Крушение "Борта № 84"

Глава 6. Валентин

Наше время.

Где-то в снегах Заполярья.

Восьмой день пробирались по тундре два уцелевших нефтяника. Восьмой день изнуряющего холода, без надежды хоть кого-нибудь встретить. Бригадир шел вперед, примечая ориентиры в сторону запада. Валька брел следом. День назад юный бурильщик едва не провалился в ледяную трещину. Зигзаг раскола был запорошен снегом, и Валька, отклонившись в сторону от следов идущего впереди бригадира, застрял ногой в изломе замерзшего грунта. Пришлось потратить почти три часа, чтобы вытащить бедолагу из ямы. Еще минута, и Валька бы скользнул вниз. Спасли веревки, которые Григорий когда-то нарезал из строп парашюта. Нарезал, когда был еще жив.

— Ну и понесло бы меня, ёптыть, в недра планеты, у-ух! — ошалело выкатив глаза, смотрел Валька в пропасть разлома, куда сыпались лавины снега. Еще не придя в себя от шока, он пытался шутить. Бригадир, прерывисто выдыхая остатки сил, повалился рядом. Земля под ногами мелко дрожала. Вниз ледяного раскола устремились фрагменты лишайника, мха, веток чахлых растений. Они долго лежали, отдуваясь, смотря счастливыми глазами в звездное небо.

— Пронесло! — выдавливал из себя Валька, бросая благодарный взгляд на лежащего рядом спасителя. Тот крупно дышал, хватая озябшим ртом морозные струи воздуха.

Это было ровно день назад.

Сейчас Вадим Андреевич Строев размышлял на ходу.

Больше недели назад произошла катастрофа борта 84, сгубившая вначале пилотов, а потом всю его группу. Петруха — славный парень, едва старше уцелевшего Вальки. Григорий — добродушный силач и атлет, прекрасный охотник. Семен — лучший помощник на всех бурильных установках и отец двух милых дочурок. И этот Степан, что примкнул к группе во время крушения. Сошедший с ума. О нем думать совсем не хотелось. Валик правду сказал — глаза у того были последнее время безумными. Источали ярость и гнев.

— Чего ты застрял, Валентин? — обернулся к младшему другу. — Забыл, как чуть не свалился в провал? По следу моему иди. По следу.

Тот никак не мог приспособиться к самодельным снегоступам. Спотыкался, увязал в снегу, ругался, на чем стоит свет.

— Ёптыть, Андреич… — пыхтел юный бурильщик. — Еще долго? Когда на ночлег остановимся?

— Терпи. Пока волки нас не преследуют, будем идти, сколько сможем.

— Вчера я тоже не видел. Может, отстали? Нашли другую добычу?

— Это не те волки, к которым привыкли люди — мы уже обсуждали. У их вожака какая-то странная цель.

— Ага. Обглодать половину и бросить.

— Я тоже теряюсь в догадках. Обычно волки, особенно стаей, сжирают все до костей. Будь то олень, кабан или даже одинокий тощий медведь. А эти неведомые нам твари отчего-то оставляют половины трупов. Как трофеи, что ли…

Мороз немного слабел. Светили в сумерках звезды. Вчера они прошли десять километров: по снегу, оврагам, сугробам. Сегодня наметили двенадцать, вот и шли, огибая чахлый кустарник. Осталась банка тушенки и пачка галет. Спас обоих песец. Пришлось израсходовать один патрон. Сейчас оставалось восемь. А сколько дней еще ходу? Где хоть какие-то признаки людского жилья? А голод терзал обоих друзей. Без промаху бригадир всадил заряд в юркого зверя. Песец, видимо, был уже стар, вот и поддался под выстрел. От грохота взлетели две куропатки. Остановившись вчера на ночлег, зажарили мясо. Костер согревал в снежной яме, прикрытой брезентом. Растапливали снег в котелке. От мороза и пара вся одежда стояла колом.

— Когда ж мы нормально помоемся? — чесал все конечности Валька. Потом вспоминал Петруху, на миг замолкая.

И вот снова в путь. По часам близился вечер. Здесь всегда одинаково. Одни снега и безмолвие.

