Март. Горячая боевая страда не спадает. Вылеты на бомбометание продолжаются во все возрастающем темпе. Сейчас мы уже не такие одинокие и беззащитные, как в первые дни войны, когда один бомбардировщик уходил на боевое задание без прикрытия. Действия наших летчиков надежно поддерживаются истребителями дивизии генерала Захарова. Особенно тесная у нас связь с полком истребителей, которым командует подполковник Анатолий Емельянович Голубов. В этот период, как правило, ни один вылет на боевое задание не проходит без того, чтобы нас не поддерживали его летчики.
Совместная боевая работа сблизила людей, спаяла их в единый крепкий коллектив. Тесное содружество истребителей и бомбардировщиков до минимума сократило потери. Мы стали меньше терять людей в бою.
Сам Голубов был частым гостем в дивизии. Наши летчики уже стали считать его окончательно своим. Нет Голубова, и будто кого-то не хватает. Однако наступило время, когда 261-му авиаполку пришлось с ним временно расстаться.
Правда, на небольшой срок, но все же.
Однажды меня вызвали к аппарату. Говорил генерал-майор авиации Пронин — начальник штаба нашей воздушной армии.
— Принимайте гостей, — сообщил он. — Дивизии придается эскадрилья истребителей «Нормандия». Познакомьте летчиков с обстановкой на фронте, с приемами вражеских асов. С этого дня у вас будет своя охрана, — засмеялся в трубку генерал.
— А как же Голубов? — спрашиваю я.
— Придется временно разлучиться, — пошутил начальник штаба армии. — Ничего не поделаешь — война. Сегодня к исходу дня на «ЛИ-2» ждите людей, не входящих в состав французских экипажей, — техперсонал, переводчиков. Постарайтесь создать им приличные условия. Всего хорошего.
Из штаба я вышел совсем обескураженный. Шутка сказать — к вечеру прилетит одна партия французов, к утру жди вторую, а времени для создания им мало-мальски приличных условий всего ничего. Однако ждать не приходится. Сажусь в свой «ПО-2» и лечу из Кондрова в Полотняный завод, на аэродром Дымченко. У него условия для размещения гостей лучше, чем в других полках дивизии.
Полк Маркова стоял тогда недалеко от разбитого фашистами города Юхнова, полки Осипенко и Гаврилова — возле сожженных деревень Фатьяново и Адуево, а полк Костяева — в некотором отдалении от фронта готовил к бою молодые экипажи, прибывающие на пополнение.
Известие о прибытии французов Василий Иванович воспринял с обычным для него спокойствием.
— Что ж, если надо принять — примем, если надо научить, как бить фашистов, — научим. Были бы хорошие люди. На войне всем места хватит.
Он тут же вызвал командира батальона аэродромного обслуживания подполковника Шевченко и приказал ему подготовить для размещения гостей два домика на опушке леса.
— Тут им будет удобнее всего, — объяснил он, — и самолеты рядом, и до столовой рукой подать. А наших переведем в крестьянские дома, там тоже неплохо.
Летчиков не пришлось долго уговаривать о переселении. Узнав, что домики передаются французским товарищам, они быстро собрали пожитки и перебазировались на место нового расквартирования.
В оставшиеся до вечера часы солдаты привели домики в порядок — помыли полы, внесли железные койки, застелили их солдатскими одеялами. Наши официантки, связистки тоже внесли свою лепту в общее дело. Откуда-то были добыты снарядные гильзы, сделаны бумажное цветы. На окнах повисли беленькие занавески. И все это за каких-нибудь два-три часа. Вот уж, поистине, если русский человек захочет принять гостей, то сам расшибется в доску, а примет по-настоящему!
— Кому-кому, а нашему АХО приезд гостей только на пользу, — смеялся Дымченко, проверяя работу хозяйственников. — Смотри, как убрали!
