Часть II

Глава 13

«Вот так, наверное, и сходят с ума», – думала Юля, разглядывая сидящую напротив нее Лору, с аппетитом уплетающую странный торт. То, что эта женщина не имела никакого отношения к страшному преступлению, происшедшему на квартире Садовниковых, стало очевидным уже по отсутствию здоровой реакции человека, поедающего «окровавленную постель» – взбитые сливки с клюквенной «кровью»… Будь она в курсе, при виде этого смертного (СВОЕГО, кстати) ложа ей бы кусок не полез в горло. Но Лора Садовникова явно не страдала отсутствием аппетита и, пересказывая, правда, с некоторыми изменениями, все ту же историю о своем РАЗДВОЕНИИ, она то и дело погружала серебряную ложечку в воздушный, пропитанный кремом бисквит, закатывала глаза к потолку и тяжело вздыхала.

– А где же жили вы все это время?

– У своей знакомой. Понимаете, мне просто необходимо было побыть одной.

– А эта знакомая… Откуда вы ее знаете? Вы познакомились с ней, уже живя с Сергеем?

– Вы знаете, мне трудно сказать, откуда я ее знаю. Просто видела несколько раз… А в тот день, когда я так позорно сбежала от вас, я встретилась с нею в кафе, мы поболтали, и она пригласила меня к себе. Между прочим, это очень интересная женщина. И даже не столько в плане внешности, хотя она очень красива и изысканна, обладает бездной вкуса, сколько в плане духовном. Она начитанна, образованна и в отличие от меня уверенно идет по жизни. Но сейчас в ее судьбе произошло некое трагическое обстоятельство, и я просто не могла больше оставаться в ее доме… Видите ли, у нее умер брат…

– Послушайте, вы хотя бы представляете себе, что говорите? То вы приходите ко мне и заявляете, что живете с Садовниковым, который не является вашим мужем, но вам все равно нравится… После нашего разговора вы зачем-то устраиваетесь на жительство в квартире малознакомой женщины. Вы уверены, что с вами все в порядке?

Она тут же поняла свою оплошность: разве душевнобольные люди могут ответить на этот вопрос ОТРИЦАТЕЛЬНО? Разумеется, странная гостья сейчас заявит, что с головой у нее все в порядке, что ей ПРОСТО НАДО ВЕРИТЬ… Но как можно верить такой ахинее?

Звонок заставил вздрогнуть обеих. Юля бросила взгляд на настенные часы: без минуты восемь. «Это Павел Андреевич». Она не знала, что делать. Отпустить сейчас Лору означало распрощаться с этим делом, потому что только теперь, когда Юля видела перед собой эту ненормальную, у нее действительно появилась реальная возможность узнать хоть что-нибудь об убийстве Садовниковых. «Или Садовникова?» Мысли путались, цепляясь друг за друга. А что, если Сергея убила Лора? Или она видела убийцу?

Звонок несколько раз повторился. Лора подскочила со стула, словно ужаленная:

– Господи, это он… Нет, это она, она разыскивает меня…

– Да кто? О ком вы говорите?

– О Полине… Она, наверное, беспокоится, я же не сказала ей, куда иду. И еще… Если честно, то она была категорически против того, чтобы я обращалась в крымовскую контору. Это она так называла ваше агентство.

– А почему? – нервы Юли были уже на пределе. С одной стороны – воскресшая из мертвых Лора, с другой – Павел Андреевич, которому она просто не может не открыть дверь.

– Сделаем так, – Лора вдруг схватила ее за руку, и Юля почувствовала, что рука гостьи холодная и безжизненная. Кроме того, ей даже показалось, что она ЛИПКАЯ… Юля отдернула свою руку, и волна тошноты подкатила к самому горлу. Ей показалось, что рука Лоры в крови.

– Как?

– Я спрячусь вот здесь, под плащом, в самом углу вешалки. Вы впустите своих гостей, проведете их в комнату, а потом под предлогом, что вам надо к соседке за спичками или солью, придете сюда, и мы вместе с вами выйдем в подъезд, где и продолжим нашу беседу.

Делать было нечего. Лора не желала встречаться с гостями. И потому Юля сделала так, как просила эта безумная женщина.

Через мгновение ее уже обнимал и прижимал к себе прохладный и пахнувший дождем Павел Андреевич.

– Осторожно, вы же раздавите цветы.

На этот раз в его руке был пышный букетик… ландышей. «Осенью – ландыши? Это противоестественно».

Он смотрел на Юлю влюбленными глазами, но, однако, укоризненно качал головой:

– Почему ты так долго не открывала?

– Я не могла… Я принимала душ… А до этого спала. Я устала. Я, наверное, не смогу поехать с вами за город или куда-то еще…

Она провела Ломова в гостиную и предложила сесть в кресло.

– Скажите, – говорила она, нервничая и дрожа всем телом, – вы не обидитесь, если я покину вас минут на десять? Поверьте, это очень важно. А потом я целый вечер буду в вашем распоряжении.

– Это как-то связано с вашей сумасшедшей работой?

– Почти, – уклончиво ответила она. – Так я выйду на минутку?

– Бога ради.

Юля кинулась в прихожую, но там уже никого не было. Тогда она открыла дверь, но стоило ей сделать пару шагов, как ей пришлось зажать ладонью рот, чтобы не закричать…

Прямо возле ее двери, на холодном бетонном полу лестничной площадки лежала Лора. Тело ее приняло форму буквы S, руки раскинуты, ноги согнуты в коленях, волосы разметались. На виске зияла рана, аккуратная, какая бывает при выстреле в упор с характерным отпечатком дульного среза.

Юля не верила своим глазам. Вот только крови было меньше, чем ТАМ, в квартире Садовниковых.

Теперь главное заключалось в том, чтобы взять себя в руки, вернуться в квартиру и позвонить Крымову, Шубину или Наде. Что она и сделала, позвонив сразу всем. Но в агентстве уже никого не было. Надин домашний телефон молчал, так же, как шубинский и крымовский. Длинные гудки убивали своим равнодушием.

Перед тем как звонить в милицию, Юля решила снова выйти в подъезд и удостовериться, что Лора Садовникова действительно лежит здесь, за дверью, с простреленной головой.

Она медленно открыла дверь, показавшуюся невыносимо тяжелой, и испустила тихий вскрик-всхлип, когда обнаружила, что никакой Лоры на лестничной площадке уже нет… И ни капельки крови. Ничего. Разве что запах духов…

Она вернулась к Ломову белая, как покойница. Села в кресло напротив него и закрыла глаза. Она боялась, что стоит ей сейчас открыть глаза, как исчезнет и он. И кому же тогда она будет говорить «спасибо» за оригинальный утренний торт?

Но он не исчез. Когда она открыла глаза, он внимательнейшим образом рассматривал ее, пытаясь, очевидно, понять, что же с ней все-таки происходит.

– Вы извините меня, но мне действительно нездоровится.

– Я уже понял. Я же взрослый мужчина, со мной можно запросто. Но я могу хотя бы на полчаса остаться здесь, у вас?

– Разумеется.

– Скажите, вас не шокировал мой торт?

– Торт? Если честно, то, конечно, шокировал. Но, как я понимаю, вы не можете жить без подобных чудачеств.

– Что верно, то верно. Понимаете, жизнь – в целом серая и неинтересная штука, особенно если человек глуп. Я же себя таковым не считаю. Я всегда старался наполнять ее новизной, свежими красками, запахами, вкусом и звуками… Вы думаете, почему у меня такая большая голова? Да потому, ласточка, что я постоянно о чем-нибудь или о ком-нибудь думаю. А мой замечательный горб? Как вы думаете, что ЭТО?

– Сложенные крылья, как были у Караколя? – слабо улыбнулась Юля. Она едва сидела в кресле, чувствуя, как ее тянет в сон и как сильно кружится голова.

– Нет, Юлечка, это моя ВТОРАЯ голова. Мой горб заполнен серым веществом…

«Грязью, что ли?..»

– Это тоже мозг, но только полярный… да и вообще, если разобраться, то во мне сидят два человека. Как, впрочем, и в вас… Люди – многогранны, интересны, это самая восхитительная поделка Создателя. И я нахожу особое удовольствие в том, чтобы исследовать его творения.

– А сейчас вы исследуете меня?

– А почему бы и нет? Вы – существо в высшей степени любопытное и прекрасно сделанное. Мне нравятся ваши блестящие шелковистые волосы, черные глаза, этот румянец, который появился на ваших щечках минуту назад… Мне вообще-то нравятся КОНТРАСТЫ… НЕ СПИТЕ, ПОСЛУШАЙТЕ МЕНЯ, ЭТО ОЧЕНЬ ВАЖНО…

Но его слова долетали до Юли уже в искаженном виде. Они словно плыли, растягиваясь или сжимаясь, в зависимости от сонных волн, окутывавших ее сознание.

– Я слушаю вас, слушаю… – бормотала она, погружаясь не то в обморок, не то в воронкообразный, омутный сон.

– Я не понимаю, как может такая нежная и женственная девушка, как ты, заниматься расследованием УБИЙСТВА?.. Это же уму непостижимо! Ты мне когда-нибудь расскажешь, как ты это делаешь?

– Расскаж-ш-шу-у-у… – она застонала от переполнявшей ее неги, которой теперь было охвачено все ее тело.

Больше она уже ничего сказать не могла – крепко уснула. Павел Андреевич, подхватив на руки, отнес ее на кровать, укрыл и лег рядом. Обнял ее, прижал к себе, но пролежал так совсем недолго, всего несколько минут. После чего перешел в кресло, закрыл глаза и погрузился в воспоминания…

* * *

Утром Юля чувствовала себя совершено разбитой. Она помнила, что отключилась во время разговора с Ломовым, и испытывала некоторое огорчение от невольного неуважения к такому гостю.

При мысли, что Ломов запросто мог воспользоваться ее сонным состоянием, Юля усмехнулась: нет, он неспособен на такое. «А может, он и вовсе импотент? Уж не думает ли он, что за его цветочки и тортики я буду пытаться реанимировать его как мужчину?»

После прохладного душа ей стало немного лучше. Собираясь доесть торт, она с удивлением обнаружила, что его уже нет, а пропитанная сахарным сиропом нижняя часть картонной коробки из-под торта лежит в мусорном ведре.

Пришлось разогревать курицу.

Про Лору Садовникову думать было нельзя. «Так не бывает, а потому это надо просто вычеркнуть из головы. Раз – и все! Иначе тебя, моя дорогая Юля, поместят в загородную клинику для душевнобольных… таких, как эта самая Лора… Вот там, кстати, ты и сможешь задать ей, наконец, все интересующие тебя вопросы. Но пока ты еще здесь, среди нормальных людей, будь добра, не делай глупостей, никому не рассказывай об этом странном визите и живи себе дальше… до следующего ее прихода…»

Ей было страшно. Но звонить Крымову теперь было нельзя. Ему сейчас не до нее. У него сегодня похороны брата любовницы. Похороны Германа Соболева. А у Юли сегодня тоже похороны. Похороны супругов Садовниковых. «Вот будет умора, если Лора вдруг встанет из гроба и, увидев стоящую в толпе Юлю, подбежит к ней, возьмет ее руку в свою, ЛЕДЯНУЮ, и поблагодарит за прекрасно проведенный вечер, за торт, наконец…» Юля рассуждала о себе уже в третьем лице. Так ей было легче осознавать надвигающееся на нее безумие.

Но на похороны все равно надо было ехать. Там будут ВСЕ. Возможно, и убийца. Интересно, гробы будут открыты или закрыты? Хорошо, что на улице сейчас нет дождя. Значит, есть еще надежда увидеть Лору В ГРОБУ.

Чтобы не было страшно и жутко в пустой и тихой квартире, Юля включила радио и вдруг услышала:

– Что это, Генри? – спрашивал женский голос.

– О чем ты? – это, наверное, был сам Генри.

– Да вон, посмотри!

– Где?

– Да вон же!

– Н-не б-бойся, м-милая, не бойся. Оно не причинит нам зла.

– Такое огромное! – в голосе прозвучал ужас.

– Да нет, по-моему, оно не такое уж и большое…

– Ой, Генри, оно идет прямо на нас. Оно… Это же… Да это таракан с какой-то штукой на спине! Генри! Он без головы! Как же он ходит? Генри! Генри, сделай что-нибудь!

– Успокойся, дорогая.

– Все-таки, что у него на спине?

– Похоже…

– Это тоже… не может быть, у него нет ног… И все-таки, господи, он еще и перевернут! – женщина кричала от ужаса. – Нет, не может быть! Ну, пожалуйста. Только не это… СИЛЬВИЯ присоединена к другому таракану…

Юля выключила радиоприемник. «Маразм. Какие еще тараканы?»

«Я серьезно обеспокоен твоим здоровьем…» – она словно уже слышала голос Крымова.

Она позвонила Щукиной:

– Надя? Очень тебя прошу, немедленно включи радио и послушай местную программу… С девяти до половины одиннадцатого она перекрывает первую. Слушай внимательно все, что касается тараканов. А я тебе потом перезвоню.

Положила трубку и схватилась за сердце. Но не от того, что она заболело, скорее по привычке, чтобы попытаться хотя бы так успокоить бившуюся в груди, словно запутавшуюся в силках абсурда птицу. Слишком много произошло в последнее время удивительных событий, объяснение которым она вряд ли найдет с таким арсеналом комплексов, страхов и видений…

Юля открыла блокнот и набросала план на сегодняшний день:

1. Похороны Садовниковых; ЗОРИН, Дианова, Гусарова, Мазанова, Канабеева, Лиза, «блондин»…

2. Похороны Соболева, Полина – увезти домой, спрятать;

3. Валя Кротова – поговорить;

4. Радио – что это за тараканы?

5. Старая квартира Лоры Садовниковой (в девичестве Казариной);

6. Изотов – встретиться с его вдовой и поговорить;

7. Сырцов – почему продает имущество?

8. Полина – кто у нее проживал, какая женщина?

9. Ломов – извиниться за вчерашнее, показать фотографию с тортом Наде;

10. Магнитофонная запись разговора Крымова с Сергеем Садовниковым за день до смерти последнего;

11. Отпечатки пальцев на ВСЕХ авиабилетах;

12. Лиза Гейко (в девичестве Казарина) – спросить, зачем ей понадобилось продавать драгоценности Лоры;

13. Спросить у Игоря, как там дела у Сотниковых и что нового он узнал о Рите Басс.

«Ничего себе планчик!»

Затем снова позвонила Наде.

– Ну что, успела послушать этот бред про тараканов?

– Успела чуть-чуть, а что?

– А то, что я было подумала, будто у меня не все в порядке с головой.

– А-а, вон оно что… И часто ты мне теперь будешь звонить, чтобы выяснить сей любопытный вопрос?

– Думаю, что да… – Юля снова вспомнила о вечернем визите «Лоры Садовниковой». И как бы ей ни хотелось рассказать об этом Щукиной, мысль о том, что ее сначала будут жалеть, а потом и вовсе упекут куда следует, остановила Юлю. – Надечка, ты там работаешь или как? У тебя есть что-нибудь для меня?

– Приедешь, тогда расскажу и покажу… Я по тебе соскучилась, в конце-то концов… И вообще, ты собираешься везти меня на кладбище?

– А не рановато?

– Нам к двенадцати. Это отлично, что и те и другие похороны будут проходить на одном и том же кладбище в один и тот же день, – сплошная экономия времени… Кроме того, будет довольно любопытно посмотреть на перебежчиков.

– Кого-кого? – не поняла Юля.

– Перебежчики – это те, кто будет бегать от могилы к могиле, то есть люди, которым были дороги ныне покойные Садовниковы и Соболев… Это как в математике – общие знаменатели. Глядишь, что-нибудь интересное и проявится.

– Так и скажи, что хочешь посмотреть на Полину… Ведь она была любовницей Сергея Садовникова и сестрой Соболева. Бедняжка, у нее сейчас тяжелые дни… Столько потерь сразу…

– Послушай, что-то я сбилась с мысли. Что ты там хотела меня спросить насчет тараканов?

– Надя, пожалуйста, позвони на наше местное радио и выясни, что за бредовую постановку мы с тобой слушали сегодня утром… Может, ты еще не поняла, но ведь именно часть этого текста была написана на листке, который прилип к подошве твоей Норы.

– О господи! Какая же я бестолковая! А ведь я чувствовала, что я уже что-то слышала про этого таракана, а вот где – никак не могла понять.

– Ты позвонишь? Узнаешь?

– Конечно, сейчас же… Ну так что, ты заедешь за мной?

– Заеду. А разве Шубин с Крымовым не собираются?

– Твой Крымов сейчас, я так думаю, помогает Полине с похоронами. Он звонил, просил передать тебе привет и свои извинения.

– Он что, так и будет теперь до скончания века передавать мне свои извинения? Передай ему, что я в его извинениях и тем более в раскаянии не нуждаюсь. Я вполне обхожусь и без них. У него голос был хотя бы трезвый?

– Вроде трезвый… Трудно определить по телефону.

– А где Игорек? Вот уж по ком я соскучилась!

– Он тоже недавно звонил, говорит, что приготовил для тебя «бомбу»…

– Отлично… Он тоже будет на кладбище?

– Он будет минут через пять у меня в приемной и даже попросил меня вскипятить чаю. Так что подъезжай, а то скоро забудешь дорогу на работу. Заодно расскажешь мне, как у тебя обстоят дела на личном фронте.

– Хорошо, а ты мне расскажешь про свои.

* * *

Но поговорить о личном им не удалось, потому что Юля появилась в приемной лишь в половине двенадцатого. Ровно минуту спустя после ее разговора с Надей к ней совершенно неожиданно приехал Ломов. Первым делом он поинтересовался ее самочувствием.

– Спасибо. Вы извините меня за вчерашнее, но я так хотела спать.

– Ну что ты, девочка… Хороший сон – признак здоровья. Я заехал к тебе, потому что не уверен, что смогу встретиться с тобой сегодня вечером. У меня накопилось много дел, возможно, я уеду в Москву, но это еще неточно. Понимаешь, я постоянно думаю о тебе… – Он говорил, волнуясь, с придыханием, а рука его крепко держала Юлину руку. – Скажи, а ты… ты обо мне хотя бы немного думаешь?

– Думаю, конечно… Только мне не совсем понятно, зачем мы встречаемся… У вас есть семья?

– У меня есть все. Кроме тебя. И я безумно хочу, чтобы ты принадлежала мне. Полностью. Ты меня интересуешь не только как женщина, но и как человеческое существо, наделенное хорошей порцией мозгов. Ты как-то сказала, что я не умею говорить… Я и умею, и не умею, просто говорю то, что хочу сказать. Я бы хотел, чтобы ты была моей собственностью… Я понимаю, что не должен тебе этого говорить, но я человек, пресыщенный настолько, что не считаю нужным впустую тратить время, деньги и слова.

– Тогда скажите, чего же вы хотите от меня?

Она затрепетала, как тогда, в машине, когда они ехали в «Клест». Ломов стоял рядом с ней в прихожей и, глядя ей прямо в глаза, говорил эти странные вещи. Он был одет так, словно собирался на светский раут. «Очевидно, у него сегодня действительно ответственный день…» И вдруг она все поняла.

– Вы собрались на похороны Садовниковых?

– Разумеется. Мы были знакомы еще с его отцом.

– Сырцов тоже будет там?

– Сырцов? Это кто? Прокурор, что ли? А что ему там делать?

– Я не знаю… – Юля действительно не знала, зачем она вообще упомянула о Сырцове. – Значит, встретимся на кладбище…

– Юля, я бы хотел поговорить… Я понимаю, что теперь не время, что ты куда-то собралась, наверное, на работу… Понимаешь, ты очень нужна мне… Именно ты, а не просто какая-нибудь женщина. Я чувствую, что ты – моя. НАША.

– В смысле? – у Юли холодок пробежал по спине. – Что вы говорите загадками? Чья я? И почему ваша?

– У тебя гибкий ум, и ты способна понять многое… Ты можешь обещать мне, что сегодня на кладбище, ровно в четверть второго, ты последуешь за мной, куда я тебе скажу?..

– На кладбище? Но куда мы с вами можем пойти? – у Юли волосы на голове зашевелились.

– Я хочу тебя, понимаешь? – наконец произнес он, и Юля заметила, как на его потемневшем лбу выступила испарина. Он был возбужден до предела. – И хочу, чтобы это произошло там, где я захочу…

– На кладбище?

– Да… Просто я так больше не могу… Я мужчина. Ты возбуждаешь меня…

– Но… но почему же тогда вы не предложили этого раньше… в более подходящей обстановке… Не скрою, вы тоже действуете на меня… очень… – Теперь и она заволновалась. Она смотрела на него и знала, что он все понял, но никаких действий после ее слов не последовало. Он только до хруста сжал ее маленькую узкую ладонь в своей ручище и, судорожным движением поднеся к губам, осторожно поцеловал.

– Я не предлагал… потому что мне нравится это томление больше, чем то, что может последовать вслед за ним… Я дорожу этим сладостным чувством и не променяю его ни на что. Я бы просто съел тебя, ласточка, и потом по очереди поцеловал каждую косточку… Боже, как же я хочу тебя!

Он с силой прижал ее к себе и, взяв большим и указательным пальцами правой руки ее за подбородок, приподнял его и больно поцеловал в губы. Это был страстный, жаркий поцелуй, от которого Юля чуть не задохнулась. Колени у нее подкосились, и она исторгла горловой, полный неудовлетворенности стон…

Ломов исчез, словно его и не было. А Юле потребовалось где-то с полчаса, чтобы прийти в себя и успокоиться под прохладным душем. Она знала, что стоит ему сейчас вернуться, и она, забыв о приличиях, сама отдастся ему прямо на полу в прихожей.

* * *

– Ты что это такая бледная? – встретила ее Надя и чмокнула в щеку. – Ну что, поедем? Шубин тебя ждал и уехал. Он хочет сначала найти могилу Соболева, чтобы потом, сориентировавшись, успеть незаметно вывезти Полину.

– А она сама-то этого хочет?

– Крымов поговорил с ней.

– О чем? – удивилась Юля. – Он что, открыл ей все карты?

– Вот уж чего не знаю, того не знаю. Сама потом у него все спросишь. Ты будешь что-нибудь есть или пить?

– Нет, Надюша, спасибо, мне ничего не нужно. Разве что адрес Вали Кротовой. Ты нашла?

– Записывай: улица Электронная, 25, квартира 156. Еще ты просила прежний адрес Лоры. Адрес Альбины я тоже узнала.

Юля записала.

– Спасибо, ты настоящий друг. А теперь закрывай все окна и двери и, как говорится, поехали…

* * *

Дождя не было. Заплатив у ворот за проезд, Юля медленно повела машину вдоль довольно широкой дороги к участку номер 135, как подсказали ей женщины, торгующие при входе на кладбище искусственными цветами и венками.

– Надо же, даже бомжи и нищие знают про похороны Садовниковых… – удивилась Надя, во все глаза глядя из окна на показавшуюся впереди траурную процессию.

Хоронить супругов Садовниковых пришли довольно много людей. Но все они были чем-то похожи друг на друга: рослые, одетые во все черное, молодые мужчины со своими еще более молодыми и такими трогательными в черных кружевах и газе спутницами. Вдоль улицы, прижавшись к правой стороне дороги, стояли, как на аукционе по продаже иномарок, красивые дорогие машины. Юля, припарковав свой скромный белый «Форд» позади новенького «Мерседеса», была поражена, когда поняла, КОМУ он принадлежит. Павел Андреевич тоже заметил ее, едва она вышла из машины.

– Давай подойдем поближе… – шепнула Надя и, схватив Юлю за руку, потянула за собой, осторожно пробираясь сквозь толпу притихших людей.

Два гроба стояли на возвышении таким образом, чтобы все присутствующие могли еще раз проститься с покойными. Юля прекрасно отдавала себе отчет в том, что видит перед собой коричневый лакированный гроб с телом Лоры Садовниковой, но в ушах ее почему-то продолжал звенеть голос ТОЙ Лоры, которая вчера вечером лакомилась тортом, подарком Павла Андреевича… Кто же из этих двух женщин настоящая Лора?

И тут ей в голову пришла неожиданная и совершенно дикая по своему цинизму мысль. От нее у Юли даже перехватило дыхание. «Булавка». Она открыла сумочку и достала оттуда простую английскую булавку. Расстегнула ее и, когда подошла их с Надей очередь пройти мимо гробов, склонившись слегка над гробом, в котором лежала Лора, незаметно вонзила острую булавку в плечо покойницы. Но напрасно. Никто не закричал, не выскочил из гроба… Больше того, под белой с черным орнаментом повязкой, прикрывавшей половину головы покойной, Юля заметила темные очертания височной раны…

Она отошла подальше от провожающих и, сбиваясь, все же рассказала Наде о том, что произошло вчера ве чером.

– Не переживай, ты видела обыкновенное привидение… У меня тоже так было, – успокаивала, гладя ее по руке, Щукина. – Ты в последнее время много работаешь, немудрено, что нервы расшатались… Не бери в голову, все пройдет…

– Ты думаешь?

– Конечно…

И тут она увидела Крымова, ведущего под руку высокую женщину в узком черном платье. Поверх ее красновато-рыжих волос на ветру развевалась прозрачная черная газовая шаль. «Полина…» – у Юли сжалось сердце при виде этой фантастично красивой соперницы.

Полина ступала осторожно, мелкими шажками и олицетворяла собой саму женственность. Крымов по сравнению с ней выглядел серым посредственным мужчиной неопределенного возраста. Казалось, он потускнел рядом с этой роскошной, породистой женщиной.

Толпа, слегка расступившись, пропустила Крымова и Полину к гробам Садовниковых. Между тем Юля с Надей подошли к площадке, на которой происходило все это скорбное действо, с другой стороны и успели увидеть, как Полина, склонившись над гробом Сергея Садовникова, приподняла рукой с лица черный газ, еще ниже опустила голову и поцеловала покойника в щеку.

– Она прошептала: «Прости»… – сказала Надя на ухо Юле. – Ты только посмотри, какого удивительного оттенка волосы Полины… Ты извини, конечно, но она сделана из какого-то другого материала, чем мы… В ней есть что-то такое, демоническое, что ли… Я никогда еще не видела таких огромных глаз. Не удивлюсь, если она спустя несколько месяцев точно так же поцелует щеку мертвого Крымова.

– Надька, да ты с ума сошла, – Юля дернула подругу за рукав, – разве можно говорить такие вещи?!

– Да ты только посмотри на нашего Женьку! Ты хоть раз видела, чтобы он вот так перед кем-нибудь пресмыкался? Он же у нее вот где… – Щукина сжала свой маленький кулачок. – Смотри, по-моему, она даже плачет… Надо же, от одной могилы перейти к другой… А где же Шубин?

– Я здесь, девочки. Извините, но я подслушал весь ваш разговор. По-моему, вы еще не скоро оправитесь от шока. Мне, конечно, неудобно перед вами, потому что вы такие милые и хорошие. Но, кажется, я понимаю Крымова… Такая женщина опасна для жизни. И все-таки, Юля, ты не забыла, зачем мы сюда пришли?

Юля, не поворачивая головы, открыла сумочку и достала оттуда запасной комплект ключей от своей квартиры, куда Шубин и Крымов должны повезти Полину.

– Держи, – она сунула ключи в горячую ладонь Шубина и, всего лишь на мгновение оглянувшись, чтобы убедиться, что ключи действительно попали по назначению, увидела, что позади Шубина, стоявшего за ее спиной, находится человек, о котором она постоянно думала все это время.

Она взглянула на часы. Пора. Она обещала ему. Но как же тогда быть с подружками Лоры, беседы с которыми она запланировала?

– Надя, ты поезжай с ними, а у меня тут есть одно дело. Очень прошу тебя, никому ничего не говори… – Юля обращалась к Наде, зная, что Шубин уже давно стоит у раскрытой дверцы своей машины и только и ждет знака Крымова, чтобы подъехать к процессии и увезти Полину. Дело в том, что в толпе Юля успела заметить нескольких человек из уголовного розыска и прокуратуры. Это были в основном мужчины, и все они, как один, смотрели на эффектную рыжеволосую женщину…

И хотя ей было неприятно, что все смотрят на Полину, умом она понимала, что ей это на руку. Потому что неподалеку стоит человек, который смотрит только на нее, на Юлю.

Она медленно, насколько это было возможно, выбиралась из толпы, стараясь не привлекать к себе внимания, пока, оглянувшись, не увидела Ломова, уже стоявшего за оградкой могилы, расположенной в стороне от процессии. Он словно манил Юлю, хотя не производил ни единого движения, а только пристально смотрел на нее и звал одним взглядом.

Скользя подошвами туфель о влажную глинистую землю и держась за шероховатые, выкрашенные черной краской оградки, Юля как загипнотизированная шла за Ломовым, углубляясь все дальше и дальше…

Кладбище было большим и старым.

«Сейчас он меня изнасилует на какой-нибудь могилке и убьет…»

Но вдруг она увидела дорогу, о существовании которой и не подозревала. И машину. Ту самую, большую и черную.

Юля опустилась рядом с Ломовым на заднее сиденье и замерла.

– Как тихо… – прошептала она, глядя в окно и отмечая про себя, что находится в царстве мертвых. Она чувствовала, как Павел Андреевич, тяжело дыша, медленно скользит ладонью вдоль ее бедра вверх, как шуршит ее юбкой, елозит прохладными тяжелыми пальцами по шелковистой поверхности чулок…

Она закрыла глаза и почувствовала, что он, словно зверь, готовящийся к нападению, вдруг замер, а потом схватил ее за талию, развернул к себе, приподнял и мягко опустил Юлю лицом к себе, на свои колени.

– Ты чувствуешь меня? – спросил он хрипловатым голосом.

– Чувствую…

– А знаешь, ПОЧЕМУ ты чувствуешь?

– Почему?

– Потому что ты – ЖИВАЯ… А они, вон там, за оградками, – мертвые…

Ее бросало то в жар, то в холод. В жар, когда он, раздвинув ей бедра, принялся расстегивать на ней жакет и блузку. А в холод, когда начал нести этот покойницко-кладбищенский бред.

– Вас возбуждают эти разговоры?

– Нет, меня теперь вообще мало что возбуждает… Мне скучно на этой земле… Если бы ты только знала, как же мне скучно…

– Вам и со мной скучно?

– Нет. – Он целовал ей грудь и что-то бормотал про себя.

– А почему бы вам не уехать за границу?

– Я там был. Словно поплавал в приторном, наполненном яркими экзотическими фруктами компоте и чуть не утонул… Я привык находить удовольствия везде, где бы я ни находился. Но мне этого мало, мне всегда было всего мало. Ты не пугайся, а постарайся просто понять меня… Я бы хотел взять от жизни ВСЕ, но она мне это «все» НЕ ОТДАЕТ… Но я должен взять, выцарапать, вырвать… с кровью… Боже, какая восхитительная грудь!

Она уже поняла, что ничего не будет. Что он не сможет. Что ему не помогли ни могилки, ни кресты, ни кладбищенская тишина – НИЧЕГО… Это был еще один мертвый мужчина, но только он об этом не знал, а если и знал, то предпочитал об этом не думать.

С точки зрения физиологии Юля страдала. И потому, чтобы не смотреть в его сторону, удалялась от машины быстрыми шагами. Шла, почти бежала, глотая слезы, потому что никак не могла взять в толк, как могла она согласиться на эту нелепую встречу с этим непонятным и странным мужчиной, этим отвратительным горбуном, поработившим ее сознание и шокировавшим ее постоянно какими-то чудовищными выходками вроде торта, изображавшего залитую кровью кровать…

Нет, она больше не будет принимать от него подарки, какими бы соблазнительными и оригинальными они ни были. И напрасно она не сказала ему об этом сейчас… Возможно, он бы понял и оставил ее в покое. И дело не только в том, что он импотент, а в другом. Он НЕНОРМАЛЕН. Он страшен, наконец!

Когда Юля вернулась на то место, где, как ей казалось, совсем недавно проходила церемония прощания, теперь высился могильный холмик, заваленный свежими цветами. Накрапывал дождичек, небо над головой потемнело. Перед могилой оставался лишь один человек, который, завидев приближающуюся к нему Юлю, вдруг резко повернулся и почти побежал к воротам, но потом свернул куда-то и исчез. Это был тот самый блондин, которого она видела в гостиничном номере.

«Сколько же времени я провела в машине с Ломовым?» Ей стало страшно. Какой-то детский нелепый страх. Она увидела свою машину и с облегчением вздохнула. Хорошо хотя бы, что она предоставила Полине только свою квартиру, но не машину. Иначе на чем бы она теперь добиралась до Театрального переулка, где Лиза, должно быть, устроила поминальный обед?

Юля совершенно забыла о Соболеве. Напрочь. Но, с другой стороны, не могла же она оказаться одновременно в двух местах. Там были Крымов, Полина и Шубин, а это уже кое-что да значит.

Она медленно выехала с территории кладбища и на бешеной скорости помчалась в город, подальше от мертвых, поближе к живым, к настоящим, к здоровым…

Глава 14

Домой она позвонила из машины.

– Кто это? – спросила она настороженно, боясь, что услышит голос Полины.

– Это я, Крымов.

– Полина там?

– Да, все как договаривались… А ты-то куда подевалась? Мы тебя потеряли… У Соболева, что ли, была?

– Нет… Дела у меня были… – она вспомнила Ломова с омерзением. Ей подумалось в эту минуту, что, окажись Павел Андреевич настоящим мужчиной, она вряд ли испытывала бы сейчас к нему такие неприятные чувства, и ей стало стыдно. «Но почему? Почему он так низко пал в моих глазах только лишь по этой в принципе не самой существенной причине? Или именно для меня она оказалась существенной?..»

Юля была противна самой себе.

– Ты сейчас домой?

– Нет, я к Садовниковым, выпью водочки, закушу селедочкой и попытаюсь еще раз поговорить с ее подружками… А чем будете заниматься вы?

– Ты Шубину нужна. До зарезу. Ты не будешь против, если мы тут у тебя поужинаем?.. Полина спит. Я дал ей выпить, и она отключилась. Ты видела ее?

– Видела. А где Щукина?

– На месте, где же ей еще быть?

– На работе?

– Ну да… Ждет-пождет клиентов…

– Ты что, тоже выпил?

– Представь, Герман, которого мы с тобой видели на даче, ее брат… разве я мог предположить подобное?

Юля отключила сотовый. Оказывается, Крымов был пьян, а она и не заметила этого.

* * *

Она не ошиблась: Лиза не стала арендовать для поминального обеда кафе или столовую и предпочла обойтись собственными силами.

Теперь, когда большая квартира в Театральном переулке была заполнена людьми, сидящими вдоль длинного импровизированного стола, Юле показалось, что она вообще находится здесь впервые.

Дверь ей открыла сама Лиза. По ее лицу было сложно определить, страдает ли она по поводу смерти сестры либо просто чрезвычайно утомлена свалившимися на ее плечи хлопотами, связанными с организацией этих неизбежных процедур.

Еще на лестнице Юля почувствовала запах щей и компота из сушеных фруктов. Довольно характерный запах для подобного рода застолья.

В квартире было душно, из гостиной доносился гул голосов. На кухне работали молчаливые, одетые в темное женщины. Очевидно, знакомые Лоры и Сергея, а может, соседи. Так часто бывает, что в трудную минуту, засучив рукава, на скорбную вахту встают не родственники или близкие покойных, а просто соседи. Они носили из кухни в гостиную глубокие тарелки, полные горячих оранжево-жирных щей, мисочки с кутьей, прозрачные селедочницы с уложенными в них аккуратными серебристо-розоватыми ломтиками селедки, прикрытой луковым кружевом, подносы со стаканами компота, корзинки с хлебом, блюда с разрезанными и уложенными горкой пирогами…

– Проходите, пожалуйста, спасибо, что пришли помянуть, – приветливо улыбнулась измученная Лиза и, поддерживая Юлю за локоть, провела в гостиную.

Конечно, ее приход мало кого оставил без внимания. Здесь были все: Дианова, Гусарова, Канабеева, Мазанова, Арсиньевич, Кутина и много других, незнакомых Юле лиц.

– Лиза, будьте так добры, посидите немного со мной, а я поспрашиваю вас о ваших гостях… – Юля старалась говорить уверенно и твердо, чтобы Лиза поняла: она пришла сюда не водку пить, а работать.

– Хорошо, я постараюсь. Кто вас интересует в первую очередь?

– Вон тот импозантный мужчина, слева от Диановой, кто он?

– Это Крестьянинов, врач, он был вхож в этот дом, Лора мне рассказывала о нем много хорошего. Она еще говорила, что он лечил не столько органы, сколько душу. Как раньше земский врач…

– Понятно.

Все шло по русскому обычаю, пока уровень выпитого не превысил общепринятой нормы, после которой поминки, как правило, превращаются в вечеринку. Так случилось и на этот раз. И хотя застольных пьяных песен не было, присутствующий люд в какую-то минуту расслабился, женщины пошли курить на кухню, мужчины – вышли в подъезд. Юля даже отметила про себя, что никто из сидящих за столом не смог произнести о Лоре и Сергее Садовниковых ни одной более или менее приличной речи. «Не умеют наши люди говорить. А жаль… Одни общие фразы: мол, были молодые и так рано ушли из жизни…»

Понятное дело, что спорили, убийство ли это было или самоубийство. Но, разумеется, уже не за столом, а все больше шепотком по углам.

Юля присоединилась к женщинам на кухне и тоже достала сигареты. Минута – и в пачке осталось три штуки. А было двадцать.

Лица подруг Лоры покраснели, особенно явно выпитое вино отразилось на внешности Гусаровой. Она громко икала и несколько раз пыталась заплакать.

– И вы тоже пришли? Зачем? – спросила Дианова, пуская Юле дым в лицо.

– Я пришла задать вам один-единственный вопрос… Все вы были ее подругами, любили ее, а теперь, когда ее убили…

– Да они сами себя убили, – проговорила Гусарова и снова громко и неприлично икнула.

– Девочки, не перебивайте ее, – встала на защиту Юли Елена Мазанова. – Она же не развлекаться сюда пришла, как вы, а работать. Мы поручили ей найти убийцу Лоры и Сергея…

– Кто это мы? – подала голос Соня Канабеева. Она была в мужском костюме-тройке черного цвета и белой блузке с рубиновой брошью на высоком воротничке-стойке.

– Мы с Мазановым и Арсиньевичем… Да и вообще, Соня, тебе не все ли равно? Да вам всем все до лампочки! И притащились вы сюда просто из любопытства, а некоторые… – Лена бросила переполненный презрением взгляд на захмелевшую Гусарову, – просто зашли выпить…

– Не смей со мной так разговаривать… – Гусарова, изловчившись, попыталась хлестнуть Мазанову рукой по щеке, но промахнулась. Она была агрессивна и очень опасна. Как мина замедленного действия. – Все знают, что это самоубийство.

– Не знаешь, не говори, – отмахнулась от нее Лена и, повернувшись к Юле, ободряюще кивнула ей головой: мол, продолжай.

– Повторяю, я пришла задать вам один-единственный вопрос. Вы же сами проговорились тогда, после морга. Помните, Света, вы еще сказали тогда про Сергея: «Разве что он узнал…» Что он узнал? Кого узнал? Быть может, разгадка их гибели кроется как раз в человеке, о котором вы все так упорно молчите… Я понимаю, конечно, что такое женская солидарность, но сейчас нам надо найти убийцу, поэтому вам лучше рассказать все, что вы знали о Лоре…

– Хорошо, – произнесла Анна Дианова, кутаясь в черную блестящую шаль. – Я сама расскажу, сниму с остальных этот грех. Хотя мне тоже мало что известно. Дело в том, что мы все, по очереди, в разное время видели Лору с молодым мужчиной. И те вечера, когда проходили заседания нашего клуба, она частенько проводила не в нашем обществе. Да, она иногда посещала рестораны, но это было баловство, ничего особенного… В другие дни она встречалась с мужчиной. Но никто из нас, я просто уверена, не знает ни его имени, ни фамилии, ни адреса, ни кто он вообще…

– Они встречались в гостинице? У него светлые волосы?

– Думаю, что да. Но это и все, что нам известно.

– Сергей, ее муж, догадывался?

– Наверно… Иначе не пришел бы к вам…

– Лора хотела выйти за этого мужчину замуж?

– Ничего конкретного она, конечно, не говорила… Просто надо знать Лору, чтобы предположить такое. Как-то она намекнула, что ее жизнь в скором времени переменится. Говорила что-то о контрастах, об ответственности за собственную судьбу… Она была довольно скрытная женщина.

– А вы не знаете, зачем Лиза незадолго до смерти Лоры стала спешно продавать все драгоценности сестры?

– Думаю, чтобы скопить денег на эту новую жизнь… А почему бы вам не спросить у самой Лизы?

– Я спрошу.

– Вот бы узнать, где теперь ее воздыхатель? – вдруг, всхлипнув, пробормотала Светлана Гусарова и с вызовом осмотрела подруг. – Что, я опять что-то не так сказала? А вдруг это действительно из-за него их и убили… Их или ее, а может быть, Сергей убил ее, страдая от ревности, а потом застрелился сам.

К компании, задымившей всю кухню, присоединилась Кутина, гинеколог. Она была трезвее всех и теперь с некоторым презрением оглядывала расхристанных, присмиревших и словно потерявших дар речи женщин, которые все, за исключением Юли, выглядели виноватыми, словно в отсутствие Кутиной выболтали постороннему человеку общую чрезвычайную тайну.

– Потрошите? – съехидничала Кутина, прикуривая от сигареты Диановой и глядя прямо перед собой на совершенно трезвую Юлю.

– Потрошу. Не все же вам этим заниматься… – отпарировала Юля и почувствовала, как кровь прилила к ее щекам и запульсировала в каждой клеточке кожи.

– Не поняла… – Кутина вела себя прямо-таки вызывающе.

– Потом поймете. Вам не нравится, что я в такой траурный день пытаюсь поговорить с подругами Лоры?

– Да, мне это не то что не нравится, а прямо-таки раздражает. Ходите тут, вынюхиваете… – Кутина состроила гримаску, вытянув губы и сморщив и без того небольшой носик.

– Приходится. Но так, как рассуждаете вы, может говорить только человек, не заинтересованный в том, чтобы убийцу Лоры нашли. Вы все, абсолютно все, твердили мне, что Лора – кристально чистая женщина, эталон, идеал и все в таком духе… Но если она такая дистиллированная, то почему же ее убили? Если эта жуткая смерть связана с ее мужем, то могли бы ограничиться убийством его… Кроме того, имеются веские доказательства, что это не самоубийство, как кому-то хотелось все представить. Поскольку их белье запачкано кровью в таких местах, которые никак не могли быть забрызганы, стреляй Сергей в голову Лоре и уж потом себе… Они были ОДЕТЫ, когда в них стреляли, а уже потом их кто-то раздел. Я сообщаю вам эти ужасные подробности, чтобы вы немного протрезвели и помогли мне в моем расследовании.

– У вас что же, уже имеется и подозреваемый? Или подозреваемая? – не унималась Кутина, яростно втягивая в себя дым и так же, как Дианова, выпуская его в лицо Юле.

– Девчонки, да что вы к ней пристали? – вновь встала на защиту Земцовой Лена Мазанова.

– Вы действительно не знаете, от кого у Лоры был выкидыш? – Юля оглядела всех женщин по очереди, каждой заглядывая глаза.

– Да не знаем мы, не знаем… – ответила за всех Дианова. – Правда, не знаем… Лора бы в жизни не сказала. Вам лучше всего поговорить с ее сестрой. Хотите, я позову ее сюда?

– Да нет уж, спасибо. Я сама к ней подойду.

Но Лиза, которая едва переставляла ноги от усталости, не сказала ничего нового. На вопрос, зачем ей понадобилось продавать драгоценности сестры, ответила очень просто: «Лоре были нужны деньги. Она же как-никак собиралась разводиться!» В принципе все было ясно.

– Она намеревалась переехать в Питер?

И вдруг, задав этот вопрос, Юля поняла, кого она НЕ УВИДЕЛА на похоронах. Зорин! Он совершенно вылетел у нее из головы… А она еще боялась, что он устроит прямо на кладбище истерику.

– Извините, мне надо срочно позвонить…

Устроившись в прихожей среди плащей и курток, Юля набрала номер телефона Корнилова:

– Виктор Львович…

– Юля? Вот видишь, я уже стал узнавать тебя по голосу…

Ей показалось, что он не совсем трезв, если не сказать резче.

– Вы были на похоронах Садовниковых?

– Я-то был, а вот куда убежала ты? Вот только была, почти перед носом стояла, чуть не в обнимку со своей Щукиной, а потом гляжу – тебя и след простыл.

– Мне надо было поговорить с одним человеком… – Юле невыносимы были эти «кладбищенские» воспоминания, связанные с Ломовым.

– Понятно… Ты ведь звонишь, чтобы узнать про Зорина? Можешь меня поздравить: потревожил больного человека. Оказывается, его жена умерла три года тому назад, он ее похоронил, но никак не может успокоиться. Он находится в жутком состоянии… Он же приехал ко мне утром, начал нести какую-то околесицу, пришлось вызвать врача, тот сделал ему укол, и спустя некоторое время мы были просто вынуждены отправить его обратно в Питер…

– Грустная история, зато обошлось без скандала на кладбище.

– Вот это ты верно подметила. А у тебя как дела?

– Есть кое-что…

– Юлия Александровна, что ты все юлишь?

– Юля, потому и юлю… – попыталась отшутиться она.

– Пескова ушла, как песок сквозь пальцы… – зло проронил Корнилов. – Это ее Крымов предупредил?

– Пескова? А это еще кто?

– Девица рыжая, которая в тот же день хоронила своего брата, Германа Соболева, слыхала, наверно? Она и Садовникова, любовничка своего, сегодня схоронила… И как сквозь землю провалилась. Мне здесь Сырцов названивает, говорит, чтобы мы ее из-под этой самой земли достали… Но я же не уголовный розыск, они сыщики, вот пусть и ищут. И не валяй, пожалуйста, дурочку. Ты ведь знаешь, что Пескова имеет к этому делу самое прямое отношение.

– Виктор Львович, я правда ничего о ней не знаю… кроме того, что она с… Крымовым… А чтобы вам понятнее было, объясняю: у меня с Женькой был роман, пока он не встретил Пескову. Так что судите сами, могу ли я знать о том, кто кого предупреждал – Пескова ли Крымова или наоборот… В их отношениях сам черт ногу сломит.

– Я знаю, что ты работала. Результаты-то какие-нибудь есть?

– Пока ничего существенного. Прошло ведь всего три с половиной дня. Я вот что думаю, а не связано ли убийство Соболева с гибелью Садовниковых?

– Любите вы, молодые, вязать все в один узел. Ты еще пару-тройку покойничков к этому делу подшей, а потом сиди распутывай.

– Вам тоже СТАЛО удобным считать это самоубийством? – осторожно, затаив дыхание, спросила Юля, понимая, что рискует потерять расположение Корнилова, если не сделать его вообще своим врагом. – Звонок Сырцова для вас что-то да значит? Вы выходите из игры?

Но Корнилов ей не ответил. Послышались короткие гудки.

* * *

Она ушла с поминок незаметно, ни с кем не попрощавшись. Взглянув в машине на часы, поняла, что день прошел. «Вот так всегда – ничегошеньки не успела…»

Домой ехать хотелось меньше всего. Она нарочно так откровенничала с Корниловым, чтобы ему и в голову не могло прийти, что Полина прячется у нее в квартире.

И не хотелось думать о том, как вообще они будут уживаться с соперницей, вместе есть, спать, говорить… О чем говорить-то? Полина «задавит» Юлю всем, что у нее имеется в наличии: красота, самоуверенность, внутренняя сила, Крымов, наконец… А что осталось от Юли? Воздушный шарик надежд лопнул… причем неизвестно когда…

Черная меланхолия проснулась и запустила свои ледяные щупальца куда-то в область горла, мешала дышать… Садовниковых похоронили, Корнилов под давлением Сырцова закрывает дело, не хватало еще только, чтобы Мазановы потребовали назад свой аванс… Ведь следствие топчется на месте!

А Рита Басс? Что там хотел сказать Шубин?

Теперь Ломов. Она обидела его своим бегством? Кому должно быть стыднее? Мужчине, не сумевшему удовлетворить девушку, или девушке, которая потащилась вслед за этим мужчиной в глухие закоулки кладбища, чтобы отдаться ему среди могилок, пусть даже и в машине?

Она позвонила Наде.

– Господи, как же хорошо, что ты на месте! Надя, я не представляю, что бы я вообще делала без тебя… Мне так плохо…

– Приезжай ко мне. Тебе противно ехать домой, ты не хочешь видеть Полину?

– А ты бы захотела?

– Но ведь ты же намеревалась ее допросить, поставить, так сказать, к стенке… Мне, кстати, несколько раз звонил Корнилов, все спрашивал, где Крымов и не с Песковой ли они сбежали с кладбища…

– Я все знаю. Похоже, Полина была единственным потенциальным источником информации для всех. А как ты думаешь, Крымов будет разговаривать с нею об отпечатках ее пальцев, ее переодеваниях и прочем?

– А почему бы и нет… Ведь должны же они сейчас о чем-нибудь разговаривать… Как-никак, а Полина поехала к тебе ДОБРОВОЛЬНО, значит, у нее рыльце в пуху.

– Но я туда не поеду. Сначала загляну к Вале Кротовой, однокласснице Риты Басс, а потом снова тебе позвоню, хорошо? Послушай, Надюша, ты сегодня, случайно, с Чайкиным не встречаешься?

– Нет. Я поняла, можешь приезжать сюда, а потом мы вместе поедем ко мне, и ты переночуешь у меня… Не переживай, на улице мы тебя не оставим. Только ты предупреди Крымова, что домой не заявишься.

– Это еще не точно, я могу передумать… Причем настолько радикально передумать, что приду домой и всех к черту повыгоняю. Как представлю себе, что они лежат в моей кровати, меня аж в дрожь бросает. И что за собачья работа у нас?

* * *

«Электронная, 25». Юля, задрав голову, смотрела на светящиеся окна огромной, похожей на большой теплоход, девятиэтажки.

Она поднялась на лифте и позвонила в квартиру 156.

– Кто там? – и, не дожидаясь ответа, дверь открыла миловидная раскрасневшаяся молодая женщина с полотенцем в руках. – Вы к нам?

В квартире пахло печеным. Чистенькая прихожая, кожаные плащи на вешалке, под ногами черная ковровая дорожка. Юля сбросила обувь, а потом уже представилась и даже показала удостоверение.

– Вы из-за Риточки? Неужели она так и не нашлась? – Кротова-мама позвала дочь. – Валюша, это скорее к тебе, чем ко мне. Вы можете поговорить на кухне, там тепло, я только что чай заварила, будете с пирожками пить… Проходите, не стесняйтесь, у нас запросто…

Валя Кротова была угрястой некрасивой девочкой, худенькой, с короткими волосами и совершенно не походила на свою обаятельную темноволосую и кареглазую мать. На Вале был длинный фланелевый халат. Она смотрела на Юлю испуганным взглядом, если не сказать затравленным.