Разожгли и сегодня костер. Нагрели воды. Разделили ломтики замерзшего мяса. Спустя пару минут оно уже шипело в углях. Аромат щекотал голодный желудок. Во фляге еще оставались глотки спирта.

— Что там у нас по маршруту? — кутаясь в брезент и мешок, спросил Строев. Спать хотелось отчаянно. Глаза слипались, а усталость свалила бы с ног любого быка.

Глазами сонливости Валька уставился в блокнот, где делал пометки.

— Судя по горизонту, Большой землей и не пахнет. Мы где-то сейчас в середине бескрайней мерзлоты. На полпути к любому населенному пункту.

— Это я знаю. Меня тревожит другое. Почему до сих пор мы не слышали гула винтов? Прошло восемь дней с момента крушения. Нас ищут по всему Заполярью — уж точно! Вертолет не достиг намеченной точки. Не вернулся на базу. Ты сам знаешь, что в таких случаях поднимают на ноги все ближайшие поселки нефтяников. А ну-ка! Пропали бесследно девять человек!

— Я вроде бы слышал однажды далекий-далекий рокот, — ответил с сомнением Валька. — Но подумал, что это пурга.

И как бы подтверждая его слова, о, чудо! В небе далеко-далеко послышался характерный звук. Где-то за горизонтом, в этом полном безмолвии снежной пустыни, едва слышался далекий звук рокотавших винтов.

— Вертолет! — отчаянно заорал Валька, вскакивая с места.

— Ты как в воду глядел! — от радости Строев чуть не раздавил парня в объятиях. Тискал, тряс в возбуждении.

— Мы спасены! — прыгал как школьник младший товарищ. — Нас ищут! Нас не забыли!

Минуту продолжалось веселье, пока гул винтов приближался. В сумрачном небе машину едва разглядишь, но оба полярника слышали ее характерные звуки. Они приближались с востока.

— С той стороны, откуда мы шли все эти дни! — возбужденно заключил бригадир. — Вероятно, группа спасения видела следы катастрофы…

И умолк, вслушиваясь в исчезающий гул. Секунд стояли. Валька с горечью заорал:

— О не-еет! Он удаляется! Нас не заметили!

Вадим Андреевич лихорадочно бросился извлекать из кармана ракетницу.

— Стреляй из своей! — крикнул он.

И сам разрядил в небо светящийся шарик. Валька впопыхах стрельнул тоже. Два сполоха, один за другим, вспыхнули в сумрачном небе. На миг осветили круги под собой. На тот же миг и застыли, сверкая сиянием. И медленно-медленно стали опускаться к земле.

Гул исчезавших над тундрой винтов становился слабее.

— Ох, твою ж мать! — почти плаксиво выдавил Валька. — Группа спасения нас не заметила.

Строев печально вздохнул. Опустил руку с ракетницей — уже опустевшей. Глянул слезами в неуютное небо.

— Что ж… — вздохнул он повторно. — И ракеты две напрасно истратили.

— А костер? — возопил юный товарищ. — Мы же могли распалить его больше!

— Не успели бы, — отрезал начальник. — Да и не виден был он с высоты, раз не заметили даже ракет.

— А ружье? Мы же могли выстрелить!

— Куда? В небо? У них там, в кабине, грохот винтов. Пилоты в наушниках. Кто бы услышал твой выстрел?

Валька притих. Потрясенный фактом, что их не заметили, весь вечер просидел у костра без движения. Уткнув голову в колени, думал о том, как бы сейчас мог купаться в горячей бане. И пить чай с вареньем. И наслаждаться полноценной едой.

От мыслей засосало в желудке. Снова клонило ко сну. Теперь уже безнадежному. Шанс на спасение был утерян. Наступила апатия.

