Крыло Люцифера

36

Семь тридцать утра. В финансовом сердце Нью-Йорка в офисе безликого здания секретарь Миллер сидел за столом для совещаний в компании одиннадцати элегантно одетых мужчин разных национальностей.

— Господа, — обратился к собравшимся секретарь, — большое спасибо за ваши усердие и преданность в течение последних лет. Это наше утреннее совещание — последнее, другого шанса встретиться у нас уже не будет. Всего семьдесят два часа отделяют нас от наступления дня весеннего равноденствия. Давайте вкратце повторим наши задания.

Он нацепил очки для чтения и вгляделся в лежащий на столе лист бумаги. Одиннадцать сидящих за столом мужчин молча ждали. Внешностью своей они очень напоминали состоятельных, среднего возраста членов правления делового предприятия; как и от Миллера, от каждого из них веяло властью и интеллектом. Подняв взгляд над очками, секретарь продолжил:

— Итак. О Среднем Востоке позаботятся непосредственно сенатор Куртц и правление. Поэтому переходим сразу к Японии.

Он взглянул на трех восточного вида мужчин за дальним концом стола. Японский делегат чуть поклонился и заговорил:

— Как вам известно, господин секретарь, Центральный банк Японии находится под контролем Корпорации со времен Второй мировой. Когда в понедельник утром грянет мировой кризис, банк вопреки официальной политике ликвидирует все вклады в иностранной валюте и продаст все иностранные и отечественные активы — удар по рынку страны будет непоправимым. Более того, правление распорядилось избавляться от любых ликвидов вне зависимости от их размеров.

Склонив голову в поклоне, он сел на место.

Секретарь повернулся к представителю Китая, сидящему слева от японца. Тот кивнул и начал:

— Господин секретарь, акция Японии наряду со всемирным «сбросом», который правление приведет в действие, вызовет банковский кризис в Китае, а тот, в свою очередь, приведет к панике и краху на финансовых рынках. В главных индустриальных городах за одну ночь станут безработными более двухсот миллионов человек. Начнутся мощные народные волнения, и в течение десяти дней национальная валюта обесценится. Наши агенты в вооруженных силах Китая подготовили планы одновременного вторжения в Корею и Тайвань. Мы твердо уверены в том, что правительство в отчаянных попытках отвлечь легионы безработных последует этим планам. От братьев в Америке нам известно, что ВМФ США силами атомных подлодок также нанесет удары по материку, прежде чем будет организовано противодействие вторжению в Тайвань и Корею. Китай увязнет в военном конфликте, и путь для Корпорации будет свободным.

Секретарь кивнул. Настала очередь представителя Индонезии.

— При первых же признаках агрессии США ВМС Индонезии перегородит Малаккский пролив минными полями и тем самым перережет самый оживленный морской путь в мире и остановит международную торговлю. Продовольственный импорт замрет. Мы прогнозируем, что в течение недели совершатся революционные перевороты, которые выльются в полномасштабное вторжение в Малайзию и Австралию.

Секретарь обратил взгляд на оставшихся семерых делегатов, один из которых был африканцем, двое — из Азии, остальные — из Европы.

— Кто сегодня представляет Евразию и Африку?

Похожий на сотрудника похоронного бюро англичанин с тонкими чертами бледного лица кивнул секретарю Миллеру, предложившему ему слово.

— Всемирный крах начнется с момента организованного нашими агентами сброса. Ни Европейский центральный банк, ни «Бэнк оф Ингленд» не поддержат рынок, усугубив этим распространение паники. В дополнение ко всему во всех столицах мира взорвутся финансовые бомбы. Европейские — особенно российская — инфраструктуры будут уничтожены, но так, чтобы, когда Корпорация захватит власть, их можно было в короткие сроки восстановить.

Выступающий сделал паузу, затем продолжил:

— Незадолго до наступления полуночи понедельника близ резиденции премьер-министра будет приведено в действие взрывное устройство мощностью, достаточной, чтобы убить его и его семью. О своей причастности к взрыву заявит подготовленная нами исламская группировка в Кашмире и тем самым ввяжет Пакистан и Индию в длительную войну. В течение некоторого времени мы поставляем вооружение и припасы трем повстанческим армиям. Экспорт нефти из этого региона прекратится. Как прекратится и импорт продовольствия и медикаментов. На континенте повсеместно воцарятся голод и войны.

— Хорошо, — подытожил секретарь. — Я же совместно с членами правления буду координировать США. Окончательные приказы вы получите непосредственно от сенатора Куртца — как нынешнего представителя правления. Но, уверен, вам абсолютно ясны коды. А ошибки — недопустимы. Все мы столько лет ждали этого дня.

Собравшиеся покивали в торжественном согласии, а затем секретарь вновь смягчил тон, ставший вдруг более осторожным.

— Не думаю, что мне надо подчеркивать вам, господа, что любое отклонение от наших планов исключено. Строгое соблюдение последовательности событий — единственный путь к успеху. Ничего — повторяю, ничего — не должно происходить до тех пор, пока сенатор не даст команду. Не предпринимать никаких действий, пока не получите последние инструкции. Это всем понятно?

Собравшиеся пробормотали согласие. Секретарь собрал бумаги и поднялся:

— Господа, благодарю вас! И — удачи. Ваши дети и внуки будут читать о вас в учебниках истории. Новый мировой порядок родится из пепла старого. Да здравствует Корпорация!

Совещание закончилось, и делегаты потянулись к выходу, а секретарь Миллер вернулся к своему стулу. Комнату покинули все, за исключением доверенного агента Эйджента Диксона. Секретарь Миллер дождался, когда Диксон закроет дверь, и велел ему сесть.

Молодой агент опустился на стул и положил стопку документов на стол.

— Сэр, я подготовил для вас информацию по сенатору.

— Слушаю вас, Диксон, мы одни.

Агент выглядел заметно смущенным. Частенько он по поручению секретаря выведывал человеческие секреты, но сбор информации на членов правления ему не поручали еще никогда.

— Выяснилось, сэр, что сенатор Куртц является членом крайне радикальной евангелистской церкви, именуемой Церковью Откровения, здание управления которой находится на территории его избирательного округа. Сенатор Куртц состоит в рядах приверженцев этой церкви со дня своего рождения. Отец и мать его родом из семей, на протяжении нескольких поколений поставлявших ей священников. — Диксон сделал паузу, чтобы взглянуть, насколько удовлетворен секретарь Миллер добытыми сведениями.

Секретарь сделал знак продолжать.

— Сенатор не афиширует свое членство в Церкви Откровения, хотя дает утвердительный ответ, когда его об этом спрашивают. Сам себя характеризует как «преданный христианин». Однако подавляющим большинством евангелистских христиан вероучение этой церкви считается экстремальным.

Глаза секретаря сверкнули.

— Например? — живо спросил он.

Диксон шумно вздохнул.

— Видите ли, сэр, церковь эта, похоже, безоговорочно верит в Армагеддон: они дожидаются конца света, то есть, по сути, свято преданы идее его приближения, верят буквально каждому слову в Апокалипсисе. В частности, когда придет конец света, прихожане этой церкви вознесутся на небеса, оставив здесь всех нас принимать участие во вселенской кровавой бойне между добром и злом.

Секретарь сидел, выпрямившись на стуле. На мгновение ему даже стало трудно дышать. А ведь правление наверняка не в курсе истинной приверженности Куртца. И хотя деятельность Корпорации, по сути, направлена на создание всеобщего хаоса и разрушения, несомненно, в ее планах нет непоправимого разрушения: главная и единственная задача — изменение баланса власти в свою пользу.

Миллер увидел, что Диксон ждет ответа, обеспокоенно глядя на него, и взял себя в руки. Время действовать пришло.

— Спасибо, Диксон. Вы, как всегда, потрудились на славу. Уверен, нет нужды просить вас держать эту информацию в тайне. Пожалуйста, приготовьте мне машину, я буду готов через пять минут.

Как только Диксон вышел из комнаты, секретарь Миллер встал и подошел к встроенному тиковому шкафу в углу. Достав из кармана ключ, он открыл дверь шкафа и проворно пробежался пальцами по цифровому кодонабирателю сейфа. Щелкнули замки, и четырехдюймовая стальная дверца распахнулась. Он запустил руку внутрь и вынул безобидный с виду коричневый конверт. Сложив его пополам, он сунул его во внутренний карман пиджака, закрыл дверцу и запер сейф.

Сердце Миллера бешено колотилось. Он пригладил волосы. Капельки пота собрались на висках. Поправляя пиджак, он недоверчиво покачал головой, подумав о дерзости и безрассудстве своих действий. Если кто-то узнает о том, что он творит, да хотя бы заподозрит — ему не дожить и до вечера. И, что особенно жаль, Диксона придется убрать.

Секретарь Миллер подошел к двери кабинета и опустил ладонь на ручку двери. Мрачная складывается ситуация. Одно утешало — информация о том, что «академиков» уже нет в живых.

37

Эрнан гнал машину уже четыре часа, отчаянно стараясь успеть доставить своих пассажиров в целости и сохранности к боливийской границе. Они обогнули с юга краешек берега величественного озера Титикака, изумившись его необъятным размерам. Куда ни глянь — всюду возвышались вершины Анд, одни прятались в облаках, другие были видны с поразительной четкостью на фоне завораживающей небесной синевы. Вдоль границ озера растительность была скудной. Их путь пролегал высоко над верхней границей лесов; в условиях бедной почвы и почти постоянного холода хорошо жилось только самым выносливым представителям горной флоры. Эрнан обратил внимание ученых на множество морских раковин у берега и другие свидетельства Великого потопа, достигшего Андского плато, — две мили над уровнем моря.

Они помчались дальше с головокружительной скоростью, пока не достигли развалин великой цитадели Тиуанако — заброшенного города в облаках.

Эрнан направил машину в тупичок на обочине современного шоссе, бегущего мимо древнего святилища, и заглушил двигатель. В четырех часах езды отсюда начиналась территория безопасной Боливии. На равнине перед ними широко раскинулся древний город, являющий собой развалины величественных каменных зданий и высокие пирамидальные земляные курганы — свидетельства давно исчезнувшего жречества.

— Я хочу, чтобы вы уделили внимание этому месту, хотя бы только на минутку. Перед вами самое почитаемое наше святилище. В сердце этого разрушенного города находится осевший в землю храм, а внутри его — колонна из красного камня. На колонне высечено изображение мужчины. С бородой. Кто бы это ни был, он точно не инка.

Рутерфорд повернулся и вопросительно взглянул на Эрнана.

— Вы много видели в Перу индейцев с бородой?

Кэтрин медленно покачала головой.

— Это Виракоча?

— Да! Повсюду в этом древнем городе можно встретить высеченные изображения Виракочи и его спутников. На некоторых он изображен со слонами и лошадьми. В Южной Америке слонов нет уже больше десяти тысяч лет. Самая большая статуя представляет Виракочу в виде русалки или тритона. Верхняя половина туловища — человеческая, ниже пояса тело покрыто чешуей: он одет в некое подобие плаща из рыбьей чешуи.

Рутерфорда остро заинтриговал его рассказ:

— Секундочку! Я уже где-то видел такое изображение!

Эрнан опешил. Рутерфорд развернулся к нему и Кэтрин, лицо его пылало от возбуждения:

— Вы что-нибудь слышали о месопотамской мифологии? О халдеях — самой древней зарегистрированной цивилизации?

Эрнан покачал головой. Кэтрин тоже.

— Был такой полубог по имени Оаннес. Похож на человека, одежда из чешуи, и был он отчасти «земноводным». Он учил темный люд читать и писать, возделывать почву, учредил разумную цивилизованную власть. В конце концов он оставил людей, исчезнув в морской пучине.

— Вот это да! Опять все очень смахивает на историю Осириса, — удивленно заметила Кэтрин.

