки с чужой кожей, — все это кружилось за Флэндри нескончаемым вихрем. «Фигаро здесь — Фигаро там, но если разобраться, то все это суета сует, — сказала мрачная половина Флэндри. — Все это приближает ночь — Длинную Ночь, к которой Империя катится, как бочка под гору. И потом останется только жалкий людской лагерь, похожий на руины. Ведь в самом деле, как бы мы могли навеки оставаться хозяевами положения, даже в нашем не очень значимом скоплении звезд, на краю галактики, столь огромной, что мы никогда не узнаем и десятой ее части? Может быть — ничего кроме этого отрезка спирального рукава, который мы уже видим перед собой. Подумать только — более половины солнц в этом микропузырьке пространства, на который мы претендуем, никогда не видел глаз человека! Наши предки исследовали пространство гораздо дальше, чем мы, в наше время, помним. Когда в них взыграл черт и казалось, что их цивилизация разлетится на кусочки, они все-таки нашли в себе силы собрать все воедино в Империю. И они заставили Империю существовать, действовать. Но мы… мы потеряли волю. Нам слишком просто все доставалось в течение длительного времени. И поэтому мерсеяне на нашем фланге со стороны Бетельгейзе, а дикие расы — с других направлений давят на нас извне… Но почему это волнует меня? Однажды карьера во Флоте показалась мне заманчивой. Позже я рассмотрел теневые стороны дела. Сейчас я бы почувствовал себя более комфортно, если бы занялся чем-нибудь еще».

Его остановила женщина. Она, должно быть, имела к нему какое-то случайное дело, потому что гражданские чины, служащие здесь, не могут выйти наружу в одеянии, раскрашенном во все цвета радуги. Она была сложена специально для такого одеяния.

— Прошу прощения, — сказала она, — не могли бы вы мне объяснить, как найти кабинет капитана Юань Ли? Боюсь, что я заблудилась.

Флэндри слегка поклонился.

— Действительно, дорогая леди.

Он уже был здесь с докладом сразу после возвращения на Землю, а теперь его внимание обратилось к ней.

— Пожалуйста, скажите ему, что лейтенант-командор Флэндри считает, что он счастливый капитан.

Ее ресницы затрепетали.

— О, сэр, — и, дотрагиваясь до знака отличия на его груди, с искорками в глазах: — Я заметила, что вы из службы безопасности. Вот почему я обратилась к вам. Это должно быть очень захватывающим. Мне бы очень хотелось…

Флэндри расцвел в улыбке:

— Хорошо, раз мы оба знаем нашего друга капитана Юань Ли…

Они обменялись именами и адресами. Она отошла, покачивая бедрами. Флэндри продолжил свой путь. Его настроение значительно улучшилось. «В конце концов любая другая работа может оказаться скучной». Он достиг намеченной ранее точки. «Именно здесь я должен сесть в лифт». Вступив в кабину, он расслабился, пока отрицательное гравитационное поле поднимало ее.

Точнее, он пытался расслабиться, но не сумел сделать этого и на одну сотую долю процента. Привлекательная женщина или нет, а вновь завязанная связь лейтенанта по службе требовала личной беседы с заместителем начальника по оперативной работе. И лейтенант обнаружил, что его язык пересох, а пальцы слегка влажны.

Держась за поручень, он вышел из кабины лифта на девяносто седьмом уровне и пошел вдоль коридора. Здесь царила тишина; редкие мягко звучащие голоса, случайный звук от работающего мотора только углубляли ощущение тишины, которое он испытывал среди этих строгих стен. Те, кого он встречал, были приблизительно его же чина или выше, их глаза были устремлены в пространство, их мысли витали среди отдаленных солнц. Когда он добрался до ряда офисов, принадлежащих Хераскову, он увидел, что то, что принимало посетителей, было не чем иным, как сканером с переговорной коробкой, подвешенной к компьютеру слишком низкого качества. Но лучшего и не надо было. Каждый, кто был нежелателен, отфильтровывался на более ранней стадии. Флэндри собирался с чувствами целых пять минут, прежде чем это устройство сказало ему, что он может войти внутрь.

Комната за внутренней дверью была большой, с высоким потолком, украшенная многочисленными коврами. В одном из углов стоял инфотриевер и видеотерминал датчика внешнего обзора, в другом — маленький столик с закусками. Кроме этого, здесь были три или четыре картины и очень много полок с напоминаниями о прошлых победах. Свободная стена служила экраном для мультипликации. В тот момент, когда вошел Флэндри, на ней было изображение Юпитера, видимого с приближающегося к нему корабля, настолько реальное, что вошедший слегка ахнул. Он остановился с противоположной стороны стола и отдал честь, едва не оторвав себе руку:

— Лейтенант-командор Доминик Флэндри явился для доклада, как было приказано, сэр.

Человек, сидящий за столом, был одет в скромную униформу. Он не носил на груди никаких украшений, за исключением небольшого бриллианта — знака рыцарства, который нельзя было воспринимать иначе, как свидетельство благородства. Но его туманность[23] и звезда указывали на знакомую Флэндри планету. Он был коротким и крепко сбитым, с лицом, обрамленным щетинистыми серыми волосами, и напоминал усталого мопса.

Он нехотя, почти неряшливо ответил на приветствие. Тем не менее сердцебиение у Флэндри усилилось.

— Вольно, — сказал вице-адмирал сэр Илья Херасков, — садитесь. Сигару? — Он показал на коробку с сигарами, стоящую чуть поодаль.

— Благодарю вас, сэр, — Флэндри собирал остатки своего мужества. Он выбрал сигару и не спеша раскурил ее, пока кресло под ним принимало очертания его фигуры и давало отдых его мускулам.

— Адмирал сама любезность. Думаю, что нет сигар лучше, чем Корона Австралии.

Флэндри знал несколько действительно замечательных сортов табака, но эти сигары были неплохими. Дым сигары нежно покусывал его язык и упруго клубился в носу.

— Кофе, если желаете, — предложил хозяин, наверное, миллиона агентов во всей Империи и за ее пределами. — Или чай, а может быть, джайна[24]?

— Спасибо, нет, сэр.

Херасков изучал его со смущенным видом и как бы извинялся. Казалось, он излучал рентгеновские лучи.

— Я извиняюсь за то, что пришлось прервать ваш отпуск таким образом, лейтенант-командор, — сказал адмирал. — Вы, должно быть, рассчитывали на полный отдых, который позволил бы вам полностью восстановить силы. Я вижу, у вас новое лицо.

Они никогда раньше не встречались. Флэндри внутренне улыбнулся.

— Да, действительно, сэр. То лицо, которое дали мне мои родители, стало надоедать мне. А так как я собирался на Землю, где переделка внешности является почти обычным делом, как косметика… — он передернул плечами.

Но упорный взгляд адмирала все еще испытывал его. Херасков видел перед собой атлетическое тело ростом 184 см, широкоплечее и узкобедрое. Видя его белые, утонченные руки, можно было предположить, как их обладатель ненавидел часы упражнений, которые он должен был делать, чтобы создать такие по-кошачьи гибкие, ловкие мускулы. Теперь внешность Флэндри слагалась из прямого носа, высоких скул, подбородка с ямочкой. Подвижный рот и глаза изменчивого сероватого цвета под слегка изогнутыми бровями были оригинальны. Разговаривая, он слегка растягивал слова.

— Без сомнения, вы удивляетесь, почему именно ваше имя было выдернуто из всего списка личного состава, — сказал Херасков, — и почему вдруг вам приказали явиться прямо сюда, а не к непосредственному начальнику или капитану Юань Ли.

— Да, сэр. Мне казалось, что не стоит занимать ваше внимание.

— Так вы и не ожидали этого вызова, — ответ Хераскова не содержал и намека на юмор. — Но получили его.

Он откинулся назад, скрестив короткие ноги, похожие на обрубки бревен, и узловатые, покрытые волосами пальцы.

— Я отвечу на ваши вопросы. Во-первых, почему вы, рядовой офицер, один из десятков тысяч? Вы, между прочим, можете знать, Флэндри, если уже не знаете этого, хотя я подозреваю, что ваше тщеславие говорит вам, — для определенных кругов в корпусе вы не являетесь незаметным, неизвестным. Вы бы не занимали тот пост, который вы теперь имеете, если бы это было так. Напротив, мы стали проявлять к вам устойчивый интерес после дела Старкадов. Об этом, конечно, необходимо помалкивать, но это дело не должно быть забыто. Ваши последующие рекомендации по наблюдению за развитием событий имели интригующие последствия.

Флэндри не смог подавить нарастающее возбуждение. Херасков радостно хмыкнул; впечатление было такое, будто звякнули звенья железной цепи.

— Мы изучили то, о чем вы умолчали. Нет, не волнуйтесь… пока что. В наше время так мало компетентных людей, не говоря уж о блестящих специалистах, что служба закрывает глаза на многие смелые проделки. Или вы будете убиты, юноша, или сделаете что-нибудь, что заставит нас уничтожить вас, или вы очень далеко пойдете.

Он глубоко вздохнул, прежде чем продолжить:

— Для этого дела требуется неклейменый теленок, диссидент. Не выдам большого секрета, если скажу вам, что последний мерсеянский кризис гораздо острее, чем правительство могло бы допустить. Он может полностью взорвать наше общество. Я думаю, мы сможем разрядить эту ситуацию. В этом случае Империя будет действовать быстро и решительно. Но это требует, чтобы мы постоянно держали значительную часть наших флотов непосредственно вблизи этой границы, до тех пор, пока мерсеяне не поймут, что мы ведем дело к тому, чтобы не позволить им овладеть Джиханнатом. Разведывательные операции там достигли такого напряжения, что Корпус практически выжат до предела и не имеет больше способных оперативных работников в других местах.

А тем временем возникло кое-что еще, на противоположной стороне наших владений. Кое-что, потенциально более опасное, чем любой отдельно взятый конфликт с Мерсейей. — Херасков поднял руку. — Только не воображайте себе, что вы — единственный, кого мы посылаем для того, чтобы управиться с ситуацией, или что вы можете внести нечто большее, чем один квант, в наши усилия. Тем не менее сейчас, когда мы предельно истощены, ценен каждый дополнительный квант. Для вас это неудача, но для Империи — удача… может быть, что вам случилось быть на Земле на прошлой неделе. Когда я запросил Кадры о том, кто находится поблизости и имеет подходящую квалификацию, вы оказались среди дюжины тех, кто в это время вернулся на Землю.

Флэндри ждал.

Херасков подошел ближе. Остатки его спокойствия исчезли. Нахмурившись и скорбно сожалея о чем-то, он продолжал:

— Что касается того, почему вам было предписано явиться прямо ко мне: это одно из мест, где, как мне известно, нет подслушивающих устройств противника, а вы — именно тот человек, который не подставит меня. Я уже сказал вам, что мы нуждаемся в неклейменом теленке, в человеке, не отражающем интересов какой-либо группы людей. Теперь я скажу вам, что вы можете искать расположения у двора, выдав то, что я собираюсь вам сказать. Я в этом случае буду сломан, вероятно, застрелен или превращен в раба. Вы заработаете много денег, может быть, — и повышение по службе, как подхалим. Но я должен использовать предоставленный мне шанс. Пока вы не узнаете, что в действительности произошло, вы будете бесполезны.

Флэндри сказал, выбирая слова:

— Я опытный лжец, сэр, поэтому, может быть, вам следует поверить моему слову, а не клятвенному уверению в том, что я не очень натренированный шептун.

— Ха! — Херасков сидел без движений в течение нескольких секунд. Потом он вскочил на ноги и начал ходить туда-сюда, ударяя кулаком о ладонь другой руки. Слова полились из него:

— Вы были далеко. После Старкадов вы посещали Землю для повышения образования и для чего-то еще такого. Вы должны были бы быть очень заняты, чтобы следить за событиями, происходящими при дворе. О, скандальные новости, злые шутки, слухи, — да, все это вы слышали. А кто этого не слышал? Но новости, имеющие принципиальное значение, не слышал никто. С вашего позволения, я вкратце изложу их.

Прошло уже три года с того времени, когда умер бедный старый император Георгиус, и Джошуа II вступил на престол. Каждый знает, что из себя представляет Джошуа: слишком слабый и тупой, чтобы его правление стало эффективным. Мы все надеялись, что пока жива Доуайджер Импресс, она будет держать его в узде. И он, кстати, ненадолго ее переживет, если учесть, как он истязает свой организм. И у него не будет детей — куда там! И Политическое Управление, Генеральный Совет, гражданские службы, офицерский состав, высшее общество в Солнечной системе и за ее пределами… в них обитают по большей части плуты, обманщики и некомпетентные люди, таких гораздо больше, чем в прежние дни, но у нас все-таки осталось несколько хороших специалистов, несколько… Я ведь не сказал ничего нового, не так ли? — У Флэндри было время на то, чтобы только кивнуть головой в знак согласия. Херасков продолжал ходить и говорить.

— Я думаю, что вы делали точно такие же выводы, как и все информированные граждане. Империя столь огромна, что ни один человек не сможет серьезно повредить ей, даже, теоретически, в том случае, если он обладает сверхмогуществом. То зло, которое исходит от Джошуа, почти во всех случаях может быть ограничено достаточно близким к нему кругом придворных, политиканов, плутократов и тому подобных типов, которые сконцентрированы на Земле и в ее ближайших окрестностях — это не великое зло. Мы уже пережили других плохих императоров.

Это — логическое умозаключение. Справедливое, без сомнения, ровно настолько, насколько оно срабатывает. К великому сожалению, оно срабатывает далеко не во всех случаях. Даже мы, те, кто близок к царскому трону, были изумлены появлением Аарона Снелунда. Вы когда-нибудь слышали о нем?

— Нет, сэр, — сказал Флэндри.

— Он держался в тени, — объяснил Херасков. — Цензура, которая эффективна на этой планете, как ничто другое. Высший свет знал о нем, и люди вроде меня знали. Но наши знания были неполными. Позже вы узнаете детали. Я хочу изложить вам факты, которые не доступны для широкой публики.

Он родился 34 года назад на Венере. Мать его была проституткой, отец неизвестен. Именно в Нижнем Люцифере вы или становитесь безжалостным, или пропадаете. Он был умен, наделен талантами, обаятелен, когда старался быть таким. В возрасте пятнадцати — восемнадцати он был сентиментальным актером здесь, на Земле. Я могу себе представить, как он должен был планировать свои действия, исследовать вкусы Джошуа до малейших оттенков, тратить очень много денег на то, чтобы приобрести хорошие манеры. Как только они встретились, дело пошло гладко, как под воздействием гравитации. В возрасте 25 лет Аарон Снелунд прошел весь путь от новичка при дворе до фаворита принца крови. Его следующим шагом было удаление ключевых людей и передача их учреждений тем, кто был предан Снелунду.

Это подняло оппозицию. Ими двигало больше, чем зависть. Честные люди беспокоились, что он станет силой, стоящей за короной, после того, как Джошуа взойдет на престол. Мы слышали невнятные разговоры насчет его убийства. Я не знаю, почувствовали ли Джошуа и Снелунд беспокойство, или же Снелунд предвидел опасность и построил планы против нее. В любом случае они должны были смотреть сквозь пальцы на происходящее.

Как вы помните, Георгиус умер внезапно. Через неделю Джошуа сделал Снелунда виконтом и назначил его губернатором сектора Альфа Крукис. Вы можете оценить, как хорошо все было рассчитано? Подъем на верхний уровень власти спровоцирует бурю, но виконтов тьма-тьмущая. Однако виконтство нужно для того, чтобы стать губернатором.

Имелось много секторов, которые были очень богаты, могущественны, расположены недалеко от дома или важны по другим причинам. Департамент политики никогда бы не назначил ни в один из этих секторов человека, которому он не мог доверять. Альфа Крукис был совсем другим сектором.

Херасков повернул выключатель. Флюоресцентное освещение исчезло. Растаяло и захватывающее дух изображение Юпитера, огромного, окруженного своими лунами. На их месте возникла карта наиболее важных звезд Империи. Может быть, поднявшаяся в Хераскове ярость требовала, по крайней мере, чего-то такого, на что можно было бы показать пальцем. Его массивное тело застыло перед этим драгоценным достоянием Империи.

— Бетельгейзе, — он ткнул пальцем в красную искру, представляющую гигантскую звезду, которая доминировала в пограничных районах между Землей и Мерсейей. — Это район, откуда исходит угроза войны. Теперь — Альфа Крукис.

Его рука пролетела почти 100 градусов против часовой стрелки. Другая рука повернула ручку управления, перемещая проекционный план приблизительно на 70 градусов южнее. Там ярко сияли гиганты В-типа на противоположной стороне земных владений, двойная Альфа и одиночная Бета Южного Креста. За ними не было видно практически ничего, там была только темнота. Но это совсем не означало, что звезды не продолжали все также сиять россыпями в тех областях вселенной. Это означало просто-напросто, что эти звезды лежали в областях, куда не простиралась десница земной Империи. Это были обиталища диких племен, варваров — грабителей и хищников, которые очень скоро заполучат космические корабли и ядерное оружие. Именно поэтому они создают непроглядную тьму.

Херасков обозначил почти цилиндрическое пространство на карте звездного неба.

— Здесь, — сказал он, — находится именно то место, откуда действительно может возникнуть война.

Флэндри осмелился нарушить задумчивое молчание, которое последовало за этими словами:

— Адмирал имеет в виду, что дикие расы собираются сделать попытку нового вторжения? Но, сэр, я так понимаю, что их хорошенько одернули. После сражения под, хм, я забыл название места, но разве во время этой битвы мы…

— Сорок три года назад, — Херасков утвердительно повел плечами. — Слишком огромно оно, это пространство, — сказал он устало. — Ни один мозг, ни одна порода живых существ не может держать под своим контролем вселенную. Поэтому мы допустили, чтобы сорные семена прорастали до тех пор, пока не стало слишком поздно.

Хорошо, — он выпрямился. — Было очень тяжело видеть, какой вред может причинить Снелунд, пытаясь спровоцировать конституционный кризис власти, начиная именно с того района, который я вам показал. Район достаточно удален, как большинство наших новых владений. Он не очень развит, не очень плотно населен, стабильность и лояльность этого сектора наших владений никогда не подвергалась сомнению. Только две вещи вносили дисгармонию. Одна из них — агрессивная промышленная планета Сатан. Но это — древнее владение князя Гермеса. Можно допустить, что они стараются защитить свои интересы. Вторая — положение этого сектора наших владений как щита между нами и всякими случайными проходимцами. Но это означает, что оборона является первейшей задачей адмирала флота. И мы имеем — имели — достаточно замечательного человека на этом посту, а именно Хага Маккормака. Вы никогда не слышали о нем, но вы получите все необходимые сведения.

Конечно, Снелунд должен был разжиреть на своем новом посту. Что из этого? Сотня или две тысячи кредитов в год, скрытые от обложения налогом Империи, не могут причинить столько вреда, чтобы мы начали проявлять беспокойство. Но это даст ощущение удовлетворения алчных притязаний, не выходящих в общем-то за рамки обычного стремления к обеспеченности. Он вовремя отошел от активной политической жизни ради приобретения роскоши.

Тем временем флот и гражданские службы выполняли свою обычную работу. Каждый был счастлив, что так дешево отделался, услав Снелунда с Земли. Такие приемы часто применялись в Империи.

— Только на этот раз, — лениво протянул Флэндри, — они забыли о мужеложестве.

Херасков выключил карту звездного неба, включил свет и тяжело посмотрел на Флэндри. Ответный взгляд Флэндри был мягким и почтительным. Наконец адмирал сказал:

— Он отбыл туда три года назад. С той поры стали поступать во все возрастающих количествах жалобы об извращениях и жестокости. Но никто не находил в этих жалобах достаточно оснований для принятия каких-либо ответных мер. И если бы даже такое решение было принято, что мы смогли бы сделать? Области, близкие к границам дикого межзвездного пространства, недосягаемы из центра. Воздействовать на них, таким образом, невозможно. Империя, в действительности, — не более, чем полицейский, старающийся сохранить спокойствие как во внутренних, так и во внешних своих владениях. Племена, страны, планеты, провинция и автономии так многочисленны, что в принципе неуправляемы. Агония миллионов живых существ, удаленных на 200 световых лет, никак не отражается на самочувствии нескольких триллионов обитателей других миров или на чем-нибудь еще. Она и не может никак отразиться, потому что даже нам ни до чего нет дела, кроме своих собственных проблем.

Теперь представьте себе, что может еще предпринять губернатор отдаленного сектора, избравший путь неограниченного приумножения своей власти?

Флэндри представил и потерял свою непринужденность.

— Даже сам Маккормак стал в конце концов посылать протесты на Землю, — продолжал Херасков. — Двухзвездный адмирал может пробиваться к цели. Политическое Управление стало подумывать о том, чтобы назначить комиссию по расследованию. Почти сразу после этого пришло личное послание от Снелунда. Он должен был арестовать Маккормака по подозрению в совершении государственной измены. Снелунд имел такое право, вы знаете, и он выбрал временно исполняющего обязанности высшего командира. Военный суд должен был состояться на базе флота или прямо на корабле с участием офицеров подходящего ранга. Но с учетом этого мерсеянского кризиса… Вы следите за моей мыслью?

— Еще как! — выпалил Флэндри.

— Бунты в провинциях обычно сразу становятся известными, — сказал Херасков. — И мы гораздо в меньшей степени можем позволить себе бунт сегодня, чем мы могли в прошлом.

Он стоял, неотрывно глядя на молодого человека из-за своего стола. Повернувшись, он стал пристально смотреть на огромное изображение Юпитера, которое появилось снова.

— Остальное вы сможете найти в записях об этом событии, — сказал он.

— Что бы вы хотели, чтобы я сделал… сэр?

— Как я уже говорил вам, мы посылаем туда тех полностью прикрытых агентов, которых мы сумели выделить, и еще нескольких инспекторов. Имея в виду всю ту территорию, с которой придется иметь дело, они потратят много времени для того, чтобы представить себе полную картину. Может быть, фатально много времени. Я хочу попробовать сделать что-нибудь побыстрее. Поэтому нужен человек, который будет смотреть за развитием событий неофициально, но полностью открыто, с правом принять срочные меры в случае необходимости. Например, полностью подошел бы мастер по ремонту военных кораблей, официально назначенный на Линатавр. Губернатор Снелунд, например, не имеет пока оснований для того, чтобы отказаться увидеть его. В то же время шкипер небольшого боевого корабля не будет слишком заметен.

— Но, сэр, я никогда не командовал кораблем.

— Неужели?

Херасков тактично не заметил, какое впечатление произвел его неожиданный вопрос. Он продолжал:

— Мы нашли эсминец охранения, капитан которого выдвинут на более высокий пост. Записи говорят о том, что на его борту есть способные офицеры. Это освободит вас для выполнения вашей основной работы. На этот корабль вы попадете случайно, в процессе нормального испытания ваших способностей и обучения. Нам нравится, когда наши оперативные работники имеют навыки в разных областях деятельности.

«Не так уж много навыков пока у меня за душой», — пронеслось в подсознании Флэндри. Он почти не обратил внимания на эту мысль. Возбуждение овладело им.

Херасков сел.

— Возвращайтесь на свое место, — сказал он. — Собирайтесь и будьте готовы к отправлению. Доложите в 16.00 часов контр-адмиралу Ямагучи. Он снабдит вас всем необходимым, средствами для записи, для гипноза, синаптическими преобразователями, стимулирующими препаратами, всем, в чем вы будете нуждаться. А вам все это обязательно понадобится. Я бы хотел, чтобы представленная вами информация была такой же полной, как и моя, на протяжении всех 48 часов. После этого вы сообщите на Первую Базу Марса и получите патент на повышение в чине с сохранением прежнего оклада, но как на полного командира. Ваш корабль сейчас находится на орбите около Марса. Отправление будет немедленным. Я думаю, что вы сумеете как-нибудь скрыть свое незнание корабля до тех пор, пока вы его не восполните.

Если хорошо проявите себя, мы подумаем насчет того, чтобы сделать ваш временный пост постоянным. Если нет, один Бог поможет вам. И может быть и мне. Желаю удачи, Доминик Флэндри.

III

Третья остановка, которую сделала «Асинёв» на своем пути к Линатавру, была последней. Флэндри осознал необходимость такой поспешности. При прямолинейном полете с гиперсветовой скоростью должно было пройти в худшем случае две недели, чтобы его ракета достигла цели путешествия. Может быть, ему следовало бы положиться на записи и интервью после того, как он прибудет на место. С другой стороны, ему могут и не дать такого шанса, или же Снелунд найдет способы скрыть правду от взора своей руководящей планеты. Последнее выглядело наиболее вероятным, а потому и было правдоподобным. А приказ, отданный Флэндри, давал ему свободу действий. Он получил инструкцию тут же сообщить о своем назначении на Линатавр и предстать перед новым начальством в секторе Альфа Крукис, имея в виду «максимальную скорость и точное выполнение предписания по поиску интересующих фактов». Запечатанное письмо от Хераскова позволяло ему отрядить свой корабль и действовать независимо, но это последнее было возможно только б случае крайней необходимости, и он должен был всякий раз держать ответ за свои действия.

Он достиг компромиссного решения, сделав краткие отметки в трех случайно выбранных системах в сфере влияния Снелунда и не очень далеко от основного курса. Это добавило десять дней к его пути. Две планеты были населены людьми. Обитаемая планета третьего солнца называлась Шалму.

Она была названа так на одном из языков, на которых говорили представители ее технологически передовой цивилизации. Эти общества находились в бронзовом веке, когда люди открыли этот мир. Под влиянием периодических контактов с деловыми людьми они постепенно поднялись до железного века, и в настоящее время примитивная технология, основанная на двигателях внутреннего сгорания, позволяла им распространять свое лидерство по всему миру. Процесс шел гораздо медленнее, чем на Земле. Шалмуане были менее агрессивны, чем земляне, менее способны относиться к себе подобным как к преступному сброду, паразитам или бездушным механизмам.

Они были счастливы войти в подчинение Империи. Это означало защиту от варварских межзвездных бродяг, которые уже причинили им немало горя. Они не видели той базы Флота, которую получили. Она была расположена где-то в другой части системы. Зачем рисковать обитаемой планетой, если речь идет о локальной борьбе, когда безжизненная планета может также хорошо послужить? Но на Шалму был размещен небольшой военно-космический гарнизон. Космонавты заходили туда время от времени, и это предотвращало рассеивание граждан Империи, которые торговали с аборигенами также охотно, как и с обслуживающим персоналом базы. Шалмуане находили себе работу среди этих иностранцев. Некоторым из них удалось выбраться за пределы системы. Малое, но все возрастающее их число было рекомендовано для обучения земными друзьями. Они вернулись, обладая современными знаниями. Возникла мечта войти в цивилизацию как полнокровный ее член.

В свою очередь, Шалму вносила, пожалуй, очень скромную плату, состоящую из металлов, топлива, пищевых продуктов, пользующихся спросом произведений искусства и предметов роскоши в зависимости от того, что могла поставить та или иная область планеты. На планете был принят представитель Империи, чье слово было последним в разрешении многих вопросов, но который на практике позволял местным культурам самостоятельно развиваться. Его военно-космические силы подавляли войны и бандитизм в тех случаях, когда была необходимость, и это положительно воспринималось многими. Молодые жители Империи, люди и нелюди, часто вели себя надменно, но всякий серьезный вред, который они могли причинить невинным шалмуанам, обычно оборачивался для них наказанием.

Если быть кратким, планета была типичной для большинства тех, которые попали под влияние Земли. Если оглянуться назад, то получится, что они больше приобрели, чем потеряли. Они видели в основном блестящую сторону имперской монеты, которая не так уж плохо блестела. Так шли дела еще приблизительно два года назад.

Флэндри стоял на холме. За ним стояли пятеро мужчин, телохранителей из его команды. Перед ним стоял Ч’кесса, Председатель Совета Союза Городов Атты. Ч’кесса был в сопровождении членов своей общины, которая растянулась по склону холма. Она представляла собой несколько уютных, отмытых добела домиков, очертаниями напоминающих барабаны, где проживали несколько тысяч членов его общины. Несмотря на остроконечность, каждая дерновая крыша была цветником, пестрящим разнообразными красками. Проходы между домами были «вымощены» жесткой растительностью, похожей на мох, кроме тех участков, где росли фруктовые деревья, с которых каждый мог снять плоды, когда они поспевали, и никто, как правило, не рвал лишнего. Пастбища и обработанные поля занимали почти всю долину. На ее другой стороне были видны поросшие лесом холмы.

Если не считать более слабой гравитации, Шалму была почти точной копией Земли. Многое в отдельности могло показаться странным, но все в целом было созвучно с древнейшими инстинктами человека. Широкие равнины, высокие горы, непрекращающиеся приливы морей; контрастная игра света и тени в лесу, неожиданная прелесть маленьких белых цветов среди корней старых растений; гордая осанка большого рогатого животного, одинокие крики перелетающих на новые гнездовья птиц; и, конечно, люди.

Внешность Ч’кесса не сильно отличалась от внешности Флэндри. Безволосая ярко-зеленая кожа, цепкий, захватывающий хвост, рост 140 см, подробности очертания лица, ног, рук, внешние анатомические признаки, необычность его жезла, причудливо украшенного плюмажем из перьев, и некоторые другие особенности — разве они имеют какое-то значение?

Ветер переменился. На этой планете воздух всегда казался более чистым, чем где-либо на Земле, даже если это центр парка огромных частных владений знатного человека. Вдали от машин вы вдыхаете гораздо больше жизни в свои легкие. Но Флэндри заткнул свой нос. Одного из его охранников неожиданно стошнило.

— Вот почему мы подчиняемся новому представителю Земли, — сказал Ч’кесса. Он бегло говорил на английском языке.

Внизу холма, вытянувшиеся вдоль дороги, обсаженной с двух сторон деревьями, были видны около сотни деревянных крестов. Тела, привязанные к ним, еще не окончательно разложились. Стервятники и насекомые все еще кружили черным облаком вокруг них, под сверкающим великолепием летнего солнца.

— Вы видите, — озабоченно сказал Ч’кесса, — поначалу мы отказывались выполнять его приказы. Это была непомерная плата, которую требовал от нас новый резидент. Он сказал, что делал то же самое во всем мире, что это плата за то, что придется встретиться со страшной опасностью. Однако он не сказал, в чем состоит эта опасность. Несмотря на это, мы платили, особенно когда слышали, как бомбы обрушиваются на непокорных и как солдаты с огневым оружием приходят туда, где протестует народ. Не думаю, чтобы прежний резидент сделал такое. Не думаю, что Император (пусть его имя отзовется в вечности), если бы он знал, позволил бы, чтобы происходили такие вещи.

«Действительно, — Флэндри подумал про себя, — Джошуа бы не сделал этого ни при каких обстоятельствах. Или, может быть, сделал бы. Может быть, он попросил бы показать ему фильм об этой акции, наблюдал бы за жертвами и хихикал».

Ветер снова переменился, и Флэндри поблагодарил всевышнего за то, что он убрал невыносимый запах.

— Мы платили, — сказал Ч’кесса. — Это было непростым делом, но мы очень хорошо помним варваров. Но в этом году перед нами было поставлено новое требование. Мы, имея пороховые ружья, должны поставлять мужчин своего племени для того, чтобы их отправили в такие земли, как Яндувар, где у населения нет стрелкового оружия. Там они должны ловить местных жителей и поставлять их на рынок рабов. Я не понимаю, хотя меня часто спрашивали об этом, почему Империя, обладающая такой техникой, нуждается в рабах?

«Персональное обслуживание, — Флэндри снова не ответил вслух, — например, как торговля женщинами на Земле. Мы используем порабощение как один из видов наказания. Но все это не имеет большого значения. В Империи не такой уж большой процент рабов среди населения. Однако варвары заплатили бы много за квалифицированную рабочую силу. А информация о взаимоотношениях с ними не попадает ни в какие имперские отчеты для компьютера, предназначенного для сбора официальных сведений, и никогда не становится достоянием гласности».

— Продолжай, — произнес Флэндри.

— Совет Клана Городов Атты долго обсуждал этот вопрос, — сказал Ч’кесса, — мы были испуганы. Но все-таки, это было неправедно для нас, и мы не могли просто так это сделать. В конце концов мы решили тянуть время под различными благовидными предлогами, насколько это было возможно, пока посланники не спешили в Искойн. Там расположена Имперская военно-космическая база, как хорошо знает мой господин. Посланники обратятся к командиру базы, и он походатайствует за нас перед резидентом.

Флэндри уловил скороговорку позади себя:

— Вот те на! Этот что, говорит о том, что наши ребята не выполняли приказы?

— Да похоже, — прорычал сосед, — теперь позабудь веселые пирушки, которые мы проводили с ними. Они не могут совершить такую подлость. То, что мы видим, сотворили наемники. Теперь заткни свою пасть, прежде чем Старик тебя услышит.

«Я? — Флэндри подумал с каким-то тупым изумлением. — Так это я Старик?»

— Я предполагаю, что наши посланники были пойманы, и из них вытянули суть послания резиденту, — вздохнул Ч’кесса. — Так или иначе, они исчезли. Прибыл посланник и сказал нам, что мы должны подчиниться. Мы отказались. Пришли войска. Они согнали нас вместе. Сто из нас были выбраны случайно и распяты на крестах. Остальные наблюдали за этим, пока распятые не умерли. Это продолжалось три дня и три ночи. Среди казненных была и одна моя дочь. — Он сделал показывающий жест. Его руки дрожали. — Может быть, мой господин видит ее. Это небольшое тельце, одиннадцатое по счету слева от нас. Она почернела и распухла, ее расклевали птицы, но я помню, как она вприпрыжку и, смеясь, встречала меня, когда я возвращался домой с работы. Она кричала, чтобы я помог ей. Многие кричали, но я слышал только ее крик. Как только я двинулся по направлению к ней, оглушающий луч остановил меня. Я не думал, что когда-нибудь доживу до того часа, когда увижу свою дочь умирающей. Нам приказали оставить тела на прежних местах и пригрозили бомбардировкой в случае неповиновения. Время от времени прилетает самолет, чтобы проверить исполнение.

Он присел на шелестящий серебристый покров, напоминающий земную траву, спрятал лицо в колени и положил хвост поперек своей шеи. Его пальцы царапали землю.

— После этого, — сказал он, — мы стали рабами.

В течение некоторого времени Флэндри стоял молча. Он пришел в ярость от того кошмара, который сотворили более развитые жители Шалму над более слабыми. Устремившись вниз, вдоль невольничьего каравана, он арестовал начальника конвоя и потребовал объяснений. Ч’кесса было предложено вернуться на его родину.

— Где твои соплеменники? — спросил Флэндри вождя, так как дома стояли пустыми, молчаливыми, и не было никаких следов хозяйственной деятельности.

— Они не могут жить здесь, рядом с мертвыми, — ответил Ч’кесса. — Они переменили место жительства. Сюда они приходят только для того, чтобы как-то сохранить это жилье. И, без сомнения, они скрылись, как только увидели вашу ракету, по причине, которой мой господин тогда еще не знал, но теперь знает. — Он взглянул вверх. — Вы все видели. Вы понимаете, насколько глубока наша скорбь? Вы вернете меня моему племени? Каждому из нас была обещана сумма за то, что он сдаст раба. Такая плата была бы кстати. Я не получу своей доли, если меня хватятся, когда караван достигнет летного поля.

— Да, — ответил ему Флэндри. Его плащ развевался за ним. — Пошли. — Сзади послышался еще один приглушенный говор:

— Я никогда не принимал на веру никакой болтовни насчет всеобщего братства рабов, ты знаешь это, Сэмми, но когда наши собственные дикари бывают испуганы нашей ракетой!..

— Молчать! — приказал Флэндри.

Острога ракеты поднялась с резким звуком и ударила громом по доброй половине континента и по океану. Царило молчание. Когда она повернула свой нос по направлению к джунглям, Ч’кесса отважился сказать:

— Может быть, вы походатайствуете за нас, мой господин?

— Сделаю все, что в моих силах, — сказал Флэндри.

— Когда эта история станет известна Императору, постарайтесь сделать так, чтобы он не прогневался на наш Клан Городов. Мы были подневольны. Мы слабели от болезней и умирали от отравленных стрел солдат Яндувара.

«И разрушили то, что было довольно перспективной культурой», — подумал Флэндри.

— Если полагается наказание за то, что мы сделали, то пусть оно упадет на меня одного, — умоляюще сказал Ч’кесса. — Теперь, после того как я видел смерть моей маленькой дочери, это уже не имеет особого значения.

— Будьте терпеливы, — сказал Флэндри. — Многие люди нуждаются в защите Императора. Придет и ваша очередь.

Инерциальная навигационная система точно указала на караван, хотя прошло уже целых два часа с момента их расставания. Пилот Флэндри обнаружил его, когда он пробирался по болотистой низине, где засада была менее вероятной, чем в лесу среди деревьев. Он посадил ракету в километре и открыл входной люк.

— Прощайте, мой господин, — шалмуанин преклонил колени, обернул хвост вокруг лодыжек Флэндри, попятился назад и исчез. Его тонкая зеленая фигура устремилась к своим соплеменникам.

— Всем на борт, — приказал Флэндри.

— Не желает ли капитан нанести визит вежливости резиденту? — спросил пилот с сарказмом. Он не так давно окончил Академию. Его интуиция оказалась слабой.

— Поднимайтесь быстрее, гражданин Виллиг, — сказал Флэндри, — как вы знаете, у нас информационная миссия, и мы спешим. Мы не извещали никого, кроме Флота, что мы были в Звездном Порту или в Новой Индре, не так ли?

Младший лейтенант схватился пляшущими руками за борт. Ракета встала на хвостовое оперенье с силой, которая сбросила бы любого под корму, если бы не было компенсаторов ускорения.

— Прошу прощения, сэр, — сказал он, едва разжимая зубы. — Вопрос, если капитан позволит. Разве мы не видели выходящее из ряда вон событие? Я имею в виду, что те две другие планеты тоже переживали не лучшие времена, но ничего подобного там не было. Это, по-видимому, произошло потому, что шалмуане не имели возможности пожаловаться кому-либо за пределами своего мира. Разве не наш долг, сэр, сообщить о том, что мы видели?

Пот блестел на его лбу и темнил его форму под мышками. Флэндри уловил едкий запах, исходящий от него. Оглянувшись, он увидел других четверых членов команды, наклонившихся ближе и старающихся услышать их разговор сквозь звук работающего двигателя и свист разряженной атмосферы.

«Следует ли мне отвечать? — спросил себя Флэндри, слегка разозлившись. — И если да, то что же я смогу ответить ему, что не было бы вредно с точки зрения дисциплины? Как знать наверняка? Я слишком молод, чтобы быть Стариком!»

Он выиграл время, закурив сигарету. Звезды заполнили экраны обзора, когда ракета вошла в околопланетное пространство. Виллиг обменялся сигналами с основным кораблем, послал сигналы на прием ракеты и повернулся в кресле, чтобы тоже с любопытством посмотреть на капитана.

Флэндри вдохнул дым, выпустил его и сказал, выбирая слова:

— Вам довольно часто говорили, что первая наша задача — поиск фактов, вторая — на Альфа Крукисе, конечной цели нашего путешествия, если мы сможем оказать помощь без предрассудков, в соответствии с нашим первоначальным предписанием. Все, что мы узнаем, должно быть обязательно сообщено. Если кто-либо из команды хочет отправить послание с дополнительными данными или комментарием, это его право. Однако следует предостеречь о том, что это послание не уйдет далеко. И вовсе не потому, что неудобные факты будут пущены под сукно, хотя, я почти полностью уверен, это время от времени происходит, а из-за огромного потока информации. — Флэндри сделал характерный жест рукой: — Сотни тысяч планет, джентльмены, или что-то около этого, — сказал он. — Каждая имеет миллионы или миллиарды жителей, свои сложности и свои тайны, свои особенности географии и свои цивилизации, свое прошлое и настоящее и честолюбивые мечты на будущее, и поэтому каждый мир по-своему сложен, постоянно изменяется и соединен уникальной системой связей с Империей. Мы не можем контролировать это, не так ли? Мы даже не можем надеяться постичь это. В лучшем случае, мы можем попытаться установить перемирие. В лучшем случае, джентльмены.

То, что хорошо в одном случае, может оказаться вредным в другом. Одна порода живых существ может быть воинственна и анархична по своей природе, другая миролюбива и гостеприимна, третья миролюбива, но анархична, четвертая — преисполнена агрессивных тоталитарных устремлений. Я знаю планету, где убийства и каннибализм являются обязательными для выживания расы: высокий радиационный фон, видите ли, создает высокий уровень мутаций и одновременно — постоянную нехватку еды. Тот, кто недееспособен, должен быть съеден.

Я знаю разумных гермафродитов, аборигенов с более чем двумя полами и некоторых, которые регулярно меняют свой пол. Они все воспринимают наш репродуктивный орган как недоразумение. Я бы мог продолжать в том же духе еще несколько часов. Без сомнения, существует различие, вызванное разницей культур. Достаточно вспомнить о земной истории.

Поэтому существует бесконечное число индивидуумов со своими интересами, огромные расстояния, время, необходимое для того, чтобы доставить послание из одной точки наших владений в другую. Нет, мы не можем направлять всех и вся. У нас для этого нет сил. И если бы даже они были, то все равно было бы физически невозможно координировать такое большое количество данных.

Поэтому мы были вынуждены предоставить нашим подопечным широкие возможности. Мы вынуждены были позволить им самим налаживать связи с теми, кто был нужен для выполнения той или иной задачи, в надежде, что они хорошо знают местные условия, лучше, чем представители Империи.

Но самое главное, джентльмены, мы были вынуждены сохранять солидарность, так как нет ничего важнее необходимости выжить.

Он поднял руку по направлению к переднему экрану обзора. Альфа Крукис сверкал очень ярко среди созвездий; но за ним…

— Если мы не будем действовать сообща, мы — земляне и наши союзники из других рас, — сказал он, — я уверяю вас, либо мерсеяне, либо дикие расы будут рады расправиться с нами поодиночке.

Он не получил ответа, да он и не ожидал его.

«Не была ли эта речь слишком искусственной?» — усомнился он.

— И была ли она достаточно правдива? Насчет последнего я не уверен. Не знаю, стоит ли выяснять мнение команды.

Его основной корабль появился в поле видимости. Маленький челнок, одинокий и затерянный среди бесчисленного множества планет, он постепенно вырос до стальной барракуды, ощетинившей свои пушки на звездные облака. Этот корабль был не более чем эсминцем охранения, скоростным, но легко вооруженным, с командой численностью не более пятидесяти человек. Тем не менее это был первый официальный командирский пост Флэндри, и он почувствовал волнение, как и всякий раз, когда он видел своего красавца — даже сейчас, даже сейчас.

Ракета неуверенно приблизилась. Виллиг, вероятно, еще не очень хорошо чувствовал штурвал. Флэндри воздержался от замечания. Заключительная часть кривой, вычерченной под управлением компьютера, была лучше. Когда ангар для ракеты закрылся и давление было выровнено, он отпустил своих телохранителей, и один пошел по переходу.

Залы, проходы и шахты лифтов были узкими, раскрашенными в серый и белый цвета. Внутренняя гравитация, создаваемая при помощи генераторов поля тяжести, была почти равна земной силе тяжести, поэтому тонкие плиты палубы эсминца подавались под шагами Флэндри, тонкие переборки отражали шум, голоса звенели, оборудование жужжало, гудело и гремело. Воздух, который поступал от вентиляционных систем, был свеж после регенераторов, но каким-то образом он впитывал в себя запах машинного масла, слабо ощущающийся запах. Кубрики для офицеров были уютными, полубак должен был быть упакован плотнее только в том случае, если бы был отменен принцип исключения Паули, оборудование для восстановления сил служило в основном объектом для шуток, и чем меньше будет сказано о камбузе, тем лучше. Но этот корабль все-таки был первым кораблем, которым он командовал.

Пока они летели, он потратил много времени, изучая официальную историю этого корабля и прослушивая записи прежних бортовых журналов. Корабль был на несколько лет старше, чем он. Название его происходило от некоей массы вещества с названием «Ардеше», которая, как оказалось, была планетой, населенной людьми, хотя ему никогда не случалось о ней слышать. (Ему встречалось название «Асинёв» в различных вариантах, по крайней мере, в четырех мирах; и он размышлял, сколько судов континентального класса имели такое же название. Имя было в действительности просто красочным дополнением, так как компьютеры имеют дело с миллионами судов, различая их только по номерам.) Его корабль сопровождал какой-то посторонний караван судов, когда случилась беда и оставила след на его поверхности, где точно, Флэндри уже не помнил. Однажды его корабль был занят в пограничном конфликте. Его прежний капитан рассчитывал нанести удар, но забыл о подходящей защите. Остальное в судьбе его корабля было обычным для патрульных судов… Но все-таки это подходящее занятие для мужчины, не так ли?

Из-за тесноты на корабле обычно не отдавали честь при встрече. Встречные просто сторонились, чтобы пропустить Флэндри. Он вошел на капитанский мостик. Его строевой офицер уже был там. Ровианин с планеты Ферра был слегка больше, чем человек среднего роста. Его мех был похож на вельвет в полночь. Его тяжелый хвост, когти на пальцах рук и ног, длинные саблевидные зубы могли наносить смертельные удары. Он был еще и очень хорошим стрелком. Нижняя пара его четырех рук могла в случае необходимости дополнить функции ног. Тогда его слегка неровная походка превращалась в бег с быстротой молнии. Он обычно ходил обнаженным, если не считать оружия и знаков отличия. В силу своих природных данных и воспитания он никогда не стал бы капитаном, да он и не стремился к этому. Но он был способным, и поэтому его любили. Ему было даровано земное гражданство.

— Как-к-кие новости? — поприветствовал он Флэндри. Клыки слегка мешали ему говорить по-английски.

Когда рядом никого больше не было, он и Флэндри не утомляли себя формальностями. Человеческие ритуалы смущали его.

— Плохие, — сказал хозяин корабля и объяснил почему.

— Почему плохие? — спросил ровианин. — Если не считать, что эти события провоцируют бунт.

— Не беспокойся о моральной стороне дела. Ты, вероятно, не сможешь понять. Однако подумай о значении событий и о том, что за ними стоит.

Флэндри затянулся сигаретой так, что кончик ее раскалился. Его взгляд упорно сверлил диск Шалму, который безлико летел в небе днем и ночью.