Следовало бы сказать здесь, что Валька не пал духом, как это было в случае с Поздняковым. Чрезвычайность ситуации подразумевала собой полную собранность с неимоверной отдачей исчезающих сил организма. Юный нефтяник был выносливым парнем, и Строев сострадательно смотрел на младшего друга. Но даже он, бригадир, обладая безусловной отвагой, мог в любой момент сломаться. Воспоминания об ушедших из жизни товарищах тревожили душу, терзали доброе сердце начальника. По сути, все они были его рабочей семьей. Жена покинула, уйдя к другому, и в лице Петрухи, Гриши, Семена, он нашел свое признание. Их бригада считалась лучшей во всей среде нефтяного промысла в снегах Заполярья. Вот и Валька принадлежал к ней, добросовестно выполняя любую работу.

— Чего приуныл? — на редкость по-отечески обнял он парня за плечи. Неловко толкнул шутливо в бок. Типичный случай, когда считаешь юного друга почти своим сыном.

Валька поднял в слезах лицо. Глянул на Строева как на отца. Теоретически, если брать за основу их возраст, так оно, собственно, и было.

— Понимаешь, Андреич… — голос парня был глухим от скупых мужских слез. — Понимаешь, ёптыть, как нас не смогли заметить?

— Понимаю, сынок. Понимаю.

Валька совсем по-мальчишески всхлипнул.

— Держался, бляха-муха. Держался все эти дни! Когда погиб Петька. Когда волки сожрали Гришаню. Когда тот ублюдок-безумец убил нашего Сёму. Но тут, едрит его в корень, не выдержал. Мы же были уже почти спасены! Два дня отдохнули бы, отъелись, отмылись, и вернулись бы на трех-четырех вертолетах назад. В эту чертову тундру. Отыскали бы с группой спасателей могилки наших друзей. Вот, смотри, — утирая слезу, блестевшую в огне костра, протянул он блокнот. — Я все могилки пометил здесь крестиками.

— Видел, Валик. Видел, сынок.

— И что? — тыкал он пальцем в крестики. — Мы теперь никогда не вернемся сюда?

— А как же! Вернемся! Дай нам только добраться до первого жилья каких-нибудь рыбаков и охотников. Непременно вернемся!

Валька притих. Потом выдал в раздумьях:

— До Воркуты далеко. Месяц-два пешим ходом.

— Но до жилья людей нам ближе, поверь. Еще дней пять потерпеть. Восемь патронов — подстрелим песца, может, лисицу. А то прям сейчас могу спугнуть куропаток, — предложил бригадир. — Хочешь птицу, запеченную в углях? Я быстро!

Приладив к бедру ружье, старший начальник решительно выбрался из под навеса. Нельзя было дать парню пасть духом. Срочно отвлечь чем-то. А что может лучше отвлечь? Конечно, горячее мясо!

Брезент прохудился, но костер грел внутри их ночевки. Снаружи сразу дунуло холодом. Обведя биноклем несколько соседних деревьев, Строев заметил две цели. Птицы не успели взлететь, как грянул выстрел. Одна свалилась с ветки, остальные вспорхнули. Строев был не хуже Гриши стрелком. Помнится, даже как-то соревновались в поселке нефтяников — кто больше отстреляет куропаток. Специально для этих целей на выходных облачались в лыжные костюмы. Брали винтовки. И возвращались в столовую, каждый со своей добычей. Делили поровну на всю бригаду.

Сейчас, когда выстрелил, когда вспорхнули птицы, ему вдруг почудилось, как во тьме за деревьями вспыхнули на миг чьи-то глаза. После грохота выстрела, они постепенно растворились, будто их обладатель медленно отступил назад. Скрылся в сумраке ночи.

Что? Померещилось? — спросил он себя. С полным вниманием, бросая взгляд в темноту, подобрал куропатку.

— Вот, — запыхавшись, — ввалился под навес с подстреленным трофеем. — Одним выстрелом.

— Как Гриша… — почти безучастно откликнулся Валька.

Во время отсутствия Строева, тот ни разу не сменил позы. Как сидел, уткнувшись в колени, смотря на огонь, так и остался. Бригадиру это не прибавило духу. Парня срочно требовалось чем-то развлечь.

— Ладно, будет тебе! — хлопнул он по плечу. — Ну, не заметили. Ну что? Главное, нас давно ищут. Будут еще вертолеты. Будут еще группы спасения. Нам продержаться дней пять, дойти до первых поселений.

