Кто же ты, человек? (Что такое человек) - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора sveetlana (ч. 2)

нет на то причины, они не понимают, зачем они это делают. Это унаследованная

привычка, когда-то бывшая мыслью—то есть наблюдением внешнего явления и ценным

выводом, сделанным из него, подтвержденным жизненным опытом. Первый дикий бык

подметил, что, ориетируюсь на ветер, он может вовремя учуять врага и успеть

спастись; затем он заключил, что стоит держать нос по ветру. Это процесс, который

человек называет умозаключением. Умственная машина человека работает так же, как

и у любого другого животного, но она совершенней и более Эдисонская. Человек, будь

он на месте быка, пошел бы дальше, рассуждал бы больше: он бы повернул половину

стада лицом в другую сторону, чтобы тыл оставался прикрытым.

Y.M. Вы сказали, что термин инстинкт бессмысленен?

O.M. Я думаю, что это ублюдочное слово. Я думаю, что оно путает нас; потому что, как

правило, оно употребляется для обозначения привычек и побуждений, имеющих

дальним своим источником мысль, и время от времени нарушает это правило и

употребляется для обозначения привычек, которые тяжело назвать имеющими

источниками мысль.

Y.M. Приведите пример.

O.M. Когда человек одевает штаны, он всегда первой просовывает одну и ту же ногу—и

никогда другую. В этом нет никакого преимущества и здравого смысла. Все мужчины

это делают, хотя ни один из них не додумался до этого или перенял это в силу какой-то

цели, так мне представляется. Но это привычка, которая передается, и, наверное,

продолжит передаваться.

Y.M. Вы можете доказать, что эта привычка существует?

O.M. Ты сам можешь это доказать, если сомневаешься. Отведи мужчину в магазин

одежды и дай ему надеть дюжину пар брюк, и ты убедишься.

Y.M. Иллюстрация с коровами не--

O.M. Недостаточно наглядно показывает, что умственная машина дурацкого животного

такая же, как и у человека и у обеих процесс рассуждения одинаков? Я приведу

примеры. Если ты вручишь мистеру Эдисону коробку, которая неожиданно распахнется

каким-то скрытым механизмом, он сделает вывод о пружине, начнет охотиться за ней и

найдет ее. У моего дядюшки была старая лошадь, которая имела обыкновение трусить

в амбал, где хранились початки кукурузы нечестно поедать их. Мне самому за это

доставалось, потому что он думал, что это я забыл пораскинуть мозгами и в который

уже раз не вставил деревяный колышек, держащий дверь закрытой. Эти постоянные

наказания утомили меня; они также заставили меня предположить существование

злоумышленника; так что я спрятался и стал наблюдать за дверью. Мне не пришлось

ждать долго, так как вскоре притрусила лошадь, зубами вынула колышек, и открыла

дверь. Никто не научил ее этому; она наблюдала—и додумалась до этого сама. Процесс

ее мышления не отличался от процесса Эдисона; он сложил два и два вместе и сделал

вывод—и этот старый конь тоже; но я заставил его попотеть.

Y.M. Да, это было похоже на мысль. Но все же не такая замысловатая. Излагайте

дальше.

O.M. Предложим, что мистер Эдисон наслаждался чьим-то гостепреимством в их доме.

Затем один день он наносит им визит, а дом пустой. Он делает вывод, что его охозяин

съехал. Некоторое время спустя, в другом городе, он видит, как этот человек входит в

дом; он заключает, что это его новое жилище, и следует за ним, чтобы навести

справки. А вот как натуралист описал свой случай с чайкой. Рыбацкий поселок в

Шотландии, где в чайках души не чаяли. Одна из чаек прилетела в крестьянский дом; ее накормили; прилетела на следующий день, и ей снова не отказали; на следующий

раз зашла в дом и ела со всей семьей; и затем почти ежедневно повторяла свои

визиты. Но один раз чайка отсутствовала в деревне несколько дней, а когда вернулась, дом оказался пустым. Хозяева переехали в новый дом в трех милях от своего прежнего

жилища. Через несколько месяцев чайка повстречала главу семьи на улице, проводила

его до дома, вшла внутрь без оправданий и извинений, и снова стала частым гостем.

Умом чайки не блещут, но у этой была память и умственные способности, которые она

применила вполне по Эдисонски.

Y.M. Но она не была Эдисоном и никогда бы не развилась до его уровня.

O.M. Возможно что нет. А ты?

Y.M. Это не имеет значения. Продолжайте.

O.M. Если бы Эдисон попал в беду и какой-то незнакомец выручил бы его из нее, а на

следующий день Эдисон опять наступил бы на те же грабли, он бы рассудил, как ему

поступить, знай он адрес этого незнакомца. А вот происшествие с птицей и

незнакомцем, рассказанное натуралистом. Англичанин увидел, как птица летает над

головой его пса в его землях и издает протяжные крики. Он пошел туда проверить.

Оказалось, что у собаки во рту был птенец, которым она не успела полакомиться.

Джентльмен вызволил птицу и увел своего пса. На следуюющее утро спозаранку птица

прилетела к этому джентельмену, который отдыхал на веранде, и своими маневрами

показывала ему, чтобы он последовал за ней—летя немного в отдалении от него и

дожидаясь, пока он не нагонит ее, держась ветреной стороны. Он бежал за ней 400

ярдов. Та же собака опять стала злоумышленницей; она снова поймала ее птенца, и

снова осталась ни с чем. Матерь-птица все рассудила правильно: так как незнакомец

уже выручил ее, она сделала вывод, что он снова поступить так же; она знала, где

найти его, и уверенно метнулась за ним. Ее умственный был процесс был таким же,

каким мог бы быть у Эдисона. Она сложила две вещи вместе—а это и ЕСТЬ мысль—и из

нее вывела логическую последовательность выводов. Эдисону есть, чему

позавидовать.

Y.M. Вы думаете, что множество глупых животных способны думать?

O.M. Да-- слоны, обезьяны, лошади, собаки, попугаи, ара, пересмешник, и множество

других. Слон, товарищ которого провалился в яму, кидал туда грязь и мусор до тех пор, пока уровень не поднялся достаточно высоко, чтобы пленник выбрался, был наделен

умственными способностями. Я думаю, что все животные, которых можно научить

каким-либо вещам через учебу и дрессировку, должны знать, как наблюдать,

складывать две вещи вместе и делать вывод—процесс мышления. Можешь ли ты

научить идиота обращаться с оружием, наступать, отступать, по твоему приказу

участвовать в учебным маневрах?

