Неприступный Севастополь. Круговая оборона

Глава 1 «Малый Севастополь»

Алексей спал, и снился ему заснеженный город в окружении рукотворных гор – угольных терриконов, заводских труб и шахтных копров. Слышалась канонада – снаряды рвались по всему Донецку, – то здесь, то там слышался глухой удар. Но люди уже мало обращали внимания на эту музыку войны и разрушения, ставшую привычной с лета 2014 года.

Зимой 2015 года он – ветеран-артиллерист, советский офицер, прошедший горную войну в Афгане, и замкомандира бригады гаубиц «Д-30» Вооруженных Сил ДНР на Светлодарской Дуге в контрбатарейной дуэли подавил орудия бандеровцев. Но и его батарея попала под вражеский огонь. Стена взрывов поднялась на позициях артиллеристов Донецкой Народной Республики. Внезапно оглушительный удар и вспышка полыхнули совсем близко. Алексей упал, краем гаснущего сознания понимая, что обречен…

Он внезапно, рывком проснулся. Некоторое время лежал на узкой жесткой койке, постепенно осознавая себя все-таки живым.

Тот взрыв снаряда зимой 2015 года на Светлодарской Дуге изменил всю жизнь отставного советского полковника Алексея Лещенко. Он не погиб, а каким-то невероятным образом перенесся почти на семьдесят лет назад, оказавшись в Севастополе перед самым началом Великой Отечественной войны. Более того, по счастливой случайности, иначе и не скажешь, военный отставник из Донецка зимы 2014 года воплотился в иных временах и иных исторических реалиях командиром мощной Тридцать пятой бронебашенной батареи, у него даже имя было такое же, как и у капитана Лещенко – да, собственно, Алексей и стал им!

Командиром одной из двух бронебашенных батарей, которые в героической обороне Севастополя являлись своеобразным «ядром» советской артиллерии города-крепости. Они стали настоящими «непотопляемыми линкорами» – четыре могучих 305-миллиметровых орудия в двух броневых башнях могли обстреливать любые цели в радиусе сорока четырех километров. Железобетонные подземные массивы укрывали от вражеских бомб и снарядов огромную инфраструктуру, включая даже автономные дизельные электростанции, камбузы и лазареты.

Алексей, кадровый советский офицер-артиллерист, понял, какой уникальный шанс ему выпал. Обладая уникальной «памятью попаданца» о своем «прошлом-будущем» и сосредоточенной в руках огромной огневой мощью, а также уникальными знаниями о ходе войны, он решил – ни много ни мало – изменить ход истории! Алексей решил не допустить, чтобы и третий штурм гитлеровцев стал фатальным для Севастополя. Наступление фон Манштейна летом 1942 года стало для донецкого студента-физика своеобразным моментом истины. Песчинка, невесть как попавшая в жернова истории, оказалась тверже алмаза – и перекроила ход Великой Отечественной войны в одном из самых важных сражений. У гитлеровцев больше не осталось сил наступать, и фон Манштейн, так и не получивший фельдмаршальского звания за взятие города-крепости, был вынужден отдать приказ об осаде так и не покоренного Севастополя.

Алексей выиграл свою битву с неумолимым Кроносом, но впереди была долгая осада города-героя немецкими и румынскими войсками. Более того, гитлеровцы, которые не смогли взять город с суши, решили добить его артобстрелами с моря и прервать тонкую нить морских конвоев, которые перебрасывали в Севастополь жизненно необходимые грузы.

Проснувшись, Алексей умылся и привел себя в порядок. Из зеркальной плоскости на него глядел усталый, осунувшийся мужчина средних лет. Тонкий нос с горбинкой на широком лице, упрямо сжатые губы, ямочка на чуть удлиненном подбородке. Серые внимательные глаза с прищуром, выдававшим привычку вглядываться в даль. Темные, коротко стриженные волосы с заметной ранней проседью.

