Крыса из нержавеющей стали (сборник)

Глава 1

– Ты мошенник, Джеймс Боливар ди Гриз, – прорычал Инскипп, злобно потрясая передо мной пачкой бумаг.

Я прислонился к шкафу в его кабинете, изображая оскорбленную добродетель.

– Я невиновен, – прорыдал я. – Я жертва целенаправленной, холодной, расчетливой лжи.

За спиной у меня был его сигарный ящик, и я ощупью, будучи большим специалистом в этом деле, исследовал замок.

– Хищение, обман, и что хуже всего – рапорты продолжают поступать. Ты обманывал собственную организацию, свой Специальный Корпус, своих же товарищей…

– Никогда! – вскричал я, незаметно работая отмычкой.

– Не зря же тебя прозвали Скользкий Джим!

– Недоразумение! Это просто детское прозвище. Мама считала, что я очень скользкий, когда намыливала меня в ванночке.

Ящик раскрылся, и нос мой задергался от аромата пахучих листьев.

– Знаешь, сколько ты украл? – Инскипп уже весь побагровел и выпучил глаза.

– Я? Украл? Да я бы скорее умер! – с пафосом продекламировал я, извлекая пригоршню невероятно дорогих сигар, предназначенных для начальства. Я найду им лучшее применение – выкурю сам.

Должен сознаться, мое внимание больше было сосредоточено на похищаемых табачных изделиях, чем на нудных обличениях Инскиппа, поэтому я не сразу заметил перемену в его голосе, но вдруг сообразил, что едва слышу его, – впрочем, это и к лучшему. Не то чтобы он заговорил шепотом – казалось, будто у него в глотке регулятор громкости и кто-то резко убавил звук.

– Продолжайте же, Инскипп, – твердо сказал я. – Или вас вдруг охватило чувство вины за эти ложные обвинения?

Я отошел от шкафа боком, чтобы скрыть движение, которым погружал в карман кредиток на сто экзотических сигар. Инскипп, игнорируя меня, продолжал тихо бубнить, теперь уже беззвучно потрясая бумагами.

– Вам нехорошо? – спросил я с почти искренним сочувствием – он что-то совсем сдал.

Не повернув головы вслед за мной, он продолжал смотреть на то место, где я только что стоял, и все шевелил губами. И очень побледнел. Я моргнул и снова посмотрел на него.

Он не побледнел – он стал прозрачным.

Сквозь его голову начала явственно просвечивать спинка стула.

– Прекратите! – закричал я, но он, похоже, не услышал. – Что это еще за игры? Хотите надуть меня с помощью трехмерной проекции? Зря стараетесь! Скользкий Джим не из тех, кого надувают, ха-ха!

Быстро пройдя через комнату, я протянул руку и ткнул указательным пальцем ему в лоб. Палец прошел внутрь с легким сопротивлением, причем Инскипп как будто ничего не имел против. Как только я отдернул руку, раздался легкий хлопок, и он исчез без следа, а бумаги, которые некому стало держать, упали на стол.

– Ого! – не слишком осмысленно выдавил я и наклонился, чтобы поискать под стулом скрытую аппаратуру.

И тут с отвратительным треском взломали дверь кабинета.

Ну, в этом-то я разбираюсь. Я крутанулся, все еще полусогнутый, и приготовился встретить первого, кто войдет.

Твердым ребром ладони я угодил ему в горло, как раз под противогаз. Он забулькал и упал. Но за ним вломилось много народу, все в противогазах, в белых халатах, с черными ящичками за спиной, некоторые – с импровизированными дубинками. Очень все странно. Под их натиском я отступил, но успел съездить одному ногой в челюсть, а мощным ударом в солнечное сплетение свалил другого. Потом меня приперли к стенке. Я стукнул еще одного по затылку, он упал. И исчез, не долетев до пола.

Занятно! Число нападающих теперь стало быстро уменьшаться, поскольку те, кого я бил, пропадали. Наши шансы сравнялись бы, если бы как из-под земли не возникали другие люди в том же количестве. Я пробивался к двери, мне это не удавалось. Получил дубинкой по голове – дали, так сказать, по мозгам.

После этого я дрался, как в замедленной съемке. Ударил еще одного, но как-то без вдохновения. Меня схватили за руки и за ноги и потащили из комнаты. Для порядка я извивался и проклинал их на полдюжине языков, но результат, сами понимаете, был никакой. Меня вынесли и поволокли по коридору в стоявший наготове лифт. Один из нападающих взял коробку своего противогаза и, как я ни отворачивался, пустил струю газа мне в лицо. Я ничего не почувствовал, но меня охватила злоба. Я брыкался, скрипел зубами и выкрикивал оскорбления. Люди в масках бубнили что-то в ответ – раздраженно, как мне казалось, и это только усиливало мое бешенство. Когда мы достигли места назначения, я был готов убивать – а меня нелегко довести до этого. И убивал бы, но меня привязали к электрическому стулу и прикрепили электроды к запястьям и лодыжкам.

– Скажите им, что Джим ди Гриз умер как мужчина, собаки! – крикнул я.

На голову мне опустили металлический шлем, но, пока он не закрыл лица, я успел прокричать:

– Да здравствует Специальный Корпус! Да здравствует…

Стало темно, и я понял, что сейчас последует электрошок, разрушение мозга, смерть.

Однако ничего не случилось, шлем сняли, кто-то снова пустил мне в лицо газ из баллона, и я почувствовал, что одолевавший меня гнев проходит так же быстро, как и пришел. Я поморгал и увидел, что руки и ноги свободны. Тут почти все сняли маски, и я узнал в них ученых и лаборантов Корпуса, работающих в этой самой лаборатории.

– Не соизволит ли кто-нибудь объяснить мне, что здесь происходит?

– Сначала закончим с одним делом, – сказал один из них, седой, с пожелтевшими зубами.

Он повесил мне на плечо черный ящичек и вытянул из него провод с металлическим диском на конце. Диск он прикрепил мне к затылку.

– Вы профессор Койпу, верно?

– Да. – Зубы двигались вверх-вниз, как клавиши фортепиано.

– Вы не сочтете меня грубым, если я попрошу объяснений?

– Вовсе нет. Это естественно в данных обстоятельствах. Очень жаль, что вынуждены были так с вами обойтись. Единственный способ вывести вас из себя и держать в таком состоянии. Человек, одержимый злостью, сосредоточен только на себе и за счет этого выживает. Если бы мы взывали к вашему рассудку, начали бы вам что-то объяснять, то навредили бы сами себе. Вот мы вас и атаковали. Угостили вас газом гнева, и сами им надышались. Единственный выход. О черт, теперь Магистеро. Даже здесь начинается.

Человек в белом халате засветился, стал прозрачным и исчез.

– Так же исчез Инскипп, – сказал я.

– Следовало ожидать. Одним из первых.

– Почему? – глупо улыбаясь, спросил я. В жизни не вел более идиотской беседы.

– Взялись за Корпус. Сначала убирают руководство.

– Кто?

– Не знаю.

Я скрипнул зубами, но сдержался.

– Не будете ли вы так любезны объяснить более подробно – или найти кого-нибудь потолковее.

– Прошу прощения. – Он промокнул пот со лба и облизнул сухие губы. – Видите ли, все произошло так быстро. И меры пришлось принимать экстренно. Война времен, если можно так выразиться. Кто-то где-то когда-то вмешался в ход времени. Естественно, первой мишенью они должны были избрать Специальный Корпус, независимо от того, какие у них еще цели. Поскольку Корпус – это самая эффективная, всеохватывающая, межнациональная и межпланетная правовая организация в истории Галактики, мы автоматически становимся главным препятствием на их пути. Рано или поздно, каковы бы ни были их честолюбивые планы относительно времени, они столкнутся с Корпусом. Поэтому они решили первым делом покончить с нами. Если убрать Инскиппа и других руководителей, вероятность функционирования Корпуса уменьшается, и все мы испаримся, как бедный Магистеро.

Я заморгал.

– А нельзя ли немного выпить?

– Прекрасная идея, присоединяюсь к вам.

Автомат наливал мерзкую зеленую жидкость по своему вкусу, но я, покрутив диск, заказал двойной «Пот Сирианской Пантеры» и больше половины вытянул одним глотком. Этот жуткий напиток, из-за своего гнусного воздействия на организм запрещенный в большинстве цивилизованных миров, в тот момент пошел мне только на пользу. Я допил стакан, и внезапное воспоминание выскочило из запутанных дебрей моего подсознания.

– Поправьте меня, если я ошибаюсь, но не вы ли читали как-то лекцию о невозможности путешествий во времени?

– Конечно. Моя специальность. Дымовая завеса, так сказать. Для нас-то они давно возможны. Однако боялись использовать. Меняются линии времени и все такое. Именно это сейчас и происходит. Но у нас был долгосрочный план исследований. Потому-то мы и поняли, в чем дело, когда все началось. Поднялась тревога, а мы не успели никого предупредить. Да и что толку предупреждать? Мы знали, в чем состоит наш долг. Добавьте и то, что мы – единственные, кто может хоть что-нибудь сделать. Мы поставили аварийный фиксатор времени, вокруг лаборатории создали небольшие портативные приборы – один из них сейчас на вас.

– Как он действует? – спросил я, осторожно касаясь металлического диска у себя на затылке.

– Это запись вашей памяти, которая подается в мозг каждые три миллисекунды. Напоминает, так сказать, что вы – это вы, корректирует все изменения личности, которые могут вызвать нарушение временных линий в прошлом. Чисто защитное устройство, но это все, что у нас есть.

Краем глаза я увидел, как еще один человек испарился, и профессор помрачнел.

– Мы должны перейти в наступление, если хотим спасти Корпус.

– В наступление? Каким образом?

– Послать кого-нибудь в прошлое, чтобы обнаружить силы, ведущие войну времени, и уничтожить их, прежде чем они уничтожат нас. У нас есть такая машина.

– Иду добровольцем. Похоже, эта работа как раз по мне.

– Пути назад не будет. Это экспедиция только в один конец.

– Снимаю последнее заявление. Мне и тут хорошо.

Тут я кое-что вспомнил – информация, несомненно, была подана в мозг три миллисекунды назад – и укол страха послал в кровь порцию различных химических веществ.

– Анжелина, моя Анжелина! Я должен поговорить с ней.

– Она не одна на свете!

– Для меня она одна, профессор. И уйдите с дороги, чтобы я вас не зашиб.

Он отступил, хмурясь, бормоча что-то и постукивая ногтями по зубам, а я набрал номер видеофона. Аппарат дважды прогудел, и несколько секунд до ее ответа ползли, как улитки.

– Ты здесь! – выдохнул я.

– А где же мне быть? – Морщинка меж бровей омрачила ее классические черты, и она потянула носом, будто чуяла через экран запах спиртного. – Ты пил, да еще в такую рань.

– Только глоточек, но звоню не поэтому. Как ты там? Выглядишь ты здорово, отлично, совсем не прозрачная.

– Глоточек? Больше похоже, что целая бутылка.

В голосе появился металл, что напомнило о прежней, непреображенной Анжелине, самой жестокой и беспощадной преступнице во всей Галактике до того, как медики Корпуса промыли ей мозги.

– Предлагаю прервать этот разговор. Прими отрезвляющую таблетку и позвони, когда придешь в себя.

Она положила руку на кнопку отбоя.

– Нет! Я трезв как стеклышко и вовсе этому не рад. Очень срочно, красная кнопка, готовность номер один. Приезжай сюда как можно быстрее и привези близнецов.

– Конечно. – Она вскочила. – Где ты?

– Адрес лаборатории, быстро! – повернулся я к профессору Койпу.

– Уровень 112. Комната 30.

– Ты поняла? – спросил я, поворачиваясь к экрану.

Экран был пуст.

– Анжелина…

Я застучал по клавишам, снова набирая номер. Экран зажегся. На нем была надпись: «Номер отключен». Тогда я кинулся к двери. Кто-то сгреб меня за плечо, я отпихнул его, схватился за ручку и распахнул дверь.

Снаружи ничего не было. Бесформенное, бесцветное ничто, и что-то случилось с моей головой, когда я взглянул на это. Потом ручку освободили из моих пальцев, дверь захлопнули, и Койпу прислонился к ней спиной, тяжело дыша. Лицо его исказилось от того же непреодолимого чувства, что испытывал и я.

– Все пропало, – хрипло сказал он. – Коридор, вся станция, все здание, все. Осталась только эта лаборатория, ее держит фиксатор времени. Специального Корпуса больше не существует: никто в Галактике и не вспомнит о нас. Когда фиксатор времени перестанет действовать, уйдем и мы.

– Анжелина – где она, где они все?

– Они никогда не рождались, никогда не существовали.

– Но я же помню ее, помню их всех.

– Вот на это мы и рассчитываем. Пока хоть один живой человек помнит нас, помнит Корпус, у нас есть микроскопический шанс впоследствии возродиться. Кто-то должен остановить атаку из времени. Не ради Корпуса, так ради цивилизации. История сейчас переписывается. Но не навеки, если мы сможем нанести ответный удар.

Путешествие в один конец. Жизнь в чужом мире, в чужом времени. Тот, кто решится на это, станет самым одиноким из людей, заброшенным за тысячи лет до рождения своих родных и близких.

– Готовьтесь, – сказал я. – Я пойду.

Глава 2

– Сначала нужно выяснить, куда вы направитесь. Место и время.

Профессор Койпу расхаживал по лаборатории, я за ним, не в лучшем состоянии духа. Он бубнил над табуляграммами компьютера, которые вываливались из печатного устройства на пол.

– Нужна точность, большая точность, – сказал он. – Мы произвели разведку в направлении, обратном ходу времени, идя по следам искажений. Планету мы определили. Теперь надо попасть в нужную точку времени. Если опоздаете, они могут уже закончить свою работу. Прибудете слишком рано – можете умереть от старости, прежде чем эти демоны родятся на свет.

– Прелестная перспектива. А что за планета?

– Название странное. Названия, скорее. «Грязь» или «Земля»… Что-то в этом роде. Считается легендарной колыбелью всего человечества.

– Еще одна? Никогда о ней не слышал.

– И вряд ли могли слышать. Уничтожена атомными войнами много веков тому назад. Итак: мы забросим вас в прошлое на 32598 лет назад. Плюс-минус три месяца, большей точности на таком расстоянии гарантировать не можем.

– Не думаю, чтобы я это заметил. Какой это будет век?

– Это задолго до начала современного летосчисления. По примитивным календарям туземцев того времени – 1975 год от Рождества Христова.

– Не такие уж они туземцы, если фокусничают с временем.

– Скорее всего, это вовсе не они. Есть вероятность, что люди, которых вы будете искать, просто действуют в том периоде.

– Как я найду их?

– С помощью этого прибора. – Один из ассистентов протянул мне черную коробочку, на которой были разные шкалы и кнопки, а под прозрачным колпачком свободно плавала стрелка. Она дрожала, как охотничья собака, и указывала все время одно направление, сколько я ни вертел коробочку.

– Детектор генератора темпоральной энергии, – сказал Койпу. – Менее чувствительный, портативный вариант наших больших приборов. В данный момент указывает на нашу спираль времени. Прибыв на планету Грязь, вы воспользуетесь им для поиска тех, кто вам нужен. А это шкала напряжения поля, по ней определите примерное расстояние до источника энергии.

Я посмотрел на приборчик, и у меня в голове закопошилась одна мыслишка.

– Раз я беру прибор, значит, могу взять и другое снаряжение?

– Верно. Маленькие предметы, которые можно унести с собой.

Поле времени создает поверхностный заряд, подобный статическому электричеству.

– Тогда я возьму все оружие, какое только есть в лаборатории.

– Его здесь немного и все небольших размеров.

– В таком случае я сам его сделаю. Нет ли у вас здесь специалистов по оружию?

Он осмотрелся и задумался.

– Старый Ярл работал в оружейном отделе. Но делать сейчас оружие нет времени.

– Я не то имел в виду. Давайте его сюда.

Старый Ярл недавно прошел процедуру омолаживания и выглядел как бойкий девятнадцатилетний юнец, но, подойдя ближе, глянул подозрительно, по-стариковски.

– Вот что мне нужно, – указал я на блок памяти у него за спиной.

Он отшатнулся, вцепившись в свое сокровище.

– Это мое, говорю вам, мое! Не дам, и не просите, это нечестно. Без него я просто растаю. – Слезы старческой жалости к себе заволокли его молодые глаза.

– Держи себя в руках, Ярл! Вовсе я не хочу, чтобы ты таял, мне нужен только дубликат твоей памяти. Давай-ка мигом.

Он зашаркал прочь, бурча под нос, за ним последовали техники.

– Не понимаю, – сказал Койпу.

– Очень просто. Раз я воюю с большой организацией, мне может понадобиться тяжелое оружие. А как понадобится, я подключу старого Ярла к своему мозгу и, пользуясь его памятью, изготовлю оружие.

– Но он же станет вами, займет ваше тело – этого никто раньше не делал.

– А теперь сделаем. Чрезвычайные обстоятельства требуют чрезвычайных мер. Переходим к другому важному моменту. Вы сказали, что путешествие будет в один конец и я не смогу вернуться.

– Да. Спираль времени перебросит вас в прошлое. Там не будет спирали, чтобы вернуть вас.

– Но, создав ее, я смогу вернуться?

– Теоретически. Никто еще не пробовал. У примитивных туземцев может не оказаться нужного оборудования и материалов.

– Значит, если достать материал, то спираль можно построить. Знаете ли вы, кто может это сделать?

– Только я один. Я изобрел спираль, и я сконструировал ее.

– Прекрасно. Мне понадобится и ваша память. Только уж вы, ребята, напишите на ящичках свои имена, чтобы я не перепутал специальности.

К профессору бросились сотрудники.

– Фиксатор времени слабеет! – истерически закричал какой-то инженер. – Когда поле отключится, мы погибнем, и будет так, будто мы никогда не существовали. Этого не может быть!

Один из коллег пустил ему в нос усыпляющий газ, и тот упал.

– Быстрее! – закричал Койпу. – Ведите ди Гриза к спирали времени, готовьте его!

Меня схватили и вытолкали в другую комнату, громко инструктируя друг друга на ходу. И чуть не уронили – двое исчезли одновременно. Большинство голосов звучало истерически – как и следовало при конце света. Только выдержка и опыт удерживали меня самого от общей паники. Пришлось наконец отогнать всех от космического скафандра, куда они пытались меня запихнуть, и самому закрыть его. Кроме меня, только один профессор Койпу сохранял хладнокровие.

– Надевайте шлем, но стекло не опускайте до последней минуты. Чудесно. Вот блоки памяти, предлагаю ножной карман как самое безопасное место. Гравитатор у вас за спиной. Полагаю, вы знаете, как управлять им. Гранаты – на перевязь. Темпоральный детектор сюда…

И так далее. Под конец я еле стоял на ногах, но не жаловался. Если я чего-то не возьму, у меня этого не будет. Пусть вешают.

– Автопереводчик! – закричал я. – Как я буду говорить с туземцами, не зная их языка?

– У нас его нет, – сказал Койпу, сунув мне под мышку контейнер с газовыми баллонами, – зато есть мнемограф.

– У меня от него голова болит.

– С его помощью вы изучите местный язык. В этом кармане…

– Что я буду делать, ведь вы ничего не объяснили? Где высаживаюсь?

– Очень высоко – в стратосфере. Меньше риска столкнуться с чем-нибудь. Мы доставим вас туда. А остальное – ваше дело.

– Смежная комната исчезла! – крикнул кто-то, в ту же минуту с хлопком исчезая сам.

– К спирали времени! – хрипло прокричал Койпу, и меня потащили к дверям, все медленнее и медленнее, поскольку ученые и техники лопались, как воздушные шарики.

Наконец их осталось только четверо, и я, тяжело навьюченный, ковылял, как древний старец.

– Спираль времени, – еле слышно сказал Койпу. – Это столб, колонна чистой энергии, которую свернули в спираль и держали под давлением.

Она была зеленая, светилась и заполняла почти все помещение – скрученная блестящая змея толщиной в мою руку – и что-то мне напоминала.

– Она похожа на большую сжатую пружину.

– Да, возможно. Мы предпочитаем называть ее спиралью времени. Ее сжимали… держали под давлением, тщательно рассчитав его величину. Вас поместят на внешнем конце и отпустят ограничитель. Забросив вас в прошлое, спираль отскочит в будущее, где энергия постепенно рассосется. Вам пора.

Нас осталось только трое.

– Запомните меня, – попросил маленький чернявый техник. – Запомните Чарли Нейта! Пока вы будете меня помнить, я никогда…

Мы с Койпу остались вдвоем, стены таяли, в воздухе темнело.

– Конец спирали! Держитесь за него! – крикнул Койпу.

Его голос ослаб или мне показалось?

Чуть не упав, я дотащился до конца светящейся спирали, протянул к нему руку. Коснувшись его, я ничего не ощутил, но сразу засветился таким же зеленым светом и с трудом видел сквозь него. Профессор стоял у пульта, включая автоматику. Вот он потянулся к большому рубильнику. Опустил его…

Глава 3

Все застыло.

Профессор замер у пульта управления, схватившись за рубильник. Я смотрел в том направлении и лишь поэтому видел его – теперь я мог смотреть только в одну точку. Так же застыло и тело – а мозг панически всколыхнулся и забился в своей костяной коробке, осознав, что дыхание остановилось. Насколько я мог судить, сердце тоже не билось. Что-то шло не так, я был уверен – ведь спираль времени оставалась туго свернутой. Тихая паника усилилась, когда Койпу стал прозрачным, а стены позади него совсем расплылись. Все исчезало, все таяло у меня на глазах. Очередь за мной? Как знать.

Примитивная часть моего существа, унаследованная от обезьяны, брыкалась, выла и металась. И в то же время я испытывал холодный, отстраненный интерес. Не каждому доводилось наблюдать распад своего мира, вися на конце геликоидного силового поля, которое будто бы может зашвырнуть тебя в далекое прошлое. Правда, свою привилегию я бы охотно передал любому, кто пожелает. Но таковых не находилось, и я все висел, выпучив глаза и застыв как статуя, а лаборатория все таяла вокруг меня, пока я не очутился в межзвездном пространстве. Очевидно, даже астероид, на котором была построена база Специального Корпуса, не оставил следа в этой новой Вселенной.

Началось непонятное движение. Меня тянуло каким-то неописуемым образом в невообразимом направлении. Спираль времени начала раскручиваться. Может быть, она раскручивалась и раньше, но искажение времени не давало мне этого заметить. Некоторые звезды точно двигались все быстрее и быстрее, пока не превратились в размытые точки. Это зрелище не слишком ободряло, и я попытался закрыть глаза, но сковавший меня паралич не позволил. Мимо пролетела звезда, так близко, что я мог видеть ее ядро, и на сетчатке глаза долго сохранялось ее пылающее отражение. Все ускорялось по мере того, как возрастала моя скорость во времени; даже периоды жизни звезд – и те так замелькали, что я не мог за ними уследить, и весь космос превратился в серое пятно. То ли это пятно обладало гипнотическим эффектом, то ли на мозг повлияло движение во времени, но мысли мои совсем спутались, и я впал в состояние между сном и потерей сознания, которое продолжалось очень долго. А может, и недолго, я не уверен. Это могло продолжаться и мгновение, и вечность. Может быть, какой-нибудь уголок мозга и отразил страшное, медленное прохождение всех этих лет. Если так, я не хочу об этом знать. Я всегда стремился выжить. Стальная Крыса в бетонных туннелях общества, я рассчитываю только на себя. Гораздо легче потерпеть неудачу, чем добиться успеха, сойти с ума, чем здраво рассуждать, – нужна вся умственная энергия, чтобы выбрать правильный курс. И я существовал, и сохранял относительно здравый рассудок во время своего безумного путешествия, и ждал событий. После неизмеримого периода времени они начались.

Я прибыл. Конец пути был еще драматичнее, чем начало, – все произошло как-то сразу. Я снова мог двигаться. Я снова мог видеть, и сначала свет ослепил меня – словом, ко мне вернулись все пять чувств, которых я так долго был лишен.

Более того – я падал. Оживший от оцепенения желудок скрутило, а адреналин и прочие вещества, которые мозгу не терпелось впрыснуть в кровь последние 32598 лет плюс-минус три месяца, наконец поступили, и сердце заколотилось в здоровом волнении. Падая, я развернулся, солнце перестало светить в глаза, и я глянул на черное небо вверху и пушистые белые облака внизу. Она ли это? Грязь, таинственная родина человечества? Ответа не было, но все же определенно приятно находиться в таком-то месте в такое-то время, когда вокруг ничего не растворяется. Все снаряжение, казалось, было при мне. Нажав кнопку на браслете управления, я почувствовал тягу включенного гравитатора. Превосходно. Я выключил его и продолжал свободное падение, пока не ощутил трение скафандра о первые редкие слои атмосферы. Достигнув облаков, я легко, как падающий лист, погрузился ногами вперед в их мокрые объятия и еще замедлил скорость падения – двигался вслепую, отирая влагу, осевшую на лицевом стекле. Потом я вышел из облаков, поставил гравитатор на парение и медленно оглядел этот новый мир, возможную родину человечества и отныне, несомненно, мою родину навеки.

Надо мной висели облака, как мягкий серый потолок. В трех тысячах метров подо мной были деревья и луга, нечетко видные через запотевшее стекло. Рано или поздно надо было испробовать атмосферу, и, надеясь, что мои отдаленные предки дышали не метаном, я приоткрыл лицевое стекло и быстро втянул в себя воздух.

Неплохо. Он был холодный и немного разреженный на такой высоте, но сладкий и свежий. И не убил меня. Я совсем открыл стекло, глубоко дышал и смотрел на мир внизу. С высоты он казался достаточно приятным. Холмистая местность, покрытая деревьями, голубые озера, дороги, пересекающие долины, что-то вроде города на горизонте, извергающего дымовые выбросы. Пока что надо держаться от него как можно дальше. Сначала нужно обосноваться, осмотреться…

До моего сознания дошел звук, похожий на жужжание насекомого. Но на такой высоте насекомых не бывает. Мне бы и раньше пришло это в голову, не будь я занят ландшафтом внизу. Как раз вовремя заметив переход жужжания в рев, я извернулся, чтобы глянуть через плечо. И воззрился на округлый летевший объект, поддерживаемый архаическим пропеллером. В этом прозрачном аппарате сидел человек и в свою очередь пялил глаза на меня. Я нажал «подъем» на браслете и взвился под прикрытие облаков.

Не слишком хорошее начало. Пилот успел ко мне присмотреться – оставалось надеяться, что он не поверил своим глазам. Но он поверил. Должно быть, средства связи того периода были на высоте, а всеобщая паранойя поддерживала боевую готовность, ибо через несколько минут я услышал внизу рокот мощных реактивных двигателей. Машины покружили с воем и ревом, а одна даже поднялась за облака – мелькнула и исчезла серебристая стрела, подняв клубы тумана. Время уходить. Гравитатор не слишком приспособлен для движения по горизонтали, и все же я, плывя в облаках, постарался уйти как можно дальше от этих машин. Не слыша их некоторое время, я рискнул чуть-чуть спуститься. Нигде ничего. Я закрыл стекло скафандра и отключил гравитатор.

Спуск в свободном падении не мог продолжаться долго, но мне он показался очень даже долгим. Меня обуревали нездоровые видения: детекторы щелкали, компьютеры переваривали информацию, механические пальцы указывали, мощные боевые машины со свистом и ревом неслись ко мне. При падении я вращался и все косил глазами – не сверкнет ли где металл.

Но ничего не случилось. Медленно пролетели большие белые птицы, с пронзительными криками изменив курс, когда я пронесся мимо. Внизу голубым зеркалом лежало озеро, и я ненадолго включил двигатель, чтобы направить спуск туда. Если погоня все же начнется, я могу нырнуть под воду и буду вне досягаемости детекторов. Ниже уровня холмов, когда угрожающе близкая вода неслась навстречу, я включил полную тягу, вздрогнул и застонал – так врезались в тело лямки. Гравитатор за спиной неприятно нагрелся, но вспотел я не поэтому. Падать было еще долго, а вода с высоты казалась твердой, как сталь.

Когда я наконец остановился, ноги были в воде. Совсем неплохая посадка. Признаков погони все еще не было, я немного поднялся над водой и заскользил к серому утесу, выступавшему в воду на дальнем конце озера. Воздух был хорош, и все вокруг тихо. Ни голосов, ни шума машин, ни признаков человеческого жилья. Приблизившись к берегу, я услышал шелест листьев на ветру – вот и все. Превосходно. Надо было затаиться, чтобы сориентироваться в обстановке, – это место как раз подойдет. Серая скала подымалась стеной, высокая и неприступная. Я скользил вдоль нее, пока не нашел достаточно широкий выступ, и сел на него. Приятное ощущение.

– Давненько так сидеть не приходилось, – сказал я вслух, чтобы послушать свой собственный, родной голос. «Ага, – подсказало ехидное подсознание, – этак тридцать три тысячи лет». Я опять пал духом, захотелось выпить. Но это было единственное, что я не позаботился захватить с собой, и надо это побыстрее исправить. Отключенный скафандр начал греться на солнце, и я снял его, разложив все снаряжение на камне подальше от края.

Дальше что? В боковом кармане что-то захрустело, и я вытащил горсть неприлично дорогих поломанных сигар. Экая трагедия. Чудом одна из них уцелела, я откусил кончик, закурил и глубоко затянулся. Чудесно! Я курил, свесив ноги с обрыва, и настроение мое постепенно улучшалось. В озере плеснула рыба, на деревьях чирикали птички, а я задумался над дальнейшими действиями. Мне нужно убежище – но пока я буду его искать, возрастут шансы, что меня обнаружат. Почему бы тогда не остаться здесь?

Среди дребедени, которую мне насовали в последнюю минуту, был лабораторный прибор под названием «массер». Тогда я не хотел его брать, но его привесили к поясу, не слушая меня. Теперь я рассмотрел его. Рукоятка с вмонтированным источником энергии переходила в округлый корпус, а тот сужался в копьевидное острие. На этом острие генерировалось любопытное поле, позволяющее концентрировать почти все виды материи путем повышения связующей энергии молекул. Материал сжимался в объеме, хотя, конечно, сохранял свою массу. Некоторые предметы, в зависимости от материала и расходуемой энергии, можно было уменьшить наполовину.

Я дошел до самого края выступа – дальше был обрыв. Вытянув руку, я приставил острие к скале и нажал кнопку. Раздался громкий треск, и спрессованная глыба камня величиной с мой кулак отвалилась от скалы и упала на карниз. Она была тяжелая – будто свинец, а не камень. Сбросив ее в озеро, я прибавил мощность и взялся за работу.

Лиха беда начало, теперь дело пошло быстрее. Я разобрался, как генерировать почти сферическое поле, которое отламывало солидные куски сжатого камня с мою голову величиной. С трудом спихнув пару таких кругляков в озеро и еле удержавшись на карнизе сам, я срезал скалу под углом, а потом стал рыть выше этого ската. Глыбы отламывались сами, скатывались по откосу, описывали короткий полукруг и с шумом плюхались в воду. Временами я прекращал работу, прислушивался и осматривался. Было по-прежнему тихо. Солнце клонилось к горизонту, когда я выкопал славную пещерку, где как раз поместилось мое имущество со мной вместе. Берлога, в которую мне не терпелось заползти. Что я и сделал, слетав прежде к озеру за водой. Концентраты были безвкусные, но сытные, и желудок согласился с тем, что он пообедал, хотя и невкусно. При появлении первых звезд я планировал следующий шаг завоевания Грязи, или Земли, или как ее там.