— Почему все-таки Снелунду потребовалось сделать это? — сказал он.

— Это большая беда, имеющая под собой какую-то подоплеку. Обычная коррупция могла бы принести ему больше доходов, чем это требуется для удовлетворения его прихотей. У него должна быть более значительная цель, такая, которая может потребовать очень много денег. Так что же это за цель?

Ровианин напряг хемосенсорную антенну, которая завершала костистый гребень его черепа. Его нюхательное рыльце дернулось, глаза приобрели желтую окраску.

— Для того, чтобы финансировать мятеж? Он может лелеять надежду стать независимым властителем.

— М-м-м… нет… не похоже на правду. Я полагаю, что он не тупица. Империя, вполне понятно, не потерпит никаких отделений. В этом случае его неизбежно уничтожат. При необходимости Джошуа мог бы дать указание разобраться с этой операцией. Нет, здесь что-то другое, — внимание Флэндри снова переключилось на управление кораблем.

— Уточни наш курс в течение получаса. Следующая остановка — Линатавр.

Сверхсветовые вибрации происходят мгновенно, хотя философы никогда не соглашались со значением этого прилагательного. К сожалению, эти колебания очень быстро затухают. Независимо от начальной мощности, сигнал, соответствующий им, не может быть зарегистрирован на расстоянии более одного светового года. Поэтому корабли, летящие со скоростью, превышающей скорость света, не могут быть засечены по остаточным колебаниям на большем удалении. То же самое касается и модуляций, которые несут послания со скоростью, превышающей скорость света. Принцип неопределенности Гейзенберга делает невозможным их регистрацию с вероятностью того, что они скоро не превратятся в невнятное бормотанье.

Поэтому «Асинёв» была уже в двух часах лета от цели, когда начали поступать новости. Адмирал Флота Хаг Маккормак совершил побег в Виргилианскую систему. Там он поднял знамя бунтовщика и провозгласил себя Императором. Не установленное точно количество планет присоединилось к нему. Также поступила и неизвестная часть кораблей и их команд, которые были в его подчинении. Уже были вооруженные стычки, и, похоже, назревает настоящая гражданская война.

IV

Когда Империя приобрела Линатавр у его первооткрывателей Синтиян, основной целью было укрепить границу привлекательными планетами. Большая часть этого мира была восхитительна по климату и ландшафту, богата природными ресурсами, в нем было много неисследованных земель. Управление сектором Флота было расположено достаточно близко, на Айфри, и имело необходимую возможность для обеспечения надежной защиты. Не все варвары были враждебны. На этой планете существовали превосходные возможности для торговли с несколькими расами — особенно с теми, которые не имели космических кораблей, — и с планетами, входящими в Империю.

Так было в теории. Три или четыре поколения следовали этой теории на практике с точностью до наоборот. Людская порода, похоже, потеряла побудительные причины для изучения внешнего мира. Только отдельные чудаки теперь могут оставить свою семью, не столь уж неудобные условия для жизни, чтобы начать с нуля на новом месте, удаленном от гарантированного правительством современного образа жизни и безопасности. Те, кто решался на это, обычно предпочитали город, столицу деревенской жизни. Не много было и желающих приехать из старых колоний, расположенных по соседству, например с Эйниса. Эти люди пустили свои корни глубоко.

Катавраяннис стал большим городом: два миллиона жителей, если учесть мигрирующее население. Этот город стал местом постоянного нахождения гражданской власти. Он стал оживленным рынком, хотя большая часть предприятий была организована не людьми, хорошо посещаемым, бойким местом, где можно было получить удовольствие, и региональным пунктом прослушивания. Но на этом все заканчивалось. Район, тяготеющий к промышленному центру, латифундии, рудники, фабрики вскоре уступали место лесам, горам, безжизненным океанам, пустым равнинам, запустению, где редко был виден одинокий огонек в темноте.

«Конечно, это имеет то преимущество, что вся планета не превратится в свалку, которую так любят устраивать земляне», — подумал Флэндри. После своего отчета он переоделся в гражданскую одежду и провел несколько дней инкогнито. Расспрашивая как бы между прочим встречающихся ему господ и их слуг, он прошел сквозь особенно цветущий Нижний Город.

«И именно теперь, когда я чувствую себя так уверенно, я волнуюсь, — его сознание продолжало работать. — Контраст? Нет, не тогда, когда я собираюсь встретиться с Аароном Снелундом».

Его пульс ускорился. Он должен найти в себе силы придать лицу и осанке невыразительность. Это искусство он приобрел не столько благодаря тренировке в академии, сколько в результате сотен часов, проведенных за покером.

Пока подъемник поднимал его до впечатляющей прихожей, он посмотрел назад. Дворец губернатора венчал высокий холм. Это было большое, покрашенное в пастельные тона здание в стиле «купол-и-колоннада» прошлого века. Ниже него сады, здания учреждений для гражданских служащих создавали террасы, спускающиеся к равнине. Дома богатых окружали холм. За ними более скромные резиденции уступали место возделанным участкам земли на западной стороне, а сити был расположен на востоке. Башни коммерческих фирм, не очень высокие, толпились вблизи реки Луаны, за которой находились трущобы. Туман затруднял сегодня видимость. Дул холодный бриз, несущий запах весны. Машины, похожие на насекомых, двигались по улицам и в небе. Их шум был подобен шепоту, почти заглушенному шелестом листвы. Было трудно представить себе, что Катавраяннис, взвинченный до истерии, напряженный от страха, готовился к войне, — до тех пор, пока не возник громоподобный звук от горизонта до горизонта и космические боевые корабли не пересекли небо и не умчались в неизвестном направлении.

Два охранника из Флота охраняли главный вход.

— Пожалуйста, назовите ваше имя и скажите, по какому вы делу, сэр, — потребовал один из них. Он не поднял свой автомат, но суставы его пальцев побелели от напряжения, сжав спусковой механизм и патронный диск.

— Командор Доминик Флэндри, капитан, корабль Его Величества «Асинёв», прибыл для встречи с Его Превосходительством.

— Пожалуйста, подождите. — Другой охранник проверил личность Флэндри. Он не стал вызывать секретаря в конторе наверху, но повернул сканер на нового посетителя. — Все в порядке.

— Сэр, не хотели бы вы оставить здесь свое личное оружие? — сказал первый охранник. — И, кхм, не позволили бы вы немного осмотреть вас?

— Что такое? — Флэндри моргнул.

— Приказ губернатора, сэр. Тот, кто не имеет специального пропуска с полным удостоверением службы безопасности, не может пройти вооруженным или непроверенным.

Стражник, который был трогательно юн, облизал свои губы.

— Вы понимаете, сэр. Когда корабли Флота совершают измену, мы… кому мы можем верить?

Флэндри посмотрел на растерянное лицо, отдал свой бластер и позволил рукам пройтись по его форме.

Появился слуга, поклонился и повел его по коридору до шахты гравитационного лифта. Интерьер был роскошным, но его безвкусица была вызвана скорее избытком богатства, нежели кричащими расцветками и уродливыми пропорциями. То же самое относилось и к кабинету, куда привели Флэндри. Под ногами лежало богатое покрывало из меха, отливающего золотым и черным; по стенам сияли яркие картины; в каждом углу двигались заводные куклы; воздух был наполнен ароматами благовоний и музыкой; вместо окон одну из стен занимало изображение бала-маскарада имперского двора; за стулом губернатора висел портрет императора Джошуа, выполненный с отвратительной лестью и в три раза превышающий натуральные размеры.

Четверо наемников стояли на страже. Это были не люди, а огромные волосатые горзунцы. Они были неподвижны, как каменные изваяния, одетые в шлемы, доспехи, с оружием.

Флэндри отдал честь и замер в ожидании.

Снелунд не был похож на дьявола. Он купил себе почти девичью красоту: красно-огненные волнистые волосы, кожа кремового оттенка, слегка косящие фиолетовые глаза, вздернутый нос, нежно-молочные губы. Несмотря на то что он не был высоким и уже начинал толстеть, у него осталось кое-что от его прежней грации танцора. Его богатая одежда, свободные брюки, ботинки в форме лепестка и золотое ожерелье вызвали у Флэндри зависть.

Сверкая кольцами, Снелунд поворачивал тумблер видеодисплея, встроенного в подлокотник его кресла.

— А, да. Добрый день, командор.

Его голос был приятным.

— Я могу дать вам пятнадцать минут, — он улыбнулся. — Приношу свои извинения за такую краткость и за то, что вам пришлось так долго ждать встречи со мной. Вы можете догадаться, как угнетающе плохи наши дела. Если бы адмирал Пикенс не информировал меня, что вы прибудете прямо из главного управления службы безопасности, я боюсь, вы никогда бы не сумели пробраться сквозь строй моих охранников. — Он хихикнул:

— Иногда я думаю, что они слишком рьяно несут свою службу, охраняя меня. Однако можно только приветствовать, что они отгоняют от меня так много докучливых посетителей и утомительных просителей. Но вы бы удивились, командор, узнав, со сколькими из них мне приходится встречаться — хотя иногда непредвиденная задержка в делах бывает вызвана посетителем с важным сообщением.

— Да, Ваше Превосходительство. Не для того, чтоб занять ваше время…

— Садитесь же. Хорошо встретить человека, прибывшего прямо с нашей общей Родины. Мы здесь даже не получаем достаточно часто почты, как вы знаете. Как там поживает старушка Земля?

— Хорошо, Ваше Превосходительство, но я был там только несколько дней, и большая часть из них была занята делами, — Флэндри сел и наклонился вперед. — Делами, связанными с моим новым назначением.

— Конечно, конечно, — сказал Снелунд. — Но прошу уделить мне внимание.

Его мягкость сменилась чем-то вроде сосредоточенности. Его тон стал суровым.

— Есть ли у вас свежие новости относительно ситуации с мерсеянами? Мы также озабочены этим, как все в Империи, несмотря на наши собственные текущие дела. Может быть, более озабочены, чем кто-либо. Перевод боевых кораблей к той границе очень сильно ослабил эту. Как только разразится война с Мерсейей, мы будем обеднены еще больше — тут как тут варвары. Вот почему бунт Маккормака должен быть подавлен немедленно, независимо от стоимости мероприятия.

Флэндри понял: «Меня подставили».

— Я не знаю ничего, что не является достоянием общественности, сэр, — сказал он небрежным тоном. — Я уверен, что главное управление на Айфри получает регулярные сообщения от курьеров, прибывающих из областей, расположенных по направлению к Бетельгейзе. Поток информации идет в другом направлении, если я могу позволить себе метафору о том, что потоки информации неизотропны.

Снелунд засмеялся.

— Хорошо сказано, командор. Часто приходится скучать по остроумию. Жители пограничных областей традиционно энергичны, но совершенно лишены воображения.

— Благодарю вас, Ваше Превосходительство, — сказал Флэндри. — Теперь я бы изложил суть моего дела. Прошу вашего терпения, губернатор, если я буду недостаточно краток. Необходимо предисловие… особенно в связи с тем, что мое предписание неопределенно, оно состояло в подготовке к отчету о том, что я смогу узнать здесь…

Снелунд откинулся назад в кресле:

— Продолжайте.

— Будучи незнакомым с этими местами, — сказал Флэндри напыщенно, — я должен был начать с изучения описаний и расспроса широкого круга людей. Мое намерение добиться встречи с вами, сэр, исчезло бы в самом начале, если бы выяснилось, что во встрече нет необходимости. Я видел, насколько вы заняты делами в связи с этим кризисом. Однако по мере развития событий я обнаружил, что мне необходимо задать вам несколько вопросов. Очень простая вещь, к счастью. Вам только потребуется издать приказ.

— Так в чем же дело? — сказал Снелунд приглашающим тоном.

«Теперь он расслабился, — заключил Флэндри, — принимает меня за обычного самовлюбленного протеже-племянника и решает вопрос о том, как получше обставить отказ моим предложениям».

— Я бы хотел поговорить с леди Маккормак, — сказал Флэндри.

Снелунд буквально подпрыгнул на своем месте.

— У меня есть информация о том, что она была арестована вместе со своим мужем и помещена в личную тюрьму Вашего Превосходительства, — сказал Флэндри с бессмысленной улыбкой на лице. — Я уверен, что она может рассказать очень много полезного, и я уже обдумывал возможности использования ее для переговоров с бунтовщиками. Организация переговоров с ее мужем…

— Никаких переговоров с предателем! — кулак Снелунда сильно ударил по подлокотнику кресла.

«Как драматично», — подумал Флэндри. И вслух:

— Прошу прощения, сэр. Я не имел в виду, что он останется на свободе, а только — хорошо, так или иначе, я был удивлен, что никто не допросил леди Маккормак.

Снелунд сказал негодующе:

— Я знаю, что вы слышали. Все сплетничают на каждом углу, как гогочущие старухи, у которых ничего не осталось, кроме грязных мыслей. Я уже объяснил ситуацию адмиралу Пикенсу через старшего офицера его службы безопасности, и я объясню снова — вам. Оказалось, что у нее неустойчивая психика, более неустойчивая, чем у ее мужа. Их арест полностью ввел ее в истерическое состояние. Или «психопатическое», что может быть более подходящим словом. В качестве гуманного жеста я поместил ее в частную комнату, а не в камеру. Против нее имеется значительно меньше свидетельств, чем против ее мужа. Она размещается в моем дворце, потому что это единственное место, где я могу гарантировать ей свободу от неожиданных покушений. Мои агенты уже были готовы допросить его, узнать подробности, когда сообщники освободили его. Жена узнала обо всем и попыталась совершить самоубийство, с той поры мой медицинский персонал должен был держать ее на сильных успокоительных средствах.

Флэндри рассказали кое-что другое, хотя подчеркивали, что это только слухи.

— Я прошу прощения у губернатора, — сказал он. — В команде адмирала сочли возможным, чтобы я, имея прямое предписание, был допущен туда, куда они не допущены.

— Их люди встречались с ней дважды, командор. В обоих случаях она не была способна что-либо подтвердить или опровергнуть.

«Нет, совсем не трудно пристрелить пленника или слегка прозондировать его мозги электрошоковым методом, особенно когда в запасе есть час или два».

— Я понимаю, Ваше Превосходительство. И ее состояние не улучшилось?

— Ее состояние ухудшилось. По совету медиков я прекратил дальнейшие визиты. В конце концов, за что может отвечать бедная женщина?

— Вероятно, ни за что, Ваше Превосходительство. Однако вы не будете отрицать, сэр, что мне предстоит сделать полный отчет. И так как мой корабль должен будет вскоре отправиться вместе с флотом, «если только я не прикажу ему отправиться в другом направлении», это может стать моим единственным шансом. Не мог бы я получить всего несколько минут только для того, чтобы успокоить мое начальство на Земле?

Снелунд рассердился:

— Вы не доверяете моим словам, командор?

— Конечно же доверяю, Ваше Превосходительство! Без оговорок! Моя настойчивость вызвана исключительно требованием свыше. Только стремлением спасти свою репутацию, сэр, потому что меня спросят, почему я не проверил и эту деталь тоже. Я бы мог пойти туда прямо сейчас, сэр, и ваши медики могут быть рядом, чтобы я не причинил вреда.

Снелунд потряс головой:

— Я имею смелость думать, что вы причините вред. Я запрещаю.

Флэндри укоризненно посмотрел на него.

Снелунд почесал подбородок.

— Конечно, мне вполне понятна ваша позиция, — сказал он, меняя хмурость на подобие улыбки. — Земля так далеко от нас, что наша реальность может быть передана только в виде слов, фотографий, карт и схем. Хм-м-м… Дайте мне свой номер, по которому можно было бы связаться с вами достаточно быстро. Я попрошу своего главного врача известить вас, когда вы сможете посетить ее. В течение нескольких дней она будет пребывать в пограничном состоянии, в лучшем случае ее речь будет слегка бессвязна. Это устроит?

— Ваше Превосходительство невероятно добры, — Флэндри сиял.

— Я не обещаю, что вы сможете увидеть ее до того, как уедете, — предупредил Снелунд. — Остается мало времени. Если ничего не выйдет, то вы, без сомнения, сможете повидаться с ней по возвращении. Хотя я уверен, что это вряд ли будет необходимо после того, как с Маккормаком будет покончено, не так ли?

— Только ради проформы, Ваше Превосходительство, — повторил Флэндри. Губернатор написал меморандум, включающий обмен звонками, что позволило бы быстро связаться с «Асинёв», и Флэндри ушел, не забыв обменяться со Снелундом уверениями во взаимном уважении.

Он взял кэб вблизи дворца и удостоверился, что оттуда прослушивают, как он направляет машину в аэропорт. Он знал, что был под наблюдением в течение этих нескольких дней. Этого требовала его работа, но впечатление беззаботности, которое он хотел создать, было бы сильнее, если бы он не вернулся на свой корабль к назначенному времени. Несмотря на то что его кабина на корабле была скромной, она выглядела значительно лучше, комфортабельнее, чем общая спальня. Это было лучшее жилье, которое ему удалось получить на этой планете в столь напряженное время. Катавраяннис был переполнен космонавтами и военными, поскольку на планету прибывал корабль за кораблем.

— Почему здесь? — спросил Флэндри капитана Леклерка, члена команды адмирала Пикенса, которому он обычно докладывал обстановку. — Главное командование находится на Айфри.

Леклерк передернул плечами:

— Губернатор хочет, чтобы было именно так.

— Но он не может…

— Он может, Флэндри. Я знаю, Флот и гражданские службы обычно координируют свои действия. Но губернатор является прямым представителем Императора. Раз так, то он может при желании воспользоваться авторитетом Императора. Это доставит ему потом на Земле массу неприятностей, но это — потом. Если говорить прямо, то Флоту лучше быть осторожным с ним.

— Но почему он приказывает? На Айфри расположено основное оборудование. Это наш естественный центр и точка отсчета для всех операций.

— Да, согласен, но на Линатавре нет средств обороны с Айфри. Присутствуя здесь, мы предотвращаем любые попытки мстительных рейсов, которые Маккормак мог бы спланировать. Это даже придает некоторое чувство уверенности. Ведь уничтожение столицы сектора — или, что более вероятно, оккупация ее — поставили бы его перед необходимостью контроля над всем районом. Как только мы начнем действовать, у него сразу появится масса забот, как бы уловить момент для нападения, но мы, естественно, оставим некоторое прикрытие. — Леклерк добавил цинично:

— Пока люди Маккормака чего-то ждут, наши люди, отпущенные на волю, будут наслаждаться последним шикарным, веселым загулом. Снелунд следит за тем, чтобы оставаться популярным на Катавраяннисе.

— Вы действительно думаете, что нас с ходу отрядят на настоящее сражение?

— Такова директива губернатора, как я слышал. Она, без сомнения, совершенно не соответствует темпераменту адмирала Пикенса. Поразмыслив на досуге, я пришел к твердому убеждению, что он хорошо видит, что должно было бы быть сделано в первую очередь, например, путем торговли по мелочам, не очень интенсивной стрельбы… а не окончательного разрушения имперских городов до состояния радиоактивной свалки. Но приказ есть приказ, и поэтому нам предстоит уничтожить инфекцию до того, как она распространится. — Леклерк скривился. — Вы довольно коварный тип. Мне бы не следовало говорить все это. Давайте-ка лучше поговорим о вашем деле.

Когда Флэндри остановился перед терминалом, он получил неожиданную информацию о том, что он должен подождать пару часов до посадки на перевоз до спутника восемь, где он сможет вызвать свой корабль. Он позвонил в общежитие и попросил, чтобы приготовили его багаж. Хотя его багаж состоял только из одной сумки небольшого размера, уже упакованной, он не потрудился проверить ее содержимое, но внес ее в кабину для переодевания. Отсюда он вышел в неприметной гражданской одежде, в плаще с капюшоном, неопределенного покроя и в брюках, вывернутых наизнанку, чтобы изменить их цвет. У него не было основательных причин для того, чтобы думать о слежке, но он верил в меры предосторожности, в особенности когда они не вызывали затруднений. Он нанял экипаж до гостиницы не очень высокого качества, потом пересел на другой, который доставил его в Нижний Город. Последние несколько кварталов он прошел пешком.

Ровианин нашел дом, в котором сдавались комнаты. Клиенты в нем были в основном неземляне, без претензий. Он разделил свою контору с громоздким созданием с двумя щупальцами, жителем планеты с непроизносимым названием. Это существо потело сероводородом, но в остальном было довольно славным. Среди других его замечательных качеств было то, что оно не знало языка ирайо. Оно колыхалось на своей койке, когда вошел Флэндри, невнятно произнесло приветствие на английском языке и вернулось к размышлениям, если оно вообще было способно размышлять.

Ровианин протянул все шесть конечностей и взволнованно вскрикнул:

— Наконец-то! Я уже начал думать, что это провал.

Флэндри сел на пол, так как стульев не было, закурил сигару, больше для того, чтобы заглушить вонь, чем потому, что ему хотелось курить.

— Как дела на корабле? — спросил он на официальном языке мерсеян.

— Удовлетворительно, — ответил ровианин на том же языке. — Правда, некоторые немного расслабились перед тем, как встретить капитана. Но я прекратил это под предлогом того, что это необходимо для поддержания нашей формы, и оставил Валенсию за старшего. Ничего не может случиться особенного, пока мы на орбите, поэтому особых возражений не было.

Флэндри встретился со взглядом его по-кошачьи узких глаз. «Мне сдается, что ты знаешь несколько больше, чем кажется поначалу, о том, что думают твои товарищи по команде, — подумал Флэндри. — Я не претендую на то, чтобы понять, что происходит в твоих мозгах. Но… мне необходимо положиться на кого-нибудь. Выспрашивая тебя, пока мы путешествовали, насколько это было возможно, я пришел к выводу, что ты, вероятно, именно тот, на которого можно положиться».

— Я не просил тебя найти собачью конуру, черт бы тебя побрал, — произнес он с ясностью, которой требовала грамматика языка ирайо. — Нам необходимо было как-то уединиться для того, чтобы спланировать наши дальнейшие действия. Вот что надо было сделать.

Ровианин навострил уши.

Флэндри описал свою встречу с губернатором. Он закончил словами:

— Не остается никаких сомнений, что Снелунд лжет относительно состояния леди Маккормак. Слухи просачиваются через охрану и слуг из частных апартаментов и распространяются по всему дворцу, никто не противится. Слышен только возмущенный ропот вокруг. Снелунд нашпиговал двор, охрану и другие службы своими собственными ставленниками. Расспрашивая людей, не состоящих на службе при дворе, я заставлял их говорить. Двое или трое из них, слегка навеселе, рассказали несколько больше, чем они рассказали бы, будучи в полном сознании.

Он не упомянул, что были еще добавки, которые он подсыпал в выпивку.

— Почему же профессиональные офицеры службы безопасности не подозревают о происходящем? — спросил ровианин.

— О, я догадываюсь, что они подозревают. Но у них так много других забот, и все — жизненно важные. Кроме того, они не думают, что она может сказать что-либо полезное. И зачем конфликтовать с губернатором, рискуя своей карьерой, ради жены какого-то лукавого бунтовщика?

— Но вы хотели бы пойти на риск? — настойчиво спросил ровианин.

— Кхрэйч. — Флэндри скосил глаза на дым, который он выпускал из себя. Он, клубился серо-голубыми облачками, пробиваемыми лучами солнца, с трудом проходящими сквозь окно, грязь на котором не убирали с предшествующих геологических эпох. Сероводородный смрад вызвал у Флэндри головную боль, если только она появилась не от общего запаха распада.

Со стороны доносился слабый звук улицы и редкие хриплые крики.

— Ты понимаешь, — объяснил он, — я нахожусь здесь с особым заданием. Я не обязан откликаться на бесчисленные поручения, которые могут появиться до того, как экспедиция Флота выступит в поход. И у меня есть гораздо больше информации об Аароне Снелунде, чем у любого провинциального офицера, или офицера из моей службы, или же его собственного окружения. У меня было время и возможность сесть и хорошо все обдумать. И я пришел к выводу, что как-то нелогично с его стороны держать Кэтрин Маккормак взаперти с единственной целью — заставить двор жужжать, как растревоженный улей. В команде адмирала могут принять действия Снелунда за нечто само собой разумеющееся и не особенно переживать об этом. Но я сомневаюсь, что он ощущает нечто большее, чем мимолетная симпатия по отношению к любому созданию мужского пола. Почему ее все-таки не допросили? В конце концов она должна знать хоть что-то полезное, и она могла бы быть полезной в переговорах с ее мужем.

— Это вряд ли, — сказал ровианин. — Его жизнь уже закончена.

— Это как посмотреть. Вот почему мои торопливые коллеги не потрудились с дальнейшей проверкой. Но, вполне вероятно, могут предложить ее взамен на многочисленные незначительные уступки с его стороны. Ее для того, чтобы она отговорила его от тех намерений. Хорошо, я думаю, что такому хладнокровному стервецу, как я, все-таки следует рассмотреть такие возможности. Суть дела в том, что мы не можем проиграть, пытаясь освободить ее, но можем кое-что приобрести. Вот почему нам следует рискнуть. Но Снелунд удерживает ее под предлогом болезни. Почему? Какая ему лично в этом выгода, кроме нее самой? Его сектор разорван на части. Почему он ни с кем не советуется в этом в общем-то не очень значительном деле?

— Не могу сказать, — ровианин продемонстрировал безразличие.

— Я сомневаюсь, что она не знает ничего, что он не хотел бы сделать достоянием гласности, — сказал Флэндри. — Было предположение, что Снелунд плохо справляется со своими обязанностями губернатора, но он лоялен, а Маккормак — враг. И это только предположение.

— Тогда не намереваетесь ли вы обратиться непосредственно к властям в вашей второй серии документов и потребовать, чтобы вас допустили к ней? Лицо Флэндри закаменело.

— Вот это да! Ты только позволь себе в течение пяти минут дать им понять, что больше не нуждаешься в их услугах, как превратишься в труп. Или же есть такой вариант — десять минут злоупотребления электрогипнотическим зондированием мозга, и ты превращаешься в лишенного памяти идиота. Вот почему я продвигался очень осторожно. Я предполагаю, что меня не вызовут наверх до того, как Флот отбудет.

— А когда мы вернемся…

— Она запросто может «исчезнуть» во время нашей компании. — Ровианин напрягся. Койка, на которой он разместился, издала стонущий звук.

— Вы рассказали мне все это с какой-то целью, капитан, — сказал он. Флэндри кивнул.

— Как ты догадался? — Опять ровианин немного выждал, пока человек не вздохнул и не продолжил:

— Я думаю, что нам удастся вызволить ее, если мы все точно рассчитаем. Ты будешь здесь, в городе, вместе с несколькими членами команды, которых подберешь сам, и вы будете иметь под рукой самолет. За час или около этого, перед тем, как армада отбудет, я представлю в запечатанном конверте мои предписания адмиралу и формально выведу нас из его подчинения. Почти наверняка внимание Снелунда будет приковано к Флоту, а не ко дворцу. Ты возьмешь туда свою команду, вы исполните приказ, который я тебе дам, и заберете Кэтрин Маккормак до того, как кто-либо сможет связаться с губернатором и спросить, что делать. В случае необходимости ты можешь стрелять: если кто-то захочет остановить тебя, то он вступит в прямую конфронтацию с интересами Империи. Но я сомневаюсь, что в этом возникнет необходимость, если вы будете действовать быстро. Моя ракета будет ждать не очень далеко. Ты и твои парни доставите леди Маккормак на корабль, настроите гравитационные двигатели для полета в космосе, встретитесь с «Асинёв», и мы быстро покинем эту систему.

— По-моему, эта схема несколько опасна, — сказал ровианин, — и все это ради малого выигрыша.

— Это все, что я смог придумать, — ответил Флэндри. — Я понимаю, что на твою долю приходится самая опасная оперативная часть работы. Откажись, если ты думаешь, что я дурак. — Ровианин лизнул свой саблевидный клык и дернул хвостом.

— Я не отказываюсь, мой капитан, — сказал он. — Но мне кажется, что мы могли бы обсудить эту проблему более детально. Я не сомневаюсь, что ваша тактика может быть более элегантной.

V

Корабль за кораблем, силы Пикенса оставляли орбиту и уходили в космос. Когда Линатавр превратился в яркую точку, корабли завершили построение и перешли на гиперскорости. Пространство закружилось от воздействия невидимой энергии. Военные корабли и корабли обеспечения и прикрытия легли на курс до звезды под названием Вёрджил для того, чтобы найти человека, который должен быть Императором.

Кораблей было немного. Повторные предписания с целью помочь в конфликте с Мерсейей обеднили флот сектора. Значительное число кораблей впоследствии присоединилось к Маккормаку. Из тех, кто оставался верен Императору, многие должны были оставаться на местах для прикрытия ключевых планет — полноценная охрана была невозможна. По общим оценкам, у бунтовщиков имелось около трех четвертей сил, которыми Пикенс располагал для сражения с ними. Поскольку на кораблях имелись ракеты с ядерными боеголовками и огневые лучеметы с водородными горелками, такое количественное сравнение имеет значительно меньшее значение, чем обычно думают обыватели. Одно проникновение сквозь оборону противника могло вывести корабль из строя, чаще всего — уничтожить.

Имея это в виду, Пикенс вел корабли не спеша, в окружении широкой сети разведывательных ракет. Его самые быстрые корабли могли бы покрыть расстояние в полтора дня, самые медленные — за три; но он планировал путешествие на целых пять дней. Он не забыл о той ловушке, которую расставил его бывший командир на Валдотарианских корсаров.

А на капитанском мостике «Асинёв» Доминик Флэндри наклонился вперед, сидя на своем командирском стуле, и сказал:

— Двадцать градусов север, четыре градуса по часовой стрелке, 3000 километров — против, потом выровнять квазискорость и непрерывно следить за полетом.

— Да, сэр, — сказал на ломаном английском пилот, повторил инструкции и запрограммировал компьютер для работы на гиперскоростях.

Внимание Флэндри было приковано к консоли управления, расположенной прямо перед ним, указатели и измерители на которой обобщали гораздо более сложные данные, с которыми имел дело пилот, пока, наконец, он не спросил:

— Вы можете выдержать этот курс, гражданин ровианин? — На самом деле он спрашивал своего строевого офицера о том, движется ли эсминец так, как было запланировано — пристроившись в хвосте флота для того, чтобы остаточные геперколебания «Асинёв» были замаскированы множеством колебаний от кораблей флота и, таким образом, их корабль был бы скрыт от преследования. Они оба знали суть дела и знали, кроме того, что непогрешимость начальника, столь традиционная, должна сохраниться.

Ровианин изучил свою приборную панель и сказал торжественно:

— Да, сэр.

Флэндри открыл коммуникации общей связи.

— Внимание всем постам, — произнес он. — Капитан — всем офицерам и команде. Вы знаете, что наш корабль имеет специальное поручение, строго конфиденциальное и чрезвычайной важности. Мы окончательно приступили к его выполнению. Для успеха дела мы требуем, чтобы было обеспеченно абсолютное молчание в эфире. Никаких посланий не будет приниматься никем, кроме лейтенанта-командора ровианина или меня лично, и никаких посланий не будет посылаться без моего письменного разрешения. В то время, когда предательство заразило даже Флот Его Величества, опасность ниспровержения устоев и каких-либо хитростей должна быть исключена. — «А как насчет казуистики», — недовольно подумал Флэндри про себя. — Офицер службы связи должен соответствующим образом подготовить свои установки. Исполняйте.

Он отключился. Его взгляд обратился к подобию неба, спроецированного на экраны обзора. Не видно было ни одного космического корабля. Самые большие из них были теперь затеряны в безмерности вселенной и могли быть обнаружены только при помощи приборов и замысловатых вычислений. Звезды не обращали на них никакого внимания, они не были затронуты войной и другими бедами жизни и были бессмертны — «Нет, не совсем так — подумал Флэндри, — их тоже ожидает своя Длинная Ночь».

— Установки внешней связи готовы, сэр, — произнес ровианин после изучения главной панели. Он надел на голову наушники. Каждый приходящий извне сигнал должен попасть сюда, только он один услышит его.

— Займите место на капитанском мостике в таком случае, — Флэндри поднялся. — Я допрошу нашего пленника. Когда придет время изменить вектор, немедленно дайте мне знать, но не ждите меня, чтобы изменить его.

То, что он в действительности сказал ровианину, звучало так:

— Контролируй передачи. Снелунд изойдет криком, когда узнает, что произошло. Если мы к тому времени не будем в диапазоне гиперволн, он, вероятно, пошлет за нами ракету. В любом случае он потребует нашего возращения, и Пикенс может поддаться на его уговоры. Это может создать деликатную ситуацию. Если в течение нескольких минут будет похоже, что дело идет именно к этому, мы должны будем отклониться от курса и удирать во все лопатки. Я скорее буду способен подтвердить с помощью записей в бортовом журнале, что никогда не получал никаких приказов от Пикенса, чем пытаться доказать в военном суде, что я был прав, не подчинившись этим приказам.

Но только они двое знали код. Вероятно, курьеры, которые прибывали во дворец со своими новостями, могли угадать, в чем дело. Но теперь это не имело большого значения. Они были грубы и молчаливы и после того, что они видели на своем пути с Земли, бессердечно веселы по поводу того неудобства, которое они могли доставить Его Превосходительству.

— Да, сэр, — сказал ровианин на том же искаженном английском.

Флэндри пошел в общую комнату и дальше — по пульсирующему проходу, к себе в каюту. На двери не было музыкального колокольчика. Он постучал.

— Кто там? — Голос, который раздался за тонкой дверью, звучал, как слегка охрипшее контральто с певучим акцентом — и каким же он был уставшим, каким пустым!

— Капитан, дорогая леди. Мне можно войти?

— Я не могу остановить вас.

Флэндри ступил внутрь и закрыл за собой дверь. В его каюте была комната, в которой мало что могло разместиться, кроме кровати, стола, стула, клозета, нескольких полок и выдвижных шкафчиков. Его форменная фуражка слегка задела что-то над головой. Занавеска скрывала раковину для умывания, туалет и душ. Звук, вибрация и запах, характерный для электричества и машинного масла, наполняли воздух.

Раньше он никогда не видел портретов Кэтрин Маккормак. Вдруг все вокруг него растворилось. Он подумал потом, что, вероятно, отмерил ей низкий поклон, потому что обнаружил, что его форменная фуражка крепко сжата пальцами, но не мог вспомнить подробности.

Она была на пять стандартных лет старше его, он это знал, и красота ее была совершенно не в земном духе. Ее фигура была слишком высокой, широкоплечей и крутобедрой, слишком выпукло виднелись мускулы под ровной кожей, которая и теперь, после ее пленения, была слишком загорелой. Лицо было широким; как бы поперек — высокие скулы, лучистые глаза (зеленые с золотистым оттенком под толстыми черными бровями), прямой нос, энергичный рот и сильный подбородок. Ее волосы были пострижены с челкой надо лбом и закручены завитками за уши, толстые и волнистые, цвета амбры с золотым и медным оттенками. На ней было короткое перламутровое платье и сандалии из гибкого кристаллического материала, в которых ее забрали из дворца.

«Она, видимо, похожа на свою мать», — подумал Флэндри.

Он заставил разум снова вернуться к нему.

— Приветствую вас на борту, дорогая леди, — он почувствовал, что его улыбка довольно неуверенна. — Разрешите мне представиться.

Он представился.

— Полностью в вашем распоряжении, — закончил он и протянул руку для приветствия.

Она не подала ему руки для пожатия или поцелуя, не поднялась со своего стула. Он увидел темные круги вокруг ее глаз и в глубине их темноту, запавшие щеки, слабую тень веснушек…

— Добрый день, командор, — ее тон не был ни теплым, ни холодным, никаким.

Флэндри как стоял, так и опустился на кровать.

— Могу ли я что-нибудь предложить вам? — спросил он. — У нас есть обычный набор напитков и лекарств. Но, может быть, вы бы пожелали немного поесть? — Говоря это, он протянул ей открытую пачку сигарет.

— Ничего, — кратко ответила она, слегка проглотив две предпоследние буквы.

Он внимательно посмотрел на нее. «Перестань заигрывать, сынок. Ты был в одиночестве, без подруги неоправданно долго. Она красива и — он изгнал эту мысль из сознания — без сомнения ты размышлял насчет ее возможной доступности… после того, что с ней произошло. Забудь это. Оставь свои хитроумные штучки для противников».

Он сказал медленно:

— Вы не хотели бы какого-либо участия от Империи. Правильно? Но, пожалуйста, прислушайтесь к чувствам, дорогая леди. Вы же знаете, что вам придется есть, чтобы остаться в живых, точно так же, как вы ели в доме Снелунда. Почему бы не начать прямо сейчас? Моя задача совсем не обязательно враждебна по отношению к вашему делу. Я доставил вас сюда, в определенном смысле рискнув, чтобы мы с вами кое-что обсудили.

Она повернула голову. Их взгляды встретились. Через мгновение, которое показалось слишком продолжительным, он увидел, что напряжение постепенно покидает ее.

— Спасибо, командор, — сказала она. Не вздрогнули ли слегка ее губы? — Кофе и бутерброд были бы весьма кстати. — Она говорила с непередаваемым эйнисианским акцентом, проглатывая первые и последние буквы отдельных слов.

Флэндри связался с камбузом и сделал заказ. Она отказалась от сигареты, но сказала, что не возражает против того, чтобы он курил. Он несколько раз затянулся, прежде чем начал быстро говорить:

— Я боюсь, что эсминец сопровождения оставляет желать лучшего в смысле удобств во время путешествия. Вы, конечно, будете занимать эту каюту. Я перееду в кубрик команды; один из них перенесет свой матрац на палубу. Но мне все-таки хотелось бы оставить свою одежду и некоторые другие предметы личного пользования там, где они сейчас. Я надеюсь, что стюард и я не доставим вам слишком много хлопот, маяча туда-сюда. Вы можете есть здесь или же в общей комнате, как пожелаете. Я вижу, что у вас есть одежда, которую не удалось нигде разместить, — прошу прощения, что я не подумал о том, чтобы предусмотреть хоть какие-то удобства для женщины, — но я очищу один из выдвижных шкафчиков для вас. Кстати, — он поднялся и открыл один из ящиков, — этот я оставляю не запертым. В нем лежат несекретные бумаги. И еще один мой сувенир, — он достал свой боевой мерсеянский нож. — Вы знаете, как обращаться с этой штуковиной для строгания лучинок? Я могу показать. Он не очень полезен, когда вы попадаете под пулеметный обстрел, под луч бластера и удар станнера, либо чего-то еще в том же духе. Но вы будете удивлены, узнав, что можно сделать с его помощью в ближнем бою.

И снова поймал ее красноречивый взгляд.

— Пожалуйста, будьте исключительно осторожны с этим ножом, дорогая леди, — сказал он тихо. — Вам нечего бояться на моем корабле. Но ситуация может измениться. Тем не менее я не хочу думать о том, что вы поступите необдуманно с моим сувениром и придете на поклон к космосу, когда в этом не будет особой нужды.

Дыхание ее стало тяжелым. По лицу пробежали красные и бледные пятна. Рука, которую она протянула к ножу, вздрогнула. Она позволила руке опуститься, подняла ее к глазам, другая сжалась в кулак, и она уже не сдерживала слез.

Флэндри повернулся спиной и стал неестественно внимательно рассматривать полную копию перевода «Генджи Монаггатори», которую он взял с собой, чтобы коротать время. Прибыла закуска. Когда он закрыл дверь за слугой и поставил поднос на стол, Кэтрин Маккормак снова овладела своими чувствами.

— А вы страйдер — любитель шагать широкими шагами, сэр, — сказала она ему. Его брови полезли вверх. — Это эйнисианское слово, — объяснила она, — сильный, хороший человек… я бы сказала, джентльмен.

Он покрутил усы.

— Неудавшийся джентльмен, может быть, — он снова присел на кровать. Их колени соприкоснулись.

— Ненавижу обсуждений за едой. Отвратительная привычка, — она вздрогнула.

— Не желаете ли послушать музыку? — поспешно спросил он. — Вкусы мои довольно плебейские, но я старался познакомиться с высоким искусством.

Он поколдовал с переключателями. Возник радостный ритм «Веселых вечерних мелодий».

— Хорошая музыка, — сказала она, закончив еду. — Земная?

— С того времени, когда люди еще не летали в космосе. В наши дни во внутренних областях Империи возник интерес к антиквариату. Возрождается все — от торговли крадеными вещами до фехтования — спортивные игры с мечами и обучение танцам. Это грусть по эре более разнообразной, экзотической, менее жестокой и сложной. Да, действительно, я не думаю, что у них были наши сложности. Если только их не прятали понадежнее.

— А нам еще предстоит похоронить наши неприятности. — Она осушила свою чашку и поставила ее на пустой поднос. — Если они не похоронят нас раньше. Давайте поговорим, Доминик Флэндри.

— Если у вас есть настроение для этого. — Он раскурил свежую сигарету.

— Да, я не против. Осталось не очень много времени до того момента, когда вам придется решать, что делать со мной. Я чувствую себя отдохнувшей. Легче преодолеть мои печали, чем падение.

— Отлично, дорогая леди. «Хотелось бы мне научиться говорить с таким замечательным местным акцентом».

— Так почему же вы спасли меня? — спокойно спросила она. Он изучал кончик своей сигареты.

— Это было не совсем спасение, — сказал он. Еще раз кровь отхлынула от ее лица.

— Когда вырываешься из лап Аарона Снелунда, — прошептала она, — все становится спасением.

— Было плохо?

— Я бы убила себя, подвернись такой случай. К сожалению, не было. Поэтому я пыталась не сойти с ума, планируя способы его убийства. — Она поставила обе ладони друг против друга и не сразу заметила, что делает. — Привычка Хага, — промямлила она, быстро освободила руки и сжала их в кулаки.

— У вас может появиться небольшой шанс для мести, — сказал Флэндри прямо. — Послушайте, дорогая леди. Я — оперативный агент службы безопасности. Я был послан для исследования сектора Альфа Крукис. Мне пришло в голову, что вы могли бы рассказать вещи, которые не рассказал бы никто другой. Вот почему вы здесь. Теперь я не могу насильно заставить вас говорить и я не буду применять методы вроде гипноиспытаний, чтобы выжать факты вопреки вашей воле. Но если вы мне лжете, это гораздо хуже, чем если бы вы молчали. Хуже для нас обоих, потому что я хочу помочь вам.

Спокойствие вернулось к ней. Она вновь стала адмиральской женой.

— Я не буду лгать, — обещала она. — А что касается того, буду ли я вообще говорить… это зависит от обстоятельств. Правда ли то, что мой муж поднял мятеж?

— Да. Мы послали флот, в задачу которого входит разгромить восстание, разрушить или оккупировать планеты, которые поддерживают их, в том числе и ваш дом, моя дорогая леди.

— И вы заодно с империалистами?

— Я офицер Империи Земля, да.

— Поэтому Хаг… Он… он никогда не хотел… ничего, кроме добра для людской расы — и для любой расы повсюду в космосе. Если вы продумаете все от начала до конца, то я думаю, что вы…

— Не рассчитывайте на это, дорогая леди. Но я слушаю внимательно то, о чем вы хотите мне рассказать.

Она кивнула.

— Я расскажу все, что знаю. Потом, когда я немного оправлюсь, вы можете подвергнуть меня легкой гипнопробе и удостовериться, что я ничего не сочинила. Я верю, что вы используете машину только для подтверждения, но не для того, чтобы проникнуть глубже.

— Вы можете мне доверять.

Несмотря на ее печали, Флэндри почувствовал, что его возбуждение возрастает, чувства обострились и кровь забурлила. «Клянусь ледяным шаром Плутона, я схожу с ума!»

Она выбирала слова и быстро их выговаривала, бесцветным тоном, но уже без колебаний. Пока она говорила, ее лицо превратилось в маску.

— Хаг никогда не планировал никакого предательства. Я это знаю наверняка. Он подготовил меня для ведения дел наивысшей секретности, поэтому мы могли свободно обсуждать с ним подробности его работы. Иногда мне удавалось подать ему ту или иную идею. Мы оба сходили с ума от бессилия изменить то, что творили гунны Снелунда. Цивилизованные миры, такие, каким был Эйнис, сначала не страдали от непомерных налогов. Потом, шаг за шагом, на нас посыпались штрафы, конфискации, политические аресты, все больше и больше, — когда была официально утверждена секретная полиция, — но все это казалось мягким по сравнению с тем, что творилось на некоторых удаленных планетах. Мы имели связи, мы могли, очевидно, поднять волну недовольства на Земле, несмотря на то что Снелунд был любимчиком Императора. Однако эти бедные примитивные создания…

Хаг как следует отписал им. Для начала он сделал выговоры за то, что происходит вмешательство в гражданские дела. Постепенно серьезность его сообщений пробила бюрократические толщи. Он начал получать ответы от Высшего Адмиралтейства, в которых требовали предоставить более точную информацию. Корреспонденция шла через курьеров Флота. Он более не доверял обычной почте. Он и я потратили этот год на то, чтобы собрать факты — документы, фотографии, звуковые записи, все должно было храниться так, чтобы никто не подсмотрел.

Мы собирались лично прилететь на Землю и показать микрофайл. Снелунд что-то почуял. Мы приняли меры предосторожности, но мы были новичками в делах шантажа и угроз, и вы представить себе не можете, как отравляет душу постоянный страх от сознания того, что вокруг тебя постоянно скрываются агенты секретной полиции и ты никогда не можешь говорить свободно… Снелунд написал Хагу официально, прося прийти для обсуждения планов обороны наиболее приближенной к границе системы. Действительно, они там имели неприятности, а Хаг — не тот человек, который бы бездействовал, когда можно было чем-нибудь помочь им. Я больше него опасалась подвоха, но я последовала за ним. Мы оставались неразлучны в эти дни перед разлукой. Я дала знать о нашем деле главному помощнику Хага, одному из самых старых друзей нашей семьи, капитану Олифанту. Он должен был поднять тревогу в случае вероломства Снелунда.

Мы оставались во дворце. Это нормально для визитеров высокого ранга. На вторую ночь, перед тем, как мы собрались лечь спать, наряд полиции арестовал нас.

