Крысы появляются ночью

XV

Эвелин сложила свои вещи на кровать. Небольшой чемоданчик из крокодиловой кожи она отставила в сторону и остановила свой выбор на простом стандартном чемодане.

«На той стороне не должны заметить, что я приехала с Запада», — подумала она и принялась укладывать вещи.

Она понимала, что ее шансы на возвращение в лучшем случае составляли пятьдесят на пятьдесят. Если уж Батлер назвал это заранее горячим дельцем, значит, оно в самом деле опасно.

Однако опасность не пугала Эвелин. Ее уже не раз посылали на Лейпцигскую ярмарку в ГДР, да и в другие социалистические страны. Риск стал неотъемлемой частью ее существования, своеобразным стимулятором. Он был нужен ей, чтобы как-то заполнить пустоту жизни.

«Мне дают хоть какую-то свободу действий только в том случае, когда я попадаю в трудное положение. Каждый мой шаг они заранее расписали и в то же время ожидают от меня, что в критический момент я сама найду выход из положения», — горько думала Эвелин.

Она подошла к зеркалу.

«Боже мой, как может внутренне измениться человек, внешне почти не меняясь!»

Уже около пяти лет она работала на американскую секретную службу. До этого она была наивной, даже сентиментальной девчонкой, полной надежд на будущее. До тех пор пока в ее жизнь не вошел Билл Мортимер.

В то время Эвелин работала чертежницей в патентном учреждении.

Как-то, когда она после окончания работы стояла на автобусной остановке, подъехал элегантный открытый автомобиль и остановился у тротуара прямо перед ней. Энергичный, красивый мужчина открыл дверцу, повернулся к Эвелин и, улыбаясь, произнес:

— Хэлло, мисс, автобус подан!

Эвелин почувствовала восхищенно-ревнивые взгляды стоявших рядом девушек. Мужчина низким и мягким голосом снова повторил:

— Прошу…

Эвелин, встретившись с ним глазами, беспрекословно, как загипнотизированная, села рядом с ним.

В тот же вечер она стала его любовницей.

Билл Мортимер относился к разряду сердцеедов, пользующихся неизменным успехом у женщин. Его мужественная красота и сила преодолевали любое сопротивление. Взгляд его серых глаз, нежных и холодных, всегда немного насмешливых, обезоруживал Эвелин. Она беспрекословно повиновалась ему. Однажды он попросил сделать для него копию с чертежа, над которым она в то время работала, — она сделала ее. В течение нескольких недель она доставляла ему дубликаты чертежей различных конструкций — эти чертежи были поданы ее шефу как заявки на получение патента.

Так продолжалось некоторое время, и вдруг…

Некое иностранное общество заявило протест против выдачи одного патента и доказало, что такое же изобретение было зарегистрировано у них на восемь дней раньше. Сходство чертежей оказалось совершенно поразительным, и шеф предпринял расследование среди своих служащих.

Эвелин в отчаянии бросилась к Мортимеру. Он спокойно посоветовал ей уволиться со службы.

Эвелин так и сделала. Ее шефу не пришло в голову заподозрить ее в чем-нибудь. Он даже дал ей отличную рекомендацию. А потом состоялся процесс, и шеф приговорен был к уплате большой договорной неустойки.

Вскоре Мортимер, оставив своей любовнице немного денег, исчез.

Прежде чем Эвелин сообразила, что он ее бросил, откуда-то появился его приятель — он повез ее к Батлеру.

Майор с ней не церемонился. Он предложил ей «выгодное» место в Си-Ай-Си, а когда она возмущенно отказалась, объяснил ей, что уже в течение длительного времени она фактически работала на них: Мортимер был их человеком. Ей оставалось только выбирать между немецким судом и работой на американскую секретную службу.

Когда Эвелин поняла, чем она была для Мортимера, силы покинули ее.

А через некоторое время она согласилась на предложение Батлера.

Ничего другого он и не ожидал.

Эвелин взглянула на часы. Время у нее еще было. Встреча со связным на остановке «Фридрихштрассе» должна состояться только через два часа.

Она ненавидела свое элегантно обставленное бунгало, которое служило единственной цели — быть золоченой оправой для нее, для ее тела. Когда обставляли этот дом, с ее личными вкусами и желаниями никто не посчитался.

