Крючок для пираньи

Глава седьмая Симпатичный педофил

Мацуба развалился на сиденье и, по всему видно, пребывал в самом распрекрасном настроении.

– Молодец, Вова, – сказал он, жмурясь совершенно по-кошачьи. – Я наблюдал краешком глаза, Катенька буквально млела и таяла. Ты уж закрепляй успех, согласно правилам стратегии, – как только наскоро обнимемся со здешним мэрином, лети в музей, пообщайся и набивайся на вечерний кофеек…

Мазур ожидал, что Шишкодремов гнусно заржет, но тот молча смотрел умудренным взглядом профессионала, скорее даже печальным. Во рту стоял привкус то ли табака, то ли скверного мыла – настолько все это было не похоже на прежнее. Капитан первого ранга Мазур, одушевленный сексуальный инструмент…

– Не подпускайте такого трагизма в очи, мой скромный друг, – сказал Кацуба. – Если рассуждать в рамках глобальной стратегии, ровным счетом ничего страшного не произойдет. Получит сексуально неудовлетворенная милая женщина хорошую ночку, всего и делов. Главное, не клянись в вечной любви и не обещай тут же повести под венец, и все обойдется в лучшем виде, ничье трепетное сердце не будет разбито. Не девочка, в конце концов. Соображает, что лучше иметь мимолетные маленькие радости, чем не иметь ничего…

– И на хрен тебе этот музей? – угрюмо бросил Мазур.

– Вопрос отметается, как чисто риторический, – сказал Кацуба. – Музей мне чертовски необходим, Вова, и это все, что в данный момент всем вам необходимо знать… Кстати, ваше мнение об этой зеленой, как огуречик, компании? Я серьезно спрашиваю.

– Клоунада, – сказал Шишкодремов решительно.

– Присоединяюсь к предыдущему оратору, – кивнул Мазур.

– А Кристиансен? – спросил Котельников, не оборачиваясь из-за руля.

– Ну и что – Кристиансен? – пожал плечами Кацуба. – Само по себе импортное происхождение – еще не повод для завлекательных гипотез об иностранной разведдеятельности. А ссылки на широко известные прецеденты – не довод. За бугром придурков хватает.

– То есть ты решительно отметаешь версию насчет того, что «забугорники» пытаются убрать отсюда базу? – спросил Котельников.

– Красивая фраза, Гоша, – сказал Кацуба. – Есть в ней чеканность и, я бы даже усугубил, некая лапидарность. Прям-таки Юлиан Семенов. Версия хорошая, Гоша. Аргументация скверная. Во-первых, базу никак нельзя назвать ни ключевым, ни особо важным звеном соответствующей системы. Задрипанная база, откровенно говоря, – с устаревшими ракетами, с ветхозаветными радарами и электроникой. Тихо догнивает база – если честно, между своими, господа офицеры. И я не предполагаю, что на сопредельной стороне сидят олухи, которым сие не известно… Во-вторых. Ни единого факта о наличии стоящей в тени иностранной агентуры у нас нет. А работать надо с тем, что есть.

– А что у нас есть? – усмехнулся Шишкодремов. – Один «Летучий Голландец», то бишь пресловутый сейнер. С которым ничегошеньки не ясно. После спусков можно будет говорить…

– А я к чему веду? – ухмыльнулся Кацуба. – К одному – не надо разводить раньше времени красивый треп о плащах и кинжалах… Кстати, Гоша, как там насчет хвостов?

– Ну, «Нива» тащится, – сказал Котельников. – Я к ней уже привыкать начал. Как питекантропы работают…

– Вот… – протянул Кацуба. – Ничего мы не имеем, кроме одного-единственного хвоста, работающего в стиле питекантропов. Можно, конечно, говорить, что они валяют дурака на публику… Кто-то горит желанием начать дискуссию? Никто? Вот и ладушки. Значит, часок времени у нас есть перед историческим визитом к мэру. Можно поваляться кверху брюхом, отдыхая от маленьких зелененьких экологических чертиков…

На месте Фаины Мазур увидел совершенно незнакомую женщину, постарше и гораздо неприветливее – типичную гостиничную цербершу старых времен. Ключи она плюхнула на стойку с таким видом, словно совершала величайшее одолжение, – а могла бы и на порог не пустить… Совершенно случайно оглянувшись у лестницы, Мазур встретил ее тяжелый, неприязненный взгляд, направленный в спину, как лучик лазерного прицела.