Я была доставлена в личные апартаменты Снелунда. Не хотелось бы вспоминать то, что произошло потом. Через некоторое время я заметила, однако, что он любит заниматься хвастовством. Не стоит подозревать, что я могла бы изменить свое мнение о нем. Наоборот, ему нравилось смотреть, как меня мучают. Но это был один из способов игры в то время: показывать боль, когда нужно. Я не думала, что когда-нибудь услышу то, что он мне говорил. Он сказал, что в конце концов из моего мозга полностью выскоблят память. Но теплилась надежда — как я теперь рада, что сумела каким-то чудом удержать этот один процент надежды!

Она замолчала. Ее глаза были совершенно сухие и не видели Флэндри.

— Я никогда не думал, что он намерен пребывать в робе губернатора в течение всей своей карьеры, — сказал он как можно мягче. — Так в чем же состоял его план?

— Вернуться. Назад к трону. И стать марионеткой за спиной Императора.

— Хм. И Его Величество знает об этом?

— Снелунд во всеуслышанье объявил, что они вдвоем согласовали этот вопрос перед тем, как он оставил свое место, что они тесно взаимодействовали с тех пор.

Флэндри почувствовал острую боль. Его сигарета догорела до конца и обожгла пальцы. Он выбросил ее в мусоросборник и начал новую.

— Я с трудом верю, что наш господин Джошуа может заставить три клетки своего мозга работать одновременно, — пробормотал он, — но, может быть, у него есть две такие клетки, которые по случаю, с трудом, но все-таки могут быть управляемы. Но, конечно, его братец Снелунд заставит нашего господина чувствовать себя чудовищно умным человеком. Это и есть основная часть манипуляции Снелунда.

Она, наконец, заметила его.

— Вы что-то сказали?

— Если вы доложите о моих словах, меня могут уничтожить за государственную измену, — признал Флэндри. — Но я почему-то сомневаюсь, что вы доложите.

— Конечно же нет! Подставить вас… — Она оглядела себя характерным женским взглядом, как бы проверяя, все ли в порядке.

Он подумал:

«Я не имел в виду дать ей золотой шанс на спасение. Но вдруг оказалось, что я это сделал. Ведь она, похоже, думает, что я могу присоединиться к жалкому бунту ее мужа. Хорошо, это может сделать ее более сговорчивой и послужит на пользу Делу, и пусть будет так еще несколько дней. Это может принести пользу и ее самочувствию».

Он сказал:

— Я способен видеть только часть всей этой государственной машины. Император хочет, чтобы его дорогой Аарон вернулся. Дорогой Аарон указывает, что это потребует дополнительных затрат из бюджета сектора Альфа Крукис. Имея эти деньги, он сможет совершать подкупы, покупать результаты выборов, осуществлять пропаганду, организовывать нужные события, может быть, даже покупать наемных убийц… до тех пор, пока большинство в политическом управлении находится на его стороне.

Как следствие, высочайшее слово, произнесенное с трона, попало к различным могущественным, имеющим реальную власть людям. Факты, касающиеся губернаторства Снелунда, были насколько возможно подавлены, расследования этих фактов должны быть затянуты и уведены в сторону любым доступным способом до тех пор, пока расследователей окончательно не укачает. Вот так. Я начал подозревать это самостоятельно.

Он нахмурился.

— Но скандал таких размеров невозможно бесконечно скрывать, — сказал он. — Найдется достаточное количество людей, которые откажутся терпеть главенство Снелунда в обмен за предоставленное им высокое положение, несмотря на его уверенность в том, что его схема власти будет работать — как только они в действительности поймут, что он здесь натворил. После этого они смогут принять действенные меры только потому, что будут бояться того, что он сможет сотворить с ними.

Однако, к несчастью, Снелунд не так туп. Может быть, некоторые большие чины среди военных или государственных деятелей могут попытаться свалить его. Но возня скучных, мелких охотников до власти и ловцов удачи все-таки не то, от чего можно просто так отмахнуться. У него должен быть план действий против них тоже. Так что же это за план?

— Гражданская война, — ответила она.

— Да? — Флэндри уронил свою сигарету.

— Будут приняты меры для ее начала сразу после того, как он покончит с восстанием, — сказала она холодным тоном, — подавит его таким способом, что не останется никаких мало-мальских следов его действий.

Но скорее всего его Флот не сможет добыть чистую победу. Это будет продолжительная кампания, в течение которой ему придется атаковать множество планет, и это может дать волю самым хаотическим силам в его владениях. Но предположим, что ваш адмирал сможет побить Хага ловким ударом, в чем я сомневаюсь, — тогда его наемникам будет поручена работа по «умиротворению», а у них уже есть инструкция на этот счет.

После окончания «умиротворения» он расформирует их с помощью наиболее преданных частей. Наемников он набрал среди мерзавцев в разных местах Империи, и они будут снова рассеяны по разным местам и, таким образом, автоматически исчезнут. Он прославится подавлением бунта и будет провозглашен героическим лидером, который спасет границу Империи от вторжения варваров. — Она вздохнула. — О, конечно, — закончила она свой рассказ, — он знает, что обязательно останутся неприятные концы во всем этом деле. Но он предполагает, что это не будет иметь значения, особенно если он сам решил оставить многие из этих концов.

— Значительный риск, — возник Флэндри, — но, клянусь Кришной, какая ставка!

— Мерсеянский кризис явился очень подходящим случаем, — сказала Кэтрин Маккормак, — внимание жителей с остальных проблем переключилось на него, и большая часть местных сил Флота ушла туда. Он хотел также убрать Хага, так как Хаг был опасен для него, и еще потому, что это продлило бы мучения Эйниса до тех пор, пока Эйнис не поднимется и не взорвется. Хаг был больше, чем начальник флота сектора. Он был Первым человеком Айлиона, что ставит его почти также высоко на планете, как и резидента Императора. Наш кабинет мог назначить его только «специальным советником», установленным законом, но к концу своей карьеры он стал Спикером, выше которого была только власть Императора. И он вел настойчивое сопротивление аппарату Снелунда. А Эйнис традиционно задавал тон для человеческих колоний во всем секторе и многим другим расам по соседству.

Жизнь снова вернулась к ней. Ее ноздри трепетали.

— Однако Снелунд никогда не думал, что Хаг начнет войну с ним! — Флэндри нащупал под пяткой кнопку и нажал ее. После этого он сказал:

— Я боюсь, что Империя не может позволить, чтобы восстание увенчалось успехом, независимо от того, какими благими намерениями оно вызвано.

— Но они узнают правду, — сказала она протестующим тоном.

— В лучшем случае ваши свидетельства будут приняты к сведению, — сказал он. — У вас было тяжелое время. Частое употребление наркотиков, затуманивание мозга и еще кое-что, не так ли? — Он увидел, как она прикусила губу. — Мне очень жаль, что приходится напоминать вам об этом, дорогая леди, но я бы еще больше сожалел, если бы дал вам надежду, которая вскоре испарится. Факты в действительности таковы, что вы верите, что Снелунд рассказал вам некоторые отдельные детали, но эта вера не укладывается в одну очевидную схему. Путаница в мыслях — паранойя — преднамеренное создание ложного воспоминания агентами, которые имеют цель дискредитировать губернатора — любой хитрый адвокат, любой подкупленный психиатр может разбить вашу историю на отдельные атомы. Вы не сможете убедить в правдивости вашей истории первого попавшегося следователя и тем более попытаться скрыть истинные свидетельства от суда присяжных.

Она смотрела на него так, как будто бы он ударил ее.

— Вы не верите мне?

— Я бы хотел верить, — сказал Флэндри. — Среди других причин, почему я хотел бы верить, есть то, что ваши показания подсказывают, где и как искать свидетельства, которые нельзя отбросить просто так. Да, я действительно буду посылать запечатанные капсулы с посланиями, закодированными моим кодом, в разных стратегически важных направлениях.

— Не побывав на Земле лично?

— Зачем мне лететь на Землю, когда мое письменное слово гораздо убедительнее, чем ваше устное? Тем более, что пока слова не столь убедительны, чтобы делать на них серьезную ставку. — Флэндри развивал свои мысли. Поначалу они с трудом выстраивались в нужном направлении. — Вы понимаете, — сказал он медленно, — голые заверения ничего не стоят. Нужны твердые доказательства. Много доказательств, если вы хотите пробиться с ними куда-либо против фаворита Императора и важного человека, который становится еще значительнее, поддерживая Императора. И… Снелунд совершенно прав… планета, против которой будет применено современное оружие, вряд ли сможет сохранить какие-то доказательства. Нет, я думаю, что этому кораблю лучше всего полететь на Эйнис.

— Что?

— Мы попытаемся поговорить с вашим мужем, дорогая леди. Я надеюсь, что вы сумеете уговорить его прекратить восстание. После этого власти смогут вернуться к вопросу о том, как официально привлечь Аарона Снелунда к ответственности.

VI

Звезда Вёрджил тип Ф7, слегка большей массы, чем Солнце, вдвое менее яркая, чем оно, имела в своем спектре большую долю ультрафиолетового излучения. Эйнис — четвертая ее планета, совершающая полный оборот вокруг звезды за 1,73 стандартного года при среднем расстоянии от нее 1,50 астрономической единицы и поэтому получающая две трети земного излучения. Средний диаметр Эйниса 10 700 километров, масса — 0,45 от земной, поэтому сила тяжести на поверхности равна 0,635 g. Это позволяет удерживать атмосферу, пригодную для дыхания, сравнимую с условиями в нижних уровнях Денверского комплекса или самых высокогорных участков перуанских гор. (Необходимо помнить, что слабое притяжение означает и соответствующий маленький градиент плотности, к тому же горообразующие силы незначительны для того, чтобы сделать их высокими.) В течение веков молекулы воды поднимались в разреженном воздухе и расщеплялись высокоэнергетическими квантами; водород улетучивался в космос, кислород, который не улетучивался, постепенно соединялся с минералами. Поэтому океаны постепенно пересохли, и по всей планете раскинулись пустыни.

Главным первоначальным мотивом для освоения этой планеты был научный интерес, уникальные расы на соседней планете Дидо, которые сами по себе являли мир, где человек не захотел бы обосноваться со своей семьей. Конечно, на ней селились люди другого сорта. Преобладали исследователи-интеллектуалы. Когда случились неприятности и Эйнис должен был изо всех сил бороться за выживание, отрезанный от остальных на протяжении поколений, они приспособились. Результатом было появление сообщества, более адаптированного к условиям и более одаренного, общества, патриотически настроенного и уважающего знания больше, чем кто-либо.

После того как цивилизация вернулась в сектор Альфа Крукис, Эйнис неизбежно стал лидером этого района. В настоящее время Университет Вёрджила в Новом Риме привлекает к себе студентов и аспирантов с гораздо больших расстояний, чем вы можете себе представить.

Но однажды в Империи решили, что более рациональная организация этого сектора требует, чтобы с независимостью Эйниса было покончено. Хладнокровные интриганы завершили это дело. Сотни лет назад негодования все еще продолжались, хотя обычные жители согласились с тем, что включение в состав Империи в целом был желателен, и планета поставляла многих выдающихся людей в вооруженные силы Земли.

На Эйнисе продолжалась высокая интеллектуальная традиция и в военной сфере. Каждый житель планеты тренировался в армии — включая женщин, которые имели преимущество благодаря меньшему весу. Продолжались старые баронские династии. Их титулы не были похожи на привычные на Земле понятия сословия пэров, но имели четкие значения для населения Эйниса. Они сохранили свои замки и землевладения и имели большее значение в жизни Эйниса, чем сословия офицеров и профессоров. Отчасти это объяснялось тем, что они обычно выбирали себе достойных супругов независимо от ранга. На высшем уровне эйнисианское общество было довольно формализовано и аскетично, хотя и у него были свои радости в спорте, во время отпусков и в других способах разгрузки. Низшие слои общества были более жизнерадостны, но тоже обладали лучшими манерами, чем жители Земли.

Таковы некоторые факты, и если учесть пропуск нескольких важных обстоятельств, то можно твердо сказать: для четырехсот миллионов человек Эйнис был домом.

Солнце почти закатилось. Лучи легли золотистыми стрелами поперек пересохшего залива Антонины, заставив его рощи и плантации играть зелено-голубыми тенями, сверкая в его каналах и рассеиваясь в испарениях, которые клубились над солевыми болотами. На востоке виднелись нагромождения скал, где старый континентальный шлейф Айлиона поднимался к многоярусному, изрезанному ветром образованию, окрашенному в ярко-красный, розовый, охряной, светло-коричневый и черный цвета, и дальше к безукоризненно голубому небу. Внешняя луна, Лавиния, была похожа на рожок на самом верху этой массы.

Ветер был холодным. Его легкий посвист смешивался с мягким рокотом водопада, стуком копыт и скрипом и позваниванием упряжи, пока лошади поднимались по крутому склону вверх. Это были эйниссианские лошади, лохматые, мускулистые. Их характерная для низкой гравитации походка казалась значительно менее быстрой, чем была на самом деле.

На одной из них ехал верхом Хаг Маккормак. Его три сына от первой жены сопровождали его. Очевидно, они охотились на паучных волков, но не нашли ни одного, и это не особенно их волновало. Существовала незримая реальная причина того, чтобы вместе ехать по этой земле, которая им принадлежала. У них не было другого шанса.

Большая птица неожиданно показалась в небе, широко раскинув крылья. Джон Маккормак вскинул ружье. Его отец оглянулся.

— Нет, не надо, — сказал он. — Пусть живет.

— Приберегаешь заряды для земных приятелей, да? — спросил Боб. В свои девять лет — 16 стандартных — он чересчур гордился тем своим открытием, что вселенная была на самом деле не столь проста, как об этом толковали в школе.

«Это возрастное, пройдет, — подумал Маккормак. — Он хороший малый. Все они хороши, как и их сестры. Как все-таки я смогу воспитать их без Рамоны, их матери?»

— Я никогда не убиваю ни одного живого существа, когда нет необходимости, — сказал он. — Это совсем не то, что бывает на войне.

— Хорошо, я не знаю, — вступил Колин. Он был старшим сыном Маккормака. Поэтому ему предстояло стать следующим Первым человеком. Традиции семьи заставляли его не заниматься обычной службой. (Хаг Маккормак сумел продвинуться только тогда, когда его старший брат попал в песчаную воронку и умер, не оставив потомства.) Возможно, его планетографические исследования в Вёрджилианской системе не отвечали всем его природным наклонностям.

— Тебя не было здесь, отец, когда восстание докатилось до Нового Рима. Но я видел толпы людей, обычно благопристойных, добрых горожан, которые ловили агентов секретной полиции Снелунда прямо на улицах, волокли их к первому попавшемуся столбу и вздергивали или тут же забивали до смерти. И это считалось правильным. И многие до сих пор считают, что это правильно. Ты ведь помнишь, что они творили здесь раньше.

— Снелунд примет мучительную смерть, если я поймаю его, — запальчиво сказал Джон сильным эйнисианским акцентом.

— Нет! — отрезал Маккормак. — Тебе не стоит унижаться до такой степени. Его действительно следует убить, но так, как мы обычно пристреливаем бешеную собаку. Его сообщники предстанут перед общественным судом. Ведь существует разная степень вины.

— Если мы сможем поймать вшей, пока они не расползутся, — сказал Боб. Маккормак подумал о ярости тех звезд и тех миров, вблизи которых прошла его жизнь, и сказал:

— Может быть, многим из них удастся исчезнуть. Что из этого? У нас будет много более важной работы, чем месть.

Некоторое время они ехали молча. Дорога вышла на одно из ступенчатых плато и слилась с мощеной дорогой в Уиндхоум. Вокруг лежала плодородная почва, смытая с высот, и росли многочисленные растения, в то время как на разрушенных эрозией склонах виднелось только несколько карликовых кустарников. Трава росла на земле почти таким же чудесным покровом, каким было устлано дно залива Антонины, из которого ушло море. Трава[25] здесь была главным образом огненная, ее зубчатые листья оканчивались ярко-красным ободком; она щетинилась, как лезвия мечей, и непрерывно колыхалась, как плюмаж из павлиньих перьев. Каждый сорт травы скручивал свои лепестки к ночи, когда снижалась температура, и образовывал плотно свернутый жгут, позволяющий сохранить тепло. Вокруг росли деревья — не только низкорослые местные породы с прочной, как железо, древесиной, но и завезенные дуб, кедр, жасмин. Ветер доносил их благоухание. Немного вправо курился дымок от каменного строения фермы. Роботизированные латифундии не были приняты на Эйнисе, и Маккормак был рад этому. Он был уверен до мозга костей, что для здоровья общества необходим фермер средней руки, трудяга.

Колин, сидя поверх лошади, как наседка, тащился позади компании. Его выразительное юное лицо выглядело несчастным:

— Папа — он остановился.

— Поехали, — сказал Маккормак.

— Папа… ты думаешь… ты действительно думаешь, что мы сумеем отбиться?

— Я не знаю, — сказал Маккормак, — но мы попытаемся, как и подобает мужчинам.

— Но — сделав тебя Императором…

Маккормак с новой силой почувствовал, что у него было слишком мало возможностей откровенно поговорить со своими ближними с тех самых пор, когда спасители привезли его домой: слишком много дел, и в каждый случайно выдавшийся час, когда не было неотложных дел, требующих непременного внимания, тело непроизвольно погружалось в сон. Он буквально выкрал этот день для того, чтобы пообщаться со своими сыновьями.

— Не воображай, пожалуйста, себе, что я очень хочу занять это место, — сказал он. — Ты не был на Земле. Я был. Я не люблю ее. Я никогда не был так счастлив, когда они вновь назначили меня туда, где я родился. «Имперская рутина, — пронеслось у него в сознании. — Хоровод карьеристов в ряде районов, но в конце концов — их возвращение, как только становится возможным, в те сектора, откуда они пришли. Теория: они будут оборонять свои родные места более отважно, чем какое-то скопление планет, чуждых им. Практика: когда разразилось восстание, многие служащие Флота, как и обычные граждане, открыли, что их нынешние дома значат для них больше, чем Земля, которую почти никто из них никогда не видел. Проблема: если я одержу победу, изменю ли я эту практику, что непременно сделает Джошуа, если победят его адмиралы?»

— Но почему, не понятно? — спросил Колин.

— Что же я могу с собой поделать? — ответил Маккормак.

— Положим… свобода…

— Нет. Империя не настолько распалась, чтобы спокойно наблюдать за тем, как ее растаскивают на части. И даже если бы это было так, она все равно бы не позволила. Разве ты не понимаешь, что сложившаяся система обороны является единственной защитой, которая стоит между цивилизацией — нашей цивилизацией — и Длинной Ночью?

Что касается вооруженных протестов, то это может вызвать изменение политики, но Империя не простит зачинщиков. Это было бы приглашением для всякого, кому не лень, начать стрелять, и неотвратимо ускорило бы конец и возможное разделение на части. Кроме того, — костяшки пальцев Маккормака побелели в тех местах, где они сжимали поводья, — это не сможет вернуть Кэтрин назад, если вообще осталась какая-то надежда на это.

— Итак, ты надеешься на сохранение Империи, но при этом готов принять должность, — быстро сказал Колин. Его стремление отвести мысли отца подальше от обстоятельств пленения приемной матери было так очевидно, что сердце Маккормака болезненно екнуло.

— Я с тобой. Ты знаешь это. Я искренне верю, что тебе удастся вдохнуть новую жизнь в Империю. Ты будешь лучшим императором со времен Айсэмью Великого, может быть, со времен Мануэля I Самостоятельного. Я кладу на чашу весов не только себя, но и свою жену и сына ради твоего дела. Но может ли оно успешно завершиться?

Колин поднял голову к небу:

— Империя так огромна!

Как будто бы по сигналу, Вёрджил спустился за горизонт. В атмосфере Эйниса не бывало сумерек, достойных упоминания. Ярко сияли Альфа и Бета Крукисы. Кроме этого, почти мгновенно засветились мириады звезд Млечного Пути. Все пространство справа стало непроглядно черным, но Лавиния посеребрила дно моря под скалами, расположенными слева. Колкий воздух запищал, как мышонок.

Маккормак сказал:

— У всякого восстания должен быть лидер, и я являюсь тем, на кого пал такой выбор. Давайте не будем излишне скромничать. Я контролирую Кабинет главного мира в этом секторе. Я могу доказать, предъявив записи, что я являюсь лучшим стратегом Флота, которого имеет Империя. Мои подчиненные знают, что я строг в отношении того, что имеет важное значение, снисходительно отношусь к остальному и всегда стараюсь быть справедливым. Также считают и обитатели сотни планет, люди и другие расы. Я думаю, что для них будет глубоким разочарованием, если я изберу другой путь.

— Но как… — Голос Колина замолк в отдалении. Лунный свет прочертил след на его кожаной куртке и отделанном под серебро седле.

— Мы возьмем под контроль этот сектор, — сказал ему Маккормак. — Это в значительной степени поможет нам отразить нападение Джошуа. Как только мы сделаем это, каждое мало-мальски значительное поселение в радиусе десяти парсеков присоединится к нам. После этого… хотя сама по себе эта идея мне не нравится, но я знаю, где и как найти союзников среди варварских племен. Я уже нанял немало дартанских кораблей, но в данном случае я имею в виду диких захватчиков из внешних областей Империи. Не волнуйся. Я не позволю им укорениться у нас, не позволю им грабить наши планеты, даже если они присягнут на верность. Этим наемникам будут платить по обычной таксе.

Весь Флот Империи никогда не сможет выступить против нас. У него слишком много других обязанностей. Если мы будем работать быстро и напряженно, то сможем отбросить любого, кто попытается атаковать.

Что будет дальше — я не могу предсказать. Я надеюсь, что у нас будет хорошо управляемый район, служащий образцом для окружающих. Я надеюсь, что он будет подчеркивать значение нашего дела: конец коррупции и тирании, новое начало под руководством новой династии, долгосрочные реформы… В чем мы нуждаемся, так это в подходящем моменте, моменте снежного обвала. Тогда все пушки Империи не смогут остановить нас, потому что большая часть их будет на нашей стороне.

«Но почему снежный обвал? — усмехнулся его внутренний голос. — Кто знает о снеге на Эйнисе, где зимой бывают только тонкие наносы в полярных областях?»

Они объехали группу деревьев и увидели замок. Уиндхоум стоял на том, что когда-то было мысом, а теперь рассекал воздух, а под ним образовался головокружительный обрыв. Его темные, старые стены отбрасывали желтые отблески света так же, как и башни. За ним шумела река Уальдфосс, падая с высоты в залив.

Но Маккормак не видел всего этого. Его взгляд был направлен к плоскому горизонту, где залив Антонины граничил с небом, далеко от замка. Над последними зеленоватыми следами вечерней зари, пониже бледного мерцания, горела белым светом Дидо, вечерняя звезда.

«Там работала Кэтрин, ксенологом в джунглях, до тех пор, пока я не встретил ее, пять лет назад (нет, три эйнисианских года назад; неужели я так долго был в Империи, что позабыл, какова продолжительность года на нашей планете?), и мы полюбили друг друга и поженились.

И ты всегда хотела иметь от меня детей, Кэтрин, голубушка, и мы собирались их иметь, но всегда возникали общественные обязанности, которые должны были быть улаженными в первую очередь. А теперь…»

Он поблагодарил своего железного Бога, что звезда Линатавр не видна в этих широтах. Его горло пересохло, ему хотелось плакать.

Вместо этого он перевел лошадь в галоп.

Дорога пересекала обработанные поля по направлению к главному входу Уиндхоума. На лужайке перед ним расположился караван странников. Их повозки были размещены в стороне, почти невидимые в сумерки. Свет от замка падал только на навесы, скроенные из разноцветных полос материи, развевающиеся флажки и плохо натянутые палатки.

Мужчины, женщины, дети, сгрудившись перед кострами, перестали наигрывать протяжные, звучные мелодии, перестали плясать свои довольно топорные танцы и приветствовали своего господина, пока он проезжал мимо. Завтра эти странствующие оборванцы открывают свой карнавал… и это привлечет сюда искателей удовольствия и веселья с расстояний в сотни километров… И это несмотря на то, что кулак Империи уже неотвратимо движется к нам.

«Я не понимаю», — подумал Маккормак.

Копыта лошадей застучали по подворью. Грум поймал поводья. Маккормак спрыгнул за землю. Стража была поблизости, вновь прибывший персонал Флота и придворные в ливреях поглядывали друг на друга с завистью. Эдгар Олифант спешил из-за угловой башни. Несмотря на то что Маккормак, как Император, повысил его до адмирала, он не позаботился заменить свою капитанскую звезду на каждом плече. Он просто надел повязку с айлианскими цветами на рукав своей формы, которая плотно облегала его коренастую фигуру.

— С возвращением вас, сэр! — воскликнул он. — Я уже было хотел послать отряд на поиски.

Маккормак почти рассмеялся:

— Клянусь космосом, вы действительно думаете, что мои ребята и я можем потеряться на наших родовых землях?

— Н-нет. Нет, сэр. Но все-таки, если вы извините меня, сэр, это глупо с вашей стороны свободно разгуливать, не имея никакой охраны.

Маккормак пожал плечами.

— Мне еще предстоит организовать охрану позже, на Земле. Дайте мне пока спокойно побыть в одиночестве.

Приблизившись, он спросил:

— Вы хотели что-то сказать мне?

— Да, сэр. Два часа назад пришло сообщение. Не пойдет ли адмирал, ох, Император — со мной?

Маккормак с сожалением посмотрел на своих сыновей. Втайне он не жалел о том, что все его прежние знания, обязанности потребуются на отдаленной орбите, куда ему предстояло опять выйти, опять.

Древнее достоинство приемной Первого человека исчезло за несколько последних недель, потонув в хаосе нового оборудования: средства связи, вычислительные машины, электронные системы записи и сканеры. Маккормак плюхнулся в кресло, стоящее за его изношенным столом. Этот стол, по крайней мере, был знаком ему.

— Так в чем же дело? — сказал он.

Олифант закрыл дверь.

— Первоначальное сообщение было подтверждено дополнительно двумя разведывательными ракетами, — сказал он. — Имперская армада приближается к нам. Она будет здесь в течение трех дней.

Не имело особого значения, подразумевал ли Олифант стандартные земные дни или двадцатичасовые периоды вращения Эйниса вокруг своей оси.

Маккормак кивнул:

— Я не сомневался в том, что первая команда сообщила правду. Наши планы остаются в силе. Завтра, в 0600 по времени Нового Рима я заступаю на борт флагмана. Через два часа наши силы отбудут.

— Но вы уверены, сэр, что враг не оккупирует Эйнис?

— Нет, не оккупирует. Я был бы удивлен, если бы он его оккупировал. Ради чего? Все мои люди и я сам — мы не будем сидеть тут и ждать, когда нас захватят. Я уже кое-что предусмотрел для того, чтобы враг понял, что он зря прилетел сюда. А что еще может иметь для него цену здесь, на Эйнисе, до тех пор, пока сражение не закончилось? Тот, кто выиграет сражение в космосе, может полностью завладеть планетами и разграбить их достаточно быстро. Но до тех пор зачем применять силу там, где она не особенно нужна, даже для того, чтобы разворошить такое осиное гнездо, как наш мир? Если враг оккупирует наш мир, то он действительно разворошит осиное гнездо. Но я предполагаю, что он мгновенно покинет систему Вёрджила, как только узнает, что мы не собираемся оборонять ее, а мы уже далеко и хотим захватить настоящий трофей — Сатан.

— Однако ваши силы прикрытия… — сказал Олифант нерешительно.

— Вы имеете в виду защиту для внепланетных баз, таких, как Порт Фредериксен? По одному легкому кораблю на каждую базу, по большей части для того, чтобы предохранить от вероятного случайного нападения.

— Нет, сэр. Я подумал о ваших внепланетных патрулях. Какая польза может быть от них?

— Это всего-навсего Дартанские наемники. У них нет другой задачи, кроме как ввести врага в заблуждение и выиграть время для нашего флота, — сказал Маккормак.

«Неужели я недостаточно ясно дал ему понять все это раньше? Что еще я должен предусмотреть прежде, чем град зарядов превратит меня в решето? Нет, я думаю, все в порядке, он просто был слишком занят административными деталями, связанными с подготовкой к нападению здесь».

— Несколько кораблей будут расположены в космосе поблизости, с приказом атаковать любые силы Джошуа, какие они смогут засечь. Это будут, конечно, разведывательные ракеты, легко вооруженные, легко уязвимые. Те, кто останется в живых, принесут нам сообщения о происшедшем. Я знаю стиль мышления Пикенса. Он убежден, что мы собираемся дать ему бой в системе Вёрджила, и будет продвигаться вперед сверхосторожно. Поэтому он не зарегистрирует нас, пока мы будем уходить к Бета Крукису.

«О, старый, добрый Дэйв Пикенс, ты всегда приносил цветы Кэтрин, когда мы приглашали тебя на обед. Имею ли я, действительно, право применять против тебя то, что я узнал в те времена, когда мы были друзьями?»

— Хорошо, сэр, вы — Император, — Олифант показал на машины и сделал характерный жест, подсекая рукой горло. — Слишком много дел сегодня. Мы, как могли, работали в Штабе, но кое-что требует вашего внимания.

— Я обязательно займусь этим перед обедом, — сказал Маккормак, — будьте где-нибудь поблизости. Мне может понадобиться ваша консультация.

— Да, сэр, — Олифант отдал честь и ушел.

Маккормак не сразу вернулся к оборудованию, расположенному на его столе. Вместо этого он вышел на балкон. С балкона открывался вид на скалы и на живописную восточную часть дна залива Антонины. Крюза, внутренняя луна, едва взошла. Он вдохнул в себя сухую прохладу и стал ждать.

Почти полный спутник завис над горизонтом. Тени, которые он отбрасывал, перемещались заметно для невооруженного глаза. И пока спутник двигался, Маккормак мог наблюдать изменения его лунных фаз. Залитый живым, белым светом луны, залив Антонины, казалось, снова приобрел свои утраченные воды. Призрачные волны как будто вновь бежали по его плесам, и прибой бился о подножие мыса Уиндхоума.

«Ты, бывало, так и говорила, Кэтрин. Тебе больше всего нравилось именно это время года в нашем мире. Голубушка, голубушка, увидишь ли ты эти места еще раз?»

VII

Когда Вёрджил стал виден без увеличения, «Асинёв» вышел из гиперскорости и начал ускоряться по направлению к нему на гравитационной тяге. Каждый датчик был настроен на предельную чувствительность, но ничего не было слышно, кроме бесконечного шума космической энергии.

— Не так уж много передач по радио? — спросил Флэндри.

— Совсем ничего нет, сэр, — ответил голос ровианина.

Флэндри выключил внутреннюю связь.

— Я должен был бы стоять сам на капитанском мостике, — пробормотал он. — Что я тут делаю, в своей… вашей каюте?

— Производите разведку, — сказала женщина со слабой улыбкой.

— Если бы это было так! Но почему полное молчание? Неужели вся система была эвакуирована?

— Вряд ли. Но они должны знать, что враг появится в течение пары дней. Хаг гениален по части разведки. Как и в других делах.

Взгляд Флэндри застыл на ней. Слишком беспокойный, чтобы сесть, слишком напряженный, чтобы ходить, он стоял около двери и барабанил по ней пальцами. Кэтрин Маккормак сидела в кресле. Она казалась почти спокойной.

Она практически ничем не занималась, только спала в промежутке времени между первой их беседой и этой. Этот сон в значительной степени поправил ее здоровье и, как он надеялся, позволил хотя бы чуть-чуть залечить травмы, нанесенные ее сознанию. Однако все это время он то и дело ощущал мурашки по телу. Это было не простое решение — гнать ракету впереди флота на максимальной квазискорости, неся пленницу к вождю повстанцев. У него не было никаких полномочий для переговоров. Его действия можно было бы оправдать лишь очень вольным, на пределе доступного, толкованием отданных ему приказов. Разве не целесообразно расспросить обо всем великого бунтовщика, и разве присутствие его жены не упавший с неба счастливый случай для этого?

«Но почему мне хочется услышать голос любви в ее речи?» — удивился себе Флэндри.

Он сказал:

— Мой собственный гений состоит в быстрой реакции. Но даже это не спасет мой корабль от ударов. Если бы этот маневр принес хоть какую-нибудь выгоду!

Хризолитовые глаза под золотистой челкой остановились на нем.

— Вы не заставите Хага уступить, — предупредила она. — Я никогда не пыталась сделать этого, неважно, в связи с чем. Они ведь убьют его, не так ли?

Флэндри изменил немного позу. Пот выступил у него под мышками.

— Хорошо оправдание для снисхождения…

Ему редко приходилось слышать такой страшный смех.

— Ради всего святого, командор, избавьте нас обоих. Я жила в колониях и в студенческие годы, до свадьбы, занималась научными исследованиями породы живых существ, которые видели землян реже, чем аймириты… но я еще изучала историю и политику, а став женой адмирала флота, получила возможность многое увидеть. Думаю, для Империи невозможно даровать Хагу прощение, — на мгновение ее голос дрогнул. — И я… лучше увижу его мертвым… чем рабом с канализированным мозгом или пожизненным заключенным… Это его, непоколебимого буйвола!

Флэндри вытащил сигарету. Небо стало похоже на обожженную кожу.

— Идея, дорогая леди, в том, — сказал он, — чтобы вы рассказали ему о том, что узнали. После этого он может прекратить играть в игры со Снелундом. Он может отказаться от того, чтобы дать бой на планете или где-нибудь по соседству, в местах, которые Снелунд очень хотел бы разбомбить.

— Но без баз, источников снабжения, — она порывисто вздохнула. Этот вздох четко обрисовал ту часть одежды, которую она умело подчеркивала, это очень волновало Флэндри. — Хорошо, мы, конечно, можем поговорить, — сказала она упавшим голосом. Остатки сил покинули ее. Она наполовину приблизилась к нему. — Командор… если бы вы отпустили меня…

Флэндри отвернулся и потряс головой.

— Мне очень жаль, дорогая леди. Против вас имеются существенные обвинения, и вы еще не были ни обвинены, ни оправданы. Единственным условием вашего освобождения может быть то, что за ним последует сдача вашего мужа, но вы говорите мне, что это немыслимо.

Он вдохнул дым в легкие и смутно подумал, что скоро ему предстоит принять антираковый стабилизатор.

— Видите ли, вы не будете возвращены назад, к Снелунду. Я скорее сам присоединюсь к восстанию, чем позволю сделать это. Вы полетите со мной на Землю. Вы расскажете о том, как с вами обращались и как руки Снелунда упражнялись на вас… хорошо, и это может создать ему трудности. Как минимум, это должно привлечь к вам симпатии людей, которые достаточно могущественны, чтобы защитить вас.

Снова посмотрев на нее, он увидел, как кровь отхлынула от ее лица. Ее глаза остановились, и на лице выступили бисеринки пота.

— Что с вами? — Он отбросил сигарету, сделал два шага и остановился перед ней. — Что случилось? — он положил ладонь на ее лоб. Он был холодным. Руки также были холодными — он ощутил это, когда его руки скользнули сами собой вниз по ее плечам, до ладоней. Он встал на колени и начал растирать ее ладони.

— Дорогая леди…

Кэтрин Маккормак шевельнулась.

— Лекарство, — прошептала она.

Флэндри поколебался, вызывать ли корабельного медика, решил, что не стоит, дал ей таблетку и конец трубки с водой — запить. Она жадно проглотила лекарство. Когда он увидел, что бледность уходит с ее лица и дыхание становится равномерным, он очень обрадовался.

— Я извиняюсь, — сказала она едва слышно сквозь рокот корабельного двигателя. — Память нахлынула на меня слишком резко.

— Я неправильно выразился, — заикаясь, стал оправдываться он.

— Не ваша вина, — она пристально смотрела на палубу.

Даже сейчас он не мог не заметить, какими длинными были ее ресницы на фоне бронзовой кожи.

— Земная мораль отличается от нашей. Для вас то, что случилось со мной, было… несчастьем, мерзким событием, да, но не осквернением, которое я не смогу никогда до конца отмыть.

Это заставляет меня не думать, хочу ли я на самом деле снова когда-нибудь видеть Хага… Может быть, однако, вы поймете кое-что, если я скажу вам, как часто Снелунд использовал наркотики для отключения сознания. Я снова и снова была поймана ночным кошмаром, когда не могла думать, не была собой, не имела воли, была лишь животным, делающим то, что он мне говорил, — и только ради того, чтобы избежать боли…

«Я не должен выслушивать это, — подумал Флэндри. — Она не должна рассказывать, тем более если ее самообладание полностью восстановилось. Как ее остановить?»

— Дорогая леди, — сделал он попытку, — вы же сказали, что не были самой собой. Поэтому вы не должны придавать этому большого значения. Если ваш муж — мужчина хотя бы вполовину того, что вы рассказали о нем, то и он не придаст этому значения.

Она некоторое время сидела без движений. Стимулирующая таблетка действовала на нее несколько быстрее обычного; вероятно, она не имела привычки к химическим препаратам. Через некоторое время она подняла голову. Лицо ее сильно покраснело, но тело оставалось спокойным. Она улыбнулась.

— Вы действительно страйдер, — сказала она.

— Ух… вам лучше теперь?

— Гораздо лучше. Можем мы поговорить непосредственно о деле? — Флэндри втайне обрадовался. Почувствовав слабость в коленях, он присел на кровать и закурил следующую сигарету.

— Да, я бы очень хотел этого, — сказал он. — Прежде всего, у нас общие интересы, а ваша информация поможет нам вместе добиться их, а не разбежаться сразу кто куда.

— Что вы хотите узнать? Я могу быть не в состоянии ответить на одни вопросы и могу отказаться отвечать на другие.

— Согласен. Но давайте попытаемся начать. Мы не обнаружили никаких следов астронавтической активности в этой системе. Флот того размера, каким обладает Хаг Маккормак, должен был бы быть зарегистрирован так или иначе. В крайнем случае — по нейтринной эмиссии от силовых ракетных установок. Так что же он предпринял? Он может находиться очень близко к солнцу, оставаясь на диаметрально противоположном конце от нас, или может замереть на значительном удалении от нас, например, вполовину светового года, или же он спрятался где-нибудь в другом месте, или… У вас есть какие-нибудь идеи?

— Нет.

— Вы уверены, что нет?

Она вскинулась, как взнузданная кобылка:

— Если бы я и знала, то не сказала бы!

— Оставьте это, один эсминец не представляет никакой угрозы! Давайте так: как мы можем установить с ним контакт прежде, чем разразится сражение?

Она задумалась.

— Я не знаю, это правда, — сказала она, встретив его взгляд без колебания. — Я могу сказать определенно, что то, что Хаг запланировал, будет крутым и неожиданным.

— Замечательно, — проревел Флэндри. — Хорошо, а что насчет молчания в эфире?

— О, это гораздо проще объяснить, я думаю. У нас мало передатчиков, вещающих с достаточной мощностью на общепринятых радиоволнах, которые было бы возможно зафиксировать на достаточном удалении. Излучение Вёрджила слишком сильно влияет на такие передачи из-за частых магнитных бурь. Главным образом мы посылаем жесткие лучи энергии через спутники связи. Как правило, радиофоны — изолированные наши деревни и поселения нуждаются в этом, — но они обычно используют частоты, которые содержит ионосфера. Вёрджил создал на Эйнисе очень глубокую ионосферу. Короче, очень тяжело продвигаться, не имея больших станций, и я предполагаю, что на Эйнисе сделают так, чтобы вражеские навигаторы имели чрезвычайные трудности для получения данных и диспозиции внутри системы.

«Ты тоже понимаешь этот принцип — никогда не давать противнику возможности свободно перемещаться, никогда не упускать шанса осложнить его жизнь, — подумал Флэндри с уважением. — Я знаю много гражданских, среди которых офицерские жены, кто этого не понимает».

— А что случилось с межпланетной связью? — спросил он. — Я предполагаю, что вы ведете разработки полезных ископаемых, научные исследования на ближайших планетах. Вы сами упоминали, что однажды были заняты в исследованиях. Вы думаете, что эти базы были эвакуированы?

— Н-нет. По крайней мере — не главная база на Дидо. Она находится на самообеспечении и слишком насыщена приборами, средствами связи и, кроме того, она тесными узами связана с местными жителями. — Гордость зазвенела в ее голосе:

— Я хорошо знаю своих старых коллег. Они никогда не прекратят исследований только из-за того, что существует угроза вторжения.

— Но ваше население могло приостановить межпланетные разговоры в период опасности?

— Да, вероятно. В особенности после того, как сторонники Джошуа попробовали выяснить, где расположены ключевые объекты нашей системы. А то, что они не смогут обнаружить, они не смогут сокрушить.

— Они не стали бы делать этого, — запротестовал Флэндри. — По крайней мере, из-за одной жажды мести.

Она резко возразила ему язвительным тоном:

— Как вы можете быть уверены, что Его Превосходительство не могли отдать определенные распоряжения их адмиралу?

Звук зуммера внутренней связи избавил его от изобретения ответа. Он включил на прием.

— Центральная — капитану, — возник грубый, шипящий голос ровианина. — На предельном удалении от нас засечена ракета. Похоже, что она начала перехватывать нас под очень крутым углом.

— Я сейчас буду, — Флэндри собрался уходить. — Вы слышали, дорогая леди?

Она кивнула. Ему показалось, что он почувствовал, как она всеми силами старается внешне выглядеть спокойной.

— Вы пойдете на пост боевой тревоги три, — сказал он. — Сигнальному старшине, который сейчас дежурит, приказано обеспечить всех скафандрами и подготовиться к бою. Когда мы сблизимся с этой штукой, всем одеть скафандры и пристегнуться. Вы будете находиться на посту три постоянно. Это самое безопасное место почти посередине корпуса нашего корабля, надеюсь, что это не очень громкие слова. Скажите старшине, что я приказал держать ваш шлемный передатчик в режиме прямой аудиовизуальной связи с центральным постом управления и с каютами команды. Пока оставайтесь в этой каюте, чтобы не мешать подготовке к бою.

— Вы считаете, что положение столь опасно? — спросила она спокойно.

— Мне бы лучше не считать иначе, — он ушел.

Экраны обзора на центральном посту управления показывали поразительно выросший в размерах Вёрджил. «Асинёв» вошел в систему с высокой относительной действительной скоростью, и его последующее ускорение могло бы раздавить команду, если бы не было противодействия внутреннего поля тяжести. Излучение корабля также ослабло; звезда горела, окруженная великолепной солнечной короной и светом зодиакальных созвездий.

Флэндри сел в командирское кресло.

Ровианин сказал:

— Я предполагаю, что этот корабль дрейфовал по орбите, с минимальной нагрузкой генераторов, до тех пор, пока он не засек нас. Если мы хотим встретиться с ним рядом с Эйнисом, — коготь ровианина показал на красноватую искру на некотором удалении справа по борту, — мы должны начинать замедление.

— М-м-м, я думаю, что нет. — Флэндри почесал свой подбородок. — Если бы я был штурманом, я бы испытывал чувство острого беспокойства в связи с появлением вблизи моей родной планеты военного, вражеского корабля, независимо от того, является ли этот корабль большим или маленьким, или же посылает сообщения о том, что имеет намерение вести переговоры. Если исходить из того, что он знает, наши передачи не входят в имеющиеся на его борту записи, и наш корабль вместе со всем содержимым для него не более, чем машины, вот так. Ему не надо было разъяснять, какие разрушения могут быть причинены сначала ядерной ракетой, которая может быть и не перехвачена, и окончательно самоубийственным ударом о плотные слои атмосферы многотонной массы корабля, летящего со скоростью около ста километров в секунду.

— Так как у них только один важный город, то наличие камикадзе, барражирующих вокруг планеты, более чем оправдано. Он может повести себя слегка импульсивно.

— В таком случае, что намерен предпринять капитан?

Флэндри включил астрономический дисплей. Изображение планет, их орбит и стрелы векторов относительно корабля дали ему только грубую идею о сложившейся ситуации, но уточнения были по части службы навигации.

— Давай-ка посмотрим. Следующая по счету планета, Дидо, как они ее называют, находится в последней квадратуре, но достаточно далеко от точки соединения, так что не будет двусмысленности относительно нашего намерения опуститься на нее. А на ней расположена научная база… холодные головы… да, я думаю, что это самое серьезное из всех благих намерений, если мы займем орбиту вокруг Дидо. Проложите курс до третьей планеты, гражданин ровианин.

— Да, сэр.

Были отданы приказы, сделаны необходимые вычисления, двигатель запел на более глубокой ноте по мере того, как генератор начал гасить скорость.

Флэндри подготовил запись своих действий.

— Если требуется обсуждение до того, как мы прибудем к конечной цели, пожалуйста, сообщите об этом. Мы будем держать передатчик настроенным на стандартный диапазон, — он закончил и отдал приказ о непрерывной передаче сигналов на приближающийся корабль.

Медленно ползло время.

— А что, если нам потом не позволят покинуть эту систему? — спросил ровианин на ирайо.

— Мы рискнем, — ответил Флэндри. — Думаю, что риск не слишком велик. Я исхожу из того, что у нас на борту есть заложник. Кстати, несмотря на то, что мы не отдадим ее ему просто так, я верю, что наш друг Маккормак с радостью воспримет тот факт, что мы увезли его жену подальше от этой свиньи Снелунда… Нет, мне бы не стоило оскорблять хрюшиную породу, не так ли? Его родители были братья.

— Что же вы собираетесь предпринять?

— Бог знает, но не похоже, что он намерен рассекретить свою информацию. Может быть, ничего. Может быть, попробовал бы открыть некоторый маленький канал, некоторый путь для снижения накала войны, если не удается ее остановить. Побудьте на центральном посту минут десять, не возражаете? Если я не ускользну сейчас и не покурю, то я пропал.

— Разве вы не можете покурить здесь?

— Капитан человеческого корабля не имеет права позволить себе человеческие слабости, — вот что вошло в мою плоть и кровь во время обучения. Это вбили в меня по самую шляпку. В случае нарушения этого правила я должен был бы выдумать слишком много объяснений для успокоения своих начальников.

Ровианин издал шум, который должен был, по всей вероятности, соответствовать смеху.

Часы медленно уходили в прошлое. Вёрджил распухал на экранах внешнего обзора.

Ровианин сообщил:

— Последние данные о характере движения замеченного нами корабля показывают, что он пришел к решению, что мы направляемся на Дидо, и намеревается попасть туда приблизительно одновременно с нами. До сих пор не было никаких попыток связи с нами, хотя совершенно очевидно, что он должен теперь улавливать нашу передачу.

— Понятно. А что насчет самого корабля?