Y.M. Нет, если он полный идиот.

O.M. Канарейкам это все под силу; собак и слонов можно научить многим

изумительным вещам. Они обязаны уметь подмечать, складывать подмеченное вместе,

и говорить себе, "Теперь я понял: когда я поступаю так и так, согласно заказу, меня

хвалят и кормят; когда я ослушиваюсь, меня наказывают." Блоху можно научить почти

всем вещам, которые умеет делать Конгрессмен.

Y.M. Даже допуская, что тупые животные могут думать скудным образом, есть ли среди

них такой, который бы мыслил на более высоком уровне? Который мог бы уподобиться

человеку?

O.M. Да. Как мыслитель и проектировщик, муравей стоит наравне с любым племенем

дикарей; как знаток-самоучка в нескольких искусствах, он превосходит любое племя

дикарей; и в одном или двух умственных способностях он находится на недосягаемой

высоте от любого человека, цивилизованного или дикаря!

Y.M. Побойтесь Бога! Вы разрушаете интеллектуальный барьер, разделяющий животное

и человека.

O.M. Я прошу твоего прощения. Нельзя упразднить то, чего не существует.

Y.M. Вы это не всерьез, я надеюсь. Вы не можете всерьез настаивать на том, что такого

барьера нет.

O.M. Кроме шуток. Случаи с лошадью, чайкой, птицей и слоном показывают, что эти

создания смогли сопоставить две вещи вместе, как бы поступил на их месте и Эдисон, и сделать из них выводы, как сделал бы и Эдисон. Их умственная машина была такой

же, как и у него, и образ ее работы не отличался. Их снаряжение было, разумеется, ниже по качеству, чем Страсбургские часы, но это и было единственной разницей—

никакого барьера нет.

Y.M. Это выглядит невыносимо правдиво и оскорбительно. Это поднимает тупых

животных на-

O.M. Давай забудем об этом слове и будем называть их Не Явившие себя Создания;

насколько нам пока известно, тупых животных не существует.

Y.M. На основании чего вы это заявляете?

O.M. Все очень просто. "Тупое" животное подразумевает животного без умственной

машины, без понимания, без речи, без способа передать, что у него на уме. Мы знаем, что у курицы ЕСТЬ речь. Мы не понимаем всего, что она кудахчет, но мы легко узнаем

две или три фразы. Мы понимаем, когда она говорит:"Я снесла яйцо"; мы понимаем, когда она сообщает цыплятам:"Бегите сюда, я нашла червяка"; мы знаем, когда она

предупреждает их о опасности: "Торопитесь, быстрее, соберитесь под матерью, ястреб

пролетает!" Мы понимаем кошку, когда она потягивается, журча с привязанностью и

удовлетворением и приподнимая свой мягкий голос:"Давайте, котята, ужин готов"; мы

понимаем, когда она причитает: "Где они могут быть? Они потерялись. Помогите мне

найти их?" и мы понимаем постыдного Тома, когда он зовет ее в полночь со своего

ангара:"Иди сюда, ты, плод распутных связей, у тебя шерсть на дыбы встанет!" Мы

понимаем несколько фраз собаки и мы учимся понимать несколько фраз птиц или

других животных, которых мы одомашнили. Ясность и точность разговоров куриц мы

понимаем как довод в пользу того, что она может передавать своим сородичам сотни

вещей, которые мы не разбираем-короче говоря, она способна разговаривать. И этот

довод также применим и ко всем другим видам армии Не Явивших себя. Как это похоже

на человеческое тщеславие и пустозначимость обозвать животных тупыми только

потому, потому что они кажутся ему таковыми из-за его неуклюжего восприятия. А

теперь о муравье--

Y.M. Да, поведайте мне о муравье, создании, которое—как вам кажется—отметает

последние остатки барьера между человеком и Не Явившими себя.

O.M. Все так и есть. За всю свою историю абориген из Австралии не додумался

построить себе дом. Муравей же-удивительный архитектор. Крохотное создание,

которое строит прочные и устойчивые дома 8 футов высотой—дом, который больше

него самого во столько же раз, во сколько самый большой капитолий или собор в мире

больше человека. Ни одно племя дикарей не сконструировало такую гениальную

архитектуру. Ни один цивилизованный народ не порождал архитекторов, способных

построить такое же приспособленное для жилья строение. Дом включает в себя

комнату королевы; детские сады для малышей; амбары для еды; квартиры для ее

армии, рабочих, и так далее, и разнообразные холлы и коридоры, которые сообщают

их между собой, организованы и проведены с обученным и наметанным глазом для их

удобства и пригодности.

Y.M. Это может быть просто инстинктом.

O.M. Он бы вознес дикаря, если бы тот его имел. Но давай взглянем еще пристальней, прежде чем вынесим вердикт. У них есть солдаты--батальоны, полки, армии; у них есть

назначенные капитаны и генералы, ведущие их в битву.

Y.M. Это тоже, должно быть, инстинкт.

O.M. Идем дальше. У них есть система правительства; она грамотно продумана,

искусна, и работоспособна.

Y.M. Опять инстинкт.

O.M. Уних толпы рабов, а их королева-несправедливый и жестокий деспот,

использующий рабский труд.

Y.M. Инстинкт.

O.M. у них есть коровы, которых они доют.

Y.M. Конечно, инстинкт.

O.M. В Техасе они раскидывают ферму 12 футов в квдрате, засеивают ее, избавляют от

сорняков, выращивают, собирают урожай и хранят его.

Y.M. Опять-таки инстинкт.