Мое странствие было, должно быть, утомительнее, чем казалось, потому что, когда я проснулся, небо было черно, а на горах сидела полная оранжевая луна. Моя нижняя часть замерзла от сидения на холодном камне, и весь я застыл, оттого что спал скрюченный.

– Ну, могущественный творец истории, – сказал я со стоном, ибо мускулы ныли, а суставы хрустели. – Вылезай и берись за дело.

Вот именно, за дело. Действие вызовет противодействие. Пока я сижу здесь в берлоге, все мои планы бесполезны, ведь нет фактов, на которые можно опереться. Я еще не знал даже, тот ли это мир, то ли время – ничего не знал. Надо выбираться отсюда и живей поворачиваться. Хотя бы одно, что я мог и должен был сделать сразу же, как прибыл. Бормоча проклятия в собственный адрес, я перерыл весь хлам, что притащил с собой, и вытащил черную коробочку – детектор генератора темпоральной энергии. Осветил его маленьким фонариком, и сердце ухнуло до самого желудка – стрелка плавала свободно, никуда не указывала. Никто не искажал время в этом мире.

– Вот дурак-то, – громко воскликнул я, ободрясь от звука самого родного мне голоса. – Эта штучка будет работать гораздо лучше, если ее включить.

Бывает. Сделав глубокий вдох, я нажал выключатель.

По-прежнему ничего. Стрелка была так же безжизненна, как мои напрасные надежды. Был еще шанс, что исказители времени все-таки здесь и в данный момент просто выключили свою машину. Будем надеяться, а теперь за работу.

Я спрятал на себе несколько полезных приспособлений и отсоединил гравитатор от скафандра. Его аккумулятор был разряжен только наполовину, так что он еще сможет какое-то время поднимать и опускать меня. Я просунул руки в лямки, сошел с карниза и направил свой полет по дуге в направлении ближайшей дороги, которую приметил при дневном спуске. Проплывая низко над деревьями, я отметил ориентиры и засек направление. Специальные часы со светящимся циферблатом, которые я всегда ношу на левой руке, показывают не только время. Если нажать на правую кнопочку, освещается стрелка радиокомпаса, нацеленная на мой бивуак.

Я скользил по воздуху, и вот лунный свет отразился от гладкой поверхности, которая шла полосой через лес. Сквозь деревья я опустился на землю. Ветки пропускали достаточно света, и не нужен был фонарик, чтобы найти дорогу. Последние несколько метров я шел с особой осторожностью. Дорога была пуста в обе стороны, и ночь тиха. Я наклонился и пощупал покрытие. Оно состояло из сплошного белого твердого вещества, не металла и не пластика, в котором прощупывались песчинки. Малоинтересно. Держась поближе к краю, я пошел пешком в направлении города, замеченного ранее. Медленно, зато экономится заряд гравитатора.

То, что случилось дальше, могу приписать только своей рассеянности, усугубленной усталостью и незнанием этого мира. Мысленно я был с Анжелиной, с детьми, с друзьями из Корпуса, и все они существовали только в моих воспоминаниях, не более реальные, чем персонажи прочитанного романа. Мысль эта очень меня удручала, и я не отогнал ее вовремя, так что внезапный рев моторов застал меня совершенно врасплох. В тот момент я огибал небольшой холм – с обеих сторон поднимались крутые откосы. Мне бы сообразить раньше, что на этом повороте можно влипнуть, и принять соответствующие меры. Теперь же, пока я раздумывал, подняться мне вверх по склону на гравитаторе или еще куда-нибудь деться, из-за поворота показался яркий свет, и рев стал громче. В конце концов я просто нырнул в придорожный кювет, лег и сжался, закрыв лицо руками. Одежда на мне была нейтрального темно-серого цвета, неприметная на земле.

Захлебывающийся рев прокатился мимо, яркие огни метнулись по мне и пропали. Когда они проехали, я сел и посмотрел вслед четырем странным машинам. Детали были размыты, я ведь видел только силуэты на фоне их фар, но они показались мне очень узкими, вроде моноциклов, и у каждого сзади светился красный огонек. Шум моторов затих, послышалось звериное завывание сигналов, визг тормозов. Они замедляли ход. Должно быть, увидели меня.

Трескучие, льющиеся звуки эхом отдались в ущелье, а огни описали полный круг и двинулись ко мне.

Глава 4

Если сомневаешься, дай другому сделать первую ошибку – это старый мой девиз. Можно попытаться бежать, забраться наверх или взлететь, но вдруг у этих людей есть оружие? Тогда я стану хорошенькой мишенью. А удастся уйти – привлеку внимание к этому району. Лучше поглядим, кто они такие. Повернувшись к ним спиной, чтобы огни не слепили мне глаза, я терпеливо ждал. Машины с рокотом подкатили и выстроились вокруг меня полукругом. Моторы кашляли, фары слепили глаза. Я сощурился и вслушался в странные звуки, которые водители издавали при разговоре. Ни одного слова разобрать не удалось. Похоже было, что мой костюм находят экзотическим. Наконец они вроде бы договорились – мотор одной из невидимых машин заглох, а ее водитель вышел на свет.

Мы обменялись взаимно заинтересованными взглядами. Он был пониже меня, однако металлический шлем в форме ведра прибавлял ему роста. Шлем был усеян заклепками, а на макушке торчала длинная пика, безобразная, как и весь его наряд: сплошной черный пластик с блестящими кнопками и пряжками, а уж верхом вульгарности был стилизованный череп с костями у него на груди, утыканный какими-то фальшивыми драгоценностями.

– Кризл пртцблк? – сказал он крайне оскорбительным тоном, выпячивая челюсть.

Я улыбнулся, дабы показать, какой я добродушный, дружелюбный парень, и ответил как можно вежливее:

– Мертвый ты будешь еще противнее, чем живой, поганец, а ты им скоро станешь, если будешь так говорить со мной.

Он, похоже, удивился и провякал еще что-то столь же неразборчивое. К нему подошел другой, в таком же наряде, и указал на мою руку. Все посмотрели на мой ручной хронометр, и раздались пронзительные крики, сначала заинтересованные, потом злые – это я спрятал руку за спину.

– Прабл! – сказал первый головорез, шагнув вперед и протянув руку. Из другого кулака со щелчком выскочило сверкающее лезвие.

Этот язык я понимал и улыбнулся. Они – люди непорядочные. Вряд ли здешний закон поощряет вооруженное ограбление прохожих. Теперь я знал правила и мог играть.

– Прабл, прабл? – вскричал я, отпрянув, и будто в отчаянии воздел руки.

– Прабл драбл! – мерзко ухмыльнулся верзила, подскочив ко мне.

– А вот тебе прабл! – С этими словами я вскинул ногу и лягнул его в запястье.

Нож улетел во тьму, а парень завопил от боли. Вопль перешел в затихающее бульканье – это я ткнул вытянутыми пальцами ему в горло.

К этому моменту все должны смотреть только на меня, поэтому я вытряхнул из тайника в рукаве световую мини-ракету и бросил ее на землю перед собой, предварительно закрыв глаза.

Вспышка обожгла веки, а когда я открыл глаза, перед ними плавали световые пятнышки. Я отделался легче, чем мои обидчики, – их всех временно постигла слепота, судя по их стонам и жалобам. Никто мне не препятствовал, когда я обходил их и каждого хорошенько пинал куда следует. Все взвыли и забегали кругами, а двое столкнулись и принялись немилосердно избивать друг дружку. Пока они развлекались таким образом, я обследовал их средства передвижения. Странные машины всего на двух колесах и никакого гироскопического механизма, чтобы стабилизировать их при движении. На каждой – одно сиденье, на котором верхом сидит водитель. Машины выглядели очень опасно, и у меня не возникло желания учиться ими управлять.

Что же делать с этими типами? Мне никогда не нравилось убивать, и я не стану затыкать им рот таким способом. Если это преступные элементы, а похоже, что так, вряд ли они станут заявлять властям об этом случае. Преступные элементы! Да ведь такие информаторы мне и нужны. Хватит одного, предпочтительней тот первый – не будет мучить совесть, если придется проявить к нему строгость. Он стонал, приходя в сознание, но глоток сонного газа снова погрузил его в бессознательное состояние. На нем был широкий, утыканный бляхами ремень – похоже, прочный. Я пристегнул его к собственному поясу, дружески обнял за плечи и поднял гравитатор в воздух.

Мы тихо и плавно поднялись и, отплыв прочь от шумной маленькой компании, направились к моему озерному приюту. Исчезновение товарища покажется им весьма таинственным, но если заявят властям – ничего не добьются. Я собирался уединиться со своим спящим компаньоном на пару дней и выучить язык этой страны. Речь у него, конечно, ужасающая, но это можно исправить позднее. Мой приют гостеприимно разевал рот мне навстречу, и я скользнул внутрь, безжалостно свалив свою обмякшую ношу на камень.

Пока он со стонами приходил в себя, я все отыскал и приготовил. Наслаждаясь сигарой из своего карманного запаса, я молчал, а он постепенно и болезненно возвращался к жизни. Долго чмокал губами, прежде чем открыть глаза, и сел, после чего застонал и схватился за голову. Да, мой сонный газ дает болевые побочные эффекты, но помня, как пленный наставлял на меня нож, я немного примирился с его страданиями. Потом он дико огляделся, выпучил глаза на меня и мое оборудование, зыркнул в сторону черного входа и совершенно неожиданно дал деру. Хотел выскочить из отверстия. И шлепнулся ничком, так как был привязан проводом за ногу.

– А теперь кончаем игры и начинаем работать, – беззлобно сказал я, сажая его опять спиной к стене, и пристегнул ему к запястью прибор – простой, но эффективный.

Я настроил его, пока пленный спал. Там были датчики кровяного давления и сопротивляемости кожи. Результаты выводились на контрольное устройство у меня в руках. Принцип детектора лжи. Была там и схема негативного закрепления. В нормальных условиях я не стал бы применять такую технику к человеку – обычно ее используют в лабораториях для экспериментов над животными, – но для этого человека сделаем исключение. Мы же играем по его правилам – так сэкономим время. Когда он начал выкрикивать что-то – гнусные, надо полагать, оскорбления – и попытался сорвать с себя датчики, я включил закрепление. Он взвизгнул и энергично затрясся под током. Ничего страшного – я пробовал на себе и установил болевой предел. Такую боль вполне можно вынести, но вряд ли кому захочется.

– Теперь начнем, – сказал я, – вот только приготовлюсь.

Он глядел во все глаза, как я прилаживал к вискам присоски мнемографа и включал ток.

– Ключевое слово, – я посмотрел на своего собеседника, – «урод». Начали.

Возле меня лежала кучка простых предметов, я взял один из них и показал ему. Потом громко сказал: «Камень» – и замолчал. Он тоже молчал, поэтому я включил закрепление, он подскочил и дико повел глазами.

– Камень, – спокойно и терпеливо повторил я.

Прошло некоторое время, прежде чем он стал усваивать. Я наказывал его за ругательства и не относящиеся к делу выражения и вдвойне наказывал за неправильное слово – на контроле было видно, когда он врет. Ему очень скоро надоело, и он решил, что проще всего называть слова правильно. Мы быстро покончили с названиями предметов и перешли к рисункам и показу разных действий. Я усвоил фразу «не знаю», благо она часто повторялась, и мой словарный запас рос. Микроволны мнемографа вбивали новый словарь в кору моего мозга не без болезненных побочных эффектов. Когда голова стала пухнуть, я принял обезболивающее и продолжал игру в слова. Вскоре их накопилось достаточно, чтобы перейти ко второй части курса – грамматике и структуре. «Как твое имя?» – мысленно произнес я и добавил ключевое слово «урод».

– Какой… имя? – произнес я вслух. Ну и противный же язык.

– Слэшер.

– Мой… имя… Джим.

– Отпусти меня, чего я тебе сделал?

– Сначала учиться… уйти потом. Теперь скажи, какой год?

– Чего какой год?

– Какой сейчас год, балда?

Я повторил вопрос и так и сяк. Наконец он проник сквозь толщу черепа Слэшера, а меня прошиб пот.

– А-а, год! 1975-й. 19 июня 1975 года.

Точно в яблочко! Через все века и тысячелетия спираль времени доставила меня в нужную точку. Мысленно я поблагодарил профессора Койпу и прочих исчезнувших ученых. Поскольку они жили только в моей памяти, это, наверно, и был единственный способ благодарности. Полученная информация воодушевила меня, и я продолжил урок языка.

Мнемограф вбирал новую речь, систематизировал ее и вбивал глубоко в мои несчастные синапсы. Я подавил стон и опять принял обезболивающую таблетку. К рассвету я ощутил, что достаточно владею языком, чтобы обучаться дальше самостоятельно, и выключил аппарат. Мой собеседник уснул, стукнулся головой о камень, но не проснулся. Я не стал его будить и снял с нас обоих всю электронику. После ночного бдения я и сам устал, но стимулирующая таблетка освежила меня. Кишки жалобно урчали от голода, и я достал припасы. Слэшер вскоре проснулся и разделил со мной завтрак, однако ел только те брикеты, от которых я отламывал сам. Я удовлетворенно икнул, он отозвался эхом. Некоторое время он взирал на меня, затем вынес суждение:

– А я знаю, кто ты.

– Так скажи.

– Ты с Марса, вот чего.

– Что такое Марс?

– Ну, планета такая.

– Ладно, пускай с Марса. Ты будешь делать, что я скажу, поможешь мне в деле – деньги надо.

– Я ж тебе сказал, меня досрочно выпустили. Сцапают – сразу посадят.

– А ты наплюй. Держись за меня, никто тебя не тронет. Бабками завалишься. А есть у тебя бабки? Хочу поглядеть.

– Нету! – ответил он, хватаясь за вздутие в нижней части своего туалета.

Теперь я мог раскусить, когда он врет, и без прибора.

Успокоив Слэшера сонным газом, я достал из его одежды нечто вроде широкого конверта с тонкими зелеными бумажками – несомненно, бабками, которых у него якобы не было. Смешно даже! Самая простая копировальная машина может печатать такие пачки – если только на них нет скрытых опознавательных знаков. Я подверг бумажки тщательному анализу и не обнаружил ни химической, ни физической, ни радиоактивной идентификации. Чудеса. Были, правда, в бумаге какие-то волокна, но дубликатор их отлично воспроизведет. Если бы у меня только был дубликатор. А может, и есть? Ведь на меня чего только не навешали. Я порылся в куче, и пожалуйста – нашел карманный дубликатор. При нем был запас очень компактного материала, который путем, кажется, клеточного деления разрастался в машине, и получался лист гладкого белого пластика, на котором печатались копии. Повозившись немного с пластмассой, я сумел сделать ее такой же жесткой и мятой, как бабки. Сделал копию – и получил дубликат оригинальной бумажки. Самой крупной купюрой у Слэшера была десятка, и я сделал с нее несколько копий. Правда, на них был одинаковый серийный номер, но я на опыте убедился, что на эти номера никто не смотрит.

Пора было переходить к следующей фазе проникновения в общество этой примитивной планеты Земли (теперь я знал, что Грязь – неверное название и означает совсем не то). Я разместил на себе самое необходимое, а остальное оставил в пещере, и скафандр тоже. Будет нужно – заберу. Слэшер бормотал во сне и храпел, когда я летел с ним через озеро, над деревьями обратно к дороге. Сейчас, днем, движение оживилось – я слышал, как проезжают машины, поэтому опять приземлился в лесу. Не будя пока Слэшера, я закопал гравитатор вместе с радиопередатчиком, который, когда надо, приведет меня к тайнику.

– Что такое? – вскочил пробужденный газом Слэшер, непонимающе оглядывая лес.

– Давай двигай. Пора сматываться отсюда.

Он заковылял за мной, все еще полусонный, но разом проснулся, когда я сунул ему под нос пачку денег.

– Как тебе бабки?

– Классно – я-то думал, у тебя пусто.

– Было пусто, стало густо, взял и напечатал. Как они, в порядке?

– Еще как в порядке, я лучше и не видел. – Он оценил бумажки глазом профессионала. – Только вот номера одинаковые. Зелень – первый сорт.

Расстался он с деньгами неохотно. Воображение развито слабо, совесть отсутствует – как раз то, что мне надо. При виде зелененьких пропал весь его страх передо мной, и мы вместе, шагая по дороге, строили планы, как бы добыть их побольше.

– Костюм, который на тебе, нормально выглядит издали, вон из машин никто не обращает внимания, но все-таки надо тебе купить какие-то шмотки. Тут есть универмаг, вон под той горушкой. Ты отойди с дороги и подожди, а я пойду и все куплю. Или нет – может, сначала добудем тачку: ноги-то не казенные. Вон заводская стоянка. Посмотрим, что там продается.

На приземистом прямоугольном здании завода торчало множество труб, выбрасывавших дым и загрязнявших воздух. Сбоку выстроились рядами разноцветные машины. По примеру Слэшера я пригнулся, и мы быстро прошли к ближайшей машине в наружном ряду – красненькой и пузатой. Убедившись, что за нами никто не следит, мой спутник вскрыл замок какой-то штукой с металлическими зубьями на конце и поднял большую крышку. Я рот открыл, увидев этот чрезвычайно примитивный двигатель. Да, я действительно попал в прошлое. Закорачивая какие-то провода, чтобы включить зажигание, Слэшер объяснил в ответ на мои вопросы:

– Называется двигатель внутреннего сгорания. Почти новый, где-то триста лошадиных сил. Залезай, и смоемся отсюда, пока никто не видел.

Я наметил себе ознакомиться попозже с теорией внутреннего сгорания. Из беседы я понял, что лошадь – довольно крупное четвероногое. Должно быть, применяется процесс биоминиатюризации, чтобы поместить столько животных в одну машину. Впрочем, как ни примитивна была машина, двигалась она быстро. Слэшер что-то сделал с управлением и повернул большое колесо, мы вылетели на дорогу и поехали – кажется, никто нас не заметил. Я был очень доволен тем, что машину ведет Слэшер, а я могу наблюдать новый для меня мир.

– Где хранятся все деньги? Ну, такое место, где их запирают на ключ?

– Это ты про банки, наверно. Такие дома, где толстые стены, большие подвалы, вооруженная охрана. В каждом городе есть такой, хотя бы один.

– И чем больше город, тем больше банк?

– Правильно понимаешь.

– Тогда поехали в ближайший большой город и найдем самый большой банк. Мне надо побольше зеленых – вот мы вечером его и обчистим.

Слэшер в страхе открыл рот.

– Да ты что! Там же сигнализация и мало ли еще что.

– Какая там сигнализация в вашем каменном веке, смех один. Ты только найди город, банк, ну и чего-нибудь поесть и выпить. А вечером я сделаю тебя богачом.

Глава 5

По правде говоря, еще ни один банк я не грабил с такой легкостью. Заведение, выбранное мной, стояло в центре города с невозможным названием Хартфорд. Солидное здание из серого камня, проемы загорожены железными прутьями – но вся эта защита была ни к чему, поскольку с обеих сторон к банку примыкали другие здания. Крысы редко входят через парадную дверь.

Ранним вечером мы вышли на дело, и Слэшер дергался и нервничал, несмотря на большое количество поглощенного им низкосортного алкоголя.

– Попозже надо бы, – ныл он. – Еще народу полно на улице.

– Вот и хорошо. Если будет на двоих больше, никто не заметит. Ставь-ка тачку за углом, где договорились, и бери сумки.

Я нес чемоданчик со своим инструментом, а Слэшер шел за мной с двумя большими дорожными сумками – нашей недавней покупкой. В здании слева от банка было темно, а входная дверь, конечно, на запоре. Не беда – я присмотрелся к замку еще днем и был уверен, что проблем с ним не будет. Прибор в моей левой руке нейтрализовал сигнализацию, правой я в то же время вставил отмычку. Дверь открылась так легко, что Слэшер даже не остановился, а вошел с сумками прямо за мной. Никто на улице не обратил на нас никакого внимания. В коридоре были еще запертые двери, в которые я входил с той же легкостью, и наконец мы дошли до последнего кабинета.

– У этой комнаты должна быть с банком общая стенка. Ну-ка, проверим, – сказал я.

За работой я чуть слышно насвистывал. Это у меня отнюдь не первое ограбление банка и, насколько от меня зависит, не последнее. Из всех видов преступлений ограбление банка всего выгоднее и для личности, и для общества. Личность, разумеется, получает много денег, тут и спору нет, а кроме того – приносит благо обществу, снова пуская в оборот большие суммы наличных. Экономика стимулируется, мелкий бизнес процветает, люди читают в прессе интересные вещи, а полиция получает шанс применить свои разнообразные таланты. Всем хорошо. Хотя некоторые недалекие люди говорят, будто это наносит вред банку. Вопиющая чушь. Все банки застрахованы, потому ничего не теряют. А в обороте страховой фирмы такие суммы – капля в море. Ну, разве что чуточку урежут годовые дивиденды. Это небольшая плата за все вышеупомянутые блага. Чувствуя себя благодетелем человечества, а не вором, я исследовал стену эхозондом. По ту сторону большое помещение – несомненно, банк.

Внутри стены шли трубы и проводка – надо полагать, электричество и водопровод – и там же, скорей всего, были провода сигнализации. Я представил себе схему и выделил участок стены, свободный от всех препятствий.

– Мы пройдем здесь, – сказал я.

– Как же мы сломаем стену?

Слэшер колебался между восторгом и страхом: и денег ему хотелось, и боялся, что его поймают. Он, видимо, был мелким хулиганом и впервые участвовал в таком крупном деле.

– Не сломаем, балда, – беззлобно ответил я, берясь за массер, – а просто уговорим открыться.

Он меня, конечно, не понял, но вид сверкающего инструмента его как будто приободрил. Я настроил массер по-своему: вместо того, чтобы усиливать связующую энергию молекул, он сводил ее к нулю. Медленно и аккуратно я обвел наконечником намеченный участок стены, потом выключил машинку и убрал ее.

– Не получается, – пожаловался Слэшер.

– Сейчас получится.

Я толкнул стену рукой, и она, ухнув, провалилась наружу, превратившись в кучу пыли. Мы заглянули в проем и увидели ярко освещенное помещение банка.

Никто не видел с улицы, как мы заползли за перегородку, где днем сидят кассиры. Строители благоразумно разместили хранилище в подвалах банка, так что мы, спустившись по лестнице, могли выпрямиться и продолжать свое дело с комфортом. Я быстренько взломал парочку дверей и толстую стальную решетку. Их замки и сигнализация не стоят того, чтобы о них говорить. Дверь самого хранилища выглядела более внушительно, но на поверку оказалась проще всех.

– Гляди-ка, – бодро воскликнул я, – это часовой механизм, он автоматически откроется завтра в назначенное время.

– Так и знал, – заныл Слэшер. – Пошли отсюда, пока тревога не поднялась. – И кинулся к лестнице.

Я дал ему подножку и, поставив ногу на грудь, объяснил:

– Это им кажется, что он надежный, балда. А всего-то нужно перевести часы – пусть думают, что уже утро.

– Да как же? Там ведь двухдюймовая стальная обшивка!

Откуда ему знать, что обычный сервисный манипулятор действует через любые препятствия. Убедившись, что его поле зацепило зубчики, я провернул их, диски завертелись, глаза у Слэшера полезли на лоб, а механизм, довольно щелкнув, распахнул дверь.

– Тащи сумки, – велел я, заходя в хранилище.

Весело посвистывая и напевая, мы туго набили обе сумки плотными пачками хрустящих купюр. Слэшер первым закрыл свою и стал ворчать и подгонять меня.

– Чего суетишься? – ответил я, собирая инструмент. – Спешить некуда, надо все в порядок привести.

Укладывая последний прибор, я заметил, что его стрелка метнулась и застыла. Интересное дело. Я проверил напряжение поля и осмотрелся, держа прибор в руке. Слэшер на другом конце хранилища возился с длинными металлическими ящиками.

– Что это ты делаешь? – спросил я как можно ласковее.

– Да вот гляжу, нет ли тут драгоценностей и депозитов.

– Вон оно что. Попросил бы меня.

– Я и сам могу. – Гордо и заносчиво.

– Да уж. Только я бы при этом не просигналил в полицейский участок. – Холодно и гневно. – Как это сделал ты.

Кровь прямо отхлынула от его лица, а руки затряслись так, что ящик выпал. Потом он сиганул обратно и нагнулся за своей сумкой.

– Балда, – пробурчал я и двинул его ботинком. – Забирай сумку и катись отсюда, заводи машину. Я за тобой.

Слэшер сломя голову кинулся вверх по лестнице, я, помедленней, за ним, позаботившись закрыть за собой все двери и решетки, чтобы насколько возможно затруднить работу полиции. Они поймут, что в банк проникли, но не сообразят, что его ограбили, пока не притащат какого-нибудь банковского начальника и не откроют хранилище. К тому времени нас и след простынет.

Но не успел я вылезти из подвала, как заскрипели тормоза, и я увидел в окно полицейский автомобиль у входа.

Они очень быстро сработали – и это в таком допотопном, примитивном обществе. А может, так и должно быть: наибольшая часть общей энергии здесь уходит на преступность и на борьбу с ней. Впрочем, я недолго философствовал на эту тему, а прополз за перегородкой, толкая перед собой сумку и чемоданчик. Вылезая через дыру в смежное здание, я услышал, как открывают двери банка. Как раз вовремя – они войдут, а я выйду. Так и получилось. Выглянув на улицу, я увидел, что все полицейские, сколько их было в машине, вошли в банк, а у входа собирается небольшая кучка любопытных. Спинами ко мне. Я не спеша вышел и пошел за угол.

Да, эти первобытные легавые поворачивались быстро, спору нет. Поднаторели в своем ремесле. Не успел я дойти до угла, как они выскочили из дверей следом за мной, свистя что есть мочи. Это они вошли в банк, увидали дыру в стене и взяли мой след. Я быстро глянул на них – зубы блестят, форма синяя, пуговицы медные, пистолеты на месте – и тоже кинулся бежать. За угол, где стояла машина…

Только она там больше не стояла, улица была пуста. Слэшер, видно, решил, что достаточно заработал за вечер, и уехал, бросив меня на произвол закона.

Глава 6

Я не стану утверждать, что сделан из более крепкого материала, чем большинство человечества. Хотя любой другой на моем месте – заброшенный за 32 тысячи лет в прошлое, с ворованными деньгами в руках и с погоней на хвосте – здорово запаниковал бы. Только моя закалка да то, что я в жизни слишком часто бывал в такой ситуации, поддерживали ровный темп моего бега, а я тем временем размышлял, что делать дальше. Вот-вот служители закона, грохоча сапогами, покажутся из-за угла, а по радио, несомненно, уже вызвано подкрепление, чтобы оцепить район. Думай быстро, Джим.

Я думал. Не пробежал я и пяти шагов, как мой план был составлен, разработан, подписан в печать, издан, переплетен в буклет и раскрыт на первой странице у меня в голове.

Первым делом надо убраться с улицы. Добежав до следующей двери, я бросил деньги и вытряхнул из рукава мини-гранату. Она как раз поместилась в замочную скважину и с внушительным грохотом снесла замок и часть косяка. Мои преследователи еще не появлялись, я дождался их и только тогда рванул дверь. Хриплые вопли и свистки свидетельствовали о том, что меня заметили. За дверью был длинный коридор, в конце которого я и стал с поднятыми руками. Между тем вооруженная погоня нерешительно заглядывала в дверь.

– Не стреляйте, ребята, – крикнул я. – Сдаюсь! Я бедный парень, меня подбила на преступление плохая компания.

– Стоять, не то продырявим, – радостно зарычали они, входя по одному и светя мощными фонарями мне в глаза.

Я стоял себе с абсолютно пустыми руками. Потом огни погасли, и раздался грохот падающих тел. Следовало ожидать – в том проходе было больше сонного газа, чем воздуха.

Осторожно дыша через носовые фильтры, я снял форму с храпящего полицейского примерно моей комплекции, проклиная неуклюжие застежки, и надел ее прямо на одежду. Потом взял у него из руки пистолет, вложил в кобуру, подобрал свои вещи и пошел по улице обратно к банку. Напуганные обыватели выглядывали из дверей, как зверюшки из нор. На углу мне встретилась вторая полицейская машина. Как я и полагал, силы стягивались к этому району.

– Несу награбленное, – крикнул я плечистому водителю. – Обратно в банк. Мы этих крыс загнали в угол, всю шайку. Вон в ту дверь, помогите ребятам!

Последнее указание было излишним, машина уже рванула с места. Первый автомобиль стоял на прежнем месте. На глазах у зевак я забросил вещи на переднее сиденье и сел сам.

– Расходитесь. Представление окончено, – крикнул я, разбираясь в незнакомом управлении.

Там было жутко много всего – хватило бы и на космический корабль, не то что на этот жалкий наземный транспорт. У меня ничего не получалось. Толпа подалась сначала назад, потом вперед. Я слегка вспотел. И только тогда заметил, что в маленькой скважине нет ключа, и с запозданием вспомнил, что говорил Слэшер: машина без ключа не заведется. Со всех сторон слышался нарастающий вой сирен, а я судорожно ощупывал все карманы, какие находил в своей дурацкой форме. Ключи! Целая связка. Торжествуя, я стал совать их один за другим в скважину, пока не сообразил, что они для нее слишком велики. Заинтригованная толпа придвинулась поближе, в восторге от такого представления.

– Назад, назад! – крикнул я и потянул оружие из кобуры, чтобы пригрозить им.

Должно быть, пистолет был снят с предохранителя, а я нечаянно не на то нажал. Раздался оглушительный выстрел, все застлало дымом, и пистолет выскочил из руки. Его заряд пробил крышу машины, а мой большой палец болел.

По крайней мере, зеваки разбежались – и очень быстро. В это время я увидел подъезжающую полицейскую машину и понял, что дело мое худо. Должны быть другие ключи. Я снова стал искать, бросая ненужные предметы на соседнее сиденье. Наконец я перебрал все. Другая машина остановилась позади моей, дверцы открылись.

Что это блеснуло в кожаном кармашке? Они. Пара ключей. Один из них сразу подошел, и тут двое блюстителей закона приблизились ко мне с двух сторон.

– Что тут происходит? – спросил один.

Я повернул ключик, мотор взвыл и застучал.

– Небольшие затруднения, – ответил я, путаясь в рычагах.

– А ну вылазь оттуда! – сказал он, вытаскивая оружие.

– Дело жизни и смерти! – нервно выкрикнул я, нажимая на педаль, как это делал Слэшер.

Мотор взревел, колеса завертелись, машина ожила и рванулась с места.

Но не вперед, а назад.

Захрустело стекло, заскрежетал металл. Полицейские исчезли. Я снова стал пробовать. Появился один из легавых, поднял свой пистолет и, спасаясь, отскочил в сторону: я нашел верную комбинацию, и машина чуть не сбила его. Путь был свободен, и я помчался вперед. С полицией на хвосте.