– Вы можете нас оставить вдвоем?

Мама Вали, пожав плечами, вышла из кухни, осторожно прикрыв за собой дверь.

– Валя, я из детективного агентства и занимаюсь розыском твоей одноклассницы, Риты Басс…

Валя за те несколько минут, что они сидели на кухне, еще не проронила ни слова. Она была страшно напряжена, а на лбу ее выступили капельки пота.

– Скажи, ты была дружна с Ритой?

– Ну… да…

– Ты не знала, с кем она встречается? Я имею в виду мальчика или парня?

– Нет. Но я видела, как Рита однажды садилась в машину.

– В машину? Какую?

– Белые «Жигули», «шестерку».

– А кто был за рулем?

– Мужчина.

– Рита сама села или ее заставили… попросили? Расскажи, что ты видела.

– Он ждал ее за школой, за гаражами. Она шла прямо к нему.

– А какое у нее было при этом лицо?

– Я не видела.

– А как ты там оказалась?

– Просто пошла посмотреть.

– Ты так следишь за всеми или только за Ритой?

– Она плакала в тот день… – Валя шумно выдохнула, словно только что сказала самое главное и теперь можно было уже ни о чем не волноваться.

– Ты раньше не видела этого мужчину?

– Нет.

– А его лицо ты тоже не разглядела?

– Нет… У него волосы темные. И все. Даже возраст сказать не могу.

– Хорошо. А теперь расскажи про стихи.

– Стихи? Какие? – и она густо покраснела.

– Ты же знала, что Рита пишет любовные стихи. Она давала тебе их почитать?

– Давала.

– Ты прочитала их и вернула ей?

– Вернула… Но не сразу. У меня их взяли. Попросили… Это было давно. Но почему вы спрашиваете про стихи?

– Видишь ли, стихи написаны как будто не Ритой, а другой, более взрослой девушкой…

– Это ЕЕ стихи. Можете мне поверить. Хотя некоторые… некоторые считали, что это стихи Сашки…

– Какого Сашки?

– Не какого, а КАКОЙ… Сашки Ласкиной.

Вот оно что! Наконец-то Юля вспомнила, где раньше видела эти стихи и читала их… Ну конечно же, они проходили в деле Зименкова. Ну точно!

– Эти стихи были у Саши?

– Нет, они были у меня… Но ко мне пришли родители Саши… и забрали их.

– Зачем?

– Не знаю. А потом вернули.

– Но Саша-то их домой брала?

– Брала. Мы были у нее дома и читали вместе.

– Скажи, а когда приходили к тебе родители Саши: до ее смерти или после?

– После. На другой день.

– А сама Саша стихи не писала?

– Нет.

– Она любила Экзюпери?

– Терпеть не могла, это родители заставляли ее читать его.

– Ты что-нибудь знаешь про Сашу?

– Знаю, но не скажу. Ее же все равно нет.

Женская солидарность. И куда только от нее деться? Про Лору Садовникову тоже молчали… Теперь вот про Сашу. А какой-то негодяй ходит по городу и высматривает себе новую жертву…

– Послушай, сначала была Саша, теперь вот… не дай, конечно, бог, Рита… А ты молчишь. Ты считаешь, что поступаешь правильно?

– Я не знаю.

Девочка была слишком напряжена, чтобы разговаривать на подобные темы.

– Хорошо. Я дам тебе время подумать, а вечером вернусь. Но если окажется, что Рита Басс мертва, то знай, что ты могла нам помочь, но не захотела.

Валя облизала пересохшие губы и втянула голову в плечи.

В таком вот затравленном и перепуганном виде Юля и оставила ее, едва сдерживаясь, чтобы не хлопнуть дверью.

– Скажите, к вам приходили родители Саши Ласкиной? – спросила Юля у Валиной мамы.

– Да, приходили… Это ужасно…

– Что ужасно?

– Как что? То, что сделали с ее дочерью… Этот зверь, этот НЕчеловек, садист и убийца…

– А зачем к вам приходили Ласкины?

– Они приходили не ко мне, а к Вале. Я думаю, что они хотели у нее что-то спросить… А меня попросили подождать в прихожей.

– И вы потом не расспрашивали Валю?

– Расспрашивала, конечно. Но вы же видели ее: из нее слова-то не вытянешь. Она и на уроках такая. Вся зажатая, как пружина. Неизвестно только, когда выпрямится… Ох и натворит она, чувствую…

– Вы говорите загадками. Так зачем же, по словам Вали, приходили родители Саши Ласкиной?

– За ее стихами.

– Ее? В смысле Валиными?

– Да нет же, за стихами Саши… После ее смерти все, что имело к ней какое-то отношение, было дорого им… Тем более девочкины первые стихи…

– А почему вы решили, что это стихи Саши Ласкиной?

– Иначе зачем бы они пришли?

– Это стихи Риты Басс, которая, возможно, находится сейчас в лапах того самого мерзавца, который замучил Сашу… А ваша дочь что-то знает и молчит.

– Валечка ничего не знает…

– Знает, она мне сама только что в этом призналась. Так и сказала: знаю, но не скажу, потому что ее все равно уже нет…

– Кого, Риты?

– Да нет же, она знает что-то про Сашу Ласкину. Я не могу заставить ее рассказать, но вы – мать, попробуйте внушить ей, что она просто обязана… Иначе исчезнет и она сама. Тринадцать лет – это, очевидно, самый привлекательный возраст для маньяка.

– Постойте, вы что-то совсем запутали меня. О каком маньяке идет речь? Ведь Зименкова-то посадили…

– Посадили, но у него мог быть сообщник.

Юля понимала, что эта неожиданно возникшая версия не имеет под собой совершенно никаких оснований, но она чувствовала, что Валя Кротова, Саша Ласкина и Рита Басс связаны не только чтением стихов. Валя Кротова и Рита Басс учились в одном классе, Саша – вообще в другой школе. Но тогда зачем, спрашивается, родители Саши Ласкиной приходили к Вале за стихами? Каким образом они узнали про стихи?

– Кстати, а откуда Валя знает Сашиных родителей?

– Она их и не знала, пока они не пришли в тот вечер. Она была знакома с Сашей, они вместе ходили на английский к Альбине Георгиевне…

Вот теперь все встало на свои места. Наверняка Валя показывала стихи Риты Басс своей подружке Саше Ласкиной, выдавая их, разумеется, за свои. Подростки в таком возрасте склонны к вранью, они фантазируют и, как правило, выдают желаемое за действительное… Возможно даже, что Валя давала на время эти стихи Саше, родители которой могли знать об этом.

Юля чувствовала, что Саша Ласкина, невинный образ которой пытались представить на суде Сашины родители, та еще темная лошадка. Девочка жила по своим, только ей ведомым правилам, и пролить свет на ее вторую жизнь могли бы Валя или Рита Басс.

Юля поехала к Альбине Георгиевне.

* * *

Альбина Георгиевна представлялась Юле высокой худой и почему-то непременно черноволосой и носатой женщиной лет пятидесяти. Она была удивлена, когда дверь ей открыла моложавая и довольно красивая брюнетка, слегка за тридцать. Красный, искусно связанный свитер, красные узкие брючки, рыжий пушистый пекинес на руках…

– Вы Альбина Георгиевна?

– А вы сыщица? – надменно усмехнулась Альбина, впуская Юлю в квартиру. – Проходите, я знала, что вы придете.

Они разговаривали в просторной комнате с красными обоями. Видимо, хозяйка была неравнодушна к красному цвету. И, пожалуй, к золоту, которым была обвешана, словно рождественская елка.

Мебель, которой окружила себя эта любительница английского, пекинесов, красного, золотого и вязаного, была стилизована под старину, но на самом деле была совершенно новой и сверкала своей девственно-гладкой поверхностью.

– Вам рассказала обо мне Марта?

– Конечно, кто же еще? Задавайте вопросы, я вас внимательно слушаю.

Альбина держалась спокойно, если вообще не дремала на ходу. Глаза ее были полуприкрыты, а полные губы она то и дело сводила бантиками, превращая в сочную крупную вишню. По ней можно было сказать, что эта женщина никогда ни в чем не нуждалась, и то, чем она окружила себя, является частью ее, и воспринимать эту роскошную, породистую Альбину следует в комплексе с ее декором.

– Вы, наверное, думаете, что я буду задавать вам вопросы, связанные с исчезновением Риты Басс? – начала Юля, пытаясь по выражению лица «англичанки» определять моменты промелькнувшего волнения, а может быть, и страха.

– Разумеется, ну не английским же вы пришли заниматься.

– Правильно. Мне уже поздно. Тем более что я учила в школе французский. Мне бы хотелось поговорить с вами о Саше Ласкиной.

– Саше? – Альбина моментально побледнела. Управлять движением крови по жилам эта красивая и уверенная в себе дамочка еще не научилась. – Но что о ней говорить, когда она уже давно гниет под землей?

Вот это фраза! Сказать вот так цинично о своей погибшей ученице?

– Как вы можете так говорить о Саше?

– Обычно. Говорю что есть. Вы думаете, что исчезновение Риты и смерть Саши как-то связаны?

– Вполне возможно.

– Да бросьте вы! Если вы так думаете, значит, у вас НИЧЕГО НЕТ… Зименков сидит в тюрьме, кажется, его там убили…

– Рита не была даже знакома с Сашей…

– Как это незнакома? Кто вам сказал эту глупость? У меня много учеников.

– Значит, Саша и Рита были знакомы? А Валя Кротова?

– Она походила немного, я беру достаточно дорого, и не каждая семья может себе это позволить.

– А вы не знаете, какие отношения складывались между Сашей Ласкиной и Валей Кротовой?

– Видите ли, как я уже сказала, Валя ходила ко мне всего месяца три-четыре… Отсутствие денег сказывается на человеке. Валя очень страдала, что она одета хуже Саши и Риты, комплексовала по этому поводу.

– Они встречались ВСЕ ВТРОЕМ?

– Нет. Это точно. И знаете, почему я говорю вам об этом так уверенно? Да потому что Валя просто-напросто растерялась бы среди двух таких преуспевающих подружек. Они давили на Валю по очереди, если можно так выразиться…

– А вы знаете о том, что Рита писала стихи?

– Знаю.

– Откуда?

– От Саши. Она как-то призналась мне, что Валя читает ей якобы СВОИ стихи, а на самом деле это стихи Риты. Но Саша отлично понимала, что таким образом Валя хотела хотя бы как-то дотянуться до своих подружек… Это все так сложно в психологическом плане… Я считаю, что Кротовы правильно сделали, что перестали присылать девочку ко мне. Это была пустая трата времени. Вале все равно никогда не подняться до уровня, на котором чувствовали себя комфортно Саша и Рита.

– О каком уровне вы говорите? – Юля все прекрасно понимала, но хотела послушать Альбину.

– Богатые и бедные. Что ж тут объяснять? Вы и сами все понимаете, просто вам захотелось услышать это от меня. Так слушайте. Саша и Рита были предназначены для элиты. Наш город раскрашен в черно-белые тона. Белые – это элита, черные – все остальные. Белые идут на сближение только с белыми, они чистые, холеные, от них хорошо пахнет, они правильно питаются, хорошо одеваются, живут в дорогих квартирах и ездят на дорогих автомобилях, они женятся только на себе подобных… Вы напрасно улыбаетесь, это было всегда… и всегда будет… Валя же – существо, заполненное подростковыми амбициями, сексуальной неудовлетворенностью, гноем, наконец…

Юля от удивления чуть не уронила сумочку, которую держала в руках.

– Вам не нравится, что я говорю такие ужасные вещи? Она же вся в угрях, от нее всегда пахнет потом… А все почему? Да потому, что у ее мамы нет денег на косметолога и дорогие кремы… Кроме того, у Вали, по-моему, не все дома… Господи, да кому я все это рассказываю? Я знаю, зачем вы пришли ко мне… Вы хотите спросить меня, где бывала Саша, когда говорила родителям, что идет ко мне? Отвечаю – не знаю. Она давала мне деньги за молчание. А английский мы с ней наверстывали в любой другой свободный для меня день. Саша была красивая девочка… Я думаю, что у нее был парень, с которым она спала.

– А Рита?

– У Риты не было денег, хотя она так же, как Саша, начала пропускать занятия… Но если в Саше жизнь била ключом, то у Риты, похоже, все обстояло несколько иначе… Я допускаю, конечно, что у нее был какой-нибудь мальчик, но она, судя по всему, была в него влюблена. А это в тринадцать лет ни к чему. Занятия сексом – это я понимаю и даже одобряю, но любовь… К чему подросткам эти страдания?

– А если бы она платила вам, как Саша, все было бы иначе?

– Разумеется. Во всяком случае, я бы поняла, что она спит с мужчиной, у которого водятся деньги… А так… одноклассник, наверно, какой-нибудь… Думаю, что она с ним и сбежала…

Юля вышла от Альбины потрясенная услышанным. Ей не приходилось раньше встречаться с подобным типом людей, поэтому она всю дорогу домой думала только об Альбине, вспоминала ее голос, слова и никак не могла отделаться от ощущения того, что только что надышалась ядом.

Глава 15

Возле своего дома Юля вдруг поняла, что еще НЕ ГОТОВА к встрече с Полиной и Крымовым, и поехала навестить вдову Изотова. Тень погибшей девочки, Саши Ласкиной, не давала ей покоя. Изотов вскрывал ее, писал заключение. Что, если его убийство связано именно со смертью Саши Ласкиной?

Она долго звонила, стучала, но ей никто не открывал. Не выходя из подъезда, Юля позвонила по сотовому Чайкину:

– Привет, это ничего, что я так поздно тебя потревожила?

– Кто это? – Леша не узнал ее.

– Земцова.

– Надо же… У тебя так изменился голос.

– Все возможно. Тут поговоришь с монстрами, не то что голос, внешность изменится от гримас…

– Ты хочешь расспросить меня про очередного покойника?

– Я так думаю, ВНЕОЧЕРЕДНОГО… Я хотела узнать, где сейчас может находиться вдова твоего друга Изотова?

– А тебе это зачем?

– Да есть кое-какие соображения…

– Тогда вот что: подъезжай ко мне и потолкуем, – последнюю фразу он произнес как-то особенно сухо и жестко. Юле даже стало не по себе.

За окном синела ночь, окна Юлиного дома горели уютными разноцветными огнями. Неприятно было осознавать, что сейчас в ее квартире находится бывший любовник со своей подружкой, что они сидят на ее диване, а то, может, и лежат, трогают ее вещи, едят ее еду, дышат ее воздухом и при всем при этом ее просто ИСПОЛЬЗУЮТ.

Машина тронулась и медленно двинулась вдоль тротуара, освещая сиянием фар мокрую, похожую на парчовую ленту дорогу.

«Интересно, что делает Чайкин в морге ночью? Работает? А что, если он некрофил?»

«Некрофил» встретил ее в дверях, из чего она поняла, что он ждал ее приезда, глядя в окно, и как только увидел белый «Форд», вышел встречать. Лицо его выражало крайнюю степень растерянности.

– Ты извини, что я так разговаривал с тобой по телефону… – Юля вдруг поймала себя на мысли, что на этот раз от Чайкина не пахнет спиртным. «Неужели он трезв?» – Понимаешь, ОНА у меня.

– Кто? – сначала не поняла Юля, но потом, когда вошла в помещение, напоминающее бытовку, где стояли письменный стол, тумбочка с электроплиткой и умывальником да два колченогих стула, и увидела сидящую у окна женщину в черном, ей сразу все стало ясно.

– Познакомься, это Маша, – Леша выглядел совершенно расстроенным. – Маша – вдова Изотова.

– Здравствуйте, – произнесла осипшим, скорее всего от слез, голосом Маша и поднялась со стула. – Мне Леша рассказал, кто вы… Я вот смотрю на вас, и у меня все словно в тумане… Я не могу поверить, что Валентина нет… Он был такой… он никогда и никому не делал зла… Но его убили.

– Вы знаете, кто или за что? У вас есть какие-то подозрения?

– Есть… Это я во всем виновата. Я видела, как приходили эти люди, а потом у Вали появились деньги. Я часто болею, нам нужны были деньги на операцию, а тут это дело…

– Саша Ласкина? – вырвалось у Юли, и она почувствовала, как мурашки пробежали по ее телу.

– А вы… вы что-нибудь знаете об этом?

– Это было одним из самых громких дел в городе за последнее время… А у меня так вообще с именем этой девочки связаны определенные ассоциации… Словом… это я защищала Зименкова…

– Убийцу?.. – они понимали друг друга с полуслова. – Значит, вы и есть та самая адвокатша, которая… – она запнулась, и Юля поняла, что Изотова от кого-то уже слышала о суде над Зименковым и том скандале, а вернее, той травле, которую ей, адвокату Земцовой, устроили сразу же после окончания судебного заседания родители Саши Ласкиной. И это при том, что заседание было ЗАКРЫТЫМ. «Не таким уж и закрытым, – Юля вспомнила каких-то людей, занявших почти весь первый ряд зала. – Наверняка там были родственники и знакомые со стороны потерпевшей. Вполне вероятно, что среди них был человек, который знал Изотову и рассказал ей потом во всех подробностях о том, что там произошло».

– Да, я и есть та самая… Вы были на суде?

– Нет, просто слышала… Дело в том, что у нас с мужем никогда не было друг от друга секретов. Вы же знаете, в жизни бывают разные ситуации, когда надо бы и промолчать, но Валя был не таким… Он считал, что мы с ним – одно целое…

Слезы душили ее. Она прервала свою речь и закрыла лицо руками. Но потом, сделав несколько глубоких вздохов, опустила плечи и как-то обреченно посмотрела куда-то в пространство.

– Он мне рассказал про Ласкину. Поэтому я сейчас и вынуждена прятаться здесь, у Лешеньки… Уж не знаю, кто за этим стоит, но в том, что его убийство связано именно с этим делом, нисколько не сомневаюсь. С тех пор прошло довольно много времени, можно себе представить, сколько ему пришлось делать вскрытий и писать заключений… Но ничего такого особенного, за исключением мальчиков, отравленных рицином, не было. Но ЭТИ заключения он писал спокойно, на него никто не давил, я точно знаю. Знаю и то, что долго не могли определить, каким именно ядом были убиты Берестов и Вартанов.

– Вы даже запомнили их фамилии?

– Как же их не запомнить, когда они так и врезались в память… Понимаете, я натура впечатлительная, и меня очень удивило название этого яда. Рицин – это яд, который использовали еще во времена КГБ. Нам с Валей приносили лет десять тому назад видеокассету, у нас тогда еще даже видеомагнитофона не было, мы брали у соседей и смотрели… Вот там как раз и шла речь об этом яде, конечно, вскользь, но я запомнила… И вдруг эти парни… В наше-то время!

– Вы, случайно, не были с ними знакомы?

– Нет, слава богу.

– А Германа Соболева тоже не знали?

– Нет, не знала.

– Значит, к вам пришли, вернее, к вашему мужу пришли полгода тому назад и предложили деньги, чтобы он написал НУЖНОЕ им заключение. Кто это был: родители Ласкиной?

– Думаю, что да.

– Вы не уверены в этом?

– Дело не в том, КТО приходил, а что им было нужно…

– И что же им было нужно?

Маша посмотрела на Юлю так, словно потеряла нить разговора. Она, поеживаясь, достала из кармана жакета пачку сигарет и, как бы обрадовавшись их существованию, с наслаждением закурила.

– Послушайте, а вас не удивляет, что я так откровенна с вами? – вдруг спросила она, выпуская дым из ноздрей и продолжая глядеть куда-то в сторону.

– Я думаю, что вы боитесь…

– Правильно. Но я также знаю, что вы настрадались от этой семьи сами, и поэтому считаю просто своим долгом рассказать вам все, что было на самом деле.

Юля бросила взгляд на притихшего, притулившегося на стуле в углу Чайкина. Он казался подавленным.

– Кроме того, – продолжала, явно волнуясь, Изотова, – думаю, что после того, как я вам все расскажу, если со мной что-то произойдет, вы и только вы будете знать причину моей смерти. Я говорила Вале, что напрасно он связался с этими людьми…

– Значит, вы не знаете, что это за люди?

– Нет, правда не знаю… Это, пожалуй, единственное, что он мне не сказал.

– Саша Ласкина не была девственницей? – Юля уже приблизительно знала, какую «тайну» унес с собой теперь уже покойный Изотов.

– Не то слово. Валя мне сказал, что мало того что девочка жила интенсивной половой жизнью, она была еще и наркоманка… Тот образ Саши Ласкиной, который пытались навязать судье и всем присяжным ее родители, был сотворен из воздуха… Судя только по состоянию ее организма, она вела совершенно сумасшедший образ жизни… Это был маленький дьявол…

– Что это значит?

– Следы на ее теле свидетельствовали о том, что она, еще даже не достигнув половой зрелости, жила с мужчиной… Как бы это выразиться, она была разработана… везде…

– Скажите, на ее теле были обнаружены следы уколов?

– Ничего подобного – девочка нюхала кокаин. Никаких уколов, никаких следов…

– Мне кажется, вы рассказали мне не все…

– Конечно. Дело в том, что Валя, делая анализы спермы, понял, что до Зименкова в этот же день Саша имела половое сношение с другим мужчиной или даже… другими…

– Но в заключении стоит группа спермы Зименкова, не так ли?

– Да, все правильно…

– Скончалась-то она хотя бы действительно от ножевых ран?

– В остальном все соответствует, – вздохнула Маша.

– Я беседовала с подружкой Саши, которая и рассказала мне, что Саша была знакома с Зименковым больше полумесяца и что она, по признанию самой Саши, всячески пыталась спровоцировать его… Она сама назначала ему встречи, целовалась с ним, вела фривольные беседы… Эта же подружка рассказала мне и о том, что Саша предлагала ей за деньги переспать с Зименковым… Словом, девочка была еще та…

– А как вы думаете, зачем понадобилось подружке Саши рассказывать вам о ней такие вещи?

– Все очень просто – Саша была из обеспеченной семьи, и подружка ей просто завидовала… Думаю, что если бы я поговорила с ней еще пару раз, то узнала бы много интересного… Но я не стала этого делать, потому что Саша была все равно мертва, а к защите Зименкова я была в принципе готова. Судя по вашим словам, кроме Зименкова, в этом трагическом деле присутствовал еще один мужчина, который, возможно, был тоже знаком с Зименковым… Возможно также и то, что именно он и подкупил вашего мужа, а теперь почему-то испугался и решил убрать его как слишком опасного свидетеля… Но почему именно сейчас? А потому, я так думаю, что пропала Рита Басс… И этот ВТОРОЙ мужчина, может быть, связан с ее исчезновением. Возможно, Рита уже погибла…

– Пропала девочка?

– Да, и ей тоже тринадцать лет.

– И когда это случилось?

– 25 сентября. Я думаю, что, если ее исчезновение связано с убийством Ласкиной и, следовательно, с тем человеком, который подкупил вашего мужа, то мы на верном пути…

– Это вы ищете девочку?

– Да, наше агентство занимается этим… – Юля вспомнила, что так и не позвонила Шубину.

– То есть вы хотите сказать, что, расследуя новое дело, вы почти вышли на ТОГО человека, и он, испугавшись, решил убрать моего мужа?

– Во всяком случае, этого нельзя исключать. А вы что же, так и будете прятаться здесь, в морге?

– А что мне еще остается?

– Я не думаю, что человек, который убил вашего мужа, знает, что Валентин поделился с вами информацией. Думаю, то, что вы сейчас находитесь здесь, – результат вашей мнительности. Скажу и другое – попробуйте выбросить из головы Ласкиных, здесь может быть много других причин, о которых вы и не подозреваете… Поверьте, для того, чтобы убить человека, иногда достаточно самой малости.

– Я вас поняла. Он мог быть просто свидетелем. Умом-то я это понимаю, но страх – это страх…

– Постарайтесь взять себя в руки – все-таки вам предстоят похороны.

Маша Изотова окончательно раскисла и теперь сидела, обхватив голову руками и раскачиваясь вперед-назад.

Юля отвела Чайкина в сторону:

– Постарайся ее успокоить. Если даже ее мужа убили из-за Ласкиной (что маловероятно, но нельзя не принимать в расчет), то навряд ли убийца осмелится на второе преступление… И если рассуждать логически, то знай человек, подкупивший Изотова, что тот все рассказал жене, стал бы он убивать одного Изотова? Убил бы двоих разом, как Садовниковых, к примеру.

– Ты рассуждаешь с таким хладнокровием, что даже мне стало не по себе, – заметил ошарашенный услышанным Чайкин. – И вообще, Юля, не пора ли тебе домой? На тебе же лица нет.

Она хотела ответить, что ее и самой-то почти нет, а так, одна видимость, но промолчала.

– У Маши есть кому помочь в похоронах?

– Я вызвал по телефону родственников из другого города. Так что не переживай, иди отдыхать.

* * *

Из машины Юля позвонила Наде домой.

– Привет, – проговорила Щукина, что-то жуя. – Ты куда-то совсем пропала. Тебе Шубин звонил несколько раз…

– Я не понимаю, почему он звонит в агентство, а не на мой сотовый?

– Он звонит и туда, и сюда, да только ты, покидая машину, обычно оставляешь телефон на сиденье, и он никак не может до тебя дозвониться.

– Да, ты права, я это делаю время от времени. Надя, я боюсь идти домой. Там ОНИ. Я не знаю, о чем говорить с Полиной, как себя вести… Кроме того, я жутко проголодалась, у меня все внутри дрожит от слабости и голода, а нервы – ни к черту.

– Ты где была-то?

– У Альбины. Это чудовище. Все, Надя, у меня нет больше сил на разговоры… Мне пора возвращаться домой. Я бы могла, конечно, сейчас приехать к тебе, но мне необходимо вернуться домой, туда, где находится ОНА…

– Желаю тебе спокойной ночи… в самом прямом смысле этого слова.

* * *

Но оказавшись возле своего дома, Юля поняла, что у нее уже не осталось сил, чтобы увидеть Полину и Крымова вместе. Поэтому, заметив, что из припаркованной к обочине большой черной машины выходит Ломов и направляется к ней своей неторопливой и какой-то основательной походкой, она сдалась. Она уже знала, что поедет с ним. Причем куда угодно.

* * *

Это был охотничий домик за городом, почти в лесу.

Всю дорогу Ломов извинялся, говорил, что вел себя, «как последняя скотина», умолял простить его и чуть было в порыве чувств не крутанул руль в сторону летящей навстречу машине.

Это протрезвило обоих.

– Да ладно вам, Павел Андреевич, успокойтесь… Я сама во всем виновата. Я же в душе авантюристка, к тому же, признаюсь честно, от вас исходит такая сексуальная энергия, что вы своим предложением не то что шокировали меня, вы словно угадали или подслушали мои сокровенные желания. Но все то, что я вам говорю сейчас, не имеет никакого отношения к настоящей минуте. Сейчас у меня только одно желание… нет, вернее, два: поесть и уснуть. Домой я не поднялась, потому что сейчас там… – Она вовремя остановилась и, набрав в легкие побольше воздуху, закончила фразу довольно-таки витиевато: – Потому что сейчас там никого, кроме автоответчика, нет… Там слишком тихо…

– Да, когда я тебя ждал, я постоянно смотрел на окна и думал, дома ты или нет… Но света в окнах не было, и я понял, что ты еще не вернулась…

– А разве вы не звонили и не стучали ко мне?

– И звонил, и стучал, но я же думал, что ты обиделась и теперь никогда не откроешь мне дверь…

– Значит, говорите, окна темные? – а она даже и не взглянула на них, когда подъехала к дому. Оставила машину, включила сигнализацию и тут же пересела к Ломову. Мысль о том, что окна не горят потому, что Полина с Крымовым СПЯТ, обожгла ее, сонливость исчезла.

– Осторожно, здесь ступенька…

Павел Андреевич помог ей выйти из машины.

Кругом была ночь, темный лес, мелкий дождь, хруст влажной хвои под ногами и оранжевые блики от горящего над крыльцом охотничьего домика одинокого, раскачивающегося от ветра фонаря.

Они вошли в дом, за спиной захлопнулась дверь, вспыхнул свет, и навстречу Юле вышел сонный и меланхоличный черный дог. Он широко зевнул, показывая желтовато-перламутровые клыки и нежно-розовую пасть, и, сухо перестукивая костяшками, плюхнулся на пол и положил квадратную морду на лапы: встретил.

– Привет, Франк… – Ломов, наклонившись, похлопал собаку по шее, но черный зверь даже и ухом не повел: зря стараешься.

Павел Андреевич снял с себя черное пальто, стряхнул с него дождевые капли, повесил черную велюровую шляпу на красивые оленьи рога, висевшие над дверью, и помог раздеться Юле.

– Проходи, здесь никого нет, очень тихо… Сейчас я покормлю тебя ужином, и ты мне расскажешь, почему ты такая бледная и что вообще с тобой произошло.

Под пальто на Павле Андреевиче оказались черные джинсы и длинный, крупной вязки свитер зеленовато-коричневых тонов. И сам он был каким-то уютным, домашним и почти родным.

– Вам еще не надоело ухаживать за мной? – спросила его Юля, когда он, усадив ее в прихожей на пуф, принялся снимать с нее забрызганные грязью ботинки и надевать ей на ноги какие-то смешные белые меховые тапочки.

– Нет, не надоело… Я еще только начинаю… Проходи. Сейчас я подкину поленьев в камин, потому что эти уже прогорели… Я ведь перед тем, как поехать за тобой, здесь все хорошенько прогрел… Я ждал тебя…

Он обнял ее и прижал к себе:

– Ты должна мне сказать еще раз, простила ли ты меня.

– Я уже сказала… – на этот раз она от объятий Ломова не испытала и сотой доли того волнения, какое охватывало ее прежде. – Я прощаю вас, и давайте не будем больше возвращаться к этому.

– Хорошо, тогда пойдем, я покажу тебе дом.

На осмотр дома ушло меньше пяти минут.

– У меня совершенно нет сил, – призналась Юля и, едва увидев кресло, плюхнулась в него. – Можно отложить дальнейший осмотр до завтра?

– Конечно… Но до кухни дойдешь или тебя понести на руках?

– Понести на руках.

Он поднял ее и, прижимая к себе, как маленького ребенка, принес в просторную, расположенную на уровень ниже кухню. Здесь на столе стояла похожая на летающую тарелку электропечь с прозрачной стеклянной крышкой, под которой за крупными каплями испарений томился огромный кусок запеченного мяса.

– Что будем пить?

Она не помнила, что они пили в ту ночь. У нее в памяти остался вкус мяса, каких-то трав и неизвестных ей фруктов, ощущение сытости и затем… провал.

Юля проснулась в постели и с удивлением обнаружила, что проспала всю ночь одна. Да и в комнате-то она тоже была одна. Показавшееся за окном солнце напоминало подвешенный к ветке ели лимон.

Она пошевелилась, и словно ожидая этих почти неслышных звуков, на пороге тотчас появился Павел Андреевич в коротком и смешном черном халате.

– Ты проснулась? Завтрак почти готов, осталось только подогреть кашу… Ты ешь каши?

За завтраком она рассматривала темные мешки под его глазами и размышляла о том, что же движет мужчиной, который, ухаживая за женщиной, даже не может воспользоваться ею, доставить удовольствие хотя бы себе, не говоря уже об удовольствии, которое он мог бы доставить женщине… Неужели он надеется на то, что в одно прекрасное утро его омертвевшая плоть, забыв о своем бессилии, вдруг воспрянет и заявит о себе приятными утренними толчками разогревающей тело горячей крови? Юля уже и сама не знала, как реагировать на ухаживания Ломова, а потому приняла решение воспринимать его таким, каков он есть, и стараться из общения с ним выносить лишь самое приятное, доступное, то есть то, что само идет в руки.

Он рассказывал ей об экономической ситуации в области – она слушала раскрыв рот, настолько это было интересно и захватывающе. Он предложил ей сделать массаж – она не отказалась и доверила свое еще не проснувшееся тело его могучим и теплым рукам. Он кормил ее с ложечки – она ела, закрыв глаза от блаженства. Он не говорил ей о Крымове, не напоминал о существовании рыжеволосой Полины – и она была благодарна ему за это. Он не задавал ей вопросов, связанных с ее работой, – и она снова была благодарна ему. Он постепенно входил в ее жизнь, наполняя эту жизнь неизведанными ощущениями, вкусами, запахами… Он старался придать ее жизни новые оттенки, и у него это хорошо получалось.

И только перед тем, как им расстаться в тот день, он все испортил одним предложением. Она поняла, что он не успокоится, пока не добьется своего.

– Вы предлагаете мне сделать это с другим мужчиной в вашем присутствии?

– Почему ты не можешь обратиться ко мне на «ты»? Ты еще не привыкла ко мне? – ответил он вопросом на вопрос. – Да, именно это я тебе и предлагаю. Я понимаю, что для первого раза тебя это должно шокировать, как же иначе… Но потом ты привыкнешь и будешь видеть только меня…

– И у вас уже есть на примете такой мужчина?

– Мне все равно, кто это будет. Ты можешь выбрать его сама. Но только не Крымов.

– Тогда, может, Вениамин? – от злости у нее защипало глаза. Она в который уже раз отказывалась понимать этого человека. То ведет себя, словно ангел, ублажающий страждущую душу, а то превращается в параноика, во что бы то ни стало мечтающего реанимировать былые ощущения.

Он отвез ее домой, подарив на прощание коробку с хрустальными часами, по циферблату которых неторопливо двигались золотые стрелки, и она, приняв подарок, поблагодарила его «за все».

Оставшись одна возле своего дома и глядя вслед отъезжающей черной машине, Юля еще долго не могла прийти в себя от мучивших ее вопросов: почему все складывается так, а не иначе? Почему она провела ночь не в постели с желанным мужчиной, молодым и красивым, а с горбуном, да еще и импотентом? Почему сейчас в ее квартире в ее постели лежит не она с Крымовым (хотя он неоднократно ей это предлагал), а Полина с ним же? И что вообще позволяют себе мужчины по отношению к ней? Как могла она допустить, чтобы Крымов прятал у нее свою любовницу? Но, с другой стороны, разве не она сама это ему предложила? Разве не она первой поняла, что органы готовы начать «охоту на По лину»?..

Юля почти заставила себя войти в подъезд, поднялась на свой этаж и позвонила в дверь.

* * *

– Я предлагаю сделку… – Полина сидела напротив нее за столом и, уставившись на Юлю немигающим взглядом, пила кофе.

Прошло всего пять минут с тех пор, как Юля открыла дверь своими ключами, но за это короткое время она успела понять и оценить обстановку: Крымова нет, Полина извелась в ожидании хозяйки.

Тяжелые рыжие волосы стянуты узлом на макушке, бледное лицо с сиреневыми полукружиями под глазами, поджатые губы, потемневшие глаза с красными воспаленными веками… На Полине были Юлина ночная рубашка и халат.

– Какую еще сделку?

– Я рассказываю вам обо всем, что знаю и что может вас заинтересовать, а вы прячете меня здесь, у себя, столько, сколько мне потребуется, прежде чем я уеду из этого мерзкого города…

– Точно такую же сделку я, помнится, не далее как позавчера, предложила Крымову. Я согласна. Только вот где гарантия, что вы расскажете мне правду?

– Сейчас я начну рассказывать, и вы сразу поймете, что я говорю чистую правду. Я была настолько неосторожна и оставила такую уйму следов, что у меня практически не осталось выбора: или я все рассказываю вам и вы помогаете мне выпутаться из этой истории, или же меня ждет тюрьма…

– Тогда не будем тянуть время. Итак, где вы были в ночь с 27 на 28 сентября?

– Сначала у Крымова, потом у Сережи.

– У Садовникова?

– Да, у Сережи Садовникова. Я дала Крымову снотворного и поехала к Сереже. Я знала, что Лоры дома нет, что к ней снова приехала сестра и она останется у нее в гостинице ночевать…

– Об этом вам сказал Сергей?

– Да, он сказал мне, что Лоры нет, а уж я сама догадалась, где она и с кем…

– И с кем же?

– Говорю же: с сестрой, Лизой. Я думаю, что они готовились к бракоразводному процессу. У Лоры появился молодой любовник, я видела ее несколько раз с ним на улице, а один раз даже в ресторане.

– Сергей знал об этом?

– Я-то ему не говорила, чтобы не расстраивать, но думаю, ему рассказал об этом кто-то еще. «Друзей»-то у нас предостаточно.

– Он тоже, насколько мне известно, собирался разводиться с Лорой?

– Он, знаете ли, и хотел, и не хотел. Мне было трудно его понять. С одной стороны, он, безусловно, любил Лору и был бы рад сохранить семью, но с другой – ему было ПРОТИВНО от того, что она ему изменяет… Почему я подчеркнула это слово «противно», потому что он до последнего не верил, что Лора вообще способна на такое… Он заидеализировал ее, он боготворил ее, а тут вдруг нате!..

– Он говорил с ней на эту тему?

– Думаю, что нет. Он ждал, как будут развиваться события.

– Кто ему подсказал мысль обратиться в наше агентство?

– Никто, он сам захотел все УВИДЕТЬ своими глазами.

– А как вы познакомились с Крымовым?

– Случайно. Это к делу не относится. Если вас интересуют наши отношения, то хочу сказать сразу: я никогда не любила Крымова. Больше того – он мне не нужен. Я знаю, что у вас был роман, поэтому понимаю ваши чувства… Но вы должны поверить мне – он мне действительно безразличен. Просто в моей жизни такое случается довольно часто: есть один мужчина – хорошо, есть пять мужчин – еще лучше. Для разнообразия, для острых ощущений… Как вы понимаете, меня мало волнует общественное мнение, тем более что я намеревалась уехать из этого города…

– Куда же, если не секрет?

– Сначала, разумеется, в Москву, а потом – в Европу.

– Эти планы как-то связаны с вашей артистической карьерой?

– И да и нет. Я в последнее время предпочитаю играть роли В ЖИЗНИ, а не в театре.

– Понятно. Тогда расскажите, что произошло после того, как вы приехали к Сергею Садовникову?

– Я приехала к нему поздно ночью, точное время, хоть убейте, не помню… Сначала мы с ним поужинали, я приготовила ему отбивные…

– Что случилось с вашим платьем?

– Ужас что! Я вылила на него вино, сбила нечаянно со стола фужер, короче, испортила платье, бросилась его замывать, повесила сушиться на балконе… Потом мы с Сережей переспали… И тут вдруг он мне говорит: «Лора возвращается…» Я сначала не поняла, думала, что он шутит. Но потом и сама услышала звон ключей… Хорошо еще, что Сережа поставил замок на предохранитель, не позволяющий отпереть квартиру снаружи. Словом, у нас было очень мало времени. Я даже не успела толком одеться, да и во что было одеваться, если мое платье еще сушилось на балконе. Поэтому я взяла висевший на стуле в спальне Лорин розовый сарафан, надела его и бросилась в кухню. Мне трудно объяснить, почему я решила спрятаться именно там… Наверно, когда я готовила ужин, мне в голову пришла мысль о том, что в случае неожиданного возвращения Лоры единственным местом, куда я могла бы от нее спрятаться, был стол. Вернее, ПОД столом. Длинная скатерть до пола… Звучит смешно и нелепо, но мне тогда было не до смеха… Я залезла под стол со стороны двери и поэтому испачкала в крови только обувь. Оказывается, под столом образовалась лужа от размороженного мяса.

– Это вы достали мясо из морозилки?

– Нет, Лора.

– Хорошо, что было дальше?

– Как вы понимаете, сидя под столом, я ничего не могла видеть, но все отлично слышала. Дверь кухни выходит в прихожую, как раз рядом с наружной дверью. Я слышала, как Сережа открыл дверь, впустил Лору, они поговорили-пощебетали…

– Она сказала, что была у сестры в гостинице?

– Нет, что вы! Она говорила что-то про клуб… Вы же знаете о существовании женского клуба. Она прикрывалась им, равно как все остальные участницы этого так называемого клуба… Возможно, что раньше это действительно было клубом, где подружки развлекались, пробуя себя в роли роковых женщин или просто поглощая огромное количество домашних пирожных. Но потом, разумеется, им все это надоело, и они начали заниматься кто чем может… Думаю, что именно клуб и развязал Лоре руки. До него у нее и мысли не было о том, чтобы изменить Сергею.

– Но ведь и он тоже не был образцовым супругом?

– Разумеется, у него были другие женщины, и Лора об этом знала… Какой жене это может понравиться? Предполагаю также, что у нее на этой почве что-то произошло с головой…

– В смысле?

– В самом прямом смысле… Она стала заговариваться, нести какую-то чушь. Но я ничего конкретного сказать не могу – все это я слышала от Сергея.

– А как именно и при каких обстоятельствах он вам об этом говорил?

– Да никак… Сказал просто, что Лора от ревности с ума сходит.

– Но это расхожая фраза…

– Правильно. Но она начала нести что-то о каком-то муже, о том, что и у нее уже давно есть вторая семья… разве это не бред?

– Но вы же сами сказали, что у нее был любовник?

– То любовник, а она говорила о существовании МУЖА… Но разве это сейчас имеет какое-то отношение к смерти Сережи?

– Что было дальше? – Юля налила кофе и себе, отпила, прокашлялась. У нее от волнения пересохло в горле.

– Сижу я, значит, под столом, страдаю, мне противно. Это же так унизительно! Слышу смех Лоры. Я хотела было уже выбраться из-под стола, выскочить из квартиры и поехать к себе домой, как в кухню босиком прибежала Лора… Мне были видны только ее ступни… Она открыла холодильник, взяла что-то оттуда, наверно, минералку, и побежала снова в спальню. Я слышала, что она о чем-то рассказывает Сергею. У нее было хорошее настроение, но вела она себя несколько странно. А потом стало как-то подозрительно тихо. Я решила воспользоваться моментом, чтобы выбраться из-под стола, как вдруг услышала эти звуки. Они доносились из спальни. И тогда я подумала, что лучше было бы мне оставаться под столом. Сначала я подумала, что мне все это мерещится, ведь он сам мне говорил, что в последнее время у него в сексуальном плане что-то не ладится с женой, а тут эти вздохи-ахи… Я вообще не понимаю, как он мог заниматься этим, зная, что я прячусь на кухне и все слышу? Хотя, с другой стороны, мы с ним иногда оказывались и не в таких ситуациях. Мужчины, они ведь устроены совершенно иначе, нежели мы, женщины. Но от злости я готова была броситься в спальню и придушить его собственными руками… Понимаете, я, наверное, в некотором роде собственница. Я знала, что у Сережи, кроме меня и Лоры, есть другие женщины, и мне было очень трудно с этим смириться. Я постоянно закатывала ему сцены, провоцировала его, дразнила, появляясь перед ним в обществе других мужчин. Вот, к примеру, Крымов… Вам неприятно это слышать, но им я тоже пользовалась, чтобы подразнить Сергея. У меня вообще отвратительный характер, я иногда сама себе удивляюсь.

– Полина, что было дальше? Вы разозлились, когда поняли, что Садовников вместе с Лорой… скажем так, выполняет свои супружеские обязанности… А что было потом?

– А потом я услышала совершенно другие звуки. Кто-то открывал входную дверь. Уверенно звеня ключами, как будто кто-то СВОЙ… Я еще подумала тогда о Лизе, возможно, у нее были ключи от квартиры Садовниковых. Но я не видела, кто вошел. Не могу даже сказать, мужчина это был или женщина. Просто услышала глухие шаги, которые могли принадлежать кому угодно. Кто-то стремительной походкой прошел в квартиру, после чего я услышала два выстрела. Но я только потом поняла, что это были выстрелы. А тогда мне было трудно определить характер звуков. Думаю, что пистолет был с глушителем. Затем снова шаги, на этот раз к выходу, звук захлопывающейся входной двери, и тишина. Страшная тишина. Признаюсь, я тогда долго не могла покинуть свое убежище. Я словно уменьшилась в размерах от страха. Я почему-то сразу так и подумала, что этот КТО-ТО убил Сережу и Лору. Я это ПОЧУВСТВОВАЛА. Человек, который сделал это, конечно же, не мог знать, что в кухне под столом прячется любовница Сергея, иначе он пристрелил бы и меня.

– А у вас были ключи от квартиры Садовниковых?

– Почему «были»? Они у меня есть и сейчас. Вот в этой сумочке. Мне их сделал Сергей, на всякий случай.

– Он после развода не собирался жениться на вас?

– Не знаю, мы с ним не обсуждали этот вопрос. Думаю, что навряд ли он хотел бы иметь в женах такую женщину, как я… Я вообще не гожусь на роль жены. Я в этом смысле не талантлива.

– Когда вы вылезли из-под стола?

– Откуда же мне знать? Просто почувствовала, что надо сматываться, вылезла, на цыпочках прошла в спальню и увидела эту картину… два трупа, все в крови…

– Вы сказали, что убийца как-то очень быстро вышел из спальни… Но этого не может быть. Дело в том, что Лору и Сергея убили, когда они были ОДЕТЫ… Это уже потом их кто-то раздел и уложил в постель таким образом, чтобы создалась иллюзия самоубийства… И если убийца, о котором вы только что мне рассказали, ушел быстро, значит, их переодевал кто-то другой… Но, кроме вас, в квартире никого не было… А вы вышли из нее уже утром, около семи… Значит, это вы их переодели…

– Да вы что, спятили? – Полина отшвырнула от себя чашку, та перевернулась и упала на пол. Но не разбилась. Полина подняла ее и вернула на стол. – Значит, я немного перепутала со временем… В такой ситуации вообще все смещается, не говоря уже про время… Оно то останавливается, то несется вскачь. Мне тоже бросилось в глаза, что крови так много… на постели… И то, что они оба голые, а на теле – ни капли крови… Но это все обрывками, мысли все перепутались… И я в тот момент прежде всего думала не о том, что МЕНЯ могут заподозрить в убийстве, а о том, что меня тоже могут УБИТЬ… Что тот человек вернется и покончит со мной.

– Вы оставили на постели свое белье… трусы…

– Оставила. Со мной это часто случается.

Юля смотрела на нее и не могла понять: как можно так спокойно рассказывать постороннему человеку о своих «привычках»… Полина была совершенно без комплексов. Она жила как жила, и мнение окружающих ее нисколько не интересовало.

– И вы ушли из квартиры?

– Ушла.

– И ничего не взяли?

– Я же не грабитель. У меня и так все есть.

– Почему вы не надели свое платье, а вышли из квартиры в сарафане Лоры?

– А вы думаете, что я в тот момент могла еще думать о своем платье? Возможно, если бы я заметила его через стекло, то забрала или даже переоделась, но потом, уже дома, я вспомнила, что, вешая платье на веревку на балконе, я не воспользовалась бельевыми скрепками… Думаю, что это платье сейчас лежит где-нибудь под балконом, в траве…

– Уже нет, мы нашли его…

– Оно у вас? Отлично… Интересно, на нем осталось пятно или нет?

– Что было потом? – Юля уже начинала терять терпение.

– Да ничего особенного, – вдруг, гримасничая, затараторила бесстрастным тоном Полина, – я выбежала из квартиры и принялась очищать ноги о траву на газоне. Ко мне подошла собака и стала слизывать кровь, ту самую, которая натекла мне в туфли. А потом я поехала к Крымову и наплела ему что-то про молоко…

– Вы на самом деле такая легкомысленная и глупая или играете очередную роль?

– Понимаете, мне в жизни все слишком легко давалось. А это сильно развращает… – Полина, вытаращив глаза, уставилась на Юлю и явно насмехалась над ней. – Но теперь, когда я влипла в подобную историю, мне приходится унижаться, выкладывая вам все подробности… Если бы не это жуткое убийство, стала бы я рассказывать вам, где оставила свои трусики?! Это мое личное дело. Мне нравится спать с мужчинами, и это никого не должно касаться! Это моя жизнь. Вы сегодня тоже не ночевали дома, но вы же не станете отчитываться передо мной, где и с кем провели ночь…

– Вы хотите, чтобы я прятала вас у себя. Почему?

– Потому что никому и в голову не придет искать меня у вас. Это, по-моему, и ребенку понятно.

– А ОТ КОГО вы прячетесь?

– От Сазонова, Корнилова… От всех, кто знает о наличии моих отпечатков пальцев в квартире Садовниковых…

– Но ведь и мы ищем убийцу Садовниковых, и нам заплатили за это неплохие деньги, разве Крымов не говорил вам об этом?

– Говорил, но я же во всем честно призналась. Я никого не убивала, я просто рассказала все, что знала, чтобы помочь вам…

– Дело в том, что у меня столько улик против вас, что мне не составит труда доказать, что именно вы, Полина Пескова, убили Садовниковых… Все свидетельствует против вас… Абсолютно. Пистолет, которым было совершено убийство, принадлежал самому Сергею. Вы могли запросто взять его, скажем, из ящика письменного стола и застрелить им своего любовника и его жену. Затем стереть с оружия отпечатки своих пальцев и вложить пистолет в руку Сергея, предварительно раздев трупы и уложив их лицом друг к другу… Вы же только что сами признались мне, что вам было ПРОТИВНО слышать, как Лора со своим мужем занимались любовью… Учитывая особенности вашего характера, вполне можно допустить, что именно вы совершили это убийство.

– Но зачем мне было их убивать?

– Мало ли… Причин обычно существует предостаточно. Взять хотя бы ревность. Кроме того, женщина с таким вспыльчивым характером, как у вас, способна убить из чувства мести. Может, Сергей не дал вам денег. Ведь он был, кажется, вашим спонсором?..

– Он помогал не мне лично, а театру… Послушайте, ну что вы на меня так смотрите?! Я никого не убивала! Если бы я совершила это убийство, ну посудите сами, стала бы я оставлять повсюду отпечатки пальцев?

– Возможно, это как раз и входило в ваши планы… Кроме того, я же не сказала, что подозреваю вас в предумышленном убийстве… Вполне вероятно, что вы, входя в спальню, не собирались никого убивать… Вы – натура артистическая, вы, наконец, актриса, почему бы вам было не пощекотать нервы Лоры, ворвавшись в их гнездышко, где они занимались любовью, чтобы испугать ее, шокировать?..

– Я актриса, но не идиотка, – жестко и внятно произнесла оскорбленная в своих лучших чувствах Полина.

– Я не хотела вас обидеть. А теперь было бы неплохо, если бы вы объяснили мне суть предлагаемой мне сделки.

– Разве что-то непонятно? Я же вам все рассказала, а теперь вы должны каким-то образом защитить меня.

– С какой стати? Вы мне не рассказали абсолютно ничего нового. Все, что я только что от вас услышала, мне было уже известно. А поэтому ни о какой сделке не может быть и речи.

– А если я заплачу вам?

– Вы хотите меня подкупить? И только лишь за то, чтобы я на некоторое время предоставила вам свою крышу? Ну посудите сами, зачем мне вас прятать и защищать, если я получу несравнимо больше денег, выдав вас своему заказчику. Все против вас… У вас нет ни малейшего шанса…

– А вы стерва, Юлия Земцова… Крымов мне описывал вас совершенно иначе.

