На дворе было совсем тихо, — так тихо, что, казалось, можно было слышать, как падал хлопьями снег. Луна ярко освещала двор усадьбы. Густой слой снега покрыл соломенные крыши, весь двор и замерзшую воду в корыте, из которого пила скотина. Все приняло опрятный красивый вид под белым пушистым покровом.
Было светло, хотя не так, как днем, и тени ложились почти черным пятном на белизне снега.
Вдруг на ярко освещенной середине двора показалась какая-то маленькая темная фигурка, которая сразу бросилась в глаза. Эта фигурка была совершенно черная и, очевидно, живая, потому что двигалась. Маленькое черное пятнышко направлялось прыжками от амбара к корыту с водой.
Когда пятнышко выбежало на ярко освещенное место, оказалось, что это — черная крыса.
Крыс этой породы теперь становится все меньше: их вытесняют рыжие крысы, так называемые пасюки, которые гораздо больше и сильнее черных малюток.
У крысы, выбежавшей на двор, черная шкурка так и лоснилась при лунном свете, а большие стоячие ушки просвечивали розовым. Мордочка у нее была острая, тонкая, украшенная длинными-предлинными усами и парой глаз, блестевших, как бриллианты. На снегу ясно обрисовывались ее лапки, похожие на руки, и длинный тонкий хвост. Все было в ней красиво и изящно. И сравнить нельзя с пасюком!
В минуту она уж была у водяного корыта и легко вскочила на край его. При всех своих движениях, она как будто едва касалась земли своими тонкими лапками. Обнюхивая воздух во все стороны, она соскочила на крепкий лед, покрывавший воду в корыте, затем внимательно осмотрела отверстие насоса, точно знала — да и наверное знала, что иногда из него капает вода, и снова соскочила на землю. Крыса, видно, искала воды. Крысы вообще много пьют; это им необходимо, иначе они умирают.
Пробежав несколько шагов по снегу, она исчезла, т. е. собственно не исчезла, а преобразилась в комочек: ей вздумалось поиграть с собственным хвостом, как часто делают черные крысы, но никогда не делают пасюки.
Но тут она вдруг остановилась, замерла, неподвижно сидя на задних лапках, в позе, которую принимают крысы, собираясь защищаться.
На дворе появился еще кто-то: у калитки стояло какое-то другое животное — лохматая собачонка, террьер-крысоловка.
Крыса сидела притихнув, не сводя глаз со страшного гостя, пока тот не начал бродить по двору и вдруг, почуяв присутствие крысы, прямо пошел по ее следу.
Тогда крыса бросилась, как стрела, к амбару и через дыру под дверью скрылась в длинном ходе, который устроили пасюки. Но тут случилась другая беда; у самого входа она наскочила на старую рыжую крысу. Та сейчас же стала в воинственную позу, намереваясь без разговоров покончить с Чернушей. Но это оказалось не так легко. Чернуша ловко перескочила через голову своего врага, которого тем временем зачуял террьер.
Но, вероятно, старому пасюку посчастливилось как-нибудь улизнуть от общего врага, потому что не успела Чернуша обежать вокруг амбара, как услыхала на другом конце топот ног террьера.
Чернуша бросилась по лестнице на чердак под крышей амбара, где были сложены мешки с зерном, перескочила с одного стропила на другое, оттуда опять спрыгнула на пол.
Террьер не отставал, — чутье у этой породы тонкое, — и он сейчас открывал след, куда бы Чернуша ни бросалась.
Чернуша знала, что, раз террьер начнет преследовать кого-нибудь, от него нет спасения, и поэтому она уже прощалась с жизнью.
Но, видно ей не суждено было погибнуть в эту ночь. Быстро, как стрела, что-то, чего не заметила ни крыса, ни собака, слетело с шипеньем откуда-то сверху, прямо на террьера.
