Анатолий Поднесенский Андрэ Тоти КРУТОЙ СЮЖЕТ 1994, № 03

Анатолий Поднесенский КРОВАВЫЕ КАПЛИ ДОЖДЯ

1. Григорий Вериго

Уложив вещи, Григорий Петрович вышел покурить. Вагон дернуло и поезд медленно тронулся вдоль перрона. Мимо окон промелькнули домики пригородного поселка, пронеслись фермы железнодорожного моста над Вяткой и начался лес — чахлые тонкие березки, низкорослые ели, заросли мелкого кустарника. Этот унылый пейзаж в сочетании с темным дождливым небом действовал удручающе. Стало как-то тоскливо. Он вышел в тамбур. Ему хотелось побыть одному, сосредоточиться, еще раз все взвесить.

По старой привычке он планировал все до мелочей, тщательно обдумывал каждый свой шаг. Говорят, что привычка — это вторая натура. И действительно то, чему его научили в молодости, стало со временем главной чертой характера. Знали бы его соседи по купе, кто он такой, зачем и куда едет. Да, прожито много и частенько ночами стала мучить бессонница. Впрочем, какая это бессонница. Ночами он листает свою книгу жизни: первую страницу, вторую, десятую…

Больше всего ему нравятся первые страницы. Это естественно, тогда он был молод. Сколько же ему было? Семнадцать, да, семнадцать…

Курсант разведшколы абвера, что расположилась в районе Берлина близ озера Квенц, Грицко Вериго поражал преподавателей своими способностями. Смелый и дерзкий, упорный в достижении цели, он быстро осваивал технику стрельбы, подрывное дело, тайнопись и подделку документов, учился одним ударом бесшумно убивать человека. Его авторитету способствовало отличное знание русского, польского и немецкого языков. Когда в 1940 году в оккупированном немцами Кракове был создан специальный центр абвера для шпионажа и диверсий в советском тылу, Вериго был рекомендовал туда, несмотря на свою молодость, преподавателем.

К этому времени он успел дважды побывать с заданиями абвера на территории Украины, за что заслужил высокую похвалу начальства.

Большинство курсантов, проходивших подготовку в разведцентре, а также часть преподавателей были воспитанниками ОУН (ОУН — Организация украинских националистов.) Вериго заметно выделялся среди своих соотечественников. Добросовестное исполнение обязанностей, фанатическая преданность хозяевам из «Великой Германии» — эти качества молодою преподавателя нравились руководителям центра абвера полковнику Штольцу и Теодору Оберлендеру.

Весной 1941 года руководитель абвера адмирал Канарис поручил Оберлендеру договориться с главным проводом ОУН (Главный провод — центр (штаб) ОУН) о формировании в составе полка особого назначения «Бранденбург-800» националистического батальона «Нахтигаль» (Соловей). В состав батальона отбирались лучшие из лучших — «элита ОУН».

Вскоре и Грицко Вериго надел форму немецкого офицера с желто-голубой ленточкой на погонах.

18 июня 1941 года «Нахтигаль» был переброшен к советской границе в район местечка Радимно. Именно здесь личному составу объявили о предстоящем нападении на Советский Союз. Духовный пастырь-капеллан батальона Иван Гриньох привел батальон к присяге «на верность фюреру и Великой Германии». Через четыре дня, 22 июня 1941 года головорезы «Нахтигаля» перешли границу СССР.

Одним из подразделений батальона командовал молодой обер-лейтенант Григорий Вериго.

2. Лейтенант Алексей Каминский

Поезд, постепенно замедляя ход, остановился. Через окно вагона виднелась станция. По времени должен быть Яр. Стало так тихо, что можно было различить шум дождя. Капли стекали по стеклу, размывая свет станционных фонарей в причудливые рисунки. В купе попутчики давно спали.

Так уж получилось, что служить Алексею Каминскому пришлось начинать не в Москве, где он проходил стажировку перед выпуском, и вообще не в городе. Полтора года тому назад его направили в маленький таежный поселок с красивым названием Брусничный.

Сказать откровенно, поселок Алексею понравился. Он живописно расположился на пригорке, окруженный со всех сторон лесом. Недалеко было небольшое озеро, которое, как рассказывали старожилы, появилось перед войной на месте отработанного карьера за одну ночь.

Воспоминания Каминского прервал гудок тепловоза. Поезд, медленно набирая ход, опять покатил в темноту дождливой ночи.

Захотелось курить. Алексей вышел в коридор.

Недалеко от тамбура стоял седой мужчина. «Тоже не спится», — подумал Каминский. Мужчина повернулся, посмотрел на Алексея, свет дежурного тусклою освещения упал ему на лицо. Что-то знакомое показалось Алексею в этом седом, как лунь, человеке. Где же он его видел? Вот мужчина поднес сигарету ко рту, затянулся и, откинув голову назад, выпустил дым. Да, точно, Алексей помнил этого человека и эту привычку выпускать дым, откинув голову назад.

Мужчина отвернулся. Он докурил сигарету, потом еще раз мельком бросил взгляд на лейтенанта и открыл дверь крайнего купе.

Алексей взглянул на часы. Было около двух.

«И все-таки, где же я видел этого седого мужчину? — подумал Алексей. — Уж не тогда ли в Москве полтора года назад? Да, точно. Москва, Татьяна, маленькое уютное кафе. Да, это был он — „Седой“».

3. Документа из архива

Специальное донесение начальнику войск НКВД по охране тыла действующей Красной Армии.

30 апреля 1944 г.

Доношу, что в ночь на 26. 8. 44 крупная банда неустановленной численности пыталась перейти государственную границу…

При столкновении с подразделениями 20 погранотряда, потеряв 10 человек убитыми и 2 пленными, банда отошла обратно на сопредельную территорию. Часть банды неустановленной численности сумела прорваться в глубь нашей территории и скрыться в Кременецких лесах…

Командир стрелковой бригады ВВ НКВД.


Записка по «ВЧ» командиру стрелковой бригады ВВ НКВД 1 октября 1944 г.

Ставлю Вас в известность, что в последнее время значительно активизировала боевые действия в районе Кременецких лесов банда под командованием «Перуна».

21.09.44 банда напала на узкоколейную железную дорогу под Ракитно. Бандитами разобрано 40 м пути, уведено несколько рабочих, произведено крушение поезда, груженного дровами.

27.09.44 банда численностью до 80 человек, переодетых в форму красноармейцев, напала на село Лохчу. Убит председатель сельсовета, вырезано восемь семей советского и партийного актива.

29.09.44 в районе населенного пункта Стейно бандитами убито 12 военнослужащих Красной Армии и произведено крушение грузового поезда.

Предлагаю:

Совместно с органами НКВД организовать и провести войсковую операцию по уничтожению банды «Перуна».

Заместитель начальника ВВ НКВД Украинского округа.

4. Григорий Вериго

Григорий Петрович, докурив сигарету, постоял немного и прикурил новую. Поезд мчался в глубине ночи. Вот так мчится его жизнь, неизвестно куда и неизвестно зачем, а потом останавливается на незнакомых станциях. Вот и тогда в сорок четвертом его курень, имевший специальное задание, был переброшен в Кременецкие леса, в тыл Красной Армии. Многое может забыться, но это не забудется никогда. Шли через Шумаву. Поднявшись по крутой тропинке на вершину Клети все, как по команде, остановились, очарованные панорамой. В просвете над горизонтом, как на ладони, были видны отшлифованные скалы, напоминающие собой окаменелых диковинных животных, а вдалеке, в белоснежной дымке величественно темнели горы.

Подошли к границе с СССР. После освобождения Правобережной Украины Советы сразу же восстановили границу и выставили пограничные наряды. Незаметно преодолеть границу не удалось. Курень отошел назад. Прорвалась только головная сотня (Сотня — подразделение УПА численностью 120–150 чел.), его сотня.

По прибытии на место обосновались. Немцы, отступая, добросовестно потрудились и подготовили целую сеть хорошо замаскированных и связанных между собой окопов, блиндажей, складов. Позиции боевого охранения, выдвинутого вперед на угрожаемых направлениях, имели телефонную связь со штабом. Провели разведку и начали боевые действия. Вскоре прибыл референт краевого провода ОУН (Краевой провод — территория около двух областей, где действовали бандеровцы) «Регент». Его Грицко хорошо знал. Они вместе учились в разведшколе, но потом пути их разминулись. «Регент» быстро пошел наверх, вскоре о нем заговорили в «СБ» — службе безопасности главного провода ОУН.

Руководство ОУН требовало активизации действий. С этими инструкциями и прибыл «Регент». Однако границы населенных пунктов были так блокированы нарядами НКВД, что вот уже в течение недели он не мог провести разведку и спланировать очередную акцию. Раньше при наличии нарядов в населенном пункте туда проникали очень просто. Выходили из леса, спрятав оружие в надежном месте, брали в руки пустые бутылки и спокойно шли в… магазин за керосином. Там же получали необходимые разведывательные данные от симпатичных молодиц-связников. Но сейчас энкавэдисты многое изучили и проникнуть в населенный пункт даже поздно ночью очень трудно. Только за эту неделю он потерял таких отчаянных и надежных боевиков, как «Корней», «Бульба», «Осип». И вот сегодня ушел в 2 часа ночи «Регент». Прошло около трех часов, начинало светать. «Видно что-то случилось, — подумал Вериго, — уже слишком много времени прошло».

Услышав у входа в бункер голоса, Григорий различил среди них знакомый голос Стася.

— Ну что? — спросил он у вошедшего.

— Кепско, бардзо кепско (Плохо, очень плохо (польск.). Энкавэдисты прибыли в Лохчу, мусиць батальон, а мусиць болей. — Стась всегда пересыпал в минуты волнения свою речь польскими словами.

— Что будем делать? — спросил Вериго.

— Не вем, не вем, друже Григорий. Треба отходиць.

Вдруг послышался топот и в землянку вбежал командир четы (Подразделение УПА) «Лялюсь».

— Беда, Перун, энкавэдисты!

— Где?

— Идут со стороны Лохчи и приближаются к позициям передового охранения.