– Могу себе представить.

– Так, значит, вы собираетесь меня «выдать», как вы выражаетесь?

– Во всяком случае, дело Садовниковых будет закрыто, агентство получит гонорар, и на этом история моего расследования закончится. Но я готова принять ваши условия, если вы расскажете мне поподробнее о вашем брате.

– О Гере? – Полина заметно побледнела. – А это еще зачем? Он не имеет никакого отношения к гибели Садовниковых.

– Возможно. Но он может быть причастен к другому делу, которое тоже веду я. Пропала девочка по имени Рита Басс. Ваш брат, Герман Соболев, в прошлом году купил у ее матери дачу. Я предполагаю, что Рита сбежала из дому с вашим братом. Вы, наверно, не знаете, что Германа, уже мертвого, обнаружили на бывшей даче Бассов именно мы с Крымовым.

– Вы? Но он ничего мне не рассказывал!

– Приятно слышать, что он откровенничает с вами хотя бы через раз.

– Но как вы оказались на даче?

– Оказались и оказались, это не ваше дело. Я подозреваю, что у вашего брата с Ритой был роман, хотя это и звучит довольно нелепо, поскольку Рите всего тринадцать лет. У меня есть все основания предполагать связь между смертью Германа и исчезновением Риты… И я бы хотела узнать, какой образ жизни вел ваш брат. Расскажите мне о его сексуальных пристрастиях, о финансовом положении, о его предполагаемых врагах… Вы подозреваете кого-нибудь в его смерти?

Полина достала сигарету и закурила. Она довольно долго молчала, уставившись в окно, а потом все же заговорила. За окном показалось солнце, оно вызолотило часть лица Полины, несколько прядей ее чудесных волос. И Юля невольно залюбовалась ею.

– Мой брат всегда был при деньгах. Сначала он получал их от родителей, потом, когда их не стало, от меня. Я его очень любила и никогда ему ни в чем не отказывала. А потом он научился зарабатывать деньги сам. Перегонял из Германии машины. Дело рискованное, но весьма прибыльное. И я уверена, что, окажись я без денег, Герман содержал бы меня и даже баловал… Мы обожали друг друга. У него были какие-то девушки, он встречался с ними, приводил к себе домой…

– У него были друзья?

– Конечно. Но скорее не друзья, а приятели. Они тоже занимались машинами: у Берестова были связи на таможне, у Алика Вартанова сеть автомастерских, оставшихся ему от отца.

– Кто среди них был главным?

– Никто. Я понимаю, что вы имеете в виду. Я думаю, что и у них, таких благополучных, был хозяин. Но Герман мне ничего не рассказывал. Он хотел, чтобы я думала, что все то, чего он достиг, сделано им самим, без посторонней помощи.

– Откуда вы знаете про хозяина?

– В том-то и дело, что я ничего не знаю. Просто догадываюсь. Сейчас у каждого есть свой хозяин. «Крыша». Во всяком случае, у того, у кого есть деньги.

– Вы никого не подозреваете?

– Даже не имею понятия…

– Вам известно, что Берестова и Вартанова убили?

– Да, Женя мне сказал.

– Но почему он сказал это вам, ведь в городе каждый день убивают десятки людей…

– Потому что слышал от меня эти фамилии. Он расспрашивал меня об этих ребятах, но я рассказала ему лишь то, что сейчас говорю вам. Геру убили каким-то редким ядом, по словам Жени, Берестова с Аликом убили точно так же. Но за что? Гера был умным мальчиком и всегда исправно платил кому надо.

– Откуда вам это известно?

– Это НЕ конкретно, просто я вывела это из наших бесед. Он понимал, в каком государстве мы живем и каким законам надо следовать. Перед нами была масса примеров того, как расправляются с человеком, не выполняющим своих финансовых обязательств. Герман никогда не пошел бы на разрыв с хозяином, какие бы условия ему ни ставили. Он очень боялся физической боли, говорил мне, что не выдержит, если его будут бить по лицу. Он был красивым мальчиком и заботился о своей внешности. Что же касается его сексуальных пристрастий, то, думаю, здесь многое могли бы рассказать как раз его друзья, Берестов и Вартанов. Я как-то слышала от Геры, что они сообща снимают квартиру. Думаю, что они развлекались там. Но вот с кем и каким образом – ничего сказать не могу.

– Но хотя бы где находилась эта квартира, вы знаете?

– Где-то в центре, он как-то упомянул про сквер Победы. Об этом можно подробнее расспросить друзей или родственников Берестова и Вартанова.

Юля записала в блокнот: «Сквер Победы».

– Скажите, а ваш брат не был, случайно, знаком с Садовниковыми?

– С Сергеем, наверно, был, потому что они виделись и даже разговаривали о каких-то делах, связанных с машинами. Но если вы думаете, что их связывала ТА САМАЯ квартира, то навряд ли. Они жили на разных уровнях.

«Опять уровни, опять черно-белые дела».

– А вы не знакомы с Альбиной, преподавательницей английского?

– Да ее, по-моему, каждая собака в городе знает. В хорошем смысле, конечно. А почему вы про нее спрашиваете? Неужели и она как-то связана с Сергеем?

– Пока ничего определенного сказать не могу.

Разговаривая с Полиной, Юля все больше и больше убеждалась в том, что попусту тратит время: Полина ничего не знает либо делает вид, что ничего не знает. За час беседы они практически не сдвинулись с места.

– И до каких пор вы планируете прятаться здесь? – решила она спросить Полину прямо.

– Как до каких? Пока не найдут убийцу. Иначе убийца найдет меня и прикончит.

– Вы думаете, что он ВАС видел?

Наконец-то Полина проговорилась. Они обе это поняли. Разом. Прятаться в этой квартире от работников уголовного розыска – одно дело. Но прятаться от убийцы – совершенно другое. Значит, Полина его (или ее) ЗНАЕТ.

– Можно провести эксперимент… – вдруг сказала Полина, – пусть кто-нибудь спрячется под кухонный стол в квартире Садовниковых, а тот, кто войдет в квартиру, скажет, видно сидящего под столом человека или нет. По-моему, логично.

– Да я и без экспериментов могу ответить вам на этот вопрос: если приглядываться, то можно увидеть под столом даже кошку, а если не смотреть в сторону кухни, тогда не заметишь и стоящего посреди нее человека, не говоря уже о сидящем под столом… Неужели вы не видели даже обуви вошедшего?

– Говорю же – ничего…

– Хорошо, тогда живите, сколько потребуется, и проинструктируйте меня на тот случай, если вы пожелаете с кем-нибудь встретиться. Я тоже должна позаботиться о своей безопасности.

– Я не собираюсь ни с кем встречаться, даже с Крымовым, поэтому и попросила его уйти отсюда. Нас многие видели вместе, следовательно, проследив за Женей, могут выйти и на меня. Что касается телефонных звонков, тоже можете не беспокоиться – их не будет. Считайте, что меня здесь нет. Я даже не взяла никаких вещей. Я приготовила деньги на питание, они в хрустальной шкатулке на туалетном столике. Я человек неприхотливый, больше того, если вы будете приносить продукты, я буду готовить для нас обеих. А когда все закончится, я отблагодарю вас, уж в этом можете не сомневаться.

«Как же, сыпанешь мне яду в суп…»

– Скажите, – вдруг решила спросить Юля, вспомнив «последнее явление Лоры», – у вас дома в этом месяце не проживала какая-нибудь женщина? Блондинка?

– Нет. Я живу одна и очень дорожу своей свободой и независимостью.

«Чего сейчас нельзя сказать обо мне», – Юля тяжело вздохнула.

В это мгновение раздался звонок в дверь. Полина побледнела и выбежала из кухни. «Прятаться».

Юля подошла к двери. Но взглянув в «глазок», облегченно вздохнула: это был Игорь Шубин.

– Привет, – он сунул ей в руки два тяжеленных пакета, – отнеси на кухню. Это Крымов велел передать ВАМ. Ему сюда вроде бы вход воспрещен.

– Правильно. Игорек, ты извини меня, что я тебя не разыскала, запуталась окончательно. Устала. Значит, так, разговаривать здесь не будем. Сам понимаешь, почему. Подожди меня на крыльце, я выйду через минуту, и мы поедем с тобой куда-нибудь в нейтральное место, где нас никто не смог бы подслушать.

Закрыв за Шубиным дверь, Юля вернулась на кухню и принялась выгружать из пакетов продукты. Позвала Полину:

– Предлагаю на «ты», поскольку нас теперь многое связывает. Значит, так. Приготовь что тебе по душе и поешь. Если тебе будет нужно что-нибудь из белья или, к примеру, зубная щетка, напиши список, я все привезу. А пока ходи в моей одежде, словом, действуй по принципу «на войне как на войне». Договорились?

– Хорошо, не переживай.

Полина действительно была обаятельной и довольно приятной в общении. Главное, что она была не дура, а это облегчало задачу. Что же касалось самой задачи, то поиски убийцы Садовниковых, похоже, зашли в тупик. А потому, как ее учил в свое время ПРЕЖНИЙ Крымов, надо бросить заниматься этим хотя бы на некоторое время и все усилия направить на поиски Риты Басс. Что Юля сейчас и собиралась делать, спеша на встречу с Шубиным.

Глава 16

Игорь был на своей машине, Юля – на своей.

– Давай-ка, подруга, пообедаем где-нибудь в приличном месте, а уж там и поговорим… Я знаю один небольшой частный ресторан…

– Случайно, не «Клест»?

– Нет, поскромнее. Там подают жареную речную рыбу с картошкой, вареных раков, местное пиво и блины с деревенской сметаной.

Заведение называлось «Тройка». Полуподвал, красные ковровые дорожки, канделябры, кабинеты, отгороженные бархатными занавесками, приглушенная музыка, краснолицый официант в темно-красном бархатном пиджаке с золочеными пуговицами. Претенциозно и дешево.

Увидев на столе шипящих в нежном и сочном кляре карасей, Юля поняла, что уже давно оторвалась от реальной жизни, раз позабыла о таких невинных удовольствиях, как еда. Ужин в обществе Ломова и последующий завтрак в его охотничьем домике скорее напоминали ритуал или дань вежливости, нежели процесс утоления здорового аппетита.

– Ты совсем заработалась… – Шубин неожиданно положил ладонь на руку Юли и ласково посмотрел ей в глаза.

Возникла пауза, и Юля успела подумать, что Шубин все последнее время много работал, добывая для нее информацию, носился по всему городу, собирая по крупицам сведения, касающиеся жизни Риты Басс и ее близкого окружения… Как же могло случиться, что она, неплохо усвоившая уроки Крымова, напрочь забыла о роли Шубина в расследовании, взвалив на свои плечи основную работу? Сказать, что она поступает как самонадеянная эгоистка, – это не сказать ничего. А ведь сколько раз Надя передавала ей желание Шубина встретиться с нею…

– Игорь, прости меня, я вела себя как последня дура… Впряглась в дело Садовниковых, позабыв обо всем на свете. Да, я почувствовала азарт, вкус расследования, но напрочь потеряла голову и способность рационально использовать силы. Я сама, именно САМА ЛИЧНО хотела со всеми встретиться, поговорить… Потрошила людей, а выпотрошила себя. Я обещаю тебе, что в следующий раз (если он, конечно, представится) буду вести себя более благоразумно. И еще… Не надо, не перебивай меня. Ты же знаешь всю эту историю с Крымовым… Скажи, неужели это ОН меня так подкосил?

– В каком смысле?

– В таком… Я чувствую за спиной его дыхание, мне постоянно кажется, будто он рядом и осуждающе смотрит на меня, слушает, как я допрашиваю людей, и ухмыляется. Я боюсь его, я теряюсь при нем, я ненавижу его… И сама же сделала так, что теперь в моей квартире живет его любовница, которая вполне может оказаться убийцей, а у меня нет моральных сил сдать ее Сазонову или Корнилову… Что со мной?

– Ты женщина… – Игорь подвинул к Юле тарелку с рыбой и салатом. – Успокойся и поешь. Это практически твое первое дело, и ведешь ты его, на мой взгляд, блестяще. Мне обо всем, если можно так выразиться, докладывает Щукина. Ты многого добилась. Ты связываешь между собой какие-то события, проводишь аналогии, анализируешь, рассуждаешь, подбираешь, словно ключ к замку, разные версии, одна сумасброднее другой, но ты мыслишь, действуешь, продвигаешься вперед… Давай сейчас сосредоточимся и постараемся представить себе картину преступления в целом. Ты как, не против?

– Нет, конечно, – она была благодарна Шубину за правильно выбранный тон и за предоставленную ей возможность перевести дух и наметить план работы. Именно это сейчас было ей так необходимо. – Тогда начнем с Полины. Я сегодня беседовала с ней. Она 27 сентября от Крымова поехала к Садовникову, зная, что Лоры нет дома, переспала с ним, и в это время Лора неожиданно вернулась. Сергей с Лорой как-то слишком быстро легли в постель, и Сергей принялся с необычайной страстью доказывать жене свою любовь. Полине, которая пряталась в кухне под столом, вполне естественно, это не понравилось. Она захотела поскорее сбежать, но в это время в квартиру вошел убийца, которого она не видела из-за длинной, свисающей почти до полу скатерти… Спустя какое-то время (точно она вообще ничего не помнит) Полина услышала два выстрела. Судя по ее словам и по тому, что соседи ничего не слышали (это мне рассказала Щукина, а она в свою очередь разговаривала с Корниловым), пистолет был с глушителем. Позже, когда убийца ушел, Полина (все с ее слов) вошла в спальню и увидела там ту же самую картину, которая спустя несколько часов предстала передо мной. Она клянется, что никого не убивала, но в то же время умоляет меня предоставить ей квартиру, поскольку считает мое жилище единственным надежным местом во всем городе…

– Кого она боится?

– Убийцу и милицию. Она осознает, что крепко влипла, и клянется заплатить мне, если ей удастся выпутаться из этой истории…

– У нее что, так много денег?

– Не знаю, но у нее много мужчин, она это не скрывает… Думаю, все, что у нее есть на сегодняшний день, подарили ей любовники. Она красива, умна, почему бы не воспользоваться этим для достижения жизненных благ. Во всяком случае, она настоящая женщина.

– Успокойся, она просто шлюха.

Юля вздрогнула. Раньше ей никогда не приходилось слышать от Игоря подобных резкостей в адрес женщин. Обычно он их защищал.

– Почему ты назвал ее шлюхой?

– Потому что она превратила Крымова в пирожное с кремом.

– Да уж, тут ты прав… Но мужская солидарность здесь ни при чем. Просто ты что-то скрываешь от меня…

– Я ничего от тебя не скрываю и не собираюсь скрывать.

– Хорошо, тогда пойдем дальше… Боже, какая вкусная рыба!.. Игорь, ты тоже ешь, не смотри на меня. Ты меня смущаешь. Теперь о Лоре. Судя по показаниям ее подруг, у нее был молодой любовник, с которым она встречалась в те дни, когда проходили клубные встречи. Все участницы этого клуба использовали его как ширму для удовлетворения самых разных своих прихотей и страстей… Кроме того, администратор гостиницы мне рассказал кое-что интересное из жизни сестер Казариных. Он считает, что Лиза и Лора приглашали к себе в номер молодого мужчину для развлечений. Что они заказывали себе дорогие ужины, цитирую: «стоимостью в несколько сот долларов…»

Шубин только присвистнул.

– Пока жена развлекалась таким образом, сам Садовников имел в своем распоряжении практически всех ее подруг. Судя по всему, он был весьма любвеобильным мужчиной и ни одну из них не обходил своим вниманием. И это при том, что, по словам Полины, любил свою жену. Полина сказала, что он даже не намекал ей о замужестве… Хотя разводиться с Лорой собирался, причем в самое ближайшее время, для чего и нанял Крымова. И Лора с помощью Лизы тоже готовилась к бракоразводному процессу и с этой же целью намеревалась прийти к нам…

– Да, но когда пришла, то начала нести какую-то ахинею…

– Полина сказала, что у Лоры бывали приступы бреда, что Лора и Сергею говорила о существовании какого-то другого мужа, другой семьи…

– Ну вот, а мы с тобой ломаем голову…

– Я что-то никак не пойму, разве слова Полины для тебя что-то значат? А что еще ей остается делать или говорить, если речь идет о ее сопернице, о жене любовника? Где это ты видел, чтобы любовница расхваливала свою законную соперницу? Но… не будем отвлекаться… Поговорим теперь о брате Полины, – и Юля сообщила Игорю все, что ей стало известно от Полины о Германе Соболеве.

– Значит, мне надо будет проработать окружение Вартанова и Берестова?

– Я думаю, это необходимо. И еще: проверь хорошенько по журналу Изотова, кого он вскрывал за последние полгода… Я торопилась, могла что-то пропустить. А то я зациклилась на Саше Ласкиной.

– Да я и сам бы зациклился: что ни говори, а это было, пожалуй, самым громким делом за последние полгода… Теперь вот… Садовниковы.

– Ты не разговаривал с Корниловым? Он что, по-прежнему считает, что можно закрывать дело? Версия самоубийства, кажется, очень устраивает его начальство?

– Начальство-то устраивает, но, похоже, они начали настоящую охоту на лис… Вернее, на лису…

– На Полину?

– Вот именно. Так что смотри, как бы чего не вышло… А что касается Корнилова, то он в последнее время что-то не просыхает. Хотя чего уж там… Крымов накачивает его коньяком. Каждый день.

– Мне все понятно. Работает на алиби своей подружки. Игорь, тебе не кажется, что мы ведем себя, как последние идиоты… В моей квартире, возможно, сейчас находится преступница, которую мы ищем, а мы бездействуем и идем у нее на поводу… Но, с другой стороны, не знаю, как ты, я лично просто уверена, что Полина никого не убивала. Возможно, потому, что я сама видела, как рано утром она вышла из подъезда… Ну не может убийца вести себя так легкомысленно и рисоваться во дворе, вытирая окровавленную обувь о траву… Кто ей мешал уйти ночью никем не замеченной? И зачем ей было оставлять повсюду свои «пальчики»?

– У тебя все?

– Не знаю, кажется, все… Если еще что-нибудь вспомню, расскажу…

– Тогда давай поговорим о Рите Басс.

– Хорошо. Я выяснила, что Рита написала стихи о любви, которые Валя Кротова выдавала за свои и которые родители Саши Ласкиной представляли как стихи своей дочери… Если бы ты знал, что рассказала мне вдова Изотова, того самого эксперта, вскрывавшего Сашу Ласкину, о самой Саше…

И Юля коротко изложила Игорю подробности встречи в морге с Машей Изотовой, не забыв и о портрете девочки, который Маша нарисовала со слов своего мужа.

– А где, кстати, та подружка, которая сообщила тебе порочащие Сашу факты?

– Не знаю… Она даже на суде не присутствовала, кажется, уехала куда-то…

– А ты не помнишь ее фамилию?

– Фамилия есть в деле, это во-первых, а во-вторых, я знаю, где она жила. В том же доме, где произошло убийство Саши. Кажется, эту девочку звали Ириной…

– Просто я подумал, что если Изотова убили из-за истории с Ласкиной, то, значит, мы на верном пути. Но по этой же причине могут появиться новые жертвы вроде этой разговорчивой подружки.

– А ведь ты прав… Я как-то об этом не подумала. Ее ведь не было и на похоронах Саши… Послушай, мы должны ее найти и, если она еще жива, расспросить ее о Рите Басс или Германе Соболеве.

– Вот мы и подошли к самому главному. Угадай, почему отец Риты Басс оказался в больнице с сердечным приступом?

– Из-за Риты?

– Правильно. Ровно год тому назад, 25 сентября 1996 года, к одной моей знакомой, а именно к Светлане Саватеевой, ночью прибежала Марта Басс и сказала, что с ее дочерью случилась беда.

– Кто такая Саватеева?

– Врач из родильного дома, подруга моей сестры. Словом, мы с ней хорошо знакомы. Я ведь тоже не бездельничал все это время, искал в окружении Бассов врачей, которые могли бы пролить свет на внезапную болезнь отца Риты.

– Риту изнасиловали?

– Совершенно верно. Но это держалось в строгом секрете. И Светка рассказала мне это лишь потому, что Рита пропала. Она уверена, что исчезновение девочки связано с событиями годичной давности.

– Но как это произошло? Где?

– Этого она не знает, но девочка была в тяжелом состоянии. И физически, и, конечно, морально. Но природное здоровье победило, и она довольно быстро оправилась. Света сказала, что после изнасилований довольно часто бывает так, что насильники не отпускают свою жертву, они ее шантажируют, запугивают и продолжают насиловать. Она привела мне парочку примеров, после чего я просто покрылся мурашками. Это уже тенденция, причем необратимая. Больше того, жертве со временем это начинает нравиться, элемент взрослой жизни придает ей вес в ее собственных глазах. А потом таких девочек сажают на иглу.

– Игорь, что ты такое говоришь? Рита хорошая, воспитанная девочка, и если бы ее продолжали преследовать, она все рассказала бы матери…

– Отец после всего, что произошло с нею, заболел и умер.

– Как ты думаешь, ее насильником мог быть Герман Соболев?

– Пока не знаю, но мне кажется, что скоро мы все выясним. Я и сам чувствую связь между этими тринадцатилетними девчонками и тремя парнями, которых отравили рицином. Возможно, что где-то лежит и отравленный труп Риты, да вот только где? Ведь парней-то нашли в разных местах, и единственное, что в их историях общего, это то, что они были найдены за городом…

– А что Сотников? Ты проследил за ним?

– Проследил. Из школы домой, потом в магазин, оттуда обратно в школу, на биологический факультатив, и снова домой… Я поручил одному пацану проследить за ним два следующих дня, он мне позвонил сегодня утром и сказал, что вся семья уехала на дачу. Володя с ними. Выходные все-таки…

– Значит, ничего?

– Пока ничего.

– А что делать с Крымовым?

– Делать вид, что все идет как надо.

– То есть обращаться с ним, как с больным?

– Тебя раздражает, что он не принимает никакого участия в нашей работе?

– Меня в последнее время многое в нем раздражает… И вообще мне кажется, что я не смогу работать здесь дальше… Это, наверное, все-таки не по мне… Столько событий, столько впечатлений, у меня просто голова раскалывается от увиденного и услышанного… Никогда бы не подумала, что у нас не город, а потенциальный морг…

– Хорошо сказано. Но ты, как говорится, не горячись. Просто дело нам с тобой попалось довольно сложное. Я вот все жду от тебя одного вопроса, но, как мне кажется, уже не дождусь.

– Ты о чем?

– Неужели тебе не бросается в глаза, что дело Садовниковых кто-то нарочно заминает? Ему не дают ходу. Уверен, что восемьдесят процентов заключений экспертиз, связанных с первичными анализами и исследованиями, а именно: отпечатки пальцев, разного рода биологические экспертизы белья и прочего – уже «утеряны».

– Ты хочешь сказать, что кто-то из областной прокуратуры…

– А почему бы и нет? Поэтому я хотел бы предложить тебе себя в качестве охранника. На нас посыпались трупы, а мы делаем вид, что ничего не происходит. Уверен, что Изотов, Берестов, Вартанов, Соболев каким-то образом связаны между собой. Возможно, мы наступили на шлейф, который тянется еще с дела Саши Ласкиной.

– А что там в прокуратуре у Сырцова?

– Информация тщательнейшим образом блокируется, но мне все же удалось узнать, что он продал акции телефонной компании, не свои собственные, разумеется, а принадлежащие дочери.

– Ты думаешь, что это он тормозит?..

– Но ведь и в нашем деле есть ниточка, ведущая прямо к нему домой.

– Ты имеешь в виду номер его домашнего телефона?

– Кстати, помнишь тот текст, который мы нашли на обороте записки с телефоном Сырцова?

– Щукина сказала, что это, цитирую, «бред сивой кобылы»…

– Да нет, этот бред я совсем недавно слышала по радио. И попросила Щукину выяснить, что это за радиопостановка.

– Ты еще по ней не соскучилась?

– По Наде? Соскучилась. Игорь… Мне надо с тобой поговорить еще на одну тему. Боюсь, что своим предисловием я напомню тебе Лору Садовникову.

– Что-нибудь случилось?

– Да. Или у меня что-то с головой, но только… ОНА приходила ко мне домой…

– Кто?

– Говорю же: Лора.

– Как же это понимать?

– А так и понимай.

– И когда это было?

– Да буквально на днях, как раз перед похоронами.

– Надеюсь, это было привидение?

– Откуда мне знать… Я разговаривала с ней, вот как сейчас с тобою… Она сидела у меня в квартире и даже ела торт… Кстати, о торте… – Юля достала из сумки снимок, сделанный ею с ломовского торта, и протянула его Шубину. – Как тебе этот кондитерский шедевр?

– Что это? – Шубин смотрел на красно-белое сооружение, напоминающее постель, и никак не мог понять, что ЭТО такое.

– Говорю же – торт. Мне прислал его один мой знакомый, о котором я тоже хотела с тобой поговорить.

– Чувствую, что пока мы с тобой не виделись, ты не скучала.

– Да уж… Обрати внимание на эти кремовые подушки, на них пятна крови… Это точная копия той самой постели, на которой лежали мертвые Садовниковы.

– Так уж и копия?

– Ты хочешь сказать, что такой торт мог сделать любой человек, обладающий фантазией?

– А что тут делать? Вот если бы на постели были фигурки людей, сделанные, скажем, из марципана да к тому же еще и похожие на Садовниковых, вот тогда да… Но кто этот твой знакомый?

– О нем потом… Давай сначала о Лоре. Она пришла ко мне и стала есть этот торт. Зрелище, я тебе скажу, запредельное. Просто фильм ужасов. Она ела с завидным аппетитом, и это при том, что вроде бы считается покойницей…

– У тебя в тот вечер не было температуры?

– Откуда мне знать… Вполне возможно, что мне подсыпали в чай или воду – я уж и не помню, что я тогда пила, – какой-нибудь наркотик… Потому что иначе объяснить это явление я никак не могу… Разве что у меня помешался рассудок. Но клянусь тебе, я видела ее и даже чувствовала запах ее духов… Потом, правда, ко мне пришел этот знакомый, и Лора ушла, вернее, сначала она спряталась в прихожей, а потом я увидела ее на лестничной площадке с простреленной головой… Вот такая картинка. Если бы ты знал, что я испытала в тот вечер… К тому же мне тогда нездоровилось, я была совершенно разбитая…

– Это нервы, – Шубин снова нежно опустил свою ладонь на Юлину руку. – Кроме того, кто знает, возможно, души умерших действительно блуждают какое-то время в пространстве, напоминая живым о себе, как бы привлекая к себе внимание…

– Спасибо тебе, Игорек. Я понимаю, что ты как можешь успокаиваешь меня… Но мне почему-то не стало легче. Как вспомню ее, так мне снова становится нехорошо.

– А что было после того, как ты ее увидела на лестничной площадке?

– Я бросилась в квартиру и принялась названивать всем вам, но, как назло, ни до кого не дозвонилась. Тогда я решила позвонить в милицию. Но перед этим догадалась еще раз выглянуть за дверь – на полу уже никого не было. И только запах ее духов остался в качестве напоминания… Теперь ты понимаешь, почему мне не стоит задерживаться в частном сыскном агентстве? Мне еще замуж выходить, детей рожать, я бы хотела прожить нормальную жизнь…

– Вот найдем убийцу, отработаем деньги, и отдохнешь как следует.

– Легко сказать: найдем убийцу…

– Какие у тебя планы на сегодняшний день?

– Хочу побывать на старой квартире Лоры, где она жила, когда еще носила фамилию Казарина… Поговорить с соседями, порасспрашивать… Хотелось бы навестить Марту Басс, но теперь я просто не знаю, как с ней говорить о Рите. Ведь если я скажу, что знаю про изнасилование Риты, она тотчас догадается, откуда эта информация, и, таким образом, я подставлю твою знакомую, Саватееву…

– Кстати, я говорил со Светланой об этом. Она сказала мне, что теперь, когда Рита пропала, можно воспользоваться ее сведениями, лишь бы девочка нашлась… Она так и сказала… Так что, думаю, Марта сама с ней как-нибудь потом разберется. Да и вообще Марта как мать просто обязана была рассказать нам о том, что произошло с Ритой… Ты собиралась поговорить со мной о твоем новом знакомом…

– Хочешь услышать от меня его фамилию? – Юля усмехнулась, поскольку была просто уверена, что это уже ни для кого не секрет.

– Ломов – оригинальнейшая личность, – проронил Игорь и шумно выдохнул. Юле показалось, что он собирается ей сказать что-то еще, но Шубин молча катал хлебные шарики и, казалось, рассматривал узор на тарелке.

– Это все, что ты о нем можешь сказать?

– Во-первых, он намного старше тебя. Во-вторых, он урод, я имею в виду его внешность. Я понимаю, что у меня нет права так говорить, но я без конца задаю себе один и тот же вопрос: зачем он тебе? Вот зачем ТЫ ему, мне понятно. Ты молодая, красивая, умная и прочее… Но он-то тебе зачем? У тебя что, денег нет? При всех недостатках Крымова он довольно щедр по отношению к своим рабам вроде нас… тебе нужен статус замужней дамы? Ты думаешь, что этот номенклатурщик женится на тебе?

– Вот об этом я как-то еще не думала… Больше того, я даже не знаю, есть у него семья или нет…

– Тогда что же ты о нем знаешь вообще?

– Практически ничего. Только то, что знают все. Что он занимает положение в правительстве города, что богат, горбат и непохож на остальных…

– Он тебе предложил стать его любовницей?

Юля покраснела. В конечном счете она сама виновата в том, что Шубин заговорил о Ломове. Она так хотела поговорить с кем-нибудь о Павле Андреевиче, чтобы понять, чего от него можно ожидать в следующий момент.

– Он не то что предложил, я как бы сама этого хо тела…

– Больше не хочешь? Он тебе не понравился?

– Игорь, мне трудно говорить с тобой на такие темы, но поскольку больше мне говорить не с кем – разве что с Надей, которая, я просто уверена, не поймет меня, – я признаюсь тебе, что Ломов, эта волосатая и огромная глыба, этот, как ты выразился, горбун, меня возбуждает. Мне нравится бывать с ним, разговаривать, слушать его… Он добрый, заботливый, но он все делает не так, как остальные… Я была замужем, я знаю, что представляют из себя мужчины… Так вот, Павел Андреевич – совершенно непредсказуем… Он вносит в мою жизнь что-то новое, он старается удивлять меня на каждом шагу, он делает мне подарки… Но самое главное – это ощущения… мои ощущения, когда он дотрагивается до меня.

– Ты извини, что я тебя перебиваю, но давай поговорим начистоту… С тех пор как ты рассталась с Крымовым, у тебя никого не было… Тебе просто нужен мужчина, поэтому ты и приписываешь Ломову несуществующие качества. Тебя тянет к нему, потому что ты изголодалась по мужской ласке.

– Прекрати, мне неприятно это слушать… Я ведь не животное какое…

– Я, конечно, могу прекратить, но не лучше ли тебе было бы переключить свое внимание на другого мужчину, более молодого…

– Мне никто не нужен.

– Нужен. И в этом нет ничего постыдного. Это естественно. Ты никогда не полюбишь своего Павла Андреевича. В тот день, когда ты ляжешь с ним в постель, спустя несколько минут ты пожалеешь о том, что произошло, но будет уже поздно. Все мужчины собственники, но этот – подавно. Он материалист до мозга костей. Ты ему нужна как собственность. И потом, захочешь ты или нет, он будет приезжать к тебе и делать с тобой то, что ему будет нужно… А если ты попытаешься от него избавиться, он начнет тебе вредить, он все сделает для того, чтобы ты, повторяю, стала его собственностью…

– Но откуда у тебя эти мысли? Тебе кто-нибудь рассказывал о нем?

– Я наводил о нем справки, только как о деловом человеке. Но я видел его, и хотя я не профессиональный психолог, в людях все же немного разбираюсь. Тебе нужен другой мужчина. Скажи, у тебя с Ломовым что-нибудь было?

Юля покачала головой.

– Это тоже ненормально. Он что, импотент?

– Не знаю. Может быть…

– Тогда он тебе не страшен. Разве что попросит тебя иногда раздеться.

– Игорь, я никогда не предполагала, что разговаривать на эту тему буду именно с тобой… Мне всегда казалось, что ты… что ты неспособен на…

– На что? Просто я вижу, как он обрабатывает тебя, чувствую, как кружится твоя голова, и хочу тебя предостеречь… Скажи, ты встречаешься с ним еще и ради того, чтобы позлить Крымова?

– Для Крымова я умерла. Он любит Полину. Если честно, я и сама не знаю, зачем мне Ломов… Наверное, от скуки… – Наконец-то Юля сказала то, что хотела сказать. Она оформила свои чувства и придала своим оправданиям нужную форму. – Но, с другой стороны, когда мы с ним однажды ехали в ресторан…

И она подробно рассказала Шубину о чувствах, которые охватили ее тогда в машине.

– Может, мне стоит попить какие-нибудь успокоительные таблетки, чтобы мое тело не опережало в своих желаниях мои чувства? Мне не нравится, что мною управляет физиология…

И тут произошло невероятное: Шубин подошел к Юле и, подхватив ее на руки, усадил к себе на колени. Он целовал ее, а она не сопротивлялась.

– Нет, постой, что ты делаешь? Игорь… – она вырвалась из его рук и пересела на его место. Привела себя в порядок и, тяжело дыша, отпила минеральной воды из бокала. – Ты хотел проверить, как на меня действуют мужчины вообще? Так вот знай… Или нет, что я такое говорю… Мне пора… У меня дела. Извини, но я очень жалею, что рассказала тебе все это… За меня не беспокойся. В конечном счете, даже если у меня с Ломовым что-нибудь и получится, мне это пойдет только на пользу…

– Позвони мне часов в десять вечера, – Игорь смотрел на нее широко раскрытыми глазами, он был возбужден, но вынужден был сдерживать свои желания. – Я не советую тебе ночевать в обществе Полины. Приезжай ко мне. Я знаю, вы с Надей считаете меня чуть ли не монахом… В чем-то вы правы. Но я был бы счастлив, если бы ты согласилась провести со мной ночь… Быть может, тебе покажется даже неприличным, что я говорю тебе об этом прямо, не произнеся и слова о любви, но ведь если я скажу тебе, что люблю тебя, ты мне все равно не поверишь…

– Разве у тебя нет романа с Надей?

– У меня роман с тобой. Платонический.

– Вот пусть он таким и остается.

Юля встала из-за стола и, чувствуя себя неловко перед Игорем, поспешила выйти из кабинета. Губы ее горели, а колени ослабли… Она ненавидела себя в эту минуту.

* * *

Заехав на пару минут в агентство, Юля намеревалась, выслушав Надю, отправиться на старую квартиру Лоры, но Крымов, встретив ее в коридоре, затащил к себе в кабинет и запер дверь за ключ.

– Ты ждешь от меня публичных извинений? – возмущенным голосом спросил он, усаживаясь в свое вертящееся кресло напротив нее и нервно теребя подлокотники.

– Мне от тебя вообще ничего не нужно. Я от тебя уже ничего не жду. Вот закончу дело и уйду из агентства.

– Не дело, а ДЕЛА. Ты нарочно не посвящаешь меня ни во что, избегаешь меня и ведешь себя так, словно это не я, а ты руководитель агентства. Я согласен, ты много работаешь, но ведь должна быть какая-то дисциплина.

– Тебе недостаточно того, что в моей квартире поселилась твоя любовница?

– Но ты же сама хотела этого!

– Хотела. Я думала, что она поможет нам раскрыть это убийство, а твоя Полина словно воды в рот набрала… Она хитрая и все время молчит. У нее свои цели, о которых ни я, ни ты ничего не знаем… Ты-то сам ее хорошо знаешь? Как жила она до встречи с тобой? В каких отношениях была с Лорой? С Сергеем Садовниковым? Откуда у нее деньги, машина, квартира? И, наконец, как ты мог позволить ей превратить себя в тряпку?

Юля закрыла глаза, опасаясь шквала оскорблений в свой собственный адрес, но так и не дождалась. Открыла глаза и увидела, что Крымов курит, глядя на нее. Лицо – отрешенное, а в глазах плещется растерянность.

– Ты так вообще взяла в любовники Ломова, я же тебе ничего не говорю.

– Не имеешь права. В отличие от тебя меня с Павлом Андреевичем связывают только личные мотивы, в то время как ты затеял роман с женщиной, подозреваемой в убийстве.

– Она в любом случае будет проходить как свидетельница, и то только после того, как ее найдут… Она никого не убивала!

– Как можешь ты отвечать за поступки другого человека?

– Ладно, давай не будем снова ссориться. Я хотел тебе рассказать кое о чем… Знаю, что ты думаешь обо мне, но все равно… Не надо считать меня бездельником. Я тоже кое-что делаю. Надя ввела меня в курс. Но то, что я сейчас тебе скажу, пожалуй, удивит тебя. Понимаешь, я вспомнил Лору Садовникову.

– Как это?..

– Она звонила мне приблизительно за неделю до прихода к нам и своей гибели. Просто она не представилась, поэтому я сразу и не сообразил, что звонила именно она. Короче. Мне позвонила женщина и спросила, может ли она обратиться к нам с довольно-таки деликатным делом, связанным с ее мужем. Я сказал, что буду рад помочь ей… Больше того, я дал ей свой домашний телефон… на всякий случай.

– А почему ты решил, что звонила именно Лора?

– Потому что я был у Сазонова и попросил показать мне все вещдоки. Среди бумаг, которые они обнаружили в туалетном столике Лоры, лежала и записка с моим телефоном… На ней также были нацарапаны число и время, когда она намеревалась ко мне прийти… Я увидел эту записку и сразу понял, что это была она. И пришла она в точно в назначенный день и время – 27-го числа, утром…

– Она-то пришла, да только тебя на месте не оказалось…

– Еще я был у Корнилова, он злой как черт, говорит, что надо прорабатывать версии с Арсиньевичем, Мазановым, короче, с учредителями, которые после смерти Садовникова загребут власть и «черный нал» в свои руки. Деньги, по его мнению, пожалуй, самый мощный стимул для такого беспрецедентного убийства.

– Мы все бьемся, копаемся в их прошлом, а что, если Садовниковы случайно стали нежеланными свидетелями другого преступления? Такое тоже бывает.

– Я тебе еще не все рассказал… Тот кусок говядины, в кровь от которого вляпалась Полина, взяли на экспертизу… Так, на всякий случай… Но дело оказалось не в самом мясе, а в полиэтиленовой оболочке и кассовом чеке, вернее, магнитном коде… Короче, я его украл. Они исследовали мясо, уж не знаю зачем, а я поручил Надюхе выяснить, в каком магазине и кем был куплен этот кусок… Понимаешь, мясо тянуло на четыре килограмма, это был очень большой кусок вырезки, вот я и подумал, с какой это стати Лора или Сергей перед смертью достали его из морозилки… И вот что я узнал. Это мясо было куплено в супермаркете «Хлоя», и когда бы ты думала?

– Не знаю, наверно, за пару дней до убийства…

– Вот и не угадала… Оно было куплено 27 сентября, как раз накануне убийства. Но, главное, КЕМ оно было куплено?

– И кем же?

– Я пришел в «Хлою» с фотографиями Лоры, но кассирша, работавшая 27 сентября, оказывается, очень хорошо запомнила девушку, покупающую такой большущий кусок мяса. Она еще тогда подумала, что навряд ли девушка пришла в магазин пешком, что у крыльца наверняка стоит шикарная машина…

– А почему именно шикарная?

– Да потому, что сама девушка была шикарная. Словом, по всем приметам, это была… Полина.

– Скажи, зачем понадобилось Полине покупать мясо для Садовникова, раз у того есть жена?

– Я думаю так. Либо Полина была уверена в том, что Лора не появится у себя в квартире пару дней, поскольку только в этом случае можно было бы без опаски что-нибудь приготовить и съесть, не боясь, что тебя застукают в переднике на чужой кухне, либо она намеревалась привезти это мясо к себе домой, но передумала и в последний момент привезла его на свидание к Сергею. Но тогда непонятно, зачем было оставлять его на столе, если лучше всего оно сохранилось бы в морозилке…

– Крымов, а почему ты исключаешь, что Полина везла это мясо К ТЕБЕ домой?

– Я бы не позволил ей тащить такую тяжесть… Да и вообще готовил в основном я…

– Тогда стоит подумать над другими версиями. К примеру, Сергей действительно ждал ее в машине возле магазина, поручив ей, как женщине, разбирающейся в продуктах, выбрать хороший кусок мяса. Возможно, ему хотелось, чтобы Полина собственноручно приготовила ему что-нибудь… Но постой, она мне только сегодня утром сказала, что приготовила ему вечером СВИНЫЕ отбивные…

– А не проще ли спросить об этом мясе саму Полину?

– Вряд ли она подойдет к трубке.

– А ты поговори с ней при помощи автоответчика. Убедившись в том, что звонишь ты, она наверняка возьмет трубку.

И вскоре Юля действительно услышала голос Полины:

– Говядина? Сережа сказал, что они ожидают гостей, и Лора поручила ему купить мясо. Вот он и попросил меня выбрать кусок получше, что я и сделала…

– В каком магазине?

– В «Хлое»… в тот же день… Лора ночевала у Лизы в гостинице, но утром должна была вернуться, чтобы подготовиться к встрече гостей…

– А что за праздник? День рождения?

– Вот этого я не знаю. Но у них довольно часто бывали гости, приходили знакомые, в основном Сережины, они пили, ели и обсуждали какие-то свои дела… Так, во всяком случае, он говорил мне.

– Полина, я хотела задать вам еще один вопрос… как могут отнестись к вашему исчезновению в театре, где вы работаете? Вы не боитесь, что они тоже станут вас искать, обратятся в милицию…

– Сейчас мне это безразлично… Разве вы еще не поняли, что речь идет о моей жизни, а не о карьере?..

– Мне никто не звонил?

– Какая-то Надя, я слышала ее голос на автоответчике, так что, когда придете, послушаете…

– Полина, если я не приду ночевать, не беспокойтесь. Еда у вас есть, самое необходимое – тоже… Вам что-нибудь привезти?

– Нет, спасибо…

Юля положила трубку и выразительно посмотрела на Крымова:

– Скажи, неужели ты не знал, с кем связался?

– Знал. Может, хватит меня отчитывать, как пацана?

– Хорошо, не буду. У тебя есть еще какие-нибудь мысли и соображения?

– У меня есть вопрос: где это ты сегодня собираешься ночевать?

– Не твое дело, – она, резко повернувшись на каблуках, направилась к двери. Юля ждала, что Крымов окликнет ее, и даже замедлила ход, но он ей так ничего и не сказал. «Уйду», – подумала она, уже толкая дверь приемной, где ее ждала Щукина.

– Уйду! – повторила Юля вслух, принимая из рук Надюши сигарету.

– Хватит, успокойся… Главное – Крымов начал работать…

– Надя, набери мне, пожалуйста, Корнилова, а я пока покурю… После общения с нашим шефом меня трясет, как в лихорадке… Вернее, нет, лучше я поговорю с Сазоновым…

– Сейчас… подожди минуточку…

Юля отметила, что Надя сегодня не похожа сама на себя: не щебечет, лицо осунувшееся, уголки губ опущены…

– Петр Васильевич, – произнесла Юля, когда Надя соединила ее с инспектором уголовного розыска Сазоновым. – Это Земцова вас беспокоит… Можно я задам вам всего лишь один вопрос?..

– Задавай, чего там…

– Зачем ваши эксперты исследовали мясо?

– Да мало ли… Может, оно человечье… – загоготал Сазонов, и Юля скорчила рожицу, давая понять наблюдавшей за ней во время разговора Щукиной, что общается с полным идиотом.

– Вы что, дело закрыли?

– Пока еще не закрыли, но вроде бы все ясно… Вы ищите, конечно, у вас-то забот поменьше, надо же как-то оправдывать гонорары… А у нас вывод один – самоубийство. Ваш Крымов сам сказал мне, что они оба собирались разводиться… Психологическая комбинация, сплошная безысходность, так сказать…

– Но вы же знаете, что это убийство, что в квартире, помимо Садовниковых, были еще люди, что вся постель в крови, что их убили одетыми, а потом раздели… Как же так можно, Петр Васильевич?

– У нас, конечно, есть на примете одна особа, но она скрылась в неизвестном направлении… В городе ее нет, значит, выехала… Пескова, может слышали?

– Это еще кто?

– Любовница самого Садовникова, артистка. Что же это вы так работаете? Ничего и никого не знаете…

– У нас с вами неодинаковые возможности…

– Я про ваши возможности все знаю, так что давайте не будем…

Юля как можно вежливее попрощалась и положила трубку.

– По-моему, он пьян в дымину. Если бы ты только слышала, что он брякнул мне про мясо, то самое, которое лежало на столе… Человечина!

– Нора мне сказала, что слух один прошел… Будто Лора Садовникова была любовницей чуть ли не губернатора или еще кого из правительства, и теперь этот человек пытается сделать все, чтобы дело закрыть, чтобы не копали, не совали нос в его постель…

– Свиньи! Я не верю в это. У меня такое ощущение, что мы ходим вокруг да около, а самого главного ухватить, прочувствовать пока не можем… Допустим, у Лоры действительно кто-то был… Но из-за этого не убивают. Они что-то знали, причем ОБА. Если бы Лора была здесь ни при чем, убили бы одного Сергея…

– Но ведь Лоры и не должно было быть там. Ты же сама говорила, что она собиралась ночевать у своей сестры.

– А что, если позвонить Лизе и попробовать выяснить… Надя, ну почему я такая бестолковая? Мне же в первую очередь надо было узнать, почему вдруг Лора вернулась домой среди ночи… У тебя есть телефон Садовниковых?

Глава 17

Но телефон Садовниковых был таким же мертвым, как сами хозяева. Длинные гудки, казалось, сделали трубку ледяной, словно выстудили из нее все тепло.

– Она в гостинице, – сказала Юля, имея в виду Лизу. – Что ей делать в пустой квартире, из которой совсем недавно вынесли труп любимой сестры?

– Так позвони в гостиницу…

– Я лучше туда съезжу… Ты узнала что-нибудь про радиопостановку?

– Конечно, узнала. В тот же день позвонила в телерадиокомпанию и получила исчерпывающий ответ… Вот, держи, я даже записала название…

Юля взяла листок и прочитала: «Стивен Данстон. «Кто эта Сильвия?»

– Что это?

– Это автор и название радиопьесы.

– Мне кажется, я знаю, куда мне стоит сейчас отправиться в первую очередь…

– И куда же?

– В театр, конечно! Уж там, как мне кажется, я узнаю о Полине все… Она красива, молода и талантлива – у нее должна быть целая армия врагов. Быть может, там мне удастся узнать, откуда у нее деньги на покупку машины и квартиры…

– Игорь рассказал тебе про Риту?

– Рассказал. Не понимаю я эту Марту… Как можно было умолчать об этом?

– Она, кстати, звонила сюда несколько раз… Я уже стала узнавать ее по голосу.

– И что ты ей сказала?

– Что ты занимаешься ее делом.

– Спасибо, ты настоящий друг. Только вот выглядишь ты сегодня что-то неважно…

– Чайкин немного нервы подпортил… У него же там, в морге, сейчас Изотова живет… Бедная женщина, конечно… Я просила его приехать ко мне, что-то на меня такая смурь напала, а он не приехал…

– Надя, он же не мог оставить Машу одну…

– Ее он, значит, пожалел, а меня – нет? А мне, может, тоже страшно было одной ночевать дома… Думаете, что я железобетонная? У меня тоже нервы… Хочешь верь, хочешь не верь, но мне являлась Лора Садовникова…

– Дома? – как-то чересчур быстро среагировала на эту новость Юля и внимательно посмотрела на подругу.

– Если бы дома… Понимаешь, вчера я ждала тебя вечером, думала, хоть с тобой поговорю… Я же весь день одна… Между прочим, я до последнего надеялась, что ты приедешь ко мне ночевать… А потом я поехала к тебе…

– Ко мне? – становилось все интереснее и интереснее. – И что же?

– А то, что я приехала к тебе на такси часов в одиннадцать. Подхожу к подъезду и вижу… привидение… Я не знаю, как это можно еще назвать… Прямо на меня идет Лора… по улице, быстро так, торопливо, в каком-то светлом развевающемся пальто или плаще, я не разобрала… Волосы белые, распущенные, глаза горят… Она прошла мимо, и у меня внутри все застыло от ужаса… Потом свернула за угол и исчезла…

– Она вышла из подъезда?

– Да, из твоего подъезда… И тогда я поняла, что переутомилась… – Надя замолчала. Она сидела, опустив голову, и нервно теребила кончики пальцев. – Я не знала, говорить тебе или нет, но кому я еще могу рассказать о таком? Шубину? Он пожалеет меня, конечно, да только мне легче от этого не станет…

– А может, это была вовсе и не Лора? А просто блондинка?

– Нет, это была она. Точно. Она прошла совсем близко от меня.

«А у меня она вообще сидела на кухне и ела торт», – хотела сказать Юля, но промолчала.

– Сейчас бы в Евпаторию… Слышь, Надюха?

– Не помешало бы…

– Так, а что было дальше?

– Я не помню, как поймала такси и вернулась домой. Даже к тебе не стала подниматься, как представила, что из подъезда выйдет еще несколько лор.

– И ты позвонила Чайкину? Ну понятно… Просто мы с тобой переработали. Не бери в голову… Думаю, что сегодняшнюю ночь ты проведешь уже с ним, потому что к Маше должны приехать какие-то родственники… Кроме того, не забывай, что ее ожидают похороны любимого мужа. Поэтому успокойся и постарайся войти в положение Чайкина. Ну все, Надюша, я поехала… У меня сегодня много дел… А ты звони, если что…

– Как же, дозвонишься до тебя… Ты бы телефон в карман сунула, а то вечно оставляешь его в машине. Смотри, украдут…

* * *

Главный режиссер театра, Александр Иорданиди, выглядел лет на тридцать, не больше, хотя все в городе знали, что ему в этом году исполняется пятьдесят. Это о нем говорили, что он пьет человеческую кровь, горстями ест витамины и много спит. «Человек-загадка, человек-легенда, большой оригинал, умница, талантище…» Приблизительно такими эпитетами характеризовали местные журналисты этого темноволосого стройного мужчину с матовым светлым лицом, голубыми глазами и выразительными, словно нарисованными коричневой масляной краской, губами.

– Проходите, пожалуйста, – Иорданиди пригласил Земцову в свой просторный кабинет и усадил на желтый кожаный диван. На низком журнальном столике стояла большая черная керамическая пепельница, в которой тлела тоненькая дамская сигарета. Юля заметила в самом углу еще одну дверь, соединяющую кабинет с комнаткой, в которой сейчас наверняка пряталась женщина, не успевшая докурить эту сигаретку.

– Пусть дама спокойно выйдет из соседней комнаты, я отвернусь… Как вы понимаете, мне нет дела до такого рода вещей… Просто я должна быть уверена, что нас никто не подслушивает…

– Она уже вышла через другую дверь, – спокойно ответил режиссер и хрустнул длинными белыми пальцами. – Вы пришли поговорить о Полине Песковой?

