Танковое сражение на Брянском фронте (28 июня — 7 июля 1942 года)

Оборонительная операция войск Брянского фронта на воронежском направлении летом 1942 года является одним из нескольких малоизвестных танковых сражений Великой Отечественной войны. Между тем опыт использования двух тысяч советских танков, сведенных в танковую армию и в несколько новейших по формированию танковых корпусов, значительно повлиял на штатную структуру и методику использования танковых войск Красной Армии в Сталинградском сражении и в битве на Курской дуге.

В настоящей работе, созданной на базе архивных источников, автор попытается показать всю хронологию этой операции, представляющей, на его взгляд, интерес не только для специалистов-историков, но и для широкого круга читателей.

Планы сторон (диалектический анализ)

К весне 1942 года войска Брянского фронта оборонялись в 350-км полосе от Белева до н/п Долгое. Фронт прикрывал направление на Тулу и Москву. В то время в составе Брянского фронта было три армии — 61-я, 3-я и 13-я: всего восемнадцать стрелковых дивизий и три отдельные танковые бригады. Оборона во всех армиях была построена в один эшелон со средней тактической плотностью около 15 км на дивизию. В резерве командармов имелось по одной танковой бригаде, а в 3-й армии — еще и стрелковая дивизия. У командующего фронтом в резерве находились 7-й и 8-й кавалерийские корпуса (каждый трехдивизионного состава) и одна стрелковая дивизия. Соседняя слева 40-я армия Юго-Западного фронта занимала оборону на фронте Долгое, Марьино.

Перед войсками Брянского фронта тогда действовала довольно сильная группировка противника — до двадцати дивизий (в том числе три-четыре танковых и, видимо, столько же моторизованных), входивших в состав 2-й танковой и 2-й полевой армий вермахта. Однако особой активности немцы не проявляли, так как именно в этот период в германской Ставке определялись планы на проведение летней кампании 1942 года.

С начала войны и до конца апреля 1942 года общие потери СССР составили 6839,4 тыс. человек, из них 4090,9 тыс. человек безвозвратные[74]. Германские войска и сами понесли потери, которые к концу февраля 1942 года на Восточном фронте составили 1005,6 тыс. человек, или 31 % от всей численности вооруженных сил. Их (потери) Германии все труднее и труднее становилось восполнять. Так, с 1 ноября 1941 года по 1 апреля 1942 года армия резерва сумела отправить на советско-германский фронт всего 450 тыс. человек пополнения, но это было меньше убыли на 336 тыс. человек[75].

Из сводки вермахта за 30 марта 1942 года видно, какую цену немцы заплатили, пытаясь ликвидировать последствия зимнего кризиса: из 162 боевых дивизий советско-германского фронта только 8 можно было считать пригодными для ведения активных действий; в соединениях группы армий «Юг» осталось около половины, а в группах армии «Центр» и «Север» — около 35 % от первоначальной численности пехоты[76]. Общие потери танков к 20 марта 1942 года составили 3319 единиц, а штурмовых орудий — 173. За это время в качестве пополнения поступило 732 и 17 единиц соответственно[77].

Германское командование пришло к выводу, что до лета повысить боеспособность всех соединений не удастся, поэтому готовилось к наступлению только на одном стратегическом направлении — юго-западном с последующим выходом на Кавказ. Для предстоящего наступления на южном крыле советско-германского фронта оно решило восстановить боеспособность лишь 65 дивизий, причем в первую очередь «обновить» 12 танковых и 10 моторизованных соединений, а также соединения и части РГК, предназначенные для действий на южном фланге советско-германского фронта.

На специальном совещании в «Волчьем логове» 28 марта 1942 года генерал-полковник Гальдер, начальник Генерального штаба сухопутных войск (ОКХ), отвечавшего за проведение военных операций на советско-германском фронте, изложил план действий германских вооруженных сил на 1942 год, направленный на окончательный разгром Красной Армии.

Присутствующий на совещании немецкий генерал Варлимонт впоследствии вспоминал: «…Гитлер, невзирая на постигшие немцев неудачи, вновь возвратился к своей основной идее, которой он придерживался еще в декабре 1940 года, при утверждении плана „Барбаросса“ (в 1941 году он был вынужден от нее отказаться. — Примеч. авт.). Теперь он снова хотел сосредоточить основные усилия на крайних флангах широко растянутого фронта. Разница состояла лишь в том, что большие потери, которые понесла сухопутная армия, и которые ей не удалось целиком восполнить, вынуждали Гитлера ставить перед собой последовательно одну цель за другой, начиная с южного участка, с Кавказа. Москва как цель наступления… пока совершенно отпадала»[78].

Гитлер через три часа обсуждения утвердил проект документа, который впоследствии по этапам действий германской армии пытались реализовать в двух операциях: «Блау» (пер. с нем. — «синяя») и «Клаузевиц». Первоначально весь план должен был называться «Зигфрид», но фюрер не хотел более использовать имена героев германского эпоса в качестве названий для своих военных операций, поскольку это обязывало его ко многому, а наименование «Барбаросса» после грандиозного провала зимней кампании выглядело теперь уже не таким удачным. 5 апреля 1942 года доработанный документ был оформлен в виде директивы ОКВ № 41 (исх. № 55616, совершенно секретно) на проведение летней операции на Востоке[79].

Общий замысел кампании на лето 1942 года состоял в том, чтобы, «сохраняя положение на центральном участке, на Севере взять Ленинград и установить связь с финнами, а на южном участке фронта осуществить прорыв на Кавказ».

В первой части директивы говорилось об оперативных целях, предусматривавшихся на три месяца до начала собственно летнего наступления. Директивой определялось, что по завершении стабилизации всего нынешнего Восточного фронта до начала главной наступательной операции, прежде всего, надлежит очистить от противника Керченский полуостров в Крыму и овладеть Севастополем; далее, отрезать контрударом прорвавшиеся еще в январе под Изюмом советские войска и уничтожить их. Затем, собственно, и начиналось главное «летнее» наступление 1942 года, которое должно было проходить в два этапа.

Первый этап. Две армейские группировки образуют мощные «клещи». Войска северной части «клещей» наносят удар из района Курск — Харьков вдоль Дона в его среднем течении в направлении на юго-восток, в то время как войска южной части «клещей» из района Таганрога форсированным маршем выдвигаются прямо на восток. Обе армейские группировки соединяются западнее Сталинграда, смыкают «клещи» вокруг советских главных сил между Донцом и Доном и уничтожают их.

Второй этап: рывок на Кавказ, высокогорную местность протяженностью 1100 км, расположенную между Черным и Каспийским морями и овладение кавказскими нефтеносными районами.

Город Сталинград, согласно плану операции «Блау», не представлял собой оперативной цели. Вопрос о том, овладеть ли Сталинградом или «подвергнуть его воздействию нашего (немецкого. — Примеч. авт.) тяжелого оружия» с тем, чтобы он утратил свое значение как центр военной промышленности и транспортный узел, был оставлен открытым.

К 11 апреля генеральный штаб на основе директивы № 41 разработал планы ряда последовательных операций на южном крыле Восточного фронта. Это было обусловлено тем, что войска, предназначенные для решения конкретных задач, прибывали постепенно. Так, первую операцию — «Блау» — должна была проводить на воронежском направлении армейская группа «Вейхс» (о ней будет сказано ниже. — Примеч. авт.). Входившим в нее (командующий армейской группой «Вейхс» генерал-полковник фон Вейхс одновременно являлся командующим 2-й полевой армией вермахта; 4-й танковой армией командовал генерал-полковник Гот, а 2-й венгерской полевой армией — генерал-полковник Яни. — Примеч. авт.) 2-й полевой и 4-й танковым армиям и 2-й венгерской армии предстояло нанести удар из района северо-восточнее Курска на Воронеж, а 6-й армии — из района Волчанска на Острогожск. Вторую операцию — «Клаузевиц» — планировалось осуществить силами той же группы и 1-й танковой армии. По замыслу германского командования, 2-я полевая и 4-я танковая армии группы «Вейхс» должны были по достижении Воронежа повернуть на юг и нанести удар на Кантемировку. Одновременно навстречу ей, из района Славянской, должна была наступать 1-я танковая армия с целью окружения войск Юго-Западного фронта. После этого предполагалось разделить группу армий «Юг» на самостоятельные группы армий, которые должны были развивать наступление в направлении Сталинграда и на Северный Кавказ. Начало операции первоначально планировалось на середину июня.

Как уже упоминалось, еще в апреле 1942 года в соответствии с основными положениями плана Верховное германское командование подготовило изменение структуры управления войсками, находившимися на советско-германском фронте. Так, группа армий «Юг» после начала наступления (это произошло только 7 июля 1942 года) «делилась» на группу армий «Б» под командованием генерал-фельдмаршала Ф. фон Бока (4-я танковая армия, 2-я и 6-я полевые немецкие и 2-я венгерская армии) и группу армий «А» под командованием генерал-фельдмаршала В. Листа (1-я танковая, 17-я и 11-я полевые немецкие и 8-я итальянская армии). Из группы армий «Юг» в группу армий «Б» передавалась армейская группа «Вейхс» (под командованием генерала М. Вейхса), которая включала в себя три армии из четырех — 4-ю танковую, 2-ю полевую немецкие и 2-ю венгерскую армии.

Несмотря на всестороннюю проработку операций директивы № 41, их реализация для немцев была очень рискованна. Характерно, что разведывательный отдел Генерального штаба сухопутных сил вермахта в докладной записке от 28 июня 1942 года пришел к выводу, что «оперативная цель летней кампании хотя и будет в основном достигнута, но не приведет… к полному уничтожению противника перед группой армий „Юг“»; «группы армий „Центр“ и „Юг“ не в состоянии проводить операции крупного размаха»; «в течение лета 1942 года в Советском Союзе не наступит политического и экономического поворота, который имел бы решающее значение для победы». Далее следовало заключение: немецкие войска не смогут ослабить Красную Армию до такой степени, чтобы наступил ее «военный крах»[80].

Основной составляющей первой фазы операции «Блау» являлось взятие Воронежа, так как этот город, раскинувшийся по берегам двух рек, являлся важным военно-промышленным и экономическим центром. Он был также ключом к Дону с его многочисленными переправами, а также к реке Воронеж. Город представлял собой, кроме того, еще и узел транспортных коммуникаций Центральной России, где имелись шоссейная и железная дороги, а также водный путь, идущие в направлении с севера на юг — от Москвы к Азовскому, Черному и Каспийскому морям. В германской директиве № 41 Воронежу отводилась роль точки для поворота на юг, а также опорного пункта фронтового прикрытия.

По немецкому плану, удар из района Щигров на Воронеж должен был наноситься силами армейской группы «Вейхс», имевшей 10,5 пехотных, 4 танковых, 3 моторизованных немецких и 10 венгерских дивизий. 9 пехотных дивизий, выдвинутых в полосу сосредоточения 2-й полевой армии, были переброшены на советско-германский фронт из Франции и Германии. Одна танковая и моторизованная дивизия, а также управление 4-й танковой армии, танкового и двух армейских корпусов были переправлены из группы армий «Центр».

Основной удар в направлении на Воронеж наносила 4-я танковая армия. После выхода к реке Дон в районе Воронежа она должна была наступать совместно с 6-й полевой армией на Кантемировку, а затем на юго-восток и, соединившись с 1-й танковой армией, окружить силы Юго-Западного и Южного фронтов.

Если с германскими планами по действиям против основных сил Брянского фронта было все более или менее ясно, то у нашего фронтового командования весной 1942 года вообще не было никакого плана. По воспоминаниям генерала М. И. Казакова, в тот период являвшегося начальником штаба Брянского фронта, до апреля 1942 года командование и штаб Брянского фронта вообще не получали никакой ориентировки от Генерального штаба о предстоящей летней кампании. Предположения строились самые разные, а особенно беседы на эту тему оживились с приездом в начале апреля нового командующего войсками фронта — генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова. Мысленно руководство фронта возвращалось к опыту осенней кампании 1941 года, когда операционное направление Орел, Тула, Москва было одним из главных направлений наступления германских войск. Исходя из этого, руководство Брянского фронта (командующий — генерал-лейтенант Ф. И. Голиков; начальник штаба генерал-майор М. И. Казаков; члены Военного совета корпусной комиссар И. В. Сусайков, бригадный комиссар С. И. Шабалин) полагало, что и в летней кампании 1942 года это направление может стать одним из основных. О перспективе возможных наступательных действий всех наших армий руководство фронта стало думать только тогда, когда на усиление войск (фронта) начали прибывать новые стрелковые и танковые соединения: четыре танковых корпуса (1, 3, 4-й и 16-й), семь стрелковых дивизий, одиннадцать стрелковых бригад, четыре отдельные танковые бригады и значительное количество отдельных артиллерийских полков.

А между тем, планы на летнюю кампанию у командования Красной Армии имелись, просто до руководства Брянского фронта их не доводили. Изучая «Основные положения плана ГШ КА на летнюю кампанию 1942 г.», а также «Замысел наступательных операций…» на это же время, автор убеждается, что лишь на одном участке фронта, к северу от Ладожского и Онежского озер до Мурманска (и то на ближайшую половину лета!) была предусмотрена прочная и активная оборона. Остальным же фронтам (самостоятельно и во взаимодействии), на основании требования И. В. Сталина об изгнании захватчиков с оккупированной территории уже к концу 1942 года, были поставлены наступательные задачи. Так, в первой половине мая предстояло ликвидировать демянскую группировку, провести Орловскую и Харьковскую операции; одновременно Ставкой предусматривался разгром ржевско-вяземско-гжатской группировки врага войсками Калининского, Западного и частью сил Северо-Западного фронтов. После овладения районами Вязьмы, Орла и Харькова планировались две одновременные операции: одна с целью разгрома любанско-чудской группировки и деблокады Ленинграда, а другая — на переднем левом фланге с целью освобождения Донбасса. «Не ждать удара противника, — говорилось в пояснительной записке, — а самим нанести мощный встречный или даже упреждающий удар, может быть, даже отказавшись от некоторых задач, истребив основные свежие резервы противника, перейти в решительное наступление на всем фронте. При этом главные усилия, очевидно, будут направлены на участок Двинск — Минск и со стороны Днепропетровска на Киев — Жмеринка, чтобы создать предпосылки для захвата и последующего разгрома всей центральной группировки противника»[81]. На карте была обозначена и стратегическая цель к концу 1942 года — выход на западную границу СССР. И только после этого — переход к обороне.

Таким образом, на лето 1942 года планировалось наступление почти на всем советско-германском фронте, подобно тому, что пыталась осуществить Красная Армия в январе-апреле 1942 года. Авантюрность этого плана не могла не привести к катастрофическим последствиям. Во многом она была обусловлена переоценкой зимних успехов советских войск и в немалой степени недооценкой врага. В принципе злую шутку со Сталиным сыграла не столько его недостаточная осведомленность об истинных боевых возможностях Красной Армии, сколько уверенность в том, что вермахт исчерпал свои наступательные возможности.

Главной ударной силой будущих наступлений Красной Армии должны были стать танковые корпуса. Такие соединения, в спешном порядке создаваемые по личному указанию И. В. Сталина, начали формировать весной 1942 года.

Согласно директиве Народного комиссариата обороны СССР № 724218сс от 31 марта 1942 года за апрель 1942 года было сформировано четыре первых танковых корпуса. Каждое такое соединение состояло из управления (штат № 010/369), двух танковых бригад (штат № 010/345–010/352) и одной мотострелковой бригады (штат № 010/370–010/380). На 1 апреля 1942 года в составе подобного корпуса должно было насчитываться 5603 человека, 100 танков (20 KB, 40 Т-34, 40 Т-60), 20 76,2-мм орудий, 12 45-мм противотанковых пушек, 20 37-мм зенитных орудий, 66 ПТР, 4 120-мм миномета, 42 82-мм миномета и 539 автомашин.

Командирами первых четырех бронетанковых соединений были назначены: 1 тк — генерал-майор танковых войск М. Е. Катуков, 2 тк — генерал-майор танковых войск А. И. Лизюков, 3 тк — генерал-майор танковых войск Д. Н. Мостовенко; 4 тк — генерал-майор танковых войск В. А. Мишулин.

Танковые бригады включались в состав из числа уже сформированных и находящихся в резерве Ставки, мотострелковые бригады формировались заново.

Штатная структура всех новообразованных танковых корпусов была более чем странной: мизерное управление тк всего из 99 человек предназначалось скорее для координации входящих в него бронетанковых и мотострелкового соединений, также в танковых корпусах сначала отсутствовали разведывательные, «связные» и тыловые подразделения.

Уже в процессе формирования несовершенную штатную структуру стали изменять. Директивой НКО № 724485 сс от 15 апреля 1942 года в состав корпуса была введена третья танковая бригада той же «смешанной» организации, как и две первые. Теперь в тк уже насчитывалось всего 150 танков: 30 KB, 60 Т-34, 60 Т-60. Также в апреле 1942 года директивой заместителя НКО № Орг./I/2303 в состав тк и мотострелковой бригады корпуса по штату № 04/218 была введена инженерно-минная рота численностью 106 человек.

Всего менее чем через месяц после начала формирования первые четыре танковых корпуса были отправлены на фронты. В отличие от последующих танковых соединений их оснащение было достаточно однотипным: тяжелые танки KB производства ЧКЗ, средние танки Т-34–76, поступавшие с трех заводов (Уралвагонзавода — УВЗ, СТЗ и завода № 112 «Красное Сормово»), а также легкие танки Т-60 и новейшие Т-70. Особенно хорошо был укомплектован 1-й танковый корпус (формировался в Москве, в Серебряном Бору) — в его составе были только последние модели Т-34–76 УВЗ с новой формой башни (выпущены на Уралвагонзаводе в феврале-марте 1942 года), а также 4-й танковый корпус, имевший много легких Т-70, которые впервые массово намеревались использовать в операциях лета 1942 года.

Между тем «кампания» по формированию новых танковых корпусов принимала поистине гигантский размах. Согласно директивам НКО № 724485сс от 15 апреля 1942 года и № 724486сс от 9 мая 1942 года было предписано создать еще восемь танковых корпусов: 8, 9, 10, 11, 12, 13, 14-й и 15-й.

Одновременно с формированием тк в системе резерва Ставки ВГК по директивам № УФ 2/88 — УФ 2/90 от 15 апреля 1942 года командование фронтов также приступило к формированию крупных бронетанковых соединений (семи танковых корпусов). Из них командованием Юго-Западного направления было сформировано четыре танковых корпуса: 21, 22, 23-й и 24-й; Военным советом Западного фронта — два корпуса (5-й и 6-й), Военным советом Калининского фронта — один корпус (7-й).

В мае-июне 1942 года в системе резерва Ставки ВГК начали формировать еще три тк: 16, 17-й и 18-й.

Танковые корпуса укомплектовывали в самые сжатые сроки времени. Например, лучше всего подготовленный 1 тк, начал формироваться на базе 1-й гвардейской танковой бригады 31 марта 1942 года, а в конце апреля этого же года уже вошел в состав Брянского фронта. 24-й танковый корпус генерала В. М. Баданова начал формироваться в Ворошиловграде 20 апреля 1942 года в соответствии с приказом по войскам Южного фронта, а уже 2 мая 24 тк был сформирован. Но быстрее всех скомплектовали 17-й танковый корпус генерал-лейтенанта Н. В. Фекленко. Формирование соединения началось 19 июня, а уже 26 июня корпус вошел в подчинение командующего войсками Брянского фронта. Правда, следует учесть, что танковые бригады этого соединения формировались АБТ центром Сталинградского военного округа с 20 апреля по 20 июня 1942 года. Подобная быстрота крайне отрицательно влияла на сколоченность наших танковых корпусов, взаимодействие между подразделениями было не налажено. Да и четкого понимания задач, решать которые должны были танковые корпуса, у нашего командования не было[82].

По ходу формирования корпусов их штатная структура продолжала совершенствоваться.

Приказом НКО № 00106 от 29 мая 1942 года «смешанные» танковые бригады корпуса были заменены одной тяжелой тбр на KB в составе 53 танков (32 KB, 21 Т-60) и двумя средними тбр в составе 65 танков каждая (44 Т-34 и 21 Т-60 в бригаде). Таким образом, теперь в бригаде насчитывалось 183 танка. Но уже 1 июня 1942 года приказом НКО № 00108 состав тяжелой танковой бригады был снова изменен. Теперь в бригаде был 51 танк: 24 KB и 37 Т-60. Итого в тк имелся по штату 181 танк.

Лавинообразное нарастание численности танковых корпусов привело к пестроте танкового парка этих соединений. Нередко «тридцатьчетверки» заменялись британскими танками сопровождения пехоты МК II «Матильда II» и МК III «Валентайн II/IV», а тк, формируемые на фронтах, обычно создавались на базе уже имевшихся танковых бригад, поэтому часто имели довольно пестрый танковый парк. Мотострелковые бригады для подобных «фронтовых корпусов» создавались либо за счет резервов, либо путем переформирования каких-то частей, например, лыжных батальонов. Боевое слаживание фактически не проводилось.

Между тем в штаты тк продолжали вносить изменения. Приказом НКО № 0484 от 15 июня 1942 года в состав корпуса включалась рота подвоза ГСМ по штату № 010-388-Б численностью 74 человека с целью обеспечения тк второй возимой заправкой. Директивой заместителя НКО № 726059с от 24 июня 1942 года в состав танкового корпуса была введена почтовая станция по штату № 014/69-В численностью 5 человек. Директивой НКО 726444сс от 13 июля 1942 года танковые бригады некоторых из сформированных корпусов были переведены со штата № 010/345–010/352 на штат № 010/270–010/277 численностью 1066 человек, имевшие 53 танка, из них: 32 Т-34 и 21 Т-70. Количество танков в корпусе данной организации составило 153 единицы.

Наконец, 13 июля 1942 года директивой НКО № 726019сс в состав тк включили гвардейский минометный дивизион (штат № 08/83, 250 чел. л/с, восемь артустановок М-13 или М-8), разведывательный батальон (штат № 010/389, численность 208 человек, 20 бтр британского производства «Универсал» и 12 бронемашин) и мотоциклетный батальон (штат № 010/353, численность 287 человек). Таким образом, к середине июля формирование «штатной архитектуры» советского танкового корпуса было завершено, так как последующие изменения в его структуру были внесены только 22 декабря 1942 года[83].

Всего в апреле-июне 1942 года в системе резерва Ставки Верховного Главнокомандования было сформировано 14 танковых корпусов, а на фронтах — 11 танковых корпусов. В боевых действиях при проведении Воронежско-Ворошиловградской операции (с 28 июня по 24 июля 1942 года) принимали участие 13 танковых корпусов, из них три — в составе 5-й танковой армии. Это составляло практически больше половины танковых корпусов, имевшихся у Красной Армии на советско-германском фронте в середине лета 1942 года.

Первые танковые армии (3-я и 5-я) были сформированы в период апреля-июня 1942 года на базе общевойсковых армий. Управление танковой армии было переформировано по штату № 02/158, части обеспечения и тыловые части сохранялись от общевойсковых армий.

Состав танковых армий был определен приказом НКО № 00106 от 29 мая 1942 года: три танковых корпуса и одна резервная танковая бригада. Для постоянного взаимодействия с танковыми корпусами в состав танковых армий включалось несколько стрелковых дивизий.

Эта новая структура из-за функциональных просчетов штатного расписания оказалась еще более неповоротливой, чем отдельные танковые корпуса, и 5 ТА после нескольких дней неудачных боев на Брянском фронте была очень быстро расформирована.

Но Ставка все-таки верила в положительную перспективу танковых объединений. Несмотря на то что 3-я танковая армия, находившаяся на Западном фронте, особо выдающихся результатов при проведении Козельской наступательной операции (22 августа — 10 сентября 1942 года) не показала, ее «неразгром» сочли успехом, а ряд соединений 3 ТА даже получил гвардейское звание. В августе возродили и 5-ю танковую армию. Вера в подобные объединения оправдалась — 5 ТА неплохо проявила себя в боях под Сталинградом, а затем, уже с новым штатом, до самого конца войны танковые армии стали «ударным кулаком» наших войск в наступательных операциях.

Оценив возможности бронетанковых соединений (а впоследствии и объединений) Брянского фронта, вернемся к середине апреля 1942 года. Силы фронта из-за полученных резервов значительно возросли. Только танков (в составе Брянского фронта) насчитывалось более 1500 единиц.

В связи с увеличением количества войск еще 20 апреля по инициативе командующего фронтом была создана новая, 48-я армия. Несколько раньше, 4 апреля, в состав Брянского фронта вошла 40-я армия, переданная из Юго-Западного фронта. Она обороняла полосу шириной 110–115 км, имея в своем составе пять стрелковых дивизий без средств усиления. С получением этой армии Брянский фронт должен был прикрывать новое важное направление — Курск, Воронеж, расходившееся с орловско-тульским почти под прямым углом. В случае наступления противника на обоих этих направлениях фронт мог оказаться в очень тяжелых условиях. Поэтому командование Брянского фронта внесло в Ставку предложение создать на воронежском направлении новое фронтовое управление, подчинив ему фланговые армии Брянского и Юго-Западного фронтов (40-ю и 21-ю) и две находившиеся на этом направлении резервные армии Ставки (3-ю и 6-ю). Однако Ставка ВГК расценила предложение командования Брянского фронта как посягательство на ее (Ставки) резервы и отклонила его.

Теперь рассмотрим, как Ставка и фронтовое командование оценивали складывавшуюся в полосе Брянского фронта и соседних фронтовых объединений обстановку. Необходимо отметить, что деятельность командования и штаба Брянского фронта весной и в начале лета строилась исключительно на частных указаниях Ставки, без широкого ориентирования руководства БФ во всех сложностях оперативно-стратегической обстановки в целом.

20 апреля Брянский фронт получил директиву Ставки ВГК о подготовке частной наступательной операции на курско-льговском направлении. Конечная ее цель командованию Брянского фронта не сообщалась. Директивой предусматривалось нанесение двух самостоятельных ударов на изолированных друг от друга направлениях: один 48-й армией в составе четырех стрелковых дивизий, восьми отдельных и двух танковых бригад в общем направлении на Введенское; другой, более сильный, в полосе 40-й армии силами шести стрелковых дивизий, трех отдельных стрелковых бригад, двух танковых бригад и 4-го танкового корпуса. Направление этого удара шло южнее Курска, а объектом действия 4-го танкового корпуса назначался город Льгов. Данная директива Ставки предусматривала активные действия меньшей части войск фронта. Большая же их часть должна была выполнять пассивные задачи — удерживать занимаемые позиции. Такое решение Ставки командование Брянского фронта тогда объясняло тем, что она (Ставка) ожидала активных действий противника на орловско-тульском направлении и стремилась сохранить главные силы БФ для противодействия этому наступлению.

23 апреля командующий фронтом выехал в Москву для доклада плана наступления, разработанного в соответствии с директивой Ставки. По возвращении генерал Ф. И. Голиков передал в штаб фронта полученное указание: подготовить и провести наступательную операцию более широкого масштаба, уже на орловском направлении. Брянский фронт получил задачу нанести концентрические удары силами 61-й и 48-й армии в обход Орла с северо-запада и юго-запада. Им должны были частью своих сил оказать содействие 3-я и 13-я армии. Готовность войск фронта к наступлению была определена Ставкой к 10–12 мая, то есть одновременно с наступлением войск Юго-Западного фронта в районе Харькова.

Планирование операции в штабе Брянского фронта было закончено к 5 мая. Но начать ее в указанный срок командование (фронта) не могло, так как еще не были подвезены необходимые припасы и горючее. Генерал-лейтенант Голиков попросил Ставку перенести начало наступления на 16 мая. Дав на это согласие, Ставка, однако, не изменила срока наступления Юго-Западного фронта, которое началось 12 мая. Таким образом, противнику пришлось отражать удар только одного фронта на относительно узком участке, что обеспечивало ему возможность маневра силами и средствами.

Однако у решения по отмене наступления Брянского фронта была еще одна причина. Надо признать, что перед летним наступлением на юге германскому командованию крупно повезло: в его руках оказался советский генерал А. Г. Самохин, до войны наш военный атташе в Югославии, а в роковой для него час — командующий 48-й армии Брянского фронта. Только недавно побывавший на приеме у Сталина, он летел на фронт. На его беду, пилот, который остался без штурмана и плохо знал навигационную обстановку, посадил самолет не в Ельце, а на аэродроме противника в Мценске! Немцам не пришлось силой выуживать у советского генерала нужные им сведения: при нем оказалась полевая сумка с секретными директивами, которые давали полную картину предстоящего наступления войск под командованием маршала Тимошенко с барвенковского выступа[84].

Несмотря на географическое «соседство», о ходе сражения в районе Харькова в штабе Брянского фронта знали очень мало. По непонятным соображениям Генеральный штаб Красной Армии не информировал ни командующего, ни штаб фронта об обстановке на Юго-Западном фронте. Сведения же, поступавшие из штаба ЮЗФ, были весьма отрывочные. Но 16 мая командование Брянского фронта получило из Генштаба предупреждение, что предстоит изменение фронтового плана наступления. 17 мая на Брянский фронт прибыл представитель Ставки генерал-лейтенант П. И. Бодин. Он сообщил, что в результате сильных контрударов противника обстановка для войск Юго-Западного фронта чрезвычайно осложнилась. Для содействия войскам ЮЗФ Брянскому фронту по указанию Ставки надлежит провести частную наступательную операцию войсками 40-й армии, поддержав ее всей операцией фронта.

40-я армия не была готова к немедленному переходу к наступлению. Назначив его на 20 мая, генерал-лейтенант Ф. Н. Голиков выехал в 40А для руководства подготовкой войск к операции. Через несколько дней намеченное наступление 40-й армии Ставка отменила, поскольку оно уже не могло повлиять на положение войск Юго-Западного фронта в районе Харькова. 24 мая войскам Брянского и Юго-Западного фронтов было приказано прочно удерживать занимаемые рубежи обороны.

В конце мая и в начале июня германские войска продолжали активные наступательные действия в районе Харькова. В ходе разгрома окруженных группировок Юго-Западного и Южного фронтов Красная Армия понесла тяжелые потери. По существу, это была настоящая катастрофа. Согласно советским источникам, Юго-Западный и Южный фронты потеряли 277 190 человек, из них 170 958 безвозвратно и 106 232 ранеными[85]. Погибли там и наши известные военачальники: Ф. Я. Костенко, Л. В. Бобкин, A. M. Городнянский, К. П. Подлас. Некоторые из них предпочли покончить с собой, чтобы не оказаться в «руках противника». По немецким данным, только в плен было взято 239 тыс. человек[86]. Боеспособность вышеперечисленных фронтовых объединений была утрачена. Это отрицательно сказалось на исходе оборонительной операции Брянского фронта, начавшейся в последних числах июня.

Войска Брянского фронта, пять общевойсковых армий которого находились в непосредственном соприкосновении с противником, в течение июня продолжали совершенствовать свою оборону. 61,3, 48-я и 13-я армии имели по две оборонительные полосы и сильные вторые эшелоны. Более слабой оказалась оборона в полосе 40-й армии, где не были еще так развиты инженерные сооружения, а тактическая плотность войск была меньшей, чем в других армиях. Тогда по распоряжению командующего фронтом усилили первый эшелон 40-й армии и создавалась вторая полоса обороны по рубежу река Кшень, Быково, занятая 6-й стрелковой дивизией, а также 111-й и 119-й стрелковыми бригадами, переданными в состав армии. Между первой и второй полосами армий расположились 14-я и 170-я танковые бригады, предназначенные для контратак. Район вокруг н/п Касторное, превращенный в противотанковый (район), заняла 284-я стрелковая дивизия, находившаяся во фронтовом резерве. Вблизи Касторного сосредоточились 115-я и 116-я отдельные танковые бригады фронтового резерва.