— Ну вот и все, — сказал Григорий, — этот бой будет для нас последним, но мы их еще побьем. Мы примем этот бой, — Григорий решительно, со злостью ударил кулаком по столу. Глаза его загорелись. — Друже «Лялюсь», играй общую тревогу. Командиров ко мне…

Воспоминания прервал шум открываемой двери купе. Григорий Петрович посмотрел в глубину коридора и увидел выходящего из купе молодого лейтенанта. Лейтенант закурил. Лицо этого парня показалось ему знакомым. Он попытался вспомнить, но что-то мешало. Форма, что ли? Да ладно, какое отношение к нему может иметь этот лейтенант?

Забравшись на верхнюю полку, Вериго устало вздохнул и закрыл глаза.

Надо спать, утром он должен быть свежим. Самое главное сейчас — выполнить то, зачем его послали в эту лесную тушь.

5. Поселок Сосновка. ИТК-19

Игорь Звонков вздохнув, перевернулся на другой бок. Господи, еще одиннадцать лет! Сами собой полились слезы. Эти черные робы, эта колючая проволока, эти бесконечные построения и проверки, эти злобные лица и стриженные головы, этот сопровождающий везде запах карболки и человеческого пота… Нет, его здесь не трогали, а «Щербатый» даже приблизил к себе. Шутка ли сказать — ограбление инкассатора, да еще вооруженное — такие деньга взяли. Именно «Щербатый» и дал ему кличку «Интеллигент».

А чего ему, собственно, не хватало на свободе? Учился в институте, была возможность поступить в аспирантуру — отец все бы устроил. Имел свою машину. Деньга? Да, наверное деньга. Отец ему выделял на карманные расходы солидную сумму. Только насколько хватало этих денег? Дня на три-четыре. А ведь красивые девочки любят, когда им дарят красивые вещи, и вообще красивую жизнь.

Кто же виноват, что он здесь, за колючей проволокой? Григорий Петрович? Нет, только не он.

В этого человека он свято верил, но еще больше побаивался его. Тогда, перед нападением, он сказал:

— Смотри, Игорь, ты можешь отказаться, ведь всякое может случиться. Попадешься, будешь отвечать сам. Меня не существует, меня нет. Если предашь — жить не будешь, я достану тебя везде. Я все могу простить, кроме предательства. Предателей нужно уничтожать. Но помни, где бы ты ни был, я сделаю все, чтобы тебя выручить.

Так говорит и «Щербатый», собирая вокруг себя молодежь. Он здесь главный — «пахан», его здесь боятся и ненавидят. Когда Игорь прибыл в зону, «Щербатый» сказал ему:

— Не знаю, почему, но ты мне, парень, нравишься. Будешь моим помощником. Зона есть зона. Здесь свои законы, но тебя никто не тронет, а рассчитаемся на свободе. За все нужно платить…

Собственно, как все начиналось? Тогда они втроем, хорошо посидев у Валентина на квартире, одурев от видеофильмов и выпивки, шли по Краснопресненской набережной. После всего выпитого и увиденного каждый чувствовал себя уверенно. Даже эти хлюпики Валентин и Генка шли, выпятив грудь, грубо расталкивая прохожих и громко матерясь. Хотелось действовать, что-то сделать, показать себя.

Тогда они и заметили эту парочку: пожилого мужчину в очках и маленькую худенькую женщину, повернувших в переулок.

— Ну что, мужики, попугаем старшее поколение? — спросил Игорь.

— Может, кого-то другого, «Князь» — они ведь в родители нам годятся, — заметил Генка.

— Ну ты, адвокат, боишься что ли, тогда не мешай, мы с Валентином все сделаем, в ресторан, я думаю, они нас немного ссудят, — Игорь подмигнул Валентину.

Когда они вошли в переулок, то увидели, что пара расположилась на скамеечке, в глубине двора. Они сидели лицом друг к другу и женщина, положив мужчине руки на грудь, что-то ему говорила. Лицо ее светилось радостью. Он смущенно улыбался, то и дело поправляя очки. На мгновение Игорю даже стало их жалко, но отступать он не привык.

— Ну что же вы, дядя, молодежь развращаете. Ночь не наступила, а вы здесь любовь устроили, — сказал Игорь, подойдя поближе.

— Да нет, молодые люди, мы просто устали, вот решили отдохнуть.

— А я говорю, влюбляетесь, — упорствовал Игорь, — и нас развращаете.

— Ребята, мы вам не мешаем? Вот и идите, куда шли, — сказала женщина.

— Ладно, короче. Платите за любовь, и мы вас не тронем, — сказал Игорь, — в вашем возрасте любовь, особенно секс — это очень вредно.

— Да как вы смеете, — мужчина встал, — как вы смеете так разговаривать со старшими!

— Ну вот, я же говорил, что они нас не поймут, — сказал Игорь и так быстро снял у мужчины очки, что тот даже не сумел среагировать.

— Отдай очки, — тихо сказал мужчина, — слышишь, подлец, отдай очки.

— Ребята, не надо все это, — женщина заплакала и дрожащими руками, расстегнув сумочку, протянула Игорю несколько купюр.

— Такие деньги за любовь? Нет, этого мало. Ну ты, шизофреник, выручай свою старуху.

Мужчина вздохнул и с силой, но как-то неловко, ударил Игоря в грудь. Игорь просто не ожидал удара от такого тщедушного на вид человека и, потеряв равновесие, упал на асфальт. А потом они все вместе били мужчину, били зло и жестоко. Женщина пыталась заслонить его, помешать, но отброшенная ударом Валентина, упала на землю.

— Помогите, помогите! — закричала она, поднявшись.

Начали открываться окна. И вдруг Игорь краем глаза, как-то случайно, заметил, что далеко в проеме выходящего на другую улицу двора остановилась желтая милицейская машина. Липкий страх охватил все тело. «Позвонили, сволочи», — мелькнула мысль.

— Милиция! — закричал он, и все трое бросились назад по переулку.

— Сюда, скорее, — услышал Игорь из стоявшего рядом автомобиля.

Седой пожилой мужчина открыл им дверцы машины и рванул ее с места.

Выехали на Конюшковскую, проскочили ее и слились с потоком машин на Садовом кольце.

Ехали минут двадцать. Уже совсем стемнело. Свернули в небольшой переулок, проехали его и подрулили к платной стоянке.

— Сейчас пойдем ко мне, согреетесь, расслабитесь, — сказал мужчина.

Григорий Петрович — так звали их неожиданного спасителя — жил на третьем этаже. Квартира была двухкомнатная, обставленная дорогой, со вкусом подобранной мебелью.

Григорий Петрович достал рюмки, нарезал колбасу, сыр, лимон, и вытащив из светящегося бара бутылку коньяка, поставил ее на стол.

— За знакомство, — сказал он. Выпили, налили по второй. Раскраснелись, начали отходить от испуга. Валентин, как ни в чем ни бывало, с аппетитом закусывал, Генка радостно улыбался, Игорь молча жевал кусочек лимона.

— Григорий Петрович, спасибо Вам, Вы нас спасли, — умиленно сказал Генка.

— Да, срок вы бы схватили, — сказал Григорий Петрович, — а в лагере — это не на свободе. По себе знаю.

— Вы сидели? — спросил молчавший все время Игорь.

— Пришлось там побывать. Правда, не за уголовщину, а по 58-й.

— Вы политический? — Игорь удивленно посмотрел на Григория Петровича.

— Да как вам сказать. В 1944 заслали в тыл врага, потом провал, концлагерь. Бежал, снова воевал. После войны вызвали в НКВД, спросили: «Был в плену?» — «Был». Домой я уже не вернулся. Опять лагерь, только советский, было с чем сравнивать. Дали пятнадцать лет, В 1954 амнистировали. Вот так, молодежь.

— Вот сволочи, всю жизнь испортили, — процедил Валентин, — как же так?

— Да что я, таких много было. Кстати, я ведь шел с того двора и видел, как у вас развивались события. Жалко стало вас, ребята, да и люблю я смелых, отчаянных, и очень хорошо помню лагерь. Я и сам мальчишкой в неладах с милицией жил. — Он подмигнул и достал из бара бутылку водки «Золотое кольцо».

Все восхищенно смотрели на него. «Вроде бы во дворе никого не было, — подумал Игорь, — женщина прошла, а вот его не было».

— Я предлагаю, — встал Генка, — выпить за нашего спасителя. За отчаянных и смелых людей с большой буквы. За вас, Григорий Петрович. Пьем стоя.

— Я надеюсь, мы с вами расстаемся друзьями, — сказал Григорий Петрович, — если хотите, встретимся еще. Люблю молодых. Телефоны-то на квартирах есть? У меня, к сожалению, нет, хотя и участник войны.

Все написали номера домашних телефонов. Григорий Петрович проводил на улицу, остановил такси, дал водителю деньги и отправил по домам.

Задержавшись возле Игоря, он сказал:

— Так деньги не делают.

Звонков вздохнул и натянул на голову одеяло. Проклятые комары заели на нет.

6. «Перун»

Из доклада командования стрелковой бригады ВВ НКВД начальнику ВВ НКВД Украинского округа.

20 октября 1944 года.

Докладываем о результатах операции по ликвидации оуновской банды «Перуна» в Кременецких лесах.

На основании агентурно-разведывательных данных, а также путем допроса задержанных бандитов было установлено место расположения банды «Перуна».

Операция протекала с 15 по 18 октября включительно. С первого дня начались боевые столкновения, сначала с боевым охранением банды, а по мере продвижения вглубь леса — с ее основными силами. Со стороны бандитов применялись минометы, пулеметы и ручное вооружение.

В отдельных местах бои продолжались по 5–8 часов. Бандиты пытались уйти из окружения, переходили в атаку, но повсюду уничтожались.

Захвачены трофеи: минометов — 9, станковых пулеметов — 5, ручных пулеметов — 12, автоматов — 331, винтовок — 298…

Среди захваченных живыми имеется 5 немцев, 15 немцев убиты. Все они принимали участие в боях в составе банды. Как стало известно из предварительных допросов пленных, в банде был проводник центрального провода ОУН «Регент». Ему, а также главарю банды «Перуну» удалось скрыться. Нами принимаются меры по их обнаружению и задержанию.

Командир стрелковой бригады ВВ НКВД.