– Кр-рокодил… – тихо сказал Кацуба. – Какой контраст с нашей неповторимой Фаиной…

Он приостановился, ловко выдернул ключ из пальцев Мазура и сунул ему свой.

– Это зачем? – тупо спросил Мазур.

– Посиди часок в моем, – совсем шепотом сказал Кацуба. – Хочу проверить, не разучился ли в шахматы играть…

– Какие шахматы?

– Потом. Может, мне придется дураком выглядеть…

Мазур пожал плечами и замолчал, согласно той же армейской привычке – когда начальство нагружает непонятками, помалкивай в тряпочку…

– Только дверь не запирай, – шепнул Кацуба.

– Ты что, киллера ждешь?

– Жди я киллера, так и сказал бы…

Мазур вошел в полутемный номер Кацубы – все шторы были тщательно задернуты, так что в комнате не светлее, чем на глубине в пятьдесят метров, – зажег свет в гостиной. На столе так и красовались остатки богатого застолья. Дверь номера, как и приказывали, не запер.

И замер как вкопанный.

Выработанное профессией волчье чутье подсказывало – в номере кто-то был. Он и сам не знал, как выразить это знание словами, такое никогда и никому не удавалось, но ошибки случиться не могло.

Замер, слегка согнув колени и передвинувшись так, чтобы держать в поле зрения и дверь в спальню, и входную, и дверь в совмещенную с туалетом ванную. Текли секунды, но никто на него не бросался, никакого шевеления. И все же чужое присутствие не почудилось…

В спальне кто-то явственно пошевелился, то ли переступил с ноги на ногу, то ли шагнул поближе. Собравшись в тугой комок мускулов, Мазур передвинулся влево, несильным толчком ноги распахнул дверь в спальню. Атаки не последовало. Он тихонько позвал:

– Есть там кто?

Глаза уже привыкли к полумраку, он рассчитанным движением влетел в спальню, мимоходом нажал выключатель, развернулся в сторону, откуда следовало ожидать нападения.

И вновь встал столбом, совершенно опешив.

На него испуганно таращилась девица позднего школьного возраста, накрашенная, впрочем, в три слоя, как покосившийся забор, подмалеванный в преддверии визита президента. Выглядела девица так, словно только что вырвалась из лап сексуального маньяка – скромная белая блузочка разорвана и распахнута, предъявив взору дешевый розовый лифчик, юбка сползла, открыв на левом бедре розовые плавки, девчонка придерживает ее одной рукой, растрепанная, как ведьма…

– Ты что тут делаешь? – только и сообразил спросить Мазур.

Она молчала, придвигаясь вплотную, зыркая неумело подведенными круглыми глазами из-под падавших на лицо темных прядей.

– Эй! – сказал Мазур в полнейшей растерянности. – Ты откуда взялась, прелестное дитя?

Прелестное дитя одним прыжком оказалось рядом – и полоснуло его по физиономии всеми десятью коготками. А потом завизжало так, что заломило уши.

Мазур не успел ее отпихнуть, вообще ничего предпринять – с грохотом распахнулась дверь номера, в крохотную прихожую, торопясь и сталкиваясь, повалили плечистые субъекты, мелькнул красный околыш милицейской фуражки, и передний заорал:

– Стоять! Милиция!

«Ах, вот оно что, – подумал Мазур, до которого начинало кое-что помаленьку доходить. – Надо же так влипнуть…»

Он остался стоять, хотя мог бы свободно размазать по стене ближайших. Ворвавшиеся развернули бурную деятельность – двое, кинувшись на него, закрутили руки за спину и оттолкнули к стене, третий распахнул шторы, четвертый, окинув критическим взором образовавшуюся мизансцену, выскочил за дверь. Пятый – и единственный среди них, кто был в форме, – остался стоять у двери.

– Так-так-так, гражданин… – начал он скучным тоном.

И осекся. Обменялся с крепким парнем в штатском определенно растерянным взглядом. Державшие Мазура силой усадили его в единственное кресло, отошли – и в их глазах Мазур увидел ту же растерянность.