Покончив с умыванием и одевшись, Алексей сразу же направился к причалу под скалами мыса Херсонес. Здесь разгружалось очередное судно. Транспорт доставил боеприпасы, медикаменты, продукты, по сходням торопились на берег солдаты и матросы маршевого пополнения. Небольшой грузовой кран, поскрипывая, переносил на берег тяжелые бронеавтомобили «БА-10» и полковые 76-миллиметровые пушки. Плеск волн, скрип канатов, лязг металла, забористая матросская ругань и резкие окрики команд придавали всему процессу исключительно деловой, целеустремленный вид. Рядом ждали своей очереди эвакуируемые – перебинтованные солдаты в сопровождении нескольких медсестер. Некоторые тяжелораненые лежали на носилках в тени наброшенных на стойки маскировочных сетей. Разгрузку судна надо было завершить в кратчайшие сроки – пока не налетели пикировщики «Юнкерсы-87». Четвертый воздушный флот Люфтваффе под командованием фон Рихтгофена был вот уже месяц как передислоцирован на другой участок огромного, раскинувшегося от Белого до Черного моря фронта. Но все же фашистские стервятники продолжали клевать избитый бомбежками и бесчеловечными обстрелами город.

Порой Алексей проводил параллели с теми обстрелами, которые он видел в своем «прошлом-будущем», в Донецке 2014 года. Тогда, еще летом, он записался добровольцем в Народное ополчение Донбасса, попал в артиллерию – на гаубицы «Д-30». Отставной советский офицер, да еще и с неоценимым боевым опытом Афганской войны 1979–1989 годов, оказался весьма кстати – он сначала стал командиром 122-миллиметрового орудия, потом командовал батареей, дивизионом, стал заместителем командира артиллерийской бригады. Учил и «натаскивал» молодежь, передавая защитникам самопровозглашенной Республики не только свои знания и опыт, но и добросовестное отношение к службе. И лютую ненависть к врагу – таким же фашистам, с которыми сражались отцы и деды в Великую Отечественную войну. Теперь настал черед стать достойным их славы и воинской доблести!

За время интенсивных боев он побывал на разных участках фронта самопровозглашенной Донецкой Народной Республики. Гаубичные батареи бригады, в которой он служил, крошили бандеровскую нечисть, вели контрбатарейную борьбу с карателями, которые били по жилой застройке городов ДНР, давили огневые точки противника, переводили живую силу бандеровцев под черно-красными знаменами в мертвое состояние. Самым страшным эпизодом был бой с тремя танками под «желто-блакитными» флагами с трезубцем и свастикой. Под Иловайском на их батарею внезапно выскочил танковый взвод. Алексей, командуя расчетом гаубицы «Д-30», прямой наводкой влупил снаряд прямо под башню танка «Т-64» с белыми полосами быстрого опознавания на броне и желто-синим флагом со свастикой. Еще две машины подбили другие артиллеристы батареи. Потом смеялись – «от страха подвиг совершили»! Но, собственно, так оно и было. Ситуация складывалась дуэльная – «или мы их, или они нас»… Алексей и другие ополченцы Донбасса сообразили быстрее.

Голова в кустах оказалась у танковых экипажей из Западной Украины – там, где почитают Бандеру как героя. А вот грудь Алексея и других артиллеристов-ополченцев украсилась крестами. Георгиевскими.

А потом – уже зимой, тот злополучный артналет на Светлодарской дуге… Но и тогда донецкие артиллеристы выполнили поставленную боевую задачу: уничтожили батарею бандеровских гаубиц, которые стреляли по жилой застройке, по больницам и школам, по детским садам и домам мирных жителей. Если бы на вооружении украинских карателей не было американских контрбатарейных радаров, то донецкие артиллеристы успели бы уйти с позиций…

Конечно, для советского офицера-артиллериста осознание того факта, что он перенесся в иные времена и иные исторические реалии, вызвало настоящий шок. Но тут тоже уже скоро должна начаться война, отголоски которой и через семьдесят лет слышны на Донбассе. Так что Великая Отечественная для Алексея из Донецка 2014 года стала и войной собственной, глубоко личной. Тем более что уже здесь, в Севастополе, он встретил Карину…

Мимолетное воспоминание об отважной девушке на мгновение вызвало теплую улыбку. Карина была уроженкой Севастополя, связисткой. В начале обороны города она вместе со многими эвакуировалась в Батуми, в тыловую базу Черноморского флота СССР. Но потом вернулась, получив еще одну военную специальность – «дальнометрист зенитной артиллерии». Батарея из четырех 85-миллиметровых орудий ПВО, в которой служили исключительно девушки, прикрывала Тридцать пятую бронебашенную батарею с воздуха.