— Если судить по его излучению и по показаниям нашего радара, он имеет приблизительно такой же тоннаж и мощность, как и мы, но совершенно неизвестной, не военно-космической конструкции.

— Без сомнения, эйнисиане запускают на орбиту все, что только может летать: от корыта до метлы. Хорошо, если это так, то славу богу. Они не могут помышлять о сражении с такой боевой единицей, как наша.

— Если только его компаньон не… — ровианин кивнул на второй корабль, зарегистрированный вскоре после того, как он вылетел из-за солнца.

— Вы мне сказали, что этот не сможет добраться до Дидо в течение нескольких часов после нас, если только он не перейдет на гиперсветовую скорость; я сомневаюсь, что капитан этого корабля слишком горит желанием попасть на Дидо, чтобы в действительности полететь туда, в особенности если учесть, как глубоко в гравитационном колодце находится его корабль. Нет, это должен быть всего-навсего другой дежурный корабль, попавший в близкую к нам область пространства по чистой случайности.

Тем не менее Флэндри приказал одеть скафандры и подготовить к бою пусковые установки, когда «Асинёв» сблизился с третьей планетой. Она выпукло нависала перед ним, между первой четвертью и новолунием, огромный, вращающийся шар, окутанный густыми облаками. У этой планеты не было луны. Местный «Временный указатель для пилотов» приводил данные об умеренно эксцентриситетной орбите, радиус-вектор которой в среднем составлял около одной астрономической единицы; о том, что масса, диаметр и поэтому сила тяжести на поверхности планеты были слегка меньше, чем у Земли; о вращении со скоростью один оборот за восемь часов сорок семь минут вокруг оси, наклоненной на невиданные 38 градусов; о кислородно-азотной атмосфере, более теплой и более плотной, чем было приемлемо для человека, но доступной для дыхания; о Д-амино биохимическом цикле, не являющемся ни ядовитым, ни питательным для человекоподобных существ — и это было, пожалуй, все.

Слишком много миров во вселенной; даже на уровне молекул записывающей ленты нельзя закодировать информацию о каждом из них, но может быть — только самую важную.

Когда Флэндри надел свой скафандр, пригодный для выхода в открытый космос, кроме перчаток, и закрыл переднее смотровое окно шлема, он вызвал Кэтрин Маккормак по сигналу внутренней связи. Ее вид на экране с лицом, выглядывающим из шлема, заставил его подумать об аналогии с воинственными девственницами, о которых он читал в очень старых книгах.

— В чем дело? — спросила она.

— Я бы хотел войти в контакт с вашей исследовательской базой, — сказал он, — но разве можно что-либо отыскать под этим чертовым гороховым супом?

— Они могут и не ответить на ваши позывные.

— Мне кажется, что они все-таки могут ответить; наиболее вероятно — да, если я так направляю передачу, что они сразу поймут, что я их обнаружил. Корабль, который сближается с нами, хранит гробовое молчание, и — хорошо: если на базе работают ваши старые друзья, то они должны будут ответить вам.

Она поколебалась.

— Хорошо, я верю вам, Доминик Флэндри. База расположена в Порту Фредериксен, — короткая бесцветная улыбка, — один из моих предков основал ее — она расположена на западной оконечности Барки, как мы называем самый большой континент. Северная широта 34° 5’ 18''. Я предполагаю, что вы сможете связаться с базой отсюда при помощи бортового радара.

— Термические, магнитные и тому подобные излучения. Благодарю. Будьте, пожалуйста, рядом, чтобы поговорить с ними — приблизительно через полчаса или через час.

Ее взгляд был мрачен.

— Я расскажу им правду.

— Это пойдет, поскольку мы вместе будем думать о том, как сделать лучше нам всем и как наиболее дешево отделаться от наших неприятностей.

Флэндри выключил связь, но впечатление было такое, как будто бы ее лицо все еще светилось на экране. Он повернулся к ровианину.

— Мы займем орбиту, соответствующую периоду обращения вокруг планеты приблизительно 100 минут до тех пор, пока мы достоверно не обнаружим базу, после чего перейдем на синхронную орбиту повыше.

Даже сквозь скафандр чувствовалось внутреннее напряжение ровианина, которое проявилось в легком похлестывании его одетого в броню хвоста.

— Сэр, это означает, что корабль повстанцев запросто отыщет нас за пределами их плотной атмосферы.

— И все-таки нам было бы на пользу находиться как можно выше над планетой, там, где ее поле ослаблено. Ведь вы же последний раз сообщили мне, что вражеский корабль приближается слишком быстро для того, чтобы пройти по траектории, более пологой, чем гиперболическая?

— Да, сэр, если только он не затормозит быстрее, гораздо быстрее, чем мы.

— Капитан этого корабля очень подозрителен. Он спешит превзойти нас, пока мы не бросили в него пару зарядов. И это естественно. 9 бы тоже нервничал, повстречав какой-нибудь вражеский эсминец, в особенности, если бы я командовал переделанным грузовым судном или еще чем-нибудь в этом духе. Когда он увидит, что мы имеем мирные намерения, он займет стационарную орбиту — к тому времени, если нам повезет, мы будем на дополнительном удалении на десять или пятнадцать тысяч километров и будем спокойно беседовать с учеными мужами.

— Да, сэр. С позволения капитана, я прикажу включить экранирующие поля на максимальную мощность?

— Только после того, как мы обнаружим Порт Фредериксен. До этого они подавят работу измерительных приборов. Но всем остальным, кроме команды локаторщиков, полная боевая готовность, безусловно. «Прав ли я? Если я не прав…» — Ощущение одиночества командира охватило Флэндри. Он попытался отогнать это чувство прочь, сосредоточившись на маневре сближения.

А пока «Асинёв» свободно падал по круговой орбите около Дидо. Исчезновение звуков и вибрации было похоже на внезапную глухоту. Планета наполняла экраны обзора, ослепляюще яркая на дневной стороне, темная там, где корабль пересек границу дня и ночи, за исключением той области, где заря создавала мерцание атмосферы, а молнии ткали световые паутины. Штормовая атмосфера препятствовала поискам. Флэндри в какой-то момент времени обнаружил, что он с силой сжимает подлокотники своего кресла, да так, что побелели ногти.

— Теперь мы можем наблюдать приближающийся корабль оптически, сэр, — сказал ровианин, — если только он не спрячется за этот сверкающий диск.

— Хотелось бы, чтобы не спрятался. — сказал Флэндри. — Избыточное напряжение необычной обстановки начало подтачивать и его спокойствие. Голос, возникший в канале внутренней связи, сказал:

— Я думаю, мы нашли эту базу, сэр. Широта та самая, инфракрасный след дает материк на восток и океан на запад, по показаниям радара можно предположить наличие строений, кроме того, мы совершенно определенно поймали вспышку нейтрино от ядерных установок. Во всех показаниях присутствует большая неопределенность, что обусловлено этой чертовой интерференцией. Следует ли нам повторить на следующем витке?

— Нет, — сказал Флэндри и понял, что он говорит чересчур громко. Усилием воли он восстановил нормальный тон голоса:

— Отключить радар. Пилоту держать постоянный угол подъема. Мы выходим на синхронную орбиту и дальнейшие показания будем снимать оттуда.

«Я бы хотел подставиться ему под удар к тому моменту, когда этот актер театра взрывной пантомимы доползет туда на своем тарантасе. Да, чуть не забыл», — подумал Флэндри:

— Защитные поля — на максимальную мощность, гражданин ровианин. — Облегчение офицера было совершенно очевидным, это было видно по тому, как он отдавал команды. Корабль снова возвращался к жизни. Сложное сочетание гравитационных сил подняло его по кривой, которая была ближе к прямой линии, чем к спирали. Неистовый полумесяц планеты немного уменьшился.

— Дайте мне изображение приближающегося корабля, как только у вас появится оптическая ось, — сказал Флэндри и подумал: «Мне будет гораздо веселее после того, как я увижу его». Он заставил себя расслабиться в кресле и стал ждать.

Изображение вражеского корабля выпрыгнуло на экран. Человек вскрикнул. Ровианин зашипел.

Продолговатый силуэт, поглощающий последние километры, разделяющие два корабля, никогда не был предназначен для мирного применения. Он был довольно простой конструкции, совершенно определенно не земной. Вооружение было таким же полным, как и на «Асинёв», и так же обтекаемо встроенным в корпус. Остроконечный нос и разлетистое оперение говорили о том, что этот корабль был предназначен для пересечения атмосферы гораздо чаще, чем это делали земные корабли соответствующего класса, как, например, для того, чтобы разрушить город. «Варвары, — мелькнуло в голове Флэндри. — Из самой дикой страны на какой-нибудь дикой планете, где, может быть, сотню лет назад они еще воевали с помощью заточенного железа; но кто-то посчитал, что можно получить военное преимущество — и кроме того, коммерческое — за счет обучения их полетам на космических кораблях, снабжения их машинами и основами современных знаний… Неудивительно, что они не отвечали на наши передачи. Думаю, что ни один на их борту не знает английского языка!»

— Сигнал белым светом, — рявкнул он в канал внутренней связи. — Непрерывно давать сигнал «Мир».

Они должны узнать сигналы мирного звучания. Хаг Маккормак не смог бы их нанять, что он без сомнения сделал бы, если бы они раньше не контактировали с его цивилизацией.

Приказы Флэндри были исполнены мгновенно.

Из корабля наемников выплеснулись всполохи бело-синего огня. За ними последовали ракеты.

Флэндри услышал рев угрожающего металла.

Он резко вдавил кнопку начала атаки. Реакция «Асинёв» была немедленной. И это была настоящая реакция боевого корабля. На столь близких расстояниях ни одна живая ткань не может выдержать начавшегося воздействия, даже если будет реагировать очень быстро. Мощный бластер «Асинёв» разрядился. Противоракеты помчались навстречу тому, что было послано врагом против земного корабля. Через секунду открылись заслонки ракетных аппаратов, и большие птицы пошли в атаку. Загремели ядерные взрывы.

Электромагнитные экраны могут отразить поток ионов, но не тепловое излучение и рентгеновские лучи, и тем более — не удары энергетических пучков и бронебойных торпед. Отрицательная сила тяжести может замедлить торпеды, но не может остановить их. Перехватчики должны сделать это, если смогут.

Корабль варваров имел огромное преимущество большой скорости и большой высоты относительно планеты. Поэтому к такой мишени было гораздо труднее подойти для прицельного выстрела и гораздо труднее преодолеть оборонительный заслон, который образовал этот корабль.

Тем не менее упорная работа ровианина в течение нескольких лет принесла плоды. Вспышки пламени засверкали вокруг врага. Расплавленные капли металла, как шрапнель, разлетелись от того места, где раньше была броневая плита вражеского корабля. Скрюченный, искореженный, почерневший, наполовину расплавленный комок металла, который раньше был вражеским кораблем, полетел, кувыркаясь в пространстве, по траектории случайного метеорита вокруг планеты и дальше — в открытый космос.

Но было совершенно невозможно допустить, чтобы землянин сумел так просто отделаться и уйти подобру-поздорову.

Эксперты в области тактики космических сражений оценивали продолжительность жизни эсминца в подобного рода боях в три минуты или менее. Огненные лучи били и жгли жизненно важные установки корабля землян. Ни одна из боеголовок не совершила прямого попадания, которое окончательно бы прикончило «Асинёв», но три взрыва были настолько близкими, что удары от осколков раскромсали корпус ракеты, неистово, прожигая, круша агрегаты, как фарфоровые игрушки, разбрасывая людей во все стороны и превращая их в горящих и изуродованных тряпичных кукол.

Флэндри увидел, как обшивка на центральном посту управления треснула, как скорлупа пересохшего ореха. Остроконечный огрызок металла прошел насквозь ровианина точно так же, как циркуляционная пила входит в бревно, распиливаемое пополам. Хлынула кровь, превратившись мгновенно в туман и скопления отдельных капель почти шаровой формы во внезапно возникшей невесомости, которые испарились из-за снизившегося давления воздуха и исчезли, оставив после себя только безобразные кляксы.

Оглушенный, оглохший, с разбитыми в кровь ртом и носом, Флэндри ухитрился быстрым ударом захлопнуть окно шлема и надел перчатки, которые он позабыл по соседству, — до того, как последний воздух исчезнет через отверстие в его скафандре.

После этого наступило молчание. Двигатель был мертв, поэтому эсминец достиг максимальной высоты, обусловленной его скоростью, которую он успел развить до атаки вражеского корабля, и начал падать по направлению к планете.

VIII

Не стало более космического корабля, достойного упоминания. В тех местах, где разрушение не было полным, критически важные системы были выведены из строя. Совершенно не оставалось времени для того, чтобы сделать хоть какой-нибудь ремонт, либо отсечь разрушенные агрегаты. Один из четырех двигателей подавал слабые признаки жизни. Хотя его ядерный генератор был испорчен, его аккумуляторы могли обеспечить питание двух тяговых пучков гравитационных сил; эти два выхлопных сопла, похоже, были пригодны для использования; самое главное — не были повреждены контрольно-измерительные приборы. Поэтому было возможным аэродинамическое приземление. Все члены его команды, способные владеть ракетой, были либо убиты, либо ранены — но Флэндри водил раньше военные корабли, до того, как он перешел в службу безопасности.

Инженеры едва успели выяснить все это, как возникла настоятельная необходимость покинуть корабль. Вскоре они должны были удариться об атмосферу. Это должно было завершить разрушение корпуса корабля.

Борясь с отсутствием воздуха, веса, света, оставшиеся в живых члены команды пытались собраться вместе, неся свою боль по останкам корабля. Не оставалось помещения для всех этих тел, одетых в космические скафандры.

Флэндри приказал нагнетать воздух из аварийных баллонов, и каждый вновь прибывший, проходя через воздушный шлюз, снимал свой громоздкий костюм и кидал его в мусоросборник. Флэндри удалось найти место для хранения трех костюмов, его собственный включая, который он не сразу догадался снять, так как все остальные теперь тоже будут незащищенными. Флэндри решил припасти три скафандра, больше ради имеющихся в них импеллеров, нежели ради чего-то другого.

Наиболее тяжело раненные были уложены в аккуратно спеленанные кресла. Остальные, спрессованные вместе в узком проходе, будут молиться за сохранение внутреннего поля тяжести, от которого зависела их жизнь.

Флэндри увидел, что среди них стоит Кэтрин. У него возникло острое желание предложить ей кресло второго пилота; цепи, ответственные за поддержание внутреннего поля тяжести, вполне могли быть разрушены напряжениями, с которыми предстояло встретиться кораблю. Но младший лейтенант Хейвлок имел кое-какие навыки на случай такой опасности. Не исключено, что его помощь в прошлом была решающим квантом, который спас ее во время атаки.

Дрожь прошла по всему кораблю и по суставам всех оставшихся членов экипажа — это было первое прикосновение к атмосфере Дидо.

Флэндри полетел свободно, как пушечное ядро.

Остальные события, сопровождавшие спуск землян на поврежденном корабле, были трудно описуемы: полет, похожий на полет метеорита сквозь сплошную темноту, удары, громовые раскаты, ураганный ветер, ночь, горы и пещеры, построенные из облаков, капли дождя, бьющие по корпусу ракеты, как пули крупнокалиберного пулемета, сумасшедшая качка и вращение стремительно надвигающегося горизонта, до тех пор, пока не возник ревущий шум, бьющий по ушам до боли, и вибрации, казалось, потрясали мозги в черепных коробках, и черти плясали на приборных панелях.

Каким-то образом Флэндри и Хейвлок сумели сохранить частичный контроль за кораблем. Они сумели сбросить значительную часть скорости до того, как опустились слишком низко, так что столкновение с поверхностью планеты уже не должно было быть смертельным.

Они не вели корабль беспомощно сквозь тропопаузу, не кувыркались беспорядочно, когда пересекали зону штормовых ветров в нижних слоях атмосферы. Они избежали столкновения с горными вершинами, которые неожиданно вздымались, чтобы поймать их во время неистового урагана, гораздо более свирепого, чем натиск стихии на Земле, который мог бы разбить корабль вдребезги и швырнуть его в море.

Несмотря на непрерывное напряжение, необходимое, чтобы уследить за показаниями измерительных приборов и дисплеев, фантастическое переплетение рук над пультом управления кораблем и ног — на педалях, непрекращающееся грубое воздействие звуков, тепла, вибрации, они ни на секунду не теряли контроля над тем, где находился корабль.

Их единодушное желание было — достичь Порта Фредериксен.

Спуск повел их вокруг северного полушария. Определив то, что является самым большим континентом, они старались удержать свой курс по направлению к заветной широте и скользили вниз в западном направлении, к цели.

Если бы их первоначальная скорость была направлена точно на цель, они смогли бы достичь ее или же опустились бы где-нибудь поблизости от нее. Но оказалось, что отсчеты показаний приборов, сделанные в спешке на орбите, заставили «Асинёв» лететь по траектории, направленной против вращения планеты. Теперь энергия вращения Дидо работала против них, заставляя тратить дополнительные количества энергии на ранних стадиях торможения. К тому времени, когда ракета достигла безопасной скорости, ее аккумуляторы были практически полностью разряжены.

Поврежденная, с неправильным распределением массы по объему корпуса, она не имела практически никакой возможности длительного баллистического полета по скользящей траектории внутри атмосферы. Не оставалось ничего, кроме того, чтобы использовать последний резерв имеющихся джоулей энергии для посадки.

Нельзя было также использовать кормовые компенсаторы. Так как команда была без скафандров, то люди могли бы быть изуродованы в общей свалке в случае отказа внутреннего поля тяжести.

Флэндри выбрал открытую область, окруженную лесом. Вода поблескивала между возвышенностями, среди густых зарослей осоки. Лучше сесть в болото, чем на верхушки деревьев.

Килевые тормоза зашипели в сопровождении последнего рокота двигателя; ракета закачалась, встала на дыбы, закружилась и остановилась под крутым углом; тучи летающих существ, похожих на птиц, тысячами поднялись в воздух, и наступило спокойствие.

Мрак не мгновение овладел Флэндри. Он вернулся к действительности, услышав слабые, радостные голоса.

— В-в-в-се в п-п-порядке? — спросил он, запинаясь. Его пальцы дрожали, как и голос, когда Флэндри пытался расстегнуть привязные ремни.

— Больше ранений не было, сэр, — сказал чей-то голос.

— Может быть, и нет, — ответил другой, — но О’Брайен умер, пока мы спускались.

Флэндри закрыл глаза.

«Мои люди, — пронзило его, — мой человек умер. Бедный О’Брайен! Мой корабль. Сколько их осталось на корабле? Я пытался сосчитать… Двадцать три, имеющих только незначительные ранения, Кэтрин и я. Шестнадцать-семнадцать — серьезно раненных. Остальные… — а ведь их жизни были в моих руках!»

Хейвлок сказал неуверенно:

— Наше радио вышло из строя, сэр. Мы не можем позвать на помощь. Что предпримет капитан?

«Ровианин, я должен был принять на себя тот зазубренный кусок брони, не ты. Жизни, которые еще остались, находятся в моих варварски-убийственных руках».

Флэндри усилием воли вернул себе самообладание. В его ушах звенело почти также громко, как бывает после сильного удара по голове, поэтому Флэндри почти не слышал своего голоса, но он предполагал, что его слова звучали достаточно механически.

— Мы не можем удерживать наше внутреннее поле в течение длительного времени. Почти все запасы энергии израсходованы. Предлагаю вынести все необходимые вещи наружу прежде, чем нам придется бороться с локальной силой на очень резко наклоненной палубе.

Он встал и предстал перед своими людьми. Никогда ему не приходилось делать ничего более сложного.

— Леди Маккормак, — сказал он, — вы знаете эту планету. Есть ли у вас какие-нибудь рекомендации?

Она была спрятана от его взгляда плотно прижатыми друг к другу членами команды. Ее слегка хриплый голос был уверенным:

— Медленно выравнивайте давление. Если мы находимся где-нибудь на уровне моря, то плотность атмосферы приблизительно в два раза меньше, чем на Земле. Вы знаете, где мы находимся?

— Мы стремились попасть поближе к эйниссианской базе.

— Если я правильно помню, в этом полушарии сейчас самое начало лета. Если предположить, что мы сели немного южнее Полярного круга, то у нас сейчас скорее день, чем ночь, но в этом я не сильно уверена. Вы помните, что у этой планеты очень короткий период обращения вокруг оси. Не рассчитывайте, что постоянно будет светло.

— Благодарю, — сказал Флэндри и стал отдавать обычные в такой ситуации команды.

Сааведра, офицер связи, нашел некоторые инструменты и комплектующие, взял радиопередатчик и начал изучать его.

— Я бы попытался тут кое-что починить, чтобы мы смогли сообщить о нашем бедствии на базу, — сказал он.

— Сколько времени займет ремонт? — спросил Флэндри. К нему вернулась часть его прежней силы и почти прежняя ясность мышления.

— Несколько часов, сэр. Кроме ремонта, я должен буду устроить антенну и отыскать режим работы, соответствующий стандартному диапазону.

— При этом может оказаться, что никто не слушает эфир на этих частотах. А если вдруг нас услышат, они не смогут определить, откуда идет передача и — гм-гм, — Флэндри тряхнул головой. — Мы не можем ждать. Другой вражеский корабль приближается к нам. Когда он обнаружит остатки нашего разбитого корабля, который мы покинули, он начнет за нами охотиться. У него превосходный шанс обнаружить нас: достаточно скользить с детектором металла над поверхностью этой планеты, имеющей только примитивную культуру. Я бы не хотел, чтобы мы оказались где-нибудь поблизости от места нашей посадки к тому моменту, когда второй вражеский корабль его обнаружит. По всей вероятности, он сбросит на него заряд.

— Что же нам делать, сэр? — спросил Хейвлок.

— Как считает леди — нет у нас шанса на то, чтобы пройти сухопутным путем до базы? — обратился Флэндри к Кэтрин.

— Это зависит от того, где именно мы находимся, — ответила она. — Топография, местные культуры, все остальное — также различается на Дидо, как и в большинстве других миров. Мы сможем взять с собой достаточно еды?

— Да, я думаю, что сможем. Корабли нашего класса обычно имеют в большом количестве запасы сублимированной еды. Я рассчитываю, что будут также достаточные запасы воды.

— Я уверена, что есть. Она, по-видимому, теперь отвратительно воняет и пенится, но ни один дидонианский клоп еще не привел к тому, чтобы кто-то из команды заболел. Здесь немного другая биохимия.

Когда входной люк был раздраен, воздух, наполнивший ракету, был похож на влажный, теплый воздух парной бани. До людей донеслись необычные запахи, сотни оттенков остроты и едкости, ароматные, резкие, с напоминанием самых невиданных специй, иногда — с примесью гниения и разложения, запахи, которым трудно было подобрать определение.

Люди тяжело задышали и покрылись испариной. Кто-то начал снимать свою рубашку.

Кэтрин положила ладонь на его локоть:

— Не надо этого делать, — предупредила она, — не смотрите, что на небе густые облака, они пропускают достаточно ультрафиолетового излучения для того, чтобы обжечь вашу кожу до волдырей.

Флэндри первым спустился по временному трапу. После выключения внутренней силы тяжести вес изменился не очень сильно. Он ощутил привкус озона[26] во влажных испарениях и подумал, что повышенное парциальное давление кислорода не помешает. Его бутсы смачно хлюпали по жидкой массе, напоминающей ил или чернозем и закрывавшей его щиколотки. Отовсюду на него хлынули звуки, свидетельствовавшие о жизни: щебет птиц, карканье, свист, звук бьющихся крыльев. Звуки были громкими в плотном воздухе, и он отчетливо их различал теперь уже полностью восстановившимся слухом. Небольшие животные порхали среди листвы в джунглях.

Эти джунгли не были в точности похожи на тропический лес какой-нибудь землеподобной планеты. Разнообразие деревьев было совершенно невероятным, от худосочных, искривленных карликов до стройных гигантов с развесистой кроной. Вьющиеся растения и грибовидные наросты покрывали многие из темных стволов. Листва также очень сильно различалась по размерам и очертаниям. Но нигде она не была зеленой; преобладали коричневые и темнокрасные цвета, время от времени мелькала примесь ярко-красных, пурпурных и золотистых оттенков; землю устилал таких же цветов губчатый, пружинистый ковер. Окончательное впечатление от этих джунглей было такое, как будто бы попадаешь в темное, мрачное и очень богатое царство. На небе не было облаков в земном понимании, поэтому в этом лесу не было теней и поэтому лишенный ориентиров взгляд Флэндри вскоре потерялся в сумраке в глубине джунглей.

Мысленно прокладывая путь вперед, он увидел гораздо более густые заросли, чем ему хотелось бы встретить.

Небо над головой было перламутрово-серым. Нижний сплошной облачный покров равномерно двигался относительно этого неподвижного неба. Случайно возникший мутный пробел в облаках обозначил, где расположен Вёрджил.

Вспомнив, где должен быть расположен раздел между ночью и днем, Флэндри узнал точно, что район, где они сейчас находились, был утренним. Они смогут двинуться в путь до захода солнца, если поднатужатся.

Он заставил себя надеяться. Им предстояло трудное дело. И он был благодарен судьбе, что она подарила ему тяжелую физическую работу. Это спасло его от непрерывных горестных мыслей о погибших людях и о потерянном корабле.

В первую очередь все раненые должны были быть перенесены на более высокое, сухое место. У многих из них были сломаны кости, были случаи сотрясения мозга.

Если броня твоего корабля полностью разрушалась в открытом космосе, то это обычно означало смерть.

Двое из членов его команды имели отвратительные брюшные рваные раны, возникшие в результате попадания осколков металла, входные отверстия от которых на скафандрах были настолько большими, что ни они, ни кто-нибудь из членов команды, находившийся поблизости, не успел заделать эти пробоины до того, как почти весь воздух вышел наружу.

Один человек был без сознания, его кожа похолодела, дыхание было поверхностным, пульс прерывистым.

А О’Брайен умер.

К счастью, офицер медицинской службы был на ногах. И он приступил к делу.

Проходя мимо, нагруженный «до люков» вещами, Флэндри увидел, как Кэтрин умело помогает корабельному доктору. Он вдруг с удивлением подумал, что она некоторое время где-то была. Это было совсем не похоже на нее — сразу не броситься помогать всем страждущим.

К тому времени, когда из ракеты были выгружены последние необходимые предметы, она закончила свою работу медсестры и присоединилась к похоронной процессии. Он увидел, что Кэтрин тоже немного поработала лопатой.

Когда Флэндри, усталый, подошел к ней, О’Брайен уже лежал в могиле. Вокруг него медленно просачивалась вода. У него не было гроба. Кэтрин накрыла его флагом Империи.

— Не отслужит ли капитан последнюю службу? — спросила она Флэндри. Он посмотрел не нее. Она была также, как он, запачкана грязью и истощена, но держалась исключительно прямо. Ее влажные волосы прилипли ко лбу и к щекам, но все равно, она была единственной, что радовало взгляд Флэндри в этом мире.

Флэндри узнал большое лезвие и кастетную рукоятку своего боевого мерсеянского ножа, подвешенного у нее на ремне, опоясывающем ее одежду.

Онемев от смущения, он пробормотал:

— Вы действительно хотите, чтобы я сделал это?

— Он не был врагом, — сказала она, — он был одним из людей Хага. Отдайте ему последнюю почесть.

Она вручила ему молитвенник.

«И это я? — подумал он. — Но я никогда не верил». — Она напряженно наблюдала за ним. И все его люди внимательно следили за происходящим.

Его пальцы оставляли грязные пятна на страницах молитвенника, пока он громким голосом читал божественные слова.

Начался мелкий дождик.

Пока звякали лопаты, которыми закапывали могилу О’Брайена, Кэтрин дотронулась до одежды Флэндри:

— Можно минутку вашего внимания? — сказала она.

Они отошли в сторону.

— Я некоторое время потратила на то, чтобы обследовать окрестности, — сообщила она ему. — Посмотрела, какой характер растительности, забралась на дерево и увидела, что на западе расположены горы, кроме того, я увидела очень много птиц, что в это время года соответствует району, расположенному восточнее Каменной Стены, поэтому область, которая лежит перед нами, должна быть Маруссия — теперь я приблизительно знаю, где мы находимся.

Его сердце слегка екнуло.

— И какое же может быть расстояние до цели?

— Меньше, чем я предполагала. Моя работа проходила главным образом в Гаэтулии. Однако самый первый свой сезон я провела именно в тех местах, где мы сейчас находимся, — больше для тренировки, чем для исследований. Основное состоит в том, что у нас большой шанс встретить дидониан, которые уже знакомы с людьми; а местная культура довольно высока, и если мы выйдем на создание, которое знает один из наших синтетических языков, это будет возможностью для меня вести переговоры, и я смогу понимать их говор после некоторых упражнений.

Черные брови нахмурились.

— Я не стану скрывать от вас, что нам было бы лучше сразу пойти в западном направлении по территории Маруссии, и не только потому, что это существенно бы укоротило наш путь. В тех районах, куда мы направляемся, обитают дикие, неприятные племена. С другой стороны, однако, может, мне удастся договориться о сопровождении.

— Хорошо. Вам не удалось обнаружить подходящей тропы для нас?

— Почему же нет? Совсем напротив. Это было то, что я главным образом искала. Нам бы не удалось пройти и километра до захода солнца сквозь заросли мускоидов и стреловидных кустарников, даже если бы мы полностью разрядили свои бластеры, сжигая их. Мне удалось обнаружить подходящую тропу буквально в нескольких метрах от границы болота, которая идет более или менее в нужном нам направлении.

— Отлично, похоже, с этим все, — сказал Флэндри. — Но я бы искренне желал, чтобы мы были сторонниками — вы и я!

— А мы и так сторонники, — она улыбнулась. — Ведь вам ничего не остается, кроме как сдаться в Порту Фредериксен.

Его чистый проигрыш отдался тошнотворным привкусом во рту.

— Безусловно, больше ничего не остается. Давайте соберем вещи и тронемся в путь.

Он повернулся довольно резко и оставил ее одну, но не мог отделаться от ощущения, что ее внимательный взгляд непрерывно сопровождает его. Казалось, он прожигал его насквозь между лопатками.

Имущество, снятое с корабля, было нагружено на членов команды, которым еще предстояло дополнительно нести раненых членов экипажа на импровизированных носилках. Кроме еды, одежды, других необходимых принадлежностей, ручного оружия, боеприпасов, сделанных из пластмассовых частей погибшего корабля, щитов для защиты от стрел и копий во время возможного нападения, по настоянию Флэндри были взяты три космических скафандра.

Хейвлок отважился протестовать:

— Если капитан не возражает, мы бы их оставили? Импеллеры могли бы быть полезными для разведки ближайших окрестностей, но они не настолько хороши для длительных полетов в поле тяжести планеты, кроме того, их радиопередатчик имеет ограниченный радиус действия. И я не могу вообразить себе, что мы встретим на своем пути какое-нибудь чудовище, с которым придется воевать, одевшись в скафандры.

— Мы могли бы выбросить их за ненадобностью, — признал Флэндри, — но я надеюсь на то, что у нас появятся местные носильщики. Нам придется некоторое время тащить эти костюмы на себе.

— Сэр, люди и так уже замертво падают с ног!

Флэндри внимательно посмотрел на молодое лицо светловолосого лейтенанта.

— Вы, наверное, хотели бы упасть замертво после выстрела в спину? — довольно резко и не очень логично отпарировал Флэндри. Он перевел глаза на тяжело нагруженные, грязные, ссутулившиеся фигуры людей, за которых он был ответствен.

— Помогите-ка мне взвалить на себя костюм, — сказал он, — гражданин Хейвлок, я не намерен нести меньший груз, чем кто-либо другой.

Его команда дружно и печально вздохнула, что, казалось, было слышно сквозь моросящий, грустный дождь, но они подчинились.

Тропа, выбранная Кэтрин, оправдала самые лучшие ожидания. Сучья и гравий, смешанные с почвой — что было сделано дидонианами, как сказала Кэтрин, — создали твердое дорожное покрытие, проложенное прямо через постепенно поднимающийся лесной склон, по направлению к горным районам.

Наступали сумерки.

Флэндри заставил группу продолжать путь, освещая дорогу фонарями. Он старался не слышать иронических замечаний, раздававшихся иногда за его спиной, хотя они причиняли боль. Упала ночь, не намного прохладнее, чем день, антрацитно-черная, наполненная скрипящими звуками и отдаленными криками неизвестных животных, но люди неизменно продолжали свой путь.

После еще одного кошмарного ночного часа пути Флэндри приказал сделать привал.

В этом месте поперек тропы бежал ручей. Высокие деревья окружали и хорошо заслоняли кронами маленькую поляну. Луч света от фонаря Флэндри пробежал по кругу, выхватывая из темноты на краткий миг то лист, то глаза его команды.

— Здесь есть вода и естественная защита, — сказал он, — что вы думаете об этом месте, дорогая леди?

— Подходящее, — ответила она.

— Вы видите, — пытался он объяснить, — мы должны отдохнуть, да и рассвет скоро наступит. Я бы не хотел, чтобы нас можно было заметить с воздуха.

Она не ответила.

«Тот, кто потерял свой корабль, не достоин ответа», — подумал он.

Люди снимали свои ноши. Некоторые из них ели всухомятку до того, как непроизвольно погрузиться в сон, присоединившись к уснувшим раньше товарищам.

Офицер медицинской службы Филипп Кейпьюнен сказал Флэндри:

— Без сомнения, капитан согласится, что он должен первым осмотреть людей. Но я буду очень занят в течение ближайшего часа или даже двух, мне необходимо постоянно быть с моими тяжелыми пациентами. Их одежда нуждается в смене, они должны применить свежие энзимы, антирадиационные пилюли, болеутоляющие средства — то есть я должен делать обычное в таких случаях дело, и мне не нужна помощь. Поэтому, сэр, вы могли бы, пока суд да дело, отдохнуть. Я позову вас, когда закончу.

Флэндри вряд ли услышал последнее предложение, произнесенное Кейпьюненом. Он проваливался все ниже и ниже в призрачное ничто. Последнее, что он осознал, — было то, что покров, устилающий землю, — ковровая трава, как ее называла Кэтрин, несмотря на то, что в действительности это было необыкновенно разросшееся миниатюрное губчатое растение, — создавал влажный, но все равно очень приятный матрац.

Доктор разбудил его легким потряхиванием, как и обещал, через два часа, и предложил ему стимулирующую таблетку. Флэндри жадно проглотил ее. Хорошо еще было бы попить кофе, но он не осмелился разрешить развести костер. Он обошел поляну, нашел удобное место между двумя огромными корнями какого-то дерева и сел, расслабившись, прислонив спину к стволу. Дождь прекратился.

Украдкой приблизился дидонианский рассвет. Казалось, что свет как-то конденсируется в теплом слоистом воздухе, капля за каплей, как обычно конденсируется туман, чьи щупальца ощупью ползли по одежде спящих.

Если не считать журчания ручья и звука падающих с листвы капель предрассветного дождя, недавно еще моросившего, на земле царило глубокое молчание.

Раздались шаги.

Флэндри начал вставать, уже наполовину вытащил свой бластер из кобуры.

Когда он увидел ее, он быстро спрятал свое оружие и внутренне перекрестился. Его сердце екнуло.

— Дорогая леди. Что… что заставило вас встать в такой ранний час?

— Не могла заснуть. Слишком много мыслей в голове. Вы не возражаете, если я присоединюсь к вам?

— Какие могут быть возражения?

Они сели рядом. Он так изменил свое положение, что вроде бы было естественным, чтобы он смотрел на нее.

Некоторое время она смотрела в джунгли. Физическое измождение заставило ее глаза ввалиться и сделало ее губы бледными.

Неожиданно она повернула голову к нему.

— Поговорите со мной, Доминик Флэндри, — попросила она умоляющим тоном. — Я думала о Хаге… о том, насколько я могу надеяться вновь встретиться с ним… Могу ли я быть с ним? Не будет ли происшедшее со мной вечно стоять между нами?

— Я уже говорил вам, — «целую космическую эпоху назад», подумал про себя Флэндри, — что если он позволит…

ну, хорошо, — такой девушке, как вы, уйти, в любом случае, — он идиот.

— Благодарю, — она слегка наклонилась и пожала его руку. Он еще очень долго чувствовал это рукопожатие:

— Мы с вами будем друзьями? Друзьями, называющими друг друга на ты?

— Мне бы очень хотелось этого.

— Нам следует устроить по этому поводу небольшую церемонию, как это принято у нас на Эйнисе, — ее улыбка была грустной. — Выпьем бокал хорошего вина и… — но это попозже, Доминик, попозже.

Она поколебалась.

— В любом случае, война для вас закончена. Вас интернируют. Это вовсе не означает тюремное заключение; видимо, это будет обычное жилье в Новом Риме. Я буду навещать вас, когда у меня будет такая возможность, буду приводить с собой Хага, когда он будет свободным от дел. Может быть, нам удастся уговорить вас присоединиться к нам, чего я искренне желаю.

— Сначала нам нужно добраться до Порта Фредериксен, — сказал он, не осмеливаясь сказать ничего, кроме банальности.

— Да, — она наклонилась вперед. — Давай обсудим это. Я уже сказала тебе, что нуждаюсь в общении. Бедный Доминик, ты спас меня от плена, потом от смерти, теперь тебе предстоит спасти меня от моих личных переживаний и ужасов. Давай поговорим о деле.

Он встретил взгляд ее зеленых глаз на широком волевом лице.

— Хорошо, — сказал он, — это весьма капризная, причудливая, странная планета, не так ли?

Она кивнула.

— Поначалу наши ученые мужи думали, что эта планета должна была пойти по пути развития Венеры, но оказалось, что с ней столкнулся гигантский астероид. Силой удара была сорвана значительная часть ее атмосферы, но остался все-таки достаточно тонкий ее слой, необходимый для того, чтобы продолжалась химическая эволюция, непохожая на земную, — фотосинтез и прочие процессы, присущие Земле, хотя те аминокислоты, которые образовались, к счастью, были, главным образом, право-, а не левовращательного типа. Это столкновение с астероидом создало также очень сильный аксиальный параллакс и, может быть, привело к быстрому обращению планеты вокруг оси.

Благодаря этим факторам океаны не настолько инертны, как можно было бы предположить для мира, лишенного луны, и штормы, которые возникают, очень яростные.

На этой планете еще далеко не закончилась тектоническая активность — и это не удивительно, не так ли? Похоже, что это объясняет, почему мы не нашли даже следов прежних ледниковых периодов, но в изобилии обнаруживаем следы целых эпох ненормального перегрева и засух. Однако никто не уверен полностью в правильности сделанных выводов о развитии этой планеты. На протяжении многих поколений мы всего-навсего только бросаем случайный взгляд на ту или иную тайну природы. А здесь мы имеем целый загадочный мир перед собой, Доминик.

— Мне это очень хорошо понятно, — сказал он. — А есть здесь области, пригодные для жизни человека?

— Не очень много. Слишком тепло и слишком сыро. Некоторые высокогорные и приполярные районы не настолько плохи, как этот, а в Порту Фредериксен ты буквально насладишься ветрами, порождаемыми холодным течением. Тропики могут убить тебя за несколько дней, если ты не защищен подобающим образом. Нет, мы ни в коем случае не хотели бы колонизировать эту планету, она интересна только для познания нового. Так или иначе, она принадлежит аборигенам.

Ее тон стал внезапно вызывающим:

— Когда Хаг станет императором, он проследит, чтобы у всех аборигенов было самостоятельное развитие.

— Если ему когда-нибудь удастся стать им, — было похоже на то, что кто-то чужой управляет мозгом Флэндри и заставляет его задавать определенные вопросы:

— Почему он пригласил варваров?

— Ему совершенно необходимо было куда-то поехать лично, и поэтому они потребовались ему для охраны Вёрджила, — она посмотрела в сторону. — Я спросила двоих из твоей команды, которые наблюдали за экранами обзора во время атаки, как выглядел нападавший корабль. Это были дартане, если верить их описаниям. Не так, чтобы очень враждебная раса.

— Ровно на столько, насколько им не дают возможности быть самими собою! Мы непрерывно посылали сигнал «мир», тем не менее, они открыли огонь.

— Они… хорошо, дартане всегда действуют именно так. Их культура такова, что им очень трудно поверить в призыв к перемирию, они всегда подозревают в нечестности. Хаг вынужден был взять то, что он мог достать в спешке. После того, что произошло, какой был резон сообщать им, что кто-то может прибыть для переговоров? Хаг тоже смертен! Он не может думать сразу обо всем!

— Да, это действительно так, моя дорогая леди, — сказал Флэндри совершенно упавшим тоном.

Легкий шелест пронесся по лесу. Кэтрин подождала с минуту, прежде, чем сказать спокойно:

— Ты знаешь, ты почему-то еще ни, разу не назвал меня по имени.

Он ответил, внутренне совершенно опустошенный:

— Как я могу? Из-за того, что я натворил, погибли люди.

— О, Доминик! — слезы буквально брызнули из ее глаз. Он сам с трудом сдерживался, чтобы не расплакаться.

Они обнаружили, что стоят друг перед другом на коленях, его лицо спрятано у нее на груди, его руки обвиты вокруг ее талии, а ее левая рука обнимает его шею, ее правая рука гладит его волосы, и он дрожит.

— Бедный Доминик, — прошептала она. — Я знаю. Как хорошо я это знаю. Мой муж тоже капитан. Погибло больше кораблей, больше людей, чем ты можешь себе представить. Как часто я видела его читающим сообщения о катастрофах и потерях. Я никому не рассказывала, как он приходил ко мне, закрывал за собой дверь, так чтобы никто не мог видеть, как он плачет. Он также совершал ошибки, которые приводили к гибели людей. Какой командир не совершал их? Но кто-то должен брать на себя ответственность за командование. Это и твоя обязанность. Ты лучше всех способен правильно оценивать ситуацию, принять решение и перейти к действиям, и в течение длительного времени ты был на высоте, и нечего оглядываться назад. Не нужно делать этого, ты не должен. Доминик, не мы придумали это кровожадное пространство. Мы только живем в нем, должны пытаться выжить.

Так кто же сказал, что ты действовал неправильно? Твоя оценка сложившейся обстановки была совершенно оправдана. Я не думаю, что любой следственный отдел сможет в чем-либо обвинить тебя. Если Хаг не смог предвидеть того, что ты прилетишь со мной, то как же ты можешь все предвидеть? Доминик, посмотри на меня, улыбнись, Доминик.

В это мгновение ослепительный, дьявольски яростный свет ударил сквозь листву с восточной стороны. Через несколько секунд воздух заревел, и вызывающая тошноту вибрация сотрясла землю.

Люди повскакивали на ноги. Флэндри и Кэтрин резко разъединили свои объятия.

— Что это? — крикнул Сааведра.

— Это, — закричал Флэндри в поднявшийся вихрь, — был второй корабль варваров, который позаботился о нашем эсминце.

Через минуту они услышали сильный, громоподобный удар, созданный большой массой, приближающейся на сверхзвуковой скорости. Этот звук превратился в непереносимый свист и постепенно затих. Порыв ветра постепенно замер, и вспугнутые стаи птиц шумными кругами возвращались на свои насесты.

— Мощная боеголовка, — догадался Флэндри. — Они имели цель убить все живое в радиусе нескольких километров. — Он подержал мокрый палец на свежем предутреннем ветре. — Осадки выпадут в восточном направлении; у нас нет причин для беспокойства. Я бесконечно рад, что мы сумели отойти достаточно далеко еще вчера!

Кэтрин сжала обе его руки.

— Ты сам принял такое решение и сам сделал это, Доминик, — сказала она. — Может быть, это заставит тебя успокоиться?

Но в действительности это не произошло. Однако Кэтрин дала ему смелость подумать: «Очень хорошо. Ничего не изменится, если только предаваться идеалистическим размышлениям. Мертвые останутся мертвыми. Моя задача состоит в том, чтобы спасти живущих… и потом, если вообще будет это потом, применить все свое хитроумие для того, чтобы мои начальники не обвиняли меня слишком серьезно.

Без сомнения, совесть будет грызть меня. Но, может быть, я узнаю, как отделаться от этого. Офицер, служащий Империи, бывает гораздо полезнее, если у него нет совести».

— Всем оставаться на своих местах, — сказал он. — Мы проведем весь следующий период обращения планеты здесь, для восстановления сил, а потом отправимся дальше.

IX

Лес внезапно расступился, и показалось свободное от зарослей пространство.

Выйдя из леса, Флэндри увидел стройные ряды явно посаженных кустов. С трех сторон ферма была зажата джунглями, четвертая ее сторона опускалась в долину, наполненную испарениями. До этого на протяжении шести дидонианских дней путешествия им все время приходилось идти слегка в гору.

Флэндри не сразу заметил живых существ.

— Стой! — рявкнул он. Бластер оказался в его руке. «Стадо носорогов?» — подумал он.

Нет… не совсем похоже… нет, конечно же. Африканский заповедник лорда советника Мулеле лежал на отдалении 200 световых лет.

С полдюжины животных, которые предстали перед Флэндри, имели размер и общие очертания носорога, хотя их почти безволосая ярко-голубая шкура была скорее гладкой, чем складчатой, и хвосты отсутствовали. Но плечи каждого существа простирались в обе стороны, образуя довольно своеобразные платформы. Уши были большими и похожими на веер. Череп поднимался высоко над парой глаз-шариков и поддерживал рог, служащий конечным удлинением носа, внизу было расположено рыло, рот казался забавно мягким и чрезмерно подвижным. Рог совершенно менял впечатление от этого существа, будучи большим эбеново-черным лезвием с зазубренной задней кромкой.

— Подожди, Доминик! — Кэтрин поспешила присоединиться к нему. — Не стреляй. Это же ноги[27].

— Да? — он опустил оружие.

— Это наше слово. Люди не способны произнести какое-либо дидонианское слово.

— Ты имеешь в виду, что они… — Флэндри приходилось встречаться с любопытными формами аборигенов, но — никто из них не был без какого-либо эквивалента рук. Какой прок может быть от разумности, если нет возможности активно воздействовать на окружающую среду?

Подойдя поближе, он увидел, что эти животные не были пасущимися. Двое трудились в углу поля, выкорчевывая пни, пока третье катило обработанное бревно по направлению к строению, крыша которого виднелась над вершиной холма. Четвертое тащило огромный деревянный плуг поперек вновь освоенного участка земли. Пятое шло сзади, причем его упряжь позволяла ему управлять идущим впереди. Пара более мелких существ сидела на его плечах. Но эта группа была расположена на некотором отдалении, и трудно было рассмотреть детали сквозь слегка затуманенный воздух. Шестое, расположенное вблизи Флэндри, питалось не иначе, как выбирая сорную траву среди кустов, посаженных на возделанной плантации.

