Глава 10

Пришла суббота.

— Как хорошо, что Эдвард дал нам машину, — сказала Анита, когда они уже пустились в путь.

Часов в восемь выглянуло солнце, а в полдевятого уже спряталось. Пошел дождь. И шел уже целый час. Сельская местность под покрывалом мороси выглядела уныло, а мелькание щеток на ветровом стекле вызвало у Аниты головную боль.

— Ты уже придумала, что мы станем делать, когда приедем туда? — спросила Кэти.

— Нет.

— Тем более, мы даже не знаем, как зовут сестру Моники.

— Надеюсь, что Чедли — небольшая деревня, где есть пара кумушек-сплетниц, которые все обо всех знают. Наверное, там не так уж много женщин, к которым из-за границы приезжала сестра, которая с тех пор успела умереть и у которой муж имеет экспортную фирму.

— Хорошо, предположим, мы ее разыскали. Что мы… прости, что ты собираешься ей сказать? «Я знаю, что Моника Перриман оставила у вас свои драгоценности»?

— М-м-м. Трудно сразу ответить…

— Приехали, — спустя пятнадцать минут сказала Кэти.

Задремавшая было Анита встрепенулась и огляделась.

— Это деревня! — с облегчением воскликнула она.

Как и предвидела Анита, разыскать сестру Моники не составило большого труда. Почта закрылась на ленч, но дальше, вниз по дороге, была открыта зеленная лавка, в которой они и навели справки у продавщицы со щеками, похожими на спелые яблоки. Та была рада помочь. Сестру Моники звали Фрида Томпсон, она жила в третьем коттедже по дороге, ведущей к реке.

— Вам лучше оставить машину где-нибудь здесь, — посоветовали им. — Человек из страховой компании застрял в своей машине, и Джиму Майерсу с фермы пришлось вытаскивать его трактором.

Кэти и Анита молча переглянулись. Анита подумала, что нечего было и надеяться поспеть первыми. Это поколебало ее решимость, но только на время. Стоило ей подумать о Фелипе, как уверенность вернулась к ней.

Дорога к коттеджу действительно оказалась ужасной, и Анита, шагая по колее, переменила мнение о Кейте Гиффорде в худшую сторону. Надо быть круглым дураком, чтобы полезть сюда на машине.

Потом она стала думать про сестру Моники, Фриду Томпсон. Удочка, прислоненная к стене, напомнила ей, что должен быть еще и мистер Томпсон.

Пришлось стукнуть три раза, прежде чем дверь отворили. Анита ожидала, что увидит немного постаревший, потрепанный вариант Моники Перриман. Вовсе нет. Светло-голубые глаза смотрели на нее с лица с острыми скулами. Тяжелый грубый рот выражал осторожность и враждебность. В этом она чем-то напоминала Монику. Манеры были столь же бесцеремонны, как и у сестры. Сдерживая нетерпение, Анита представилась:

— Я Анита Херст, а это моя подруга, Кэти Грей. Мы знали вашу сестру.

— Ну, тогда лучше войдите, — неприветливо отозвалась Фрида Томпсон, приоткрывая дверь. — Я была бы вам признательна, если бы вы говорили потише, мой муж болен.

— Извините, — хором пробормотали обе.

— Ничего-ничего. Он всегда болен. Не одно, так другое. Деликатное сложение, знаете ли.

Гостиная оказалась большой и неуютной. Анита вспомнила, как Моника рассказывала, что муж сестры всю жизнь проболел и поэтому не сумел много заработать.

— Наверное, вам приходится нелегко, — сказала девушка вслух. Это прозвучало неловко, такое чужим людям не говорят — Фрида Томпсон не нуждалась в сострадании.

— Наверное, хотите присесть?

Они сели, приняв предложение, которое таковым не являлось и которое прозвучало только потому, что в хозяйском настроении верх взяла врожденная деревенская вежливость, а не поселившаяся в ней с недавних пор враждебность. Эта зажатая, загнанная в угол женщина совсем не походила на ту сестру, о которой с такой любовью говорила Моника Перриман.

— Чаю? — Тон был по-прежнему неприветливым, и обе гостьи отказались.

Последовало напряженное молчание, в течение которого Анита подыскивала разные способы продолжить разговор.

— Ваша сестра была счастлива с Клодом Перриманом?

Светло-серые глаза смотрели настороженно, и у Аниты появилось подозрение, что хозяйка ожидала подобного вопроса.

— А почему бы им не быть счастливыми? С его-то деньгами.