При разработке оборонительных планов командование Брянского фронта исходило из возможного наступления противника на двух основных направлениях: первое — Орел, Мценск, Тула и второе — Щигры, Касторное, Воронеж. Применительно к этому и размещались фронтовые резервы. Для отражения наступления на первом направлении предусматривались контрудары: с востока из района Ефремова на Чернь силами 5-й танковой армии, с начала июня находившейся в резерве Ставки, и 8-го кавкорпуса, а с севера — из полосы 61-й армии — силами 7-го кавкорпуса и двух танковых бригад; при наступлении на втором — предполагалось нанести контрудары также с двух направлений: с севера — силами 1-го и 16-го танковых корпусов, а с юга — 4-м танковым корпусом.

Командование и штаб Брянского фронта считали, что сделали все возможное для создания устойчивой обороны, но с точки зрения сегодняшнего дня она имела достаточно много недостатков. Главный из них заключался в том, что, располагая сильными фронтовыми резервами и в целом правильно наметив направления для их использования, руководство Брянского фронта не создало четкой системы управления ими (фронтовыми резервами) уже в ходе операции. Кроме того, предусмотрев использование резервов по отдельным направлениям, командование БФ не подготовило их массированного удара на каждом из этих направлений с тем, чтобы иметь возможность ответить на наступление противника не серией частных контрударов, а переходом в решительное контрнаступление во фланг и тыл основной ударной группировки врага, прорывающейся через полосу нашей обороны. Тем более, что к середине июня 1942 года Брянский фронт располагал самыми обширными (фронтовыми) резервами на советско-германском фронте.

В июне 1942 года в резерве Брянского фронта (61, 3, 48, 13, 40-я общевойсковые армии, 5-я танковая и 2-я воздушные армии) имелось два кавалерийских корпуса (7 и 8 кк), четыре стрелковые дивизии, шесть танковых корпусов (1, 16, 3, 4 тк; а также 2-й и 11-й танковые корпуса 5-й танковой армии, находившейся в полосе фронта с 6 июня 1942 года), четыре отдельные танковые бригады (14, 170, 115, 116 тбр), насчитывавшие около 1640 танков, из них: 191 KB, 650 Т-34–76, 42 БТ и Т-26, а также 757 легких и пехотных танков соответственно советского и британского производства. Всего же танковых бригад в составе Брянского фронта было 12, но восемь из них были переданы на усиление общевойсковых армий. Совокупная мощь бронетанковых соединений являлась, по тому времени, гигантской силой, способной обеспечить реализацию любых фронтовых задач.

Между тем обстановка в полосе действий Брянского фронта стала обостряться. Уже в первой половине июня наша воздушная разведка стала отмечать сосредоточение вражеских войск в районе Колпны, Щигры, Курск. Точно силы противника не были определены, но становилось уже ясно, что идет сосредоточение новой оперативной группировки немцев. Внимание командования фронта, естественно, было приковано к этому направлению.

Новые данные о противнике в указанном районе штаб фронта немедленно докладывал в Генеральный штаб Красной Армии. Но, несмотря на это, разведуправление Генштаба нацеливало внимание руководства Брянского фронта на совсем другое направление. 18 июня представитель разведуправления по телефону «ВЧ» сообщил генерал-лейтенанту Ф. И. Голикову о том, что немецкое командование сосредоточивает крупную группировку войск (не менее четырех танковых и до десяти пехотных дивизий) в районе Юхнова, против Западного фронта и северного крыла Брянского фронта. После такой информации командующему фронтом пришлось выехать на правый фланг, чтобы проверить готовность войск к отражению возможного наступления врага на тульском направлении.

В «правофланговой» 61-й армии Брянского фронта в конце июня 1942 года находилась достаточно крупная танковая группировка в составе: 3-го танкового корпуса (28 KB, 58 Т-34, 68 Т-60, 24 Т-70 — всего 178 танков; 59 пушек, 52 миномета, 72 противотанковых ружья; л/с 5645 человек в 103, 50, 51 тбр и 3 мсбр), 68-й (11 KB, 5 Т-34, 14 Т-60) и 192-й (М3 средних — 14, М3 легких — 30) отдельных танковых бригад, а также 20-го отдельного танкового батальона (2 KB и 9 Т-60). По другой статистике, всего в составе 61А имелось 293 танка (45 KB, 66 Т-34, 14 М3 средних, 30 М3 легких, 26 Т-70, 106 Т-60 и 6 БТ-7), из них исправными были 265 машин (42 KB, 62 Т-34, 14 М3 средних, 30 М3 легких, 24 Т-70 и 93 Т-60), а 28 находились в ремонте[87]. В тылу 61-й армии, кроме бронетанковых соединений, располагался хорошо укомплектованный и абсолютно «свежий» 7-й кавалерийский корпус.

Ставка на этом участке фронта опасалась наступления 2-й танковой армии из группы армий «Центр» (ее основу составляли 4, 17-я и 18-я танковые дивизии вермахта) и требовала держать здесь существенные резервы. Поэтому 61-ю армию «прикрывали» 3-й танковый и 7-й кавалерийский корпуса, а «в тылах» 3-й армии Брянского фронта вообще располагалась 5-я танковая армия (которая с 6 июня перешла в подчинение генерал-лейтенанта Голикова), имевшая к началу июля 641 танк: 83 KB, 228 Т-34,88 МК II «Матильда II», 242 Т-60. Располагая собственными разведданными, которые не подтверждали информацию из разведуправления Генштаба КА, командование Брянского фронта вынуждено было выработать некий универсальный план «полуобороны-полунаступления», причем — и на правом и на левом флангах своего фронтового объединения. Например, для 61А, в случае проведения операции по освобождению Орла, 3 тк, а затем и кавалерия — должны были войти в прорыв вражеских позиций, взять Волхов, а затем удерживать его до подхода стрелковых частей. В случае обороны против соединений наступающей 2-й танковой армии — контратаками вражеских позиций поддерживать устойчивость (обороны) все тех же стрелковых соединений и частей.

Что же вышло на практике? После начала наступления армейской группы «Вейхс» в полосе обороны 13-й и 40-й армий Брянского фронта и 21-й армии Юго-Западного фронта быстро выяснилось, что 61А на тот момент «угрожает» вовсе не 2-я танковая армия вермахта, а 296-я и 112-я пехотные дивизии противника, которые поддерживают немногочисленные боевые машины из 10-й танковой дивизии (это бронетанковое соединение не предполагалось использовать в летнем наступлении германской армии, поэтому реорганизации и массовому доукомплектованию оно не подвергалось. — Примеч. авт.). Нечто подобное вышло на участках обороны 3-й армии. И вместо того, чтобы сразу вступить в бой, 3-й танковый корпус так и остался в бездействии, а 5-я танковая армия была вынуждена готовиться и проводить сложную передислокацию по ж/д с последующим маршем на юго-восток, по существу опоздав к месту решающего сражения. Так просчеты Ставки и лично И. В. Сталина предопределили логику событий в сражении на воронежском направлении.

Между тем в полосе обороны Юго-Западного фронта произошло событие, которое могло «пролить свет» на многие детали операции «Блау». Следует заметить, что это германское наступление по личному указанию Гитлера было чрезвычайно засекречено. Даже командиры корпусов до самого начала наступления не должны были знать ни приказов корпусу, ни самой директивы № 41 и определяемых ей планов. Им (командирам корпусов) довели только задачи собственных соединений во время первой фазы операции «Блау», а они в свою очередь должны были устно довести общие положения до командиров дивизий, командующего артиллерией корпуса и некоторых штабных служб.

Но командир 40-го танкового корпуса генерал танковых войск Штумме нарушил этот приказ. 19 июня он продиктовал один документ объемом в половину машинописной страницы, начинавшийся словами: «Только для господ командиров дивизий! И только относительно первой фазы операции „Блау“». Сверхсекретный листок начальник оперативного отдела штаба 40 тк подполковник Гессе приказал доставить в штабы дивизий через особо надежных офицеров связи.

В 14.00 19 июня начальник оперативного отдела штаба 23-й танковой дивизии майор генштаба Райхель на легком связном самолете «Физелер Шторх» вместе с пилотом обер-лейтенантом Дехантом вылетел в расположение штаба 17-го армейского корпуса с целью произвести оттуда еще раз рекогносцировку маршрутов выдвижения дивизии, обозначенных в упомянутом машинописном листе (на имя командира дивизии). Кроме этого листа при нем были карты с нанесенной боевой обстановкой, расположением дивизий корпуса и с указанными целями наступления согласно первой фазе операции «Блау».

Последний раз этот самолет между 15.00 и 16.00 видел передовой артиллерийский наблюдатель 336-й пехотной дивизии вермахта. «Физелер Шторх» кружил в очень низкой облачности, а когда на этом участке фронта началась сильная летняя гроза, сел вблизи расположения советских войск, где самолет атаковала разведгруппа Красной Армии. Примерно так излагают ситуацию немецкие источники. По советским данным, германский самолет, пролетая над «нейтральной полосой» между позициями немецких и советских войск, был обстрелян бойцами из 76-й стрелковой дивизии 21-й армии Юго-Западного фронта. Получив пробоину в бензобаке, откуда стало вытекать горючее, «Физелер Шторх» был вынужден сесть для ремонта, где его и «достали» советские разведчики. В этом бою Райхель и Дехант оказали сопротивление и, к сожалению, были убиты (если бы удалось «разговорить» живого Райхеля, который в общих чертах знал все о «большом замысле», вплоть до Сталинграда и Кавказа, возможно, реакция Ставки на эти события была бы другой), а захваченные документы нашими разведчиками были переданы в вышестоящие инстанции.

Немцы были просто в панике. Они выкопали (наши бойцы похоронили германских офицеров прямо у самолета) трупы и провели их опознание, чтобы убедиться, что Райхель не был захвачен советскими войсками (ординарец опознал своего майора). Генерал т/в Штумме, его начштаба подполковник Франц, командир 23-й танковой дивизии генерал фон Бойнебург-Ленгсфельд за трое суток до начала наступления были сняты со своих должностей, кроме того, все они предстали перед особым присутствием имперского военного суда, а двое были приговорены к наказанию: соответственно 5 лет и 2 года содержания в крепости под стражей. Командир 23 тд был оправдан. Но уже через четыре недели «фюрер» отменил приговор суда, принимая во внимание их заслуги и выдающуюся храбрость. Штумме был откомандирован в качестве заместителя Роммеля в Африканский корпус, Франц последовал за ним, вступив в должность начальника штаба этого корпуса.

Ну а что же советское командование? 19 июня штаб Юго-Западного фронта передал руководству Брянского фронта «содержание оперативной директивы» командира 40-го немецкого танкового корпуса, захваченной на сбитом в полосе Юго-Западного фронта самолете противника. Из этого документа следовало, что 40-й танковый корпус в составе 3-й и 23-й танковых дивизий, 29-й моторизованной дивизии и двух пехотных дивизий (100-й легкопехотной (с 28 июня — егерской) и 376-й), находясь в составе 6-й немецкой полевой армии, участвует в операции «Блау». Он должен был наступать из района Волчанска на Новый Оскол. Ближайшей задачей 40 тк являлось соединение у Старого Оскола с частями 4-й танковой армии, наносившими удар из района Курска для окружения советских войск в районе Горшечное и Старый Оскол. После выполнения этой задачи корпус частью сил должен был наступать на Воронеж, а главными силами продвигаться на Острогожск. Стало очевидным, что противник готовит крупную наступательную операцию на стыке Брянского и Юго-Западного фронтов. Но какой-либо действенной реакции на назревающие события так и не последовало. И причинами этому стали интриги во взаимоотношениях командующих фронтов и личное мнение И. В. Сталина о возможности проведения немецкой наступательной операции на этом участке советско-германского фронта.

Наряду со Ставкой руководство Брянским, Юго-Западным и Южным фронтами осуществлял главком и штаб межфронтового объединения — Юго-Западного направления, которое с декабря 1941 года возглавлял Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко, бывший народный комиссар обороны Советского Союза. Уже в мае 1942 года, после разгрома Юго-Западного фронта под Харьковом, Тимошенко (одновременно на тот момент являвшийся командующим ЮЗФ) начал стремительно терять доверие Сталина. Это хорошо понимал командующий Брянским фронтом генерал-лейтенант Голиков, который, получив информацию о содержании немецких трофейных документов Райхеля (Тимошенко считал их подлинными. — Примеч. авт.), принялся не укреплять оборону и производить необходимые перемещения войск, а стал аппелировать к Сталину, упрекая Семена Константиновича Тимошенко в бездействии.

Результатом этих споров стало появление директивы Ставки ВГК № 170458 от 21 июня 1942 года, по которой было упразднено Юго-Западное направление, а войска Брянского, Юго-Западного и Южного фронтов вошли в непосредственное подчинение Ставки Верховного Главнокомандования.

После получения германских трофейных документов, найденных у майора Райхеля, наши разведорганы «зашевелились». 19–21 июня авиаразведка Брянского фронта снова подтвердила сосредоточение крупных сил немцев в районах Курска и Щигров. 22 июня в докладе Ставки по «ВЧ» генерал-лейтенант Ф. И. Голиков указывал на наличие в этих районах 6–7 танковых и моторизованных дивизий врага и отмечал продолжающиеся туда железнодорожные перевозки с запада. Закончив доклад об обстановке, комфронта пожаловался на то, что командующий Юго-Западным фронтом Маршал Советского Союза С. К. Тимошенко не принимает мер к усилению правого фланга 21-й армии, и просил назначить «единого хозяина» Воронежского района. Однако его просьба не была удовлетворена. 24 июня наша авиаразведка обнаружила открытое передвижение вражеских войск к Курску и Щиграм из района Орла. Таким образом, имелись все основания для вывода о том, что здесь готовится крупное наступление врага. Было принято решение нанести по немецким силам бомбоштурмовой удар. Он был проведен 26 июня, но особых результатов, как оказалось впоследствии, не принес.

Главная беда была в том, что без разрешения Ставки (а на самом деле — самого И. В. Сталина) командующие не могли самостоятельно перемещать крупные фронтовые резервы. Однако Верховный считал, что добытые документы «вскрывают лишь один участок оперативного плана противника. Можно полагать, что аналогичные планы имеются и по другим фронтам. Мы думаем, что немцы постараются что-нибудь выкинуть в день годовщины войны и к этой дате приурочивают свои операции»[88].

Сталин, несмотря на мнение очень авторитетных военачальников[89], втайне, видимо, опасался нового наступления немцев на Москву и отдавал приоритет тем сообщениям разведорганов (а сообщения порой поступали взаимоисключающие. — Примеч. авт.), которые склонялись считать главной угрозой летом 1942 года группу армий «Центр». Тем более, что немцы тоже не сидели сложа руки.

С целью скрыть направление главного удара в летней кампании и создать ложное впечатление о подготовке крупного наступления на московском направлении, по распоряжению командования вермахта штаб группы армий «Центр» разработал дезинформационную операцию под кодовым названием «Кремль». Цель ее была сформирована в приказе о наступлении на Москву, подписанном 29 мая командующим группой армий «Центр» генерал-фельдмаршалом Клюге и начальником штаба генералом Велером: «Разгромить вражеские войска, находящиеся в районе западнее и южнее столицы противника, прочно овладеть территорией вокруг Москвы, окружив город, и тем самым лишить противника возможности оперативного использования этого района»[90]. Бросается в глаза, что совершенно секретный приказ был составлен в 22 экземплярах, в то время как приказы по другим операциям составлялись в 10, максимум в 16 экземплярах. Часть этих документов специально подбрасывалась советскому командованию, используя для этого самые различные приемы: «заблудившийся самолет», убитых немецких офицеров и др.

Для большей убедительности дезинформации в плане этой операции перечислялось много мероприятий, имитирующих подготовку наступления в полосе группы армий «Центр». Проводилась аэрофотосъемка московских оборонительных позиций, окраин города, районов Владимира, Иванова, Тамбова, Горького, Рыбинска и др. Осуществлялась радиодезинформация, усилилась переброска агентов через линию фронта на западном направлении. Были разосланы планы столицы и крупных городов в полосе наступления и с 10 июля разосланы во все штабы, вплоть до полков. Проводились полные перегруппировки и переброски войск, штабов, командных пунктов и др. По времени эти мероприятия тесно увязывались с подготовкой и осуществлением операции на южном крыле советско-германского фронта.

Псевдоданные о подготовке немецкого наступления в полосе обороны Западного фронта легли на «благодатную почву». К тому же Верховный считал, что по сравнению с вермахтом годичной давности немецкие вооруженные силы значительно ослабли. Мысли И. В. Сталина о планах германских вооруженных сил были «реализованы» в сообщении Совинформбюро от 23 июня 1942 года. В нем говорилось следующее: «К весенне-летней кампании немецкое командование подготовило, конечно, свою армию, влило в армию некоторое количество людских и материальных резервов. Но для этого гитлеровским заправилам пришлось взять под метелку все остатки людей, способных держать в руках оружие, в том числе ограниченно годных, имеющих крупные физические недостатки. В течение зимы гитлеровское командование неоднократно обещало немецкому населению весной начать решающее наступление против Красной Армии. Весна прошла, но никакого решающего наступления немецкой армии не состоялось… Конечно, на фронте такой протяженности… гитлеровское командование еще в состоянии на отдельных участках сосредоточить значительные силы войск… и добиваться известных успехов. Так, например, случилось на Керченском перешейке. Но успехи, подобно на Керченском перешейке, ни в какой мере не решают судьбу войны… Немецкая армия 1942 года это не та армия, которая была в начале войны. Отборные немецкие войска в своей массе перебиты. Кадровый офицерский состав частью истреблен Красной Армией, частью разложился в результате грабежей и насилия над гражданским населением оккупированных районов. Младший командный состав, как правило, перебит и теперь набирается в массовом порядке из необученных солдат. Ныне немецкая армия не в состоянии совершать наступательных операций в масштабах, подобно прошлогодним».

По мысли Верховного главнокомандующего получалось, что летом 1942 года ослабленная германская армия предпримет одно глобальное наступление — и эта операция будет проведена на западном направлении. Действия немцев на других участках советско-германского фронта — не более, чем локальные акции, которые можно нейтрализовать собственными контрударами. Вот почему 26 июня командующий Брянским фронтом был вызван в Ставку. Возвратившись на следующий день, он сообщил руководящим работникам управления фронта о том, что Сталин не верит в правдоподобность операции «Блау» и высказал большое неудовлетворение работой наших разведчиков. Сказав, что «нельзя давать противнику бить наши войска по частям, нужно самим наносить удары по войскам противника», он дал указание руководству Брянского фронта подготовить к 5 июля совместно с войсками Западного фронта операцию по овладению Орлом. 61-я армия (с 29 июня она передавалась из Брянского фронта в Западный) должна была нанести удар в обход Орла с севера и запада. Брянскому фронту ставилась задача нанести главный удар 48-й армией; ей должны были содействовать 3-я и 13-я армии, нанося в своих полосах вспомогательные удары. Читателю становится ясно, что с началом разработки подобной операции перебросить 5-ю танковую армию и 3-й танковый корпус (последний с 29 июня переходил в подчинение Западного фронта. — Примеч. авт.) становилось решительно невозможно. Время для передислокации войск было упущено.

Получив указания Сталина, штаб Брянского фронта немедленно приступил к разработке плана операции по овладению Орлом. К 2–3 часам утра 28 июня были сделаны первоначальные наметки этого плана. Днем штаб фронта предполагал работать над его детализацией. Но в этот день началось наступление немцев на воронежском направлении[91].

«Момент истины» (28 июня — 2 июля 1942 года)

28 июня противник развернул наступление в полосе Брянского фронта на участке от Сетенева до Рождественского. Ранним утром в 02.15 он провел сильную разведку боем, которая была отбита, а уже в 10 часов — артиллерийскую и авиационную подготовку и начал наступление главными силами. Наиболее мощному удару подверглись соединения, находившиеся на стыке 13-й и 40-й армий — 15-я стрелковая дивизия 13-й армии, 121-я и 160-я стрелковые дивизии 40-й армии, против которых, как выяснилось позднее, наступали три танковые (11, 9, 24 тд), две пехотные (387, 385 пд), одна егерская, или легкопехотная, дивизия (6 егд), а также элитная моторизованная дивизия вермахта «Великая Германия». Уже в первой половине дня командованию Брянского фронта стало ясно, что оно имеет дело с крупным наступлением врага.

Организационно силы наступавшего противника относились к армейской группе «Вейхс», входившей в состав группы армий «Юг» генерал-фельдмаршала фон Бока.

Армейская группа «Вейхс» под командованием генерал-полковника фон Вейхса структурно состояла из 2-й полевой и 4-й танковой немецких армий и 2-й венгерской армии. Представляя из себя так называемую первую ударную группу (вторая ударная группа — это 6-я полевая армия генерала танковых войск Паулюса. — Примеч. авт.), она, как уже говорилось, должна была наступать с запада на восток на воронежском направлении. При этом на 2-ю полевую армию возлагалась задача прорыва советской обороны и обеспечение с севера стремительного броска 4-й танковой армии к Дону. В районе Воронежа предусматривалось захватить плацдарм на левом берегу этой реки. 3-й армейский венгерский корпус из состава 2-й венгерской армии, двигаясь на правом фланге 4 ТА, должен был создать внутренний фронт окружения советских войск западнее реки Оскол.

К моменту перехода в наступление армейская группа «Вейхс» включала в себя шесть армейских корпусов. Основные силы группы «Вейхс» в составе 12 пехотных, трех моторизованных и четырех танковых дивизий были сосредоточены в районе севернее и северо-восточнее н/п Щигры. Левофланговый 55-й армейский корпус вермахта в составе трех пехотных дивизий, 1-й мотобригады СС и 243-го дивизиона штурмовых орудий обеспечивал северный фланг ударной 4-й танковой армии генерал-полковника Гота, наступая на Ливны в полосе нашей 13-й армии. Главный удар наносила 4 ТА на стыке 13-й и 40-й советских армий Брянского фронта. Непосредственный прорыв обороны осуществлял 13-й армейский корпус вермахта, состоявший из трех пехотных дивизий и оперативно подчиненный Готу. Поддержку прорыва танками и его дальнейшее развитие осуществляли 24-й и 48-й танковые корпуса. Первый из них включал 9-ю и 11-ю танковые, а также 3-ю моторизованную дивизию. Второй — 24-ю танковую дивизию, а также 16-ю моторизованную дивизию и моторизованную дивизию «Великая Германия». 24-й танковой дивизии (прежде 1-й восточно-прусской и единственной кавалерийской дивизии вермахта, прошлой зимой реорганизованной и переименованной затем в танковую), которую поддерживал дивизион штурмовых орудий «Великая Германия», была поставлена задача — взять Воронеж. Правый фланг армейской группы «Вейхс» прикрывал 3-й венгерский армейский корпус (6, 7, 9 пд, однако в боях участвовали только две дивизии. — Примеч. авт.) из 2-й венгерской армии генерал-полковника Яни[92]. Предполагалось, что главные силы 2А венгров, усиленные 7-м армейским корпусом вермахта после прорыва советской обороны южнее Щигров, должны будут развивать наступление на юго-восток и овладеть районом Старого Оскола, а в последующем выдвинуться на реку Дон южнее Воронежа до н/п Лиски. В интересах армейской группы «Вейхс» действовала 10-я зенитно-артиллерийская дивизия люфтваффе. Всего в 4-й танковой армии вермахта вместе с приданными соединениями насчитывалось около 250 тыс. человек, 799 орудий полевой артиллерии, 378 противотанковых пушек, 252 миномета, а также 828 зенитных орудий всех калибров. Главная сила группы составляла 733 танка и около 70 штурмовых орудий. В ближайшем резерве находились еще две немецкие и пять венгерских дивизий, а также 1-я венгерская танковая дивизия, для укомплектования которой немцы передали свое устаревшее танковое вооружение: 8 Pz.Kpfw.I Ausf.B, 102 Pz.Kpfw.38(t) и 22 Pz.Kpfw.Ausf.D/F1[93]. Таким образом, германское командование армейской группы «Вейхс» дополнительно могло ввести в сражение еще 8 дивизий, одна из которых была танковой.

Против 13-й армии генерал-майора Н. П. Пухова и 40-й армии генерал-лейтенанта артиллерии М. А. Парсегова из состава Брянского фронта (тринадцать с половиной стрелковых дивизий на фронте в 180 км) армейская группа «Вейхс» выставила двадцать одну с половиной дивизию, из них четырнадцать с половиной пехотных, четыре танковых и три моторизованных.

Еще более значительным было превосходство на направлении главного удара (см. таблицу 1). Сложившаяся обстановка требовала от командования Брянского фронта и 40-й армии создания оборонительной группировки и возведения оборонительных сооружений. Однако стрелковые дивизии первого эшелона 40-й армии располагались почти равномерно. Второй эшелон армии (одна стрелковая дивизия и две стрелковые бригады) находились в 40–60 км от переднего края. Части генерал-лейтенанта М. А. Парсегова не подготовили оборонительных рубежей ни в тактической, ни в оперативной глубине, артиллерийские противотанковые резервы и противотанковые резервы не создавались вовсе. Герой Советско-финской войны командующий 40-й армией М. А. Парсегов был человеком увлекающимся, у него порой не хватало терпения на детальный анализ обстановки и кропотливую деятельность по созданию прочной обороны. Начальник штата Брянского фронта генерал М. И. Казаков впоследствии вспоминал разговор командарма 40А с командующим Брянским фронтом.

— Как оцениваете свою оборону? — спросил Ф. И. Голиков.

— Мышь не проскочит, — уверенно ответил командарм.

Таблица 1

Соотношение сил и средств на участке прорыва Брянского фронта армейской группой «Вейхс» к 28 июля 1942 года

Силы и средства Первый оперативный эшелон С учетом армейских и фронтовых резервов
Противник Полоса 15, 121, 160 сд Соотношение Противник Полоса 15, 121, 160 сд Соотношение
Личный состав в стрелковых (пехотных) дивизиях 44 000 21 000 2,1:1 86 000 35 000 2,5:1
Артиллерия и минометы 384 248 1,6:1 528 320 1,65:1
Танки 700 60 11,7:1 700 360 2:1
Авиация 200

Имея сведения о том, что в полосе обороны Брянского фронта располагаются многочисленные советские бронетанковые соединения, германское командование (в соответствии с указанием Гитлера от 28 сентября 1941 года) максимально насытило свои войска модернизированной техникой, способной на равных бороться с нашими Т-34 и КВ. Так, в составе танковых и моторизованных дивизий армейской группы «Вейхс» имелось 76 танков Pz.Kpfw.IV Ausf.F2 с 75-мм мощной длинноствольной пушкой Kwk 40 (длиной 43 калибра). Уже в ходе боев в танковые части вермахта стали поступать средние танки Pz.Kpfw.IV Ausf.G с еще более мощной 75-мм артсистемой Kwk L48. Кроме этого, в 243-м дивизионе штурмовых орудий, а также в дивизионе штурмовых орудий «Великая Германия»[94] одна или две батареи из дивизиона (7–14 единиц) оснащались новыми модификациями StuG III Ausf.F (длина ствола 75-мм пушки — 43 калибра) или StuG III Ausf.F8 (длина ствола 75-мм пушки — 48 калибров). Уточняя вопрос о модифицированных штурмовых орудиях, следует заметить, что модификации StuG III Ausf.F и StuG III Ausf.F8 могли вооружаться артсистемами с длиной ствола и в 43, и в 48 калибров. Отличия между вышеописанными модификациями штурмового орудия были связаны прежде всего с использованием бронекорпуса упрощенной формы (StuG III Ausf.F8), а также наличием ряда изменений в агрегатах САУ, в массовом количестве воспроизведенных в последующей модификации StuG III Ausf.G. Также впервые 3 мд, 16 мд и элитная моторизованная дивизия «Великая Германия» имели в составе танкоистребительных дивизионов (в моторизованной дивизии «Великая Германия» по одной батарее из 9 САУ было в каждом из двух пехотных полков дивизии. — Примеч. авт.) по батарее самоходных истребителей танков Sd.Kfz.132 «Мардер II», оснащенных 76,2-мм советской трофейной пушкой Ф-22, модернизированной германскими конструкторами (наименование — Pak 36(r); длина ствола — 54,8 калибра). Вместе с большим количеством средних танков Pz.Kpfw.III последних модификаций J u М с 50-мм длинноствольными пушками Kwk L/60 немецкая танковая группировка являлась значительной и опасной силой.

Также увеличился штатный количественный состав германских бронетанковых соединений. По директиве Генерального штаба вермахта от 18 февраля 1942 года в танковых дивизиях танковые полки впервые перешли с двух- на трехбатальонную организацию. В каждом батальоне имелось по две роты легких танков и одной роте средних танков. Эти танковые полки были укомплектованы полностью. Оставался лишь некомплект в частях, на вооружении которых находились устаревшие танки Pz.Kpfw.II, производство которых немецкой промышленностью было прекращено в июле 1942 года. Одна из рот мотоциклетного батальона, две усиленные роты при одном из мотопехотных батальонов и одна саперная рота получили на вооружение полугусеничные бронетранспортеры. Мотопехотная бригада была усилена одной батареей подвижных ЗСУ (20-мм зенитные орудия), а дивизионная артиллерия была усилена зенитным дивизионом РГК, состоящим из двух батарей 88-мм и одной батареи 20-мм зенитных пушек. Разведывательные батальоны были расформированы. Теперь для ведения разведки мотоциклетному батальону была придана рота разведывательных танков. Средства же тяжелой артиллерии смогли быть пополнены лишь до 75 % штатной нормы.

Таблица 2

Боевой состав 4ТА армейской группы «Вейхс»* (данные на конец июня — начало июля 1942 года)

Наименование соединений Дата информ. Тип танка или САУ
Pz.Kpfw.III Pz.Kpfw.III Kwk L/42 Pz.Kpfw.III Kwk L/60 Pz.Kpfw.IV Kwk L/24 Pz. Kpfw.IV Kwk 40 L/43 Команд. танки StuG III «Мардер II»
9 тд 22 июня 1942 года 22 38 61 9 12 2
11 тд 25 июня 1942 года 15 14 110 1 12 3
16 тд 1 июля 1942 года 13 39 18 15 12 3
24 тд 28 июня 1942 года 32 54 56 20 12 7
3 мд 28 июня 1942 года 10 35 8 1 10
16 мд 28 июня 1942 года 10 35 8 1 12
Мотодивизия «Великая Германия» 1 июля 1942 года 12 2 18 12 1 22 18
В целом (795) 114 147 315 63 76 18 22 40

* Наряду с 4-й танковой армией вермахта в составе армейской группы «Вейхс» находился 243-й дивизион (22 StuG III), который поддерживал действия 55-го армейского корпуса вермахта.


Моторизованные дивизии впервые получили в штат один танковый батальон, состоявший из двух рот легких и одной роты средних танков. Разведывательный батальон был расформирован. Для ведения разведки мотоциклетный батальон был усилен одной ротой разведывательных танков. Моторизованные полки дополнительно получили по одной батарее 20-мм зенитных орудий, артиллерия была усилена зенитным дивизионом РГК, так же как и танковая дивизия.

В некоторых артиллерийских истребительных противотанковых дивизионах две роты были оснащены 76,2-мм советскими трофейными артсистемами, установленными на самоходных гусеничных лафетах германского производства. Элитная моторизованная дивизия вермахта «Великая Германия» имела по сравнению с другими немецкими моторизованными дивизиями лучшее вооружение. Ее моторизованный полк получил тяжелое оружие в большем количестве; танковый батальон состоял из трех рот средних танков. Кроме того, эта дивизия дополнительно получила дивизион штурмовых орудий «Великая Германия» трехбатарейного состава[95]. Состав материальной части германских танковых и моторизованных соединений, входящих в армейскую группу «Вейхс», представлен в таблице 2.