– Вы сами догадались?

– У нас уже были люди, которые интересовались ею… Но ее в театре нет, можете даже не искать, только зря потратите время.

– А я и не собираюсь ее искать. Дело в том, что я занимаюсь расследованием дела об убийстве супругов Садовниковых. Я знаю, что Полина была вхожа в их дом, поэтому мне просто необходимо с ней встретиться. А по какому поводу ею интересовались другие?

– Думаю, что по этому же. Но я повторяю – Полины в театре нет.

– Скажите, сколько спектаклей в вашем репертуаре на сегодняшний день?

– Двенадцать.

– А в каких занята Полина Пескова?

– Уже ни в одном.

– Как это?

– Она ушла на другую работу. У нее открылся талант администратора, и она покинула сцену. Совершенно безболезненно, кстати.

– Она что же, подалась в билетеры?

– Нет, она возглавила Фонд поддержки театральных деятелей. Идея бредовая, я согласен, но зато в театре появились хотя бы какие-то деньги. Мы даже успели отремонтировать крышу и купить кое-что из сантехники. Кроме того, Полина нашла нам спонсоров для организации гастролей во Франции и Швейцарии…

– Но почему вы говорите об этом с какой-то совершенно непонятной мне иронией?

– Да потому что Полина сошла с ума! Она ушла со сцены, вы понимаете, что это такое для театра, для меня, для нее самой?! Согласен, она вздорная женщина, капризная, самолюбивая, самодурка… Боже, да как я только не обзывал ее в этих стенах! Но она мне ответила очень просто: надоело. Ей надоело, видите ли, играть на провинциальной сцене…

– Ей предложили роль в Москве?

– Москва ее тоже не интересует.

– И чего же ей захотелось?

– Не знаю… Должно быть, ей захотелось сразу всего: построить свой театр, стать там и режиссером, и ведущей актрисой… Но потом ей в голову пришла еще более идиотская мысль – поставить фильм! Знаете, что она выдала мне? «Я, – говорит, – Саша, задыхаюсь…»

– Скажите, откуда у нее деньги?

– Так она же была любовницей Садовникова… Об этом все знали. А теперь ее обвиняют в том, что она его убила. Она не дура, чтобы убивать человека, который был в ее жизни всем. Мне даже кажется, что она любила его. Хотя эта женщина любить не умеет, можете мне поверить.

– Она была… извините… Она считается талантливой актрисой?

– Безусловно. Но на сцене она всегда путала слова, импровизировала, допускала какие-то вольности. Непонятное существо! Непредсказуемое!

– У нее в театре были друзья?

– Вот, – он хлопнул себя кулаком в грудь. – Я ее единственный друг. Остальным она объявила войну. Всем. Без исключения.

– Но почему?

– Такой характер. Вы не найдете в театре ни одного человека, которому бы она не наговорила гадостей.

– Я не понимаю…

– А ее никто не понимает. Она – кошка, которая живет сама по себе…

– И вы ее терпели?

– Сначала она была ведущей актрисой, на которую ходила публика, а потом, когда ушла со сцены, стала приносить театру реальные деньги.

– Надеюсь, что она была знакома с основами бухгалтерии?

– Не то слово! Полина – талантливейший человек во всем, чего ни коснись… И вся документация у нее в полном порядке. Я вот сейчас разговариваю с вами, а у самого душа болит: ну куда она делась на этот раз? Что еще натворила? Чего учудила?

– Скажите, вам знакома пьеса Данстона «Кто эта Сильвия?»?

– Разумеется, я же ее и ставил на нашем радио…

– Полина там задействована?

– Нет, хотя она и учила роль… Думаю, что она просто разочаровалась в самой пьесе… Ее, видите ли, не устраивало, что ей пришлось бы играть таракана… Но это радиопьеса, причем довольно оригинальная… И в этом – вся Полина!

– У нее было много мужчин…

– Да вы не стесняйтесь… Об этом знают все, поскольку Полина никогда не скрывала своих романов и даже бравировала количеством любовников.

– Скажите, а чего она боялась больше всего на свете? Вот видите, я снова сбиваюсь и говорю о ней в прошедшем времени… Извините…

– Полина больше всего на свете боится старости, болезней, смерти… Впрочем, как все женщины. Просто у нее все это выражается в более гипертрофированной форме… Ах да… еще она страшно боится отсутствия денег.

– А кто ее родители?

– Да бог ее знает… Она ни разу о них не упомянула.

– А вы знаете… Крымова?

– Нет, признаться, не знаю…

– Фамилия Сырцов… о чем-нибудь говорит вам?

– Говорит. Она в основном ассоциируется у меня с прокурором области. Это имеет какое-то отношение к Полине?

– Вот об этом-то я как раз и собиралась вас спросить…

– Не думаю… Она терпеть не может ни милицию, ни прокуратуру. Понимаете, Полина – бабочка. Она не живет, а порхает. Но порхает целенаправленно и очень бережет свои роскошные крылышки. Я смертельно скучаю без нее. Я люблю ее, а она смеется надо мной. Вот я вам все и рассказал. Вы, может, не заметили, но я выпил немного коньяку и потому такой возбужденный. Женщина, которая была здесь, сейчас играет роли, которые отводились для Полины. Она тоже молода, красива, но ее красота слишком холодна. Вы понимаете меня?

Иорданиди был типичнейшим представителем богемы. Он был приторным до безобразия и словно пропитан ромом и нашпигован миндалем и изюмом. Таких людей нужно либо воспринимать в комплексе, как, скажем, Альбину, либо не воспринимать вообще. Он был талантлив, самолюбив, влюблен и, одновременно чувствуя на себе власть огненно-рыжего дьявола в лице Полины Песковой, мечтал, возможно, о ее смерти.

Выйдя из театра, Юля вдруг поняла, что все то время, что она провела в кабинете Иорданиди, в ее ушах звучал голос самой Полины Песковой, которая свое жизненное кредо выразила в следующих словах: «Я в последнее время предпочитаю играть роли в ЖИЗНИ, а не в театре».

«По-моему, очень убедительно».

Юля хотела было уже сесть в машину, но передумала, поискала глазами таксофон и решила позвонить Сырцову. Как-никак, именно его телефон был записан на том самом листке с отрывком пьесы, роль из которой пыталась выучить Полина. Значит, Полина собиралась позвонить Сырцову. Но вот зачем?

Юля полистала блокнот и нашла все номера телефонов Сырцова, которые старательно собрала для нее Надя Щукина. Их было великое множество: как-никак прокурор области! Вот бы узнать, что могло его связывать с актрисой местного театра? Может, он тоже был ее любовником? Но тогда почему же об этом никто не знал, если Полина так любила бравировать своими любовными связями?

Первые три номера ответили длинными гудками. Четвертый хрипловатым мужским голосом пролаял:

– Кто тебя просил соединять меня?..

И тут же, очевидно, голос секретарши прошелестел нежно и испуганно:

– Евгений Петрович, вы же сами просили, чтобы я вас переключила…

На проводе был лично Евгений Петрович Сырцов.

– Это я, – прошептала Юля, стараясь подражать голосу Полины. В принципе у Песковой был довольно обычный голос, разве что с некоторым придыханием.

Послышался щелчок – секретарша отсоединилась. И тогда Юля, воспользовавшись тем, что ее никто не видит и что у нее появилась редкая возможность проверить Сырцова на предмет знакомства с Песковой, повторила, только уже более настойчивым и даже злым тоном:

– Говорю же, это я… – и задышала часто-часто. Она сознавала, что уровень артистических способностей у нее всегда стоял на нулевой отметке, но понимала также и то, что человек, ОЖИДАЮЩИЙ услышать чей-нибудь голос, услышит его, даже если в трубку проворкует голубь.

– Полина, сука, это ты? – прозвучал в трубке преисполненный ненависти и злобы голос Сырцова. Казалось, он даже зарычал.

– Я…

– Обещаю, сука, достать тебя из-под земли и вырвать твой поганый язык. Ты подразни меня, подразни… Я же все твои кишки на кулак намотаю.

Юля не поняла, как получилось, что она бросила трубку. Очевидно, слова Сырцова прожгли ее насквозь, и трубка сама выскользнула из ее рук. Она снова взяла ее, но на том конце провода уже положили трубку. А скорее всего – бросили.

Что же такого могла сделать Сырцову Полина, если он собирался вырвать ей язык и намотать кишки на кулак?

Юля вернулась в машину и позвонила Крымову. Передала разговор с Сырцовым.

– Полина и Сырцов? Это что-то новенькое.

– Помнишь, когда мы все сидели за столом и пировали, Шубин рассказывал, что Сырцов продал свои машины, особняк, что-то еще… И Щукина еще тогда заявила, что так поступают люди, которые собираются слинять. Она так и сказала «слинять»?..

– Да, что-то такое припоминаю… И ты думаешь, что это может быть как-то связано с Полиной?

– Да я просто уверена в этом. Нам надо бы поговорить с нею еще раз. Но она повела себя таким образом, что мы теперь чуть ли не обязаны защищать ее. Она постоянно прикидывается жертвой.

– Юлечка-а, успокойся… Ты просто ревнуешь, твои чувства не должны влиять на ход дела… Я бы поговорил с ней, но она запретила мне там появляться. И правильно, между прочим, сделала… Мне и так кажется, что за мной следят.

– Кто?

– Не знаю, черная «Волга» уже пару дней пасет меня. Хотя, кто его знает, может, у меня просто развивается паранойя?

– Полина явно чего-то или кого-то боится… А мы идем у нее на поводу…

– Но что же делать? Отдать ее на растерзание сазоновским ребятам или Сырцову? Давай подождем…

– Нет, Крымов, это не мои чувства влияют на ход дела, а ТВОИ… Я сейчас же позвоню домой и поговорю с ней!

Юля отключилась и набрала свой домашний номер телефона. Но сколько ни ждала, трубку так никто и не снял. Автоответчик, вежливо сообщив ее же голосом, что Юлии Земцовой сейчас дома нет, растворился в волнах эфира…

Секунду спустя ей на сотовый позвонил Крымов:

– Ну что, дозвонилась?

– Она не берет трубку.

– Правильно. Береженого бог бережет.

– Крымов, жалко, что по телефону нельзя отвешивать оплеухи…

Неужели это была ревность? Но сколько же можно ревновать мужчину, который не обращает на тебя внимания?

Она позвонила Марте Басс. Там быстро взяли трубку:

– Юля? Я ждала вашего звонка. Не удивляйтесь, что у меня такой бодрый голос, я стала принимать какое-то сильнодействующее успокоительное средство. Я теперь как танк. Думаю, что это наркотик. Но мне уже все равно…

У нее действительно был очень возбужденный, чуть ли не радостный тон.

– Новостей никаких? – спросила Марта.

– Никаких. Но вы не должны увлекаться наркотиками… Сейчас, в нашем положении, может быть, даже и хорошо, что нет никаких новостей. Во всяком случае, раз ее не нашли, то не нашли не только живую, но и… сами понимаете… А это означает, что есть надежда… Что же касается моего расследования, вернее, НАШЕГО, поскольку мне помогают мои коллеги, то, как мне кажется, мы находимся на верном пути. Нам с вами необходимо встретиться, чтобы поговорить о том, что произошло с Ритой год назад… Я не понимаю, как вы могли ничего не рассказать мне об этом? Вполне вероятно, что Рита находится сейчас в руках тех самых людей, которые с ней это сделали.

Послышались короткие гудки: Марта не желала говорить об изнасиловании дочери.

«Может, это ее знакомые?» В голову лезли самые невероятные предположения. Но как можно объяснить иначе, что Марта молчит, ведь тем самым она тормозит следствие!..

* * *

Четырехэтажный желтый дом в старом районе, возле городского парка. Тишина, накрапывает дождь, кусты потемнели и вымокли, с деревьев опадают оранжевые полумертвые листья. Во дворе ни души. В этом доме больше двадцати лет назад жила девушка по имени Лора. Лора Казарина.

Второй этаж, квартира шесть. Звонок, еще один… Юля чувствовала, что в квартире кто-то есть. Более того, она заметила мельканье теней за прозрачным зрачком «глазка» в двери, но тот, кто находился в квартире и увидел стоящую перед дверью Юлю, почему-то не пожелал открыть. Кто это? Новый хозяин или хозяйка? Или человек, имевший отношение к Лоре?

Юля позвонила в соседнюю квартиру. Там ей тоже долго не открывали, а потом, очевидно, из любопытства, все же открыли, и она увидела за массивной цепочкой сморщенное старушечье лицо в коричневых пигментных пятнах.

– Вы к кому? – раздался почти детский голос, и Юля подумала, что к старости люди все больше и больше становятся похожими на детей…

– Я ищу одну свою знакомую, которая жила здесь очень давно… Мы с ней вместе учились… – произнесла Юля первое, что пришло в голову.

– Это кого же?

– Ларису Казарину.

– Так она здесь давно не живет. У нее большая квартира, муж… Сколько лет-то уж прошло…

– А вы не знаете ее адреса или телефона?

– Нет, сейчас она сменила фамилию, и вы можете узнать ее адрес в справочном бюро. Садовникова она теперь. Вышла замуж и стала Садовниковой.

– А когда вы видели ее в последний раз?

– Недавно… Она квартиру-то не продавала… Приходила сюда иногда – цветы полить, со мной поговорить… Она хорошая, помогла мне пенсию переоформить.

– А сейчас кто здесь живет?

– Никто.

– Но там сейчас кто-то есть, я видела тени в «глазок»…

– Да вы входите ко мне… поговорим… А то мне все равно скучно. Я и чайку согрею.

Соседку звали Яной Яковлевной. Учитывая полное отсутствие зубов, было довольно сложно повторить произнесенное ею имя-отчество.

– Зовите меня бабой Яной, – махнула рукой соседка, приглашая Юлю сесть в кухне за стол.

– Вам кто-нибудь помогает? – спросила Юля, осматриваясь и отмечая безукоризненную чистоту квартиры. Казалось, здесь только что закончили уборку: все блестело и пахло свежестью.

– Это я сама все мою. Делать-то больше нечего. Постираю и сажусь перед телевизором. Поглажу – опять в кресло фильмы смотреть. Посуду перемою, полы подотру – время сериала подошло. Так и живу.

– Расскажите мне про Лору.

– Так вы же и сами ее знаете…

– Вы не могли бы вспомнить, когда видели ее в последний раз?

– Несколько дней тому назад.

– Она была одна?

– Нет, не одна. Но я не должна отвечать на ваши вопросы. Вы не из милиции?

– Нет… Вернее, почти… Вы знаете, что случилось с Лорой?

– Когда?

– Недавно…

Яна Яковлевна оказалась не такой простой, как подумала Юля в самом начале. Она была очень осторожна и вела себя так, как обычно ведут люди, которые дорожат чужой тайной и даже гордятся ею.

Юля не знала, как рассказать ей о смерти Лоры. Она замолчала.

Вскипел чайник, баба Яна налила заварку по чашкам, плеснула кипятку и достала из холодильника масло и сыр.

– Угощайтесь…

– Яна Яковлевна, мне надо сообщить вам грустную новость. Но только я не знаю, с чего начать, чтобы вы не волновались…

– А ты не думай, а говори… – вздохнув, произнесла своим тоненьким голоском старая женщина. – У меня все мои давно на том свете, я одна осталась. Мне уже ничего не страшно. Так что с Ларисочкой-то? Заболела или померла?

– Ее больше нет.

– Померла, значит, – баба Яна еще раз вздохнула. – Но она ведь молодая. Машина сбила или как?

– Ее убили, Яна Яковлевна. А мне, частному детективу, поручили найти убийцу. Я уже несколько дней занимаюсь этим делом и никак не могу выяснить для себя, кто и за что мог убить Лору и ее мужа.

– И мужа тоже убили? Ну тогда все ясно. Он же бизнесмен, вот за это и убили. А за что же еще?

– Я пришла, чтобы расспросить вас о прошлом Лоры, извините, что пришлось обмануть и сказать, что я ее подруга.

Женщина, кутаясь в шерстяную шаль, усмехнулась и придвинула Юле масленку:

– Да ты делай себе бутерброды, не стесняйся… Лора, Ларисочка… Бедняжка… Я как чувствовала, что ничем хорошим это не кончится… – она как бы разговаривала сама с собой.

– Вы о чем? О том мужчине, с которым она сюда приходила?

– А о ком же еще? Я видела его много раз. Особенно этим летом. Красивый парень, а она тоже молодая и красивая. Но он моложе ее… Они здесь и встречались. Разве могла я спросить ее, кто это? Кто я такая? Это ее жизнь. Иногда они приходили сюда втроем. Это, значит, с Лизой, с ее сестрой. Вот, думаю, и сестра одобряет эту связь.

– Вы знаете давнюю историю со стремянкой?

– Со стремянкой? Знаю. Я же тогда и врача вызывала, то есть «Скорую»…

– На каком месяце беременности Лора тогда была?

– Беременность? Да какая может быть беременность, когда она еще совсем девчушкой была? Это вам уже напраслину наговорили… Она тогда еще в школе училась. Лиза вышла замуж и уехала в Ленинград, а я присматривала за Ларисой. Родители-то их погибли. Был у нее, кажется, дядя, но я его ни разу не видела. Он ей деньгами помогал. Лариса мне часть денег отдавала, я и готовила для нее. Лиза часто ей звонила, приезжала…

– Так что же это получается: Лариса жила одна?

– Так и получается. В Ленинграде у Лизы тогда еще была коммуналка, ее муж учился, да и она тоже, денег не было… А здесь все-таки квартира… Говорю же, у них родственник какой-то был, помогал им. Я как ни приду, Лариса показывает мне то коробку конфет, то сапожки новые, то платье…

– И сколько же ей тогда лет было-то?

– Да в классе седьмом-восьмом училась.

– А фамилию этого дяди не помните?

– Как же я могу помнить, если Лариса мне ни разу его имени не называла?

– Он жил в нашем городе?

– В нашем, иначе как бы он сюда заходил?

– Вы позволите мне позвонить?

Юля достала из кармана телефон и позвонила Щукиной:

– Надя, срочно свяжись с Сазоновым или Корниловым и попроси выяснить, был ли у Лоры Казариной какой-нибудь родственник, дядя? А потом позвони мне, хорошо?

– Хорошо… Ты сейчас где?

– Надя, пожалуйста, сделай, как я сказала… Я тебе потом все объясню.

Юля спрятала телефон в карман и отодвинула от себя чашку с уже остывшим чаем.

– Может, у Лоры был тогда парень, с которым она встречалась?

– Были у нее мальчишки, конечно… Но домой она их не водила. Она была хорошая девочка, хорошо училась, деньги умела тратить, квартиру содержала в чистоте… А ты не путаешь ничего? Точно ее убили? И как же? Застрелили?

– Застрелили.

– И мужа?

– Да, в одну ночь. Их вместе нашли.

– Вот ужас-то! А я ведь ничего не знала… Да и кто мне доложит?

– А кто сейчас находится в Лориной квартире?

– Правда, не знаю. Может, Лиза, а может, и тот, друг Ларисы… Да вы позвоните еще, вдруг откроет…

– Да я уж сколько звонила и стучала – все без толку. А у вас ключей, случайно, нет?

– Нет, откуда же быть ключам-то…

Послышалась трель телефона.

«Щукина?! Так быстро?»

– Слушаю тебя, Надя…

– Это я, – услышала она голос и вздрогнула. – Не узнала?

– Узнала, Павел Андреевич… Что это вы решили мне позвонить по сотовому? Ведь я же на работе.

– Хочу пригласить тебя пообедать…

– Но я сейчас занята…

– Отложи дела и подъезжай к своему дому. Я жду тебя здесь. Не приедешь – обижусь. Я приготовил для тебя сюрприз.

– Хорошо, – она поняла, что не сможет ему отказать, к тому же действительно пришло время обеда, а разговор с Яной Яковлевной был в принципе завершен. – Я приеду…

– Кавалер?

– Просто знакомый, – сказала Юля и покраснела до ушей.

* * *

– Что мы будем делать в лесу в дождь?

– Обедать… Кроме того, какой же это дождь?

Она сидела в его черной машине и пыталась представить себя уплетающей шашлык на мокрой поляне.

– Костер-то не разгорится, не говоря уже об углях… Скажите лучше, что вы хотите другого…

– Я хочу всего. Но я сегодня видел сон… Я видел тебя, обнаженную, стоящую на поляне посреди мокрых деревьев… Ты была так прекрасна… Я проснулся и понял, что не дождусь вечера, что мне просто необходимо увидеть тебя, дотронуться до тебя…

Она почувствовала, что Ломов, как в ТОТ раз, когда она впервые села к нему в машину, властным движением запустил руку ей под юбку… Она старалась не смотреть в его сторону, но все равно как бы видела его, ощущала его и чувствовала исходящее от него тепло. На улице было прохладно и сыро, а в машине сухо и уютно. Ее ласкал мужчина, он звал ее, он хотел ее…

– Павел Андреевич, вы же знаете, как я сейчас за нята…

– Мы все заняты. А ты все ищешь убийцу Садовниковых?

– Ищу. Вы произнесли это с такой иронией… Думаете, что не найду?

– Думаю, что нет.

– Почему?

– Потому что когда речь идет о женщине, да еще такой красивой, как Лора, причин для убийства может быть слишком много.

– Вы тоже думаете, что одной из причин могла стать ее личная жизнь?

– А почему бы и нет?

– Но это было бы слишком просто. Ну, предположим, у нее действительно был любовник, с которым она встречалась… Но зачем ему было убивать ее? Было бы естественнее, если бы ее убил муж… из ревности… А так…

– И в каком же направлении ты сейчас ведешь расследование, или это секрет?

– Да какой уж там секрет: у меня нет ни единой зацепочки, ни единой версии. Создается впечатление, что я топчусь на месте. Я опросила всех ее подруг и поняла, что все они в какой-то мере любили Лору, восхищались ею, и тот факт, что в ее жизни появился молодой мужчина, вызвал у них недоумение. Кроме того, обнаружилось, что бесплодной была она, а не ее муж, хотя они и пытались представить обратное… Полная неразбериха. Лора собиралась разводиться, и Сергей тоже. Что послужило причиной этого? У Сергея всегда были любовницы, но Лора почему-то решила развестись именно теперь… То же самое касается и его решения развестись с Лорой… Не думаю, что он собирался жениться на Полине…

– Полина это кто? Пескова?

– А вы что, тоже ее знаете?

– Да кто ж ее не знает?

– Тогда, может быть, вы и поможете мне во всем разобраться?

– Полина Пескова – солнышко для нашего города. Она красива, умна и знает, чего хочет. Я думаю, что она просто еще не встретила мужчину, который сумел бы крепко держать ее в своих руках… Она слишком самодостаточна.

– Вы не пробовали за нею ухаживать?

– Я ужинал с ней несколько раз…

– И все?

– И все. Просто мне интересно было рассмотреть ее вблизи. Если ты думаешь, что я собирался спать с ней, то напрасно… У нее было слишком много мужчин, чтобы она предпочла меня, а я – ее. Она бы все равно ушла от меня, потому что в нашем городе есть мужчины повлиятельнее, побогаче и покрасивее. Вот видишь, как я откровенен с тобой? Кроме того, не стоит забывать и о моем возрасте… Я уже далеко не тот, каким был раньше. Ты и сама могла в этом убедиться.

– И поэтому вы решили встречаться со мной? Потому что я не такая красивая, как Полина, и потому что у меня сейчас нет мужчины? – Юля разозлилась не на шутку. Она не понимала, как можно вот так запросто говорить с нею о Полине?

– Не злись. Ты тоже очень красива и умна. Но вы совершенно разные. Ты более тонкая и изысканная женщина, нежели Полина. Ты – это ты, а она – это она. Ты думаешь, я не знаю, что она сейчас является любовницей твоего друга Крымова?

– Это уже ни для кого не секрет…

– Но я слышал, что Полина исчезла, кажется, уехала куда-то…

Юля и не заметила, как с разговора о пикнике в осеннем лесу они перешли на ее дела. И ведь это было в первый раз. Раньше Павел Андреевич не интересовался ее работой.

– А с Лорой Садовниковой вы, случайно, не ужинали?

– Нет, – рассмеялся он. – Я ее практически не знал, только видел несколько раз со стороны… Я был знаком с Сергеем, мы иногда даже бывали в одних компаниях.

– Скажите, могли Сергея убить его же соучредители? Чужими, конечно, руками?

– Все может быть… Но он как будто никого не обижал… Он был умным человеком, а это подразумевает многое. И осторожность – прежде всего.

Ломов уже давно убрал руку с ее бедра. За окнами шумел дождь.

– Да, похоже, пикник не получится. Тогда приглашаю тебя к себе домой…

– В охотничий домик?

– Да нет, просто ко мне домой… Вот только заедем в «Клест» пообедаем…

– А зачем тогда ехать к вам? Пить чай?

– Нет, конечно, нет… – Павел Андреевич повернулся к ней, обнял и попытался ее поцеловать.

– Я не могу вот так… мы же только что говорили про Лору… У меня уже все прошло… Извините.

– Ты не хочешь меня?

– Я не могу, я же сказала… У меня в голове сейчас совершенно другое…

– А вот у меня в голове только ты… Я постоянно думаю о тебе.

– Но почему? Что во мне такого?

– Ты ничего не понимаешь… Однажды… это было давно, я увидел тебя, и ты показалась мне такой недосягаемой, чистой, умной, необыкновенно высокой… Ты понимаешь меня? – он заглянул ей в глаза и снова поцеловал в губы.

– А где вы могли меня видеть? На одном из процессов? Адвокат из меня еще хуже, чем следователь… У меня ничего не получается, я никак не могу связать обрывки своих мыслей и имеющихся у меня фактов в одно целое, чтобы получилась цельная картина… Я ни на что не способна… От меня и Крымов ушел, потому что я слабая… А вы говорите…

– У тебя все получится… – он вдруг взял ее руку и положил себе пониже живота. – И у меня получится…

Она резко дернулась и чуть не стукнулась лбом о стекло машины.

– Нет, только не здесь и не сейчас…

– Но почему? Поедем ко мне, я прошу тебя… Это для меня очень важно…

Она никогда еще не оказывалась в такой ситуации. Она понимала, что после всего, что они пережили вместе с Ломовым на кладбище и в его охотничьем домике, она просто должна предоставить ему возможность как-то реабилитировать себя в ее глазах, доказать, что он мужчина. Но все ее существо почему-то противилось этой близости. А ведь еще каких-то полчаса назад она хотела его.

– Мы можем подняться к тебе…

– Нет, только не здесь!..

– Хорошо, я понимаю, здесь ты была с Крымовым…

– Да не была я здесь ни с кем… Просто не могу, не хочу…

– Тогда поедем ко мне.

И она сдалась.

А двумя часами позже Юля уже стояла под душем в его квартире и плакала от досады на самое себя. Это было самое настоящее насилие. Этот огромный мужчина терзал ее, рыча и кусая ее грудь и плечи… Когда он оставил ее, в ее сжатых пальцах оказались клочки выдранной черной шерсти с его спины, с его отвратительного горба… А она не испытала ничего, кроме отвращения.

Стоя в ванной перед зеркалом и разглядывая образовавшиеся на ее теле кровоподтеки, она не могла объяснить себе, зачем вообще согласилась сюда приехать. Чтобы стать любовницей этого зверя?

Накинув на себя халат, она вышла из ванной комнаты и, стараясь не смотреть на кровать, на которой отдыхал Ломов, начала быстро собирать раскиданные по всей спальне свои вещи, лихорадочно одеваться…

– Ты куда-то опаздываешь? – услышала она голос Павла Андреевича и теперь уже просто вынуждена была посмотреть на него. – Не уходи… Это еще не все…

– Я думаю, что все… Прошу вас, забудем все, что было между нами… Я не должна была приходить сюда…

За то время, что она находилась в его квартире, Юля поняла, что здесь никогда не жили женщины. Хотя все было шикарно, дорого и чисто – наверняка за домом следила приходящая домработница. Ни одной женской вещи – ни расчески, ни флакончика духов, ни домашних тапочек… Ломов жил один. Как бирюк. Как волк-одиночка.

– Тебе не понравилось? – он приподнялся на локте и теперь лежал, глядя, как Юля одевается. – Я все равно не выпущу тебя отсюда… Ты только посмотри сюда… Я давно не испытывал ничего подобного…

– Вы не посмеете…

Но он уже поднимался с постели.

– Ну что с тобой? Разве ты не знала, когда я приезжал к тебе, ЧТО мне от тебя нужно? И почему теперь ты хочешь сбежать от меня? Тебе не нравится мой горб?

– Он здесь ни при чем…

– Я выбрал тебя, потому что знал, что только с тобой буду счастлив… Не надо плакать… Я сделаю для тебя все, разве ты еще не поняла этого? Я женюсь на тебе, у нас будут дети… Просто должно пройти какое-то время, чтобы ты привыкла ко мне… ну же, не бойся… Все будет хорошо… Ты отвыкла от мужчин. Крымов сделал из тебя неврастеничку. Обещаю, что тебе не будет больно…

– Но я не хочу… Отпустите меня, прошу вас… Я хочу домой… Пустите…

Глава 18

Ночевать она поехала к Щукиной.

– Смотри, что он со мной сделал… – Юля разделась в спальне и показала Наде следы укусов Ломова.

– Тебе было больно?

– Сначала да, а потом я уже ничего не чувствовала. Знаешь, у меня такое ощущение, словно у меня до него вообще не было мужчин… Прошу тебя, сначала выслушай, а уж потом будешь комментировать…

– Тебе понравилось?

– Не то слово! Потом это повторилось еще несколько раз… Я бы и не уехала, если бы не испугалась за свое здоровье…

– Значит, не все так страшно… Ты взгляни на себя в зеркало. Да нет, я имею в виду лицо… глаза! Я никогда не видела тебя такой…

– Надя, что же мне теперь делать? Я пообещала, что выйду за него замуж… Мне кажется, если бы он предложил мне спрыгнуть вместе с ним с крыши, я бы и минуты не колебалась… Что же я за человек такой? Меня насилуют, а я получаю от этого удовольствие… Зато после этого я выспалась так, словно отоспалась за полгода… Потом он меня покормил и отпустил домой.

– Он не знает, что ты здесь?

– Нет. Он думает, что я дома.

– Скажи, что ты сейчас чувствуешь?

– Спина болит… А в душе плещется теплый мед… Я не знаю, как объяснить свои ощущения… Мне хочется вернуться к нему, забраться к нему в постель и снова уснуть… Я хочу быть с ним… Но ведь я же его совсем не знаю… А замужество… Он же сразу запретит мне работать, скажет, чтобы сидела дома, варила суп и время от времени беременела…

– А ты не расспрашивала его о прошлом? Он был женат?

– Говорит, что был. Но они разошлись.

– А почему?

– По его словам, он много работал, постоянно ездил в командировки, пропадал месяцами в Москве, а однажды вернулся и понял, что жена от него ушла…

– Если хочешь, я могу навести справки о ней.

– Надь, на меня что-то жор напал… Я снова хочу есть.

– Так одевайся и пойдем на кухню.

– А что у тебя на ужин?

– Пельмени. Дежурное блюдо. Это мы с Лешкой их еще третьего дня лепили.

– Надя, я же совсем забыла, что вы сегодня должны встретиться с Чайкиным.

– И правильно сделала, что забыла. Чайкин ночует у Маши. К ней приехала сестра, но она тоже боится ночевать в квартире с покойником. Поэтому Маша и попросила Лешу поехать вместе с нею за телом мужа, а потом провести ночь в ее доме. Он позвонил мне, объяснил ситуацию, и я посоветовала ему оставаться там. Все-таки Изотов был его другом…

– Игорь тебе не звонил?

– Звонил, расспрашивал о тебе. Мне показалось, что он переживает за тебя. Даже спросил, не приезжала ли ты в агентство пообедать. Знаешь, по-моему, он неравнодушен к тебе…

– Ко мне? – Юля из всех сил постаралась выразить свое удивление, как будто и не было у нее нынче за обедом откровенного и душещипательного разговора с Игорем, будто и не приглашал он ее к себе переночевать. «Что-то будет, когда он узнает, с кем я провела сегодня столько времени в постели?..»

Надя поставила перед ней тарелку, полную пельменей, и, положив туда ложку густой сметаны, весело подмигнула:

– Ешь, поправляйся, а то еще похудеешь…

– Надя, я так много собиралась сегодня сделать, а из-за этого дурацкого секса позабыла обо всем на свете. Что со мной происходит?

– Взрослеешь, мать. Созрела для настоящей любви.

– Но я не уверена, что люблю его. Просто он необычный, он меня возбуждает. А что я скажу маме, когда она увидит моего жениха?

– Вот насчет мамы, кстати, можешь не переживать. Все мамы примерно одинаково устроены: как только она узнает, что он министр экономики области, что богат и обожает тебя, она лишь перекрестится и благославит тебя на этот брак.

– Плохо ты знаешь мою маму. Она сразу заподозрит что-то неладное. Ей и в голову не может прийти, что ее дочь предпочла старого горбуна, покрытого густой жесткой шерстью.

– Ну ты его и обрисовала!

– Говорю тебе – он именно такой и есть…

– Но тебе же хорошо с ним?

– БЫЛО хорошо… А вот сейчас, как вспомню его, как просил он меня остаться, как смотрел на меня… Если бы ты знала, как я тогда испугалась… Правду он сказал: он как бы не один, а их двое…

– Не поняла… Тебе подложить еще пельменей?

– Ладно уж, добавь несколько… Я вот о чем… Он как-то сказал мне, что у него на спине не горб, а вторая голова. И вот что я подумала. Этот его горб, наверно, вырос от усердия. Ведь он очень много работает. Я видела его кабинет. Там стоит стол, заваленный бумагами и заставленный разной техникой вроде факсов и компьютеров. И я еще тогда представила его себе за работой. Это машина, робот… А в постели он тоже… как бы тебе сказать… работает… Вот я и подумала, откуда он берет энергию? Ой, Надя, что-то я совсем запуталась… Мне нельзя быть такой впечатлительной. Это только вредит делу. Знаешь, чего бы я сейчас хотела на самом деле?

– Нет… даже и предположить трудно…

– То-то и оно, что трудно. А мне бы хотелось, чтобы у меня все было по-прежнему. И чтобы Павла Андреевича в моей жизни не было. Это слишком большая нагрузка для меня…

И они обе расхохотались.

* * *

Утром Юля вместе с Надей поехала в агентство и встретилась там с Шубиным.

– Доброе утро… Как спалось? – спросил Игорь, не сводя с нее глаз.

– Она спала прекрасно… Мы открыли форточку в спальне и, хотя было чуточку прохладно, все равно хорошо поспали… Ну что ты, Шубин, так на меня смотришь? Юля ночевала у меня. А что, нельзя? Устроили у девчонки в квартире тайное убежище и хотят, чтобы она еще там и жила спокойно. Ты мне лучше скажи, ты не видел Крымова?

– Я же пришел вместе с вами.

Юля боялась смотреть в его сторону. Ей казалось, что он знает про нее ВСЕ.

– Юля, мне надо с тобой поговорить. – Шубин уселся перед нею на стуле, задом наперед, и уперся подбородком в поставленные на спинку стула кулаки.

– Говори. – Юля вжалась в кресло, словно Шубин мог ударить ее. Она и представления не имела, о чем сейчас пойдет речь.

– Послушай, а ведь я нашел ту самую квартиру, в которой отдыхали наши ребята…

– Какие еще «наши ребята»?

– Соболев, Вартанов и Берестов. Я вчера весь день встречался с их родственниками и знакомыми, пока один из них не показал мне дом, где эта троица устраивала свои вечеринки.

– И когда ты узнал об этом?

– Вчера вечером.

– А почему же ты мне не позвонил?

– Подумал, что никуда от нас эта квартира не де нется…

– Да ты с ума сошел! – Юля даже подскочила с места. – Поедем, поедем туда немедленно… Я просто уверена, что мы там найдем что-нибудь, имеющее отношение к Рите…

– Подожди, не спеши… У меня для тебя есть и еще кое-что… Володя Сотников. Тот парнишка, которому я поручал проследить за ним, сообщил, что Володя хоть и поехал со своими родителями на дачу, но его там почему-то не было… Его мать сказала, что он отправился на рыбалку…

– Ну и что?

– А то, что Володю видели в продуктовом магазине в деревне, неподалеку от дачного поселка… Парень мой зашел в этот магазин, показал фотографию Володи и объяснил, что ищет его, что он его брат и приехал издалека… Продавщица сказала, что Володя часов в двенадцать заходил в магазин, купил две буханки хлеба, пять банок тушенки, чай, сахар и сто граммов конфет.

– Ну и что?

– А то, что он эти продукты домой не приносил. Продавщица еще заметила, что он сел на велосипед и поехал в сторону, противоположную той, где находится его дача…

– И что же было дальше?

– А то, что мой парнишка прождал его весь день, наворачивая круги вокруг дачи, но Володя так и не вернулся. Даже к ночи. Сашок, так зовут паренька, постучался к Сотниковым и попросился переночевать, раскрылся, объяснил, что он от меня… А родители и так уже переполошились: темно, а сына нет. Ни про какие продукты они ничего не знают, да и денег у Володи никаких не было. Разве что карманные, но на них столько продуктов не купишь…

– И что, он так и не объявился?

– Нет. Саша вернулся в город и позвонил мне. Мы с ним встретились, он мне все рассказал, я дал ему денег и снова отправил к Сотниковым на дачу. Думаю, что уже сегодня он мне позвонит из деревни, как мы с ним договаривались, и расскажет что-нибудь новенькое…

– Ты думаешь, что Володя покупал еду для Риты?

– Думаю, что да. А кому еще он мог покупать тушенку и хлеб? Только человеку, который вынужден скрываться… Но я могу и ошибаться…

– Вот это новости… Но знаешь, мне почему-то стало как-то спокойнее… В конечном счете Володя найдется и будет вынужден все рассказать нам… Не думаю, что у него была еще пассия, кроме Риты…

– А что новенького у тебя?

Юля рассказала про свой поход на старую квартиру Лоры Казариной. Про Яну Яковлевну и дядю…

– Юля, мне не удалось узнать что-нибудь об этом дяде так быстро, как тебе этого хотелось, – подала голос Надя, которая варила у окна кофе и внимательнейшим образом следила за разговором. – Но если эта информация тебя еще интересует, я сейчас же перезвоню и спрошу… Быть может, мы что-нибудь узнаем.

Юля почувствовала угрызения совести – прошли почти сутки, прежде чем она сама вспомнила о своей просьбе относительно Лориного дяди. Видимо, звонок Ломова, прозвучавший в квартире Яны Яковлевны, настолько выбил ее из колеи, что она в постели Павла Андреевича растеряла не только весь свой стыд, но и рассудок… «Если вообще им не тронулась…»

– Конечно, позвони, пожалуйста…

Они переглянулись, и Юля заметила, как Надины губы тронула едва заметная и какая-то добрая усмешка. Надя подтрунивала над ней, она, быть может, завидовала ей самую чуточку.

– Игорь, если честно, то я выдохлась. Я уже не знаю, что мне делать. Кажется, всех расспросила, практически все имеющиеся версии отработала… остался только молодой человек, развлекавший сестер Казариных, да Лиза, которая, возможно, сумеет объяснить, что же произошло в ту злосчастную ночь и почему Лора неожиданно вернулась к себе домой… Крымов почти не помогает, он озабочен только одним: как бы уберечь Полину… Они все ждут от меня, точнее – от нас, какой-то грандиозной развязки… Но ее не будет. Моя интуиция молчит. И только с одним я не могу согласиться: как же можно вот так спокойно закрывать дело…

– У них еще масса времени, возможно, Корнилов не отступится, и они вместе с Сазоновым придумают какую-нибудь хитроумную комбинацию… Но на них явно давят сверху.

– Понимаешь, чует мое сердце, что это рука Сырцова… Но что может связывать Сырцова с Садовниковыми, с Лорой, наконец…

И Юля рассказала Шубину о своем звонке Сырцову и его реакции на голос псевдо-Полины.

– Никогда бы не подумал, что ты такая авантюристка! Да что же ты молчишь-то? Сырцов – это фигура! И если он так заволновался, значит, Полина ему чем-то насолила…

– Как ты думаешь, то, что он так активно распродает свою недвижимость, может быть связано с Полиной?

– Трудно сказать что-либо… Сырцов – прокурор, это власть, это страх, это глыба… А Полина кто? Актриска. Красивая, правда. Не думаю, что они могли быть как-то связаны… разве что на личной почве… Возможно, она пыталась шантажировать его какими-нибудь откровенными снимками с его и ее участием… Я не вижу между этими людьми ДРУГИХ точек соприкосновения…

– Ты все-таки думаешь, что они были любовниками?

– Коллекционировать мужчин, по-моему, единственное хобби этой женщины.

– Не знаю, Игорь, я уже, кажется, потеряла всякую способность соображать… Я не понимаю, за что можно было убить двух молодых и красивых людей… Кроме того, я не понимаю, почему так пассивен Сазонов… В принципе, конечно, это меня не должно касаться, поскольку мы ведем совершенно самостоятельное расследование, но то, что в деле появился Сырцов, наводит на некоторые размышления… Понимаешь, все было бы слишком просто, если бы они были любовниками… А рассчитывать на то, что Полина расскажет мне об отношениях с прокурором области, глупо. Она лишь рассмеется мне в лицо… «Да, – съехидничает она, – он тоже был моим любовником, и что дальше?» В конце-то концов, это ее личное дело… Вот если бы я попыталась связать ее с каким-нибудь проходимцем, человеком недостойным, неинтересным и небогатым, тогда бы она не стала бравировать подобной связью… А тут сам прокурор области!.. Ну все, хватит рассуждений… Мне не терпится взглянуть на квартиру этих троих покойничков, где, возможно, происходили не менее интересные и страшные вещи…

Надя, которая в это время как раз закончила разговор по телефону, сказала кому-то «до свидания» и положила трубку.

– Порядок, записывай: Казарин Илья Владимирович. Родной брат отца Лоры и Лизы. Есть даже адрес…

– Он что, и живет здесь?

– Нет, он живет в Москве. Записывай, Бескудниковский бульвар…

Юля записала адрес Казарина.

– Игорь, кто-нибудь из нас обязательно должен съездить к нему и поговорить… Между прочим, он тоже является родственником Лоры, а Лиза нам почему-то сказала, что у них больше никого из родни нет… Вот поеду к ней в гостиницу, заодно и спрошу… Я думаю, она пробудет здесь еще долго и не уедет до тех пор, пока не уладит все дела с наследством…

– Могу поехать я. Сейчас съездим к скверу Победы, посмотрим, что это за квартира… Я не думаю, что мы найдем там Риту… Все-таки центр города…

– После того как ты рассказал мне про Володю Сотникова, мне тоже начинает казаться, что все вопросы, связанные с исчезновением Риты, мы должны задавать именно ему. Потом я заеду к себе домой, посмотрю, как поживает Полина, затем отправлюсь в гостиницу и поговорю с Лизой…

– А если приедет Крымов, скажи ему, чтобы приготовил мне командировочные… – сказал Игорь, надевая куртку и направляясь к двери. – Пожелай нам ни пуха…

– Ни пуха… – улыбнулась Надя.

* * *

– Как ты собираешься открывать дверь? – спросила Юля Шубина, когда они поднялись на третий этаж солидного, сталинских времен, дома и остановились перед массивной дверью, обитой потертым дерматином.

– Старым, проверенным способом… – Шубин достал из кармана отмычки. – Тяжелое детство, деревянные игрушки…

– Ты обещал и меня научить…

– Говори потише, а то не хватало, чтобы нас застукали и позвонили в милицию…

– А ты бы сходил к Сазонову, попросил бы выделить тебе участкового…

– Участковый может быть подкуплен, поэтому обойдемся своими силами… Тем более что замочек-то оказался из легких… Проходи… – он открыл дверь и, легонько подтолкнув Юлю в спину, вошел вместе с нею в квартиру. – А квартирка-то немаленькая…

– Ты будешь разговаривать шепотом?

– Да, и тебе тоже советую. Вот только включу свет в прихожей.

Яркая лампа осветила длинный широкий коридор. Ремонт здесь делали лет десять тому назад. Старый, потемневший от времени и грязи паркет, обшарпанные желтые обои на стенах, выкрашенные коричневой краской двери, ведущие в большие и полупустые комнаты. Из открытого окна на кухне пахло дождем и мокрыми листьями. По квартире гулял ветер. «Идеальное место для убийства».

В квартире было необычно мало мебели – только самое необходимое: в каждой из четырех комнат по кровати или дивану, на кухне – буфет и стол с табуретами, в прихожей – большой шкаф, в ванной – корзина для грязного белья. Несколько стульев, вытертые ковры на полу… Все старое, пыльное, линялое.

В холодильнике, который, кстати, был включен, Юля обнаружила рыбные и мясные консервы, засохший батон, коробку с остатками яблочного сока, в морозилке – кусок колбасы… В буфете, как ни странно, было много конфет, засахаренных орехов, упаковок с финиками, инжиром и черносливом, банки со сгущенным молоком, шоколадной пастой, печеньем…

– Смотри, Игорь, какой странный набор…

– Да чего же тут странного, – Шубин достал коробку шоколада, раскрыл ее и зачем-то понюхал фигурные, уложенные в гофрированные розеточки конфеты, – просто кто-то из них ел колбасу, а кто-то предпочитал сладкое… Вот как я, например…

Одна конфета отправилась в рот.

– А я думаю, что дело не в этом. Все эти сладости наверняка предназначались для девушек, с которыми они развлекались. Пойдем дальше, я хочу осмотреть шкаф и постели. Уверена, что найду много интересного.

В шкафу на плечиках Юля увидела два халата – мужской и женский. На полках лежало несколько смен постельного белья с бирками прачечной, четыре одинаковые ночные рубашки, ситцевые, почти детские, в мелкий разноцветный горошек.

Под диваном в гостиной Юля нашла шерстяные носки, маленькие, 33-го или 34-го размера, когда-то они были белого цвета, а теперь покрылись серым пыльным пухом…

Все постели были застелены старыми выцветшими покрывалами, причем небрежно, словно наспех. Под подушкой на кровати в дальней комнате Шубин нашел два тонких кожаных ремня, толстую крученую веревку с расщепленными концами приблизительно метровой длины, крохотные розовые трусики с белой каймой…

Юля, увидев их, побледнела. Быстро достала блокнот и начала его лихорадочно листать.

– Смотри, Шубин… Вот описание одежды, в которой была Рита Басс… так… синие джинсы, белый свитер, белая майка с красными бабочками и розовые трусики с белой каемкой… Погляди, какие они маленькие… Неужели девочка была здесь, в этом притоне?

– Притоне? Я вот все хожу, ищу бутылки, но пока еще ни одной не нашел…

– А зачем им бутылки, если у них было кое-что посерьезней, а вернее, нечто совсем несерьезное, от чего все хохочут…

– Наркотики?

– Я думаю, что это был кокаин…

– Почему именно кокаин?

– Да потому что у меня из головы не выходит Саша Ласкина… я уверена, что все эти истории с убийствами и изнасилованиями как-то связаны… Только вот как? Послушай, Игорь, у меня не голова, а кочан капусты… Я снова забыла о той девочке, Ирине, подружке Саши Ласкиной, которая жила или живет в ее доме… Ведь если истории Риты и Саши как-то связаны, то Ирина, которая давала мне подлинные сведения о Саше, является единственным живым свидетелем тех событий. Возможно, она знала не одного, а нескольких мужчин, имевших к этим грязным играм какое-то отношение. Сейчас дети совершенно не такие, какими были, скажем, мы… Для них секс является не столько даже развлечением, сколько верным источником заработка. И если Саша Ласкина предлагала Ирине за деньги переспать с Зименковым, то почему она не могла предложить ей сделать это с другим мужчиной или мужчинами?

– Ты думаешь, что здесь могли быть замешаны Соболев, Вартанов и Берестов?

– А почему бы и нет? Посмотри, какие маленькие рубашки мы нашли в шкафу… Здесь наверняка была Рита… Ей тринадцать лет, Саше тоже было тринадцать…

– Ты предлагаешь встретиться с этой самой Ириной?

– Конечно! Только чувствую, что мы опоздали.

* * *

Она оказалась права. Ирина Сконженко, одноклассница погибшей Саши Ласкиной, уже полгода назад уехала из города. Об этом Юле и Игорю сказала женщина, снимавшая теперь квартиру, в которой раньше жила семья Сконженко.

– А куда они все уехали?

– Они купили дом в Поливановке и переехали туда еще весной…

– И Ирина с ними?

– Ну да, муж с женой и дочерью…

Юля из машины связалась с Корниловым и попросила его выяснить адрес в Поливановке, куда переехала семья Сконженко. Она бы не стала обращаться к нему, если бы не чувствовала, что находится где-то совсем близко от цели. Ее вполне удовлетворила бы работа Щукиной в этом направлении. Но с семьей Сконженко Юля связывала не только смерть Саши Ласкиной, но и убийства Соболева и его друзей…

Наверное, поэтому она не удивилась, когда через полтора часа, уже в агентство, ей позвонил Корнилов и сказал, что отец и мать Сконженко сейчас действительно проживают в Поливановке в собственном доме, но только без дочери: Ирина Сконженко, тринадцати лет, пропала еще полгода тому назад… Оказывается, об этом писалось в газетах, а розыскной материал по этому делу сейчас находится в областном УВД, куда Корнилов посоветовал ей съездить, чтобы ознакомиться с ним.

– Думаешь, это связано с Ласкиной? – спросил он прямо.

– Вы что, мысли читаете на расстоянии?

– Вот уж нет… Я такими способностями не обладаю, просто, насколько мне известно, эту девицу искали именно в связи с тем, что она была подружкой Ласкиной… Я имею в виду версии, которые прорабатывались в уголовном розыске по делу о ее исчезновении. Ведь это именно она рассказала про убитую подружку то, что вывело из себя родителей Ласкиной. Я очень хорошо помню это дело, думаю, что и ты его не забыла.

– Да уж, это вы верно заметили. Вот и я сейчас намереваюсь пройтись по чужим следам, глядишь, и найду что-нибудь… Кстати, у меня для вас есть кое-что интересное…

– Так подъезжай…

– Хорошо, сейчас приеду. А вы не могли бы послать в управление своего помощника, чтобы он привез мне дело Сконженко? Честное слово, здесь медлить нельзя… Дорога каждая минута.

– Так и быть… Приезжай, я тебя буду ждать.

Через сорок минут она уже входила в кабинет старшего следователя прокуратуры Виктора Львовича Корнилова.

– Присаживайся, сейчас вернется Сергей, и ты сможешь ознакомиться с материалами дела. Чайку выпьешь?

Юля смотрела на худое со впалыми щеками лицо Корнилова, на его морщины, которыми была изрыта вся кожа вокруг глаз и рта, и вдруг поймала себя на мысли, что видит перед собой человека, в тысячу раз опытнее и умнее ее, настоящего профессионала, волка… И сразу почувствовала себя совершенно слабой и беспомощной.