— Вовсе нет! Вы же, наверное, слышали о майя, ацтеках и других древних цивилизациях Центральной Америки?

Кэтрин смутно припомнила, что знала об ацтеках, их пирамидах и поклонению солнцу. Пожав плечами, она сделала Рутерфорду знак продолжать.

— Майя поклонялись Кукулькану — Крылатому змею, а ацтеки — Кецалькоатлю, Пернатому змею: тот же персонаж, небольшое отличие в имени. Это было бородатое бледнолицее божество, в незапамятные времена прибывшее в Мексику из-за моря. Змей нес людям радости цивилизации. Наверняка ведь одно и то же лицо. И так же точно покинул их — ушел в море на плоту… Полагаю, причина, по которой Кортес, предводитель крохотной завоевательной армии испанцев, не был убит тотчас по прибытии к берегам Америки, в следующем: Монтесума, король ацтеков, увидев, что Кортес бледнолиц и бородат, решил, что это вернулся Кецалькоатль.

— Просто невероятно, — проговорила Кэтрин. — Теперь у нас имеются четыре явления народу этих загадочных бородатых бледнолицых — и все происходили в разных частях света.

Эрнан качал головой, удивленный не меньше ее.

— А здесь имеется более значительное свидетельство того, что Виракоча жил задолго до зари нашей истории. Знает ли кто-то из вас о планировке древних монументов в соответствии с проекциями созвездий и как при помощи компьютерной программы можно вычислить истинные даты строительства?

Кэтрин и Рутерфорд оба уверенно кивнули.

— Что ж, каменные блоки и статуи Тиахуанаки появились здесь все в одно и то же время в далеком прошлом. Многие астрономы и археоастрономы проверили это и нашли неопровержимым…

Кэтрин нетерпеливо перебила:

— Какой же именно срок?

— Пятнадцать тысяч лет до нашей эры.

Все трое резко замолчали, задумавшись над идеей существования доисторической высокоразвитой цивилизации, которая благодаря необычайному интеллекту и поразительной энергии создала фантастический город, раскинувшийся сейчас перед ними. Кэтрин повернулась и посмотрела на обоих мужчин.

— Все это не помогает нам понять, почему профессор решил, что нас пытаются предостеречь. И что важнее всего, не помогает понять, почему существуют силы, настолько отчаянно пытающиеся держать в тайне информацию о прошлом, что готовы убивать невинных людей.

Слова Кэтрин поставили в тупик Рутерфорда и Эрнана. Мгновение спустя индеец, озабоченно оглядев спутников, повернул ключ в замке зажигания — двигатель с ревом проснулся.

— Все, больше стоять нельзя, — сказал он. — Я отвезу вас к индейцам аймара на границе — там их земли. Они сделают вам боливийские туристические визы и привезут в Ла-Пас. С их помощью вы выберетесь из Южной Америки живыми и здоровыми.

38

Сенатор Куртц выбрался из вертолета на ослепительное полуденное солнце. Пригнувшись под рассекающими воздух лопастями, он через небольшую посадочную площадку направился к краю просторной лужайки перед управлением Церкви Откровения.

Когда машина вновь поднялась в воздух, сенатор не смог удержаться от улыбки. В небе не было ни облачка, воздух был чист и прозрачен, и это было самое его любимое место на Земле. Душа просто отдыхала здесь, вдали от суеты Вашингтона и его работы в Корпорации. Но дело того стоило: очень скоро пророчества Апокалипсиса начнут сбываться, а сам он окажется среди немногих душ, которым будет дозволено вознестись и избежать мук, что обрушатся на все остальное человечество.

В ста пятидесяти ярдах по ту сторону идеальной лужайки, сверкая на солнце окнами, в блеске и великолепии вздымались новехонькие здания управления Церкви Откровения. Пересекая лужайку, сенатор чувствовал, как его переполняет гордость. Ему удалось получить большой кредит и за несколько прошедших лет увеличить доходы Церкви до сотен миллионов долларов в год.

Телестудия в центре комплекса — как бьющееся сердце Церкви. Само здание церкви напоминало греческий амфитеатр с подковообразным залом, вверх и в стороны расходящимися ярусами кресел и центральным подиумом — там мог встать проповедник, дабы придать больше силы и торжественности происходящему. На всю страну транслировались пылкие проповеди, воздались похвалы Богу, а удивительные истории о том, как Церковь изменила жизнь людей, рассказывались устами тех, кого преобразила религия.

Сенатор Куртц пронесся мимо улыбающегося портье. Дальше он шел по лабиринту коридоров — до тех пор, пока не достиг роскошной приемной. Толстые ковры и кожаная мебель придавали ей вид уютного номера пятизвездочного отеля. Негромко гудел кондиционер. Единственным атрибутом религии, да и вообще единственным украшением на спартанских стенах, был простой деревянный крест рядом с закрытой дверью в дальнем конце комнаты. На именной табличке над дверью было написано: «Преподобный Джим Уайт». Сенатор решительно пересек комнату и резко постучал в дверь. Секундой позже из-за двери хрипло гаркнули:

— Войдите!

Акцент был техасский, голос — энергичный.

Сенатор Куртц распахнул дверь настежь, шагнул за порог — и тут же был встречен громким радостным восклицанием.

Преподобный Джим Уайт был крепко сбитым мужчиной маленького роста, немного за пятьдесят, с приплюснутым боксерским носом и волевым лицом.

— Сенатор! Вот так сюрприз! А я ждал вас только завтра. — Преподобный поднялся из кресла и обошел письменный стол. Техасский говор, казалось, заполнил всю комнату.

Сенатор схватил протянутую руку, и двое мужчин обменялись рукопожатием, а затем обнялись, похлопав друг друга по спине. Обращение преподобного «сенатор» к Куртцу было скорее шуткой: они знали друг друга с детства. Вместе они являлись тайными вдохновителями трансформации Церкви из малоизвестной секты в главную силу евангелистского движения. Они исколесили всю страну и силой веры, личного обаяния и харизмы убедили тысячи простых американцев стать своими последователями.

Сенатор Куртц отступил на шаг и оглядел друга с головы до ног.

— Так рад видеть тебя, Джим. Отлично выглядишь. Стал ходить в бассейн, как я советовал тебе?

Преподобный от души рассмеялся.

— Ха! Только когда выдается минутка. Дел по горло, пишем программы, транслируем, представляем новых важных членов общине… Порой и задуматься-то некогда. Но ты садись, садись — и рассказывай все по порядку.

Оба подошли к паре кресел, стоящих друг против друга за маленьким кофейным столиком. Оживленно-благодушное выражение лица преподобного мгновенно сменилось на предельно серьезное, и он стиснул подбородок пухлой ладонью.

— Итак, с какими ты ко мне вестями? Мы почти у цели?

Уверенно кивнув, тщательно взвешивая каждое слово, сенатор Куртц медленно проговорил:

— Джим, я считаю, что мы сделали это.

Лицо преподобного вновь осветилось. Он с трудом подавил восторг.

— Правда? Ты всерьез считаешь, что наш час вот-вот пробьет?

— Да, Джим, это так. Я не вижу, что может сейчас остановить нас. Честно говоря, не надеялся, что все так удачно сложится. Опасную ересь британского профессора мы вымарали из истории. И маховик запланированного Корпорацией переворота уже запущен. Я лично присутствовал на заседании правления. Считанные дни отделяют нас от Армагеддона.

Глаза преподобного Джима округлились. Наконец-то после стольких испытаний они на пороге своей мечты. Сенатор продолжил:

— Прямо отсюда я полечу в Каир, там будет мой командный пункт. Со своими агентами в Израиле я связывался — они готовы. Нам удалось провезти мини-термоядерное устройство и установить его в мечети Аль-Аксы в Иерусалиме, чтобы приурочить его подрыв к началу глобального кризиса. Как я уже докладывал, наши люди пробрались через заброшенный древнеримский коллектор и заминировали Стену Плача. Когда она обратится в пыль, израильтяне автоматически отдадут приказ ВВС бомбить Мекку. Восток запылает. Уверен, Израиль не преминет использовать ядерное оружие, и по моим подсчетам в первые дни ожидаются потери свыше ста миллионов человек. Все это начнется по моей команде в понедельник утром, в день весеннего равноденствия.

Проповедник поднялся и вытянул правую руку с растопыренными пальцами к потолку роскошного кабинета. Широко распахнутые глаза влажно блестели. Громовым голосом он восторженно прокричал:

— Хвала Господу!

39

Мачу-Пикчу, отель «Руинас», 7.35 утра. Новенький японский внедорожник, взвизгнув покрышками, остановился перед входом. Из машины выбрались убийца профессора Кента и его сообщник: они казались совершенно неуместными здесь, на фоне сказочно красивых гор, на пыльном тротуаре перед отелем, среди неряшливо одетых андских крестьян.

Не теряя времени, оба направились в вестибюль отеля. За стойкой сидел пожилой мужчина, в углу горничная мыла шваброй пол. И портье, и женщина с удивлением посмотрели на вошедших. Редко можно увидеть в Мачу-Пикчу мужчин в костюмах и на новеньких машинах, однако каждый житель Перу от мала до велика знал, что стоять на пути у таких людей себе дороже. Прислонив швабру к стене, пожилая женщина поспешно ретировалась в коридор.

Убийца повернулся к своему спутнику и заговорил. Голос его был низким и полнился нотками разочарования и раздражения.

— Да говорю тебе, мы их профукали.

У спутника был обеспокоенный вид. Он решительно направился к стойке и рявкнул старику:

— Журнал регистрации сюда — вчерашние постояльцы! Живо!

Испуганный портье принялся узловатыми пальцами листать книгу в кожаном переплете, стараясь найти нужную страницу.

— Дай сюда, старый болван.

Молодой человек выхватил книгу из рук старика и стал сам листать. Через несколько секунд его указательный палец остановился напротив фамилий двух постояльцев — Донован и Рутерфорд. Грязно выругавшись, он поднял глаза:

— О'кей, viejo, куда они уехали? Donde estan los gringos?

Глаза портье расширились от страха и непонимания. Он поковылял от стола к двери в комнату за его спиной. Молодой поднял доску стойки и последовал за портье в заднюю комнату. Старик съежился у стены подсобки и что-то забормотал на индейском диалекте. Терпение парня лопнуло, он заорал:

— Где Донован и Рутерфорд? Donde estan Donovan and Rutherford?

Портье рухнул на колени и отклонился, словно ожидая удара. На ломаном английском он выдавил:

— Сеньор, иностранная пара уехала ночью.

— Куда, куда уехала-то?

— В сторону Боливии…

Молодой шагнул к нему и схватил за загривок:

— Одни уехали? Или кто-то поехал с ними?

— Да, сеньор… Да, сеньор. Они поехали с другом, с сеньором Флоресом.

К ним присоединился убийца. В отвращении он скривил рот.

— Они в курсе, что за ними гонятся. Надо торопиться.

Молодой швырнул старика на пол, и оба бросились вон из отеля.

40

Когда Кэтрин и Рутерфорд выбрались из машины и отряхнулись от пыли, Эрнан показал на хижину, служащую пограничным постом: рядом с ней виднелся одинокий джип, припаркованный на боливийской стороне.

— Вот кто вас подбросит. До Ла-Паса долетите вмиг. Водителя зовут Киттэ, по-английски не говорит совсем. Остановитесь у него и там спланируете безопасное возвращение домой.

Эрнан сложил ладони рупором и прокричал в направлении недвижимо замершего автомобиля:

— Hola, Quitte, estoy aqui con mis amigos! Vamonos!^[21]

Водительская дверь распахнулась, и с подножки соскочил невысокий улыбающийся индеец. Он помахал им, и Эрнан махнул ему в ответ, затем повернулся к ученым и стал прощаться. Глаза его горели, и весь его вид говорил о том, что он желает им удачи в их поиске.