— Пошли! — Кэтрин поспешила вперед быстрой походкой, как будто бы и не было у нее тяжело нагруженного рюкзака за плечами.

Их путешествие было непрекращающимся дневным и ночным трудом. На стоянках он и она были слишком заняты — они были единственными, кто имел опыт выживания в дикой местности — для мало-мальски содержательного разговора, перед тем, как они могли заснуть. Но они были вознаграждены; не способные к тому, чтобы непрерывно сетовать на свою судьбу, они стремились как-то улучшить свое положение и положение своих спутников. Теперь стремление быть полезной сделало Кэтрин вдруг настолько привлекательной, что Флэндри окончательно перестал осознавать, что происходит вокруг. Она стала единственной, кого он хотел знать, он превратился в солнцепоклонника.

— Привет! — она остановилась и подняла руки.

Ноги остановились тоже и слегка скосили свои телячьи глазки. Их носы и уши дернулись, напряженно вслушиваясь и внюхиваясь в сырой, слоистый, теплый воздух.

Флэндри вернулся к действительности. Они ведь могут атаковать ее.

— Оружие к бою! — скомандовал он тем из его команды, кто имел оружие.

— Полукругом за мной. Остальным прикрыть выход тропинки из леса.

Он побежал к Кэтрин.

Послышался звук хлопающих крыльев. Существо, которое до этого парило, едва видное среди облаков, расположенных очень низко, упало прямо на шестую ногу.

— Криппо[28],— Кэтрин сжала руку Флэндри. — Мне надо было бы рассказать тебе заранее. Теперь наблюдай. Это бесподобно.

Ноги были, предположительно, млекопитающими, что было видно по наличию соответствующих органов: различия полов были совершенно очевидны, у женских особей имелось вымя. Криппо напоминало птицу… Но было ли это существо птицей? Тело его было сравнимо по размерам с большим гусем, покрыто серыми перьями сверху и белыми снизу, имелась голубая кайма вокруг шеи, на концах крыльев и длинного треугольного хвоста. Когти были сильными, предназначенными для того, чтобы хватать и нести добычу. Шея была довольно длинной и поддерживала голову, которая гротескно расширялась спереди назад. Лицо этого существа, казалось, состояло главным образом из двух огромных топазовых глаз. И оно не имело клюва, только красный хрящевидный отросток.

Криппо приземлился на правое плечо ноги. Он вытянул свой длинный язык из хрящевидного отростка. Флэндри заметил на каждой стороне ноги образование, как раз пониже каждой платформы. Правое образование было развернуто и оказалось, предположительно, частью щупальца, длиною более двух метров, когда оно было полностью вытянуто. Вытянутый эквивалент криппо, «язык», вошел в сфинктер на конце вытянутого щупальца ноги. Связанные, два организма затрусили по направлению к людям.

— Им еще не хватает руки[29],— сказала Кэтрин, — постой, подожди.

Нога, который шел за плугом, замычал.

— Это создание зовет руку. Собственная рука хиша должна распрячь хиша прежде, чем хиш сможет подойти к нам.

— Но остальные… — Флэндри показал. Четыре ноги стояли спокойно там, где они стояли.

— Будь спокоен, — сказала Кэтрин. — Без партнеров они являются тупыми животными. Они не будут ничего предпринимать, кроме, может быть, своего рода заученной работы, которую они выполняли до получения сигнала от полного создания, хиша… ну вот, появилась рука.

Новое животное спустилось с дерева и спешило вприпрыжку по бороздам пашни. Оно в меньшей степени было аналогом обезьяны, чем нога — аналогом носорога или же криппо — аналогом птицы. Однако земляне склонялись к мысли, что лучше всего для понимания местных взаимоотношений применять именно такие названия.

Когда новое существо стояло в полный рост, оно было высотой около метра; оно должно было использовать свои короткие, кривые ноги для жизни на деревьях, по желанию, а сейчас оно бежало на четвереньках, и каждая из четырех ног оканчивалась тремя хорошо развитыми хватающими пальцами. Хвост был цепким. Грудь, плечи и руки были непропорционально большими, гораздо большими, чем у человека; и кроме того, в дополнение к трём пальцам они имели настоящий большой палец. Голова была также массивна, кругла, с ушами круглого очертания и с яркими коричневыми глазами. Так же, как и криппо, это животное не имело рта или носа, а простую трубку с отверстиями, напоминающими ноздри. Это животное было покрыто черными волосами, кроме тех участков, где были уши, окончания конечностей, а складчатая сумка на шее показывала голубую кожу. Оно — он — был мужской особью. Он носил пояс, на котором висели сумка и железный кинжал.

— Это и есть дидонианин? — спросил Флэндри.

— Это рука, — ответила Кэтрин, — одна треть дидонианина.

Животное подошло к ноге, который был ближе всего к людям, взобралось на левое плечо, устроилось рядом с криппо и вытянуло свой «язык» для того, чтобы соединить его с оставшимся «щупальцем».

— Ты видишь, — сказала быстро Кэтрин, — мы обычно никак их не называем по именам. На большей части дидонианских языков, живые существа называют три части дидонианина, откликающиеся на простые названия, словами, грубо соответствующими английским словам «ноги», «крылья», «руки». В некоторых случаях, при переводе на английский язык, происходили недоразумения. Поэтому, так как эйнисианские диалекты содержат некоторое количество русских слов, мы остановились на названиях «нога», «криппо», «рука», написанных латинским шрифтом.

Создание из трех существ остановилось в нескольких метрах от землян.

— Опусти оружие, Флэндри. Хиш не причинит никому зла.

Она пошла навстречу ему. Флэндри последовал за ней, слегка изумленный.

Симбиотические взаимоотношения были неизвестны ему. Наиболее эффектный пример, отдаленно напоминающий то, что он увидел здесь, он встретил однажды среди тогрукон-танакхов на Вэнриджн. Там гориллоид обеспечивал руки и их силу; маленький, заключенный в крепкий панцирь партнер обладал разумностью и острыми глазами; разъемные органы, которые их связывали, содержали клетки для соединения двух нервных систем в одну. Вполне вероятно, что эволюция на Дидо пошла по аналогичному пути.

«Но, слава богу, в сторону от удручающего конца! — подумал Флэндри. — В сторону от той точки, когда два маленьких панцирника даже вовсе не едят, но высасывают кровь из большого животного. Господи, как ужасно. Это вам не пиршество из ломтиков телятины с персиками, а скорее рыба, зажаренная в первородном грехе…»

Он и Кэтрин остановились перед аборигеном. Легкий конский аромат, который не был неприятным, доносился вместе с легким, слегка прохладным ветерком.

Флэндри стал раздумывать, на какую пару глаз нужно смотреть.

Нога хрюкнул. Криппо стал с силой пропускать воздух сквозь свои ноздри, внутри которых должны были быть некоторые подобия струн и резонирующей камеры. Рука надул свой нашейный кожистый мешочек и произвел удивительное разнообразие звуков.

Кэтрин слушала внимательно.

— Я не специалист в этом языке, — сказала она, — но, похоже, что они говорят на языке, родственном языку, распространенному вокруг Порта Фредериксен, поэтому я смогу уследить за ходом рассуждений вполне сносно. Имя хиша — Хозяин Песен, хотя понятие «имя» имеет у них неверные сопутствующие значения… — она произнесла несколько звуков. Флэндри уловил несколько английских слов, но не смог понять, что она сказала.

«Я думаю, что все дидониане слишком чужеродны для того, чтобы выучить человеческий язык, — подумал он. — Ксенологи должны были выработать различные синтетические языки, аналогичные старому, доброму пиджину, англо-китайскому сленгу, соответствующие различным лингвистическим группам: тут дело доходит до звуков, которые может создавать человеческий надгортанный хрящ при быстром вращении, до некоторых семантических узоров, которые доступны для понимания дидонианам».

Он вновь посмотрел на Кэтрин с восхищением.

«Какие нужно иметь мозги, чтобы освоить все это!»

Три голоса отвечали ей одновременно.

«Невозможность для человека говорить на языке дидониан не может быть просто следствием анатомии гортани и рта, — понял Флэндри. — Голосовой преобразователь справился бы с этой проблемой. Нет, тут дело гораздо сложнее, структура их языка основана явно на многоголосой полифонии, контрапункте».

— Хиш не знает пиджина, — сказала ему Кэтрин, — но Открыватель Пещер знает. Они соберут такого хиша для нас.

— Хиша?

Она рассмеялась.

— Как правильно произносить название этого существа — разве это имеет существенное значение в нашем положении? Некоторые из здешних культур настаивают на вполне определенном распределении полов среди существ, образующих создание — хиш. Но для большинства пол не имеет значения, здесь играют роль порода существа и его индивидуальные способности, и они образуют создания, состоящие из таких комбинаций отдельных существ, которые кажутся наиболее подходящими в тот или иной момент времени. Поэтому мы называем партнерство этих существ полным, или состоящим из двух существ, «хиш». И мы ни при каких обстоятельствах не склоняем это слово.

Криппо взлетел, изо всех сил взмахивая крыльями. Рука остался там, где сидел на ноге. Но впечатление было такое, как будто бы свет потускнел. Двое оставшихся существ некоторое время смотрели на людей, потом рука начал почесываться, а нога — ощипывать листву.

— Необходимо иметь три существа для того, чтобы разум был полным, — сделал заключение Флэндри.

Кэтрин кивнула.

— Но, вообще говоря, необходимо разобраться. Руки имеют наиболее развитый мозг. Сам по себе, отдельно взятый рука очень напоминает земного шимпанзе. Я правильно назвала — это наиболее смышленый земной человекообразный? И нога, будучи один, тоже довольно туп. Однако создание из трех существ может думать так же хорошо, как ты или я. Но, может быть, и лучше, если в этой области возможны какие-либо сравнения. Мы все еще пытаемся найти достоверные способы проверки и инструментальных измерений их ментальной активности.

Она нахмурилась.

— Скажи ребятам, чтобы они спрятали свое оружие. Мы находимся среди доброго народа.

Флэндри прислушался к ее предложению, но оставил свою команду на тех же местах. На тот случай, если все-таки начнется что-нибудь непредвиденное, ему хотелось бы, чтобы тропа, ведущая в лес, была прикрыта его людьми. Там лежали раненые на носилках.

Другой партнер закончил разъединение с плугом — расхишился, если следовать местному диалекту. Земля задрожала от галопа ноги хиша; криппо и рука должны были удерживаться изо всех сил!

Кэтрин обратилась к этому дидонианину, когда хиш приблизился, но также безрезультатно, хотя она получила какой-то ответ. Это она перевела следующим образом:

— Встретьтесь с Опытным Землепашцем, который знаком с вашей расой, несмотря на то, что ни одно из существ, слагающих этого хиша, не знает пиджина.

Флэндри потер подбородок. После того как он последний раз применил энзимы, препятствующие росту бороды, кожа на подбородке все еще была гладкой, но он внутренне пожалел об эффекте тощего моржа, который создавали его усы.

— Я понял, — сказал он, — что эти индиви… хм, существа, обитают в округе и время от времени образуют, хм, создания, естественные умственные способности которых оптимальны для того, что предстоит сделать?

— Да. Это обстоит именно так в большинстве культур, которые мы изучили.

«Опытный Землепашец», очевидно, означает именно то, что подразумевается под этим именем, — одаренный фермер. В других комбинациях существа, слагающие хиша, могут образовать выдающегося охотника, ремесленника, музыканта или еще кого-то. Вот почему им нет необходимости иметь большое население для поддержания необходимого разнообразия специалистов в объединении.

— Ты сказала «объединение»? Я правильно расслышал?

— В данных условиях это представляется более точным названием, чем «община», не так ли?

— Но почему тогда каждый не знает всего того, что знают все остальные?

— Хорошо, обучение новому, похоже, происходило для нашей расы гораздо проще, чем для этой, но оно никогда не было мгновенным. Следы, оставленные в памяти новым знанием, должны были время от времени обновляться для того, чтобы они не исчезли вовсе; практические навыки должны были приобретаться путем постоянного труда. Каждый отдельный мозг содержит информацию о некоторых образах того, что нужно запомнить, и о приобретенных навыках. Например, ноги имеют знания в области ботаники, потому что они травоядные животные; руки, имеющие хватающие конечности, имеют в постоянной памяти информацию о ремеслах; криппо запасают метеорологическую информацию и сведения из географии. В действительности, конечно, все это не так просто. В каждом отдельном существе сосредоточена некоторая информация и о другой породе — мы предполагаем, что эти общие знания относятся, главным образом, к языку. Так или иначе, я думаю, Флэндри, что ты ухватил основное.

— Тем не менее…

— Разреши мне закончить, Доминик.

Кэтрин излучала такое воодушевление, какое Флэндри никогда не приходилось видеть ни в одной женщине раньше.

— Теперь о культуре. Дидонианское общество так же разнообразно, как и земное. Некоторые культуры допускают, чтобы создания образовывались случайным образом. В результате этого каждое отдельное существо узнает от других гораздо меньше, чем могло бы, так как у него постоянно недостает внимания; эмоциональная и интеллектуальная жизнь поверхностна; группы остаются на ранней стадии дикости. Некоторые другие культуры очень строго подходят к вопросу о взаимоотношениях отдельных существ. Например, существа, слагающие создание, часто принадлежат друг другу непрерывно до самой смерти одного из членов объединения. Исключения при этом составляют временные связи с подрастающим поколением для его обучения. У этих обществ наблюдается тенденция к более интенсивному технологическому развитию, но они все равно остаются на уровне земного каменного века и очень бедны в эстетическом плане. Ни в одном из случаев дидониане не реализуют своего полного потенциала.

— Понимаю, — протяжно сказал Флэндри. — Плейбои против пуритан.

Она моргнула, потом усмехнулась.

— Это, как тебе нравится. В любом случае, большая часть культур — как и та, которая перед нами, совершенно очевидно, — пошла по наиболее правильному пути. Каждое существо принадлежит к нескольким устойчивым созданиям, разделяя свое время приблизительно в равных пропорциях между ними. Благодаря такому пути развития эти создания порождают настоящие личности, широко образованные, но при этом каждая имеет максимум таланта в специализации хиша. Кроме того, иногда образуются менее развитые создания, по мере необходимости.

Она посмотрела на небо.

— Я думаю, что совсем скоро для нас создадут Открывателя Пещер, — сказала она.

Два криппо кругами спускались вниз. Один из них, предположительно, принадлежал Хозяину Песен, другой — Открывателю Пещер, хотя Флэндри не сумел бы различить, кто есть кто. По всей вероятности, Хозяин Песен и Открыватель Пещер имели ногу и руку в общем пользовании.

Та птица, которая летела первой, заняла свое место на платформе ноги. Та, которая ее сопровождала, улетела в поисках ноги для себя. Все больше криппо появлялись над деревьями, все больше рук выскакивало из леса или из дома.

«У нас тут скоро образуется обычное собрание городских жителей», — предположил Флэндри то ли в шутку, то ли всерьез.

Он направил все свое внимание на Кэтрин и Открывателя Пещер. Между ними завязывался диалог. Поначалу он продвигался с трудом, неуверенно, так как никто из этого объединения не знал пиджина, либо не использовал его в течение многих лет, и, кроме того, язык этого района не был в точности похож на тот язык, на котором говорили аборигены, живущие вокруг Порта Фредериксен. Через некоторое время беседа приобрела уверенность.

Остальная часть населения этого объединения приблизилась и наблюдала, слушала и получала разумную интерпретацию происходящего разговора — за исключением тех, кто был в это время на охоте или занимался другим промыслом. Все это Флэндри узнал позже.

Создание приблизилось вплотную к нему. Рука спрыгнул и приблизился, волоча через плечо свою толстую «пуповину», соединяющую его с ногой. Голубые пальцы ощупали одежду Флэндри и попытались расстегнуть кобуру его бластера для удовлетворения любопытства. Человеку не хотелось позволять это, даже если учесть, что оружие было переведено на предохранитель, но Кэтрин могла бы обидеться в случае резкого отказа.

Сняв свой самодельный рюкзак, он высыпал его содержимое на землю. Это сразу позволило найти занятие для рук нескольких любопытных созданий. После того как он увидел, что они ничего не крадут и ничего не ломают, Флэндри сел на землю и позволил своему сознанию свободно блуждать в пространстве до тех пор, пока оно снова не вернулось к Кэтрин и с ней осталось.

Прошел час или около этого, короткий дидонианский день клонился к закату, когда она, наконец, подозвала его взмахом руки.

— Они рады встретить нас, готовы оказать необходимое гостеприимство, — сказала она, — но у них серьезные сомнения насчет возможности помочь нам перебраться через горы. Жители тех мест очень опасны. Кроме того, сейчас очень напряженный период в лесу и на полевых работах. В то же время это объединение, безусловно, приняло бы плату, которую я обещала, такими вещами, как огнестрельное оружие, хорошие стальные инструменты. Они создадут того, кого они называют Много Мыслей, и попросят этого хиша ответить на все наши вопросы. А пока нас просят остаться.

Лейтенант Кейпьюнен был особенно рад этому приглашению. Те медицинские препараты, которые у него были, позволяли предохранить его пациентов от ухудшения самочувствия, но напряженное путешествие не позволило ему заметно улучшить их здоровье. Если бы ему удалось остаться здесь с ранеными, пока остальные не приведут помощь — Флэндри согласился на это. Предстоящий переход мог привести к новым ранениям, но если это неизбежно, то их все-таки должно быть как можно меньше.

Все вместе направились к дому. Люди чувствовали себя карликами среди тяжело двигающихся больших созданий, окруживших их; все, кроме Кэтрин.

Она смеялась и весело болтала всю дорогу.

— Это для меня — как будто бы возвращение домой, — говорила она своим спутникам. — Я уже почти забыла, насколько интересна исследовательская работа на Дидо и как я, — да, действительно, — люблю эти создания.

«Оказывается, в тебе много нерастраченной способности любить», — подумал Флэндри. Он подумал также, что это весьма достопримечательный знак, которым он непременно воспользовался бы, если речь шла о какой-нибудь другой девушке; но относительно Кэтрин он вдруг почувствовал прилив робости.

Когда они дошли до гребня холма, они увидели противоположный склон. Земля на некотором расстоянии понижалась, потом снова повышалась, образуя естественное укрытие для места, удобного для жилья. Искусственные каналы, отведенные от основного русла реки, должны были предохранять от наводнений. На некотором удалении над деревьями возвышалась голая скала, устремленная в облака. Оттуда доносился рокот главного водопада.

Кэтрин показала в ту сторону:

— Они называют этот район Гремящий Камень, — сказала она, — среди прочих особенностей здешней культуры есть та, что они ближе подошли к присвоению постоянных имен различным местам, в отличие от своих сородичей.

Жилое строение состояло из бревенчатого здания, покрытого выложенной торфом крышей; оно было окружено грубо обработанной стеной кораля[30], ограничивающей дворик, защищенный от наносов ила, которые создавались дождями. Большая часть строений была похожа на хижины, сараи. Самым большим был длинный дом, довольно симпатичный по архитектуре, с резными украшениями и весьма внушительных размеров.

В первую очередь Флэндри обратил свое внимание к коралю. Молодые особи всех трех существ, составляющих хиша, заполнили его, сопровождаемые четырьмя взрослыми каждого из существ. Взрослые образовывали пары в различных комбинациях, а третьей была молодая особь. Другие молодые существа бродили поблизости, дремали или питались. Коровы ухаживали за телятами ноги — две довольно взрослые ноги доили женскую особь ноги, один нога был мужской особью, вторая нога — яловой, и они, в свою очередь, были буквально облеплены маленькими пушистыми руками и только что оперившимися птенцами криппо.

— Школа? — спросил Флэндри.

— Это можно было бы назвать так, — ответила Кэтрин. — Первичные ступени обучения и развития. Это слишком важный процесс для того, чтобы они позволили себе прерваться и уделить время нам; по крайней мере, неполное создание не тронется с места. Пока молодые подрастают, они постепенно начнут сами образовывать создания. Но в конце концов, как правило, они заменят те существа, которые умерли, причем принадлежность существа к тому или иному созданию определяется заранее.

— Вот это да! Если бы юность знала, если бы старость могла! Похоже, дидониане решили эту проблему.

— И, вдобавок, частично обыграли смерть. Конечно, через несколько поколений данная личность полностью превращается в практически новую личность, и значительная часть тех знаний, которые были получены в самом начале, будет потеряна. Но так как процесс медленный, то неразрывность сохраняется — ты понимаешь, почему они буквально завораживают нас?

— Действительно. У меня, видимо, не тот темперамент, чтобы стать ученым, но ты заставила меня поверить, что я смог бы им стать.

Она серьезно посмотрела на него.

— В своем роде, Доминик, ты не в меньшей степени философ, чем все профессионалы, которых я знала.

«В моей команде собрались довольно вежливые люди, — подумал он, — и они не сомневаются в моей лояльности, точно так же, как и в моем лидерстве, но в данный момент мне бы более всего хотелось, чтобы они и их большие развесистые уши были отсюда эдак парсеков за десять».

Двери и оконные ставни сторожки были настежь открыты, что сделало ее внутренние помещения более светлыми и более прохладными, чем ожидал Флэндри.

Пол представлял собой обожженную открытым огнем глину, смешанную с незасохшими ветками. Фантастически вырезанные опорные столбы и стропила поддерживали крышу. Стены были занавешены шкурами, грубовато сотканными гобеленами, инструментами, оружием, а также предметами, которые были, по предположению Кэтрин, священными. Между столбами и стропилами были построены стойла для ног, насесты для криппо, скамейки для рук. Немного повыше располагались факелы в незамысловатых канделябрах, для ночного освещения. В нишах горели костры; меха, сделанные из кож каких-то животных, натянутых на деревянные рамы, помогали выдувать дым через вентиляционные отверстия. Детеныши, телята и птенцы, еще слишком маленькие для обучения, гомонили без остановки, как полагается юным существам их возраста.

Существа, которые были, должно быть, слишком старыми или больными для повседневного тяжелого труда, спокойно обитали в центральной части дома. Внутреннее помещение дома представляло собой одну очень большую комнату. Уединение, частная жизнь были, безусловно, идеями, которые дидониане буквально неспособны себе представить.

Но какие идеи приходили к ним и навсегда оставались за пределами людского понимания?

Флэндри показал жестом на шкуру:

— Если они являются травоядными, наши большие приятели, то почему они охотятся? — удивился он.

— Продукты животного происхождения, — сказала Кэтрин, — кожа, кости, сухожилия, жир… тише!

Процессия остановилась перед насестом, на котором сидел старый криппо. Изможденный, с поврежденным крылом, он тем не менее напоминал Флэндри орла. Каждая нога склонила свой рог перед ним. Летун, принадлежавший Открывателю Пещер, поднялся со своего места и перелетел на свой насест. Оставшийся нога предложил патриарху освободившийся щупалец. Тот произвел соединение. Его глаза повернулись к людям и весело заблестели.

— Его зовут Много Мыслей, — прошептала Кэтрин, склонившись к Флэндри. — Он самый мудрый в этом объединении. Хишу требуется около минуты, чтобы переработать то, что передали ему существа.

— А что, партнеры этой птицы принадлежат каждому выдающемуся гражданину?

— Тихо, Флэндри, не так громко. Я не знакома с местными обычаями, но кажется, они питают особое уважение к Много Мыслей… Хорошо, ты, естественно, мог бы предположить, что существа с лучшим генетическим наследством должны быть в лучших созданиях, не так ли? Я догадываюсь, что Открыватель Пещер является исследователем и любителем приключений.

Хиш впервые встретил людей, когда он наткнулся на лагерь ксенологов, располагавшийся приблизительно в 200 километрах отсюда. Много Мыслей имеет энергию и смелость той же самой ноги и той же самой руки, но то, что происходит сейчас в хише, является темной тайной чужой души… Ага, я думаю, что теперь хиш готов. Я повторю ту информацию, которая ушла вместе с прежним криппо.

Этот разговор продолжался далеко за полночь. Были зажжены факелы, подброшены поленья в костры, началось приготовление еды в каменных горшках. Несмотря на то что ноги могли питаться только растительной пищей, они предпочитали более концентрированную и более богатую вкусовыми ощущениями еду, когда представлялась возможность достать ее.

Еще несколько дидониан вернулись домой из леса, освещая свой путь люминесцирующими лишайниками. Они принесли с собой корзинки, наполненные съедобными корнями. Без сомнения, охотники и сборщики провизии были далеко от дома в течение многих дней. Сторожка наполнилась жужжанием, гудением, звуками мелодичными, как звуки флейты, бормотанием и покашливанием.

Флэндри и его команде было довольно трудно отваживать любопытствующих от раненых членов экипажа так, чтобы это не выглядело недружественно.

Наконец, Кэтрин сделала наилучшую имитацию жеста почтительности, на которую она только была способна, и стала разыскивать своих попутчиков.

В неустойчивом свете факелов и костров, отбрасывающем красные блики по стенам и лицам, ее глаза и волосы казались бриллиантами в дорогой оправе среди неясных теней.

— Это было не очень простым делом, — сказала она с энергией, все еще бьющей через край, — но я уговорила хиша на это. У нас будет сопровождение — естественно, очень немногочисленное, но все-таки сопровождение, проводники и носильщики. Я думаю, что мы сможем отправиться в путь в течение ближайших сорока — пятидесяти часов… домой!

— Это ваш дом, — прорычал на низкой ноте чей-то голос.

— Заткни свой люк, — приказал Флэндри.

X

Много веков назад блуждающая планета прошла вблизи Бета Крукиса. Миры, лишенные центрального светила, не так уж редки во вселенной, но в ее безбрежности, неограниченности встреча такой планеты со звездой является довольно редким событием. Этот шар пролетал мимо и был захвачен с гиперболической орбиты. На этой планете, приблизительно по размерам равной Земле, полностью испарилось все, что может испаряться на самой ранней стадии развития. Потом, по мере того как внутреннее тепло постепенно иссякло, атмосфера замерзла. Огромное голубое солнце расплавило океаны и превратило замерзшие газы снова в жидкость, а потом в пар.

В течение долгих лет господствовала ужасная, яростная стихия. Постепенно межзвездный холод смог восстановить свою власть, и со временем происшедшая встреча блуждающей планеты со звездой уже не имела значения. Однако сложилось так, что эта встреча произошла в старые, добрые, но довольно крутые дни Полесотехнической Лиги, и это явление было замечено теми, кто увидел совершенно непредсказуемое счастье, которое могло быть поймано с его помощью.

Синтез изотопов всегда был узким местом, ахиллесовой пятой промышленного производства цивилизации, которая устремлена в космос. Целые моря и небеса требовались для охлаждения ядерных производящих установок, целые континенты — для захоронения радиоактивных отходов.

К тому же даже самая захудалая, необитаемая планета из всех известных была либо очень холодной, либо слишком горячей, либо по другим каким-нибудь причинам неудобной.

Но вот появился Сатан, тот самый захваченный из пространства шар, нагретый до идеальной температуры, которую могло бы поддерживать только тепло ядерного происхождения. Так как штормы и землетрясения утихли на планете Сатан, то она была быстро освоена оборотистыми людьми.

В течение Неприятностей ее принадлежность, официальный статус, приток и отток населения и товаров, каждый другой аспект взаимоотношений с обитаемой частью вселенной изменялся так же резко, как и у любой другой планеты.

На некоторое время Сатан была покинута. Но на ней и так никогда никто не жил постоянно. Ни одно живое существо не могло выжить в отравленной атмосфере и в смертельном поле радиации, если только оно не совершало кратковременный визит, облачившись в самую прочную защиту. Ее постоянными обитателями были роботы, компьютеры, автоматы. Они продолжали функционировать, несмотря на то, что цивилизация распадалась на части, продолжала воевать, и в некоторой степени усовершенствовали сами себя.

Когда, наконец, однажды один аристократ из Империи послал туда самоходное грузовое судно, они угостили его железным грузом из «глотки дракона».

Оборона Сатана стала главной причиной для того, чтобы держать гарнизон и обживать сектор Альфа Крукис.

Диск этой звезды повис в темноте среди других звезд, которые были видны на экране внешнего обзора командирской каюты Маккормака. Бета уже давно уменьшилась до видимой яркости самой большой из множества видимых звезд; машинам, которые ведут корабль в пространстве, много света не нужно.

Впереди, на экранах, можно было видеть сферу, затуманенную газовой пеленой, неясные очертания облаков и океанов, темные пятна, которые были на самом деле землей. Все это зрелище было довольно печальным, тем более, что такое впечатление усиливается, если вы вызываете на экран дисплея изображение поверхности — обнаженные скалы, глубокие каньоны, безжизненные каменные равнины, холодные и неподвижные океаны, — все покрыто темным плащом ночи, нарушаемой только редким лучом света от фонаря, оставшегося от лучших времен, или дьявольским голубым свечением флюоресценции; никаких звуков, кроме заунывной волынки ветра и шума движения навсегда стерильных вод, никаких событий в течение целых эпох, кроме неодушевленного, неосознанного, однообразного, тяжелого труда машин.

Для Хага Маккормака, однако, планета Сатан означала победу.

Он оторвал свой взгляд от планеты и позволил ему устремиться в противоположном направлении, в открытый космос. Там умирали люди, там, где мерцали знакомые Маккормаку созвездия.

— Мне следовало бы быть там, — сказал он. — Я должен был настаивать на этом.

— Вы не смогли бы что-нибудь изменить, сэр, — сказал ему Эдгар Олифант. — Как только тактическая диспозиция завершена, игра разворачивается сама по себе. Кроме того, там вы могли бы быть убиты.

— Именно это и плохо, — Маккормак переплел пальцы характерным для него движением. — Мы сидим тут, в уюте и в безопасности на орбите Сатана, пока там разворачивается сражение ради того, чтобы сделать меня императором!

— Не забывайте, сэр, что вы, кроме этого, еще и адмирал высшего ранга. — Сигара во рту Олифанта дрожала и дымила, пока он говорил. — Вы должны постоянно находиться в том месте, куда стекаются все данные, для того, чтобы принимать решения в том случае, если произойдет что-либо непредвиденное.

— Я знаю, знаю. — Маккормак заходил взад и вперед, из конца в конец огражденной надстройки, на которой они стояли.

Внизу раскинулся журчащий, шелестящий комплекс вычислительных машин, людей за рабочими столами и терминалами, распечатывающими данные; почти неслышно сновали туда-сюда курьеры. Сегодня никто, от самого Маккормака до рядового матроса, не заботился особенно о строгом поддержании уставной дисциплины. У них всех было слишком много текущей работы, они координировали битву с силами Пикенса. Было выяснено, где они находятся, по охране одного из герцогов, которую они обнаружили и преследовали. Все наблюдавшие, естественно, понимали, что столкновение кораблей и энергий, которые они извергают, находится за пределами того, что может выдержать смертный.

Маккормак ненавидел себя за то, что он тактически связал свой флагман «Персей», когда каждая дополнительная пушка там, в сражении, неизбежно влекла за собой спасение дополнительных жизней для его и так очень ограниченных сил.

«Персей» — это была ровно половина его дредноутов новейшего класса.

Но ни один другой корабль не мог, в принципе, нести оборудование, необходимое для создания полноценного командного пункта.

— Мы могли бы дать бой, отвлекая на себя значительные силы противника, — сказал Маккормак, — я иногда так действовал в прошлом.

— Но это было до того, как вы стали императором, — ответил Олифант.

Маккормак остановился и внимательно посмотрел на него. Дородный человек жевал свою сигару и продолжал рассуждать:

— Сэр, у нас есть некоторое достаточно ограниченное количество сочувствующих. Большая часть из них просто заверяет, что они не будут воевать на другой стороне. Почему каждый должен был бы положить на алтарь революции все, что он имеет, если он не очень-то верит, что вы сможете дать ему лучшую жизнь? Мы можем, без сомнения, рисковать нашим центром управления. Но мы не можем рисковать вами.

Без вас революция сойдет на нет еще до того, как дополнительные силы землян смогут попасть сюда для ее подавления.

Маккормак сжал кулаки и посмотрел снова на Сатан.

— Я прошу прощения, — пробормотал он. — Это было ребячеством с моей стороны.

— Это простительно, — сказал Олифант, — тем более, что двое ваших ребят сейчас там, в сражении…

— А как много других ребят сейчас там? Наших парней или же молодых представителей других рас, угнетенных империй, они умирают, они становятся калеками… Ладно.

Маккормак перегнулся через ограждение надстройки и стал изучать изображение на большом дисплее, расположенном на столе.

Цветные изображения на дисплее давали только самую общую информацию — которая сама по себе была неполной и не отражающей действительного положения на фронтах, — полученную на основе всего того потока сообщений, который шел через компьютеры. Но такие трехмерные картинки иногда стимулировали вспышки гениальности, которые ни одна из известных цивилизаций не сумела пробудить в электронных мозгах. В соответствии с увиденным узором не экране дисплея, тактика, предложенная Маккормаком, полностью оправдывалась. Он предположил, что разрушение заводов на Сатане явилось бы чрезмерно большой катастрофой, чтобы осторожный Пикенс стал рисковать. Поэтому силы Джошуа получат строгое предписание не приближаться к планете. Следовательно, силы Маккормака должны были бы получить надежное убежище. Это дало бы им возможность совершать такие операции, которые в других условиях были бы сумасшествием или самоубийством.

Конечно, Пикенс может решиться атаковать прямо с ходу; против этой случайности тоже надо было предусмотреть меры противодействия. Но если это так, то Маккормак не нуждался в угрызениях совести по поводу того, чтобы использовать Сатан в качестве защиты и места, где он мог бы спрятаться.

Будет Сатан уничтожен или только блокирован флотом Маккормака — в любом случае продукты, произведенные на этой планете, не достанутся врагу. По мере того как пройдет время, производство на Сатане должно стать неэффективным и слабым.

Но было похоже на то, что Пикенс собирался играть в безопасную, как ему казалось, игру — за что он жестоко поплатился впоследствии.

— Предположим, что мы выиграем, — сказал Олифант. — Что потом?

Раньше это обсуждалось в течение многих часов, но Маккормак упустил свой шанс продумать все, что будет после этой битвы.

— Зависит от того, какая сила останется у противника. Мы хотим взять под контроль такой большой участок космоса, как только возможно, не перенапрягая наших сил. Техника снабжения, передвижение и расквартирование войск являются более трудными проблемами для нас, нежели непосредственно боевые действия. Мы все еще не сумели организовать возмещение нормальных боевых потерь и снабжение.

— Не следует ли нам атаковать Айфри?

— Нет. Слишком трудно преодолимое препятствие. Если мы сможем отрезать ее, то практически та же самая цель будет достигнута. Кроме того, со временем эта база понадобится нам самим.

— Но тогда, может быть, Линатавр? Я имел в виду… хорошо, мы действительно получили информацию, что ваша жена была освобождена из плена каким-то правительственным агентом, — Олифант остановился, увидев, как отреагировал адмирал на его благонамеренную речь.

Маккормак застыл как вкопанный, будто он стоял на Сатане, и пробыл некоторое время без движений.

Через несколько минут он смог сказать:

— Нет. Они будут обороняться всем, что имеется в их распоряжении. Катавраяннис будет стерт с лица планеты. Независимо от того, есть там Кэтрин или нет. Для Снелунда всегда найдется очень много других Кэтрин по его желанию.

«Может ли император позволять себе такие мысли?»

Экран дисплея мигнул и зажегся. С него глядело восторженное лицо.

— Сэр — Ваше Величество — мы победили!

— Что? — Маккормаку потребовалась дополнительная секунда, чтобы понять.

— Именно так, Ваше Величество. Сообщения все еще поступают, но сразу от всех кораблей. Эти сообщения пока еще оцениваются, но… хорошо, мы уже не имеем никакого сомнения в победе. Впечатление такое, как будто бы кто-то читает их коды.

Какая-то отцепившаяся часть подсознания Маккормака сразу уцепилась за эту возможность.

При передаче сообщений связь шла не от аборигена к аборигену, а от машины к машине. Код, известный ранее людям Снелунда, был более, чем изменен; ключевым компьютерам были даны команды на изобретение целого нового языка, после чего остальные компьютеры должны были изучить и использовать этот язык. Так как строение этого языка определено случайными факторами, то его расшифровка была если и не полностью невозможной, то, по крайней мере, слишком трудоемким процессом, поскольку всякое благоразумное множество случайно проверенных комбинаций не могло с достаточной вероятностью дать ответ. Вот почему разговор через космос с помощью роботов, которые, как автоматы, вплетали их корабли в летящий флот, был совершенно неразрешимой загадкой для врагов и безошибочно узнаваемым сигналом для друзей.

Такой подход к делу кодирования межпланетных сигналов много раз оправдывался из-за непрекращающихся попыток, оставшихся в истории, захватить и разграбить космические корабли, но грабители редко достигали успеха в расшифровке захваченных текстов, и, несмотря на это, любой их «успех» при захвате чужого корабля неизбежно приводил к тому, что коды были изменены.

Если бы вы смогли выучить язык, которым все еще пользуются машины врага…

Нет. Пустая блажь. Маккормак перевел свое внимание снова на экран дисплея.

— Потеря «Зета Ориона», вероятно, заставила врага отступить. Они всюду выходят из боя.

Несмотря на это радостное сообщение, Маккормак подумал: «Я должен быть начеку. Мы должны были бы гнать их до тех пор, пока они не вернутся туда, откуда прибыли, но слишком далеко отогнать, видимо, не удастся».

— Так, мы подтвердили, что «Виксен» не поврежден.

«Корабль Джона», — подумал Маккормак.

— Нет сообщений от «Нового Фобоса», но нет никаких оснований беспокоиться за этот корабль.

«Корабль Колина, — снова подумал Маккормак. — Боб со мной».

— Одну секунду, Ваше Величество, важное сообщение… да, подтверждено. «Аквилай» серьезно пострадал. Насколько мы знаем, это, вероятно, их флагман, вы помните наши оценки. Теперь они не смогут управлять боем. Мы можем прикончить их всех сразу!

«Дейв, ты еще жив?» — пронеслось в голове Маккормака.

— Отлично, капитан, — сказал Маккормак, — я присоединюсь к вам прямо на капитанском мостике.

Аарон Снелунд заставил адмирала стоять, как совершеннейшее ничтожество, одетое в голубое и золото, пока он выбирал сигарету в украшенном бриллиантами ящичке, слегка мял ее своими пальцами, принюхивался к аромату подлинного, выращенного на Земле сорта марихуаны «Корона», вдыхал аромат в легкие, исключительно величественно садился в свое кресло губернатора и глотал дым.

В комнате больше никого не было, кроме неподвижного горзунца. Движущиеся куклы были выключены. Мультипликационное изображение не было отключено, но не было музыкального сопровождения, так что леди и господа в масках танцевали без звука, будто бы поглощенного расстоянием в 200 световых лет и интервалом времени в полвека.

— Бесподобно, — пробормотал Снелунд, когда он закончил курить. Он кивнул большому человеку с пепельно-серыми волосами, ждавшему его: — Расслабьтесь.

Пикенс не шелохнулся.

— Сэр, — его голос был гораздо выше, чем обычно. За одну ночь он состарился.

Снелунд прервал его едва начавшуюся речь нетерпеливым взмахом руки.

— Не беспокойтесь, адмирал. Я прочитал отчеты. Я знаю логическую последовательность событий, приведших к вашему поражению. Кое-кто не обязательно является неграмотным, даже если учесть, что у вас во флоте принят отвратительный язык и что этот кое-кто — губернатор. Но, может быть, он все-таки неграмотен?

— Ни в коем случае, Ваше Превосходительство.

Снелунд откинулся назад, скрестил ноги, закрыл глаза.

— Я позвал вас сюда не для того, чтобы повторять вслух то, что я прочитал, — продолжил он мягко. — Нет, я бы хотел поговорить с вами откровенно и без свидетелей. Скажите, адмирал, что бы вы посоветовали мне делать дальше?

— Так это же… в моем личном отчете… сэр.

Брови Снелунда выгнулись, как две арки.

По щекам Пикенса потек пот.

— Хорошо, сэр, — сказал он осторожно, — те силы, которые у нас остались, в сумме не намного меньше, чем те, которые есть у… у врага. Если мы учтем только то, что не улетело на Сатан. Мы могли бы укрепить небольшой сектор космоса, удерживать его, позволив Маккормаку овладеть остальным. Конфронтация с мерсеянами не может продолжаться бесконечно. Когда мы получим мощное подкрепление, мы сможем выйти в космос и разгромить врага.

— Ваш последний разгром был довольно обескураживающим, адмирал.

Угол рта Пикенса задергался.

— У губернатора лежит мое заявление об отставке.

— Я не принимаю вашу отставку. И не приму.

— Сэр! — Пикенс так и замер с открытым ртом.

— Спокойнее, адмирал. — Снелунд несколько изменил свой тон от деликатного сарказма до остроты и четкости, свой праздный юмор сменил на бдительность и сосредоточенность:

— Вы не опорочили себя, адмирал. Вы просто имели несчастье столкнуться в бою с лучшим воином. Если бы вы были менее способным, мало кто уцелел бы в результате нанесенного вам поражения. Но, несмотря на то, как разворачивались события, вы сумели спасти почти половину своих сил. У вас, к сожалению, нет воображения, но есть мастерство, компетентность, а это свойство так же дорого ценится, как и алмаз чистой воды в наши времена, когда процветает неразвитость. Нет, я не желаю вашей отставки. Я бы хотел, чтобы вы продолжили боевые действия.

Пикенс задрожал. В его глазах стояли слезы.

— Садитесь, — пригласил Снелунд. Пикенс бухнулся в кресло. Снелунд прикурил еще одну сигарету, простой табак, и дал адмиралу возможность несколько восстановить равновесие, после чего заявил:

— Профессионализм, четкая организация и направляющие указания — вот что вы можете предложить. А я могу предложить воображение. Другими словами, с настоящего момента и далее я диктую политику, которую вы будете осуществлять. Это понятно?

Вопрос Снелунда был, как пощечина. Пикенс сглотнул и прокаркал:

— Да, сэр.

Это была великолепная, точная работа Снелунда, то, что он делал эти последние несколько дней (в результате чего офицер высшего ранга стал податливым, тягучим, способным к деформации в холодном состоянии), не уничтожив окончательно его деловых качеств — аккуратная работа, доставившая наслаждение.

— Вот так-то лучше. Да, если хотите, пожалуйста, курите, — сказал губернатор. — И разрешите мне изложить свой план. Первоначально я рассчитывал на то, чтобы разными способами воздействовать на леди Маккормак. Но этот болван Флэндри вдруг исчез вместе с ней. — Ярость вскипела в Снелунде, как жидкий гелий при комнатной температуре.

— Знаете ли вы хоть что-нибудь о том, что в ними сталось?

— Нет, сэр, — сказал Пикенс, — наш отдел безопасности все еще не сумел внедриться в тыл врага. Для этого требуется время… Да, но, исходя из той информации, которой мы обладаем, не похоже, что она сумела вернуться к своему мужу. Но дело в том, что никому ничего не известно и о ее появлении где-нибудь еще, например, на Земле.

— Хорошо, — сказал Снелунд, — я не завидую гражданину Флэндри после того, как я вернусь на Землю.

Некоторое время Снелунд прислушивался к вращению дыма в своих легких, пока не пришло успокоение.

— Но в действительности это все не имеет значения. Ситуация в корне не изменилась. Я переоценил все это дело.

То, что предлагаете вы, — позволить Маккормаку завладеть большей частью сектора без сопротивления, пока мы будем дожидаться подмоги, — это, совершенно очевидно, консервативный путь. Поэтому он смертельно опасен. Маккормак будет рассчитывать именно на этот вариант. Пусть он будет провозглашен императором в нескольких десятках миров, пусть он мобилизует свои ресурсы и организует оборону с той дьявольской способностью, которой Маккормак обладает, — и вполне вероятно, что, когда появятся регулярные силы земного флота, они не будут в состоянии свергнуть его.

Учтите, что во владениях Маккормака очень короткие внутренние каналы связи. Учтите, что он исключительно популярен у населения, ради чего хорошо постарались его демагоги и ксенологи. Учтите также и то, что к нему все больше и больше будет примыкать сторонников его дела, пока его дела будут идти мало-мальски удачно. Учтите также и то, что вирус будет распространяться по всему этому сектору и за его пределы; и даже, может быть, по всей Империи, до тех пор, пока в один прекрасный день он с триумфом въедет в Акрополь!

Пикенс произнес запинаясь:

— Я, я… я уже думал об этих вещах, Ваше Превосходительство.

Снелунд рассмеялся.

— Более того, даже если предположить, что Империя сумеет уничтожить Маккормака, то, как вы думаете, что будет с вами и — что более важно с этой точки зрения — со мной? Ведь нам с вами не дадут медалей за то, что мы позволили восстанию возникнуть и потом не смогли сами покончить с ним. Злые языки будут болтать. Горячие головы будут бурлить. Конкуренты ухватятся за возможность дискредитировать нас.

В том случае, если бы мы смогли сломить Маккормака в открытом космосе, когда он совершенно не прикрыт, делая свободным путь для моих специальных отрядов, которые очистят планеты от измены, — тогда слава сыграла бы роль универсальных денег. На них мы смогли бы купить очень многое, если бы тратили их с умом. Рыцарство и продвижение — главное для вас; возвращение в великолепие двора его величества — для меня. Разве я не прав?

Пикенс облизал пересохшие губы.

— Такие личности, как мы, не должны рассчитывать на корыстное вознаграждение. По крайней мере, не тогда, когда миллионы и миллионы жизней…

— Но ведь и эти жизни принадлежат каким-то личностям, не так ли? И поэтому, если мы служим себе, то мы одновременно служим Империи, которой мы присягнули на верность. Давайте не будем предаваться иллюзиям, далеким от реальности, и пускать крокодиловы слезы. Давайте лучше займемся нашим основным делом и подавим, наконец, это восстание.

— Что предлагает губернатор?

Снелунд погрозил Пикенсу пальцем.