Эвелин знала, что даже ее собственное тело больше не принадлежало ей. Оно принадлежало только Си-Ай-Си.

Она подняла чемодан и быстро вышла из спальни. На кухне присела на один из белых стульев и закурила.

Вся ее былая ненависть к Мортимеру странным образом обратилась теперь против Батлера, ставшего для нее воплощением всякого зла. Если б можно было убить его! Два года назад ей дали пистолет и обучили метко стрелять.

Во время занятий по стрельбе, проходивших в специально оборудованном под тир подвале, несколько раз присутствовал Батлер. Безмолвно, но внимательно наблюдал он за тренировками своих агентов. Эвелин тогда показалось, что он чувствует, как она его ненавидит.

Она раздавила сигарету и встала.

С чемоданом в руке Эвелин уходила из своего бунгало, так и не обернувшись ни разу.

Батлер с удивлением обнаружил, что начинает нервничать.

Сегодня он в хорошо сшитой парадной форме сидел в зале офицерского клуба, ожидая встречи с Адамсом.

Этот проклятый немец заставлял его ждать уже целых четверть часа! Но это было не единственной причиной его раздражения.

Майор начинал терять уверенность. Могущественный шеф берлинского центра Ведомства по охране конституции был его достойным противником, столь же хладнокровным, циничным и упрямым, как сам Батлер. Но почти на десять лет моложе его. Это-то и раздражало Батлера. Он знал, что Адамс владеет тем же арсеналом разнообразных уловок, что и он сам, теми же самыми средствами борьбы. И в борьбу он вступает ни поздно, ни рано, а в самый подходящий момент.

Он заказал еще коктейль.

В этот момент в зале появился Адамс. Он небрежно бросил свой плащ и шляпу заторопившемуся солдату и только после этого кивнул Батлеру.

— Вы пригласили меня встретиться с вами, господин майор?

Батлера возмутил его высокомерный тон. Намеренно замедленным движением он вынул сигару изо рта, покровительственным жестом указал на один из свободных стульев и произнес:

— Благодарю вас, что вы пришли. Вы исключительно порядочный человек, мистер Адамс…

Адамс иронически усмехнулся:

— Этот комплимент я с полной уверенностью могу отнести и к вам.

Батлер приподнял вверх свои кустистые брови.

— Ни к чему нам задерживаться на вступлении. Мы поддерживаем значительными суммами все немецкие разведывательные службы, особенно ваше учреждение…

— За что и получаете первоклассный материал — сделка без убытка, — отрезал Адамс.

— О качестве этого материала существуют очень различные мнения, — возразил майор, стряхивая пепел с бразильской сигары.

— Почему же вы тогда продолжаете ассигновать нас?

— Потому что мы, как и вы, полагаем, что имеем дело с порядочными людьми.

Адамс пожал плечами.

— Как-то в одном баре над стойкой я прочел примечательное изречение: «Мы доверяем только господу богу, все остальные должны платить наличными». Я бы порекомендовал вам то же самое.

— Вы хотите этим сказать, что нельзя полагаться на немецкие службы? — съязвил Батлер.

Адамс спокойно и обстоятельно прикуривал сигарету, понимая, что у него более выгодная позиция, чем у майора. Он хотел использовать свои преимущества до конца и вывести майора из себя.

— Я ничего не утверждаю, мистер Батлер. Я только даю вам хороший совет. Впрочем, о нас вы никогда плохо не отзывались до сих пор.

— Конечно… — неохотно подтвердил Батлер. — Но кроме вас в Берлине есть еще множество других секретных организаций и групп. В большинстве случаев это мыльные пузыри. Вспомните хотя бы дело Штефана.

— Нас никого он не продал, — возразил Адамс. — Зачем вы экспериментируете с разными подвернувшимися под руку людьми, вместо того чтобы сотрудничать с нами? Некоторые из нас работают в этой области по двадцать лет и больше. Мы накопили достаточный опыт, — продолжал Адамс с бахвальством. — Мы не мыльный пузырь. Мы стреляем без осечек. Как это у нас получается, для вас должно быть безразлично. Так мне кажется.

— Это заметно! — разозлился Батлер. — Вы даже прибираете наших людей к своим рукам.

Адамс дружелюбно улыбнулся:

— Вы подразумеваете мое знакомство с вашей прелестной Эвелин?

— Хотя бы. Впрочем, в будущем вы уже больше не сможете продолжить эти отношения.