То, что его формирование принимает последний бой, Перун знал. Внутренние войска дело свое делают профессионально, и полагаться сегодня надо не на силу оружия, а на хитрость. И еще: как птица отвлекает хищника от гнезда, так и энкаведистов надо подальше отвести от этого бункера: ведь почти рядом закопаны ящики, в которых хранится… О, многое там хранится. То, без чего потеряла бы смысл та стратегия, которую в последние дни разрабатывали Перун и Регент. Уходить, уходить отсюда надо, подставив под пули своих людей. Их все равно уже не спасешь, и потом, мертвые — они лучше, чем пленные.

Тяжелым был бой. Перун, Лялюсь и еще двое выскочили из окружения, можно сказать, чудом. Ушли в глухие чащобы, где был резервный, известный одному Перуну, схрон. Раньше там жил проводник «Роберт». Жил вместе со своей охраной, женой и ребенком. Под землей были оборудованы три комнаты. Из каждой имелся запасной выход. Каждый вход закрывался люком, прикрытым ящиком с землей толщиной около двух метров. Три недели жили в нем. Не голодали: еды, как и оружия, там было припасено много. Потом командир уже не существующей сотни принял решение выдвинуться на запад, попытаться перейти линию фронта. Фронт ведь каждый день отодвигался, так можно вообще остаться на территории «советов».

Вышли из схрона в ночь, а уже утром натолкнулись на засаду. Группа проходила в то время опушкой леса, спрятаться от огня солдат было невозможно. Перун упал при первых же выстрелах. Боевики, увидев, что потеряли вожака, взяли резко влево, туда, где темнел сосняк. Обреченные, не надеющиеся на пощаду, они дрались до последнего патрона, однако никто не добежал до спасительных деревьев.

— Эти готовы, — сказал один из бойцов, подбирая автоматы, лежавшие подле убитых. — А вот четвертый где? Упал-то, вроде, вон там, у осины.

— Раз упал, значит, лежит, — ответил сержант. — Отсюда не уйти, все как на ладони.

Но сколько не искали бойцы, так и не нашли никого. Вызвали проводника с собакой. Пес добросовестно тянул поводок километра два, потом стал. Проводник беспомощно пожал плечами:

— Порошок на следах рассыпан, товарищ сержант.

— Махра, что ли?

— Нет, не наш порошок, немецкий. От него теперь мой Рекс не скоро очухается.

— Жалко. Видно, большую птицу упустили.

…Перун упал не только из хитрости, он действительно схлопотал пулю, но та, войдя в плечо, умудрилась не задеть кости. Однако, крови он потерял немало, и к исходу дня — а Григорий весь день шел, ни на минуту не останавливаясь — рана начала нестерпимо жечь, рука отекла. От погони он оторвался, но понял, что на запад идти сейчас не резон, что его караулят как раз на западных стежках-тропках. И Перун пошел на восток. За полночь пробрался к знакомому дому, постучал условным сигналом в окно. Здесь жила «файна паночка» Кристина, вдовушка, чей муж был в отряде Перуна, но погиб еще летом. Из-за Кристи и погиб: не стоило ему, плешивому, кривоногому, брать в жены такую красавицу, не стоило знакомить своего командира с ней, а потом из-за нее же бросаться на Перуна с кулаками.

Кристя на стук двери отворила, завела его в дом, с любовью своей горячей сразу полезла, а уж потом рану промывать начала.

— Подожди, подожди, радость моя. Где шкатулка, которую я тебе давал?

В шкатулке — стопка документов. Знал Перун, зачем копил их, отбирая у убитых красноармейцев и селян. Теперь вот листает, прикидывает, какой лучше ему подойдет. Пожалуй, вот этот. Красноармеец Дорошевич, демобилизованный из армии по случаю тяжелого ранения и контузии. Лицом схож, даже очень. И рана — тоже в правое плечо. Славно и то, что имя менять не придется: Григорием звали Дорошевича, Григорием Петровичем.

Весной сорок пятого года списанный подчистую боец Григорий Петрович Дорошевич появился в небольшом подмосковном городке. Этим же летом женился, взяв фамилию жены. Любопытствующим объяснял: из родственников никого не осталось, всех немцы побили, а детей не будет — жена тяжко переболела. Так что все равно конец роду. Чтоб меньше страшное вспоминалось, лучше, чтоб и фамилия не звучала.

В пятидесятом Григорий Мокрецов стал студентом одного из московских институтов, заочником, естественно. В том же году бросил на центральном почтамте открытку по адресу, который прочно сидел в голове. И начал делать это регулярно каждые полгода. В пятьдесят третьем похоронил жену, стал жить бобылем, пил мало, женщин не водил… В общем, соседом был примерным.

В пятьдесят пятом Мокрецову в первый раз пришла к новогодним праздникам поздравительная открытка. С тех пор перед каждым январем он вытаскивал из почтового ящика открытку с коротким трафаретным текстом: «Поздравляю… Желаю». Подпись была везде одинакова: Стас.

В последних числах декабря шестидесятого года в дверь его комнаты постучали и на пороге появился незнакомый мужчина.

— Слава Украине, друже Григорий, — сказал гость.

— Героям слава, — машинально последовал ответ.

Человек, прибывший от Регента, гостил у Перуна недолго.

Посоветовал при возможности перебраться в Москву, дал деньги, оставил новый адрес, по которому следовало теперь посылать открытки. Бад-Годесберг — название этого города в ФРГ Григорий слышал впервые.

7. Игорь Звонков

Рядом тяжело застонал во сне «Щербатый», потом закричал, заматерился и затих. Игорь отвернулся от него. «Сволочь, такая же сволочь, как и все здесь. Ведь он меня опекает из-за денег. Деньги ему нужны, а не я, — подумал он. — Иначе он бы меня давно „женил“ и сам вместо жениха пошел бы первым. Он и в подметки не годится Григорию Петровичу».

С Григорием Петровичем после первого знакомства они встречались часто. Ходили в рестораны, кафе, видеобары.

— Как дела с финансами, князь Игорь? — спросил однажды Григорий Петрович, когда вышли из ресторана.

— Гол, как сокол, — ответил Игорь.

— Если надо, то ссужу, пока имею.

Денег Григорий Петрович дал. Потом давал еще. Но что поделаешь, деньги разлетались за несколько дней.

Однажды Григорий Петрович позвонил и назначил встречу у метро на Смоленской площади.

— Есть одно дело, — сказал он, подойдя к Игорю. — Тут один мой старый «друг» должен мне энную сумму денег, но отдавать не собирается.

Быстро обговорили детали. К делу привлекли Валентина, а Генку трогать не стали.

«Другом» оказался старый профессор.

Когда, подъехав на машине, Григорий Петрович показал им «парабеллум», они не на шутку струхнули.

— Трофей, — сказал шеф, — я привез его с войны.

К профессору поднялись вдвоем. Дома оказалась маленькая седая старушка-прислуга, которая, увидев пистолет и двоих в масках из капроновых чулок, упала, потеряв сознание. Взяли деньги, золотые цепочки, серьга. Уехали спокойно, на троллейбусе, потом в метро, и вышли на Сходненской. Там их ждал Григорий Петрович. Золото он забрал, а деньга разделил поровну.

— Ну вот, а вы боялись, — засмеялся Григорий Петрович.

Опять хорошо посидели. Через неделю Игорь, получив еще кучу денег за реализованное золото, был посвящен Григорием Петровичем в замысел новой операции. Дело оказалось намного опаснее, чем он думал, но дорога назад не было. «Акцию», как говорил Григорий Петрович, начали готовить очень тщательно. Два месяца они вдвоем поочередно прогуливались у ювелирного магазина, присматриваясь к работе инкассаторов. Изучали время их приезда, режим работы магазина, хронометрировали процесс приема и выноса денег. Игорь, внимательно наблюдая, изучил даже привычки и слабости одного из них. Этот молодой парень, забрав выручку, забегал в кафетерий, расположенный здесь же, у входа, в уголке магазина, выпивал стакан сока, отпускал симпатичной продавщице, которая ему определенно нравилась, комплимент и бегом спешил к машине. Это повторялось регулярно. Но самое главное, что предопределило нападение — это наличие выхода из кафетерия во двор магазина, где дальше были проходные дворы. Инкассаторов было трое, двое из них — второй инкассатор и водитель, как правило, оставались в машине.

Валентина посвятили в детали накануне нападения. К удивлению Игоря, Валентин сразу же согласился.

За несколько дней до налета собрались в маленьком уютном кафе. Игорь тогда опоздал. Когда он вошел в кафе, вся компания была в сборе. И тут он увидел Татьяну. Она сидела с каким-то незнакомым парнем. «Вот тебе и недотрога. Как она оказалась здесь, да еще не одна. Ну, я его проучу, и тебе, тихоня, достанется».

Заказав музыку, он направился к их столику. — «Сейчас, Калинкина, ты увидишь, на что способен Звонков», — злорадно подумал Игорь.

8. «Регент»

Утренний «Боши» авиакомпании «Люфтганза», огромный и серебристый, прибыл из Мюнхена в Бонн точно по расписанию. Среди пассажиров, спускавшихся по трапу, трудно было чем-нибудь выделить высокого пожилого мужчину, одетого в светлый плащ — в тот сезон такие плащи были в моде у людей среднего возраста — и темную фетровую шляпу — такие тоже носили многие. Он вместе с толпой вошел в здание аэровокзала и без багажа, — прилетел налегке, — вышел к стоянке автомобилей. Здесь почти сплошь стояли черные «опели», ухоженные, неразличимые друг от друга, но человек в светлом плаще только один раз рассеянно окинул их ряд и подошел к машине, стоявшей шестой во втором ряду. Открыл дверцу, сел рядом с водителем, даже не посмотрев на него. Шофер тут же включил двигатель, и «Опель» сорвался с места.

Проехав несколько кварталов по набережной Рейна, «Опель» взял направление на Бад-Годесберг — город дипломатических вилл.

За всю дорогу в машине не было произнесено ни слова. В городе машина остановилась у неприметного коттеджа. Человека из самолета никто не встречал.