— Не предлагает, адмирал. Предписывает. Мы обсудим все подробности попозже. Но в общих чертах ваша задача будет состоять в том, чтобы очаги войны непрерывно горели. Безусловно, наши критически важные системы должны быть под усиленной охраной. Но даже в этом случае у вас останется значительное количество кораблей, свободных в своих действиях. Избегайте повторения больших сражений. Вместо этого совершайте рейды, тараны, быстро бейте и еще быстрее убегайте, никогда не атакуйте группу восставших кораблей, за исключением тех случаев, когда она явно слабее, сделайте особый упор на разграбление путей и центров торговли и промышленности.

— Сэр! Но это же все наши люди!

— Маккормак заявляет, что это его люди. И кроме того, если я хорошо его знаю, тот факт, что именно он явился причиной страданий, причиненных нами, будет угнетать его, и у меня есть надежда, что это заставит его действовать менее эффективно. Как вы помните, я не говорил о неограниченных разрушениях. Напротив, мы всякий раз должны иметь очень веские причины для уничтожения намеченной гражданской цели. Оставьте эти решения мне. Таким образом, общая идея состоит в подрыве сил восставших.

Снелунд выпрямился в своем кресле. Его кулак сжался. Его волосы блеснули, как меч завоевателя.

— Снабжение и возмещение потерь, — сказал он вызывающе. — Вот что будет источником возмездия Маккормаку. Он в состоянии уничтожить нас во встречном бою, в прямом противостоянии. Но он не сможет выдержать долгого изматывания. Провизия, одежда, медицинские препараты и принадлежности, оружие, инструменты, запасные части, целые новые корабли, — во всем этом его флот нуждается непрерывно, все это должно поступать постоянно, неиссякаемым потоком, или же он будет быстро обречен на неудачу. Так вот ваша задача будет состоять в том, чтобы отрезать источники их снабжения и перекрыть каналы, по которым оно поступает.

— Но можно ли это осуществить, сэр, достаточно хорошо и быстро? — спросил Пикенс. — Он обязательно расставит оборонительные средства, организует конвои, будет контратаковать.

— Да, да, я знаю. Ваши усилия будут только одной частью общих усилий, хотя и довольно весомой частью. В остальном задача состоит в том, чтобы лишить Маккормака эффективной гражданской службы.

— К сожалению, сэр, я не совсем вас понимаю.

— Это понимают немногие, — сказал Снелунд. — Но подумайте только, какая армия бюрократов и функционеров составляет основу любого правительства. При этом совершенно безразлично, оплачивается их труд правительством или некой якобы частной организацией. В том и другом случае они выполняют свою ежедневную, рутинную работу. Они управляют космическими портами и путями сообщений, они обеспечивают движение почтовых отправлений, они сохраняют автономность электронных каналов связи, они собирают и поставляют сведения по всем многочисленным вопросам, они следят за здоровьем общества, они удерживают в узде преступность, они разрешают споры и распределяют ограниченные ресурсы… Нужно ли мне продолжать?

Снелунд широко улыбнулся.

— Конфиденциально, — сказал он, — мне преподали хороший урок, когда я набирался ума-разума среди этих людей. Как вы знаете, я проводил разнообразные изменения в политике и в административных процедурах, которые я горел желанием быстрее запустить в дело. Я имел только частичный успех, в основном на отдаленных планетах, на которых по сути не было местной гражданской службы. Во всех других случаях мешали бюрократы. Это совсем не то, что принято во флоте, адмирал. Я могу, к примеру, нажать кнопку, издать особый приказ по каналу связи — и ничего не произойдет. Мой меморандум будет в течение недель или даже месяцев переходить со стола на стол. Технические трудности вы будете преодолевать шаг за шагом. Ошибки в компьютерных распечатках вы будете исправлять запятая за запятой. Бесконечные запросы для уточнения будут снова к вам возвращаться. Отчеты будут заполняться и забываться. И все это было, есть и будет похоже на дуэль в тумане. И я не могу уволить большую часть этих бюрократов. Даже если отвлечься от вопросов законности, я должен иметь их в своем распоряжении. Им просто нет никакой замены.

И я намерен дать почувствовать Маккормаку вкус всего этого варева.

Пикенс беспокойно поежился:

— И как же, сэр, вы намерены это сделать?

— Именно это я хотел обсудить сегодня в полдень. Мы должны позволить молве достигнуть миров, захваченных восстанием. Функционеры незначительного уровня должны быть убеждены в том, что вовсе не в их интересах служить восстанию с особым усердием. Их естественная робость, застенчивость и тяжеловесность, любовь к многочисленным деталям, перегружающим сообщения, должны сработать в нашу пользу. Если, кроме того, нам удастся подкупить некоторых чиновников, запугать других, может быть, провести случайные убийства или бомбежки… Вы успеваете следить за моей мыслью?

Мы должны внедрить наших агентов повсеместно, во всем потенциальном владении Маккормака, прежде чем он овладеет им полностью и расставит охрану в ключевых точках.

После этого мы должны непрерывно осуществлять давление — например, налеты и контрабанда, осуществляемые вашими агентами, пропаганда, разрушение каналов межзвездных перевозок вашими штурмовиками. Да, я действительно верю, что мы сможем привести машину гражданской службы Маккормака к полному параличу и разрушению. А без нее его космический флот превратится в ничто. Так вы со мной, адмирал?

Пикенс сглотнул:

— Да, сэр, конечно.

— Отлично, — Снелунд поднялся. — Пойдемте в зал заседаний. Мои люди ждут там. Мы обсудим в мельчайших деталях ближайшие конкретные планы. Не хотели бы вы принять стимулирующую таблетку? Совещание, вероятно, продлится несколько часов.

Приближенные хорошо изучили Снелунда сначала на Венере, потом — на Земле, затем — в секторе Альфа Крукис: он был сластолюбцем, но когда он видел шанс для верного успеха или угрозу, которая касалась его самого, то даже двадцать дьяволов не смогли бы с ним справиться…

XI

Кэтрин оценила расстояние от Гремящего Камня до Порта Фредериксен приблизительно в 2000 километров или около этого. Но это было расстояние, полученное по карте. Такое расстояние воздушное судно преодолевает за пару часов, космический корабль — за несколько минут или секунд. Если же идти по земле пешком, то это займет несколько недель.

Местность была не только сильно пересеченной, но и совершенно незнакомой дидонианам. Как и большинство примитивных аборигенов, они редко отваживались уходить за пределы своей территории, окружавшей их дом. Предметы торговли обычно переходили от объединения к объединению, а не через большие расстояния по всей области, населенной дидонианами, причем поток товаров был устоявшимся, тек по хорошо наработанным линиям. Поэтому те трое дидониан, которые сопровождали землян, должны были сами хорошо прощупать дорогу, прежде чем идти по ней. Так было особенно в горах, продвижение вперед шло медленно, с частыми ошибками в выборе дороги.

Более того, короткий период обращения планеты вокруг своей оси привел к тому, что не удавалось пройти большие расстояния за светлое время дня. Аборигены наотрез отказались двигаться вперед после захода солнца, и Флэндри заставил себя согласиться, что это было бы неразумно в чужих местах.

Дни постепенно удлинялись по мере того, как разгоралось дидонианское лето; в середине лета продолжительность дня была немногим более семи часов из восьми и трех четвертей часа общей продолжительности дидонианских суток. Но дидониане не могли воспользоваться более чем четырьмя или пятью часами из этого времени. Причина была опять-таки чисто практическая. В походе, не имея достаточно полноценной еды, которую обычно поставляли дидонианам их фермы, нога должен был есть за троих, все, что только попадается на пути.

Растительная пища гораздо менее калорийна, чем мясо. Поэтому аборигенам требовалось много времени для того, чтобы восполнить недостаток калорий, потраченных за очередной день пути.

— Здесь двадцать четыре человека, — еще раз сосчитал про себя Флэндри, — и шестнадцать оставлено позади вместе с хорошим врачом, и у всех хороший аппетит. Я не знаю, насколько хватит тех запасов провизии, которые мы сняли с корабля.

— Мы могли бы восполнить некоторое количество еды за счет местных продуктов, — подбодрила его Кэтрин. — В определенных растениях есть лево-вещества, так же как и в животных, — это аналогично тому, что в биохимических циклах земного типа включены в некоторой пропорции право-вещества. Я могу показать тебе и твоим ребятам, как выглядят эти растения и животные.

— Хорошо, я предполагаю, что кроме того, что у нас есть, мы могли бы поискать пищу в окрестностях, так как мы будем устричнять на нашей стоянке.

— Устричнять? — изумленно переспросила Кэтрин.

— Да, делать именно то, что делают устрицы. Они в основном сидят на одном месте, — Флэндри покрутил свои усы. — Черт бы их побрал, они превратились в непроходимые дебри. Что я совершенно не думал спасать с корабля, так это зеркало и ножницы!

Кэтрин рассмеялась.

— Почему ты не сказал мне раньше? У местных жителей есть ножницы. Неуклюжие, не очень острые, но ими можно постричь волосы. Разреши мне стать твоим парикмахером.

Когда ее руки прикасались к его волосам, у него кружилась голова. Он был очень рад тому, что она позволила другим самим позаботиться о себе. Они все были очарованы ей. Флэндри подумал, что это было вызвано не только тем, что она была единственной женщиной среди них. Они лезли из кожи вон, чтобы сделать ей что-нибудь приятное или оказать ей знаки почтения. Он искренне хотел, чтобы они перестали это делать, но не мог по-хорошему отдать приказ. Взаимоотношения и так были напряженными. Он больше не был для них капитаном, а только командиром, начальником в соответствии со своим временным рангом капитана третьего ранга, потерявшим свой боевой корабль. Их сотрудничество в новых условиях, на чужой планете было полезным, но дисциплина неизбежно упала, даже во взаимоотношениях между младшим комсоставом и другими офицерами. Флэндри чувствовал, что он обязан сохранить остатки дисциплины хотя бы в своем ближайшем окружении. Это вело если не к враждебности, то к охлаждению, корректной отчужденности в обращениях к нему в противоположность дружеской манере общения, которая установилась между остальными.

Однажды ночью Флэндри случилось проснуться, и, не выдавая себя, он подслушал довольно возбужденный разговор нескольких человек из его команды.

Двое из них высказывали намерение не только согласиться на интернирование, но и присоединиться к Маккормаку в том случае, если его шансы на успех покажутся реальными, причем сделать это сразу после прибытия на базу. Они пытались убедить своих оппонентов сделать то же самое. Оппоненты вроде бы отказывались, но «пока», «поскольку» и как-то очень добродушно.

Именно это больше всего возмутило Флэндри: что кроме него, похоже, никто не возмущался.

Он начал регулярно подслушивать разговоры своих подчиненных. Он не собирался сообщать начальству об услышанном, но ему очень хотелось знать, какую позицию занимает тот или иной член его команды. Не то чтобы он очень нуждался в моральном самооправдании. Подслушивание было даже забавным.

Все это началось вскоре после того, как отряд покинул Гремящий Камень.

Трех дидониан, которые сопровождали отряд, звали, как сказала Кэтрин, Открыватель Пещер, Сборщик Урожая и, к общему смущению землян, Смит[31]. Было более чем сомнительно, чтобы создания думали о себе в соответствии с этими именами. Эти имена являлись удобными обозначениями, основанными на персональных качествах или на событиях прошлой жизни. Существа, составляющие создание, не имели ничего, кроме набора индивидуальных сигналов, позывных.

Часто они разъединялись для того, чтобы создать такие комбинации, как Железный Рудокоп, Страж Северных Ворот или Молния, Ударяющая в Дом.

Кэтрин объяснила, что это было обусловлено стремлением к изменениям, частично для того, чтобы сохранить и обновить навыки и память, которые составляли основу каждого создания, а частично — для отправления местных квази-религиозных обрядов.

— Единство совершенно идеально в этой культуре, как я узнала, точно так же, как и в большинстве других дидонианских культур, — говорила она Флэндри. — Они считают, что весь мир должен в конце концов стать некоторым единым созданием. С помощью различных церемоний, обрядов, мистических заклинаний, глюциногенной пищи или еще чего-то в этом духе они пытаются слиться с окружающей их действительностью. Ежедневный метод для осуществления такой цели состоит в том, чтобы производить частые новые взаимодействия. Брачный период, который у них продолжается некоторое время до и после летнего равноденствия, является для них наивысшей точкой в году, главным образом благодаря экстатическим, трансцендентальным ощущениям, которые становятся возможными в это время.

— Да, я могу вообразить себе, что раса, подобная этой, должна иметь кое-какие интересные половые разновидности, — сказал Флэндри.

Она покраснела и посмотрела в сторону. Он не знал, почему она отреагировала именно так, она, которая наблюдала жизнь во всех ее проявлениях, как ученый. Ассоциации с событиями во время ее плена? Флэндри не допускал такой мысли. Она была слишком полна жизни, чтобы это долго угнетало ее; рубцы от пережитого, конечно, останутся навсегда, но сейчас к ней почти полностью вернулись ее жизнелюбие, веселость. Почему тогда эта робость с ним?

Тем временем отряд шел вдоль гребня гор. Эта область принадлежала другому объединению, которое, будучи родственным объединению Гремящего Камня, разрешило путешественникам свободно пересечь их территорию. Теперь они уже взбирались выше зоны джунглей. Здесь воздух был тропическим по земным меркам, но менее влажным, ветерок гладил кожу, ласкал волосы и нес ароматы, не лишенные очарования.

Земля была плотно укутана пружинистой коричневой ковровой травой, усыпана яркими цветами, здесь встречались стреловидные кусты, гранаты и светящееся дерево.

Слева от путников поднимались скопления сухопутных кораллов, их красные и голубые оттенки казались осязаемыми, живыми по сравнению с неизменным серо-серебряным цветом неба.

Ни один из дидониан не был полным. Один установил связь в хише ноги с рукой, две другие руки были в лесу и собирали ягоды, три криппо летали высоко над головами и выполняли разведывательные задания. Будучи раздельными, животные могут выполнять обычную работу, но быстро реагируют на необходимость объединения, когда она возникает.

Кроме их собственных инструментов, которыми владели руки, включая оружие, копья, луки, боевые топоры, ноги с легкостью несли оборудование, снятое землянами с погибшего корабля. Освобожденные таким образом, земляне могли запросто обогнать четвероногих, передвигавшихся неспешной иноходью.

Так как не было видимой опасности и причин бояться, что группа опять собьется с дороги, Флэндри сказал своим людям, что они могли бы помочь рукам быстрее собрать плоды. И они рассеялись по всему склону.

И оставили его наедине с Кэтрин.

Он остро чувствовал ее: линии груди и бедер под ее одеждой, широкий размашистый шаг, свободно развевающиеся локоны и кожа, почти такая же яркая, как солнце, волевое лицо, огромные глаза золотисто-зеленого цвета, аромат теплого тела… Он тут же заставил себя думать о другом.

— Скажи, Кэтрин, не является ли — как это получше выразить — пантеистическая концепция естественной для дидониан?

— Не более, чем монотеизм является естественным, жизненно необходимым для человека, — сказала Кэтрин с такой же поспешностью. — Это зависит от культуры. Некоторые превозносят объединение само по себе, как общность, отличающуюся от всего остального мира, включая и другие объединения. Их обычаи напоминают мне обычаи человеческой толпы, славящей всемогущее государство и его руководителя. У них есть склонность к воинственности и к повадкам хищников, — она показала вперед, где едва-едва были видны горные вершины. — Я боюсь, что нам предстоит пройти по территории именно такого сообщества. По этой причине наши друзья из Гремящего Камня не очень-то старались присоединиться к нам. Слухи распространяются, даже если создания остаются на одном месте. Мне следовало бы напомнить Многим Мыслям о том, что у нас есть оружие.

— Те, кто не боится смерти, обычно бывают очень опасными противниками, — сказал Флэндри. — Однако я не думаю, что дидонианин получает какое-то наслаждение, когда он теряет одно из существ; кроме того, у хиша должно быть естественное желание избежать боли.

Кэтрин еще раз с облегчением улыбнулась.

— Ты быстро учишься. Скоро ты сам станешь ксенологом.

Он пожал плечами.

— Моя работа заставляла меня вступать в контакты с представителями различных рас живых существ. Я твердо убежден, что людская порода является наиболее таинственной, сверхъестественной, фатальной из всего множества живых существ; но твои дидониане почти такие же. Есть ли у тебя какие-нибудь представления о том, как у них проходила эволюция?

— Да, мы проводили некоторые раскопки. Вероятно, где-то не очень далеко отсюда. Меня всегда удивляло, почему мы находим деньги для того, чтобы вести войну, но жадничаем, когда требуются средства на какие-нибудь мирные дела? Неужели первое — причина второго?

— Думаю, что это не так. Я думаю, что люди изначально предпочитают войну.

— Однажды они поймут истину.

— У тебя неограниченная, но ничем не подкрепленная вера в способность человека полностью игнорировать то, что история продолжает смеяться над ним, — сказал Флэндри. И почти немедленно, чтобы ее мысли не вернулись к Маккормаку, который хочет реформировать Империю, он продолжал:

— Но ископаемые окаменелости — менее удручающая тема разговора. Так что же насчет эволюции на Дидо?

— Хорошо, насколько точно можно судить, была довольно продолжительная теплая эпоха — может быть, миллионы лет. Предки ноги обитали на богатых угодьях, которые позже оскудели в результате засух. Вот почему, как считают наши ученые, ноги стали рыскать по окрестностям в поисках оставшихся деревьев и срывать с них листья, которые были доступны, или хватать те листья, которые руки сбрасывали вниз, пока сами они собирали плоды. Вполне вероятно, что у них были случайные связи с протокриппо.

Но деревья тоже вымирали.

Криппо могли находить места, где была пища, и направлять туда ноги. Обживая окрестности, руки приобрели выгодную защиту в лице ног, вооруженных мощным рогом, и возвращали дань, отряхивая деревья.

Наконец, часть животных забрела на дальний восточный конец Баркинского континента. Их жизнь там омрачала, как омрачает и сейчас, отвратительная разновидность гигантского клопа, который не только высасывает кровь, но и впрыскивает в рану микробов, и они не позволяют ране затянуться в течение дней или даже недель. Предки ноги были меньше размерами, и их кожа был тоньше, чем теперь. Они сильно страдали от укусов этих клопов. Вероятно, руки и криппо помогали им, уничтожая и поедая наиболее назойливых насекомых. Но в результате они сами должны были начать отсасывать кровь, питаться сырым мясом, для того чтобы восполнить свое скудное питание.

— Дальнейшее мне хорошо понятно, — сказал Флэндри. — Процесс включал обмен гормонами, который был выгодным для всех и цементировал связь этих животных. Думаю, что на их счастье ни одно отдельное существо не достигло разумности. Это привело бы к взаимным стычкам на ранней стадии объединения трех существ за право главенствовать. Но теперь, похоже, симбиоз стал реальностью. Завораживающая возможность для цивилизации.

— Мы не показывали им многих сторон нашей жизни, — сказала Кэтрин. — Не только потому, что нам хотелось изучить их в том состоянии, в каком они находились. Мы не знали, что может быть приемлемым для них, а что катастрофическим.

— Я боюсь, что все это продолжает изучаться методом проб и ошибок, — ответил Флэндри. — Я очень заинтересован в том, чтобы увидеть результаты воспитания какого-нибудь создания с младых лет — ведь и криппо тоже живородящие — в технологическом обществе.

— А почему бы не вырастить нескольких землян среди дидониан? — с яростью спросила она.

— Извини, — сказал Флэндри. В эту минуту он подумал: «Негодование делает тебя прелестной». — Я только строил некоторые нереальные предположения. Никогда бы не сделал этого в действительности, ни за что! Я видел слишком много случаев, достойных сожаления. Я забыл, что эти создания — твои близкие друзья.

Вдохновение, Флэндри, вдохновение!

— Я бы хотел подружиться с ними тоже, — сказал он. — Впереди у нас два или три месяца пути и много свободного времени на стоянках. Почему бы тебе не обучить меня их языку?

Она с изумлением посмотрела на него.

— Это ты серьезно, Доминик?

— Без сомнения. Я не обещаю сохранить полученные знания в течение всей моей жизни. Моя голова переполнена повседневной паутиной информации. Но сейчас, да, я искренне хочу разговаривать с ними самостоятельно. Это было бы подстраховкой для нас. И кто знает, возможно, я бы мог прийти к новой научной гипотезе, касающейся их жизни, которая не придет в голову любому эйнианину.

Она положила ладонь на его плечо. Это была ее привычка: она любила прикасаться к тем, кому доверяет, о ком заботится.

— Нет, Доминик, ты не принадлежишь Империи, — сказала она, — ты принадлежишь нам.

— Да разве это возможно? — смущенно спросил он.

— Почему ты на стороне Джошуа? Ты же знаешь, что он такое. Ты видел его закадычных дружков, таких, как Снелунд, которые могут закончить эту так называемую дружбу, вмиг заменив его еще каким-нибудь правителем, более удобным в данный момент. Почему же ты не присоединишься к нам по своей воле?

Он знал, почему. Во-первых, потому, что он не верил в то, что революция будет успешной и продолжится на более фундаментальной основе. Но он не мог сказать ей этого в такой неожиданно волшебный день.

— Может быть, тебе удастся обратить меня в свою веру, — сказал он, — а пока что как насчет уроков дидонианского языка?

— Конечно, почему бы нет?

Флэндри не мог запретить людям из своей команды сидеть рядом с ними, и несколько человек обязательно сидели.

Применив все свое умение, он вскоре разочаровал их, и они перестали приходить. После этого он стал единственным объектом внимания Кэтрин на протяжении многих часов в неделю. Он игнорировал завистливые взгляды и больше не испытывал ревности в тех случаях, когда она завязывала оживленную беседу с кем-нибудь из команды или присоединялась к собравшимся вокруг костра и пела вместе с ними.

Более того, он не почувствовал возмущения, когда старший унтер-офицер Робинсон вернулся после путешествия с ней в поисках съедобных растений с подбитым глазом и имея очень смущенный вид. Совершенно спокойная, она позже обращалась с Робинсоном точно так же, как и до этой прогулки. Должно быть, молва об этой истории быстро распространилась, так как больше похожих случаев не было.

Успехи Флэндри в изучении языка удивляли ее. Кроме того что у него были подходящие для этого гены, он прошел жесткие курсы обучения в службе безопасности в области лингвистики и металингвистики, семантики и метасемантики, всевозможных приемов концентрации памяти и запоминания; он хорошо знал приемы того, как надо учиться. Не многие гражданские ученые получают такое хорошее обучение; они просто не нуждаются в этом в такой степени, как любой оперативный агент службы безопасности.

В течение недели он полностью усвоил основные структуры языка жителей района Гремящий Камень и пиджина — вовсе не легкое достижение, учитывая, что мышление дидониан было столь чуждым.

Но было ли оно чуждым?

После того как Флэндри освоил основы грамматики и приобрел словарный запас, он следовал инструкциям Кэтрин в разговорах, главным образом с Открывателем Пещер. Разговор был довольно забавным поначалу, но после нескольких недель между землянином и дидонианином наконец завязался настоящий диалог.

Дидонианин проявлял искренний интерес к Флэндри и Кэтрин, точно так же, как Кэтрин проявляла интерес к хишу. Она то и дело присоединялась к их беседам, которые, казалось, никогда им не наскучат.

Открыватель Пещер был значительно большим любителем приключений, чем средний дидонианин. Личность этого хиша, казалось, была более ярко выражена, чем у остальных, сопровождавших землян.

У себя дома хиш охотился, заготавливал древесину, а когда бывал не очень занят, отправлялся в путешествия по случайным маршрутам, бродил по окрестностям.

Как-то раз, приблизительно год назад, хиш отправился в путешествие на озеро, которое называется Золотое, где менее развитые объединения организовали ярмарку, и хиш обменивал металлические изделия на их меха и сухие фрукты.

Здесь постепенно нога хиша приобрел привычку соединяться с определенной рукой из одного места и с криппо — из другого, образуя таким образом создание Вязальщик Плотов. В Гремящем Камне, кроме Многих Мыслей, нога Открывателя Пещер и его рука принадлежали Хозяину Песен; криппо хиша (женского рода) — Первому в Танцах; рука хиша — Мастеру Варить Пиво; и все они принадлежали различным временным группам.

Кроме обычных обязанностей по обучению подрастающего поколения, никто из них не имел неограниченных связей. Зачем тратить время существу, которое может стать членом выдающегося создания, на то, чтобы соединиться с менее одаренными существами?

Разграничение было в некоторой степени смазано, но тем не менее вполне реально в Гремящем Камне — разграничение между «первыми семьями» и «проуле», то есть простыми работягами. Но оказалось, что в этом не было никакого чванства или зависти. Цели были достаточно прагматическими. Альтруизм в объединении был так широко распространен, что не было четкого разделения с точки зрения общих целей, понятий.

Или таким было общее впечатление Кэтрин и Флэндри. Она допускала, что эти впечатления могут быть неверными. Как можно постичь психику представителя сознательной жизни, имеющего три мозга, в каждом из которых сосредоточены знания, память, составляющие определенную долю в общей памяти, в общих знаниях и, кроме того, косвенно помнящего события, которые произошли несколько поколений назад, задолго до того, как это существо родилось?

Сам по себе, отдельно от хиша, нога был спокойным, мирным, безмятежным, хотя Кэтрин говорила, что он может прийти в ярость, если его довести.

Криппо был очень чувствительным и музыкальным, был способен создавать восхитительно чистые звуки, сотканные в удивительные узоры. Рука был беспокойным, неутомимым, любопытным и очень оживленным, любителем поиграть.

Но это — только сильные обобщения.

Они отличались большим индивидуальным разнообразием, как и все другие существа с хорошо развитой нервной системой.

Открыватель Пещер был бесконечно влюблен в пространство, которое окружало хиша. Хиш смотрел вперед с воодушевлением, предвкушая, что он увидит Порт Фредериксен, и даже мечтал о шансе полететь куда-нибудь на космическом корабле.

После того как хишу удалось усвоить основные знания в области астрономии, ксенологии, галактической политики, его вопросы стали настолько точными, что Флэндри усомнился в том, что дидониане не могут по своей внутренней природе быть менее интеллигентными и разумными, чем человек.

Не могла ли их технологическая отсталость быть обусловлена только некоторыми случайными обстоятельствами, которые не будут иметь никакого значения, когда они получат возможность начать процесс непрерывного развития?

«Будущее может быть за ними, а не за нами», — подумал Флэндри. — Кэтрин бы ответила: «Почему будущее не может быть общим?»

А пока путешествие к Порту Фредериксен продолжалось, сквозь дожди, штормы, сильный ветер, туман, жару, странные, хотя и не враждебные, объединения, до тех пор, пока они не достигли высокогорных районов, где люди могли насладиться прохладой.

Но дидониане здесь начинали дрожать от холода и становились голодными, так как в округе очень редко попадалась съедобная растительность и, несмотря на то что их криппо непрерывно наблюдали с воздуха окрестности, они часто забредали в непроходимые заросли, что заставляло их возвращаться назад и пытаться пройти снова.

Именно здесь, в Верхней Маруссии, они испытали неожиданное нападение.

XII

Самым легким способом преодолеть один из участков пути было пройти через каньон.

В течение мегалет река, вспухавшая от зимних дождей, углубляла его, а летом уровень воды резко уменьшался. Стены этого каньона давали хорошую защиту от ветров и отражали тепло. Это привело к тому, что во время каждого сухого сезона растительность появлялась только вдоль русла потока, где наносные почвы позволяли пустить корни, в отличие от голых скал в других местах каньона. Поэтому, несмотря на то что этот каньон был сильно искорежен и усыпан галькой, он, казалось, давал возможность легче достигнуть намеченной цели.

Вид был впечатляющим, хотя и мрачноватым. Река катилась слева от путешественников, широкая, коричневая, шумная и опасная, несмотря на то что находилась сейчас в своем спокойном периоде, с минимальным уровнем воды. Слой прошлогодних растений образовал границу вдоль воды, монотонный, спокойный цвет которой оживляли белые и алые цветы. То здесь, то там росли скрюченные деревья с очень глубокими корнями, приспособленными к наводнениям. Чуть повыше поверхность каньона становилась совершенно голой: полуразрушенные, выветренные, искореженные скалы темного цвета, фантастически изрезанные пики и столовые горы, каким-то чудом зацепившиеся за каменную осыпь, делювий и террасы.

Серое небо, рассеянный свет, не оставляющий теней, не давали возможности точно определить цвет предметов или их очертания. Этот вид смущал, сбивал с толку, ставил в тупик.

Но для человеческих легких воздух был мягким, сухим, освежающим.

Два криппо непрерывно кружили над головами и наблюдали за окрестностями. Сборщик Урожая был полным, а каждая рука ехала на своей ноге. Земляне шли сзади, кроме Кэтрин, Флэндри и Хейвлока. Она шла немного правее, полностью погруженная в свои размышления. Похоже, что этот ландшафт заставил ее сильно скучать по дому, по Эйнису.

Командир и младший лейтенант отошли подальше от остальных спутников, так, чтобы их не слышали.

— Скажите на милость, сэр, почему вы допускаете, что мы сдадимся в Порте Фредериксен без боя? — Вид Хейвлока был явно протестующим. — В этом случае наше дело совершенно безнадежно, и это вызывает в команде мысли об измене.

Флэндри не сказал, что он знает это. Хейвлок был в меньшей оппозиции к режиму, чем остальные, но была некоторая преграда более тонкого свойства, и Флэндри аккуратно вел Хейвлока в течение недель, прежде чем смог довериться ему в достаточной степени. Флэндри знал, что у Хейвлока на земле осталась девушка.

— Хорошо, младший лейтенант, — сказал он. — Я не могу давать обещания, потому что не уверен, что не веду вас на верную смерть. Вы же не считаете, что смерть — наш окончательный удел. Почему вы не разубедите людей? Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь осуждал меня, и тем более предрекал мне события, — «так как у меня есть свои собственные идеи на этот счет» — подумал Флэндри про себя, — но вы могли бы спокойно найти тех, кто… скажем так, не то, чтобы достоин доверия (мы изначально считаем, что все достойны его), а, скажем, проявляет достаточно рвения. Вы могли бы спокойно предупредить их, чтобы они были с нами, рядом с нами, в том случае, если я приду к твердому решению атаковать Порт Фредериксен. Мы будем продолжать время от времени встречаться с вами и говорить о том, о сем, как обычно, вместе со всеми и отдельно. Но больше отдельно, так, чтобы не спровоцировать подозрения. Нам необходимо заставить Кэтрин описать устройство Порта, постепенно, по частям, и это будет важным элементом того, что я задумал предпринять.

«Ты, Кэтрин, будешь более важным элементом того, что я задумал».

— Очень хорошо, сэр, — сказал Хейвлок, — я надеюсь…

Началось неожиданное нападение.

Путешественники приблизились к выступающей скалистой массе, основание которой было завалено каменными обломками.

Именно из-за них и выскочило около двадцати дидониан.

У Флэндри было только мгновение, чтобы подумать: «Черт побери, они, должно быть, прятались в пещере!»

Через мгновение воздух заполнился стрелами.

— К оружию! — закричал Флэндри. — Огонь! Кэтрин, на землю!

Стрела прошла мимо его уха с отвратительным гудящим звуком. Нога издал тревожный трубный звук, рука вскрикнул. Упав на живот, Флэндри посмотрел вдоль луча своего бластера на нападавшего врага.

Нападавшие были варварски одеты в шкуры, разукрашенные перьями, ожерельями из зубов, нательными узорами. Их оружие было неолитическим: кремневые топоры, стрелы и копья с костяными наконечниками. Но из-за этого оружие нападавших было не менее смертельным, и засада была организована мастерски.

Он посмотрел направо и налево.

Время от времени, пока они путешествовали, он обучал своих людей технике ведения наземного боя. Сегодня его усилия полностью вознаграждались.

Команда образовала полукруг, в фокусе которого как раз находился Флэндри. Каждый, кто имел оружие, — на корабле не оказалось в достаточном количестве ручного оружия — был в сопровождении двух или трех товарищей, вооруженных копьями или кинжалами, готовых помочь в случае необходимости или — на войне как на войне — поднять оброненное оружие.

Энергетические лучи сверкали и крушили. Пулеметы трещали, станнеры жужжали. Рев голосов, беспорядочный стук копыт отдавались бесконечным эхом над металлическим звуком течения реки.

Криппо превратился в пламя и дым, рука грохнулся на землю, нога умчался прочь, мыча от нестерпимой боли.

В отдалении Флэндри увидел еще несколько пораженных врагов. Но то ли в стремлении презреть смерть, то ли за счет физической инерции, они продолжали атаку. Расстояние, которое предстояло преодолеть дикарям, было коротким, и, кроме того, Флэндри не мог вообразить себе, что нога может мчаться с такой скоростью. Оставшиеся в живых дикари промчались мимо него и обрушились на троицу из Гремящего Камня прежде, чем он осознал происходящее. Один человек едва не был раздавлен огромным серо-голубым телом. Летуны, находящиеся высоко над головой, едва имели время для того, чтобы соединиться с их главными партнерами.

— Кэтрин! — закричал Флэндри в непрерывном грохоте боя. Он быстро вскочил и посмотрел по сторонам. Вокруг кипела рукопашная схватка. В течение секунды Флэндри видел, как воюют дидониане. Ноги, почти неуязвимые для острого оружия, толкали друг друга и пытались забодать своим страшным черным рогом. Руки били и кололи; криппо держали щиты, какие можно было держать, одновременно с мрачным упорством пытались удержаться на ноге и наносили удары своими крыльями. Основная цель была вывести противника из действия, устранив наездников хиша.

Горные ноги, изуродованные таким образом, бродили неподалеку. Несколько созданий, состоящих из двух существ, держались в резерве, для подстраховки в том случае, если рука или криппо погибнут в сражении. Восемь или девять полных созданий окружили треугольное образование, построенное тройцей из Гремящего Камня.

Нет, их было два с половиной. Теперь Флэндри уже мог хорошо их различать.

Криппо Сборщика Урожая был убит потоком стрел. Его тело лежало искореженное, до жалости маленькое. Перья хвоста шевелились от дуновения легкого ветра, до тех пор, пока нога, увлеченный боем, не вдавил останки окончательно в грязь. Его партнеры автоматически продолжали битву, но уже с меньшим мастерством.

— Прикончим этих подонков! — закричал кто-то. Люди воинственно двинулись на дикарей, образовавших машущую, как мельницы, крыльями, хрюкающую, вскрикивающую, непрерывно молотящую, переплетенную массу. Было очень трудно понять, почему дикари игнорируют людей, именно тех, кто нанес им наибольший урон. Или их вид был таким странным, чужеродным, что они не способны были воспринимать их?

Флэндри побежал в обход сражающихся, чтобы узнать, что стало с Кэтрин.

«Я ведь никогда не давал ей огнестрельного оружия!» — неистово билась в его мозгу мысль.

Ее высокая фигура возникла неподалеку. Она немного отступила, стоя под деревом, на которое могла бы взобраться в случае нападения. Его мерсеянский клинок мерцал в ее руке, державшей его довольно умело. Рот был плотно сжат, но глаза — внимательны и спокойны. Флэндри даже закашлялся, но испытал облегчение. Повернувшись, он направился опять к сражению дидониан.

Каменный топор размозжил череп руки Смита. Рука Открывателя Пещер отомстила за эту смерть двумя быстрыми ударами, но, окруженная со всех сторон врагами, не могла уберечь свою спину. Копье вонзилось в нее. Рука упала на рог дикой ноги, который подбросил ее в воздух и растоптал, когда она упала на землю.

Люди открыли огонь.

Это была бойня.

Остатки дикарей с гор были рассеяны по каньону. Ни одно создание у них не было целым.

Молодой землянин стоял над ногой, который был наполовину изжарен, но все еще жив. Он нанес ему удар милосердия; после чего рыдания и тошнота скрутили его.

Бывшая троица из Гремящего Камня могла собрать теперь одно полное создание. Из возможных комбинаций они выбрали Стража Северных Ворот, который начал обходить поле боя и методически истреблять раненых.

Вся битва, от начала до конца, продолжалась не более десяти минут. Подбежала Кэтрин. Она тоже плакала.

— Так много потерь, так много боли… Мы не можем помочь им?

Рука шевельнулся. Казалось, что он не был ранен. Да, он, вероятно, принял на себя оглушающий удар станнера, и сверхзвуковой пучок повлиял на него так же, как и на человека: рука просто потерял сознание.

Приблизился Страж Северных Ворот. Кэтрин заслонила собой руку.

— Нет! Я запрещаю тебе!

Дидонианин не понял ее пиджина, так как нога нового хиша была в Открывателе Пещер. Но ее намерение было слишком очевидным. После секунды колебания, с почти заметным физическим усилием, хиш заставил руку обуздать животное.

Затем с помощью людей хиш позаботился о тех существах из Гремящего Камня, которые выжили в битве. Они подчинились без сопротивления. Криппо был со сломанной ногой, у других были глубокие раны и ушибы, но, по всей вероятности, все оставшиеся могли возобновить путешествие после отдыха.

Никто не высказал вслух желания поскорее уйти с поля брани. Никто не издал ни единого звука. Молча они прошли еще два или три километра, прежде чем остановились.

В высоких широтах на Дидо ночи в середине лета были не только очень короткими, но и светлыми.

Флэндри шел под темно-синим небом, тронутым слабым серебристым оттенком и чуть-чуть освещенным зарей в тех областях, где ионизирующая радиация Вёрджила проникала сквозь верхние покровы облаков. Было достаточно светло, чтобы не спотыкаться во время ходьбы.

Немного в стороне нагромождения скал и утесов создавали сплошную тень, которая незаметно переходила в сумрак.

Взобравшись на утес, нависший над их лагерем, Флэндри видел костер, похожий на мерно мерцающую искру света, напоминавшую умирающую карликовую звезду. Река звучала приглушенно, но чисто в холодном воздухе. Его бутсы скрипели по гравию; время от времени они ударяли по крупному камешку, который отскакивал в сторону. Неизвестные животные подавали признаки жизни где-то совсем рядом.

Фигура Кэтрин возникла среди неясных ночных очертаний. Он заметил, что она ушла в этом направлении после еды, к которой почти не притронулась, и угадал, что она забрела именно сюда. Когда он подошел ближе, то увидел, что ее лицо было смертельно бледным.

— Ох… Доминик, — сказала она. Годы тренировок в условиях диких планет научили ее полагаться в первую очередь на слух, а не на зрение.

— Тебе не следует уходить далеко одной.

Он остановился прямо перед ней.

— Мне было необходимо.

— По крайней мере, бери с собой какое-нибудь огнестрельное оружие. Я не сомневаюсь, что ты можешь с ним обращаться.

— Да, конечно. Но после сегодняшнего я не смогу этого сделать.

— Ведь ты, должно быть, раньше не раз видела дикую смерть.

— Несколько раз. Но в тех случаях я не была причиной.

— Эта атака была неспровоцированной. Если быть откровенным, то я не жалею ни о чем, кроме наших собственных потерь, и мы не можем позволить себе долго их оплакивать.

— Мы пересекаем страну, принадлежащую аборигенам, — сказала она. — Может быть, это вызвало их возмущение. У дидониан развиты территориальные привязанности, точно так же, как у нормального человека. Но может быть, наше имущество соблазнило их на засаду. Не было бы ни ран, ни убийств, если бы мы не отправились в путешествие.

— Ты тоже жила в условиях, порожденных военным временем, — сказал он грубо, испытывая внутреннюю боль, — и этот налет был одним из эпизодов твоей драгоценной революции.

Он услышал, как Кэтрин тяжело вздохнула. Раскаяние охватило Флэндри.

— Я… я сожалею, Кэтрин, — сказал он, — это вырвалось у меня случайно. Я оставляю тебя одну на некоторое время. Но, пожалуйста, возвращайся в лагерь.

— Нет. — Сначала ее голос был слишком слабым, чтобы его можно было услышать. — Я имею в виду… дай мне побыть одной еще некоторое время.

Она сжала его руку.

— Но ради всего святого, Флэндри, не произноси больше злых шуток. Я действительно рада, что ты пришел, Доминик. Ты чуткий, ты все понимаешь.

«Я» — в нем все ликовало.

Так они простояли с минуту, держа друг друга за руки, прежде чем она как-то неуверенно засмеялась и сказала:

— Ситуация повторяется, Доминик. Поговорим о деле.

«Ты достаточно храбра, потому что живешь со всеми своими печалями, — подумал он, — но при этом еще сильна и мудра, чтобы повернуться спиной к этим печалям при первой возможности, и даже пытаешься совладать с нашим общим врагом — космосом».

Ему необходимо было закурить одну из немногих оставшихся у него сигарет, но он не мог себе позволить разомкнуть рукопожатие, чтобы дотянуться до пачки с сигаретами, — она могла вдруг уйти.

— Хорошо, — сказал он, испытывая отвращение к самому себе, — я думаю, мы сможем продолжить наш путь послезавтра. Они собрали Молнию, Ударяющую в Дом, для меня после того, как ты ушла.

Каждое из существ хиша в разное время объединялось с теми, кто был в Открывателе Пещер; кроме всего прочего, это делалось для того, чтобы хиш усвоил некоторые слова на пиджине.

— Мы обсудили сложившееся положение. Теперь уже потребуется больше времени для того, чтобы вернуться, чем для того, чтобы закончить путешествие, и, кроме того, неполные создания, несмотря ни на что, могли бы выполнять некоторую рутинную работу.

Ребята хорошо себя показали там, на тропе. Мы непременно запомним сегодняшний урок и будем избегать мест, где лесных бродяг нельзя обнаружить с воздуха. Поэтому я чувствую, что мы можем благополучно закончить путешествие.

— Я сомневаюсь, что нас еще раз осмелятся потревожить, — сказала Кэтрин с вернувшейся уверенностью в голосе. — Новости уже распространяются по округе.

— Теперь о той руке, которую мы захватили в плен, — сказал Флэндри.

— Да? Почему бы не отпустить бедное животное на волю?

— Потому что… хорошо, Молния не очень рад, что у нас есть возможность только для одного полного создания. Теперь возникает такая работа, как спуск тяжестей по крутым склонам гор, а это гораздо проще и безопаснее сделают по крайней мере два хиша, учитывая, что рука каждого хиша — основное орудие труда. Более того, у нас только один криппо теперь может быть наверху, производить разведку. Другой должен постоянно быть третьим членом хиша, чтобы направлять таким образом неполные создания и принимать необходимые решения, пока мы находимся в этой весьма непростой горной стране. Одна пара глаз наверху — это чертовски мало.

— Правильно.

Она кивнула, и ему показалось, что он услышал шелест ее волос, которые она успела отрастить подлиннее.

— Я раньше об этом не думала, была слишком расстроена, но думаю, что ты прав.

Ее пальцы крепче сжали его ладонь.

— Доминик! Ты ведь не планируешь использовать пленника?

— Почему нет? Похоже, что Молнии понравилась эта идея. Время от времени, как он говорит, это делали раньше.

— В случаях неизбежной опасности. Но… как же быть с конфликтом, с жестокостью…

— Послушай, у меня была возможность хорошенько обдумать варианты, — сказал он ей. — Следи за фактами и моей логикой. Мы заставим руку пойти на соединение с ногой и криппо, которые принадлежат Открывателю Пещер — наиболее сильному, искушенному созданию, которое у нас было. Под дулом рука согласится. Кстати, он должен пить кровь, или же он начнет страдать, не так ли? Один вооруженный человек, сопровождающий хиша, предотвратит возможные разногласия. Однако два существа против одного должны так или иначе победить. Мы сделаем их союз непрерывным, или почти непрерывным, на все время нашего путешествия. Таким образом, влияние наследственности Гремящего Камня будет быстро овладевать этой рукой и глубоко проникнет в нее. Я смею утверждать, что новая личность будет возмущена и даже враждебна поначалу, но хиш должен будет сотрудничать с нами, даже против своей воли.

— Да, но…

— Мы нуждаемся еще в одном хише, Кэтрин! Я не предлагаю рабства новой руке. Рука не будет поглощена. Она будет давать и получать, будет обучаться тому, что потом сможет унести домой своему объединению — может быть, предложение о дружбе или об установлении регулярных связей — и подарки, после того, как мы освободим ее здесь на нашем обратном пути в Гремящий Камень.

Она некоторое время молчала, пока не сказала:

— Дерзкий, но славный, да, вот какой ты. Ты в большей степени рыцарь, чем кто-либо, кто ставит слово «Сэр» перед своим именем, Доминик.

— О, Кэтрин!

И он вдруг обнаружил, что обнимает ее и целует и она целует его, и ночь осветилась фейерверками и возликовала трубными звуками, и была она непрерывным праздником и священнодействием.

— Я люблю тебя, Кэтрин. Боже мой, я люблю тебя!

Она высвободилась из его объятий и отшатнулась:

— Нет… пожалуйста, пожалуйста, замолчи. Пожалуйста, остановись. Я не понимаю, что на меня нашло…

— Но я люблю тебя! — закричал он.

— Доминик, нет. Мы были рядом слишком долго во время этого сумасшедшего путешествия. Ты мне нравишься больше, чем я поначалу думала. Но я жена Хага.

Он уронил руки и застыл, как истукан, там, где стоял, и ему казалось, что его душа выходит из него, как вытекает кровь из смертельно раненного человека.

— Кэтрин, — сказал он, — для тебя я присоединюсь к восстанию.

— Ради меня? — она подошла ближе, достаточно близко, чтобы положить руки на его плечи. То ли плача, то ли смеясь, она сказала ему:

— Ты даже не можешь вообразить себе, как я рада.

Он стоял, вдыхая ее аромат, но со сжатыми кулаками, и ответил:

— Не ради тебя. Для того, чтобы ты была со мной.

— Что? — прошептала она и снова отшатнулась от него.

— Ты назвала меня рыцарем. Неверно. Я не буду играть роль завистливого, отвергнутого ухажера, являющегося отныне, присно и во веки другом семьи. Это совершенно не в моем духе. Я хочу быть твоим мужем, мужем в полном смысле этого слова.

Ветер дул, река все также текла мимо.

— Отлично, — сказал Флэндри тени Кэтрин. — Тогда до того момента, пока мы достигнем Порта Фредериксен. Не более. Ему знать об этом будет необязательно. Я буду служить его делу и жить воспоминаниями.

Она села на камень и заплакала. Когда он попытался успокоить ее, она оттолкнула его, не очень резко, но и вовсе не застенчивым жестом. Он отошел в сторону на несколько метров и выкурил подряд три сигареты, прикуривая следующую прямо от бычка предыдущей.