— Друзья мои, удачи вам. — Он пристально посмотрел в глаза Кэтрин. — Но главное, будьте осторожны.

Кэтрин почувствовала, как к горлу подступил комок: в душе зашевелилось мрачное предчувствие.

— Почему вам не поехать с нами в Ла-Пас и не переждать несколько дней?

Эрнан улыбнулся и покачал головой:

— Нет, Кэтрин, я должен вернуться к родным и быть с ними — у нас все еще траур.

С этими словами они обнялись, и Кэтрин отстранилась с глазами, полными слез. Рутерфорд и Эрнан тепло пожали друг другу руки.

— Спасибо вам, Эрнан. Обещаю, мы сделаем все, что в наших силах, чтобы узнать правду о Мигеле и профессоре и остановить Безумова.

Эрнан обнял англичанина.

— Джеймс, берегите себя. И свою красавицу спутницу.

Джеймс крепко сжал индейца в прощальном объятии.

41

В здании «Сотбис» на Нью-Йорк-авеню, в офисе всемирно известного манхэттенского торговца античными древностями, миловидная, ухоженная молодая женщина привела сенатора Миллера в темную комнату без окон. Рукой с идеальным маникюром, пошарив по стене у двери, она нащупала выключатель, и комната выплыла из мрака.

— Это картохранилище. Как видите, здесь нет окон, дабы не дать возможность естественному освещению испортить документ. Присаживайтесь, прошу вас. На стенах некоторые экземпляры нашей коллекции — возможно, они вас заинтересуют. Мистер Сильвер будет через минутку.

Секретарь внимательно осмотрел просторную комнату. В центре — стол для совещаний, окруженный удобными кожаными креслами. Над столом с потолка свисает специальная лампа, которую можно поднимать, опускать, направлять ее свет по желанию. Стены украшают старинные карты в рамах.

Девушка продолжила:

— Вот эта — подлинник карты, составленной Христофором Колумбом во время его первого плавания к Америке. Она в буквальном смысле слова бесценна, поэтому защищена пуленепробиваемым стеклом и нержавеющей рамой, встроенной в стену.

Девушка сверкнула белозубой улыбкой.

— Не желаете ли чая, кофе?

— Нет, благодарю, — пробурчал секретарь Миллер. — Как я уже говорил, я не коллекционер и считаю, что моя карта — копия, а не оригинал. Мне просто нужно заключение специалиста.

В этот момент девушка, продолжавшая стоять на пороге, резко обернулась:

— Ах, вот и он!

Бирон Сильвер, известный всему миру знаток древней картографии, вошел в комнату. Ему было под шестьдесят, но выглядел он старше. На нем была тройка в тонкую светлую полоску, на голове почти не было волос. Тонкое бледное лицо свидетельствовало о годах, проведенных в полутемных помещениях и библиотеках в изучении карт и рукописей. Сильвер протянул руку.

— Здравствуйте. Мистер Миллер?

— Здравствуйте. Спасибо, что сразу откликнулись на мою просьбу о встрече, мистер Сильвер.

Антиквар угодливо улыбнулся, хорошо поставленный голос был ласков, как шелк.

— Все хорошо, мистер Миллер. Тому, кто знает истинную цену моей экспертизе и готов, как вы, хорошо платить, я готов тотчас прийти на помощь.

Девушка вышла из комнаты, тихонько притворив за собой дверь. Сильвер жестом показал на стол:

— Приступим?

Секретарь Миллер подошел к столу и, сунув руку в карман пиджака, достал коричневый конверт. Осторожно оторвав край, он вынул лист с картой на нем и выложил на стол. Сильвер нахмурился, выудил из кармана складные очки для чтения и нацепил их на нос. Затем потянулся, включил над собой лампу и направил ее свет на карту. Секретарь Миллер наблюдал за ним, как ястреб, пытаясь заметить малейшее изменение выражения лица эксперта. Минуту спустя Сильвер поднял глаза и снял очки.

— Ну? Вы знаете, что это?

Сильвер глубокомысленно кивнул.

— Да, это копия карты Пири Рейса. А вы знаете, что это?

Секретарь Миллер раздраженно покачал головой.

— Эту карту, — продолжил Сильвер, — составил в средние века адмирал турецкого флота Пири Рейс. Изготовлена она по данным карт куда более ранних, карт очень древних — так, по крайней мере, утверждал адмирал. Предназначалась она в качестве навигационного пособия для турецкого флота на случай плавания в южных широтах.

Секретарь Миллер застыл в растерянности. Какое вообще отношение имеет к их делу эта карта? Зачем сенатор потребовал убить профессора и почему он так настаивал на уничтожении именно этой карты?

Однако Бирон Сильвер уже оседлал своего конька.

— На ней нанесена континентальная суша Антарктиды — что удивительно, свободная от льда. Следовательно, карта представляет собой большую редкость.

Секретарь Миллер сощурился:

— То есть на ней детально нанесена Антарктида? Как же такое возможно? Поправьте меня, если я ошибаюсь, но разве этот материк не погребен подо льдом полностью?

Бирон Сильвер улыбнулся.

— Кто его знает… Вот потому-то карта и ценна — куда выше своей исторической ценности. Коллекционеры обожают экспонаты, окруженные тайной. Всякий раз, когда нам посчастливится заполучить такой вот загадочный артефакт, как, например, карта Пири Рейса, он вызывает колоссальный интерес.

Бирон Сильвер выключил лампу и почти рассеянно добавил:

— В подобных случаях мы всякий раз получаем разгневанные жалобы от наших клиентов… как бы так правильнее выразиться… с более религиозными склонностями.

Секретарь Миллер замер:

— Что? Почему?

Бирон Сильвер быстро обернулся и взглянул на него — он почувствовал напряжение в голосе клиента.

— Я всего лишь хочу сказать, что есть на свете люди, которым не по душе артефакты, могущие поставить под вопрос библейское толкование прошлого.

Кровь застыла в жилах секретаря Миллера. Он с ужасом опустил взгляд на карту. Выходит, профессор никогда не представлял угрозы для Корпорации. Сенатор просто использовал ее агентурную сеть в личных целях. Это неслыханно. Является ли секретарь Миллер просто орудием в планах сенатора? Неужели вся работа Корпорации — это подготовка к реализации его религиозных планов?

Вот он, шанс, подумал секретарь Миллер. Однако сначала необходимо критически обдумать свое положение. Обязанности в планах Корпорации ему все же придется пока выполнять, поскольку сигнал к старту операции в понедельник утром уже отдан. Но перед стартом он нанесет удар — он бросит вызов в лицо сенатору. И момент этот нужно тщательно продумать, иначе его незамедлительно постигнет участь профессора Кента.

42

В то время как машина спускалась по головокружительному серпантину дороги из Альто-Плано к столице Боливии, Кэтрин и Рутерфорд сидели, погруженные каждый в свои мысли. Улыбчивый, полный энергии Киттэ вел машину умело и быстро.

Кэтрин смотрела на долины и горные вершины — и думала о профессоре, гадая, что бы он предпринял на ее месте. Ей болезненно не хватало старого друга — его авторитета и доброты. Рутерфорд, который до этого молчаливо размышлял, сейчас обратил внимание на потрясающие красоты Анд. Нахмурившись, он глядел в окно, жадно вбирая взглядом ландшафт, будто надеясь отыскать в нем ответы. Затем вдруг повернулся к Кэтрин.

— Вы слышали об эпосе о Гильгамеше?

Она посмотрела ему в глаза. Рутерфорд с надеждой поднял брови. Кэтрин покачала головой.

— На этой истории основывается библейское предание о Ное. Первая запись об этом датируется примерно двухтысячным годом до нашей эры. Но скорее всего, эпос гораздо старше. Гильгамеш был царем шумерского города Урука, и вот он рассказывает, как встретил другого царя Утнапишти, жившего еще до потопа. Один из богов предупредил Утнапишти о грозящем потопе, и тот построил лодку, взял на борт разнообразных животных и все известные виды семян. Вскоре разразился страшный шторм, а потом не стало ничего — одна вода, всюду, докуда хватало глаз. Утнапишти выпустил голубку…

Тут Кэтрин прервала его:

— Странно… Выходит, авторы Ветхого Завета целиком позаимствовали историю.

— Ну а почему нет? История-то хорошая. Можно допустить, что Утнапишти послужил символом, ярким представителем тех, кто выжил после потопа. В противном случае человеческая раса не возродилась бы и не достигла сегодняшних размеров. Эти мифы — первичное доказательство катаклизма, едва не уничтожившего всех наших предков. Человечество было стерто с лица земли почти полностью.

— Ого, вот это мысль!

— Согласен. Но это и единственная причина, почему страшная история о потопе жива во многих мировых культурах. Эта наше самое раннее общее воспоминание… Ведь существует множество других описаний катаклизма, с землетрясениями, и огнем, и холодом — и все они на первый взгляд совпадают с преданиями о потопе. Например, манускрипты зороастрийцев.

— Зороастрийцев? — нахмурилась Кэтрин, — кто это?

Рутерфорд терпеливо объяснил:

— Последователи пророка Зороастры, также известного под именем Заратустра, или Заратуштра. Религия зороастрийцев существует и в наши дни, хотя осталось их всего лишь несколько сотен тысяч и живут они в основном в Индии, в Бомбее. Согласно легенде, Зороастре было откровение божье.

Кэтрин усмотрела параллель:

— Так он — как Мухаммед для мусульман или Моисей для иудеев?

— Да. Только Заратустра старше, он жил еще до двухтысячного года до нашей эры. Зороастрийцы, считающие, что их народ родом с севера России, верят, что когда-то дьявол решил уничтожить Арйана Вэджа — зороастрийский рай, находившийся где-то в Сибири. Вместо того чтобы затопить его, он его заморозил. Манускрипты рассказывают, как некогда красивая земля вдруг покрылась снегом и льдом и навеки ушла под воду.

Кэтрин с интересом слушала.

— Довольно своеобразная судьба — и это совсем не похоже на выдумку.

— Верно. А ведь и у викингов есть похожие предания, — вдохновенно продолжил Рутерфорд. — Они верили, что были времена, когда казалось, что земля навсегда погрузится в хаос. Урожай погиб, разразилась война, всюду повалил снег. После похолодания землю повсеместно охватили пожары. Дотла сгорело все живое. И в конце концов, будто земля недостаточно настрадалась, внезапно моря вышли из берегов и похоронили сушу под водным покровом.

С этими словами Рутерфорд хлопнул в ладоши. Кэтрин задумалась над страшным преданием викингов.

— Проблема в том, что нигде, ни в одном из мифов, которые вы сейчас пересказали, не говорится о том, что конкретно стало причиной глобальной катастрофы. Если мы не узнаем причину, как нам удастся избежать судьбы предков?

Рутерфорд принялся размышлять вслух:

— И все же профессор был убежден, что именно об этом говорится в зашифрованном сообщении.

— А может, следует взглянуть на проблему в другом ракурсе?

— Это как же?

— Ну, например, вместо того чтобы полагаться исключительно на нашу способность толковать предания для выяснения того, что погубило Древний мир, почему бы не попытаться найти другое свидетельство природного катаклизма? Если использовать чисто геологические источники или же ископаемые доказательства, можно будет, наверное, установить временные рамки этого драматического периода в истории планеты. А если удастся как-то согласовать технические данные исследования с преданиями — можно будет определить относительно точное время гибели Древнего мира, — предположила Кэтрин.

Рутерфорд одобрительно кивнул:

— Вот только поможет ли это нам понять, почему он погиб? Поможет ли понять предостережение?

— Несомненно. Вы подумайте. Если известно, каков был характер катаклизма, то установить возможные причины намного проще. — В глазах Кэтрин блеснул огонь, и она шлепнула ладонью по спинке переднего сиденья.