Он вышел и зашагал по дорожке, посыпанной серым гравием, к зданию, окруженному зеленым газончиком, с тщательно ухоженными, аккуратными кустиками и деревьями. Пред фасадом здания на флагштоке колыхался черно-красно-желтый флаг Федеративной республики. Ничем, кроме флага, этот коттедж не отличался от десятков других таких же зданий вокруг.

Мужчина поднялся на крыльцо, без стука вошел в помещение, оказался в приемной, где роль секретарши выполнял молодой человек с крутыми плечами. Он привстал навстречу гостю:

— Господин Крейн вас ждет.

Крейн оказался худощавым невысоким мужчиной, чуть старше, чем Маснак.

— Коньяк, виски, розовое вино? — предложил он, когда Станислав сел в кресло у массивного дубового стола.

— Стакан самогона.

— А вы шутник, Станислав, но придется немного подождать, сейчас сгоняю своего человека во Львов, — чуть улыбнувшись, сказал Крейн. — А вы пока расскажите мне историю с этими ящиками, которые предстоит вывезти с Украины.

— И только из-за этого надо было меня выдергивать из мюнхенской постели?

— Есть и у меня интересная информация… Но — по порядку. Сначала я вас выслушаю.

— Ящики — это не сокровище озера Типлицзее (Типлицзее — озеро в Австрии, где были спрятаны секретные документы СД и гестапо), но определенный интерес они представляют. В них картотека гестапо и абвера, между прочим, на некоторых из тех людей, которые неплохо сейчас устроились, находятся на больших хозяйственных и даже руководящих должностях. Они бы были полезны для нас.

— Кто знал о содержимом ящиков, кроме Перуна? Не могла ли произойти утечка информации?

— Вряд ли. Даже Перун был уверен, что мы прячем не столько документы, сколько золото и камешки, добытые в грабежах.

— Фу, Станислав, какие слова вы употребляете. Вы кем были на Украине, бандитами или освободителями?

— Я уже не играю в красивые слова, господин Крейн, говорю так, как было. Перун к золоту был неравнодушен, и постарался убрать всех, кто имел к ящикам отношение. На днях он поедет туда, постарается в деревнях найти тех, кто приютил бы на неделю пять-шесть грибников из города…

— А потом вы хотите перебросить Перуна сюда?

— Думаю, он заслужил это.

— Не возражаю. Но на востоке ему предстоит еще одно дело. Об этом я и хотел потолковать с вами. Есть недалеко от Москвы небольшой такой городок физиков, и среди этих физиков несколько толковейших ученых, к которым надо подобрать ключ… А Перуну мы будем платить, и хорошо, так что он в накладе не останется. После выполнения нашего задания он здесь сможет жить совсем неплохо.

9. Алексей и Татьяна

Каминский сейчас не может детально вспомнить, как получилось тогда в кафе, что схватил он руку этого парня. То ли он уже драться полез, то ли Алексею надоело гадости слушать. Так или иначе, от пожатия лейтенанта у парня такое лицо сделалось, что отпустил его Алексей, побоялся, чтобы он, не дай бог, в обморок не грохнулся.

Кто знает, чем бы все кончилось, если бы не пожилой мужчина, седой, но, видно, еще крепкий, с волевым, уверенным взглядом. Когда он остановил парней, те сразу сникли, перестали кричать.

«Вон, — негромко произнес мужчина и тронул за рукав Алексея. — Вы уж простите их, подлецов. Сто грамм выпьют — и теряют рассудок».

Парни тотчас вышли из кафе, Алексей с Таней тоже не стали задерживаться — настроение было испорчено.

Несмотря на уговоры, Таня проводила Алексея на Ярославский вокзал. И дорогой рассказала об Игоре. Они учились в одной школе, но он был на два года старше ее. Отец Игоря, умный и порядочный человек, крупный ученый работал в каком-то «почтовом ящике». После запуска очередною космического корабля Игорь многозначительно и таинственно намекал, что о запуске он знал заранее, естественно, от отца. Мать Игоря занималась домашним хозяйством и, наверное, слишком уж опекала своего единственного и позднего ребенка. Игорь имел все, что можно иметь в его возрасте, даже больше. Все знали, что Игорь неравнодушен к Татьяне, хотя мать давно подыскала ему престижную невесту. Однако Татьяна не ответила Игорю взаимностью, за что девчонки осуждали ее.

— У меня есть все, будет и Калинкина, — заявил как-то перед друзьями Игорь, — я ее просто куплю, как куклу.

Но Татьяна стала тем первым препятствием на такой дороге Игоря, которое он так и не сумел преодолеть…

На вокзале, как всегда, несмотря на позднее время, куда-то спешили люди. Наверное, все вокзалы в мире вот так шумят и там тоже спешат люди.

Таня торопливо написала свой адрес на бумаге, а потом вдруг заплакала и прижалась к Алексею. Он помнит ее горячие губы, чуть солоноватые от слез, которые смешались с каплями осеннего дождя.

Поезд тронулся, она пошла за ним по перрону, потом побежала и беспомощно остановилась…

«Татьянка, Татьянка, что ты знаешь обо мне. Только то, что я военный, что люблю тебя, что служу далеко-далеко от Москвы. Не будет ли для тебя слишком большой жертвой приехать из столицы в этот суровый таежный край», — подумал Каминский.

«Нет, надо спать. На часах 0.45, наступил новый день. Как там поется: „Что день грядущий мне готовит?“ Хватит, товарищ лейтенант. Спать.

И все-таки, что нужно „Седому“ в наших краях? Почему он здесь?»

10. Судебно-следственное дело № 434

Из протокола допроса Кристины Янковской.

Вопрос: Скажите, гражданка Янковская, кто жил у вас на квартире осенью 1944 года?

Ответ: Я не помню.

Вопрос: А вот соседи говорят, что видели какого-то незнакомого мужчину.

Ответ: Да, я вспомнила, был у меня один солдат, демобилизованный по ранению. Я ведь, гражданин следователь, женщина одинокая, вдова. Кого хочу, того и принимаю.

Вопрос: Вы помните ею фамилию, имя?

Ответ: Мне, гражданин следователь, нужен был мужчина, а не фамилия. Фамилию я не помню, а звали ею вроде бы Егор.

Вопрос: Ваш муж, Антон Янковский, был в бандах ОУН?

Ответ: Мой муж был убит энкаведистами и вы об этом прекрасно знаете.

Вопрос: По нашим данным, осенью 1944 года у вас проживал один из руководителей банды УПА. Вы должны ответить на все вопросы правдиво. Я предупреждаю вас. В противном случае мы вынуждены будем привлечь вас к уголовной ответственности за дачу ложных показаний и укрывательство бандитов.

Ответ: Я знаю, что в НКВД или как вас сейчас, КГБ, по другому на свидания не приглашают, но тот солдат мне не докладывал, кто он такой.

Вопрос: Расскажите подробнее, как вы познакомились.

Ответ: Он пришел ночью. Попросился на постой. Я женщина одинокая, вот и пустила.

Вопрос: Он был ранен?

Ответ: У него было перевязано плечо. Сказал, что только из госпиталя.

Вопрос: Он говорил по-польски или по-украински?

Ответ: Мы розмовляли по-украински. По-польски он тоже розумие.

Вопрос: Кристина, вам знакомо псевдо «Перун»? Что с вами, вы так побледнели? Возьмите воды.

Ответ: Я не знаю никакого «Перуна».

Вопрос: У нас есть данные, что к вам приходил «Перун». Вы зря не говорите правду. Ведь именно «Перун» застрелил вашего мужа, когда тот хотел прийти в органы с повинной. Антон понял, кто такие бандеровцы. Кстати, крови на нем не было. Вы мне не верите? Вот протоколы допросов членов банды, которых мы захватили во время операции!.

Ответ: Не может быть. Моего мужа убили энкаведисты. О, Езус Мария! Но ведь он же мне сказал, что Антона убили энкаведисты.

Вопрос: У вас был «Перун»?

Ответ: …Да!

Вопрос: Он приходил один?

Ответ: Да.

Вопрос: Вы сможете описать его внешность, привычки, особые приметы?

Ответ: Да!


Из протокола осмотра места происшествия. 1968 год.

«…на полу комнаты следов, пригодных для идентификации, не обнаружено. Дверь в комнату без замка, открыта. Комната размером четыре на пять метров окнами выходит в сад. Ставни на окнах закрыты.

Труп Янковской Кристины лежит в центре комнаты у стола, головой к двери, на спине (фотографии прилагаются)».


Из заключения медэксперта.

«…резкая синюшность кожных покровов и наличие в коже лица и особенно на веках небольших кровоизлияний, а также горизонтальное направление странгуляционной полосы свидетельствует, что смерть наступила от удавления петлей, накинутой сзади».

11. Убийство Кристины

Григорий Петрович потянулся рукой к тумбочке, нащупал в темноте сигареты и спички, прикурил и жадно затянулся. Вчера он сошел на этой маленькой станции. Было уже темно. Со всех сторон небольшой поселок теснила мрачная громада леса. Вдалеке светилась огнями лампочек колония, а чуть дальше, — обнесенный высоким забором и колючей проволокой шпалозавод.

Спросив у сошедших с ним с поезда пассажиров, в основном, местных жителей, где гостиница, Вериго без труда нашел невзрачное одноэтажное здание.

В комнате, куда его определили, никого не было. Стояли две железные кровати, две тумбочки, стол и три стула. Мебель была старая, стены обклеены желтыми замаранными обоями.

Ну, вот и все — он на месте.

Наладив связь с Маснаком, он терпеливо ждал курьера с Запада. Сумел перебраться в Москву, сообщил свой адрес, но долго никто не приходил. Наконец-то прибыл связной. Задание было пустяковым. Нужны были документы в подлинном их исполнении: паспорта, военные билеты, различные справки. Все это, особенно документацию НИИ, где он работал, Вериго достал без особого труда.

Указания из «Центра» он получал по радио, настроив приемник на одну из заграничных станций. Григорий, как всегда, слышал знакомую песню, после которой диктор начинал диктовать цифры. Это был наилучший и безопасный способ односторонней связи.

Однажды, расшифровав столбики цифр, Вериго подошел к бару, открыл его и налил себе фужер коньяка. Наконец-то. «Центр» предлагал сделать то, что давно уже мучило Григория — нужно было найти те запаянные металлические ящики с архивами гестапо и абвера, которые они спрятали с «Регентом» в 1944 году. Шифровку подписал Стас.