O.M. Муравей отличает друга от незнакомца и по-разному к ним относится. Сэр Джон

Луббок взял муравьев из двух разных гнезд, напоил их виски и положил их,

бессознательных, рядом с одним из гнезд, неподалеку от воды. Муравьи из гнезда

вышли к ним навстречу, изучили и обсудили этих постыдных созданий, затем завели

своих товарищей в гнездо, а незнакомцев вышвырнули в воду. Сэр Джон провел этот

опыт несколько раз. Некоторое время трезвые муравьи заносили своих пьяных

товарищей в гнездо-как они и поступили в перый раз—довели друзей до дома, а

незнакомцев вышвырнули. Но в конце концов у них лопнуло терпение, потому что их

товарищи продолжали в том же духе, и они и незнакомцев, и своих друзей бросили за

борт. Разве это инстинкт, или это содержательное и разумное обсуждение чего-то

ранее невиданного—абсолютно нового—для их опыта? С вынесенным вердиктом,

принятым решением, приведенным в исполнение? Это ли инстинкт?—мысль,

окаменевшая за годы привычки—или совершенно новая мысль, вдохновленная новым

происшествием и обстоятельствами?

Y.M. Я должен признать это. Это не было результатом привычки; это имеет все

признаки размышления, мысли, соединения двух вещей вместе, как вы это объясняете.

Я верю, что это была мысль.

O.M. Я приведу тебе очередной пример мысли. На столе в комнате у Франклина лежала

чашка с сахаром. Туда заползли муравьи. Он несколько раз ставил им преграды; но

муравьям они были нипочем. Наконец он ухитрился отрезать их доступ к столу—должно

быть, поставил ножки стола в ведерца с водой, или обвел смолой вокруг чашки, точно

не помню. Как бы тами ни было, он ждал, что же они предпримут. Они пытались и так, и эдак-и терпели неудачу за неудачей. Он их не на шутку озадачил. В конечном счете

они посовещались, рассмотрели проблему, пришли к решению—и на этот раз они

утерли нос великому мыслителю. Они сформировали процессию, пересекли пол,

вскарабкались по стене, продвинулись по потолку прямо до точки над чашкой, и один

за другим попрыгали прямо в нее! Это ли инстинкт—мысль, унаследованная и

окаменевшая за годы привычки?

Y.M. Нет, это не было инстинктом. Мне думается, по-новому мотивированный план,

выведший из из нового критического положения.

O.M. Очень хорошо. Ты признал существование мыслительных способностей в двух

случаях. Я подхожу теперь к той особенности сознания, которая делает муравья на

голову выше любого человека. Сэр Джон Луббок доказал посредством множества

экспериментов, что муравей мгновенно отличает своего от незнакомца, даже когда

этого постороннего окрасили краской. Он также доказал, что муравей знает каждого

муравья из своего гнезда, а их там пятьсот тысяч. И после годичного отсутсвия одного

из них муравей в ту же секунду распознает блудного сына и нежно попривествует его.

Как они узнают друг друга? Не по цвету, потому что в перекрашенных муравьях

признавали своих. И не по запаху, потому что окунутые в хлороформ муравьи были

также признаны. И не по по разговору или сигналам усиками и их ощупыванию, так как

одурманенные и бесчувственные муравьи были распознаны и их друзья не

церемонились с незнакомцами. Они все были муравьями, и следовательно друзей

приходилось различать по внешнему облику и свойствам—друзей, составлявших

ничтожную часть огромного муравейника! Знаком ли тебе человек, который может

потягаться с муравьем своей памятью на внешний вид и характерные черты?

Y.M. Разумеется нет.

O.M. Муравьи Франклина и муравьи Луббока продемонстрировали превосходные

мыслительные способности складывания двух вещей вместе в новых и в небывалых

ранее экстренных случаях и приходили на их основе к проницательным выводам—точь-

в-точь умственный процесс человека. С помощью памяти человек сберегает свои

наблюдения и рассуждения, размышляет над ними, что-то прибавляет к ним,

использует разные комбинации, и продолжает шаг за шагом, идет к результатам—от

чайника к хитроумному двигателю океанского судна; от личного труда к рабскому

труду; от вигвамов к дворцам; от непостоянной охоты до сельского хозяйства и

хранения еды; от кочевой жизни к стабильному государству и сосредоточенной в его

руках власти; через разрозненные орды к многочисленной армии. Муравей наблюдает с

помощью умственной способности и сохраняет наблюдение с помощью поразительной

памяти; он повторил человеческое развитие и важнейшие черты его цивилизации, а ты

зовешь это инстинктом!

Y.M. Возможно, что мне самому недостает умственных способностей.

O.M. Тогда просто больше не веди таких неразумных речей.

Y.M. Мы прошли долгий путь. Как я понимаю, результатом его должно стать то, что мне

придется признать, что нет абсолютно никакого интеллектуального барьера между

Человеком и Не Явившими себя Созданиями?

O.M. Это то, что ты должен признать. Этого барьера нет—против этого факта ничего не

попишешь. Внутри человека просто более совершеная и способная машина, чем у них, но все та же машина и работающая по тому же принципу. И ни он, ни они не управляют

этим механизмом—он беспощадно автоматичен, неподвластен контролю, работает,

когда соизволит, а когда соблаговолить не хочет, вынудить его невозможно.

Y.M. Значит человек и другие животные подобны друг другу по своему умственному

механизму, и никакой громадной разницы между ними нет, кроме того как в качестве, но не в сущности.

O.M. Вся разница в умственной силе. Есть определенные ограничения у каждой

стороны. Мы не понимаем многое из того, что они говорят, но собак, слонов и других

можно научить понимать многое из того, что говорим мы. В этих пределах они стоят

выше нас. С другой стороны, их нельзя научить читать, писать или каким-то другим

нашим превосходным вещам, и здесь вверх берем уже мы.

Y.M. Ну и поделом с их умственными способностями; есть еще преграда, которую им ни

за что не одолеть. Они обделены Нравственным Чувством; у нас же оно есть, и это

превозносит нас на недосягаемую для них высоту.

O.M. Из чего ты делаешь такой вывод?

Y.M. Бросьте свои фокусы-давайте предохнем немного. Я уже наслушался от вас других

бесчестных и безумных вещей и сыт ими по горло; Вы не посмеете и этом уравнять

животных с человеком.

O.M. Я и не собирался возносить человека на такую высоту.

Y.M. Это уже слишком! Нельзя шутить такими вещами.

O.M. Я говорю на полном серьезе, я просто воспроизвожу очевидную и простую истину

—пусть даже и жестокую. То обстоятельство, что человек отличает хорошее от плохо, говорит о его ИНТЕЛЛЕКТУАЛЬНОМ превосходстве над другими животными; но тот

факт, что он МОЖЕТ творить зло, говорит о его НРАВСТВЕННОЙ неполноценности по

отношению к любому другому созданию, которое на это НЕ СПОСОБНО. И я полагаю,

что моя точка зрения неуязвима.