— Фон Дехенд!

Рутерфорд решительно кивнул:

— Именно! Тем более мы знаем: ему можно доверять… Надо немедленно возвращаться в Оксфорд.

Эрнан вел машину по пустым дорогам Альто-Плано — назад, в Куско. С момента смерти брата он находился словно в полусне: все происходящее казалось далеким от реальности. Хотя они с братом были настороже, подозревая об опасности, беда застала врасплох. Но с появлением двух ученых в душе Эрнана вдруг слабо затеплилась надежда.

«Теперь мы хотя бы знаем, что смерть профессора Кента и Мигеля не была напрасной, — он подумал о том, что сейчас Кэтрин и Рутерфорд уходят от погони, и пожелал им удачи. — Они должны вырваться».

И тут он заметил впереди машину, стоящую поперек дороги. По обе стороны шоссе тянулась каменистая почва с булыжниками и промоинами — объезда не было.

Джип Эрнана остановился, не доезжая пяти ярдов до стоящей машины, из-за которой вышел европеец в черном костюме и темных очках. Эрнан в ужасе смотрел, как человек поднял револьвер, целясь через ветровое стекло прямо ему в лицо.

Через мгновение Эрнан понял, что происходит. Он вдавил педаль газа в пол и с грохотом врезался в стоящий внедорожник, заставив потерявшего прицел незнакомца отскочить в сторону. Эрнан резко дал задний ход, переключил передачу и вновь утопил педаль, но в последний момент успел заметить нацеленное на него дуло пистолета второго человека — в метре от водительской двери.

Затем раздался оглушительный грохот, и Эрнан как бы со стороны увидел себя лежащим поперек переднего пассажирского сиденья, с мучительной болью пытающегося сделать хоть глоток воздуха. Вокруг все казалось влажным. Ухватившись правой рукой за руль, он попытался сесть, но тут же бессильно повалился обратно.

Эрнан услышал, как открылась пассажирская дверь, и почувствовал, как в карман намокшей от крови одежды лезет чья-то рука. Затем раздался голос:

— Он самый. А этих нет.

Второй голос:

— Ладно, поехали. Догоним. Забери документы и мобильник. И кончай с ним.

Эрнан, застонав от боли и шока, тщетно попытался привстать. Он вспомнил брата. Он вспомнил Кэтрин и Рутерфорда — вдвоем они стояли рядом, одни, среди ночи… Он попытался позвать их, но было слишком поздно…

43

«Апач» — гражданский вариант вертолета ВВС США — гигантской саранчой присел на вертолетной площадке Церкви Откровения; лопасти винта вращались с неприятным воем.

Сенатор Куртц и преподобный Джим Уайт стояли на пороге собора. Последние скупые слова были произнесены, и оба на прощание обнялись. Их совместный путь близился к концу. В этот момент оба думали об одном: как далеко они зашли, чего достигли. Ведь, по сути, церковь была построена буквально из ничего, на пустом месте, и это было настоящим чудом.

Сенатор уверенно прошагал через лужайку, неся в руке небольшой чемодан. Подойдя к вертолету, он инстинктивно пригнулся и, стремительно миновав двух телохранителей, забрался по выдвижному трапу в нутро машины. Дверь за ним тут же захлопнулась, и он нетерпеливо поправил всклокоченные волосы. Со ступеней церковного крыльца преподобный Джим Уайт наблюдал, как вертолет поднялся и полетел прочь. А вместе с сенатором улетели и все надежды подарить спасение избранным детям божьим. Он повернулся спиной к лужайке и, растворившись в полутьме соборного чрева, вернулся к своим молитвам.

Внутренняя отделка вертолета разительно отличалась от интерьера его военного близнеца. Матовая, черная с зеленым схема окраски полностью отсутствовала. Стены покрывали деревянные панели и видеомониторы; ящики с боеприпасами и снаряжением и металлические сиденья были заменены на кожаные банкетки. Дубовый офисный стол стоял в конце шестидесятифутового фюзеляжа, за столом — удобное кожаное кресло.

Как только звуконепроницаемые двери захлопнулись, наступила восхитительная тишина. Сенатор уселся за стол и достал из нагрудного кармана плоский мобильный телефон. Нажав кнопку ускоренного набора, он поднес телефон к уху. Дожидаясь ответа, он пристально смотрел на открывшийся внизу вид штаб-квартиры Церкви Откровения. Здания становились все меньше и меньше — пока не обратились в крохотную россыпь белых точек.

Но мыслями сенатор был уже не здесь. Сегодня пятница, полдень. Ждать победы оставалось всего два дня.

Телефон ответил. Женский голос быстро и четко проговорил:

— Глобальные операции, слушаю вас, сэр.

Сенатор откинулся на спинку кресла, на лице — предельная сосредоточенность. Тщательно проговаривая слова, он сказал в трубку:

— Секретаря Миллера мне. Это сенатор Куртц.

В голосе девушки появились беспокойные нотки:

— Да, сэр. Сию минуту, сэр.

Она появилась только минут пять спустя — теперь в голосе явно слышался страх.

— Прошу прощения, сэр, но я пока не могу найти секретаря Миллера.

Лицо сенатора потемнело.

— Вот что я тебе скажу, дорогуша. Приподними-ка свою задницу, живо топай к секретарю и скажи ему, что, если он через десять минут мне не перезвонит, всю ответственность я возложу на тебя персонально, ясно тебе?

Секретарь Миллер почувствовал, что смертельно устал. Сидя в своем кабинете, он, не отрывая взгляда от телефона, устало покачал головой. Секретарша продолжала докучать ему. Выругавшись сквозь зубы, он набрал номер и поднес трубку к уху. На том конце тотчас ответили. До тех пор, пока он не решился на открытую конфронтацию с сенатором, конечно же, не следует ослушиваться приказов. Это только возбудит подозрения. Еще две загубленные невинные души, если, конечно, они были невинны, не значили ничего в вихре великого замысла. В любом случае, вполне возможно, что ученые узнали о Корпорации слишком много. Его собственная безопасность и целостность Корпорации должны стоять на первом месте.

— Так, теперь слушайте меня внимательно, — проговорил в трубку сенатор Куртц. — В Перу имел место прокол. Мы ищем двух человек. Первый — Джеймс Рутерфорд, гражданин Великобритании, возраст — под сорок. Вторая — Кэтрин Донован, гражданка США, под тридцать. Это понятно? Немедленно свяжитесь с Великобританией. Узнайте номера мобильных телефонов разыскиваемых, сообщите номера руководителям оперативных служб в Лиме и Ла-Пасе и отдайте приказ к немедленному их поиску. Я требую стрелять в них без предупреждения. На данный момент это глобальная задача номер один. Об исполнении доложите мне немедленно.

44

Семья Киттэ проживала в квартире типового десятиэтажного дома в центра Ла-Паса. Он припарковал машину на узкой, похожей на расщелину улочке, по обеим сторонам которой также стояли машины — все они выглядели так, словно знавали и лучшие деньки. Киттэ подвел их ко входу в дом, толкнул перед собой створку расшатанных двойных дверей, и они окунулись в острый аромат жареного чили. В маленьком вестибюле слева от входа располагался лифт. Справа — обветшалая каменная лестница, ведущая на верхние этажи. Киттэ что-то говорил и помогал себе жестами, тыча пальцами в воздух. Рутерфорд вытянул шею, глядя вверх на темные пролеты десяти этажей лестницы. Повернувшись к Кэтрин, он сказал с улыбкой:

— Он, похоже, хочет сказать, что лифт не работает.

Закинув рюкзаки за плечи, они последовали за индейцем.

После грязи улиц и немного депрессивной обстановки лестницы интерьер квартиры оказался приятным сюрпризом. Дверь с площадки открывалась в короткий коридор, который вел в большую гостиную. Имелся скромный балкончик, места на нем хватало ровно на то, чтобы разместить пару стульев, но сама комната была светлой и просторной: по обе стороны балкона были окна, выходящие на фронтон здания с видом улицу. Из гостиной маленький коридор выводил к трем спальням и ванной.

Задрапированная цветастыми индейскими тканями мебель была почти вся из дерева, ручной работы. Повсюду были разбросаны детские игрушки, а на большом столе в центре — очевидно, обеденном для всей семьи, — оставалась не убранная с завтрака посуда. Семья была явно ниже среднего достатка, но разумно использовала скудные ресурсы, и в квартире было очень уютно. Кэтрин улыбнулась Киттэ.

Индеец тепло улыбнулся в ответ, а затем повел гостей по коридору к одной из спален, где они и оставили свои вещи. Он показал им маленькую кухню, где только что сварили кофе, а затем, безостановочно жестикулируя, дал понять, что ему нужно отлучиться на час, прежде чем они вновь отправятся в путь.

Как только Кэтрин закрыла дверь за вышедшим Киттэ, она вздохнула с облегчением.

— Джеймс, я впервые за это время почувствовала себя в безопасности! — Раскрыв свой телефон, она стала набирать номер Эрнана.

— Я только быстренько скажу Эрнану, что мы в порядке.

Рутерфорд сделал большой глоток кофе и облокотился локтями на стол. «Устал как собака», — подумал он.

Телефон выдал один гудок, второй, третий. Кэтрин почувствовала, как холодок побежал по спине.

И тут вдруг гудки прервались. На том конце взяли трубку. С облегчением Кэтрин воскликнула:

— Hola! Эрнан, это я.

В ответ — молчание.

— Эрнан? Это ты? Алло!

В трубке раздался шорох, затем на том конце дали отбой и отключили телефон. Кэтрин и Рутерфорд взглянули друг другу в глаза, разом подумав о том, чего ни один из них не хотел допустить.

В Ла-Пасе, на 65-м этаже недавно построенного небоскреба, пухлый коротышка сидел за столом новенького кабинета с наушниками на голове. Кабинет был необычайно светлым благодаря окнам от пола до потолка. Человек сидел в окружении телевизионных мониторов и разнообразного электронного и компьютерного оборудования.

Из огромных окон открывался панорамный вид. Внизу клубящийся коричневый смог накрывал Ла-Пас. На грязных улицах бурлила жизнь. Маленькие машины ползли в пробках, крохотные люди спешили по тротуарам.

Пухлый человечек был одет в белую рубашку с засаленным темно-синим галстуком. Пятна пота широко расплылись под мышками. Но потел он не от жары — кондиционер исправно работал. За спиной у человечка весь в черном, с хмурым презрением на физиономии стоял убийца профессора. Человечек резко сдернул на шею наушники и стал что-то лихорадочно царапать в блокноте, лежащем на столе рядом с клавиатурой. Затем он вскочил, вырвал листок из блокнота и, размахивая им, закричал:

— Босс! Босс! Я засек их!

Убийца выхватил у него листок и прочитал адрес. Левой рукой он достал из кармана мобильный телефон, распахнул его и, не отрывая взгляда от листка, прижал к уху. Секундой позже он прорычал:

— Мы их вычислили. Поехали.

45

Пытаясь хоть как-то отвлечься, Кэтрин побрела в гостиную. Она взяла с книжной полки атлас, а Рутерфорд устало рухнул на диван. Кэтрин села за стол и, раскрыв атлас, принялась рассеянно листать глянцевые страницы. Взгляд ее задержался на развороте с картой мира, и она, отыскивая на карте древние святилища, шепотом проговаривала их координаты.

Вдруг она обеспокоенно нахмурилась. Сердце учащенно забилось, когда в душе родилось знакомое чувство — словно глядит она в бездонную черную пропасть минувших веков и из ее глубин кто-то шлет малопонятные сигналы — такие же древние, как само время.

— Джеймс, Джеймс, проснись!

Кэтрин принялась тормошить Рутерфорда за плечо. Джеймс застонал, очнувшись лишь наполовину.

