Кругом одни лжецы

Глава 14

Я постучал и услышал тихий голос Бетти:

— Да?

— Это — я, Шелл.

Она открыла дверь, и я проскользнул вовнутрь. С собой я принес пакет из машины и, уронив его на пол, снова запер дверь. Бетти смотрела на меня как-то неуверенно, и я постарался изобразить беззаботность:

— Миссис Мэри Оуэн? Позвольте представиться — ваш муж.

Она улыбнулась, ее мягкие теплые губы округлились, а нижняя чуть выпятилась вперед.

— Я никак не могла понять, куда вы подевались в тот далекий уже день. Вам придется уйти. С тех пор я несколько раз побывала замужем.

— Многомуженка! Я-то воевал и вернулся требовать восстановления своих прав. — Я нахмурился. — Послушай-ка, женушка, я не забыл про полагающиеся ветерану преимущества.

Она тряхнула головой:

— Как вы можете разговаривать так несерьезно, когда... происходит все это?

— У вас у самой неплохо получается. Нельзя же оставаться серьезным всю дорогу. Мы просто не выдержим темпа. Но, пожалуй, вы правы. Присядем?

Она села на краешек кровати, а я подтащил поближе к ней стул и сел на него верхом, опершись на спинку.

— Слушайте внимательно. — Несколько минут я рассказывал ей то, чего она еще не знала, и то, до чего я додумался сам. В заключение я сказал: — За всем этим стоит жажда денег, больших денег, миллионов долларов. И власти, связанной с деньгами. Судя по всему, задумал все Барон. Скупить всю землю и недвижимость на побережье, а по возможности и другие землевладения и разбить их на коммерческие участки. При той власти и влиянии, которыми уже располагают Барон и его дружки, полагаю, им будет нетрудно провернуть это дельце. Однако появилась упомянутая вами зацепка с фондом Лилит Мэннинг. Афера кажется даже более крупной, чем я себе представлял.

Пока я говорил, Бетти постепенно расслаблялась и сейчас уже лежала на постели, подсунув пару подушек под голову, и выглядела не менее, а даже более завлекательно, чем когда она застряла в окошке туалета. Вздохнув, я произнес:

— Теперь появились законные основания для передачи права собственности на городской пляж фонду. Не так ли?

— Верно. И тот, кто контролирует фонд, — а в нем семь директоров — возьмет под контроль и землю.

— Несомненно, Барон прекрасно владеет ситуацией. Ведь он один из директоров фонда. Другим был Дэйн. Сейчас его место освободилось, и могу поспорить, что его займет один из приятелей Барона. — Помолчав, я продолжал: — Вы знаете еще что-нибудь о завещании Эмметта? Где оно находится? У кого? Вы его видели?

— Не видела, но думаю, оно находится в офисе адвоката Ферриса Гордона. Когда я пришла туда, у него была Дороти Крэйг, и я разговаривала с ними обоими. Они сообщили мне только то, что я уже вам рассказала. Полагаю, они как раз обсуждали завещание Эмметта. На моих глазах Гордон собрал со стола какие-то бумаги и спрятал их в сейф. Действовал он как-то таинственно.

— Очень может быть. Что за сейф?

— Один из обычных больших зеленых сейфов, стоит в углу кабинета. А что?

— Где его офис?

— Брэден-Билдинг, комната 420. На улице Платанов, в квартале от Главной улицы. Зачем вам это?