Свобода Воли

Y.M. Что вы думаете по поводу Свободы воли?

O.M. То, что ее не существует. Обладал ли ею человек, пожертвовавший старой

женщине свой последний шиллинг и отправившийся продираться сквозь ненастье?

Y.M. У него был выбор между тем, прийти ли ей на помощь или бросить ее страдать.

Разве не так?

O.M. Да, ему пришлось выбирать, между комфортом своего тела и комфортом своего

духа. Тело, разумеется, взывало к нему—еще бы ему оставаться безмолвным; дух тоже

не стоял молча в сторонке. Ему пришлось вибирать между двумя просьбами и выбор

свой он сделал. Кто или что предоперделило его выбор?

Y.M. Любой кроме вас сказал бы, что этот человек сам определил свой выбор,

посредством которого он реализовал Свободу воли.

O.M. Нас постоянно заверяют, что каждый человек наделен Свободой воли, и что он

может и должен проявлять ее, когда ему предлагается выбор между хорошим

поведением и не очень. Хотя мы явно увидели в случае этого человека, что никакой

Свободы воли у него и в помине не было: его темперамент, его воспитание, и

ежедневные влияния, которые вылепили его и сделали таким, какой он есть,

ВЫНУДИЛИ его выручить старую женщину и тем самым спасти СЕБЯ—спасти от

душевной боли, от нестерпимого душевного страдания. Это не он сделал выбор, он был

сделан ЗА него силами, неподвластными ему. Свобода своли всегда существовала на

СЛОВАХ, где она и заканчивается-перед лицом ФАКТОВ. Я бы не использовал эти слова

—Свобода воли—а называл бы это по-другому.

Y.M. Как?

O.M. Свободный выбор.

Y.M. А в чем разница?

O.M. Одни подразумевают неограниченную возможность ПОСТУПАТЬ так, как тебе

заблагорассудится, другие подразумевает всего лишь УМСТВЕННЫЙ ПРОЦЕСС: важную

способность определять, какая из двух вещей наиболее правильна и справедлива.

Y.M. Разъясните, пожалуйста, поподробнее разницу.

O.M. Разум может свободно РАЗЛИЧАТЬ, ВЫБИРАТЬ и УКАЗЫВАТЬ на правильную и

справедливую вещь—но на этом его назначение и заканчивается. Дальше в дело он не

суется. У него нет власти требовать совершения правильного поступка и отказа от

совершения неправильного. Эти полномочия в других руках.

Y.M. Человека?

O.M. В руках машины-в его прирожденных склонностях, нраве и характере, который

выковали в нем воспитание и окружающая среда.

Y.M. Она совершит правильный поступок?

O.M. Она поступит так, как соблаговолит по обстоятельствам дела. Машина Джорджа

Вашингтона поступала правильно; Машина Писарро поступала неправильно.

Y.M. Значит, как я это понял, умственная машина плохого человка невозмутимо и

рассудительно указывает, какая из двух вещей правильная и справедливая--

O.M. Да, и его НРАВСТВЕННАЯ машина свободно поступает так или иначе, по закону

своей конструкции, и ей будет наплевать, что по этому поводу чувствует РАЗУМ—то

есть было бы наплевать, если бы у разума были чувства, которых нет. Он лишь

термометр: он показывает, когда холодно или жарко, и ему по барабану до обеих этих

вещей.

Y.M. Тогда мы не имеем права утверждать, что когда человек ЗНАЕТ, какая из двух

вещей правильная, он во что бы то ни стало ОБЯЗАН совершить ее?

O.M. Его темперамент и его воспитание решат, как ему поступить, и он их не

ослушается; поделать ничего он не может, ведь никакой власти у него нет. Разве Давид

не правильно поступил, выйдя на бой с Голиафом и лишив его жизни?

Y.M. Правильно.

O.M. Значит это было бы ПРАВИЛЬНО для каждого поступить так же, как и он?

Y.M. Разумеется.

O.M. Значит, и для прирожденного труса было бы ПРАВИЛЬНО бросить вызов Голиафу?

Y.M. Было бы-да.

O.M. И тебе хорошо известно, чти ни один трус не посмел бы так поступить?

Y.M. Да.

O.M. Тебе известо, что натура и темперамент прирожденного труса были бы

абсолютной и непокоримой планкой, препятствовавшей бы ему решиться на это?

Y.M. Да, мне это известно.

O.M. Он ясно отдает себе отчет, что было бы ПРАВИЛЬНО поступить как Давид?

Y.M. Да.

O.M. У его разума есть Свободный выбор определить, что это было бы правильным

поступком?

Y.M. Да.

O.M. Что же тогда случилось с его Свободой воли, если он по причине врожденной

трусости не может дотянуть до этой планки? Где эта хваленная Свобода воли? Зачем

утверждать, что он наделен ЕЮ, если простые факты говорят сами за себя? Зачем

заключать, что только потому, что Давид и он считают ПРАВИЛЬНОЙ одну и ту же вещь, они и ПОСТУПАТЬ должны одинаково? Зачем стричь под одну гребенку льва и козла?

Y.M. Свободы воли и в самом деле не существует?

O.M. Так мне кажется. Есть ВОЛЯ. Но она не имеет ничего общего с УМСТВЕННЫМ

РАЗЛИЧИЕМ ДОБРА И ЗЛА, и не находится под его властью. Темперамент и воспитание

Давида владели ВОЛЕЙ, и этой силе нельзя было противостоять; У Давида не было

выбора, он должен был склонить голову перед ней. Темперамент и воспитание

малодушного тоже владели ВОЛЕЙ, и этой силе нельзя было противостоять; она

приказывает ему избегать опасности, и он склоняет перед ней голову, у него нет

выбора. Но ни Давид, ни малодушный не владеют ВОЛЕЙ—волей, которая может

поступать либо хорошо, либо плохо, исходя из того, какой вердикт вынесет их РАЗУМ.

Не две ценности, а одна

Y.M. Есть одна вещь, не дающая мне покоя: я не могу понять, где вы проводите черту

между жаждой МАТЕРИАЛЬНОГО и жаждой ДУХОВНОГО.