— Ну что стряслось?.. Я так устал…

— Джеймс, тут такое! Выводы просто дикие, но… Сейчас сам увидишь…

Кэтрин схватила ручку и принялась что-то рисовать на карте.

Рутерфорд сел, завороженно следя за ее рукой.

— И что?

— Увидишь. Ну, вот. Представь, что нулевой меридиан не в Лондоне, а в Гизе, в Египте — точнее, на том месте, где стоит пирамида Хеопса, — как говорил Безумов.

Кэтрин вновь принялась выставлять на карте координаты всех святилищ, принимая Гизу за нулевой меридиан.

— Видишь? Катманду точно в пятидесяти четырех градусах к востоку от Гизы. Пятьдесят четыре градуса на восток от Катманду — священный остров Яп. Ангкор — точно в семидесяти двух градусах к западу от Гизы, а Нан-Мадол^[22] — точно в пятидесяти четырех градусах к востоку от Ангкора. Это просто невероятно! Смотри, даже Раиатеа^[23] лежит точно в ста восьмидесяти градусах на восток от Гизы!

Кэтрин заглянула Джеймсу в глаза — понял ли он ее.

— Неужели не понимаешь? Обрати внимание: все цифры — целые числа, но самое странное то, что они все кратны шести или двенадцати. Случайным совпадением здесь и не пахнет.

Рутерфорд сосредоточенно вглядывался в карту, и до него начала доходить суть замечательного открытия Кэтрин:

— Ты хочешь сказать, что все эти древние святилища были сознательно размещены в соответствии с неким глобальным планом?

Глаза Кэтрин сверкнули:

— Да! А расстояния между ними — особо интересная деталь: пятьдесят четыре, семьдесят два — это прецессионные числа.

— Прецессионные? — переспросил Рутерфорд.

— Что тебе известно об астрономии и движении нашей планеты?

— Не так уж много. Знаю, что Земля делает оборот вокруг своей оси каждые двадцать четыре часа. Что она завершает полный круг по орбите вокруг Солнца каждые триста шестьдесят пять дней, что ось вращения наклонена к плоскости эклиптики и величина наклона колеблется между двадцатью одним и двадцатью четырьмя градусами, а период этого колебания — сорок одна тысяча дет.

— Похвально. Только планета наша совершает еще одно движение. Сама ось вращается в направлении, обратном вращению планеты.

— Как это?

— Представь Землю вращающимся волчком, движущимся по орбите вокруг Солнца. Волчок вращается вокруг своей оси, движется вокруг Солнца — и плавно меняет наклон, при этом ось, в свою очередь, медленно вращается по конусу в направлении, обратном вращению планеты. Обратное вращение земной оси и называется прецессией. Чрезвычайно важен тот факт, что все эти движения идеально регулярны. Полный оборот оси занимает двадцать пять тысяч семьсот семьдесят шесть лет.

Рутерфорд кивнул.

— Все это, конечно, здорово, да только откуда древние знали о прецессии? Если этот процесс такой медленный, через сколько поколений возможно заметить какое-то существенное движение?

— Я бы даже и не задумалась о том, в состоянии ли были древние понимать, что такое прецессия, прежде чем мы предприняли эту поездку, но теперь начинаю задаваться этим вопросом. Считается, что Гиппарх, древнегреческий астроном, черпал данные для своих расчетов в астрономии Александрии и Древнего Вавилона. Когда он сравнил их, то заметил, что существует различие в расположении звезд, — тогда у него и родилась идея о прецессии. Возможно, он не был первым, вполне вероятно, что до него о прецессии просто забыли.

Рутерфорд нахмурился:

— Ну, хорошо, только это все равно не объясняет, почему вообще древние ссылались на прецессию. Чем она была так важна для них?

Кэтрин несколько мгновений молчала.

— Знаешь, когда до меня дошло, что прецессионные числа могут играть важную роль в размещении всех этих памятников, я вдруг поняла, что одно из основных прецессионных чисел все время появляется в легендах и мифах, которые мы изучали.

— Вот как? И какое же?

— Ты говорил, Осириса убили семьдесят два заговорщика, а еще семьдесят два храма в Ангкор-Вате… Так что, вероятно, семьдесят два и есть главное прецессионное число. Семьдесят два года требуется оси вращения Земли, чтобы прецессировать на один градус. Вполне возможно, существуют и другие примеры.

Глаза Рутерфорда расширились от удивления.

— Боже мой, ты ведь абсолютно права. Семьдесят два! Так и есть! Мы вплотную приблизились к разгадке кода.

46

Сонливость Рутерфорда как рукой сняло. Мысленно он пробежался по всем известным ему древним мифам.

— А существуют другие прецессионные числа? Или число семьдесят два и числа, кратные двенадцати, уникальны?

Кэтрин на секунду задумалась, затем сказала:

— Вовсе не уникальны — есть и другие: тысяча восемьдесят, две тысячи сто шестьдесят, четыре тысячи триста двадцать…

— Стоп! Какое последнее?

— Количество лет, которое необходимо Солнцу для прохождения через все дома зодиака,^[24] равняется четырем тысячам тремстам двадцати.

Рутерфорд будто увидел пред собой призрака:

— Невероятно, просто невероятно…

Кэтрин ухватила его за руку:

— Что?

Глаза его восхищенно сверкали:

— Самый древний загадочный текст на хинди, Ригведа,^[25] составлен из более чем десяти тысяч восьмиста стансов, а все произведение насчитывает около четырехсот тридцати двух тысяч слогов. В гематрии ключ обычно скрывается в порядке чисел — не важно, оканчиваются ли они на ноль. А мы знаем, что ключ должен быть единым, глобальным, и вот перед нами главный текст индуистской религии — и в самой его структуре скрыты два прецессионных числа.

Рутерфорд заглянул Кэтрин в глаза. Она широко улыбнулась ему.

— Вот так: мы напали на золотоносную жилу. Только руку протяни — и код наш. Где еще встречаются эти числа?

— Да где угодно. Знаешь, так получается, будто все эти предания созданы для того, чтобы все время напоминать нам одни и те же числа независимо от сюжета истории и места ее происхождения. Есть такая древнееврейская книга «Каббала». Чтобы дойти до Господа, необходимо преодолеть семьдесят две тропы. Бероссус, вавилонский историк, описавший Оаннеса, говорит, что до потопа существовала династия царей, правивших Вавилоном, и правление их длилось четыреста тридцать две тысячи лет. Что еще интереснее, Бероссус утверждает, что от сотворения мира до начала потопа прошло двести шестнадцать тысяч лет, а две тысячи сто шестьдесят — это количество времени, необходимое для прохождения одного дома зодиака.

— Точно…

— И в гематрии! Помнишь, мы подсчитывали числовое значение имен Иисуса и Марии на греческом: восемьсот восемьдесят восемь и сто девяносто два? Теперь сложи их — и получишь тысячу восемьдесят — прецессионное число…

— …цифровое значение которого равняется радиусу Луны в милях! — воскликнула Кэтрин, едва веря происходящему. — Господи, все эти совпадения начинают всерьез меня пугать. Ведь наверняка существует связь между прецессией и гибелью Древнего мира.

— Да, — кивнул Рутерфорд, — древние просветители будто напоминают нам: каждый раз, когда Земля завершает двадцатишеститысячелетний цикл «качения», на мир обрушивается страшный катаклизм.

Прикрыв глаза, Кэтрин попыталась собраться с мыслями.

— Джеймс, есть что-то еще во всем этом… И есть Безумов. Помнишь, что сказал Эрнан? Электромагнитные потоки, которые Безумов намеревается «запрячь», неразрывно связаны с орбитальным движением Земли. Очень хочется верить, что древние могли влиять на эти потоки энергии. Не знаю, для чего они это делали, — может, для получения энергии, может, для изменения движения планеты. По-моему, Безумов уверен, что он в состоянии вновь запустить эту машину. А вот я уверена в том, что неправильное использование технологии древних может стать фатальным.

Рутерфорд слушал, и ужас охватывал его. Он тихонько выругался.

— Этот русский просто псих! Ну посуди сама — как он это сделает? Одно дело — обнаруживать руины древних технологий, и совсем другое — придумывать, как эти технологии оживить и использовать.

— Джеймс, у фон Дехенда надо искать причину и время катаклизма, а еще — точное описание того, что тогда могло произойти. Только после этого мы сможем выяснить, почему профессор был убежден, что его предостерегают. Поскольку на данный момент непонятно, каким именно образом прецессия связана с катаклизмом и с какой целью нас предупреждают. И может ли произошедшее с древними случиться с нами. Профессор Кент, похоже, именно так и думал, но почему?

Рутерфорд вздохнул и посмотрел Кэтрин в глаза. Кэтрин улыбнулась и опустила руку ему на колено.

— Джеймс, мы сделаем это. Главное — не останавливаться, идти до конца. Но надо спешить.

Рутерфорд взял ладонь Кэтрин и крепко сжал в руках. Ей так хотелось обнять его, но она чувствовала, что время просто тает на глазах, к тому же Кэтрин смущало то, что она так разволновалась От его прикосновения ей сейчас хотелось забыть обо всем на свете — об этой отчаянной гонке, об опасности, угрожавшей обоим…

Но как только она раскрыла рот, чтобы сказать что-то, безмятежное спокойствие блочной многоэтажки Киттэ разлетелось в клочья: с улицы донесся звук выстрела.

47

Кэтрин вышла на лестницу и, глянув вниз, увидела поднимающихся троих или четверых мужчин — они постучались в дверь квартиры ниже этажом. Она задвинула засов и, развернувшись к гостиной, прижалась спиной к двери. Лицо ее побелело от страха. В дрогнувшем голосе слышалось отчаяние:

— Они здесь… Идут наверх…

С лестницы доносились испуганные крики жильцов.

Рутерфорд вышел на балкон и быстро посмотрел вниз, пытаясь разобраться в происходящем на улице. Его объял ужас, когда он увидел тело Киттэ, распростертое на тротуаре перед входной дверью: вокруг стояли трое в черном, а проезд по узкой улице блокировали два больших черных джипа. Пока Рутерфорд пытался осознать увиденное, один из парней в черном показал на него и заорал по-английски:

— Вот он! Седьмой этаж. Вперед!

Рутерфорд метнулся назад в комнату. Кэтрин в панике пыталась закрыть дверь на второй замок. Поборов свой страх, Рутерфорд придумал, что делать.

— Так, бери паспорт и деньги! Быстро! И давай за мной… Карты не забудь!

Он рывком распахнул свой рюкзак и вытащил бумажник. Сунув его в карман брюк, он подошел к двери и стал открывать ее. Кэтрин поспешила за ним, сжимая в руке свой паспорт и бесценный конверт с картами. Она ухватила его за плечо.

— Отсюда не выйти!

Рутерфорд распахнул дверь и повернулся к Кэтрин, глаза его блестели.

— Другого пути просто нет.

Вцепившись в его руку, она вышла на площадку. Дверь за ними захлопнулась. Рутерфорд заглянул через перила вниз. Люди с пистолетами в руках пробирались вверх сквозь толпы напуганных жильцов, высыпавших на лестничные площадки. Он повернулся к Кэтрин и жестом показал: наверх. Не оборачиваясь, она бросилась вверх по ступеням; Рутерфорд последовал за ней, поглядывая через плечо.

Преодолев лестничные пролеты трех этажей, они достигли площадки десятого. Индейская женщина глядела на них через щель чуть приоткрытой двери. В конце площадки была еще одна дверь, явно ведущая на крышу. Они побежали к ней. Рутерфорд схватился за ручку и едва не сорвал дверь с петель — она была открыта. Миновав коротенький пролет ступенек, они выбрались на крышу. Дверь за ними захлопнулась.

Крыша была площадью около ста квадратных ярдов. По периметру шел бортик примерно по колено высотой. Здесь и там торчали телеантенны. Кэтрин с отчаянием взглянула на Рутерфорда.