Он нисколько не потерял головы – привык не паниковать в ситуациях и поопаснее, – а потому моментально сделал кое-какие логические выводы. Все четверо казались удивленными не на шутку, а это имело одно объяснение – ловушка была поставлена на Кацубу. На кандидата наук Проценко, точнее говоря. Персональный капкан на конкретную дичь. Интересно, как они себя теперь поведут? Неужели улетучатся с извинениями? Глупо было бы с их стороны… Архиглупо. Впрочем, если их интересует конкретный человек…

В следующую минуту Мазур, не будучи спецом в тайной войне, все же без всякого труда определил, кто здесь главный, – парень в черно-белом свитере под распахнутой кожанкой, именно на нем скрестились вопрошающие, все еще растерянные взгляды остальных.

Девчонка стояла на прежнем месте, она таращилась на незваных гостей, тщетно ожидая подсказки. Не получив таковой, решила, должно быть, проявить инициативу, паршивка этакая, юный друг милиции, – заревела в три ручья, шумно и старательно:

– Он меня зазвал, сказал, нужно поговорить…

Похоже, главный принял решение: шагнул к Мазуру, уже весь из себя энергичный и собранный:

– Это что же получается, гражданин? Форменная попытка изнасилования. А еще из Санкт-Петербурга, интеллигентный вроде бы человек…

– Порвал на мне все… – захныкала «жертва педофила».

«Интересно, как этот визит сочетается с микрофонами? Вот смеху будет, если эта гоп-компания и те, кто устанавливал „клопов“, – две разные шайки…» Мазур решил, что пора немного возмутиться. Вынул носовой платок, старательно промокнул наугад зудящие царапины и произнес тоном оскорбленной невинности:

– Позвольте, что это все значит? И вообще вы кто такие? Документы хотя бы покажите…

По знаку главного милицейский вынул удостоверение, раскрыл и сунул под нос Мазуру:

– Старший лейтенант Никитин, уголовный розыск… Нехорошо, гражданин…

Больше никто никаких документов не предъявлял. Решили, должно быть, что и одного удостоверения достаточно. Распахнулась дверь, влетела грымза-администраторша. Последовала немая сцена – она, несомненно, тоже нацелена была на конкретную жертву, которой тут не оказалось. Главный сказал быстро, явно торопясь сориентировать ее в изменившейся обстановке:

– Вот такие у вас постояльцы, Елизавета Сергеевна. Вовремя мы вашу племянницу спасли…

Она оказалась умнее, чем Мазур полагал, поняла все влет. Побагровев весьма натурально, завопила:

– Ах ты скотина очкастая! – осеклась, вспомнив, что очков-то на охальнике как раз и не наблюдается, но тут же овладела собой. – Живут тут… всякие! Ты что с девчонкой делал, гнида? Да я тебя сама по стенке размажу, до милиции не доведу!

– Стоп-стоп-стоп, – сказал главный, проворно становясь между ней и Мазуром. – Елизавета Сергеевна, мы уж дальше сами, а вы пока что понятых организуйте…

Она мгновенно заткнулась, словно завернули кран, кивнула и чуть ли не бегом покинула место представления.

– Документы, – распорядился главный. Быстро полистал паспорт Мазура. – Игорь, доставай бумаги и давай по всей форме. Запах алкоголя… Следы ногтей на физиономии… Коль, а ты успокой девочку, уведи ее в ту комнату, и пусть она все как следует напишет… Ну, так что это вы тут вытворяете, гражданин Микушевич? Не знаете, что за такие номера полагается?

Похоже, спокойствие Мазура его чуточку сбивало с накатанной колеи.

Мазур решил, что не стоит изображать из себя чересчур уж явного супермена. Как-никак он, пусть и не очкастый интеллигент, был все же человеком сугубо штатским, столичным ассистентом ученых мужей. Следовало для приличия хоть немного понервничать. Кацуба это предвидел. Или нечто похожее. Значит, прикроют, если дело примет вовсе уж поганый оборот…

– Послушайте, – сказал он, подпустив некоторую дрожь в голос. – Это же недоразумение какое-то, что за глупости? Я же только что вернулся, зашел к себе, а она уже здесь торчала, в таком вот виде…

И подумал: сейчас будут пугать. Непременно начнут ломать.

Главный наклонился над ним и процедил весьма многозначительно:

– Ты эти сказочки будешь в камере рассказывать. Знаешь, как на нарах к таким вот относятся? Херово, мужик, раком тебя там поставят качественно… Понял, нет? – рявкнул он, стараясь этой неожиданном атакой привести клиента в нужное состояние.

«Щенок, – подумал Мазур, съежился в кресле, чтобы порадовать мучителя. – Знал бы ты некоего контр-адмирала по кличке Лаврик, видывал бы его за работой – не строил бы из себя сейчас папашу Мюллера…»

– Что молчишь? Язык в жопу ушел?