O.M. Я и не рисовал ее.

Y.M. Что вы имеете ввиду?

O.M. Такой вещи, как жажды МАТЕРИАЛЬНОГО, не существует. Любая жажда только

духовная.

Y.M. Все стремления, желания, амбиции только ДУХОВНЫЕ, и никогда не

материальные?

O.M. Да. Властелин внутри тебя во ВСЕХ случаех требует, чтобы ты удовлеворял его

дух—и только его. Он никогда не требует ничего другого, и ни в чем другом не

заинтересован.

Y.M. Позвольте! Когда он жаждет чьих-то денег—разве это не бесспорно материльно?

O.M. Нет. Деньги это просто символ, который представляет в видимой и реальной

форме ЖЕЛАНИЯ ДУШИ. И так называемая материальная вещь, которую ты жаждешь,

тоже всего лишь символ: ты алчешь ее не ради нее САМОЙ, но потому что она

удовлетворит твой дух на тот момент.

Y.M. Приведите пример.

O.M. Отлично. Допустим, вещь, которой ты так страстно домогаешься, это новая шляпа.

Ты заполучаешь ее и твое тщеславие довольно, твой дух удовлетворен. Допустим, твои

друзья обсмеяли ее: она сразу же теряет свою ценность; ты стыдишься ее и убираешь

ее куда подальше, и видеть ее больше не хочешь.

Y.M. Я начинаю понимать. Продолжайте.

O.M. Она все та же шляпа. Она ничем не изменилась. Но ты не ШЛЯПЫ хотел, а того, что она собой символизировала-то, что удовлетворило бы твой дух. Когда она не

справилась со своей задачей, вся ее ценность сошла на нет. Нет МАТЕРИАЛЬНЫХ

ценностей; есть лишь духовные. Ты тщетно будешь искать материальную ценность,

которая ПОДЛИННА и РЕАЛЬНА, потому что таковой не существует. Единственной

ценность, которую она в себе несет, даже на долю секунды, это духовная ценность: убрать ее- она тотчас же сделается бесполеной—как та шляпа.

Y.M. Вы могли бы распространить это на деньги?

O.M. Да. Они только символ, не несущий МАТЕРИАЛЬНОЙ ценности; ты думаешь, что ты

жаждешь сами деньги, но это не так. Ты желаешь их, потому что они принесут тебе

духовной комфорт; если же они не преуспеют в этом, ты увидишь, как быстро растает

их ценность. Есть душераздирающая история о человеке, который работал как Папа

Карло, неутомимо и ненасытно, пока он не заработал целое состояние, и был счастлив

и восторгался им; затем бубонная чума в одну неделю забрала всех его близких и он

остался один. Ценность его денег ушла вместе с ними. Он понял, что захлебывался от

восторга не ради самих денег, но от духовного удовлетворения, которое он получал от

вида своей радостной семьи, получавшей удовольствие от наслаждений, пришедших

вместе с деньгами. Деньги не несут МАТЕРИАЛЬНОЙ ценности; если убрать духовное

удовлетворение, приносимое ими, они всего лишь отбросы. И так же со всеми вещами, большими или малыми, величественными или банальными—исключений нет. Короны,

скипетры, пенни, драгоценности, дурная слава деревни, мировая слава—ничто из этого

не несет МАТЕРИАЛЬНОЙ ценности: пока они удовлетворяют дух-они драгоценны,

когда же они не справляются-они ничтожны.

Сложный вопрос

Y.M. Вы продолжаете смущать и путать меня с вашей уклончивой терминологией.

Иногда вы разделяете человека на две или три отдельные личности, каждая со своей

властью, юрисдикцией и обязанностями, и когда вы так рассуждаете, мне тяжело

ухватить нить разговора. Например, когда я говорю о человеке, я говорю о нем, как об

одном целом, и его легко созерцать.

O.M. Это приятно и удобно, если это правда. Когда ты говоришь "мое тело", что значит

"мое"?

Y.M. Это значит "Я."

O.M. Значит тело это собственность, и Я владеет им. Кто же это Я?

Y.M. Я как ЕДИНОЕ ЦЕЛОЕ; это моя собственность; неделимое владение,

распространенное на все существо.

O.M. Если Я восхищается радугой, разве всё Я восхищается ею, включая волосы, ноги, пятки так далее?

Y.M. Разумеется нет. Мой РАЗУМ восхищается ею.

O.M. Значит, Ты сам ьоже разделяешь свое Я. Все разделяют; все должны разделять.

Что же тогда Я?

Y.M. Я думаю, что Я должно включать себя эти две части-тело и разум.

O.M. Ты так думаешь? Когда ты говоришь "Я верю, что земной шар круглый," какое "Я"

это говорит?

Y.M. Разум.

O.M. Когда ты говоришь "Я скорблю об утрате своего отца," кто это "Я"?

Y.M. Разум.

O.M. Проводит ли разум умственную работу, когда он рассматривает и принимает

доказательства того, что мир круглый?

Y.M. Да.

O.M. Проводит ли он умственную работу, когда он скорбит о потере отца?

Y.M. Это не отправление мозговой деятельности, это вопрос ЧУВСТВА.

O.M. Значит его источник не в твоем разуме, но на твоей НРАВСТВЕННОЙ территории?

Y.M. Я должен признать это.

O.M. Является ли разум частью твоего физического составляющего?

Y.M. Нет, он независим от него; он духовен.

O.M. Значит, будучи духовным, он не может быть затронут физическими

воздействиями?

Y.M. Нет.

O.M. Остается ли он трезвым, когда тело опьянело?

Y.M. Ну- нет.

O.M. Значит, здесь ПРИСУТСТВУЕТ вещественный эффект, не так ли?

Y.M. Выглядит так.

O.M. Расколотый череп повредил разум носителя. Отчего так случилось, если разум

духовен и НЕЗАВИСИМ от физических влияний?

Y.M. Я не знаю.

O.M. Когда у тебя болит ного, как ты узнаешь об этом?

Y.M. Я чувствую боль.

O.M. Но ты не чувствуешь ее до тех пор, пока по нервным окончаниям о ней не

просигнализируют в мозг. Выходит, что разум обретает в мозгу, не так ли?

Y.M. Наверное, так.