— Может, попытаюсь забраться туда. Вся собственность на побережье отходит Крэйг? — Она кивнула, и я продолжил: — Завещание, несомненно, подделано. Значит, адвокат Дэйна замешан в афере. Дэйн не собирался продавать свою землю «Сико», хотел бороться с ней и даже призвал меня на помощь. И выход был найден: убрать его и унаследовать его собственность. — Задумавшись на мгновение, я снова заговорил, но не столько с Бетти, сколько рассуждая вслух с самим собой. — Поначалу я думал, что «Сиклиффская компания развития» в стремлении захватить земли оказывала давление на трех самых крупных землевладельцев: Дэйна, Барона и Лилит Мэннинг. Однако оказалось, что всю аферу задумал сам Барон, вложив в дело свои огромные «Баронские Имения». Следующим важным шагом стали обман и убийство Дэйна и фабрикация поддельного завещания, для чего была использована Дороти. Остается только настоящая Лилит Мэннинг, которая не любит Сиклифф и в любом случае продала бы, вероятно, свою недвижимость Барону. Тем временем все прекрасненько вытанцовывалось. Барон имел возможность предложить ей хорошую цену, ибо вместе со своими сообщниками он уже владел бы всем остальным в городе. Если бы им удалось каким-либо образом наложить лапу хотя бы на часть собственности фонда, они бы завладели буквально всем чертовым городом. — Я повернулся к Бетти: — Так что сказала красотка Крэйг во время вашего интервью?

— Ее смутили мои вопросы, но она все же рассказала про частые встречи с Дэйном, про его влюбленность и даже намерение жениться. — У меня отвисла челюсть, однако Бетти жестом руки велела мне помолчать и договорила: — Это сказала она.

— Угу. Полагаю, раз они сумели сфальсифицировать завещание, они могут подделать и свидетельство о браке или что там еще необходимо.

— Я могу сообщить вам некоторые любопытные детали о Дороти Крэйг. Немного, но все же. Когда несколько лет назад она появилась в Сиклиффе, с ней был связан один скандал. Ходили слухи о ее более чем дружеских отношениях с Джозефсоном...

— С тем самым? — прервал я ее.

— С ним, с издателем «Стар». Он женат, и у него, хотите — верьте, хотите — нет, семь детишек младше четырнадцати лет. Поговаривали, что у Джозефсона и Дороти были частые свидания, но тайные. Скандал, правда, был не очень громкий. Позже Дороти видели с другими довольно известными в городе мужчинами. — Бетти сделала красноречивую паузу. — Самое интересное — последний, с кем она, предположительно, поддерживала интимные отношения, был Клайд Барон.

— В самом деле любопытно. Просто превосходно! Ясно, что из этого получилось. Пламенная красотка Дороти Крэйг, до того интимно «дружившая» с издателем Джозефсоном, наверняка собрала на него достаточно компромата, чтобы заставить его прыгать в огненное кольцо. И теперь мы знаем, что она не менее Барона заинтересована в том, чтобы правда об их рэкете не попала в газеты. Это объясняет, почему Джозефсон так озабочен и «рубит» под корень все ваши статьи. Любопытно, что Дэйн не знал ее, особенно если — как вы говорите — весь город знал. Когда у нее была связь с Джозефсоном?

— Если не ошибаюсь, где-то в сорок девятом.

— В сорок девятом? Тогда понятно. В тот год Дэйн совершил кругосветное путешествие.

Она кивнула:

— Припоминаю. С тех пор она вела себя скромнее, и все же я постоянно встречала ее в городе.

Я задумался на минуту, потом сказал:

— Знаете ли, ведь, кроме Барона и его мазуриков, вы и я единственные из живых, знающие, что Дороти Крэйг выдавала себя перед Дэйном за Лилит Мэннинг. И мы — единственные их противники, знающие, что они задумали. Убрав нас с дороги, они спокойно провернут свое дело. — Я встал и, расхаживая по комнате, продолжил: — К тому же у нас нет возможности объявиться и выложить все мэру или кому-нибудь еще. У нас нет сведений, кого еще Барон закупил на корню, да никто и не поверит нам.

Помолчав с минуту, я заговорил снова:

— Все сводится к тому, что одно мое слово не перевесит утверждений Барона, Крэйг, копов, Норриса и, Бог знает, кого еще. Если им удастся укокошить меня, то не о чем будет беспокоиться. И они прекрасно понимают это. Без всяких проблем она завершат свою аферу, как только я буду мертв. А мое слово в данный момент не стоит и цента.

— Угу. Воображаю, как трудно вам будет убедить кого-либо, особенно сейчас.

Я сел со словами:

— Раз уж вы упомянули это, почему вы-то верите мне?

На ее лице опять появилась мягкая улыбка.

— Честно говоря, не знаю, Шелл. Просто верю.