Не успел я доехать до угла, как они уже погнались за мной. Их сирена громко выла, а на крыше вращалась мигалка. Я вел машину одной рукой, а другой тыкал во что попало. На ветровое стекло брызнула жидкость – ее стерли стрелки; громко заиграла музыка; струя горячего воздуха согрела ноги; наконец включилась сирена, а возможно, и мигалка. Мы мчались по широкой улице, и я чуял, что так просто мне не уйти: полицейские знают свой город, умеют водить машину и по радио перекроют мне путь. Осознав это, я повернул руль и свернул в поперечную улицу. Поскольку я ехал немного быстрее, чем следовало, машину бросило на тротуар, она ударилась о стену дома и снова отскочила на мостовую. Мои преследователи притормозили, не желая совершать такой же драматический поворот, но не отставали, а я еще раз повернул за угол. Повернув таким образом два раза направо, я взял обратное направление и теперь снова ехал к месту преступления.

Это могло показаться безумием, но в самом деле было безопаснее всего. Вскоре я со своей сиреной и мигалкой затесался в кучу таких же воющих и мигающих бело-синих машин. Прелесть, что там делалось. Они разворачивались, давали задний ход, загораживали друг другу дорогу, а я делал все, чтобы усилить суматоху. Сколько тут было ругани, как из окон трясли кулаками – я бы охотно остался еще, но возобладал здравый смысл. Когда веселье достигло апогея, я выбрался оттуда и быстро свернул за угол. Никто за мной не ехал. Снизив скорость до разумных пределов, выключив сирену и потушив огни, я покатил по улице в поисках убежища. На полицейской машине далеко не уйдешь, да я и не собирался; сейчас мне нужна была крысиная нора.

И пошикарнее: не люблю ничего делать наполовину. Вскоре я увидел свою мечту, всю в огнях и рекламе, всю в сиянии – первоклассный шикарный отель в двух шагах от места преступления. Здесь меня будут искать в последнюю очередь – надеюсь. Какая-то вероятность все же остается. Я запарковал машину, снял с себя форму, сунул в карман пачку ассигнаций и направился к отелю со своей поклажей. Когда найдут машину, то скорей всего подумают, что я сменил ее на другую – такой вывод напрашивается сам собой, – и расширят круг поисков.

– Эй, ты, – окликнул я служителя в униформе, гордо стоявшего у дверей, – прими багаж.

Тон мой был оскорбителен, манеры грубы, и он бы окатил меня презрением, если бы не мой акцент и не крупная банкнота, которую я сунул ему в руку. Глянув на нее, служитель засуетился, угодливо заулыбался, схватил багаж и пошаркал за мной в вестибюль.

Блестящие деревянные панели, пушистые ковры, мягкое освещение, красивые женщины с большими декольте в сопровождении пожилых мужчин с большими животами – как раз то, что надо. Многие поднимали брови при виде моего костюма, пока я следовал к стойке портье. Последний холодно посмотрел на меня вдоль длинного патрицианского носа, и на меня повеяло льдом. Я растопил его, кинув пачку денег перед ним на стойку.

– Вы имеете удовольствие принимать богатого, но эксцентричного миллионера, – сказал я. – Это вам. – Банкноты исчезли, не успел я договорить. – Я только что с приисков, и мне нужен ваш лучший номер.

– Что ж, это можно будет устроить, но сейчас свободны только императорские апартаменты, и это будет стоить…

– Мне безразлично сколько. Вот, берите и скажите, когда еще понадобится.

– Ну что ж, я полагаю, это можно будет устроить. Если вас не затруднит написать здесь свое имя…

– А как ваше имя?

– Мое? Роско Эмбердекстер.

– Какое совпадение – меня зовут точно так же, но вы можете называть меня «сэр». Должно быть, это имя здесь распространено. Вот и распишитесь за меня, раз нас зовут одинаково. – И, поманив его пальцем, я хриплым шепотом добавил: – Не хочу, чтобы кто-нибудь знал, что я здесь. Все охотятся за моими деньгами. Пришлите ко мне управляющего, и я дам ему необходимые сведения.

Дам я ему нужную сумму – полагаю, он не будет возражать.

Взмыв на зеленой волне, далее я плыл беспрепятственно. Меня провели в мой номер, и я щедро вознаградил носильщиков за то, что не уронили багаж. Они открыли и закрыли все дверцы, показали мне все кнопки, я нажал одну и вызвал официанта, чтобы принес поесть и выпить. Носильщики ушли в наилучшем расположении духа, с оттопыренными карманами. Я поставил сумку с деньгами в шкаф и открыл чемоданчик.

И замер. Стрелка детектора темпоральной энергии, дрожа, указывала прямо за окно.

Глава 7

У меня затряслись руки, но я унял дрожь и бережно опустил детектор на пол. Напряжение поля было 117,56, и я быстро записал это число. Потом улегся на пол и определил под окном точку, куда указывала стрелка. Это место я отметил крестиком и вернулся к прибору. Но при втором замере стрелка поплыла, а напряжение упало до нуля.

Но я нашел их! Кто бы они ни были, они действуют из этой эпохи. Если они включали свою машину времени сегодня, значит, включат опять. Тут-то они и попались. Впервые с тех пор, как я был заброшен в этот грубый варварский мир, меня согрела искорка надежды. До сих пор я действовал инстинктивно – просто старался выжить и не пропасть на чужбине – и не позволял себе думать о будущем, которое не настанет, если я о нем не позабочусь. Теперь я как раз этим и займусь.

После вкусного обеда, устроив поощрительный дождик из банкнот, я лег поспать. Правда, ненадолго – таблетка снотворного погрузила меня на два часа в глубочайший сон с непрерывными сновидениями, и я проснулся, чувствуя себя человеком. В гостиной в баре были разные любопытные бутылки, некоторые довольно привлекательные, и я, наполнив бокал, уселся перед застекленным ящиком под названием «телевизор».

Как я и предполагал, мой язык оставлял желать много лучшего, и я хотел послушать правильную речь.

Это было нелегкой задачей. Я ведь не знал, какие каналы образовательные, а какие предназначены для развлечения. Нашел какую-то историческую драму, где мужчины в широкополых шляпах ездили верхом на лошадях. Но их словарь насчитывал никак не более ста слов, а большинство персонажей было убито в перестрелке прежде, чем я разобрался, в чем дело. Оружие вообще играло большую роль во всех показываемых драмах, применение его перемежалось садизмом и разными видами членовредительства. Все эти акты насилия и стремительные путешествия туда-сюда на различных средствах передвижения оставляли не много времени для сексуальной активности: короткий поцелуй был единственным проявлением нежности. Трудно было уследить за сюжетом еще и потому, что он все время прерывался короткими вставками, в игровой или иллюстративной форме предлагающими различные потребительские товары. К рассвету мне это надоело, а речь улучшилась весьма незначительно, поэтому я пнул экран, выразив свое к нему отношение, и пошел мыться в розовую комнату, оснащенную музейными экспонатами из истории сантехники.

Как только утром открылись магазины, я разослал служащих отеля за покупками, не пожалев денег, и вскоре в изобилии появилась одежда, соответствующая моему высокому положению, и дорогие чемоданы для ее упаковки. А еще карты местности, точный прибор под названием «магнитный компас» и книга об основах навигации. Проще простого было определить точное направление, указанное детектором, нанести его на карту, а затем в единицах измерения, «милях», отмерить расстояние до источника энергии. Длинная черная линия на карте указывала курс, поперечная черточка на ней – расстояние, и я вышел на цель. Две линии пересеклись на большом городе, самом крупном на той карте.

Он, непонятно почему, назывался Нью-Йорк, хотя нигде не было указаний – где же находится Олд-Йорк, впрочем, это неважно. Теперь я знал, куда ехать.

Мой выезд из отеля более походил на отбытие августейшей особы. Многие приветливо приглашали меня снова погостить у них, оно и понятно. Специально нанятая машина доставила меня в аэропорт, и услужливые руки доставили багаж к нужному выходу. Тут меня ожидало крупное потрясение – я ведь совсем забыл про ограбление банка. Но другие помнили.

– Откройте ваш багаж, – попросил угрюмый служитель закона и порядка.

– Разумеется, – бодро ответил я, видя, что все другие пассажиры тоже подвергаются этой процедуре. – Можно спросить, что вы ищете?

– Деньги. Ограбление банка, – буркнул он, роясь в моих пожитках.

– Должен вас предупредить, что я никогда не вожу с собой крупных сумм, – сказал я, прижимая к груди портфель с банкнотами.

– Здесь все в порядке. Посмотрим портфель.

– Пожалуйста, не при всех, офицер. Я занимаю видный пост в правительстве, и у меня здесь особо секретные документы, – процитировал я слово в слово то, что слышал по телевизору.

– Пройдите в комнату, – указал он.

Я даже пожалел, что пнул этот ящик, раз он такой познавательный.

В комнате, к его изумлению, я открыл не портфель, а гранату с сонным газом, и бдительный страж порядка мирно уснул. У стены стоял большой металлический шкаф с разными бланками и бумагами, милыми сердцу бюрократа. Потеснив их, я нашел место и для своего храпящего приятеля. Чем позже его обнаружат, тем лучше. Если не будет непредвиденных задержек, я прилечу в Нью-Йорк прежде, чем он придет в сознание, – а это будет долгий естественный процесс, так как противоядие им неизвестно.

Выйдя из комнаты, я увидел еще одного человека в форме, поэтому повернулся и сказал в открытую дверь:

– Благодарю за любезное содействие, никакого беспокойства, уверяю вас, никакого беспокойства.

Потом закрыл дверь и улыбнулся контролеру. Он нерешительно поднял палец к козырьку и, отвернувшись, занялся багажом пожилого пассажира. Я прошел со своим портфелем мимо, не слишком удивляясь испарине, выступившей на лбу.

Полет был коротким, малоинтересным, шумным и довольно тряским. Мы летели на большой машине с крыльями. Двигатель, по-моему, реактивный на жидком топливе. Хотя запах этого топлива стоял повсюду и был мне знаком, я все никак не мог поверить, что они жгут невосполнимые углеводороды. При посадке я держался настороже, но никакой тревоги не было. Добираться из аэропорта в центр города было сущим мучением: потоки машин, крик, шум. С чувством глубокого облегчения я вошел наконец в прохладный номер отеля. Но вот покой и пара глотков дистиллированной органической отравы, к которой я начинал привыкать, привели меня в норму, и я задумался над следующим шагом.

Каким он будет? Разведка или атака? Благоразумие диктовало осторожность в поисках источника энергии. Надо же разузнать, против кого или чего я выступаю. Я уже почти принял план и журил себя за то, что мог подумать об атаке. Но тут замкнулась логическая цепь, и я посмотрел на себя в зеркало.

– Балда ты, – сказал я, грозя себе пальцем. – Ты то, чем один извозчик обозвал другого извозчика. Кретин и придурок.

У меня только одно преимущество, и это – внезапность. Любая разведка выдаст меня, и захватчики времени узнают, что за ними наблюдают и возможно нападение. Раз они развязали войну времен, то должны быть готовы к возмездию. Но нельзя же быть начеку неделями, месяцами, а возможно, и годами? Как только они узнают, что я здесь, в этом месте и времени, тут же примут экстренные меры предосторожности. Чтобы не допустить этого, я должен первым нанести удар, и сильный удар – даже если не знаю кому.

– А какая разница? – задал я вопрос, открывая контейнер с гранатами. – Конечно, неплохо бы любопытства ради узнать, кто напал на Корпус и зачем. Но так ли это важно или необходимо? Отвечаем: нет.

С атомной бомбочкой в руках я посмотрел на свое красноглазое отражение.

– Нет и еще раз нет. Их надо уничтожить, точка. Сейчас же. И быстро.

Другого пути не было, и я спокойно и уверенно увешивал себя самым мощным оружием уничтожения, какое военная наука, всегдашний фаворит человечества, изобрела за тысячи лет. Вообще-то я не сторонник принципа «убивай или тебя убьют» – это значит видеть мир только в черном и белом цвете. Но сейчас я видел все именно так и не испытывал никаких угрызений совести за свое решение. Они ведут необъявленную войну против человечества будущего – иначе зачем первой мишенью избран Специальный Корпус? Некто, некая группа людей желает держать под контролем все. Вероятно, это самый эгоистический и безумный план, когда-либо претворявшийся в жизнь. И не имеет большого значения, кто они такие. Смерть им – не то они погубят все, что мне дорого.

Выходя из отеля, я представлял собой ходячую бомбу, разрушительную силу. Черный детектор энергии лежал в кейсе, в крышке которого я прорезал отверстия, чтобы видеть стрелки. Где-то здесь притаился враг, и я дождусь, когда он начнет действовать.

Ждать пришлось недолго. Энергия времени сорвалась с цепи где-то совсем близко, судя по поведению стрелки, и я пошел по следу. Я прокладывал свой курс, не обращая внимания ни на людей, ни на транспорт. Но, чуть не попав под грохотавший грузовик, притормозил и стал поосторожней.

Вот широкая улица с зеленым газоном посредине, высокие, удручающе однообразные здания, стены из стекла и металла тускло мерцают в загрязненном воздухе. Все дома похожи друг на друга. Который из них?

Стрелка снова качнулась, дрожа, она поворачивалась при моем движении, а напряжение поля достигло конца шкалы.

Здесь. В этом черно-красном здании.

И я вошел, готовый ко всему.

Ко всему, но не к тому, что случилось на самом деле. За мной тут же заперли дверь, и перед ней выстроился заградительный отряд. Все, кто там был – посетители, лифтеры, даже продавец табачных изделий, – все шли, бежали, проталкивались ко мне с холодной ненавистью в глазах.

Меня обнаружили. Должно быть, засекли мой детектор. Они знали, кто я. Мне не удалось атаковать первым.

Глава 8

Кошмар осуществлялся наяву. Хотя бы раз в жизни нас всех охватывает приступ паранойи, когда кажется, что все против нас. Теперь я столкнулся с этим в действительности. Всего на миг обуял меня дикий страх, потом я одолел его и стал бороться.

Это мгновение оказалось решающим. Надо было сразу стрелять, убивать, жечь, разрушать, как и было задумано. Но я не думал, что столкнусь сразу со всеми, поэтому был обречен на поражение. Я, конечно, нанес им какой-то урон, напустил газу, набросал бомб, сражался – но этого было недостаточно. Все больше рук хваталось за мою одежду, им не было числа. Они не церемонились – они ненавидели меня той же лютой ненавистью, что и я их. Мы, две стороны одной медали, видели в другой стороне только смерть. Меня одолели, сбили с ног, и потеря сознания была милосердием.

Мне не дали долго наслаждаться покоем. Боль и резкий запах, ожегший ноздри, вернули меня к неприятной реальности. Надо мной стоял человек, высокий и могучий, черты его расплывались перед моим мутным взглядом. Казалось, много рук держали, сжимали и трясли меня. Вот провели чем-то влажным по лицу, смыв то, что мешало мне смотреть, и тогда я увидел. Увидел его так же ясно, как он меня.

В два человеческих роста, он так возвышался надо мной, что пришлось откинуться назад, чтобы смотреть на него. Весь красный, темные ромбы глаз, острые зубы.

– Откуда ты? – пророкотал он на языке нашего Корпуса.

Должно быть, я вздрогнул, ибо он улыбнулся. В его улыбке не было тепла – только торжество победителя.

– Специальный Корпус, так я и знал. Последняя вспышка перед наступлением тьмы. Сколько вас тут? Где остальные?

– Они… найдут тебя, – вымолвил я.

Невелик успех на моей чаше весов против его победы. Они пока не знают, что я один, и не убьют, пока не узнают. Это недолго продлится. Меня здорово избили, совершенно разоружили, и теперь за мной, лишенным всякой защиты, проследят до отеля и вскоре поймут, что бояться нечего.

– Кто вы? – спросил я. Слова теперь – мое единственное оружие.

Вместо ответа он победным жестом вскинул кулаки.

Мои губы выговорили сами:

– Вы – безумцы.

– Конечно, – возбужденно крикнул он, и все руки задергали и затрясли меня. – На том мы стоим. Однажды нас за это уже убили, но больше не убьют. На этот раз мы победим, ибо уничтожим врагов до рождения, обречем виновных на вечное забвение.

Я вспомнил – Койпу говорил о том, что Земля в далеком прошлом была уничтожена. Не для того ли, чтобы остановить этих людей? Не решается ли в эту минуту судьба планеты? Визгливый голос врага оборвал мою мысль.

– Возьмите его. Пытайте самыми страшными пытками, чтобы доставить мне радость и сломить его волю. Потом высосите всю информацию из его мозга. Все должно быть раскрыто, все!

Когда меня потащили из комнаты, я уже знал, что нужно делать. Ждать. Избавиться от этого человека, от толпы, остаться наедине со своими искусными палачами. И это произошло скоро. Служители в белой лаборатории набросились на тех, что принесли меня, и отняли меня у них. Они обращались друг с другом так же зверски, как и со мной, – это была иерархия ненависти. Должно быть, они и вправду безумны. Что за извращение истории вызвало этих людей на сцену? Трудно представить.

Я выжидал спокойно, зная, что у меня всего одна возможность и другой не будет. Дверь закрыли, меня положили на стол и привязали к нему за ноги. В комнате было пять человек. Двое, спиной ко мне, были заняты своими инструментами, остальные держали меня. Я выдвинул нижнюю челюсть и изо всей силы нажал на последний зуб.

Это было мое последнее оружие, оружие на крайний случай. Я им никогда раньше не пользовался, даже не держал при себе, считая, что ни в одной заварухе, даже смертельной, не стоит побеждать такой ценой. Теперь – другое дело. Искусственный зуб хрустнул, и капли горькой жидкости из него потекли мне в глотку.

Первый удар боли был смягчен, сглажен анестезирующим наркотиком. Он помог мне выдержать убийственное действие остальных ингредиентов. Это дьявольское зелье разработали медики Корпуса по моей идее и испытывали только в небольших дозах на подопытных животных. Оно содержит все известные науке стимуляторы, а также синергаторы – новый класс химических веществ, от которых человек испытывает прилив сверхъестественной силы. Явление давно известное, но воспроизвести его ранее не удавалось.

Время побежало быстрей, а люди вокруг двигались медленно. Я выждал еще долю секунды, чтобы средство окончательно подействовало, и тогда освободил руки – хотя их держали, навалившись всем телом, двое крепких мужчин. Я не почувствовал ни их веса, ни даже усилия, когда оторвал обоих от пола и стукнул лбами, а потом швырнул на третьего, стоявшего у меня в ногах. Все повалились друг на друга, их лица исказили гримасы боли и страха. В тот же миг я сел и, схватившись за железные крепления, стягивавшие ноги, разорвал их. Мне казалось, что это очень просто и само собой разумеется. Я, кажется, повредил себе пальцы, но не придал этому значения, едва заметил. В комнате были еще двое – они только поворачивались ко мне, как будто расправа с остальными заняла одно мгновение – так, видимо, и было. Видя, что застал их врасплох и один только начинает поднимать оружие, я бросился на них, кулаками сбил с ног и швырнул к остальным, в кучу скорченных тел. Их было пятеро против одного, и я не мог щадить их, даже если бы захотел. Я бил ногами – руки не действовали, – пока куча тел не перестала шевелиться, и только тогда смог позволить холодному логическому мышлению взять верх над слепой яростью.

Что дальше? Надо уходить. Моя одежда превратилась в лохмотья, и я сорвал их с себя. Палачи были все в белом, я терпеливо расстегнул непривычные застежки и надел на себя наименее испачканный костюм. На лбу была рваная рана, я аккуратно перевязал ее – здесь должно было быть много перевязанных после стычки у входа – и забинтовал руки. Мне никто не помешал и, покончив с этим, я вышел и торопливо зашагал через холл тем же путем, которым меня тащили еще недавно. Весь дом гудел, как потревоженный улей, и все были слишком заняты, чтобы меня замечать, – даже те, что толпились в приемной, где было выставлено на большом столе мое вооружение. Будь у меня время – я бы улыбнулся.

Тихо, никого не побеспокоив, я протянул руку и задействовал контейнер с газовыми бомбами, задержав дыхание, пока не вставил фильтры в нос. Это газ быстрого действия, и даже те, кто видел, что я сделал, никого не успели предупредить и сразу повалились. Все заволокло газом, я взял гаусс-пистолет и распахнул большие двери в соседнюю комнату.

– Ты?! – вскричал он и все стоял, красный и массивный, хотя газ уложил всех вокруг него.

Он сделал движение, чтобы схватить меня, и газ не брал его, хотя давно должен был свалить, а я стал бить его пистолетом по голове, пока не остановил. Но он все смотрел на меня с убийственной ненавистью, пока я привязывал его к стулу. Только заперев за собой дверь, я мог рассмотреть его и увидел, что он еще в сознании.

– Что ты за человек? – Этот вопрос замер у меня на губах. – Кто ты?

– Я Тот, кто будет править вечно, разум, который никогда не умрет. Освободи меня.

Такая власть была в его словах, что меня потянуло к нему, я качнулся помимо воли, глядя в его круглые глаза. Голова затуманилась, – наверно, кончалось действие снадобья, – я помотал головой и быстро заморгал. Но какая-то часть меня была настороже, не поддавшись влиянию великой власти Зла.

– Долгое у тебя правление, но, видно, не слишком спокойное, – усмехнулся я. – А то с чего бы ты покраснел как вареный рак.

Лучше сказать я не мог. Этот монстр был совершенно лишен чувства юмора и, как видно, привык только к рабскому повиновению. Сперва он завыл, как дикий зверь, а потом понес какую-то безумную околесицу, и она плескала мне в уши, пока я готовился покончить с войной времен.

Безумец? Конечно, но его безумие было организованным, постоянным, все возрастающим, способным заражать окружающих. А тело его было искусственным. Теперь я видел швы и пересаженную кожу, и он сам сказал об этом. Это сфабрикованное тело, трансплантированное, краденое тело, эта подбитая металлом чудовищная оболочка слишком много говорила о разуме, который мог выбрать для себя подобное обиталище.

Были еще такие, как он, он был лучший, единственный – смысл было трудно понять, но я запоминал, что мог, для будущего доклада. Все это время я трудился: снимал вентиляционную решетку и сыпал в канал свои порошки, готовясь вставить большую палку в колесо этой сатанинской мельницы.

Он со своими сторонниками уже был однажды уничтожен – он сам так сказал. Неизвестно, каким образом они снова пытаются завладеть Вселенной, но она им не достанется. Я, Скользкий Джим ди Гриз, пират-одиночка без определенного места жительства, и раньше получал важные задания и всегда выполнял их. Теперь я призван спасти мир. Что ж, надо так надо.

– Они не могли выбрать лучшего, – гордо сказал я, осматривая прекрасно оборудованную лабораторию времени, густо усеянную распростертыми телами.

Большая зеленая, туго сжатая спираль времени сверкнула мне, и я улыбнулся в ответ.

– Вот заложим бомбы и поедем, – радостно говорил я, делая свое дело. – Разнесем всю технику, а чокнутых оставим местным властям. Хотя Большой Красный, вероятно, заслуживает особого отношения.

Конечно, заслуживает. Чего же я жду? Наверное, случая, чтобы сделать это в пылу гнева – не могу хладнокровно убить даже самого хладнокровного из убийц. Но на этот раз придется. Я готовил себя к этому решению. Поставил гаусс-пистолет на разрывной заряд и подошел к нему.

Случай представился гораздо быстрее, чем я ожидал. Красный гигант бросился на меня. От его удара я покатился в угол, перевернулся и поднял пистолет.

В мгновение ока он опустил рубильник и взялся за конец спирали.

В тот же миг вылетела и пуля, разорвавшись в его теле.

И он исчез, пропал во времени, непонятно – в прошлом или в будущем, мерцающая спираль растаяла, пока я добежал до нее. Живым или мертвым прибудет он туда? Он должен умереть. Это разрывная пуля.

Действие моего снадобья кончалось, и когти боли и усталости уже скребли по краю сознания. Пора идти. Собрать снаряжение и уходить. В отель, а потом в больницу. Подлечусь, отдохну, пока меня будут штопать, и соберусь с мыслями насчет дальнейших действий. Техника этой эры, похоже, достаточно развита для создания спирали времени, и у меня с собой профессорская память в черном ящике. Наверное, понадобится очень много денег, но их всегда можно достать.

Я вышел спотыкаясь, как тяжелобольной.

Глава 9

В кейсе у меня был обычный набор: гранаты, газовые бомбы, взрывчатка, носовые фильтры, пара пистолетов – словом, рабочий инструмент. Держа военную выправку, с прямой спиной и развернутыми плечами, я вступил в помещение казначейства. Если верить новенькой форме с золотыми полосками и нашивками, я был капитаном третьего ранга ВМС США.

– Доброе утро, – бросил я, закрывая за собой дверь, и тут же быстро и бесшумно запер ее ключом, спрятанным в руке.

– Да, сэр.

Седой старшина за столом был вежлив, но давал понять, что очень занят: на столе аккуратными стопками были разложены бумаги, а посторонние офицеры могли бы подождать своей очереди. В армии всем заправляют сержанты, а на флоте – старшины. Моряки сновали туда-сюда по своим финансовым делам, и через открытую дверь я увидел серый казенный сейф с разинутой пастью. Прекрасно. Я положил свой кейс на стол старшины и открыл его.

– Я прочел в газете, – сказал я, – что военные всегда округляют цифру до миллиона или биллиона, когда их просят назвать приблизительную сумму. Это меня восхищает.

– Так точно, сэр, – промолвил старшина, колотя по клавишам калькулятора.

Его не интересовало ни то, что я умею читать, ни то, о чем пишут в прессе.

– Я думал, вам интересно. Так вот, у меня возникла идея: почему бы не поделиться? С такой широтой авось и на мою долю найдется. Поэтому я в вас стреляю, старшина.

Да, это его заинтересовало. Я подождал, пока у него как следует выпучатся глаза и отвиснет челюсть, потом нажал на курок пистолета с длинным дулом. Раздался глухой выстрел, старшина замычал и сполз под стол. Все это заняло одно мгновение, и люди в приемной не успели спохватиться, как я повернулся и перещелкал их всех. Перешагнув через тела, я сунул голову в смежный кабинет.

– Ку-ку, капитан, я вас вижу.

Он отошел от сейфа с каким-то флотским ругательством, и тут же в шею ему впилась игла. Он свернулся так же быстро, как и прочие. Это было мощное, быстродействующее снотворное. В передней комнате уже стоял храп. Жалованье было на месте, хрустящие пачки рядами лежали на полочках. Я раскрыл складной саквояж и потянулся за первой пачечкой зеленых. Тут из окна вылетело стекло, и в меня пустили очередь из автомата.

Да только меня уже не было на том месте. Стреляй они через стекло, меня бы уже прошило кусочками свинца по моде той эпохи, но они поступили иначе. Разбитое стекло дало мне ту долю секунды, за которую сработала моя хорошо тренированная и всегда настороженная реакция. Я перекатился к стенке, и мини-бомбы выскочили из рукава еще до того, как я коснулся пола. Они ухнули, выбросив дым и пламя. Я добавил еще, и пламя погасло, осталась только дымовая завеса. Я прополз по полу, как змея, и под прикрытием сейфа, заслонявшего меня от окна, стал ощупью набивать саквояж деньгами. Не мог я оставить добычу только лишь потому, что обнаружен, загнан в ловушку и подвергаюсь смертельной опасности. Уж если страдать, так было бы за что.

Таща за собой чемоданчики, я прополз через приемную и собрался выйти, но тут снаружи загремел мегафон.

– Мы знаем, что ты там. Выходи и сдавайся, не то мы пристрелим тебя. Дом окружен, у тебя нет никаких шансов.

У двери дым уже рассеялся, и, стоя в темноте, я видел в окно, что голос не соврал. Там стояли грузовики, набитые, надо полагать, свинцовоглазыми, вооруженными до зубов парнями из спецназа. А также джипы с крупнокалиберными пулеметами сзади. Прямо комитет по встрече.

– Живым меня не возьмете, крысы! – заорал я, кидая во все стороны дымовые бомбы, а потом большую разрывную гранату, снесшую часть задней стены.

Под этот шумок я подполз к спящему старшине и ощупью снял с него мундир. Он был старослужащий, на нем было больше полосок, чем на тигре, и по локоть нашивок. Я надел его мундир вместо своего и взял его фуражку. Те, снаружи, здорово подловили меня, а значит, знают обо мне больше, чем хотелось бы. Но эти знания можно обернуть против них же, быстро сменив звание. Я накидал еще бомб, сунул в карман пистолет, взял свою ношу, а потом отпер и распахнул входную дверь.

– Не стреляйте! – хрипло крикнул я, выходя наружу, и встал на пороге – идеальная мишень. – Не стреляйте – он держит меня под прицелом. Я заложник!

Я старался изобразить ужас, что не потребовало больших усилий, когда я увидел перед собой все это войско.

Потом ступил еще шаг и оглянулся через плечо, давая всем возможность как следует себя рассмотреть и борясь при этом с ощущением, будто у меня на груди, в области сердца, нарисована мишень с большим черным кругом.

Никто не стрелял.

Я немного продлил паузу – а потом прыгнул со ступенек и откатился в сторону.

– Огонь! Бей его! Я вышел!

Зрелище было впечатляющее. Все стволы грянули разом, снесли дверь с петель, выбили все окна, а фасад дома стал дырявым, как дуршлаг.

– Целься выше! – проорал я, отползая под прикрытие ближайшего джипа. – Наши парни все на полу.

Они стали палить высоко и активно, так что дом чуть не отделился от фундамента. Я заполз за джип. Ко мне подошел офицер и лишился чувств, когда я сунул ему под нос капсулу с газом.

– Лейтенант ранен, – крикнул я, заталкивая его и свою поклажу на заднее сиденье джипа. – Увезите его отсюда.

Водитель был очень исполнительный и выполнил приказ, едва я сам успел сесть. Не проехали мы и пяти метров, как пулеметчик уснул рядом с лейтенантом, а водитель, включив третью скорость, тоже задремал. Трудновато было вытащить его из-за руля и самому перелезть туда на полном ходу, но я справился и нажал на газ.

Они быстро спохватились. Собственно, первый джип погнался за мной, когда я еще пристраивал водителя назад к остальным. Этот барьер из тел был тем хорош, что в меня не могли стрелять. Но погоня шла по пятам. Я резко свернул за угол, отчего целый взвод пехоты сиганул в укрытие, и быстро оглянулся назад. Ух ты! Двадцать, тридцать разных машин мчались за мной. Легковые, джипы, грузовики, даже пара мотоциклистов. Они обгоняли друг друга, гудки и сирены выли, жизнь кипела. Джим ди Гриз – благодетель человечества. Где бы я ни появился, там всегда весело. Я свернул к большому ангару и понесся между рядами вертолетов. Механики отскакивали в стороны, роняя свой инструмент, я же сделал крутой вираж и вынырнул в ту же дверь, в то время как погоня бросилась к противоположной. Захватывающе!