Солнце уже садилось за зубчатой кромкой дальнего леса, когда на укатанную тяжелыми катками взлетно-посадочную полосу опустился «ЛИ-2». Он привез первую партию французов. Первым, кто представился мне, был врач, — среднего роста, веселый блондин с типично русским лицом, При более близком знакомстве выяснилось, что он действительно наш соотечественник. Его родители в свое время эмигрировали во Францию. Там рос и учился доктор Лебединский.
— Мон колонéль! — возбужденно восклицал он, крепко пожимая мне руку. — Как я рад! Ах, как я рад, что мне посчастливилось вместе с вами защищать свою Родину от врага!
Доктор отчаянно мешал русские слова с французскими. Но от этого они не теряли своего обаяния.
Остальные французы были не менее возбуждены как теплой встречен, так и тем, что прибыли, наконец, на фронт. Им в достаточной степени надоело сидеть в далеком Иваново и заниматься боевой подготовкой вместо того, чтобы сражаться за честь Франции.
Утром, на следующий день, ни свет ни заря, на аэродром Полотняного завода опустился знакомый всем «ПО-2» командующего воздушной армией генерала Худякова.
— Приехал проверить, как тут подготовились, — смеясь, говорил он, стягивая с рук большие кожаные краги.
Но никто не поверил в проверку. Все знали, что не этот вопрос поднял генерала в такую рань в воздух. Ему самому хотелось встретить молодых патриотов сражающейся Франции.
Мартовский день выдался наредкость чудесным. Легкий морозец и по-весеннему сверкающее солнце, высоко в небе бегут на запад кучевые облака. В ожидании гостей мы стоим на опушке леса и всматриваемся вдаль.
Долгое время горизонт пуст. Наконец, кто-то кричит:
— Летят, летят!
Возбуждение на земле нарастает. Как-то произойдет встреча? Сумеют ли обе стороны сразу найти тот общий язык, установить рабочий контакт, так необходимый при совместной боевой работе на фронте? Что из себя представляют французские летчики? Эти и многие другие вопросы, видимо, мучают не одного меня.
Но вот уже все видят французов. Они летят тройками — позвонно. Пять звеньев. На подходе к аэродрому они смыкают ряды и летят плотным строем. Сейчас отчетливо видны национальные цвета французского знамени — синий, белый, красный, в которые окрашены коки советских «яков».
«Сомкнутый строй в условиях фронта! Что это, лихость, мальчишество или высокое мастерство, помноженное на уверенность в том, что в, любой момент этот строй мгновенно распадется и стремительные „яки“ бросятся в атаку», — думаю я и недовольно хмурюсь.
— Нет, смотрите, какие молодцы эти французы! — слышу рядом голос Худякова. — Черт побери, но это просто здорово. Мастерский почерк. Везет вам, Сергей Павлович!
Не знаю, повезет, или нет. Но пока придраться в летном мастерстве гостей не к чему. И я любуюсь вместе со всеми.
— Товарищ полковник, командир «Нормандии» майор Тюлян просит разрешить посадку, — кричит мне дежурный по аэродрому.
— Передайте: разрешаю, — говорю я, не отрывая глаз от идущих к аэродрому самолетов.
Исключительно четкий групповой строй. Минимально допустимые интервалы и дистанции в полете. Быстрое и точное перестроение перед заходом на посадку. Блестящий расчет и посадка. Почерк мастеров. Хватка у французов крепкая, — мелькает в голове.
От перелеска к нам направляется группа французских летчиков. Впереди — невысокого роста сухощавый командир. Это и есть майор, командир эскадрильи Жан Луи Тюлян.
Строй останавливается возле нашей группы. Короткий взмах руки к шлему, и майор Тюлян четко докладывает о прибытии эскадрильи «Нормандия» в мое оперативное подчинение.
Рапорт окончен. Крепкое пожатие руки и… официальная встреча прервана. Наши летчики бросаются к французам, они крепко жмут друг другу руки, целуются. Потом, обнявшись, все направляются в столовую, где приготовлен дружеский обед.