— И что теперь?

Рутерфорд подбежал к бортику и глянул вниз: соседнее здание отстояло лишь на ярд в сторону и вниз от того, на крыше которого они находились.

«Не так уж и далеко — можно перескочить…»

— Скорее, Кэтрин, будем прыгать.

Кэтрин подбежала к краю и посмотрела на соседний дом. Затем, держа за руку Рутерфорда, перегнулась и взглянула на узкую пропасть, разделяющую два здания. Лицо ее скривилось:

— Я боюсь высоты.

Рутерфорд шагнул на бортик и протянул ей руку.

— Вставай рядом. И смотри только вперед, на горизонт.

Глубоко вздохнув, Кэтрин сделала как он просил. Они застыли на бортике, правая рука Кэтрин сжимала левую Рутерфорда.

— Так. На счет «три» ты должна прыгнуть как можно дальше, а как только почувствуешь под ногами крышу — постарайся перекатиться.

Кэтрин оглянулась на дверь. Она готова была закричать от страха. Необъятное небо казалось бездонным и удивительно синим. Она закусила губу и, прикрыв глаза, кивнула.

Рутерфорд чуть согнул ноги в коленях, взялся покрепче за руку Кэтрин, помолился про себя и весь подобрался для прыжка.

— Раз… два… три!

С громким глухим звуком они приземлились на бетонную крышу соседнего дома. В попытке смягчить приземление Кэтрин Рутерфорд сильно ударился плечом. Оба поднялись на ноги, Рутерфорд скривился от боли. Посередине крыши торчала невысокая кирпичная будка, из которой можно было выбраться на лестницу.

Дверь будки тоже оказалась открытой. На пороге Кэтрин обернулась на крышу дома Киттэ — их преследователи еще не появились. Рутерфорд перепрыгивал сразу через две ступени, но на площадке врезался левым плечом в стену. Не останавливаясь, они бежали вниз по лестнице мимо дверей квартир, пока наконец не очутились в фойе первого этажа. Кэтрин приоткрыла дверь и осторожно выглянула на улицу. Никого. Она обернулась к Рутерфорду и осторожно тронула его за плечо:

— Кажется, чисто. Теперь — бегом, куда-нибудь в переулки, затеряться… Как ты, Джеймс?

Рутерфорд поморщился и кивнул:

— Бежим отсюда…

Через пять минут, все еще во власти страха, Кэтрин и Рутерфорд вынырнули из одного из многочисленных переулочков Ла-Паса на суматошный уличный рынок Сан-Сальваторе. Вид у них был встревоженный, и единственное, что они имели при себе, — это паспорта и деньги.

Рынок на старинной улице растянулся почти на полмили до Калле Сан-Сальваторе: по обе стороны располагались лотки с фруктами, специями, одеялами, кухонной утварью и хозяйственными товарами. Проезжая часть вся была запружена покупателями — местными и туристами. Кэтрин пыталась перевести дыхание — она стояла, согнувшись почти пополам, опершись руками на колени. Наконец, глубоко вздохнув, она выпрямилась.

— Как они узнали, что мы там? — она взглянула на Рутерфорда в надежде, что тот знает ответ. — И вообще, кто они такие?

Рутерфорд покачал головой, глаза его беспокойно оглядывали толпу на рынке.

— Понятия не имею. Могу сказать одно: желания выяснить это у меня нет. Единственная наша надежда — аэропорт, надо попасть туда как можно скорее.

В доме Киттэ царил ад. Каждая комната в каждой квартире была перевернута вверх дном, напуганные, кричащие и плачущие жильцы толпились на лестнице, в то время как содержимое их жилищ переворачивалось, расшвыривалось и разбивалось о пол. Матрасы вспарывались, дверцы кухонных шкафов и кладовок срывались — нетронутым не оставляли ничего. Любого, кто пытался противостоять произволу, избивали. А квартире Киттэ устроили особый досмотр. Она была похоже на помещение, в котором побывал маньяк: целым не остался ни один предмет мебели или посуды.

Наконец трое бритоголовых белых боевиков в черных футболках, черных армейских штанах и ботинках, вооруженные до зубов, вывалились на крышу. За ними следом — убийца профессора. Солнце и свежий воздух, казалось, привели его в еще большую ярость: добыча растворилась в этой никчемной небесной синеве. Он внимательно оглядел крышу с торчащими всюду антеннами. Его люди бродили вдоль бортика с оружием наперевес. Он крепко сжал кулаки, кипя от гнева и разочарования.

Один из боевиков, остановившись у того места, где Кэтрин и Рутерфорд прыгнули, махнул ему рукой. Тяжело дыша, скорее от ярости, чем от быстрого подъема по лестнице, он приблизился. Боевик показывал вниз, на крышу соседнего дома.

Едва взглянув, убийца достал мобильный телефон и развернулся на каблуках.

— Они в этом районе. Передвигаются пешком. Мобилизовать всех агентов. Выставить посты на автовокзале и в аэропорту. И немедленно поднимайте вертолет.

С этими словами он побежал вниз по лестнице.

48

Такси сбавило ход до скорости пешехода, когда проезжало вдоль зала отправления здания аэропорта. Другие такси и личные автомобили искали свободное место для парковки, останавливались, выпускали пассажиров; из багажников вытаскивались сумки и чемоданы.

Рутерфорд подался вперед и сказал водителю:

— Высадите нас здесь, спасибо.

Он повернулся к Кэтрин:

— Господи, наконец-то покидаем Южную Америку. И знаешь, все гадаю: что случилось с этим сумасшедшим Безумовым? Как думаешь, нарвался он на этих, в черном? С ними он или сам по себе?

Кэтрин не слушала, сосредоточив все внимание на людях у зала вылета. Она хмурилась и внимательно вглядывалась в лица стоящих на тротуаре: туристы, но по большей части — индейцы. И все же что-то было не так.

— Джеймс, погоди-ка…

Рутерфорд полез в бумажник за деньгами. Водитель пытался притиснуть машину к тротуару в образовавшееся за микроавтобусом свободное пространство. Вот этот момент отъезжающее такси заслонило от Кэтрин тротуар. Показалось?..

Рутерфорд выудил пару долларовых банкнот.

— Что там?

Внезапно лицо Кэтрин побелело. Метрах в десяти впереди стояли двое белых в черных костюмах. Они разговаривали друг с другом голова к голове — очевидно, вполголоса. Что-то в них было не так: оба были слишком напряжены и встревожены, язык тела явно выделял этих двоих из числа всех, кто находился на тротуаре перед аэропортом. Кэтрин протянула руку и сжала водителю плечо:

— Vamos! Поехали отсюда! Скорее! Джеймс, пригнись.

Рутерфорд не стал переспрашивать, что случилось. Он сделал как ему велели. Распластавшись на сиденье, он хрипло прошептал:

— Они здесь?

Кэтрин нервно кивнула ему, а затем скомандовала растерявшемуся водителю:

— Быстрее, к зоне прилетов.

Не зная, что еще предпринять, Кэтрин и Рутерфорд как можно ниже пригнулись на сиденьях, моля, чтобы злодеям не пришло в голову заглянуть в машину. Их такси влилось в поток движения и через сто метров припарковалось во второй раз. Осторожно и неуверенно Кэтрин приподняла голову. Тротуар был запружен пассажирами, только что прилетевшими из Боливии. Поток путешественников выливался из дверей зала прибытия. Она внимательно осмотрела тротуар в поисках подозрительных личностей. На первый взгляд здесь было безопасно.

— Ладно, давай выбираться.

Открыв свою дверь, она выскользнула на тротуар, за ней — Рутерфорд, перед этим вручивший доллары водителю. Держась за руки, они направились через толпу в зал прибытия.

Рутерфорд потянул Кэтрин за руку, шепнув:

— Вон там. Видишь? В зале отправления стойка «Американ эрлайнс». Наверняка у них билеты на большинство рейсов в Штаты.

Рутерфорд протянул руку в ту сторону, где из зала прилетов огромный дверной проем вел в зал вылета. Кэтрин взглянула туда, куда он указывал. У стойки «Американ эрлайнс» и вокруг нее никого не было, стойка хорошо просматривалась отовсюду: если они там остановятся, их тут же заметят.

— Как думаешь, внутри тоже их люди?

Рутерфорд оглянулся.

— Все может быть.

У Кэтрин засосало под ложечкой. Она вновь бросила взгляд на билетную стойку. Прямо напротив располагались паспортный контроль и выход к досмотровой зоне. Им надо было всего лишь заполучить билеты.

И тут ее осенило. Она отпустила руку Джеймса и зашагала к сувенирному ларьку. Рутерфорд в недоумении отправился за ней. В ларьке было полно всякой всячины для туристов: футболки, брелоки и целый ассортимент предметов национальной одежды. Кэтрин схватила черную шляпу-котелок и разноцветное пончо из шерсти ламы — традиционный наряд индейцев Аймара — и быстро расплатилась с улыбающейся продавщицей. Затем накинула поверх одежды пончо, надела шляпу и заправила под нее волосы.

«Жаль, я слишком высокая, кожа слишком бледная, но на первый взгляд должна сливаться с общей массой пассажиров: туристы с Запада никогда не носят национальные наряды».

Натянув шляпу пониже на глаза, она посмотрела на стойку «Американ эрлайнс».

— Паспорт давай, — спокойно обратилась она к Рутерфорду. Он поспешно расстегнул молнию бумажника и протянул ей документ.

— Уверена?

Кэтрин кивнула.

— Подойду к стойке, возьму билеты. А ты смотри — как только обернусь, быстро иди к стойке регистрации, там встретимся.

С этими словами она ушла. Рутерфорд встал в сторонке у входа в зал вылета, наблюдая за ней и в то же время устроившись так, чтоб его крупная фигура не привлекала внимания.

Стараясь идти как можно спокойнее, Кэтрин пересекла зал вылетов и подошла к стойке «Американ эрлайнс». Отсюда ей был виден тротуар и на нем двое громил в черном: вышагивая взад-вперед, они впивались взглядами в каждое подъезжающее такси.

Кэтрин вновь почувствовала, как по спине побежал холодок страха.

«Да, точно они».

Кассир «Американ эрлайнс» улыбнулась ее наряду и проверила базу данных в поисках ближайшего рейса.

— Мадам, лучшее, что могу вам предложить, это рейс через час. Правда, не прямой, с пересадкой в Майами, там придется подождать ночью три часа, но до утра больше ничего нет.

— Замечательно, muchas gracias!

Через несколько минут она спрятала билеты и паспорта под складками пончо и повернулась на каблуках. Рутерфорд зашагал через зал.

Кэтрин поспешила к стойке регистрации и там отдала Джеймсу паспорт и билет. Дождавшись своей очереди, они очутились перед паспортным контролем.

За высокой стойкой сидели два чиновника. Один, явно старший по званию, взял их паспорта и билеты. Глаза его были холодны и невыразительны. Он принялся тщательно изучать проездные документы ученых, его взгляд рептилии перелетал с фотографий на лица. Спустя целую вечность он вернул документы. Пытаясь заглушить возрастающее ощущение надежды, Кэтрин улыбнулась ему. Он ответил ей холодным, бесчувственным взглядом.

— Gracias, — проговорила она и повернулась, чтобы идти. Он не ответил. Рутерфорд уже скрылся в толпе прошедших контроль пассажиров.

Кэтрин успела сделать едва ли три шага, когда услышала то, чего больше всего боялась, — подобный грому среди ясного неба окрик:

— Мадам!

Она замерла. Что он накопал? Может, его подкупили, чтобы он задержал их? Может, просто броситься вперед, к толпе?