Хоть как-то на время задержать такую массу танков и самоходных орудий (817 — по подсчетам автора) врага, введенных в бой на относительно небольшом участке обороны Брянского фронта, могла наша артиллерия. Но из-за стратегических ошибок Ставки и тактических просчетов командармов плотность противотанковой артиллерии в полосах 15-й стрелковой дивизии 3-й армии, 121-й и 160-й стрелковых дивизий 40-й армии, оборонявшихся на стыке этих армий и испытавших самый мощный удар противника, не превышала 3–4 орудий на 1 км фронта. Артиллерийских противотанковых резервов в дивизиях не было. Артиллерия, стоявшая на закрытых позициях в расположении дивизий всего первого эшелона обеих армий, имела недостаточную для подобной ситуации плотность — от 4 до 7 орудий и минометов на 1 км фронта.

В обеих армиях имелись артиллерийские противотанковые резервы: один полк в 13-й армии и два полка в 40-й армии. Однако этих средств было явно недостаточно, чтобы преградить дорогу вражеским танкам, рвущимся вперед.

Зенитное артиллерийское прикрытие войск было слабым, так как штатные артиллерийские батареи стрелковых дивизий почти не имели орудий и зенитных пулеметов, а большинство зенитных частей усиления использовались для прикрытия тыловых объектов. Наша авиация качественно и количественно значительно уступала противнику и также не могла обеспечить надежного прикрытия своих войск.

Наступлению ударной группировки армейской группы «Вейхс» предшествовала 40-минутная артиллерийская и авиационная подготовка. Самолеты противника группами в 25–30 машин непрерывно бомбардировали боевые порядки нашей пехоты и огневые позиции артиллерии в полосе 15, 121-й и 160-й стрелковых дивизий. Артиллерийским огнем и ударами авиации врагу удалось в значительной степени подавить оборону наших войск, в том числе и артиллерию. На огневые позиции отдельных батарей налетало одновременно до 20 и даже до 60 самолетов, действующих с малых высот. Из-за больших потерь в личном составе и вооружении боевая деятельность наших батарей почти прекратилась[96].

Германские войска атаковали и на других участках Брянского фронта. В 03.00 28 июня силы противника провели разведку боем на участке между 160-й и 212-й стрелковыми дивизиями, а уже к 07.00, после массированной атаки, оборона в этом секторе была прорвана.

Командующий 40А имел в своем резерве вышеупомянутые 14-ю (располагалась в районе Средний Расховец, Ленинский) и 170-ю (располагалась в лесу восточнее Кузькино, Пузачи) танковые бригады — всего 83 танка (2 БТ-5,16 БТ-7,43 MK III «Валентайн II», 2 MK II «Матильда II», 20 Т-60). В 09.45 оба этих соединения выдвинулись к месту прорыва, где сутки сражались «в одиночестве» (ведя бой из засад), только на второй день сражения установив связь с частями 212 сд и 4-м гвардейским артполком. Больше танковых резервов у командующего 40-й армией не было, а, как известно, в 10.00 началось основное наступление германских войск.

К исходу 28 июня немецкие соединения продвинулись на 10–12 км. Участок главного удара противника определялся ясно, но его силы, группировка и замыслы еще не были раскрыты, поскольку не имелось ни пленных, ни документов. Наша воздушная разведка оказалась полностью вытесненной из района боевых действий и не дала никаких данных о передвижениях немцев, как к линии фронта, так и в их ближайших тылах. По результатам развернувшегося сражения командование Брянского фронта считало, что в первом оперативном эшелоне в этот день наступало не менее 8–10 дивизий, из них 2–3 танковые. Что могло быть во вторых эшелонах и в резерве для нашего командования, оставалось неясным.

Исходя из складывающейся обстановки, руководство фронта вечером 28 июня стало принимать меры по противодействию немецкому наступлению. Войска получили указания об удержании оборонительных полос. 40-ю армию усилили 115-й (8 KB, 20 Т-34, 20 Т-60 на 18.30 28 июня 1942 года) и 116-й (8 KB, 18 Т-34, 20 Т-60 на 17.00 28 июня 1942 года) отдельными танковыми бригадами из резерва фронта[97]. На рубеж реки Кшень (на стык 13-й и 40-й армий) из фронтового резерва выдвигался 16-й танковый корпус, а к западу от реки (на левый фланг 13-й армии) — 1-й танковый корпус.

В этот день большое беспокойство за положение на воронежском направлении проявила и Ставка Верховного Главнокомандования. По ее распоряжению (вечер 28 июня) фронт усиливался танковыми соединениями: из состава Юго-Западного фронта передавались 4-й и 24-й танковый корпуса (4-й танковый корпус до начала операции «Блау» находился в составе Брянского фронта, 28 июля был передан в состав Юго-Западного фронта, а на следующий день, после уяснения обстановки, вновь вернулся в состав Брянского фронта. — Примеч. авт.), выдвигающиеся в район Старого Оскола; из резерва Главного командования в распоряжение командования Брянского фронта поступал 17-й танковый корпус, двигавшийся от Воронежа к н/п Касторное. Таким образом, с учетом находившейся в полосе фронта 5-й танковой армии (2-й и 11-й танковые корпуса) Брянский фронт располагал для противодействия наступлению противника семью танковыми корпусами (1, 16, 17, 4, 24, 2, 11-й), не считая отдельных танковых бригад. Одновременно в состав фронта включались дополнительно четыре полка истребительной и три полка штурмовой авиации. Но, к сожалению, немедленно использовать эти самолеты командование Брянского фронта не могло, так как авиация на аэродромы базирования прибыла, а топливо для нее не выделили.

Привлечение столь многочисленных бронетанковых сил Красной Армии (см. таблицу 3) могло не только быстро остановить немецкое продвижение, но и восстановить положение. По существу на 28 июня в пяти отдельных танковых корпусах (без 5-й танковой армии: 2-й и 11-й танковые корпуса) и четырех резервных отдельных танковых бригадах (14, 170, 115, 116 тбр) было 970 танков, из них Т-60 — 340. А ведь еще существовали армейские соединения и части! Силы сторон были примерно равны. Однако и командование фронта, и командующие армиями не сумели грамотно использовать прибывающие резервы, так как весьма смутно представляли себе текущую обстановку. Командные пункты управления находились в 70–100 км от войск, поэтому в большинстве случаев прибывающим соединениям и частям задачи ставились по карте или по телефону, в лучшем случае через офицеров связи.

Так, командующий 40-й армией М. А. Парсегов со своим штабом находился в районе Быково, в глубоком тылу своих войск. Ни он, ни его заместители ни разу не побывали в стрелковых дивизиях, ведущих тяжелые бои. Лично командарм 40А поставил боевую задачу только одному соединению — 115 тбр, да и то в связи с критическими обстоятельствами, угрожающими ему лично. Управление 116 тбр осуществлялось только по радиосвязи.

Несмотря на то что ситуация на фронте ухудшалась с каждым часом, командование Брянского фронта пребывало в состоянии какой-то странной эйфории. Руководство БФ считало, что, определив направление главного удара противника, теперь «задавит» его мощным «танковым кулаком». Однако было нанесено несколько ударов, да и то — «растопыренными пальцами».

Таблица 3

Боевой состав отдельных танковых корпусов Брянского фронта (данные на конец июня 1942 года)

Наименование соединения Тип танка Примечания Всего
KB Т-34 Т-60 Т-70 М3 легкий
1 тк (1 гв. тбр, 49 тбр, 89 тбр, 1 мсбр*, 307 огмд) на 30.06.1942 года
1 гв. тбр 29 16 45
49 тбр 29 16 45
89 тбр 29 16 45
Итого 29 58 48 135
16 тк** (107 тбр, 109 тбр, 164 тбр, 15 мсбр, 16 оатр, 185 медсанвзвод) на 28.06.1942 года
107 тбр 24 27 51
109 тбр 44 21 65
164 тбр 44 21 65
Итого 24 88 69 181
17 тк (66 тбр, 67 тбр, 174 тбр, 31 мсбр) на 28.06.1942 года
66 тбр 23 26 49
67 тбр 44 21 65
174 тбр 44 21 65
Итого 23 88 68 179
4 тк (45 тбр, 47 тбр, 102 тбр, 4 мсбр) на вечер 26.06.1942 года
45 тбр 29 26 4 59
47 тбр 8 17 13 38
102 тбр 18 17 13 48
Итого 29 26 60 30 145
24 тк (4гв. тбр, 54 тбр, 130 тбр, 24 мсбр, 24 птп, 50 мцп) на 28.06.1942 года
4 гв. тбр 24 30 54
54 тбр 27 25 52
130 тбр 26 21 47
Итого 24 53 55 21 153
В целом 129 313 300 30 21 793

* В составе 1-й мотострелковой бригады имелось 20 бронеавтомобилей: 18 БА-10, 1 БА-3, 1 БА-20.

** Кроме танков в составе 16 тк имелось 10 бронеавтомобилей БА-10, БА-20 (по 5 машин в отдельной роте управления корпуса и в 15-й мотострелковой бригаде) и 19 английских бронетранспортеров «Универсал» (по 3 машины в танковых бригадах и 10 — в 15-й мотострелковой бригаде).


Утром 29 июня шел сильный ливень, который сковал действия германских соединений. Их операции на флангах вклинения (у н/п Ливны — на севере, у н/п Тима — на юге) не получили опасного развития. Однако в центре дела шли более чем скверно. Во второй половине дня противник опять возобновил свое наступление и после артиллерийской и авиационной подготовки сломил сопротивление 15, 121-й и 160-й стрелковых дивизий. Продвинувшись на 30–35 км, к вечеру немецкая ударная группировка на стыке 13-й и 40-й армий вышла ко второй оборонительной полосе, проходившей по реке Кшень. Возникла угроза прорыва Брянского фронта на воронежском направлении. У реки Кшень, в районе Волово, наступающие немецкие войска столкнулись с частями 16-го танкового корпуса. Этот корпус совместно с соединениями второго эшелона 40-й армии — 111, 119-й отдельными стрелковыми бригадами и 6-й стрелковой дивизией был развернут на восточном берегу Кшени. Завязались упорные бои.

Фактически каждое из наших соединений сражалось на этом участке обороны по принципу «каждый сам за себя». Какого-либо системного взаимодействия между стрелковыми дивизиями и 16-м танковым корпусом не было.

16 тк оборонял участок Вислый Колодезь, Аннинское протяженностью 22–24 км. Собственно на передовой линии, вытянувшись по всему фронту по восточному берегу реки Кшень, находилась только 15-я мотострелковая бригада, имея во втором эшелоне только по одной стрелковой роте. Танковые бригады находились в тылу: 107 тбр — в районе Воловчик, Волово; 164 тбр — в районе Большое; 109 тбр — в районе Липовчик, Куганы.

Когда немцы подошли к реке Кшень (вечером 28 июня), они решили преодолеть ее с ходу. Это удалось только частично. После того как артиллеристы и расчеты противотанковых ружей из 15 мсбр вывели из строя около 40 танков противника, германское командование на этом участке наступление прекратило. Однако н/п Новый Поселок отбить у немцев не удалось, он сохранялся противником как плацдарм для дальнейшего наступления на восток.

К рассвету 29 июня 107-я и 164-я танковые бригады выдвинулись во второй эшелон обороны и расположились за позициями 15 мсбр. Одновременно для ликвидации разрыва между левым флангом стрелкового полка из 143-й стрелковой дивизии и правым флангом 15-й мотострелковой бригады на рубеж Гордеевка (искл.), Вислый Колодезь был выдвинут мотострелково-пулеметный батальон 107 тбр с ротой мспб 164 тбр.

15-я мотострелково-пулеметная бригада, удерживая свои позиции, продолжала успешно отражать атаки танков и мотопехоты противника, нанося ему большие потери как в живой силе, так и в технике. К исходу дня 15 мсбр имела потери: убитыми и ранеными до 50 % личного состава, 3 противотанковых орудия вместе с прислугой, 2 76,2-мм пушки, 5 автомашин и 2 бронеавтомобиля.

164-я танковая бригада боевых действий не вела, но в течение дня ее позиции неоднократно подвергались бомбардировкам авиации противника, которая в конце концов вывела из строя одну боевую машину и ранила несколько человек, находившихся под этим танком.

107-я танковая бригада во взаимодействии с 15 мсбр вела бой с танками и пехотой противника, переправившимися на левый берег Кшени в районе Нового Поселка. В результате было подбито 18 танков противника, из которых 5 сгорело. Но 6 KB, которые пытались отбить Новый Поселок и ворвались в этот населенный пункт, были расстреляны противотанковой артиллерией противника. Каждой из сторон удалось сохранить положение «статус-кво». Но немцы уже прорвались на другом участке.

Вечером 29 июня большая группа немецких танков, прорвав оборону 6 сд, подошла к Быково, где располагался командный пункт 40-й армии. Появление германских войск вызвало здесь панику и неразбериху. Штаб и командование 40А, поспешно «отскочив» в район н/п Касторное, потеряли связь с большинством своих дивизий, а для прямой связи с дивизиями у штаба фронта в то время не имелось средств.

Бегство штаба 40-й армии с командного пункта в Быково удалось удачно провести только потому, что в этом районе находилась 115 тбр. В 18.30 29 июня в расположение соединения, которое в этот момент было сосредоточено в Голопузовке, лично прибыл генерал-лейтенант артиллерии Парсегов и отдал следующий приказ: «Бригаде контратаковать колонну танков и мотопехоту противника, остановить ее и прикрыть отход штаба 40-й армии на новый командный пункт, в дальнейшем воспретить прорыву танков (противника) на Горшечное». Весь вечер шел тяжелый бой. Наши танкисты в основном действовали из засад, ведя сражение с достаточно большой (танковой) группой противника, насчитывавшей до 60 машин. Потеряв 23 своих танка, с наступлением темноты немцы прекратили атаку, а 115-я танковая бригада продолжала удерживать свои позиции в районе Голопузовки.

В это же время в 116-й танковой бригаде, сосредоточившейся в районе Матвеевки, искали способы получить хоть какие-то указания из штаба 40-й армии. Дело было в том, что комбриг-116 во время сеанса радиосвязи со штабом армии вечером 29 июля был убит «вследствие налета немецкой авиации». Мощная радиостанция также была уничтожена, а новое расположение штаба 40-й армии в бригаде не знали. После того как удалось выяснить, что в районе Быково 115-я танковая бригада ведет тяжелейший бой с большой группой германских танков, исполняющий обязанности комбрига 116 тбр принял самостоятельное решение — идти на помощь 115-й танковой бригаде и вместе с ней вести дальнейшие оборонительные действия. В ночь с 29 на 30 июля 116 тбр двинулась на соединение с соседями.

Как уже говорилось, расширить прорыв в северо-восточном направлении на Ливны и в юго-восточном направлении на Тим немцам не удалось. Особое упорство в этот день проявили войска 13-й армии в районе юго-восточнее н/п Ливны. Удержали занимаемые позиции и части 40-й армии, оборонявшиеся в центре, хотя им пришлось «загнуть» свой правый фланг в район Тима.

Но, несмотря на отчаянные усилия наших бойцов, в течение двух дней наступления германские войска имели значительные успехи. Они прорвали оборону Красной Армии на стыке 13А и 40А на фронте до 40 километров и продвинулись в глубину до 35–40 километров. Войска Брянского фронта не смогли в эти дни нанести контрудар, так как выдвигаемые резервы не успели сосредоточиться.

29 июня в бой на Брянском фронте впервые с начала операции «Блау» были введены наши бронепоезда.

Еще в мае 1942 года в распоряжение 40-й армии БФ прибыл 38 одпб в составе двух бронепоездов: № 1 «Челябинский железнодорожник» и № 2 «Южноуральский железнодорожник». Дивизион дислоцировался в районе станции Мармыжи.

В течение полутора месяцев бепо систематически использовались для артобстрелов по немецким позициям (в ходе которых выявилась ненормальная работа противооткатных приспособлений, установленных на бронепоездах 75-мм французских пушек образца 1897 года. — Примеч. авт.).

29 июня в ходе прорыва немецкими войсками советской обороны н/п Мармыжи стал ареной активного противоборства сторон. Бронепоезда дивизиона подвергались интенсивным бомбежкам группами до 20 самолетов с интервалами 5–10 минут. Несмотря на интенсивный огонь из пулеметов ДТ, ДШК и польских «Браунингов», 25-мм автоматов и даже 75-мм башенных орудий, был поврежден «Челябинский железнодорожник» — бомба попала между третьей бронеплощадкой и бронепаровозом, в результате чего последний вышел из строя. Примерно в 17.00 неподвижный бронепоезд атаковали прорвавшиеся к Мармыжам немецкие танки, от огня последних загорелись 1-я и 2-я бронеплощадки, на которых стали рваться снаряды, после чего команда покинула состав.

«Южноуральский железнодорожник» в начале боя находился на станции Росховец, где в течение всего дня отражал атаки немецкой авиации, сбив при этом 6 самолетов, часть из которых упала у станции. При этом один германский летчик был взят в плен и передан представителям 40-й армии. К 14.00 бронепоезд подошел к станции Мармыжи, но прорваться через нее не смог — пути были разбиты немецкой авиацией. Попытка восстановить ж/д полотно успеха не имела, во время очередного авианалета его снова разрушили, а примерно в 17.00 немцы начали обстрел «Южноуральского железнодорожника» из танков и минометов. Необходимо сказать, что к началу боя бронепоезд имел только два 75-мм орудия — два других из-за неисправностей сняли и сдали в ремонт. Во время боя с авиацией противника вышли из строя две оставшиеся пушки, а бомбами повредило 25-мм автомат, пулеметы ДШК, 7 ДТ и 5 «Браунингов», которые использовались для противовоздушной обороны. Понимая, что бронепоезд не может вести бой, а пути отхода отрезаны, командир дивизиона майор В. Коржевский приказал взорвать бепо. Но сделано это не было и к вечеру 29 июня «Южноуральский железнодорожник» был захвачен немцами. Потери дивизиона составили 15 человек убитыми, 19 ранеными и 35 пропавшими без вести, была полностью уничтожена база дивизиона, сожженная самолетами на станции Мармыжи.

Для разгрома прорвавшегося врага командование Брянского фронта готовилось нанести два удара. С севера, из района н/п Ливны, готовить удар должны были 1-й и 16-й танковые корпуса, а навстречу им, из района н/п Горшечное — 4, 17-й и 24-й танковые корпуса. Считалось, что такими силами Брянский фронт вполне сможет разгромить прорвавшуюся немецкую группировку и восстановить положение.

Три танковых корпуса, наступавших из района Горшечного, были объединены в оперативную группу под командованием генерал-лейтенанта танковых войск Я. Н. Федоренко — начальника Главного автобронетанкового управления Красной Армии, специально прибывающего на фронт для оказания помощи в организации действий танковых соединений.

Ставка не была в восторге от действий командования фронта. В ночь на 30 июня генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова вызвал к прямому проводу Сталин. «Нас беспокоят две вещи, — сказал он. — Во-первых, слабая обеспеченность вашего фронта на реке Кшень и в районе северо-восточнее Тим. Мы считаемся с этой опасностью потому, что противник может при случае ударить по тылам 40-й армии и окружить наши части. Во-вторых, нас беспокоит слабая обеспеченность вашего фронта южнее города Ливны. Здесь противник может при случае ударить на север и пойти по тылам 13-й армии. В этом районе у вас будет действовать Катуков (1 тк), но во втором эшелоне у Катукова нет сколько-нибудь серьезных сил. Считаете ли вы обе опасности реальными и как вы думаете рассчитываться с ними?»[98]

Командующий Брянским фронтом доложил, что он считает более вероятным удар по тылам 40-й армии, так как войска 13-й армии успешно отразили все атаки пехотных дивизий противника. К тому же в глубине обороны 13-й и 48-й армий имеются значительные резервы. Командующий фронтом также сообщил, что 4-й и 24-й танковые корпуса крайне медленно продвигаются к Старому Осколу и прочной связи с ними фронт пока не имеет. Двигающиеся к линии фронта из Воронежа части 17-го танкового корпуса израсходовали горючее, а штаб корпуса не организовал его доставку. Считая, что на своевременный ввод в бой этих трех корпусов рассчитывать нельзя, командующий фронтом просил разрешения отвести войска левого крыла 40-й армии на вторую оборонительную полосу. Однако Верховный главнокомандующий не согласился с этим и дал следующие указания:

«1. Простой и неподготовленный отвод частей армии Парсегова на рубеж Быстрик, Архангельское будет опасен, так как рубеж этот не подготовлен и отвод превратится в бегство.

2. Самое плохое и непозволительное в вашей работе состоит в отсутствии связи с армией Парсегова и танковыми корпусами Мишулина и Баданова (4 и 24 тк). Пока вы будете пренебрегать радиосвязью, у вас не будет никакой связи и весь ваш фронт будет представлять неорганизованный сброд. Почему вы не связались с этими танковыми корпусами через Федоренко? Есть ли у вас связь с Федоренко?

3. Хорошо бы из района Оскол один танковый корпус направить для удара на Горшечное. Все против танков, занявших Быково. Сюда же направить корпус Павелкина (16 тк) рядом с Фекленко или во втором эшелоне.

4. Парсегов жалуется на авиацию, а что делала наша авиация…»[99]

Следовательно, по указанию Ставки усилия наших четырех (пока без 17 тк, совершающего марш. — Примеч. авт.) танковых корпусов направлялись не на фланги прорывавшегося противника, а против острия его клина в район, где, по имеющимся у советского руководства данным, сосредоточилось около 300 танков. По мнению командования Брянского фронта, обстановка требовала более глубоких ударов, а именно: западнее линии Касторное, Старый Оскол во фланг вражеской группировке. К участию в этих ударах следовало привлечь и часть сил общевойсковых армий. Но командование фронта не решилось предложить Ставке свой план действий и по радио поставило задачи танковым корпусам согласно указаниям Сталина, возложив контроль за их действиями на ВПУ (вспомогательный пункт управления. — Примеч. авт.) фронта, находившийся в Касторном. Этот слабый по составу пункт управления не мог осуществить контроля за действиями трех танковых корпусов, но иного выхода в тот момент у командования и штаба фронта, размещавшихся в Ельце, не было.

30 июня на ВПУ фронта в Касторное прибыл командующий бронетанковыми войсками Красной Армии генерал-лейтенант танковых войск Я. Н. Федоренко. В этот же день в штаб фронта на его имя поступила следующая директива: «1. т. Федоренко немедленно вылететь в район расположения корпуса Мишулина (4 тк) и незамедлительно двинуть Мишулина для занятия Горшечное. 2. Если у Мишулина мотострелковая бригада еще не готова, пусть выступит с теми частями корпуса, которые готовы, а остальные подтянутся потом. 3. Если танковые бригады Фекленко готовы к бою, можно было бы и следовало бы двинуть на Горшечное хотя бы одну танковую бригаду Фекленко…» Из этой директивы можно было понять, что на генерала Федоренко возлагались не оценка и обобщение опыта действий большой массы танков, как сначала полагало командование Брянского фронта, когда он приехал, а руководство действиями нескольких танковых корпусов (причем в жестких рамках указанной директивы. — Примеч. авт.), хотя для этого у него не было ни штаба, ни средств связи.

Указания по использованию танковых корпусов Ставка продолжала направлять и в адрес командования фронта. Вслед за директивой, адресованной генерал-лейтенанту Федоренко, командующий генерал-лейтенант Голиков получил распоряжение, в котором, в частности, говорилось: «…запомните хорошенько, у вас теперь на фронте около 1000 танков, а у противника нет и 500 танков. Это первое. Второе — на фронте действия трех танковых дивизий (группировка противника в районе Горшечное тогда определялась в три танковых дивизии; на самом деле там была всего одна танковая дивизия и две моторизованные дивизии противника. — Примеч. авт.) у вас собралось более 500 танков, а у противника 300–400 танков самое большее. Все теперь зависит от вашего умения использовать эти силы и управлять ими по-человечески…»

30 июня обстановка в полосе 40-й армии еще более осложнилась. Противник продолжал продвижение в направлении Касторное и Горшечное, преодолевая сопротивление наших войск. Его 9-я танковая дивизия пыталась с ходу овладеть узлом обороны — н/п Касторное. Таким образом, ВПУ Брянского фронта был бы потерян. Однако здесь вражеские танки натолкнулись на хорошо организованную оборону 284-й стрелковой дивизии, прибывшей из резерва фронта.

Это соединение, усиленное 19-м гвардейским полком, оборонялось в полосе шириной 18 км. В составе артиллерии дивизии имелось 42 противотанковых орудия, 51 орудие калибром 76,2 мм и 152 мм и 84 миномета. Силами противотанковых средств и 20 76,2-мм пушек дивизионной артиллерии в боевых порядках соединения было создано 12 противотанковых опорных пунктов, каждый в составе 2–4 орудий и до взвода противотанковых ружей. 334 оптд (отдельный противотанковый дивизион. — Примеч. авт.) находился в артиллерийском противотанковом резерве. Опережая хронологию событий, рассмотрим весь период обороны н/п Касторное.

С утра 1 июля танки и мотопехота противника при поддержке массированных ударов авиации начали ожесточенные атаки на Касторное. В течение дня противотанкисты отбили четыре танковых атаки врага.

На отдельных участках противнику удалось потеснить нашу пехоту, но контратакой второго эшелона дивизии и огнем артиллерии положение было восстановлено. В этом бою прославились своим героизмом бойцы и командиры 1-го и 2-го дивизионов 820-го артиллерийского полка, которые расстреливали прорвавшиеся к огневым позициям вражеские танки огнем прямой наводкой.

Для усиления обороны Касторного из резерва фронта были переброшены 3-я и 4-я бригады 2-й истребительной дивизии, имевшие 45-мм орудий — 22, 76,2-мм артсистем — 32, 82-мм и 120-мм минометов — 24, и 1244-й противотанковый полк, располагавший двадцатью 45-мм орудиями. Истребительные бригады развернулись на флангах 284-й стрелковой дивизии, а 1244 птап оставался в резерве командира соединения, заняв огневые позиции на северо-восточной окраине Касторного.

2 июля вражеские войска продолжили атаки, стремясь охватить фланги 284-й дивизии. Особенно ожесточенный бой разгорелся на левом фланге.

К 3 июля германское командование подтянуло к району н/п Касторное значительное количество тяжелой артиллерии. Однако и это не принесло врагу успеха. Только в связи с обходом Касторного с севера и с юга 9-й и 11-й танковыми дивизиями противника наше командование в ночь на 5 июля решило отвести 284-ю стрелковую дивизию из района города. Это соединение вместе со своей артиллерией с боем пробилось на север, где соединилось с 8-м кавалерийским корпусом.

За время героической обороны Касторного наши части уничтожили несколько десятков танков, 50 автомашин, четыре минометные батареи, до полка пехоты противника и сбили три самолета[100]. Однако в подобных сложных условиях руководить войсками с пункта управления Брянского фронта в Касторном было, увы, невозможно.

Наряду с успешной обороной н/п Касторное удавалось сдерживать противника и на других участках обороны Брянского фронта. В полосе 13-й армии 30 июня частями 148-й и 143-й стрелковых дивизий при поддержке единственной в 13А 129-й отдельной танковой бригады в районе н/п Ливны были отражены все атаки противника. Но положение в полосе действий 40-й армии продолжало ухудшаться.

30 июня должно было стать своеобразным «моментом истины» для руководства Брянского фронта, так как в тот момент готовились к переходу в наступление все пять танковых корпусов, входивших во фронтовое объединение.

«Северные» — 1-й и 16-й танковые корпуса (взаимодействующие в тот период между собой только в умах командования Брянского фронта. — Примеч. авт.) готовили два самостоятельных разнонаправленных контрудара: 1 тк — из района н/п Ливны на юг вдоль железной дороги Ливны, Мармыжи; 16 тк — из района Волово на юг вдоль восточного берега реки Кшень.

Оперативная группа генерал-лейтенанта танковых войск Я. Н. Федоренко, состоящая из 4, 24-го и 17-го танковых корпусов, наносила два разнонаправленных удара: 24 и 4 тк — из района Старого Оскола на север; 17 тк (и поступившими в его подчинение 115, 116 тбр) — из района Касторного в южном направлении.

В 04.00 30 июля 1942 года, пройдя ночной 35-км марш из н/п Ливны, начал наступление 1-й танковый корпус под командованием генерал-майора М. Е. Катукова. Это соединение имело следующую задачу — с рубежа Муравский Шлях, отм. 213,3 атаковать противника вдоль железной дороги в общем направлении на юг, уничтожить врага в районе Красный, Вышне-Долгое, Гремячка, Кузьмодемьянское, Марьино, Кривцов Плот и к исходу дня закрепиться на рубеже: Пятина, Вышне-Долгое, Гремячка, Александровское.

1-я гвардейская танковая бригада в течение всего дня вела бои на подступах к н/п Муравский Шлях. Против бригады противник бросил до двух полков пехоты и до 50 танков. Контрудары врага поддерживались 40–50 самолетами, которые беспрерывно бомбили боевые порядки бригады, задерживая продвижение танков. За танками 1 гв. тбр во 2-м эшелоне наступала 1-я мотострелковая бригада.

49-я танковая бригада столкнулась с силами противника в районе н/п Опытное Поле. К 18.40 49-й танковый батальон, «ломая сопротивление врага», овладел этим населенным пунктом. За боевыми машинами 49 тб двигались мотострелки и противотанковая батарея. К 22.00 части бригады вышли на рубеж: отм. 221,7; отм. 213,3 фронтом на юг, рассчитывая с утра 1 июля продолжить выполнение задачи.

89-я танковая бригада, оснащенная тяжелыми танками KB, находилась в резерве командира корпуса в районе Бутуровки.

Несмотря на то что 1-му танковому корпусу удалось продвинуться на 5 км к югу, задачи дня для этого танкового соединения выполнены не были. Зато удалось захватить пленных и узнать, что против 1 тк действуют 45-я и 95-я пехотные дивизии, 9-я танковая и 3-я моторизованные дивизии вермахта[101].

Части 16-го танкового корпуса (вступившего в бой еще 28 июня) генерал-майора М. И. Павелкина 30 июля вынуждены были обороняться на левом берегу реки Кшень, хотя 16 тк тоже имел задачу на наступление — атаковать и уничтожить противника в районе Нового Поселка, где немецким войскам удалось создать плацдарм, переправившись через реку с правого берега.

В течение всей ночи с 29 на 30 июня рота германской мотопехоты при поддержке танков пыталась вклиниться в оборону 2-го батальона 15-й мотострелковой бригады. 5-я рота батальона не выдержала натиска и отошла к н/п Воловчик. Остальные части 16 тк продолжали удерживать свои позиции, отбиваясь от немцев с помощью минометов и артиллерии.

С 13.00 до 19.30 авиация противника, имея абсолютное превосходство в воздухе, беспрерывно бомбила боевые порядки 15 мсбр. В перерыве между бомбежками до полка немецкой пехоты при поддержке танков атаковали позиции 1-го батальона бригады, но враг с большими потерями (подбито до 30 танков, рассеяно два батальона пехоты) был отброшен. Тогда германское командование, подтянув артиллерию, вновь атаковало позиции 2-го батальона и, несмотря на помощь роты танков из 107 тбр, прорвало нашу оборону.

В это время все танковые бригады корпуса (107 тбр совместно с ротой танков из 109 тбр, а также 164 тбр) пытались ликвидировать плацдарм противника у Нового Поселка (там было сосредоточено до 80–100 германских боевых машин, которые с западного берега прикрывала артиллерия), но потерпели неудачу. В результате боя, по советским данным, противник потерял 15 танков. Наши потери — 4 танка, 2 автомашины, рация ВВС и 8 человек ранено[102].

Таким образом, никакого мощного, а тем более согласованного удара 1-й и 16-й танковые корпуса 30 июня не нанесли. Все действия «северных» свелись к локальным операциям за улучшение позиций.