– Ну что там у тебя? Нашла убийцу Садовниковых?

– Нашла, – сказала она как можно спокойнее. – Но мне еще понадобится время, чтобы доказать это.

Корнилов широко раскрыл глаза и, склонив голову набок, с некоторым недоверием посмотрел на Юлю:

– Ты? Нашла? Убийцу?

– А что, не похоже?

– Блефуешь?

– Не знаю… – она и сама не смогла бы объяснить, зачем вообще сказала, что нашла убийцу. Это теперь даже шуткой невозможно назвать. Так, ребячество какое-то, «детский сад на лужайке». – А вы по-прежнему считаете, что Лору убил ее муж?

– Видишь ли, дело настолько сложное и одновременно простое, что у нас мнения разделились – пятьдесят на пятьдесят: это могло быть и самоубийство, и убийство. Но если это убийство, то убийство настолько дерзкое и совершено оно настолько профессионально, что найти того, кто это сделал, почти невозможно. Ну посуди сама: пистолет, которым были произведены выстрелы, принадлежал Сергею Садовникову, на нем мы нашли отпечатки пальцев только его и Лоры. На посуде, мебели, дверях и прочих предметах – отпечатки Лоры, самого Сергея да их знакомой Полины Песковой, которая никак не могла совершить это преступление, поскольку в это время находилась… ты уж меня извини… у твоего шефа, Крымова… Разве это не алиби?

Юля похолодела. Значит, она была права – Крымов приходил к Корнилову и поил его коньяком, внушая ему мысль о том, что в ночь с 27 на 28 сентября Полина была у него дома… И, похоже, ему удалось убедить Виктора Львовича в непричастности Полины к убийству… Разве может теперь она, Юлия Земцова, в создавшейся ситуации, в которой она выступает прежде всего как бывшая любовница Крымова, рассказать Корнилову о своем разговоре с Полиной, о том, что Полина ПРИСУТСТВОВАЛА в ту ночь в квартире Садовниковых, провела какое-то время под кухонным столом и даже слышала, когда приходил и уходил убийца… Больше того – она слышала и звуки выстрелов!

В который раз уже Юля упрекала себя за то, что позволила Песковой прятаться в своей квартире.

– Ты о чем-то задумалась? – Корнилов тронул ее за руку, пытаясь вернуть в действительность. – Очнись. Смотри, кто к нам пришел!

Юля вздрогнула и повернула голову: в кабинете, кроме нее и Корнилова, присутствовал высокий тоненький паренек в сером костюмчике. «Помощник».

– Спасибо, – Корнилов сделал знак, и помощник вышел из кабинета. На столе появилась толстая коричневая папка. – Ну вот, сиди, изучай… Может, в голову что-нибудь свежее и придет… А что касается нашего с тобой телефонного разговора… Помнишь, ты тогда спросила меня, кто на меня давит или что-то в этом роде… Так вот, я отвечу тебе прямо: на меня ДАВЯТ всю мою сознательную жизнь. И это не касается какого-то конкретного случая. В нашем городе в последнее время совершается много преступлений, много убийств… И не тебе рассказывать, как порой сложно складывается ситуация, когда нет ни одной зацепки, ничего… Сколько на моей шее уже таких дел! Если бы ты работала в нашей системе, то сама бы почувствовала всю тяжесть этого, так сказать, давления… И это при том, что раскрываемость у нас в этом году неплохая… Меня действительно пригласил к себе Сырцов, задал несколько вопросов, после чего просто, откровенно говоря, махнул рукой… Мол, все основания для того, чтобы считать это самоубийством, налицо…

– Но вы же сами мне говорили о том, что он просил вас из-под земли достать Пескову…

– Я? Я тебе говорил такое? – Корнилов явно почувствовал неловкость, потому что на его щеках появились красные пятна, а взгляд заметался по стенам.

– Ну да, я очень хорошо запомнила наш разговор по телефону…

– Всякое может быть, да… что-то такое припоминаю… Кажется, Сырцов приказал мне допросить Пескову, я позвонил Сазонову, а тот мне сказал, что Пескова исчезла… Да-да-да, ну вот, теперь я вспомнил…

– Виктор Львович, а вы не знаете, почему Сырцов продает свои машины и дачи?..

– А тебе уже и об этом известно?

– Об этом говорит весь город, – уклончиво ответила Юля, превозмогая в себе желание просто наорать на Корнилова. Это было странное чувство, поскольку, с одной стороны, она очень уважала этого человека, он был ей даже симпатичен, но с другой стороны, он явно принимал ее чуть ли не за ребенка… И причина такого отношения Корнилова к Юле, как ей казалось, крылась в разговорах, которые вели между собой Крымов и Корнилов в стенах этого кабинета за стаканами с коньяком, в тех характеристиках, которые явно были даны Крымовым своей молодой и неопытной сотруднице. И цель этих не очень приятных для нее слов тоже была понятна: убедить Корнилова в излишней и бессмысленной суете Земцовой, ее непрофессионализме, чрезмерной эмоциональности, склонности к фантазиям, чтобы на этом фоне образ Полины Песковой вызывал симпатию и даже сочувствие.

– Вот как? Говорит весь город? А я ничего не слышал.

– Значит, еще услышите… Вы позволите мне посидеть за свободным столом?

Этой фразой она как бы положила конец диалогу, и Корнилов, который понял ее, пожал плечами и жестом предложил ей сесть за стол у окна.

– Все, я молчу. Работайте… – он достал сигареты и вышел из кабинета, оставив ее наедине со своими обидами, неудовлетворенностью и досадой.

* * *

Спустя полтора часа Юля уже имела достаточно ясное представление о том, когда и при каких условиях исчезла Ирина Сконженко. Это произошло через два дня после первого заседания суда над Зименковым – все даты Юля помнила досконально, а потому могла без труда представить себе ход событий в строгом хронологическом порядке. Значит ли это, что человек, с помощью которого девочка исчезла с лица земли (а в том, что она уже мертва, Юля нисколько не сомневалась), избавился от нее для того, чтобы Ирина не смогла участвовать в остальных заседаниях? Где найти ответ на этот вопрос? Ведь если все происходило именно так, то почему этот мужчина, связанный с обеими девочками на сексуальной почве, не убрал Сконженко раньше, сразу же после убийства Саши Ласкиной, чтобы Ирину никто не смог допросить и вызывать в дальнейшем как свидетельницу… Почему убийство Ирины произошло только после первого заседания? Почему?

Ирина Сконженко, семиклассница, вышла из дома 15 апреля в 19 часов, сказав родителям, что идет к подружке (родители предполагают, что имелась в виду Валя Кротова) за заданием по литературе, и не вернулась. Ее никто не видел, нигде никаких следов девочки обнаружить не удалось, она исчезла… В тот вечер на ней были зеленая трикотажная кофточка, черная юбка, черные колготки, черные туфли-лодочки. Из нижнего белья – белые трусики и кремовый бюстгальтер. К Вале Кротовой, если судить по материалам дела, она не заходила. И вообще никто и никогда ее больше не видел. Юля отметила, что в принципе была проведена большая розыскная работа: опрошены соседи, жильцы близлежащих домов, допрошены свидетели, позвонившие в милицию после объявлений в средствах массовой информации… Все оказалось безрезультатным. По следу девочки пускали собаку, но и это не принесло практически ничего: собака, покрутившись возле подъезда, дала понять, что где-то здесь следы обрываются. В тот вечер шел дождь, который смыл возможные следы колес автомобиля, на котором могла уехать Сконженко.

Юля позвонила знакомому, Валерию Кирееву, журналисту, специализирующемуся на криминальной хронике, задала ему несколько вопросов, связанных с исчезновением Ирины Сконженко, и удивилась, когда узнала, что объявление с просьбой к жителям города помочь в розыске девочки печаталось всего лишь в одной газете, причем только один раз. Что касается объявления по радио и телевидению, то Валера обещал узнать и перезвонить. Спустя четверть часа он действительно позвонил по телефону, который ему дала Юля, и сказал, что таких объявлений не было вообще.

– Но почему? Почему никто не искал девочку?

– Такое случается обычно, если ребенок из неблагополучной семьи. Нет денег на объявления, нет сил вообще что-либо делать… Родители дружно уходят в запой…

Юля вспомнила свое первое впечатление от матери Ирины, которая открыла ей дверь в их первую встречу с Ириной, и вынуждена была согласиться с версией Валеры: от женщины действительно пахло спиртным, а из квартиры несло какой-то тухлятиной и запахом застарелого табака.

– Тебе что-нибудь стало известно о девочке? – вопрошал профессионально любопытный Киреев на другом конце провода.

– Нет, к сожалению, ничего. Просто я надеялась с ее помощью разыскать другую девочку…

И тут же поняла, что проболталась. Разве можно говорить на такие темы с журналистом-криминалистом?

– Я подъеду к тебе? – сразу же среагировал на ее слова Валера.

– Извини, но я очень занята. Обещаю тебе, что, если будет что-нибудь интересное и пригодное для печати, я сама найду тебя…

– Хорошо, договорились. Забыл тебя спросить, как тебе работается на новом месте?

– Спасибо, никак. Вот об этом, кстати, можешь запросто написать.

– Не прибедняйся, я как-то недавно виделся с Крымовым, так он хвалил тебя.

– Это чисто психологический прием, но боюсь, что как раз на мне-то он и не сработает. Я – личность конфликтная, болезненно эгоистичная и самовлюбленная, к тому же предпочитаю все делать своими руками. А начальство этого не любит. Но я работаю, и меня терпят. Приблизительно такая ситуация.

Юля скомкала конец разговора, чтобы поскорее вернуться к папке с документами. Пока что ее больше всего привлекла фамилия Кротовой. Эта прыщавая девочка снова дает о себе знать. Вернее, наоборот – она ничего не дает знать. Она словно улитка – сама в себе. «Ты что-нибудь знаешь про Сашу?» – «Знаю, но не скажу. Ее же все равно нет».

Вернулся Корнилов:

– Ну, как твои успехи?

– Похоже на то, что ее украли инопланетяне. Ни одной ниточки. Ничего.

– Вот и я про то же. Приблизительно такая же ситуация и с Садовниковыми. Мы проработали линию Арсиньевича, Мазанова и других соучредителей – пока ничего… Да и какой смысл им было убивать Садовникова, если все равно большая часть его средств, имущества, недвижимости и вообще всего, чем он обладал, переходит по наследству сестре Лоры Лизе… Но мы и эту версию отработали. У Лизы железное алиби – она в ту ночь была в гостинице, ее запомнили и администратор, и соседка по номеру, у которой Лиза спрашивала болеутоляющее, и дежурная по этажу, с которой Лиза разговаривала… Кстати, нам также известно, что у Лизы был (а может, есть до сих пор) знакомый, судя по всему, любовник, который живет в соседнем номере. Но и он в ту ночь тоже был в гостинице. Поэтому я действительно не исключаю самоубийство… Другое дело – причина… Но в душу-то к человеку не залезешь… Может, ревность, а может, и психическое расстройство Садовникова, поскольку оба выстрела были произведены им самим… Его жена в момент убийства могла спать. Смерть и мужа, и жены наступила практически одновременно. А то, что одежда вымазана в крови не так, как могла она быть перепачкана, будь они с самого начала раздеты, то это вопрос не такой уж и простой, как это может показаться на первый взгляд.

– Значит, дело практически закрыто?

– По сути, да.

– Понятно. – Юля поднялась из-за стола и протянула Корнилову папку: – Спасибо за помощь.

Она чуть было не добавила: «Крымов отблагодарит вас отдельно».

– Мы же коллеги и должны друг другу помогать.

* * *

В Поливановку она поехала одна, поскольку Шубин после разговора с Крымовым по телефону отправился в аэропорт – ему поручено было разыскать Казарина Илью Владимировича, родного дядю Лоры Садовниковой, проживающего в Москве, на Бескудниковском бульваре.

– А где же сам Крымов? – спросила Юля по телефону Щукину. – Он что, отдает теперь приказания на расстоянии?

– Не знаю, где его черти носят.

У Нади был какой-то непривычный тон, словно она говорила о том, во что сама не верила. В ее голосе напрочь отсутствовала искренность. Таким тоном разговаривают люди, которым есть что сказать, но по какой-то причине они не могут произнести это вслух.

– Надь, у тебя все в порядке? Какой-то у тебя голос странный… Ты случаем не заболела?

– Нет-нет, со мной все в порядке. Просто немного нездоровится. Ты сейчас куда?

– В Поливановку, искать родителей Ирины Сконженко, той самой, которая пропала полгода назад… Надь, я все-таки думаю, что и Сконженко, и Изотов, и трое парней – Соболев, Вартанов и Берестов, а теперь уже и Рита Басс – все они каким-то образом были связаны между собой… И если родители Сконженко мне ничего не расскажут о своей дочери, то я выпотрошу Кротову… Эта девчонка что-то знает, но молчит… И она не из тех, кто развяжет язык под чьим-нибудь давлением. Для того чтобы рассказать то, что она знает, она должна сама поверить в необходимость этого. Возможно, что для этого ей надо будет создать ситуацию, при которой она просто не сможет молчать… Понимаешь меня? Она должна испугаться. Другого выхода я не вижу. Она же сама сказала мне, что знает что-то про Сашу Ласкину…

– И как ты себе это представляешь?

– Есть у меня одна мысль… Но я намеревалась попросить помощи у Шубина, а он, наверно, уже в воздухе…

– Так попроси меня!

– Я тебе перезвоню, и мы с тобой обо всем договоримся, хорошо?

– Конечно. Я весь день буду здесь.

Глава 19

Поселок Поливановка утонул в тумане. Пожелтевшие сады, раскинувшиеся в низине, показались голодной и уставшей Юле Земцовой похожими на гигантскую яичницу, подернутую тонкой перламутровой пленкой белка…

Спустившись с трассы на мягкую и влажную дорогу, ведущую в глубь застроенной старыми, запущенными домишками деревни, которую кому-то пришло в голову переименовать в поселок, Юля медленно повела машину вдоль центральной улицы, настолько широкой, что на ней смогли бы разъехаться два таких же «Форда».

Она понимала, что следует расспросить местных жителей, как ей проехать на улицу Весеннюю. Но вместо этого, притормозив у ворот одного из покосившихся домишек, спросила сидевшую на лавочке пожилую женщину, где в Поливановке можно перекусить.

– На центральной усадьбе есть кафе, – ответила сонным голосом старушка. «А еще говорят, что все деревенские разговорчивые и любопытные…»

Центральная усадьба – это жалкое подобие городской площади с довольно приличным зданием местной администрации, поликлиникой и универмагом. Здесь же, прилепившись к домику крохотной юридической консультации, за стеклом которой можно было разглядеть мутноватую бумажную вывеску «Нотариус», Юля и увидела вожделенное кафе со скромным названием «Натали». Очевидно, кафе назвали по имени жены или подружки хозяина заведения.

Электричество здесь не экономили – все пространство стилизованного под парижское бистро кафе было залито неоновым светом. В самом центре возвышалась склеенная из картона Эйфелева башня, на подоконниках цвели искусственные голландские розы и тюльпаны, на столиках, покрытых красными клетчатыми скатертями, стояли светильники с ярко-красными колпаками, а за стойкой бара, полки которого просто ломились от красивых бутылок, скучала местная красавица в черном платье, плотно облегающем ее располневшую фигуру. Здесь пахло претензией на европейский дизайн и обслуживание, а еще жареным мясом, духами и лимоном, который, ломтик за ломтиком, отправляла в рот меланхоличная барменша.

– Девушка, мне бы поесть чего, – обратилась Юля к девушке. – Только все самое хорошее, свежее и дорогое. У меня капризный желудок.

– Хотите, я дам вам меню, а вообще-то могу и на словах рассказать…

– Давайте лучше на словах… – Юле показалось, что они как-то сразу понравились друг другу.

– Хорошо. Тогда могу предложить вам жареных цыплят, куриные котлеты, поджарку из говядины, азу по-татарски, плов из баранины…

– Вы что, серьезно? И у вас все это есть? Или вы так шутите?

– Я вовсе не шучу. Вы не смотрите, что сейчас здесь так тихо и никого нет. Вечером приедут строители, и здесь начнется такое…

– Какие еще строители?

– У нас тут животноводческий комплекс неподалеку возводят, кто-то большие деньги отмывает, зарплату такую платят, можно вообще из ресторанов не выходить… Но и работать приходится много…

– Это что же, местные, что ли, работают?

– Откуда? Все городские, приехали на вахту… Вот и заказывают кто плов, а кто блинчики с творогом. Платят хорошо, у нас тут после девяти вечера музыка, ансамбль из города приезжает… Жизнь, короче, цивилизация… Ну и пьют, конечно, много, безобразничают…

– А как же вы-то? Вам здесь не страшно?

– А у меня муж – директор этого кафе, и они это знают, не пристают, к тому же мне скоро рожать, кому до меня дело?

– Вы местная?

– Местная… почти.

– Вы не знаете, где живут Сконженки?

– Новенькие, что ли? Знаю. На самом краю Поливановки. Но не уверена, что они живут… В смысле, живы… А зачем они вам? Такая шикарная девушка, приехала на «Форде» и спрашивает про каких-то алкоголиков…

– Я – частный детектив, занимаюсь одним делом, и Сконженки мне нужны в качестве свидетелей. Но если они, как вы говорите, пьют, то даже и не знаю, сумею ли я у них что-нибудь узнать… А на какие деньги они пьют?

– Он работает на ферме, навоз таскает… Людмила убирает в магазине, кое-как перебиваются, а пьют самогон, который сами и гонят… Я вообще не понимаю, зачем они сюда приехали… У них здесь когда-то давно тетка жила, но потом померла, вроде бы дом им оставила… не знаю я всех подробностей, но пропащие они люди, это факт… Так вы кушать-то будете?

– Буду. Принесите цыпленка, салат какой-нибудь, я вот вижу, у вас тут пирожки с яблоками… И компот.

После обеда Юля, узнав у Кати – так звали барменшу, – как проехать на Весеннюю, отправилась разыскивать дом, где жила семья Сконженко. Она бы не удивилась, если бы, войдя в дом, увидела там два трупа. Но и мать, и отец пропавшей девочки были живы и относительно здоровы. Большой старый дом, просторный двор с двумя тощими дворнягами на привязи, покосившееся крыльцо, пахнущие керосином сени, захламленная кухня, сковородка с жареной колбасой на столе, и мужчина с женщиной – сонный взгляд, прозрачные от алкоголя глаза…

Катя подсказала ей взять для «свидетелей» пару бутылок водки и закуску, и вот теперь, когда на столе появился холодец, котлеты, цыплята и две волшебные бутылки с прозрачной жидкостью, хозяева, до того времени пытавшиеся о чем-то спросить неожиданную гостью, заметно повеселели. Юля, с отвращением глядя, как он и она выпивают большими глотками водку из стаканов, чувствовала себя самой настоящей преступницей, спаивающей и без того больных людей. Она спрашивала их о дочери, Ирине. Разговор был тяжелый, муторный, запутанный… Видимо, испитые мозги супругов Сконженко были не в состоянии вспомнить в деталях весь ход событий, которые произошли еще в городе… Они помнили дочь, помнили, что она ушла из дома и не вернулась. Но с кем она встречалась, был ли у нее мальчик, знают ли они девочку по имени Валя Кротова, вспомнить так и не смогли… И только одна фраза насторожила Юлю. Ее произнесла с какой-то горечью в голосе мать Ирины:

– Она была хорошая, деньги нам приносила, я купила себе и ей сапоги, а этот дурак их пропил на следующий день…

– Но откуда у нее могли появиться деньги?

– Оттуда… – произнесла мать многозначительно и икнула. Кожа на лице этой женщины истончилась, стала почти прозрачной и нездорово розовой. Водянистые глаза казались заплаканными. Под черной вязаной кофтой болтались плоские длинные груди. Это была полностью опустившаяся, с грязной головой и грязным, дурно пахнувшим телом женщина. Вернее, существо с первичными признаками женского пола. Ее муж выглядел еще хуже – он был небрит и грязен, как бомж.

* * *

На обратном пути Юля снова заехала в кафе. Там уже появились первые посетители. Катя встретила ее приветливой улыбкой, спросила, не перекусит ли она еще чего-нибудь… Обе рассмеялись.

– Катя, мне бы руки помыть…

– Пойдемте, я вас проведу в туалет… Что, не понравились вам Сконженки? И такие люди бывают… Мне их даже жалко… Говорят, у них дочь убили.

– Убили? Я слышала, что она пропала.

– А мне кто-то рассказывал, что ее убили. Она на трассе «работала», шоферюг обслуживала…

– Да ей же всего-то тринадцать было…

– Ну и что? К нам в кафе тоже такие же девицы приходят, надо же им как-то деньги зарабатывать…

– И как же?

– Понятное дело как… У нас для этого даже специальные кабинеты имеются, за кухней… А врач в нашей больнице так вообще на окладе – следит за девочками, чтобы никого не заразили… Но у нас их всего две, а так кто только не приходит, здесь такого насмотришься, не знаешь, куда бежать… Вот деньги накопим и в городе квартиру купим. Если не пристрелят или не прирежут раньше. Водка – она до чего угодно доведет…

– Катя, я бы на вашем месте уже давно отсюда уехала. Судя по тому, что вы мне рассказали, вам здесь вообще опасно оставаться.

– А куда ехать-то? У меня муж…

– А что же он вас за стойку бара поставил, неужели нельзя было остаться дома? Или средства не позволяют? – хмыкнула Юля.

– Он говорит так: зернышко к зернышку…

– Скотина он у вас… Вы уж извините…

Разговор происходил в тесном коридорчике перед дверью туалета.

– Там точно занято? – спросила Юля, чувствуя, что еще немного, и она начнет вспоминать все услышанные ею когда-то матерные слова и выражения. Ей было противно находиться уже не только в кафе, но и вообще в Поливановке… Какая-то черная дыра… И здесь еще живут люди… Вот Катя, например. Красивая, молодая и даже умная. Она все понимает, но сделать ничего не может.

– Занято, – вздохнув, ответила Катя и, опершись о стену, встала, скрестив руки под грудью. – Сейчас выйдут…

И точно, не успела она договорить, как за дверью послышался звук отпираемого засова, где-то в глубине скрипнула одна дверь, потом еще одна, затем распахнулась последняя, и показался черноволосый худощавый мужчина… Закатив глаза, он вел за руку растрепанную девушку в белом полурасстегнутом халатике…

– Салют, Кать… – девушка пьяно улыбнулась и, спотыкаясь, поплелась за мужчиной. Размазанная по лицу губная помада, разодранные колготки, бессмысленный взгляд…

– Это наша посудомойщица Валентина… – громко, в голос, вздохнула Катя и пригласила Юлю в туалет – помыть руки. – Вот мыло, а это горячая вода…

Юля заметила в выложенном голубым кафелем помещении, действительно похожем на просторную душевую, кушетку, какие бывают в поликлиниках. На вытертой поверхности ее влажно блестела размазанная кровь…

– Катя, послушай меня… Когда-нибудь, когда твоего мужа не будет рядом, с тобой поступят точно так же, как только что с Валентиной… Поговори с мужем, объясни, что ты не должна работать в кафе… Тем более что никакое это теперь не кафе, а так… бордель какой-то… Тебя сначала изнасилуют, а потом убьют. Вот тебе на всякий случай мой телефон, позвони, когда будешь в городе… Я тебе помогу и с работой, и с жильем… Я не обманываю тебя. Просто мне жалко твоего будущего ребенка, да и тебя тоже. Я, конечно, не миллионерша, но в состоянии помочь… У меня есть знакомства, связи…

Произнося все это, Юля понимала, что ее слова пока еще не доходят до сознания Кати, но она свою миссию выполнила – вручила ей визитку.

* * *

В город Юля возвращалась, нарушая все Правила дорожного движения, – на огромной скорости, вспарывая туман желтым светом фар и прорываясь сквозь вязкую пелену и сотни тусклых автомобильных огней вперед, быстрее, к Наде, в чистый и уютный офис, где через стенку от приемной есть чудесная ванная комната с горячим душем, душистым мылом и даже халатами… И все это – идея Крымова. Он предупреждал, что в их работе случается всякое, а потому в агентстве должны быть созданы все условия для нормального существования, начиная с горячей воды и кончая горячей едой.

Уже стоя под душем и намыливаясь, Юля прониклась вдруг к Жене Крымову самыми нежными чувствами и даже простила ему Полину…

– Господи, Надюха, как же мне мало надо для полного счастья… – сказала она, выходя из ванной комнаты и кутаясь в длинный махровый халат.

– Такое впечатление, словно ты только что вернулась с городской помойки, где пыталась отыскать какую-нибудь особо важную улику… Что с тобой? У тебя проблемы? Что за патологическая тяга к чистоте? Тебя что, уже успели облить грязью? – Надя стояла на пороге приемной и смотрела на прислонившуюся к стене коридора ослабевшую от горячей воды Юлю.

Но Юля не успела ответить. В это мгновение в окне, в свете уличного фонаря, промелькнула чья-то тень, раздался грохот рухнувшего оконного стекла, затем несколько выстрелов, и Юля упала, инстинктивно прижимаясь к полу… Последнее, что она увидела, это быстро расплывающуюся на паркете лужицу ярко-красной, необычного, красивого оттенка крови…

* * *

Чайкин бинтовал ей плечо и говорил о том, как полезно для крови есть гранаты или пить красное вино.

– Ты бы еще посоветовал ей пить кровь новорожденных младенцев… – всхлипывая и шмыгая носом, говорила потрясенная всем происшедшим Надя. – Юлечка, какая же ты бледненькая… Господи, как хорошо, что они промахнулись…

– Щукина, не ной… – слабым голосом произнесла Юля, морщась от боли, потому что Чайкин в это время как раз надавил натянутым бинтом на рану. – И так тошно… Зато теперь я точно знаю, что мы на верном пути… И разным там Корниловым, Сазоновым и Сырцовым пусть будет стыдно…

– Может быть, добавишь, что если бы тебя пристрелили насмерть, то было бы еще лучше – это означало бы, что ты уже держала убийцу за руку…

– Но так оно и есть… Считай, что я покойница… Вот бы ко всему этому узнать – кто в меня стрелял?

– Тот, – говорил, сосредоточенно бинтуя, Чайкин, – кто видел, как ты подъехала сюда… Окно-то – вот оно, все, что происходит в коридоре, отлично просматривается… Я вообще не понимаю, как это вас до сих пор не перестреляли…

– Так ведь мы не в Чикаго… – попыталась пошутить Юля. – Ой, ребята, спасибо, что не вызвали «Скорую», я бы вам этого никогда не простила… Леша, а тебе особая благодарность… Я эту пульку сохраню на всю жизнь… И как это ты только умудрился ее извлечь?

– Элементарно. Просто я как представил, что если ты помрешь и тебя надо будет вскрывать, сколько мне работы прибавится, так сразу ее, свинцовенькую, и зацепил… ну вот и все, готово… Теперь будешь, как новенькая…

Юля поднялась с дивана, на котором лежала после того, как Надя принесла ее из коридора и уложила в приемной, предварительно закрыв все жалюзи на окнах:

– Предлагаю выпить красного вина и закусить гранатами…

– А минометами тебе закусить не хочется? – но Надя уже кинулась к двери. – Лежи спокойно, не поднимайся, ты еще очень слаба, а я пойду принесу вина… Надо же обмыть твое спасение…

Надя вернулась из магазина с красным вином, красными гранатами, красным вишневым соком и красным, в малиновом желе, тортом.

Подругу она нашла рыдающей в объятиях Чайкина. До Юли, оказывается, только сейчас дошло, что она была на волосок от смерти…

* * *

Юля проспала три с половиной часа, и когда проснулась, за окнами была уже ночь. Дождь барабанил по стеклам и подоконникам, тихо и уютно постукивала на компьютере Надя, попивая кофе, аромат которого приятно щекотал ноздри…

– Ты как? – Надя выпорхнула из-за своего огромного, заставленного тарелками с остатками вечерней трапезы стола и уселась на краешке дивана рядом с Юлей. Поправила плед осторожным движением, боясь потревожить забинтованное плечо.

– Ты знаешь, нормально, вот только побаливает чуть-чуть… Главное, что нет жара… Как ты думаешь, я правильно сделала, что запретила вам вызывать врача?

– Это довольно сложный вопрос… Его можно вызвать СЕЙЧАС…

– Как это? Зачем? Ведь мне хорошо…

– Тот, кто стрелял в тебя, наверняка не знает о том, ранена ты или убита…

– Все. Я поняла. Ты хочешь, чтобы мы инсценировали мою смерть? Ну уж нет… Я в такие игры не играю. С меня довольно и того, что ко мне наведываются призраки… А так я и вовсе свихнусь. К тому же это довольно пошло… Я приблизительно представляю себе, как это будет выглядеть… Нет, нет и еще раз – нет! Пусть мой потенциальный убийца ЗНАЕТ, что я осталась жива, а это означает, что я сумею до него добраться… И вообще это черт знает что! У меня на сегодня были запланированы визиты к Лизе в гостиницу и к Вале Кротовой… Понятное дело, что в таком состоянии я уже никуда не поеду… Но с ними просто необходимо встретиться. Кроме того, мне почему-то кажется, что и Гусарова имеет ко всему этому какое-то отношение…

– Гусарова? А она-то тут при чем?

– Просто интуиция. Понимаешь, я много времени провожу в машине, и мне в ней хорошо думается. Вот и промелькнула мысль… Дело в том, что она пьет. Надо бы узнать настоящую причину. У нее какие-то проблемы, и мне почему-то кажется, что и она тоже была в той квартире, которую снимали для своих забав Соболев с дружками… У Светланы Гусаровой, по словам Сони Канабеевой, с Сергеем Садовниковым был долгий роман. Словом, все они – и подружки Лоры, и брат Полины со своими приятелями – сделаны как бы из одного теста… Они все жадные до развлечений. Вот только развлечения их не такие уж безобидные. Увидев в первый раз Гусарову, я поняла, что она неравнодушна к молоденьким мальчикам, а мальчики, Соболев, Берестов и Вартанов, в свою очередь были неравнодушны к совсем молоденьким девочкам… Я думаю, что эти пристрастия идут от пресыщения, ну и, конечно, зависят от предрасположенности человека к подобного рода играм… Сказывается и влияние окружающих. И мне непонятно, как, находясь в этом пестром котле, Лора Садовникова могла оставаться чистой? Всех, кто ее окружал, связывали определенные грязные желания… А что же сама Лора? Тебе не кажется, что Лора тоже могла иметь какие-то свои пристрастия? Причем такие, о которых мы, быть может, и не подозреваем? Человеческий мозг – уникальное природное явление и способен на все. Мне кажется, что я что-то нащупала, что я уже близка к цели.

– Ты, кстати, не забыла, что выходишь замуж за Ломова?

Юля какое-то время сидела молча, словно переваривая услышанное. Конечно, она не забыла об этом, но мысли о возможном замужестве пока что гнала от себя прочь… Они казались ей лишенными какой-то очень важной для нее основы.

– Я же не люблю его, – произнесла она вдруг и натянула плед до самого подбородка. – Он будет по два раза в день насиловать меня, запретит мне работать и заниматься тем, что мне нравится, а затем и вовсе перекроет мне кислород…

– Что ты имеешь в виду?

– Я имею в виду свободу, которой я сейчас располагаю… Я могу сесть в свою машину и поехать куда угодно – полная свобода перемещения в пространстве… Больше того, я чересчур любопытна, чтобы прикипеть к одному месту и пялиться на пусть даже и золотого мужа… Я вся переполнена желаниями, а он уже прожил жизнь. Мне будет с ним скучно. Уверена, что при всей его оригинальности и склонности ко всему необычному, даже, скажу, сюрреалистическому и мистическому, у него не хватит сил, чтобы удивлять меня постоянно. Он выдохнется, и после этого начнется полоса разочарований… А мне бы этого не хотелось. Знаешь, пожалуй, я сейчас позвоню ему и скажу, что не выйду за него замуж.

– Кто же так поступает? – возмутилась Надя. – Разве можно вот так, спонтанно, по телефону делать такие заявления… У меня даже возникло подозрение, что я выступила в роли провокатора, подбивающего тебя на ссору с Ломовым. Мне бы хотелось, чтобы ты вышла замуж, чтобы у тебя была семья… Отсутствие любви это, конечно, важный фактор, и над ним стоит призадуматься, но вот отсутствие денег, по-моему, фактор еще более важный… Ломов богат, а если, как ты говоришь, он тебя еще и любит, то и определенная свобода тебе обеспечена… Ты умна, ты всегда сможешь его убедить в том, что не намерена сидеть дома, как в клетке, и развлекать его… – Щукина сделала паузу и перевела дух. – Послушай, Юля, можно я задам тебе не совсем приличный вопрос?…

– Интимный? Валяй. Только налей мне, пожалуйста, чего-нибудь выпить… У нас осталось вино или какой-нибудь сок?

Надя налила ей красного вина.

– Скажи, тебе с ним… не… не страшно?

– В каком смысле?

– Но ведь он же страшен, как атомная война!

– Да брось ты, Щукина, может быть, именно его внешность меня и возбуждает… Я и сама-то еще толком не разобралась, что к чему… Но мне нравится принадлежать ему. Наверно, это и есть самый настоящий мазохизм. Понимаешь, в моей жизни было очень мало мужчин, и поэтому я могу сказать только одно: мне не хватает опыта. Павел Андреевич в этом смысле превосходный учитель. Он знает, что мне нужно. Он понимает меня… А что касается страха, то я трусиха по природе и боюсь просто выходить из дома… Я постоянно оглядываюсь, прислушиваюсь, принюхиваюсь… Я очень боюсь смерти, как, впрочем, и всякий нормальный человек. И если Ломов страшноват внешне, то внутри он добрый и даже, я бы сказала, красивый… И вообще в нем словно бы сидят два человека, причем совершенно разных… Один присылает мне тот самый торт с окровавленной постелью…

– Какой-какой?

– Как, я тебе еще до сих пор не показала это чудо? Подай мне, пожалуйста, сумку… Вот, взгляни, – она достала снимок торта. – Ну как он тебе?

– И это торт? – Щукина, еще не веря своим глазам, вертела фото в руках. – Только больной мозг способен на такое, честное слово… Но почему? Как это произошло? Когда?

И Юля подробнейшим образом рассказала ей об утреннем визите Вениамина, который принес этот торт.

– А ты говорила Ломову, что была в квартире Садовниковых?

– Кажется, нет. Но не в этом дело. Он и так бы все узнал. У него есть свои, причем прекрасно информированные источники… Шубин сказал, что такой торт мог бы сделать любой человек, обладающий долей фантазии.

– Понятно. Твой Павел Андреевич просто решил тебя шокировать… Ну и как? Ему это удалось?

– Конечно… Но если он рассчитывал на то, что я не стану есть это творение, то он ошибся… Торт оказался на редкость вкусным… А на самом дне я обнаружила маленький пистолет. Это его подарок.

– Тогда выходи за него замуж. Действительно неординарная личность… А тут встречаешься с каким-то вонючим потрошителем…

– Надя… Разве можно?..

– Да нет, Лешка, конечно, неплохой человек, но он почти все время на работе, занят… Он беден, ему очень мало платят, и пойми – от него постоянно пахнет моргом. У него дома целая коллекция разных духов и одеколонов… Он моется хорошим, дорогим мылом, но этот запах неистребим… И меня мутит при одной мысли о том, что он ласкает мою грудь той же самой рукой, которая всего несколько часов назад путешествовала по внутренностям покойников…

Послышался тихий пиликающий звук: подавал о себе знать сотовый телефон, который теперь лежал на столе Щукиной.

– Возьмешь? – спросила она Юлю.

– Конечно. Я даже знаю, кто это… – она приняла телефон и, закрыв глаза, стала слушать, что ей говорили в трубку. Прошла минута, затем другая, третья… – Хорошо, подъезжайте…

Она положила трубку рядом с собой и вздохнула:

– Надя, сейчас он приедет за мной и увезет к себе…

– Это был Ломов?

– А кто же еще? Не Крымов же… Тот бы не стал звонить, он ждал бы, пока не позвоню я. Кстати, куда он исчез? Может, лежит теперь в объятиях Полины в моей кровати… Надо бы позвонить ей…

Юля набрала свой номер. И через несколько мгновений услышала голос Полины.

– Добрый вечер, это Юля. Ты жива?

– Жива… Сама не знаю, как я взяла трубку… Боялась даже подходить к телефону… Нервы на пределе. Я нашла у тебя настойку пустырника и валериановые капли… У меня кончились фрукты и йогурты. Ты бы не смогла мне их привезти?

– Да-да, конечно… Что-нибудь еще?

– Если можно, соленой рыбы… Кстати, у тебя прекрасная квартира, чудесная ванна… Да и телевизор просто блеск! Отдыхаю, ем, развлекаюсь просмотром видеокассет… Ты собрала неплохую коллекцию.

– Я рада за тебя…

– Ты не приходишь ночевать, и я чувствую себя неловко… Я все понимаю, тебе неприятно видеть меня. Но поверь, пройдет какое-то время, и все закончится. Я отблагодарю тебя. Кстати, ты не можешь мне сказать, МЕНЯ ИЩУТ?..

– Да, конечно… И ты правильно делаешь, что не берешь трубку. Лишний риск.

– Как там поживает Крымов? Я надеялась, что он мне хотя бы позвонит, но он профессионал и поэтому, наверно, не хочет рисковать…

– Все, я не могу больше разговаривать. Я в течение часа подъеду к тебе и привезу все, о чем ты просила. Я позвоню пять раз, а потом еще три. Ну все, до встречи…

Юля спрятала телефон в сумку и попыталась встать.

– Ты все-таки решила поехать к Ломову?

– Не знаю, Надя, пока еще ничего не знаю… Только заеду за фруктами и йогуртами… Актриса не может жить без витаминов…

– У тебя такой вид… Ты расстроилась? Неужели ты все еще любишь Женьку? – в сердцах произнесла Надя и даже приобняла подругу. – Так нельзя. Это нехорошо. Но если ты решила назло ему выйти замуж за Ломова – это еще хуже. Он недостоин такой жертвы. Это называется «финт ушами». Это глупо.

– Надя, прекрати. Я и сама все понимаю. Помоги мне подняться. Сейчас я куплю лимонов и винограда этой рыжей стерве и отвезу их, а потом попрошу Павла Андреевича, чтобы он привел меня в чувство… У него имеются какие-то восточные благовония, масла, словом, он быстро поднимет меня на ноги…

– Ну смотри… А вот и он… – Надя со страхом выглянула в окно. Прямо к крыльцу, чуть слышно шелестя шинами, подъехала большая черная машина.

Вздрогнула от ее слов и Юля.

– Надюша, спасибо, мне пора… Думаю, что тебе следует позвонить Крымову, Шубину, да и Корнилову, сообщить, что в меня стреляли… Опиши все подробно, особенно время… Ты помнишь, который был час?..

– Конечно, помню. Да и пульку я спрятала в надежное место…

– Кстати, а где Чайкин?

– На работе, где ж ему еще-то быть?

– Позвони и ему, поблагодари от меня…

– Тебе, конечно, повезло, что пуля засела неглубоко, думаю, что ты в рубашке родилась…

Юля попрощалась с Надюшей и, пошатываясь, вышла из приемной. «Все-таки надо было вызвать врача…»

На крыльце ее уже поджидал Павел Андреевич. Черная шляпа и черный плащ спасали его от дождя. Внимательные глаза сразу заметили неестественную бледность Юли, да и легкое пальто сидело на ней как-то неловко, потому что она так и не смогла просунуть в рукав раненую руку.

– Что с тобой? – он обнял ее и повел к машине. – Садись, расскажешь… У тебя нездоровый вид…

Ломов усадил ее на заднее сиденье, а сам сел за руль. Юля вздохнула с облегчением: хорошо, что он приехал без Вениамина.

– В меня стреляли… Совсем недавно…

* * *

Всю дорогу он слушал ее не перебивая.

– Вот что, ласточка. Тебе надо прекращать эти дурацкие расследования. Я все обдумал и пришел к выводу, что тебе надо уходить с этой чертовой работы. Ты выйдешь за меня замуж и будешь жить в свое удовольствие… И я тебе это, слава богу, смогу предоставить… Ты как, согласна?

Он спрашивал, не видя ее лица, и если бы вдруг увидел ее глаза, то понял бы, что Юля растерянна… Она не знала, что ему ответить. Теперь, когда у нее ныло плечо, а на лбу выступила испарина, когда в горле запершило от нахлынувшего леденящего ужаса перед смертью, которая была от нее так близко, на расстоянии вытянутой руки, даже нет, всего в нескольких сантиметрах от ее перепуганного насмерть сердца, слова Павла Андреевича о возможном блаженном безделье были как нельзя кстати. В принципе она всегда была бездельницей. И никто не знает, что она пробездельничала всю свою сознательную жизнь. Она училась легко, весело, и у нее была масса времени, которое она убивала, валяясь на своем диване с книжкой… И не было ничего более прекрасного, чем, обложившись яблоками, конфетами или семечками, читать и перечитывать Мопассана, Золя, Бальзака, Моруа… Но кто мог упрекнуть ее в этом? Пожалуй, никто. Она росла, как растение, которому были предоставлены наилучшие условия для развития… В доме всегда было тихо, спокойно, за стеной в таком же блаженном забытьи пребывала ее мама… Они обе, и мать, и дочь, находили умиротворение в чтении книг… Они жили иллюзиями и, наверно, все же немного лукавили, когда признавались друг дружке в любви… Они были счастливы наполовину, потому что в их жизни не было мужчины – мужа и отца. Но потом все резко изменилось. Появился ОН, будущий мамин муж. А спустя какое-то время – Земцов. «Боже, как же давно это было!»

– Вы вызывали милицию? – спрашивал Ломов, ловко выруливая на Кировский проспект и на огромной скорости двигаясь в сторону своего района. – В принципе это было покушение на убийство…

– Нет, но Щукина обязательно сообщит о том, что произошло, Корнилову… Вы вот говорите, чтобы я все бросила… Неужели вы не понимаете, что мне уже просто необходимо поймать этого негодяя?! Во-первых, это мое первое самостоятельное дело, во-вторых, мне хочется довести его до конца уже по той причине, что меня не поддерживает Крымов… Я уверена, в душе он смеется надо мной… Кроме того, должна же я каким-то образом оправдать те усилия, которые потратили на меня, помогая в расследовании этого дела, Шубин и Надя. Что касается моего замужества, то мне показалось, что вы уж очень спешите… Мы ведь практически не знаем друг друга. Тот факт, что мы переспали, ни к чему вас не обязывает… Можете считать меня безнравственной особой, но, честное слово, я спокойнее буду себя чувствовать, находясь на некотором расстоянии от вас, чем будучи вашей женой, вашей собственностью… Вы думаете, я не понимаю, что означает быть ВАШЕЙ женой? Да это же полная зависимость… А мне бы этого ПОКА не хотелось. К тому же я не уверена, что вам действительно это так важно и нужно… Ведь семья подразумевает прежде всего детей, а вам достаточно много лет…

Ломов молча вел машину. И Юля, которая тоже не могла видеть его лица, а потому была лишена возможности определить его реакцию на ее тираду, лишь пожала плечами и, откинувшись на спинку сиденья, замолчала. Но по прошествии нескольких минут она вдруг услышала:

– Это твое последнее слово? – он проговорил слегка хрипловатым, каким-то судорожным голосом.

– Последнее слово мне дадут в суде, – нахмурилась она – ей не понравился тон его голоса. «Можно себе представить, как ты будешь со мной разговаривать, когда я стану твоей женой…» И снова, как тогда, с Земцовым, ее начало охватывать чувство сродни безысходности… Она не потерпит ни от кого насилия, грубости… Она никогда и никому не будет принадлежать полностью. Ответственность в конечном счете совсем не то же, что зависимость. Хотя и зависимость бывает разная: приятная или навязанная кем-то.

– Хорошо, я больше не буду на тебя давить, но спрашивать тебя время от времени, созрела ли ты для того, чтобы выйти за меня замуж, я все-таки буду. – Теперь его голос звучал намного мягче, и уже это радовало. – Ты по-прежнему не хочешь, чтобы тебя осмотрел настоящий доктор?

– А откуда вы знаете, осматривал меня вообще кто-то или нет? – спросила Юля и тут же вспомнила, что совсем недавно сама рассказала абсолютно все, что с ней произошло в агентстве. И про Чайкина, разумеется, тоже.

– У меня есть хороший доктор, он сделает тебе укол, который полностью снимет боль.

– Если это наркотик, то сразу заявляю – мне это ни к чему. Я вполне смогу справиться и сама. Поболит-поболит и перестанет. В крайнем случае можете предложить мне обычное болеутоляющее, например, анальгин. А если честно, то мы едем совсем не туда, куда бы мне хотелось, – она вспомнила, к своему ужасу, о Полине и ее просьбе. И тут же поймала себя на том, что побаивается Ломова. Но, с другой стороны, она должна вытравить из себя это чувство, и чем скорее, тем лучше. Где это видано, чтобы любовники трепетали друг перед другом от страха. Подумаешь, Ломов!

– Не понял… – опять этот недовольный тон.

– Послушайте, Павел Андреевич, мне не нравится тон, которым вы обращаетесь ко мне… Я же не ваша подчиненная, и вы не вызывали меня на ковер… И если я сказала вам, что не собираюсь выходить за вас замуж, это не дает вам права так разговаривать со мной. Короче, если вам что-то не нравится, отвезите меня снова в агентство. У меня сейчас нет сил разговаривать с вами на повышенных тонах. Я все понимаю, не маленькая. Вы – мужчина с большой буквы, и все такое прочее… Но пресмыкаться перед вами я не намерена. Мне надо заехать в магазин, купить там кое-что и вернуться домой. – Мысль о том, чтобы провести ночь в обществе Полины, теперь показалась Юле почему-то даже привлекательной. – Я не готова к тому, чтобы ложиться с вами в постель. Как хотите, так меня и воспринимайте. Я только должна извиниться перед вами, что вспомнила о необходимости заехать в магазин так поздно.

«Кажется, у меня все-таки начинается жар…»

– В какой тебе магазин? – спросил он глухо. Ей уже начало казаться, что она разговаривает с какой-то заведенной куклой – до того неестественно звучал его голос, как-то бесцветно и тихо.

– Супермаркет «Хлоя». – Она специально назвала этот огромный магазин, поскольку только в нем можно было купить абсолютно все, начиная с салфеток и кончая жирными французскими лягушками.

– Хороший магазин, – заметил он и резко свернул влево.

* * *

Остановившись у входа в магазин, Павел Андреевич вызвался сопровождать ее, но Юля категорически заявила, что предпочитает делать покупки сама и уж ни в коем случае не с мужчиной.

– Вы все равно в этом ничего не смыслите, – зачем-то сказала она, выходя из машины и опираясь на его руку.

– Вот деньги… – он достал из кармана сотенные. Она хотела было тоже отказаться, но услышала: – Не возьмешь – обижусь.

В принципе он был прав. Теперь, когда она действительно стала его любовницей, у нее появились не только определенные обязанности, но и права. Хотя бы право спокойно принимать от него деньги и подарки.

И она взяла деньги. Слегка покачиваясь от слабости, Юля вошла в магазин и, зацепив пальцем невесомую сверкающую тележку-корзинку, покатила ее вдоль нескончаемого прилавка.

– Вот тебе, Полина, яблоки, вот тебе, дорогая, груши… – складывала она красивые плоды в корзинку и, усмехаясь собственной щедрости, представляла себе, как ее соперница обрадуется такому изобилию фруктов. – Может, тебе еще и персиков?

Она произносила эти слова тихо, почти незаметно, но они почему-то развлекали ее. Словно Полина сидела у нее в кармане и могла все слышать. «Должно быть, у меня начинается бред».

Мальчик-консультант помог ей докатить нагруженную тележку прямо до машины, где Ломов принял и уложил в машину пакеты с продуктами.

– Теперь домой? – спросил он убитым голосом.

– Домой. – Затем, помедлив немного, добавила: – А там видно будет…

Возле ее дома Ломов, задрав голову, насколько позволял ему горб, заметил, разглядывая ее светящиеся окна:

– У тебя горит свет… Там кто-то есть?

– Я всегда оставляю свет включенным, чтобы те, кто собирается ограбить меня, думали, будто бы в квартире кто-то есть… А разве вы так не делаете?

– У меня квартира на сигнализации.

– Понятно. Скажите, а если я соглашусь выйти за вас замуж, вы и меня поставите на сигнализацию?

– Юля, ты – прелесть… Но давай сделаем так: мы с тобой сейчас поднимаем эти пакеты к тебе домой, а потом ты возвращаешься ко мне, и мы едем в охотничий домик. Я так соскучился по тебе. – Он помог ей выйти из машины, и она тотчас оказалась в его объятиях. – Ну же, соглашайся.

– Я не знаю. Вы делаете мне больно.

– А дома я тебя быстренько вылечу и поставлю на ноги.

– Не уверена, что то, чем вы намерены со мной заниматься, поможет мне встать, как вы говорите, на ноги… Ведь я же знаю, что будет там, в охотничьем домике… Или я ошибаюсь?

Она провоцировала его скорее из кокетства или по инерции, чем сознательно. Просто в ней иногда просыпалась женщина, которая в силу своей принадлежности к этому полу просто не могла вести себя иначе, но очень скоро, утомившись, засыпала в ней опять. До следующего объятия, до следующего эмоционального толчка.

– Я хочу тебя… – услышала она и вдруг усмехнулась, представив себе лицо Павла Андреевича в тот момент, когда он увидит в ее квартире Полину Пескову. – Пойдем, я помогу тебе отнести все это домой.

И она поняла, что отказаться от его помощи означало бы сейчас расписаться в своем вранье. Сказать ему, что она сама дотащит эти тяжелые, набитые фруктами и соками пакеты и что это даже доставит ей удовольствие? Но что же делать?

– Конечно, не думаете же вы, что я потащу все это сама.

Он с легкостью поднял все четыре пакета и быстрым шагом двинулся к подъезду. Несколько минут – и они уже стояли у двери ее квартиры.

– Если вы наброситесь на меня прямо сейчас, едва я войду в квартиру, вы меня больше никогда не увидите, – произнесла она как можно серьезнее.

– Как скажешь. Я могу подождать тебя внизу. Господи, извини, как же я не догадался. Ведь тебе, наверно, нужно переодеться. Извини меня… – он привлек ее к себе и нежно поцеловал, и все это, не выпуская из рук тяжелой ноши.

– Я рада, что вы такой догадливый…

Он ушел, оставив пакеты в прихожей.

– Я уж думала, что ты разрешишь этому мужику войти сюда… – услышала Юля голос и почему-то вздрогнула, хотя и знала, что Полина присутствует где-то здесь, совсем рядом.

Она вышла из полумрака гостиной, закутанная в ее халат, и молча унесла пакеты на кухню.