– Это какое-то недоразумение, – повторил Мазур. – Позовите моего начальника…

– Ага, сейчас приведу. Тебе, может, еще и шлюх с шампанским? – Он нависал, как глыба, пару раз делал вид, что собирается ударить, и Мазур исправно отшатывался, делая слабые попытки заслониться рукой. – Или адвоката тебе припереть? Нет у нас в городе адвокатов, был один, да на той неделе до белой горячки допился, в Завенягинск повезли… Тут тебе, козел, не столица, что захотят, то и сделают, понял, нет? До твоей столицы – как до Китая раком!

Появилась стерва Елизавета, гоня перед собой молоденькую девицу, судя по белому передничку, то ли здешнюю горничную, то ли буфетчицу, и благообразного седовласого мужичка в пижаме, явно выдернутого из своего номера.

Началась рутина – сначала обоим предъявили гражданина Микушевича и кратенько объяснили, что сей тать и педофил успел тут сотворить охального. Потом повели их в гостиную лицезреть девицу, все еще старательно хныкавшую. Мазур закрыл лицо руками, исправно притворяясь, что переживает жуткий душевный раздрай, а также нешуточную тревогу.

– Руки! – рявкнул мучитель. – Руки убери! На меня смотреть!

– Слушайте, да что за глупости… – промямлил Мазур очень даже испуганно. – Ну не трогал я ее!

– Это ты прокурору споешь!

Другие двое стояли по сторонам, время от времени шумно переступая с ноги на ногу, делая вид, что вот-вот врежут по почкам. Классическая обработка, вполне способная вогнать в депрессию человека мирного, психологического тренинга в жизни не проходившего, сроду не игравшего со смертью в орлянку…

Мазур украдкой покосился на единственного обмундированного члена команды. Что странно, он как раз никакого рвения не проявлял, сидел в сторонке и, такое впечатление, хотел, чтобы все побыстрее кончилось. «А может, это и не милиция вовсе? – подумал Мазур. – Может, он для них попросту служит прикрытием, и шустрые ребятки имеют честь украшать своими персонами ряды какого-нибудь иного крутого ведомства?»

Помаленьку он стал все больше утверждаться в этом мнении. Сидел, жалобно бубня, что он здесь ни при чем, что все это – трагическое недоразумение. Его продолжали пугать в три голоса, наперебой расписывая ужасы здешних камер и лютую свирепость будущих сожителей, которые ему покажут кузькину мать.

Наконец понятых вытурили, а следом выпроводили Елизавету. Принесли несколько листочков бумаги, исписанных крупным, неустоявшимся почерком, сунули Мазуру под нос и велели прочитать, предупредив, что, если попытается порвать, получит по хребту.

Он узнал, что, проходя по коридору, встретил несовершеннолетнюю гражданку Кузину Веронику Николаевну, каковую и зазвал к себе в номер с помощью самого низкого коварства, попросив помочь ему разобрать неразборчиво написанное на конверте название одной из здешних улиц – его, видите ли, попросили передать кому-то письмо, а он не возьмет в толк, как называется улица… Когда доверчивая девочка оказалась в номере гражданина Микушевича, означенный предложил ей за денежное вознаграждение вступить с ним в интимные отношения извращенным способом, а получив отказ, зверем накинулся на бедное дитя и принялся срывать одежду. Трагический финал предотвратил совершенно случайно проходивший по коридору старший лейтенант милиции Никитин…

«Так и есть, – подумал Мазур. – Все остальные фигурируют в сем историческом документе вовсе без фамилий, как „призванные на помощь граждане“. Интересно, что за контора прикрылась индифферентным к происходящему старлеем? Серьезная, если он вынужден плясать под их дудку, что твоя Каштанка…»

Вслед за тем сунули под нос протокол и рыкнули:

– Подписывай!

– Не буду, – твердо сказал Мазур.

И отказывался напрочь, как ни маячили возле физиономии ядреные кулаки. За все время его и пальцем не тронули, что внушало некоторые надежды.

– Ладно, – распорядился главный. – Поехали. Сейчас в дежурке с тобой сержанты потолкуют, потом в камере добавят вовсе уж обстоятельно…

На нем сноровисто защелкнули наручники и потащили к дверям. Мазур, почувствовав приближение решающего момента, воззвал голосом, способным разжалобить и камень:

– Мужики, да подождите, в самом деле! Может, как-то договориться можно? Я же вам не бич подвальный, в самом-то деле!