Ситуация на левом фланге 40-й армии, где во второй половине дня 30 июня началось встречное танковое сражение между соединениями 48-го танкового корпуса вермахта и танковыми корпусами из оперативной группы Федоренко (4, 17, 24 тк), также оставляла желать лучшего.

4-й танковый корпус генерал-майора В. А. Мишулина, перейдя в наступление из района Старого Оскола, двигался в район Горшечного. Первой в бой в районе н/п Просторный (в 17.00), встретив передовую группу из 30 немецких танков, вступила 102-я танковая бригада. В боестолкновении 8 германских танков было подбито (5 сгорело). Наши потери составили 3 сгоревших танка Т-70. Продвижение противника на Горшечное было остановлено.

Тем временем противник накапливал силы, которые концентрировались в районе Ключ, Быково. 102-я танковая бригада, закрепившись на оборонительном рубеже Березовка, МТС, юго-западная окраина Горшечного, провела разведку и из засады уничтожила 7 танков противника, потеряв один танк Т-70. Во время этих боев все соединения и штаб корпуса (последний находился в 3–5 км от своих бригад) подвергались непрерывным налетам больших групп вражеской авиации — до 50 самолетов одновременно при 18 налетах за день. Силы люфтваффе непрерывно бомбили и расстреливали наши позиции. Советской авиации в течение 30 июня над боевыми порядками 4 тк видно не было (только 1 июля над полем боя появились 4 наших истребителя, которым удалось сбить 3 немецких бомбардировщика)[103].

17-й танковый корпус генерал-майора Н. В. Фекленко (сформированный в Сталинграде в июне 1942 года) прибыл к месту сражения из Воронежа без тылов. Дело в том, что танки 17 тк решили отправить в район н/п Касторное железной дорогой, а мотопехота и колесный транспорт двинулись в район сосредоточения своим ходом.

66-я танковая бригада к 24.00 28 июня погрузила свои танки на станции Воронеж-2 и к утру 29.06.1942 года сосредоточилась в районе Хохловские Дворики, Бунино. 67 и 174 тбр, следовавшие за 66 тбр в железнодорожных эшелонах, ввиду загрузки путей горящими составами на перегоне Касторное — Нижнедевицк, вынуждены были выгрузиться на станции Нижнедевицк и продвигаться в направлении Погожевка, Ореховка. К утру 30 июня танковые бригады были сосредоточены в районе, указанном командующим Брянским фронтом.

30 июня в боях участвовали только два соединения 17-го танкового корпуса: 31-я мотострелковая и 67-я танковая бригада. 31 мсбр была атакована частями моторизованной дивизии «Великая Германия». Во время этого боя мотострелкам удалось уничтожить 17 вражеских танков. 67-я танковая бригада, перебрасываемая на помощь 31 мсбр и двигавшаяся без разведки, неожиданно столкнулась с немецкими танками. В результате часового боя 67 тбр потеряла 20 Т-34 подбитыми и сгоревшими. После этого боя наши войска отошли на рубеж, проходивший рядом с н/п Горшечное.

В этот же день генерал-лейтенант Федоренко распорядился подчинить командиру 17 тк остатки 115-й и 116-й отдельных танковых бригад (на 08.00 1 июля в 116 тбр оставалось 2 Т-34, 8 Т-60, 2 орудия ПТО и 160 человек мотопехоты. — Примеч. авт.), которые должны были отойти в район Красной Долины, занять там оборону и не допустить продвижения противника на Касторное. Но выполнить приказ, переданный по радио, оказалось не так-то просто. К 24.00 измученные боями остатки обеих бригад подошли к «северному» берегу реки Вучек, что протекала западнее Красной Долины. Тяжелые и средние танки не могли использовать местные мосты, не могли пересечь и злополучную реку вброд — требовалась оборудованная переправа. Чтобы выйти к Касторной и к Красной Долине, можно было воспользоваться переправой через реку Олым, но ее уже захватили немцы. Два дня л/с обеих бригад самостоятельно строил мост, и только к 03.00 2 июля наши войска переправились на южный берег.

30 июня в районе н/п Касторное продолжали драться остатки 14-й и 170-й танковых бригад, которые уничтожали наступавшего врага «методом танковых засад в обороне на выгодных рубежах и методом коротких контратак по наступающим танкам противника»[104]. С кем вели бои наши танкисты, они толком не знали, немецкие войска внезапно появлялись и исчезали. К тому же позиции бригад постоянно бомбила германская авиация.

24-й танковый корпус генерал-майора В. И. Баданова вообще не успел принять участие в боях 30 июня, потому что до начала операции «Блау» он находился в составе Юго-Западного фронта и только директивой Ставки ВГК 28 июня был передан в распоряжение командующего Брянским фронтом.

Корпусу было приказано немедленно выступить по маршруту через Волоконовку в район Старого Оскола (протяженность маршрута 17 км), куда прибыть не позднее утра 29 июня 1942 года.

Ночной марш совершался разными маршрутами. Тяжелые танки KB и тихоходные трактора везли по железной дороге. Средние Т-34 и легкие Т-60, а также автомашины двигались своим ходом. Но из-за различных трудностей 24 тк прибыл для занятия района обороны только к исходу 30 июня 1942 года.

Развертывание корпуса на позициях проводилось согласно директиве генерал-лейтенанта Федоренко, полученной в 16.00 30 июня. В ней, в частности, говорилось:

«1. Ответственность за оборону и удержание города Старый Оскол возлагается на командира 24 тк.

2. Корпусу подчиняется: 39-й дивизион бронепоездов, находящийся на станции Старый Оскол.

3. Корпусу быть в полной боевой готовности для нанесения удара противнику: а) Шляховая — Воросиновка, Ястребовка — Тим; б) Лукьяновка — Тим.

4. Мотострелковым частям, усиленным ПТО, занять оборону и прочно удерживать свои позиции.

5. Справа действует 4 тк в направлении Нижняя Кладовая, Зикетово, Воровка, Богатыревка»[105].

Из представленных документов видно, что 30 июня 24 тк вообще не собирался наносить каких-либо ударов.

В общем, как и на «севере», массированной атаки наших танковых войск из оперативной группы Федоренко в районе Горшечное не получилось. Вместо трех корпусов и двух отдельных бригад там дрались только отдельные соединения из 4-го и 17-го танковых корпусов.

В 2 часа 1 июля начальник Генштаба генерал-полковник A. M. Василевский вызвал к прямому проводу командующего фронтом: «…по проверенным данным, — сказал он, — в районе Ясенки, Кулевка (15 км северо-восточнее Горшечное) два часа тому назад были только отходящие части Фекленко (17 тк), никакого противника не было. По-видимому, Фекленко просто ушел со своим корпусом с поля боя, чем поставил Мишулина (4 тк), продолжающего драться, в тяжелое положение[106].

…Вам лично, т. Голиков, приказано передать следующее: Ставка недовольна также и тем, что у вас некоторые из танковых корпусов перестали быть танковыми и перешли на методы боевых действий пехоты — примеры: Катуков (1 тк) вместо быстрого уничтожения пехоты противника в течение суток занимается окружением двух полков, и вы, по-видимому, это поощряете; второй пример с корпусом Павелкина (16 тк) — отход 119 осбр заставляет кричать командира танкового корпуса об обнажении его фланга. А где же танки? Разве так должны действовать танковые соединения? Вам необходимо взять покрепче их в свои руки, ставить им конкретные задачи, присущие танковым корпусам, и категорически требовать их выполнения…»[107]

В ходе переговоров генерал Голиков доложил, что генерал Федоренко не внес никакого улучшения в управление танковыми корпусами, действовавшими в районе Касторного, ибо он не в состоянии осуществлять такое руководство один, без штаба, а его присутствие приносит ряд неудобств и осложнений в управлении войсками фронта.

Василевский на это ответил, что генерал Федоренко прислан для помощи командованию фронтом, и рекомендовал Голикову подчинить его себе и продолжать использовать для управления танковыми корпусами. В заключение переговоров Василевский от имени Ставки разрешил отвод войск левого крыла 40-й армии на рубеж Ястребовка, Панки, о чем командование Брянского фронта просило Ставку накануне, в ночь на 30 июня. Разрешение на отвод было дано в 2 часа 50 минут 1 июля. Соединения же Юго-Западного фронта начали отход вечером 30 июня и использовали ночь для отрыва от противника.

30 июня положение на воронежском направлении еще более осложнилось: в этот день противник организовал наступление против 21-й армии генерал-лейтенанта В. Н. Гордова Юго-Западного фронта. Активные действия 6-я полевая армия и 40-й танковый корпус вермахта начали в 4 часа утра, нанося основной удар в стык 21-й и 28-й армий, между реками Нежеголь и Волчья. Главный удар немцы нанесли по правому флангу 76-й стрелковой дивизии вдоль северного берега реки Волчьей. Создав здесь почти трехкратное превосходство в силах, части 6-й армии генерала Паулюса уже к 14 часам прорвали неглубокую и слабо подготовленную оборону советских войск. Преодолев оборону 21-й армии в районе Волчанска, танковые и моторизованные дивизии противника начали быстро распространяться на Волоконовку и Новый Оскол для соединения с войсками 4-й танковой армии, наступавшими в районе Горшечное. Создавалась угроза окружения для частей левого крыла 40-й армии. В этих условиях разрешение Ставки на отвод левого крыла 40-й армии на второй оборонительный рубеж являлось запоздалым. Командование фронта потеряло целые сутки, в течение которых обстановка для наших войск значительно ухудшилась: танковые части противника, которые вели успешные бои в районе Горшечного с бригадами нашего 4-го танкового корпуса, находились намного ближе к Старому Осколу, чем левофланговые соединения 40-й армии, а группа противника, наступавшая в полосе 21-й армии, уже подходила к Новому Осколу. Войска 21А поспешно отходили на восток. В такой очень сложной обстановке речь могла идти не о том, чтобы отвести левое крыло 40-й армии на рубеж Ястребовка, Панки (что целесообразно было делать накануне), а о том, чтобы не допустить окружения наших войск в районе Старого Оскола и прикрыть направление на Воронеж, обнажавшееся в связи с выявленной частичной боеспособностью 17-го танкового корпуса.

В ночь на 1 июля командующий и штаб Брянского фронта приняли еще ряд мер к организованному отводу левофланговых соединений 40-й армии. Распоряжения дивизиям штабу фронта пришлось отдавать непосредственно, минуя штаб 40-й армии. Офицеры штаба фронта ночью и в ранние утренние часы, используя самолеты У-2, разыскивали штабы дивизий и вручали им распоряжения на отход. Копии некоторых распоряжений были вручены заместителю командующего 40-й армии генералу Ф. Ф. Жмаченко, который находился в районе войск левого крыла. Но июльская ночь короткая, и за несколько часов темного времени наши части не успели оторваться от противника.

В течение 1 июля ни Ставка, ни командование фронта не предприняли каких-либо крупных мер по отражению наступления основной вражеской группировки; войскам 13-й и 40-й армий были подтверждены прежние задачи, а командирам 4, 24, 16-го и 17-го танковых корпусов, кроме этого, было передано требование Ставки о более решительных действиях по разгрому противника.

В полосе 13-й армии попытки противника (здесь главной ударной силой немецкой группировки был 24-й танковый корпус вермахта, состоящий из 9, 11-й танковых и 3-й моторизованной дивизий) продвинуться на север пока успешно отражались. Причем введенные здесь в бой наши 1-й и 16-й танковые корпуса имели задачи общевойсковых соединений и поэтому, опасаясь за свои фланги и тылы, не предпринимали здесь крупных наступательных операций, несмотря на то, что тут у врага не было действительно крупных танковых сил.

1 июля 1942 года соединения и части 1 тк, согласно боевому приказу штаба корпуса № 07 от 01.07.42 г., медленно теснили войска противника.

49 тбр, разгромив в районе отм. 213,3 до полка пехоты из 88-й (пехотной) дивизии немцев, продолжала наступать на Студеный. Продвижение бригады задерживалось сильным прицельным артогнем врага, корректируемым с аэростата.

1 мсбр вела бой с германскими войсками в районе Бараново. Противник наступал тремя пехотными батальонами при поддержке 20–25 танков, скорее всего, из 11-й танковой дивизии вермахта. Бригада далее продвинуться не смогла и заняла оборону по восточному берегу реки Мокричек на фронте Редькино, отм. 216,7.

89 тбр мотострелковым батальоном и ротой легких танков вела огневой бой с противником на рубеже: овраг севернее Редькино, отм. 213,2; остальной состав бригады находился в резерве командира корпуса в районе Бутуровки.

1 гв. тбр мотострелковым батальоном овладела Покровским и продолжала наступать на Муравский Шлях.

Остальной состав бригады продолжал вести бои в районе отм. 195,5; 216,7.

307-й отдельный гвардейский дивизион РС произвел три залпа по скоплению живой силы противника, нанеся немецким войскам существенные потери.

Таким образом, 1 тк, имея непрерывную связь с соседями: 129-й отдельной танковой бригадой — справа и 143-й стрелковой дивизией — слева, осторожно, по существу проводя разведку боем, продвигался на запад и юго-запад. Комкор Катуков руководил боевыми действиями не с КП, а «по старинке» — из боевых порядков частей, выезжая непосредственно в район сражения[108].

Главные события этого дня развернулись в полосе действий 16-го танкового корпуса — 1 июля немецкие войска атаковали сразу несколько бригад из 16 тк. Разгорелось ожесточенное танковое сражение.

В 11.00 до 40 германских танков и пехота прорвали позиции 1-го батальона 15-й мотострелковой бригады и вклинились между 1-м и 3-м батальонами. Началось стихийное отступление частей 15 мсбр, а 3-й батальон вообще попал в окружение и выходил из него отдельными группами.

Тогда же до 100 немецких танков (видимо, из 11 тд) с пехотой, форсировав реку Кшень из района Кузьмодемьянское, Степановка, стали распространяться в глубь обороны 16 тк на восток и юг. В это же время 107 тбр с батальоном 109 тбр вели позиционные бои с пехотой противника в районе Нового Поселка. С изменением обстановки части бригад, отбиваясь от превосходящего противника, стали отступать к западной окраине Волово. Итогом этого «кровавого марша» стала потеря 14 KB (правда, 7 из них удалось впоследствии эвакуировать. — Примеч. авт.), прикрывавших отступление нашей группировки.

В 20.00 1 июля 1942 года 107-я танковая бригада, оставшись без прикрытия пехоты, но имея приказ об удержании Волово, самовольно отошла в Спасское, а с утра 02.07.42 года опять же без приказа переправилась в н/п Борки.

310-й танковый батальон 109 тбр с 07.00 01.07.42 года должен был заниматься собственной задачей — атаковать противника в направлении северных скатов отм. 217,1 и Нового Поселка, уничтожая подходящие к этому населенному пункту танки и артиллерию. Немцы огнем из (танковых и артиллерийских) засад во время первой же атаки бригады уничтожили 5 наших боевых машин, а 109 тбр, не добившись какого-либо успеха, отошла на юго-западную окраину н/п Воловчик, где и заняла оборону.

В 10.30 батальон немецких танков пытался наступать на Воловчик, но напоролся на засады 109 тбр и атаки прекратил. Однако и в 310-м батальоне после этого боестолкновения осталось только три боеспособных танка, которые присоединились к 107-й танковой бригаде и батальону 15-й мотострелковой бригады, отступавшим на Волово.

Автор подробно приводит описание боевых операций различных соединений и частей 16 тк, чтобы показать, что к гибкому управлению в резко изменившихся условиях обстановки командование корпуса было совершенно не готово.

На 1 июля все соединения, входившие в 16 тк, имели свои тактические задачи, рассчитанные на определенные действия противника. Когда же немцы, «вопреки мнению нашего командования», нанесли свой контрудар, оборона корпуса в считаные часы развалилась на отдельные очаги сопротивления, а управление было полностью нарушено.

Причем германское командование так умело организовало свои удары, что бригады корпуса не могли помочь друг другу.

164-я танковая бригада в первой половине дня 1 июля также вела бой с сотней прорвавшихся немецких танков в районе Кшенского, а затем отошла на северную окраину Большого, имея один батальон в Васильевке. Туда на помощь 164 тбр двигались 106-я стрелковая бригада и 540-й легко-артиллерийский полк. Оценив группировку наших войск, германское командование не стало штурмовать Васильевку. Немцы просто обошли этот населенный пункт, ринувшись в тыл советских войск.

Бывшему командиру 109-й танковой бригады 16-го танкового корпуса, впоследствии генерал-полковнику танковых войск B. C. Архипову бои на реке Кшень запомнились «…особенно крепко из-за многочисленных неиспользованных нами возможностей… Вместо того, чтобы сбить противника с плацдарма ударом танкового кулака, мы пытались столкнуть его пальцем. В первый день бросили против двадцати немецких танков и двух батальонов автоматчиков, овладевших Новым Поселком, примерно столько же стрелков, но вдвое меньше танков. На второй день — 20 наших танков против 40–50 фашистских и так далее. Противник, наращивая свои силы, опережал нас, и если первый день боя за плацдарм мы имели общее превосходство в танках, но не использовали его в атаках, то к четвертому дню это превосходство перешло к противнику. Вот что значит применение танков с оглядкой, с дроблением танковых бригад и батальонов для закрытия брешей».

2 июля 1942 года основные бои в полосе ответственности 16-го танкового корпуса развернулись в районе Васильевки. Двигавшиеся колоннами 80 немецких танков были встречены огнем с места боевыми машинами 164-й танковой бригады и взводом 109-й танковой бригады. Это сражение было нами проиграно. 360-й танковый батальон бросил позиции и самовольно вышел из боя, беспорядочно отступая в направлении Набережной, где германская артиллерия его полностью и уничтожила.

Против основных сил 109 тбр в районе Волово и Большое немцы также наносили удары танковыми группами, которые стремились прорваться на Васильевку и Липовчик. Пехоты почти не было, танки противоборствующих сторон вели дуэли между собой. К вечеру 2 июля, потеряв большую часть штатной бронетанковой техники и уничтожив около 20 германских танков, остатки 109 тбр продолжали удерживать свои позиции.

Рядом от наседавшего врага продолжали отбиваться наиболее стойкие части 164 тбр. За 2 июля танкисты 164 тбр, по советским данным, потеряли 10 танков Т-34 и 2 легких Т-60, 2 противотанковые пушки и 4 автомашины. Немецкие потери (опять же по нашим данным) составили 31 танк, 2 противотанковые пушки, 6 автомашин и один самолет.

Для ведения позиционной обороны 16-й танковый корпус отчаянно нуждался в пехоте. Но 106-я стрелковая бригада, переданная в оперативное подчинение 16 тк, опоздала к месту решающих боев на 5 часов. За это время противник расположился на рубеже Казанка, Стучаново, Волово, окопался и встретил 106 тбр ружейным и минометным огнем. Под ударами 385-й пехотной дивизии вермахта два правофланговых батальона бригады бежали с поля боя и отошли за реку Олым (впоследствии они были возвращены на рубеж Вторая Александровка (искл.), Федоровка). Третий батальон 106 сбр «загнул свой правый фланг и встал фронтом на север» южнее Спасское, Богдановка, но вскоре после атаки 30 танков и двух батальонов пехоты противника стал отступать на Липовчик[109].

Фактически к исходу 2 июля 16-й танковый корпус, потеряв инициативу, продолжал оказывать немцам лишь очаговое сопротивление.

Для уничтожения противника, прорвавшегося через реку Кшень (на 1 июля силы врага оценивались советским командованием как 385 пд с артиллерией и незначительным количеством танков. — Примеч. авт.), руководство Брянского фронта также решило привлечь 1-й танковый корпус.

На 2 июля 1 тк (без 1 мсбр, которая по приказу штаба фронта перешла в подчинение командующего 13А. — Примеч. авт.) получил следующую задачу: «…передав боевой участок частям 109 сбр на рубеже Бараново, Баранчик, к 8.00 2.7.42 г. сосредоточиться в районе Воровка, Вобрани, Юрское, Гатищевские Высоты с целью уничтожения противника, прорвавшегося через р. Кшень». Задачи 1 тк определялись с расчетом поддержать активные наступательные действия 16 тк.

С рассветом 2 июля 1 тк начал марш к месту прорыва немецких войск, а уже в 06.00 89-я танковая бригада, сосредоточившись в районе Огрызково, с ходу вступила во встречный бой с переправившимися через реку Кшень частями 385-й пехотной дивизии вермахта. В течение всего дня шла жаркая битва в районе Калиновки, а к вечеру немецкие войска были отброшены на западный берег. К исходу дня 89 тбр вышла на рубеж Гордеевка, Елизаветинка, Ломигоры. В результате боя, по советским источникам, было уничтожено 9 танков, 52 пушки, 23 автомашины и до 500 солдат и офицеров противника.

49-я танковая бригада 2 июля должна была находиться в резерве командира корпуса в районе н/п Юрские Дворы. Но арьергард бригады из 6 танков и взвода автоматчиков с утра и до 19 часов был вынужден вести бой с перешедшим в наступление из района Муравский Шлях на Баранчик противником. Атака немцев была успешно отражена, противник потерял 6 танков, 4 орудия и до 200 солдат и офицеров.

1-я гвардейская танковая бригада также отбивалась от немцев в районе Мишино, отм. 219,3. За день боя 1 гв. тбр было уничтожено до батальона пехоты противника, 2 тяжелых орудия с тягачами, 2 противотанковых орудия, 2 миномета, один броневик.

Реактивные минометы 307 огмд составляли огневой резерв командира корпуса, находились в районе Хитрово и в боях в этот день не участвовали[110].

Таким образом, для 1-го танкового корпуса день 2 июля прошел в локальных столкновениях с наступающими германскими частями. Соединение генерала Катукова, с ходу вступив в бой, безусловно, показало себя в боях гораздо лучше несчастного 16-го танкового корпуса. Но инициатива была у немцев, а наши танковые бригады действовали разнонаправленно, выдвигаясь в предполагаемые районы продвижения противника. Поставленная 1 тк задача выполнена не была.

Существенной проблемой, затрудняющей маневр и боевые действия наших войск, стало господство на ТВД германской авиации. 1-й и 16-й танковые корпуса прикрывал 3-й истребительный авиакорпус генерал-майора Е. Я. Савицкого. Но существенной поддержки с воздуха не было. Изредка над полем боя появлялось 2–3 наших истребителя, но это было несравнимо с десятками германских самолетов различного назначения, «обслуживающих» любые тактические ситуации, которые моделировали стратеги вермахта. По воспоминаниям командира 1 тк М. Е. Катукова: «Были моменты, когда по ходу событий мы могли перейти в контратаку, нанести ответный удар гитлеровцам, потеснить их, но тут же появлялся над нашими боевыми порядками зловещий рой фашистских самолетов. Немцы бомбили нас так жестоко, что о каком-либо продвижении вперед и думать не приходилось. Щели, окопы — одно спасение и защита.

Острое положение на нашем участке, судя по всему, волновало не только штаб фронта, но и Ставку Верховного Главнокомандования. Из штаба фронта чуть ли не каждые пятнадцать минут спрашивали: „Доложите обстановку… Держитесь во что бы то ни стало… Не пропустите противника!..“

Это говорило о том, что оборонительным рубежам в междуречье (пространство между реками Кшень и Олым. — Примеч. авт.) придавалось особое значение. К тому же в первый день, едва мы обосновались на междуреченских рубежах, звонок из Ставки:

— Как дела? Где проходит ваш передний край?

Коротко докладываю обстановку, называю местные предметы, обозначенные на карте, поясняю:

— Рубежи удерживаем, а для контрудара сил не хватает. Немцы несут большие потери, но их атаки не ослабевают… Атакуют с земли и с воздуха…

Взываю в надежде, пожалуй, и беспочвенной, но все-таки взываю — может, войдут в наше положение и выручат:

— Бомбежки страшные, голову от земли не оторвешь. Было бы здорово, если бы на наш участок сегодня же подбросили истребителей.

Из Ставки переспрашивают:

— Говорите, бомбежки? Сколько самолето-вылетов предпринял противник на наши позиции?

Отвечаю. Жду, что услышу: „Подкинем вам самолеты“. Но об истребителях в Москве молчат»[111].

В тот период находившемуся в гуще сражения командиру 1-го танкового корпуса было совершенно невдомек, что участок ответственности 13-й армии на 2 июля был чуть ли не самым благополучным среди наших объединений, атакованных вермахтом согласно плану операции «Блау».

В полосе 40-й армии обстановка продолжала осложняться. 2 июля крупные силы пехоты и танков, заняв Горшечное и Старый Оскол, перехватили пути отхода войск левого крыла этого объединения. Как уже упоминалось ранее, противотанковый район у н/п Касторное продолжала удерживать 284-я стрелковая дивизия с приданными ей частями усиления. Восточнее Горшечного и Старого Оскола сражались потерявшие между собой связь части 4, 17-го и 24-го танковых корпусов, которые в мыслях нашего командования составляли оперативную группу генерал-лейтенанта т/в Я. Н. Федоренко, созданную для разгрома 48-го танкового корпуса вермахта (ударный «кулак» которого составляли 24 тд, 16 мд и мд «Великая Германия». — Примеч. авт.).

4-й танковый корпус 1 июля вместо блестящего флангового удара продолжал вести начатый накануне изнурительный бой с ударной группировкой врага. Достаточно сказать, что против 102-й и 45-й танковых бригад противник двинул до 250 танков и бронетранспортеров. Когда немецкая техника оказалась в зоне прямой видимости, две наших танковых бригады предприняли совместную «лобовую контратаку». Но немецкая группировка от боестолкновения «увернулась» — отошла назад, а затем, обрушив на наши позиции ураганный огонь из пушек и минометов, совершила фланговый обход бригад 4 тк юго-западнее Горшечного. В конце концов германскому командованию умелым маневрированием своих войск удалось разделить 45-ю и 102-ю танковые бригады, против каждой из которых действовало не менее 100 вражеских танков, бронетранспортеров и бронемашин.

45 тбр, имевшая на вооружении тяжелые танки KB, подбив до 32 бронеединиц противника, под давлением врага была вынуждена отойти в южном направлении.

102 тбр, получившая приказ командования «удерживать Горшечное во чтобы то ни стало», продолжала вести неравный бой, взаимодействуя с 67-м и 147-й танковыми бригадами и остатками 31-й мотобригады 17-го танкового корпуса.

4-я мотострелковая бригада 4 тк после изнурительного марша (перебрасывалась на ТВД двумя эшелонами и частично пешим порядком. — Примеч. авт.) 1 июля только вступила в сражение, пытаясь овладеть юго-западной окраиной населенного пункта Быково. В 04.00 454-й мотострелковый батальон (бригады) после успешного боя занял Немчиновку и организовал оборону н/п, ожидая подхода основных сил бригады. Когда прибыла вся 4 мсбр, наступать ей уже не пришлось, так как немецкая ударная группировка сама стала атаковать наши позиции.

Весь день 1 июля мотострелки держали оборону, подбив 11 танков и 3 бронетранспортера противника.

2 июля в 4-й мотострелковой бригаде стали кончаться боеприпасы. Волею судьбы и командования Брянского фронта к бригаде были ближе не соединения и части 4 тк, а 24-й танковый корпус. Его командир в помощи 4 мсбр боеприпасами отказал. Тогда комбриг-4 вечером 2 июля приказал всем частям бригады отходить на Бекетово. Но организованного отступления не получилось. Преследуемая германскими танками и мотопехотой 4 мсбр мелкими группами отходила на восток.

К вечеру 2 июля кончилось и сражение 102-й танковой бригады за Горшечное. К 22.00 02.07.42 года после трехдневных непрекращающихся боев, «когда основная сила бригады погибла, боеприпасы кончились, 102 тбр начала организованный вывод из боя и остатки ее (540 человек вместе с оставшимися в строю ранеными) пошли на соединение с 45 тбр в район Терехово»[112].

Фактически к 3 июля, как целостное бронетанковое соединение, наш 4 тк потерял боеспособность. Оставшиеся силы корпуса, отступая к Дону, с 3 по 6 июля вели только эпизодические оборонительные бои и никаких задач на активные действия не получали. Только к 7 июля, сосредоточившись в районе совхоза «2-я Пятилетка» с остатками частей и штабов, 4 тк в дополнение к уцелевшей боевой технике получил 44 танка Т-34, пополнив ими 102 тбр и доукомплектовав мотострелковый батальон этой бригады остатками мотострелкового батальона 4 мсбр. В этот же день по приказу штаба армии и Брянского фронта 45-я и 47-я танковые бригады начали операцию по овладению н/п Петропавловское.

Слева от 4-го танкового корпуса боевые действия вел 24-й танковый корпус. На 1 июля он имел в своем составе следующее количество боеспособных танков: 4 гв. тбр — 22 KB и 28 Т-60, 54 тбр — 19 Т-34 и 19 Т-60, 130 тбр — 17 Т-34 и 19 М3 легких, еще называемых британцами «Стюарт».

Согласно боевому распоряжению штаба корпуса от 30.06.42 года, соединения и части 24 тк к утру 1 июля сосредоточились в районе Каплино, Ястребовка, Ивановка, Лукьяновка с задачей — не допустить продвижения противника в юго-восточном направлении и удержать Старый Оскол. О каких-либо фланговых ударах по 48 тк вермахта наши командиры уже и думать забыли. Боеприпасами соединения и части корпуса были вполне обеспечены — на 1 июля 4 гв. тбр имела 2 б/к, 34 тбр — 1,5 б/к, 130 тбр — 2 б/к, 24 мсбр — 1,5 б/к, 50 мтцб — 1,5 б/к.

1 и 2 июля 24-му танковому корпусу крупно повезло, так как противник начал наступление в полосе обороны 4-го танкового корпуса, стремясь по стыку 4 и 24 тк прорваться на Старый Оскол.

До полудня 2 июля танковые бригады 24-го танкового корпуса с помощью боевого охранения пытались определить намерения германского командования на этом участке фронта. 24 мсбр вообще находилась в резерве комкора. Потери сторон были минимальны: немцы лишились одного танка, а у нас вообще все были живы и здоровы.

В 12.00 2.07.42 года на основании боевого приказа «опергруппы тов. Федоренко» танковые бригады корпуса заняли указанный район обороны, вели сдерживающие бои с превосходящими силами 48-го танкового корпуса немцев. Из-за плохой связи между соседями части 54-й танковой бригады были окружены, но к вечеру сумели вырваться из кольца. При этом было потеряно шесть Т-60, один Т-34 и уничтожено 8 немецких танков.

По сравнению с 4-м танковым корпусом, 102-я танковая и 4-я мотострелковая бригады которого 2 июля буквально «истекали кровью», соединения 24 тк вели «вялое сражение» со сковывающей германской группировкой, заботясь больше о своих флангах и неспешно отступая под «напором» эпизодических групп вражеских танков.

Почему руководство 24 тк не помогло боеприпасами соседям, вообще трудно объяснить. Ведь главной заботой командования 24-го танкового корпуса на 2 июля стал поиск горючего к танкам типа М3 «Стюарт» американского производства.

В результате два «соседних» танковых корпуса, решая общую оперативно-тактическую задачу по приказу единого командования, полностью проиграли очередное танковое сражение. И этому есть несколько причин. Во-первых, директивная, упрощенная постановка задачи «опергруппой тов. Федоренко», по существу, не имевшей штабных органов. Без детально разработанного плана танковые корпуса вели бои как стрелковые соединения, вводя свои бригады разновременно и «убивая» материальную часть в малополезных боестолкновениях. Во-вторых, не было должным образом организовано взаимодействие корпусов, которые предпочитали погибать по принципу «каждый сам за себя», не допуская взаимопомощи и создания оперативных боевых смешанных групп. В-третьих, германская авиация, несмотря на все усилия Ставки и командования фронта, на этом ТВД в июле 1942 года полностью доминировала в воздухе, постоянно нарушая маневренные действия наших бронетанковых соединений.