– Спасибо, – донеслось оттуда. Вскоре Полина вернулась с бананом в руке. – Как идут дела? Что-нибудь узнали?

Юля в этот момент раздевалась, осторожно высвобождая из тесного рукава плечо. Полина, увидев пропитанную кровью повязку, ахнула.

– Что с тобой?

– В меня, Полина Пескова, стреляли… И все потому, что ты молчишь и не хочешь мне ничего рассказать…

– Но ведь я же все рассказала!

– Да ничего ты толком не рассказала… – Юля сморщилась от боли и швырнула пальто на столик в углу, затем разулась и прошла в гостиную. – Кем тебе приходится Сырцов?

– Сырцов? Кем? Да никем! Переспала с ним разок, да и бросила. На что он мне? Ни денег, ничего другого. Так, посредственность какая-то, серятина, а еще прокурор. Да в гробу видала я таких прокуроров! – Полина говорила спокойно, без истерики.

– А что ты знаешь о квартире, где развлекался твой братец со своими приятелями?

– Ничего особенного… Молодые ребята, что они могли там делать, как не девок трахать?

– А ты знаешь, сколько лет было этим девкам?

– Откуда ж мне было знать?

– А почему ты мне ничего не рассказала о том, что твой брат спал с Гусаровой? – эту байку Юля слепила из воздуха и теперь замерла, ожидая, что скажет Полина.

– А какое это имеет отношение к делу Садовниковых? Да мало ли с кем спал Герман?! Это меня не касалось. Он был взрослым мальчиком.

– Кроме того, ты мне ни слова не сказала о фонде, которым руководишь.

– Ха! Тоже мне фонд. Одно название. Да если бы Сергей не давал мне денег, мы бы до сих пор крышу в театре не отремонтировали. Фонд – это, конечно, хорошо, но только мне от него ничего, кроме головной боли, не перепадало. Я все надеялась, что туда будут время от времени поступать деньги, чтобы мы организовали приличные гастроли, пошили костюмы…

– Но вы же организовали гастроли в Швейцарию.

– Наш театр достоин лучшего.

– А почему ты ушла со сцены?

– Не поладила с Иорданиди. Он слишком много на себя берет. Я текст телом чувствую, а он ушами, что ли… Мне с ним неинтересно… Кроме того, мне надоело играть роль его любовницы… Ведь все мужики – как дети малые. А ты что, встречалась с ним, с Сашкой-то? Представляю, что он тебе про меня понарассказывал… Он меня ревновал страшно… Послушай, да у тебя открылось кровотечение… В тебя действительно стреляли? Но кто?

– Забыла спросить. Какой-то тип шел мимо агентства, увидел меня, наверное, я ему понравилась, вот он в меня и выстрелил… – Юля разозлилась и разговаривала с Полиной на повышенных тонах.

– Похоже, ты совсем близко подгребла… – вдруг шепотом произнесла Полина. – Послушай, Земцова, я понимаю твои чувства ко мне, но все же постарайся послушаться меня… Уезжай из города. Я знала, понимаешь, знала, что этим дело закончится… Это же просто счастье, что ты осталась жива… Но ведь ты могла бы сегодня не прийти сюда… Неужели тебе не страшно? Ты презираешь меня за мои страхи и сама готова подставить свою голову, чтобы только не уподобиться мне? Но ведь это глупо… Я не знаю, на какой стадии расследования ты сейчас находишься, но раз в тебя стреляли, значит, ты коснулась оголенного нерва… Произошла реакция. Кстати, а кто этот мужик, который подвозил тебя?

– Ломов, а что? – Юля решила произнести фамилию своего любовника лишь с тем, чтобы иметь возможность услышать что-нибудь и о нем: похоже, Полина была близко знакома со всеми представителями мужского населения города.

– Так это машина Ломова? А ты-то с ним как познакомилась?

– Какая разница…

– Большая… Уж не роман ли ты с ним закрутила? Не советую. Довольно опасный тип, хотя и не лишен оригинальности.

– Ты и с ним спала?

– Нет, не пришлось… Хотя, думается мне, он бы меня не разочаровал.

– В каком смысле?

– В известном.

– Послушай, Полина, неужели тебя действительно так интересуют мужчины, что ты готова лечь со всяким? Ты уж извини, что я так прямо тебя об этом спрашиваю, но у меня просто в голове не укладывается, как такое вообще возможно?..

– Если бы я сама знала… – вдруг надсадно и горестно выдохнула Полина. – Должно быть, судьба у меня такая…

– Ты, я вижу, скучаешь… Не здесь, не в моем доме, а вообще в жизни… Почему бы тебе не уехать отсюда? Ты – девушка красивая, мужики тебе на шею все вешаются, как загипнотизированные… Вышла бы для начала замуж за какого-нибудь нашего миллионера, я имею в виду московского, конечно, а потом уж повыше поднялась бы…

– Это ты из-за Крымова со мной так разговариваешь? – усмехнулась Полина, откусывая от банана, и, дурачась, закатила глаза кверху, словно от неслыханного наслаждения. А потом вдруг как-то истерично захохотала и схватилась за живот.

– Не вижу здесь ничего смешного. Помоги мне лучше перевязать плечо. Принеси бинты из аптечки.

Юля пробыла дома около сорока минут. Знала, что ее ждут, но все равно старалась все делать не торопясь, словно подсознательно оттягивала свидание с Ломовым. За это время Полина успела сделать ей перевязку, причем отменную, словно актриса всю жизнь только этим и занималась. Затем Юля переоделась в брюки и свитер и, слегка перекусив черничным рулетом, вышла из дома.

– Так ты мне не советуешь встречаться с Ломовым? – все-таки не выдержала она и спросила Полину уже перед самым выходом. – Но почему? По-моему, приличный человек или, как говорят обычно в таких случаях, достойная партия. Я, может, замуж за него собралась.

– Смотри сама. Но уж больно он большой и страшноватый. Один горб чего стоит.

– Ты-то его где видела?

– Да встречались как-то в одной компании… По-моему, даже у него дома… Я ведь уже говорила, кажется, что он большой оригинал… Так вот, он кормил нас фаршированными яйцами, причем сделанными таким образом, что они своей формой и расцветкой напоминали человеческие глаза: карие, зеленые, голубые… Затем еще было одно блюдо из курицы. Причем эта курица изображала лежащую в постели женщину в кружевном пеньюаре… из нежного солоноватого крема с сухариками… А вместо головы у этой курицы была миниатюрная, искусно сделанная из гусиного яйца женская головка с волосами из шоколадного волнистого крема… Жуткое зрелище… Но мы ее скушали за милую душу…

– А ты не знаешь, как Ломов стал министром экономики? Я, к своему стыду, до последнего времени не интересовалась политикой, в этом плане у меня огромный пробел. Что вообще представляет из себя Ломов?

– Я думаю, что он гений. Никто не знает, откуда он взялся. Возник, так сказать, ниоткуда с совершенно потрясающими разработками, касающимися реорганизации местных оборонных заводов. Там, говорят, было все: расчеты, схемы, перспективные планы будущих производств и даже список живущих в нашем городе специалистов, способных поднять производство… Кажется, он всю жизнь проработал в каком-то закрытом предприятии, в какой-то лаборатории, где ему больше приходилось бездельничать, чем реализовывать себя… А потом он решил, что хватит спать, пора приниматься за серьезную работу. Он вышел напрямую на губернатора, втерся к нему в доверие и, понимая, что имеет дело с дилетантом в экономическом плане, объяснил ему все на пальцах… И губернатор понял, что Ломов ему нужен как воздух… После того как Павлу Андреевичу было дано место скромного чиновника при нашей администрации, он развернулся не на шутку. Убедил губернатора поехать со своими идеями и планами в Москву… Вот после Москвы все и началось. Колесо завертелось, с нашими местными предприятиями стали заключать долгосрочные договора…

Полина вдруг остановилась на полуслове.

– Откуда тебе все это известно? – спросила Юля, чувствуя себя совершенным недоумком.

– Газеты надо читать, госпожа Земцова… Ты бы спросила у Крымова про своего Павла Андреевича, он о нем еще больше знает.

– А что он знает?

– Что его пытались поймать на взятке, да кое-кто сильно обжегся. Он большая умница, не дал себя поймать, потому как взяток не берет… Он и так имеет все, поскольку тесно сотрудничает с директорским корпусом, я имею в виду вполне конкретных людей, которые буквально питаются его идеями… Поэтому меня раздражает, когда я слышу вокруг себя, что, мол, мы связаны по рукам и ногам, нам не дают работать, негде развернуться… Все это чушь собачья… Были бы мозги…

– Послушай, но раз он такой хороший, как ты говоришь, тогда почему же ты не советуешь мне с ним встречаться? То, что он не такой, как все, я и сама поняла.

– Все очень просто. Он поработит тебя. Рядом с ним ты сойдешь с ума, свихнешься… Он какой-то странный… С сумасшедшинкой, что ли… Не знаю даже, как тебе объяснить…

– А друзья у него есть?

– Есть. Начиная с губернатора… Но дружат с ним в основном из страха… Слишком много в нашем городе связано с именем Ломова…

– А чего его бояться-то? Я не понимаю…

– У него свои принципы работы… Возможно, он таким образом проворачивает свои идеи, что человеку, хотя бы раз с ним связавшемуся, просто невозможно будет потом обходиться без Ломова.

– Полина, ты несешь какие-то несуразности… То есть, говоря проще, Ломов давит на директорский корпус психологически?

– Да нет же… Тут дело сложнее и во многом зависит от того, какое прошлое у руководителя предприятия… Процедура банкротства, списание долгов – вот «золотые» рычаги, которые использует в своей работе Ломов. Он как паук, который оплел весь город… В конечном счете заводы работают, проблема безработицы решается, люди начинают получать деньги, но больше всех будет иметь твой Ломов…

– Но почему? Ведь он только чиновник?

– Ценные бумаги, Юля… Он – держатель основных пакетов акций, он акула, готовая сожрать в любое время то, что плохо лежит, или то, что перестает ему подчиняться…

– А как к этому относится губернатор?

– Ломов ему необходим как воздух…

– … или как мозг?

– Ну вот ты все поняла… Я тебя, кажется, задержала? – Полина улыбнулась и даже подмигнула Юле: – Но ты должна знать, с кем проводишь ночи…

– Но откуда у тебя такая информация? Ты что, тоже интересовалась Ломовым как потенциальным любовником?

– Я вообще много чего знаю о местных воротилах… Но все это довольно скучно…

Она снова закрылась, как раковина-беззубка.

* * *

Ломов был недоволен, что его заставили ждать. Но тем приятнее было Юле осознавать, КТО ее ждет, особенно после всего, что она услышала о Павле Андреевиче.

– Извините, что задержалась. Я попыталась сделать себе перевязку, и, по-моему, у меня это довольно-таки неплохо получилось… Вы сердитесь на меня?

– Скажи, – он повернулся к ней, и в бледных бликах салонного освещения она увидела его крупное, с выразительными темными глазами лицо. Мешки под ними показались и вовсе черными, они словно бы являлись продолжением глаз и пугали своими размерами. – Скажи, тебе доставляет удовольствие мучить меня?

– Если вы будете разговаривать со мной в таком духе, то я вернусь домой… Вы не должны забывать, что я женщина, что у меня могут быть свои дела, которые необходимо выполнять без свидетелей… Я переоделась, сделала перевязку, привела себя в порядок, наконец, распихала продукты в холодильнике, выпила анальгин… Что в этом особенного? Вы прекрасно понимаете, что я ранена, что мне нездоровится и что я согласилась поехать с вами только лишь из уважения к вам… Кроме того, я надеялась на вашу реальную помощь.

– Извини… – он положил руку ей на плечо и, склонившись к ней, поцеловал в щеку. – Просто я нервничал… Я подумал, что ты меня обманываешь, что у тебя дома кто-то есть, с кем ты обсуждаешь наши с тобой отношения… Ну что, поедем?

– Конечно, – она тоже клюнула его в щеку. И они поехали.

– Знаешь, ласточка, тебе будут говорить обо мне самые ужасные вещи… Но ты не должна никому верить. У меня достаточно много врагов в этом городе. И не потому, что я такой плохой, просто у меня работа такая… Я выбрал тебя, и мне бы хотелось, чтобы ты теперь выбрала меня.

– Павел Андреевич, я все это уже слышала, только никак не могу взять в толк, зачем я вам? Вы действительно хотите создать семью, чтобы у вас появились дети?

– Разумеется…

– Вам уже за шестьдесят, не кажется ли вам, что как-то поздновато вы решили взяться за ум? Это что же получается, у вас до сих пор нет детей?

– Представь себе, нет…

– Но почему? Вы бесплодны?

– Не думаю… Просто у меня до сегодняшнего дня не складывалась личная жизнь.

– Уверена, что у вас было много женщин… Вы – влиятельный человек, богатый к тому же… Что мешало вам встречаться с женщинами и выбирать среди них потенциальную жену?

– Я и выбирал… Понятное дело, что я не монашествовал, просто мне бы не хотелось говорить с тобой на эту тему…

– А вы, случайно, не гомосексуалист?

– Нет, успокойся. Мне даже показалось, что я смог убедить тебя в том, что способен сделать женщину счастливой…

Юля замолчала, вспомнив все, что произошло между ними в их последнюю встречу. Она уже открыла было рот, чтобы сказать, что вряд ли подобную близость можно назвать счастьем, но вовремя опомнилась и, чтобы не обидеть Ломова, промолчала. А ведь она не забыла о кладбище, о том, что ей пришлось пережить, наблюдая полное бессилие Павла Андреевича, и, наконец, о предложении Ломова заниматься сексом с другим мужчиной в его присутствии.

Глава 20

Всю ночь Юля проспала одна на широкой кровати, а утром, проснувшись, поняла, что видит эту спальню в последний раз. Ломов – увлечение, не больше. А потому с ним необходимо немедленно расстаться, пока они не стали врагами. Мужчины – самолюбивые звери, с ними нельзя вести себя резко. Особенно с Ломовым.

Она встала, подошла, обнаженная, к окну и взглянула на улицу. Шел дождь. Глубокая осень. Глубокая печаль.

Она помнила, как Ломов раздевал ее, как разбинтовывал плечо, осматривал рану, а потом смазывал ее целебным бальзамом и вновь бинтовал, шепча в каком-то неописуемом восторге совершенно бредовые молитвы. Он был восхищен ею. Он был влюблен в нее. Он страдал. Он так и не смог овладеть ею.

Плечо не болело. Юля нашла свою одежду на кресле, оделась и поняла, что не готова к встрече с Ломовым. Она не знала, о чем с ним говорить, что обещать, о чем договариваться. Он захочет ее увидеть снова, но с нее хватит.

Решение бежать из этого дома пришло само. Охотничий домик, нафаршированный чучелами животных, шкурами убитых зверей, ружьями и кинжалами, меньше всего напоминал ей тюрьму, в нем имелись открывающиеся окна и двери… Пройти к выходу, минуя комнату, где спал Павел Андреевич, было невозможно, оставалось одно – выбраться из спальни через окно.

Юля долго открывала его, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить спящего в соседней комнате хозяина. Наконец это удалось, и в лицо ей хлынул влажный и холодный воздух, настоянный на ароматах умирающего осеннего леса…

Юля достала блокнот и, черкнув несколько строк, вырвала листок и оставила его на видном месте, после чего с необычайной легкостью взобралась на подоконник и, придерживая полы длинного пальто, спрыгнула на мягкую влажную землю… На ее счастье, окно спальни выходило на лесную дорогу, тогда как окна других комнат были обращены в сад… Ей повезло, она даже не подвернула ногу.

До основной трассы было километра три. От утренней тишины ломило в ушах. Удаляясь от охотничьего домика, Юля лихорадочно соображала, как же могло случиться, что Ломов живет здесь, почти в лесу, совершенно один, без соседей. Кто проводил сюда воду, газ, тянул телефонный и электрические кабели? И почему он выбрал именно это место? И только отойдя примерно на километр и поднявшись на пригорок, она поняла, что более живописного места во всем пригороде, пожалуй, не сыщешь. Хвойный лес, переходящий в березовую рощу, небольшое озеро, отдаленность от трассы… Это было идеальное место для охоты и отдыха.

Она остановила первую попавшуюся машину и попросила подбросить ее до города. Водитель, шестидесятилетний, скромно одетый мужчина, угостил ее мятными конфетами.

– Что, характерами не сошлись?

– Не поняла… О чем это вы?

– С губой-то что?

Она приподнялась и посмотрелась в зеркальце. И ей стало нехорошо. Верхняя губа распухла и покрылась коричневой коркой запекшейся крови, словно ее прокусили… Юля провела по ней языком и ничего не почувствовала, как после анестезии. Что же он с ней такого сделал? Она ничего подобного не помнила. После попытки овладеть ею Ломов нежно, как ей показалось, поцеловал ее и, пожелав спокойной ночи, ушел спать в соседнюю комнату. Неужели он что-то сделал, чтобы она потеряла сознание, отключилась и он мог вытворять с нею все, что угодно?…

Юля достала из сумочки пудреницу и, глядя в встроенное в нее зеркальце, оттянула вниз ворот свитера. От страха у нее засосало под ложечкой. На шее темнели иссиня-бордовые кровоподтеки. Она провела по ним рукой – полное онемение. Что он сделал с ней? И почему она ничего не ощущает? Кажется, он давал ей выпить какой-то целебный чай, который должен был снять боль… И чай действительно снял боль, Юля напрочь забыла о раненом плече, и ее сразу же потянуло в сон.

«Негодяй, мерзавец!»

Она достала сотовый телефон и позвонила на квартиру Крымову. Но он не брал трубку. После этого позвонила домой Щукиной. Ее тоже не было дома. Не брала трубку и Полина.

– Скажите, наш город не посыпали дустом? – спросила Юля, обращаясь к водителю.

– Что? Дустом? Почему дустом?

– Да потому что все вымерли, как тараканы…

– У тебя деньги-то есть?

Он, этот обычный трудяга-водитель, который наверняка возвращался со своей дачи, чтобы успеть утром на работу, уже обращался к ней на «ты». И это после того, как увидел ее разбитую или искусанную губу. Он принял ее за шлюху, сбежавшую от своего очередного партнера…

– У меня есть деньги, не волнуйтесь, я вам заплачу. Мне бы не хотелось перед вами оправдываться, но мир так тесен, и кто знает, может, мы когда-нибудь еще встретимся. Я просто хочу, чтобы вы знали, что я не та, за кого вы меня принимаете. Думаю, что со мной случилась беда. Я совершенно не чувствую ни своей раны на губе, ничего. Возможно, мне сделали укол, пока я спала. Чувствую только, что теряю силы. Поэтому я вас очень прошу, довезите меня до Абрамовской, где находится наше агентство, даже если я сейчас отключусь.

– А что это за агентство?

Юля с трудом, превозмогая слабость, открыла сумку и достала свое удостоверение. Водитель взял его и быстро пробежал взглядом по фотографии, очевидно, сравнивая ее с лицом своей странной утренней пассажирки.

– Вы частный детектив? Ну хорошо, тогда поехали… а то еще умрете здесь, чего доброго… – и он прибавил скорость…

Они познакомились. Его звали Александр Петрович.

Когда приехали на место, Юля была уже вся мокрая от пота. Ее трясло. Александр Петрович, перепуганный не на шутку, помог ей выйти из машины, открыл по ее просьбе ключами двери агентства и проводил до приемной. Он несколько раз спросил, надо ли вызвать врача, но она умоляла не делать этого. Она боялась осложнений, боялась Ломова. Никогда в жизни она не чувствовала себя настолько уязвимой. Про обещанные Александру Петровичу деньги она забыла и теперь лежала, скорчившись, на диване в приемной, кутаясь в плед. Посиневшими губами Юля попросила набрать домашний номер Чайкина, который, на ее счастье, всплыл в памяти и снова исчез, растаял в ее сознании.

– Дайте мне трубку… – она снова забыла о существовании сотового телефона.

Александр Петрович принес ей аппарат со стола и сел рядом с ней, поддерживая ее и боясь, что она может упасть с дивана на пол.

– Леша? Я в агентстве… Я не знаю, что со мной… Меня всю трясет, если не приедете с Надей, я умру… Ты меня слышишь?

После разговора с Лешей, который обещал взять такси и примчаться, она вспомнила про Александра Петровича:

– Подайте мне, пожалуйста, сумку.

Она заплатила ему и попросила оставить свой адрес и номер телефона.

– Когда приду в себя, я обязательно найду вас… Возможно, вы спасли мне жизнь…

Она не слышала, что он говорил, ее тело ввинчивалось в какую-то темную, душную дыру, после чего движение прекратилось, и она полетела в пропасть…

* * *

Уже к вечеру Юля перестала бредить. За нею ухаживала Надя.

– А ты, дурочка, думала, что тебя отравили? – она сидела возле Юли и гладила ее руку. – Скажи ему спасибо, что он так быстро поставил тебя на ноги. Он просто ускорил наступление кризиса. Теперь ты быстро пойдешь на поправку.

– Но что это был за чай?

– Лешка говорил название, но я не запомнила… Теперь и рана у тебя затянется быстрее… Ничего страшного, просто тебе надо было хорошенько выспаться, а ты потащилась в дождь… Не представляю, как ты будешь теперь с ним объясняться?

– Да никак… Я ему оставила записку, где черным по белому написала, что мы больше не должны встречаться…

– Вообще-то нормальные люди так не поступают…

– А кто тебе сказал, что я нормальная? Разве нормальный человек ведет себя так, как я? Я – аномалия, и этим все сказано. Вечно влипаю в истории… Эмоций слишком много, они захлестывают меня, не спрашивая позволения. Знаешь, у меня сейчас такая легкость во всем теле.

– Еще бы – так пропотеть!

– Надя, ты видела, что он со мной сделал? Эти жуткие пятна, засосы, укусы…

– Не вижу в этом ничего удивительного. У меня у самой один похожий есть. Что ты паникуешь? Это же такое дело. Ну воспользовался он тем, что ты крепко спала. Не выдержал мужчина, завелся. Тебе же самой это нравилось?

– Но у меня болит губа. Мне стыдно показаться перед людьми.

– Пластырем заклеим, как будто у тебя там герпес. А под свитером вообще ничего не видно.

– У меня дела, мне надо встретиться с Лизой, навестить Ласкиных. А голова пустая, как воздушный шар.

– Это я тебе еще ничего не рассказывала… У нас здесь такие события произошли, хорошо, что ты лежишь…

– Крымов нашел убийцу?

– Нет, убийцу никто не нашел. Но Шубин, кажется, нашел Риту…

– Нашел Риту? – Юля поднялась и села, обхватив пальцами лоб. – Это невероятно… Но где?

– Вернее, почти нашел. Я не так выразилась. Они с тем парнишкой идут по следу Володи Сотникова. Он звонил мне откуда-то, не помню название станции, какой-то километр, есть такие станции, и сказал, что позвонит еще… Теперь мазановы-арсиньевичи. Приходили, интересовались ходом расследования. Крымова нет, я здесь одна, Арсиньевич разговаривал со мной, как с молью… то есть он меня даже и не видел, голос у него замогильный, тяжелый…

– Надя, говори конкретно!

– Короче, они требовали деньги назад, говорили, что работа не ведется, что произошло самоубийство, и нечего здесь суетиться.

– Наконец-то прорвалось… Я так и знала, что этим все кончится. Вот черт! А ведь я чувствую, что уже где-то совсем близко ходит этот человек…

– Ты снова бредишь?

– Да прекрати ты! Не могу тебе объяснить, но я его ЧУВСТВУЮ. Послушай, но ведь Шубин должен был лететь в Москву?

– Значит, не полетел… Думаю, что он ограничился несколькими звонками в Москву, у него там друзья… Во всяком случае про Москву он мне ни слова не сказал…

– Странно…

– Потом приходила Марта Басс, она тоже говорила про деньги…

– Послушай, а где же все это время был Крымов? Он вообще-то живой?

– Он звонил, спрашивал про тебя…

– А ты ему хотя бы сказала, что из тебя клиенты душу готовы вынуть, только бы вернуть свои деньги?

– А как же… С этого и начала, но он и слышать ничего не хочет. А мне как-то даже страшно стало. Он постоянно про тебя спрашивал. Но и это не все. Вчера вечером Сырцов, помнишь, прокурор, лег в больницу с инфарктом… Его подобрали на улице… А ночью… его убили… неизвестный вошел в палату и прикончил его выстрелом в упор…

– Сырцова? Вот это новость так новость! Значит, сначала шантажировали, а потом убили… Отлично! Кто сказал, что мы живем не в Чикаго? В меня стреляли вечером, а в него – ночью…

– Я тут без тебя отправила твою пульку на экспертизу, специально съездила к Норе… Теперь надо ждать результатов… А что, если стрелявший – один и тот же человек? Слушай, может, нам с тобой уволиться к чертовой бабушке?

– Если ты уволишься, то кто тогда будет варить мне кофе и делать бутерброды? Купи себе бронежилет, каску и сиди себе спокойненько в офисе.

– Ты все шутишь?

– А что еще остается делать, когда все рушится? Клиенты требуют назад деньги, прокурора убили в больнице, меня ранили, а могли бы тоже убить, после этого накачали какими-то наркотиками, искусали. Видела бы меня сейчас моя мамочка…

Послышался шум подъезжающей машины.

– Боже, да это же господин Крымов собственной персоной! – Щукина засуетилась, включила кофеварку, метнулась к холодильнику, достала оттуда сыр и ветчину.

В приемную действительно вошел Крымов. Нет, не вошел – ворвался. Увидел Юлю и встал перед ней, широко расставив ноги и сложив руки на груди. Молча уставился на нее.

– Крымов, когда ты последний раз брился? – спросила Юля, отворачиваясь от него, поскольку не в силах была выдержать его взгляд.

– Где ты была вчера ночью? – спросил он жестко, переводя дыхание.

– Может, еще раздеться перед тобой? – ответила она ему в тон.

– Я тебя спрашиваю, я не шучу. Где ты была этой ночью?

– Какой ночью: вчера или сегодня?

– Хорошо. В половине первого ночи.

– В постели. Одна. Еще вопросы будут?

– Но тогда почему я видел тебя входящей в ту самую клинику, где убили Сырцова? Я видел тебя, ты слышишь? Какую игру ты ведешь? За что ты его убила? Не шевелись! – заорал он, когда Юля попыталась натянуть на себя плед. – Устроила здесь лежбище… Изображаешь из себя больную? Щукина, что с ней? У нее несварение желудка?

– Женя, вчера вечером ее ранили, вот здесь, в нашем агентстве… Юля, – повернулась она к Земцовой, – ты извини меня, но я не успела рассказать ему об этом по телефону, он орал на меня, как сумасшедший… Я растерялась…

– Она тебе еще не то расскажет! Не верь ей, она ведет двойную игру… Она нас всех водит за нос… У нее были дела с Сырцовым, она ходила к нему домой, я следил за ней… Два раза, правда, упускал из виду…

– Крымов, ты что, сошел с ума? – Юля попыталась встать, но он снова закричал, чтобы она не шевелилась.

– Где тебя ранили и кто? Чего ты плетешь?

– Женя, в нее стреляли вчера здесь, при мне… разбили окно, я приглашала мастеров, заплатила им двести рублей. Еще я вызывала Лешку Чайкина, он достал из ее плеча пулю и делал ей перевязку… Что с тобой? Ты что, и мне уже не веришь? Так позвони ему и спроси…

– Пусть она покажет мне рану.

– Больше тебе ничего не надо показывать? – Юля едва сдерживалась, чтобы не вскочить и не влепить ему пощечину.

– Надя, ты не верь ей, она работает на Ломова и Сырцова.

– Женя, да успокойся ты! – Надя, испуганная, чуть не плакала, она вжалась в стену и с ужасом смотрела на обезумевшего Крымова.

– Как же я могу успокоиться, если я САМ, ты понимаешь, глупая курица, САМ ЛИЧНО видел, как Земцова входила в больницу.

– А ты-то сам как там оказался? Может, ты его и убил? Это не с его помощью ты приобрел агентство? Где ты взял столько денег, чтобы купить дубовую мебель в свой кабинет, чтобы оплачивать весь свой штат и «нештат», откуда у тебя взялись деньги на покупку огромной квартиры и машины? Это ты убил Сырцова? – Юля встала и теперь, раскрасневшаяся, смотрела ему прямо в лицо. – А может, это вы вдвоем водите всех за нос? Ты и Полина, может, это вы убили Сырцова? Я не была ни в какой больнице и никого не убивала… Я занималась расследованием. Я работала, а вот где тебя черти носили, это еще надо проверить… Я почти весь вчерашний день была с Шубиным, мы были на квартире Соболева… Ты меня с кем-то спутал!

– Но это была точно ты!

– И в чем же «я» была? В этом пальто? – она кивнула в сторону вешалки, на которой висело то самое пальто, в котором она вчера вышла из дома и отправилась в охотничий домик Ломова.

– Нет, ты была в своей кожаной куртке и коричневых брюках, а на шее желтый клетчатый шарф…

– Я не сумасшедшая, чтобы в желтом клетчатом шарфе входить в больницу и убивать прокурора области… Если бы мне понадобилось его убивать, я бы сделала это в другом месте и оделась бы поскромнее… А… – и вдруг она все поняла. – Крымов, скорее, ко мне на квартиру! Мои куртка, шарф и брюки… Там же Полина… Это она надела мою одежду, это ее ты видел. Она же не снимает трубку… Она же актриса, она способна на все… Какая же я дура!

Крымов в растерянности смотрел на Юлю, которая с трудом натягивала на себя пальто. Он не мог решить, кому верить, потому что предположение Юли действительно напоминало правду.

– Женя, очнись, – это уже сказала Надя. – Я думаю, что она права, вам нужно срочно поехать к Полине, хотя ее наверняка там уже нет…

– А я вчера привезла ей фрукты и йогурты. – Юля вернулась к Наде и внимательно посмотрела ей в лицо. – Слушай, я говорю это тебе, потому что Крымов не в своей тарелке. Позвони Корнилову и скажи, что… Вернее, нет, может, это и не Полина… Вот черт, не знаешь, как себя вести! Вернее, я все знаю…

Юля почти выбежала из кабинета, Крымов поплелся вслед за ней.

* * *

– Ее нет…

Они обошли всю квартиру. Полины нигде не было. Ни записки, ничего…

– Ты говоришь, что следил за мной? – Юля села в кресло и закурила. – Присаживайся, в ногах правды нет… Ты даже не знаешь, где ее сейчас искать…

– Все началось с того, что я никого не послушался и приехал сюда в первый же день, когда она поселилась в твоей квартире… Я ждал, что она начнет куролесить. Она непредсказуемая, невероятная, у нее свои планы… в которые она никого не посвящает.

– Дальше, не отвлекайся.

– Я ходил вокруг дома, смотрел в окна… Боялся, что ты меня заметишь… Но и ты здесь не ночевала… Ты по-прежнему спишь с Ломовым?

– Это тебя не касается. Что было дальше?

– А потом ты приехала. В куртке, позавчера…

– Но я не надевала куртку вообще… Ты увидел Полину, которая откуда-то возвращалась…

– Не знаю, может быть… А потом она, или ты… снова вышла, пошла на автобусную остановку, я следом… Она поехала к дому Сырцова. Она звонила из автомата…

– Крымов, ты совсем потерял голову. Зачем мне было ехать на автобусе, если у меня есть машина, зачем мне было звонить из автомата, если у меня есть сотовый телефон?

– А я знаю? Мне еще Щукина говорила, что ты постоянно забываешь про сотовый. Кроме того, я же видел – это была ты! Светлые волосы уложены на макушке, как вот сейчас у тебя… Фигурка, походка… Стройные ножки…

– У Полины тоже ножки в порядке. Дальше!

– А потом она быстро вошла в подъезд и вышла оттуда минут через двадцать с сумкой…

– А откуда ты знаешь, что это дом Сырцова? Ты что, был знаком с ним?

– Нет, но после того, как господин прокурор стал продавать свои машины, я насторожился…

– Но почему? Ты связал это с убийством Садовниковых?

– Если честно, то нет. Я в первую очередь вспомнил о том, что Сырцов – любовник Полины.

– Это она сама тебе рассказывала?

– Нет, она всегда это отрицала, но я знал, мне сообщили…

– Кто?

– Я не могу тебе сказать, да это и не имеет никакого отношения к делу. Просто я сразу подумал о том, что Сырцова шантажируют… А тут Полина просит спрятать ее… Все сошлось. Но чем бы таким могла Полина шантажировать Сырцова, как не интимными отношениями?

– Ты думаешь, это могло бы сыграть какую-то роль? Мы же не в Москве. Хотя у Сырцова семья…

– Думаю, что факт продажи прокурором своей недвижимости мог бы шокировать его жену не меньше, чем измены супруга. И тогда я подумал, что их связывает нечто большее… Посерьезнее.

– Ты опять отвлекся… Это все рассуждения. Что было потом, после того, как Полина в моей одежде вышла из дома Сырцова? Теперь-то ты понимаешь, что она звонила ему, чтобы проверить, есть кто дома или нет… Скорее всего у нее были ключи от его квартиры, она вошла к нему и взяла сумку… Но вот что было в этой сумке?

– Не знаю. Но навряд ли деньги, может, какие бумаги… Может, он как прокурор был нечист на руку?

– Как это?

– У прокурора огромная власть.

– Я догадываюсь. Ты поехал за Полиной?

– Ну да… Только она снова села в автобус, и я ее потерял… Так и не понял, на какой остановке она вышла, я-то ехал на машине…

– А как ты оказался в больнице?

– Никак. Я вернулся домой и лег спать. А перед этим я звонил Щукиной и расспрашивал про тебя. Она сказала мне, что ты в Поливановке. Я не поверил. Что ты там делала?

– Искала родителей Ирины Сконженко.

– А это еще кто?

– Та самая девочка, которая давала показания против Саши Ласкиной, ее подружка. Она, оказывается, пропала…

И Юля рассказала ему про Сконженко.

– Ты все-таки думаешь, что Рита Басс и Саша Ласкина – жертвы одного и того же насильника?

– Я могу только предполагать и работаю в этом направлении… Причем связующее звено в этом деле – Герман Соболев.

– Так вот, после того, как я выспался у себя дома, я снова поехал к тебе. Но по дороге позвонил Корнилову, он обещал мне кое-что рассказать…

– Так это он тебе рассказал о том, что Полина была любовницей Сырцова?

– Ну он…

– И чего это она от тебя скрывала подобное? Насколько мне известно, ей нравилось шокировать публику своими откровениями…

– Если молчала и отказывалась, значит, на это была причина…

– Разумеется. И что дальше? Что сказал тебе Корнилов?

– То, что Сырцова увезли в клинический городок с инфарктом.

– Надеюсь, ты связал это с сумкой, которую Полина вынесла из его квартиры…

– В доме, кроме Сырцова, живут десятки людей… Но, конечно, я думал прежде всего о твоей связи с Сырцовым…

– Моей?

– Земцова, какая же ты бестолковая, я же думал, что это ты!

– Извини, я забыла, что меня уже записали в преступники. И что же, ты видел, как «я» вышла из своего дома в кожаной курточке и на такси поехала в больницу?

– Откуда ты знаешь, что на такси?

– Но ведь Сырцова убили поздно ночью. Автобусы в моем районе уже не ходят, поэтому Полина, переодевшись в мою одежду, взяла такси и поехала в больницу…

– Нет, она поехала не в больницу…

– А куда же?

– Ко мне… Я ехал следом за ней. Я видел, как Полина поднимается ко мне… Но я же думал, что это ты…

– И что дальше?

– Ничего, меня же дома не было. Я сидел в машине в нескольких метрах от своего подъезда… Я бы удивился, если бы увидел СЕБЯ выходящим из дома…

– Это уже из области сюра. Дальше, – требовала Юля.

– А вот после этого она поехала уже в больницу…

– Но как Полина узнала, что Сырцов там?

– Об этом раструбили по телевизору…

– Все правильно, она целыми днями смотрела телевизор… Услышала, куда именно его отвезли, и поехала к нему – проведать… А ты – за ней?

– Ну конечно! Я видел, как ты вошла… вернее, она вошла в приемный покой… И удивился еще тогда, что ее впустили… Но она вошла не сразу, сначала разговаривала с дежурной через дверь, только я ничего не слышал. А потом ей открыли, и я не удивляюсь – она кого хочешь уговорит.

– Ты видел, как Полина выходила оттуда?

– Нет, я так и не дождался. Я даже уснул, обхватив руль… А проснулся оттого, что послышался шум, вой сирен и все такое… Моя-то машина стояла возле крыльца, меня сразу же вытряхнули из нее, заломили руки, надели наручники… Я ничего не понимал… Весь двор был заполонен милицейскими машинами… И только позже я понял, что произошло – убили прокурора…

– И тебя отпустили?

– Приехал Корнилов…

– И ты ему рассказал про меня?

– Нет, я сказал, что следил за другим человеком…

– Ты врешь, Крымов… Что ты сказал Корнилову?

– Сказал, что следил за Сырцовым…

– Вот это уже больше похоже на правду. Ведь у Сырцова не было никакого инфаркта?

– Не знаю, но думаю, что действительно не было. Так мне, во всяком случае, сказал Корнилов…

– Тогда зачем же ему было прятаться в больнице?

– Да он и не прятался, ведь к нему даже не была приставлена охрана.

– Прокурор области, и без охраны? Разве ему не полагается охрана?

– Ты не поверишь, но он отказался от нее, просто отпустил ребят, и все…

– Но зачем же он ложился в больницу?

– Это самый главный вопрос.

– Тогда я тебе отвечу на него: алиби.

– Алиби?

– Больница – это алиби.

– Юля, тебя понесло…

– И я тебе скажу больше – прикрываясь больницей, он хотел убить Полину. Я же слышала его голос, когда он думал, что разговаривает с ней, а на самом деле разговаривал со мной… Я даже могу вспомнить дословно все то, что он ей наговорил: «Обещаю тебе, сука, достать тебя из-под земли и вырвать твой поганый язык… Ты подразни меня, подразни… Я же все твои кишки на кулак намотаю…»

– Красиво. Это что же она ему такого сделала, что он собирался с ней так расправиться?

– Теперь ты понимаешь, зачем Сырцову было необходимо алиби? Он собирался убить Полину, чтобы она никому ничего не сказала. Она что-то знала.

– Знала и боялась, потому и попросила спрятаться у тебя… Понимая, что Сырцову да и вообще никому в голову не придет искать ее у тебя, ведь вы – соперницы… Уверен, что и Сырцову доложили об этом, поскольку он интересовался делами Полины…

– О чем доложили?

– О том, что она встречается со мной, а я работаю в агентстве и у меня с тобой был роман… Кроме того, Корнилов говорил ему про тебя, про то, что ты ведешь расследование…

– А зачем он ему это сказал?

– А почему бы и нет? Сырцов всегда интересовался нашей деятельностью…

– Он знал, что Корнилов тоже имеет к агентству какое-то отношение?

– Думаю, что да.

– Ты что же, еще и Сырцову приплачивал?

– Я плачу только Корнилову, а уж они там сами разбираются…

– Крымов, и зачем тебе столько сложностей?

– Я и сам не знаю.

– Отмываешь денежки?

Он пожал плечами.

– После того как тебя отпустили, никого не нашли? Я имею в виду Полину, переодетую в мою куртку?

– Нет, она исчезла. Думаю, что она успела выйти из больницы прежде, чем обнаружили мертвого Сырцова…

– Ты проспал ее, Крымов…

– Выходит, проспал… А я ведь был уверен, что это ты… И привязал к этой истории и Ломова…

– А он-то здесь при чем?

– Да ведь он твой любовник, а тут такое дело… Сырцов с Ломовым – бо-ольшие друзья… Думаю, что и Полина была когда-то знакома с Ломовым, она мне много про него рассказывала… Мучила, понимаешь, вызывая во мне ревность.

– Какую еще ревность?

– Она знала, что мне не по душе то, что ты с ним встречаешься…

– Тебе не по душе? Но при чем здесь ты?

– А то…

– Тебе было неприятно осознавать, что я могу принадлежать не только тебе, но и еще кому-нибудь?

– Неприятно. Это же так просто.

– Значит, тебе можно спать со всеми подряд, а мне нет?

– Не шуми… Соседей разбудишь… – он вдруг резко поднялся с кресла и подхватив ее за руку, притянул к себе. Она зажмурилась от боли.

– Крымов, у меня же плечо… – Юля сморщилась и зашипела, едва сдерживаясь, чтобы не заплакать. – Дурак, в меня же стреляли…

– Вот черт, забыл, извини… У меня в голове сейчас гвозди – тяжелые и острые… Бедняжечка, сядь к дяде на колени…

– Пусти, – она вырвалась из его рук и пересела в другое кресло. – Меня могли убить.

– Но кто? Кому понадобилось убивать тебя? Ты что-нибудь нарыла?

– Не знаю, но просто так бы не стреляли… Разве что в Надю… Но она была в приемной, а я в коридоре, я как раз выходила из ванной комнаты, когда в меня выстрелили… Кто-то стоял у окна и, видимо, ждал, когда откроется дверь…

– И во сколько это было?

– Ты спроси Надю, она тебе поточнее скажет… Вечером, уже стемнело… Но магазины еще работали, может, часов в семь? Она же покупала потом гранаты и красное вино…

– В семь… Как раз в это время или где-то около этого Сырцова привезли с улицы с инфарктом…

– Он что, просто шел по улице, и ему стало плохо?

– Да, он вышел из прокуратуры, как мне сказал Корнилов, просто подышать свежим воздухом.

– Он что же, упал на улице?

– Нет, он успел позвонить в прокуратуру, назвал адрес, где он находится, и попросил срочно приехать за ним.

– Ты, случайно, не знаешь этот адрес?

– Нет.

– А ты позвони Корнилову, может, Сырцову стало плохо на Абрамовской, в метре от нашего окна?..

Крымов покачал головой – только что не покрутил пальцем у виска.

– Да, конечно, станет прокурор области охотиться, так сказать, ВРУЧНУЮ за такой птичкой, как ты? Зачем ему это нужно?

– Вот уж не знаю… Просто одни совпадения.

– Тогда рассказывай, что конкретно тебе удалось раскопать за последние дни… А то я действительно с этой Полиной совсем рассудок потерял… Ты уж извини, что я так, но слаб человек, сама понимаешь…

И Юля, достав блокнот, начала свой отчет. Крымов слушал ее, без конца перебивая и подвергая сомнению любое ее предположение. Особенно его заинтересовала история с Ириной Сконженко. Но больше всего ему, конечно, захотелось побывать в, как он сам выразился, «притоне Соболева».

– Говоришь, там девчоночьи ночные рубашки? Ничего себе, осиное гнездо… Ты хотя бы знаешь, сколько за последние полгода пропало девочек? Семь! Две интернатские, две из приемника-распределителя, остальные – из нормальных семей. И всем им как раз по двенадцать-тринадцать лет… Я это узнавал, чтобы как-то проанализировать ситуацию, потому что Рита Басс могла оказаться в их числе, и, быть может, расследуя одно исчезновение, мы, потянув за ниточку, вышли бы и на Ритин след… Но Корнилов сказал, что девчонки исчезли практически бесследно. И только носовой платок одной из них обнаружили на автобусной остановке как раз возле ее дома… Он был втоптан в грязь…

– Носовой платок? Как странно… И кто же нашел?

– Да отец и нашел. Они жили вдвоем с дочерью. Девочка сказала, что пошла к подружке, и не вернулась. Отец, подождав, пока стемнеет, начал обзванивать всех подруг, знакомых, обошел весь район и уже поздно ночью заметил на остановке носовой платок, в точности такой, какой был у его дочери… Он обратился в милицию, ему там, естественно, отказали, сославшись на то, что прошло всего три или четыре часа, что девочка просто где-то заигралась…

– Обычное дело, такие отказы встречаются сплошь и рядом… Неужели печальный опыт ничему не учит милицию?

– Сложно что-то сказать…

– И что произошло потом?

– Ничего. Отец подключил к розыску всех своих знакомых, продал старенький «Москвич» и дал денег Сазонову…

– Сазонову?

– Но девчонку до сих пор не нашли… Такие дела.

– А где находится тот носовой платок?

– В милиции, где же еще…

– А ты бы не смог найти мне адрес отца этой девочки?

– Зачем тебе? У тебя что, времени много, чтобы заниматься бесплатными делами?

– Просто он, возможно, рассказал бы мне что-то такое, что натолкнуло бы меня на верную мысль… Знаешь, как это бывает…

– Занимайся своими делами и не распыляйся… Ты и так на верном пути, раз тебя хотели прихлопнуть…

– Слушай, Крымов, а ты негодяй!.. – вдруг взорвалась Юля. – За все то время, что я тебе докладывала о проделанной работе, ты ни разу не похвалил меня… Знаешь ведь, как я переживаю, какими нервами и здоровьем мне дается вся информация, которую я по крупицам собираю и обрабатываю, и только критикуешь меня… Так бы и заехала тебе в ухо…

– Успеешь еще… У меня вот мысль одна появилась… внезапная… Ты говорила что-то про Гусарову… Что пьет она и все такое… Что личная жизнь у нее на нуле… Давай-ка я займусь ею.

– Каким образом? Ты что, решил заняться благотворительностью и осчастливить всех опустившихся женщин?

– Я хочу пригласить ее в «притон» трех подонков, убитых ядом.

– Вот это мысль! Мне кажется, что я тебя поняла… Ты хочешь, чтобы она, оказавшись в этой квартире, чем-то выдала себя?

– Ну конечно… Другое дело, как ее туда заманить…

– Думаю, что нет ничего проще… Звонишь ей или приходишь, словом, показываешься ей на глаза, заливаешь полные уши меда, уговариваешь… Думаю, что тебе пяти минут хватит, чтобы уломать ее… А я в это время поеду к Вале Кротовой и постараюсь тоже привезти ее на эту квартиру… Мы с тобой созвонимся, чтобы все совпало, хорошо?

– Думаешь, что и она тоже что-то знает?

– Ну конечно, она сама мне это сказала…

– Тогда давай действуй…

– А что будем делать с Полиной?

– Ничего. Она появится, проявится, засветится… Она слишком яркая, чтобы ходить по улицам незамеченной и никем не узнанной… Я позвоню Корнилову и скажу, что она исчезла…

– Ты думаешь, что уже можно?

– Она сама виновата… Кроме того, за укрывательство нам с тобой может влететь по первое число… Мало того, что она была в квартире Садовниковых в ночь убийства, теперь еще она, кажется, пристрелила Сырцова… При всех моих чувствах к ней я не могу позволить тебе рисковать своей жизнью… Ты не смотри, что я такой веселый, я же все понимаю… Другое дело, что иногда мужчина не принадлежит сам себе… Я же говорю: слаб человек…

– А может, не надо звонить Корнилову? Ты человек импульсивный… может, тебе показалось, что ты видел возле больницы женщину?

– Я вот смотрю на тебя и думаю, а может, это была все-таки ты?

Крымов не шутил. Юля почувствовала кожей холод, который исходил от этих слов… Он действительно и сам НЕ ЗНАЛ, кто же был в больнице и убил Сырцова… Он запутался в своих женщинах, чувствах, обязанностях…

– Ладно, оставим этот разговор… Я никому не буду звонить, ПОКА… разве что Гусаровой…

Глава 21

Крымов ушел. Она взглянула на часы. Десять.

– Добрый вечер, могу я поговорить с Романом Станиславовичем? – Юля звонила в гостиницу «Европа».

Услышав голос администратора, она приободрилась: такие люди, как Роман Станиславович, конечно, отравляют мир, но зато с ними всегда легко и просто можно найти общий язык – достаточно заплатить, и они продадут хоть черта лысого, хоть маму родную…

– Вас беспокоит Юлия Земцова. Чтобы вы меня вспомнили, достаточно…

– Юлия Александровна, я вас отлично помню, – промурлыкал в трубку словоохотливый администратор, и Юля сразу же представила себе, как плотоядно он сглотнул в предвкушении очередного гонорара. – Что вас интересует на этот раз?

– Елизавета Гейко.

– Вас понял, она сейчас находится в своем номере.

– А тот молодой человек, который живет в номере, снятом покойной Садовниковой?..

– Гм?.. Как вы сказали, покойной?..

– Лора Садовникова погибла больше недели тому назад. Разве вы ничего об этом не знали?

– Н-нет… не знал.

– Я вас поняла: номер был оплачен на месяц вперед?

– Приблизительно так.

– Значит, молодой человек по-прежнему живет в этом номере? Как вы думаете, какое отношение он имеет к Гейко?

– Думаю, что самое непосредственное. Практически он у нее и живет.

– Так я и знала. Скажите, если я сейчас подъеду, вы позволите мне вот так поздно пройти к Гейко?

– Смотря что вы собираетесь с ней сделать…

– Все будет очень тихо и пристойно. Мне надо просто переговорить с ней. И звоню я вам, чтобы избежать каких-либо недоразумений.

– Я вас понял. Приезжайте.

И она приехала, вошла в ярко освещенный просторный холл, и первый, кого она увидела, был, конечно, Роман Станиславович. Он подошел к ней и поцеловал руку. «Как в дешевом кино». От него пахло чем-то жареным, из чего Юля сделала вывод, что он только что вернулся из кухни ресторана, где тоже наверняка был своим человеком.

– Добрый вечер…

Юля выдавила из себя улыбку и, не останавливаясь, прошла к лифту. Ей незачем было афишировать свое знакомство с администратором. Роман Станиславович получит свои чаевые или «коньячные», но чуть позже, когда Юля будет возвращаться. И если потребуется, он прождет ее здесь, в холле, не час и не два.

Юля поднялась на третий этаж. Комната 303. Она постучала и почти сразу же услышала далекий женский голос: «Войдите».

Она вошла и увидела закутанную в розовый пеньюар Лизу Гейко с чалмой из банного полотенца на голове и с лицом, густо намазанным жирным желтоватым кремом.

– А, это вы… – протянула Лиза разочарованно и пригласила Юлю в тускло освещенную гостиную. – Проходите…

Она свалила несколько подушек с дивана прямо на ковер и предложила Юле сесть рядом с ней.

– Ну что, у вас есть какие-нибудь новости или вопросы? Ведь не просто так вы пришли ко мне в столь позднее время. Вы извините, что я в таком виде, но вы сами виноваты, что не предупредили меня о своем визите.

– Лиза, к чему все эти церемонии? Вы и так прекрасно знаете, зачем я к вам пришла… – Юля изо всех сил старалась держаться и говорить твердым голосом, и судя по тому, какой взгляд бросила на нее перепуганная Лиза, ей это как будто удавалось. – Кто этот молодой человек, который проводил с вами вечера или даже ночи… Скажите, он имеет какое-нибудь отношение к Лоре?

– Если вы говорите о нашем соседе по этажу, то нас связывал только покер.

– Если вас связывал только покер, почему тогда этот парень живет в номере, оформленном на имя Лоры? Что все это значит?

– Когда мы с ним познакомились, у него не было при себе документов, и Лора записала номер на свое имя. В конце концов, это было ее право…

– Они были любовниками?