Наконец она сказала:

— Я поняла, о чем ты думаешь, Доминик. Если был Снелунд, то почему не можешь быть ты? Но разве ты не видишь разницу? Начать хотя бы с того, что ты действительно очень мне нравишься.

Он сказал, преодолевая неожиданное напряжение в горле:

— Я понимаю, что ты по-прежнему верна другому идеалу, который не подходит к этим условиям.

Она снова заплакала, но теперь ее плач звучал как-то сухо, как будто она уже выплакала свои слезы.

— Прости меня, — сказал Флэндри, — я не хотел сделать тебе больно. Мне следовало бы сначала перерезать свои голосовые связки. Мы больше никогда не будем говорить на эту тему, если только ты сама не захочешь. Если ты не изменишь свое мнение завтра или через сто лет после завтра, пока я жив, я буду ждать. «И это совершеннейшая правда, — кривилось в насмешке его серое вещество в черепной коробке, — хотя я не могу сказать, что поначалу это не была хорошо построенная линия поведения, и я до сих пор питаю слабую надежду, что мои благородные порывы могут оторвать ее от этого медноголового убийцы множества живых существ Хага Маккормака».

Он вытащил свой бластер и сунул его в холодную и слегка дрожащую руку.

— Если ты считаешь, что должна остаться тут, — сказал он, — держи это. Вернешь мне, когда спустишься в лагерь. Спокойной ночи.

Он повернулся и ушел. И снова в его мозгу возникло: «Очень хорошо. Если у меня теперь нет причин отрекаться от присяги на верность его величеству Джошуа III, может быть, мне стоит приступить к осуществлению плана, который я наметил, чтобы доставить массу неудобств его непокорным подданным».

XIII

Группа проспала почти целиком весь следующий день и всю ночь. После этого Флэндри объявил, что нужно идти вперед быстрее.

Оставшиеся существа образовали довольно удачные создания, как они обычно делали, когда нужно было принимать важные решения, и согласились. Для них эта горная страна была холодной и бедной пропитанием. Самое худшее было позади, особенно если иметь в виду раны и потери, от которых они пострадали. Лучше всего быстрее перебраться через горы и выйти на прибрежную равнину.

Но это предприятие было под стать Геркулесу. Люди тратили большую часть своего времени на поиски пищи, чтобы накормить ноги.

Когда, изможденные, они останавливались, почти сразу наступал сон.

Кэтрин была довольно тренированной, но — тридцатилетней женщиной, которой приходилось подстраиваться к скорости ходьбы и ритму труда молодых мужчин в возрасте от восемнадцати до двадцати пяти лет.

У нее не было времени разговаривать с Флэндри или еще с кем-нибудь во время пути и на привалах.

Флэндри все организовал сам. Его команда сначала возмутилась, когда он объявил, что он должен быть освобожден от большей части общей работы, чтобы установить связи с новым хишем.

Хейвлок вывел их из этого состояния.

— Хорошо, ребята, вы все видели Старика в действии. Вы можете не любить его, но он не трус и не дурак. Кто-то все равно должен будет осуществлять это ксенологическое сотрудничество. Кроме всего прочего, подумайте о том, что мы нуждаемся в проводнике через эту проклятую вонючую страну… Почему не Кэтрин? Хорошо, она жена того человека, по чьей злой воле мы находимся здесь. Наши послужные списки не улучшатся, если мы начнем верить ей даже в такой критический момент… Безусловно, вам следовало бы лучше подумать о ваших отчетах на Земле, по крайней мере тем, кто планирует вернуться домой.

До этого Флэндри дал ему кое-какие наставления.

Вначале разговор между человеком и дидонианином был невозможен. Новая личность враждовала сама с собой, пленный рука изливал ненависть и страх всего своего племени на ногу и криппо, которые питали отвращение к объединению с ним. И кроме того, языки, обычаи, цели, смысловые узоры мысли, все мировоззрение были противоположны и очень редко совпадали.

Образованное по принуждению, создание угрюмо продвигалось вперед, иногда сердитое, замкнутое, иногда ошеломленное, всегда нацеленное на то, чтобы лягнуть или ткнуть рогом, ударить крылом или рукой при внезапной вспышке бешенства.

Дважды Флэндри приходилось драться, однажды рог ноги прошел мимо него всего в нескольких сантиметрах.

Но он был настойчив. Настойчивы были и двое животных, которые раньше входили в состав Открывателя Пещер. А этот нога уже имел опыт общения с представителями чужих племен, двое из которых ежегодно присоединялись к нему, чтобы образовать Вязальщика Плотов.

Флэндри пытался представить, на что может быть похожа сложившаяся ситуация, но не мог.

Шизофрения?

Изнурительный, мучительный конфликт противоположных намерений, сродни его собственному конфликту, касающемуся Кэтрин Маккормак, — против земной Империи?

Он сомневался в этом. Существо, которое стояло перед ним, было слишком чужеродным.

Он старался как-то направить процесс сращивания, соединения существ в хише, сначала с помощью жестов, поступков, личного примера, потом словесным убеждением. Как только нервная система руки освободилась от ожидания близких мучений или смерти, сцепление всех трех организмов стало естественным.

За этим последовало создание языка.

Часть словарного запаса из языка объединения Гремящего Камня исчезла после гибели руки Открывателя Пещер. Но некоторые слова все-таки остались, и еще больше слов появилось, когда на некоторое время криппо был заменен другой рукой.

Дикое существо яростно возражало — выяснилось, что его культура рассматривала образование из трех членов, но двух разных пород, как извращения — но у него не было в данном случае никакого выбора.

Сцепление нейронов, так же как и кровяных сосудов, происходило автоматически сразу после того, как щупальца соединялись.

Флэндри напрягал все свое лингвистическое умение, чтобы проводить с существами хиша устные упражнения. После того как обучение стало научно обоснованным, врожденное умение дидониан приспосабливаться дало быстрые результаты.

К тому времени, когда путешественники преодолели сложные участки местности и были уже на западном склоне гор, Флэндри мог вести разговор с тем новым существом, которое он создал.

Казалось, что создание не очень довольно тем, что стало хишем.

Имя, которым хиш себя назвал больше в результате многократного повторения, чем по свободному выбору, было похоже на звук, который Кэтрин перевела как «Горе».

У нее было мало общего с этим хишем из-за ее эмоционального беспокойства и усталости.

Это устраивало Флэндри.

Разговаривая с Горем наедине, если не считать стражника, который не понимал, что они бормотали, он мог с помощью частичной амнезии и подавленного гнева настроить этого дидонианина как угодно.

— Ты должен служить мне, — повторял он снова и снова. — Не исключено, что нам придется вступить в сражение, и ты можешь понадобиться вместо того хиша, которого больше нет. Не доверяй и не подчиняйся никому, кроме меня. Я один могу освободить тебя в конце нашего пути и впридачу дать хорошее вознаграждение обоим твоим объединениям. Кроме того, запомни, что и у меня есть враги среди тех, кто идет вместе со мной.

Он должен был говорить с хишем по тщательно разработанному плану, излагая события правдиво, как этого требовала ситуация. Но вскоре Флэндри обнаружил, что это не только необязательно, но и нежелательно.

Горе был значительно менее умен и восприимчив к новым знаниям, чем Открыватель Пещер. Для этого хиша люди были сверхъестественными созданиями. Флэндри, который явно был их предводителем и, кроме того, повивальной бабкой и учителем, пробудившим сознание хиша, воспринимался им совершенно очевидно, как водоворот, вихрь судьбы.

Искаженные воспоминания о том, что он и Кэтрин связывали с Открывателем Пещер, заставляли теперь Флэндри думать о конфликте между Силами.

Мозг руки, более развитый из всех трех существ хиша, внес определенные черты своего менталитета в личность Горя. Его окончательное подозрение по отношению к другим существам хиша было целенаправленно, но не окончательно успокоено усилиями Флэндри.

Когда они достигли подножья гор, Горе был полностью в его власти. Под влиянием ноги и криппо дидонианин уже начал заглядывать в будущее в поисках новых приключений.

Как Флэндри мог воспользоваться своей властью над дидонианином, как он мог использовать этот послушный инструмент, если он вообще мог его использовать, Флэндри не в состоянии был предсказать. Это зависело от ситуации, которая сложилась бы к концу путешествия.

Однажды Кэтрин пригласила Флэндри прогуляться где-нибудь в стороне от остальных.

Влажное тепло и густые джунгли скрыли их.

Идти было легко, и вскоре высокие фигуры дидониан исчезли из вида.

Но проснулась плоть.

Он и она стояли в зарослях тростника, полностью отгороженные от внешнего мира, и смотрели друг на друга.

— Почему мы с тобой больше не говорим наедине, Доминик? — спросила она его. Ее взгляд был мрачен, и она взяла его руки в свои ладони.

Он пожал плечами:

— Слишком много дел.

— Я думаю, что настоящая причина гораздо серьезнее. Мы не осмеливались. Каждый раз, когда я вижу тебя, я думаю о… — после секундной заминки она продолжала, — ты последний человек после Хага, которого я хотела бы когда-нибудь обидеть.

— После Хага.

— Ты возвращаешь мне его. Никакой бог не смог бы сделать ничего более замечательного.

— Из твоих слов, по всей видимости, — сказал он с вызовом, — я могу сделать вывод, что ты не изменила своего отношения ко мне.

— Нет. Ты почти заставил меня желать того, что я бы могла пожелать. Но ты не представляешь, как я расстроена. Я надеюсь, искренне надеюсь, что ты найдешь ту женщину, которая тебе подойдет.

— Я уже сделал это, — сказал он.

Она вздрогнула и поморщилась от боли. Он обнаружил, что чуть не раздавил ее руки, и перестал их сжимать.

— Кэтрин, дорогая, мы приближаемся к дому, но мое предложение остается в силе. Если мы будем вместе — отсюда и до Порта Фредериксен, — то я присоединюсь к революции.

— Это недостойно тебя, — сказала она, побледнев.

— Я знаю, — огрызнулся он. — Абсолютная измена. Ради тебя я продам свою душу. Она и так принадлежит тебе.

— Как ты мог произнести «измена»? — вскричала она, будто он ударил ее.

— Запросто. Измена, измена, измена. Ты слышишь? Революция хуже, чем зло, она — тупость. Ты…

Она рванулась, как раненая лань, и исчезла.

Он стоял в одиночестве до тех пор, пока ночь полностью не окутала его.

«Ну[32], Флэндри, — наконец подумал он, — так что же заставило тебя предположить, что космос создан специально для твоего благополучия?»

После этого случая Кэтрин не старалась избегать его. Это было невозможно в сложившихся обстоятельствах, и это не входило в ее желания. Напротив, она часто сдержанно улыбалась ему, и это вызывало в нем волнение. А когда им случалось разговаривать, голос ее звучал дружелюбно.

Он отвечал ей тем же. Однако с той поры они старались не терять из вида своих спутников.

И тех это вполне устраивало. При каждом мало-мальски удобном случае они бросались очертя голову выполнять каждое ее пожелание.

Без сомнения, она искренне сожалела о том, что ей пришлось обидеть Флэндри; но она ничего не могла поделать с тем, что в ней поднималась радость с каждым пройденным в западном направлении километром и рождала в ней смех, доброту, снисходительность и чуткое внимание к окружающим.

Хейвлоку было нетрудно заставить ее рассказать, ни о чем не подозревая, все, что она знала об эйнианской базе.

— Черт побери, мне неприятно использовать ее таким образом! — сказал он, в очередной раз без свидетелей докладывая своему командиру о проделанной работе.

— Ты делаешь это ради ее же будущего благополучия, — ответил Флэндри.

— Для того чтобы освободить ее от бесконечной жестокости и издевательств в прошлом.

— И в будущем тоже. Да. Однако… Том, мы всего-навсего собираем информацию. Придется ли нам сделать что-то еще, полностью зависит от того, как будут складываться обстоятельства, когда мы доберемся до цели. Я уже говорил тебе, что не буду стремиться к доблестным, но бессмысленным поступкам. Мы вполне могли бы спокойно согласиться на интернирование.

— Однако, если мы не пойдем на это…

— Тогда мы постараемся побыстрее прекратить безумие, сумев при этом спасти жизни немногим, в том числе и Кэтрин.

Флэндри похлопал по спине младшего лейтенанта.

— Расслабься, сынок. Все это — одни слова. Я должен был бы выражаться более аккуратно и не допускать, чтобы меня неправильно поняли. Тем не менее расслабься, умерь свой пыл, сынок. Помни девушку, которая ждет тебя на Земле.

Хейвлок криво ухмыльнулся и ушел прочь, сутулясь. Флэндри немного постоял в одиночестве.

«А вот у меня никогда не будет любимой девушки, — горестно размышлял он, — если только Хаг Маккормак не пожелает попасть под луч бластера. Может, тогда…

Смогу ли я как-нибудь организовать это — так, чтобы она никогда не узнала, что я приложил к этому руку?

Смогу ли? Сон наяву, пустая блажь, конечно. Но если предположить, что такая возможность вдруг появится… смогу ли я?

Если честно, то я не могу ответить на этот вопрос».

Так же, как и побережье Тихого океана на Американском континенте (на Земле, на матушке-Земле), западная оконечность Барки была вся покрыта складками гор, которые резко обрывались в океан.

Когда Кэтрин увидела сияние больших вод, она вскарабкалась на самое высокое дерево, которое было поблизости.

От ее крика с деревьев посыпалась листва.

— Бирза-Хэд! Это может быть только он, это мыс! Мы менее чем в пятидесяти километрах к югу от Порта Фредериксен!

Она радостная спустилась вниз.

А Доминик Флэндри сказал только:

— Дальше я пойду один.

— Что?

— Полечу в одном из космических скафандров. Во-первых, мы должны разбить свой лагерь в каком-нибудь приятном и легко обнаруживаемом месте. После этого я запрошу базу о том, смогут ли они одолжить нам какой-либо самолет. Так будет гораздо быстрее, чем пешком.

— Разреши мне продолжить путь, — потребовала она, дрожа от нетерпения.

«Ты, конечно, смогла бы идти до тех пор, пока не выгорят последние звезды, если бы у тебя был выбор. Только у тебя его нет», — подумал Флэндри и вслух сказал:

— Прошу прощения, нет. Кроме того, не пытайся связаться по радио. Слушай, но не передавай. Как же мы сможем объяснить, в чем суть нашего дела? Наше положение может быть плохим. Например, варвары могли использовать преимущества нашей «семейной» ссоры и оккупировать базу. Я должен проверить это. Если я не вернусь в течение… хм… двух здешних дней (дальше мысли Флэндри уже переключились с Кэтрин на дела, связанные с его командой, — «Ты всегда должен будешь поначалу прикидываться дурачком, не так ли?»), лейтенант Валенсия примет команду и будет действовать на свое усмотрение.

«Я бы предпочел Хейвлока. Валенсия слишком симпатизирует революции. Но все-таки я должен установить некоторое джентльменское соглашение между старшими офицерами, если я действительно собираюсь лгать тебе, моя драгоценнейшая, если я собираюсь получить хоть малейший шанс нанести урон твоему делу, моя любовь до гроба, до конца».

Группа устроилась на стоянку около ручья, не разжигая костра, под деревьями, которые частично защищали и прятали их от посторонних глаз.

Флэндри одобрил выбор. Он не делал специальных предупреждений Горю или своим твердым сторонникам из команды. Все они заранее договорились о системе сигналов.

— Будь осторожен, Доминик, — сказала Кэтрин.

Ее искреннее беспокойство было для него, как нож острый.

— Не рискуй собой. Ради нас всех…

— Я не буду рисковать, — пообещал он. — Мне нравится жить.

«О, да, я постараюсь еще некоторое время наслаждаться жизнью, независимо от того, сделаешь ли ты ее для меня более полной».

— Пока.

Он включил импеллер. В течение секунды или двух он уже перестал видеть, как она машет ему на прощание рукой.

Он летел медленно, шлем его был открыт, и он ощущал аромат ветра и запах соли, пока следовал вдоль побережья на север.

Океан на Дидо, не имевшей луны, был без прибоя. Он раскинулся серым полотном под серым небом, но в любой большой водной массе всегда происходит какое-то движение, всегда есть какая-то тайна. Он увидел замысловатые узоры волн и пены, огромные пятна водорослей и стада плавающих животных, ураганный ливень, уходящий за горизонт.

Справа от него виднелись широкие пляжи, леса сменяли равнины, на которых паслись огромные стада животных. Над равнинами кружили стаи диковинных летучих существ.

«По большей части, — подумал Флэндри, — планеты неплохо существуют, если человек им не мешает».

Однако его сердце сильно забилось, когда он увидел Порт Фредериксен. Это была его цель.

База занимала маленький, легко обороняемый полуостров. Она была довольно старой и похожей на настоящую общину. Сборные домики, ангары, укрытия, лаборатории изменились под воздействием атмосферы Дидо, заросли вьющимися растениями, стали почти полностью частью ландшафта; а среди них стояли дома, построенные из местной древесины и камня, в свободном стиле, естественном для данного места. Вокруг были сады и парки.

Кэтрин рассказывала, что обычно население базы составляло около тысячи человек, но сейчас оно было, безусловно, гораздо меньше, если учесть возможное вторжение.

Флэндри увидел нескольких обитателей базы.

Его внимание привлекла площадка космодрома. Если бы на ней стояло обычное межпланетное судно, то его решением было бы сдаться.

Но нет.

Хаг Маккормак оставил на передовом посту боевой сверхсветовой корабль.

Он был не очень большим — подэсминец класса штурмовика, имеющий в качестве основного оружия бластерную пушку, в качестве основного средства защиты — броню и маневренность, обычную команду из двадцати пяти человек — но этот корабль стоял с разведенными парами, и сердце Флэндри подпрыгнуло.

«Эта крошка будет моей!» — подумал он.

Он приблизился. Похоже, что корабль стоял с двумя включенными на минимально контролируемом уровне двигателями из четырех, если судить по площади опустошения, образовавшегося вокруг него. Но почему корабль был готов к полету, с горячими соплами? С его контрольно-измерительными приборами и компьютерами один человек мог бы полететь на нем куда угодно.

В Порту Фредериксен были средства оповещения о приближающейся опасности, что оставляло команде достаточно времени для того, чтобы взобраться на борт и взлететь.

Другим вариантом могло быть то, что этот корабль оказывал какую-то помощь гражданским службам.

Над серийным номером корабля сверкнуло имя «Эрвин Роммель». Так кто же это, черт побери, был? Какой-то германианин? Житель планеты Германия? Нет, похоже, что это был землянин, восставший из исторических файлов с помощью системы поиска данных, запрограммированной на то, чтобы запоминать имена нескольких десятков тысяч завоевателей.

Люди высыпали из зданий.

Флэндри заметили. Он приземлился в парке.

— Здравствуйте, — сказал он, — мой корабль был слегка поврежден.

В течение следующего часа он расспрашивал о Порте Фредериксен. Со своей стороны, он был в меру откровенен.

Он рассказал о случайной встрече, с кораблем противника, посадке поврежденного в бою корабля, о путешествии через материк. Главная деталь, которую он опустил в своем рассказе, была та, что он не является сторонником Хага Маккормака.

Если бы его схема не сработала, то эйниане должны были сильно разозлиться, когда узнали бы настоящую правду, но они не убили бы его, понимая, что он должен был в сложившихся условиях прибегнуть к военной хитрости. Те люди, которых встретил Флэндри, были агентами связи, влияния, которые находились на базе вместе с членами команды «Роммеля», несколькими учеными и обслуживающим персоналом. Они занимались установлением взаимовыгодных отношений с проживающими по соседству дидонианами и фабрикой, расположенной на базе. Делая практическую работу, они одновременно расследовали обстановку.

Обитатели базы были одиноки. Молчание межпланетного радио угнетало, но было необходимо, так как корабли Джошуа уже несколько раз совершали налеты на систему Вёрджила.

Каждый месяц или реже корабль с Эйниса привозил необходимые вещи, почту, новости. Последний раз корабль был здесь несколько дней назад.

Таким образом, Флэндри получил самый современный обзор новостей.

С точки зрения эйнианцев, новости были удручающие. Производство, средства перемещения войск и товаров, средства связи разрушаются при попустительстве Хага Маккормака. Он отказался управлять значительным сектором пространства. Вместо этого он приказал своим силам оборонять те миры, которые поддержали его. Они были минимальны, эти силы. Они затрудняли передвижение сил Джошуа, но не могли предотвратить изматывающие атаки налетчиков Снелунда.

Неплохо укомплектованная флотилия могла бы легко уничтожить их поодиночке. Но, чтобы предотвратить это, Маккормак держит основную часть своих сил около Сатана.

Если Джошуа соберет свои силы, он тут же узнает это от своих разведчиков, выйдет навстречу армаде и, используя свои тактические возможности, рассеет ее.

— Но сторонники Джошуа знают это, — сказал директор Джоветт. Он гладил свою белую бороду дрожащей рукой. — Они не смогут сражаться за императора как подобает. И я сомневаюсь, что Снелунд когда-нибудь пошлет за подкреплением, даже если Земля сможет его выделить. Ему гораздо проще изматывать нас. Я уверен, что он бы наслаждался нашей агонией.

— Как вы думаете, мы уступим давлению? — спросил Флэндри.

Голова пожилого человека поднялась:

— До тех пор, пока жив наш император, — нет!

Так как эти люди соскучились по новостям и общению с новыми людьми, то Флэндри нетрудно было получить максимум информации. Они подробно отвечали на все его вопросы.

Почему бы не использовать «Роммель» как почтовый самолет, чтобы доставить на базу его компаньонов? Нет никаких данных или срочных сообщений с Эйниса о том, что корабль должен постоянно находиться в резерве. Джоветт и капитан корабля согласились. Конечно, на корабле не найдется места для всей команды, большая часть команды останется на базе. Несколько человек, которые умеют управлять таким кораблем, могли бы полететь с нами.

Флэндри заранее набросал несколько альтернативных планов. Однако сговорчивость сотрудников базы упростила его задачу.

Он вел корабль вверх и на юг. Поднимаясь, он вызвал на связь лагерь. Он был уверен, что тот, кто нужно, обязательно слушает шлемный радиопередатчик.

— Все отлично, — сказал Флэндри, — мы приземлимся на западном побережье и будем ждать вас. Дайте мне поговорить с младшим лейтенантом Хейвлоком… Том? Я — кью[33]. Передай, чтобы Юань и Кристофер начинали.

Это означало, что они должны были надеть оставшиеся два скафандра.

Корабль приземлился.

Весь личный состав доверчиво ступил на песок. Когда они увидели путешественников, вышедших из леса, они громко приветствовали их, стараясь перекричать ветер и расстояние.

Неожиданно над верхушками деревьев появились два мерцающих металлом космонавта в скафандрах. Секундой позже они зависли над вершиной корабля с бластерами наперевес.

— Пожалуйста, поднимите руки вверх, — сказал Флэндри.

— Что? — вскрикнул капитан. Он почти инстинктивно хлопнул себя по боку, где висела кобура его офицерского оружия. На небольшом расстоянии от его головы ударил луч бластера. Вспыхнул сноп искр, облачко пара поднялось в том месте, куда он попал.

— Руки вверх, я повторяю, — резко отчеканил Флэндри. — Вы станете трупами, прежде чем успеете выстрелить.

Застыв на месте, они подчинились.

— Мы конфискуем ваш корабль, — сказал им Флэндри. — Вам лучше сразу же отправиться домой. Это займет всего несколько часов пешего хода.

— Ты — Иуда, — капитан плюнул в лицо Флэндри.

Флэндри утерся и ответил:

— Это как сказать. Ступайте.

Юань некоторое время сопровождал группу. Незадолго до этого неожиданно наставленные бластеры сделали пленниками тех членов команды погибшего «Асинёв», чья верность была под вопросом.

Более озадаченный, чем сердитый, Молния, Ударяющая в Дом, повел расцепленные существа на борт. Горе вел Кэтрин вверх по трапу.

Как только Флэндри увидел ее, он сразу постарался найти себе занятие в другом конце корабля.

Расставив свою команду по местам, уточнив штатное расписание и готовность людей к полету, Флэндри привел в действие гравитационный двигатель. Зависнув над базой, он вывел из строя межпланетный передатчик, выстрелив в его антенну.

После этого он передал в эфир предупреждение всем обитателям базы и дал время для их эвакуации. Затем он разрушил некоторые другие важные с военной точки зрения объекты.

У эйниан будет провизия, защита, останутся средства обороны. Но они не смогут никуда улететь с базы или с кем-нибудь связаться, пока не прибудет следующий почтовый корабль с Эйниса, а Флэндри знал, что следующий такой корабль ожидается приблизительно через месяц.

— Курс на восток, гражданин Хейвлок, — приказал Флэндри. — Мы высадим наших приятелей в Гремящем Камне и оставим им еду и инструменты. Ах, да, еще нужна еда для нового дидонианина, который с нами. Я думаю, что сумею найти применение этому хишу.

— Где же, сэр?

— На Линатавре. Мы осторожно покинем эту систему, так, чтобы не быть замеченными. Оказавшись в открытом космосе, мы помчимся на максимальной гиперсветовой скорости к Линатавру.

— Как же так, сэр? — выражение лица Хейвлока изменилось от обожания до изумления. — Я прошу прощения у капитана, но я не понимаю. Я имел в виду, что вы превратили катастрофу в триумф, мы получили основной код врага, и он не знает об этом, и нам теперь следовало бы атаковать Айфри. Особенно, когда Кэтрин…

— У меня есть свои соображения, — сказал Флэндри. — Будьте уверены, что она никогда более не попадет в лапы Снелунда.

При этом у Флэндри было такое выражение лица, что на месте Хейвлока никто не осмелился бы задавать новые вопросы.

XIV

Снова была теснота закованного с металл пространства военного корабля, воздух, тронутый запахом химической обработки, непрерывное биение движущей энергии, но была и по-зимнему холодная череда звезд, и среди них — нараставшая яркость одной определенной золотой точки.

От Вёрджила до Линатавра полет на корабле такого класса занимал обычно два стандартных земных дня.

Флэндри обосновался на капитанском мостике.

Кают-компания была слишком тесной для всех спутников Флэндри, но были включены аудиовизуальные системы внутренней связи.

Команда увидела Флэндри, одетого в белую офицерскую форму, которая была ему не очень впору, но соответствовала чину.

Он, как и все они, был изможден, черты лица его заострились, глаза неестественно блестели и резко контрастировали с потемневшей от загара кожей. В отличие от большинства членов команды, он не испытывал удовольствия от победы.

— Слушайте внимательно, — сказал он. — В таких чрезвычайных ситуациях, как наша, бывает необходимо пройти сквозь ряд формальностей.

Он взял пленку с записью основных событий. Поместив ее в бортовой журнал (естественно — ЭВМ, называемую журналом по традиции), можно было по первому требованию дать обоснование предпринятого захвата «Роммеля» и теперешнего статуса Флэндри как командира этого корабля.

— Некоторые из вас были арестованы, — продолжал Флэндри. — Это была мера предосторожности. Во время гражданской войны нельзя верить человеку, если нет точных доказательств его благонадежности, и вероятно, я не смог бы прибегнуть к военной хитрости, доверяя всем членам группы. Начиная с этого момента арест прекращается, и все арестованные освобождаются. Я особо отмечу в устном и письменном докладах начальству, что их содержание под арестом ни в коем случае не ставит под сомнение их лояльность и компетенцию и что я рекомендую каждого находящегося на борту этого судна к повышению по службе и к наградам.

Он не улыбнулся, когда они начали радоваться, не прервал своей монотонной речи:

— Силой доверенной мне власти и в соответствии с правилами, действующими в военно-космическом Флоте Земли на случай внеочередного призыва, я произвожу аборигена с планеты Дидо, известного нам по имени Горе, в военнослужащие сил Его Величества временно в ранге рядового космонавта. Учитывая особенности природы этого существа, в списках личного состава должна быть произведена регистрация его трех новых членов команды.

Ответом на последние слова Флэндри был дружный смех команды. Они подумали, что снова взыграл скрытый в нем бес. Но они ошиблись.

— Все системы внешнего обнаружения и регистрации должны постоянно работать в широком диапазоне, — продолжил Флэндри после короткой паузы. — При любом контакте с кораблем Империи офицер связи будет непрерывно подавать сигнал о добровольной сдаче и просьбе о сопровождении. Я полагаю, что все мы будем арестованы, как только корабль Империи войдет в соприкосновение с нами, до тех пор, пока не будут точно установлены наши честные намерения. Однако я верю, что к тому времени, как мы достигнем орбиты Линатавра, мы все будем освобождены от подозрений.

И последнее. У нас на борту находится важный пленник. Я сказал младшему лейтенанту Хейвлоку, который должен был рассказать всем остальным, что леди Маккормак не будет возвращена в личную тюрьму губернатора сектора Альфа Крукис Снелунда.

Теперь я бы хотел записать это мое решение официально, но секретно, иначе наша акция стала бы предметом разбирательств в военном трибунале.

Я знаю, что принятие политических решений не входит в сферу деятельности офицеров военно-космических сил. Но, учитывая обстоятельства появления у нас леди Маккормак, включая сомнительную законность ее первоначального пленения, я пришел к выводу, что выдача ее Его Превосходительству была бы чревата мрачными последствиями.

Поэтому мой долг состоит в том, чтобы передать леди Маккормак руководству флота, которое может решить ее дело так, как сочтет необходимым.

В то же время мы по закону не можем отказаться выполнить приказ о ее выдаче, исходящий от Его Превосходительства.

Поэтому как командир этого корабля и как офицер службы безопасности Флота Империи, посланный с информационной миссией и имеющий право самостоятельно принимать решения о конфиденциальности тех или иных сведений, а также имеющий некоторые другие права, я объявляю присутствие леди Маккормак среди нас государственным секретом. Она будет спрятана прежде, чем мы придем в соприкосновение с любым кораблем Империи. Никто из вас не должен упоминать в будущем, что она все это время была с нами, за исключением случая, когда этому факту будет придана публичная огласка соответствующим правительственным органом.

Разгласить этот секрет означало бы для любого из вас навлечь на себя всю строгость законов и правил безопасности государства и обречь себя на уголовное наказание.

Если вас будут спрашивать, вы можете говорить, что она совершила побег как раз перед тем, как мы покинули Дидо. Это понятно?

Ему ответил нестройный хор голосов, выражающих согласие. Флэндри снова сел.

— Очень хорошо, — сказал он усталым голосом, — давайте подведем итоги, Прошу пригласить сюда для беседы леди Маккормак.

Он выключил внутреннюю связь.

Его команда разошлась по своим местам.

«Они все теперь у меня в кармане, — подумал он. — До тех пор пока я буду капитаном, они будут готовы полететь хоть в ад. — Он не чувствовал особенного превосходства. — Ведь в действительности я не хочу никакой другой команды, кроме этой».

Он открыл новую пачку сигарет, которую нашел среди запасов, сделанных прежними владельцами корабля. Он позволил себе расслабиться, оставшись наедине с самим собой. Было тихо, если не считать обычного слабого шума, создаваемого машинами, и звуков шагов, слышимых время от времени за дверью.

Его будто что-то больно ударило в грудь, когда вошла Кэтрин. Он встал.

Она закрыла за собой дверь и замерла, выпрямившись. Она была единственной на корабле, кто смотрел на него с презрением. Его мерсеянский боевой нож все еще висел у нее на бедре. Так как она молчала, он начал, запинаясь:

— Я… я надеюсь, что капитанская каюта не очень неудобна.

— И как ты собираешься спрятать меня? — спросила она. Ее голос был слегка хриплым, но больше ничем не отличался от обычного.

— Мицуи и Петрович демонтируют оборудование курьерской ракеты. Мы постелем что-нибудь мягкое внутрь и просверлим дырочки для дыхания так, чтобы они были не заметны.

Ты сможешь есть и пить, хм, и делать все остальное, что потребуется. Будет достаточно скучно лежать там в темноте, но это не будет продолжаться больше двадцати или тридцати часов.

— А что потом?

— Если все пройдет так, как я предполагаю, нам позволят занять невысокую орбиту над Линатавром, — сказал он. — Команде шифровальщиков не потребуется много времени для того, чтобы считать данные с нашего компьютера.

После посадки нас, по-видимому, допросят и временно поместят на базе Катавраянниса до тех пор, пока не появятся основания нас выпустить.

Вся эта процедура будет четкой и быстрой: Флот интересует информация, которой мы располагаем, а не приключения, благодаря которым мы ее получили. Нам еще предстоит подробно рассказать о наших приключениях в следственном отделе службы безопасности, когда мы будем давать показания о потере «Асинёв».

А сейчас всех волнует, как побыстрее расправиться с бунтовщиками до того, как они успеют сменить свои коды.

Я представлюсь как капитан «Роммеля», временно откомандированный для выполнения независимого задания.

Законность моего статуса может быть оспорена; в той суматохе, которая поднимется в связи с нападением на силы Маккормака, я сомневаюсь, что какой-либо бюрократ побеспокоится о том, чтобы сравнить мои слова с записями в бортовом журнале «Роммеля» или на базе Дидо.

Их обрадует сам факт, что я несу ответственность за этот ставший столь ценным корабль. К тому же моя миссия требует, чтобы у меня были средства для передвижения в космосе и сбора информации.

Как капитан я обязан постоянно держать в качестве наблюдателей две руки, готовые к исполнению приказа. Когда находишься на причальной орбите, это вопрос техники, не более. И я подошел к этому именно технически, учитывая, что Горе является тремя членами нашей команды.

Теперь я уверен, что смогу вести разговор о том, что меня больше всего волнует, несмотря на недовольство или неодобрение хиша.

Поэтому использование хиша во время посадки для проведения чисто технических процедур поможет освободить руки и головы двух квалифицированных космонавтов для выполнения более ответственных задач.

И последнее. Когда ты останешься одна на корабле после окончания всех формальностей, хиш выпустит тебя.

Флэндри закончил свою речь. Похоже, что его продолжительная лекция воздействовала на аудиторию приблизительно так же, как удары кулаком о железобетонную стену.

— Почему? — спросила она.

— Почему что? — он загасил свою сигарету и потянулся за следующей.

— Я не могу понять… может быть… почему ты сделал то, что ты сделал… по отношению к Хагу. Я никогда не смогла бы представить себе, что ты мог совершить такое. В течение долгого времени я знала тебя как храброго и добропорядочного человека, который всегда стремится к справедливости, но теперь я начала догадываться, что под этой маской скрывается слабоволие.

Но то, что я совершенно не способна понять, — Кэтрин вздохнула, — это то, что ты — после всего, что было между нами — возвращаешь меня назад в рабство. Если бы ты не приказал Горю держать меня, не нашлось бы ни одного мужчины из твоей команды, который бы не отвернулся, когда я убегала бы в лес.

Флэндри не имел более сил смотреть на нее.

— Ты нужна, — пробормотал он.

— Для чего? Чтобы из меня выжали то немногое, что я знаю? Чтобы манить, дразнить и соблазнять Хага, время от времени напоминая ему обо мне в надежде, что это совершенно лишит его способности рассуждать? Или, может быть, для того, чтобы устроить показательный процесс? При этом не имеет значения, что этот метод имперского правосудия или имперской милости относится ко мне — той, которая умрет, если они убьют Хага.

Она не плакала и не собиралась плакать.

Боковым зрением Флэндри увидел, как она покачивает головой в своей неподражаемой манере.

— Я не могу понять, — сказала она медленно, но твердо.

— Пока я не могу рассказать тебе все подробно, — сказал он с мольбой в голосе. — Слишком много неизвестных в том уравнении, которое предстоит решить. Придется импровизировать по ходу дела. Но…

Она перебила его:

— Я буду играть в твою игру, потому что это единственный путь, по которому я смогу уйти от Снелунда. Но это и единственный способ в конце концов не быть с тобой. — Далее она продолжала более спокойно. — Было бы хорошо, если бы тебя не было поблизости, когда они будут засовывать меня в этот гроб.

Он кивнул.

Она ушла. Горе тяжелым шагом проследовал за ней.

Несмотря на все свои недостатки, губернатор сектора Альфа Крукис умел устроить великолепный стол. Более того, он был исключительно радушным хозяином, обладающим редким даром слушать гостя, как и даром делать острые и умные замечания.

Хотя Флэндри внутренне затаился, как пантера перед прыжком, при виде улыбки Снелунда, но все-таки позволил себе немного расслабиться, увидев впервые за несколько месяцев по-настоящему цивилизованную еду.

Флэндри закончил свой рассказ об основных событиях на Дидо как раз к тому времени, как бесшумные живые роботы-слуги убрали последние золотые тарелки, принесли бренди и сигары и исчезли.

— Грандиозно! — казалось, что Снелунд аплодирует Флэндри. — Совершенно уникальная раса! Вы сказали, что привезли один экземпляр сюда? Мне бы очень хотелось посмотреть на него.

— Это просто устроить, Ваше Превосходительство, — сказал Флэндри, — гораздо проще, чем вы, вероятно, думаете.

Брови Снелунда чуть-чуть дрогнули, его пальцы, державшие ножку бокала, едва напряглись.

Флэндри сидел, расслабившись, вдыхая аромат вина, время от времени слегка вращая бокал, чтобы полюбоваться игрой оттенков напитка, и громко, с присвистом, хорошо различимым на фоне тихо звучащей музыки, потягивал вино.

Они сидели на верхнем этаже дворца губернатора. Комната была не очень большой, но имела изящные пропорции и была со вкусом обставлена.

Стены были раскрыты навстречу летнему вечеру. В комнату вливался воздух садов, несущий с собой запахи роз, жасмина и менее знакомых Флэндри растений.

Внизу холма блестели огни города, похожие на скопления и гроздья световых точек — созвездия далеких галактик, над которыми возвышались городские небоскребы. Между ними стремительно мелькали воздушные корабли и кораблики.

Звук движения транспорта на улицах и в воздухе напоминал непрерывное бормотание. С трудом верилось, что все вокруг и на громадных расстояниях к звездам ревело от непрерывного, напряженного приготовления к войне.

Расслабленности Флэндри способствовало и то, что Снелунд не оказывал на него практически никакого давления. Флэндри вполне мог бы отдать Кэтрин Маккормак военным властям подальше от Снелунда для «обычного в таких случаях пристрастного допроса с целью максимизации успеха миссии наблюдения», что в другой ситуации было бы крайней дерзостью. Он постарался убедить Снелунда, что он потерял свой первый корабль и свою последнюю пленницу по случайной неосторожности, недомыслию.

Но после того как он вернулся с уловом, который позволит Пикенсу нанести повстанцам один-единственный, но смертельный удар, без помощи со стороны Земли и, вероятно, без последующего расследования действий специальных отрядов Снелунда, — губернатор не проявил ничего, кроме учтивости, по отношению к человеку, который буквально спас ему шкуру.

Однако когда Флэндри попросил разрешения на секретный разговор с губернатором, он никак не ожидал, что ему будет устроен такой роскошный обед на двоих.

— Действительно? — Снелунд выжидающе вздохнул.

Флэндри взглянул на него через стол: волнистые, огненного цвета волосы, женское, изнеженное лицо, цветастая, ярко-красная с золотом одежда, блеск и мерцание драгоценностей.

Под этим, подумал Флэндри, есть еще череп и внутренности.

— Дело в том, сэр, что я должен был принять одно деликатное решение, — сказал Флэндри.

Снелунд кивнул, улыбнувшись, но при этом его взгляд стал бесцветным и тяжелым, как два булыжника.

— Я подозревал это, командор. Некоторые аспекты вашего отчета и поведения, приказы, отдаваемые вами с поспешностью, в которой не было особой необходимости, и некоторый властный апломб не прошли мимо меня. Поэтому, вообще говоря, вы должны были бы поблагодарить меня за то, что я пропустил мимо ушей и не сообщил другим те слова, которые, как мне кажется, вы не смогли бы убедительно опровергнуть. А сейчас, хм, было бы любопытно узнать, что вы имеете в виду под деликатным делом.

— Я приношу вашему Превосходительству искреннюю благодарность, — Флэндри начал новую сигару. — Это дело мне представляется критически важным и для вас тоже, сэр.

Разрешите мне напомнить вам о той дилемме, которая встала передо мной на Дидо. Леди Маккормак пользовалась большой популярностью среди членов моей команды.

— Без сомнения, — Снелунд засмеялся. — Я научил ее некоторым необычным приемам.

«У меня нет оружия под бело-голубой униформой, Аарон Снелунд. При себе у меня только ноги и руки. И еще есть черный пояс в каратэ и навыки в других видах единоборств. Ради незаконченного дела я надену маску веселости и постараюсь стерпеть унижения, и это поможет мне довести дело до конца — с радостью уничтожить тебя».

Так как, по мнению Снелунда, Флэндри теперь должен был чувствовать себя так, будто с него содрали кожу, и поэтому легко было проверить его правдивость, то Флэндри изобразил горькую усмешку:

— Не так все было удачно, как вы думаете, сэр. Она отказалась даже от моих предложений (Флэндри подчеркнул интонацией слово «моих»). Умоляю вас держать это в строгом секрете. Но, действительно, она была с нами — единственная женщина, красивая, способная, яркая.

К концу нашего путешествия практически все члены моей команды были влюблены в нее по уши. Она совершенно ясно дала всем понять, что ее пребывание здесь, у вас, было очень неприятным.

Если быть откровенным, сэр, я побаиваюсь мятежа в команде, если мои люди начнут подозревать, что ее собираются вернуть вам.

Кстати, достать и привезти сюда коды противника было большим риском с моей стороны.

— Итак, вы потворствовали ее побегу, — Снелунд отпил вино из бокала.

— Это запросто выяснит первый попавшийся следователь, командор. Это серьезное обвинение против вас независимо от того, сообщим мы об этом или нет. Ее все равно позже обнаружат.

— Но я не делал этого, сэр.

— Что? — Снелунд резко выпрямился в кресле.

Флэндри быстро сказал:

— Давайте отбросим иносказания, сэр. Она выдвинула серьезные обвинения против вас. Некоторые люди смогли бы использовать эти заявления, чтобы получить дополнительный довод в пользу того, что именно ваши действия привели к возникновению восстания. Я бы не хотел этого. Если вам приходилось читать исторические произведения, то вы согласитесь, что ничто не приносит больше неприятностей, чем образ Боадицеи — точно не помню, как ее звали, — образ мученицы, особенно если это еще и красивая женщина.

Может случиться так, что на Империю обрушатся новые страдания. Я чувствовал, что мой долг — удерживать ее. Чтобы получить согласие команды, я заверил их, что она не вернется сюда. Поэтому мы направили ее в специальный отдел Флота, где закон защищает пленника и любые свидетельства приобщаются к делу.

Лицо Снелунда окаменело.

— Продолжайте, — сказал он.

— Флэндри обрисовал вкратце, как он собирается спрятать Кэтрин.

— Флот будет собран и подготовлен к отправке на Сатан в течение приблизительно трех дней, — сказал он в конце своего рассказа, — поскольку теперь наши разведчики подтвердили, что враг все еще использует тот код, который я добыл. Предполагается, что я не буду сопровождать Флот. Однако моя команда надеется, что я получу приказ, если очень постараюсь, полететь на «Роммеле» к Айфри, на Землю или в другое какое-нибудь место, где Кэтрин была бы в безопасности.

У моих подчиненных всегда будет возможность выяснить, какой приказ я получил в действительности. Вы прекрасно знаете, как быстро распространяются такие сведения в любых учреждениях.

Если я не получу приказа, который позволит мне улететь подальше, то я не уверен, что секретность свяжет языки всех этих парней.

Раскрытие истинного положения дел из-за утечки информации могло бы поставить вас, сэр, в неудобное положение в это чрезвычайно напряженное время.

Снелунд осушил бокал и снова наполнил его. Характерное бульканье жидкости, льющейся из бутылки, громко звучало на фоне тихой музыки.

— Почему вы рассказали мне все это?

— По причине, которую я вам уже называл. Как патриот, я не могу позволить, чтобы дальнейшие события вели к продолжению восстания.

Снелунд внимательно посмотрел на Флэндри.

— И она отказала вам? — спросил он медленно.

Злоба сквозила в ответе Флэндри:

— Я не очень-то настаивал. Тем более если учесть, что она уже побывала во многих руках.

И быстро добавил, сразу успокоившись:

— Но это не имеет отношения к тому, что мы с вами обсуждаем. Мои обязательства перед вами, Ваше Превосходительство, те же, что и перед Империей…

— Да, конечно, — Снелунд оживился. — Вовсе не повредит иметь среди тех, кто нынче идет в гору, человека, обязанного вам, не так ли?

Взгляд Флэндри стал самодовольным.

— Да, да, я думаю, что в данном случае у нас с вами полное совпадение взглядов, я бы сказал — резонанс. Так в чем же состоит ваше предложение?

— Хорошо, — ответил Флэндри. — Насколько известно в официальных кругах, на «Роммеле» нет никого, кроме моего многочленного дидонианина. И хиш никогда не сможет говорить. Если приказ о моем новом назначении будет издан прямо сегодня вечером, чтобы я мог не просто улететь куда-то и занять там какой-то пост, а провести новую разведку и потом составить отчет на мое усмотрение — с минимальной командой на борту (Ваше Превосходительство может запросто позвонить кому-нибудь из аппарата Пикенса и проверить мои слова) — я смогу вернуться на корабль и улететь.

Моя команда начнет забывать леди Маккормак. Если они не будут ничего знать о ней в течение года или двух — к тому же новые назначения рассеют их по разным районам Империи — их чувства остынут сами собой. Забвение — самый ценный слуга, Ваше Превосходительство.

— Как и вы, — просиял Снелунд. — Я начинаю верить, что наши карьеры отныне должны быть связаны, командор. Если я смогу доверять вам…

— Вы можете сами во всем убедиться, — предложил неожиданно Флэндри.

— Что? — не понял Снелунд.

— Вы сказали, что хотели бы встретиться как-нибудь с моим дидонианином. Это можно устроить. Я дам вам параметры орбиты «Роммеля», и вы самостоятельно подниметесь на своем личном транспорте, не говоря никому, куда вы собрались.

Флэндри выпустил кольцо дыма.

— Вы смогли бы принять личное участие в том, что сами задумали. Чтобы создать видимость того, что это — профессиональное преступление, в нашем распоряжении будет несколько часов.

Флэндри молчал до тех пор, пока Снелунд не покрылся холодным потом и не произнес с жадностью:

— Да!