O.M. Недостаточно духовен, чтобы знать, что происходит на его окраинах без помощи

физического СООБЩЕНИЯ. Ты понимаешь теперь, что вопрос о том, кто или что есть Я, не так то прост. Ты говоришь "Я восторгаюсь радугой," и "Я верю, что мир круглый," и

в этих случаях мы наблюдаем, что говорит не Я, а только УМСТВЕННАЯ часть. Ты

говоришь, "Я горюю," и опять-таки говорит не все Я, но только НРАВСТВЕННАЯ часть.

Ты говоришь, что разум духовен; затем ты говоришь "Я чувствую боль" и

обнаруживаешь, что на этот раз Я-это сумма Умственного и Духовного. Мы все говорим

"Я" в таком неопределенном стиле, и этому ничем не помочь. Мы представляем

Властелина или Короля над, как ты говоришь, Единым целым, мы говорим о нем как

"Я," но когда мы пытаемся загнать его в рамки, нам это не удается. Разум и чувства

могут работать вполне НЕЗАВИСИМО друг от друга; мы признаем это, и мы ищем

взглядом Правителя, которому они оба повинуются и который может служить как

ЧЕТКО ВЫРАЖЕННОЕ и НЕОСПОРИМОЕ "Я," и который даст нам понять, о ком или о чем

мы ведем речь, когда мы используем это местоимение, но нам приходится уступать и

горечью признавать, что мы его не нашли. Я считаю,что Человек-это машина,

состоящая из множества механизмов, нравственная и умственная часть которой

работают автоматически в соответствии с побуждениями внутреннего Господина,

который составлен из врожденного темперамента, скопления многочисленных внешний

влияний и воспитания; машина, чьей единственной задачей является сохранение

духовного комфорта своего Господина, будь его капризы злыми или добрыми; машина, чья Воля аблосютна и которой он должен покоряться, не может не покоряться.

Y.M. Может быть Я-это душа?

O.M. Может быть. Что такое душа?

Y.M. Я не знаю.

O.M. Никто не знает.

Страсть Господина

Y.M. Кто такой Властелин?—или, иначе говоря, Совесть? Объясните это.

O.M. Это тот непостижимый самодержец, заключенный в человеке, который заставляет

человека удовлетворять его желания. Это может быть названо Страстью Господина—

жажда Самоодобрения.

Y.M. Где он находится?

O.M. В нравственной составляющей человека.

Y.M. Он приказывает ради блага этого человека?

O.M. Ему безразлично благо человека- он никогда не озадачивает себя ничем, кроме

удовлетворения своих желаний. Его можно ВОСПИТАТЬ предпочитать вещи, идущие на

благо человеку, но он будет предпочитать их лишь потому, что они удовлетворят его

больше других вещей.

Y.M. Тогда выходить, что даже когда он воспитан предпочитать высокие идеалы, он все

равно ищет своего удовлетворения, а не пользы для человека?

O.M. Это правда. Воспитан или не воспитан, он с высокой колокольни смотрит на благо

человека и ничуть себя им не заботит.

Y.M. Значит, она являет собой Аморальную силу, заключенную в нравственной

составляющей человека.

O.M. Это БЕСЦВЕТНАЯ сила, заключенная в его нравственной составляющей. Давай

назовем ее инстинктом—слепым и нерассуждающим инстинктом, который не может и не

различает между нравственным и безнравственным и которому плевать на человека-

главное, чтобы он сам был удовлетворен; и он ВСЕГДА будет следить за своим

удовлетворением.

Y.M. Он ищет денег и вероятно полагает, что они являются благом для человека?

O.M. Он не всегда охотится за деньгами, не всегда жаждет власти, поста, или других

МАТЕРИАЛЬНЫХ преимуществ. Во ВСЕХ случаях он жаждет ДУХОВНОГО

удовлетворения, какими угодно СПОСОБАМИ. Его желания определены темпераментом

человека—и он его хозяин. Темперамент, Совесть, Склонность, Духовная Потребность-

это все одна и та же вещь. Ты ведь слышал о людях, котором было наплевать на

деньги?

Y.M. Да. Ученый, который не оставлял своего чердака и своих книг ради поста в

компании с огромной зарплатой.

O.M. Он должен быль удовлетворять своего господина—то есть свой темперамент, свои

Духовные потребности—и предпочел деньги книгам. Еще есть другие похожие случаи?

Y.M. Да, отшельник, например.

O.M. Это хороший пример. Отшельник храбро переносит одиночество, голод, холод и

множество других неудобств, чтобы удовлетворить своего самодержца,

предпочитающего эти вещи-молитву и созерцание- деньгам или другой роскоши,

которую на них можно купить. Есть ли другие примеры?

Y.M. Да. Художник, поэт, ученый.

O.M. Их деспоты получают огромное удовольствие от их занятий, прибыльных или не

очень, и предпочитают их каким-либо другим на рынке. Ты понимаешь, что Страсть

Господина- Удовлетворение собственного духа—заботит себя еще кучей вещей помимо

так назыаемых материальных благ, материального благополучия, денег, и так далее?

Y.M. Я должен признать это.

O.M. Мне тоже так кажется. Есть, наверное, так же много Темпераментов, совершенно

индифферентных к тяготам, сутяжничеству и признанию работы на ниве общественной, как и тех, которые спят и видят эту работу. Один из наборов Темпераментов ищет

духовного удовлетворения, и только его; точно того же добивается другой набор. Они

оба не добиваются ничего другого, кроме как удовлетворения духа. Если Темперамент

убогий, то и дух такой же; в обоих случаях это правда. И в обоих случаях Темперамент

определяет предпочтение—а с Темпераментом РОЖДАЮТСЯ, он не создается.

Вывод

O.M. Ты находился в отпуске?

Y.M. Да, я был в прогулке по горам. Вы готовы продолжать разговор?

O.M. Да, конечно. С чего мы должны начать?

Y.M. Два дня и две ночи, отдыхая в кровати, я раздумывал над нашим с вами

разговором, над всеми нашими разговорами и ничего не упустил из виду. С таким

итогом:что... что... вы собираетесь в один прекрасный день опубликовать ваши мнению

о Человеке?