Через неделю, взяв отпуск за свой счет, Григорий уехал на Украину.

Место со спрятанными ящиками было километрах в пяти от села, где жила Кристина. Сойдя с автобуса, Григорий походил немного по селу, вышел на окраину и углубился в лес. Многое здесь изменилось. На месте молодой поросли сосняка шумел сосновый бор. Овраг стал шире. Вскоре Григорий дошел по знакомой просеке до обуглившегося от удара молнии дуба. Нужно было сделать на север в сторону оврага 49 шагов, а там под большим камнем-валуном, у выхода из схрона в овраг были закопаны ящики. Местность вокруг заросла орешником. Григорий вздохнул и начал, пробираясь через кусты, отсчитывать шаги на север. На тридцать первом шаге он остановился, как вкопанный — перед ним зияла пустота оврага. Подмытый талой весенней водой, край оврага обрушился. Весь «клад войны» оказался на дне оврага, засыпанный тоннами земли.

Григорий глухо застонал, как от боли. Сволочи — говорят об экологии, пишут в газетах, собирают деньги, кучу законов приняли, а здесь этот проклятый овраг сожрал столько земли и никому нет дела. Он с ненавистью посмотрел на дно, где среди камней и вырванных с корнем деревьев журчал ручеек.

Вернувшись, он часа два сидел в ожидании автобуса, который должен был отправиться где-то под утро. На село опускались сумерки. И Григорий не выдержал. Он редко изменял своей привычке, но нош сами понесли его на край села, где стояла хата Кристины. Вот и ее дом. В гуще деревьев, отчетливо выделяясь в ночи, ярко светились окна.

Двери открыла Кристина. Это была уже не та стройная черноглазая дивчина, которую на всю жизнь запомнил Григорий. Перед ним стояла усталая, пожилая женщина, совершенно другая, не похожая на его любовь. Вот только глаза ее не изменились. Они были такими же молодыми, как и раньше. Прищурившись, она смотрела на него и не узнавала, а потом, приглядевшись, испуганно отшатнулась.

— Грицко, ты?!

— Принимая гостя, Кристя, — сказал Григорий и шагнул в комнату.

— Ты зачем пришел, злодей? Столько людей погубил, а все живешь, бог тебя не прибрал.

— Кристина, ты что. Ведь война была — все убивали. Я свое получил, отсидел. Чистый я сейчас.

— Чистым ты никогда не будешь. Кровь людскую, что у тебя на руках, отмыть нельзя. Ты за что погубил моего мужа? За что ты мне жизнь покалечил? Отсидел бы он, как все, и была бы я при муже, детей растила бы, внуков.

— Его энкаведисты убили, Кристя.

— Были дома у меня следователи из НКВД, «Перун», показывали документы, тобой интересовались.

— Ну, и что ты сказала?

— Что знала, то рассказала. Только «схрон» у тебя глубокий, если они до сих пор найти не могут.

— Ну, так иди расскажи, что я пришел.

— И пойду. Чтобы взяли тебя, пока ты беды не наделал. И как ты прийти сюда не побоялся, ведь здесь люди есть из твоей банды — узнают ведь.

«Вот это влип, — подумал Вериго, — нужно что-то делать».

— Ты бы хоть корку хлеба на стол положила, проголодался я, — сказал он, и расстегнув портфель, выставил на стол бутылку водки. — Я заплачу, Кристя.

— Не надо мне твоих денег. Пойду принесу капусты, — сказала Кристина.

— Только не балуй, ты меня знаешь, Кристя.

— Да не пугай, не боюсь я тебя.

Когда Кристина вышла, Григорий вытащил из брюк тонкий кожаный ремень и положил себе в карман…

Около часа ночи он, осторожно пробравшись через сад, подошел к автобусной станции и уехал с попутной машиной.

Судьба опять оказалась к нему милостивой. Умело заметая следы, пересаживаясь с поезда на поезд, он благополучно добрался до Москвы.

* * *

Как-то придя домой, Вериго по привычке подошел к буфету, чтобы налить себе немного коньяка. Хмель забивал голову, становилось легче. Однако спиртным он не злоупотреблял. Соседи каждое утро видели его в спортивной форме, наматывающим крут по беговой дорожке на школьном стадионе.

Выпив рюмку, он садился в кресло и предавался воспоминаниям. Частенько его одолевали приступы тоски по прошлому. По своей натуре, убеждению и подготовке Вериго был бойцом. И, как сильный, он предпочитал схватку в бою. Но жизнь порой ставила перед ним такие вопросы, которые приходилось решать не только смелостью и риском, но и хитростью, и коварством. Так было в случае с Кристиной. «Где нужно, действуйте молитвой, а где необходимо — рубите мечом», — это наставление митрополита Андрея Шептицкого Вериго положил в основу своей жизни.

Тихая размеренная жизнь давила на него, привыкшего к опасным ситуациям, нуждающегося в ежедневной активной деятельности, тяжелым прессом обыденности. Те поручения, которые он получал из-за рубежа, выполнял быстро и с интересом, но они не давали возможности самоутверждения после многолетней бездеятельности.

Спустя месяц после возвращения с Украины Григорий получил условный сигнал о встрече. Через два дня он пошел на стадион «Динамо», где незаметно для посторонних глаз поменялся футбольными программками с соседом по ряду. Другими словами, он доложил начальству о поездке и провале дела с немецкими документами и с нетерпением стал ждать решения Стаса. Стас, конечно, не может не понимать, что органы безопасности могли обнаружить архив в разрушающемся овраге, усилить бдительность, искать тех, кто мог прийти за ним. Значит, Перуна ищут… Если Маснак все же решит задействовать в операции по розыску ящиков Вериго и послать его опять туда, значит, решил подставить его, наказать за прокол с Янковской. Тогда надо будет рубить все концы, скрыться и от своих, навсегда распрощавшись с мечтой перебраться на Запад, хотя бы здесь пожить в достатке…

Однако все получилось по-другому.

Следующую игру «Динамо» играло через неделю. И опять Григорий Петрович оказался на одной скамье с бывшим соседом…

Прочитав программку, полученную с его рук, так, как требовали того специальные навыки, Вериго радостно вздохнул. Опасная поездка на Украину откладывалась на неопределенное время. На днях он должен был получить большую сумму денег и приступить к операции «Физик»…

12. Операция «Физик»

Приказ познакомиться со Звонковым-старшим Вериго получил больше года назад. Это было трудное дело.

Геннадий Юрьевич Звонков, ученый, занимавшийся проблемами космоса, на контакт ни с кем не шел, а после того, как умерла жена, вообще с головой ушел в науку, в которой, судя по информации Маснака, добился очень многого. Всю свою любовь, кроме космоса, он вложил в единственного сына. Своеобразной была эта любовь: не ограничивать Игоря ни в чем, не оставлять на его плечах никаких забот. Поэтому жилось студенту Звонкову привольно, пока его запросы не стали перегонять возможности отца…

Знакомиться лично со Звонковым-старшим Вериго не стал — опасно, как-никак, но за ученым «от оборонки», а тем более занимающимся космосом, обязаны приглядывать органы безопасности.

Вериго решил действовать через его сына Игоря. Откуда было знать этому сопливому щенку, что их встреча тогда в переулке и «спасение» оказались не случайными. Не один день пришлось изучать Вериго все маршруты Звонкова, знакомиться с его привычками и повадками. Игра стоила свеч. Сына надо было переправить на Запад, причем так, чтобы об этом сначала узнал только отец. Ради сына, надо полагать, он бы согласился ехать куда угодно, передать какие угодно документа, только чтобы Игоря вернули назад.

Вериго активно приступил к действиям. Задание увлекало его.

Он долго присматривался к Игорю и его друзьям, сопровождал их на машине в бесконечных походах по ресторанам и видеобарам. Анализируя свои наблюдения, Вериго сделал для себя положительные выводы в отношении Игоря и его друзей и стал терпеливо ждать случая войти с ним в контакт. Наконец, такой случай произошел. Поставив свою машину у проходного двора, он наблюдал за ходом событий, а затем «спас» пьяных героев, о чем с удовольствием доложил Стасу.

Однако прошло много времени и о Звонкове забыли. Запад почему-то молчал.

В Кременецких лесах каждый вступавший в банду проходил испытания, участвуя в проводимых бандитами акциях, которые, как правило, кончались кровью. Григории решил таким же испытаниям, но в миниатюре, подвергнуть Игоря и Валентина, отец которого тоже занимал высокий руководящий пост. Так они провернули дело с профессором, а потом, поддавшись азарту, Вериго разработал нападение на инкассаторов. «После этого они никуда не отвертятся, — решил он, — да и деньги не помешают».

Если все пройдет успешно, то с этими ребятами можно будет по-настоящему развернуться.

Все прошло успешно и Вериго торжествовал. Он еще силен, еще многое может сделать. Но радость была недолгой. Кто мог знать, что этот мерзавец прихватит пистолет инкассатора. А ведь так все шло гладко.

Вериго до сих пор с холодящим сердце чувством помнил, как ждал ответа из «Центра», когда сообщил, что взяли Звонкова. Слава богу, что там не узнали, что идея с ограблением инкассаторов исходила от него. Попробуй докажи, что он хотел работать с преданными и проверенными людьми, такими, какие были в Кременецких лесах. К великому счастью, все списали на Игоря, его дрянной характер и жадность к деньгам. «Но все-таки я был прав, — подумал Вериго, — этот парень оказался настоящим боевиком». На суде про Григория Петровича не было сказано ни слова.

Резкий звонок у дверей прервал мысли. «Надо бы заменить, — подумал Григорий, — сейчас таких навыпускали, что песни поют. Все руки не доходят».

Он открыл двери и замер от охватившего его смешанного чувства страха и радости. В дверях стоял «Регент» — Стась Маснак.

— Здравствуй, Грицко, — сказал Маснак, и они крепко обнялись.

— Здравствуй, друже, а ты ничего, сразу видно, что иностранец.

— Разве видно, — засмеялся Маснак, — я так старался стать похожим на российского коммерсанта.