Все вышеперечисленные недостатки, а также «дополнительный список» своих специфических проблем имелся у сводной танковой группы, состоящей из 17-го танкового корпуса, 115-й и 116-й танковых бригад (вернее, их остатков. — Примеч. авт.), которым была поставлена общая задача: «… не допустить противника в г. Воронеж».

Выдвигаясь к указанному рубежу обороны, руководство корпуса с удивлением обнаружило, что на протяжении всей 35-км зоны ответственности 17 тк не имеет перед собой никаких стрелковых частей. Рубеж р. Олым никем не оборонялся, и только остатки полков из 160-й и 6-й стрелковых дивизий неорганизованными группами отходили за р. Девица. 31 мсбр была атакована передовыми частями немецких войск. В результате боя мотострелки совместно с подошедшей 102-й танковой бригадой 4-го танкового корпуса подбили и уничтожили 17 вражеских танков. 67-я танковая бригада, перебрасываемая на помощь 31-й мотострелковой и двигавшаяся без разведки, неожиданно столкнулась с немецкими танками. В результате часового боя 67 тбр потеряла 20 боевых машин подбитыми и сгоревшими и отошла.

С утра 1 июля перешла к активным действиям 174-я танковая бригада, но, не поддержанная 66-й танковой бригадой, как это предусматривалось планом, вынуждена была в одиночестве вести бои с превосходящими силами противника. В результате этого, а также четырех крупных авианалетов на боевые порядки 174 тбр, она потеряла 23 танка Т-34 и вынуждена была отойти. После отхода 174-й танковой бригады немцы, подтянув силы, атаковали деревню Кулевка, где располагалась 66 тбр. В результате многочасового боя части бригады покинули Кулевку, а сам 17-й танковый корпус был разделен на две части: правую (66 тбр, остатки 115-й и 116-й танковых бригад) и левую (остатки 31-й мотобригады, 67, 147-я танковые бригады и 102-я танковая бригада 4 тк). Левая группа связи с командованием 17 тк не имела и находилась в районе Горшечного.

2 июля основная драма развернулась в районе н/п Горшечное. К вечеру «левая группа корпуса: 67, 174 тбр, остатки 31 мсбр и 102 тбр из 4 тк. — Примеч. авт.) после упорных боев с превосходившими силами противника была разбита в районе Горшечное и выходила из боя в район Нижне-Гнилое, отбиваясь до последнего танка и расходуя остатки боеприпасов». Правая группа корпуса (66, 115, 116 тбр: 10 KB, 11 Т-34, 17 Т-60 на 03.07.41 года), активно действуя в направлении Кулевки, обеспечивала стык с 284 сд в Олымской Балке, продолжая оказывать отчаянное сопротивление элитной моторизованной дивизии вермахта «Великая Германия»[113].

Несмотря на изобилующий героическими эпизодами отчет 17-го танкового корпуса, Ставка ВГК и командование Брянского фронта оценивало действия этого бронетанкового соединения совсем по-иному. По их версии, вместо того чтобы наступать на Горшечное западнее железной дороги, по кратчайшему направлению, и тем самым создать угрозу правому флангу ударной группировки врага с севера, командир корпуса направил части вверенного ему соединения на 10–12 км восточнее Горшечного. Видимо, в реальности 1 июля 17 тк «искал» свой рубеж обороны, блуждая где-то в районе н/п Горшечное. В результате всех этих маневров вместо удара во фланг 48-му танковому корпусу вермахта соединения и части 17-го танкового корпуса Красной Армии, уклонившись от боя, медленно продвигались на юго-восток. Как уже говорилось, из-за того что у корпуса в период выполнения боевой задачи отсутствовали тылы, части 17 тк постоянно испытывали перебои с горючим. И так продолжалось до тех пор, пока 2 июля «блуждающий» 17 тк не обнаружили немцы…

В результате войскам Брянского фронта не удалось локализовать прорыв и остановить продвижение немецких войск на оборонительном рубеже по реке Кшень. Противник своими подвижными соединениями к исходу 2 июля вышел на линию железной дороги Касторное, Старый Оскол, глубоко охватив с севера левофланговые дивизии 40-й армии, продолжавшей вести бой в главной полосе обороны.

Еще хуже было положение в зоне ответственности Юго-Западного фронта.

К вечеру 2 июля 1942 года оборона на стыке 21-й и 28-й армии правого крыла Юго-Западного фронта была прорвана на глубину до 80 км. Развивая успех в северо-восточном направлении, враг частями и соединениями четырех армейских и моторизованного корпуса к исходу 2 июля вышел к реке Оскол и захватил плацдармы на ее правом берегу. К этому времени, как уже упоминалось, армейская группа «Вейхс» достигла рубежа Касторное, Старый Оскол. В результате успеха противника в «котле» могли оказаться 40-я армия Брянского и 21-я армия Юго-Западного фронтов. Кроме того, вражеским войскам открывался путь на Воронеж, гарнизон которого составляли несколько частей войск НКВД СССР, 3-я дивизия сил ПВО страны и тыловые подразделения.

Правда, перед городом западнее Дона по линии Долгое — Репьевка имелся подготовленный оборонительный рубеж. Но для прочного его занятия у командования Брянского фронта поблизости не имелось необходимых сил. Находившиеся же на этом рубеже подразделения 53-го и 75-го укрепленных районов не могли самостоятельно его оборонять.

Упреждая новую катастрофу, Ставка ВГК отдала 2 июля распоряжение о выдвижении на рубеж Усмань, Воронеж и далее по реке Дон до н/п Лиски 3-й и 6-й резервных армий (всего для усиления обоих фронтов привлекались три общевойсковые армии: 3, 6, 63-я. — Примеч. авт.), имевшие 22 «свежие» стрелковые дивизии и одну стрелковую бригаду. Обе армии (3-я и 6-я) включались в состав Брянского фронта. Из-за того что н/п Касторное со вспомогательным пунктом управления практически находился в осаде (там от врага отбивались 284 сд, остатки 14 и 170 тбр, а также артиллерийские части), а городок Елец, где располагался штаб и командование Брянского фронта, мог в любой момент оказаться в тылу наступающих германских сил, для оптимизации управления (войсками) Ставка приказала генерал-лейтенанту Ф. И. Голикову вместе с оперативной группой штаба фронта лично выехать в Воронеж для руководства боевыми действиями войск в данном районе. Туда же для оказания практической помощи направлялся недавно назначенный (26 июня 1942 года. — Примеч. авт.) начальником Генерального штаба Красной Армии генерал-полковник A. M. Василевский. Также было решено, что на основном командном пункте (фронта) Голикова сменит новый заместитель командующего Брянским фронтом — генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов.

Подобное решение Ставки фактически с большим запозданием реализовало предложение командования Брянского фронта, с которым оно обращалось еще в апреле, — создать самостоятельный Воронежский фронт. Если бы это положение было тогда реализовано, в начале июля обстановка на воронежском направлении могла быть совершенно иной. Теперь же спешно выдвигавшиеся к Воронежу резервные армии не имели возможности опередить противника не только в занятии подготовленных позиций западнее Дона, но даже и рубежа по верхнему его течению.

С отъездом командующего в район Воронежа управление войсками, по существу, раздвоилось. Прибыв в Воронеж, генерал Голиков прежде всего принял меры к ускорению выдвижения на рубеж Дона 3-й и 60-й резервных армий (переименованных в 60-й и 6-ю армии соответственно), направив первую севернее, а вторую южнее Воронежа. Головная 232-я дивизия 60-й армии получила задачу — занять рубеж по реке Дон севернее н/п Семи луки, чтобы прикрыть Воронеж с северо-запада. На оборонительные позиции западнее и южнее Воронежа отходили правофланговые дивизии (121, 160-я и 6-я стрелковые дивизии) 40-й армии и части 17, 4-го и 24-го танковых корпусов. Кроме того, в район Ельца перебрасывалась только что сформированная 5-я танковая армия генерал-майора А. И. Лизюкова, а севернее и южнее Воронежа разворачивались 25-й и 18-й танковые корпуса.

25-й танковый корпус генерал-майора танковых войск П. П. Павлова состоял из 111, 162-й и 175-й танковых бригад (все три бригады предположительно оснащались только «тридцатьчетверками» и легкими танками), 15-й мотострелковой бригады, 219-го зенитного полка ПВО, 3-го отдельного разведбатальона, 53-го отдельного мотоциклетного батальона, 140-го и 173-го передвижных ремонтных батальонов и 2-й отдельной автотранспортной роты.

Управление корпуса, 219-й зенитный полк, 3-й отдельный разведбатальон, 53-й мотоциклетный батальон, 140, 173 орб, 2 оатр укомплектовывались в Москве. 111-я и 162-я танковые бригады формировались в городе Муроме, а 175 тбр — в городе Куйбышев (поэтому «тридцатьчетверки» для всех бронетанковых соединений 25 тк поступали с завода № 112 «Красное Сормово»).

16-я мотострелковая бригада была сформирована в Гороховецких лагерях (Горьковская область).

За счет довольно длительного срока формирования (с 19 марта 1942 года) 25-й танковый корпус удалось довольно неплохо укомплектовать л/с и материальной частью. Однако на театр военных действий — район северо-восточнее Воронежа — 25 тк прибыл только 12 июля 1942 года (и сразу вступил в бои за город, которые непрерывно вел до 28 июля 1942 года. — Примеч. авт.)[114].

18-й танковый корпус генерал-майора И. Д. Черняховского (прежде всего управление 18 тк) начал формироваться Московским автобронетанковым центром на основании директивы Народного комиссариата обороны № 725850 сс от 15 июня 1942 года. В корпус включались 110, 180-я и 181-я танковые бригады (первая формировалась в Тамбове, две другие — в Сталинграде), 18-я мотострелковая бригада, 52-й мотоциклетный батальон и 326-й отдельный гвардейский дивизион (реактивных минометов). До начала боевых действий в составе 18 тк был 181 танк: 24 KB и 27 Т-60 — в 180 тбр, 44 Т-34 и 21 Т-60 — в 181 тбр, 44 Т-34 и 21 Т-60 — в 110 тбр. Казалось бы, такое огромное количество боевой техники, но на самом деле корпус был абсолютно не подготовлен к боевым действиям.

Танковые бригады при формировании не получили необходимого зенитного вооружения и радиооборудования, а несколько выданных в пути следования к Воронежу радиостанций так и не были доведены до рабочего состояния.

Мотострелковая бригада 18 тк была вообще небоеспособна: в 18 мсбр не хватало 628 человек младшего комсостава, матчасть и л/с бригады прибывали в Воронеж раздельно, совершенно отсутствовали шофера и боеприпасы.

Все соединения корпуса не имели средств эвакуации.

Управление корпуса л/с было укомплектовано плохо, «представляя из себя группу командиров, а не орган управления и контроля». Начальник связи, помощник начальника оперативного отдела к моменту выдвижения на ТВД не прибыли. Материально управление корпуса обеспечено не было.

По плану формирования 18 тк все соединения и части корпуса должны были выгрузиться и сосредоточиться в районе Воронежа уже 1 июля, но из-за постоянных бомбежек продвижение эшелонов к городу задерживалось. Первые соединения корпуса стали прибывать в Воронеж только 2 июля, а уже на следующий день им предстояло принять участие в боевых действиях[115].

Таким образом, командование Брянского фронта получило в дополнение к имевшимся силам еще 23 стрелковые дивизии, одну стрелковую, 5 мотострелковых и 16 танковых бригад (более 1000 танков). В район Воронежа была передислоцирована и истребительная авиационная армия РГК генерала Е. М. Белецкого, которая должна была надежно прикрыть войска, обороняющие город, с воздуха. По расчетам Ставки, с такими силами генерал Ф. И. Голиков должен был остановить врага на подступах к Воронежу.

«Двоевластие» (3–7 июля 1942 года)

К 3 июля в войсках Брянского фронта царило полуофициально оформленное двоевластие. Комфронта генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, находясь в Воронеже, непосредственно руководил новыми 60-й и 6-й армиями, а также правофланговыми стрелковыми дивизиями (121, 160-й и 6-й) 40-й армии и через начальника Главного автобронетанкового управления Красной Армии генерал-лейтенанта Я. Н. Федоренко (он же являлся командующим бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии. — Примеч. авт.) — потрепанными 17, 4-м и 24-м танковыми корпусами. Целью его деятельности являлась организация обороны подступов к Воронежу и недопущение германских войск к переправам через Дон.

Однако вверенные ему (Голикову) силы 3 июля не смогли оказать противнику действенного сопротивления. Стрелковые дивизии 40-й армии, понесшие в предшествующих боях тяжелые потери, были сбиты с оборонительного рубежа и отошли к северо-западу от Воронежа. Части 4-го танкового корпуса, потерпев неудачу в боях с превосходящими силами противника в районе Горшечного, отступали на восток, не участвуя в боестолкновениях до 7 июля 1942 года. Состояние 17-го танкового корпуса также было ужасным: в результате боев 3 июля «левая группа» корпуса перестала существовать, а «правая группа», имея в своем составе 38 танков, под давлением противника оставила Нижнедевицк и отошла на восточный берег р. Жабиха, стремясь на широком фронте задержать дальнейшее продвижение на восток. Связь с командованием из опергруппы Федоренко, а также с руководством 40А[116] в этот период у 17 тк отсутствовала.

4 июля германским войскам в районе Верхне-Турово (там находилась одна из переправ через Дон. — Примеч. авт.) удалось отрезать 17 тк «от своих частей и г. Воронеж». В боях по выходу из очередного «котла» была потеряна почти вся материальная часть, а немногие оставшиеся танки не имели горючего и боеприпасов. Командир корпуса принял решение на выход из боя.

Выделив отряд из 10 Т-34 и 2 Т-60 для поддержки обороняющейся в районе Гвоздевки 121 сд, 5 июля остатки 17 тк переправились через Дон и к 18.00 сосредоточились в районе н/п Бор. За весь недолгий период своей боевой деятельности, согласно отчетам, танкисты 17-го танкового корпуса уничтожили 205 танков противника (в чем автор очень сомневается), 72 орудия, 17 минометов, 5 пулеметов, 72 автомашины, 3 транспортера; было убито и ранено около 5 тыс. солдат и офицеров.

Потери 17 тк составили 132 танка: 23 KB, 62 Т-34, 49 Т-60, 23 орудия, 22 миномета, 14 пулеметов; убитыми около 400 человек, ранеными 827 человек и пропавшими без вести 837 человек[117].

24-й танковый корпус к 3 июля сохранил почти всю свою матчасть и должен был отражать германские атаки на группировку наших войск, отходивших к Дону. Правда, делал он это не очень умело. К тому же танковые бригады в ходе боев были отрезаны от своих тылов и испытывали большие трудности с обеспечением ремонтными и эвакуационными средствами, а также горючим. Поэтому большое количество танков было подорвано своими экипажами, не имевшими возможности заправлять и чинить вышедшие из строя машины. Например, только за 3 июля 4-я гвардейская танковая бригада подорвала 4 вышедших из строя KB, а 54-я танковая бригада 5–6 июля уничтожила 3 Т-34 (2 из-за отсутствия горючего и один застрявший в болоте из-за невозможности его эвакуировать).

А между тем это соединение должно было выполнять поставленные командованием боевые задачи. Тем более, что к утру 3 июля противник захватил Болотово и стремился продвинуться на юго-восток. Части 40 и 21 А отходили на рубеж реки Оскол.

Боевым распоряжением от 03.07.42 года войска «группы тов. Федоренко» получили задачу: удерживая переправу, высоты и переправы на северном берегу реки Угля, обеспечить отход войскам 40А, находящимся западнее Старого Оскола. Из трех корпусов группы хоть какую-то боеспособность сохранял еще 24 тк, поэтому он и должен был выполнять поставленную задачу.

24-й танковый корпус занял для обороны участок фронта от Терехово до устья р. Угля. Но части противника, прорвавшиеся группами в северном направлении, к исходу 3 июля вышли на рубеж: Комчанский, Берцовая, Вислая, Старое Меловое. С юга части противника в ночь с 3 на 4 июля овладели Старым Осколом, форсировали р. Угля и под прикрытием авиации теснили наши войска в восточном направлении.

Соединения и части 24 тк начали отход по маршруту Знаменка, Шаталовка на восточный берег рек Боровая и Потудань. К исходу 3 июля части корпуса, совершив 35-км марш и сосредоточившись (на восточном берегу рек Боровая и Потудань) в Знаменке, приводили себя в порядок. В это время из оперативной группы пришел новый приказ — двигаться на соединение с 17 тк в район Курбатово. Но уже в 08.00 4 июля пришло другое указание — к 13.00 срочно перейти в наступление в направлении Петровки, так как передовые части немецких войск вышли на рубеж Кончанское, Вислое и быстро продвигались вперед.

Из-за тяжелого положения с горючим исходное положение для контрудара (рубеж Скупая, Потудань, Калиново) части 24 тк заняли с опозданием на два с половиной часа. Правда, к тому моменту нашей разведкой было установлено, что противник уже опередил действия корпуса и его танковые части вышли на рубеж: Боровая, Потудань, Рассечная, Остренка. Командование корпуса решило атаковать противника на марше.

Части 54 тбр, выдвинувшись на правый фланг 4 гв. тбр в район Песочной, совместно с мотострелковой бригадой контратаковали колонну танков противника, двигавшуюся на Боровую. Немцы не приняли боя и стали обходить 54 тбр и 4 гв. тбр с запада, по-видимому, имея задачу соединиться со своей второй танковой колонной, двигавшейся на Остренку. Противник четко реализовывал свой замысел, рассчитывая выйти к р. Дон севернее Коротояка и южнее Острогожска, чтобы отрезать нашим частям отход на восточный берег Дона.

5 июля части 24 тк заняли оборону на рубеже: Урыво-Покровское, Болдыревка, Богуславка, Свистовка, Малиново, Уколово, Русская-Тростянка, Хохол-Тростянка с задачей — не пропустить противника в восточном направлении, обеспечивая плановый отход советских войск через Дон через переправы в Острогожске и Коротояке.

Где-то в районе 14.00 перед позициями 130 тбр появилось до 100 немецких танков. Пока бригада пыталась остановить германскую армаду, в 17.30 от Федоренко пришел новый приказ, согласно которому 24 тк корпус выводился из боя и должен был двигаться к переправам в Острогожске и Коротояке для передислокации на левый берег Дона.

Но выполнить приказ удалось лишь частично. Дело в том, что пока 5–6 июля части корпуса ожидали своей очереди на переправу, один из мостов в районе Коротояка утром около 06.00 был разрушен артогнем вновь прорвавшихся немцев.

Не имея возможности переправиться на левый берег, 24 тк днем 6 июля занял оборону на правом берегу Дона, рассчитывая на восстановление переправы. 4 гв. тбр находилась северо-западнее окраины Урыв-Покровки, 54 тбр — в Восдыревке (так в документе. — Примеч. авт.), 130 тбр — в Девице, 24 мсбр — западнее Давыдовки, 24 отп — на восточной окраине Тресоруково. Штаб корпуса находился в Троицком. К тому времени горючее и продовольствие в 24 тк было на исходе, но танки еще имелись. На 07.07.42 года в 24 тк числился исправным 81 танк: 12 KB, 26 Т-34, 17 «Стюартов» и 26 Т-60. Распределение по бригадам было следующее: 4 гв. тбр — 12 КВ и 16 Т-60, 54 тбр — 14 Т-34 и 10 Т-60, 130 тбр — 12 Т-34 и 17 «Стюартов»[118].

7–8 июля соединения и части корпуса вели оборонительные бои с немецкими войсками, пытавшимися занять полуразрушенную переправу через Дон в районе Урыва. В этот период управление бригадами корпуса неоднократно нарушалось, поэтому в условиях неразберихи и паники росли не только боевые потери. Так, в ночь с 7 на 8 июля 1942 года командир 2-го танкового батальона 54-й танковой бригады капитан Бессонов и комиссар батальона старший политрук Кривенко, оставив все свое подразделение, переправились на восточный берег, «откуда отдали приказание командирам подразделений, чтобы они вели свои танки на другой берег реки для их затопления. В результате этого 3 Т-34 потоплены в Доне… а 5 Т-34 брошены на поле боя, 2 из которых уничтожены (подорвана моторная группа)».

24-му танковому корпусу удалось удержаться на правом берегу Дона. Впоследствии, передавая свою материальную часть оставшимся силам, на правый берег переправилась сначала 4 гв. тбр (11 июля), а затем и 54 тбр (14 июля). 4-я гвардейская танковая бригада, убывая, передала оставшиеся 3 KB и 13 Т-60 24-й мотострелковой бригаде. Другому соединению — 130 тбр из 54-й танковой бригады — передали 5 Т-34 и 5 Т-60. Кроме танков в распоряжение 130 тбр были переданы мотострелковые батальоны 4-й гвардейской и 54-й танковых бригад.

Соединения 24 тк вели бои в районе Урыва вплоть до конца июля 1942 года, а затем уже все соединения и части корпуса были отведены в тыл для доукомплектования.

Пока наши войска откатывались к рубежу Дона, Гитлер и его генералы вели споры о тактических способах реализации планов операции «Блау». 3 июля «фюрер» во время своего молниеносного визита в ставку генерал-фельдмаршала фон Бока в Полтаве рекомендовал командованию группы «Юг», вопреки планам, намеченным директивой № 41, остановить наступление на Воронеж, ограничившись лишь выходом к Дону. Он полагал, что советские войска в сложившейся ситуации будут вести сковывающие оборонительные бои, поэтому вряд ли стоит опасаться их наступления. Ко всему прочему Гитлер считал, что основные силы Брянского и Юго-Западного фронтов уже уничтожены, а те, что еще остались, непременно окажутся в очередном котле. Главный смысл, по его глубокому убеждению, теперь состоял не в сосредоточении усилий у Воронежа, а в достижении Дона южнее его, а также в прикрытии левого фланга танкового удара пехотными соединениями. «Воронеж — это не главная цель. Гораздо важнее уничтожение крупного авиационного завода и железнодорожного узла в этом районе», — подчеркнул Гитлер при посещении штаба группы армий «Юг» в Полтаве[119]. Он решил не наступать через Дон на восток, а повернуть подвижные соединения (в первую очередь 4 ТА Гота) как можно быстрее на юго-восток, чтобы обеспечить успех второго этапа операции по крупномасштабному окружению Юго-Западного и Южного фронтов[120]. Как и в сентябре 1941 года под Киевом, Гитлер выбрал уничтожение максимально большой группировки Красной Армии, а не овладение выгодным географическим рубежом. Командующий группой армий «Юг» генерал-фельдмаршал фон Бок теоретически был согласен с доводами фюрера, но под влиянием настойчивых уговоров своего подчиненного — командующего одноименной армейской группой генерала Вейхса — никак не мог отказаться и от мысли быстро, а главное, легко, занять Воронеж и удерживать его до тех пор, пока не будет проведено запланированное разрушение города[121].

Однако по оперативным соображениям пожелание Гитлера встретило серьезное противодействие даже еще на более низком управленческом уровне. Дело заключалось в том, что захват плацдарма в районе Воронежа был совершенно необходим для создания благоприятствующих продвижению германских войск условий. До тех пор пока в руках советского командования находилась рокада Москва — Елец — Свобода (Лиски), существовала угроза удара крупных сил Красной Армии в тыл наступавших на юг немецких войск. Особенно в условиях, когда двигавшиеся пешим порядком дивизии германских союзников уже отстали от всех графиков. Кроме того, было психологически трудно отказаться от перспективы окружения советских войск на рубеже Дона и похода на Москву с юга.

В этой обстановке генерал Гот, игнорируя мнение фюрера, принимает самостоятельное решение — форсировать Дон и овладеть Воронежем. Действуя таким образом, Гот исходил из сложившейся у него и у его подчиненных мнения о том, что сопротивление войск Брянского и Юго-Западного фронтов вот-вот должно иссякнуть. Поскольку 48-й корпус его танковой армии продвигался, практически не встречая сопротивления, в тот момент он полагал, что победа вместе с Воронежем со дня на день должна была «упасть в его руки». Как уже говорилось, солидарны с Готом в этом сложном вопросе были и его непосредственные начальники — Вейхс и фон Бок. Но к этому времени германские тылы были уже не в состоянии обеспечить непрерывное снабжение горючим всех подвижных соединений группы армий «Юг». Поэтому было принято решение оставить без горючего 23 тд из 40-го танкового корпуса вермахта, которая должна была из района Старого Оскола двинуться на соединение со своим корпусом, чтобы усилить его удар. Дефицитное топливо в первую очередь шло в дивизии и части 4-й танковой армии.

Германское командование так «манил» Воронеж, что оно не стало доводить до логического завершения операцию по окружению левого крыла 40-й армии Брянского фронта. Дело в том, что в ночь на 3 июля в районе Старый Оскол, Горшечное соединились передовые части 4-й танковой армии и 40-го танкового корпуса 6-й полевой армии вермахта. В результате этого маневра от основных сил были отрезаны правофланговые дивизии 21-й армии и части 13-го танкового корпуса Юго-Западного фронта и левофланговые соединения 40-й (212, 45, 62 сд; 141 осбр) армии Брянского фронта. Но так как «добыча» по германским меркам в то время была слишком ничтожна (по немецким оценкам, в Старооскольском котле находилось около 40 тыс. чел. — Примеч. авт.), сплошного фронта окружения немцы создавать не стали. Поэтому группа войск 40-й армии, ведомая замкомандарма-40 генерал-лейтенантом Ф. Ф. Жмаченко и членом Военного совета армии бригадным комиссаром И. С. Грушецким, вскоре пробилась из окружения. Штаб командующего 40-й армией к этому времени находился под Воронежом (генерал-лейтенант М. А. Парсегов в ночь со 2 на 3 июля, наряду с командующими 21-й и 28-й армий Юго-Западного фронта, был снят со своего поста и заменен генерал-лейтенантом М. М. Поповым. — Примеч. авт.) и никакой связи с «окруженцами» не имел. Приказы на отход правофланговым соединениям 40-й армии, которые не попали в «капкан», сообщались по радио или доставлялись на самолетах У-2 офицерами связи.

Немецкие войска, словно стая гончих, приближались к Дону в районе Воронежа. Уже утром 3 июля разведывательные подразделения 48-го корпуса вермахта вышли на широком фронте к Дону выше устья реки Воронеж. Из всех советских войск на этом рубеже располагалась только 232 сд. Все три полка этого соединения имели задачу удерживать районы переправ через реку, создав там предмостные укрепления. Правофланговый 712-й полк этой дивизии и часть сил 75-го полевого УРа находились на правом фланге соединения у Хвощеватки в районе Новожитинного, значительно севернее того участка, где немцы пытались форсировать Дон, и участия в боях не принимали. Именно через эти переправы впоследствии отошли за Дон дивизии 40-й армии.

Центральную группу мостов в районе Семилук прикрывал 605-й стрелковый полк при поддержке орудий из 425-го артполка 232 сд. Южнее, у устья реки Воронеж, оборону занимал 498-й стрелковый полк, который в свою очередь был усилен истребительно-противотанковым дивизионом соединения. Стык между полками в районе Петино прикрывал сводный батальон учебного центра Юго-Западного фронта. Другой батальон центра и два эскадрона 11-го запасного кавалерийского полка располагались южнее устья реки Воронеж. Они прикрывали рубеж Дона с направления Гремячего. В резерве комдива-232 И. И. Улитина имелся учебный батальон соединения, вооруженный только личным оружием младших командиров — револьверами.

Появление немецких войск у Воронежа днем 3 июля явилось полной неожиданностью для советского командования. И Ставка, и командующий Брянским фронтом ожидали, что к городу должны были в самое ближайшее время подойти соединения 40-й армии. На это же рассчитывал и новый командарм 40 генерал-лейтенант М. М. Попов. Поэтому оборона мостов через Дон имела своей целью удержать переправы. Задача недопущения немцев на левый берег Дона, была с точки зрения советского командования, менее актуальной. Поэтому на западном берегу части 232 сд создали предмостные укрепления, в которых находилось до трети сил соединения. Основная группировка наших войск располагалась на восточном берегу.

В тылу этих позиций, помимо прибывающего эшелонами и сосредотачивающегося 18 тк, находился и гарнизон города Воронежа. Он состоял из семи батальонов (из состава) четырех полков НКВД, батальона народного ополчения, подразделений двух зенитно-артиллерийских и одного зенитно-пулеметного полков ПВО. Кроме того, имелся еще бронепоезд «Чапаев», но он действовал на левом берегу реки Воронеж.

На 3 июля все вышеперечисленные части, даже 232 сд, не подчинялись командующему Брянским фронтом. Более того, полки НКВД, за исключением 125-го полка по охране ж/д сооружений, имели приказ покинуть город и прибыть в распоряжение своих непосредственных начальников. В этих условиях максимум того, что могли сделать командиры 41, 125, 233, 287-го полков НКВД — это занять оборонительные рубежи непосредственно в Воронеже, но даже в ходе борьбы за город они не раз получали приказ сняться с занимаемых позиций и убыть к своим соединениям. Войска уходили, а затем, после вмешательства командования фронта или представителя Ставки, их (позиции) приходилось занимать вновь, нередко уже с боем. Командование 3-й дивизии ПВО выделило для огневой поддержки этих шести батальонов девять батарей зенитных орудий и один зенитно-пулеметный батальон, полностью оголив противовоздушную оборону всех пригородных аэродромов, Чернавского и ВОГРЭСовского мостов, городских ж/д вокзалов. Но удар передовых отрядов 48-го танкового корпуса вермахта днем 3 июля приняли на себя только части и подразделения 232 сд общей силой до двух батальонов. Благодаря их стойкости немцам не удалось с ходу смять советские войска на правом берегу Дона. Недавно сформированные, несколько раз за последние месяцы менявшие место дислокации и потому проведшие большую часть времени не в занятиях боевой подготовкой, а в вагонах, получившие боевое оружие только два дня назад, стрелковые роты в предмостных укреплениях оказывали противнику упорное сопротивление. Только после ввода германским командованием основных сил разведывательных и мотоциклетных батальонов, а затем и вышедших к Дону подвижных соединений вермахта, советская пехота, не уничтожая переправы, отошла на левый берег Дона.

Обороняющиеся ожидали подхода соединений 40-й армии, поэтому мосты не разрушались. Немецкие силы у переправы пока не могли прорваться за Дон, так как меткий огонь артиллеристов 425-го артполка 232 сд рассеивал атакующих. Подавить советские батареи противник тоже не мог. Его артиллерия отстала на марше и лишь к вечеру стала занимать огневые позиции.

Получив огневую поддержку и подтянув имеющиеся десантные средства, германские войска в сумерках сумели вцепиться в восточный берег Дона, нащупав слабое место на левом фланге 498 сп в районе Малышево. Как указано в отчете 18-го танкового корпуса: «Подразделения 498 сп 232 сд, оборонявшие восточный берег р. Дон на этом участке (Петино — Малышево. — Примеч. авт.), под незначительным воздействием авиации противника отошли, открыв свободный доступ к г. Воронеж с юго-запада»[122]. К исходу ночи на 4 июля Ставка наконец осознала всю драматичность ситуации под Воронежем. С 08.00 все находившиеся в районе этого города войска были подчинены командующему Брянским фронтом. Для борьбы с немецкими танками из Ельца в Воронеж двигалась 16 иптабр (20 76,2-мм дивизионных пушек Ф-22 УСВ, 12 45-мм противотанковых орудий и 2 батальона ПТР). Однако прибытие бригады ожидалось только через несколько дней. Также со 2 по 4 июля в районе Воронежа разгружался 18-й танковый корпус, но ввести его в сражение можно было только с разрешения Ставки.