Я усмехнулся в ответ:

— Спасибо. Рад, что вы на моей стороне, золотце.

Помолчав немного, она взглянула на меня и спросила:

— Что вы собираетесь делать?

— У нас так мало боеприпасов, которые можно было бы использовать против этих парней, что нам понадобится все, что мы сможем раскопать. Поэтому я начну, скорее всего, с завещания Эма. Поеду взгляну на него.

Она немало удивилась:

— Вы хотите сказать, что украдете его?

— Угу. Если оно пропадет, хлопот не оберешься. Хотя и это не остановит Барона и остальных. Если, конечно, завещание хранится в сейфе адвоката, я его возьму.

— Чего вы добьетесь, посмотрев его?

— Ну, если оно там и я доберусь до него, с собой у меня будет фотокамера и вспышка, и я сделаю фотокопии с него. Потом попрошу сравнить подпись под завещанием Дэйна с подлинной подписью Дэйна. Этим займется эксперт-графолог, и я доведу информацию до сведения суда, которому будет поручено официальное утверждение завещания. Барон, вероятно, приготовил лжесвидетелей, которые должны подтвердить подлинность завещания. Кстати, когда завещание будет передано на утверждение суда?

— Завещание было представлено сегодня. Они здорово торопятся, и им, может быть, удастся получить официальное утверждение в ближайшие десять дней.

— Если только мы не остановим их как-нибудь.

— Но как вы проникните в офис Гордона? Да и в сейф, если доберетесь туда живым?

— В первый же день приезда в город я встретил знакомого «медвежатника». Его зовут Джеймс Питерсон. Он может помочь мне — за деньги, конечно. В «кадиллаке» у меня есть мини-камера и вспышка, словом, все, что нужно. Мне только понадобится помощь восьми небесных ангелов-хранителей.

И я вовсе не шутил. Предположим даже, что я найду Пити, а мне вовсе не улыбалась перспектива открыто проехать по городу и ярко освещенной автостоянке, где была запаркована моя машина. Я даже не знал, обнаружили ли ее копы.

Бумажный пакет так и валялся у двери, куда я его бросил. Я поднял его и перенес на кровать.

— Так что вы припасли мне, золотце? Фальшивую бороду и шубу из енота?

— Пакет получился большой, потому что я купила вам кое-что из одежды: джинсы, в которых здесь ходят все, — я подумала, что в них вы будете менее заметны, хотя ничто, конечно, не сделает вас незаметным. Но по крайней мере вы будете красиво смотреться, когда вас подстрелят.

Я ухмыльнулся:

— Бетти, такой вы мне нравитесь больше. Почаще бы за нами гонялись бандиты. Вы кажетесь более свободной, более раскованной... более забавной. Мы, идущие на смерть, приветствуем вас!

На какое-то мгновение она снова напряглась, и на ее лице вновь появилось то странно замороженное выражение. Однако оно тут же исчезло, и она как-то загадочно улыбнулась:

— Шелл, вы знаете, что впервые за долгие годы я оказалась наедине с мужчиной? И вы первый мужчина, которого... — она помолчала мгновение, лицо ее вспыхнуло, — я поцеловала за последние два года. — Она чуть прикусила нижнюю губу, не спуская с меня глаз. — И самое забавное — я действительно чувствую себя раскованной. — Она сглотнула, и вдруг улыбка угасла на ее лице. — Может быть, оттого, что меня подкарауливает смерть, мне хочется жить?

Некоторое время я не мог ничего придумать в ответ, и она тоже молчала. Наконец я сказал:

— Ну что ж, посмотрим, как будет выглядеть хорошо одетый труп.

В пакете я нашел джинсы и куртку, а также дурацкое кепи с синим козырьком, темно-синюю футболку с короткими рукавами, черную краску для волос, безопасную бритву и лезвия.

— Бетти, это превосходно! — Я собрал все в кучу. — Когда я вернусь, вы меня не узнаете. — И я направился к двери в ванную комнату.

— Надеюсь, вы не будете выглядеть так, что мне не захотелось бы с вами познакомиться. Это будет просто ужасно!