Они сели за стол, долго говорили. Задача, которую поставил «Регент», была трудной, но то, что ему доверили провести такую сложную операцию, импонировало Григорию, возвышало его в своих мыслях и чувствах.

Цель операции — освободить Игоря, переправить его за границу и выйти на Звонкова-старшего. В случае отказа Звонкова-старшего от сотрудничества предать гласности в зарубежной прессе, на телевидении и радио факт побега Игоря за границу и его просьбу о предоставлении политического убежища, что существенно подорвет авторитет отца, возможно, вызовет отстранение от работы. В случае успеха Григорий тоже уходил за границу, где его должен был ждать солидный счет в банке. Варианты выезда за границу были отработаны до мелочей.

— Будь внимателен, Грицко, — сказал на прощание Маснак, — мы допустили два серьезных прокола — это и архивы, и Звонков. Не делай никаких экспериментов. Работай так, как мы решили. Шефы недовольны нашей работой.

К своей последней операции Вериго готовился очень тщательно. «Это будет моя лебединая песня», — думал он.

Он съездил к отцу Игоря, предварительно отпустив бороду. Представился его преподавателем из института. Вместе погоревали.

Они полностью выпили бутылку коньяка, выставленную Звонковым. Старик изрядно охмелел и стоило его немного завести, как он ударился в воспоминания. Так Вериго узнал многие подробности из жизни ученого. Легенда, которую подготовил Григорий Петрович перед выездом в колонию, была, как говорится, «на уровне». Отец дал адрес колонии и просил передать Игорю привет и извинения, что не может приехать.

Подготовить паспорт на имя Звонкова-старшего особых трудов не составило. Он просто похитил его из дома и, переклеив фотографию, подделал печать.

На следующий день после приезда в поселок Сосновка Григорий Петрович сидел в кабинете начальника колонии. Седой, благообразный, с солидными манерами, он произвел впечатление на пожилого уставшего майора.

Свидание дали в тот же день. Игорь все понял без слов. Говорили долго, обговорили мельчайшие подробности. Эту неделю Игорь работал в ночную смену на шпалозаводе, что значительно все облегчило.

Следующий день почти полностью ушел на изучение объектов и прилегающей местности. Взяв сумку, обошел весь лес вокруг шпалозавода, набирая по пути грибы, изучил подходы, просеки, запомнил тропинки.

«Как же я упустил его, — думал Вериго, — ведь тогда, перед нападением на инкассатора, сумел удержать от драки на почве любовной драмы, а вот после нападения упустил. Впрочем, кто его знает, может, это и к лучшему. Ведь могли взять и меня».

13. Ограбление инкассаторов

На следующий день после свидания со Звонковым-младшим «Геннадий Юрьевич» уехал из Сосновки. Билет на поезд «ученому» помог купить один из офицеров колонии. Поезд ушел где-то часов в девятнадцать с копейками, а примерно в двадцать один со стороны глухого леса к сосновской колонии вышел мужчина с объемным рюкзаком за плечами.

Уже стемнело. Было тихо. Кое-где, изредка нарушая тишину, лаяли собаки. В густой темноте яркие лампочки выделяли на фоне леса жилую зону колонии и промзону — шпалозавод.

Мужчина шел неторопливо, мягко ступая, он словно просачивался сквозь сплетение веток — те даже не вздрагивали.

Забравшись в гущу малинника, недалеко от жилой зоны, он снял рюкзак, положил на землю и привалившись к нему, стал терпеливо ждать.

* * *

Игорь вышел из цеха и посмотрел в сторону забора. Закурил. Вот и пришло то время, которого он ждал. Сегодня решится все. Сегодня он уйдет в побег. Если бы не приехал Григорий Петрович, он, пожалуй, и не решился бы. Но сейчас он пойдет в побег. Ведь там, на воле, его ждут такие деньги…

Тогда они взяли так много, что с ума сойти можно. Все шло как по маслу.

В тот день за выручкой приехала знакомая смена. Парень, получив сумку с деньгами, как и прежде, забежал в кафетерий. Веселая продавщица протянула ему стакан с соком. Игорь и Валентин стояли с двух концов стойки и, как только инкассатор начал пить сок, бросились к нему с двух сторон. Валентин обхватил его сзади за шею, сдавив локтем, а Игорь нанес сильный удар рукой в солнечное сплетение. Парень охнул и выпустил сумку с деньгами, но тут же как-то выскользнул из рук Валентина и схватился за кобуру, ударив его ногой. Видно, их обучали приемам. Валентин отлетел в сторону. Тогда, выхватив из-за пояса парабеллум, Игорь нажал на спусковой крючок. Все произошло мгновенно. Парень рухнул, как будто у него подломились ноги. Держа одной рукой сумку, Игорь сунул парабеллум за пояс, перевернул инкассатора на спину, быстро выхватил из кобуры его пистолет и они вместе, с поднявшимся уже Валентином, ринулись за стойку кафетерия к выходу во двор. С ужасом закричала и отшатнулась от них продавщица.

Выскочив через черный ход кафетерия во двор магазина, побежали давно изученными проходными дворами. В одном из них стояли подаренные отцом «Жигули». Мотор завелся быстро. Петляя по улицам, выехали на кольцевую дорогу. Валентин сидел сзади, его била дрожь. Доехали до Рублевского шоссе. Там, вдалеке, намечался небольшой лесок. Игорь вел машину спокойно и уверенно. Мешок с деньгами лежал в большой спортивной сумке.

В лесу остановились, отклеили усы, сняли парики, переодели куртки. Так учил Григорий Петрович. Поехали дальше и, остановившись у большой густой посадки, ушли в глубину.

Когда открыв, а вернее, разрезали мешок, поразились обилию денег. Пересчитав их, аккуратно упаковали и закопали под небольшим дубом.

Высадив Валентина у метро «Планерная», Игорь уехал домой и стал ждать звонка Григория Петровича.

Вечером собрались в «Вечернем Арбате». Хорошо посидели. Еще в машине, встретившись с Григорием Петровичем, Игорь вернул ему «парабеллум», но про пистолет инкассатора ничего не сказал. Наверное, это и было его роковой ошибкой. Григорий Петрович сказал, что позвонит через неделю.

Генку отправили домой, а сами уехали в «Континенталь». Пили мало — искали девочек. Естественно, нашли. Именно они, узнав, что у Игоря есть дача, уговорили ехать туда.

Игорь смугло помнил, что было потом, но как подъехали на такси к гаражу, где стояла его машина, помнил точно. Он еще тогда говорил, что руль машины его отрезвляет.

Когда проезжали пост ГАИ на окружной дороге, милиционер поднял жезл, но Игорь инстинктивно нажал на газ. А потом быстра приближающийся свет фар встречной машины, удар и тишина.

Очнулся уже в больнице. Фортуна и здесь благоволила к нему — остался жив. Валентин погиб. Девчонки получили разной степени повреждения и через неделю вышли из больницы. Но самое страшное было впереди. Милиция нашла пистолет инкассатора, который лежал в большой коробке из-под гаванских сигар в бардачке. Допросы, очные ставки. Его, правда, не опознали: помогли парик и усы, которые Григорий Петрович посоветовал надеть при нападении. Потом Игорь, узнав о гибели Валентина, всю вину свалил на него. Что якобы это пистолет Валентина. Но отпечатки пальцев… Был суд. И сейчас при воспоминании об этом мурашки идут по телу. Отца он все-таки любил. Он как наяву помнил его заплаканное, постаревшее лицо с набухшими мешками под глазами. Был приговор — двенадцать лет.

Нет, уж лучше смерть — выстрел и небытие. Столько он здесь не выдержит. Через несколько часов решится все.

14. Выстрелы в ночи

Вериго, посмотрев на часы со светящимся циферблатом, встал и пошел параллельно ограждению жилой зоны. Пройдя метров пятьдесят, но не выходя из леса, он снял рюкзак, достал небольшой целлофановый мешок, набитый тряпками, налил туда из фляги смесь бензина и масла, а затем, вытащив маленький бумажный пакетик с темно-красным порошком, капнул туда несколько капель из пробирки. Смесь воспламенится через 40–50 минут.

Быстро завязав мешок, он повернул назад и пошел по лесу. Дошел до шпалозавода и проделал ту же самую операцию, забросав ветками пакеты с тряпьем. Выйдя на противоположную сторону объекта Вериго остановился, лег на землю и подполз к объекту, маскируясь в кустах. Прямо перед ним стояла вышка, на которой через щель в досках виднелась фигура часового. Все так же лил дождь. Вериго посмотрел на часы. Было 3 часа 50 минут. Через 5-10 минут должна воспламениться смесь в целлофановых мешках. Она нагреет и подорвет охотничьи патроны, которые, взорвавшись, отвлекут внимание караула.

Выстрел в районе жилой зоны раздался внезапно, сначала один, потом второй, третий. «Началось», — подумал Вериго.

Часовой, услышав выстрелы, начал проявлять беспокойство. Было слышно, как он что-то сказал по телефону.

Сержант Малинин, начальник караула, только что произвел смену часовых. Солдаты, сдав оружие, с наслаждением пили горячий крепкий чай. Потом одна смена ушла отдыхать, вторая взялась за уборку. Зазвонил телефон.

— Товарищ сержант, в районе жилой зоны слышны выстрелы, — доложил часовой пятого поста.

Где-то вдалеке явственно раздавались выстрелы, снова зазвонил телефон, и, перебивая друг друга, часовые второго и третьего постов доложили, что в лесу недалеко от вышки виден огонь и слышны выстрелы.

— Караул, в ружье! — подал команду Малинин.

Игорь внимательно наблюдал за обстановкой на пятом посту. Как только раздались выстрелы в районе второго и третьего постов, они с Бурлакиным поставили железный щит с небольшими прорезями поверх лобового стекла трактора, который уже три дня как неисправный стоял в зоне и сели в него. Бурлакин, заведя мотор, поехал прямо на вышку.

Когда до Вериго донесся рев заведенного мотора, он встал, вытащил пистолет с утолщением на стволе, и держа его двумя руками, навел на вышку.

Фигура часового вдруг заметалась в проемах между досками.

— Стой, стрелять буду! — услышал он крик солдата. — Стой, стой!