Вертолет – почему бы и нет? Это было в Бримфилде, провозгласившем себя вертолетной столицей мира. Раз они делают вертолеты, то, наверное, и летают на них. Базу флота теперь закроют и окружат со всех сторон, так что нужно искать другой выход. Недалеко от меня маячила стеклянная зеленая вышка, и я направился к ней. Передо мной было летное поле, а на нем стоял пузатый вертолетик, двигатель работал, и винт медленно вращался. Я осадил джип перед открытой дверью и только встал, чтобы забросить туда багаж, – тяжелый ботинок изнутри двинул меня по голове.

Их, конечно, предупредили по радио – как, вероятно, и всех прочих в радиусе ста миль. Какая досада. Пришлось уходить от удара, хвататься за башмак и бороться с его владельцем, в то время как моя верная свита с ревом приближалась. Владелец ботинка слишком хорошо разбирался в этом виде борьбы – пришлось смошенничать и сократить матч, выстрелив ему в ногу одной из своих игл. Потом я забросил деньги, а следом гранаты с сонным газом и наконец залез сам.

Не желая беспокоить пилота, храпящего за штурвалом, я пролез на место второго пилота и уставился на все эти шкалы и ручки. Вполне достаточно для столь примитивного устройства. Методом проб и ошибок я нашел то, что нужно, но к тому времени меня окружило плотное кольцо машин, и спецназовцы в белых касках, с автоматами и дубинками так и рвались в вертолет. Сонный газ уложил даже тех, на ком были противогазы, а я дал полную нагрузку и потянул на себя рукоятку дросселя.

Бывает взлет и получше, но, как говорил мне один инструктор, – если уж поднялся в воздух, остальное не так важно. Машину трясло, болтало и валяло. Люди разбегались, колеса вертолета с треском продавили крышу кабины грузовика. Потом мы взлетели и пошли на малой скорости на юг, к океану. Я не случайно выбрал именно эту военную базу, когда истощились мои фонды. Бримфилд находится в южном углу Калифорнии, с одной стороны Тихий океан, а с другой – Мексика. Крайняя южная и западная точка Соединенных Штатов. Я не хотел больше оставаться в Штатах. Особенно теперь, когда все вертолеты ВМС поднимались за мной в воздух. Уверен, что истребители тоже не задержатся. А Мексика все-таки – суверенное государство, другая страна, так что меня там не будут преследовать – надеюсь. По крайней мере, возникнут какие-то проблемы. А когда они будут решены – меня и след простынет.

Пока внизу проплывали белые пляжи и голубая вода, я разработал простой план ухода. И освоился с управлением. После нескольких проб и ошибок, связанных с сильной болтанкой, я обнаружил автопилот. Чудесный прибор – может удерживать машину на месте, а может вести ее заданным курсом, что мне и требовалось. Он-то и подсказал мне ясный и законченный план. Я пересек границу – вот арена для боя быков, а вот замелькали розовые, голубые, желтые домики мексиканского морского курорта. Все это я скоро миновал, и начались угрюмые берега Нижней Калифорнии. Черные зубья скал в прибое, песок, ущелья в скалах, серый мескит, пыльные кактусы. Изредка домик или ранчо. Прямо по курсу в океан вдавался скалистый мыс, я перевалил через него и снизился на той стороне. Другие вертолеты были в нескольких секундах лета за мной.

Этого вполне достаточно. Я задержал машину в воздухе и полез через спящий экипаж. Океан был метрах в десяти внизу, и колеса поднимали из воды фонтанчики. Я сбросил вниз свою поклажу и тут же, не успела она долететь до воды, сделал пилоту инъекцию в шею. Он зашевелился и заморгал – антисонное противоядие действует почти мгновенно, – а я поставил автопилот на курс и шагнул в открытую дверь.

Все это – в один миг. Вертолет полным ходом пошел дальше, а я кувыркался в воздухе. Прыжок получился не очень изящный, но я все-таки сумел войти в воду ногами вперед. Погрузился, наглотался воды, закашлялся, всплыл и стукнулся головой о саквояж. Вода была куда холоднее, чем я думал, меня пробирала дрожь, и судорога сводила левую ногу. Саквояж меня немного поддерживал, и я, бултыхая ногами и барахтаясь, дотянулся до кейса. Тут над головой раздался оглушительный рев, и стая вертолетов пронеслась мимо, как ангелы-мстители. Уверен, что никто не смотрел вниз: все взоры были прикованы к одинокому вертолету, летевшему на юг. Тот как раз закачался и повернул, описав дугу. Появился реактивный истребитель и стал рыскать вверх и вниз. Время еще есть, но не слишком много. На мысе спрятаться абсолютно негде: голые скалы и песок.

– Импровизируй, – сказал я себе, отфыркиваясь и гребя к берегу. – Не зря же тебя зовут Скользкий Джим. Давай, выскальзывай.

Судорога усилилась, и все, что я мог, – это уйти под воду. Тут ноги коснулись твердого песка, и я побрел к берегу, ловя ртом воздух.

Придется прятаться, не прячась. Камуфляж, один из старых трюков матери-природы. Злые вертолеты все еще жужжали на горизонте, и я начал лихорадочно рыть песок руками.

– Стоп! – приказал я сам себе и сел, качаясь. – Работай мозгами, а не мускулами – урок номер один.

Вот именно. Я вытряс взрывную гранату, вынул из нее чеку и бросил в ямку, а сам упал ничком. Граната прилично грохнула, подняв фонтан песка. И выкопала маленький кратер, куда как раз поместилась моя ноша. Я бросил ее туда и стал судорожно раздеваться, кидая одежду сверху. Вертолеты, должно быть, переговаривались по связи: они разворачивались и шли низко над берегом.

По чистой случайности я надел утром пурпурное белье, которое легко сойдет издали за купальный костюм. Я оставил на себе только трусы и закидал яму песком, чтобы ничего не было видно.

Когда первый вертолет застрекотал над головой, я лежал ничком и загорал – мирный купальщик на пляже. Они шли в линию, прочесывая берег. Я сел и посмотрел на них, как сделал бы всякий отдыхающий на моем месте. Вертолеты пролетели, перевалили за скалы, и рокот их моторов затих вдали.

Но ненадолго, это точно. Что делать? А ничего. Держать свою линию и разыгрывать невинность, раз уж выбрал эту роль.

Вернулись они быстро. Командование, очевидно, распорядилось густо прочесать район, включая океан, пляж и скалы. Теперь они шли помедленней, определенно осматривая каждый дюйм побережья в мощные бинокли. Пора опять поплавать. Я содрогнулся, когда прибой захлестнул ноги, и уж точно посинел, зайдя поглубже. Волна накрыла меня с головой, и я храбро поплыл по-собачьи.

Вертолеты приближались. Один из них завис надо мной, подняв тучу брызг. Я погрозил ему кулаком и прокричал вполне реалистические ругательства, неслышные за шумом мотора. Кто-то высунулся из двери и кричал мне, но я его тоже не слышал. Погрозив, я нырнул и поплыл под водой, заставляя нескрюченную ногу работать за двоих. Вертолет отвалил вслед за остальными, а я с трудом вылез на берег и распластался на песке, чтобы высушили солнце и ветер.

Как же теперь отсюда выбраться?

Глава 10

Как только вертолеты скрылись из виду, я зарылся в песок, как крот, откопал одежду и багаж, перенес их за линию прилива и с помощью еще одной гранаты перезахоронил – только надел брюки и башмаки и рассовал кое-какое снаряжение по карманам. Обрезал рукава у форменной рубашки, и она превратилась в спортивную рубашку с короткими рукавами. Мое одеяние начинало сохнуть и потеряло всякое сходство с военной формой, что меня устраивало. Перед уходом я разровнял и разбросал песок, чтобы замаскировать свой тайник, и запомнил приметные утесы, чтобы потом найти его. И пошел к прибрежному шоссе в нескольких сотнях метров от океана.

Удача мне не изменила. Не успел я выйти на северную полосу, как меня догнала похожая на жука открытая машина на высоких колесах. Я универсальным жестом поднял большой палец, и машина притормозила. На заднем сиденье торчали моторные доски для серфа, а впереди сидели двое загорелых молодых людей, одетые еще более небрежно, чем я. Я знал, что такова мода – возможно, они приняли меня за своего.

– Парень, ты чего такой мокрый? – осведомился один, когда я сел сзади.

– Поддал немного и выкупался.

– Бывает, – заметил водитель, и машина покатила вперед.

Через минуту нам навстречу пронеслись два неуклюжих черных седана с мигалками и сиренами. На них большими буквами было написано «POLICIA», и не надо было иметь больших лингвистических талантов, чтобы это перевести. Мои новые друзья, отказавшись от угощения, высадили меня в центре Тихуаны и уехали. Я сел на террасе кафе, заказал большую текилу, соль и лимон и понял, что наконец ушел из ловко подстроенной западни.

Да, это западня. Теперь, когда было время подумать, это стало очевидным. Все эти джипы и грузовики явились не по волшебству. Сомнительно также, что можно быстро собрать такое количество боеприпасов, даже по тревоге. Я прошел свои действия шаг за шагом и был абсолютно уверен – я тревогу вызвать не мог.

Откуда же они узнали?

Узнали, потому что некто, скачущий взад-вперед по времени, прочел в газетах отчет о событиях, а потом перепрыгнул назад и предупредил их. В глубине души я ожидал этого, но нельзя сказать, чтобы обрадовался. Я слизнул соль с большого пальца, глотнул текилы и вонзил зубы в лимон. Восхитительное сочетание – по горлу потек жидкий огонь.

Тот был жив. Я ликвидировал его организацию в благословенном 1975 году от Рождества Христова, но он ушел, чтобы еще больше напакостить в другой эпохе. Война времен не кончена. Он со своими безумцами хочет контролировать всю историю и все времена. Сумасбродная идея, но может осуществиться – расправился же он в будущем со Специальным Корпусом, единственной правозащитной организацией, способной победить его. Вернее, со всем Корпусом, кроме меня, и я прибыл в прошлое, чтобы ликвидировать ликвидаторов и тем самым восстановить Корпус на возможных путях истории будущего. Большая задача, и я выполнил ее на 99,9 %. Только одна десятая процента еще не обезврежена. Чудовищный Тот улетел от меня на спирали времени, нашпигованный разрывными пулями. Может, у него брюхо бронированное. В следующий раз попробую что-нибудь покрепче. Скажем, атомную бомбу на подносе к завтраку.

А теперь за дело. Я очень надеялся, что смогу построить спираль времени, которая перебросит меня назад в будущее, то есть вперед в будущее: грамматика отказывает, когда сталкивается с путешествиями во времени. Вперед-назад в объятия Анжелины и к торжествам в мою честь. Но не теперь еще: ничего этого пока не существует. Война времен – дело тонкое, тут и запутаться можно. Неплохо бы теории времени быть поточнее, и я радовался, что мне не обязательно ее знать: другие перебросят меня куда надо, как темпоральный мячик, чтобы я выполнил очередное задание.

На следующее утро я без особого труда достал машину и выкопал деньги, хотя нескольким агентам в штатском пришлось крепко уснуть вместо того, чтобы выполнять свои обязанности. Перевезти деньги обратно в Штаты было еще проще, и в тот же день я основал фирму «Уиззер Электроникс, Инк.» в Сан-Диего. Большая современная лаборатория, а при ней приемная с секретаршей средней сообразительности. Я оборудовал лабораторию как можно лучше, теперь очередь за профессором Койпу.

– Понятно, профессор, – сказал я черному ящичку с его именем. – Все готово и ждет вас. – Я потряс ящичек. – Как-нибудь вы мне расскажете, как это ваша память могла быть записана здесь, если вас нет и не будет в этой Галактике, поскольку Тот со своими придурками уничтожил Корпус. Хотя нет, лучше не рассказывайте. Пожалуй, мне не очень-то хочется это знать. – Я поднял ящичек и обвел им комнату. – Лучшее оборудование, какое можно купить на ворованные деньги. Вся современная исследовательская техника, которую смог достать. Любые запчасти. Запас сырья. Каталоги всех фирм, поставляющих электронику и физико-химическую продукцию. Большой счет в банке, который можно расходовать, покупая что угодно. Стопка подписанных чеков, которые надо только заполнить. Уроки языка в записи. Инструкции, отчет о происшедших событиях. Все для вас, профессор, и поосторожнее с этим телом. Оно единственное у нас обоих.

Быстро, чтобы не передумать, я лег на кушетку, подключил блок его памяти к своему затылку и повернул выключатель.

– В чем дело? – спросил Койпу, забираясь в мой мозг.

– Долго рассказывать. Вы у меня в мозгу, Койпу, так что соблюдайте правила безопасности.

– Чрезвычайно интересно. Действительно, ваше тело. Дайте-ка я пошевелю рукой. Не мешайте мне. Почему бы вам, собственно, не выйти ненадолго, пока я не разберусь, в чем дело?

– Что-то не хочется.

– Придется. Я вас выталкиваю.

– Нет! – закричал я, но это не помогло.

Бесформенная чернота навалилась на меня, и я полетел по спирали вниз, в еще более густую тьму, вытолкнутый электронно усиленной памятью Койпу.

Как медленно идет время.

У меня в руке – черный ящичек. На нем корявыми белыми буквами написано «Койпу». Палец лежит на выключателе; блок отключен.

Память вернулась, голова шла кругом, и я стал искать стул, чтобы сесть, обнаружил, что уже сижу, и сел поглубже.

Я отсутствовал, а другой распоряжался моим телом. Снова вступив во владение им, я обнаружил смутные воспоминания о работе, большой и долгой работе – она длилась дни, недели, а может, и месяцы. На пальцах появились ожоги и мозоли, а на тыльной стороне правой руки – свежая царапина. Зашелестел диктофон, – должно быть, его включил таймер, – и со мной заговорил профессор Койпу:

– Прежде всего скажу – больше этого не делайте. Не позволяйте моей памяти овладеть вашим телом. Я ведь все помню. Я помню, что меня больше нет. Эти мозги в коробочке – возможно, все, что от меня осталось. Если я выключу их – я перестану существовать. Может быть, память никогда больше не включат – скорее всего, так и будет. Это самоубийство, а я не принадлежу к типу самоубийц. Бесконечно тяжело щелкнуть выключателем. Думаю, все же я смогу это сделать. Я знаю, что поставлено на карту. Гораздо больше, чем псевдожизнь искусственной памяти. Поэтому я все-таки постараюсь выключить ее. Сомневаюсь, что смогу сделать это во второй раз. Я уже сказал – не делайте этого больше, предупреждаю вас.

– Предупреждай, предупреждай, – пробормотал я, выключил запись и пошел чего-нибудь выпить.

Койпу – хороший мужик. Мой бар был в целости и сохранности, и тройное солодовое виски со льдом прояснило мозги. Я снова сел и включил диктофон.

– К делу. Начав исследования, я понял, отчего преступники времени выбрали именно эту эпоху. Общество только что вступило в эру технологии, в то время как мышление находится на уровне Темных веков. Национализм, эта разновидность сумасшествия; отравление среды, преступность, всемирная гонка вооружений…

– Хватит читать лекцию, Койпу, давай по существу.

– …но не стоит читать лекций на эту тему. Достаточно сказать, что все материалы для создания спирали времени в этом периоде доступны, а структура общества такова, что крупные манипуляции с временем можно успешно скрывать. Я построил спираль времени, она готова и ждет вас. Я также сконструировал трассоискатель и с его помощью определил, в каком периоде находится существо по имени Тот. По причинам, известным только ему, Тот сейчас действует в недавнем прошлом планеты, примерно 170 лет назад. Можно только догадываться, но думаю все же, что эта его операция – ловушка, подстроенная, безусловно, для вас. Неизвестным мне способом он поставил временной барьер перед 1805 годом, чтобы вы не смогли прибыть раньше и помешать ему в приготовлениях. Будьте осторожны – в его распоряжении большие силы. Я настроил автоматику так, что вы можете выбрать любой год из пяти после 1805-го, – это период их операции. Место – город Лондон. Выбор за вами. Удачи.

Я выключил диктофон, подавленный, и снова пошел выпить. Опять выбирать. Прощай, родное время. Придется углубиться в доисторическое прошлое и снова сразиться с приспешниками Того. Даже если я одержу победу – что из этого? Все равно застряну в том времени на всю жизнь. Мрачная перспектива, да ничего не поделаешь. В действительности у меня только иллюзия выбора. Он выследил меня в 1975 году, в следующий раз он сотрет меня в порошок. Уж лучше напасть первым. Вот-вот. Я выпил еще и взял первую попавшуюся книжку с длинной полки.

Койпу даром времени не терял. Не только соорудил спираль, но и подобрал библиотечку, посвященную тому периоду – первой четверти XIX века. Целью моего назначения был Лондон, и в связи с этим сразу же выделилось одно имя.

Наполеон Бонапарт, Наполеон Первый, император Франции, властелин большей части Европы, чуть ли не всего мира. Его мегало-маниакальные притязания мало чем отличались от притязаний Того. Это не совпадение: здесь должна быть связь. Я не знал еще, какая именно, но был печально уверен, что вскоре это выясню. А пока я перечитал всю литературу о том времени и чувствовал себя достаточно подкованным. Единственный светлый момент во всем деле – то, что в Англии говорят на языке, похожем на американский. Значит, не придется портить мозги на мнемографе.

Оставался вопрос одежды, но иллюстраций того периода было более чем достаточно. В итоге голливудский костюмер снабдил меня полным гардеробом – от коротких штанов и сюртуков на пуговицах до широких плащей и касторовых шляп. Тогдашняя мода мне понравилась, и я хорошо к ней приспособился, упрятав приличное количество снаряжения в объемные складки.

Раз я все равно прибуду вовремя во время, в какое время бы ни отправился, то можно еще потянуть время. Но наконец предлогов для промедления больше не осталось. Время пришло. Инструменты и оружие готовы, здоровье отличное, реакция быстрая, боевой дух… низок. Но раз надо, значит, надо.

Я вышел в приемную, и секретарша уставилась на меня поверх модного журнала, жуя резинку.

– Мисс Киппер, выпишите себе чек на жалованье за четыре недели – это вместо предупреждения.

– Вам не нравится, как я работаю?

– Я не мог бы желать лучшего. Но наша фирма из-за ошибок руководства обанкротилась, и я уезжаю за границу скрываться от кредиторов.

– Ой, как жалко.

– Спасибо за сочувствие. Разрешите, я подпишу чек.

Мы пожали друг другу руки, и я отпустил ее. Плата за помещение внесена за месяц вперед, и домовладельцу достанется вся техника. Только машина времени самоуничтожится после моего ухода. И так уже достаточно манипуляций с временем – я не имел желания вводить в игру новых лиц.

Нелегкой было задачей залезть в скафандр в одежде прошлого века, в конце концов пришлось снять сапоги и сюртук и приторочить их снаружи с остальным снаряжением. Навьюченный, я доковылял до пульта и собрался с духом перед решительным шагом. Я знал, где должен высадиться, и по инструкции Койпу заложил точные координаты в машину заранее. Лондон исключался: если у них есть хоть какой-нибудь детектор, они засекут мое прибытие. Хотелось высадиться настолько далеко от города, чтобы меня не могли засечь, и настолько близко, чтобы не пришлось долго путешествовать на примитивных транспортных средствах того времени. То, что я читал о них, бросало в дрожь. Поэтому я остановился на долине Темзы близ Оксфорда. Гряда Чилтернских холмов окажется между мной и Лондоном. Сквозь камень не пробьется ни радар, ни все прочие лучи. А в Лондон можно добраться по воде, это около ста километров, и не связываться с отвратительными тогдашними дорогами.

Место высадки назначено. Время высадки – другое дело. Я пристально смотрел на диски настройки, будто ждал от них ответа, но они молчали. Раньше 1805 года нельзя – там стоит барьер. Сам 1805-й уж очень был похож на ловушку: они, конечно, будут настороже. Значит, позже. Но не настолько, чтоб они успели осуществить свое черное дело. Скажем, два года спустя – работу они еще не закончат, но, надо надеяться, немного ослабят бдительность. Я сделал глубокий вдох и поставил диски на 1807 год. И нажал на кнопку. Через две минуты энергия времени достигнет полной мощности. На свинцовых ногах я дотащился до зеленой светящейся спирали и коснулся ее конца.

Как и в прошлый раз, я ничего не почувствовал, но меня охватило сияние, сквозь которое с трудом просматривалась комната. Две минуты тянулись, как два часа, хотя стрелка и показывала мне, что до старта еще пятнадцать секунд. На этот раз я закрыл глаза, помня о неприятных ощущениях прошлого путешествия, и стоял напряженный, нервный и незрячий. Спираль развернулась и швырнула меня через время.

Дзынь! Удовольствие среднее. Я оказался в прошлом, энергия спирали таяла в будущем. Принцип ее действия меня мало интересовал: почему-то теперь кишки скрутило гораздо сильнее, чем в прошлый раз, и я долго убеждал себя, что блевать в скафандр нехорошо. Уладив это дело, я понял, что ощущение падения падением и вызвано, открыл глаза и увидел себя среди проливного дождя. А снизу, сквозь его пелену, на меня неслись мокрое поле и сучковатые деревья.

В панике схватившись за браслет гравитатора, я успел поставить его на полную мощность. Ремни заскрипели от резкой нагрузки. Я тоже заскрипел и застонал – лямки врезались в тело почти до кости. Не знаю, как не оторвались руки-ноги, когда я вломился в крону стоявшего внизу дерева, отскочил от толстой ветви и брякнулся оземь. Гравитатор же по-прежнему работал на полную мощность, и как только травянистый склон погасил мою скорость, меня снова подняло, стукнуло по дороге о ту же самую ветку и вынесло на вершину дерева сквозь прутья и листья. Снова я схватился за браслет, чтобы исправить дело, на этот раз миновал дерево и, как намокшее перышко, опустился на траву, где и лежал некоторое время.

– Прекрасная посадка, Джим, – простонал я, ощупывая себя в поисках переломов. – Тебе бы в цирке выступать.

Я был побит, но цел – это выяснилось, когда болеутоляющая таблетка прочистила голову и притупила нервные окончания. С запозданием я вгляделся в утихающий дождь, но вокруг не было никого – и никаких признаков жилья. На соседнем поле паслись коровы, не обеспокоенные моим драматическим явлением. Я на месте.

– За работу, – приказал я себе и стал разгружаться под прикрытием своего большого дерева.

У меня был складной контейнер, очень хитро сконструированный. Он разворачивался и превращался в окованный медью кожаный сундук, типичный для того времени. Туда поместилось все, включая скафандр и гравитатор. Когда я уложил и запер сундук, дождь кончился и бледное солнце пробивалось сквозь облака. По меньшей мере полдень, судя по высоте. Успею найти пристанище на ночь. Только где? Утоптанная тропинка через коровье пастбище куда-нибудь да приведет. Я перелез через низкую каменную изгородь и пошел вдоль нее. Коровы таращили на меня круглые глаза, но больше никак не реагировали. Это были большие животные, знакомые мне только по фотографиям, и я, кажется, что-то слышал об их агрессивности. Но коровы, наверное, тоже запамятовали и не мешали мне идти по тропинке с сундуком на плече навстречу новому миру.

Тропинка привела к перелазу на проселочную дорогу. Годится. Я соображал, в каком направлении идти, и тут услышал, как приближается некий деревенский транспорт – колеса здорово скрипели, а ветерок принес струю запаха. Вскоре до меня дотарахтело двухколесное деревянное сооружение, влекомое исключительно костлявой лошадью и груженное, как я после разобрался, навозом – естественным удобрением. Ценится как средство повышения урожайности, а также как составная часть для производства пороха. Транспортом управлял неряшливый крестьянин в мешковатой одежде, сидя впереди на возвышении. Я сошел на дорогу и поднял руку. Он потянул за систему ремней, привязанных к животному, и экипаж со скрипом остановился. Возница уставился на меня, осклабил голые десны в память о давно ушедших зубах, приподнялся и постучал костяшками пальцев по лбу. Я читал об этом ритуале и знал, что так представители низших классов приветствуют представителей высших. Значит, я правильно подобрал костюм.

– Мне нужно в Оксфорд, любезный, – сказал я.

– Ась? – Он поднес к уху тощую руку.

– Оксфорд! – закричал я.

– А-а, Оксфорд! – радостно закивал он. – Это вон туда. – И указал через плечо.

– Я направляюсь туда. Не подвезете ли?

– Да мне туда. – Он махнул вперед.

Я вынул золотой соверен из кошелька, купленного у антиквара, – больше, чем он, вероятно, видал за всю жизнь, – и показал ему. Он широко раскрыл глаза и разинул беззубый рот.

– Поехали в Оксфорд.

Чем меньше рассказывать об этой поездке, тем лучше. Навозомобиль без рессор истязал нижнюю часть моего туловища, а груз его оскорблял обоняние. Но мы, по крайней мере, двигались в нужном направлении. Мой водитель кудахтал и бубнил себе под нос, обезумев от радости по поводу свалившегося с неба сокровища, и выжимал скорость из своей престарелой клячи. Когда мы выехали на открытое место, проглянуло солнце, и впереди показались серые башни университета, бледные на фоне грифельно-серых туч – очень красивый вид. Пока я восторгался, повозка остановилась.

– Оксфорд, – указал корявым пальцем возница. – Магдаленский мост.

Я слез и потер онемевшие ляжки, глядя на изящную арку моста над рекой. Раздался грохот – это рядом со мной свалился сундук. Я было возмутился, но мой экипаж уже катил обратно по дороге. Поскольку мне не больше хотелось въехать в город на телеге, чем ему – меня доставить, я не возражал. Но он мог бы сказать что-нибудь – хотя бы попрощаться. Впрочем, неважно. Я взвалил сундук на плечо и пошел вперед, притворяясь, что не вижу солдата в голубом мундире, стоявшего у будки на том конце моста. Солдат держал длинное огнестрельное оружие с чем-то острым на конце, и он-то хорошо меня видел. Преградив дорогу своим оружием, он сунулся мне в лицо своей черной бородкой.

– Кескет вулеву?[6] – спросил он.

Совершенно непонятно – может быть, это городской диалект, возницу-то я понимал без труда.

– Будьте добры, повторите, – попросил я самым дружелюбным образом.

– Кошон англей,[7] – пробурчал он и замахнулся нижним деревянным концом оружия прямо мне в диафрагму.

Это некрасиво с его стороны. В ответ на такое обращение я отступил в сторону, чтобы избежать удара, и в свою очередь саданул коленом в диафрагму ему. Он согнулся пополам, и я рубанул ему по затылку, раз уж сам подставился. Он упал без сознания, и я подхватил его оружие, чтобы не выстрелило при падении.

Все это произошло очень быстро. На меня изумленно глядели прохожие и свирепо – другой солдат в дверях будки. Он целил в меня из ружья. Нечего сказать, мирно вошел в город – но раз начал, надо продолжать.

Сказано – сделано. Я нагнулся: во-первых, чтобы поставить сундук, во-вторых, чтобы в меня не попали. Раздался выстрел, и язык пламени пролетел у меня над головой. Затем приклад ружья у меня в руках взвился и угодил противнику в челюсть, он рухнул назад, а я устремился за ним. Если там, внутри, есть и другие, лучше иметь с ними дело в замкнутом пространстве.

Были, были там другие, вполне достаточное количество. Разделавшись с ближайшими парой подлых приемчиков, я бросил гранату с сонным газом для успокоения остальных. Не хотелось мне этого делать, но пришлось. Посматривая на дверь, я привел в беспорядок одежду лежащих и попинал их ногами, чтобы походили на жертвы физического насилия.

А теперь как отсюда выбраться? Первый ответ – быстро, пока очевидцы не подняли тревогу. Но с порога я увидел, что прохожие собрались в кучку и пытаются рассмотреть, что происходит. Когда я вышел, все заулыбались и радостно закричали, а кто-то выкрикнул:

– Ура его лордству! Видели, что он сделал с французиками?

Я растерянно стоял среди радостных кликов. Что-то здесь не так. Теперь я понял, что мучило меня с тех самых пор, когда я впервые взглянул на колледжи. Флаг, гордо реющий на ближней башне. Где двойной английский крест?

Это было трехцветное знамя Франции.

Глава 11

Пока я пытался осмыслить этот факт, человек в простом платье из коричневой кожи растолкал ликующую толпу и громко призвал ее к молчанию.

– Ступайте все по домам, не то придут лягушатники и перебьют вас. И никому об этом не говорите, если не хотите висеть на городских воротах.

Ликование сменилось испугом, и все стали быстро расходиться. Только двое мужчин прошли мимо меня в караульню, чтобы собрать разбросанное оружие. Сонный газ уже рассеялся, и я впустил их. Человек в коже, подойдя ко мне, притронулся двумя пальцами к шапке.

– Хорошо сработано, сэр, но теперь вам надо быстро уходить. Выстрел могли услышать.

– Куда же мне идти? Я никогда в жизни не был в Оксфорде.

Он быстро смерил меня взглядом, так же, как и я его, и принял решение.

– Пойдемте с нами.

И самое время: я слышал, как топают тяжелые сапоги по мосту, когда мы нырнули в переулок, нагрузившись ружьями. Но мои спутники были местными, знали все ходы и выходы, и опасности, на мой взгляд, не было. Мы то шли, то бежали добрый час и дошли до большого амбара – видимо, цели нашего пути. Я вошел следом за другими и поставил свой сундук на пол. Когда я выпрямился, те двое, что тащили ружья, схватили меня за руки, а человек в коже приставил к горлу исключительно острый, как мне показалось, нож.

– Кто ты? – спросил он.

– Меня зовут Браун, Джон Браун. Я из Америки. А как зовут тебя?

– Брюстер. – И он продолжал тем же ровным голосом: – Скажи-ка, почему бы нам не убить тебя как шпиона?

Я спокойно улыбнулся, чтобы показать ему, как глупа подобная мысль, но внутренне совсем не был так спокоен. Шпион – почему бы и нет? Что ему сказать? Думай быстро, Джим, потому что нож убивает не хуже атомной бомбы. Что мне известно? Французы оккупировали Оксфорд. Значит, они вторглись в Англию и захватили страну или часть ее. Существует сопротивление захватчикам – эти люди тому доказательство. Я оттолкнулся от этого факта и начал импровизировать.

– Я здесь с тайной миссией. – (Это всегда действует). Нож все еще упирался мне в горло. – Как вам известно, Америка на вашей стороне…

– Америка помогает французам – ваш Бенджамин Франклин так сказал.

– Что ж, на мистере Франклине лежит большая ответственность. Франция теперь слишком сильна, чтобы с ней сражаться, вот мы и поддерживаем ее – для вида. Но есть много таких, как я, которые хотят вам помочь.

– Докажи!

– Каким образом? Бумаги можно подделать, да и возить их при себе смертельно опасно – вы не поверили бы им. Но есть у меня то, что не солжет, и я ехал в Лондон, чтобы отвезти это кое-кому.

– Кому? – Мне показалось, или нож действительно чуть-чуть отодвинулся?

– Этого я не скажу. Но такие люди, как вы, желающие сбросить иго тирана, есть во всей Англии. Мы связались с несколькими группами, и я везу им то, о чем говорил.

– Что это?

– Золото.

Это произвело впечатление, и руки, державшие меня, чуть-чуть ослабили хватку. Я стал ковать, пока горячо.