– Деньги совать будешь? – с любопытством спросил главный. – Еще одну статью заработать хочешь?

– Да нет, какие деньги! – орал Мазур, старательно упираясь каблуками в пол, выдираясь. – Давайте по-человечески, мужики! Может, можно как-то?

Его, согнув пополам, уже почти вытолкнули за дверь – и тут он услышал наконец-то голос главного:

– Погодите-ка… Посадите клиента.

Мазура тычком пихнули в кресло, он ушиб о поручни скованные за спиной руки, зашипел от боли сквозь зубы. Подняв голову, обнаружил, что остался один на один с главным, а дверь спальни тщательно прикрыта. И мысленно возликовал – клюнуло…

– Хреновые дела, Володя? – спросил главный, присевший напротив него на постель.

Особого сочувствия в его голосе не было – так, намек на простые человеческие чувства, таящиеся на дне души даже суровых службистов.

– Куда уж хреновее… – согласился Мазур.

– Положение у тебя паршивое. Даже если твои ученые дружки побегут жаловаться мэру, это тебя, Володя, не спасет. Мэр мэром, а органы органами. Дело чистое, санкцию на тебя прокурор выпишет не глядя. Конечно, могут тебя в конце концов вытащить, через родимую столицу, но пока все это устроят, париться тебе на нарах в херовейшей компании, и жизнь у тебя там будет вовсе уж печальная… Оно тебе надо?

– Ладно, – сказал Мазур, втягивая голову в плечи, сутулясь. – Я ведь тоже не вчера родился… Что от меня-то нужно?

– Ты свое положение хорошо прочувствовал?

– Да куда уж там… – боязливо огрызнулся Мазур. – На черта мне такое положение… Нет, ну занесло меня…

Собеседник повертел меж пальцев взятый со стола значок мастера спорта:

– И по какому ты, интересно, виду?

– Подводное ориентирование, – сказал Мазур чистую правду.

– Интересное, должно быть, занятие… Меня, между прочим, Дмитрием зовут. («Задушевка пошла, знакомо…» – подумал Мазур.) – И такое у меня впечатление, Вова, что не так ты прост, как кажешься. Как-никак – научный сотрудник…

– В нашей системе ты либо ночной сторож, либо научный сотрудник, – сказал Мазур. – Порядок такой. Кто не сторож, тот сотрудник, и наоборот. Еще, правда, лаборанты есть… Я, понимаешь ли, просто плаваю себе, где укажут…

– Меня это, честно говоря, вполне устраивает… – сказал Дмитрий. – Володя, я вовсе не зверь, что бы ты сейчас обо мне ни думал, но таков уж печальный сюжет – надо мной есть начальство, а когда оно приказывает, следует расшибиться в лепешку. Либо я тебя буду прижимать, либо начальство – меня…

– Ну, а что от меня-то надо? – спросил Мазур.

– Ничего особенного. После каждого рейса мы с тобой будем встречаться, как пара влюбленных, под покровом мрака, и ты мне будешь подробно – предельно подробно – рассказывать, что вы там нашли интересного, что вообще делали… Не особенно обременительно, по-моему?

– Ну, вообще-то… – пожал плечами Мазур.

– Договорились? – Он придвинулся поближе, глаза вновь стали жесткими. – Только я тебя душевно прошу, Володя, не вздумай вилять. Пока ты здесь, я до тебя всегда дотянусь и благодаря всем этим бумажкам, – он кивнул в сторону гостиной, – неприятностей обеспечу выше макушки. Места здесь глухие, только на самолете и выберешься, а в самолет еще попасть надо… Тяжеленько бродяге в чужой деревне, как деды говаривали… Я с тебя не буду брать никаких подписок – это все только в кино смотрится, – но ты накрепко заруби себе на носу, что шутить с нами не следует… Веришь?

– Верю, – со вздохом сказал Мазур.

– Значит, договорились?

– Договорились, – еще более тягостно вздохнул Мазур. – Только давай уж играть по-честному – когда мы будем отсюда уезжать, ты все эти бумажки при мне порвешь.

– Господи, Володя, да я все их тебе отдам, сам и порвешь… ты на меня не особенно обижайся, служба такая. Ну ладно, сейчас обговорим в темпе детали…

…Когда вся компания выкатилась из его номера, Мазур немного посидел, еще раз старательно прокручивая в памяти все происшедшее, потом вышел в коридор и постучался в свой номер. Кацуба отворил мгновенно. Мазур молча кивнул в ответ на его вопросительный взгляд.