– У Лоры не было никаких любовников! – заносчиво и даже со злостью в голосе произнесла Лиза и принялась машинально счищать остатки крема с лица носовым платочком, извлеченным из кармана ее пеньюара. Уже через минуту она превратилась из бледной мумии в прежнюю Лизу Гейко-Казарину.

– Тогда, быть может, это ВАШ любовник?

– Он просто мальчик, который живет по соседству. Очень милый и приятный в общении.

– А почему у него нет документов?

– О, это его личное дело… Он вполне состоятелен, и если у него нет паспорта, это еще ни о чем не говорит…

– Скажите, почему в ночь убийства, с 27 на 28 сентября, Лора не осталась с вами, хотя явно намеревалась переночевать именно здесь, о чем и сообщила мужу, который, решив воспользоваться этим обстоятельством, пригласил к себе любовницу… Что случилось между вами и Лорой? Вы поссорились?

– Напротив. У нас все было хорошо. Мы поужинали втроем: я, она и наш молодой сосед, после чего она решила немного прогуляться по городу. Матвей предложил сопровождать ее, и она согласилась. Они ушли, а примерно через полчаса Лора позвонила мне с улицы и заявила, что поедет ночевать домой. Если честно, то я тогда сказала ей, что она поступает опрометчиво, что их отношения с Сергеем и без того накалены, что не надо провоцировать его…

– Провоцировать? На что?

– Понимаете, я чувствовала, что Полина находится там. Сергей был слабым человеком, он не мог без чьей-либо поддержки справляться со своим горем или одиночеством. Они с Лорой начали отдаляться друг от друга, но тот факт, что они оба были в какой-то мере сентиментальны, не позволял им разбежаться раз и навсегда. Думаю, что они и после развода продолжали бы встречаться.

– Тогда, может, им и не следовало расходиться? Может, это у них судьба была такая – жить на некотором расстоянии и по-прежнему любить друг друга? Знаете, такое иногда случается…

– Если бы у вас была такая сестра, как Лора, вы поступили бы точно так, как я…

– Что вы имеете в виду?

– А то, что я не могла спокойно смотреть, как Сергей изменяет ей со всеми подряд. Он пользовался ее добротой.

– Но откуда у вас такая уверенность, что Лора сама не изменяла ему… хотя бы даже с вашим Матвеем? Ведь его так зовут? – Юля кивнула в сторону двери, за которой всего в нескольких метрах от них находился номер «молодого соседа».

– Я знаю, что говорю.

– А я тоже знаю, что вы были просто ослеплены своей сестрой, как, впрочем, и все окружающие вас люди… Вы заидеализировали Лору, вознесли до небес, а она была обыкновенной, живой женщиной, которой не чужды были вполне естественные желания и чувства… Она тоже имела право на личную жизнь. Быть может, зная о том, на каком она счету у своих подруг и сестры, она страдала… Вам это не приходило в голову? Мне рассказывали, как Лора ходила с Соней по ресторанам, «играла» в другую жизнь… Неудачный брак, разочарование, одиночество – все это могло толкнуть Лору в объятия Матвея, и это естественно. И почему она должна была вам обо всем докладывать?

Но Лиза отвернулась и ничего не ответила. Она твердо стояла на своем. Она не хотела разрушать миф об идеальной сестре Лоре, тем более покойной.

– Извините, я не должна была так резко разговаривать с вами… Простите меня бога ради.

Юля поднялась с дивана и некоторое время стояла в нерешительности, не зная, что ей еще говорить или делать.

– Как вы думаете, ОН уже спит? Будет удобно разбудить его?

– Матвея? – Лиза вскинула брови. – Не думаю, что он вам что-нибудь скажет. И вообще… вы меня разочаровали. Я-то думала, что вы уже что-нибудь нашли.

– Я действительно много чего нашла, но сказать точно, кто убийца, пока еще не могу…

– Скажите честно, вы подозреваете всех ее подруг разом? Так? – Лиза усмехнулась и подошла вплотную к Юле. – Ну что вы молчите? Ведь я угадала?

– Да, вы угадали. Но еще я подозреваю ВАС, Лиза. Потому что вам, как это ни странно, была выгодна смерть вашей сестры. Двойное убийство – и вы богаты. Вы ОЧЕНЬ богаты.

– Но меня не было в ту ночь в квартире Лоры, вот в чем все дело. Понимаете, НЕ БЫЛО! И Матвей ночевал здесь, у него полное алиби. После того как Матвей вернулся с прогулки, проводив Лору домой, мы с ним почти до утра играли в шахматы. В гостинице многие могут подтвердить это. У вас есть ко мне еще какие-нибудь вопросы?

– Вы не знаете, почему у Лоры не было наличных денег? Кажется, она всегда страдала из-за этого.

– Меня об этом уже спрашивали. Откуда мне знать, почему Серж не давал ей денег? Он считал, что у нее и так все есть. Ее счастье, что он не знал, сколько у нее украшений и нарядов… А так, она имела возможность их продавать.

– Ей нужны были деньги на поездки в Питер?

– А что ей было делать в Питере?

– Навещать вас, да мало ли…

– Не скрою, она несколько раз приезжала ко мне, но я сама оплачивала ей проезд. А что касается наличных, то они нужны всегда. Хотя бы для ощущения свободы, которого ей так не хватало…

Юля простилась с Лизой и вышла из номера подавленной: она не узнала ничего нового. Абсолютно. Холостой поход. Она постучала в соседний номер. Но там ей никто не ответил.

– Матвей, вы спите? – спросила она неуверенным голосом и вся съежилась, не представляя себе, о чем она может говорить с этим красивым плейбоем.

Она услышала шаги. Дверь распахнулась, и она увидела Матвея. Почти голого, с растрепанными волосами и заспанным, но от этого еще более красивым лицом.

– Кто вы? – спросил он раздраженно.

– Мне надо с вами поговорить. Меня зовут Юлия Земцова, я занимаюсь поисками убийцы вашей приятельницы, Лоры Садовниковой.

Он молча впустил ее в номер. Ушел, вернулся уже одетый и сел в кресло, предложив Юле выпить. Она приняла из его рук бокал с вином и подумала, что плесни он ей туда яду, она бы все равно выпила. Конечно, Лора была его любовницей. И теперь он тоскует по ней, страдает…

– Вы не могли бы рассказать мне, как прошла ваша последняя прогулка с Лорой? Ведь вы проводили ее до самого дома?

– Вы от Лизы? – догадался он. – Это она вам рассказала?

– Конечно, кто же еще?

– Мы просто гуляли… А потом Лора сказала, что не может вот так поступить с Сергеем, она приняла решение совершенно неожиданно… Я постоянно думаю об этом… Понимаете, то, что их УБИЛИ, это совершенно определенно, но ведь убийца НЕ МОГ ЗНАТЬ, что в квартире будет и Лора… Стало быть, убить собирались одного Сергея, а она оказалась в спальне случайно.

Он плакал. По-видимому, Лора была очень дорога ему. Юля подумала, что сюжет мог быть и другим, не таким, каким его представляли Матвей с Лизой. Что, если предположить, будто Матвей все же любовник Лизы и они решили убить богатую сестричку Лору с мужем, чтобы присвоить себе их деньги. Тогда Матвей мог войти в дом ВМЕСТЕ с Лорой. По ее ли инициативе, по его ли… А что, если в ту ночь именно Сергей НЕ ДОЛЖЕН БЫЛ НОЧЕВАТЬ ДОМА? Почему никто не подумал об этом? И Лора, соблазненная Матвеем, не подозревая, что он является любовником ее сестры, привела его к себе домой, зная, что Сергей в это время ночует у Полины. И вдруг в самый неподходящий момент в квартиру входит Сергей, Матвей успевает спрятаться… Сергей, ничего не замечая, проходит к себе, видит Лору, раздевается и ложится с нею. И в это время их убивает Матвей… А то, что в квартире не осталось отпечатков его пальцев, – разве о чем-нибудь говорит? Он мог надеть перчатки, а пистолет взять из письменного стола Сергея… Но тогда как же отнестись к свидетельству Полины? Да и была ли она там в ту ночь? А если и была, то в какое время? Ведь она могла лежать в постели с Садовниковым еще днем и оставить там свое белье и волосы. Но тогда как же она оказалась под столом и вымазалась в крови? А что, если она вошла в квартиру ПОЗЖЕ Матвея? Зашла в спальню, увидела трупы… Матвей в это время мог мыть руки в ванной… Услышав плеск воды, Полина могла испугаться и забраться под стол… А что, если Матвей действовал заодно с Полиной?

Прокручивая все это в мозгу, Юля пила вино и смотрела на Матвея. Глядя на его прекрасное лицо, она вдруг поняла, что уже никогда не сможет лечь в постель с Ломовым… Зачем дарить свою молодость старому горбуну, пусть даже и с золотыми мозгами, когда на свете существует такое чудо, как Матвей… Молодой красивый мужчина. Пусть даже она никогда не получит его любовь, но хотя бы будет знать, что такая совершенная красота существует и что надо просто ждать, искать, надеяться… Юля вспомнила свой утренний побег из охотничьего домика и даже зауважала себя за столь дерзкий и решительный поступок. Конечно, она еще извинится перед Ломовым, это уж обязательно, но и избавится от его домоганий.

– Значит, вы считаете, что их убийство связано лишь с Сергеем?

– Я просто уверен в этом…

– Скажите, Матвей, я слышала, что вы здесь устраивали вечеринки… оргии даже… Лора была вашей любовницей?

– Это не имеет никакого значения. Какими бы ни были наши отношения, что бы нас ни связывало, Лору убили СЛУЧАЙНО… Поэтому не тратьте время и ищите убийцу среди «друзей» Сергея… Кому это было выгодно? Кому он помешал, встал поперек дороги? Поверьте мне, позже, когда все прояснится и вы найдете этого негодяя, вы вспомните мои слова… И не надо копаться в чужом белье, разве что в белье Сергея… Он был негодяем и обманывал Лору… А она… она хотела начать новую жизнь…

– Уж не с вами ли?

– Может быть, и так…

* * *

Пухлая ладошка Романа Станислововича смяла зеленую купюру. Юля покидала гостиницу психологически раздавленная, уничтоженная собственными сомнениями.

* * *

Была ночь, Юля возвращалась домой. Остановившись возле светофора приблизительно в двух кварталах от своего дома, она увидела стоящего на тротуаре человека. Его лицо показалось ей настолько знакомым, что она, даже после того, как загорелся зеленый свет, не могла тронуться с места. Ей почудилось, что и человек узнал ее, потому что он, резко развернувшись, выбросил сигарету, которую курил, и быстрыми шагами пошел в противоположную сторону. Юля открыла дверцу и, не обращая внимания на то, что водитель стоящей сзади машины сигналил ей, поскольку она сдерживала движение, окликнула человека… И вдруг он побежал. Да так быстро, что развевающиеся полы его плаща напомнили ей крылья гигантской летучей мыши… Казалось, что он сейчас взлетит в воздух… Но он исчез, растворился в темноте.

Юля вернулась в машину и потрогала лоб: он горел. Неужели ее стали посещать призраки? Сколько можно!

Она подъехала к дому, вышла из машины и, включив противоугонное устройство, открыла дверь подъезда. И сразу же почувствовала знакомый аромат духов. ТОТ САМЫЙ. С каждой ступенькой он становился все явственнее и явственнее. Словно ОНА стояла и поджидала ее там, наверху, у ее квартиры…

Это произошло всего несколько минут назад… Потому что тело распростертой на полу женщины было еще теплым. Юля дрожащей рукой дотронулась до ее бледной щеки и ощутила шелковистость кожи… Кто же она, эта женщина в черном костюме, которая так и не дошла до ее квартиры? Кто она, эта несуществующая женщина, которую пытались убить несколько раз, пока, наконец, не убили? Светлые прямые волосы теперь были залиты густой алой кровью, жирно поблескивающей в тусклом свете лампочки, освещающей лестничную площадку. Белая блузка тоже напиталась кровью, черная узкая юбка слегка задралась, оголив затянутые в прозрачный шелк колени… Лора Садовникова? Женщина с двойным дном? На ней был темно-зеленый плащ и черные перчатки. Большая дорожная сумка такого же зеленого оттенка, что и плащ, была выпотрошена… Часть вещей вывалилась рядом с телом, это были какие-то шарфики, чулки, трусики… Но, очевидно, не было самого главного… Денег? Документов? Писем?

Лору Садовникову убили зверским образом: ей перерезали горло. Не пристрелили, как тогда, в ПЕРВЫЙ И ВТОРОЙ раз, а зарезали, как животное, принесенное в жертву… Так же, как был убит Изотов?

Она что же, не кричала, когда убийца, появившись перед ней, достал свое страшное оружие? Почему она не подняла шум, чтобы привлечь внимание соседей? Или она сознательно промолчала, понимая, что заслужила такой страшный конец?

Юля, облокотившись о перила, стояла, закрыв руками лицо, и пыталась взять себя в руки. Опять Лора, и снова труп – не слишком ли много за последнюю неделю? Так недолго и сойти с ума.

Она отняла пальцы от глаз – видение не исчезло. Женщина по-прежнему лежала на цементном полу… Глаза ее были закрыты.

Юля обошла убитую и трясущимися руками открыла свою дверь. Она бы не удивилась, если бы увидела перед собой того СТРАШНОГО человека, которого только что встретила на улице… Но его не существовало. Она это знала. Как знала и то, что стоит ей сейчас выйти из квартиры, и выяснится, что лестничная площадка пуста, что на полу никого нет… И только слабый запах духов напомнит ей о призраке.

Она вошла в квартиру и закрыла за собой дверь. Но потом снова открыла дверь – женщина с перерезанным горлом словно ждала, когда же ее, наконец, начнут воспринимать всерьез. И тогда Юля, не закрывая двери, протянула руку и, схватив со столика в прихожей телефонный аппарат, начисто позабыв о существовании сотового телефона, набрала домашний номер Крымова… Но его не было дома. Должно быть, ему все же удалось соблазнить Гусарову и повести ее в соболевский притон. Надя? И у нее телефон молчал. Оставался Шубин. Если и его не окажется, ей придется звонить в милицию.

Когда после пяти длинных гудков раздался голос автоответчика, говорившего голосом Шубина, Юля от досады чуть не заплакала. Но тут послышался характерный щелчок, затем она услышала:

– Кто это?

– Шубин, это ты?

– Юля? Слава богу… Я уже и не знал, где тебя искать… Я только что от тебя…

– От меня? Ты что, был ЗДЕСЬ?

– Ну да… Ты откуда звонишь?

– Из дома… Игорь, у меня на лестничной площадке на полу лежит женщина… Она как две капли воды похожа на Лору Садовникову… Она мертва, Игорь… – Юля уже рыдала в трубку. – Ей перерезали горло… Что мне делать? Я звоню тебе, а дверь у меня открыта, чтобы это привидение не исчезло… Я так больше не могу… Мне страшно…

– Ничего не предпринимай. Запрись и жди меня. Я приеду, ты посмотришь в «глазок» и только после этого впустишь меня, договорились?

– Да, я тебя жду.

Ей казалось, что прошла целая вечность. Шубин не летел, а полз к ней по городу, как самая старая и обессилевшая черепаха. И когда наконец раздался звонок, Юля, сидевшая все это время неподвижно на пуфе в прихожей, вздрогнула так, что чуть не свалилась с него на пол… Встала, дрожа всем телом, и подошла к двери. Посмотрела в «глазок». Шубин с искаженным, расплывающимся лицом смотрел на нее… «А вдруг это он убил Лору? Ведь он же сам сказал, что недавно был здесь…»

Но она все равно открыла. За Шубиным лежала Лора. Значит, это был не призрак.

– Какую лютую смерть она приняла… – сказал Игорь, обнимая Юлю, словно на месте Лоры должна была оказаться она сама. Он бережно прижимал Юлю к себе и целовал в волосы, щеки… – С тобой все в порядке?

– Я все ждала, что она исчезнет, а она не исчезла… Кто это? И как могла она здесь оказаться, если ее уже давно похоронили?

– Бедняжка… Ты так ничего и не поняла? Пойдем, я тебе покажу кое-что… Смотри…

Игорь вышел на лестничную площадку и, присев возле трупа, пальцем подцепил белую прядь с головы покойницы… Произошло какое-то движение, волосы словно сместились, и под белыми волосами показался ярко-оранжевый локон…

– Полина?!

– Ну конечно… Она зачем-то вернулась к тебе, наверно, хотела тебя поблагодарить за все, что ты для нее сделала… А тебя не оказалось дома… Похоже, у нее в сумке было что-то такое, за что ее и убили…

Игорь говорил это таким обыденным тоном, что Юля начала понемногу успокаиваться. Ну труп, ну Полина, дальше-то что? Это ее работа, и не стоит так паниковать.

– Что будем делать?

– Звонить Крымову.

Она объяснила, что его нет дома.

– Тогда позвоним Сазонову или сразу Корнилову…

– А может, осмотрим ее сумку? – неуверенно предложила Юля. – Вдруг да отыщем что-нибудь интересное?

– Может, немного выпьешь?..

– Да уж, не помешало бы…

Игорь принес из кухни бутылку коньяку, и они отпили по очереди прямо из горлышка. Затем еще немного.

– Преимущество двойных дверей. Соседи спят себе и в ус не дуют, а прямо у них под носом убивают человека, – сказал Шубин, оглядывая лестничную площадку.

Юля между тем опустилась на корточки рядом с телом и, едва дыша, запустила пальцы в карман черного шерстяного жакета. Выудив оттуда носовой платок, она положила его в предварительно приготовленный ею полиэтиленовый пакет. Затем проделала то же самое с найденными на дне сумки духами «Рококо», губной помадой, стянутыми с рук покойницы перчатками, ключами…

– Возьми парик.

– Но он в крови.

– Это не важно, поищи новый пакет… Это мы с тобой знаем, что Полина время от времени превращалась в Лору, а другим это знать необязательно… Я даже понял, зачем она это делала…

– И зачем же?

– Да просто так, чтобы попугать тебя… Она же самая настоящая извращенка. Ее хлебом не корми, дай покуражиться, помистифицировать…

– Это да, но ты забываешь, что она находилась в розыске и не могла показываться на улице в своем естественном виде…

– Тем более… Я только одного не могу понять: как ты умудрилась принять ее за Лору Садовникову, когда она на нее совсем не похожа?

– Не знаю… Наверно, дело не в чертах лица, хотя они довольно схожи, а в том образе, который создавала благодаря своему таланту Полина… Понимаешь, она же ее хорошо знала, она могла ИЗОБРАЗИТЬ Лору, начиная от мимики, манеры разговаривать, голоса и кончая походкой и движениями.

– Не надо забывать, что ты видела Лору ЖИВОЙ всего один раз, когда она пришла в агентство… В морге ты видела уже ее останки… Да и запомнились тебе, пожалуй, только белые волосы… А если к этому прибавить, что обе женщины были приблизительно одного роста и возраста, обе стройные и красивые, то сбить тебя с толку не составляло никакого труда… Вот если бы ЭТУ Лору увидел Крымов, он сразу же распознал бы в ней Полину…

– А ты знаешь, ЕЕ видела и наша Надя… Можешь у нее спросить, она расскажет тебе, что однажды ночью, когда у нее не состоялось свидание с Чайкиным, она поехала ко мне и встретила «Лору» возле моего дома… Надя еще сказала, что ЛОРА шла прямо навстречу ей в светлом развевающемся плаще с горящими глазами или что-то в этом духе… Я теперь понимаю, что это была Полина, которая вышла в таком виде из моей квартиры и поехала по своим делам… Быть может, даже к… Сырцову…

– Послушай… мне кажется, что я все понял… К нам в агентство приходила не настоящая Лора Садовникова, а Полина… Вот поэтому-то ты и принимала потом Полину за Лору, потому что настоящую Лору ты видела только мертвой.

– Но зачем это было нужно Полине?

– А вот это уже другой вопрос…

Во время разговора Юля, несмотря на подкатившую тошноту, сняла с головы убитой окровавленный парик и положила его в пакет. Вот теперь она точно видела перед собой мертвую Полину Пескову.

– Ну что, звони Корнилову… Только что я ему скажу, если он спросит меня, почему Полину зарезали именно у моей двери?

– А ты ему ничего не обязана отвечать: это он пусть у Полины теперь спрашивает, что ей понадобилось делать в твоем подъезде. Так-то вот. Если ты боишься, что станет известно, что ты прятала ее у себя, так это напрасно… Никто ничего не узнает.

– А Крымов? Ведь он с ума сойдет, когда услышит, что она погибла… Подумает еще, что это дело моих рук.

* * *

Шубин остался ночевать у нее. Они допили вино, помянув Полину, съели предназначавшиеся ей груши и виноград и легли спать в разных комнатах. Но перед этим он успел рассказать ей, что его знакомый паренек, который пас Володю Сотникова, кажется, напал на след Риты. Но в последний момент он упустил Володю – тот сел на электричку и больше его уже никто не видел. К розыску подключились и родители Володи. Они обещали позвонить Игорю в город, если найдут его.

Утром Шубин разбудил Юлю и сказал, что ее хочет видеть Корнилов.

– Привет, красавица… – Корнилов заслонил собой все пространство за проемом двери, не говоря уже о коренастом Шубине.

– Вы что, не могли подождать, когда я переоденусь? Я же в пижаме…

Юля подумала, что ее пришли арестовывать.

– Говорят, ты ночью нашла у себя под дверью мертвую девушку? – он шумно уселся на стул.

– Если вы хотите меня спросить об этом, то отвечу сразу: я ничего не знаю. Уж не меня ли вы подозреваете в убийстве?

– Да нет, успокойся… Просто хотелось бы порасспросить поподробнее… Ты когда видела Крымова в последний раз?

– Вчера. А что?

– Во сколько?

– Не помню. Мы поговорили с ним и разъехались в разные стороны.

– Значит, время не помнишь? Да быть такого не может, ты внимательная девушка, все помнишь, да только говорить почему-то не хочешь. Ведь убитая была близко знакома с Крымовым, так?

– Не знаю.

– Понятно. А ты знаешь, что на лестнице, на той самой, где убили Полину, нашли отпечатки его башмаков?

– На них что, был его экслибрис? – усмехнулась Юля, натягивая на себя халат и усаживаясь поудобнее на кровати.

– Нет, но эти отпечатки мы заливали гипсом сначала возле больницы в клиническом городке, как раз возле того корпуса, где убили Сырцова, а потом наш эксперт нашел точно такие же на сырой земле возле подъезда твоего дома, а потом уже их обнаружили и возле трупа Песковой. Так что твой дружок и шеф наследил будь здоров! Мы сверили отпечатки – это действительно Женька. Вот я и подумал, что ты должна что-то знать…

– Но я ничего не знаю, кроме того, что он следил за Сырцовым, когда узнал, что тот распродает свое имущество. Он подозревал, что Сырцов лег в больницу не из-за инфаркта, а по другой причине…

– И по какой же? Может, он прятался, скажешь?

– Он отпустил охрану, и вам это хорошо известно. А вот зачем ему было симулировать инфаркт, еще предстоит выяснить. Возможно, он хотел обеспечить себе алиби…

– Какое еще алиби, ты что, в самом деле, заработалась? Зачем еще алиби прокурору?

– А затем, что как раз в то время, когда его подобрали на улице якобы с инфарктом, в меня стреляли… – она расстегнула пижамную кофточку и показала перебинтованное плечо. – Меня, слава тебе господи, только ранили, но ведь могли и убить… Я понимаю, конечно, что все это звучит нелепо, я и сама не могу объяснить, почему я связываю Сырцова с покушением на собственную жизнь, но ведь вы и сами знаете, что Сырцов замешан в убийстве Садовниковых, как замешана была в нем и Полина Пескова… Вы же сами говорили мне о том, что Сырцов просил вас достать Полину из-под земли… А я слышала, как господин прокурор разговаривал с ней по телефону и обещал намотать ее кишки на свой кулак… Похоже, она ему сильно насолила… И будь Сырцов сейчас жив, я бы в первую очередь в убийстве Полины заподозрила его… Она его чем-то шантажировала, разве непонятно? Скажу больше, я нарочно говорю вам все это, чтобы в случае, если на меня будут покушаться еще раз, я и мои друзья уже знали, что и вы по уши в дерьме…

Стало тихо. Корнилов смотрел на нее, вытаращив глаза. За его спиной переминался с ноги на ногу Шубин. И хотя Юля не видела Игоря, она ощущала его присутствие и чувствовала, что в эту минуту он С НЕЮ. Что он поддерживает ее. Что она права.

– Где Крымов? – вздохнул Корнилов и поднялся со стула. – Скажешь или нет?

– Если Крымов и был здесь, то только ДО убийства… Он был у меня, и мы разговаривали с ним.

– Но почему же тогда его подошвы в крови? В крови Песковой?

– Я не думаю, что у вас уже готовы результаты экспертизы на этот счет… Вы блефуете. В крови? У Полины тоже туфли были в крови, но ведь не в человеческой.

– Где Крымов, ты скажешь или нет?! – уже гремел на всю квартиру Корнилов.

– Нет, не скажу. Но он не убивал Полину. Он любил ее. И даже ревнуя ее ко всем мужчинам на свете, он никогда бы не поднял на нее руку… Она была слишком красива для этого.

Корнилов ушел, а Юля, заперев дверь, принялась шарить в квартире в поисках той самой одежды, в которой находилась Полина, когда, выдавая себя за нее, отправилась убивать Сырцова.

Шубин следил за ее движениями и шараханьем из одного угла в другой, а потом взял ее за руку и усадил на стул.

– Что с тобой? Что ты ищешь?

– Желтый шарф. Кожаную куртку. А что, если Крымов здесь действительно был, увидел мертвую Полину и, открыв ее сумку, нашел в ней МОЮ одежду? Что бы ты сделал на его месте?

– Уничтожил ее.

– Правильно. Молодец. Если бы милиция нашла мою одежду, то Корнилов бы сейчас со мной не церемонился, а просто арестовал по подозрению в убийстве не Полины уже, а прокурора области Сырцова… И где бы ты стал уничтожать мою одежду?

– А почему обязательно уничтожать? Он мог ее спрятать где-нибудь поблизости…

– Скажи еще, в мусорном контейнере…

– А почему бы и нет?

– Да потому, что он вроде бы спасал меня, поэтому мою одежду, в которой я якобы убила Сырцова, наверняка отнес как можно дальше от моего дома… Думаю, что он побежал или поехал на набережную и бросил ее с моста в воду… Я лично поступила бы именно так.

– Но почему он тогда не позвонил тебе по сотовому и не предупредил ни о чем?

– Не знаю… Видимо, очень спешил. Но ведь мы с тобой все это придумали, а как было на самом деле, никто, кроме Крымова, не знает… Но в любом случае я успокоюсь только тогда, когда буду уверена в том, что моя одежда уничтожена. А теперь мне надо отправляться за Кротовой. Думаю, что квартира Соболева уже освободилась…

– А я позвоню в Москву и потом поеду за Володей Сотниковым… Жди моего звонка.

* * *

– Вы нашли Риту?

Они разговаривали в комнате Вали. Она была дома одна. Все самые крупные прыщи девочка тщательно замазала ярко-розовой крем-пудрой, и теперь лицо ее напоминало мухомор наоборот.

– А ты хочешь, чтобы мы нашли Риту?

Она молчала. И Юля едва сдерживалась, чтобы не ударить по этому неприятному лицу, до того Кротова казалась ей отвратительной, лживой и лицемерной.

– Мы нашли ее… Ты довольна?

Другая бы на ее месте спросила, почему с ней так разговаривают, что она такого сделала… Но только не Валя Кротова. А это означало, что она ВСЕ ЗНАЛА.

– Я только не уверена, что это Рита… Ты должна ее опознать…

– А что, другие не могут? Мама ее, например…

– Ты пойдешь со мной. Ты, и только ты. Одевайся.

Она молча надела кофту и вышла в прихожую. Юля наблюдала, как Валя снимает с вешалки пальто, черно-белое, в клетку, как, не торопясь, сопя, надевает его, как накидывает на голову капюшон, обувает черные ботинки.

– Ты готова?

В ответ лишь колючий взгляд из-под капюшона.

– Пристегнись, – приказала Юля, когда они оказались уже в машине. – Не хватало мне только платить из-за тебя штраф…

Пошел дождь, Юля включила «дворники». Музыку включать было нельзя – не по правилам. Они изводили друг друга тишиной, молчанием, слушанием скрипящих «дворников» да шума ветра и дождя за окнами…

Сквер Победы мок под дождем. Машина свернула в маленький переулок и остановилась возле «сталинки». Валя Кротова сидела без движения.

– Выходи, приехали… – Юля вышла из машины и обошла ее, чтобы в случае, если Валя надумает бежать, успеть задержать девочку. Она открыла дверцу, приглашая Кротову выйти.

Валя, низко опустив голову, скрытую капюшоном, шла рядом с Юлей, словно уже знала, куда идти. Юля даже замедлила ход, чтобы понять, действительно ли Валя знает о существовании этой квартиры или это ей только кажется, и девочка просто идет прямо. Но предчувствие не обмануло Юлю: Валя уверенно вошла в ТОТ САМЫЙ подъезд и не оглядываясь поднялась на третий этаж. Остановилась напротив ТОЙ САМОЙ квартиры.

– Ты уже была здесь? – волнуясь, спросила Юля, пытаясь заглянуть под капюшон.

Валя молчала. И тогда Юля поняла, что совершила ошибку. Что они станут делать здесь без ключа? Как войдут в квартиру?

И тут Валя постучала. Но не обычно, а выстукивая характерный ритмический рисунок: та-та-тата-та.

И дверь сразу же открылась. Но не сама. Ее открыл Крымов.

Глава 22

– Ну заходи, Валя Кротова, – сказал он, беря ее за руку и почти втаскивая в квартиру.

Следом вошла Юля. Кажется, все шло так, как было задумано.

– Сюда, – Крымов снял с головы девочки капюшон и повел в гостиную. – Ты готова?

Валя кивнула. Юля посмотрела на нее сбоку и успела увидеть огромные, расширенные от ужаса глаза. Валя словно находилась под действием гипноза. Она была в шоке.

В гостиной на диване лежало тело, накрытое простыней.

Валя бросилась бежать из комнаты, Крымов едва удержал ее.

– Выпустите меня отсюда, я ничего не знаю… Это все они, они сами… – у нее началась истерика. Но после того, как Крымов влепил ей пощечину, истерика сразу же прекратилась.

– Садись. Юля, дай ей воды…

Валя, икая, пила воду. Зубы ее стучали о края стакана.

– Откуда ты узнала об этой квартире? – спрашивала ее Юля.

– Они ходили сюда: Сашка и Ирка. Я следила за ними. У них были деньги, а у меня не было.

– Сашка? Ласкина? А Ира, кто такая эта Ира?

– Сконженко, подружка Сашки.

– А потом они пригласили тебя?

– Не они пригласили, а Гера. Он ехал на машине, а в машине были Сашка с Иркой. Они пригласили меня в гости. И мы приехали сюда.

– Кто здесь был?

– Всегда Гера и два его друга, Алик и еще один… Андрей, вот, вспомнила… Но вообще-то мы не называли друг друга по именам.

– И все?

– Нет. Были еще мужчины, разные.

– Чем вы занимались?

– Я сначала только смотрела, а потом была с Герой… Я начала приходить сюда каждый день после школы. Здесь всегда кто-нибудь был.

– Тебе нравилось это? Ты понимала, чем ты занимаешься?

– У меня дома видик есть. Мне это нравится делать, если только они не пьяные.

– Они платили вам?

– Давали деньги, конфеты, иногда покупали кол готки…

– Никто не оставался здесь на ночь?

– Нет, никто… Кроме Риты. Но она не сама пришла сюда, ее привезли сразу после школы.

– И ты была в тот день?

– Была, но она меня не видела. Она плакала, просила, чтобы ее отпустили, но Гера показал ей капсулы и сказал, что если она будет кричать, он ее убьет. Он и нам всем говорил, что у него есть такие капсулы, он показывал их, когда мы не хотели делать то, что они требовали.

– А Рита?

– Утром ей стало плохо, ее отвезли домой… И потом она перестала ходить в школу.

Юля слушала Валю и понимала, что видит перед собой недоразвитое существо, умственно отсталую девочку, которая вообще неизвестно почему учится в общеобразовательной школе и для которой некоторых хрестоматийных истин, таких, как честь, страх и даже инстинкт самосохранения, как бы не существовало вовсе. Она ложилась под всех мужчин подряд, не испытывая при этом ни страха, ни отвращения…

– Неужели тебе не было больно заниматься этими вещами? Ты себя хорошо чувствовала?

– Было больно, когда приходил Илья Владимирович…

– А это еще кто?

– Не знаю. С ним никто не любил… – и Валя спокойно произнесла это слово, этот чисто русский глагол, означавший половой акт. И потом, рассказывая обо всем, что здесь происходило, она еще несколько раз совершенно обычным голосом произносила это емкое и соленое словцо.

Из ее рассказа выходило, что Саша Ласкина и Ира Сконженко были здесь постоянными посетительницами, которые за деньги отдавались друзьям Геры. Риту Басс просто силой посадили в машину, привезли сюда и надругались над нею, продержали всю ночь, мучая ее, после чего отвезли домой и, угрожая капсулами с ядом, сказали, чтобы она никому ничего не говорила. И она молчала. Вернее, молчали Марта и ее бабушка, молчал и ее отец, не выдержавший этого потрясения и скончавшийся в больнице от сердечного приступа. Но по прошествии нескольких месяцев Рита появилась в этой квартире снова. По словам Вали, ее опять привез Герман. Рита не хотела, но боялась Германа, и время от времени он привозил ее сюда и отдавал своим друзьям. И еще Валя сказала, что Рита денег не брала. Но как ни бились Юля с Крымовым, узнать, кто же такой Илья Владимирович, им все же не удалось.

– Она умерла? – спросила Валя, кивая на дверь головой и подразумевая ту, что лежала сейчас в гостиной на диване. – Значит, с ней был Илья Владимирович. У него на кровати умерла Сконженко.

Юля похолодела. А Валя, подняв на нее свои совершенно безразличные глаза, пожала плечами:

– Он ее нечаянно задавил. Мне Рита сказала. И еще она сказала, что раз мы об этом знаем, то нас могут убить. Но меня скоро переведут в другую школу, поэтому мне все равно никто не поверит, а Рита убежала. Но раз она умерла, значит, они ее нашли.

– Кто?

– Гера, Андрей и Алик…

– А ты видела, как умерла Сконженко?

– Нет, мне Рита сказала, что они с мамой закопали ее в парке.

– Кто? С какой мамой? – Крымов курил уже тысячную сигарету. В кухне все было синим от дыма.

– С мамой Ирины Сконженко, я же говорю. Они вместе с Ритой закопали Иру здесь, недалеко, в парке возле клумбы, ночью, я могу показать…

– А где же в это время были Гера с Андреем и Аликом?

– Они отвезли мертвую Иру на машине, а сами вернулись сюда, напились…

– А Илья Владимирович?

– Он пришел на следующий день с другим мужчиной, говорят, что этот мужчина потом и зарезал Сашу…

– Зименков?

– Я фамилию не знаю. Мне Рита сказала.

– Ты нюхала кокаин?

– Нюхала. Я все делала, как мне говорили. Мне снились цветные сны, я летала и ходила по горам. А потом опять летала.

– А сегодня ты тоже нюхала?

– Нет еще. Он вчера почему-то не пришел.

– Кто? – хором спросили Юля и Крымов.

– Как кто? Илья Владимирович… кто же еще.

– А где же ты с ним встречаешься? Здесь?

– Нет. Он сказал, что здесь нельзя. Он отвозит меня к себе домой.

– А где он живет?

– Если я скажу, он сделает со мной то же, что и с Ритой…

– А что он сделал с Ритой?

– Ну она же лежит ТАМ… Я не знаю, что…

Крымов дал Юле знак, чтобы она вышла за ним из кухни. В коридоре он тихо сказал:

– Там, в гостиной, спит пьяная Гусарова… Это я ее напоил. Твоя Кротова говорит сущую правду. Мне и Гусарова всю ночь рассказывала о том, что устраивал Герман на этой квартире. Ты что же, думаешь, что они сюда привозили одних малолеток? Да кого здесь только не было! Я мужик, но и мне от всех этих рассказов не по себе стало… Ты видела ее, она же настоящая маленькая наркоманка… Только не колется, а нюхает… Кокаинистка. А родители ничего не замечают.

– Не уверена. Сейчас многие семьи так бедствуют, что порой просто закрывают глаза на то, откуда берутся деньги… Только я никак не пойму, где же Рита?

– Думаю, что она скоро найдется… Кажется, она жива, потому что Володя Сотников постоянно покупал кому-то еду и куда-то не то относил, не то отвозил ее. У Шубина есть знакомый мальчишка, который сейчас живет у Сотниковых на даче и пытается проследить, куда Володя прячет свою подружку.

– Но откуда такая уверенность? Может, это вовсе не Рита?

– Не знаю, что тебе и сказать… Ладно, пора возвращаться к этому маленькому монстру… осторожнее, не наступи, ты уронила свой платок… – Крымов поднял с пола Юлин платок и протянул его ей. – Про Полину поговорим позже… – произнес он изменившимся голосом…

* * *

Юля отвезла Валентину домой и сдала на руки ее матери.

– Вы куда-то ездили с Валюшей? – спросила встревоженная мамаша.

– А вы не знаете, куда? – жестко бросила Юля и, не вдаваясь в объяснения, поспешила поскорее уйти.

Она вернулась на квартиру Соболева, где Крымов приводил в чувство Гусарову.

– О, Джульетта! Сколько лет, сколько зим! – Светлана, сгибаясь в три погибели, вышла из туалета, где она прочищала желудок, и грязно выругалась. Юля заметила на ее лице сеть красных сосудов и подумала, что и Гусарову сюда тоже, наверное, привело безденежье. Но вот откуда были деньги у Германа и его друзей?

Она задала этот вопрос Крымову, который, отведя Гусарову снова в комнату и уложив в постель, вернулся на кухню и принялся курить.

– За девчонок деньги получали. Но, думаю, это был не единственный источник их заработка. Я узнавал – все трое нигде не работали. Про автомастерские – это миф. Для друзей и родственников… Кокаин стоит бешеных денег. Думаю, у них были хорошие покровители. Тот же Илья Владимирович… Слушай, я уже где-то слышал это имя…

– Я тоже… – И Юля вспомнила: – Казарин Илья Владимирович. Тот самый, который живет в Москве. Дядя Лоры Садовниковой.

– Нет, этого не может быть… Это просто совпадение. Илья Владимирович, который развлекался здесь, живет в нашем городе и наверняка занимает какое-нибудь положение, раз у него столько денег, чтобы содержать этот притон… Согласись, что при всем том, что здесь происходило, они вели себя достаточно тихо, иначе бы об этом осином гнезде знала милиция… У нас не такой уж большой город, чтобы скрыть подобное.

– А ты видел, какие толстые стены в этом доме? Думаю, что они остановили на нем свой выбор не случайно.

– А я подумал еще о том, что капсулы, о которых говорила Валя, и были теми самыми, от которых умерли все трое… Рицин.

– Сырцов! А что, если Илья Владимирович – это и есть Сырцов? Он придумал себе это имя! Господи, это же все так просто… Он – главный прокурор, человек, обладающий фантастическими связями… Это у него Герман брал рицин. А Полина… Полина тоже бывала здесь, но только не как Валя или Сконженко… а просто в качестве сестры Германа… И она, конечно же, знала все про слабости Сырцова… Возможно, что у нее имеются компрометирующие его фотографии… Вернее, имелись. Ты был вчера ТАМ?

Она и не заметила, как перешла к убийству Полины.

– Был. Меня, наверно, ищут?

– Откуда ты знаешь?

– Я же наследил и в больнице, и у тебя… Вляпался в кровь… Я тебе еще раньше хотел сказать, что она могла переодеваться Лорой, но почему-то не сказал…

– Это ты потрошил сумку Полины?

– Я только взял твою одежду и выбросил ее с моста на набережной в реку. В сумке кто-то хорошенько пошуровал до меня.

– Но если не Сырцов, то кто?

– Юля, во что мы с тобой ввязались? Только бы Риту найти, жалко будет девчонку…

И вдруг они не сговариваясь, как по команде, вскочили и бросились к дверям.

В машине Юля причитала:

– Какая же я идиотка… Я так разозлилась на эту Кротову, и на младшую, и на старшую, что не сообразила предупредить их, что ОН может появиться в любую минуту…

– Но если это Сырцов, то он уже не появится…

– Правильно. Но тогда Вале потребуется доза. Ее надо немедленно класть в больницу… Но перед этим она должна показать место, куда закопали Иру Сконженко. Хотя мне не очень верится… думаю, что она все это придумала.

Кротова открыла и, увидев Юлю и Крымова, нахмурила брови:

– Что вам на этот раз нужно?

– О таких вещах не говорят через порог…

Она нехотя впустила их в дом. Разговор длился около получаса. Мама Вали не могла поверить в то, что ее дочь наркоманка.

– Я же сама ее купаю, я бы заметила на ее руках следы уколов…

Она имела самое смутное представление о наркотиках, тем более о кокаине, который просто вдыхают через нос.

– Только не вздумайте сейчас кричать на Валю, она тяжело больна. Скажите, вы не знаете человека по имени Илья Владимирович?

– Нет, – сказала она, немного подумав, – кажется, нет… А что?

– А то, что именно он приучил вашу дочь к наркотикам. Разве вы не замечали, что она стала такая худенькая, что от нее одна тень осталась?

– Она всегда такая была… Кроме того, у нее сейчас такой возраст, она растет, на это уходит много энергии, она много спит… А что с Ритой? Ее нашли? Валя сказала мне, что ее возили опознавать Риту, но лица почему-то так и не показали…

– Нет, Риту еще не нашли, ее еще можно спасти, но необходимо, чтобы ваша дочь показала нам кое-что…

– Что?

– Она утверждает, что в каком-то парке якобы похоронена Ирина Сконженко. Звучит неправдоподобно, но на всякий случай нужно проверить…

И тут до Юли донесся кисловатый запах перегара, и она только сейчас поняла, что мама Вали Кротовой пьяна. Слегка, но все равно какая-то не такая, чересчур расслабленная…

– Конечно, я сейчас скажу ей…

Валя вышла из своей комнаты и так же молча, как накануне, начала собираться, надела это жуткое клетчатое пальто, от которого рябило в глазах, и прошла с Юлей и Крымовым к машине.

– Это в сквере Победы. Неподалеку от аттракционов.

* * *

В запущенном, заросшем дикими яблонями и ивовой порослью уголке парка, а точнее, сквера Победы, неподалеку от озера с лодочной станцией, расположенной между колесом обозрения и русскими качелями, возле самого забора действительно отыскался небольшой холмик с воткнутым в него самодельным деревянным крестом. И если бы не Валя, эту могилку, возможно, никогда бы не нашли.

Когда прибыла опергруппа, стало совсем темно, и вскрытие могилы пришлось производить при свете прожекторов, направленных на место захоронения.

Валя стояла и смотрела на все происходящее с завидным равнодушием. Она не вздрогнула даже, когда из-под земли подняли завернутые в целлофан останки ее подруги, которые еще предстояло опознать.

Увидев полуистлевшие, вымазанные в грязи длинные темные волосы, клочок зеленой кофты и подол черной юбки с торчащей из-под жесткого целлофанового обрывка тоже черной ногой, Юля отвернулась… Она вспомнила, что именно так была одета Ирина Сконженко, когда родители видели ее в последний раз. И отправилась она не к подружке, как девочка им сказала, а к Соболеву.

Поднялся ветер, тяжелые капли дождя застучали по крышам милицейских машин… И в это время кто-то крикнул: «Здесь еще что-то…»

И снова в ход пошли лопаты.

* * *

Крымов привез ее домой продрогшую, смертельно уставшую, да к тому же у Юли опять разболелось плечо. Надо было срочно сделать перевязку.

– Может, тебе все-таки вызвать «Скорую помощь»? – он уложил ее на постель и помчался на кухню за спиртным. – Или ты позволишь мне стать твоей «Скорой помощью»? Я тебя быстро поставлю на ноги…

Он вернулся с бутылкой мартини, на которую некоторое время смотрел с возмущением, как на живое существо, сильно разочаровавшее его в последнюю минуту и не оправдавшее самых светлых надежд.

– И как вы, женщины, можете пить такую дрянь? Какой-то одеколон, духи… Нет бы держали в доме виски, джин, это я еще понимаю, или, на худой конец, водку с солеными огурчиками… А это что еще за эстетство? Кому оно нужно? Тебе со льдом или без?

– Мне бы чего-нибудь горяченького и побольше анальгину, а то я не усну…

Она не знала, говорить или нет… Глядя, как Крымов заботливо укрывает ее одеялом, как суетится, стараясь ей во всем угодить, она боялась сейчас одним только словом, одним признанием разрушить все в одночасье. Ей, так же как всякой другой женщине на ее месте, хотелось, конечно, чтобы за ней ухаживали, как за больной… но только как за ФИЗИЧЕСКИ больной, а не ПСИХИЧЕСКИ…. Разве может она сейчас сказать Крымову, что видела в парке, в толпе любопытных, человека, которого уже не существует. Как это было и с Лорой Садовниковой… Она все молчала, боясь показаться душевнобольной, а оказалось, что ее пугала какая-то взбалмошная актриса, которой наскучила жизнь в этом провинциальном городишке и она таким образом решила поразвлечься, помучить свою соперницу?! «Кстати, надо бы выяснить и хорошенько подумать над тем, зачем Полине вообще понадобилось приходить в агентство с этой дурацкой историей о второй жизни…»

Но с другой стороны, человек, которого она увидела сначала на улице, бегущим от нее в плаще с развевающимися полами, а потом в толпе людей всего лишь час назад в парке, учитывая ее состояние, мог ей просто померещиться. Все-таки они нашли пять трупов, включая Сконженко…

Она знала, что Корнилов сам поехал к Кротовым вместе с Валей, чтобы поговорить с девочкой в присутствии матери. Юля успела его предупредить, что Валя больна, что она наркоманка и вообще находится на грани нервного срыва, если ее психика вообще не расстроилась окончательно.

– Так я останусь? Мне, если честно, и самому не по себе. Я все еще вижу перед глазами Полину в этом дурацком парике…

– Женя, и все-таки: что произошло? Почему ты стал таким… я не знаю, как сказать… чужим, что ли? Пусть даже ты и влюбился, ну так что же? Ты перестал бывать в агентстве, стал раздражительным, словно тебе все мешали… Неужели все дело только в Полине? Она что, настраивала тебя против нас?

– Да не против вас, а против всего, что нас окружало… Она постоянно говорила, что скоро уедет отсюда и что у нас с ней начнется новая жизнь… Она рвалась из этого города, из этой страны… Она была похожа на птицу, которой пообещали, что выпустят из клетки… Строила какие-то планы и звала меня с собой. Понимаешь, после того, как поговоришь с ней полчаса о Швейцарии – а она была там на гастролях, которые сама и организовала с помощью Садовникова и какого-то там фонда, – захочется действительно все бросить, сесть в самолет и улететь отсюда… И это был не гипноз, просто мне передавалось ее настроение… А потом появились Мазанов с Арсиньевичем, они принесли деньги, да еще Марта Басс… – он замолчал и покраснел.

– И ты хотел уехать с ЭТИМИ деньгами?.. – Юля с трудом верила в то, что слышит.

– Были у меня такие мысли…

– Крымов, ты – опасный человек… Неужели такое вообще возможно? Чем же она тебя так заворожила?

– Понимаешь, Юля, мне трудно говорить на эту тему именно с тобой, но Полина в смысле внешности была… совершенством… У нее была такая матовая кожа, совершенно гладкая, изумительная… А глаза… волосы… А когда она раздевалась, я понимал, что за обладание этой красотой можно отдать все, совершенно все… Плюс ум. Я никогда еще в своей жизни не встречал такую совершенную женщину…

– Ты несколько раз произнес слово «совершенная»… Но ты же обладал этим совершенством, что тебе еще было надо?

– Удержать ее при себе. Быть с нею рядом. А она… у нее было много мужчин. Она принадлежала многим и никому. Она хотела взять у СВОИХ мужчин побольше денег, чтобы уехать отсюда…

– Мужчины сделаны из другого теста, нежели женщины, поэтому мне все равно не понять этого. Разве что и ты нюхал кокаин… который выбивал тебя из ритма нормальной жизни…

– Кокаином в данном случае для меня была сама Полина… А теперь она в морге… и принадлежит Леше Чайкину. И у меня сердце разрывается в груди.

– Ты любил ее?

– Наверно.

– А как вы с ней познакомились?

– Это непринципиально.

– Ты знаешь, что это она была у меня в тот день в агентстве, а не Лора…

– Я не понимаю, зачем она это сделала… Ведь настоящая Лора была тогда жива, значит, она пришла не столько испугать тебя или запутать, а…

– …а для того, чтобы я относилась к Лоре, как к сумасшедшей. И, возможно, чтобы все, что впоследствии произойдет с Лорой, мы бы могли связать с ее нездоровой психикой. Даже сам факт самоубийства был бы более оправдан, знай мы, что Лора психически больна. Но существует еще одна версия. Ты же сам говорил, что Лора звонила тебе перед своим приходом. Настоящая Лора. Больше того, разговаривая с тобой, она записала дни и часы приема… Кажется, там даже стояла точная дата, когда ты ей назначил встречу, – 27 сентября. Этот листочек нашли в ее туалетном столике…

– И что из этого следует?

– А то, что раз Полина была вхожа в квартиру Садовниковых, она могла увидеть там эту записку. Но Лора могла прийти к тебе не по поводу слежки за мужем… Причина ее визита могла заключаться не только в связи с ее предполагаемым разводом… ОНА МОГЛА ЧТО-ТО ЗНАТЬ. И тот, чей интерес она могла затронуть своим визитом в частное сыскное агентство, не мог допустить, чтобы ее слова были восприняты всерьез. Возможно, это связано с какими-то денежными махинациями Сергея Садовникова, возможно, Лора оказалась свидетельницей преступления… Как бы то ни было, но теперь мне уже не кажется, что Садовниковых убили из-за Сергея, его могли убить ЗАОДНО с Лорой – главным источником грозивших убийце неприятностей…

– Ты хочешь сказать, что Полина, появившись в агентстве и представившись Лорой Садовниковой, выполняла задание убийцы?

– Теперь-то я в этом просто уверена. Больше того, это Полина сделала для убийцы слепки ключей, а то и вовсе открыла ему (или ей) дверь квартиры Садовниковых. Возможно, она действительно находилась в этой квартире до прихода Лоры, и только после того, как Лора пришла, дала знать об этом убийце… Она сама могла организовать убийство и быть если не исполнителем, то инициатором… И, конечно, сидя под столом (но прятаться она могла не столько от убийцы, сколько от Сергея Садовникова или Лоры), она ВИДЕЛА убийцу. Она все знала. И после убийства попросила меня приютить ее, потому что боялась, что убийца уберет ее как свидетельницу.