– Вы никогда меня раньше не видели и, скорее всего, больше не увидите. Но я могу предоставить вам средства для покупки оружия, подкупа солдат, помощи узникам. Как вы думаете, зачем я сегодня публично напал на солдат? – осенило меня.

– Скажи нам, – ответил Брюстер.

– Чтобы найти вас. – Я медленно оглядел их удивленные лица. – По всей стране есть много настоящих англичан, которые ненавидят захватчиков и будут сражаться, чтобы выбросить их с этих зеленых берегов. Но как связаться с ними, как помочь? Я показал вам один из способов – и обеспечил вас оружием. Теперь я дам вам золото, чтобы продолжать борьбу. Вы должны довериться мне, как я доверяю вам. Ведь вы получите достаточно золота, чтобы при желании бежать отсюда и дожить свои дни в более мирном уголке света. Но я в это не верю. Вы рисковали жизнью из-за этого оружия. Вы сделаете то, что считаете правильным. Я дам вам золото и уеду. Мы никогда больше не увидимся. Мы должны доверять друг другу. Я вам доверяю… – Тут мой голос дрогнул, чтобы они могли сами закончить фразу.

– Похоже на правду, Брюстер, – сказал один.

– И мне так кажется, – сказал другой. – Давай возьмем золото.

– Золото возьму я, если оно существует, – сказал Брюстер, отводя нож, но все еще сомневаясь. – Может, все это ложь.

– Все может быть, – быстро ответил я, пока он не начал копаться в моей ненадежной легенде. – Но это не ложь – да и не так это важно. Увидите сами – ночью я уеду, и больше мы никогда не встретимся.

– Золото, – сказал один из стражей.

– Надо посмотреть, – неуверенно сказал Брюстер.

Мой блеф удался, теперь ему нет пути назад.

Я очень осторожно открыл сундук, чувствуя дуло ружья в области почек. Золото у меня было: это единственная правдивая часть моей истории. Оно лежало в кожаных мешочках и предназначалось для финансирования операции. Теперь оно выполнит свое назначение. Я вынул один мешочек и торжественно вручил его Брюстеру.

Он взвесил на руке сверкающие гранулы, и все уставились на них. Я воспользовался моментом.

– Как мне попасть в Лондон? По реке?

– Там часовые на каждом шлюзе, – сказал Брюстер, все еще глядя на золотой гравий у себя в руке. – И до Абингдона не доберетесь. Только верхом, окольными дорогами.

– Я не знаю окольных дорог. Мне понадобятся две лошади и кто-нибудь в проводники. Вы знаете – я могу заплатить.

– Вот Люк вас проводит, – сказал он, наконец переведя глаза на меня. – Он раньше был погонщиком скота. Но только до стены; с французами разбирайтесь сами.

– С удовольствием.

Значит, Лондон оккупирован. А остальная часть Англии?

Брюстер пошел добывать лошадей, а Гью принес черствого хлеба и сыра, а также эля, который мне был больше по душе. Мы разговорились – скорее, говорили они, а я слушал, вставляя иногда словцо. Спрашивать я боялся, чтобы не обнаружить свое полнейшее невежество. Но картина наконец прояснилась. Англия захвачена полностью и покорена вот уже несколько лет. Сколько именно – неясно, хотя в Шотландии еще идут бои. Ходили невнятные слухи о вторжении, о большой пушке, причинившей страшные потери, о том, что весь флот был уничтожен в единственном сражении в Ла-Манше. Тут виднелся отпечаток раздвоенного копыта Того. История переписывалась.

Но ведь это прошлое – не от того будущего, из которого я прибыл. Голова начинала болеть, как только я об этом задумывался. Существует ли этот мир в петле времени, в стороне от основного течения истории? Или это – параллельный мир? Профессор Койпу знал бы – но не думаю, что он одобрит, если я включу его память только ради ответов на свои вопросы. Придется разбираться без него. Думай, Джим, шевели извилинами. Ты гордишься тем, что называешь своим интеллектом, так используй его для разнообразия на что-нибудь, кроме жульничества. Должна же тут быть какая-то логика. Пункт А: в будущем этого прошлого не существует. Б: оно определенно существует в данный момент. Наконец, В: не я ли причина тому, что это прошлое и даже память о нем исчезнут? Я не имел понятия, как это должно произойти, но мысль была такая теплая и ободряющая, что я за нее ухватился. Джим ди Гриз – творец истории, потрясатель миров. Очень приятный образ, и я лелеял его, засыпая на сене, но вскоре проснулся и зачесался: насекомые одолели.

Лошадей привели, когда уже стемнело, и мы договорились, что лучше выехать на рассвете. Я отыскал в сундуке аэрозоль и расправился с врагами, обеспечив себе относительно спокойную ночь перед дорогой.

Эта дорога! Мы ехали три дня, и, когда добрались до Лондона, мои потертости протерлись до последней крайности. А мой простодушный спутник от души наслаждался поездкой, считая ее увеселительной. Он рассказывал мне о местностях, через которые мы проезжали, и каждый вечер вмертвую напивался в трактирах, где мы останавливались. Мы переправились через Темзу повыше Хенли и сделали большой крюк на юг, избегая мало-мальски крупных населенных пунктов. Когда мы снова выехали к Темзе в Саутворке, перед нами был Лондонский мост, а за ним – крыши и шпили Лондона. Их трудновато было рассмотреть из-за высокой стены, что шла вдоль всего противоположного берега. Стена выглядела свеженькой и чистенькой по сравнению с закопченным городом, и меня поразила одна мысль.

– Стену построили недавно, верно?

– Ну да, года два назад. Много народу поумирало – женщины, дети. Бони всех согнал, как рабов, на постройку. Она идет вокруг всего города. Не было никакой надобности ее строить – сумасшедший он, и все.

Надобность была, и хотя мне это льстило, но совсем не понравилось. Стену построили из-за меня, чтобы не допустить меня в город.

– Надо найти тихую гостиницу, – сказал я.

– А вон там – у Джорджа. – Он громко причмокнул. – И эль что надо.

– Она, может, и хороша, но мне нужно жилье на реке, чтобы виден был мост.

– Есть одно местечко – «Кабан и куропатка». На Селедочной улице, что близ Винного переулка. Там эль хороший.

Хорошим Люк считал и самое мерзкое пойло, лишь бы в нем содержался алкоголь. Но «Кабан и куропатка» как раз мне подошел. Подозрительный кабак с треснувшей вывеской, изображавшей невероятного вида свинью и такую же птицу в состоянии конфронтации. За трактиром был шаткий причал, где жаждущие лодочники привязывали свои лодки, а моя комната выходила окнами на реку. Поставив лошадь на конюшню и договорившись о цене, я заперся и распаковал электронный телескоп. Он представил мне ясную, подробную, удручающую картину города за рекой.

Его окружала эта стена, десяти метров высотой, из кирпича и камня, несомненно, нашпигованная всяческими детекторами. Если попытаться пройти над или под ней, меня обнаружат. Забудем про стену. Единственный вход, видный мне с наблюдательного поста, находился за Лондонским мостом, и я внимательно его изучал. Транспорт по мосту двигался медленно, поскольку все и вся перед допуском в город тщательно обыскивалось. Французские солдаты все осматривали и ощупывали. А людей по одному вводили в помещение внутри стены. Насколько я мог судить, выходили оттуда все – но выйду ли я? Что происходит там, внутри? Надо выяснить, и распивочная внизу самое подходящее для этого место.

Все любят, когда человек щедро тратит деньги, – этим я и занялся. Одноглазый трактирщик, бормоча под нос, отыскал в погребе бутылку приличного кларета, которую я придержал для себя. Что до местных жителей, то они были вполне счастливы, вливая в себя эль кружку за кружкой. Кружки были кожаные и смазаны дегтем, что придавало особую пикантность напитку, но никто ничего не имел против. Самым ценным моим информатором стал заросший щетиной человек по имени Квинч. Он занимался перегоном скота из загонов на бойню, а также помогал мясникам в их кровавой работе. Талантами, само собой, он не блистал, но к выпивке тягу имел большую, а когда пил, то говорил, а я ловил каждое слово. Он входил и выходил из Лондона каждый день, и мало-помалу из потока его сквернословия я выудил как будто все детали пропускной процедуры.

Сначала обыск – это я и без него видел. Иногда тщательный, иногда поверхностный. Но одно оставалось неизменным.

Каждый человек, входящий в город, должен просунуть руку в отверстие в стене караульной. Просунуть – и все. Ничего не касаться, просто сунуть руку по локоть.

Я обдумывал это, попивая вино и отрешившись от кликов мужского веселья, царившего вокруг.

Что же они проверяют таким образом? Возможно, отпечатки пальцев – но я, как правило, ношу пленку с фальшивыми отпечатками и сменил три таких за последнюю операцию. Температуру? Щелочность кожи? Пульс, давление? Может, эти обитатели далекого для меня прошлого чем-то отличаются по своим физическим параметрам? За тридцать тысяч лет вполне могло что-нибудь измениться. Надо вычислить современные нормы.

Это было довольно легко сделать. Я собрал детектор, регистрирующий все эти факторы, и подвесил его под одеждой. Датчик в виде кольца надел на правую руку и на следующий вечер, обменявшись рукопожатием со всеми посетителями, допил вино и ушел в свою комнату. Результаты регистрировались с точностью до 0,006 % и многое мне открыли. В частности, то, что мои собственные показатели – в пределах нормы.

– Плохо думаешь, Джим, – упрекнул я себя в кривом зеркале. – Должна быть причина этой дыры в стене. А причина – какой-то детектор. Что же он определяет? – Я отвернулся от своего обвиняющего взгляда. – Ну-ну, не надо уходить от вопроса. Если не можешь ответить, поверти его в голове. Что вообще поддается измерению?

Это уже теплее. Я взял лист бумаги и начал перечислять все величины, подлежащие измерению, в порядке их частот. Свет, тепло, радиоволны, затем шум, вибрация, радарные волны – абсолютно все, не пытаясь пока соотносить эти величины с человеческим телом. Этим я занялся, составив как можно более подробный список. Заполнив весь лист, я торжественно пожал себе руку и перечитал список в поисках того, что применимо к человеку.

Ничего. Я снова пал духом. Отбросил список – и схватил снова. Что-то тут было, что-то, относящееся к чему-то, что я слышал о Земле. Что же? И где? Здесь. Земля уничтожена ядерными взрывами, сказал Койпу.

Радиация. Атомный век еще в будущем – и единственная радиация в этом мире – естественная, фоновая. Проверить недолго.

Я – человек из будущего, обитатель Галактики, использующей прирученный атом. Мое тело было вдвое радиоактивнее фона моей комнаты и вдвое радиоактивнее горячих тел моих друзей в кабачке, куда я спустился проверить.

Теперь, когда я знал, чего нужно остерегаться, можно было попытаться обойти препятствие. Вскоре я составил план и задолго до рассвета был готов действовать. Все мое снаряжение было пластмассовое – его не обнаружит металлоискатель, если он у них есть. Металлические предметы я поместил в пластиковую трубку не более метра длиной и не толще моего пальца, свернул ее и положил в карман. В самый темный час перед рассветом я выскользнул из дома и стал рыскать по мокрым улицам в поисках добычи.

Вскоре я нашел ее – это был французский часовой, охранявший один из входов в ближние доки. Короткая схватка, немножко газа, безжизненное тело, темный закоулок. Через две минуты я вышел с другого конца в его мундире с ружьем на плече, которое нес, как положено у французов. Трубку со снаряжением я засунул в дуло – пусть-ка проверят металлоискателем. Время было рассчитано правильно – когда разрозненные ночные патрули возвращались в Лондон, я шагал в последней шеренге. Войду необнаруженный, во вражеских рядах – обманули дураков. Не станут же они проверять своих солдат.

А дураком-то оказался я. Отряд входил в ворота на том конце моста, и я увидел кое-что интересное: из окна этого не было видно.

Каждый солдат, завернув за угол караульной, на минуту останавливался под холодным взором сержанта и просовывал руку в темное отверстие, пробитое в стене.

Глава 12

– Мерд![8] – сказал я, спотыкаясь на неровном мосту.

Не знаю, что это значит, но у французских солдат это слово в большом ходу и, кажется, подходит к случаю. Я упал на солдата рядом с собой, и мой мушкет больно ударил его по голове. Он завопил от боли и оттолкнул меня. Я попятился назад, наткнулся на низкие перила и упал в реку.

Чистая работа. Течение было быстрое, и я погрузился под воду, зажав мушкет между колен, чтобы не унесло. Потом разок всплыл, молотя по воде руками и крича во все горло. Солдаты с криками метались по мосту, указывая в мою сторону. Убедившись, что произвел желаемое впечатление, я позволил мокрой одежде и ружью снова утянуть себя под воду. Кислородная маска была во внутреннем кармане, и только несколько секунд потребовалось, чтобы вынуть ее и натянуть на голову. Я сделал сильный выдох, убрал из маски воду и вдохнул чистый кислород. Теперь оставалось потихоньку переплыть реку. Был как раз отлив – течением меня отнесет далеко от моста. Я избежал проверки, выжил, мог снова собраться с силами для борьбы, но полнейший провал моей попытки проникнуть за стену глубоко меня угнетал. Я плыл в подводном сумраке и пытался придумать другой план, но это было явно не то место, да и вода не слишком теплая. Мысли о теплом камельке в моей комнате и кружке горячего рома поддерживали меня довольно долго. Наконец я увидел в воде что-то темное – это было небольшое судно, стоящее у причала, видны были сваи. Подплыв под киль, я вытащил трубку из дула ружья и то, что было в карманах мундира. Потом сунул ружье в рукав мундира и отправил на дно. Глубоко вдохнув, снял маску, спрятал ее и всплыл как можно тише рядом с кораблем.

Над собой я увидел фалды и заплатанные штаны французского солдата, сидевшего на борту. Он старательно надраивал вороненый ствол пушки внушительного вида. Она выглядела гораздо опаснее всех известных мне орудий девятнадцатого века – несомненно, потому, что к этому веку не принадлежала. Не из одного любопытства я внимательно изучал оружие эпохи, которую недавно покинул, и в этой пушке опознал безоткатную 75-миллиметровку. Идеальное орудие для маленького деревянного судна – при стрельбе не причинит ему вреда, зато разнесет в куски деревянный корабль противника, прежде чем тот успеет зарядить с дула свои орудия. Не говоря уж о полевом артобстреле. Пара сотен таких пушек, доставленных из другого времени, способна изменить историю – что и произошло. Солдат наверху обернулся и сплюнул за борт. Я снова погрузился и поплыл между свай.

Немного ниже были ступеньки лодочной пристани, невидимой с французского корабля, и я всплыл на поверхность. Вокруг никого не было. Мокрый, продрогший, удрученный, я вылез из воды и направился в темный переулок между домами. Там кто-то стоял, и я хотел пройти мимо, но потом раздумал.

Незнакомец приставил мне к боку большой безобразный пистолет.

– Идите вперед, – сказал он. – Я доставлю вас в одно уютное место, где вы сможете переодеться.

Говорил он с сильным французским акцентом.

Я мог только подчиняться – каким бы примитивным ни было его оружие, а дырку во мне может проделать хорошую. В конце переулка стояла карета, загораживая проход. Дверца была раскрыта с навязчивым гостеприимством.

– Садитесь, – сказал мой конвоир. – Я следую за вами. Видя, как несчастный солдат упал с моста и утонул, я подумал: а что, если он выплывет? Что, если он хорошо плавает и переплывет реку? Где он в таком случае выйдет на берег, учитывая течение? Это математическая задача, я решил ее, и voila! тут вы и появились из воды.

Дверца захлопнулась, и карета поехала. Я схватил пистолет – за рукоятку, ибо мой спутник протягивал его мне, держа за дуло.

– Пожалуйста, возьмите пистолет, мистер Браун, если хотите: он не нужен мне больше. – Он только улыбался, когда я сначала раскрыл рот, потом нахмурился, потом навел пистолет на него. – Это был самый простой способ уговорить вас сесть со мной в экипаж. Я наблюдаю за вами уже несколько дней и убедился в том, что вы не любите французов.

– Но вы же француз?

– Разумеется! Сторонник покойного короля, а ныне изгнанник. Я научился ненавидеть этого ничтожного корсиканца еще тогда, когда все над ним смеялись. Теперь уж никто не смеется, и все мы объединились для борьбы. Однако позвольте представиться. Граф д’Эзьон, но вы можете звать меня Шарль, поскольку титулы остались в прошлом.

– Рад познакомиться, Чарли. – Мы пожали друг другу руки. – Зовите меня просто Джон.

Тут карета со стуком и скрипом остановилась, прервав нашу замечательную беседу. Мы въехали во двор большого дома, и я, с пистолетом в руке, проследовал за графом внутрь. Я все еще был настороже, но ничто как будто не вызывало подозрений. Прислуга была вся старая и суетилась, переговариваясь по-французски. Один престарелый слуга со скрипучими коленками налил в ванну воды и помог мне раздеться, оставив без внимания то, что я держу пистолет, пока он намыливает мне спину. Принесли теплое платье, хорошую обувь, и я, оставшись один, переложил свой арсенал в новую одежду.

Когда я спустился вниз, граф ожидал меня в библиотеке, попивая из хрустального бокала какой-то напиток. Полная бутылка стояла рядом. Я протянул ему пистолет, а он мне – бокал. Напиток прошел по горлу, как теплая музыка, а ноздри окутал аромат, неведомый доселе.

– Сорокалетней выдержки, из собственного имения – оно, как вы сами можете судить, находится в Коньяке.

Я отпил еще и посмотрел на хозяина. Да, не дурак, сразу видно. Высокий, тонкий, с седеющими волосами, широкий лоб, худощавое, почти аскетическое лицо.

– Зачем вы привезли меня сюда? – спросил я.

– Чтобы объединить наши силы. Я изучал естественную философию и вижу вокруг много неестественных явлений. То, чем вооружена армия Наполеона, делалось не в Европе. Кое-кто говорит, что оружие привезено из Китая, но я так не думаю. За этим оружием наблюдают люди, очень дурно говорящие по-французски, странные и зловещие. Говорят, в окружении корсиканца есть еще более странные и зловещие люди. В мире происходят непонятные вещи. Вот я и слежу за всеми непонятными событиями – я ожидаю пришельцев. Чужестранцев, не англичан – таких, как вы. Скажите, как можно переплыть реку под водой?

– С помощью особого аппарата.

Не имело смысла скрывать: граф прекрасно знал, о чем спрашивает. Узнав о той черной пушке, я должен был сказать, откуда взялся враг. Граф широко открыл глаза, услышав мой ответ, и допил свой бокал.

– Я так и думал. И полагаю, вы знаете больше, чем говорите, о тех людях и их оружии. Они не принадлежат к миру, который мы знаем, верно? Вам они известны, и вы пришли сюда сражаться с ними?

– Они явились из края зла и безумия и принесли с собой свои преступления. Я сражаюсь с ними. Не могу рассказать вам о них больше, потому что сам не знаю всей истории. Но я здесь для того, чтобы уничтожить их и все содеянное ими.

– Я был уверен! Мы должны объединиться, и я помогу вам, чем только смогу.

– Можете для начала обучить меня французскому. Мне нужно попасть в Лондон, и, похоже, для этого язык необходим.

– Но хватит ли времени?

– Пары часов будет достаточно. На то есть специальная машина.

– Начинаю понимать. Но мне, право же, не нравятся ваши машины.

– Машины не могут нравиться или не нравиться: это не объект эмоций. Мы используем их для добрых или недобрых дел, так что проблема машин – проблема человеческая, как и все прочие.

– Склоняюсь перед вашей мудростью; вы, конечно же, правы. Когда начнем?

Я съездил в «Кабана и куропатку» за вещами и переселился в дом графа. Утомительный вечер с мнемографом: головная боль – это мягкое название для побочных эффектов этой адской машины, – и я обучился разговорному французскому. К удовольствию графа, мы теперь общались на этом языке.

– Что же дальше? – спросил он.

Мы хорошо пообедали и теперь сидели за коньяком.

– Надо посмотреть поближе на этих мнимых французов, которые как будто всем заправляют. Бывают ли они поодиночке на этом берегу, а если не поодиночке, то хотя бы небольшими группами?

– Да, бывают, но определенного порядка в их передвижениях нет. Нужно собрать последние сведения. – Он позвонил в серебряный колокольчик, стоявший рядом с графином. – Желаете ли вы, чтобы одного из этих людей доставили вам мертвым или бесчувственным?

– Вы слишком добры, – сказал я, подставляя бесшумно вошедшему слуге свой бокал. – Этим я займусь сам, только укажите мне объект.

Граф отдал распоряжение, слуга удалился. Я занялся коньяком.

– Это займет немного времени, – сказал граф. – Что будет, когда вы получите сведения, – имеется ли у вас план?

– Приблизительный. Мне нужно в Лондон. Найти Того, главного демона в этом уголке ада, и, полагаю, убить его. А также уничтожить кое-какую технику.

– А корсиканский выскочка – его вы тоже устраните?

– Только если встанет поперек дороги. Я не профессиональный убийца, и убивать мне всегда было трудно. Но мои действия испортят ему всю операцию. Для нового оружия перестанут поступать боеприпасы, и захватчики исчезнут без следа.

Граф поднял бровь, но любезно воздержался от комментариев.

– Это сложная ситуация: я и сам ее не слишком понимаю. Это связано с природой времени, а я в ней слабо разбираюсь. Но похоже, что этого прошлого времени, в котором мы живем, в будущем не существует. В будущих учебниках истории говорится, что Наполеон был разбит, империя его распалась, а Британию никто не покорял.

– Так и должно быть!

– Так будет – если я доберусь до Того. Но если история снова переменится, весь этот мир, каким мы его знаем, может исчезнуть.

– Во всяком опасном предприятии есть свой риск. – Граф сделал небрежный жест рукой, оставаясь спокойным и хладнокровным. Превосходный человек. – Если этот мир исчезнет, не должен ли возникнуть взамен новый, лучший мир?

– В общем, да.

– Тогда наш долг – помочь ему родиться. В том, лучшем мире некий другой я вернется в свое поместье, мои родные будут живы, расцветут весной цветы, и все будут счастливы. Здешняя жизнь для меня не много значит: это жалкое существование. Однако я предпочел бы, чтобы то, что известно нам, не вышло за стены этой комнаты. Я не уверен, что наши сторонники посмотрят на дело столь же философски.

– Абсолютно с вами согласен. Хотел бы я, чтобы все было как-то иначе.

– Не принимайте этого близко к сердцу, дорогой друг. Не будем больше говорить об этом.

И мы не говорили. Мы беседовали об искусстве и виноделии, о том, какие опасности подстерегают изготовителя крепких напитков. Время шло быстро – и не успели мы начать второй графин, графа вызвали, чтобы принять донесение.

– Превосходно, – сказал он, возвращаясь и потирая руки. – Небольшая компания интересующих нас людей направляется в бордель на Мермейд Корт. Они выставят часовых, но для вас, полагаю, это не составит трудности?

– Отнюдь, – сказал я, поднимаясь. – Если вы соблаговолите дать мне какой-нибудь экипаж и проводника, обещаю вернуться через час.

Мою просьбу тотчас исполнили, а я выполнил свое обещание. Угрюмый тип с бритой головой и лицом, изуродованным шрамами, отвез меня в карете и указал нужное заведение. Я вошел в соседний дом, какую-то лавочку – она была закрыта ставнями и заперта на висячий замок, который очень трудно было открыть. Не то чтобы его механизм представлял для меня какую-то сложность – нет! Но замок был так велик, что отмычка не доставала до механизма. Тогда я воспользовался ножом, вошел, поднялся на крышу соседнего дома и привязал к наиболее прочной трубе свою паутину. Паутина была соткана из тонкой, почти невидимой и практически нервущейся нити, сделанной из одной макромолекулы, и намотана на катушку, закрепленную у меня на груди. Медленно разматывая ее, я спустился к темным окнам дома. Темным для всех, кроме меня – благодаря ультрафиолетовым очкам я видел, как днем. Я бесшумно проник в окно, усыпил одного молодчика и его партнершу газом, взвалил спящего на плечо, и бешено крутящаяся катушка мигом подняла нас на крышу. Несколько минут спустя моя жертва храпела на столе в графском подвале, а я тем временем готовил инструмент. Граф с интересом присматривался.

– Хотите заставить его говорить? Собственно, я не одобряю пыток, но в этом случае как раз необходимы каленое железо и острая сталь. После всех злодейств, что творили эти скоты! Говорят, аборигены Нового Света способны полностью содрать с человека кожу, и при этом он остается жив.

– Это было бы забавно, но нам не понадобится. – Я разложил инструменты и подключил контакты. – Снова машина. Не приводя его в чувство, я пройдусь по его сознанию в подкованных сапогах – это во многих отношениях еще хуже пытки. Он расскажет нам все, что нужно, сам о том не зная. После этого он ваш.

– Благодарю вас, нет. – Граф брезгливо поднял руки. – Убийство одного из них влечет за собой репрессии и казни горожан. Мы его немного побьем, обчистим, разденем и подбросим в переулке – пусть подумают, что это ограбление.

– Это еще лучше. Итак, я начинаю.

Исследовать этот мозг было все равно что плавать в сточной канаве. Безумие – одно дело, он был определенно не в своем уме, как и все они, но неприкрытую приверженность злу простить нельзя. Проблем с извлечением информации не было, дело было только за отбором. Он хотел говорить на своем языке, потом согласился на французский и английский. Я ковырял, вскрывал, зондировал и наконец получил все, что хотел знать. Жюлю, моему бритоголовому спутнику, поручили приятную миссию – побить пленника, после чего его, раздетого, должны были выбросить на улицу. Мы же с графом вернулись к недопитому графину.

– Похоже, их штаб находится в месте, называемом Святой Павел. Вы знаете, где это?

– Дьявольщина, они ни перед чем не останавливаются! Это собор, творение великого зодчего, сэра Кристофера Рена. Вот он на плане.

– Существо по имени Тот находится там, и при нем, видимо, вся техника. Но чтобы добраться до них, мне нужно попасть в Лондон. Очень возможно, мне удастся пройти в добытой нами форме, ведь уровень радиоактивности того человека такой же, как у меня. По этому показателю они определяют нежеланных пришельцев. Но может быть еще пароль или другая проверка – например, на знание языка. Здесь нужна диверсия. Нет ли среди ваших сторонников человека, сведущего в артиллерии?

– Конечно. Рене Дюпон – бывший майор артиллерии, очень знающий солдат. И он сейчас в Лондоне.

– Он-то нам и нужен. Уверен, что он будет рад пострелять из их мощной пушки. Судно, на котором она стоит, мы захватим перед рассветом. На заре, когда открывают ворота, начнется обстрел. Огонь надо вести по воротам, по караульной, чтобы стража пришла в смятение. Затем пушкари оставят судно и уйдут по суше. Ответственность за это возлагается на ваших людей.

– За выполнением этого задания я с удовольствием прослежу сам. Но где же будете вы?

– Войду в город с патрулями, как уже пытался.

– Это большой риск! Чуть пораньше – и вас могут разоблачить или ранить при обстреле. Чуть позже – и ворота запрут.

– Вот поэтому и надо очень точно согласовать время.

– Я пошлю за самыми точными хронометрами, какие только есть.

Глава 13

Майор Дюпон, краснолицый, седой, с округлым брюшком, был человек энергичный, знал свое дело и загорелся желанием освоить невиданное новое оружие. Экипаж канонерки, включая вахтенных, спал в трюме более крепко, чем желал бы. Я разобрался в механизме безоткатной пушки и объяснил майору. Он сразу же ухватил суть дела и бурно возликовал. Раньше ему приходилось заряжать с дула, мучиться с неверным прицелом, плохо воспламеняющимся порохом – новое орудие было для него откровением.

– Заряд, запал и снаряд в одной гильзе – чудеса! А этот рычажок открывает затвор?

– Верно. При стрельбе держитесь подальше от запальных каналов – из них выходят взрывные газы, что заменяет откат. Пользуйтесь открытым прицелом, дальность невелика. Полагаю, учитывать снос на такой дистанции не нужно, не должно быть и недолетов. Скорость выстрела гораздо выше той, к которой вы привыкли.

– Скажите еще что-нибудь! – попросил он, поглаживая ствол.

Следующий этап. Граф проследит за тем, чтобы корабль до рассвета провели вверх по реке и бросили якорь ниже Лондонского моста. Моя задача – быть на мосту в условленное время. Корабельный хронометр графа был величиной с тыкву, ручной работы, весь из меди и стали и громко тикал. Но граф уверил меня в его точности, и мы его сверили с моими атомными часами величиной с ноготь, точность – плюс-минус одна секунда в год. Разрешив этот последний вопрос, я встал, и граф протянул мне руку.

– Мы всегда будем благодарны вам за помощь, – сказал он. – В людях возродилась надежда, и я разделяю их энтузиазм.

– Это я должен благодарить вас за помощь. Тем более что моя победа может обернуться вам во зло.

Он отмахнулся – смелый человек.

– Умирая, мы побеждаем – вы очень хорошо все объяснили. Мир без врагов – уже победа. Даже если мы этого не увидим. Исполняйте свой долг.

Постараюсь. Только бы забыть, что от моих действий зависит судьба миров, цивилизации, целых народов. Ошибка, случайность – и все будет кончено. Значит, случайностей быть не должно. Альпинисты не смотрят вниз и не думают о пропасти, которая ждет их там, – так и я выбросил из головы мысли о поражении и старался думать о чем-нибудь веселом. Но юмор не шел на ум – тогда я стал думать, как отплачу Тому и сорву его операцию, и действительно развеселился. Я посмотрел на часы – пора было идти – и ушел не оглядываясь. Улицы были пустынны, все честные люди спали в своих постелях, и мои шаги отдавались эхом в темной улице. Позади на небе забрезжили первые проблески рассвета.

В Лондоне полно темных закоулков, идеально подходящих для засады, – я затаился в виду Лондонского моста и видел, как на нем появились первые солдаты. Кто шел в ногу, кто не в ногу, у всех был усталый вид. Я и сам устал, поэтому пососал стим-таблетку и глянул на часы. В идеале я должен быть на мосту, когда начнут огонь, – настолько далеко от ворот, чтобы не попасть под снаряд, и настолько близко, чтобы проскочить во время суматохи, вызванной обстрелом. Замечая из своего укрытия время, за которое солдаты переходят мост, я вычислил оптимальный интервал. На часах менялись цифры, и в нужный момент я по-военному расправил плечи и браво зашагал вперед.

– Лортиторт? – окликнул кто-то, и я понял, что обращаются ко мне.

Занятый только расчетом времени, я, глупец, и не подумал, что демоны из будущего тоже пойдут через мост.

Я помахал в ответ, скорчил рожу и продолжал идти. Окликнувший, как видно, удивился и стал меня догонять. Судя по форме, я принадлежал к его шайке, но он меня не знал. Может, он спрашивал, как дела. Я не желал с ним разговаривать, особенно потому, что не знал его языка, и ускорил шаг, с сожалением убедившись, что он сделал то же самое. Потом я осознал, что иду слишком быстро и если буду продолжать в том же духе, то дойду до ворот как раз вовремя, чтобы взлететь на воздух.