Впереди она увидела Рутерфорда, с беспокойным лицом разыскивающего ее. С чувством огромной потери Кэтрин повернулась к чиновнику. Охваченная ужасом, она обреченно взглянула на него… И совершенно неожиданно увидела, что тот улыбается:

— Мадам, вам очень к лицу этот наряд!

Он и второй офицер улыбались, показывая на национальный костюм. От облегчения у Кэтрин едва не подкосились ноги. Улыбнувшись в ответ, она развернулась и юркнула в толпу.

49

Пришло время секретарю покидать Нью-Йорк. С ураганным грохотом его вертолет приземлился на вертолетной площадке аэропорта Кеннеди. С точностью часового механизма новенький красавец «мерседес» стартовал по летному полю и застыл в нужной точке. Из машины выбрался крепкий парень и цепким взглядом просканировал видимый периметр. Дверь вертолета автоматически открылась, ссыпался вниз трап, секретарь спустился по нему и скрылся в отделанном кожей салоне автомобиля. Еще раз оглядев безлюдное поле аэропорта, телохранитель пригнулся, нырнул в машину, и через несколько секунд «мерседес» уже несся по бетону к сектору частных самолетов на другой стороне летного поля.

Секретарь Миллер изо всех сил старался хотя бы на мгновение расслабиться. Совещание в Каире будет последней возможностью бросить вызов сенатору. Нахмурившись, он наклонился вперед и обратился к человеку на переднем пассажирском сиденье:

— Передайте пилоту, летим в Каир с остановкой на базе в Швейцарии.

— Слушаюсь, сэр.

Он закрыл глаза и откинул голову на спинку сиденья; машина неслась через взлетную полосу. Пришло время начинать путешествие в Египет — его работа в Северной Америке окончена. Во всяком случае, на этом этапе. Мысли вернули его к девушке и ее спутнику.

«Поскольку она возвратилась в Англию, мы должны быть более осмотрительными».

Достав телефон, он набрал номер в Оксфорде. Спустя несколько звонков на том конце ответили он сразу узнал ректора Олл-Соулз.

— Я насчет девушки, этой Донован. По моим данным, она должна появиться в Оксфорде.

Голос ректора был тревожным и крайне напряженным:

— Чего еще вы хотите от меня? Я сделал все, что было в моих силах. Я рассказал вам, что знал. И больше ничего делать не собираюсь.

Секретарь Миллер оборвал его с усмешкой:

— Не глупите. Я не собираюсь перекладывать свою работу на стариков. Я всего лишь хочу, чтобы вы последили за ее передвижениями и убедились, что она не уедет отдохнуть куда-нибудь за границу в ближайшие несколько дней. Не хочу, чтоб из-за нее у нас опять появились осложнения.

— Но с ней ведь ничего не случится?

— Это уже не ваша забота. От вас только требуется задержать ее в Оксфорде до вторника.

— Послушайте, ей ведь только двадцать девять… Не думаю, что она…

— Это вы послушайте, ректор. Вы начинаете испытывать мое терпение. Может, напомнить о ваших обязанностях? Вам ведь до пенсии семестр остался. И уж конечно, вы не хотите, чтоб вся карьера рухнула вследствие одного лишь откровения?

Последовала долгая пауза.

— Я достаточно ясно выразился?

— Да, сэр. Вполне.

Секретарь дал отбой.

50

В Лондон пришло субботнее утро. После тяжелого перелета с пересадкой в Майами Кэтрин и Рутерфорд приземлились в аэропорту Хитроу. Полет предоставил им возможность наконец-то расслабиться: шестнадцать бесценных часов они находились в воздухе, оторвавшись от врага, преследовавшего их через Анды, и это недолгое время чувствовали себя в безопасности, хотя и не в силах были что-либо предпринять.

Из Хитроу в Оксфорд они отправились на такси. Зарплата ученых не особо располагала к подобным широким жестам, но сейчас они поступили так, даже не задумываясь.

Когда они наконец подъехали к Олл-Соулз, Рутерфорд выскочил из машины и расплатился с водителем. Открыв Кэтрин дверь, он взглянул на изящный фасад здания колледжа.

— Ну вот мы и на месте. Ничего здесь не изменилось.

Кэтрин с подозрением покосилась на ворота колледжа:

— Сомневаюсь. Главное, чтоб фон Дехенд был на месте. У нас с тобой нет ни минуты.

Когда они прошли через низкую дверь сторожки привратника, Кэтрин беспокойно огляделась.

«Отчего же мне так не по себе? Казалось бы, все такое родное, а покоя уже нет…»

Чисто машинально она бросила взгляд на свой почтовый ящик. И тут же вспомнила о конверте с картами — картами, которые и положили начало этому опасному путешествию. К ее облегчению, в ящике была только пара записок. Она позвала привратника:

— Фред, ты здесь?

Через секунду привратник появился в дверях:

— Здравствуйте, доктор Донован! Рад видеть вас. Какой прекрасный день, не правда ли?

«Я бы так не сказала», — мрачно подумала Кэтрин. Однако, желая поддержать доброжелательную атмосферу, она приветливо ответила ему:

— Здравствуйте, Фред! Я только заскочила повидаться с доктором фон Дехендом. Он здесь?

— Здесь, здесь. Да, пока не забыл, ректор вас обыскался. Он то и дело звонит мне, спускается сюда, спрашивает, в колледже вы или нет.

Кэтрин взглянула на Рутерфорда. Но прежде, чем она успела что-то произнести, раздался сухой резкий голос ректора. Он стоял за их спинами на пороге открытой двери — крупная фигура перекрывала проход.

— Вот-вот. И сейчас опять спустился за этим. — С серьезным лицом он внимательно вглядывался в Кэтрин и Рутерфорда. — Вернулись, значит. Как съездили?

— Куда съездили, ректор?

Ректор покраснел.

— О, просто решил: раз вас нет, значит, куда-то поехали… Дома-то вас тоже было не застать. Мне надо было убедиться, что вы в курсе, — во вторник утром у нас собрание научных сотрудников. Явка всех научных сотрудников обязательна, и я хотел лично сообщить вам об этом.

Кэтрин спокойно взглянула на него:

— Отлично. Большое спасибо — там и увидимся.

Ректор потоптался на месте чуть дольше, чем надо, затем с неуверенным видом развернулся и вышел через ворота на улицу.

— Джеймс, пойдем найдем фон Дехенда.

Она вышла на двор университетского городка, Рутерфорд последовал за ней.

— Что бы это значило?

Кэтрин была в полном недоумении.

— Сама не пойму… Я давно уже заметила, что ректор ведет себя как-то странно — с тех пор, как он сообщил мне о смерти профессора.

51

Доктор фон Дехенд очень обрадовался им.

— Кэтрин! Добро пожаловать! Да еще с Джеймсом Рутерфордом! Jeunesse d'oree^[26] Оксфорда! Да прямо ко мне! Какая честь!

Кэтрин с улыбкой посмотрела на Рутерфорда, когда доктор фон Дехенд повел их в свой уютный, полный книг кабинет.

— И мы очень рады видеть вас, доктор фон Дехенд. Надеюсь, у вас все хорошо?

— Да, милая, все хорошо, — ответил тот, жестом предлагая им садиться.

Кэтрин прочистила горло.

— Вы извините, но мы снова к вам за советом.

— Выкладывайте, девочка, не тушуйтесь. Весь к вашим услугам.

Кэтрин дождалась, пока фон Дехенд устроится в кресле, а затем, выдохнув, начала:

— Возможно, вопрос, с которым мы пришли, покажется вам загадочным. Подоплеку его рассказывать времени у меня нет — просто помогите нам, пожалуйста.

Кэтрин выдержала паузу, чтобы взглянуть, насколько «обрадовала» фон Дехенд а ее странная преамбула. Ученый медленно кивнул, делая ей знак продолжать.

— Мы пытаемся выяснить, какого рода катаклизм произошел в далеком прошлом — тот, который стер с лица земли большую часть человечества. Мы ищем любые факты в палеонтологической летописи, геологии, палеонтологии — где угодно, — в которых упоминалось бы о катаклизме глобального масштаба, объясняющего предания о конце света, которые встречаются у народов едва ли не во всех уголках планеты.

Повисла долгая пауза. Фон Дехенд устремив взгляд в потолок, будто готовил долгую речь. Кэтрин посмотрела на Рутерфорда. Оба ждали в молчании, боясь даже дышать, чтобы не нарушить ход размышлений доктора. Фон Дехенд заговорил почти через минуту. От присущего ему игривого добродушия не осталось и следа — голос старого ученого был предельно серьезным. Создавалось впечатление, что доктор чувствовал себя очень неловко, обсуждая предложенную тему.

— Прежде чем мы приступим к ответу, позвольте мне прояснить кое-что. Я не собираюсь поддерживать какие-либо гипотезы, основывающиеся на легендах и мифах о доисторической катастрофе. Легенды и мифы — это не более чем легенды и мифы. На свете полно оригиналов, которые без меня сделают это для вас. Оригиналов и религиозных фанатиков. Я не числю себя ни тем ни другим и не питаю интереса к подобным тщеславным фантазиям.

Рутерфорд украдкой переглянулся с Кэтрин — лишь мгновение она колебалась, но все же решила вмешаться:

— Что вы, доктор фон Дехенд. Нам вовсе не надо этого. Мы просто хотели провести, так сказать, интеллектуальную дискуссию, поговорить с вами с глазу на глаз, не для протокола. Это, если хотите, наша причуда; мы просто хотим поразмышлять о том, когда примерно мог бы произойти тот самый катаклизм. Мы с вами, конечно же, понимаем, что это всего лишь предположение.

Молодые ученые ждали, затаив дыхание. После очередной бесконечной паузы фон Дехенд вновь заговорил:

— Хм… Понятно. Ну что ж, поскольку мы все прояснили, могу поделиться с вами собственными мыслями на этот счет.

Кэтрин и Рутерфорд оба невольно вздохнули. Фон Дехенд попыхал трубкой и заговорил — сначала неторопливо, а затем все более и более увлеченно:

— В глубине души я с самого начала полагал, что в далеком прошлом и впрямь произошло нечто страшное и случилось это на исходе последнего ледникового периода.

Кэтрин и Рутерфорд были как на иголках. Фон Дехенд выдержал театральную паузу и очень медленно продолжил:

— Еще до зари своей «зарегистрированной» истории жизнь человечества представляла собой серию удачных спасений от полного уничтожения. По сути, не будет преувеличением сказать, что жизнь прямых предков каждого из нас на определенной стадии буквально висела на волоске. Какими бы слабыми и ленивыми человеческие создания ни казались в наше время, можно гарантировать, что они — потомки невероятно изобретательных, решительных и отважных мужчин и женщин, каким-то образом сумевших преодолеть все природные катастрофы, что обрушивались на них.

— Опыт человека как биологического вида за последние несколько тысячелетий позволил нам сделаться чересчур самодовольными. Мы считаем, что для планеты в порядке вещей оставаться стабильным, более того, гостеприимным местом обитания. Это страшная ошибка. Более правильно было бы сказать, что за последние несколько тысяч лет мы проходим через око тайфуна: мы находимся в полосе мертвого штиля в самом центре неутихающего циклона жестокости, насилия и разрушения.

Кэтрин и Рутерфорд слушали, затаив дыхание: фон Дехенд, прирожденный шоумен, готовился нанести coup de grace.

— Но вернемся в ледниковый период. В наше время мы не до конца понимаем его, как и все, что происходило более чем пятьсот лет назад. Тем не менее мы хорошо знаем, что он был колоссально, просто устрашающе разрушительным, и не надо быть семи пядей во лбу, чтобы понять, как повезло человечеству в том, что ему удалось выжить. Мы абсолютно уверены, что последний ледниковый период начался приблизительно сто десять тысяч лет назад со стабильно устойчивого обледенения, распространившегося по земному шару. В период между токами пятьдесят пять тысяч лет до нашей эры и примерно двенадцать тысяч лет до нашей эры оно достигало своего пика. Затронуло обледенение всю планету. Из космоса Земля, наверное, напоминала снежный шарик. Ледяные покровы ширились, затем внезапно «подтаяли», прежде чем вновь начать расти, распространяясь на этот раз чуть далее. Совокупным эффектом наверняка была нестабильность окружающей среды: наводнения, землетрясения, ураганы и тому подобное.