За ночь командир 232 сд стал принимать меры, чтобы ликвидировать плацдарм противника в районе Малышево. На помощь действующим здесь войскам он перебросил две из пяти батарей 425 ап, а также двинул сюда свой последний резерв — учебный батальон. Немцы тоже не теряли времени даром, решительно наращивая свои силы на плацдарме. И хотя возможности переправы были невелики, но на «пятачке» вскоре появились вражеские танки и легкие орудия. Полевая германская артиллерия готовилась с утра полностью подавить советскую, обеспечивая расширение имеющегося плацдарма и форсирования Дона севернее, у Семилук, силами моторизованной дивизии вермахта «Великая Германия».

А бои в районе Воронежа продолжались с прежним ожесточением. Попытка контратаки 498 сп не удалась — германские войска сами перешли в наступление. Атаки и контрудары противоборствующих сторон следовали одни за другими. В кровавом «круговороте» сражения были выбиты все командиры батальонов 498 сп, выбыл из строя командир полка, а затем и сменивший его офицер. Затем под гусеницами танков погибли на позициях орудия и расчеты противотанкового дивизиона и батарей артполка. Полк, который еще сутки назад отступил под незначительным воздействием противника, теперь держал оборону против нескольких дивизий врага. Остатки 498 сп были оттеснены на 5–7 км, но «мертвой хваткой» они держали Шиловский лес на окраине Воронежа. Уже днем войска противника попытались форсировать Дон ниже устья р. Воронеж, но батальон учебного центра и кавалеристы не допустили врага на свой берег, рассеяв огнем передовой немецкий батальон.

Ставка категорически запрещала вводить в бой 18 тк до тех пор, пока обстановка не прояснится полностью. Поэтому в середине дня 4 июля в бой за Шиловский лес был брошен последний резерв — учебный батальон 232 сд. Это подразделение состояло из 600 обстрелянных солдат, в основном после ранений, которых готовили для занятия должностей младших командиров. Вооруженные только револьверами и гранатами, они почти все погибли в бою, немного задержав врага. Но в этот момент поступило разрешение на ввод в бой 18-го танкового корпуса.

Указания на использование соединений 18 тк при защите Воронежа противоречили сразу нескольким приказам[123] наркома обороны по использованию бронетанковых войск. Но за подписью заместителя командующего Брянским фронтом генерал-майора Яркина 3–4 июля появилось три приказания. В приказании № 1 штаба БФ требовали 180 тбр «вывести в Придача и закопать фронтом на юг». Так началась «эпопея» этого соединения, которое с 4 по 8 июля, получив в общей сложности 11 взаимоисключающих приказаний (помимо тех, что отдавал штаб 18 тк), «моталось» по Воронежской области, совершив 300-км марш без единого выстрела.

В приказании № 2 требовалось «выбросить» на юго-западную окраину Воронежа один батальон средних танков Т-34. Вскоре, когда стала понятна вся серьезность положения, появилось приказание № 3 — «атаковать на Малышево, выбить и уничтожить автоматчиков противника». Реализовывать этот план отправили 110-ю и 181-ю танковые бригады. Однако противник атаковал сам. А танковые бригады (110 и 181 тбр), не имея пехоты, артиллерийской поддержки и прикрытия с воздуха, самостоятельно вели упорные бои, отбивая по 5–8 раз в сутки наступления танковых отрядов противника, поддержанных артиллерией и авиацией[124].

Таким образом, вместо получения общей задачи 18-й танковый корпус вводился в бой частями, а соединения корпуса были растянуты по фронту на 78 км, располагаясь в зонах ответственности 60, 40-й и 6-й армий.

Севернее Воронежа, в районе Семилук также продолжались тяжелые бои. Там рвалась переправиться через Дон моторизованная дивизия «Великая Германия». Несколько раз понтоны и резиновые лодки подходили к восточному берегу. Но каждый раз меткий огонь орудий 425 ап отгонял их обратно, а немногих высадившихся немцев уничтожали стрелки 605 сп. Лишь к вечеру 4 июня, когда артиллерия 232 сд 40А из-за нехватки снарядов и потери орудий снизила свою эффективность, германским войскам удалось закрепиться на левом берегу, потеснив подразделения 605 сп. Частично разрушив оба моста через Дон, советские солдаты отошли на новый рубеж обороны.

На следующий день, 5 июля, все утро 605 сп безуспешно атаковал позиции противника, но без поддержки артиллерии сделать ничего не смог. А во второй половине дня мотопехота и танки немцев сами перешли в наступление. Германская полевая артиллерия с правого берега Дона сметала своим огнем боевые порядки наспех окопавшейся советской пехоты. Враг постепенно расширял плацдарм, а 605-й стрелковый полк, не имея сил для удержания все увеличивающегося фронта, стал отходить вдоль Дона на север. Немцы с ходу ворвались в село Подгорное и устремились к западной окраине Воронежа. Но в бою, разгоревшемся на исходе дня у противотанкового рва, проходившего вдоль Песчаного Лога, два батальона 233-го полка НКВД остановили германские войска, а подоспевший на помощь обороняющимся 694 ап из состава 16-й истребительно-противотанковой артиллерийской бригады своим огнем рассеял атаковавшие немецкие танки. К ночи на этом направлении германские войска отошли к селу Подгорное.

Южнее обстановка складывалась значительно хуже. Утром, в районе 8 часов, немецкая авиация разбомбила штаб 232 сд на окраине Воронежа. Погиб начальник штаба, был контужен командир дивизии, а самой худшей вестью стало то, что был уничтожен узел связи. Фактически с этого момента 232 сд перестала существовать как единый воинский организм. Ее полки в последующие дни вели бои практически самостоятельно. Но обескровленные подразделения 498 сп и двух учебных батальонов удерживали Шиловский лес, отражая атаки основных сил 48-го танкового корпуса вермахта в течение всего длинного дня 5 июля. Лишь вечером врагу удалось выйти к окраинам города с юга. Оборонявшийся в районе Чижовки 287-й полк НКВД при поддержке зенитчиков отбросил наступающих. Но противник и не думал останавливаться. Перегруппировавшись, он атаковал севернее. Удар принял на себя 41-й пограничный полк НКВД. Противотанковых средств у него не имелось, да и л/с был в бою впервые. Но этим чекистам не пришлось долго участвовать в сражении. Прямо во время боя поступил очередной приказ — всем частям НКВД покинуть город и присоединиться к своим соединениям. Оставшись без пехоты, артиллерия 16 иптабр тоже начала отходить на восточный берег Дона. Через несколько часов стрелков и орудия волевым решением опять вернули на западный берег и, поднявшись в контратаку, они даже отбили свои позиции. Решив использовать этот успех, командующий Брянским фронтом приказал 110 тбр 18-го танкового корпуса атаковать немцев и сбросить их в Дон. Около 21.00 бригада ударила по врагу. Поначалу ей удалось смять германские подразделения и прорваться к Шиловскому лесу, соединившись с остатками 498 сп. Но в последовавшем за этим успехом в тяжелом ночном бою командование бригады потеряло управление своими подразделениями. Отрезанный от танков, был уничтожен в Шиловском лесу мотострелковый батальон соединения. Танки Т-34 и Т-60, которыми была оснащена 110 тбр, израсходовав боекомплект, частью вышли из боя и отошли в город, частью были уничтожены немецкой противотанковой артиллерией. 110-я танковая бригада понесла тяжелые потери, но и противнику был нанесен существенный урон: за 5 июля танкисты нашего соединения сожгли и уничтожили 36 танков врага и 22 противотанковые пушки с расчетами. Оба полка НКВД не смогли поддержать 110 тбр в бою, так как срочно совершали передислокацию на новые позиции: 41-й погранполк НКВД пришлось оперативно перебросить на левый берег реки Воронеж, а 287-й полк вдвое удлинил свой фронт, заняв и участок соседа.

Произошло это из-за следующих обстоятельств. Продвижение германских войск вдоль реки Воронеж к городу привело к тому, что в их руках оказался протяженный участок правого берега (этой реки), а на противоположном берегу советских войск практически не было.

У немецкого командования быстро родилось решение — переправить на левый берег части 16-й моторизованной дивизии, захватить станцию Масловка и перерезать железную дорогу на Свободу (Лиски). Вечером в районе Масловки была обезврежена германская разведгруппа, несколько немцев попало в плен, благодаря чему о немецком плане стало известно советскому командованию.

К месту предполагаемой высадки ускоренным маршем выдвигался 796 сп из 141-й стрелковой дивизии 6-й резервной армии. Подтягивались 392 тб из 180-й танковой бригады, а также батареи 16 иптабр. Именно артиллеристы, развернув с марша свои пушки, рассеяли огнем немецкий десант на реке, уничтожив большую часть переправочных средств противника. Несмотря на это, отдельным понтонам с личным составом и техникой врага удалось пристать к берегу. За ночь они сконцентрировались в районе населенных пунктов Таврово и Придача. Здесь имелись две пехотные и танковая роты, до двух батарей артиллерии. Но оказать им помощь через реку германское командование в тот момент не могло. Около 6 часов утра 6 июля немецкую группировку обнаружила разведка 392 тб. Именно угроза продвижения противника к ВОГРЭСовскому мосту по левому берегу и вынудила командование Брянского фронта на треть сократить силы защитников города. Во избежание обострения ситуации на этом участке фронта пограничный полк спешно занимал круговую оборону на левом берегу Воронежа, у моста ВОГРЭС.

Бои на ближних подступах к Воронежу породили у Ставки неуверенность в способности командующего Брянским фронтом отстоять город. Поэтому «надзирать» за действиями генерал-лейтенанта Ф. И. Голикова и его штабной группы в Воронеже штабами 40-й армии и Воронежского боевого участка был направлен представитель Ставки ВГК командующий войсками ПВО территории страны генерал-лейтенант М. С. Громадин. Он же во время боев за Воронеж лично руководил частями Воронежско-Борисоглебского района ПВО, выполнявшими задачи по борьбе с воздушным и наземным противником.

Понимая, что его судьба «висит на волоске», Ф. И. Голиков решил реабилитироваться перед вышестоящим командованием, разгромив дивизию «Великая Германия» и сбросив это соединение в Дон. Для реализации столь смелого замысла были сконцентрированы основные силы 18 тк: 181-я танковая бригада и 18-я мотострелковая бригада. На рассвете стремительным ударом они выбили немецкие войска из Подгорного. Однако за селом наше наступление было остановлено заградительным огнем германской артиллерии из-за Дона. К середине дня сюда подтянулись основные силы 48-го танкового корпуса вермахта. Обе бригады 18 тк и 605 сп к вечеру вынуждены были перейти к обороне на достигнутых рубежах.

На южной окраине Воронежа 287-й полк НКВД с утра 6 июля отбивал атаки германских войск. Немцам никак не удавалось прорваться в город. Лишь к вечеру, около 17.00, вражеской танковой роте с десантом на бронетранспортерах удалось пробиться в Чижовку и далее в центр города. И хотя в конце концов прорыв был ликвидирован подразделениями 110 тбр, контратаковавшей врага от вокзала, результаты борьбы были печальными. Из-за этого прорыва и боя по его ликвидации были повреждены и вышли из строя оба воронежских моста — ВОГРЭС и Чернавский.

Несмотря на то что сражения в районе Воронежа шли уже третьи сутки, германское командование также не добилось поставленных задач. Очередная попытка ворваться в город с запада вечером 6 июля натолкнулось на ожесточенное сопротивление 233-го полка войск НКВД при поддержке орудий 16 иптабр. Немцам становилось ясно, что «в лоб» этот рубеж им не взять. Тем более что германские подразделения на левом берегу реки Воронеж в районе 18.00 были атакованы советскими танками из 180 тбр при поддержке двух взводов пехоты и одной батареи артиллерии. Лишь с напряжением всех сил немцам удалось отбить эту атаку. 6 июля все германские соединения в районе Воронежа были втянуты в бой, а по немецкому плану, отвод 48-го танкового корпуса с плацдарма должен был начаться еще сутки назад. Тогда для высшего командования удалось отговориться тем, что не подошли еще пехотные дивизии, которые должны были сменить танкистов. Однако к исходу 06.07.42 года уже поступил категорический приказ: «ввиду усиления советского сопротивления» сменить 48-й танковый корпус 3-й моторизованной дивизией из 24-го танкового корпуса, хотя было вполне очевидно, что она самостоятельно, хоть и через несколько дней, город не возьмет. К тому же Гитлер требовал повернуть 4 ТА на юг, где все еще, хоть и с трудом, но продвигался 40-й танковый корпус.

Под давлением всей совокупности обстоятельств германское командование решило предпринять решительный штурм Воронежа. Используя то, что северная группа советских войск «выдохлась», было решено сосредоточить свои основные силы против обнаруженного слабого места советской обороны в Чижовке. Осуществление прорыва возлагалось на 24 тд. Следующей ее целью был захват центра города.

С утра 7 июля немцы планировали разгромить северную группу наших войск, во второй половине дня — захватить Отрожку и соединиться с десантом в Придаче. Тем более, что в ночь на 8 июля должен был начаться плановый отвод 48-го корпуса на юг. Его меняли три пехотные дивизии, которые должны были удерживать плацдарм.

Тем временем на советской стороне была затеяна очередная реорганизация управления. Из Воронежа выводился командный пункт Брянского фронта, а все войска в городе переводились в подчинение 40А (КП которой должен был немедленно разместиться в городе. — Примеч. авт.). Пока наши командиры принимали меры к исполнению полученной директивы, германское командование приступило к осуществлению своего плана.

В 22.00 6 июля 24 тд всей своей мощью обрушилась на позиции 287-го полка НКВД. Позже в сражение ввели 16-ю моторизованную дивизию. В неравном ночном бою 287 сп был рассечен и обойден, а затем немцы вышли к Чернавскому мосту и после короткого боя выбили подразделения 125 сп НКВД с территории вокзала «Воронеж-2». В сложившейся обстановке все подразделения 287-го полка с большим трудом пробились к ВОГРЭСовской переправе и около нуля часов 7 июля отошли на левый берег реки Воронеж. Той же ночью остатки 498 сп и 110 тбр вплавь (через реку Воронеж) перебрались на левый берег. Несмотря на то что западные окраины, районы железнодорожных мостов и вокзала «Воронеж-1» оставались в руках советских войск, основная часть жилых кварталов города была захвачена немцами.

Советское командование ясно отдавало себе отчет в том, что вот-вот будет пройдена «точка невозврата». Было понятно, что если не принять срочных мер, то завтра три батальона войск НКВД, еще остающиеся в городе, будут уничтожены. Не смогут задержать врага и потрепанные части, находившиеся севернее города. В этом случае немецким войскам удастся форсировать Воронеж до подхода основных сил 3-й резервной (с 7 июля — 60А) армии. Поэтому было решено сейчас же, ночью, бросить 41-й и 287-й полки НКВД в атаку на центральные кварталы со стороны Петровского острова и Чернавского моста соответственно. Оборона левого (восточного) берега и ликвидация германского плацдарма на нем возлагалась на только что подошедшую с переправ у Новожитинного частей 6 сд — первой из вышедших из окружения соединений 40А.

Атака удалась лишь частично. К середине дня чекисты отбили у врага центральные районы города, соединившись с подразделениями 125-го и 233-го полков НКВД.

Несмотря на изменение обстановки, германское командование не оставило своего плана разгромить советские войска севернее Воронежа. Днем основные силы 48 тк обрушились на Подгорное. Советские войска не сумели удержать село и начали откатываться на север. Отбросив их на Задонское шоссе, ударная группировка немцев повернула на город, стремясь ворваться в него с запада. Однако противотанковый рубеж, защищаемый 233 сп НКВД и 16 иптабр, не был преодолен противником. Понеся здесь тяжелые потери, враг откатился к Подгорному, а в 19.00 после атаки советских войск, покинул и этот населенный пункт.

Удача «улыбнулась» немцам в другом месте.

7 июля 3-я моторизованная дивизия вермахта, пользуясь беспечностью 605 сп, захватила переправу через Дон в районе н/п Подклетное и к исходу дня овладела всей северной частью Воронежа: жилыми кварталами, железнодорожными станциями «Воронеж-1» и «Воронеж-2», отрезав таким образом 110-ю и 181-ю танковые бригады, так как мосты через реку Воронеж взорвали по распоряжению начальника гарнизона. В результате боев за удержание города 110 и 181 тбр потеряли всю свою матчасть, а л/с соединений был выведен на доформирование в Большую Приваловку[125].

К вечеру 7 июля штаб 40-й армии наконец-то сумел взять в свои руки руководство обороной города. По личному указанию генерала М. С. Громадина (генерал-лейтенант М. С. Громадин являлся командующим войсками ПВО территории страны и заместителем наркома обороны СССР по ПВО; в июле 1942 года при обороне Воронежа по указанию Ставки лично руководил частями Воронежскоо-Борисоглебского района ПВО. — Примеч. авт.) 7 июля из подразделений зенитной артиллерии были сформированы специальные зенитно-артиллерийские группы, способные бороться как с воздушными целями, так и поддерживать наземные войска. 8 и 9 июля германское командование еще несколько раз пыталось очистить Воронеж от советских войск, но до конца это ему сделать так и не удалось. В ночь на 10 июля основные силы 48-го танкового корпуса вермахта двинулись на юг. На этом участке фронта на длительный период (до конца января 1943 года) развернулось позиционное противостояние.

Другой составляющей двоевластной структуры Брянского фронта стала автономная группа войск на северном фланге фронтового объединения, которую немцы иногда называли «сухопутным фронтом на Дону». Там также имелся мощный танковый «кулак» наших войск, состоящий из двух отдельных танковых корпусов (1 и 16 тк) и трех танковых корпусов в составе 5-й танковой армии.

Именно с активизацией действий всех вышеперечисленных бронетанковых объединения и соединений командование Брянского фронта связывало свои основные надежды на стабилизацию положения на всем ТВД. Из полосы ответственности 13-й полевой и 5-й танковой армий по противнику планировалось нанести сразу несколько контрударов. Руководить проводимыми операциями с основного командного пункта в Ельце должен был недавно прибывший заместитель командующего Брянским фронтом генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов.

В первую очередь на правом фланге 13-й армии пытались создать новый «ударный кулак» — оперативную группу Катукова в составе 1-го и 16-го танковых корпусов. Эта «импровизированная усеченная танковая армия» получила задачу прорваться в междуречье Кшени и Олыма, и затем продвигаться на юг. Расчет строился на том, что вспомогательный пункт управлении (ВГУ) в Касторном успешно оборонялся 284 сд и взаимодействующими с ней соединениями: частями 2-й истребительной дивизии, 111-й и 119-й отдельными стрелковыми бригадами, 14-й и 170-й отдельными танковыми бригадами. Об этот узел обороны, словно об утес, разбивались германские атаки. В случае удачного наступления танковой группы Катукова, а затем и 5-й танковой армии и продвижения их на юго-запад можно было значительно сократить протяженность Брянского фронта. После выхода наших наступающих войск в район Касторного указанный узел обороны должен был стать центральной конструкцией устойчивости боевых порядков Красной Армии на этом участке театра военных действий, прикрывая танковую группу и 5-ю танковую армию от фланговых обходов бронетанковых сил врага. Но реализация такой цели могла быть успешной только тогда, когда оба контрудара танковых объединений Брянского фронта завершатся успехом.

Пока же планируемой танковой группе катастрофически не хватало пехоты (из 1 тк ранее даже изъяли мотострелковую бригаду. — Примеч. авт.), которая могла закрепить достигнутый танками успех. Поэтому на помощь Катукову спешно двигались новые резервы: 1-я гвардейская стрелковая дивизия генерал-майора И. Н. Руссиянова и 135-я стрелковая бригада. Также для поддержки наступающих танкистов к линии фронта подтягивался 8-й кавалерийский корпус[126]. Но все вышеперечисленные соединения могли быть введены в бой лишь через несколько дней, а до этого 1-й и 16-й танковые корпуса, а также 15-я стрелковая дивизия, должны были обходиться только собственными силами. Однако ситуация на фронте обороны 13А была настолько запутанной и сложной, что даже скоординировать действия увязших в позиционных боях корпусов было большой проблемой. Поэтому танковая группа Катукова в составе 1 и 16 тк, а также 15-й стрелковой дивизии была официально создана (распоряжением штаба Брянского фронта № 00266/оп. — Примеч. авт.) лишь 8 июля 1942 года[127], и тогда же составлявшие ее соединения приступили к «осмысленным» совместным действиям. До этого момента каждый из корпусов создаваемой танковой группы вел «личный бой» с немецкими войсками.

Некоторая степень взаимодействия существовала между бригадами 1-го танкового корпуса и 15-й стрелковой дивизии, тем более, что командиры вышеназванных соединений знали друг друга еще до войны.

Катуков по этому поводу в своих мемуарах вспоминал следующее:

«Справа от меня оборонялась 15-я стрелковая дивизия полковника Афанасия Никитича Слышкина. С ним я тоже был хорошо знаком. Перед самой войной, когда в Бердичеве я командовал танковой бригадой, А. Н. Слышкин был начальником военно-строительного участка. Выходец из донских казаков комдив 15-й отличался незаурядной личной храбростью»[128].

3 июля общая обстановка в полосе действий 1 тк и 15 сд была следующая. Противник, находясь на рубеже Мишино, южная окраина Алексеевки, прикрывая свой левый фланг артиллерией и танковыми засадами, главными силами развивал удар с рубежа Захаровка, Федоровка в северном и северо-восточном направлении.

1 тк (без 1 мсбр) вместе с 15 сд имели следующие задачи. Основными силами стрелковых частей удерживать рубеж Красный, Огрызково, Гордеевка — Елизаветинка; отм. 219,3; выс. 224, 4; Большая Ивановка. Главными силами танковых бригад нанести удар в двух направлениях: а) Мишино, Тураново, Замарайка; б) Большая Ивановка, Захаровка, Алексеевка (Ново-Панино), Волово; имея задачей «окружить и уничтожить прорвавшуюся группировку противника в районе Мишино, Замарайка, Волово, Хитрово».

В этот день нашим войскам сопутствовал успех.

89-я танковая бригада, оставив одну танковую роту для усиления 676 сп 15 сд в районе Гордеевка — Елизаветинка, главными силами при поддержке 321 сп 15 сд наносила удар в направлении Мишино, Турчаново, имея дальнейшую задачу овладеть н/п Замарайка. К 17.30 бригада стремительным ударом разгромила противника в Мишино, буквально разметав до полка германской пехоты и два дивизиона 385-го артполка. За день боевых действий 89 тбр было уничтожено: орудий разных калибров — 63, орудий ПТО — 14, танк — 1, повозок с боеприпасами — 8, станковых пулеметов — 7, ручных пулеметов — 24, минометов — 10 и около 2 тысяч солдат и офицеров.

1-я гвардейская танковая бригада вместе 253-м танковым батальоном и мспб 49-й танковой бригады вела наступление в следующих направлениях: а) одним танковым батальоном на Алексеевку (Старо-Панино), Волово; б) двумя танковыми батальонами и мспб с исходного положения — лощина западней Большой Ивановки, наносила удар на Захаровку (Хитрое, Алексеевка), Волово. Эта группировка имела задачу — во взаимодействии с 89 тбр и частями 15 сд уничтожить противника в районе Алексеевка, Захаровка. Но вражеским войскам на этом участке фронта, несмотря на большие потери, удалось удержать свои позиции. За день боя 1 тбр уничтожила: 3 орудия ПТО, автомашин с боеприпасами — 7, минометов — 3, станковых пулеметов — 16, один танк и до 600 солдат и офицеров противника.

Большая часть 49 тбр находилась в резерве в районе Юрские Дворы, недалеко располагался и 307 огмд, который из-за нехватки боеприпасов дал по позициям противника всего один залп, за день боевых действий уничтожив 15 автомашин, 25 подвод с боеприпасами и до 200 германских солдат.

Пока наши танковые бригады громили врага в районе Мишино, Алексеевки и Захаровки, вечером 3 июля германские силы из 88 пд вермахта с приданной артиллерией и танками, форсировав р. Кшень, исхитрились взять Огрызково, которое было предписано оборонять всеми возможными силами и средствами.

Весь день 4 июля прошел «под знаком великой битвы» за Огрызково. На этот раз в бой была двинута 49-я танковая бригада. В 04.00 части бригады перешли в наступление, затем атакующие были усилены 89 тбр и остатками 15 сд. К 20.30 после многочасового боя Огрызково, Вобрани, Новая Жизнь были взяты штурмом. Противник опять был отброшен за р. Кшень. В 24.00 49 тбр была выведена из боя, передав участок обороны 676 сп 15 сд.

В этот день также отличился 307-й дивизион РС, накрывший одним залпом из 4-х установок немецкую переправу в Калиновке.

5 июля, перегруппировавшись, 88 пд немцев опять стала теснить бригады 1 тк. Пехоты из 15 сд для создания многоэшелонированной позиционной обороны не хватало, поэтому штабом корпуса на наиболее опасных направлениях были расставлены несколько танковых засад — по 2–3 «тридцатьчетверки» в каждой. Таким образом, за день было подбито 12 германских танков.

Опять особо удачно действовал 307 огмд под командованием капитана С. В. Гаврюкова. «Катюши» расположили в н/п Гатище. С рубежа обороны 15 сд были подготовлены данные для открытия огня по участкам Ясная Поляна, Гордеевка — Елизаветинка, Мишино. Как только немцы начинали накапливаться в одном из районов для подготовки к атаке, их «накрывал» залп реактивных минометов. Таким образом, за день боя было уничтожено около 1100 германских солдат.

Но немцы, к вечеру 5 июля овладев Большой Ивановкой, постепенно теснили наши войска. 1-й танковый корпус (без 1 мсбр), отступая вместе с остатками 15 сд, в ночь с 5 на 6 июля имел задачу закрепиться на рубеже (иски.) Нижняя Кирилловка, выс. 189, 5, выс. 201, 0, Калабино, южная окраина Хитрово, Гдино, Секирино, уничтожать противника и не давать ему продвигаться в северном направлении.

6 июля германские войска перегруппировывали силы, поэтому на фронте царило относительное затишье. Только над штабом корпуса днем долго кружил вражеский разведчик «Хеншель-126», который нервировал руководство и нашу зенитную артиллерию. Самолет был сбит, летчики погибли.

7 июля немцы снова овладели инициативой. Несмотря на то что из-за активного сопротивления 1 тк и 15 сд их наступление на север затормозилось, германское командование вновь благодаря оперативному маневру сосредоточило танки и пехоту в районе Большая Ивановка, Захаровка, Александрова и перешло к активным действиям теперь в восточном направлении, против только что развернутого 8-го кавалерийского корпуса.

В преддверии организации танковой группы (видимо, устные указания об этом тогда были получены. — Примеч. авт.), пытаясь предотвратить прорыв фронта, командование 1 и 16 тк уже старалось координировать свои действия.

1 тк (без 1 мсбр) вместе с 15 сд и 16 тк имели задачу — прочно удерживать рубеж отм. 189,5, Калабино, Дробышево, Секирино. Поскольку пехоты было мало, обороняться решили довольно парадоксальным способом — путем нанесения контрударов.

16-й танковый корпус в свою очередь начинал наступление по противнику с рубежа Шишкино, Красный в направлении Большая Ивановка, Александровка, и во взаимодействии с 8-м кавкорпусом должен был овладеть Александровкой.

Атака началась 7 июля в 03.00. К 04.00 неорганизованные группы пехоты и танков (именно такие слова характеризуют действия 16 тк в отчете 1 тк. — Примеч. авт.) достигли Большой Ивановки, но, встреченные сильным огнем противника, откатились назад.

Согласно опять же отчету 1 тк, 16-й танковый корпус задачи не выполнил: «В Большую Ивановку врывалась одна пехота без танков, или наоборот — танки без пехоты. Отсутствовало всякое управление своими частями. Все атаки легко отбивались огнем противника и части корпуса, не имея связи между собой, откатывались в исходное положение, чем открыли фланги наших соединений (1 гв. тбр)»[129].

В это время танковые бригады 1 тк были скованы позиционными боями, в отсутствии достаточного количества пехоты представлявшими собой «странную смесь» из контратак, сменяющихся обстрелами противника из танковых засад.

49 тбр 07.07.42 года в тесном взаимодействии с 676 сп 15 сд удерживала рубеж: Нижняя Кирилловка (искл.), Калабино, дорога в 2 км юго-восточнее Юрских Дворов. Активными огневыми действиями и короткими ударами в направлениях отм. 219,3, Мишино бригада обеспечивала правый фланг 89 тбр. Около 18.00 до батальона пехоты противника атаковало наши войска из района Калиновки в направлении н/п Новая Жизнь. Под огнем танковых засад противник залег, а затем, контратакованный двумя танковыми взводами, был с большими потерями отброшен в исходное положение.

89 тбр 7 июля вместе с 321 сп 15 сд обороняли рубеж: большак в 2 км юго-восточнее Юрских Дворов, южная окраина Хитрово, берег ручья Юрской, Юдино. В 10.45 взвод легких танков Т-60 из 203-го батальона контратаковал противника, выдвинувшегося с высоты 211,2 на Юдино. Бой с немецкой пехотой продолжался два часа. Тут-то наши легкие танки Т-60, вооруженные 20-мм скорострельной пушкой ШВАК, и показали свои лучшие качества, шквальным огнем «срезая» цепи германских солдат. Бежавшие немцы оставили на поле до роты убитых пехотинцев.

1 гв. тбр в этот день стремительными контрударами отбивала атаки противника с высоты 212,2, нанося ему крупные потери. Откатившиеся в исходное положение войска врага утратили батарею на конной тяге, 4 автомашины и около 200 солдат и офицеров. Наша бригада потерь не имела.

307 огмд в течение дня в операциях не участвовал, находясь в резерве командира корпуса.

Боевые действия 16 тк до объединения корпусов в единую танковую группу описаны очень скупо, правда, в отчете не забыли «лягнуть» уровень боевой подготовки 1 тк.

С 3 на 4 июля, по оперативным данным штаба 16-го танкового корпуса, противник сосредотачивал свои войска в районе Захаровка, Богданово, Спасское.

4 июля 16 тк получил задачу совместно с 1 тк овладеть Захаровкой, но, «в силу отставания 1 тк и понесенных потерь 16 тк, атака не удалась»[130].

В течение 4 и 5 июля части корпуса вели бой на западном берегу р. Олым. 109 тбр 05.07.42 года под ударами вражеских танков от Самарино начала отход на восточный берег р. Олым, куда ранее также отошли 107 и 164 тбр, 15 мсбр, 106 сбр и 540 лап.

Ожесточенные танковые бои в междуречье рек Кшень и Олым, как видно из архивных документов, продолжались вплоть до 7 июля, однако ни действия танковых корпусов 3–6 июля, ни совместное наступление 7 июля не привело к разгрому германской ударной группировки, так как организация боевых действий командованием соединений оставляла желать лучшего.

Особенно «разобранным» к моменту создания танковой группы был 16 тк, который уже к 4 июля имел в своем составе не более 50 танков (а к 8 июля их оставалось не более 40). Соединение генерала М. И. Павелкина, предназначенное для ведения маневренной войны, управлялось из Ельца только посредством «аппарата Морзе», так как мощных радиостанций 16 тк не имел. Из-за особенностей штатного расписания войсковая разведка не справлялась со своими обязанностями — часто в бригадах корпуса вообще не знали, что за противник воюет перед ними, какова его численность и намерения. В 1-м танковом корпусе героя битвы под Москвой генерала М. Е. Катукова дела обстояли не столь мрачно — там и радиосвязь была, и соединения (за исключением 1 мсбр, переданной по приказу свыше в 13А) сохраняли некоторую боеспособность. Но 1-й танковый, вынужденный выполнять функции нескольких пехотных дивизий в позиционной обороне, лишенный способности широкого маневра, постепенно утрачивал людей и материальную часть. Поэтому решение о создании танковой группы являлось актом объединения еще уцелевших войск под руководством наиболее способного военачальника, чтобы опять попытаться нанести по врагу мощный фланговый контрудар.