— А волки? — тихо спросил с горечью Валька. — Ты забыл, Андреич, про стаю тех тварей. Они людоеды! Следят за нами. Преследуют. Ждут своего часа. Семь патронов осталось.

— Семь, — согласился старший товарищ. А сам вспомнил только что виденные глаза в темноте. Красные. Кровавые. Алчные. Жаждущие человеческой плоти.

Его передернуло. Тряхнул головой. Вальке ничего не сказал. Вместо этого подмигнул:

— Давай зажарим добычу. Горячее мясо нам как раз по душе. Ты займись куропаткой, а я выйду, осмотрю в бинокль местность.

— Ну, а далеко ты увидишь? — равнодушно пожал плечами младший напарник. — В этом белом безмолвии, как у Джека Лондона — одни снега, и волки-волки-волки. Читал, Андреич, Лондона?

— Еще мальчишкой. Давай подкрепляться. Я скоро.

Валька безразлично принялся разделывать птицу. Вадим Андреевич выполз из под навеса. Отблески костра бросали на снег пляшущие тени.

А тени то были? Или что-то другое?

Дохнуло морозом. Сжимая винтовку под мышкой, Строев обвел биноклем горизонт. Сплошные снега и сугробы. Островки чахлой растительности. С три десятка деревьев. И где-то там, среди них, ему снова на миг показалось видение.

Они!

Те глаза, что отступали каждый раз в темноту, когда сфокусируешь взгляд.

Они!

Вот же — сверкнули!

Приставив к колену ружье, протер рукавицей окуляры бинокля. Навел.

Вот! Снова, черт побери!

В желудке словно зажглось ядерное солнце. Засосало под ложечкой. Выдыхая пар изо рта, бригадир отчаянно всматривался в черноту. Опять показалось?

Между тем, там, за сугробами, у одиноких кустарников, действительно двигалось что-то. Рывками. Бросками. Неясные тени скользили по снегу, сужая круг. Вот сбоку сверкнули еще два зрачка. И сбоку — еще. И справа, и слева.

— Э-эй! — заорал в темноту. — А ну, валите отсюда, тварюки!

Из навеса выскочил Валик.

— Чего орешь, Андреич?

— Ты прав был, друг мой. За нами следят.

Юный нефтяник выдернул из костра головешку. Посыпались искры.

— Куда бросать?

— Вон, к тем деревьям. Фонарь туда не достанет.

Валентин размахнулся. Что есть мочи запустил головешкой в сугробы. Пока факел летел, осветил своим светом место оцепления. Иначе, чем оцеплением, сейчас это трудно было назвать.

Снег озарился красным сиянием. Снопы искр разметались повсюду. И тут они увидели это…

Глаза обоих полярников округлились от ужаса. Летящая вверх головешка осветила два десятка волков невероятных размеров. Они были просто огромными — в два раза крупнее любого самца, когда-либо виденного. Два десятка людоедов ощетинились шерстью, оскалили пасти, когда над их головами просвистела горящая ветка. Послышался яростный рык. Не вой привычных волков — нет, не вой. Что-то похожее на утробные звуки раненого медведя — одним протяжным хором — вот что услышали оба товарища.

Шипя и плеваясь искрами, головешка вонзилась в сугроб. Вмиг потемнело. Но они успели увидеть. Особенных размеров гигантский самец выступил вперёд. Сверкнули кровью глаза. Раздался характерный звук, слышанный Валентином уже несколько раз: вшу-ууххх…

В голове юного бурильщика зашевелилось что-то странное и непонятное, доселе не слышанное. Подобно Степану — убийце Семена — у Вальки прошелестел, как жухлой листвой, чей-то голос:

Иди-ии…

И снова с зловещим шипением:

Иди к на-ам.

Валька округлил глаза. Они закатились. Повинуясь гипнозу, продолжал вслушиваться в гипнотический транс:

Мы встретим тебя. Ты станешь одним из нас. Иди! Иди к нам!

И парень поддался гипнозу.

Будто сомнамбула, подобно ходячему трупу, безвольно, но руководствуясь чьим-то незримым интеллектом, он сделал шаг в пустоту.