Не время было проклинать свою неосмотрительность – нужно решать, которое из зол мне выбрать. Взлететь на воздух никак не входило в мои планы. Я видел, что канонерка стоит на позиции и на палубе люди. Прекрасно. В ушах у меня уже звучали взрывы, среди которых я окажусь. Нужно остановиться здесь, на условленном месте. Я так и сделал. Тяжелые шаги приблизились, преследователь схватил меня за плечо и повернул к себе.

– Лортилипу? – крикнул он.

Тут лицо его изменилось, глаза расширились, рот открылся.

– Бливит! – закричал он. Он узнал меня – возможно, по фотографии.

– Бливит, он самый, – сказал я и выстрелил ему в шею наркотической иглой из скрытого в ладони пистолета.

Но кто-то подхватил: «Бливит!» – и соратник упавшего устремился ко мне, расталкивая солдат. Пришлось и в него пальнуть. Это, естественно, заинтересовало окружающих, некоторые испуганно кричали и вскидывали ружья. Я прислонился к перилам, беспокоясь, как бы не пришлось перестрелять всю французскую армию.

Однако не пришлось. Первый снаряд, не слишком ловко пущенный майором конной артиллерии, ударил в мост метрах в десяти от меня.

Грохнуло прилично, и в воздух взлетели осколки камня и стали. Я лег, как все прочие – кое-кто и насовсем, – и на всякий случай натыкал иголок в ближайших солдат, видевших мои подвиги.

Дюпон понемногу осваивал орудие, и следующий выстрел пришелся по стене. На мосту все бегали и кричали, я тоже бежал и кричал, с удовольствием заметив, что очередной снаряд влетел прямо в ворота и разорвался внутри караульной. Теперь толпа отхлынула от ворот, как и следовало. Я лег и дальше пополз на животе. Снаряды рвались в воротах и около них, нанося ощутимый урон. Быстро глянув на часы, я увидел, что обстрел вот-вот прекратится. Сигналом будет выстрел по стене вдали от моста. Потом выпустят для виду еще несколько снарядов, но не по воротам.

Снаряд ударил в стену на добрую сотню метров ниже по реке и пробил в ней круглую дыру. Я вскочил на ноги и побежал.

Заваруха что надо. Кругом обломки, битый камень, пыль и пороховая гарь. Если кто и уцелел при бомбардировке, все равно разбежались. Я перелез через груду развалин, перебежал на ту сторону и шмыгнул за первый же угол. Единственные, кто видел, как я проник в город, была супружеская пара, англичане по платью. Они стояли на пороге дома и спрятались, увидев меня. Если не считать небольшой накладки на мосту, план сработал великолепно.

Канонерка на реке снова повела огонь.

Это уж ни в какие планы не входило. Что-то у них не так. После заключительных выстрелов мои союзники должны были высадиться на берег и уйти в безопасное место. Два орудийных выстрела прозвучали почти одновременно. Пушка не может так быстро стрелять.

Значит, там появилось еще одно орудие.

Улица, на которой я находился, Аппер-Темз-стрит, шла параллельно стене. Я достаточно далеко отошел от моста, чтобы мое присутствие не могли связать с происходящими там событиями. На вершину стены к наблюдательной площадке вела лестница. Там никого не было. Возможно, благоразумнее было бы продолжать действовать по плану. Но я никогда не прислушивался к голосу благоразумия и не собирался начинать. Взгляд вокруг – нет ли кого поблизости – и вверх по лестнице. С площадки отлично был виден театр действий.

Майор на своем посту обстреливал другую канонерку, шедшую вверх по реке на всех парусах. Вновь прибывшие, хотя им мешала движущаяся площадка орудия, были опытнее и стреляли точнее. Они уже пробили корму нашего корабля, и у меня на глазах снаряд попал в середину судна. Пушка замолчала, ствол задрался вверх, и артиллерист упал. Кто-то пробежал по пристани и прыгнул на палубу беззащитного корабля. Я достал свой электронный телескоп и навел его на палубу, хотя и без него знал, что там увижу.

Граф пришел на подмогу своим. Как только он прыгнул на борт, поднялся майор – кровь струилась по его лицу – и снова пошел к пушке, опустил ствол, целя во вражеский корабль, и следующим выстрелом пробил его.

Хорошо попал – прямо в ватерлинию под их орудием. Оно умолкло, и корабль стал тонуть. Я снова посмотрел на майора – тот развернул орудие и вел огонь по мосту, где были солдаты. Граф заряжал. Оба улыбались и были, по-моему, на вершине блаженства. Огонь усилился, а я спустился вниз.

Их не в чем упрекнуть – оба они знали, что делали. Стреляли по врагу, которого так ненавидели все эти годы, стреляли из мощного, смертоносного орудия. Они останутся там, пока их не убьют. Может быть, этого они и хотели. И чтобы их жертва хоть чего-нибудь стоила, я должен продолжать свое дело.

Я хорошо изучил графский план. По Дакс-Фут-лейн до Кэннон-стрит, а потом налево. Теперь кругом стало людно, испуганные горожане спешили по домам, солдаты беглым шагом двигались в обратном направлении. На меня никто не обращал внимания.

А в конце улицы подымалась громада, увенчанная куполом, – без сомнения, собор Святого Павла.

Близок конец моего пути – последняя встреча с Тем.

Глава 14

Мне было страшно. Только лгуны или сумасшедшие утверждают, что никогда не испытывали страха. Я же достаточно познал страх, чтобы сразу почуять его запах, но никогда еще так не давила его железная рука. Кровь заледенела в жилах, сердце бешено колотилось, а ноги приросли к земле. Сделав усилие, я взял себя, так сказать, за шиворот и как следует потряс.

«Говори – мысленно приказал я. – С чего вдруг этот острый приступ заячьей болезни? Почему твоя душа ушла в пятки? Мы с тобой и раньше бывали в переделках еще похуже этой и выходили из них целыми и, как правило, победителями. В чем же дело?»

Ответ был прост. Раньше я, нержавеющий грызун, проникал за стены общества на свой страх и риск, я играл на свои. Приключение, хо-хо! Но теперь ставка слишком велика, слишком много жизней зависят от меня. Слишком много! От тебя, прыгучая блоха, зависит все будущее Галактики. Просто невероятно.

– Ну и пусть невероятно, – пробурчал я, роясь в своей аптечке.

Если я буду и дальше размышлять над тем, что поставлено на карту, то не пойду ни на какой риск, вообще опущу руки. Раньше я никогда не прибегал к искусственным возбудителям храбрости, но когда-нибудь надо начинать. Я носил с собой берсеркерит вместо амулета – знал, что он здесь на всякий случай, но случая не было. Теперь он пришел. Я открыл коробочку и смахнул пыль с безобидной на вид капсулы.

– Выходи драться, Джим, – сказал я и проглотил ее.

Это средство запрещено повсюду, и правильно. Не только потому, что к нему быстро привыкают, но еще и по социальным причинам. В желатиновой капсуле заключена разновидность безумия – вещество, растворяющее совесть и мораль цивилизованного человека. Сверх-я выходит на сцену. Ни совести, ни морали, ни страха. Только эго, твердая уверенность в своей силе и праве, божественная вседозволенность, не знающая сомнений и опасений. Политики, принимавшие берсеркерит, совершали перевороты и правили мирами. Атлеты побивали все рекорды, часто губя при этом себя или противников. Нехорошее это снадобье.

Снадобье что надо. Только одно мгновение я думал как прежде и ощущал, как меняется мозг под действием препарата, – и тут же стал другим.

– Я пришел за тобой, Тот, – улыбнулся я с искренней радостью.

Беспредельная мощь – самое восхитительное чувство, которое я когда-либо испытывал, будто свежий ветер продул все пыльные закоулки мозга. Делай что хочешь, Джим, что только тебе угодно – ты один на свете что-то значишь. Как слеп я был все эти годы. Путы условностей, жалкая привязанность к другим, губительная любовь. Я был просто калекой. Я люблю себя, ибо я – бог. Наконец-то я понял, что такое бог. Я – это Я, единственная сила во Вселенной. А он, Тот, сидит в этом здании и думает со свойственной смертным глупостью, что может одолеть меня, удержать меня, даже убить меня. Сейчас мы разрушим его идиотские планы.

Я прошелся вокруг строения. Впечатляющее сооружение. Охраны не видно, но, конечно, всюду детекторы. Войти потихоньку, тайно? Это неразумно. Единственное мое преимущество – внезапность и то, что я теперь абсолютно беспощаден. Я хорошо вооружен – живая машина смерти, и никто меня не остановит. Войти будет просто, другие в такой же форме входили и выходили без конца – весь улей гудел и жужжал. Им пришелся не по вкусу обстрел ворот. Нужно нанести удар теперь, когда у них тревога. В полной боевой готовности я закончил свой неспешный обход и поднялся по белым каменным ступеням главного входа.

Собор был огромный и казался еще больше теперь, когда из него вынесли все скамьи и церковную утварь. Я прошел по длинному нефу так, будто этот храм был моим, – и он был моим. Оружие я держал наготове. Неф был пуст, все движение сосредоточилось в дальней абсиде, где обычно стоит алтарь. Теперь на его месте возвышался роскошный трон.

На троне сидел Тот. Опьяненный властью, огромный и красный, он, наклонясь вперед, отдавал приказания. Перед ним был длинный стол, заваленный картами и бумагами, вокруг стола стояли великолепные блестящие офицеры, которыми командовал человек в простом голубом мундире. Человек был мал ростом, черная прядь волос падала на лоб. По описаниям я узнал тирана Наполеона. Как я и ожидал, он выполнял приказы Того. Я улыбался, нащупывая оружие.

Знакомый свет блеснул мне из правой абсиды, и улыбка стала еще шире. Там сияла спираль времени, работали техники. Скоро они умрут, как и все здесь. А я умчусь через время из этой варварской эры. Придется оставить здесь, уходя, атомную гранату. Близок конец.

Никто не обратил на меня ни малейшего внимания, когда я подошел к столу. Для начала – сонный газ, пусть успокоит всех разом. Будет время убить рабов, когда разделаюсь с господином.

Одна разрывная граната, две термических. Я щелкнул большим пальцем и бросил их – раз, два, три – по высокой дуге Тому на колени. Пока они летели, я пригоршнями набросал газовых гранат на стол перед ошарашенными офицерами. Гранаты еще шипели и хлопали, а я обернулся и иглами из пистолета – чтобы не повредить управление! – перестрелял техников у спирали времени.

Все было кончено в несколько секунд. С падением последнего тела настала тишина. Не оборачиваясь, я разбросал гранаты по нефу, чтобы все входящие сразу попадали в облако газа. Потом взглянул на Того.

Все хорошо. Ревущий столб огня, в середине которого то, что когда-то было человеком. Трон тоже пылал, и жирный дым поднимался к высокому куполу.

– Ты разбит, Тот, разбит, – крикнул я, опершись на стол, чтобы лучше видеть. Теперь он не оживет.

Наполеон поднял голову от стола и сел.

– Не будь дураком, – сказал он.

Не теряя времени, я хотел убить его. Но он опередил меня и выстрелил из трубки, спрятанной в ладони. Пламя лизнуло мне лицо, и оно застыло, все тело сковал паралич, я не мог управлять им. Лицом вниз я рухнул на стол и не чувствовал рук Наполеона, когда он переворачивал меня. Он смотрел на меня сверху вниз, он улыбался, он хохотал полубезумным победным смехом. И следил за моим лицом, за глазами, которыми я еще владел. Глаза широко раскрылись – я понял наконец.

– Правильно! – крикнул он. – Тот – это я. Ты проиграл. Ты сжег, уничтожил великолепного андроида, который был нужен только для того, чтобы тебя обмануть. Здесь все – приманка для тебя, даже этот мир в петле времени существует только как приманка. Как ты быстро забыл, что тело – лишь оболочка для меня, Вечного! Мой мозг победил смерть и продолжает жить, теперь вот в этой имитации безумного императора. Ему и не снилось, что такое истинное безумие. Я победил – а ты проиграл навеки!

Глава 15

Временные затруднения. Наверное, в обычном состоянии я почувствовал бы горечь поражения, страх, злобу. Теперь я ждал только, когда представится случай убить его снова. Это уже начинало надоедать: после двух попыток он все еще жив. Я решил, что третья будет последней.

Он наклонился и стал срывать с меня одежду, обыскивая с грубой тщательностью. Он разодрал все в клочки, забрал то, что было приклеено к коже, снял нож с щиколотки, пистолет с запястья, выбрал мини-гранаты из волос. Через несколько секунд он меня полностью обезоружил. То, что осталось, было вне моей досягаемости. На совесть поработал. Закончив обыск, он швырнул меня спиной на стол.

– Я все приготовил к этому моменту, все!

Он брызгал слюной, она текла по подбородку. С лязгом и звоном он надел на меня тяжелые железные браслеты, соединенные короткой цепью. Кандалы сомкнулись, затрещали искры – он заварил на мне браслеты. Я ничего не чувствовал, только видел, как покрылась волдырями обожженная кожа. Пусть. Сделав это, он вонзил мне в запястье иглу.

Начала возвращаться чувствительность, сначала в кисти рук – боль обожгла запястья, – потом и выше. Как больно, оказывается, выходить из паралича. Я не обращал на это внимания, но меня всего сотрясали непроизвольные судороги. Наконец я сполз со стола и мешком свалился на пол. Тот нагнулся, легко поднял меня и поволок через весь собор. Сила его, даже в теперешнем маленьком теле, была громадна.

Оказавшись на полу, я что-то подобрал. Я не знал, что именно – какой-то маленький металлический предмет, и я крепко зажал его в кулаке.

Метрах в пяти от спирали времени стоял металлический столбик, высотой мне до пояса, тоже предназначенный для меня. Тот вложил цепь в паз на верхушке столба, снова вспыхнули искры, и цепь приварилась к металлу. Он отпустил меня, я покачнулся, но не упал. Тело обретало чувствительность, и я овладел им, пока Тот настраивал автоматику. В огромном соборе стояла тишина. Мы были одни, если не считать груды тел.

– Я победил! – завопил вдруг Тот, пританцовывая и брызгая слюной. Он показал на туго свернутую спираль времени и засмеялся громко. – Ты хоть понимаешь, что находишься в петле несуществующего времени, которое служило мне только ловушкой и исчезнет, как только я покину его?

– Было такое подозрение. В учебниках сказано, что Наполеона разбили.

– Здесь он победил. Я дал ему оружие и помог завоевать мир. Потом убил его, когда было готово новое тело. Я создал петлю времени, поэтому и возник барьер – он исчезнет, когда петля выпрямится. Это случится, когда я уйду, но не сразу: слишком легко было бы для тебя. Мне хочется думать о том, как ты стоишь здесь один, зная, что проиграл и что твое будущее никогда не настанет. Здание зафиксировано во времени. Оно будет стоять, когда исчезнет и Лондон, и весь этот мир, и может продержаться дольше, чем ты. Может, ты умрешь от жажды и голода до того, как отключится фиксатор. А может, и нет. Я победил.

Провизжав последние слова, он снова повернулся к пульту. Я разжал кулак, чтобы посмотреть, каким оружием должен я его поразить в последний момент.

Это был медный цилиндрик всего в несколько граммов весом. На одном конце были дырочки, а когда я его перевернул, посыпался мелкий белый песок. Песочница для сушки чернил на листе. Предпочел бы лучшее оружие, но придется обойтись этим.

– Я ухожу, – сказал Тот, включая механизм.

– А как же твои люди? – спросил я, чтобы выиграть время.

– Жалкие рабы. Я уже использовал их, пусть пропадают вместе с тобой. Там, куда я вернусь, меня встретит целый мир таких. Скоро миров будет много; скоро все будет мое.

К этому нечего было добавить. Он прошествовал по каменным плитам, монстр в облике маленького человека, дотронулся до конца светящейся спирали, и холодное зеленое пламя сразу охватило его.

– Все мое, – сказал он, и глаза его светились зеленым огнем.

– Не думаю.

Я взвесил песочницу на ладони, прикидывая расстояние до пульта управления. Попасть будет легко. Для настройки времени использовалась клавиатура, похожая на музыкальную, и некоторые клавиши были нажаты. Если удастся нажать еще одну, можно сбить настройку: Тот прибудет в другое время и место, а возможно, и совсем в никуда. Я примерился, вычисляя траекторию своего цилиндрика.

Тот, наверное, понял, что я хочу сделать, – он взвыл с бешеной яростью, дергая поле времени, которое крепко держало его у спирали. Я спокойно оценивал расстояние, пока не убедился в правильности расчета.

– Вот так!

И я метнул песочницу на клавиши. Она взвилась высоко в воздух, сверкнув в цветных лучах церковного окна, и, описав дугу, упала, ударила по клавишам и скатилась на пол.

Яростные крики Того прекратились: спираль освободилась, и он исчез. В тот же миг погас дневной свет и настали сумерки. Все окна стали серыми. Я уже видел это во время нападения на лабораторию, когда все только начиналось. Ни Лондона, ни всего внешнего мира больше не существует в этом времени и пространстве. Остался только собор, охраняемый фиксатором времени.

Итак, Тот все же победил? Я впервые ощутил беспокойство: должно быть, лекарство теряло силу. Как я ни всматривался, в этих сумерках не видно было шкалы настройки. Изменилось ли там что-нибудь перед тем, как сработала спираль? Уверенности не было. Да и какое значение это теперь имеет для меня? Что там в будущем: ад или рай – меня больше не касается. Возвращались чувства, и хотелось знать: возникнет ли когда-нибудь мой мир? Будет ли в нем Специальный Корпус, родится ли моя Анжелина? Я дернул цепь, но она, конечно, не поддалась.

Конец. Конец всему. Лучше бы чувства не возвращались – такая беспросветная навалилась безысходность, но что ж поделаешь. Конец.

Глава 16

Вас когда-нибудь приковывали к железному столбу в соборе Святого Павла в 1807 году, когда снаружи ничего нет? Немногие могли бы ответить утвердительно на этот вопрос. Я мог – но меня как-то не очень радовало такое преимущество.

Охотно признаюсь, что настроение у меня было никудышное. Я немного подергал свои кандалы – так, для порядка. Они были слишком крепки и надежны, и как раз такая беспомощная возня вызвала бы дикую радость Того.

В первый раз в жизни я потерпел полное, абсолютное поражение. И поэтому так отчаялся, будто уже стоял одной ногой в могиле. Никакого желания бороться не было – не проще ли сдаться и ждать, когда упадет занавес. Чувства побежденного были так сильны, что подавляли всякий протест против злой судьбы. Мне бы не сдаваться, поискать выход – но не хотелось. Я сам удивлялся своей покорности.

И вот, погрузившись таким образом в созерцание собственного пупка, я услышал звук. Что-то жужжало вдалеке так слабо, что слышно было лишь благодаря тишине небытия, стоявшей за стенами моей гробницы. Жужжание нарастало, как будто приближалось надоедливое насекомое, и наконец я заметил звук, хотя не желал ничего замечать, кроме своего поражения. Теперь жужжало совсем громко, где-то под куполом. Я посмотрел вверх без особого интереса, и тут раздался громкий хлопок.

Из темноты сверху появился человек в скафандре. На нем был гравитатор, поскольку опускался он медленно. Я остолбенел и приготовился ко всему, а он поднял стекло своего шлема.

Я был готов ко всему, кроме того, что он – вовсе не он.

– Снимай свою дурацкую цепь, – сказала Анжелина. – Каждый раз умудряешься куда-нибудь влипнуть, только оставь тебя одного. Сейчас же отправишься со мной – и никаких возражений.

Ну что на это скажешь? При том я еще не оправился от столбняка – только стоял дурак дураком и гремел цепями, а она легко, как падающий лист, опустилась на пол. В конце концов несомненный факт ее физического присутствия проник в мои извилины, и я попытался быть на высоте положения.

– Анжелина, ты и вправду настоящий ангел. Спустилась с небес, чтобы спасти меня.

Она подняла стекло повыше, чтобы поцеловать меня, сняла с пояса атомный ланцет и стала резать мои кандалы.

– А теперь скажи, что это за тайны, что еще за путешествия во времени? Только быстрее, у нас всего семь минут – так, по крайней мере, сказал Койпу.

– Что он еще тебе сказал? – спросил я, чтобы проверить, много ли она знает.

– Еще и ты со мной будешь секретничать, Скользкий Джим ди Гриз! Довольно с меня Койпу.

Я поскорей отскочил – она махнула на меня атомным ланцетом – и сбил огонь с одежды. Сердитая Анжелина бывает очень опасна.

– Любовь моя, – сказал я с чувством, порываясь обнять ее, но не спуская глаз с ланцета. – Я ничего от тебя не скрываю, ничего! Мне-то лучше знать. Просто у меня ум за разум зашел от всех этих путешествий, вот я и спросил, что тебе известно – надо же знать, откуда начинать.

– Ты прекрасно знаешь, что последний раз мы с тобой говорили по видеофону. Ты говоришь – спешно, срочно, готовность номер один, беги сюда, говоришь – и разъединяешься. Вот я и прибежала в лабораторию Койпу, а там все носятся, суетятся вокруг техники, всем некогда, никто ничего не объяснит. В прошлом, кричат, – вот и все. И твой Инскипп не лучше. Говорит – ты исчез, просто испарился из его кабинета, когда он читал тебе мораль. Наверное, он узнал о той небольшой сумме, которую ты отложил на черный день. А еще наговорили ерунды, будто ты спасаешь не то мир, не то Галактику, не то еще что, но я ни слова не поняла. Ужасно долго это продолжалось, и наконец меня послали сюда.

– Так и есть, – скромно сказал я. – Я спас тебя, Корпус, всех спас.

– Я была права – ты выпил.

– Давным-давно не делал этого, – обиженно возразил я. – Если хочешь знать, вы все исчезли, пуф – и нет. Койпу остался последним, спроси у него. И Корпус, и все вы – никто и на свет не рождался, все жили только в моих воспоминаниях…

– Что-то у меня совсем другие воспоминания.

– Так и должно быть. Благодаря моим усилиям злобный план Того рухнул…

– Кого того? У тебя от пьянства уже язык заплетается.

– Тот – его имя, а я ни капли в рот не брал в последнее время. Ты можешь выслушать, не перебивая? Это и так достаточно сложная история.

– И все усложняется под влиянием алкоголя.

Я застонал. Потом поцеловал ее долгим и нежным поцелуем. Нам стало хорошо, Анжелина смягчилась, и я торопливо продолжал, пока она не вспомнила, что злится на меня.

– Специальный Корпус атаковали из времени, и профессор Койпу забросил меня в прошлое, чтобы я расстроил подлые планы врагов. Мне это удалось в 1975 году, но Тот скрылся туда, откуда пришел, и подстроил мне ловушку здесь, в 1807 году, в которую я и попался. Но торжество его было неполным, потому что мне удалось сбить настройку спирали времени, и он попал не в то время, в которое намеревался. Должно быть, это прекратило войну времен, и потому ты появилась здесь, чтобы спасти меня.

– О милый, ты был просто великолепен. Я знала, что ты сможешь спасти мир, если постараешься.

Настроение моей Анжелины – это живая ртуть. Она поцеловала меня страстно – иначе не скажешь, – и я, бряцая остатками цепей, обнял ее в ответ, но тут она завопила и пихнула меня так, что я отлетел, задыхаясь.

– Время! – Она посмотрела на часы и ахнула. – Совсем забыла из-за тебя. Осталось меньше минуты. Где спираль времени?

– Здесь! – показал я, все еще держась за диафрагму.

– А пульт управления?

– Вот он.

– Какая дешевка. Где настройка?

– Вот эти диски.

– Число, на которое настроена сейчас спираль, мы должны уменьшить на 13 десятичных позиций, сказал Койпу. Он очень настаивал.

Я, весь в поту, забарабанил по клавишам, как сумасшедший пианист. Диски повернулись, помедлили, потом бешено завертелись.

– Тридцать секунд, – ласково ободрила меня Анжелина.

Я вспотел еще больше.

– Есть! – выдохнул я, когда осталось десять секунд, врубил таймер и опустил рубильник.

Спираль мягко мерцала в темноте, когда мы бросились к ее концу.

– Прижмись ко мне и обними как можно крепче, – сказал я. – Поле времени создает заряд, нужно держаться вместе.

Анжелина охотно подчинилась.

– Хотела бы я, чтобы на мне не было этого дурацкого скафандра, – прошептала она, покусывая меня за ухо. – Без него гораздо лучше.

– Возможно, только немножко неудобно было бы являться в Корпус в таком виде.

– Пусть это тебя не волнует, мы пока туда не возвращаемся.

В области желудка у меня тревожно екнуло.

– Что ты говоришь? И куда же мы направляемся?

– Откуда же мне знать. Койпу сказал только, что мы совершим скачок на двадцать тысяч лет в будущее, как раз перед гибелью планеты.

– Снова Тот со своими психами, – застонал я. – Ты только что послала нас во всепланетный сумасшедший дом, где все – наши враги.

Спираль времени включилась, все застыло, и я помчался сквозь время со страдальческой гримасой на лице. Гримаса длилась 20 тысяч лет и вполне соответствовала моим чувствам.

Глава 17

Блям! Мы будто в парную попали – точнее, упали. Горячие испарения клубились вокруг нас, а невидимая планета могла быть и в десяти метрах, и в десяти милях внизу.

– Включай гравитатор! – закричал я. – Мой остался в несуществующем девятнадцатом веке.

Наверное, я зря кричал – Анжелина включила полную тягу и выскользнула из моих нежных объятий, как угорь. Я судорожно вцепился в нее и успел поймать за ногу, отчего ботинок внутри скафандра тут же снялся.

– Лучше бы ты этого не делал, – сказала она сверху.

– Полностью с тобой согласен, – пробормотал я сквозь плотно стиснутые зубы.

Штанина скафандра все растягивалась и растягивалась, пока не вытянулась вдвое, и я болтался на ней, как на резинке. Глянул вниз, но там по-прежнему был только туман. Скафандры делаются из прочного материала, но не рассчитаны же они на такую нагрузку. Надо что-то делать.

– Убавь тягу! – крикнул я, и Анжелина тут же послушалась.

Мы перешли на свободное падение, напряжение ослабло, штанина сократилась и втянула меня обратно в объятия Анжелины.

– Оп-ля, – сказал я.

Она посмотрела вниз, завизжала и снова врубила тягу. На этот раз я был не готов, сразу выскользнул из ее рук и полетел прямо на выглядевшую твердой землю, внезапно открывшуюся внизу.

В оставшиеся мгновения я сделал то немногое, что успел, – распластался в воздухе, раскинув руки и ноги, чтобы упасть плашмя, на спину. Это мне почти удалось.

Стало темно, и я был уверен, что умер, потом тьма залила мозг и вспыхнула последняя мысль. Я пожалел обо всем, что сделал, и о том, что следовало делать почаще.

Очнулся я через несколько мгновений. Рот был набит какой-то мерзкой жижей, я выплюнул ее и прочистил от нее же глаза. Я плавал в густой илистой каше, из которой подымались и лопались большие пузыри, очень вонючие. Повсюду рос чахлый тростник и прочие водные растения.

– Живой! – прокричал я. – Живой. – И, приподнявшись, снова плюхнулся на спину. Какие-то ушибы и ранения есть, но, кажется, ничего не сломано.

– У тебя там, кажется, очень противно, – сказала Анжелина, паря в нескольких футах над моей головой.

– Не только кажется, но так оно и есть. Поэтому, если не возражаешь, я хотел бы отсюда выбраться. Не можешь ли ты снизиться, чтобы я взял тебя за ноги, а ты бы извлекла меня?

Чмокнуло здорово – гнилое болото держало меня крепко и отпустило со слезливым вздохом. Я повис, держась за ноги любимой, и мы поплыли над бесконечным болотом, исчезавшим в тумане.

– Вон туда, направо, – предложил я. – Там, похоже, проточная вода. Надо бы помыться и почиститься.

– Поскольку я нахожусь от тебя с наветренной стороны, могу это только приветствовать.

Течение было слабое, но все же было, судя по плывущему стволу дерева. Посреди илистого потока золотилась песчаная коса, будто созданная для нас. Анжелина снизилась, я спрыгнул, и не успела она сесть – я уже сорвал с себя запакощенную одежду и побежал отмываться в воду. Вынырнул, отплевываясь, и увидел, что она сняла тяжелый скафандр и расчесывает свои длинные волосы – в то время она как раз была блондинкой. Прелестная картина наводила на самые романтические мысли, и тут мне как огнем ожгло ягодицу. Я вылетел из воды, визжа, как пес, которому прищемили хвост дверью. Несмотря на всю свою женственность и привлекательность, Анжелина оставалась Анжелиной, гребенку быстро сменил пистолет, и, не успел я выскочить на сушу, – она прицелилась и выстрелила.

Пока Анжелина перевязывала мою рану – четкий отпечаток двойного ряда зубов, – я смотрел на рыбу, которая приняла меня за свой завтрак. Разорванная пулей почти пополам, она еще корчилась. В разинутой пасти было больше зубов, чем на складе у дантиста, а глаз, который уже затягивало пленкой, смотрел очень злобно. Я схватил ее за хвост, остерегаясь еще скрежещущих челюстей, и зашвырнул подальше в воду. Там сразу же закипело, как в котле, и по некоторым экземплярам, что выскакивали на поверхность, я определил, что на меня-то напала мелочь.

– Двадцать тысяч лет не пошли этой планете на пользу, – сказал я.

– Скорей смывай с себя грязь, я тебя покараулю. Потом мы позавтракаем. – Она всегда была практичной.

Я соскребал грязь, а она постреливала в атакующих меня плавучих хищников. Была там большая рыба с круглыми боками и рудиментарными ножками – она выскочила из воды и хотела мной позавтракать. Вместо этого мы съели на завтрак ее. У нее оказалось прекрасное филе, и оно хорошо жарилось на маленьком электронагревателе. Анжелина предусмотрительно захватила фляжку с моим любимым вином, так что трапеза была замечательной. Потом я вздохнул и удовлетворенно вытер губы.

– Ты не однажды спасала мне жизнь за последние двадцать тысяч лет, – сказал я, – и мой гнев по поводу того, что меня забросили в эту парную вместо Корпуса, несколько остыл. Но можешь ты хотя бы рассказать, что у вас случилось и что сказал Койпу?

– Он много чего говорил, но суть вот в чем. При помощи трассоискателя, или как его там, он следил за твоими передвижениями во времени, а также за вашим врагом, которого ты называешь Тот. Враг что-то сделал с временем, создал петлю вероятности, которая держалась пять лет, а потом исчезла. Потом Тот ушел из этой петли, а ты нет. Потому-то Койпу и послал меня за несколько минут до конца вытащить тебя оттуда. И дал мне координаты для спирали времени, чтобы мы могли последовать за Тем. Я спросила его, что мы должны здесь делать, но он все бубнил: «Парадокс, парадокс» и так ничего и не сказал. А ты имеешь хоть какое-нибудь понятие, чего от нас ждут?

– Очень просто. Мы должны найти и убить Того и тем завершить операцию. У меня было две попытки: один раз я его застрелил, другой раз сжег термическими бомбами, и все без толку. Может, на третий раз повезет.

– А ты предоставь это мне, – предложила Анжелина.