«Ну вот, пора кончать!», — подумал Вериго и нажал на спусковой крючок. Крик солдата оборвался на полуслове. Слышался шум быстро приближающегося трактора, затем раздался треск забора, и трактор, протаранив забор, выскочил за пределы зоны. Пройдя метров сорок, он остановился, из кабины выпрыгнули две фигурки и побежали к лесу. Верит включил фонарь, люди побежали на свет.

Часовой четвертого поста, отвлеченный событиями, происходящими вдали, — там по-прежнему раздавались выстрелы, — схватился за телефонную трубку лишь тогда, когда трактор уже совершил таран и выехал за пределы зоны. Беглецов он не заметил, он видел только идущий трактор и бил короткими очередями по уходящей машине.

Беглецы, тяжело дыша, бежали за Вериго километра полтора, пока не вышли на просеку. Здесь Вериго остановился.

— Ну, парень, теперь ты налево, а мы направо, — сказал он, обращаясь к напарнику Игоря. — У нас другие дела.

— Ну, ты, не гони фуфло, — зарычал осужденный, — я тебя, дядя, по стенке размажу.

Он сделал шаг в сторону Вериго, но остановился, ослепленный светом фонаря, и испуганно прикрыл лицо правой рукой, в которой был остро заточенный кусок арматуры.

— Будешь баловать, сынок, пришью тебя здесь же, и поймают не тебя, а твой труп, — тихо сказал Вериго и отвел фонарь.

Осужденный, увидев в руках Вериго пистолет, отскочил в сторону.

— Иди на юг, там станция. Сядешь, дурак, в любой вагон и уедешь. Ну, а про нас если что-нибудь сболтнешь, я тебя из-под земли достану. Я человек вольный, а ты беглец. Только судить тебя больше не будут. Я тебе буду судьей и прокурором и приговорю с помощью этой штуки к высшей мере наказания. Понял меня, сука?

— Не обижай, начальник, я не сука, я вор, — сказал немного оправившийся от испуга осужденный.

Они дождались, пока Бурлакин ушел. Затем Вериго достал флакон с остро пахнущей жидкостью и облил ею сапоги Звонкова и свои.

— Это для собачек. Хоть и дождик идет, но на всякий случай. Они пойдут на юг, а мы пойдем на север, князь Игорь, — усмехнулся он.

Через несколько минут черный мокрый лес поглотил их фигуры.

Вериго шел впереди, уверенно ведя за собой Игоря. Прошли километров пять. Игорь заметно стал отставать. Остановились.

— Снимай всю одежду, — сказал Вериго.

Игорь вопросительно посмотрел на него и стал снимать мокрую куртку. Вериго достал из рюкзака спортивный костюм, куртку ветровку, лыжную шапочку. Игорь быстро переоделся. Теплая одежда согрела.

— Только вот это, — он провел рукой по стриженной голове.

— И это предусмотрели, — сказал Григорий Петрович и протянул Игорю парик.

— Ну, шеф! — восхищенно посмотрел на него Игорь, потом тихо спросил: — Григорий Петрович, вы часового… того?

— А что с ним делать? Он бы вас как котят расстрелял. Ну, а с трактором ты хорошо придумал.

— Мы давно это с Бурлак иным обдумали. Тракторы на ночь выводят из зоны. А после нашего разговора мы все три поставили на прикол. Два отремонтировали к концу дня, а третий не успели.

— Молодец, из тебя бы вышел неплохой боевик. А сейчас вперед. Вот тебе паспорт. Теперь ты Леонид Андреевич Сазонов.

— Шеф, где вы мою фотографию взяли?

— Твой отец дал, — проворчал Вериго, — сейчас пройдем километров десять, потом свернем направо. Там небольшой леспромхоз. Оттуда по узкоколейке доедем до станции, где широкая колея. При такой экипировке нас не возьмут, а экспертизу паспортам солдаты делать не станут.

Долго шли лесом, продираясь через бурелом, вышли на просеку. Вериго достал компас.

— Вот эта просека ведет к леспромхозу, — сказал он, — самая короткая. Будем идти по одному. Местность здесь просматривается. Ты пойдешь впереди, я буду страховать сзади.

— А что дальше будет? — Игорь стоял, вопросительно глядя на Вериго.

— Вот выберемся из этого леса, потом узнаешь. Но чтобы ты все понял, скажу прямо — в этой стране тебе места нет. Срок у тебя двенадцать лет, плюс побег, плюс солдат и минус год, что ты отсидел. Все в общей сложности означает высшую меру. Да не дрожи ты так. Если будешь слушать меня, то через несколько недель мы с тобой будем пить баварское пиво в лучших отелях Мюнхена и все это вспоминать как страшный сон.

И тут Игорь сказал такое, что сразу успокоило Вериго. Игорь спросил у него:

— А как же деньги, которые мы взяли у инкассатора? Ведь их так много. Только я один знаю, где они спрятаны.

— Решим и этот вопрос, — засмеялся Вериго, — а теперь вперед. Иди спокойно, не озирайся. Мы грибники. Вот тебе сетка, наберешь грибов. Встретишь солдат, не дрожи.

Они быстро закопали ненужные вещи, забросали их ветками и двинулись по просеке. Впереди Игорь, за ним метрах в тридцати Вериго.

15. Поселок Брусничный. Тревога

Поселок спал. Кругом стояла тишина, нарушаемая скрипом раскачивающегося на столбе фонаря. Упрямо моросил дождь.

Когда Алексей вбежал в казарму, командир роты расстелил карту. — В ИТК-19 групповой побег, тяжело ранен часовой. Ушли двое. Данные на беглецов поступят позже. Согласно плана розыска я выставил все посты. Вот здесь колония, — он показал на карте маленький квадратик, — на юге поселки, железная дорога, на севере тайга, сплошной лес, ближайший поселок расположен за 20 километров. Розыскные посты там не выставляются. Анализ побегов показывает, что почти все идут на юг, ближе к железной дороге, чтобы уехать на проходящем транспорте куда-нибудь в центр, затеряться. Как думаешь, куда пойдут беглецы? Он вопросительно посмотрел на Каминского.

— Арсентий Яковлевич, они могут пойти и на север, там леспромхоз, узкоколейка, а дальше широкая колея. Поездов товарных много ходит.

— Молодец, так и я думаю, — ротный засмеялся и добавил: — Смотри, здесь просеки, а вот дороги. В такой дождь они будут ориентироваться только на это, им нужно оторваться, а если идти по тайге, далеко не уйдешь. Соображаешь?

— Если они пойдут по самой короткой дороге, то обязательно выйдут к перекрестку возле кладбища староверов у заброшенного поселка.

— Все правильно. Теперь другой вопрос, кого пошлем с группой? У нас в резерве только один взводный, лейтенант Филимонов.

— Да ведь он только прибыл, местности не знает, и опыта нет. Командир, я знаю там и местность, и дорогу через болото. Так что с группой должен идти я.

Рубахин улыбнулся.

— Я от тебя другого ответа и не ожидал. Твоя группа уже готова.

Алексей быстро надел маскировочный костюм, перекинул через плечо сумку, получил в комнате для хранения оружия пистолет, автомат, патроны, надел каску. Взяв вещмешок и нацепив на грудь фонарь, вышел на улицу.

Там стояли точно так же экипированные ефрейтор Савельев, рядовые Дребот и Брюхович. Рядом, повизгивая, крутился Дунай — служебно-розыскная собака ефрейтора Савельева. Это были солдаты из так называемой специальной группы розыска.

Сейчас в прессе и по телевидению стали часто говорить о солдатах и офицерах внутренних войск, особенно о спецназе. Конечно, ребятам из спецназа нужна специальная подготовка — задачи на них возлагаются ответственные, но зато и престиж какой. Одно название — «краповые береты» — чего стоит. А вот солдаты, которые сутками стоят на посту, охраняя преступников, ведут длительный интенсивный розыск, совершая многокилометровые марши, применяя в необходимых случаях оружие, а то и вступая в рукопашную схватку с бежавшими убийцами, почему-то остаются в тени. А между тем служба эта, особенно розыскная, требует высокой физической и психологической подготовки, отличной огневой выучки и самое главное — умения быстро ориентироваться в экстремальной обстановке.

Для этого нужны не просто подготовленные солдаты и офицеры, а специально подготовленные. Вот и решили в роте Рубахина после долгах раздумий, заняться подготовкой нескольких групп розыска по специальной программе.

Труда вложили много. Вначале отобрали по восемь человек из каждого взвода. В свободное от службы время проводили с ними дополнительные занятия. Изучали основы следопытства, маскировки, учились бесшумно передвигаться в лесу, осматривать местность, строения, переправляться через реки. Изучали все типы радиостанций. Много внимания уделяли огневой и физической подготовке. Дополнительно стреляли из разных положений, в том числе и в падении, метали штык-ножи, бегали кроссы и совершали длительные марш-броски, отрабатывали приемы рукопашного боя и самбо.

В работу втянулись молодые командиры взводов. Они увлеченно, жертвуя свободным временем, проводили дополнительные занятия. Вскоре в каждой группе (их было три) осталось по пять человек из восьми, остальные не выдержали. Несмотря на это, попасть в группу было мечтой большинства солдат и сержантов.

Слухи о подготовке групп просочились в штаб части. Как-то на совещании командир части спросил у ротного:

— Рубахин, что это вы там за группы придумали, уж не «краповых ли берегов» готовите? Так они у нас есть.

Затем, выслушав доклад ротного, сказал:

— Что ж, дело вы задумали стоящее, боевая подготовка еще никому не помешала, только помните — все должно делаться в интересах службы. Будем считать, что на базе вашей роты проводится эксперимент по подготовке розыскных нарядов. Думаю, что результаты вашей работы пойдут на пользу нашему общему делу.

Через полгода розыскная группа роты, где служил Каминский, единственная в части, пройдя более тридцати километров по тайге, сумела в тяжелых условиях задержать бежавших преступников. Все разговоры и шутки в части прекратились. Только иногда, когда хвалили роту, некоторые офицеры многозначительно замечали: «Так у них не просто розыскные группы, а специальные, почти „спецназ“».