Еще шаг…

Еще…

Его силуэт растворялся во мраке. Он шел наугад, почти что вслепую. Три шага. Четыре. Туда, в черноту, где догорала, шипя искрами, головешка костра.

Вадим Андреевич Строев, ничего толком не сообразив, уставился на удаляющегося друга. Тот шел словно лунатик, повинуясь чьей-то команде.

— Валик! — не поняв, крикнул начальник. — Ты это?.. Ты что! Ты куда?

Парень не обернулся. Похожий на мумию, он неуклонно и неотвратимо шел к намеченной цели.

Еще три шага. Зрачки альфа-самца в темноте благосклонно блеснули. Внутри его жертвы слышался голос. Зловеще, с шипением, он убаюкивал:

Ты правильно делаешь. Иди! Иди прямо к нам! Мы защитим. Он тебе враг.

— Я… иду к вам! — механически, слабым голосом, на пределе сил, отвечал парень, поддавшись гипнозу. Слова издавались автоматически, будто записанные на пленку. — Я иду к вам. Защитите меня.

Только тут Строев сознал, какой ужас может произойти, если Валентин растворится во тьме. Только в эту секунду, в тот краткий миг, он понял, что нужно стрелять в эти зрачки, обступившие его кольцом.

И он грохнул выстрелом: БА-ААМ! — куда-то туда, в темноту, где секунду назад блеснули глаза вожака.

В кармане нащупал патроны. Лихорадочно переломил приклад. Вогнал. Не целясь, всадил еще один выстрел: БА-АММ!

Раздалось скуление. Раненый волк, издавая рычание, отступил в темноту — зрачки растворились.

— Валик! Назад! — дико орал бригадир.

Вогнал пятый патрон. Грохот выстрела на миг перекрыл его крик.

— Назад, в бога душу! Кому говорят! Очни-иись!

А Валентин уже растворялся в черноте. Пустота поглотила его.

— Назад, к чертям собачьим! Вали-ик!

Палил и палил. В черноту. По зрачкам. Без разбору.

Шестой патрон.

Череда сразу трех грохотов разбудила сонную тундру. Вечная мерзлота отряхнулась от тишины. Скрипел под мягкими лапами снег — это кружили волки. Пищал где-то лемминг. Переполошились в кустах куропатки. Вдалеке прошмыгнул песец, в надежде на останки добычи. А Валька все шел. Сначала исчез в темноте капюшон. За ним растворилась спина. Еще полсекунды был виден сапог в снегоступе. И тут же исчез в пустоте.

— А-аа-а! — дико взвыл бригадир. Метнулся за парнем. Два последних патрона машинально приберег для себя с Валькой. На случай, если будут разрывать живьем — лучше пулю в сердце: себе и напарнику.

— Сто-ой! — перебирая ногами, бросился он вслед Валентину.

Но вот, что стало ужасным: его не пустили!

Как только начальник кинулся за своим подчиненным, ему преградили путь две пары самцов. Огромных и черных. Четыре хищника с оскаленными пастями яростно зарычали, пуская клочьями пену. Очевидно, получив каким-то образом телепатический приказ, не нападать, они просто скалили пасти, брызгая слюной. Окружили, взяли в кольцо, не давая помочь своему другу.

А тот так и ушел в темноту.

Находясь внутри кольца, вертясь как юла, с почти пустой винтовкой и ножом в руке, Строев уже осознал: его не убьют. Не растерзают. Ему просто не дают броситься вслед своему другу.

И когда Валька исчез в пустоте, когда волки, поглощаясь тенями, отступили назад, когда их скрыла темень ночи — только тогда Строев заплакал.

Опустив бессильно руки с бесполезным ружьем, он как мальчишка плакал навзрыд.

И слезы эти были слезами потери. Он лишился последнего друга: неугомонного Вальки. Рубахи-парня и балагура, верного и отважного следопыта, которого без исключения любил весь поселок нефтяников.

Теперь нет и его.

А во тьме, где-то там, в тех сугробах, куда ушел Валька, из пустоты полярной ночи на плачущего бригадира смотрели глаза.

Они смотрели и…

Казалось… улыбались.