– Пошли, Вова, по пивку ударим, – быстро предложил Кацуба.

В буфете они забрались в дальний угол. Мазур не заметил никого из участвовавших в спектакле. Прежде чем он успел открыть рот, Кацуба подмигнул:

– Ну как, умею я играть в шахматы?

– Умеешь, – признался Мазур.

– Слышно было, что в коридоре небольшой переполох и беготня… Понимаешь ли, расчет был простой: если кому-то понадобится информатор среди нашего теплого коллектива, сто против одного, что начнут с самого неказистого на вид, очкасто-бородатого интеллигента, которого можно ломать, как сухое печенье…

– Это-то я понял, – хмуро сказал Мазур.

– Тогда докладывай подробно и вдумчиво. Без собственных идей и интерпретаций – голые факты…

Он слушал, так и не задав ни единого вопроса, удовлетворенно щурясь. Закончив, Мазур фыркнул:

– Вот так и угодил в педофилы на старости лет…

– Надо же когда-нибудь начинать, – сказал Кацуба. – Лолита хоть ничего была?

– Кошка драная, – зло сказал Мазур, машинально потянулся потрогать подсохшие царапины, опомнился, убрал руку.

– Физиономия, конечно, у тебя стала весьма обаятельная, – задумчиво протянул Кацуба. – Под водой это не помешает?

– Ничуть. Коллагеном замажу…

– И то ладно. Для мэра придумаем что-нибудь, да и для Кати тоже надо сочинить что-то убедительное… Теперь давай об идеях и твоих собственных интерпретациях… Как думаешь, с кем тебя судьба столкнула?

– Не знаю, – сказал Мазур. – Но у меня стойкое впечатление, что ребятки эти – государственные. Служилые люди.

– Резон есть, – подумав, кивнул Кацуба. – В Шантарске этого не стоило бы утверждать со всей уверенностью – там масса бывших офицеров всевозможных структур давно пашут на частного хозяина, но в этом заповеднике картина иная, частных сыщиков тут отроду не видывали…

– Кто ж это?

– А хрен его знает, – признался Кацуба. – Говоришь, милиционер держался, как приневоленный?

– Полное впечатление.

– Что еще не доказывает, будто остальные не имеют к милиции никакого отношения. Может, у него попросту душа нежная, не приемлет подобных методов коллег… А может, все по-другому. Прокуратура, фээсбэшники, особисты из округа, пограничники, черт лысый… Хватает кандидатов.

– А эта твоя рыжая? Из уголовки?

– Вот на нее это как раз не похоже, – сказал Кацуба. – Во-первых, мы ее согласились взять с собой, во-вторых, она так топорно не работает. Это кто-то от отчаяния и бессилия, верно тебе говорю – позарез нужно знать, а возможностей-то и нету… Ладно. Это все детали, а зрить нужно в корень. Собственно говоря, сей визит добавил доводов в пользу нехитрой истины – здесь что-то чертовски нечисто… Если вокруг события или конкретной географической точки начинается странная возня, это в ста случаях из ста означает, что дело нечисто.

– Тебя это радует, похоже?

– Есть немного.

– Разведка боем? – покривил губы Мазур.

– Она, родимая. По моему глубочайшему убеждению, как ни крути, а ничего лучше разведки боем пытливая военная мысль не выдумала. Никто и никогда не кладет трупы штабелем просто так – исключая маньяков, понятно, но здесь-то присутствие маньяка не прослеживается. А трупов уже многовато для столь мирного уголка…

– Лишь бы их не прибавилось, – в сердцах сказал Мазур.

– Надо постараться, чтоб не прибавилось…

…Когда они втроем спустились в вестибюль, Мазур не без любопытства уставился на клятую Елизавету Сергеевну, однако на ее склочной физиономии не узрел не то что раскаяния, но и смущения. Сидела выпрямившись, словно аршин проглотила и выдержала его взгляд с невозмутимостью каменной бабы.

– Как племянница поживает? – не удержался он. – Такой милый ребенок, а уж фантазерочка…

– Хорошо поживает, – без запинки ответствовала Елизавета Сергеевна. – Дай бог каждому. А чтой-то у вас с личиком? Кошка оцарапала или об косяк неудачно зацепились?

Мазур мысленно плюнул и пошел к выходу.