Теперь автору хотелось бы остановиться на организации контрудара 5-й танковой армии. После провала 3 июля на воронежском направлении командование Брянского фронта могло думать только о том, чтобы не допустить противника на левый берег Дона. Но в центре и на своем северном крыле фронт еще располагал крупными резервами, которые можно было использовать для нанесения сильного контрудара по войскам противника, прорывающимся к Воронежу. Как уже говорилось, еще в начале июня из резерва Ставки фронту была передана 5-я танковая армия, которую впоследствии дополнительно усилили вновь прибывшим 7-м танковым корпусом. Удар танковой армии предполагалось скоординировать с наступательными действиями 1-го и 16-го танковых корпусов, нуждавшихся, по мнению Ставки, лишь в твердом управлении (на самом деле причины неудачных действий 1 и 16 тк были несколько иные, вообще удивительно, что, выполняя совершенно не соответствующие их функциям поставленные Ставкой задачи, они сохранили боеспособность. — Примеч. авт.). Кроме того, сильная ударная группа из общевойсковых соединений могла быть создана из не затронутых боями сил 3-й и 48-й армий. Таким образом, имелась реальная возможность собрать сильную фронтовую ударную группу (пять танковых корпусов, 7–8 стрелковых дивизий), способных при правильном управлении, как думалось тогда, изменить весь ход операции в нашу пользу. Этому в принципе способствовала и оперативная обстановка. Бронетанковые и моторизованные дивизии противника при выходе к Дону растянулись на широком фронте северо-западнее и южнее Воронежа[131]. Они уже понесли серьезные потери и были связаны боями с частями 40-й армии, отходившими к Воронежу, и 284-й стрелковой дивизии с частями усиления, оборонявшимися в районе н/п Касторное. Развернувшиеся фронтом на север против войск нашей 13-й армии части 55-го и 13-го армейских корпусов врага успеха не имели. У противника практически не было оперативных резервов. В этих условиях сильный массированный удар в направлении Елец, Старый Оскол первоначально под прикрытием противотанкового узла в Касторном, который на тот момент еще удерживался нами, мог бы резко изменить обстановку.

Но кто должен был организовать этот удар? Командующий фронтом уже находился в районе Воронежа, и все его внимание было привлечено к обороне этого направления. Тем более, уезжая, генерал-лейтенант Ф. И. Голиков по «организации сосредоточения и организованного ввода в сражение» 5 ТА указаний никому не давал. Штаб фронта и только что прибывший заместитель командующего БФ генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов, временно заменявший на основном КП комфронта, не могли предпринять контрудара без детального одобрения этой операции Голиковым. Видя «полный паралич власти» на Брянском фронте, инициативу по организации контрудара 5-й танковой армии взял на себя Генеральный штаб. В ночь на 4 июля командующий 5-й танковой армией генерал-майор А. И. Лизюков получил директиву Ставки о подготовке и проведении контрудара. В ней говорилось: «Ударом в общем направлении Землянск, Хохол (35 км юго-западнее Воронежа) перехватить коммуникации танковой группировки противника, прорвавшейся к реке Дон на Воронеж; действиями по тылам этой группы сорвать ее переправу через реку Дон. С выходом в район Землянск, Хохол помочь отходу левого крыла 40-й армии через район Горшечное, Старый Оскол на Воронеж…»[132]

Утром 4 июля на КП Брянского фронта прибыл начальник Генерального штаба генерал-полковник A. M. Василевский и сразу выехал в штаб 5-й танковой армии. Здесь он в присутствии начальника штаба фронта генерала М. И. Казакова уточнил ей (5 ТА) задачу, которая, на взгляд НШ Брянского фронта, была очень осторожной. В 5-й танковой армии имелось около 650 танков, тогда как у противника севернее Касторного было не более 300 танков, которые уже в течение недели вели ожесточенные бои.

В таких условиях 5-й танковой армии можно было поставить более решительную задачу, а для содействия ее удару привлечь возможно большее количество сил северного фаса Брянского фронта. Но даже поставленная 5-й танковой армии ограниченная задача, если бы она была выполнена, могла существенно повлиять на обстановку под Воронежем. При нашем численном превосходстве в танках основные (танковые) силы противника могли быть разбиты и войска левого крыла фронта получили бы возможность закрепиться на оборонительном рубеже западнее Дона. Операцию было приказано начать не позднее 15–16 часов 5 июля, не ожидая полного сосредоточения всех сил армии.

Но попытка комбинированных действий объединенных сил северного фланга Брянского фронта разваливалась на глазах у нашего командования. 1-й и 16-й танковые корпуса 4 июля не могли наладить элементарного взаимодействия. Пользуясь этим, германские войска стали опять штурмовать Касторное: 11-я танковая и 377-я пехотная дивизии вермахта обошли Касторное с севера, а 9-я танковая — с юга. Как уже говорилось, из-за угрозы полного окружения в ночь на 5 июля 284-я стрелковая дивизия в полном порядке, со средствами усиления, прикрываемая оставшимися танками из 14-й и 170-й танковых бригад, отошла и сосредоточилась в районе н/п Тербуны.

Таким образом, наступление 5-й танковой армии 5 июля не могло рассчитывать на какие-либо активные вспомогательные действия на других участках северного фланга Брянского фронта.

Теперь коснемся истории создания этого новейшего бронетанкового объединения. К формированию 5-й танковой армии командование Брянского фронта приступило 29 мая 1942 года на основании директивы Ставки ВГК № 994021. В состав 5 ТА первоначально вошли 2-й (26, 27, 148-я танковые и 2-я мотострелковая бригады) и 11-й (53, 59, 160-я танковые и 12-я мотострелковая бригады) танковые корпуса, 340-я стрелковая дивизия, 19-я отдельная танковая бригада, 66-й гвардейский минометный полк, 611-й легкий артиллерийский полк РГК, отдельный батальон связи, отдельный зенитный дивизион и рота охраны штаба армии[133]. Все части формировались и располагались в Ельце и его окрестностях. Основная фаза формирования армии проходила с 29 мая по 12 июня 1942 года, но штаб 5 ТА удалось лишь кое-как сколотить к 17 июня. Например, начальник штаба, военком штаба и начальник оперативного отдела объединения прибыли только 11 июня, а помощник начальника оперативного отдела, начальники отделов кадров и укомплектования и того позже — к 17 июня. До этого их функции выполняли «случайные» люди из оперативного отдела, совмещая дополнительную работу со своими прямыми обязанностями. Также только 17 июня в распоряжение армии прибыли необходимые для эффективного функционирования штаба части и подразделения — батальон связи, штабная авторота, а также 57-й автобатальон.

Боевой состав 5-й танковой армии (данные по БТТ на 6 июля 1942 года)

Наименование соединения Тип танка Примечания Всего
KB Т-34 Т-60 МК II «Матильда»
2 тк (26, 27, 148 тбр; 2мсбр; рп ГСМ) на 6.07.1942 года
26 тбр 44 21 65
27 тбр 44 21 65
148 тбр 26 27 53
Итого 26 88 69 183
7 тк (3 гв. тбр, 62 тбр, 87 тбр; 7 мсбр; рп ГСМ) на 6.07.1942 года
3 гв. тбр 33 27 60
62 тбр 44 21 65
87 тбр 52 35 87
Итого 33 96 83 212
11 тк (3, 59, 160 тбр; 12 мсбр; 11-я рота подвозка ГСМ) на 6.07.1942 года
3 тбр 24 27 11 тк были приданы: 611 лап, 15-я и 32-я минно-заградительная роты 1302 инжсб, с 13.07 314 огмд 51
59 тбр 21 44 65
160 тбр 21 44 65
Итого 24 69 88 181
Всего 83 184 221 88 576
19 тбр армейского подчинения** на 6.07.1942 года
19 тбр 44 21 65
Итого 44 21 65
В целом* 83 228 242 88 641

* Как видно из табличных данных, всего на 6 июля 1942 года в 5-й танковой армии насчитывался 641 танк, из них: 83 KB, 228 Т-34, 88 МК II «Матильда» и 242 Т-60. Таким образом, танки Т-60 составляли 38 % общего количества боевых машин 5 ТА.

** Помимо 19-й танковой бригады командованию армии напрямую подчинялись 340-я стрелковая дивизия, 66-й минометный полк, 611 лап РГК, отдельный зенитный дивизион, отдельный батальон связи и отдельная рота охраны.


Командующим 5-й танковой армии был назначен генерал-майор А. И. Лизюков, а военкомом — дивизионный комиссар Г. Л. Туманян (начальником штаба 5 ТА был назначен; полковник П. И. Другов. — Примеч. авт.). Биография командарма была довольно типична для советского периода той эпохи. Александр Ильич Лизюков, 1900 года рождения, был средним из трех сыновей в семье гомельского учителя. Вступив добровольцем в Красную Армию в 1919 году, он связал с ней всю свою последующую жизнь. Участвовал в Гражданской войне в качестве командира взвода, а затем батареи на Юго-Западном фронте. По указанию партии боролся с отрядами Антонова. В 1923 году окончил КУКС — курсы усовершенствования командного состава, после чего стал сначала заместителем командира бронепоезда, а затем командиром отдельной танковой роты. Вскоре А. И. Лизюков — уже командир 2-го отдельного танкового полка РГК Ленинградского военного округа, ас 1935 года — командир 6-й тяжелой танковой бригады имени С. М. Кирова. В 1936 году за успешное руководство вверенными ему танковыми частями Александр Ильич получил орден Ленина, что являлось тогда чрезвычайно редким явлением (в 1938 году он также получил медаль XX лет РККА. — Примеч. авт.).

По сравнению с большинством средних и старших командиров, управлявших деятельностью Красной Армии в предвоенный период, особенно во второй половине 30-х годов, Александр Ильич Лизюков был достаточно образованным человеком. Как известно, образование закладывается в семье, а командарм 5 ТА как-никак вырос в семье служащего — учителя. Революция помешала ему получить целостное образование, но общий уровень интеллектуального мировоззрения Лизюкова был достаточно высок — не зря его направляли служить только в «технические» рода войск: в артиллерию, в бронепоездные и танковые части. Кроме того, в конце 30-х годов Александр Ильич преподавал на Ленинградских курсах усовершенствования комсостава. Такая разносторонняя деятельность свидетельствовала о том, что Лизюков очень неплохо разбирался в тактике и стратегии использования механизированных войск, а главное — имел и теоретические, и практические представления о применении различных типов танков в условиях надвигающейся войны.

Как и многие талантливые командиры РККА, в 1938 году Александр Ильич был необоснованно репрессирован. Лишь перед началом войны полковника Лизюкова вновь вернули в строй. В конце июня 1941 года назначенный на должность заместителя командира 36-й танковой дивизии А. И. Лизюков следовал (в одном вагоне с писателем K. M. Симоновым) к новому месту службы в Белоруссию. Но дальше Борисова поезд не пошел, впереди уже был противник.

Вскоре состав стала бомбить германская авиация. Спасаясь от смертоносного огня, люди бросились в лес, где уже скопилось немало советских бойцов, пробивающихся на восток из окружения. Обладая несомненным военным дарованием, Александр Ильич мгновенно оценил обстановку и принял решение: предотвратить панику и не допустить захвата противником с ходу моста через реку Березину, к которому настойчиво продвигались передовые части 47-го моторизованного корпуса из 2-й танковой группы вермахта генерала Гейнца Гудериана.

В течение нескольких суток Лизюкову удалось сколотить импровизированную воинскую часть, которая во взаимодействии с подразделениями Борисовского танко-технического училища (начальник корпусной комиссар И. З. Сусайков) заняла выгодный рубеж обороны. Несмотря на нехватку вооружения и боеприпасов, сводным частям Красной Армии удалось удержать позиции до подхода 1-й мотострелковой дивизии генерала Я. Г. Крейзера, развернувшейся на восточном берегу Березины. Германские войска надолго задержались на этом участке.

После стабилизации обороны согласно предписанию для дальнейшего следования в расположение 36 тд Александр Ильич получил справку, в которой говорилось, что А. И. Лизюков «действительно с 25.6 по 9.7.41 г. находился при штабе Борисовской обороны в должности начальника штаба». Этот документ был отпечатан на бланке с грифом: «НКО. Штаб группы Борисовской обороны», подписан руководителем обороны И. З. Сусайковым и скреплен соответствующей печатью.

Действия Александра Ивановича в этом сражении высоко оценил Маршал Советского Союза К. С. Тимошенко, в тот период командующий Западным фронтом. Бывший попутчик А. И. Лизюкова писатель Константин Симонов впоследствии писал: «Под Борисовом, в сложной остановке растерянности и неразберихи, я запомнил на всю жизнь полковника Лизюкова… Он с тех пор мысленно стал для меня одним из образцов не только чисто военного, но и — шире говоря — гражданского мужества».

За проявленное мужество и героизм при обороне в районе Борисова на реке Березина (лично ходил в штыковую атаку) уже 5 августа 1941 года ему было присвоено звание Героя Советского Союза. В дальнейшем А. И. Лизюков последовательно — заместитель командира 36-й танковой дивизии, командир 1-й Московской мотострелковой дивизии, а затем — 2-го танкового корпуса. Таким образом, исходя из всех перечисленных фактов, следует признать, что с мая 1942 года 5-ю танковую армию возглавил образованный, храбрый и мужественный командующий.

Теперь проанализируем состав новообразованной танковой армии. По своему составу включенные в нее танковые корпуса были достаточно однотипны — они состояли из одной тяжелой танковой бригады на KB и двух бригад средних танков, укомплектованных средними Т-34 и легкими Т-60. В 11-м танковом корпусе вместо Т-34 были малоподвижные, но зато хорошо бронированные танки сопровождения пехоты британского производства MK II «Матильда II».

17 июня командование армии получает приказ штаба Брянского фронта о передислокации объединения в район городка Ефремов для прикрытия участка возможного прорыва германских частей. На новом месте соединения и части 5 ТА занимались боевой подготовкой, вели разведку и строительство оборонительных сооружений.

После прорыва немецкими войсками нашей обороны на стыке 40-й и 21-й армий боевым распоряжением штаба Брянского фронта от 3 июля 1942 года № 00259/оп 5-я танковая армия стала перебрасываться в район Ельца. Сосредоточение частей и соединений шло по смешанной системе — пехота, гусеничные машины и грузы перевозились по железной дороге, остальная техника выдвигалась походным порядком. Однако малая пропускная способность железной дороги Ефремов — Елец и одновременная перевозка в район Ефремова частей 3-й танковой армии привели к тому, что сосредоточение 5 ТА сильно растянулось по времени. Например, части 340-й стрелковой дивизии заканчивали выгрузку лишь 6 июля.

Директивой Ставки ВГК, полученной в 2 часа ночи 5 июля, в состав армии был включен перебрасываемый из Калинина 7-й танковый корпус (3-я гвардейская, 62, 87-я танковые и 7-я мотострелковая бригады) полковника П. А. Ротмистрова. В подчинение командарму 5 ТА 7-й танковый корпус переходил с 23.00 5 июля 1942 года (в некоторых архивных документах указана дата 4 июля. — Примеч. авт.).

Усиление армии являлось положительным моментом, но отрицательной составляющей, влияющей на ситуацию, стало требование Ставки начинать операцию, не дожидаясь сосредоточения всех соединений и частей 5-й танковой армии, «вводя 2-й и 11-й танковые корпуса в бой побригадно». Прикрытие бронетанковых соединений должна была осуществлять авиационная группа генерал-майора Ворожейкина.

Свой боевой приказ № 1 командарм Лизюков отдал еще в 14.00 5 июля 1942 года. Согласно этому документу, 7 тк ставилась задача, указанная директивой Ставки, и уточнялось, чтобы 3 гв. тбр до смены ее частями 53 тбр 11 тк «иметь на рубеже Вислая Поляна, Новосельское для обеспечения действий армий справа. Начало действий — немедленно».

11 тк (без 12 мсбр) должен был ударом в направлении Вислая Поляна, Казинка, Нижняя Ведуга, Нижнее Турово во взаимодействии с 7 тк овладеть н/п Казинка, Долгое, Зацепино, а в дальнейшем — Верхнее и Нижнее Турово.

2 тк (без 2 мсбр) — наступать за 7 тк в направлении Перекоповка, Землянск, Хохол, расположив 148 тбр в районе Нережа, Калабино, с задачей обеспечения переправ у Задонска. Начало боевых действий планировалось с подхода к рубежу — река Кобылья Снова.

340 сд приказывалось к исходу 5.7 занять оборону на рубеже Виктория (Рублевка), отм. 110,6, (севернее Ольшаный Колодезь, Ксизово (Кейзово), имея один полк во втором эшелоне на северном берегу реки Дон в районе Верхне-Казачье[134].

Генерал-майор А. И. Лизюков в точности реализовал практически невыполнимые указания Ставки, за что затем и поплатился. Впоследствии в своих воспоминаниях генерал М. И. Казаков, летом 1942 года бывший начальником штаба Брянского фронта, напрямую винил в провале очередного наступления советских войск себя (что достаточно редко случается. — Примеч. авт.) и командующего 5-й танковой армией: «Подготовленное в спешке наступление не имевшей боевого опыта 5-й танковой армии успеха не имело. Командующий армией слабо организовал взаимодействие между артиллерией, штурмовой авиацией и танками, а штаб фронта ему в этом не помог. При постановке задач корпусам генерал Лизюков ограничился повторением на карте той задачи, которую получил сам. Вслед за этим командиры корпусов также по карте поставили задачи командирам бригад. Вместо того чтобы организовать одновременно массовую атаку танков силами хотя бы четырех-пяти бригад на фронте 12–15 км, командиры корпусов вводили их в бой из колонн по методу ввода в готовый прорыв с выделением передовых батальонов, примерно по два батальона от корпуса.

В итоге наступление танковых корпусов свелось, по существу, к боевым действиям только этих передовых батальонов, а остальные их силы стояли на месте и несли потери от огня немецкой авиации. Но даже эти весьма слабые удары вынудили противника повернуть на север обе танковые дивизии 24-го танкового корпуса: 11-ю в направлении на Тербуны, а 9-ю через Землянск на Озерки»[135].

Вроде бы все понятно — «вырисовывается» целостная картина ситуации, а также указаны причины и виновники неудачи: немного провинился штаб Брянского фронта — «не доглядели», не проконтролировали должным образом Лизюкова; ну а основная вина — это «целый ворох» просчетов самого командарма. Однако когда изучаешь документы 5 ТА, начинаешь подозревать Казакова в использовании популярного тезиса о том, что «самокритика — это лучшая защита от чужой критики».

В отчете «О боевых действиях 5-й танковой армии с 6 по 18 июля 1942 года» наряду с задачами объединения (то есть 5 ТА) четко указаны сроки начала операции — «не позднее 15–16 часов 5.7, не ожидая окончательного сосредоточения всех сил армии. Уже сосредоточенный 7 тк — передислоцировать к первой половине дня 5.7 в район Каменка, Большая Поляна, Вислая Поляна, Тербуны 2-е, Перекоповка и, усилив его 157 и 161 тбр, 2 и 12 мсбр, уничтожить противника в этом районе и занять Землянск. Прибывающие тбр 2 и 11 тк вводить в бой побригадно восточнее 7 тк»[136]. Цитата из документа позволяет взглянуть на известные события «под несколько другим углом зрения».

Почему 5 ТА вдруг внезапно придали 7-й танковый корпус, который перебрасывали на ТВД железнодорожным транспортом из Калинина? Да потому, что он был полностью погружен на платформы еще несколько дней назад, в составе десятка эшелонов прибыл на ТВД и мог развернуться в районе назначения хоть и к вечеру, но 5 июля, чтобы 6 июля начать реальные боевые действия. Но и это еще не вся правда. Собственно 5-я танковая армия в составе штаба, двух танковых корпусов, соединений и частей усиления только двигалась к местам сосредоточения, поэтому даже ее передовые бригады не могли начать операцию ранее 6 июля. А в Ставку еще ранее доложили, что наступление 5 ТА планируют начать 5 июля. Его формально и начали — в 23.00 5 июля 1942 года. Но реально, кроме маневров, никаких действий не произошло, а немецкие войска не были скованы боями с 5 ТА и реализовывапи свои собственные намерения как хотели.

7-му танковому корпусу, как было описано выше, поставили задачу начать операцию по разгрому землянской группировки противника, а с подходом остальных соединений и частей 5-й танковой армии «вводить их в бой». Штаб армии был развернут в районе н/п Слепуха.

Командир 7 тк отдал приказ на нанесение контрудара только в 01.30 ночи 6 июля с задачей начать атаку в 06.00, то есть через четыре с половиной часа. Главный удар наносился в направлении Землянска, с дальнейшим развитием наступления на н/п Хохол. Приданные 157 и 161 тбр «найти» не удалось, но 2-ю и 12-ю мотострелковые бригады изыскали.

Эшелоны 11 тк стали прибывать на станцию Долгоруково только к вечеру 5 июля 1942 года, а 20-й танковый корпус в это время еще начинал погрузку на станции Ефремов. 340 сд только одним полком к вечеру 6 июля заняла оборону южнее Задонска.

11 тк вышел в район Ивановка, Вислая Поляна лишь к 02.00 7 июля, при этом весь предыдущий день его движущиеся колонны бомбила немецкая авиация.

2 тк вышел в назначенный район лишь к 10.00 7 июля, а его 148-я танковая бригада начала разгрузку на станции Долгоруково только в 11.00 этого же дня.

Таким образом, утром 6 июля нанести контрудар смог только усиленный 19-й танковой бригадой, 2-й и 12-й мотострелковыми бригадами 7-й танковый корпус (правда, около половины собственных бригад которого находилась во втором эшелоне и резерве). В ходе атаки соединения и части корпуса встретились с пехотой 11 мп и танками (33 тп) наступающей 9-й танковой дивизии вермахта, с которыми вели бой в течение всего дня. В результате сражения 6.7.42 года 7-й танковый корпус с приданными частями вышел на рубеж реки Кобылья Снова, отражая атаку танков противника в направлении Озерков, Каменка. А к исходу дня наши войска на участке Перекоповка, Каменка овладели правым берегом реки Кобылья Снова, но дальше продвинуться не смогли.

Противник, понеся значительные потери на рубеже реки Кобылья Снова, закрепился на рубеже: лес 0,5 км восточнее Ивановки, южнее н/п Скаты, высоты 218, 89, Перекоповка. Танки немецких войск действовали: до 30 — на участке западнее Хрущево и до 150 — в районах Перекоповка, Каменка. Всего перед фронтом 7 тк и приданных ему частей действовало до 200 танков и полка мотопехоты противника (находящихся в основном в районе Перекоповка, Каменка).

7-й танковый корпус вместо намеченной даты 5 июля начал действовать на сутки позже. Отсутствие энергичных действий, разведки и маневра привели к тому, что, столкнувшись с противником, которого наши войска превосходили численно, и имея более совершенные конструкции танков (200 германских танков против 246 наших; один немецкий мотополк против трех наших мотобригад и четырех мотобатальонов), 7 тк 6 июля только немного потеснил врага.

Наша разведка, а затем и основные силы пытались захватить переправы через реку Кобылья Снова в населенных пунктах, но впоследствии оказалось, что через водную преграду есть несколько вполне пригодных для форсирования бродов, пользуясь которыми можно было легко обойти германские позиции с востока.

Таким образом, ночью с 6 на 7 июля 1942 года командарм Лизюков, не добившись немедленных успехов, которых ждали от него руководство Брянского фронта и Ставка, должен был продолжать наступление. Значительная часть войск армии еще находилась в процессе сосредоточения. Несколько забегая вперед, хочу отметить, что 66-й гвардейский минометный полк прибыл только утром 7 июля, 2-й танковый корпус вышел в назначенный район лишь к 10.00 7 июля, а его 148-я танковая бригада начала разгрузку на станции Долгоруково по достижении 11 часов утра.

Вести активные боевые действия 7 июля могли — «блуждающий» в поисках переправ «усеченный» 7-й танковый корпус с соединениями и частями усиления и 11-й танковый корпус. Последнему, несмотря на то что 6 июля германская авиация непрерывно бомбила его части во время марша, к двум часам ночи 7 июля удалось сосредоточиться в районе Вислая Поляна, Ивановка, Приклоновка (танки и пехота расположились на опушках лесного массива вблизи этих населенных пунктов. — Примеч. авт.). Реально имея в распоряжении два танковых корпуса, командующий 5 ТА своим приказом № 2 от 07.07.42 года в 03.30 поставил ближайшей задачей армии — уничтожение противостоящего противника в районе Ломовка, Перекоповка, Озерки (северные). Для этого 11 тк было определено направление: Новосильское, Хрущево (западное), Спасское, Высочнино. 7 тк должен был действовать из района Перекоповка, Каменка, также наступая на Высочнино. 2 тк, подходивший ночью к району сосредоточения по мере выгрузки, был оставлен в резерве в районе Карташевка, Заречье, Ломовец, имея 148 тбр на рубеже Нережа, Калабино. 340-я стрелковая дивизия продолжала выполнять задачу согласно приказу № 1/оп[137].

Войска армии продолжали действовать очень вяло. Командование 11 тк приказ из армии получило только в 06.40 7 июля. 53-я танковая бригада атаковала противника, и к 15.00 танкисты овладели н/п Хрущево (западное). 59-я бригада в сражении поучаствовать не успела, так как нашла брод и переправилась через реку Кобылья Снова только к 17.00. 160-я танковая бригада переправилась через речку еще позже. Таким образом, из всего 11 тк бой 7 июля вела только 59-я танковая бригада.

7-й танковый корпус в середине дня вновь переправился через речки Кобылья Снова и Каменка, а к ночи опять оказался на ее левом берегу.

2-й танковый корпус, оставаясь в резерве, как уже говорилось, к 10.00 закончил свое сосредоточение, но в этот день боевых действий не вел.

Наступательные действия 5-й танковой армии 7 июля, как и днем ранее, особо успешными назвать нельзя. По оценкам командования Брянского фронта, «провальные» результаты имели следующие причины: нерешительность действий командиров бригад, отсутствие организации разведки и маневра. Кроме того, 11 тк вопреки директиве Ставки вводился не восточнее 7 тк, где скорее можно было бы продвинуться вперед, а западнее, против уже организованной обороны противника. «Вместо того, чтобы согласно директиве Ставки, быстро наращивать силы левее 7 тк, ожидали, пока весь 11 тк сосредоточится, а введенный в бой 11 тк начал действовать только во второй половине дня, да и то, по существу, одной бригадой. 2 тк в этот день в бою ни одной бригадой не участвовал. Кроме того, даже те небольшие успехи, которых удалось достигнуть, переправившись на южный берег реки Кобылья Снова, закреплены не были. С наступлением темноты бригады отходят для заправки и приведения себя в порядок на северный берег».

Попытки наступления командованием 5-й танковой армии продолжались до 8 июня. Они привлекли на себя еще некоторые вражеские части, но разгрома его основных сил западнее Воронежа не получилось.

Обличая неудачные действия командования 5-й танковой армии, руководство Брянского фронта одновременно указывало на то, что боевую задачу Лизюкову определял непосредственно Генеральный штаб, поэтому прямой вины БФ в провале наступления вроде бы нет.

Однако через 22 года бывший начальник штаба Брянского фронта генерал М. И. Казаков скажет следующую фразу: «Но если бы даже штаб Брянского фронта был привлечен к руководству контрударом, от этого ход событий вряд ли бы улучшился, так как штаб фронта к этому еще не был подготовлен»[138]. Что же стояло за этими словами?

Конечно, все вышеперечисленные ранее недостатки при ведении боев 5 ТА имели место. Но главной причиной неуспеха объединения Лизюкова в его наступательных действиях 5–7 июля, по мнению автора, следует считать стратегические и тактические просчеты командования Брянского фронта, которое не только не смогло эффективно противостоять наступающей немецкой группировке, но и, боясь ответственности, искажало информацию о реальной обстановке на вверенном ему ТВД, вводя в свою очередь в заблуждение Ставку, которая уже в свою очередь посылала на фронт нереальные директивы, невозможные для выполнения командованием Брянского фронта и подчиненных ему объединений, что заставляло руководство БФ формировать новые искажения реальной информации. Таким образом, ложь разрасталась «как снежный ком», где новые порции вранья наслаивались друг на друга. Подобные «византийские» отношения в связке «начальник — подчиненный» очень характерны для этнопсихологии нашей страны и, честно говоря, российскому государству много пользы не приносят. Выходов из подобной патовой ситуации всего несколько: реорганизация фронтового объединения и включение в его состав новых людей (а значит, и новых «глаз». — Примеч. авт.); назначение нового командующего фронтовым объединением, который не отягощен предыдущими неудачами, а значит, может давать более объективную информацию об обстановке на вверенном ему фронте; отправка на передовую высокопоставленных наблюдателей-контролеров, имеющих возможность самостоятельно влиять на ситуацию.

Все эти «лечебные меры» по отношению к руководству Брянского фронта начали применяться уже через неделю после начала германского наступления. Как уже неоднократно упоминалось ранее, утром (по воспоминаниям М. И. Казакова, начальник Генштаба прибыл на командный пункт в районе Ельца 4 июля 1942 года. — Примеч. авт.) на КП Брянского фронта в район Ельца прибыл начальник Генерального штаба Красной Армии генерал-полковник A. M. Василевский (в тот момент на КП находились начальник штаба фронта генерал М. И. Казаков и заместитель командующего фронта генерал Н. Е. Чибисов, комфронта генерал Ф. И. Голиков уже выехал в Воронеж для организации обороны города. — Примеч. авт.), который в разговоре с Казаковым «доверительно» сообщил ему, что в ближайшие дни на воронежском направлении будет создаваться новое фронтовое объединение в составе 60, 40-й и 6-й армий. Командующим Воронежским фронтом будет назначен генерал-лейтенант Ф. И. Голиков, а руководство Брянским фронтом будет поручено новому военачальнику[139].

К вечеру 7 июля все решения были приняты. Согласно директиве Ставки, огромный Брянский фронт с двумя самостоятельными центрами управления разделили на два (фронтовых) объединения: собственно Брянский фронт в составе 3, 48, 13-й общевойсковых, 5-й танковой армии, 1, 16-го отдельных танковых, 8-го кавалерийского корпусов и авиации фронта (в конце июля переформирована в 15-ю воздушную армию), и Воронежский фронт — 60, 40, 6-я общевойсковые армии, 4, 17, 18, 24-й отдельные танковые корпуса и 2-я воздушная армия. Не мудрствуя лукаво, возглавить новый Брянский фронт было пока поручено заместителю командующего предыдущим фронтовым объединением — генерал-лейтенанту Н. Е. Чибисову.

Биография нового комфронта была достаточно типична для советских военачальников. Никандр Евлампиевич родился 5 ноября 1892 года в крестьянской (казачьей?) семье в станице Романовская Донской области. В 1913 году был призван в «царскую» армию. С осени 1914 года участвовал в боях Первой мировой войны. В 1915 году окончил Петергофскую школу прапорщиков и был вновь отправлен в действующую армию, где успешно командовал ротой на Западном и Юго-Западном фронтах. В Красной Армии с 1918 года. В годы Гражданской войны сражался в рядах РККА на Петроградском, Карельском, Псковском и Западном фронтах, а также против повстанческих отрядов Антонова и Колесникова (был командиром взвода, роты, батальона, полка, помощником начальника и начальником штаба стрелковой бригады). В 1922–1937 годах служил на штабных и командных должностях в Красной Армии. В 1931 году Н. Е. Чибисов вступил в ряды ВКП(б). Три года спустя был направлен в Военную академию им. М. В. Фрунзе, которую успешно окончил в 1936 году. С 1937 года Чибисов стал командиром стрелковой дивизии, а с 1938 года — стрелкового корпуса. В период советско-финляндского конфликта возглавлял штаб 7-й армии. С июля 1940 года Никандр Евлампиевич был назначен заместителем командующего войсками Ленинградского военного округа, а с января 1941 года — стал командующим Одесским военным округом. В 23.00 21 июня Н. Е. Чибисов отдал приказ о приведении войск вверенного ему округа в полную боевую готовность, что позволило организованно отразить первый удар противника. С начала Великой Отечественной войны — командующий 9-й отдельной армией, Приморской группой Войск Южного фронта (позднее Отдельная Приморская армия), затем 6-й армией и, наконец, до 7 июля — в должности заместителя командующего Брянским фронтом[140].