Тут началась такая потасовка, какой Чернуше во всю жизнь не приходилось видеть. Слетевшее сверху животное оказалось домашним котом. Кот был старый хитрец, и от его когтей спасения не было. Только один террьер его не боялся; он храбро вступал с ним в сражение. Вот и теперь в амбаре поднялась возня и невероятный визг; правду сказать, противники больше шумели, чем вредили друг другу: что за охота была коту позволять кусать себя? А террьер знал хорошо, как больно царапается кот.
Видя, что, враги занялись друг другом и не обращают на нее внимания, Чернуша незаметно скользнула из амбара в конюшню. Здесь она съела несколько зернышек овса и напилась, а потом, глубоко зарывшись в мягкое теплое сено, свернулась клубочком и крепко заснула..
Опять наступил вечер. Когда в конюшне стало уже совсем темно, топот лошадей, которых привели с работы, разбудил Чернушу. Она начала было чиститься, по крайней мере, в десятый раз в этот день… Но в ту минуту, как она занялась этим делом, все не вылезая из сена, она вдруг почувствовала, что сено зашевелилось. Все кругом осветилось светом фонаря. Ее самое схватила чья-то рука. Перед сеном стоял один из работников. Он увидал, что в сене что-то завозилось, и захватил Чернушу в горсть.
Что было делать? Раздумывать было некогда. Чернуша извивалась и рвалась, стараясь высвободиться, и скоро рука рабочего уже сжимала не все ее тело, а один только хвост.
Чернуша продолжала извиваться и вдруг, к немалому удивлению человека, державшего ее, одним броском вперед вырвалась и исчезла. А в руке рабочего остался черный лоскуток кожи: кожица с самого кончика хвоста, которая как будто надета на него нарочно для таких случаев.
С минуту Чернуша пролежала вся дрожа над самой головой рабочего, на балке, плотно прижавшись к ней. Вскочить на сено, а оттуда на балку под крышей — для крысы пустячное дело. А здесь уже надо притаиться, чтобы не было ни слуху, ни духу. Так и сделала Чернуша.
Рабочий с фонарем спустился с лестницы, но прошло добрых десять минут, прежде чем Чернуша пошевельнулась. Наконец, она отважилась тихонько обойти вокруг сеновала под самой крышей, внимательно обнюхивая каждую щелку. Должно быть, ей посчастливилось найти одного-другого паука, засевших там, потому что она несколько раз присаживалась на задние лапки и что-то пережевывала. В то же время она не спускала глаз с конюшни, где мог скрываться какой-нибудь враг.
Так прошло около часу, и рабочий давно уже сидел за ужином, прежде чем Чернуша отважилась спрыгнуть за кадушку с резаной соломой. Но этот прыжок оказался для нее роковым.
Лучше бы она спустилась тихонько по сену! Теперь же, как ни легок был скачок Чернуши, шорох соломы все же привлек внимание врагов.
Почти тотчас же послышался топот маленьких лап, а потом все замолкло. Чернуша замерла на месте; у нее вся кровь застыла в жилах. На нее смотрели маленькие светящиеся глаза: целых три пары.
Опять раздался звук, будто кто-то прыгнул, и засветились новые пары глаз. Затем послышался шорох и топот бегущих лапок. Прежде чем Чернуша сообразила, что случилось, ее окружили пасюки, постоянные обитатели конюшни.
Казалось, что для Чернуши нет спасения. А она все-таки сумела вывернуться из беды!
С неимоверной быстротой начала она бегать в разные стороны по краю кадушки, и рыжие крысы засуетились. Тут она, как рыба в воде, скользящая между пальцами, готовыми поймать, увивалась от врагов. Потом она молнией скользнула, согнувшись, съежившись, мимо растерявшихся пасюков и галопом помчалась по покрытому снегом двору.
Часть двора была под навозом, и здесь спала скотина. Приятно и тепло было между большими животными; они своим теплом согревали воздух под навесом, и Чернуша решилась побыть здесь подальше.