– Хорошая мысль. Разделаемся с ним вместе. Мне уже надоели эти прятки и кошки-мышки во времени.

– Как мы его найдем?

– Просто, если у тебя есть детектор энергии времени. – Детектор был, Койпу это предусмотрел. – Щелкаем выключателем – и стрелка указывает на нашего красавца.

Выключатель щелкнул, но результатов не было, только на ладонь вытекло немного конденсированной воды.

– Что-то он не работает, – прощебетала Анжелина.

– Или они просто не пользуются спиралью времени в данный момент.

Я порылся в своем снаряжении. Скафандр и еще кое-что пришлось оставить в 1807 году, но Скользкий Джим и шагу не сделает без своей ищейки.

Я сам сконструировал этот приборчик, гордился им, и он остался среди того немного, что не забрал Тот. Выдержать может все, кроме погружения в расплавленный металл. Компактный, с ладонь величиной. Регистрирует малейшее радиоактивное излучение в огромном диапазоне частот. Я включил его и пробежал пальцами по знакомым кнопкам.

– Интересно, – сказал я и проверил радиочастоту.

– Быстро объясни, в чем дело, а то больше не буду спасать тебя.

– Будешь – ты ведь любишь меня неувядающей любовью. Я засек два источника – один очень далекий и слабый. Другой как будто недалеко, и от него исходят различные колебания: радиация, электропередача, радиоволны. А теперь быстро доставай крем для загара – солнечная радиация у предела шкалы. Пари держу, я уже сгорел.

Мы намазались кремом и оделись, несмотря на жару, чтобы защититься от невидимой радиации, льющейся с пасмурного неба.

– Странные вещи происходят с Землей, – сказал я. – Радиация, этот банный климат, фауна в речке. Хотел бы я знать…

– А я – нет. Выполнишь задание, тогда и занимайся палеогеологией. Сначала убьем Того.

– Золотые слова. С твоего разрешения, я переделаю лямки гравитатора, чтобы мы оба могли им пользоваться.

– Сделай милость, – сказала она, расстегивая ремни.

Мы поднялись, как воздушные сиамские близнецы, и полетели низко над болотом к нашему источнику энергии. Топь тянулась бесконечно долго, я начал уже волноваться – не сел бы аккумулятор, когда наконец началась суша. Сначала из воды показались камни, потом пошли скалы. Мы израсходовали много энергии, чтобы подняться над ними, и заряд гравитатора был уже на исходе.

– Скоро придется идти пешком, – сказал я, – но это все-таки лучше, чем плыть.

– Если сухопутная фауна не похожа на речную.

Моя Анжелина всегда была оптимисткой. Не успел я придумать ответ поязвительнее, в нагромождении скал перед нами что-то вспыхнуло, и я немедленно почувствовал сильную боль в ноге.

– Меня подстрелили! – закричал я больше от удивления, чем от боли, схватился за управление, но Анжелина уже отключила тягу.

Мы опустились в нагромождение камней, притормозив в последнюю минуту. Я проскакал на одной ноге под прикрытие нависшей глыбы и хотел достать аптечку, но Анжелина мигом прыснула на рану антисептиком, отодрала штанину, сделала обезболивающий укол в бедро и прозондировала кровоточащую рану. Всегда она меня опережает, и я ничего не имею против.

– Чистое сквозное ранение, – сказала она, заливая рану хирургической пеной. – Заживет быстро, без проблем, только не ступай на ногу. А теперь я убью того, кто это сделал.

Одурманенный лекарством, я не успел ответить, как она взяла пистолет и бесшумно скрылась между скал. Что может быть лучше, когда твоя нежная любящая жена – хладнокровный, опытный убийца. Возможно, я ношу штаны в этой семье, но мы оба носим пистолеты.

Вскоре послышались выстрелы и грохот в скалах надо мной, а затем хриплые вопли – и настала тишина. Надо отдать должное Анжелине – я ни минуты за нее не беспокоился и вообще дремал под действием лекарств, проникших в кровь, – проснулся, только когда она стала дергать за лямки, влезая в них. Я зевнул и заморгал.

– Можно узнать, что там произошло?

Она нахмурилась.

– Там был только один – других я не нашла. Что-то вроде фермы, кое-какая техника, хлебное поле. Не узнаю себя. Я оглушила его, но не могла заставить себя выстрелить, когда он лежал без сознания.

Я поцеловал ее, поднимаясь в воздух.

– Это совесть, милая. Кое у кого она врожденная, тебе ее пересадили хирургическим путем. А результат одинаковый.

– Мне это как-то не очень по душе. Раньше было гораздо свободнее.

– Каждому когда-нибудь надо стать цивилизованным человеком.

Она со вздохом кивнула и быстро клюнула меня в щеку.

– Ты, наверно, прав. Но как было бы здорово разнести его на куски.

Мы миновали каменную осыпь и стали подниматься на скалу. На вершине ее была площадка, где стоял сложенный из камней домик. Дверь была открыта, и я проскакал вовнутрь, опираясь на плечо Анжелины. Маленькие окошки тускло освещали большую загроможденную комнату с двумя койками у задней стены. На одной из них ворочался и извивался связанный человек, мыча что-то через кляп во рту.

– Ложись на другую кровать, – сказала Анжелина, – а я попробую что-нибудь узнать у этого жуткого типа.

Я было направился к койке, но тут одна мысль проникла в мою отуманенную голову, и я замер на месте.

– Койки-то две? Тут должен быть еще кто-нибудь.

Ее ответа мне не дано было услышать – на пороге возник человек, громко заорал и еще громче выпалил в нас.

Глава 18

Кричал он в основном потому, что оружие тут же выбили у него из рук, а затем и он рухнул навзничь на пороге. За это время я пригнулся, перекатился и выхватил пистолет, а Анжелина спрятала свой.

– Вот это другое дело, – сказала она, обращаясь, видимо, к молчаливой паре подошв на пороге. – Цивилизация цивилизацией, совесть совестью, но в самообороне стрелять по-прежнему легко. Я видела его в скалах – он следил за нами, но все никак не выходил под выстрел. Теперь все будет хорошо. Сейчас сварю горячего супчику, ты покушаешь…

– Нет. – Более твердого «нет» не произносил никто и никогда. Я достал пару стим-таблеток и разжевал их, продолжая монолог в том же тоне: – Есть своя прелесть в том, что с тобой нянчатся и обращаются как с недоразвитым ребенком, но с меня, кажется, хватит. Я уже сталкивался с Тем и два раза выгонял его из логова, теперь хочу с ним покончить. Я знаю его привычки. И я отвечаю за эту экспедицию. Ты мне подчиняешься, а не наоборот, и будешь выполнять мои приказы.

– Да, сэр, – ответила она, склонив голову и опустив глаза.

Не для того ли, чтобы скрыть усмешку? Ну и пусть. Я здесь босс.

– Я здесь босс. – Звучит еще лучше, если твердо заявить это вслух.

– Да, босс, – хихикнула она.

Человек на кровати давился и корчился, а подошвы на пороге молчали.

Мы занялись делом. Когда я вынул кляп у нашего пленного, он проорал что-то на неизвестном языке, брызгая слюной, и попытался укусить меня за палец, когда я сунул кляп обратно. На полке была примитивная рация – она со скрежетом вещала на том же языке. Наружная разведка Анжелины была гораздо продуктивнее моей – она подъехала к дверям в невероятно уродливом экипаже, напоминавшем багровую пластмассовую поцарапанную ванну, втиснутую между четырьмя парами колес. Машина пыхтела и шипела, когда я вылез ее посмотреть.

– Ею очень легко управлять, – продемонстрировала Анжелина свою осведомленность в технике. – Заводится от одного выключателя. И две ручки, каждая управляет колесами на своей стороне. Вперед – прибавлять скорость, назад – тормозить.

– А посередине – средний ход, – продемонстрировал я свою осведомленность, а заодно и свой скверный характер. – Этот крытый свинцом бугор сзади – наверное, ядерный реактор. Радиоактивный стержень нагревает жидкость, здесь теплообменник, в каждом колесе – мотор. Коряво, неуклюже, зато практично. Куда же мы поедем?

– Вон там через возделанное поле идет дорога или колея. И, если мне не изменяет память – ты меня, безусловно, поправишь, – как раз в той стороне ты засек радиосигналы.

Я игнорировал этот легкий выпад в целях эмансипации. Тем более что она была права, это вскоре подтвердила «ищейка».

– Тогда поехали, – сказал я, снова беря бразды правления.

– Убить пленного? – с надеждой спросила она.

– Спасибо, не надо. Возьму его одежду, моя совсем изодралась. А если сломать рацию, ему трудно будет сообщить о нашем появлении. Кляп и веревки он разжует через пару часов, так что похороны товарища можем оставить на него. Мы нажмем на газ и будем далеко.

Мой авторитет слегка подрывало то, что я все время почесывал солнечные ожоги под драной рубашкой. Пока Анжелина расправлялась с рацией, я снова намазался кремом. Несколько минут спустя мы тряслись по наезженной колее, что вилась по плоскогорью.

Здесь, на высоте, туман рассеялся, но смотреть было особенно не на что. Угрюмая местность, изрезанная оврагами, которые отводили вниз воду от частых дождей, а заодно уносили остатки почвы. Редкая растительность жалась к скалам. Мы проехали несколько развилок, но «ищейка» вела нас верным путем. Твердые сиденья из перевернутых ведер были страшно неудобные, и я с облегчением встретил закат – но вслух, конечно, этого не сказал – и свернул на ночь к ощетинившейся камнем горе.

К утру я закоченел, но немного оправился. Заживляющее лекарство подстегнуло мои клетки – они делились как ненормальные, многочисленные раны почти затянулись, и появился зверский аппетит. Мы ели и пили из скудных запасов Анжелины, добавив черствый хлеб и сушеное мясо, конфискованное у кровожадных фермеров. Анжелина села за руль, а я держал пистолет – мне очень не нравился этот изрезанный ландшафт. Дорога теперь пошла вниз, а горы превратились в отвесные скалы. Мы снова проехали болото, потом дорога нырнула в скверного вида джунгли. Лианы висели так низко, что мы задевали их головой, мокрые деревья образовывали свод. Стало еще более влажно и душно, хотя, казалось бы, дальше некуда.

– Мне здесь не нравится, – сказала Анжелина, объезжая болотистую лужу.

– Мне тоже, – сказал я, сжимая пистолет с разрывными патронами. – Если фауна здесь такая же, как в речке, нас ждет немало интересного.

Я был начеку и вертел головой вперед, назад, вправо и влево, жалея, что глаза у меня не на шарнирах. Меж деревьями без конца мелькали подозрительные тени, и кто-то ломился сквозь чащу, но нам как будто ничего не угрожало. Единственное, что я не включил в поле наблюдения, была сама дорога, а там-то и таилась опасность.

– Дерево лежит поперек дороги, – сказала Анжелина. – Я перееду?

– Не надо! – крикнул я с запозданием – колеса уже карабкались через зеленый ствол, загородивший дорогу. Оба конца его терялись в джунглях.

Центральная пара колес как раз перевалила через ствол, когда он дернулся и выгнулся дугой. Машина перевернулась, и нас выбросило из нее. Я стукнулся оземь, втянул голову, перевернулся и вскочил с пистолетом наготове. И вовремя. Мнимый ствол все изгибался, и наконец из листвы показалась его вершина.

Змея. Голова как бочонок, пасть открыта, язык дрожит, глазки-бусинки, а шипит, как паровой котел, который вот-вот взорвется. Как раз под ее челюстями сидела Анжелина, трясла ушибленной головой и не сознавала, что происходит. Успею выстрелить только раз, значит, выстрел должен быть метким. Я придержал правую руку левой и выпалил прямо в дьявольскую пасть. С глухим звуком голова отлетела прочь в облаке дыма.

Этим бы все и кончилось, но тут по гигантскому мускулистому туловищу прошла судорога. Не успел я отойти, как мощная петля хлестнула меня, сбила с ног и швырнула в чащу. На этот раз никаких акробатических номеров я не проделывал – с хрустом и треском проломился сквозь ветки, ударился головой о дерево, белым огнем полыхнула боль – и все.

Прошло какое-то время, и меня медленно вернула в сознание головная боль и новая, резкая боль в ноге. Я открыл мутный глаз и увидел что-то маленькое, бурое, зубастое и клыкастое, разрывающее мою штанину с целью полакомиться ляжкой. Первый укус этой голодной твари и привел меня в чувство. Я лягнул ее ботинком и не дал укусить второй раз. Она заворчала и завизжала на меня, выставив все свои зубы. Я опять вяло дрыгнул ногой, и она исчезла в листве.

Вяло – только так мог шевелиться. Некоторое время я просто лежал, ловил ртом воздух и старался вспомнить, что произошло. Дорога, змея, авария…

– Анжелина! – хрипло завопил я и встал, не обращая внимания на заливающие меня волны боли. – Анжелина!

Ответа не было. Я пробрался сквозь кусты и увидел омерзительное зрелище. Целая куча бурых зверюг, родственников моей знакомой, кишела у мертвой змеи – местами они уже очистили ее до ребер. Пистолет мой исчез. Я поискал его на том месте, где упал, но его там не было. Случилось что-то плохое, очень плохое, и голос паники уже начинал верещать в голове.

Падальщики не трогали меня, пока я держался от них подальше, – я сделал большой круг и опять вышел на дорогу. Машины тоже не было. Не было и Анжелины.

Требовалось поразмыслить – а это как раз было сложно, так все болело – и что-нибудь сделать с разбитой головой, над которой жужжали насекомые. Аптечка лежала в кармане, и я занялся лечением. Через пару минут я транквилизировался, обезболился, стимулировался и был готов. Но к чему? К розыску машины – затикало в голове. Ее следы четко отпечатались в болотистом грунте, и прояснилась тайна исчезновения Анжелины. Я различал по крайней мере два следа здоровых мужиков, истоптавших землю там, где они переворачивали нашу машину. Следы их машины тоже были там. Или они следили за нами, или это какие-то люди, случайно ставшие свидетелями аварии. Ошметки грязи и примятая трава показывали, что обе машины поехали в том же направлении, куда ехали и мы с Анжелиной. Я тоже пошел в ту сторону быстрым шагом, стараясь не думать о том, что стало с Анжелиной.

Недолго прошел я в таком темпе и вскоре, измученный жарой и усталостью, еле волочил ноги. Пришлось принять еще стим-таблетку, а от жары не спасешься – оставалось только потеть. Следы были четкие, и я шел по ним. Примерно через час дорога вышла из джунглей наверх, к голым холмам. Пройдя поворот, я заметил впереди на подъеме одну из машин и быстро отпрянул назад.

Нужен план. Пистолета нет, так что стрельба отпадает. Тем немногим, что осталось при мне, никого не убьешь – правда, были гранаты в обойме-браслете, которые дала мне Анжелина. Это решает дело. Усыплю похитителей газовыми бомбами, прежде чем они откроют стрельбу. На всякий случай пригодится парочка разрывных гранат – вдруг кто-нибудь из врагов окажется далеко от Анжелины или потребуются более сильные меры.

Приготовив оружие, я пополз от скалы к скале и выскочил на открытое место, где стояли машины.

И получил дубинкой по башке от часового, который стоял там и ждал, когда же кто-нибудь исполнит этот трюк.

Глава 19

Я был без сознания очень недолго, но меня успели связать и отняли весь боезапас. Винить в этом могу только себя и свою невнимательность. Усталость и стимуляторы, конечно, сделали свое дело, но всему виной моя собственная глупость. Мысленно я ругательски ругал себя, да что толку. Меня протащили по земле и бросили рядом с Анжелиной.

– Ну как ты? – просипел я.

– Ничего. Во всяком случае, лучше, чем ты.

Это верно. Одежда на ней была порвана, а сама она – вся в синяках и ссадинах. Кто-то за это заплатит, и дорого заплатит. Я заскрежетал зубами. Она тоже была связана.

– Они подумали, что ты умер, – сказала Анжелина. – И я тоже. – В ее словах была бездна невысказанного чувства, и я попробовал улыбнуться – улыбка вышла несколько кривая. – Не знаю, сколько мы там пролежали – я тоже была без сознания. Пришла в себя уже связанной, а они складывали все наши вещи в машины и пистолеты взяли. Я никак не могла помешать им. Говорят они только на своем жутком языке.

Выглядели они тоже жутко. Все грязные, в засаленных ремнях, заросшие немытыми космами и бородами. С одним пришлось познакомиться поближе – он подошел и стал ворочать мою голову туда-сюда, сравнивая мои искаженные черты с моей же четкой фотографией. Я хотел укусить его за грязный палец, но он вовремя отдернул руку. Как видно, он – человек Того, это доказывала фотография, хотя я понятия не имел, откуда она у него. Ее, конечно, сделали при одной из стычек во времени, и с тех пор он держит ее при себе. Тут я заметил, что самый безобразный и вонючий из всей шайки строит глазки Анжелине, я вцепился зубами в его лодыжку и получил пинка.

Надо отдать Анжелине справедливость – она очень целеустремленная женщина. Если уж она знает, чего хочет, то добьется этого, несмотря ни на что. Сейчас она поняла, что мы можем выбраться из переделки только одним способом, и прибегла к нему. Женская хитрость. Ничем не выдавая своего отвращения, она начала кокетничать с этой грубой скотиной. Его языка она не знала, но язык, на котором она изъяснялась, был стар, как род человеческий. Отвернувшись от меня, она заулыбалась волосатому и мотнула головой – поди, мол, сюда. И отвела назад плечи, чтобы ее прелестные формы выдавались.

Это, разумеется, сработало. Между волосатым и остальными двумя состоялась оживленная дискуссия, но он сбил одного с ног и тем завершил спор. Те двое смотрели, изнывая от зависти, как он идет к Анжелине. Она улыбнулась самой нежной улыбкой и протянула ему тонкие связанные ручки.

Какой мужчина устоит перед таким жестом? Уж, конечно, не этот верзила. Он перерезал ремни у нее на запястьях и спрятал нож, пока она развязывала себе ноги. Потом поднял ее с земли, заключил в медвежьи объятия и наклонился, чтобы поцеловать.

Я мог бы ему сказать, что безопаснее целоваться с саблезубым тигром, но промолчал. То, что случилось дальше, мог видеть только я – от ревнивых зрителей закрывала сцену спина волосатого. Кто бы мог подумать, что пальчики могут стать такими сильными, а тонкое запястье способно вогнать их так глубоко косматому в брюхо? Прелесть моя. Он так и замер на месте с легким вздохом. Она замерла на миг, потом с визгом отскочила, а он скрючился на земле.

Слабая женщина, схватившись за лицо руками, остановившимся взглядом вопрошала: отчего этот сильный мужчина вдруг рухнул к ее ногам? Конечно, те двое бросились к ней, но уже явно что-то заподозрив. У одного был мой пистолет.

Им и занялась Анжелина. Подбежав, он поднял пистолет, и тут она метнула в него нож волосатого, который извлекла перед тем, как свалить его владельца. Я не видел, куда нож попал, – мимо как раз бежал третий, и я подтянул ноги в надежде, что он мне подвернется. Он подвернулся. Я лягнул его под коленки и свалил, а сам сложился пополам и, не дав ему встать, съездил башмаками по голове. Два раза, со злости.

И конец делу. Анжелина вынула нож из неподвижного тела, вытерла о него же и подошла освободить меня.

– Добьешь тех, кто еще дергается? – застенчиво спросила она.

– Надо бы, но жестокая расправа все равно не по мне. Такие уж они есть, и, пожалуй, это уже само по себе наказание. Думаю, если мы заберем их запасы и сломаем драндулет, то достаточно отомстим. Ты была великолепна.

– Конечно. Потому-то ты на мне и женился.

Она быстро меня поцеловала – ей пришлось оторваться и двинуть каблуком по лбу косматого, который заворочался. Он снова затих, а мы сложили быстро вещи и уехали.

Наша цель была близка. Несколько часов спустя мы почувствовали слабое дуновение ветра, который крепчал по мере нашего продвижения вниз по горной дороге. Поворот – и мы очутились на краю крутого спуска в долину. Я крутанул руль, и машина отскочила назад.

– Видела? – спросил я.

– Конечно, – ответила Анжелина, и мы осторожно выглянули из-за поворота.

Ветер здесь был сильнее, он наполнял всю обширную долину из какого-то невидимого источника внизу. Воздух был прохладнее, чем повсюду, и, хотя небо затягивали тучи, тумана в долине не было и видимость была хорошей. Наискосок от нас возвышалась гора, увенчанная отвесными скалами из блестящего черного камня. Природа превратила их в причудливые стены и башни. Человек продолжил дело природы и выстроил на вершине горы город-крепость.

Флаги на башнях были ярко-красными с неразличимыми черными знаками. Некоторые башни тоже окрашены в багровый цвет – и это, в сочетании с дикой, фантастической архитектурой, могло означать только одно.

– Я знаю, это нелогично, – сказала Анжелина, – но от вида этого места у меня мурашки ползут по коже. От него веет… трудно сказать… безумием, что ли.

– Именно. А значит, мы попали в правильное место и время. Похоже, это резиденция Того.

– Как мы до него доберемся?

– Хороший вопрос, – сказал я вместо ответа.

Действительно, как же мы попадем в эту укрепленную психушку? Я почесал в затылке и потер подбородок, но безотказные средства помощи мышлению на этот раз не сработали. Уловив краем глаза легкое движение, я хотел вынуть пистолет – и остановился на полпути.

– Не делай резких движений и не хватайся за оружие, – тихо сказал я Анжелине. – И медленно обернись.

Мы оба обернулись, стараясь не волновать дюжину вооруженных людей, тихо подошедших сзади и стоявших с нацеленными на нас ружьями.

– Приготовься сделать рывок вперед вслед за мной, – сказал я и, повернувшись обратно, увидел еще четверых, столь же бесшумно возникших в долине перед нами. – Команда отменяется, мило улыбайся, мы сдаемся. Сделаем из них котлеты потом, когда попадем к ним.

Последнее было сказано больше для моральной поддержки. Это не дикари, у которых мы увели транспорт, это публика покруче. Все одеты в серые пластиковые комбинезоны с капюшонами, ружья похожи на винтовки, и дула их смертоносно зияют. Мы послушно шагнули вперед, когда один из них приказал нам это жестом. Еще один подошел поближе – но не настолько, чтобы можно было выхватить у него оружие, не покушаясь на самоубийство. Он оглядел нас.

– Страгицкрумль? – спросил он и, не получив ответа, продолжал: – Фидликрипи? Аттентоттен потентатен?

Не получив ответа и на эти вопросы, он повернулся к массивному рыжебородому человеку, очевидно предводителю, и сказал на хорошем эсперанто:

– Они не говорят на нашем языке.

– Вот это уже лучше, – сказал я на том же языке. – Можно спросить, джентльмены, почему вы посчитали нужным угрожать оружием мирным путешественникам?

– Кто вы? – спросил рыжебородый, выступая вперед.

– Тот же вопрос я могу задать и вам.

– Я держу вас под прицелом, а не наоборот, – холодно ответил он.

– Дельное замечание – преклоняюсь перед вашей логикой. Мы туристы из-за океана…

Тут он прервал меня коротким крепким словцом.

– Это невозможно. Вы не хуже меня знаете, что это единственный массив суши на всей планете. А теперь – правду.

Нет, я этого не знал. Единственный континент? Что же сделалось с матушкой Землей за эти двадцать тысячелетий? Врать не имеет смысла – может, правда сработает. Так и вышло.

– Вы поверите, если я скажу, что мы путешествуем во времени?

Это произвело впечатление и, похоже, поразило его. Те, кто слышал мои слова, тоже вздрогнули. Рыжебородый свирепым взглядом усмирил их и продолжал:

– Что вас связывает с Тем и его бандой там, наверху?

От моего ответа зависело многое. Правда уже сработала один раз, может, опять получится? И он сказал «банда», это его выдало. Я не верил, что этот дисциплинированный, уравновешенный отряд как-то связан с врагом.

– Я прибыл, чтобы убить Того и сорвать его операцию.

Да, это произвело нужный эффект, и многие даже опустили ружья, но команда вернула их в строй. Рыжебородый отдал приказ, и один из его подчиненных торопливо удалился. Все молчали, и вскоре посланный вернулся с зеленым металлическим кубом, величиной с человеческую голову, и протянул его командиру. Видно было, что куб легкий – должно быть, полый. Рыжебородый сказал:

– У нас их около сотни. Спускаются с небес весь последний месяц, и все – одинаковые. В них помещен мощный радиомаяк, и мы легко их находим, но не можем ни разрезать, ни растворить металл. Пять граней куба покрыты надписями на разных языках. Те надписи, что мы могли прочесть, звучат одинаково: «Вручить путешественникам во времени». На дне куба – две строчки, которые мы не смогли прочесть. Может быть, вам удастся?

Он медленно подал мне куб, и я принял его столь же бережно, памятуя о нацеленных ружьях. Металл походил на коллапсий, невероятно твердый сплав, из которого строятся ракетные атомные лайнеры. Я осторожно перевернул куб, мгновенно прочел надпись и вернул его.

– Прочел, – сказал я дрогнувшим голосом. – В первой строчке говорится, что Тот и его люди покинут этот период через 2,37 дня после моего прибытия.

Среди присутствующих прошел шепот, и Анжелина задала главный вопрос:

– А что же во второй строчке?

Я хотел улыбнуться, но как-то не получилось.

– А-а, во второй… Там сказано, что ядерные взрывы уничтожат планету сразу же после их ухода.

Глава 20

Палатка была из такой же серой ткани, что и одежда захвативших нас людей, и в ней было хорошо и прохладно после банной духоты снаружи. В углу шумела приземистая машина, осушающая и охлаждающая воздух. Были даже прохладительные напитки, и я задумался над своим стаканом: как разрешить проблему, пока не настал роковой срок. Нас все еще охраняли, но налицо было негласное примирение. Рыжебородый решил объявить его официально.

– Пью за ваше здоровье, – сказал он. – Я Дийан.

Это походило на ритуал, поэтому я повторил формулу и представился, и Анжелина тоже. После этого оружие убрали, и мы стали общаться гораздо свободнее. Я уселся под струей кондиционера и начал задавать свои вопросы.

– Имеется ли у вас другое, тяжелое оружие, кроме этого?

– Сейчас нет. То, которое было, уничтожено в бою с войсками Того.

– Разве континент настолько велик, что вы не можете организовать доставку из своей страны?

– Размеры континента не имеют значения. Наши космические корабли очень малы, и все нужно доставлять с нашей планеты.

Я заморгал, вконец сбитый с толку.

– Так вы – не земляне?

– Наши предки были земляне, а мы – коренные марсиане.

– Вы не можете вкратце рассказать мне об этом? А то даже в голове зашумело.

– Извините, я думал – вы знаете. Позвольте, я налью вам еще. Все началось много тысяч лет назад, когда внезапное усиление солнечной радиации вызвало на Земле потепление. Я говорю «внезапное», но это, разумеется, длилось многие годы, даже века. Когда изменился климат и растаяли ледяные шапки полюсов, жизнь на поверхности планеты оказалась под угрозой. Менялись линии побережий, затопило огромное количество низменных земель, большие города оказались под водой. С этим бы еще справились, но начались землетрясения – их вызывали колебания массы поверхности Земли, так как полюса освобождались от ледового груза и вода заливала другие территории. Земля дрожала, лились потоки лавы, проваливались целые участки и возникали новые горы. Страшное время – в школе нам часто показывали кадры тех лет. Международное сообщество предприняло невероятные усилия, чтобы освоить планету Марс, то есть приспособить ее для жизни человека. Для этого требовалось создать там атмосферу с толстым слоем двуокиси углерода для защиты от солнечной радиации, доставить ледяные горы с колец Сатурна и так далее. Это благородное дело в конце концов увенчалось успехом, но народы Земли разорились, вложив в него все, что имели. Потом были конфликты и даже войны – ослабевшие правительства рушились, и алчные люди дрались, чтобы урвать побольше пространства во вновь созданном мире. А на Земле вода продолжала подниматься, и первые марсианские колонисты в невыносимых условиях, едва пригодных для жизни, закладывали свои поселения. В истории этот период известен как Смертельные Годы, ибо погибли многие – невероятное число людей. Однако мы выжили, и Марс стал зеленым и уютным.

Земле не столь повезло. Связь между планетами была утеряна, и те, кто остался в живых из былых биллионов, вели смертельный бой за существование. Об этих тысячелетиях не осталось никаких свидетельств, но результаты налицо. Сохранился единственный большой континент да еще архипелаги на месте былых горных цепей. А человечеством правит безумие. При первой возможности марсиане восстановили старинные космические корабли и предложили землянам посильную помощь. Они нашу помощь отвергли. Жители планеты убивают всех чужих, это доставляет им удовольствие, и сами они – чужие друг другу. Почти не находящая преград солнечная радиация вызвала различные мутации у людей, животных и растений. Большинство мутантов вымерло, но оставшиеся приспособились к среде. Мы помогали, чем могли, но почти ничего не добились. Тогда земляне представляли опасность друг для друга, но не для Марса. Пока Тот не объединил их несколько веков назад.

– Он что, в самом деле живет здесь столько лет?

– Похоже, что да. Рассудок у него так же помутился, как и у прочих, но он умеет с ними ладить. Они ему подчиняются. Даже работают совместно – построили этот город, создали нечто вроде общества. Тот, безусловно, гений, хоть и безумный, у них есть и заводы, и зачатки технологии. Первым делом они запросили дополнительной помощи с Марса и не поверили нам, что уже и так получают максимальную. Мы бы не обращали внимания на их безумные требования, но они построили атомные ракеты и нацелили их на нашу планету. Когда первая ракета нанесла удар по Марсу, мы организовали эту экспедицию. Мы на Марсе когда-то выжили благодаря единению, другого пути не было, и мы не воинственный народ. Однако создали оружие и воспользуемся им ради собственного выживания. Тот – причина всех наших бед, и мы должны взять его в плен или убить. Если при этом придется убивать других, мы тоже готовы. У нас на Марсе погибли тысячи и атмосфера заражена радиацией.

– Тогда наши цели сходятся, – сказал я. – Нас он атаковал из времени, и последствия столь же гибельны. Вы очень четко определили задачу нашей карательной акции.

– Но как нам ее выполнить? – спросил Дийан.

– Пока не знаю, – мрачно ответил я.

– У нас осталось на это около десяти стандартных часов, – уточнила Анжелина.

Как и все женщины, она истинный прагматик. Пока мы тратили время, рассуждая о прошлом, она взглянула в лицо будущему и поставила вопрос ребром. Я жаждал проявить свою привязанность к ней, но решил дождаться более благоприятного момента, если он вообще настанет.

– Генеральное наступление, – сказал я. – У нас тоже есть оружие. Атака по всему фронту, находим слабое место, объединяем силы – и вперед к победе. Тяжелого оружия совсем не осталось?

– Нет.

– Что ж… придется обходиться тем, что есть. А нельзя ли высадить в замке десант с вашего корабля, чтобы отвлечь их с тыла?

– Все корабли разрушены диверсантами-самоубийцами. С Марса идут новые, но они придут не скоро. Мы не слишком-то разбираемся в том, что касается войны и убийства, а враги этим живут.