С Кариной его связывали настоящие чувства, которые только и могут возникнуть на войне, – великие чувства Великой Отечественной войны!.. Но при этом Алексей был вынужден держать определенную дистанцию в отношениях с девушкой, ведь он был командиром мощной бронебашенной батареи и нес ответственность за каждого из гарнизона «сухопутного линкора». А командир – всегда пример для подчиненных. Вот и приходилось им двоим смирять пылающие в груди чувства.

К тому же Алексей Лещенко относился к этой девушке еще и через призму восприятия прожитых лет. Кем он был до этого? Обычным военным пенсионером. А стал молодым командиром. И сейчас Алексей заново переживал молодость и настоящую бурю возвышенных чувств, но тепрь уже – сквозь восприятие взрослого, уже немало пожившего и повидавшего на своем веку человека. И это еще больше оттеняло его чувства к Карине, делало любовные переживания невероятно глубокими, насыщенными и сильными.

Закончив передавать на берег тюки и ящики, судно быстро загрузилось ранеными и отошло от причала. В море транспорт присоединился к каравану под охраной морских охотников.

В кают-компании завтракали офицеры, сменяющиеся с ночной вахты. Увидев командира батареи, они мигом вскочили по стойке «смирно».

– Здравия желаем, товарищ комбат!

– Вольно, товарищи, присаживайтесь. – С каждым из офицеров Алексей поздоровался за руку.

– Завтракать будете, товарищ комбат? – Тут же появился дежурный матрос с камбуза в безукоризненно белом фартуке и белой шапочке.

– Да, Степан, перекушу, и чаю крепкого сделай, пожалуйста. – В армии, где все построено на иерархии, субординации и безусловном подчинении, особенно важны простые человеческие отношения. Поэтому Алексей ко всем относился уважительно, но без панибратства. Интересовался проблемами и заботами небольшого, но сплоченного коллектива береговой батареи.

Позавтракав свежей отварной картошечкой с жареной рыбой и с удовольствием выпив чаю, Алексей глянул на часы – без четверти семь, через пятнадцать минут – построение.

Личный состав Тридцать пятой бронебашенной построился перед входом на батарею под навесом из маскировочной сети. Кстати, здесь было не жарко, а площадка перед входом в скальный, усиленный фортификационным бетоном подземный массив давно была превращена в плац.

– Равняйсь! Смирно!

Под величественные звуки Гимна СССР по флагштокам заскользило красное полотнище с золотой звездой, серпом и молотом. А рядом затрепетал на ветру белый с синей полосой внизу, со звездой, серпом и молотом флаг РККФ.

– Товарищ командир батареи, за время несения боевых вахт происшествий не было. Личный состав – полностью. Лиц, незаконно отсутствующих, нет! – привычно и четко доложил перед строем помощник комбата Никульшин.

– Здравия желаю, товарищи краснофлотцы!

– Здра… желаем, та…щ командир батареи!!! – рев луженых глоток артиллеристов береговой обороны, казалось, был способен перекрыть гром залпов собственной батареи.

– Вольно, разойдись. Товарищи командиры, личный состав – в вашем распоряжении.

Алексей в каске и с автоматом в сопровождении комиссара батареи Виктора Иванова направился к позициям, в штаб батальона, прикрывавшего «Тридцатьпятку» с суши. Рубеж ощетинился орудийными и пулеметными стволами в капитальных железобетонных казематах. Тяжелые противотанковые ежи и ряды колючей проволоки прикрывали подступы. В окопах шла своя, обычная жизнь. Алексей старался соблюдать ротацию. Если позволяла обстановка, периодически отводил то одну, то другую роту, чтобы люди могли отдохнуть, вымыться, относительно спокойно выспаться под защитой железобетонных сводов бронебашенной батареи.