Она забавлялась, подбирая зерна и усаживаясь есть на теплых боках или спинах волов, и раза два чистилась около корыта с водой, лед над которой был пробит для скота.
Вдруг, когда Чернуша снова занялась туалетом, она остановилась и насторожилась.
До нее донесся какой-то звук. Звук был очень слаб, и человек не услыхал бы его из-за дыхания скота. Казалось, будто кто-то легонько грызет что-то в кормушке, вделанной в стену. Чернуша направилась туда.
Она спокойно вскочила на край кормушки и заглянула в нее. В кормушке лежал корм для скота. Но там оказалось еще что-то: в одном углу какой-то темный зверек грыз корм и производил этот шорох.
Как только Чернуша появилась на краю кормушки, зверек скорчился, перестал есть и замер.
Тогда Чернуша спрыгнула на дно, и тут началась гоньба. Крысы выскочили под навес. Здесь они начали гоняться друг за другом, перепрыгивая с одной спины животного на другую с такой быстротой, что глаз едва мог бы уследить за ними.
Одного молодого быка они так испугали, что он вскочил на ноги, храпя. Крысы же продолжали гоняться кругом, три раза обежали весь навес и, вылетев на двор, помчались к амбару на противоположной стороне.
При ярком свете луны сейчас можно было определить, что крысы не одной породы. Та, которую преследовала Чернуша, была крыса-пасюк.
Конечно, жестоко было со стороны старшей черной крысы так ожесточенно преследовать неопытного крысенка, но это можно извинить ей, если вспомнить, что и отец Чернуши и мать ее, и много сестер и братьев погибли от неумолимых врагов — пасюков.
На середине двора произошла остановка; снег поднялся и закружился; послышался громкий писк, и затем Чернуша исчезла.
С своей обычной быстротой она помчалась в хлев. Особенно ее заставил спешить писк крысенка: она знала, что это не только предсмертный крик его, но и призыв на помощь.
И не успел этот писк замолкнуть в ночной тишине, как солома у свиного хлева зашуршала, и послышался шорох на снегу. Из тени появились юркие зверьки и забегали по двору; собираясь вокруг убитого крысенка, лежавшего на ярко освещенном снегу вверх брюшком и розовыми лапками.
Все звери прямо направились к убитому крысенку. И все почти в одно и то же мгновенье остановились…
Сбегавшиеся были пасюки, спешившие на призывный крик одного из своих. У пасюков есть хорошая черта: они, когда надо, поднимаются все на защиту крысы из своей породы.
Но крик умирающего крысенка услыхали не одни пасюки.
Как только раздался писк, в калитку двора скользнула лиса и направилась прямо к крысенку; вслед за ней из-под навеса вынырнула ласка, а с занесенных снегом ветвей деревьев плавно и бесшумно спустилась сова.
Все звери прямо направились к убитому крысенку. И все почти в одно и то же мгновение остановились. Животные вдруг заметили друг друга. Лисица замерла, подняв одну лапу на воздухе; ласка прижалась к земле, глубоко зарывшись лапками в снег; пасюки не двигались, присев на задние лапки, а сова парила бесшумно, распустив крылья.
Несколько мгновений все простояли в таком положении. И затем — фьють! Все исчезли. Лисица прыгнула было на ласку, но, промахнувшись, полным галопом помчалась к калитке; сова схватила живого пасюка и скрылась с ним над белой крышей амбара; другие же пасюки исчезли.
Чернуша все это видела через щель в крыше над коровником. Когда все разошлись, она по жерди спустилась вниз, на пол, намереваясь подобраться к кормушке. Но в ту минуту, как она спрыгнула, среди глубокой тишины, царившей в темном коровнике, послышался металлический лязг, и Чернуша осталась на месте… Она уже никогда не сошла с него, — ее захватили жестокие зубья железного капкана.