O.M. Время от времени на протяжении вот уже 20 лет Властелин внутри меня никак

решиться до конца, приказать ли мне изложить это на бумаге и напечатать. Должен ли

я объяснить тебе, почему он до сих пор не издал этого приказа, или ты сможешь

объяснить эту простую вещь без моей помощи?

Y.M. Согласно вашей доктрине, это проще выеденного яйца: внешние влияния

побудили Господина внутри вас издать вам приказ; более сильные внешние влияние

удержали его от этого. Без внешнего воздействия ни одно из этих побуждений не могло

явиться на свет, так как мозг человека не в состоянии произвести на свет ни одну

идею.

O.M. Все верно. Продолжай.

Y.M. Решать, будет ли это опубликовано или нет, все еще предстоит вашему Господину.

Если в какой-то день внешнее влияние окончательно склонит часу весов в какую-либо

сторону, он сделает вам приказ, которому вы подчинитесь.

O.M. Все верно. Итак?

Y.M. Долгие раздумья привели меня к выводу, что опубликование ваших идей может

нанести непоправимый вред. Вы меня извините за откровенность?

O.M. Извинить ТЕБЯ? Ты ничего не натворил. Ты всего лишь орудие—мегафон, рупор.

Рупоры не отвечают за то, что через произносится. Внешние влияния-в виде

проходящих через всю жизнь обучений, воспитания, представлений, предубеждений, и

другого поддержаного импорта—убедили Властелина внутри тебя, что опубликование

этих доктрин будет пагубным шагом. Очень хорошо, это естественно, этого следовало

ожидать, в каком-то смысле это было неизбежно. Но продолжай; и для простоты и

удобства следуй привычке:излагай от первого лица и расскажи, что твой Хозяин обо

всем этом думает.

Y.M. Для начала: это опустошающая теория; она не вдохновляет, не приводит в

восторг, не окрыляет. Она отнимает у человека его великолепие, забирает у него его

гордость, вырывает из него героизм, отрицает его личные заслуги; не только разжалует

его в машину, но и утверджает, что у него нет над нею власти; делает из него

кофейную мельницу и не позволяет ему ни поставлять кофе, ни крутить рычаг, и

объявляет его единственной и жалкой функцией молоть грубо или изящно, крупно или

мелко, в соответствии с его натурой, предоставляя внешним влияниям делать всю

работу.

O.M. Ты все верно подметил. Скажи мне—чем люди больше всего восхищаются друг в

друге?

Y.M. Интеллектом, храбростью, величавостью, красивой внешностью, милосердием,

щедростью, великодушием, благородством, добротой, героизмом, и--и--

O.M. И этого достаточно. Это БАЗИСНЫЕ категории. Добродетель, сила духа, святость, правдивость, верность, высокие идеалы—эти и другие связанные с ними качества,

которые ты найдешь в словаре, СДЕЛАНЫ ИЗ БАЗИСНЫХ категорий путем их смешения,

сочетания, ретуширования и комбинирования, так же как мы смешиваем синий и

желтый, чтобы получить зеленый, и создаем несколько оттенков и тонов красного,

видоизменяя элементарный красный. Есть несколько элементарных цветов; радуга

включает их все; из них мы изготавливаем и даем название 50 их оттенкам. Ты назвал

элементарные цвета человеческой радуги, и еще одну СМЕСЬ--героизм, который

создается из храбрости и благородства. Отлично; какие из этих категорий их

обладатель производит сам? Может это интеллект?

Y.M. Нет.

O.M. Почему?

Y.M. Он рождается с ним.

O.M. Может это храбрость?

Y.M. Нет. Он рождается с ней.

O.M. Может это величавость и красивая внешность ?

Y.M. Нет. Он с ними рождается.

O.M. Возьми остальный—категории моральных качеств-- милосердие, щедрость,

великодушие, доброта; плодоносные семена, из которых произрастают, через

возделывание посредством внешний влияний, множество смесей и комбинаций

добродетелей, названия которых ты найдешь в словаре:производит ли человек эти

семена, или они уже заложены в нем?

Y.M. Они заложены в нем.

O.M. Кто же их заложил в него?

Y.M. Господь.

O.M. Чья это заслуга?

Y.M. Господа.

O.M. А великолепие, о котором ты трубил, и рукоплескания?

Y.M. Господа.

O.M. Тогда это ТЫ унижаешь человека, а не я разжалую его. Ты заставляешь его

требовать славы, восхваления, лести за каждую ценную вещь, которой он владеет-

целиком ВЗЯТЫМ ВЗАЙМЫ нарядом; даже ниточка с которого не заработана им самим,

ни одно его деталь не изготовлена его трудом. ТЫ делаешь человека мошенником;

Разве я не по чести с ним поступил?

Y.M. Вы сделали из него машину.

O.M. Кто разработал этот искусный и великолепный механизм, человеческие руки?

Y.M. Бог.

O.M. Кто продумал закон, согласно которому они автоматичеки извлекают из клавиш

пианино замысловатые звуки музыки, безошибочно, когда человек затерян в своих

мыслях или беседует с другом?

Y.M. Господь.

O.M. Кто выдумал кровь? Кто изобрел удивительный механихм, который машинально

перегоняет ее, обновляющуюся и освежающуюся, день за днем, без помощи или совета

человека? Кто создал разум человека, чей механизм работает автоматически,

интересует себя чем ему будет угодно, независимо от воли и желания человека,

трудится ночь напролет, когда ему это взбредет, глухой к просьбам о пощаде? Господь

изобрел это все. Это не я сделал человека машиной, эта заслуга целиком в руках Бога.

Я всего лишь как тот мальчик Андерсена, который кричал, «А король-то, голый», и

больше ничего. Разве это постыдно-призвать обратить внимание на факт? Это

преступление?

Y.M. Я думаю, что ПОСТЫДНО обнажать тот факт, которой ничего, кроме урона, не

принесет.

O.M. Продолжай.

Y.M. Взглянем правде в глаза. Человека всегда учили, что он был величайшим чудом

Творения; он верит в это; за все годы он ни разу в этом не усомнился, будь он голым

дикарем или разодетым в шелка и приобщенным к цивилизации. Это делало его сердце

жизнерадостным, а жизнь веселой. Он был горд собой, он искринне восхищался собой, он получал удовольствие от достижений, которые считал своей заслугой, его

ликование, когда его дела восхваляли и рукоплескания, которые они вызывали—этого

возвеличивало его, приводило в восторг, подталкивало его подниматься все выше и

выше; одним словом, придавало его жизни смысл. Но согласно вашему проекту, все это

упразднено; он понижен до статуса машины, он никто, его благородство и чувство

собственного достоинства увяли до тщетности; как бы он из кожи вон не лез, он

никогда не будет лучше своего самого невзрачного и бестолкового соседа; он никогда

больше не будет радостным, его жизнь не будет стоить того, чтобы ее прожить.