Надо сказать, что на этот раз хозяйственники превзошли даже самих себя. Несмотря на сложные фронтовые условия, столовая убрана, как на праздник: на столах белоснежные скатерти. Правда, сервиз разнокалиберный, но, по-моему, на это никто не обратил внимания.
Фронтовые сто граммов внесли в разговор оживление. Жизнерадостные, темпераментнее французы вначале разговаривали через переводчиков. Но прошло не больше чем полчаса, и переводчики оказались не у дел. Летчики переключились на язык жестов — способ общения, кажется, применяемый с незапамятных времен во всех уголках мира. Общность профессий, отличное знание дела и техники, единая цель, к которой стремились эти люди, сделали невозможное возможным. Человек, не знавший языка соседа, отлично понимал его.
Для большей убедительности в ход пускалась посуда. Ножи, вилки, солонки, тарелки превращались в руках пилотов в самолеты — свои и противника. Они кружились над столом, изображая воздушные бои. Энергичные жесты подтверждали, рассказывали, передавали опыт боевой работы. И никто не задумывался над тем, что все это выглядело немножко смешно и наивно. Но ведь здесь говорил язык сердца.
До самой полуночи в столовой царило веселье. С вечера загудела пурга, и мы были свободны от боевых полетов.
— А ты, Сергей Павлович, говорят, на баяне можешь? Изобрази для молодежи что-нибудь повеселее, — шепнул мне Худяков.
Через минуту в моих руках был баян, подсунутый чьей-то услужливой рукой. Пришлось тряхнуть стариной. Я развел меха, и громкие звуки вальса наполнили комнату. Мгновенно закружились пары. Французы, видимо, везде остаются французами. Не успели наши ребята и глазом моргнуть, как гости подхватили девчат и закружились с ними в плавном танце. Вальс сменился веселой полькой. Потом плясали русскую и гопак. Здесь показали себя наши хлопцы. Гости только вскрикивали от удивления, когда танцоры выделывали замысловатые коленца. Знай наших!
В полночь я приказал закрывать «бал». С рассветом начиналась работа на аэродроме, а может быть, и боевые полеты. По домам расходились с песнями.
Летчики легли спать, а мы с генералом Худяковым еще долго беседовали о людях Франции, приехавших к нам, чтобы на нашей земле сражаться с общим врагам. По-разному сложились их судьбы, прежде чем они попали к нам в Советский Союз.
Эскадрилья «Нормандия» была сформирована в 1942 году, после получения согласия Советского Союза на активное участие французских летчиков в боях на советско-германском фронте. Наша страна предоставляла им безвозмездно боевую технику и брала на себя снабжение французских летчиков. Группа прибыла из Ливии с авиабазы Раяк. Имя этой авиабазы летчики-патриоты сделали своим боевым кличем. Впоследствии над русскими полями, в небе Белоруссии и Литвы, над пылающими городами Восточной Пруссии не раз звучала команда французов: «Раяки, вперед!»
Первые добровольцы прибыли из Англии и из стран Среднего Востока. На аэродроме их встречали майор Тюлян, ставший потом первым командиром эскадрильи «Нормандия», капитан Литольф и майор Пуликэн. За ними — трио беглецов, или три мушкетера, как их называли французы, — Альберт, Дюран, Лефевр и с ними двадцатишестилетний парижанин Жак Андре. Несколько позднее к ним присоединился де ля Пуап, а также лейтенант Дюран, старший лейтенант Беген, лейтенант Дервиль, лейтенант де Сейн и другие. Все это храбрые, мужественные парни, не жалеющие своей жизни ради спасения родины. Мысли и чаяния этих людей прекрасно выразил майор Тюлян, сказав однажды: «Франция проиграла битву, но не проиграла войну. Мы приехали сюда, чтобы доказать это на деле».
Пятнадцать человек, пятнадцать характеров, пятнадцать мужественных сердец, готовых идти на подвиг и на смерть ради своего народа, во имя свободы и независимости своей страны. Вот с такими людьми нам теперь предстояло действовать крылом к крылу и вместе бороться за нашу победу.