Беречь солдат – это ведь не только не подставлять их напрасно под пули. Необходимо давать им отдых, своеобразную психологическую разгрузку, заботиться о тех, кто стоит на самых передовых рубежах обороны против многотысячной гитлеровской группировки. Горячее питание, гигиена, более-менее спокойный сон, кино по выходным, нечастые, но долгожданные увольнительные в Севастополь – все это помогало морякам и солдатам морской пехоты, стрелковых линейных частей, что называется, не «слететь с катушек».

Алексей перекинулся словами с солдатами на стрелковой позиции, зашел в блиндаж к старшему лейтенанту – замкомбата. Он принял командование после ранения командира батальона. Немолодой седоусый вояка с продубленным, изрезанным морщинами лицом и неожиданно ясными голубыми глазами, видимо, выслужил офицерское звание из сержантских лычек. Он обстоятельно доложил обстановку, посетовал на то, что все равно не хватает пушек полевой артиллерии. Но зато похвастался тремя трофейными «Косторезами» – так бойцы называли немецкие пулеметы «Maschinengewehr-42».

Вместе они вышли из блиндажа и направились по окопу. Внезапно в отдалении со стороны немецких позиций послышался приглушенный грохот, а через несколько секнунд привычный слух Алексея уловил знакомый звук – характерный шелест, как будто сухой песок сыпался по стеклу.

– Ложись! – вскормленные тремя войнами – Афганской, Донбасской и Великой Отечественной – рефлексы бросили тело на дно окопа. Так шелестят в воздухе на подлете тяжелые гаубичные снаряды.

– В укрытие!

Свет померк, земля вздыбилась и задрожала, запульсировала болью из разорванных ран-воронок. Алексей вдруг отчетливо почувствовал себя маленьким и беззащитным, словно скорчившийся на груди у матери новорожденный младенец. Все чувства и мысли оказались мгновенно выбиты ударными волнами. Он ощущал себя отнюдь не царем природы, но исключительно уязвимым комочком протоплазмы на раскаленной жаром магмы материковой плите литосферы.

Несколько секунд спустя в ответ ударила и наша артиллерия. Замаскированные в складках местности, в бетонированных окопах дальнобойные гаубицы открыли огонь на подавление вражеских орудий. Тяжелые раскаты рукотворного грома ударили с Северной стороны, где располагалась Тридцатая батарея майора Александера. «Двенадцатидюймовки» сделали несколько залпов – словно молотом вбивали в землю гитлеровских захватчиков.

Так же внезапно, как и начался, немецкий артобстрел прекратился, наступила непроницаемо-ватная тишина, сквозь которую с трудом стали пробиваться обычные звуки. Алексей уже привычно ужом выполз из-под груды обрушившейся на него земли. Умение самостоятельно откапываться после обстрелов появилось еще в Донецке – летом 2014 года. С тех пор он, неведомым образом пересекший почти семьдесят лет пространственно-временного континуума, только совершенствовался в этом крайне полезном на войне навыке…

Отряхнув пыль с полевой формы, Алексей осмотрелся. Рядом поднялся замкомбата. Он глянул на наручные часы.

– Минута в минуту – с немецкой, мать его, педантичностью!.. – заметил старлей.

«Вояка старый, а такие мудреные слова знает – «педантичностью»!» – невольно подумал Алексей.

– Я до войны учителем русского языка и литературы был, – усмехнулся старший лейтенант, правильно истолковав недоверчивый взгляд Алексея.

– Вот оно как!..

Воюют не суперсолдаты, а вполне обычные люди. Вот и получается, что вчерашний учитель становится замкомандира батальона, студент-физик командует мощными орудиями, неприметный работяга садится за рычаги танка или осваивает с такой же рабочей основательностью пулемет или снайперскую винтовку. Война ведет свой особый счет человеческим талантам.