O.M. Ты в самом деле так считаешь?

Y.M. Да.

O.M. Ты хоть раз видел меня унылым и несчастным?

Y.M. Нет.

O.M. Ну, я верю во все эти вещи. Почему же они не сделали меня несчастным?

Y.M. А, да-темперамент, конечно! Уж ЕГО-то вы никогда не упустите из виду.

O.M. Все правильно. Если человек родился с грустным темпераментом, ничто его не

осчастливит. Если же он родился с веселым темпераментом, ничто не сделает его

несчастным.

Y.M. Что—даже унижающая система взглядов, от которых кровь стынет в жилах?

O.M. Взглядов? Всего-навсего взглядов? Просто убеждений? Они бессильны. Их усилия

будут тщетны, если на их пути встанет врожденный темперамент.

Y.M. Я этому не верю.

O.M. Сейчас ты поспешил с выводами. Это говорит о том, что ты необдуманно

исследовал факты. Кто самый жизнерадостный из всех твоих близких друзей? Это ведь

Берджесс?

Y.M. Конечно.

O.M. А кто самый унылый? Генри Адамс?

Y.M. Он самый!

O.M. Я с ними хорошо знаком. Они крайности, аномалии; их темпераменты так же

противоположны, как полюса. Их жизненные превратности очень похожи—но посмотри,

что в получается в итоге! Они примерно ровесники—им около пятидесяти. Берджесс

всегда был бодрый, оптимистичным, счастливым; Адамс всегда был мрачным,

отчаявшимся, подавленным. Когда они были молоды, они подвизались журналистами в

провинции—но потерпели фиаско. Берджесс было как с гуся вода; Адамс не мог выжать

из себя улыбки, он мог только печалиться и сокрушаться о том, что произошло и мучить

себя бесплодными сожалениями о том, почему он не поступил вот так и вот так, а

вместо этого поступил вот так—ТОГДА бы он преуспел. Они пробовали себя в

юриспруденции—снова неудача. Берджессу все было нипочем-- он не мог ничего с

собой поделать. На Адамса было жалко смотреть—и он тоже поделать ничего не мог.

Начиная с тех самых пор, они перебровали множество вещей и всегда терпели крах:

Берджесс оставался таким же веселым и жизнерадостным; Адамс-с точностью да

наоборот. И мы абсолютно точно знаем, что их врожденные темпераменты ни на йоту

не переменились от их материальных передряг. Взглянем же на их интеллектуальные

упражнения. Оба были рьяными Демократами; оба были ревностными

Республиканцами; оба были усердными членами партий. Берджесс всегда находил

счастье, а Адамс-несчастье в этих политичеких убеждениях и их смене. Каждый из них

был какое-то время Пресвитерианцем, Унитарианцем, Методистом, Католиком—затем

опять Пресвитерианцем, затем опять Методистом. Берджесс не падал духом в этих

переменах, а Адамс они ввергали в смятение. Сейчас они пробуют Христианскую науку

с таким же привычным результатом, с неизбежным результатом. Никакая политическая

и религиозная доктрина повергнет в уныние Берджесса или вселит радость в Адамса. Я

заверяю тебя, что это дело чисто темперамента. Убеждение мы ПРИОБРЕТАЕМ, с

темпераментами РОЖДАЕМСЯ; убеждения меняются, но ничто не поколеблет

темперамент.

Y.M. Вы привели пример двух крайностей.

O.M. Да, полдюжины других-это модификации этих крайностей. Но закон тот же. Когда

темперамент на две-трети веселый, или на две-трети унылый, никакие политические

или религиозные убеждение пропорциию не изменят. Большинство темпераментов

уравновешены; интенсивности отсутствуют, и это позволяет народу учиться

приспосабливать себя к своим политическим и религиозным обстоятельствам и

предпочитать их, довольствоваться ими и, наконец, предпочитать их. Нации не

ДУМАЮТ, они ЧУВСТВУЮТ. Они получают свои чувства поддержаными, через

темпераменты, не через мозги. Народ можно примирить—силой обстоятельств, не

доводов –С ЛЮБЫМ ВИДОМ ПРАВИТЕЛЬСТВА ИЛИ РЕЛИГИИ, КОТОРУЮ ТОЛЬКО МОЖНО

ИЗОБРЕСТИ; со временем, он будет приспосабливаться к ним; позднее он будет

предпочитать их другим и яростно отстаивать их. Если хочешь примеров, взгляни на

всю историю: Греки, Римляне, Персы, Египтяне, Русские, Немцы, Французы, Англичане, Испанцы, Американцы, Южноамериканцы, Японцы, Китайцы, Индусы, Турки—тысячи

диких и одомашненных религий, любой вид правительства, который только придет в

голову, от тигра к домашней кошке, и каждая народ, УВЕРЕННЫЙ в том, что только у

него самая истинная религия и самое разумное правительство, презирающие друг

друга, каждый- осел и не видящий бревна в своем глазу, каждый гордый своим

иллюзорным превосходством, каждый совершенно уверенный, что он избранник

Господа, каждый с непоколебимой уверенностью взывающий к НЕМУ на помощь в годы

войны, каждый безмерно изумленный тем, что ОН принимает сторону противника, но

по привычке извиняющий это и возобновляющий метать бисер—одним словом, все

человеческие народы довольны, всегда довольны, настойчиво довольны, неистребимо

довольны, счастливы, благодарны, горды, НЕСМОТРЯ НА ТО, КАКУЮ ИСПОВЕДЫВАЮТ

РЕЛИГИЮ, НЕСМОТРЯ НА ТО, КТО ПОВЕЛЕВАЕТ ИМИ-ТИГР ИЛИ ДОМАШНИЙ КОТ. Я ведь

дело говорю? Ты знаешь, что да. Счастлива ли человеская порода? Ты знаешь, что это