– Не будем терять надежду, ха-ха. – Смех у меня получился какой-то неестественный. Тоска так сгустилась в воздухе, что можно было резать ее на куски.

– Гравитатор, – сказала Анжелина тихо, чтобы слышал только я.

– Используем гравитатор, – сказал я громко.

Сила хорошего генерала – в его штабе. Теперь весь план вспыхнул огненными буквами у меня перед глазами.

– Пойдем на прорыв. Мы с Анжелиной заберем у вас побольше боеприпасов, чтобы полностью загрузить гравитатор. Потом переделаем ремни для нескольких человек. Точные расчеты я сделаю позже, но думаю, человек пять-шесть он поднимет. Мы проникнем в замок до начала действий. Нас с Анжелиной двое, остальные – ваши лучшие люди.

– Женщина? Нет. Это не женское дело, – запротестовал Дийан.

Я успокаивающе похлопал его по плечу.

– Спокойно. Вы не смотрите, что она такая хрупкая, – в бою она стоит десятерых. А каждый человек у нас на счету – ваши люди снаружи будут вести атаку. Сначала общую, потом сосредоточатся на одном фланге. Когда шум достигнет апогея, десантный отряд поднимется над противоположной стеной и прорвется внутрь. Теперь займемся организаторской работой.

Мы занялись организаторской работой – точнее, занялись мы с Анжелиной, так как эти мирные марсианские пахари ничего не понимали в науке человекоубийства и были только счастливы переложить на нас ответственность и руководство. Наладив все, я лег соснуть – я бодрствовал, если не считать усыпления дубинкой, последние двое суток и двадцать тысяч лет и, понятно, немного устал. Трех часов, которые я урвал, было явно недостаточно – проснувшись, я никак не мог прокашляться и продрать глаза, пришлось съесть стим-таблетку. Снаружи было темно и почти так же жарко, как днем.

– Когда отчаливаем? – спросил я.

– Сейчас, – ответила спокойная и собранная Анжелина – по ней не видно было, что она устала, – наверное, тоже держится на стимуляторах. – До восхода солнца около трех часов, и нам они понадобятся почти все, чтобы выйти на позицию. Атака начнется на рассвете.

– Проводники знают дорогу?

– Они воюют в здешних местах около года – должны знать.

Сегодня карты лягут на стол. Все это сознавали – это читалось на лицах людей. Сегодня будет только один победитель. Может, они и не родились бойцами, но быстро усваивали эту науку. Если уж дерешься – дерись, чтобы победить.

Пришел Дийан, за ним еще трое несли наскоро изготовленную металлическую упряжь и гравитатор.

– Все готово, – сказал он.

– Все знают свою задачу?

– Абсолютно все. Мы уже попрощались, и штурмовые отряды вышли в путь.

– Пора и нам.

Нас вел Дийан, но как он находил дорогу в этой парной темноте – для меня загадка. Мы тащились за ним, потея и чертыхаясь под грузом тяжелой сбруи, – чем меньше говорить об этой паре часов, тем лучше.

На рассвете мы рухнули под дальней стеной, самой высокой и, как видно, самой крепкой – ее нам и предстояло штурмовать. Выступая из мглы, черная и мрачная, стена выглядела очень неприветливо. Я сжал руку Анжелины, дав ей понять, что я неустрашим и хочу ободрить ее. Она сжала в ответ мою в знак того, что знает – я так же трушу, как и все прочие.

– Мы сделаем это, Джим, – сказала она. – Ты же знаешь.

– Да, сделаем – и доказательством тому наш персональный кусочек будущего, что продолжает существовать. Но неизвестно, сколько сегодня погибнет и кто из нас выживет в ближайшем будущем.

– Мы бессмертны, – сказала она с такой уверенностью, что я не мог не засмеяться, мой дух воспарил до привычных самовлюбленных высот, и я крепко поцеловал ее.

В отдалении раздавались взрывы, их звук отдавался между каменных стен, как раскаты грома. Атака началась. Минуты бежали, все было рассчитано. Я помог всем пристегнуться и взглянул на часы. Когда приблизился момент нашей высадки, я тоже запрягся и приготовился к старту.

– Держитесь, – сказал я, следя, как мелькают цифры. – И приготовьтесь быстро отстегнуться, когда сядем на той стороне.

Я нажал на кнопку, и моя боевая шестерка поднялась в воздух.

Глава 21

Мы плыли вверх вдоль черной скалы, как на медленном лифте – утки на воде для всякого, у кого верный прицел и твердый глаз. Неуютно, мягко говоря. Мне приходилось прибавлять скорость постепенно, чтобы выдержали наши постромки, но наконец я довел ее до предела. Гравитатор, поднимая такой груз, начал заметно нагреваться. Очень будет неудобно, если он сейчас откажет.

Промелькнули окна, пробитые глубоко в скале, – к счастью, за ними никого не было, – и черный камень сменила искусственная стена с зубчатым гребнем. Я направил аппарат к вершине стены и отключил его как раз у края. По инерции мы перенеслись через стену, описав высокую дугу, и тут события начали разворачиваться невероятно быстро.

На стене двое часовых, застигнутые врасплох и рассерженные, готовились стрелять. Но Анжелина и я выстрелили первыми. Мы использовали игольчатые пистолеты, чтобы как можно дольше оставаться необнаруженными. Часовые молча упали. Я включил гравитатор для посадки.

Посадка! Внизу не было ни двора, ни твердой кровли! Мы опускались на прозрачный купол над каким-то цехом. Покрытием ему служили стеклянные панели в паутине ржавого металлического переплета. Мы в ужасе смотрели, куда падаем, и я довел мощность до предела. От перегрузки мы застонали, и наша сбруя затрещала и погнулась. Купол слишком близко – мы просто не успеем остановиться вовремя.

Просто красота. Тайная, бесшумная атака, десант серых призраков на рассвете. Шесть пар башмаков грохнули в стекло и выбили его на площади пять тысяч квадратных метров. Переплет прогнулся, и отскочило несколько заржавевших стропил. Одну жуткую минуту я думал, что сейчас мы последуем за стеклом, которое с грохотом валилось вниз. Но гравитатор, при последнем содрогании отдав всю энергию, удержал нас, а сам загорелся.

– Держитесь за переплет! – закричал я, дергая крепления, соединявшие сбрую с гравитатором.

Они не поддавались, обжигали пальцы и наконец отстегнулись – машина рухнула вниз, где уже стоял сплошной крик, и там взорвалась. Я вздохнул и набросал туда дымовых и световых бомб для пущего эффекта.

– Мы себя обнаружили, – сказал я, переползая в более безопасное место. – Предлагаю вылезти из этих сомнительных гимнастических джунглей и заняться делом.

Вызвав очередной стеклянный обвал – переплет прогибался под нашим весом, и панели сыпались, – мы снова вылезли на стену.

– Свяжитесь со своими по радио, – сказал я Дийану, который лез за мной. – Пусть прекратят атаку, если еще не прорвались, но поддерживают огонь.

– Их отбросили со всех сторон.

– Вот и незачем больше терять людей. Мы проведем блиц изнутри.

Мы двинулись вперед. Анжелина и я впереди, готовые подавить любое сопротивление, остальные прикрывали нас с флангов и тыла. Вперед – пусть прошибает пот. Нам нужно двигаться быстро, сеять смуту по пути – и найти Того. Первая дверь открылась на большую винтовую лестницу, ведущую куда-то вниз до бесконечности. Мне не понравилось, как она выглядит, и я скатил вниз несколько разрывных гранат, а мы побежали по крыше.

– Куда? – спросила Анжелина.

– Вон то нагромождение башенок и пристроек, кажется, побольше и у него более функциональный вид, чем у прочих зданий. Все равно наугад.

Пуля ударила в черепицу поблизости, и Анжелина сняла снайпера из верхнего окна единственным выстрелом от пояса. Мы побежали быстрей, прижались к стене над обрывом в долину, я вышиб запертую дверь, и мы вошли.

Этот замок строил сумасшедший. Я понимаю, что это буквально, но не надо было знать Того, чтобы почувствовать это. Коридоры, лестницы, кривые комнаты, бесконечные углы, а в одном месте пришлось даже проползти на четвереньках под низким потолком. Здесь нас постигла первая потеря. Мы впятером уже выбрались из комнаты, когда потолок бесшумно опустился и раздавил замыкающего – он и звука не успел издать. Пот уже лил с нас ручьями. Враги, попадавшиеся нам, были в основном безоружны и убегали, либо мы стреляли в них иглами. Скорость и молчание – мы быстро шли между причудливо изукрашенных стен, стараясь не смотреть на немыслимую живопись, покрывавшую каждый метр свободного пространства.

– Одну минуту, – остановила меня Анжелина, когда мы сквозь высокую арку вышли к винтовой лестнице, которая вела вниз, а все ступеньки были разной высоты. – Ты хоть знаешь, куда идешь?

– Не совсем, – простонал я. – Мы просто проникаем в это заведение, навязываем им бой и попутно вызываем смятение в их рядах.

– Я думала, у нас задача поважнее. Например, найти Того.

– А что, есть предложения? – огрызнулся я.

– Кое-какие есть. Ты мог бы включить детектор энергии времени, который болтается у тебя на шее. Я полагала, что для этого мы его и взяли.

– Как раз собирался, – соврал я, пятаясь скрыть, что совершенно забыл о нем в пылу яростной атаки.

Стрелка качнулась и указала на пол как раз у нас под ногами.

– Все вниз и вниз, – скомандовал я. – Где вьется спираль времени, найдем Того, из Кого я сделаю котлету.

Я не шутил: это будет третья и последняя попытка. Я приготовил особую бомбу, на которой написал его имя. Адская смесь из коагулятора, который сворачивает весь протеин в радиусе пяти метров, взрывчатки, отравленной шрапнели и термического заряда, чтобы поджарить наконец отравленного Того с застывшей кровью в жилах.

Возобновились боевые действия. Снизу по лестнице пустили из огнемета волну огня и дыма, чтобы не дать нам пройти. Опаленные и дымящиеся, мы ушли сквозь пробитую мной стену и попали в какую-то лабораторию. Ряды булькающих реторт простирались во все стороны, их связывал лабиринт прозрачных трубок. Капала темная жидкость, клапаны со свистом выпускали зловонный пар. Безоружные лаборанты разбежались. Мы замедлили шаг и тяжело дышали.

– Фу! – скривилась Анжелина. – Ты видел, что в этих банках?

– Нет, и видеть не хочу. Пошли скорей.

На то, что способно смутить ледяное спокойствие Анжелины, я вовсе не желал смотреть и обрадовался, когда мы вышли из этого помещения к другой лестнице.

Мы приближались к цели. Сопротивление возрастало, и пробиваться теперь приходилось с боем. Только благодаря тому, что защитники замка были вооружены кое-как, мы вообще могли как-то двигаться вперед. Все оружие, очевидно, было на стенах – эти бросались на нас с ножами, топорами, железными прутьями, а то и просто с голыми руками. С визгом и пеной у рта они кидались в драку и мешали нам продвигаться вперед. Мы потеряли еще одного – человек с железной пикой вылез из какой-то щели наверху и заколол марсианина, прежде чем я успел выстрелить. Они умерли одновременно, и мы могли только оставить их там и пробиваться дальше. Я взглянул на часы и устало замедлил шаг. Мы выбивались из графика.

– Погоди! – хрипло крикнул Дийан. – Стрелка больше не показывает!

Я махнул всем рукой, чтобы остановились, – это было в широком коридоре, и мы сгрудились, не теряя осторожности. Я посмотрел на детектор, который нес Дийан.

– Куда она указывала в последний раз?

– Прямо вперед по коридору. Без отклонений, как будто машина находится на одном уровне с нами.

– Детектор действует, только когда работает спираль времени. Наверное, выключили.

– А Тот не мог уйти? – спросила Анжелина, выговорив вслух то, о чем я старался не думать.

– Все возможно, – сказал я с горькой откровенностью. – В любом случае надо идти до конца. Последнее усилие – вперед и только вперед.

Мы пошли вперед. И потеряли еще одного, пытаясь перебраться через завал из колючих веток – их шипы были ядовитыми. Мне пришлось поджечь эту кучу нашей последней термической гранатой. Боеприпасы были на исходе. Перестрелка на следующем перекрестке коридора истощила запас наших игл. Я отшвырнул пистолет и пнул тяжелую дверь, преграждавшую нам путь. Ее надо было взорвать, а гранаты кончились. Я повернулся к Анжелине, и тут зажглось табло у двери.

– И в последней раз ты проиграл, – сказал Тот, злобно скалясь на меня с экрана.

– Всегда готов поговорить, – сказал я и обратился к Анжелине на языке, которого, я был уверен, Тот не знал: – Взрывные гранаты остались?

– Говорить буду я, а ты – слушай, – приказал Тот.

– Одна, – ответила Анжелина.

– Весь внимание, – сказал я Тому. – Вышибай дверь, – Анжелине.

– Я отправил всех нужных мне людей в безопасное место в прошлое, где нас никто не найдет. Я отправил туда и технику, и все необходимое для создания спирали времени. Я ухожу последним, и после моего ухода машина времени самоуничтожится.

Граната взорвалась, но дверь была прочная и удержалась. Анжелина поливала ее разрывными пулями, а Тот продолжал как ни в чем не бывало:

– Я знаю, кто ты, человек из будущего, и знаю, откуда ты. И я уничтожу тебя до того, как ты родишься. Я истреблю тебя, своего единственного врага, и тогда прошлое, будущее и вся вечность будут мои, мои, мои!

Он провизжал это, брызгая слюной, дверь поддалась, и я первый ворвался в комнату.

Я выстрелил в пульт управления, я бросил свою спецбомбу.

Но Тот уже включил спираль времени. Зеленое сияние угасло. Тот исчез, и от автоматики больше не было толку. Моя адская бомба взорвалась в пустоте и представляла теперь больше опасности для нас, чем для Того. Мы упали на пол. Когда мы поднялись, машина времени дымилась и растворялась в воздухе.

Тот снова заговорил, и я повел прицелом, ища его.

– Я сделал эту запись на случай, если придется уйти внезапно, к моему большому сожалению. – Он идиотски захохотал над своей дурацкой шуткой. – Теперь я ушел. Ты меня не найдешь, но я из времени найду тебя и уничтожу. С тобой есть и другие, и я хочу, чтобы они тоже испытали мою месть. Они умрут, вы все умрете, погибнет все. Я владею мирами и вечностью, я разрушаю миры. Я разрушу эту Землю. Я оставил вам ровно столько времени, чтобы вы могли осознать это и помучиться. Уйти вам некуда. Через час все ядерное оружие на планете придет в действие. Земля погибнет.

Глава 22

Расстрелять диктофон с ненавистным голосом Того внутри – очень слабое утешение, и все-таки я в него выстрелил. Он разлетелся на множество пластмассовых и электронных осколков, и безумный смех оборвался. Анжелина погладила меня по руке.

– Ты сделал все, что мог.

– Но этого недостаточно. Извини, что я впутал тебя в это дело.

– Мне не хотелось бы, чтобы было иначе. Так мы будем вместе.

– Похоже, ваш народ ждет что-то страшное, – сказал Дийан. – Мне очень жаль.

– О чем вы сожалеете? Мы тут все в одной лодке.

– В этом смысле да. Через час. Но Марс спасен, и мы, умирая, будем знать, что сделали хотя бы это. Наши близкие и наш народ будут жить.

– Хотел бы я сказать то же самое, – произнес я мрачнее тучи и взял у него ружье, чтобы снять двоих, что пролезли в сорванную дверь. – Проиграв здесь, мы проиграли вечность. Удивляюсь, как это мы еще здесь, почему не погасли, как свечки.

– Мы ничего не можем сделать? – спросила Анжелина.

Я пожал плечами.

– А что? Не могу придумать. Водородные бомбы не обгонишь. Машина времени растворилась, конец. Что нам нужно – так это новую спираль времени, а где ее взять? Разве что с неба свалится.

Как эхо моих слов, в воздухе что-то хлопнуло, и я перекатился по полу, думая, что это новая атака. Но это был большой зеленый железный ящик, он парил в воздухе без всякой опоры. Анжелина странно посмотрела на меня.

– Если это спираль времени, ты мне скажешь, кто это сделал.

Единственный раз в жизни я промолчал, а ящик все опускался вниз. Он еще не коснулся пола, когда я прочел у него на боку: «Спираль времени – вскрывать осторожно».

Я не двигался – так это было невероятно. К ящику были приделаны сверху два гравитатора, при них таймер, управляющий спуском. Еще был маленький диктофон с повелительной надписью «Включить». Я стоял, раскрыв глаза и рот, зато практичная Анжелина подошла и нажала кнопку. Загремел звучный голос профессора Койпу:

– Предлагаю вам поторопиться. Бомбы, знаете ли, взорвутся скоро. Меня просили передать вам, Джим, что взрывное устройство спрятано на дальней стене, на продуктовом складе. Оно замаскировано под радиопередатчик, это и есть радиопередатчик, несколько видоизмененный. Если с ним неправильно обращаться, бомбы взорвутся сразу же – а это нежелательно. Вам нужно с помощью трех дисков набрать цифры шесть-шесть-шесть – это, по-моему, «число зверя». Набирайте справа налево, а потом нажмите кнопку «Выкл». Теперь выключайте диктофон, включите снова, когда захотите. Поскорее.

– Ладно, ладно, – торопливо сказал я и выключил его.

Уж очень раскомандовался, а сам родится только через десять тысяч лет. И откуда он все это знает? Я ворчал, но пошел и сделал все, что надо, вывалив сухие пайки на пол, где им и место – это были какие-то желто-зеленые щупальца осьминогов, порезанные на куски. С присосками. Радио было на месте. Я набрал цифры по инструкции и нажал кнопку. Ну и что?

– Ну и что? – спросил я.

– Все, больше ничего, – сказала Анжелина и встала на цыпочки, чтобы поощрить меня поцелуем в щеку. – Ты спас мир.

Возгордившись, я прошествовал обратно к диктофону под восхищенными взглядами марсиан и опять включил его.

– Не думайте, что вы спасли мир, – сказал Койпу. Зануда. – Вы просто отложили его гибель дней на двадцать восемь. Задействованные бомбы по прошествии этого периода самоуничтожаются. Но ваши марсианские союзники могут воспользоваться отсрочкой. Кажется, к ним идут грузовые корабли?

– Ждем их дней через пятнадцать, – с трепетом ответил Дийан бестелесному оракулу.

– Пятнадцать дней, времени более чем достаточно. Земля погибнет, но, учитывая ее теперешнее состояние, это скорее благодеяние, а не трагедия. Теперь пора вскрыть ящик. На пульте найдете молекулярный пробойник. Если направить его на наружную стену, где наверху маленькие окошки, под углом пятнадцать градусов вниз, он пробьет туннель, выводящий наружу. Марсиане могут выйти по нему за стены крепости. А теперь нажмите на кнопку А, и сформируется спираль времени. Джеймс, Анжелина, надевайте гравитаторы и отправляйтесь, как только зажжется сигнал.

Все еще не совсем уверовав, я сделал все, как сказано. Возникла спираль времени и начала сворачиваться со скрипом и блеском.

Дийан выступил вперед и протянул мне руку.

– Мы никогда не забудем ни тебя, ни того, что ты сделал для нашего мира. Те поколения, что еще не родились, прочтут о тебе и твоих подвигах в учебниках.

– Ты хорошо знаешь, как пишется мое имя? – спросил я.

– Ты шутишь, потому что ты великий, но скромный человек. – Вот в этом меня еще ни разу не обвиняли. – Мы поставим тебе памятник с надписью: «Джеймс ди Гриз, Спаситель Мира».

Все марсиане пожали мне руку, к моему смущению. Глаза Анжелины тоже восхищенно сияли, но женщины просты по природе и рады погреться хотя бы в отраженных лучах славы. Потом зажегся сигнальный огонек, и, распрощавшись со всеми, мы надели гравитаторы и в последний раз – от души надеюсь – погрузились в холодное сияние энергии времени. Наше прикосновение, как видно, привело аппаратуру в действие – не успел я произнести подходящие к случаю слова, как все исчезло.

Рейс во времени прошел не хуже прежних и уж точно не лучше. К этому виду транспорта я никогда не привыкну. Звезды свистели, как пули, галактики кружились, как шутихи, движение без движения, время без времени – как всегда. Хорошее в этом путешествии было только то, что оно кончилось. В спортзале базы Специального Корпуса, самом большом их помещении.

Мы с моей Анжелиной повисли в воздухе, ошалело улыбаясь друг другу и не обращая внимания на изумленные крики потных атлетов внизу. Мы взялись за руки – какое счастье просто знать, что у нас все впереди.

– Добро пожаловать домой, – сказала она, и этим действительно было все сказано.

Мы опустились вниз, приветственно махая друзьям, а ответы на их вопросы отложили на потом. Сначала Койпу и лаборатория времени – надо доложить. Грустно, что Тот ушел от меня, но есть надежда, что теперь, когда его выследили, можно послать к нему парочку больших-пребольших бомб вместо меня или другого добровольца.

Койпу при виде меня разинул рот.

– Что вы тут делаете? Вы же должны расправляться с этим… Тем. Вы разве не получили моего сообщения?

– Сообщения? – заморгал я.

– Да. Мы сделали десять тысяч металлических кубиков и забросили их на Землю. Хоть один вы должны были получить – при них были радиомаяки.

– А, это старое сообщение. Получили и приняли к сведению, только оно уже неактуально. А это почему здесь?

Боюсь, я несколько повысил голос, указывая дрожащим пальцем на это небольшое устройство.

– Это? Складная переносная спираль времени, модель номер один. А почему бы ей не быть здесь? Мы ее только что закончили.

– Вы ею еще не пользовались?

– Нет.

– Ну так теперь самое время. Нужно приделать к ней пару гравитаторов – вот, возьмите эти, – приложить диктофон и молекулярный пробойник и забросить туда, чтобы спасти нас с Анжелиной.

– У меня есть карманный диктофон, но зачем… – Он вынул знакомую машинку из кармана халата.

– Сначала дело, объяснения потом. Мы с Анжелиной взлетим на воздух, если вы этого не сделаете.

Я нашел краску и намалевал на диктофоне: «Включить», а на ящике – «Спираль времени – вскрывать осторожно». Трассоискатель определил точно, в какой момент Тот покинул Землю, наш груз должен прибыть несколько минут спустя на большой спирали. Койпу наговорил на ленту под мою диктовку то, что следовало, и когда все это хозяйство отправилось в прошлое, я наконец облегченно и благодарно вздохнул.

– Мы спасены. А теперь выпить, как обещали.

– Я не обещал…

– А я все равно выпью.

Койпу заговорил сам с собой, почесывая спину, а я щедро налил себе и Анжелине. Мы чокнулись и сделали первый глоточек, и тут Койпу с сердечной улыбкой подошел к нам.

– Это было необходимо, – сказал я. – Целую вечность не пил.

– Все наконец прояснилось, – сказал Койпу, постукивая пальцами по своим торчащим зубам и сдерживая волнение.

– Ничего, если мы сядем? Последние тысячелетия выдались очень хлопотливыми.

– Да, разумеется. Позвольте мне восстановить ход событий. Тот нападает из времени на Специальный Корпус и одерживает победу. Наши потери огромны…

– Собственно говоря, остались только двое. Вы и я.

– Совершенно верно. Но как только я отправил вас в 1975 год – все восстановилось. Мгновенно. Только миг я был в одиночестве, и тут же лаборатория наполнилась людьми, не подозревавшими, что с ними приключилось. Мы проделали большую работу, усовершенствуя трассоискатель времени. Прошло почти четыре года, прежде чем мы достигли желаемого результата.

– Вы сказали – четыре года?

– Почти пять, пока нашли вас. Слишком давние и запутанные следы, трудно было в них разобраться.

– Анжелина! – вдруг осенило меня. – Ты мне не говорила, что жила здесь пять лет одна.

– Я не знала, что тебе нравятся женщины старше тебя.

– Нравятся, если они – это ты. Тебе было одиноко?

– Ужасно, потому и вызвалась лететь к тебе. У Инскиппа был другой доброволец, но он сломал ногу.

– Дорогая моя, держу пари, что знаю, как это случилось! – Ей не свойственно краснеть, но глазки она все-таки опустила.

– Итак, мы следуем за ходом событий, – продолжал Койпу. – Однако случилось вот что. Мы проследили вас с 1975 по 1807 год, а также Того с его приспешниками. Там существовала петля времени, какая-то аномалия, в которую невозможно было проникнуть извне. Мы понимали, что она вот-вот исчезнет, а вместе с ней и вы. Наконец мы создали достаточно мощную спираль времени, чтобы проникнуть в эту замкнутую петлю перед самым ее исчезновением. И отправили Анжелину с координатами для следующего скачка во времени, скачка длиной в двадцать тысяч лет, вслед за Тем. Вам нужно было следовать за ним, потому что трассы, оставленные во времени, доказывали, что вы за ним последовали. Хотя тогда мы уже разобрались в этой истории и знали, чем она должна кончиться.

– Знали?– спросил я, чувствуя, что где-то упустил нить.

– Конечно. Причина атаки полностью прояснилась, но вам, конечно, нужно было выполнить предназначенную вам задачу.

– Вы не можете повторить еще раз? Помедленней.

– Конечно. Вам удалось дважды сорвать операцию Того в отдаленном прошлом, а потом вы расстроили его машину времени и отправили его в дни заката Земли. Там он провел очень много лет, почти двести, пробиваясь к власти и объединяя планету. Он гений, хоть и безумный, и ему это удалось. Он помнил о вас, Джим, – это были стертые и не совсем здравые воспоминания после стольких лет, – но он все же помнил, что вы – ему враг. И Тот развязал войну из времени. Он хотел уничтожить вас до того, как вы уничтожите его, и заманил вас на планету, которая, как он думает, вот-вот погибнет от ядерного взрыва. Оттуда он вернулся в 1975 год, чтобы напасть на Корпус. Вы прибыли туда, и он сбежал в 1807 год, чтобы заложить там петлю и поймать вас. Не знаю, куда он хотел направиться оттуда, но его планы, кажется, изменились, и он попал за двадцать тысяч лет в будущее.

– Из-за меня – я сбил ему настройку.

– Ну вот и все. Теперь все кончено, можно расслабиться, и я, пожалуй, выпью с вами.

– Расслабиться?! – Слова выходили из меня с каким-то мерзким, скрипучим звуком. – Послушать вас, так получается, что это я вызвал нападение на Специальный Корпус, изменив настройку спирали времени так, что Тот отправился туда, откуда повел компанию против Корпуса.

– Можно и так посмотреть.

– А можно иначе! Насколько я вижу, Тот вечно бегает по времени, как белка в колесе. От меня – за мной – от меня… Ух-х! Когда он родился? Откуда он взялся?

– Эти термины в данном случае бессмысленны. Тот существует лишь в определенном круге времени. Если хотите – только это весьма неточно, – можно допустить, что он никогда не рождался. Эта ситуация не связана с временем в нашем понимании. Возьмем информацию о взрывном устройстве, с которой вы вернулись сюда и которую следовало передать вам. Откуда взялась эта информация? От вас. И вы передали ее себе, чтобы информировать себя о взрывном устройстве, которое…

– Хватит! – простонал я, хватая бутылку дрожащей рукой. – Просто отметьте, что задание выполнено, и пусть мне выплатят солидный гонорар.

Я наполнил всем бокалы и только тогда заметил, что Анжелины нет. Она убежала, не сказав ни слова, пока я страдал из-за того, что вызвал войну времен, и я уже начал скучать по ней и думать, куда она делась, но тут она вернулась.

– Они прелесть, – сказала она.

– Кто-кто? – пробормотал я. Но, видя, как сузились глаза Анжелины, понял, что допустил крупную ошибку, и напряг свои попорченные временем мозги. Наконец меня осенило. – Да, кто? Хо-хо! Ты уж прости мне эту шуточку. Кто прелесть, говоришь? Да наши близняшки, наши херувимчики, наши малютки. Твой материнский инстинкт сразу же позвал тебя к ним.

– Они здесь, со мной.

– Так скорее кати сюда колясочку!

– Малютки, – сказала она, впуская их, и я уловил в ее словах иронию.

Им шел шестой год, а я и позабыл. Двигались они свободно – большие парни, этак небрежно шагающие в ногу. Мускулистые – счастлив сказать, что это в отца, и с примесью материнского очарования.

– Тебя долго не было, папа, – сказал один.

– Что поделаешь, Джеймс. Вселенную в один день не спасешь.

– Я Джеймс, а он Боливар. Добро пожаловать домой.

– Спасибо.

Поцеловать их, что ли? Они и сами распорядились, протянули мне руки, и я их пожал вполне серьезно. Хорошая хватка. К этим семейным делам надо еще привыкать. Гордая Анжелина сияла, и я, глядя на нее, растаял и понял, что привыкать стоит.

– Анжелина, ты меня, кажется, убедила наконец. Семейные радости стоят того, чтобы сменить на них вольную и беззаботную жизнь вора-одиночки…

– Вор – вот это верно сказано, – сказал знакомый голос. – И мошенник, и жулик, и шантажист, и взяткодатель. – В дверях появилась цветущая физиономия Инскиппа, он потряс пачкой бумаг. – Пять лет я ждал тебя, ди Гриз, и на этот раз ты от меня не уйдешь. Никаких войн! Ты мошенник, ты воровал у своих же товарищей, уф-ф!

Он сказал «уф-ф», потому что Анжелина сунула ему под нос капсулу с сонным газом, и повалился, а мальчики – хорошая у них реакция – подскочили и тихо опустили его на пол. Анжелина взяла у него бумаги.

– Я тоже пять лет ждала, и мне ты больше нужен, чем этому противному старикашке. Давай сожжем эти бумажки и угоним корабль, пока он не очнулся. Когда еще он найдет нас, а там опять случится что-нибудь из ряда вон выходящее, и ему снова понадобятся наши услуги. А мы тем временем проведем второй, чудный, преступный медовый месяц.

– Это здорово, но как же мальчишки? В такие поездки детей не берут.

– Вы без нас не улетите, – сказал Боливар. Где это я видел такого упрямого бычка? В зеркале, наверное. – Куда вы, туда и мы. Если не хватит денег, мы можем заплатить за проезд. Смотри.

И он показал мне большую пачку кредиток – хватит, чтобы объехать всю Галактику. Заметил я также и знакомый золотой бумажник.

– Деньги Инскиппа! Ограбил бедного старика под видом помощи. – Я взглянул на Джеймса. – А ты, выходит, будешь говорить нам, который час – по часам Инскиппа, которые у тебя на руке.

– По стопам отца, – гордо сказала Анжелина. – Конечно, они летят с нами. И не беспокойтесь о деньгах, мальчики. Папа может наворовать столько, что нам всем хватит.

Это меня доконало.

– Почему бы и нет! – засмеялся я и поднял бокал. – За воров!

– За вечность! – подхватил Койпу мне в тон.

– За вечных воров! – сказали мы хором, осушили бокалы и разбили их о стену.

Койпу улыбался, как добрый дядюшка, а мы схватили за руки детей, перескочили через храпящего Инскиппа и вышли вон.

Там ждет нас великолепная, полная чудес Вселенная – и мы полностью насладимся ею.