– Ты думаешь, что это был Сырцов?

– А почему бы и нет? Полина начала шантажировать его, причем достаточно активно, если он был вынужден продать свои машины и недвижимость… Он испугался. И крепко. И тогда Полина, переодевшись в мою одежду, поехала в больницу, куда он лег, и убила его. Удивительно дерзкое убийство.

– Но кто же стрелял в тебя?

– Не знаю… Мне было бы, конечно, лестно, если бы в меня стрелял сам прокурор области, но я не вижу особых причин для этого… Я слишком ничтожна для такого человека… Кроме того, я же ничего особенного не узнала…

– Выходит, узнала. Но я вижу, что ты утомлена… Давай отложим этот разговор на утро… Я думаю, что теперь нам надо поработать уже мозгами. Трупов у нас с тобой – хоть отбавляй… Кто знает, может, все эти убийства как-то связаны между собой?

– Но их столько, что я уже сбилась со счета…

– Смотри сама, – Крымов достал из кармана куртки записную книжку, где по пунктам в хронологическом порядке были записаны фамилии убитых за последние дни людей, каким-то образом связанных с деятельностью агентства.

Юля взяла список в руки:

«1. Садовникова Лора

2. Садовников Сергей

3. Соболев Герман

4. Берестов Андрей

5. Вартанов Алик

6. Изотов Валентин

7. Сырцов Евгений П.

8. Пескова Полина».

– Думаю, будет правильным присоединить к этому списку убитых девочек… – вдруг сказала она. – Ирину Сконженко и Сашу Ласкину.

– Самое страшное, что в этом списке могла быть и ты, – заметил Крымов тихим голосом. – Поэтому нам действительно нужно все обдумать, проанализировать, послушать, что расскажет Шубин… Он занимается Сотниковым, мне Надя сказала…

– Да, а еще он должен был позвонить в Москву и справиться там о Казарине…

И вот сейчас как раз можно было рассказать Крымову о своем подозрении и добавить к этому черному списку еще одну фамилию, но у Юли просто язык не повернулся. Она даже зубы стиснула, чтобы не открыть рот… А ведь она видела этого человека, видела…

Крымов еще раз спросил ее, можно ли ему остаться, но Юля отправила его домой. Оставаться с Крымовым в одной квартире на ночь означало наплевать на все свои принципы и подчиниться ему. Кроме того, она хотела не спеша раздеться, освободиться от грязных бинтов, принять душ, привести себя в порядок, спокойно, ни о чем не волнуясь, поужинать и хорошенько выспаться, приняв предварительно снотворное и болеутоляющее. И еще. Она ждала звонка. ОН должен был позвонить. После тяжелого, наполненного кошмарами дня ей почему-то захотелось снова оказаться во власти этого большого человека, чтобы он вдохнул в нее жизнь…

И она не ошиблась. Едва за окном стихли звуки отъезжающей машины, как послышался шорох шин… Она подошла к окну и совершенно не удивилась, увидев черную машину. ОН приехал. Сейчас он будет ее расспрашивать, что-то выяснять, притворится обиженным… Ведь она сбежала от него.

Сначала промурлыкал телефон. Павел Андреевич был воспитанным мужчиной и знал, что перед визитом лучше позвонить и предупредить, чем не быть допущенным к объекту желаний.

– Ты одна, моя ласточка?

Она облегченно вздохнула: он не сердился на нее. Он был спокоен и полон надежд.

– Вы же сами знаете… Вы видели машину Крымова…

– Видел и только поэтому приехал к тебе. Если бы ты, негодница, оставила его у себя на ночь, я бы тебе этого никогда не простил… – Он мягко шутил, вкладывая в каждое слово нежность и сдержанность. – Ты позволишь мне подняться к тебе?

– Конечно. Только при условии, что вы не будете задавать мне вопросы по поводу моего утреннего бегства.

– Не буду. Я рад, что ты раскаиваешься. Ведь ты раскаиваешься?

Она поняла, насколько ему важен ее положительный ответ, и сказала, что раскаивается.

– Я привез тебе хорошую мазь для твоей раны и готов сделать тебе перевязку.

– Это как раз то, что мне нужно…

– Тогда я поднимаюсь к тебе…

Ворох чувств, словно ворох прохладных осенних листьев, закружился, обдавая ее горько-пряным ароматом надежд и желаний. Ей хотелось тепла, и сейчас она его получит. Одиночество серой безмолвной птицей вылетит через форточку, уступив место если не любви, то хотя бы нежной дружбе или, быть может, страсти…

Ей было неловко от собственной непоследовательности, но она, поджидая Ломова, успокаивала себя мыслью, что ей простительны такого рода выходки уже хотя бы потому, что ей просто-напросто на хватает опыта в общении с мужчинами, да еще такими, как Павел Андреевич, который старше ее почти на сорок лет.

Он позвонил, она открыла ему и была приятно удивлена, когда он вручил ей букет желто-белых, крепко пахнущих осенью и дымом хризантем. За цветами она увидела улыбающееся, раскрасневшееся то ли от волнения, то ли от радости лицо Павла Андреевича.

– Ну здравствуй… – он обнял ее и прижал к себе. Она вскрикнула от боли – он сильно надавил ей на плечо.

– Ох, извини… Забыл… Вернее, не забыл, а ЗАБЫЛСЯ… Смотри, что у меня для тебя есть… – с этими словами он достал из кармана коричневый флакончик с яркой этикеткой. – Это хорошая мазь… Сейчас я тебя перевяжу, и мы с тобой поговорим…

– А может, не надо?

– Что «не надо»?

– Говорить… Вы это сказали так, словно собираетесь меня отчитывать… – Юля разговаривала с ним тоном маленькой девочки.

– Упаси боже… Ничего подобного. Просто мне бы хотелось, чтобы наши отношения как-то определились и ты больше не позволяла себе подобных вольностей… Ты очень огорчила меня, но, как видишь, я тебя простил… Я бы хотел, ласточка, жениться на тебе… Но моя жена должна быть предельно дисциплинированна… Прими у меня этот пакет…

Она только сейчас заметила, что в ногах у него поблескивает позолотой большой полиэтиленовый пакет.

– А что там?

– Хорошее вино, закуска из «Клеста»… Как видишь, я приготовился к встрече с тобой основательно… Кроме того, я собираюсь сделать тебе сегодня сюрприз… Но давай все по очереди…

* * *

Намыливаться с забинтованным плечом было довольно сложно, и Павел Андреевич посоветовал ей наложить на повязку целлофановый пакет и стянуть все это прорезиненной сеткой, какой пользуются обычно хирурги.

– Так тебе в рану не натечет вода, и ты сможешь спокойно помыться…

Он с удовольствием поглаживал ее тело мягкой губкой, то и дело целуя его… Он был в домашней теплой рубашке с закатанными рукавами и темных брюках. Юля представила себе, что она замужем за этим человеком и что он вот так каждый день моет ее в ванне, как маленькую девочку, как дочку… Ей нравилось, что о ней заботятся. Она знала, что жизнь с молодым мужем принесет ей только разочарования, поскольку она всегда будет ревновать его к другим женщинам. С мужем, который будет значительно старше ее, в этом плане будет легче. Жизнь ее станет спокойной и размеренной. Они будут путешествовать, жить в свое удовольствие, ей не придется поздним вечером присутствовать при вскрытии могил… У нее появятся деньги, и она сможет чаще ездить в Москву к маме, сможет делать ей дорогие подарки, купить себе новую машину, наконец…

И вдруг она услышала:

– Я решил сделать тебе свадебный подарок. – Ломов вытер мокрую, в мыльной пене руку о полотенце и достал из кармана брюк ключи. – Это тебе…

– Что это? – у нее в груди произошло какое-то движение, там стало горячо от предчувствия небывалого счастья.

– Это ключи от машины. Не той, конечно, что стоит под твоими окнами, эта уже старая, ей около полутора лет. Я решил подарить тебе новенький «мерс»… А то моя малышка разъезжает на «Форде», который давно пора сдавать в металлолом…

Юля взяла из его рук ключи и позвенела ими, находясь в какой-то прострации… Все происходящее с нею напоминало ей волшебный, почти детский сон.

– Ты счастлива?

– Конечно…

Он помог ей выйти из ванны, закутал в большую махровую простыню и, подхватив на руки, принес в спальню на кровать. Опустился перед ней на колени и принялся вытирать ее тело, после чего осторожно снял старую повязку, обработал рану, которая заметно уменьшилась в размере, перекисью, затем приложил к розоватому отверстию марлевую подушечку с белой густой мазью и крепко забинтовал плечо.

– Ну вот, теперь ты у меня, как новенькая… Одевайся, сейчас поужинаем…

– Одеваться? Это как, совсем? Или можно остаться в пижаме?

– Как хочешь, но потеплее, потому что после ужина я отвезу тебя смотреть машину…

– Может, завтра… – робко предложила она, чувствуя, как ее тянет в сон.

– Нет, сегодня, я хочу, чтобы ты не забыла этот день…

Он ушел на кухню, и Юля, которая сушила голову феном, изредка слышала доносившееся до нее характерное позвякивание посуды, а потом в спальню проник аромат жареного мяса… Павел Андреевич разогревал, наверно, принесенную горячую закуску. Разве Крымов стал бы так беспокоиться? Уложил бы ее на постель, сделал с ней все, что хотел, и в лучшем случае принес бы ей после этого стакан минералки…

– Ласточка, все готово… – позвал Ломов ее спустя какое-то время.

И Юля, накинув на пижаму длинный розовый балахон, едва переставляя уставшие ноги, пришла на кухню, где увидела накрытый стол. Павел Андреевич хозяйничал на кухне так, словно жил здесь и был своим человеком. Он налил Юле вина.

– Выпей, чтобы у тебя была хорошая кровь…

– Вот и Надя мне говорила, чтобы я побольше пила красного вина, ела свежую вишню и гранаты, словом, все красное…

– Она умница, твоя Надя… Как там ваши дела? Все ищете убийц? Как дети, честное слово… Не боитесь, что денежки придется отдавать назад?

– Боимся. Это вы верно заметили, – говорила Юля уже с набитым ртом, уплетая вкусное жаркое в горшочке и запивая его вином. – А что поделать, должен же кто-нибудь работать…

– Я бы на твоем месте искал твоего потенциального убийцу… И вообще, я буду не я, если не вытащу тебя из этого дурацкого агентства… И ты, если уважаешь мои чувства, сделаешь так, как я тебе сказал… Или ты там из-за Крымова?

Юля густо покраснела.

– С какой стати?..

* * *

После выпитого вина она заметно повеселела и усталость ее как будто прошла. Но скорее всего к ней пришло так называемое «второе дыхание»… Она знала, что Ломов не успокоится, пока не покажет ей ее новую машину и наверняка постарается использовать эту неординарную обстановку, чтобы заняться любовью. И поэтому, отъехав в его машине на приличное расстояние от дома, Юля не удивилась, когда он предложил ей завязать глаза черным платком.

– Завяжите сами, – сказала она, закрывая глаза. – А то у меня… плечо…

Она сидела рядом с ним на переднем сиденье и старалась представить себе, что ее ожидает этой ночью. Куда он повезет ее с завязанными глазами? И какую машину она увидит, едва он снимет с ее глаз черный платок?

По дороге он расспрашивал ее о том, как прошел день, говорил ей, что она не должна подвергать себя такому риску… Она рассказала ему про притон Соболева, про Валю Кротову…

– Неужели ее родители ничего не замечали? Ведь если девочка вела активную половую жизнь, то на ее теле должны были оставаться какие-то отметины… А она хотя бы красивая?

– Да нет, страшненькая, угрястая, бледненькая… Не понимаю, кому она могла нравиться…

Машина остановилась. Юля слышала, как Павел Андреевич вышел из машины и, открыв с ее стороны дверцу, помог ей выйти. Дождя не было. Но сырой и прохладный воздух сразу же отрезвил ее, охладил ее разгоряченные от вина и всего происходящего щеки.

Ломов взял ее за руку и повел за собой. Юля ждала, когда же ее охватит то приятное волнение, которое обычно сопровождало их поездки и ассоциировалось у нее именно с первой поездкой в «Клест». Но Павел Андреевич даже ни разу не прикоснулся к ней, он просто вел ее за собой.

Они вошли куда-то, должно быть, в гараж, затем он сказал ей, чтобы она была осторожной, потому что сейчас начнутся ступеньки… Послышался какой-то скрежет, словно открывали тяжелую металлическую дверь. И действительно начались ступеньки, но только не крутые, а какие-то скошенные, всего четыре…

– Пригни голову…

В лицо ей ударил запах сырой земли, и впервые за весь вечер ей стало немного страшновато…

– Это гараж?

– Почти. Сейчас увидишь… Вернее, услышишь. Понимаешь, ласточка, – он резким движением усадил ее на что-то жесткое, вроде цементной балки, – я считаю, что самое высочайшее наслаждение достигается только путем контраста. Ты со мной согласна?

– Да, наверно… – ей ужасно хотелось сорвать повязку с лица и осмотреться. Но Павел Андреевич предлагал ей какую-то замысловатую игру. И она должна была решить для себя – играть или нет. Но призом была машина и, возможно, замужество… Хотя последнее вряд ли можно было назвать призом. Скорее – результатом сознательного отношения к жизни.

– Тогда внимательно выслушай меня. Что такое человеческий мозг? Не знаешь? А я знаю – это источник наслаждения, причем разного рода… Делая блистательно что-то одно, ты получаешь за это деньги и покупаешь себе все, начиная с материальных благ и кончая властью. Это, я думаю, понимают все. Мне, к примеру, всю жизнь мешало мое тело. И те желания, которые его терзали. Позднее половое созревание позволило мне спокойно закончить школу и поступить в университет, и вот тогда-то и начались мои муки. Мне было двадцать лет, когда я впервые увидел обнаженную женщину. Раньше я видел только голых девочек, особенно в детском саду и в пионерском лагере… Мы подсматривали в разбитое окошко душа. Обнаженная женщина, с которой лежал мой приятель, пригласивший меня на квартиру к этой проститутке, не вызвала у меня ничего, кроме отвращения. Хотя по всем общепринятым канонам она была просто эталоном красоты: грудь, бедра, стройные ноги… Но она меня не взволновала. Я сказал об этом приятелю, он поднял меня на смех… И в тот же год, летом, на даче я увидел купающуюся в пруду голую девочку… Понимаешь, меня тогда словно подбросило… Никогда в жизни я уже больше не смогу испытать это сладостное чувство обладания чистейшим и нежнейшим существом, которым стала для меня та девочка… Это была обыкновенная деревенская девчонка, которую имели все местные парни за конфеты и игрушки… Она была без комплексов. Но у нее была тонкая кожа, детское личико, невесомые хрупкие ножки, которые, когда раздвигались, открывали для меня настоящий рай…

Потом моя семья переехала, и я понял, что потерял ее навсегда. Но затем появилась еще одна девочка. Она заразила меня нехорошей болезнью, после чего я долгое время вообще не смотрел ни на женщин, ни на девочек. Я в ту пору много учился, потом устроился на работу. Удовлетворялся я тем, что рисовал на чистом листе бумаги пляж, в точности такой, какой был возле нашей старой дачи, а на пляже, на желтом песке девочку в желтом коротком платье с тонкими ножками… И удовлетворялся сам. Потом я повзрослел и женился. Но жена бросила меня. Я снова учился, работал, я очень много работал, я знал, что мне нужно… И вот когда мне исполнилось тридцать семь лет, судьба подарила мне встречу с девочкой, ей было тринадцать. В отличие от моих прежних увлечений она была ангелом во всех отношениях. Она ничего не понимала, не смыслила. Я поработил ее…

Юля задыхалась, слушая эти признания. Кровь пульсировала где-то в затылке и билась в висках. Ей казалось, что черный платок мешает ей дышать, что он врос в ее кожу и вот-вот перекроет ей нос и рот… Но пошевелиться и предпринять хотя бы что-то она не могла. От ужаса.

– Она забеременела, у нее вздулся живот, она стала отвратительна…

– Подождите… Мне нужно снять платок… Я должна вас видеть…

– Надеюсь, ты понимаешь, что это всего лишь игра? – вдруг услышала она его насмешливый голос. – Просто мне хочется, чтобы ты уяснила себе, что ты не знаешь жизни, и то, чем ты занимаешься, сплошной дилетантизм… Я расскажу тебе все так, как представляю сам…

– Но о чем?

– Об убийствах… Ведь ты же расследуешь убийства! Значит, ты хочешь знать истинные причины, мотивы убийств. Ты можешь обещать мне, что не испугаешься?

Нет, она не могла этого сделать. Она предпочитала оставаться страусом, зарывшим голову в песок. В черноту душного платка.

– И вы подпилили ей стремянку? После чего она упала на живот и лишилась ребенка?

– Совершенно верно. А ты, оказывается, не так глупа, как мне показалось сначала… Тогда, быть может, мы будем вести этот рассказ вдвоем?

Она подумала о том, что никто во всем городе не знает, где она. Да и она сама не знает этого. Гараж – не гараж… Стройка – не стройка. Страх парализовал Юлю. Она чувствовала, что от волнения у нее пересохло в горле, а по вискам заструился холодный пот. Она засунула руки в карманы пальто, чтобы найти там носовой платок или – вдруг! – сотовый телефон. Но достала лишь два носовых платка. Она машинально приподняла один из них и вдруг поняла, что у нее в руках два СОВЕРШЕННО ОДИНАКОВЫХ носовых платка. Но откуда два? «Пора возвращаться к этому маленькому монстру… Осторожнее, ты уронила свой платок…» – услышала она голос Крымова, когда тот поднял якобы ее носовой платок в квартире Соболева. Чей это платок? Вали Кротовой? Значит, у нее был точно такой же. Но откуда в этой семье быть такому дорогому платку?

– Да, она лишилась ребенка…

– Девочку звали Лора Казарина, – прошептала Юля, сжимаясь от страха. – И это не игра…

– Это игра в игре. – Голос Павла Андреевича был сочный, уверенный. Он-то знал, что Юля никогда не выберется отсюда…

– Правильно. Твой Шубин никогда не найдет в адресном столе Москвы Илью Владимировича Казарина. Потому что он перед тобой. Что стоит в наше время поменять фамилию? Я очень боялся скандала после всего, что произошло с Лорочкой… Ее сестра – по натуре боец. Но все вышло как нельзя лучше. Я упал с высоты, когда осматривал второй этаж строящегося дома, это было в Подмосковье, где я жил уже три года после того, как с Лорой случилось несчастье… Я повредил себе позвоночник, и у меня начал расти горб. Я очень болел, принимал сильнодействующие гормональные препараты, от которых стал волосатым, как обезьяна… Я за деньги купил себе другое имя. Я стал ДРУГИМ. Я стал Павлом Андреевичем Ломовым. Я вернулся сюда и начал быстро делать себе карьеру. У меня появились деньги. Друзья. Первый человек, родственная душа был Сырцов. Мы понимали друг друга с полуслова. А у него была Полина, которую я терпеть не мог. Но Полина помогла нам с организацией фонда, куда стекались все средства, называемые в народе взятками. Со мной и Сырцовым расплачивались через фонд. Он, как прокурор, решал вопросы, связанные с уголовными делами, выкупал людей, помогал им выпутываться из разных историй, прекращал дела или, наоборот, создавал их из воздуха… Я работал по-крупному, создавая и разоряя предприятия… Ты знаешь, что такое ощущение вседозволенности? Нет, не знаешь, потому что ты – простая смертная, которой недоступны изощренные удовольствия… Вседозволенность – это аллегория счастья. Через мои руки проходили перепуганные до смерти девочки, с помощью которых я наконец-то достиг того, о чем мечтал практически всю жизнь. Я реанимировал свою страсть, свои желания… И многих, очень многих девочек я потом отпускал, потому что у них от страха перехватывало дыхание и они не кричали, а только постанывали или хрипели… А те, кто кричал, умирали. Потому что я не переношу крика…

– Вам доставляет удовольствие рассказывать мне, что вы и есть самый настоящий убийца? Маньяк? Но зачем вам было убивать девочек? Не проще ли было убить себя, грязная скотина…

– Вот как? А еще совсем недавно ты боготворила меня и позволяла бинтовать твое красивое плечико… Я кормил тебя, я ублажал тебя…

– Но зачем? Я не понимаю! Зачем я была нужна вам? Ведь мне не тринадцать лет, а двадцать шесть.

– В том-то и дело, что двадцать шесть. Ты – молодая женщина, красавица, умница… Я хотел доказать самому себе, что я могу иметь нормальную жену, нормальную семью и детей… Что я НОРМАЛЕН. Понимаешь, ласточка, человек НЕ статичен, он находится в постоянном развитии. Очевидно, кончилась полоса острых ощущений, и мне захотелось иметь детей. Да, вот такое чудовище, как я, захотело иметь детей. Я очень богат и не хочу, чтобы мои деньги достались неизвестно кому… Я выбрал тебя, потому что там, на суде, где я присутствовал в качестве заседателя, ты так защищала Зименкова, так умно и бесхитростно себя вела, была так обаятельна, красива и элегантна и одновременно слаба и неуверенна в себе, что я испытал совершенно новое чувство, чего со мной прежде не было…

– Вы были знакомы с Зименковым?

– Был, конечно…

– Так вот откуда мне запомнилось ваше лицо… Да, вы правы, тогда на суде я никого не видела, кроме родителей Саши Ласкиной…

– Саша Ласкина была очень сексуальной девочкой. Она и Евгению Петровичу тоже нравилась.

– Вы бывали у Соболева?

– Ты лучше спроси, кто у него не бывал… Мы там неплохо развлекались… Но у всех, кроме меня, были семьи… Теперь ты понимаешь, почему я позвонил тебе? Ты была нужна мне…

– Нужна? А теперь я уже не нужна вам?

– Видишь ли, ты оказалась такой же стервой, что и остальные, которых интересовали только мои деньги… Я же импотент для нормальной женщины. Меня возбуждают только малышки вроде Валюши Кротовой или Сашки Ласкиной… Но однажды… ОДНАЖДЫ это случилось, и я почувствовал себя счастливым…

– Зачем вы мне все это рассказываете?

– Я хочу, чтобы ты поняла, что такое взрослая жизнь, хочу указать тебе на те золотые рычаги, которые управляют человеческими желаниями, особенно желаниями смерти ближнего… Во-первых, это страсть, животная страсть, которая толкает человека на безрассудства. Во-вторых, это страх смерти, страх разоблачений, страх потери… В-третьих, это желание обладать материальными ценностями, которые дают ощущение власти и свободы, причем свободы безграничной… Об этом мечтала Полина, когда брала билет в Москву… Она собиралась смыться с нашими денежками, нашим фондом, за границу, дурища… Я предупреждал Сырцова, чтобы он закруглялся с ней, что надо ликвидировать фонд и создать что-нибудь новое, с ТОБОЙ во главе.

– Со мной? И вы думаете, что я бы согласилась?

– Деньги делают чудеса, и не мне тебе рассказывать об этом.

– Полина шантажировала Сырцова, ведь так?

– Ты хочешь узнать правду? Пожалуйста… расскажу тебе все, но лишь для того, чтобы ты еще раз уяснила, что ты все это время ходила по ложному следу, что ты, пренебрегая моим обществом и ссылаясь на занятость и серьезность своей работы, на самом деле топталась на месте…

– Вы хотите сказать, что я не выйду отсюда?

– Думаю, что так… Это зависит от того, будешь ты кричать или нет…

И вдруг она почувствовала, как Ломов приблизился к ней и, устроившись где-то на полу, обнял и прижал к себе ее озябшие, в тонких чулках ноги. Он целовал ее колени и что-то бормотал про себя…

– Павел Андреевич… Скажите, чем Полина шантажировала Сырцова? – Юля хотела понять, понять ВСЕ, понять во что бы то ни стало. Все равно она отсюда не выйдет, так хотя бы поймет… Кроме того, у нее кружилась голова.

– Тогда начинать нужно не с Полины, а с Садовникова. У нас с ним, то есть у Сырцова, у меня и Садовникова, была отличная задумка. Мы через Садовникова взяли грандиозный кредит в пятьдесят миллионов долларов на спутниковую связь. Понятное дело, она стоит много меньше, но деньги были получены от банка «Порт-Легион», от самого Елизарова, и с ними надо было что-то делать… Я разработал очень хитрый ход и использовал для перевода денег в Латвию счета Садовникова. И вот об этом узнала Лора. Совершенно случайно. Думаю, что Сергей ей сам все рассказал… Возможно, он предчувствовал, что его могут убрать. И тогда Лора собралась идти к Крымову. Мы с Сырцовым узнали об этом у Полины, которая постоянно бывала в их доме и через которую мы были осведомлены обо всем, что делается в городе… Она же была самой настоящей шлюхой…

– И тогда она, решив опередить Лору, надела парик и пришла ко мне?

– Ба, да ты, оказывается, знаешь и это?

– Скажите, она хотела, чтобы мы поверили в сумасшествие Лоры?

– Приблизительно так.

– Но кто убил Лору и ее мужа?

– Сырцов и убил. Полина открыла ему дверь, он вошел и застрелил обоих Садовниковых…

– …затем раздел их и попытался инсценировать самоубийство?

– В принципе ему было все равно. Главное для него заключалось в том, чтобы их убрать.

– А каким образом он узнал, что Лора подозревает о переводе денег?

– Она сама рассказала это Полине, настолько ее удивила и насторожила сумма… Она думала, что это нечистые дела Арсиньевича, и хотела проверить этого Арсиньевича с помощью вашего агентства…

– А разве она не собиралась разводиться с мужем?

– Собиралась. Но это не имело никакого отношения к убийству. Сырцов убил их и, насколько я его понял, собирался убрать и Полину, поскольку она-то знала в тысячу раз больше, но та исчезла…

– Она спряталась под кухонным столом… А я ведь чувствовала, что она все знает…

– Что у нее было в голове, знала только она одна. Но то, что она собиралась уехать отсюда, было абсолютно точно… После того как Полина позвонила Сырцову и сказала, что ей нужна такая-то сумма денег и он завертелся, как черт на сковородке, продавая свои машины, я понял, что очень скоро эта рыжая потаскуха доберется и до меня… У нее был доступ к средствам фонда. Я сам помогал ей оформлять все документы.

– И вы убили ее?

– Убил, а что мне еще оставалось делать? Ведь она прикончила Сырцова, оставался только я… Но в одном ты перехитрила меня…

– Когда спрятала Полину у себя?

– Да, я бы до такого не додумался, потому что знал, что ты была влюблена в Крымова…

– А кто убил Соболева?

– Яд был только у Сырцова. А Сырцов мог дать его только Герману. Следовательно, у Германа эти капсулы кто-то украл, чтобы убрать и его, и Вартанова с Берестовым…

– Это Рита… – вырвалось у Юли. – Поэтому она и ушла из дома… Она хотела отомстить своим мучителям…

– Я тоже ее искал, потому что эта кудрявая мышка слишком много знала… Но с другой стороны, она была умная девочка и понимала, что ее ждет, если она откроет свой маленький ротик… У тебя тоже маленький ротик… – Ломов еще плотнее придвинулся к ней и запустил свою большую руку ей между бедер. – Тебе нравится вот так? Ты сегодня снова в чулочках… ты можешь снять платок…

Но она не хотела. Ей казалось, что все происходящее – сон, а потому снять платок означало посмотреть реальности в глаза…

Ломов сам сорвал с ее глаз повязку, и она издала сильный горловой вскрик, после чего Павел Андреевич наотмашь ударил ее по лицу, прошептав резкое: «Заткнись…»

Она узнала это место и онемела от ужаса… Горячая кровь струилась из носа по губам и капала на грудь… Ломов привез ее в тот же самый подвал, где была убита Саша Ласкина. Юля повернула голову, и ей показалось, что между трубами все еще белеет труп девочки с окровавленными ляжками…

– Ты, кажется, узнала это место? А ты думала, что я привезу тебя в гараж и покажу тебе новый «Мерседес»? Я бы действительно подарил тебе его, но ты меня презирала, презирала всегда, с самого начала, ты держала меня, как держат экзотическое животное, способное удовлетворять твое молодое ненасытное лоно… Ты потребляла меня, ты питалась мною… И когда у меня ничего не получалось, ты сбегала от меня… Но вот сейчас ты не сбежишь от меня, потому что бежать тебе некуда…

– Откуда тебе известно это место? – она неожиданно перешла на «ты». – Откуда ты знаешь, что именно в этом подвале была убита Саша? Ты был здесь, когда Зименков издевался над ней?

– Зименков вообще был ни при чем… Он взял все на себя, потому что задолжал мне… Но я пообещал ему, что его отпустят…

– Ты лгал ему, он погиб за тебя… Какой же ты урод! Ты мерзкая, грязная свинья… И Изотова, Изотова убил ты! Потому что он знал, что перед смертью Саша была не с Зименковым и что она была наркоманкой… – Юля вскочила и побежала в сторону выхода. Она хорошо ориентировалась теперь, когда поняла наконец, куда ее привез Ломов и для чего.

Но Ломов догнал ее и, подмяв под себя, опрокинул на спину, задрав ей пальто и юбку, принялся сдирать с ее ног чулки…

– Не вздумай кричать… – у нее перед глазами блеснуло лезвие ножа.

– Послушай, Павел Андреевич, зачем ты достал нож… Может, у тебя получится все и без крови? Что тебе нужно, чтобы ты почувствовал себя мужчиной? Что? Ну хочешь, я разденусь… Хочешь, я надену детскую одежду, завяжу банты, заплету косы… Что надо твоему члену, чтобы он пробудился от летаргического состояния? Что ты носишься с ним, как с отморозком, и не знаешь, как вдохнуть в него жизнь? Да ты хотя бы раз в жизни любил, ты изведал это сладостное и жгучее чувство, от которого поднимается все на свете… ты урод, урод, урод… Я ненавижу тебя, и пусть ты меня сейчас убьешь, ты все равно не сможешь взять меня, потому что ты горбатая уродина…

– Еще, еще… – он навалился на нее, и она, к своему ужасу, поняла, что он возбудился и теперь, раздирая на ней белье, пытается освободиться и от своей одежды…

И тут силы покинули ее. Резкая боль в плече отдалась где-то в затылке. Ломов, хрипя и закатывая глаза от обуревающих его чувств, уперся правой рукой ей в грудь и перекрыл Юле доступ воздуха. Она, всхлипнув, обмякла и затихла.

Глава 23

– Нам надо уходить отсюда…

Этот голос она уже где-то слышала. Юля разлепила веки и увидела склоненное над собой лицо мужчины.

– Это ты… Я так и думала, что это ты… Что мне не показалось… Что со мной? Где Ломов?

Мужчина помог ей подняться, и когда она, опираясь на его руку, встала, то голова ее вновь закружилась, и Юля едва удержалась на ногах… В метре от нее на земляном полу подвала лежал Ломов. Лицом вниз. В спине его торчал большой охотничий нож.

– Зименков, дружище, спасибо тебе… – Юля повернулась к нему и обняла.

– Да что вы, Юлия Александровна, это вам надо сказать спасибо за все, вы же и меня освободили от этого Ломова. Он из меня всю кровь выпил… Но я вам потом все расскажу, а теперь нам надо уходить отсюда. Если меня схватят здесь еще раз, то освобождать из тюрьмы будет уже некому.

– Но куда ты меня ведешь? Ведь выход в другой стороне…

– Здесь тоже есть выход, я сам разбирал стену, еще в прошлом году.

Она шла за ним спотыкаясь, пока они не вышли на свежий воздух.

Была ночь. Зименков усадил ее на скамейку.

– Отдышитесь, Юлия Александровна… Сейчас позвоним кому-нибудь из ваших, пусть за вами приедут.

– А ты?

– А мне надо уезжать из города.

– Ты спас мне жизнь. Но скажи, как ты оказался в подвале? Ты знал?..

– Конечно, знал. Он сам велел мне прийти. Он не любил делать черную работу. Мне надо было убрать потом труп и отвезти его в парк.

– Значит, у тебя есть машина?

– Есть, но не хотелось бы сейчас появляться в ней на пустынных дорогах… Ведь я же весь в крови…

– Скажи, но зачем ты тогда взял на себя вину и сказал, что убил Сашу? – Юля дрожа, прижалась к Зименкову. Ей казалось, что из-за стука зубов он не понял вопроса, как вдруг услышала:

– Я был ему должен. Если бы я не сделал так, как он меня просил, Ломов убил бы меня. Сам или чужими руками.

– А что за деньги-то?

– Они подбросили мне наркотики, Сырцов подстроил так, чтобы меня взяли, а Ломов – он сосед мой, правда, бывший, когда еще Казариным был, – вроде бы выкупил меня у Сырцова… Ну и меня отпустили. А я за это должен был отрабатывать у Казарина. То есть у Ломова. Я бы лучше умер, чем видеть все это и хоронить девчонок… Я конченый человек, я ведь тоже без кокаина не могу…

– Скажи, Зименков, значит, и ты бывал в квартире Германа Соболева?

– Не просто бывал… Я жил там, убирался, мыл посуду, стирал простыни, ухаживал за всеми, подавал еду, готовил… Я же кондитер…

– Выходит, ты и у Ломова на квартире бывал?

– Да живу я – и там, и там, где скажут…

– А торт, такой большой, с подушками и кровью, ты делал?

– Я, а кто ж еще… Он же с сюрпризом был, я все надеялся, что вы воспользуетесь пистолетом, а вы… пришли сюда без оружия, без всего… Неужели вы ни о чем не догадывались? Неужели не разглядели этого человека?

– Нет, Зименков, не разглядела.

– Тогда вы и меня не разглядели, хорошо? Сейчас позвоню, кому скажете, и уеду… Обещаете никому не рассказывать про меня?

– Обещаю.

– Слово даете?

– Даю. А это правда, что тебе в камере сломали челюсть и отбили половые органы?

– Побили немного, конечно… А потом ночью выпустили и перевели – по бумагам – в мертвецы. Так я пойду позвоню?

* * *

Она уже сидела в машине Крымова, но перед ее глазами все еще стояло тонкое бледное лицо с огромными темными глазами, полными боли и страдания. Зименков… А она даже не запомнила его имени.

Крымов говорил ей что-то, задавал вопросы, но она молчала. Очевидно, он спрашивал ее, почему у нее пальто такое, словно по нему прошелся целый батальон солдат, почему у нее чулки спущены и порваны, а ноги в крови, почему разбито лицо и искусаны губы…

– Крымов, я жива, а Ломов мертв.

Машину кинуло в сторону. Мотор отключился, и стало слышно, как за окнами воет ветер. Ночь, октябрь, холод…

– Это ты убила его?

– Нет. Не останавливайся. Поехали отсюда. Утром я тебе все расскажу.

* * *

В девять утра к Крымову позвонил Шубин и спросил, нет ли у него Юли. Она, сонная, взяла трубку:

– Привет, Шубин, ты не удивляйся, что я здесь… Я – как переходящее красное знамя – достаюсь победителю… Как дела, нашел Сотникова?

– Нет… Я нашел только заброшенную дачу, место, где они прятались, там остатки еды, все брошено так, словно их кто-то спугнул. Но их точно двое… Я уверен, что Рита с ним…

– Сейчас холод, дачный сезон закончился… Мне кажется, я знаю, где они… Подъезжай сюда, сейчас Крымов сварит мне кофе, и мы все вместе отправимся на дачу Бассов… Ты же знаешь, как я люблю кататься на машине… Можешь взять с собой и Надю, ей тоже полезно будет подышать свежим воздухом…

– У тебя что-то голос такой, словно ты выиграла в казино миллион долларов…

– Я выиграла жизнь. Так ты приедешь?

* * *

Выехали на машине Шубина. Вчетвером. Надя, увидев распухший нос и губу Юли, принялась причитать и охать.

– Ты бы посмотрела, в каком состоянии мое тело, – вздохнула Юля.

– Тебя что, изнасиловали?

– Если бы…

И она всю долгую дорогу рассказывала о том, что перед смертью успел сообщить Ломов.

– Но кто же тогда стрелял в тебя? – спросил Шубин.

– Я думаю, что Сырцов, который после того, как мы обнаружили квартиру Соболева, запаниковал…

– Не забывай, что ты встречалась с Ломовым, и Сырцов вполне мог допустить мысль о том, что Ломов предал его… Ведь он же сам говорил тебе, что хотел убрать Полину и завербовать вместо нее тебя…

– Сырцов знал о неприязненном отношении Ломова к Полине, как знал он и то, что Полина могла проболтаться и рассказать Крымову, что Садовниковых убил Сырцов. Уверена, что господин прокурор лег в больницу сразу после того, как стрелял в меня, еще и для того, чтобы потом убрать и тебя, Женя… Больница бы обеспечила ему алиби, да и кому же в голову могло бы прийти, что прокурор области развлекался отстрелом частных детективов.

– Интересно, а Лора узнала в Ломове своего дядю? – спросила Щукина.

– Думаю, что теперь об этом нам сможет рассказать только Лиза… Теперь, когда Ломова нет в живых… И если она сама знала, кто такой на самом деле Ломов…

– Послушай, – подал голос Крымов, – но если он убил Полину, значит, он взял себе и все деньги, с которыми она собиралась выехать…

– Наверно…

– И где они?

– В его квартире или в охотничьем домике.

– Надо бы заняться этим вопросом, пока Ломова не нашли…

– Я не против, в конечном счете, мы честно заработали эти деньги… Но мы, кажется, приехали…

Машина плавно остановилась возле уже знакомой дачи, той самой, где Крымов с Юлей нашли мертвого Германа Соболева.

– Зря мы подъехали так близко, надо было остановиться подальше, чтобы не привлекать к себе внимания…

Стараясь не хлопать дверцами, все четверо вышли из машины.

– Они могут быть вооружены, – предупредила Юля, – если Рита могла украсть у Германа капсулы, то могла прихватить и пистолет…

Крымов вошел в дом первым. Входная дверь оказалась открытой. Он сделал несколько шагов и, быстро спрятавшись за угол, стал наблюдать за дверью, ведущей в спальню. Рывок – и он распахнул ее. Картина, которая предстала перед его взглядом, потрясла Крымова и всех, кто вошел следом.

На кровати лежали двое: Володя Сотников и Рита. Они лежали, обнявшись, и крепко спали. Одетые, неподвижные, бледные и похожие на мертвецов.

– Рита, Риточка… – позвала Юля, входя в спальню и присаживаясь рядом со спящими. Она взяла Ритину руку в свою и облегченно вздохнула, убедившись в том, что она еще теплая. – Они живы… Думаю, что они находятся в бессознательном состоянии… Они отощали, обессилели, замерзли…

– Смотрите… – Крымов склонился над чашкой, в которой лежали две черные крошечные капсулы. – Это последние? Может, они уже приняли по одной?

– Господи, да они же приготовили их для себя… Их надо срочно везти в больницу… – Надя вместе с Юлей попытались поднять Володю и Риту с постели.

Шубин сбегал в машину и принес из аптечки нашатырный спирт.

Первой в себя пришла Рита. Увидев Юлю, она долго смотрела на нее, пока из глаз ее не полились слезы. Спустя минуту девочка уже рыдала у Юли на груди, повторяя при этом: «Я уже думала, что никогда больше не увижу маму… и бабушку…»

А Володя Сотников, когда тоже пришел в себя, признался Шубину, что у них кончились деньги и консервы, и они решили лечь и умереть. «А если не получится, то у нас были капсулы. Понимаете, она отомстила за себя всем троим, но очень боялась тюрьмы…»

– Ты все знал про Соболева и про ту квартиру? – спросил Шубин Володю.

– Нет, не знал. Рита рассказала мне обо всем уже после того, как решилась украсть капсулы и убить Соболева, Вартанова и Берестова. А я обещал помочь.

* * *

– Тебя проводить? – спросил Юлю Шубин, когда они возвращались из больницы, куда доставили Володю и Риту, а следом привезли Марту Басс, которая никак не могла прийти в себя, получив известие о том, что ее дочь нашлась, и нашлась – живая.

Крымов и Щукина были в агентстве, готовили отчет клиентам об окончании дела.

Юля вышла из машины и посмотрела на окна своей квартиры. Ей не верилось, что Полины больше не существует.

– Да нет, Игорек, я доползу сама. Посплю немного и тоже подъеду к вам в агентство…

Он поцеловал ее в щеку и уехал, а она вошла в подъезд и, поднявшись на пол-этажа, открыла по инерции почтовый ящик. Оттуда выпал большой толстый конверт. На нем красным маркером было выведено: «Ю. Земцовой».

Она вскрыла его, лишь оказавшись дома. В конверте была пачка стодолларовых купюр и письмо. Юля развернула сложенный вчетверо листок и стала читать. «Дорогая Юля, спасибо тебе за все. Ты здорово мне помогла. Эти деньги принадлежат тебе – это за хлопоты, за Крымова, за украденный у тебя пистолет, который мне очень пригодился, за съеденные бананы и йогурты, за твою пижаму, наконец… Теперь меня ничто не удерживает в этом городе. Я знаю, что должна была родиться не здесь и не сейчас. Я космополит во времени и пространстве. Прости меня за маскарад, я вела свою игру… А теперь будь внимательна и не пренебрегай моим советом: разорви свои отношения с Ломовым, пока не поздно. Он – больной человек, убийца… На нем кровь невинных людей. И поскольку я об этом знала, то и на мне… Крымов тоже не для тебя. Он – ни для кого. Он – сам для себя. Он – в себе. Лору Садовникову и ее мужа убил Сырцов из-за денег, которые проходили через их счета. Кажется, речь шла о каком-то фантастическом займе, так что перетряхни Сережину бухгалтерию. Я знала, что Сырцов должен был прийти ночью к Сереже, и даже сама открыла ему дверь, но поверь, я даже не предполагала, что он собирается их убить… И если бы я не спряталась, то он убрал бы и меня. Поэтому-то мне и пришлось застрелить его. Что касается моего непутевого братца, то, думаю, его смерть связана с той последней девочкой, кажется, ее звали Ритой… Я ему всегда говорила, что держать в квартире капсулы – большая глупость. Вот он за нее и поплатился. Моя жизнь не удалась, во всяком случае – здесь. Поэтому я уезжаю. Далеко, насколько это вообще возможно. Может быть, я смогу начать все с самого начала… Полина Пескова».

Юля перечитала фразу «… я уезжаю. Далеко, насколько это вообще возможно…» и разрыдалась.

* * *

Перед тем как поехать в агентство, Юля решила вернуть долг Александру Петровичу, тому самому водителю, который привез ее от Ломова в город. Позвонив ему, она предупредила о своем приезде.

– Как ваше самочувствие? – спросил он по телефону, явно обрадованный ее звонком.

– Спасибо, более или менее…

Она привезла ему в подарок хорошего коньяку и конверт с деньгами.

– За коньяк спасибо, а деньги… это вы зря… Деньги – не самое главное.

– А вы докажите мне это…

Александр Петрович, стоя посреди убогой прихожей, пожал плечами.

– Вам когда последний раз выдавали пенсию или зарплату?

Он усмехнулся, но ничего не сказал.

– Так что берите, они вам пригодятся…

– Так я же доллары ни разу в руках не держал…

– Вот и подержите… Можете даже понюхать, не могу сказать, что они пахнут Америкой…

* * *

Деньги фонда нашли в тот же вечер в машине Ломова. Именно в ней он привез Юлю к дому, в подвале которого намеревался ее убить.

Крымов, на свой страх и риск, вскрыл машину и достал оттуда «дипломат» и большую дорожную сумку.

– Ломову и Сырцову теперь уже все равно… да и Полине тоже… – говорил он Шубину, который поджидал его в машине за углом. – Ну а теперь самое время звонить Корнилову и сообщить, что правительство города потеряло министра экономики… Представляешь, какая это головная боль для него!

* * *

А вечером в агентство позвонила приятельница Щукиной, Нора, и сказала, что в нотариальную палату с опозданием в несколько дней пришло завещание Садовниковой Ларисы Львовны, содержание которого ей пока неизвестно…

– Эта Нора всегда обо всем узнает в первую очередь… – вздохнула Надя, наливая кофе и предлагая его лежащей на диване в приемной Юле. – Теперь еще это завещание… Интересно, что в нем?

– Вот бы узнать… То-то будет нервотрепка Лизе… – пробормотала Юля и вдруг резко поднялась с дивана. – Послушай, Щукина… Ты хороший человек, но только никому не говори, что я уехала… Я скоро вернусь, я только на полчасика…

Надя и глазом не успела моргнуть, как Юля исчезла из приемной. Даже кофе не выпила.

* * *

Кладбище осенью представляет собой унылое зрелище. Скопище бомжей у центральных ворот, запах гари, дыма и дождя… Шорох сиреневых кустов и чье-то глухое и надсадное рыдание.

Небо над головой, несмотря на полдень, потемнело, налилось чернильной влагой и грозило обрушиться на все живое и затопить мир.

Юлю интересовал вопрос: знала ли Лора о том, кто такой на самом деле Ломов, что это тот самый дядя, Казарин, который сначала сделал ее беременной, а потом подпилил стремянку… Но разве могла Лора ответить ей из могилы?

Юля остановилась в нерешительности рядом со свежим холмиком. Великое множество венков. Но ЕГО венок должен быть сверху, потому что если он и приходил сюда, то уже ПОСЛЕ похорон. Он не мог не проститься со своей племянницей.

Она подошла поближе и, разворошив мокрые полумертвые розы, зацепила пальцем черную ленту с надписью, выведенной позолотой… И обмерла… «…от Ломова…я Павл…» В нескольких местах лента была необратимо размыта, и прочесть буквы оказалось невозможным. Но фамилия Ломова все же была. Может, он решил назваться своим настоящим именем? Но тогда было бы написано: от Ломова Ильи Владимировича. Что означают эти буквы: «…я Павл…»

Она обернулась и увидела приближающегося к ней человека. Он шел, не видя ее и глядя куда-то в пространство. Красивый и отсутствующий, как призрак… Белые волосы развевались на ветру.

Он подошел к могиле и положил на нее два кроваво-красных георгина. И она все поняла. И волна стыда опалила ее щеки. Матвей…

– Ломов, – окликнула она его и не ошиблась: он тотчас повернулся и, сразу же смутившись, замотал головой… Значит, подпиленная стремянка не убила ребенка, а дала преждевременную жизнь сыну Лоры и Ильи Казарина. Значит, Юля видела перед собой Матвея Павловича Ломова, сына Лоры, который был взят на воспитание Лизой… И Лора всю жизнь это скрывала. Особенно от своего мужа. Ведь она родила Матвея в тринадцать или четырнадцать лет, да еще и от собственного родного дяди… Так вот, значит, для чего ей всегда были нужны наличные! У нее рос сын, а Лиза, возможно, злилась на сестру, что та не в состоянии обеспечить его, в то время как сама купается в роскоши. Вот тогда-то Лора и стала продавать свои платья и украшения. Лиза убедила ее в том, что ей необходимо развестись с Сергеем Садовниковым… А ведь Лора любила мужа, и если бы затеяла развод, то только для того, чтобы получить половину денег Сергея. Она знала о его изменах, но продолжала его любить. Вот и в ту ночь, гуляя с сыном по улицам, она вдруг захотела домой, к мужу, и, вернувшись туда и ничего вокруг не замечая (даже Полины, спрятавшейся под столом), легла к нему в постель, где и нашла свою смерть… Из-за двух негодяев, решивших, что им принадлежит весь мир.

– Матвей, простите нас… – сказала Юля, подходя к нему и кладя ему руку на плечо. – Я ведь только сейчас поняла, что Лора – ваша мать…

– Если бы вы только знали, какая она была… Я хотел увезти ее в Питер, и мы бы жили там счастливо… – он плакал, как мальчик, некрасиво и отчаянно…

А она смотрела на него и думала о том, что в эту ночь он осиротел еще раз: ведь Зименков убил его настоящего отца, Ломова. Казарина.

* * *

Она вернулась в агентство и снова легла на диван, словно никуда и не уходила. Собравшиеся там Шубин и Крымов помогали Наде накрывать на стол. Предполагалось отметить окончание сразу двух дел и, как сказала Надя, «напиться в стельку». Кроме того, надо было решать, что делать с ломовско-сырцовскими деньгами.

– Нет, вы видели ее? Уехала, приехала, и все молчком… А, между прочим, к тебе приходила Марта Басс, она принесла деньги и вот этот огромный торт… Она сказала, что Рите уже лучше, что она через пару дней сможет вернуться домой… Она плакала, и я, глядя на ее радость, тоже разревелась… А еще приходил Арсиньевич… Крымов, рассказывай сам…

– Да чего тут рассказывать, я отчитался перед ним в письменном виде… Мне кажется, что он так и ушел с разинутым ртом… Представляю, какой разговор мне еще предстоит с Корниловым…

– Женька, скажи, что Арсиньевич завтра принесет остальные пятьдесят процентов гонорара… Живем, ребята!

– А ты не считала, Надечка, сколько мы задолжали экспертам и кое-кому еще?

– Ну тебя, Крымов… Ты лучше налей Юле вина, а то она вон какая бледная…

– А хотите я вам скажу, на кого Лора оставила завещание? – вдруг проронила Юля.

И сразу стало тихо.

– Уж не на тебя ли? – хохотнула Щукина.

– На Ломова…

– Да ты спятила, Юлька… – Надя говорила громко, наверно, уже выпила и теперь не знала, куда выплеснуть свое хорошее настроение.

– На Ломова Матвея Павловича, потому что тот самый молодой человек, которого все принимали за любовника то Лоры, то Лизы, – сын Лоры и Ильи Каза рина…

– А что с Лизой? – спросили хором Шубин и Крымов.

– Понимаете, это всего лишь мое предположение…

– А это мы сейчас проверим! – и неугомонная Щукина бросилась к телефону. Она разговаривала с Норой. Через пару минут Надя издала возглас удивления или восхищения и положила трубку.

– Ты права, Земцова, как всегда. Действительно, Лора оставила большую часть наследства Матвею Павловичу Ломову. Нора и все там в недоумении – они же не знают, о ком идет речь. А остальное – сестре, Елизавете Гейко.

– Меня больше всего удивляет то, – подал голос Игорь, – что в нашем городе за деньги можно узнать не только текст любого завещания, но и цвет трусов любого из нас. Противно…

Крымов налил вина и поднес бокал Юле:

– Поздравляю тебя, Земцова… Я просто счастлив и горд, что знаком с тобой… – он куражился, веселье так и рвалось наружу. – Вот только скажи нам всем, мы же здесь все свои… КТО убил Ломова?

– Ведь не ты? – с надеждой в голосе спросил Шубин, протягивая ей очищенный апельсин. – А если ты, мы поймем…

– Ребята, это не я… Разве я могла бы справиться с таким здоровым мужиком?

– Но кто?

Юля вдруг снова увидела перед собой бледное лицо своего подзащитного, и слезы затуманили ее взгляд.

– Понимаете, я дала слово. И я его сдержу… – она закрыла глаза, и все происшедшее с ней за последние две недели промелькнуло перед ее внутренним взором, словно ледяной пестрый вихрь.

«Как же тебя звали, Зименков?..»

Загрузка...