Автор не случайно останавливается на биографии этого человека. Безусловно храбрый (указом Президиума Верховного Совета СССР от 29 октября 1943 года в связи с успешным форсированием 38-й армии Днепра командующему генерал-лейтенанту Н. Е. Чибисову было присвоено звание Героя Советского Союза. — Примеч. авт.), опытный и достаточно образованный генерал «продержался в кресле комфронта» всего неделю, не сумев реализовать указания Ставки, отметился стычкой с командующим 5 ТА Лизюковым, что послужило косвенной причиной гибели последнего, но был «плавно», без последствий, понижен до командующего группой войск, а затем командующего армией. Современники не отмечают каких-то патологических особенностей в характере Н. Е. Чибисова (известнейший советский полководец К. К. Рокоссовский характеризовал Н. Е. Чибисова как «неторопливого, пожалуй даже флегматичного человека»; однако уже в бытность командующего оперативной группой войск фронта генерал Н. Е. Чибисов отдал тогда уже пониженному до командира 2 тк генералу А. И. Лизюкову приказ лично прорваться к 89 тб 148 тбр и вывести его из окружения; Лизюков и комиссар Ассоров приказ выполнили, но при прорыве из окружения 25 июля их танк был подбит, а сами они погибли. — Примеч. авт.), но все-таки успешно командовать фронтом — это такая же «искра божья» и своеобразный вид творчества, и не каждому подобное было дано. А воевать в начале войны с румынами — это совсем не то, что встретиться с германской армией, да еще и в период ее наивысшего расцвета. Недолгое командование Брянским фронтом станет вершиной военной карьеры Никандра Евлампиевича Чибисова (впоследствии он будет командовать армиями, а с июня 1944 года генерал-полковник Н. Е. Чибисов станет начальником Военной академии РККА им. М. В. Фрунзе. — Примеч. авт.), но это выяснится гораздо позднее. А пока Брянскому фронту нового формирования была поставлена задача: «Прочно удерживать силами 3, 48-й и 13-й армий занимаемый фронт, силами 5-й танковой армии, усиленной 7-м танковым корпусом и одной стрелковой дивизии за счет 60-й армии, активными действиями на юг, по западному берегу реки Дон в направлении на Хохол, перехватить пути подвоза и тыла танковой группы противника, прорвавшейся на Дон у Воронежа».

Ближайшей задачей войск Воронежского фронта, которыми теперь командовал генерал-лейтенант Ф. И. Голиков (после реорганизации он также долго не продержался в своей должности. — Примеч. авт.), было перейти в наступление и «во что бы то ни стало очистить восточный берег реки Дон от противника и прочно закрепиться для обороны на этом берегу в пределах всей полосы фронта».

В тот же день командующим Брянским, Воронежским, Юго-Западным и Южным фронтами было приказано провести рекогносцировку местности и приступить к строительству оборонительных рубежей в тылу своих войск.

Для оказания помощи в организации обороны в район Воронежа были направлены представители Ставки: начальник Главного автобронетанкового управления Красной Армии генерал-лейтенант Я. Н. Федоренко (находился на Брянском фронте прежнего формирования с 28 июня 1942 года), заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин и член Военного совета ВВС РККА армейский комиссар 2-го ранга П. С. Степанов.

Таким образом, период двоевластия в сражении под Воронежем закончился.

Роковая стратегия (вместо эпилога)

День 7 июля стал судьбоносной датой, определившей весь ход кампании 1942 года, а может быть, и всей войны. Старая «общегерманская» болезнь — недооценка сил и возможностей противника — опять дала о себе знать. Гитлеру казалось, что, как и несколько дней назад, он может вновь «поправить» директиву № 41 и поставить перед германскими войсками еще более масштабные задачи.

7.07.1942 года полоса наступления группы армий «Юг» была разделена. В этот день генерал-фельдмаршал фон Бок записал в своем дневнике: «Поступил приказ на принятие генерал-фельдмаршалом Листом командования над 11-й, 17-й полевыми и 1-й танковой армиями. Тем самым сражение расчленяется на две части»[141].

Подобное разделение группы армий «Юг» было предусмотрено германскими планами. Однако из-за неожиданных успехов немецких войск в боях с Брянским фронтом (наступление, как известно, здесь началось 28 июня) ситуация позволила быстрее начать операцию против Юго-Западного и Южного фронтов (наступление на этом участке началось 30 июня), войскам которых вермахту тоже удалось довольно оперативно нанести несколько локальных поражений. В целом в ходе наступления с 28 июня по 7 июля германским силам удалось прорвать оборону Красной Армии на 300-километровом фронте. Продвинувшись на 150–170 километров, немцы вышли к Дону в районе Воронежа и глубоко охватили войска Юго-Западного фронта с севера.

Таким образом, а в этом мнении были едины и фюрер и управленческие штабы вермахта, через 10 суток после начала операции большая часть задач операции «Блау» была реализована. Правда, ряд кварталов Воронежа еще оборонялись советскими войсками, но 7 июля германское радио сообщило своему населению о взятии города, что практически и было правдой. Содержание германских сводок свидетельствовало о том, что Гитлер считал взятие Воронежа делом нескольких дней и не видел более опасности от советских танковых группировок на левом фланге группы армий «Юг». Считая невозможным нанесение Красной Армией каких-либо контрударов, он уже без всякой боязни решил примерно за неделю до намеченного срока (с 9 июля) начать третью наступательную операцию, позднее оформившуюся в военно-исторической литературе под наименованием «Клаузевиц».

Однако в сравнении с директивой № 41 от 5 апреля 1942 года и разработанными на основе этой директивы боевыми документами новые планы Гитлера отличались не только по временным, но и по сущностным параметрам. Фюрер считал, что прорыв на Сталинград в новой операции легко осуществим, поэтому имеется дополнительная возможность начать широкомасштабное окружение советских войск на нижнем Дону с центром в Ростове. В связи с этим Гитлер своим указанием прервал марш 4-й танковой армии вдоль Дона в направлении на Сталинград, остановил ее перед большой излучиной Дона и повернул ее прямо на юг, кардинально изменив смысл и содержание большого плана. Точно так же как ранней осенью 1941 года, он остановил продвижение германских группировок к Москве и бросил танки Гудериана для окружения войск Юго-Западного фронта, так и теперь фюрер хотел неожиданно разгромить советские войска в районе Ростова в ходе импровизированной операции. Реализуемая им идея должна была стать самой большой операцией на окружение во всей войне.

В новых условиях 6-я полевая армия Паулюса вынуждена была продолжать роковой путь к Сталинграду уже без своих «стенобитных таранов» — соединений и частей 40-го танкового корпуса, которые вместе с другими привлекаемыми силами должны были участвовать в операции под Ростовом.

Изначальная идея, заложенная в планах, составленных в соответствии с директивой № 41, заключалась в сосредоточении сил в каждом случае ради конкретной задачи, делая уничтожение войск противника основной целью, как итогом в цепи рационально выверенных во времени шагов — овладения отдельными пунктами. Но Гитлер не только изменил «расписание» своего большого летнего наступления. Он изменил все построение немецких сил южного фланга советско-германского фронта и их цели.

Рискованное изменение расстановки сил делало очевидным то обстоятельство, что Гитлер уже поверил в возможность достижения обеих крупных оперативных целей в летней кампании 1942 года, изначально предполагавшихся к реализации поочередно одна за другой, все же одновременно и даже при условии разделения своих сил. Своим главным союзником фюрер теперь считал время. Тут же из ОКВ последовала новая руководящая директива с требованием «быстрее вперед». В ней, в частности, говорилось, что каждый день, на который поставленную цель (третьего наступательного этапа операции. — Примеч. авт.) удастся достигнуть раньше, будет иметь исключительное значение для решения дальнейших оперативных задач года.

В изменившихся условиях командование сухопутных сил вермахта приняло решение начать проведение операции «Клаузевиц» в рамках измененного Гитлером плана: 4-я танковая и 6-я полевая армии должны были ударить из района Острогожска, а 1-я танковая армия — из района Артемовска в общем направлении на Кантемировку с целью глубокого двустороннего охвата войск Юго-Западного фронта.

Теперь судьба противостояния решалась на юге, хотя упорные бои в Воронеже заставили ОКХ направить в район города 29-й армейский корпус 6-й армии, а это в свою очередь хоть и не намного, но ослабило удар против войск Юго-Западного фронта[142].

Наученная горьким опытом Крыма, и особенно Харькова, Ставка ВГК уже 6 июля приняла решение на отвод войск Юго-Западного и правого крыла Южного фронтов на восток. Одновременно она приступила к сосредоточению свежих сил и подготовке обороны на подступах к Сталинграду и Кавказу. К дополнительно формировавшейся в районе Сталинграда 7-й резервной армии перебрасывалась 1-я резервная армия. Командующий Северо-Кавказским фронтом получил распоряжение о развертывании 51-й армии на левом берегу Дона, от Верхне-Курмоярской до Азова, и подготовке этого района к обороне[143].

В ночь на 7 июля, в то время как войска 28, 38-й и 9-й армий Юго-Западного, а также 37-й армии Южного фронтов начали отходить на восток, противник перешел в наступление силами 4-й танковой и 6-й полевой армий вдоль правого берега Дона на Кантемировку. За два дня он вынудил советские войска отойти на левый берег реки. Перед Юго-Западным фронтом возникла реальная угроза окружения. В этих условиях Ставка ВГК вынуждена была дать указания о дальнейшем отступлении войск Юго-Западного и Южного фронтов.

Сразу же после первого неудачного контрудара 5-й танковой армии Брянского фронта Ставка ВГК потребовала от его командования создать две оборонительные полосы, а для их занятия приказала использовать два укрепленных района, три истребительно-противотанковые бригады, а также отходившие войска 21-й и 28-й армий и перебрасываемые из глубины части 22-го танкового и 3-го гвардейского кавалерийского корпусов[144]. К сожалению, выделенные войска не смогли своевременно выйти в назначенные районы; сильно ослабленные в боях 21-я армия под натиском врага отошла за Дон, а 28-я армия — на Валуйки. Одновременно Ставка, как уже говорилось ранее, приказала войскам Воронежского фронта перейти в наступление и очистить от противника междуречье Дона и Воронежа, обеспечив за собой переправы через Дон. В тот же день командующим Брянским, Юго-Западным и Южным фронтами было приказано провести рекогносцировку местности, а затем приступить к строительству и восстановлению оборонительных рубежей в тылу своих войск. На командующего Южным фронтом дополнительно возлагалась ответственность за строительство Сталинградского оборонительного рубежа по линии Суровикино — Нижнее-Чирская.

Однако вернемся к немецким планам. Юридически реорганизация группы армий «Юг» произошла только 9 июля после начала новой фазы германского наступления. Группой армий «Б» в составе 2-й и 6-й немецких полевых армий, а также 2-й венгерской армии первоначально продолжал командовать генерал-фельдмаршал фон Бок. Группой армий «А» в составе развертываемой на ТВД 11-й полевой армии[145], 17-й полевой и 1-й танковой армий — генерал-фельдмаршал Лист. Главной стратегической целью группы армий «Б» по-прежнему являлся Сталинград, а группа армий «А» должна была двигаться на захват Кавказа. В высших штабных и армейских эшелонах она (группа армий «А») неофициально так и называлась — «Кавказский фронт». Ближайшей текущей задачей двух групп армий являлось окружение и уничтожение противостоящих им советских войск в районе западнее Миллерово. Для этого с севера, из района Воронежа, 4-й танковой армии предстояло нанести удар в направлении Миллерово, а с юга, из района Славянска и Артемовска, навстречу ей наступала 1-я танковая армия.

В этот период на Сталинградском направлении, вдоль среднего течения Дона, продолжала свое наступление только армия генерала Паулюса. Поскольку Гитлер теперь лично руководил операцией на юге (группами армий «А» и «Б» через штаб группы армий «А»), он решил перенести свою ставку из «Вольфшанце», которая находилась в Восточной Пруссии, ближе к Волге и Кавказу, — в Винницу. Здесь в 15 км от города, в небольшом лесу была оборудована новая ставка, получившая название «Вервольф» («Оборотень»).

Фюрер считал, что большая часть советских армий разгромлена, а Красная Армия полностью утратила инициативу, которая уже не может быть возвращена без помощи союзников по антигитлеровской коалиции. 9 июля 1942 года Гитлер издал совершенно секретный приказ (ОКВ, штаб оперативного руководства вермахтом, исх. № 551213/42. — Примеч. авт.), который начинался следующими словами:

«Быстрые и громадные успехи на Востоке могут поставить Англию перед альтернативой: или немедленно предпринять крупную десантную операцию для открытия второго фронта, или потерять Советскую Россию как политический и военный фактор. Поэтому с большой вероятностью следует считаться с тем, что вскоре состоится высадка противника в зоне командования Запада».

Этим приказом предписывалось убытие моторизованной дивизии СС «Лейбштандарт СС Адольф Гитлер» из состава перешедшей в наступление 1-й танковой армии и моторизованной дивизии СС «Рейх» из группы армий «Центр» на Запад. Далее, командованию Армии резерва предписывалось немедленно укомплектовать три пехотные дивизии и перебросить их на Запад, что возможно было сделать лишь в ущерб посылке пополнений на Восток. Новые пехотные дивизии, сформированные в июле 1942 года, также должны были быть оставлены на Западе. Туда же с советско-германского фронта перебрасывались две авиагруппы бомбардировочной авиации[146].

Прогнозы германского командования пока продолжали сбываться. В ходе дальнейших боевых действий две армии Юго-Западного фронта продолжали вести тяжелые бои юго-западнее Кантемировки, причем без всякой связи со штабом фронта, а две другие отдельными группами отходили за Дон. Штабам этих объединений так и не удалось наладить управление подчиненными им войсками. Так как штаб Юго-Западного фронта находился в отрыве от войск в районе Калача (юго-восточнее Воронежа), все его четыре армии были подчинены Южному фронту. Между тем на юге враг продолжал развивать успех. Танковый и армейский корпуса 6-й армии Паулюса форсировали реку Черная Калитва и к исходу 11 июля вышли в район Боковской, а передовые соединения 4-й танковой армии Гота достигли Россоши.

Ставка ВГК решила в период с 9 по 11 июля отвести войска Южного фронта на левый берег в его нижнем течении, оставив Донбасс и часть Ростовской области, а армии Юго-Западного фронта перебросить за Дон, передав их в состав Южного фронта. Управления и части Юго-Западного фронта, отходившие на восток, направлялись в район Сталинграда для развертывания в большой излучине Дона нового, Сталинградского фронта (создан 12 июля 1942 года. — Примеч. авт.) во главе с маршалом С. К. Тимошенко (член Военного совета — Н. С. Хрущев, начальник штаба — генерал-лейтенант П. И. Бодин), которого вскоре сменил тоже, впрочем, несчастливый генерал-лейтенант В. Н. Гордов. А бывший нарком обороны после неоднократных провалов окончательно впал у Верховного в немилость.

Новообразованные Воронежский и Брянский фронты должны были реализовывать поставленные Ставкой задачи. Но сдвигов к лучшему наблюдалось мало, хотя ситуацию «спасали всем миром». В первой декаде июля на Брянском фронте находился начальник Генерального штаба Красной Армии генерал-полковник A. M. Василевский (до 5 июля. — Примеч. авт.), а в районе Воронежа — представители Ставки: командующий бронетанковыми и механизированными войсками Красной Армии генерал-лейтенант Я. Н. Федоренко, заместитель начальника Генерального штаба генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин, член Военного совета ВВС армейский комиссар 2-го ранга П. С. Степанов, командующий войсками ПВО территории страны — заместитель наркома обороны СССР по ПВО генерал-лейтенант М. С. Громадин. Впоследствии К. К. Рокоссовский, прибывший в тот момент на Брянский фронт, вспоминал, что его «уже тогда удивило то… что в самый ответственный момент на фронте начальник Генштаба и начальник оперативного управления Генштаба — „мозг армии“ — заняты были организацией фронтового контрудара, подменяя командующего фронтом. Повторялись ошибки лета 1941 года, когда Г. К. Жуков делал то же самое на Юго-Западном фронте»[147]. Подобные действия приводят еще к одному логическому выводу — Ставка и лично И. В. Сталин новоназначенным командующим фронтами совершенно не доверяли. Да и было за что.

8 и 9 июля в полосе действий Воронежского фронта продолжались кровопролитные бои за город, хотя большая часть Воронежа была уже под контролем немецких войск. К этому времени в распоряжении командующего фронтом генерала Ф. И. Голикова имелись три армии: 60, 40-я и 6-я генералов А. Л. Антонюка, М. М. Попова и Ф. М. Харитонова, а также пять танковых корпусов — потрепанные4,17,18,24-й и абсолютно свежий 25-й (танковые корпуса). Кроме того, для реализации наступательных задач Воронежского фронта ему передавалось два отдельных батальона (475 и 476 отб), а также 12 отдельных танковых рот KB — всего около 160 тяжелых танков. Последние подразделения должны были войти в подчинение военных советов армий и в качестве усиления передаваться стрелковым дивизиям[148]. Всего подобная группировка насчитывала около 270 тыс. человек, приблизительно 600 танков — в итоге 23 расчетные дивизии (или эквивалент 15 германских дивизий). Однако к 10 июля реально на фронте в районе города Воронежа находилось только семь сильно потрепанных стрелковых дивизий общей численностью немногим более 18 тыс. человек. Здесь же действовали соединения 18 тк, сюда подходил и вышедший из окружения 17 тк. Таким образом, наличные силы Красной Армии в районе Воронежского плацдарма немцев составляли, даже с учетом остатков гарнизона города, не более чем эквивалент одной германской дивизии.

Южнее Воронежа по Дону действовали сильно потрепанные в боях 4-й и 24-й танковые корпуса и арьергарды спешно отходившей на юг, в полосу своего фронта, 21-й советской армии. Что касается 11 стрелковых дивизий двух бывших резервных армий, то они еще не успели выйти к рубежу Дона, тем более, что выдвигались эти соединения по частям. В первом эшелоне находилось только шесть сд: три выдвигались в составе 60-й армии к Воронежу, три соединения 6-й армии выходили к Дону южнее, причем фронт развертывания последних составлял почти 200 км.

Таким образом, к 10 июля противник продолжал сохранять превосходство во всей полосе Воронежского фронта. К Дону, южнее Воронежа, выдвигалась 2-я венгерская армия. Для ее усиления из резерва подошла 75 пд вермахта. Однако наиболее силен был враг на Воронежском плацдарме. Захвативший большую часть города 48-й танковый корпус вермахта приступил к смене, но все три его дивизии все еще находились недалеко от Воронежа, за рекой Дон. Для замены соединений корпуса сюда прибывали две пехотные дивизии из 2-й полевой армии, а эту перегруппировку немцев прикрывали части 3-й моторизованной дивизии 24-го танкового корпуса вермахта. Противник старался поддерживать численность группировки на Воронежском плацдарме в пределах трех дивизий.

Севернее города, на правом берегу Дона, действовали основные силы 2-й полевой армии и 24-го танкового корпуса вермахта. Всего по совокупности — до десяти германских дивизий. Им противостояли войска правого крыла Брянского фронта: 5-я танковая и 13-я армии генералов А. И. Лизюкова и Н. П. Пухова, а также два танковых корпуса (1 и 16 тк), две стрелковые дивизии и 8-й кавкорпус, подчиненные непосредственно фронту, — всего около 15 расчетных дивизий. На этом участке противостояния было примерное равенство сил: германское превосходство в полевой артиллерии до известной степени уравнивалось советским перевесом в танках.

Подобные подробности при анализе сил противостоящих группировок в районе Воронежа автор приводит не случайно. Вышеописанная ситуация стала результатом проигранного танкового сражения, развернувшегося с 28 июня по 7 июля 1942 года в полосе ответственности Брянского фронта. Красная Армия имела здесь гораздо больше танков, чем вермахт. Затем в маневренных боях, развернувшихся под Воронежем, из-за неправильного тактического использования растеряла материальную часть и численное преимущество, но так и не добилась перехода инициативы в «свои руки». Зато в отличие от Юго-Западного и Южного фронтов территориальные потери (за исключением утраты самого города. — Примеч. авт.) были не такими уж и катастрофичными. Фронт удалось удержать, более того, танковое сражение не закончилось, а перешло в новую фазу — непрерывно наносили контрудары по противнику 5-я танковая армия и отдельные танковые корпуса Брянского фронта, в соответствии с указаниями Ставки готовились наступать усиливаемые резервами бронетанковые соединения Воронежского фронта. Однако результаты их действий будут представлены читателям уже в последующих военно-исторических исследованиях.

Русский национальный характер имеет склонность к аналитическому мышлению, поэтому вопрос, кто виноват в поражении наших войск во время танкового сражения на Брянском фронте, не может остаться без ответа.

Причин, конечно, несколько. Это и стратегические просчеты Ставки на ведение всей летней кампании 1942 года, и неправильное определение главного удара противника, слабость нашей авиации и недостаточный тактико-специальный уровень подготовки л/с. Но главная причина поражений именно в этой операции связана, по мнению автора, со слабой компетентностью командования Брянского и Юго-Западного фронтов, а также командующих некоторых армий, не сумевших грамотно действовать в быстро меняющихся условиях боевой обстановки.

Проблемы «субъективного фактора» при управлении фронтовыми объединениями после фиаско под Воронежем осознали и в Ставке. Поэтому генералов Голикова и Чибисова, как «творцов» недавнего поражения (тем более, что за неделю руководства новыми фронтами каких-либо существенных сдвигов в обстановке в лучшую сторону так и не произошло. — Примеч. авт.), решили заменить на молодых генералов, хорошо зарекомендовавших себя в сражениях Великой Отечественной войны.

Вопрос о назначении командующих был предрешен 11 июля на совещании в Ставке. Представитель Генштаба A. M. Василевский и Н. Ф. Ватутин называли возможных кандидатов, а Верховный лично давал им характеристики. На должность командующего Брянским фронтом кандидатуру подобрали быстро: генерал-лейтенант К. К. Рокоссовский был достойным военачальником, он хорошо зарекомендовал себя как командующий армиями. Сложнее оказалось с кандидатурой на должность командующего Воронежским фронтом. Назвали несколько военачальников, но Сталин отводил их. Вдруг встает Николай Федорович (Ватутин) и говорит:

— Товарищ Сталин! Назначьте меня командующим Воронежским фронтом.

— Вас? — И Сталин удивленно поднял брови. Василевский поддержал Ватутина, хотя последний был высококомпетентным штабным работником (с 15 мая по 11 июля 1942 года генерал-лейтенант Н. Ф. Ватутин проходил службу в должности заместителя начальника Генштаба. — Примеч. авт.).

Верховный немного помолчал, посмотрел на генерала Василевского и ответил:

— Ладно. Если товарищ Василевский согласен с вами, я не возражаю[149].

Так Красная Армия получила двух талантливых и способных командующих фронтами (замена командующих произошла 14 июля (по другим данным, К. К. Рокоссовский стал комфронта 13 июля, а Н. Ф. Ватутин — 14 июля 1942 года. — Примеч. авт.), которые, в общем, и не подвели Родину в последующих сражениях Великой Отечественной (членом Военного совета Брянского фронта был назначен полковой комиссар С. И. Шалин, начальником штаба — генерал-майор М. С. Малинин; членом Военного совета Воронежского фронта был назначен корпусной комиссар И. З. Сусайков, начальником штаба — генерал-майор М. И. Казаков). Одновременно с отбором фронтового командования шла замена нерадивых командармов. Новые руководители, назначенные в результате оценки эффективности именно их полководческой деятельности, своей компетентностью сильно укрепляли боеспособность вооруженных сил страны.

У немцев же шел обратный процесс. Какая-либо локальная неудача, имевшая, возможно, и объективные причины, приводила порой к отставке военачальника. Иногда причиной отставки было недостаточно четкое выполнение указаний фюрера. Именно так и произошло с генерал-фельдмаршалом фон Боком. 13 июля штаб группы армий «Б» докладывал в ОКХ, что перед 4-й танковой армией и левым флангом группы армий «А» неприятель прорвался на восток и юго-восток и снова большой группировкой двинулся к югу. Генерал-фельдмаршал фон Бок потребовал направить 4-ю танковую армию через Морозовскую (Морозовск) к Дону для более глубокого охвата советских войск, а сам послал следующее донесение Гальдеру: «Я думаю, что уничтожение значительных сил больше не может быть достигнуто в одной операции, когда в центре — крупные силы, а на флангах — слабые»[150]. Это донесение стало предметом бурного обсуждения на совещании 13 июля в германской Ставке. Гитлер, взбешенный критикой его действий и угрозой провала операции, прежде всего фон Боку поставил в вину задержку вывода подвижных войск 4-й танковой армии из Воронежа. Неожиданно для всех он отстранил генерал-фельдмаршала Бока от командования. Уже вечером фон Бок получил телеграфное уведомление от Кейтеля немедленно вылететь в Берлин. Позднее, 18 сентября, Гитлер в беседе с Кейтелем так оценивал действия фельдмаршала: «Он теряет из-за этого (Воронежа) 4–5 дней. И это в то время, когда дорог каждый день для того, чтобы окружить и уничтожить русских; он продолжает сидеть там, наверху, с четырьмя лучшими дивизиями, в первую очередь с 24-й танковой дивизией и моторизованной дивизией „Великая Германия“, цепляясь за Воронеж. Я еще сказал — не нажимайте, если встретите где-либо сопротивление, идите южнее к Дону. Решающее — продвинуться как можно быстрее на юг, чтобы мы могли действительно захватить противника в клещи. Так нет, этот человек делает совершенно обратное. Затем пришла эта беда — несколько дней плохой погоды, в результате чего русские неожиданно выиграли 8–9 дней, в течение которых они смогли выбраться из котла…»[151] Новым командующим группы «Б» с 15 июля стал генерал-полковник Вейхс.

Красная Армия начала летнюю кампанию с поражения, но разгромом результат недельного сражения назвать никак нельзя. Отступая, советские войска заставляли противника распылять силы. Вольно или невольно германское командование направляло свои армии именно туда, куда отходили наши соединения. Переоценив собственные успехи в мае и июне, а также недооценив возможности противной стороны, командование вермахта под нажимом фюрера начало изменять свои первоначальные планы. Так, 4-я танковая армия была переброшена со сталинградского направления на кавказское, а 11-я полевая армия перенацелена с кавказского на ленинградское направление. Все это было на руку советскому руководству. А самое основное — Гитлер заставил вермахт наступать по двум расходящимся направлениям, при этом главный удар постепенно перемещался с Кавказа в сторону Сталинграда. Для такого наступления у немцев было явно ограниченное количество сил и средств. Несмотря на успех весной и летом, они прямиком устремились к своей собственной катастрофе.

Источники и литература

Архивные документы:

1. Доклад организационно-штатного отдела Управления формирования и укомплектования УК БТ и MB КА о развитии бронетанковых и механизированных войск в период Великой Отечественной войны 1941–1945 гг. (ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80050 сс, д. 4, лл. 1–321).

2. Справки штаба УК БТ и MB КА о боевой деятельности танковых и механизированных корпусов за период с 1942 г. по 1945 г. (ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 11353, д. 1112, лл. 1–49).

3. Доклад АБТУ Брянского фронта о боевых действиях танковых войск фронта с 28 июня по 30 июля 1942 г. (ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 36, лл. 252–266).

4. Доклад заместителя командующего по АБТ войсками Воронежского фронта о боевой деятельности танковых войск Брянского и Воронежского фронтов с 28 июня по 27 июля 1942 г. (ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 35, лл. 25–57).

5. Доклад штаба АБТВ 61А о боевых действиях бронетанковых и механизированных войск армии с 5 по 10 июля 1942 г. (ЦАМО РФ, ф. 208, оп. 2534, д. 7, лл. 100–116).

6. Отчет командира 1 тк о проведенной операции соединениями и отдельными частями корпуса с 30.06 по 11.07.1942 г. (ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 30, лл. 128–153).

7. Доклад командира 4 тк о боевых действиях корпуса с 25 апреля по 25 июля 1942 г. (ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 36, лл. 200–215).

8. Политдонесение командира 4 тк об итогах боевых действий корпуса за период с 27 апреля по 25 июля 1942 г. и состоянии партполитработы в боевой обстановке (ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 36, лл. 139–148).

9. Обзор боевых действий 16 тк с 28 июня по 13 июля 1942 г. (ЦАМО РФ, ф. 202, оп. 50, д. 9, лл. 38–49).

10. Доклад командира 18 тк о применении и о недостатках в использовании 18 тк на Воронежском фронте за период с 4 июля по 15 августа 1942 г. (ЦАМО РФ, ф. 38, оп. 80038 сс, д. 36, лл. 18–26, 28–44).

Литература:

1. Операции советских Вооруженных сил в период отражения нападения фашистской Германии на СССР (22 июня 1941 г. — 18 ноября 1942 г.). Том. I. М.: Воениздат, 1958. 735 с.

2. Великая Отечественная война 1941–1945 гг. Военно-исторические очерки. Книга первая. Суровые испытания. М.: Издательство «Библиотека», «Мосгорархив», 1995. 456 с.

3. Гриф секретности снят. Потери вооруженных сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах. Статистическое исследование. М., 1993. 608 с.

4. Советская артиллерия в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. М., Воениздат, 1960. 800 с.

5. Бирюзов С. С. Суровые годы. М, 1966. 482 с.

6. Василевский А. М. Дело всей жизни. Мн.: Беларусь, 1988. 542 с.

7. Дашичев В. И. Банкротство стратегии германского фашизма. Ист. очерки, документы и материалы. В двух томах. Т. 2. М., 1973. 570 с.

8. Казаков М. И. Над картой былых сражений. М.: Воениздат, 1971. 286 с.

9. Катуков М. Е. На острие главного удара. М: Высшая школа, 1985. 431 с.

10. Карель П., Беддекер Г. Восточный фронт. Книга III. Сталинград. Крах операции «Блау». Военнопленные. Вермахт за колючей проволокой (пер. С. Гукова, С. Липатова). М.: Эксмо, 2008. 520 с.

11. Мюллер-Гиллебрандт Б. Сухопутная армия Германии 1933–1945. Том III. Война на два фронта. Пер. с нем. И. М. Глаголева. Под. ред. П. М. Деревянко. М., Воениздат, 1976. 416 с.

12. Самсонов А. М. Сталинградская битва. М.: Наука, 1989. 630 с.

13. Das deutsche Reich und der Zweite Welkrieg. Stuttgart, 1990, Bd. 6. 830 s.

14. Warlimont W. Im Hauptquartier der deutschen Werhmacht, 1933–1945. Frankfurt а. M., 1962. 480 s.


Обстановка на Брянском фронте к началу мая 1942 года и направления ударов в операциях, намечавшихся в июне


Боевые действия Брянского фронта с 28 июня по 2 июля 1942 года


Схема боевых действий 1 тк с 30 июня по 2 июля 1942 года в районе южнее г. Ливны. Представлена копия карты из отчета 1 тк


План-схема построения обороны и боя 284-й стрелковой дивизии в районе н/п Касторное с 1 по 4 июля 1942 года


Схема боевых действий 1 тк с 2 по 4 июля 1942 года в районе г. Ливны (на Брянском фронте). Представлена копия карты из отчета 1 тк


Контрудар 5-й танковой армии и положение на воронежском направлении к 7 июля 1942 года


Оборонительная операция войск Брянского и Юго-Западного фронтов на воронежском направлении (28 июня — 6 июля 1942 года)

Загрузка...