— Как жаль!.. — проговорил Адамс и, кивнув солдату, заказал чашечку кофе.

Батлер перегнулся через стол:

— Почему вас, собственно, постоянно беспокоят наши дела? — И услышал контрвопрос:

— А почему вы пытаетесь завербовать немецкого ученого из восточной зоны? Такие специалисты, как Арендт, нам самим пригодятся, когда мы возвратим отобранные у нас восточные земли. Мы вовсе не заинтересованы в том, чтобы вы таких людей сплавляли в Америку.

— Оставим это, — уклонился от ответа майор. — Мне хотелось бы поговорить с вами об одном деле. Из-за него я и пригласил вас сюда.

— Я слушаю, — сказал Адамс.

— У вас находится магнитофонная запись, которая весьма компрометирует моего сотрудника лейтенанта Перси. То, что произошло, — это внутреннее дело моей службы: лейтенант Перси и мисс Эвелин подчиняются непосредственно мне. Я прошу вас передать мне эту пленку.

Адамс, поудобнее устроившись в кресле, любезно произнес:

— Во сколько вы оцените эту запись?

Майор ошалело взглянул на него. Этого он не ожидал.

— Не хотите ли вы продать мне ее?

— Разумеется! — подтвердил Адамс.

Майор обрадовался. «И этот тоже продается! Он непременно заломит огромную цену, но хорошо уже, что он заговорил о цене. Это многое упростит».

Подумав, он спросил:

— Сколько вы хотите?

Адамс сделал вид, что раздумывает о цене, и вдруг тихо, но отчетливо произнес:

— Эта запись служит доказательством ненадежности вашего сотрудника. Поэтому мне хотелось бы воспользоваться этим и кое-что сделать для своего Ведомства.

— Что это значит? — Голос Батлера стал хриплым.

Адамс злорадно улыбнулся:

— Это значит, что меня не интересует эта ваша маленькая фигура — лейтенант. Могу вам к рождеству подарить этого парня, завернутого в целлофан, вместе со всеми секретными делами и бумагами, к которым он имел доступ.

— К черту! — взорвался Батлер. — Вы говорите со мной так, словно мы не сотрудничаем, а боремся друг против друга. Каждый человек может сделать ошибку.

— Ошибка в нашей профессии непростительна, — холодно возразил Адамс. — А речь о нашей с вами совместной работе может идти только в том случае, если вы предоставите мне доступ к материалам и данным, касающимся немецких интересов. К ним, естественно, относится ваша информация о советской зоне.

— Не слишком ли много вы себе позволяете? — возмутился Батлер. — Не собираетесь ли вы давать мне указания, что делать?

— Не забывайте, что вы не дома, не в Америке, — бесцеремонно перебил его Адамс.

— А почему мы здесь? — Майор перешел на спокойный тон. — Ради шутки? Или у нас с вами разные интересы? Ваша заносчивость мне не нравится.

Адамс почувствовал, что далеко зашел. Он сбавил тон:

— У нас действительно общие цели — борьба против Востока и другие. Этого я не отрицаю. Восток вас тоже беспокоит, но мы его ненавидим сильнее. Вы боитесь его экономических успехов. Вы боитесь советской конкуренции. Мы же хотим возвратить свои земли, своих людей и, если нужно, применим силу. Вы знаете об этом. Вы обещали поддерживать нас. Дали нам свои гарантии. Слова, много прекрасных слов, и все для того, чтобы в случае военного столкновения мы таскали для вас каштаны из огня. Это нас не устраивает. Поэтому мы должны полагаться на себя и не быть слишком доверчивыми.

— Я не могу позволить вам даже одним глазом взглянуть на наши материалы, — категорически заявил Батлер. — В конце концов, я ведь связан присягой.

— Если вы полагаете, что наша совместная работа в той форме, как я предлагал, невозможна, — решительно подытожил Адамс, — то наш разговор можно считать законченным. Мне, видимо, придется вести переговоры с вашим начальством.

— Не хотите ли вы показать запись полковнику? — обескураженно спросил Батлер.

— Пожалуй, мне не остается ничего другого. — Адамс приготовился подняться из-за стола.

— Подождите! — попросил его майор. — Не делайте глупостей. Может быть, мы договоримся…

— Извольте… — Адамс снова откинулся на спинку стула.