Захлопнув дверь ванной комнаты, я взглянул на себя в зеркало. В самом деле, я выглядел отвратительно. Глаза покраснели, лицо осунулось. Лицо у меня и так-то не подарок, а сейчас оно еще и покрылось многодневной щетиной. Зато борода у меня не совсем обычная. Растет она быстро — не белая, как мои волосы, но и не черная, а этакая пятнистая, как шкура полинявшего леопарда. Вздрогнув от своего вида, я принялся бриться, но вовремя спохватился и оставил усы.

Через полчаса, после поспешной окраски волос и душа, уже в джинсах и жокейском кепи, я вернулся в спальню.

— О, Шелл! — воскликнула Бетти. — Вы смотритесь обворожительно! Что случилось с вашей губой?

— С губой? О, я покрасил немного свои усы. Заодно с волосами. Ну а губа окрасилась случайно. Так как я выгляжу?

— Ну... довольно зловеще.

— Черт! Я-то надеялся, что сексуально.

Она покачала головой и сжала губы, однако все же не удержалась от улыбки, а потом и вовсе громко расхохоталась, запрокинув голову и закрыв глаза. Я пошел обратно в ванную к зеркалу и взглянул на себя еще раз. Не так уж я был смешон!

Возвратившись снова в спальню, я подошел к телефону, стоявшему на столике у кровати, и раскрыл телефонный справочник, слушая, как смех Бетти перешел в какое-то бульканье. Найдя телефон бара «У Бродяги», я набрал номер.

— Кому вы звоните? — поинтересовалась Бетти.

— В бар Норриса «У Бродяги». Просто ныряю вслепую. — Я замолчал. — Может, не так уж и вслепую. Сделайте мне одолжение, а?

— Конечно. Какое именно?

— Возьмите трубку, попросите позвать Пити. Если попросят уточнить, какого Пити, назовите Джеймса Питерсона.

Она кивнула, и я протянул ей трубку. В микрофон она сказала:

— Нельзя ли позвать Пити? — Потом прикрыла ладонью микрофон и сообщила: — Его ищут. Что дальше?

— Напомните Пити, что познакомились с ним в Лос-Анджелесе... э... в баре «Санрайс». Обычно он болтался там. Вы случайно узнали, что он здесь, в городе, и захотели встретиться с ним. Скажите, чтобы он дождался вас в клубе.

— И он мне поверит?

— Еще как! Если женщина обещает ему свидание, он подождет.

Она послушала телефон, бросила:

— Спасибо! — Положила трубку. — Его там нет.

Я нашел номер телефона бара «У Мегеры», и она набрала его.

— Текст тот же, — сказал я. — Если и тут его не окажется, тогда не знаю, где его искать. Если с ним поговорю я, он может улизнуть и даже проболтаться кому-нибудь. Так что попробуем уловку с вами еще раз.

На этот раз его подозвали к телефону, и Бетти поймала его на крючок. Она была восхитительна — в ее голосе послышались нежный шепот и хрипотца, которых раньше я в нем не замечал. Заключила она разговор так:

— Хорошо, Пити! Очень жаль, что ты меня не помнишь. Но могу поспорить, что сразу вспомнишь, как только увидишь. — Она коротко рассмеялась. Я нахмурился: что, черт возьми, он там говорит? Я-то знал Пити. Тем временем она ворковала: — Что? О, я буду в красном платье с глубоким декольте... Что?.. О! Ты этого не сделаешь!.. Сделаешь? Пока, Пити. Жди меня. — И она положила трубку.

Лукаво глядя на меня, выгнув дугой одну бровь, с весьма проказливым выражением на лице, она проговорила:

— Пожалуй, мне следует встретиться с ним.

— Ну уж нет. С ним встречусь я. Бог мы мой...

— Чего это вы так разволновались?

— Как? И вовсе я не разволновался! Я... не знаю.

Она светло улыбнулась. Это была очень женственная улыбка — лукавая, ироничная улыбка женщины в полном расцвете красоты, прекрасно сознающей свою неотразимость. Вероятно, никогда еще она не разговаривала ни с одним мужчиной так, как только что разговаривала с Пити. Она явно наслаждалась беседой. Как если бы события последних дней и особенно последней ночи размыли воздвигнутую ею где-то внутри себя плотину сдержанности.