Пройдя немного по узкоколейке, группа свернула в лес. Мокрые ветки хлестнули по лицу. Шли по чуть приметной тропинке шаг в шаг, мягко ступая на землю. Сапоги для всех специально готовил старшина. Его тоже тогда охватил интерес к подготовке групп, и старшина внес значительную лепту. Отремонтировав пар двадцать сапог, он несколько дней пропитывал их каким-то раствором, а потом, таинственно улыбаясь, продемонстрировал свою работу, став в сапогах в лужу. Сапоги-скороходы, как их называли солдаты, были легки, не пропускали влаги и, благодаря специально нашитым на голенища ремешкам, плотно прилегали к ноге. Теперь в этом мокром осеннем лесу все с благодарностью вспоминали старшину Ожиганова.

Противно зачавкало под ногами — подходили к болоту. Закрывшись плащ-палаткой, Каминский сверил по компасу азимут. Вот и оно. Можно идти в обход, но это пять лишних километров. Вот сломанная ель, под ней большие оструганные и обожженные шесты. Солдаты достали веревки и сделали свяжу для страховки. Алексей стал направляющим. Он хорошо знал тропинку через болото. Ее показал в прошлом году старик-егерь. Кругом тишина. Все молчат. Говорить в розыске запрещается, только сигналы: автоматом, рукой, фонарем.

Минут через тридцать под ногами стала ощущаться твердая земля. Выйдя из болота, сделали привал. Дребот связался по радио с ротой. Он молча помахал лейтенанту рукой, подзывая к себе. Савельев и Брюхович наблюдают за лесом. Алексей посмотрел на Дуная. Собака ведет себя спокойно.

— 512-й, я «Днепр», — услышал Каминский голос командира роты, — уточняю обстановку.

Закрывшись плащ-палаткой, Алексей начал записывать данные.

Звонков Игорь Геннадьевич, 1963 года рождения, уроженец города Москвы, статьи 77, 218 УК, срок — 12 лет.

Рост — 170 см. Волосы темно-русые. Глаза серые. Нос тонкий прямой. Брови прямые, горизонтальные. Рот большой, узкий. Уши малые, прилегающие. Особые приметы: на правой руке выше кисти наколка «Игорь» и буква «Т».

Бурлакин Сергей Афанасьевич, 1940 года рождения, уроженец Казани, статьи 146, 188 УК, срок — 13 лет.

Рост — 165 см. Волосы — черные. Глаза — карие. Нос толстый, искривленный. Брови дугообразные. Уши большие, оттопыренные. Особые приметы: на правой руке на пальцах наколка «Серый», на левой руке выше кисти «Север» и лучи солнца.

Побег совершен на таран. Тяжело ранен часовой.

Потом ротный добавил:

— Сильный дождь, собаки работают плохо, преступники вооружены. Будь внимателен, Алексей, действуйте осторожно, успеха тебе в трудном поиске.

Москва, кафе, пьяная компания, сероглазый большеротый парень. «Ты что, Игоря Звонкова не знаешь? …» Неужели он? Лейтенант Каминский прислонился спиной к толстой березе, трет ладонями виски. Если это тот Звонков, тогда понятно, к кому ехал в соседнем купе вагона седой старик. Отец? Староват для отца, хотя всякое бывает. Во всяком случае, на компаньона, организовавшего побег преступника, старик похож еще меньше. Благообразный, в костюмчике, при галстуке. Такой по лесу не побежит.

Дребот свернул радиостанцию и группа двинулась дальше.

Прошли километров восемь и сделали короткую остановку. Каминский опять вышел на связь. Изменений в обстановке нет. Начинает светать. Дождь уже не льет, а чуть-чуть накрапывает. Все небо в тучах. Идти трудно, много сухостоя. Под ногами темная сырая земля, подернутая островками моха. Наконец вышли на просеку и перешли на бег. По просеке бежать можно, да и время торопит.

Вскоре вдали между деревьями зачернели крыши домов. Это заброшенная деревня староверов. Группа свернула с просеки на тропинку, которая ведет через кладбище и выводит к перекрестку лесных дорог.

Домов немного. Двое блокируют окна и двери дома, двое производят осмотр. Фигуры солдат в пятнистых маскхалатах сливаются с зеленью леса.

Остается один крайний к лесу дом. Первым заходит Дребот, за ним Брюхович. И тут Алексей услышал крик:

— Товарищ лейтенант, скорее! — это кричал выскочивший из дома Брюхович.

Случилось непредвиденное. Прямо за порогом у дверей — глубокая яма, из которой слышны стоны Дребота. Прогнивший пол провалился. Яма довольно глубокая, наверное, служила погребом.

С помощью веревок солдаты вытащили Дребота. У него белое, как мел лицо. Парень пытается превозмочь боль, но это ему трудно дается. Вся штанина в крови. Так и есть — открытый перелом. Алексей быстро перебинтовал ногу и, наложив шину, дал солдату пару таблеток анальгина. Савельев и Брюхович, смастерив из плащ-палатки носилки, отнесли Дребота в лес. Он держится, стиснув зубы, но постанывает.

— Надо же такому случиться, — шепчет солдат, — всех подвел.

— Успокойся, Миша, все будет нормально, — сказал Каминский.

Связавшись с командиром роты, он доложил свое решение эвакуировать Дребота.

— Алексей, только что сообщили, что Бурлакин задержан на станции Верхнекамская в вагоне с лесом.

— «Днепр», я знаю Звонкова.

— Я высылаю новую группу из резерва. Смотри, ты ведь остаешься один, — голос командира взволнован.

— Вас понял. Все будет нормально, — ответил Каминский и выключил радиостанцию.

Солдаты ушли. Алексей быстро подготовил себе место для наблюдения, застелил его пихтовыми ветками, затем лег и начал осматривать подходы к перекрестку.

Уже совсем рассвело. Сквозь тучи пробивается солнце. Пахнет деревом и сырой землей. Перекресток дорог хорошо просматривается. Одна дорога проходит по широкой просеке, идет через поселок, вторая, поменьше, пересекает ее и ведет в сторону кладбища. Здесь давно уже никто не ездил, дороги изрядно заросли кустарником и травой.

Проходит около двух часов, небо вновь заволакивают тучи. Опять начинает накрапывать дождь. До роты 12 километров, чтобы пройти по тайге это расстояние, надо минимум три с половиной часа, значит, новая группа будет через полтора часа. Мысли не мешают Каминскому наблюдать за дорогой, слух привычно выделяет только необходимые звуки: треск сучьев, крики птиц. Взяв бинокль, он снова начинает осмотр, сначала дальние подступы, а затем ближние. Вдруг что-то мелькнуло на большой дороге.

16. Кровавый дождь

Мелькнувшая тень оказалась красавцем лосем. Вот он вышел и, подняв голову, слушает звуки тайги.

«Прошло уже около трех часов. Скоро придет помощь, — подумал Каминский, — а пока, лейтенант, вы один и действуйте по обстановке. Как там у Богомила Райнова — умирать только в крайнем случае».

Вдруг слева закричала и вспорхнула сорока. Кто-то идет. Алексей вскинул бинокль к глазам. Да, точно, вдалеке замаячила фигура человека. Он идет спокойно, уверенно, не озираясь назад. Наверное, грибник. Далеко он забрался.

Человек подходит ближе, Каминскому уже видно его лицо. Алексей поднялся и встал за стволом дерева. Неизвестный поравнялся с ним, чуть прошел и оказался спиной к лейтенанту.

— Стой!

Человек вздрогнул, остановился и очень медленно повернулся к Алексею.

Да, это Игорь Звонков, тот, московский. «Вот где мы встретились». Здесь, в таежном лесу не ожидал Каминский этой встречи.

— Начальник, в чем дело, грибы пособирать нельзя? — кричит Звонков.

Но голос выдает его испуг чуть заметной дрожью.

— Ну вот, Звонков, мы и встретились. Руки за голову, быстро!

Игорь ошалело посмотрел на лейтенанта.

— Лечь на землю, руки за спину, — скомандовал Алексей и, защелкнув наручники на его запястьях, разрешил встать.

Быстро сделав обыск, Каминский с удивлением достал из куртки Звонкова паспорт. Что-то здесь не так. Откуда у Звонкова-беглеца паспорт, притом с фотографией, почему у него волосы? Значит, кто-то еще есть рядом?

Алексей не успел задать вопрос. Сзади что-то щелкнуло. Каминский мгновенно отпрыгнул в сторону и, повернувшись в прыжке на 180 градусов, увидел «Седого» с вытянутым в руке пистолетом.

Этот прыжок спас Алексея. Пуля, предназначавшаяся ему, прошла мимо. Но вторым выстрелом «Перун» все же успел опередить, хотя выстрелы пистолета и автомата прозвучали почти одновременно. Падая, — сколько раз он это делал на тренировках — лейтенант Каминский нажал на спусковой крючок. Упав на землю и сделав три переката в сторону, Алексей почувствовал резкую боль в плече. Он пытался подняться, но боль пронзила все тело. Чуть приподнявшись, Алексей увидел, что «Седой» неподвижно лежит в нескольких метрах. Рядом, почти рядом с Каминским, с застывшим на лице ужасом сидит Звонков. Он увидел, как со стороны леса бегут солдаты.

— Все-таки успели, — подумал Каминский и облегченно опустился на землю.

* * *

Он лежал на сухом пятачке под лапами огромной ели и почему-то думал о Татьяне. Надо ехать в отпуск — а тут угораздило попасть под пулю. Лучше бы она приехала сюда. Когда кончится период дождей, тогда в тайге красиво. А сейчас дождь. Розовый. Странное дело, действительно розовый. А вот уже и красные капли пролетают. Красные капли дождя. Что за чудо…

Каминский лежал, укрытый плащ-палаткой, и не слышал, как рядышком с ним кричал в микрофон сержант Верховский:

— …Взяли, обоих взяли. У старика ноги прострелены, оружие отобрали… Товарищ капитан, вертолет надо. Он тут сядет. Вы только торопитесь, плохо нашему лейтенанту, плохо…

* * *

Так уж получилось, что боевую награду — орден «За личное мужество» старшему лейтенанту Каминскому вручили через три месяца, в день его свадьбы. Процедура награждения несколько затянулась и он чуть не опоздал на регистрацию. Но дело в том, что генерал, вручавший орден, о свадьбе Каминского ничего не знал.


Загрузка...