Когда закончилась канонада, Алексей невольно взглянул туда, где раскинулся на холмах белоснежный когда-то город. Опутанный колючей проволокой, ощетинившийся стволами артиллерийских орудий, перепаханный воронками от бомб и снарядов, изрезанный траншеями, окопами, ходами сообщения, лежащий в руинах Севастополь продолжал жить и сражаться.

Основательные здания старой постройки сопротивлялись гитлеровским обстрелам, массивную каменную кладку было не так-то и легко пробить. В центре, ближе к Совфлотовской – бывшей Графской – пристани, дома хоть и пострадали, но все же не так сильно. Завалы на улицах расчищали после каждой бомбардировки, каждого артобстрела. Хуже было с деревьями: еще год назад – в сорок первом беспощадный артиллерийский огонь буквально выкосил практически все парки. Так, на Малаховом кургане, откуда и сейчас стреляла 130-миллиметровая батарея Матюхина, от большого тенистого парка осталось всего лишь одно дерево.

Но и в этом случае севастопольцы не растерялись. Весной и летом 1942 года они высаживали деревья, распахивали участки под огороды, на которых выращивали зелень и овощи. Некоторые деревья высаживали специально в кадках и прятали во время обстрелов в подземных укрытиях.

Работали производственные комбинаты, которые теперь также располагались в подземных штольнях. Там выпускали минометы, бутылки с зажигательной смесью, мины и гранаты, ремонтировали оружие и боевую технику, шили солдатское обмундирование и снаряжение, выпекали хлеб и готовили консервы. В подземных госпиталях излечивались раненые.

Город продолжал жить и сражаться. Причем не выживать, а именно – жить. Работали подземные кинотеатры и школы, работали и кинопередвижки, которые демонстрировали фильмы военным и гражданским жителям Севастополя. Выступали концертные бригады, которые старались эмоционально «разгрузить» привыкших уже к жестокой войне людей.

От попадания снаряда памятник Ленину на площади Нахимова был уничтожен. Но по личному распоряжению Сталина вместо него вернули памятник Нахимову, демонтированный еще в 1928 году, поскольку тогда считалось, что «генералы и адмиралы являлись прислужниками царского режима».

Но в грозовые дни героической обороны Севастополя Иосиф Сталин проявил мудрость и политическую волю, вернув городу его знаменитого адмирала.

Статуя Нахимова, правда, оказалась обращенной лицом не к Севастопольской бухте, а к самому городу.

Но так ведь и угроза крупнейшей черноморской крепости пришла с суши.

Вернувшись с позиций, Алексей наскоро ополоснулся и переоделся. Надлежало ехать в штаб Севастопольского оборонительного района. В принципе, он был всего лишь гвардии майором, и присутствовать за одним столом с генералами и адмиралами было как-то не с руки… Но, с другой стороны, на черном морском кителе сверкала Золотая звезда Героя за уничтожение немецкого орудия-монстра «Дора». Да и командовал майор береговой службы мощной Тридцать пятой бронебашенной батареей.

А с некоторых пор он стал еще и комендантом укрепрайона на Мысе Херсонес. Мощный оборонительный рубеж был создан вокруг двух могучих башен Тридцать пятой батареи, кроме нее здесь располагались военный аэродром и грузовой причал для среднетоннажных судов. Рядом находились замаскированные подземные склады. Сейчас строилась узкоколейка для того, чтобы перебрасывать грузы с морских транспортов по железной дороге в Севастополь. Фактически мыс Херсонес стал запасной гаванью, поскольку Севастопольская бухта была под постоянным артобстрелом гитлеровцев. Транспорты могли заходить на севастопольский рейд и разгружаться только ночью. Так что укрепрайон на мысе Херсонес нередко именовали «Малым Севастополем».

Прикрывали укрепрайон несколько полос полевой обороны, ощетинившиеся железобетонными орудийными и пулеметными огневыми точками. Строительство эшелонированной обороны и улучшение позиций шли постоянно.