— Шелл, вы собираетесь уже уходить?

— Практически сию минуту.

Она пожала плечами:

— Тогда я сосну, пожалуй.

— Пожалуй.

Я принес свою одежду из ванной комнаты, а она зашла туда и заперла за собой дверь. Слушая шум душа, я вывернул карманы своего костюма и переложил все в джинсы. Надевая на руку часы, я заметил, что они показывают полночь. Нужно было сказать еще пару вещей Бетти, и я уселся на стул и подождал ее. Чтобы скрасить ожидание, я рассматривал почтовую открытку, найденную в кармане пиджака, куда я положил ее еще в Лос-Анджелесе. Я все еще разглядывал подпись Эмметта, вспоминая проведенные вместе веселые денечки, когда послышался голос Бетти:

— Шелл!

— Да?

— Я выхожу.

— Ну и выходите.

— Я из душа, и на мне ничего нет.

— Ну и что? Выходите.

— Закройте глаза. Не смотрите.

— Один глаз закрыт. — Я подождал — ничего. — О'кей. Оба глаза закрыты. Наглухо. Ну, почти.

Они таки закрыты, и я по-честному не открываю их. Слышу — как распахивается дверь, как ее босые ноги шлепают по ковру, легкий шепоток, когда она проходит мимо, шелест простыней, когда она откидывает покрывала. Скрипят пружины, и я уже знаю, что следующий шорох производит Бетти, скользящая по постели под одеяла и касающаяся своей кожей холодных простыней. И я думаю: «Пора отойти от сыскного дела. Нет смысла попадать в подобные ситуации. Они могут убивать не менее эффективно, чем дырка в голове».

— Ладно, можете открыть глаза.

И я открываю. Бетти лежит в постели, подсунув подушки под голову и закинув руки, покрытые темными волосиками. Плед натянут до подбородка. Она мило улыбается и возвещает:

— Я просто ожила!

— Прекрасно. А я чувствую себя уже полумертвым. Послушайте, Бетти, или как вы там назвались Питерсону? Кучи Уильямс? Послушайте, Кучи, хочу поставить вас в известность о моих предполагаемых действиях. На всякий случай.

Ее лицо посерьезнело.

— Понятно.

— О'кей. Отсюда я отправлюсь на автостоянку на углу Двенадцатой и Перечной улиц, где я оставил мой «кадиллак». Возьму из багажа фотоаппарат и прихвачу с собой Пити. Мы вломимся в офис Гордона и вскроем сейф. Если завещание там, я сниму фотокопии. Вы сидите здесь смирно и не высовывайтесь. Я не вернусь, пока не закончу дело. Я позвоню.

— Но одни фотокопии мало что дадут, не так ли?

— Для начала сойдет. Золотце, эти злыдни приперли нас к стенке, годится любая мелочь. Крупные улики я надеюсь добыть у самого Барона. Он, вероятно, единственный, кто знает все про операции с куплей-продажей в Сиклиффе. Может, нам удастся вырвать у него признание?

Она нахмурилась:

. — Не понимаю...

— У меня есть парочка идей. Вы ведь у меня сообразительная, Кучи, так что слушайте внимательно и скажите, что вы насчет этого думаете.

Когда я снова назвал ее Кучи, она хихикнула, что вызвало естественное волнообразное движение пледа.

Мне потребовались две-три минуты, чтобы подробно объяснить ей свой план, а она то и дело глубоко вздыхала. Плед, плотно подоткнутый до самого ее подбородка, потихонечку спадал. И я падал духом. Наконец, заключил:

— Такие вот дела. Лучшего я придумать не могу, если прикинуть, в какой мы глубокой яме.

Задумавшись, Бетти наморщила лицо. Размышляя над сказанным мною, она перекатилась на бок и приподнялась на локте. Плед начал сползать, и она машинально поправила его другой рукой, но, очевидно, так была занята своими мыслями, что не заметила, как ухватила угол простыни. Бетти все еще была полностью укрыта, но одно дело быть под простыней и пледом и совсем другое — под одной простыней!