Электричка подкатила к остановке «Фридрихштрассе». Раздвинулись двери вагонов, и пассажиры высыпали на перрон.

Эвелин держалась в самой гуще людского потока, торопливо катившегося по лестнице. В зале она пристроилась в хвост небольшой очереди перед окошечком билетной кассы и стала внимательно наблюдать за газетным киоском, возле которого стояло несколько мужчин. Она не знала в лицо своего связного, и ей приходилось ждать. Ждать, пока не заметит его опознавательного знака.

Оставалось еще почти полчаса до назначенной встречи.

Из внутреннего кармана она достала квитанции и пошла к камере хранения ручного багажа. Мужчина за перегородкой бросил взгляд на ее квитанцию, исчез между полками и возвратился, неся голубую дорожную сумку.

Она и служила ей опознавательным знаком. Батлер вручил багажную квитанцию Эвелин только в последнюю минуту.

— Благодарю вас! — улыбнулась Эвелин мужчине, не торопясь вышла из здания вокзала и, перейдя Фридрихштрассе, принялась осматривать витрины.

Экспонаты чехословацкого павильона ей понравились. Она бы с удовольствием приобрела себе несколько художественно выполненных вещиц, если бы не вспомнила, что не распоряжается собой, что в ее жизни никогда не найдут себе места эта потешная кукла и этот расписанный яркими красками кувшин.

Она пошла дальше к мосту.

Внизу зияла светло-синяя глубь реки. Хрипло вскрикивали над водой чайки. Пошел мелкий снежок. Эвелин подумала, что вода всегда привлекала к себе женщин, которых постигало несчастье.

«Может быть, это и в самом деле выход…»

Она почувствовала озноб. Нервно посмотрела на часы. Оставалось три минуты.

Надо было поспешить назад, к вокзалу.

Незаметно для Эвелин за ней следовал аккуратно одетый высокий юноша. Войдя в вокзал, он ускорил шаги и внезапно встал перед ней.

— Хэлло, — сказал он, — почему у вас такое грустное лицо, фрейлейн?

Эвелин обошла его и быстро оглянулась. Увидев его смущенную улыбку и восторженный взгляд, она поняла, что молодой человек просто хотел познакомиться с ней. Он не был агентом или сотрудником госбезопасности.

— Мне совсем не грустно, — ответила она, невольно улыбнувшись. — Просто мне очень некогда. Советую вам завести себе более подходящее знакомство.

Она перевела взгляд в сторону газетного киоска.

Около него, рассматривая выставленные журналы, стоял тощий пожилой господин. В руке у него висела точно такая же, как у нее, голубая дорожная сумка.

— Фрейлейн, — залепетал юноша, — позвольте помочь вам нести сумку и проводить к поезду?

— Оставьте! — отрезала она и подвинула багаж к себе. И вдруг остолбенела.

Два человека в темных пальто приблизились к ее связному. Один из них взял его за руку, но тот резким движением рванулся от него. Напрасно. Теперь его уже держали с двух сторон. Все трое быстро пошли прочь. И все это за какие-то секунды.

— Не сердитесь, пожалуйста! — как будто издалека донесся до Эвелин голос молодого человека. — Я бы с удовольствием встретился с вами, чтобы потанцевать.

— Потанцевать?.. — Она медленно обернулась к нему и заставила себя улыбнуться. — Отличная идея. Хорошо, проводите меня. Мне надо к «Зоопарку». Если вас это не затруднит…

— Нет, нет! — обрадовался он. — Позвольте вашу сумку…

— Пожалуйста! — она взяла его под руку, он даже смутился.

— Мы выглядим совсем как влюбленные. Забавно, не правда ли? — Она нервно рассмеялась.

Когда они, стоя в переполненном вагоне электрички, подъехали к границе секторов, Эвелин помрачнела.

— Вам нехорошо? — озабоченно спросил юноша.

— Ничего особенного, — бросила она в ответ.

Поезд подкатил к «Зоопарку».

Она быстро схватила свой багаж.

— Благодарю вас. Я в самом деле чувствую себя нехорошо. Но я бы охотно увиделась с вами когда-нибудь…

— Можно завтра вечером на Фридрихштрассе? — попросил он.

— Да-да, завтра вечером.

И она побежала, оставив его стоять в недоумении: вечер — понятие растяжимое.