— Деньги еще не обеспечивают счастья, миссис Томпсон, — с неожиданным даже для себя назиданием сказала Анита. Где-то она раз ошиблась, все спутала, и теперь стала путать еще больше.

— Они были счастливы, — решительно заявила Фрида Томпсон.

— Вот и все, что я хотела бы знать, — произнесла Анита поднимаясь.

Неужели женское любопытство позволит Фриде отпустить их, не спросив, зачем Аните надо было это узнать? Наверное, ее страх перейти какую-то границу оказался сильнее любопытства, решила Анита.

Они не перемолвились и словом, пока не вернулись в машину, где Кэти сказала:

— Ты явно промахнулась.

— Ты думаешь? — недоверчиво спросила Анита.

— Лучше скажи, чего ты от нее добивалась, — вместо ответа попросила Кэти.

— Дело не в том, чего я добивалась, — осторожно ответила Анита, потому что как она могла ответить прямо, не называя эту женщину ни лгуньей, ни воровкой? — Дело в обстоятельствах.

— Да, бедная женщина, — неверно поняв ее, посочувствовала Кэти. — Она переживает не лучшие свои времена. Смерть близкого человека всегда пугает. А гибель ее сестры была очень трагична. Совсем недавно Моника Перриман была здоровой, полной сил женщиной, и вдруг… И эта бедная женщина должна еще жить и жить со своим больным мужем.

— Ты думаешь, именно от этого она выглядела такой нервной и испуганной?

— Детка, — встревоженно спросила Кэти, — о чем ты думаешь?

— Я думаю, что Моника именно ей отдала на хранение свои драгоценности. Думаю, когда она узнала, что сестра погибла, она, наверное, поторопилась с выводами, решив, что тело Моники было в самолете, когда он взорвался. Когда самолеты взрываются, обычно мало что остается, и некоторые вещи так и не находят. Поэтому Фрида ничего не говорила о том, что драгоценности у нее, надеясь, что потом, через какое-то время, она сможет потихоньку продавать отдельные предметы и покупать себе вещи, которые раньше ни за что не могла бы себе позволить. Наверное, об этом думала и Моника. Она собиралась жить на вырученные от продажи украшений деньги, а требования у нее были повыше, чем у Фриды. Может быть, Фрида даже думает, что выполняет волю погибшей сестры. Не сомневаюсь, когда появился этот парень из страховой компании, Фрида пожалела о своем решении, но прошло уже столько времени, что она при всем желании не могла просто так вытащить и отдать эти вещи. — Анита остановилась, чтобы посмотреть, как будет реагировать на ее слова Кэти. Кэти еще окончательно не сдалась, но уже внимательно прислушивалась к словам Аниты.

— Не подгоняй факты. Она была расстроена и не хотела с нами разговаривать, но это можно объяснить: у нее болен муж.

— Так болен, — прибавила Анита, — что только что вернулся с рыбалки. Удочка стояла на улице, а у двери еще лежали грязные сырые сапоги — там, где он их скинул.

— Может быть, это миссис Томпсон любит ловить рыбу.

— Сапоги были огромного размера.

— Она крупная женщина.

— С непропорционально маленькими ногами — я обратила внимание.

— Думаешь, ее муж спрятался наверху? Но зачем?

— Потому что он напуган еще больше, чем его жена. Могу поспорить, что сейчас они потихоньку сбрасывают украшения в реку, если только не сделали это после посещения представителя страховой компании.

— Но я же была права. У тебя ничего не вышло.

— Да, — призналась Анита. — Не вышло. Даже если я и права, то все равно не смогу ничего никому доказать. Я рада хотя бы одному.

— Чему же?

— Экономка Клода не может не рассказать страховому агенту, как счастливы были супруги Перриман, и, если повезет, она может повторить слова, которые сказала я: что Моника радовалась, как ребенок, в предвкушении встречи с Клодом. Никто и не заподозрит, что Моника хотела его бросить. Так что никому и в голову не придет, что Томпсоны завладели потерянными драгоценностями. Если они не проболтаются, с ними ничего не случится.

— Я так и не поняла ничего, — изумилась Кэти.

— Мне очень в свое время понравилась Моника Перриман и очень жаль ее сестру и мужа. Мне бы не хотелось им навредить.

— А Фелипе? Если они виновны, тогда он — нет. Ты же не можешь промолчать и позволить обвинить его.

Анита подула на пальцы, словно обожглась, и мрачно улыбнулась на заявление Кэти, идущее вразрез с ее прежней позицией.

— Сложная ситуация, — признала она.