— Будь я проклята! — воскликнула она. — А получится?

Бетти придерживала простыню у горла, которая четко обрисовывала каждый изгиб ее тела. Я прочистил горло и брякнул:

— Должно. Если только я ухитрюсь залезть в мой собственный «кадиллак», отыскать этого парня Пити, не попасться на глаза копам, не нарваться на бандитов, добраться до Барона и заставить его говорить.

Помолчав, она спросила:

— Вам не понадобится помощь с Бароном? Теперь нахмурился я:

— Пожалуй. Но я справлюсь и сам.

— Минутку, Шелл. — Она казалась слегка раздраженной. — Вы знаете не хуже меня, что — говоря вашими же словами — я в такой же глубокой яме, как и вы. Мне нельзя даже показываться в редакции, пока все не кончится. И я не менее вас заинтересована в том, чтобы упечь Барона и его компанию за решетку. Поэтому я помогу вам. Так что не обращайтесь со мной, как с ребенком. Вы прекрасно знаете, что я давно не ребенок.

— Ага... э... догадываюсь. Может, вы и правы. Позже я вам позвоню. Оставим тревоги на потом, когда придет пора тревог.

Все время, пока мы разговаривали, я крутил в руках открытку Дэйна. Бетти обратила на нее внимание и спросила:

— Что это?

Я протянул ее Бетти:

— Последняя открытка от Эма. Написана в типичной для него манере. С нее-то все и началось.

Она прочитала открытку:

— О Боже!

В голову мне пришла неожиданная мысль и я сказал.

— Чуть не забыл одну важную вещь. Копы уже знают, что мы вдвоем убежали из «Лэнни». Если случайно я окажусь один на один с Карвером, скажем, под замком, если останусь еще в живых, он... наверняка попытается узнать у меня, где находитесь вы. — Я судорожно проглотил ком в горле. — Не думаю, что проговорюсь, но вдруг. Так что если я не свяжусь с вами до утра, смывайтесь к черту! Понятно?

Она сердито насупилась:

— Но если я скроюсь отсюда, а у вас все будет в порядке, как я вас найду? Где мне искать вас?

— Если все будет о'кей, я вернусь сюда до восхода солнца. Если же нет, мы могли бы встретиться... например, у помоста Красного Креста. Не очень-то мы можем шляться по городу, но я буду появляться там, если смогу, раз в четыре часа, начиная с восьми утра. В восемь, в двенадцать, в четыре и так далее. О'кей?

Она согласно кивнула.

Я усмехнулся:

— Итак, трибуна Красного Креста — наш опорный пункт. Кто знает, может, мне даже придется прятаться в ожидании вас под этой чертовой штуковиной. Как бы то ни было, вы смоетесь отсюда на восходе солнца. Договорились?

Она облизала губы:

— Да.

— Ну, так пока, золотце! Нужно повидать старину Пити до закрытия баров.

Я повернулся к двери.

— Шелл, — так тихо прошептала она, что я едва расслышал ее.

Я обернулся, и она попросила:

— Шелл, поцелуйте меня на прощанье. Один разок. Но поцелуйте хорошенько.

Она все еще опиралась на локоть, небрежно придерживая левой рукой простыню на груди. Она склонила голову и уже не улыбалась.

Подходя к ней, я увидел, как она облизнула губы. Мягко опустившись на краешек постели, я просунул руки под ее плед. Обе ее руки обвились вокруг моей шеи, когда я нагнулся к ней и заглянул в ее глаза за мгновение до того, как закрыл свои и наши губы встретились.

Дрожь пробежала по ее телу, и руки Бетти сжали меня еще крепче. Мои пальцы ощущали теплоту и мягкость кожи на ее плечах.

Я поцеловал ее, как она и просила, поцеловал ее от души. Однако мне следовало знать, что одним поцелуем я не удовлетворюсь. Как, впрочем, и она.

Я поднялся, потушил свет и вернулся к постели. Бары, припомнил я, открыты до двух часов ночи.