Флэндри не смел поверить в то, что цель, к которой он стремился, близка. Если бы ему не удалось этого добиться в этот раз, то он бы сделал целью всей своей жизни достичь желанного результата другими методами.

При этой мысли он почувствовал такую слабость и головокружение, что тут же усомнился в том, сможет ли вообще выйти отсюда.

Но он вышел после недолгих и незначительных разговоров и приготовлений.

Личный транспорт губернатора доставил его на базу Катавраяннис, где он переоделся в обычную рабочую форму, получил приказ и поднялся на ракете к «Роммелю».

Для того чтобы доставившая его ракета спустилась обратно на землю, требовалось время, которое необходимо было, чтобы пилот не заметил другую ракету и не вздумал пуститься за ней.

Флэндри присел на капитанском мостике, одинокий в своих мыслях. Экраны внешнего обзора показывали ему планеты и звезды во всем их огромном и молчаливом великолепии.

По металлу прошли вибрации, когда соединились входные люки двух ракет и магнитные захваты сделали соединение герметичным.

Флэндри подошел к люку, чтобы встретить гостя.

Снелунд, тяжело дыша, прошел через соединенные люки. С ним была сумка с набором хирургических инструментов.

— Где она? — спросил он требовательным тоном.

— Пожалуйста, сюда, сэр, — Флэндри позволил ему пройти вперед. Казалось, что он не обратил никакого внимания на оружие Флэндри, сложенное там, где его обычно хранят его телохранители. Сейчас их не было. Они могли бы проболтаться.

Горе стоял перед дверью капитанской кабины. Снелунд мельком посмотрел на хиша и прошел мимо, в то время как Флэндри сказал хишу на пиджине:

— Независимо от того, что ты услышишь, оставайся там, где стоишь, до тех пор, пока я не прикажу тебе, что делать.

Рог ноги качнулся в знак того, что слова поняты. Рука поправил свой топор, висевший сбоку. Криппо сидел на своем живом насесте, как сокол-тетеревятник.

Флэндри открыл дверь.

— Я привел к тебе гостя, Кэтрин, — сказал он.

Она издала крик, который Флэндри еще долго будет слышать в ночных кошмарах.

Ее рука схватила мерсеянский боевой нож.

Он ударом вышиб сумку из рук Снелунда и применил захват, который нельзя было разъять ничем.

Захлопнув ударом ноги за собой дверь, он сказал:

— Делай с ним все, что захочешь, Кэтрин, все, что тебе угодно.

Снелунд закричал.

XV

Сидя в кабинете управления ракетой, Флэндри подготовил приборы, ответственные за включение экранов внешнего обзора, и нажал кнопку. Космос предстал перед ним.

Хмурый Сатан и мерцающие звезды медленно уходили в сторону, пока «Роммель» кружился вокруг планеты и ощупывал радарами ее неизменную на протяжении веков поверхность.

Дважды Флэндри удалось заметить мелькание темных объектов, пересекавших Млечный Путь: это были прошедшие близко боевые корабли.

Но если бы не приборы, он бы не догадался, что находится в самом центре вражеского флота.

Приборы убедили его в том, что он вошел в сферу влияния флота Маккормака. У него состоялось несколько резких разговоров с повстанцами, когда «Роммель» достиг предела досягаемости радиосвязи.

Даже тогда, когда Кэтрин разговаривала с Хагом Маккормаком, между ними стояло какое-то незримое препятствие.

Предупрежденный своим офицером связи о том, чего следует ожидать, адмирал имел достаточно времени, чтобы надеть маску. Разве мог он быть уверенным, что это не был очередной трюк Снелунда? Или в том, что он разговаривает со своей женой, а не с электронным теневым изображением; она ведь должна была быть под электроцеребральным наркозом, говорить те слова, которые оператор проецирует в ее среднее ухо.

Предложения, не характерные для Кэтрин, дошедшие до Маккормака от изображения, похожего на оригинал, хотя все остальное, кроме лица, было совершенно неустойчиво, должны были только усилить его страхи.

Флэндри был очень удивлен. Ему казалось, что она должна была кричать от радости при виде мужа.

Объяснялось ли это простой, но сильной привычкой не выражать своих чувств на людях, или в этот момент наивысшего душевного напряжения, в самый важный момент ее жизни она едва удерживала себя от того, чтобы улететь куда глаза глядят?

Нельзя было спросить ее об этом.

Она подчинилась указаниям Флэндри, не выдав ни одного его секрета и настояв на том, чтобы Флэндри и Хаг провели переговоры вдвоем, при закрытых дверях, перед тем, как предпринять что-то еще, и Маккормак согласился, при этом его голос был слегка хриплым и не совсем твердым. А потом уже колесо событий завертелось слишком быстро (отдача распоряжений, слежение за показаниями приборов, маневр приближения и согласование орбит), чтобы Флэндри успел осознать, что чувствовала Кэтрин.

Но пока он делал необходимые приготовления к отлету, она вышла из кабины, в которой уединялась.

Она сжала его руки, заглянула в глаза и прошептала:

— Доминик, я буду молить бога за вас обоих.

Ее губы коснулись его губ. Они были такими же холодными, как и ее пальцы, и имели соленый привкус.

Прежде чем он успел ответить, она снова быстро спряталась в своей каюте.

Во время этого последнего путешествия между ними установились странные отношения. Сыграли свою роль и царский подарок, который Флэндри ей сделал, и тот план, который он изложил ей, и то, что она во многом помогла ему, когда поняла, что на этот раз Флэндри ее не обманывает, и, конечно, мечтательные разговоры, которые они иногда вели, вспоминая прежние дни и далекие места, короткое пребывание на Дидо, не изобиловавшее приключениями. И Флэндри сомневался, что мужчина и женщина могли бы быть ближе друг другу в супружестве, чем они в такие минуты. В известном смысле они бы, конечно, могли, но именно об этом они, как сговорившись, молчали.

А тем временем в поле зрения показался «Персей», и вместе с ним приблизился конец, как Флэндри ни старался утешить себя, конец их отношениям.

Флагман нависал, как полная луна, со следами термического перегрева, оставившего цветные узоры на обшивке корабля, с выпуклыми гондолами маленьких вспомогательных ракет по бокам и с башнями пушек, ощетинившийся стволами орудий, корпусами и антеннами датчиков, как кристаллический лес.

Вокруг него сновала ракета-спутник.

Огни индикатора замигали на панели перед Флэндри, и динамик произнес:

— Мы захватили вас радарами на сближение и стыковку. Начинайте.

Флэндри запустил гравитационный двигатель. Его небольшая ракета покинула «Роммель» и открыто перешла под контроль «Персея». Путешествие было коротким, но чувствовалось чрезвычайное напряжение с обеих сторон.

Как мог быть Маккормак уверенным, что это не был способ доставить ядерный заряд прямо внутрь его основного корабля и подорвать его?

«Он не может быть уверенным в этом, — подумал Флэндри. — Особенно если я не позволю обыскивать меня. Конечно, со своей стороны, я боюсь быть пойманным этими людьми, и это действительно понятный страх, но, все равно, сам Маккормак довольно смел. Я ненавижу его до последней клетки, но должен признать, что он смел».

Большой корабельный шлюз раскрылся и поглотил его.

В течение минуты Флэндри сидел и слушал, как воздух наполняет его оболочку. Затем открылись внутренние шлюзы для прохода персонала. Флэндри вышел из своей ракеты и двинулся навстречу шести или семи человекам, которые ждали его. Они мрачно смотрели на него, ни приветствуя, ни отдавая честь.

Он также молча разглядывал их.

Повстанцы, как и он, выглядели голодными и усталыми, но их вид был менее здоровым, на желтоватых лицах лежал отпечаток длительного недоедания.

— Расслабьтесь, — сказал он. — Осмотрите мою ракету, если хотите. Уверяю вас, здесь нет никаких дьявольских штучек. Давайте лучше не будем зря тратить время.

— Пожалуйста… сюда.

Лейтенант, который вел группу, пошел вперед быстрой, скованной походкой.

Часть группы осталась позади, чтобы проверить ракету Флэндри. Те, кто шел сбоку от Флэндри, были вооружены. Это его не беспокоило. Ему приходилось преодолевать и большие опасности, прежде чем он научился спать спокойно.

Они прошли по металлическим туннелям, переходам мимо многочисленных ниш и сотен глаз, в молчании, которое едва нарушалось пульсом и дыханием корабля.

В конце концов они подошли к двери, которую охраняли четыре космонавта.

Лейтенант что-то сказал им и вошел внутрь. Входя и отдавая честь, он доложил:

— Командор Флэндри, сэр.

— Пусть войдет, — ответил низкий голос, лишенный интонации. — Оставьте нас одних, но будьте рядом.

— Да, сэр, — лейтенант отступил в сторону.

Флэндри вошел.

Дверь за ним закрылась с мягким шипением, что говорило о полной звукоизоляции.

В адмиральских покоях стояла тяжелая тишина. Эта главная комната корабля была обставлена с пуританским вкусом: стулья, стол, кушетка, простой коврик, полки и стеллажи, над головой — сероватый свет светильника, не имеющего никаких украшений.

Несколько фотографий и цветных изображений давали дополнительное впечатление об этой личности: семейные портреты, фотография его дома, сцены дикой природы. Дополняло это впечатление шахматная доска и книжная полка, на которой лежали как наставления по шифровальному делу, пленки с записями, так и классическая и научно-техническая литература.

Одна из внутренних дверей была открыта, показывая рабочий кабинет, где Маккормак, вероятно, ежедневно трудился после своего дежурства на вахте.

«Без сомнения, его спальня всегда оставалась монашеской кельей, — подумал Флэндри, — камбуз и бар использовались редко, а…»

— Здравствуйте, — сказал Маккормак.

Он стоял во весь свой высокий рост, большой и изможденный, как и его подчиненные. Но держался он прямо, одет был в безукоризненно чистый китель, и туманность и звезды морозно поблескивали на его плечах.

Флэндри увидел, что он заметно постарел: в его темных волосах было теперь гораздо больше проседи, чем на фотографиях, которые видел Флэндри перед отлетом, его лицо осунулось и покрылось морщинами, глаза ввалились, нос и подбородок заметно выдавались.

— Добрый день. — В какой-то момент Флэндри почувствовал неведомый ранее трепет, вызванный, по-видимому, неадекватностью всего происходящего.

Усилием воли он заглушил его в себе, как и злорадство по поводу увиденного.

— Вам следовало бы отдать честь по форме, командор, — спокойно сказал Маккормак.

— Это противоречит правилам, — сказал Флэндри. — Вы потеряли право носить свое звание.

— Так ли? Ладно, — Маккормак сделал жест. — Не присесть ли нам? Не хотели бы вы перекусить?

— Спасибо, нет, — сказал Флэндри. — У нас нет времени на дипломатические игры. Флот Пикенса нападет на вас раньше, чем через 70 часов.

Маккормак сел.

— Я знаю это, командор. Наши разведчики находятся на постоянном дежурстве. Концентрацию таких больших сил невозможно скрыть. Мы уже подготовились к решающему сражению. Мы ждем гостей.

Он посмотрел вверх на молодого собеседника и добавил:

— Как вы заметили, я обращаюсь к вам, называя ваш действительный военный чин. Я — император для всех землян. После войны я намерен провести амнистию почти для всех, кто воевал со мной по недомыслию. И даже, может быть, для вас.

Флэндри тоже присел, как раз напротив Маккормака, закинул ногу на ногу и усмехнулся.

— Вы так уверены в себе, адмирал?

— То, что вас послали вперед, чтобы попытаться вести со мной переговоры, имея мою жену в качестве заложницы, свидетельствует о том, что вами овладевает отчаянье, — складки рта Маккормака затвердели. Мгновенно его охватил гнев, хотя он и не повысил голос:

— Я презираю мужчину, который способен на такой поступок. Вы что думаете, — я брошу всех, кто мне доверяет, чтобы спасти одно существо, может быть, даже самое дорогое для меня? Идите и скажите Снелунду и его преступникам, что им не будет ни мира, ни прощения, даже если они побегут на край вселенной. Они заслужили смерть, и если они будут продолжать и дальше пытать Кэтрин, то люди будут миллионы лет с ужасом вспоминать их страшный конец.

— Я не могу передать это послание по адресу, — ответил Флэндри, — потому что Снелунд мертв.

Маккормак наполовину поднялся.

— Мы с Кэтрин прилетели сюда, чтобы объяснить вам, что если вы примете сражение, то вы и ваши сторонники тоже погибнете.

Маккормак перегнулся через стол и с силой сжал руки Флэндри повыше локтей.

— Как это так? — закричал он.

Флэндри резко освободился от этого захвата приемом дзюдо.

— Не трогайте меня, Маккормак, — сказал он.

Они оба вскочили на ноги, два великана, и встали друг против друга.

Маккормак сжал кулаки. Дыхание с шумом вырывалось из него.

Флэндри стоял в открытой стойке, с напряженными в коленях ногами, слегка наклонившись, готовый уклониться от удара и срубить противника приемом карате.

Напряженное молчание длилось тридцать смертельно опасных секунд.

Маккормак овладел собой, повернулся, прошел важной, адмиральской походкой несколько шагов и снова повернулся лицом к Флэндри:

— Хорошо, — сказал он, как будто задыхаясь. — Я пригласил вас сюда, поэтому могу и дальше выслушивать вас. Продолжайте.

— Так-то лучше, — Флэндри снова расположился в своем кресле и вытащил сигарету.

Его била внутренняя дрожь, бросало то в жар, то в холод.

— Дело в том, — сказал он, — что у Пикенса имеются ваши коды.

Маккормак чуть не грохнулся там, где стоял.

— С учетом этого, — Флэндри вдруг стал чрезмерно многословным, — если вы вступите в сражение, он наголову разобьет вас; если вы отступите, он будет охотиться за вашими отдельными эскадрами, гнать и уничтожать их; если вы рассеете свои силы, он уничтожит каждый ваш корабль в отдельности, разрушит каждую вашу базу, прежде чем вы сможете собраться с мыслями и с силами. У вас совершенно не осталось времени, чтобы перекодировать свои сообщения, и теперь вам уже не позволят это сделать. Вы проиграли, Маккормак.

Флэндри слегка взмахнул рукой, держащей сигарету.

— Кэтрин подтвердит мои слова, — добавил он. — Она была свидетелем всех последних событий. Оставшись наедине с ней, вы сможете удовлетворить свое любопытство и окончательно убедиться в том, что она говорит правду и не находится под влиянием наркотиков. Я надеюсь, что вам даже не придется прибегать к каким-то психиатрическим тестам, чтобы получить полную уверенность. Не придется, если вы действительно любите друг друга, о чем она мне постоянно говорила.

Кстати, после того, как вы поговорите со своей женой, хотелось бы, чтобы вы послали своих людей демонтировать мой центральный компьютер. Они обнаружат ваши коды в его памяти. Конечно, это лишит меня возможности переходить на гиперсветовую скорость, но я не особенно тороплюсь и подожду Пикенса.

Маккормак уставился на палубу.

— Почему она не прилетела сюда вместе с вами? — спросил он.

— Она является гарантией моей безопасности, — ответил Флэндри, ей никто не причинит зла, если только ваши ребята не вытворят что-нибудь неожиданное и не выстрелят в мою ракету. Но если я не смогу свободно покинуть ваш корабль, моя команда, естественно, примет необходимые меры.

«Которые, я совершенно уверен, дорогой Хаг, вы понимаете в том смысле, что хорошо обученные руки уже лежат на пусковых кнопках, и они моментально умчат мою ракету подальше отсюда, если вы проявите дурные манеры. Это естественно, и я, действительно, принял бы все меры, чтобы именно так и произошло в случае опасности и чтобы вы не сумели остановить мой корабль.

Но есть одна небольшая загвоздка, дорогой Хаг. Она состоит в том, что моя команда — это только Горе, который не смог бы провести даже бумажный кораблик через небольшую лужицу, и в том, что хишу отдан приказ не предпринимать ничего, что бы ни произошло со мной на вашем корабле… И лучше бы вам не сразу узнать об этом. Кроме всего прочего, мне еще предстоит рассказать вам правду о ваших домашних делах».

Маккормак поднял голову и подошел поближе. После того как прошел шок, душевное равновесие и интеллект быстро возвращались к нему.

— Моя жена — ваша заложница? — то ли сказал, то ли спросил он голосом, рвущимся откуда-то изнутри. При этом он особенно подчеркнул слово «ваша».

Прикуривая сигарету, Флэндри кивнул. Дым принес ему чуточку облегчения.

— Хм, долгая история. Кэтрин расскажет вам большую ее часть. Но сложность моего положения состоит в том, что, хотя я служу Империи, я нахожусь здесь незаконно, и власти не знают об этом.

— Почему?

Отвечая на вопрос, заданный адмиралом, Флэндри говорил уже со спокойной уверенностью:

— По целому ряду причин, включая ту, что мы с Кэтрин — друзья. Я — один из тех, кто сумел вырвать ее из лап Снелунда. Я взял ее с собой, когда полетел, чтобы воспользоваться шансом и отговорить вас от вашего безумия.

Вы быстро покинули систему Вёрджила, но один из ваших варварских наемников атаковал и сбил нас. Мы сумели совершить посадку на Дидо и прошли пешком до Порта Фредериксен. Там я захватил боевой корабль, на котором были ваши коды. Именно этим кораблем я сейчас и командую.

Когда я привел корабль к Линатавру, мои люди и я держали присутствие Кэтрин на борту в секрете. Видите ли, они тоже ее боготворили.

Я заманил губернатора Снелунда на борт и держал его над умывальником, пока Кэтрин перерезала ему горло.

То, что делал я — плохо, то, что делали вы — тоже плохо, но Кэтрин… в каждом завитке ее молекулы ДНК больше достоинства, чем вы или я будем когда-либо иметь во всем организме.

Она помогла мне избавиться от нежелательных свидетельств, так как я хотел вернуться домой. Мы забросили их на метеоритную траекторию в атмосферу внешней планеты. После этого мы отправились на Сатан.

Маккормак вздрогнул:

— Вы имеете в виду, что она перешла на вашу сторону — к вам? И вы оба…

Сигарета выпала изо рта Флэндри, скривившегося в уродливую гримасу. Он приподнялся, перегнулся через стол, крепко схватил Маккормака за униформу, отбил удар ребром ладони с бешеной силой, встряхнул адмирала и рявкнул:

— Прикусите свой язык! Вы, ханжеский сукин сын! Если бы я действительно хотел этого, вы бы, как свежеразделанная свиная туша, поджаривались бы под этим небом, вместе с вашими приспешниками. Но есть Кэтрин. Есть множество ни в чем не повинных людей, которые последовали за вами. И есть Империя. На колени, Маккормак, и благодарите своего самодовольного бога, которого вы взяли себе в младшие партнеры, что мне пришлось искать способ спасти вашу жизнь именно таким образом, иначе вред, который вы могли бы причинить, был бы в десять раз больше!

Он отшвырнул его от себя. Маккормак ударился о переборку так, что она загудела. Оглушенный, он взглянул исподлобья, увидел благородное негодование человека, который стоял перед ним, и его гнев вдруг исчез.

Через некоторое время Флэндри остыл.

— Я извиняюсь, — сказал он спокойным голосом. — Но не сожалею о сделанном, ясно? Я только извиняюсь за то, что потерял контроль над своими эмоциями. Это недостойно профессионала, в особенности, если учесть, что у нас совершенно не осталось времени.

Маккормак оправил одежду.

— Я же говорил вам, что готов слушать. Не следует ли нам сесть и попробовать еще раз?

Флэндри даже залюбовался адмиралом после этих его слов. Они скованно опустились на краешки своих стульев.

Флэндри закурил очередную сигарету.

— Между Кэтрин и мной никогда не было ничего, о чем вы, вероятно, подумали, — сказал он, внимательно рассматривая ароматный цилиндрик сигареты. — Не буду отрицать, что я тоже претендовал на это, но у меня ничего не получилось. Она полностью предана вам в прошлом, в настоящем и навсегда в будущем.

Я убеждал ее, что тот путь, который вы избрали, — ошибочный, но мне кажется, что я ее не окончательно убедил в этом.

Она не хочет улетать туда, где нет вас, не хочет помогать никому, кроме вас. Неужели всего этого вам недостаточно?

Маккормак молча сглотнул. И через некоторое мгновение сказал:

— Вы замечательный парень, командор. Сколько вам лет?

— Я вдвое моложе вас. И тем не менее мне приходится учить вас жизни.

— Почему я должен прислушиваться к вашим советам, — спросил Маккормак нейтральным тоном, — когда вы служите этому отвратительному правительству? Когда вы сами заявляете, что уничтожили мое дело?

— Оно и без меня уже было уничтожено. Я знаю, как успешно сработала стратегия вашего противника Фабиана. Мы с Кэтрин надеялись остановить вас, предотвратить новые убийства, уничтожение материальных ценностей, прекратить ослабление Империи, вызванное вашим восстанием.

— Наши цели не были такими зловещими. У меня был план…

— Самым худшим вариантом была бы ваша победа.

— Что? Флэндри, я… я человек, я подвержен ошибкам, как и все люди, но я думаю, что любой другой был бы лучше на троне, чем Джошуа, который породил этого Снелунда.

Так как его собственный гнев начал затихать и некоторая жалость к этому человеку стала заполнять образовавшийся в душе вакуум, Флэндри ответил с подобием улыбки:

— В этом Кэтрин пока солидарна с вами. Она все еще считает, что вы самый лучший кандидат на пост императора. Я не смог переубедить ее, хотя не очень старался сделать это. Видите ли, не имеет никакого значения, права она или ошибается.

Я даже готов согласиться, что вы могли бы дать Империи самую блестящую администрацию в истории, но, все равно, ваши самые благие намерения привели бы к катастрофическим последствиям.

— Почему?

— Вы уже разрушили принцип легитимности. Империя как-нибудь переживет Джошуа. Ее интересы, подкрепленные могучей властью, ее очень опытные, осторожные бюрократы, сам размер Империи и ее инерция волей-неволей сумеют помешать ему причинить ей большой урон. Но если вы займете место на троне силой, то почему бы другому недовольному жизнью адмиралу не попробовать сделать то же самое в следующем поколении? А потом и следующему… и пошло, и поехало, пока гражданские войны не раздерут Империю на клочки. Пока не придут мерсеяне, а за ними — варвары. Вы сами же наняли варваров, чтобы воевать их оружием с землянами, Маккормак. Не имеет значения, приняли вы какие-нибудь меры предосторожности или нет. Факт состоит в том, что вы пригласили их сюда, и рано или поздно мы получим очередной мятеж, который, без сомнения, позволит им отвоевать у нас часть территории. И упадет на нас Длинная Ночь.

— Я не могу не согласиться с большей частью того, что вы сказали, Флэндри, — возразил ему адмирал со страстью, — однако необходимость перестройки упадочной политики…

Флэндри довольно резко оборвал его:

— Я ведь не собираюсь переманить вас в свою веру. Я просто-напросто объясняю вам, почему я сделал то, что я сделал.

«Нет необходимости рассказывать тебе, адмирал, что я фактически бросил свою основную службу ради Кэтрин. Тем более что теперь это не имеет никакого значения, — злорадствовал внутренний голос Флэндри, — разве что это немного притупит острие моей проповеди».

— Вы не сможете перестроить то, что уже непоправимо подорвано. Все, чего вы достигли своей революцией, — это убитые аборигены, разрушенные и поврежденные корабли, в которых остро нуждается Империя, возникшие неприятности, для улаживания которых потребуются годы, — и все это на одном критически важном участке границы.

— Так что же еще мне было делать! — возразил Маккормак. — Оставьте пока мою жену и меня в стороне от обсуждаемого вопроса. Подумайте о том, что Снелунд уже успел натворить в этом секторе. И о том, что он мог бы натворить, если бы ему удалось вернуться к власти на Земле.

Разве было другое решение назревших проблем, кроме как вырвать с корнем все, что грозило опасностью?

— Корень — radix[34] — вы, радикалы, все одинаковы, — сказал Флэндри. — Вы думаете, что причина всех бед — чьи-то злые дела, и как только вы сумеете предотвратить их, жизнь тут же превратится в рай.

История идет совсем не этим путем. Почитайте труды историков и убедитесь, какие были результаты обращения реформистов к силе.

— Все это ваши теории! — сказал Маккормак, слегка вспылив. — Я… мы были поставлены перед фактами.

Флэндри пожал плечами.

— Можно было действовать иначе, — сказал он. — Некоторые шаги уже были предприняты: жалобы на Землю, непрерывное давление с целью убрать Снелунда с его поста или, по крайней мере, удержать его в ограниченных рамках.

Потерпев неудачу в этом, вы могли бы попытаться убить его. Я не отрицаю, что он представлял угрозу для Империи.

На секунду предположите такую возможность, на мой взгляд, уникальную, после того как ваши друзья освободили вас. У вас появилась небольшая, но очень эффективная боевая единица, с помощью которой вы могли бы устроить налет на дворец, чтобы освободить Кэтрин и убить Снелунда. Разве это не пошло бы на пользу делу?

— И что же нам, по-вашему, следовало бы делать дальше?

— Так или иначе, вы уже поставили себя вне закона, — Флэндри кивнул, как бы признавая закономерность этого вопроса Маккормака. — Точно так же, как и я, хотя я надеюсь скрыть ту вину, которую я за собой не чувствую.

И дело тут вовсе не в моем личном благополучии. Просто-напросто этот факт моей биографии, выйди он наружу, создаст очень плохой прецедент.

— Вы, Маккормак, совершенно не знаете, не представляете себе, насколько въелось в общество лицемерие.

— Мы не могли позволить себе… прятаться.

— Нет, на самом деле вы должны были без промедления сделать то, что должны сделать вы и многие ваши сторонники теперь, причем сделать как можно быстрее и без возражений: улететь за пределы Империи.

— Вы в своем уме? И куда же, позвольте вас спросить?

Флэндри еще раз встал и посмотрел на него сверху вниз.

— Это вы ненормальный, — сказал он. — Я думаю, что все мы — немножко декаденты, современные люди, но многие из нас будут потом сожалеть, что никогда даже не задумывались над возможностью эмиграции. Лучше оставаться дома, кажется нам, навсегда быть привязанными к тому, что имеем, к тому, что мы хорошо знаем, ко всем нашим удобствам, к тому, что гарантирует наше спокойное существование, к раз и навсегда заведенному кругу знакомств… нежели кануть навсегда в большом, чужом пространстве…

даже в том случае, когда все то, к чему мы буквально приросли, привыкли, рассыпается у нас на глазах. Но первопроходцы, исследователи, первые поселенцы на чужих мирах думали и действовали совсем по-другому.

Ведь за этими несколькими звездами, расположенными в дальнем конце одного из спиральных рукавов Млечного Пути, над которыми, как нам кажется, мы установили контроль, — огромные пространства, целые галактики.

Вы сможете избежать полного разгрома и неизбежной гибели, если вы стартуете в течение нескольких часов.

Так как ваши силы достаточно ограничены и вдобавок рассеяны по отдельным мирам, которые вы приказали охранять, вы успеете погрузить на борт кораблей семьи, все самое необходимое и оставить тех, кто по тем или иным причинам не может или не хочет улетать. Им еще предстоит попытаться использовать свой шанс в переговорах с нашим правительством, хотя я предполагаю, что жесткая необходимость сохранить эти миры за земной Империей заставит его быть снисходительным.

Вам следует осесть на какой-нибудь очень отдаленной звездной системе.

По всей вероятности, ни один из ваших кораблей не будут преследовать в течение длительного времени за пределами границ Империи, даже в том случае, если их запеленгуют.

Улетайте как можно дальше, Маккормак, так далеко, как только сможете. Найдите новую планету. Создайте новое общество. И никогда не возвращайтесь.

Адмирал тоже поднялся.

— Я не могу бросить то, за что отвечаю, — он тяжело вздохнул.

— Вы бросили свои обязанности, когда подняли восстание, — сказал Флэндри. — Теперь ваша прямая обязанность — спасти то, что вы еще можете спасти, и прожить оставшуюся жизнь, помня о том, что вы натворили здесь.

Может, то, что вы поможете людям найти новую жизнь, когда-нибудь утешит вас.

«Я уверен, что так и будет со временем. У тебя есть, адмирал, королевский дар самооправдания».

— Не забывайте о Кэтрин. Она хочет улететь. Она очень хочет улететь. — Он поймал взгляд Маккормака. — Из всех живых существ, населяющих Империю, она, наверное, имеет наибольшее право жить где-нибудь подальше от этой цивилизации.

Маккормак с усилием взглянул на него.

— Никогда не возвращайтесь, — повторил Флэндри. — Не думайте о том, чтобы нанять варваров, враждебных человечеству, и вернуться. Тогда вы станете врагом, настоящим врагом.

Я бы хотел услышать от вас честное слово, слово, подтверждающее, что вы не будете пытаться вернуться и начать новое восстание.

Если вы не дадите мне честного слова, мне и Кэтрин, то ей не позволят вернуться к вам, независимо от того, что вы сделаете со мной.

«Я лгу, как сивый мерин».

— А если вы дадите слово, но нарушите его, она никогда не простит вас.

Несмотря на ваше поведение, вы — способный руководитель. Вы — один из тех, кто может возглавить эмиграцию, особенно если учесть ваши способности быстро информировать, убеждать, организовывать и действовать.

Дайте мне слово, и Кэтрин вернется к вам в моей ракете.

Маккормак закрыл лицо рукой.

— Слишком неожиданно все это, я не могу…

— Хорошо, давайте сначала обсудим более подробно некоторые практические детали, если вы не возражаете.

Я обдумал возможные варианты заранее.

— Но я не могу…

— Хорошо, — сказал Флэндри, — Кэтрин вернется к вам, о чем я искренне сожалею. Докажите мне, что вы достойны ее.

Она ждала у входного люка.

Часы ожидания изматывали ее.

Он очень хотел, чтобы последнее свидание с ней прошло без душевных страданий и мук, без надрыва.

— Доминик? — прошептала она.

— Он согласился, — сказал ей Флэндри. — Ты можешь идти к нему.

Она чуть не упала в обморок.

Он успел поймать и поддержать ее.

— Ну, будет, будет, — повторял он неуклюже, едва сдерживая слезы. Он гладил яркие, взъерошенные волосы. — Ну, будет, будет, все уже закончилось, мы победили, ты и я…

Она снова обмякла. Он с трудом удержал ее.

Неся драгоценную ношу на руках, он пошел в лазарет, положил ее на кушетку и сделал инъекцию стимулола.

Естественный цвет лица появился через несколько секунд, ресницы ее затрепетали, взгляд зеленых глаз нашел его.

Она села, выпрямившись.

— Доминик! — вскричала она.

Голос ее стал хриплым от плача.

— Это правда?

— Ты убедишься в этом сама, — он улыбнулся. — Однако пока не спеши. Я сделал тебе укол с минимальной дозой. От этого у тебя начнется ускорение обмена веществ.

Она подошла к нему, все еще не уверенная в себе и дрожащая. Их руки сомкнулись в объятии. Они поцеловались долгим поцелуем.

— Я хочу, — сказала она упавшим голосом, — я почти хочу…

— Не надо.

Он отвел ее голову в сторону.

Она отступила назад.

— Хорошо, я желаю тебе столько добра, сколько может быть в жизни, а самое главное, начать новую жизнь с девушкой, которая действительно будет создана для тебя.

— Благодарю, — сказал он. — Прошу тебя, не беспокойся об этом. Все, что было между нами, с лихвой искупает любую неприятность, которая встречалась на моем пути («и всегда будет искупать все будущие неприятности»). Не задерживайся более, Кэтрин, иди к нему.

Она сделала так, как он ей сказал.

Он вернулся к пульту управления, откуда мог наблюдать, как ракета уносит ее к кораблю Маккормака и его команда встречает ее.

XVI

Незнакомые звезды окружили «Персей». Нахлынувшая темнота скрыла последнее мерцание звезд Империи.

Маккормак закрыл за собой дверь своей каюты.

Кэтрин поднялась. Полный отдых, отрешение от всех волнений, сначала с помощью седативов, позже с помощью транквилизаторов и других лекарств, а также соответствующее питание сделали ее прекрасной. Она была одета в серую переливающуюся одежду, которую кто-то подобрал для нее, открытую на шее и лодыжках, опоясанную широким поясом в талии, гладко лежащую на сильных, упругих линиях ее тела.

Он остановился как вкопанный.

— Я пока не ожидал увидеть тебя здесь! — растерянно пробормотал он.

— Медики выписали меня, — ответила она, — зная, что меня ожидают радостные новости.

Она робко улыбнулась.

— Что ж… это действительно так, — сказал он одеревеневшим голосом. — Мы получили подтверждение, что смогли избавиться от имперских разведчиков, преследовавших нас, благодаря маневру внутри этой туманности.

Им никогда не удастся обнаружить нас в неисследованном межзвездном пространстве. К тому же я уверен, что у них нет желания долго преследовать нас. Это было бы слишком рискованно — посылать в неизведанные дали часть сил, которая нужна была только тогда, когда мы угрожали Империи.

Нет, мы, похоже, покончили с ними. Нам ничто не угрожает до тех пор, пока мы не вздумаем вернуться.

Она удивленно воскликнула:

— Ты не можешь! Ты обещал!

— Я знаю. Это вовсе не означает, что я не мог бы вернуться, если… нет, я не боюсь. Я не вернусь.

Флэндри был прав, черт бы его побрал. Для успеха дела я должен был бы использовать союзников, а они обязательно потребовали бы что-нибудь такое, что нанесло бы ущерб Империи, захватили бы часть ее территории.

Надеюсь, что угроза моего возвращения заставит их более разумно управлять Империей… Но вернемся к нашим делам.

Его рассуждения тяготили ее, и это говорило о том, как много она оставила там, позади, где гасли звезды Империи, и как много ей пришлось пережить, прежде чем к ней вернулись хорошо знакомые ему спокойствие и сила.

— Дорогой мой, может быть, не стоит в этот час думать о политике, о войнах?

— Извини меня, ради бога, — сказал он. — Меня не предупредили, что ты придешь. А я был очень занят.

Она подошла к нему, но они не обнялись.

— Твое внимание все еще занято работой? — спросила она.

— Что ты имеешь в виду? Послушай, тебе нельзя пока долго стоять. Давай-ка сядем. И, гм, мы обязательно попросим, чтобы мое спальное помещение переделали.

Она ненадолго закрыла глаза, а когда открыла их, то уже полностью овладела собой.

— Бедный Хаг, — сказала она. — Ты тоже весь покрылся шрамами. Я могла бы заранее догадаться, как ты сильно изранен.

— Чепуха, — сказал он, подталкивая ее к кушетке.

Она сопротивлялась, но так, чтобы его руки, как бы случайно, обхватили ее. Обняв его шею и прижавшись щекой к его груди, она сказала:

— Послушай, Хаг. Ты все это время пытался не думать о нас. О том, кем я теперь буду для тебя, после всего, что со мной произошло. О том, что было между мной и Домиником во время наших приключений. Но я уже поклялась тебе, что ничего не было…

— Я не могу сомневаться в тебе, — пробормотал он в ответ.

— Нет, ты слишком честен, чтобы изо всех сил не стараться поверить мне. Но ты пытаешься представить себе то, что было между нами.

Бедный Хаг, старый, покрытый шрамами воин, ты уже, может быть, не в состоянии сделать это.

— Хорошо… ассоциации… конечно… — его объятие стало крепче.

— Я помогу тебе, если ты поможешь мне. Я нуждаюсь в этом больше, чем ты.

— Я понимаю, — сказал он мягко.

— Нет, ты не понимаешь, Хаг, — ответила она ему мрачно. — Я поняла истину, пока была одна, восстанавливая силы, и у меня не было других занятий, кроме размышления наедине с собой, пока я не впадала в сон и ко мне не приходили сны.

Теперь я уже полностью освободилась от того, что произошло со мной во дворце, и чувствую себя так же, как и до этого. И я хочу и тебя излечить от этого. Но ты должен излечить меня от Доминика, Хаг.

— О, Кэтрин! — сказал он, погружая лицо в пряди ее волос.

— Мы попытаемся, — пробормотала она. — Мы обязательно добьемся успеха, хоть и частичного, но достаточного, чтобы жить. Мы должны сделать это.

Вице-адмирал сэр Илья Херасков перебирал бумаги на своем столе. Изо всех углов его офиса доносился шум. За его спиной сегодня на проекционном экране было изображение Сатурна.

— Хорошо, — сказал он, — я внимательно прочитал ваш отчет и некоторые другие связанные с этим делом материалы. Я работал интенсивно все дни с тех пор, как вы вернулись домой.

Вы были весьма занятым молодым человеком, лейтенант-командор.

— Да, сэр, — сказал Флэндри.

Он сел на один из стульев, основательно позаботившись о том, чтобы создать впечатление исключительного внимания к говорящему.

— Я сожалею, что вам поначалу было отказано в посадке на Земле и вы должны были провести целых две недели на Луне Первой. Это, должно быть, разочаровывает, — земное великолепие, сияющее прямо над головой, но недоступное.

Но мы были обязаны проверить все, даже малейшие недоразумения.

— Да, сэр.

Херасков слегка усмехнулся.

— Перестаньте волноваться. Мы пропустим вас сквозь принятые в таких случаях процедуры, но я могу сказать вам по секрету, что вы вне подозрений. Ваш временный ранг командора будет утвержден как постоянный. До тех пор, пока либо ваши новые дерзкие поступки не позволят вам продвинуться дальше по службе, либо вы не свернете на чем-нибудь себе шею. Я лично оцениваю ваши шансы пятьдесят на пятьдесят.

Флэндри слегка откинулся назад:

— Благодарю вас, сэр.

— Мне кажется, вы чем-то разочарованы, — заметил Херасков, — вы ожидали большего?

— Хорошо, сэр…

Херасков слегка вздернул голову и улыбнулся еще шире.

— Вы должны благодарить меня и кланяться мне. Именно благодаря мне вы получили то, что получили. А мне пришлось потрудиться ради этого!

Он перевел дыхание.

— Действительно, — сказал он, — то, что вы добыли вражеские коды, было заслугой, которая оправдывала множество других моментов. Но все дело в том, что таких моментов оказалось слишком много. Мало того, что вы потеряли «Асинёв» во время перелета, который можно назвать по меньшей мере безрассудным, вы вытворяли другие чудеса, которые были в лучшем случае своевольными, а в худшем случае — значительным, чрезвычайным превышением вашей власти.

К таким поступкам относится, например, освобождение пленницы из личной тюрьмы губернатора сектора Альфа Крукис, совершенное исключительно по вашему приказу, а также то, что вы взяли Кэтрин Маккормак с собой и скрыли ее присутствие на корабле после своего возвращения и то, что вы снова полетели с ней в космос и каким-то образом сумели отдать ее врагу… Я боюсь, Флэндри, что, независимо от того чина, которого вы сможете достичь, вам никогда не доверят еще раз командовать кораблем.

«Это — не наказание», — подумал Флэндри, а вслух сказал:

— Сэр, в моем отчете есть моменты, оправдывающие все, что я делал, со ссылкой на существующие правила. Это могли бы подтвердить все, кто служил под моим началом.

— Если свободно интерпретировать те права, которыми вы могли пользоваться в зависимости от сложившихся обстоятельств, то… да, может быть, вы и правы. Такая интерпретация понятна и человеку, и ксено, и компьютеру.

Но главным образом, дело в том, что вы — стервец, а я вел долгие переговоры и занимался политиканством ради вашего благополучия, потому что Служба Безопасности нуждается в вас.

— Еще раз сердечно благодарю адмирала.

Херасков пододвинул к Флэндри коробку с сигарами.

— Угощайтесь, — сказал он, — и сделайте одолжение, расскажите мне все, что произошло в действительности.

Флэндри взял сигару.

— Все описано в моем отчете, сэр.

— Да, но мне приходилось встречать людей, которые постоянно настороже. Я хорошо чувствую, когда от меня что-то скрывают.

Например, я читаю выдержки из замечательного документа, который вы составили: прелесть! «Вскоре после того, как мы вылетели вместе с леди Маккормак на Землю, имея на борту минимум команды, чтобы скорее выполнить намеченное задание сохранить секретность (как мне было приказано), я был, к несчастью, замечен вражеским крейсером, который захватил мой корабль.

Будучи доставленным на флагман повстанцев, занимавший стационарную орбиту вокруг Сатана, я с удивлением обнаружил, что повстанцы настолько лишились боевого духа, что когда они узнали, что адмирал Пикенс знает их коды, они решили покинуть пределы Империи.

Леди Маккормак сумела убедить их не убивать меня и моего спутника-дидонианина, а оставить на корабле, не способном развивать гиперскорость.

После того как прибыли силы, верные Империи, я освободил от службы и вернул домой вышеуказанного дидонианина с обещанными ему дарами и затем взял курс на Землю».

— Так, дальше не очень интересно, — Херасков быстро пробежал глазами страницу.

— Скажите, Флэндри, как насчет математической вероятности того, что неизвестно откуда взявшийся вражеский крейсер сблизился с вами как раз на радиус действия своих средств обнаружения?

— Что ж, сэр, — сказал Флэндри, — иногда случается даже самое невероятное.

Плохо, что повстанцы уничтожили бортовой компьютерный журнал, пока демонтировали гипердвигатель моего корабля. У меня бы было доказательство. Но я думаю, что сам по себе мой отчет должен быть достаточно убедительным.

— Да, вы построили очень солидное, прочное здание, целый небоскреб доводов, большая часть которых не поддается проверке в принципе, и поэтому никто не сможет узнать наверняка, почему вы должны были сделать то, что вы сделали, а не что-то другое.

Вы могли, например, потратить весь обратный путь из сектора Альфа Крукис на то, чтобы изобрести все эти доводы.

Будьте честным.

Вы специально полетели к Хагу Маккормаку, чтобы предупредить его о том, что правительственным силам известен его код, разве не так?

— Сэр, это было бы изменой, полной изменой.

— Точно так же, как и устранение губернатора Снелунда, о чем вы не написали ни слова в своем отчете. Любопытно, что его последний раз видели совсем незадолго до вашего отлета.

— Тогда происходило слишком много событий, шла подготовка к войне с повстанцами, — сказал Флэндри. — В городе была суматоха. У Его Превосходительства было много личных врагов. Любой из них в той ситуации мог воспользоваться шансом, чтобы отплатить за старые обиды.

Если адмирал подозревает меня в том, что я совершил преступление, он может подвергнуть меня установленным процедурам испытания под гипнозом.

Херасков вздохнул.

— Не беспокойтесь. Вы прекрасно знаете, что я не допущу этого. Что касается этого дела, то никто не собирается искать свидетелей, повстанцев, которые сделали выбор в пользу Империи. Слишком большая работа ради малого выигрыша.

Если эти люди будут сидеть тихо, как мышки, и ничем не запятнают себя, мы позволим им постепенно раствориться среди обычных жителей. И вы тоже совершенно свободны, Флэндри. Я просто надеялся… Но, может быть, мне бы не следовало допрашивать вас слишком пристрастно. Закуривайте сигару. И мы можем послать за хорошей выпивкой. Не хотите ли виски?

— С удовольствием, сэр! — табак начинал действовать на Флэндри, и он с наслаждением вдыхал его аромат.

Херасков отдал распоряжение по каналу внутренней связи и облокотился на стол, пуская клубы дыма.

— Однако скажите мне еще одну вещь, блудный сын Флэндри, — попросил он, — в ответ на резню жирных телят, носящих звезды и туманности, которую я собираюсь устроить. Простое старческое любопытство с моей стороны.

Вам предстоит провести продолжительный отпуск, как только мы завяжем красный бантик на последней папке этого дела. Где и как ваша изощренная персона собирается провести этот отпуск?

— В роскоши, о которой говорил адмирал, когда вспомнил о Луне Первой, — быстро ответил Флэндри. — Вино, женщины и песни. Особенно женщины. Я слишком долго путешествовал.

«Кроме того, сейчас это поможет мне забыться и развеяться, — думал он, улыбаясь адмиралу, так будет продолжаться всю оставшуюся жизнь.

Главное, что она счастлива. Этого достаточно».

Я (мы) помню (помним).

Ноги теперь стар, тяжел на подъем, тело его постоянно болит, когда туманы начинают ползти по окрестностям и окутывать длинный дом, стоящий посреди зимней ночи.

Крылья, который был со Многими Мыслями, теперь ослеп и сидит в одиночестве на верхнем ярусе дома, кроме тех случаев, когда молодые приходят поучиться у него мудрости.

Крылья, который принадлежал Открывателю Пещер и Горю, сегодня принадлежит другому хишу из Гремящего Камня.

Руки Многих Мыслей и Открывателя Пещер давно оставил свои кости в горах на западе, куда вернулся Руки, который был с Горем.

Тем не менее память о тех событиях живет.

Узнавайте, юные Руки, и помните о тех, кто создавал единство до того, как я (мы) начал (начали) существовать.

Теперь это уже нечто большее, чем простая ткань песни, танца, обряда. Мы знаем, что наше тесное пространство — еще не весь мир. За джунглями и горами расположены моря, за небесами — те звезды, о которых мечтал Открыватель Пещер и на которых побывал Горе.

И существуют еще чужестранцы, обладающие единственным телом, те, кто изредка прилетает к Нам для торговли и переговоров, но о которых Мы слышим все чаще и чаще, с тех пор как Мы в нашем новом стремлении к знаниям более глубоко исследуем иностранные объединения.

Их ценности и их действия будут затрагивать Нас все больше и больше по мере того, как будет идти время, и это приведет к изменениям не только в Гремящем Камне, но и за его пределами, и эти изменения заставят время вновь и вновь возвращаться и течь мимо Нас, отделяясь от единого потока, который я (мы) теперь уже способен (способны) гораздо проще себе представить.

За этим стоит нечто большее: как Нам достичь единства со всем миром, если Мы не сможем понять его?

Поэтому пока спокойно отдыхайте, юные Руки, старые Ноги и Крылья. Пусть ветер, река, свет и время мчатся мимо.

Будьте всегда самими собой, обретая таким образом силу, которая исходит от мира, силу помнить и учиться мудрости.

Никогда не бойтесь чужестранцев с единственным телом.

И хотя у них ужасное оружие, огромная сила, но этому Мы сможем однажды научиться, овладеем им не хуже, чем они, если выберем этот путь.

Достойна сожаления та раса, которая не представляет собой животный мир, но все-таки может думать, и поэтому осознает, что она никогда не познает единства.