Командирский «Виллис» лавировал среди груд битого кирпича и щебня, из которого торчали опаленные стальные балки. Севастополь – белокаменный величественный город – было не узнать. Он почти что целиком ушел под землю: в штольни, катакомбы, подземные этажи крепостей еще дореволюционной постройки, в подвалы капитальных каменных домов. Были прорыты целые улицы, соединившие крепкие остовы зданий. По одной из таких «улиц» с настоящим двусторонним движением и щебенчатым покрытием и катил сейчас «Виллис» Алексея. Несколько раз приходилось останавливаться, пропуская легкие танки «Т-26», грузовики и ротные колонны солдат.

У въезда в штаб Севастопольского оборонительного района, устроенного в крепком крепостном каземате, за мешками с песком стояли пулеметы. Строгие часовые с автоматами наготове придирчиво проверили документы. Алексей поздоровался с несколькими знакомыми офицерами, пожал руку своему коллеге – Георгию Александеру, который командовал Тридцатой бронебашенной батареей на Северной стороне неподалеку от деревни Любимовка. «Тридцатке» здорово досталось во время второго и третьего штурмов Севастополя, но сосредоточенным огнем 35-й батареи Алексея все гитлеровские атаки были отбиты.

– Товарищи офицеры, обстановка в полосе обороны Севастопольского оборонительного района остается крайне сложной и напряженной, – начал совещание вице-адмирал Филипп Октябрьский. – Я передаю слово заместителю народного комиссара Военно-морского флота. Пожалуйста, Гордей Иванович!

Вице-адмирал Левченко поднялся со своего места, прокашлялся.

– Здравия желаю, товарищи офицеры, имею для вас ряд важных заявлений…

Общая стратегическая ситуация на фронтах Великой Отечественной войны в 1942 году действительно была серьезной, если не сказать – критической. То, что удалось огромными усилиями отбить третий удар фон Манштейна на Севастополь, фактически было единственной удачей советских войск. Алексей, сидя на совещании Военного совета СОРа[1], подумал, что если бы он не воспользовался своей уникальной «памятью попаданца», то и этого не было бы. Конечно, хвастливое заявление со стороны всего лишь случайного человека, затянутого в мощные жернова истории. Но именно Алексей стал той «алмазной пылинкой», которая сама перемолола эти неумолимые жернова.

Итак, по состоянию на июнь – август 1941 года Главная база Черноморского флота СССР – Севастополь – находилась на осадном положении. В Евпатории также был высажен многочисленный десант, и город продолжал сражаться, оставаясь под красным флагом. Крымский фронт намертво, зубами вцепился в Ак-Монайские позиции. Там образовалась так называемая Малая Земля. Интересно, что именно там сейчас, а не под Новороссийском, как знал об этом раньше Алексей, находился начальник политотдела армии, полковник Леонид Ильич Брежнев.

В более широком, стратегическом отношении Красная Армия терпела в 1942 году поражение за поражением.

После успешного контрнаступления под Москвой в декабре 1941 – январе 1942 годов последовал ряд серьезных неудач. За успешным контрнаступлением последовала печально известная «Ржевская мясорубка» – всего за четыре месяца наступления на Ржев Красная Армия, по официальным данным, потеряла около 770 тысяч человек.

В июле 1942 года в результате провала наступления на Харьков и «Барвенковского капкана» Красной Армии пришлось оставить освобожденный ранее 28 ноября 1941 года Ростов-на-Дону. Также на Крымском полуострове генерал-полковнику Эриху фон Манштейну удалось остановить наступление Крымского фронта, Красная Армия откатилась на Ак-Монайский перешеек Керченского полуострова, оставив Феодосию.

Гитлеровское командование развивало наступление на Кубань и Кавказ. Генерал танковых войск Фридрих Паулюс во главе Шестой армии Вермахта рвался вперед – к Волге и Сталинграду. Если крупнейшая водная и транспортная артерия Советского Союза будет перерезана – крах СССР станет неизбежен. Жаркое, огненное лето 1942 года отдавало кислой пороховой гарью. А город-герой Севастополь все еще держался!..

– Товарищи офицеры, прошу внимания. Я должен зачитать вам Директиву Ставки Верховного Главнокомандования по обороне Крыма, согласно которой Севастопольский оборонительный район подлежит переформированию в Севастопольский фронт! – сказал вице-адмирал Октябрьский.