Но внимание ваше я хочу заострить на последнем таянии. На пике последнего ледникового периода — примерно двенадцать тысяч лет до нашей эры — ледяные покровы расползлись почти по всей поверхности земного шара. Однако в последующие пять тысяч лет на льды, наслаивавшиеся сто тысяч лет, вдруг обрушилась ужасающая оттепель. Некоторые даже полагают, что это великое таяние происходило за очень короткий промежуток времени — несколько сотен, а может, и вовсе десяток лет. Палеонтологическая летопись явно свидетельствует о том, что колоссальные природные силы обрушились на обитателей планеты, когда исчезли ледовые покровы. Можно, конечно, подумать, что для большинства животных условия улучшились — и в конченом итоге так оно и получилось, однако оттепель спровоцировала природные катастрофы, ставшие вскорости гибельными для многих видов. По всей планете палеонтологические записи рассказывают нам одну и ту же историю о широкомасштабном вымирании. Были лошади и другая мегафауна в Южной Америке — и исчезли до той самой поры, пока их не завезли туда испанцы, а мегафауна канула в Лету. А в Северной Америке тридцать три из сорока пяти видов крупных млекопитающих вымерли. Тоже своего рода холокост.

Фон Дехенд напряженно смотрел на своих гостей.

— Можете представить себе жизнь в тот период? Наверняка это был сущий ад. Поселись ваше племя либо семья не в той части света — вы были бы обречены. Таяние льдов, по всей вероятности, вызвало глобальные геологические возмущения: землетрясения, извержения вулканов, цунами. Это просто чудо, что человечество выжило. Но самое странное из всего этого то, что полярные зоны как будто пострадали сильнее всего. Огромное количество скелетов животных было обнаружено погребенным подо льдом. Кстати, даже в наше время откапывают идеально сохранившихся мамонтов: их бивни используют в резьбе по кости.

Кэтрин недоуменно спросила:

— Но если ископаемые животные до наших дней сохранились «во плоти», не означает ли это, что они замерзли необычайно быстро, сразу же после смерти, — в противном случае их туши разложились бы?

— Это вы очень верно подметили. Согласен: странно. В то время как вымершие виды Южной Америки и Австралии погребены в земле и плоть их давно истлела, животные, обнаруженные за Полярным кругом — на Аляске и в Сибири, — сохранились так, будто их заморозили в промышленных масштабах. В желудках некоторых из них сохранилась непереваренная пища, что может означать только одно: они замерзли в течение трех часов с момента последнего приема пищи. Но что еще более странно: коснулось это не только мамонтов, саблезубых тигров и других животных Арктики, но также леопардов, слонов, лошадей, крупного рогатого скота, львов и многих других обитателей умеренного пояса.

У Рутерфорда вытянулось лицо:

— Леопарды и слоны — в Арктике?

— Представьте себе. Даже на удаленном на север острове Свальбарде ученые по-прежнему регулярно находят ископаемые останки животных умеренного пояса, а также представителей флоры и фауны, которые могли выжить лишь в тропическом климате.

Рутерфорд продолжал недоумевать:

— Но это невероятно…

— Согласен. Это одна из величайших загадок конца последнего ледникового периода. Каким образом все эти виды умеренного пояса оказались погребенными под толщей льда за Полярным кругом? Получается, в то время как по всей планете ледниковый период стремительно катился к завершению, эти земли вдруг стали холодными и негостеприимными. Животные замерзали в одночасье целыми стадами.

— Все равно непонятно, — сказал Джеймс. — Окончание ледникового периода так или иначе должно было нести потепление, но в любом случае — что животные умеренного пояса делали в арктических широтах?

— И вновь соглашусь с вами: непонятно. Это остается загадкой. Но зато нам известно наверняка, что примерно семьдесят пять тысяч лет назад великая оттепель завершилась. Льды отступили. Предшествовавшие шесть или семь тысяч лет были, наверное, самым страшным периодом для всего живого на Земле. Извержения, землетрясения, жесточайшие штормы, цунами и так далее — и, конечно же, наводнения. Ледники таяли, и вследствие этого миллионы тонн воды усиливали давление на земную кору, тем самым вызывая новые землетрясения. Уровень моря повышался. Обширные участки суши уходили под воду. Наводнения и цунами были настолько масштабны, что временами вода могла накрывать даже Гималаи.

— Что? Не может быть! — воскликнул Рутерфорд.

— Выясняется, что может. Скелеты китов были обнаружены в горах Северной Америки и даже посреди пустыни Сахара в вади аль-Хитан.^[27] Быть может, разбросанные по всей Европе горные вершины служили последним убежищем тысячам напуганных отступавших животных. Во всем мире найдено множество мест их массовой гибели близ горных вершин — свидетельство панических миграций животных и людей, бежавших от потопа. Западная Европа несколько раз полностью скрывалась под водой — нам неизвестно, на какой срок, но было это по меньшей мере два или три раза… В общем, период между пятнадцатым и седьмым тысячелетиями до нашей эры, а особенно — между одиннадцатым и восьмым, был отмечен ужасающими повторяющимися наводнениями, внезапными мощными заморозками и разрушениями почти по всей планете.

Кэтрин слушала, потрясенно качая головой и боясь пошевелиться.

— Это был, наверное, сущий ад.

— Да уж. Ведь примитивные люди, скорее всего, не понимали, отчего это происходит. Единственное, что могло прийти им в голову: боги разгневались и наказывают их. — Он вздохнул. — Это вы хотели услышать?

Рутерфорд и Кэтрин переглянулись.

— Да. Спасибо вам большое за то, что уделили нам время и рассказали столько всего: я понятия не имела, что человечество прошло через такие испытания, особенно в сравнении с недавним прошлым, — сказал Рутерфорд.

— Большое спасибо, доктор фон Дехенд, — подхватила Кэтрин. — Не много на свете людей с такими обширными познаниями, как у вас. А рассказ ваш очень помог нам. К сожалению, нам пора. Мы и так столько времени у вас отняли.

— Вовсе нет, Кэтрин, я сам очень рад, что был вам полезен. Крайне важно напоминать людям, что живут они в необыкновенно спокойный временной отрезок. Но продлится он недолго!

Кэтрин и Рутерфорд собралось уходить. Старый педагог с хитринкой взглянул на них:

— И быть может, настанет день, когда вы поведаете мне, что означали все ваши расспросы.

Улыбка Кэтрин получилась грустной:

— Обещаю, доктор фон Дехенд. Когда-нибудь я все вам расскажу.

52

И на этот раз Кэтрин и Рутерфорд вышли от фон Дехенда с надеждой. Спускаясь по лестнице, они возбужденно разговаривали.

— Джеймс! Мы узнали даже больше, чем смели надеяться! Ведь это объясняет все, включая тот факт, что потоп на самом деле был. И прецессия наверняка имеет отношение к окончанию ледникового периода — к таянию! Тогда все обретает смысл. Поскольку орбита Земли меняется с двадцатишеститысячелетним периодом, Северный и Южный полюсы получают разное количество солнечного света. В некий период в течение этого цикла, когда они находятся на кратчайшем расстоянии от Солнца, полюсы начинали таять… Вот он, ответ: конец ледникового периода!

Мысли стремительным потоком неслись в голове Кэтрин, и казалось, все теперь занимало свои места. Состояние Рутерфорда было таким же возбужденным.

— Теперь мне все ясно. Легенды о потопе являются историческими свидетельствами о катастрофах, которые едва не уничтожили нас.

Кэтрин, едва не перебив его, подхватила:

— Да, и окончание ледникового периода принесло внезапное, парадоксальное похолодание в определенных частях света — о них и поведали нам викинги и зороастрийцы. — Тут она вдруг хлопнула себя по лбу. — Джеймс, я поняла! Господи, какая же я балда: мы же все это время знали ответ…

Кэтрин распахнула дверь кабинета профессора Кента, направилась к столу, на котором высился большой глобус, и нажатием кнопки включила его подсветку. Повернувшись к Джеймсу, она воскликнула:

— Теория Хэпгуда о замещении земной коры!

Рутерфорд какое-то мгновение непонимающе глядел на нее.

— Вспоминай. Доктор фон Дехенд рассказал нам о ней, когда мы говорили о картах. Он сказал, что Хэпгуд использовал карты Пири Рейса в качестве одного из доказательств своей теории замещения земной коры. Хэпгуд утверждает, что Антарктида располагалась севернее, но вследствие подвижек земной коры она продвинулась к полюсу — «на дно» планеты.

Кэтрин медленно повернула глобус, показывая, как все происходило.

— Сдвинулась вся кора, помни, не просто одна-две тектонические плиты, но литосфера целиком. Бывшие земли умеренного пояса, должно быть, внезапно переместились за Полярный круг. Неудивительно, что львов, и верблюдов, и других животных тех широт впоследствии находили под сибирскими льдами.

До Рутерфорда наконец дошло. Его лицо осветилось:

— Так ведь это означает, что до подвижки коры люди могли жить там, где сейчас континентальная суша Антарктиды. Все произошло внезапно: когда она сдвинулась к югу, люди вдруг стали замерзать — не говоря уж о том, сколько их погибло от цунами.

— Вот именно! А еще это означает, что просветители могли быть родом из Антарктиды. Это объясняет происхождение карты Пири Рейса, это объясняет все: зороастрийцы, бегущие с родины, расположенной на равнинах нынешней России, когда она внезапно переместилась к северу и стала застывать; гибель цивилизации просветителей, когда их земли сдвинулись на юг.

Рутерфорд нахмурил лоб, задумавшись:

— Помимо всего прочего, это объясняет одну из главных проблем, с которыми я сталкивался во время нашего с тобой расследования: почему не осталось записей о той, изначальной, цивилизации просветителей.

— Очевидно, все свидетельства погребены под двухмильной толщей антарктических льдов, потому-то никто и не обнаружил их. Тех, кто выжил, разбросало по свету — в Южную Америку и на Средний Восток, и они попытались возродить свое наследие: и Виракоча, и Осирис, и Оаннес были беженцами из доисторической антарктической цивилизации, уничтоженной вследствие подвижки земной коры.

— Я тоже уверена, что так оно и было.

— Это также объясняет стремительность великой оттепели. Чем больше тает льда, тем больше вес воды, распределенный по земной поверхности. Это вызвало движение коры и внезапное смещение полюсов к теплым широтам и, в свою очередь, — еще более интенсивное таяние. Неудивительно, почему так быстро повышался уровень океана.

Рутерфорд вновь погрузился в размышления.

— Все так, однако в нашем паззле имеется недостающий фрагмент. Почему профессор Кент был убежден, что та же судьба уготована нам? Планета еще далека от той точки прецессионного цикла… И живем мы в совсем иную геологическую эпоху, отличную от конца ледникового периода, в которую жили наши доисторические предки. Отчего же он считал, что нам угрожает такой катаклизм?

— По-моему, нам пора отправляться в Гизу — мы же знаем, что Гиза была центром Древнего мира. Уверена: туда же полетит и Безумов. И, оказавшись там, попытается осуществить свою задумку. В наших силах опередить русского, разрушить его безумный план, а главное — выяснить наконец, почему профессор считал, что мы в опасности.

Рутерфорд улыбнулся и покачал головой:

— Хорошо, Кэтрин, это будет наш последний шанс. Не получится — в любом случае мы обречены. Почему же не попытаться — перед концом цивилизации?