К тому времени, когда они вернули машину Эдварду, она еще так и не нашла решения. Конечно, пришлось все ему рассказать.

Кэти повернула оба больших пальца вниз, давая понять, что их поездка не удалась.

— Проголодались? — спросил он.

— Не очень. Мы поели на обратном пути, — ответила Анита.

Кэти, которая становилась очень чуткой, когда дело касалось Эдварда, сказала:

— Но это было так давно. Я уже хочу есть.

— Я купил камбалы, — улыбнулся довольный Эдвард.

Как приятно смотреть на общение двух влюбленных друг в друга людей, подумала Анита. С Эдвардом резкость Кэти смягчалось — она стала совсем нежной. Эдвард был сильным, был защитником. В глубине же души Аниты жили боль и одиночество. Невозможно было смотреть на них и не думать о Фелипе. Все, о чем она надеялась забыть, всколыхнулось с новой силой — ее любовь, ее страсть, воспоминания о том, что было, и вдруг пришла новая мысль, новая, но необычайно ясная.

Эдвард жарил рыбу. Кэти накрывала на стол. На пол упало несколько крошек хлеба. Анита смотрела на них, словно они могли насытить ее новую идею. Она уже подготовила ответы на все вопросы, которые задаст Эдвард. Когда все стало четко и ясно, Анита объявила о своем решении.

— Я бросаю работу. Съезжаю с квартиры. Я возвращаюсь.

— Возвращаешься?

— Да, на Лехенду.

— К этому испанцу? — спросил Эдвард.

— Если он меня примет. Может быть, он думает, что я и так принесла ему несчастье.

— Ты? — переспросила Кэти.

— Я — корень всех его проблем. Когда я повредила лодыжку, он остался со мной, вместо того чтобы пойти с Роком Беннетом. Пилар не думала покупать дом, пока не увидела меня, так что я в ответе за большую сумму денег, появление которой он не может или не хочет объяснить. Никому не приходит в голову, что Моника могла положить свои украшения в какой-нибудь сейф, потому что я стала рассказывать, как рада она была вернуться к Клоду. И, если этого еще недостаточно, у меня даже не хватило благоразумия подумать об алиби Фелипе на время после катастрофы. Я подала его отсутствие страховой компании на тарелочке.

— Полагаю, ты немного несправедлива к себе, — сказала Кэти.

— Ты, наверное, сошла с ума, — поддержал ее Эдвард. — Он совсем не такой, как ты, Анита. Он грубый и не может быть иным. Он матадор. Если его мораль допускает многое, я не удивлюсь.

Пока Анита собиралась ответить, за Фелипе вступилась Кэти.

— Замолчи! — воскликнула она, побледнев от гнева. — Не выношу такого высокомерия! Неужели ты будешь любить человека меньше, если он не всегда был добродетелен?

— Спокойно. — Анита тронула Кэти за локоть.

— Поздно! — ответила Кэти. — Я все могу рассказать Эдварду. Если я этого не сделаю, он всю жизнь будет ломать голову, что я имела в виду.

— Ты ничего не обязана мне рассказывать, — сказал Эдвард.

— Ты уже знаешь?

— Я знаю, что мы оба не дети. И не прошу, чтобы ты делилась со мной воспоминаниями о своем прошлом — только будущем.

Глаза Кэти заблестели от слез, но она ничего не ответила.

Заговорила Анита, чтобы как-то напомнить о своем присутствии:

— Ты молодец, Эдвард. Прости, что я считала тебя старомодным и консервативным.

— Я все равно думаю, что ты не в себе, — сказал он. — Но все равно, удачи тебе. У тебя есть деньги?

— У меня есть деньги от продажи дома, ты разве забыл?

— Ах да, конечно! Глупо о таком забыть. Сделай мне одолжение, не сжигай за собой все мосты. Думаю, тебе придется бросить работу. Я так понимаю, мисс Стэндиш не станет держать за тобой место?

— Мисс Стэндиш никогда не простит мне, что я уехала, не предупредив ее заранее. Конечно, она ни за что не пойдет мне навстречу.

— Я тоже так думаю. Но погоди расставаться с квартирой и с мебелью. Если все пойдет хорошо, пришли мне весточку, и я все сделаю. — Его глаза подозрительно заблестели. — Думаю, ты можешь на меня положиться — я не продешевлю при продаже.

— Кстати, о сжигании мостов. — Кэти улыбнулась, принюхиваясь.

От плиты шел недвусмысленный запах и валил синий дым.

— Рыба! — расстроенно воскликнул Эдвард.

Загрузка...